о осматривая холмы. - Помнишь Шорти? Мы вместе воевали в Пакистане. Тамошние <черные пижамы> пользовались точно таким же трюком. Кто-нибудь из них нарочно позволял засечь себя и, как только его замечали, тут же нырял в заросли. Всегда находился хоть один болван, который бросался в погоню. Его жертва оставляла извилистый и запутанный, но всегда заметный след. А когда преследователь углублялся в заросли так далеко, чтобы уже не найти обратной дороги, след внезапно обрывался. Здесь охотника и поджидали. Мы потеряли так кучу молокососов. Я испуганно оглянулся. Все кругом было розовым. Ни горизонта, ни неба, ни земли - одна розовая муть. Несколько голых кустов на ветру, дюны - и больше ничего. По спине пробежали мурашки. Розовый морозный пейзаж почему-то больше не умилял. Я повернулся к Дьюку и спросил: - Думаешь, здесь то же самое? Он хмуро посмотрел на меня: - Не знаю. Я не видел твою тварь и не представляю себе, чего она хочет и как вообще работают ее мозги. К тому же здесь не Пакистан. Но одна мысль не покидает меня. Прости, сынок, но я могу сравнить все это лишь с одним - с пакистанской рулеткой. Дьюк называл меня <сынком>, только когда говорил о чем-нибудь очень важном и хотел, чтобы я прислушался к его словам. - Возвращаемся, - решил я. - Я знал, что ты согласишься. - Он показал направление: - Нам туда. - Иди первым. Я поплелся за Дьюком. След вился между кустами. Я даже не представлял, что мы столько раз поворачивали. Внезапно Дьюк остановился и показал вперед: - Смотри. Траншеи с отпечатками ластоногих снова и снова пересекали наш след, пока не затоптали совсем. Кто-то все время шел за нами по пятам. Дьюк медленно поднял огнемет и поводил им из стороны в сторону, держа на прицеле кусты. - Хорошо... Теперь им известно, что мы знаем об их присутствии. - Его глаза под очками прищурились. - Если они собираются напасть, то сейчас самое время. - Только не надо стоять здесь и дискутировать. Пошли дальше! - Одну минуту. - Дьюк снял с ремня маленький пластиковый диск. - Без пеленгатора не обойтись. - Полсекунды он изучал диск, потом шагнул в другую сторону. - Не отставай, Джим. Розовый снег падал все гуще. Его частицы стали крупнее - большие розовые шарики, крутящиеся в полете, напоминали одуванчики. Я попробовал поймать один, но он рассыпался и исчез, едва коснувшись моей ладони. - Мы попали в эпицентр пурги, - сказал я. - Да. Ветер поднимается. Лучше поспешить. Воздух в баллонах на исходе. Я кивнул. Видимость становилась все хуже и хуже. В двадцати метрах ничего не было видно. - Джим, становится глубоко. Пора снова замораживать. - Хорошо. - Я поравнялся с Дьюком и выпустил морозное облако. Жидкий азот парит на открытом воздухе. Пудра хрустела и рассыпалась, наст скрипел под ногами. Дьюк сверился с пеленгатором и показал направление. Я опять выстрелил из фризера. Мы осторожно двинулись дальше. - Как ты думаешь, они могут напасть в такой вьюге? - спросил я. - Это естественная среда их обитания, - ответил Дьюк. - Похоже, здесь они свободно ориентируются. Пока не окажусь внутри вертушки, я не буду чувствовать себя в безопасности. - Он взглянул на пеленгатор. - Чуть левее, Джим. Мы уже почти дошли до спуска... - О! - Я остановился. - Что там? Дьюк подошел и вгляделся в розовый сумрак. Их было трое. Они напоминали кроликов с болтающимися ушами. Или щенков. Коротенькие толстые тельца покрывал блестящий розовый мех. А может, его припорошило пудрой - поди разбери. Большие круглые лица с короткими тупыми рыльцами. Подробности терялись под слоем розового искрящегося пуха, ни носов, ни ртов не было видно, а глаза щурились от пыли узкими щелочками. Пыль покрывала их с головы до ног. Словно китайчата на фабрике сахарной ваты. Кроличьи уши. Щенячьи мордочки. Это не вязалось с моими представлениями о пришельцах из космоса. И уж во всяком случае, с представлением о разумной жизни на Хторре. Их лица не выражали ни доброжелательности, ни враждебности, ни любопытства. Но в том, что мы находимся в центре их внимания, сомневаться не приходилось. Покосившись на Дьюка, я вздрогнул: еще пятеро подкрадывались к нам сзади. Я резко обернулся. Из кустов выходили все новые и новые кроликособаки. Они шли отовсюду. Мы попали в окружение. В. Что сказал хторранин, проглотив включенную бензопилу? О. Крепкий поцелуй. 15 РОЗОВАЯ МГЛА Каждая ошибка - лишний повод для самоистязания. Соломон Краткий Дьюк первым нарушил молчание и очень ласково сказал: - Ну вот, опять ты втянул меня в историю. Я взглянул на него. - Для пострадавшего вы держитесь весьма неплохо. Дьюк не ответил, он изучал кроликособак, пытаясь выявить вожака. Потом спросил: - Ты вроде бы считаешься ученым. Как по-хторран-будет <друг>? - Единственное хторранское слово, которое я знаю, переводится как <жратва>. - Тогда не стоит начинать, пока мы не выясним, что они едят. - Они... нетравоядные. - Откуда ты знаешь? - Глаза расположены на лицевой части черепа. Хищникам необходимо стереоскопическое зрение, чтобы выслеживать жертву. А жертве положено иметь глаза по бокам головы, чтобы вовремя заметить хищника. По крайней мере, на нашей планете принято так. Я могу ошибаться, но... Если они едят мясо, то, вероятно, обладают интеллектом. - Почему? - Много ли надо мозгов, чтобы щипать траву? Дьюк немного подумал и кивнул. Кроликособаки не двигались - просто сидели и смотрели на нас. - Держу пари, - добавил я, - что эти существа всеядны. Согласно теории Коэна, интеллект в первую очередь развивается у охотников, но сохраняется лишь у тех из них, кто не зависит от охоты целиком. - Ну? - поинтересовался Дьюк. - Так грозит нам опасность или нет? - Оружия у них нет... А если они разумны, то должны быть удивлены не меньше нас с тобой. Дьюк медленно повернулся, рассматривая кольцо ма-леньких, на удивление терпеливых китайчат. - Неверные предпосылки, Джим. - Чем же они неверны? - Я тоже изучал зверюшек. - Ты заранее предполагаешь, что эти существа разум ны. А если нет? Чем не волчья стая? Мысль ошеломила меня. Дьюк был прав. Я без всяких на то оснований с одного взгляда очеловечил кроликосо-бак, вполне естественно предположив, что любое гума-ноидоподобное существо обязано быть разумным. - К сожалению, ты прав, Дьюк. - Извиняться будешь потом. Сначала надо выбраться отсюда. Одна из фигурок шевельнулась и апатично почесала ухо задней лапой. Точь- в-точь кутенок. Черт возьми! Эти зверюшки выглядят слишком забавными, чтобы таить опасность. Я взглянул на Дьюка: - Ты по-прежнему считаешь их волчьей стаей? - Сейчас не до гипотез, - осадил он меня и с хрустом пошел по мерзлой пудре. Кое-где она уже растаяла, и там его ботинки чавкали, как по грязи. Дьюк отошел немного и остановился. Две кроликосо-баки, сидевшие прямо на его пути, поднялись и, возбужденно кулдыкая, замахали лапками. Дьюк оглянулся на меня. Что делать? Кроликособаки тоже переглянулись и заверещали, как бурундуки, только тоном ниже. Одна скакнула к другой и принялась махать руками, как руководитель группы поддержки на стадионе. Она кулдыкала и пищала, обращаясь к соседке, заламывала свои маленькие обезьяньи лапки, сплетала кисти и трясла ими, словно смешивала мартини, подпрыгивала, поднимая клубы розовой пудры, а потом схватила себя за щеки и растянула их в странной смешной ухмылке. Ее соседка строила забавные гримасы и лепетала что-то в ответ. Все это напоминало жаркий спор. Вторая кроликособака потрясала сжатыми кулачками, ворчала и топала, поднимая еще большие клубы розовой пыли. Первая кроликособака сильнее выразила свое неудовольствие. Она ухватила спорщицу за щеки и растянула их, перекосив ее мордочку набок. Потом отпустила щеки, и они с громким шлепком приняли нормальную форму. Но вторую кроликособаку это не впечатлило. Она погрозила первой пальцем, извивающимся, словно щупальце. Спор возобновился. Тембр голосов изменился, будто на магнитофоне увеличили скорость воспроизведения. А потом все вдруг стихло. Кроликособаки превратились в любовную пару: гладили друг друга, ворковали, как голуби, прижимались рыльцами к щекам. Поговорив еще немного, уже более спокойным тоном, они замолчали и повернули мордочки к нам. - И я должен воспринимать их всерьез, да? - осведомился Дьюк. - После такого представления? Я пожал плечами. - Нас двое, а их - туча. - Я оглянулся. Кроликосо-бак стало значительно больше. Все время подходили новые. - Сейчас или никогда, Дьюк. - Согласен. Он шагнул вперед... На этот раз заверещали все сразу. С писком и кулдыканьем зверьки подпрыгивали на месте - зрелище смешное и страшное одновременно. - Охлади-ка немного их пыл, Джим, - предложил Дьюк. - Может, тогда нам дадут пройти. Кивнув, я прицелился в середину пустой полосы между нами и кроликособаками и, легонько коснувшись спуска, выпустил клуб морозного пара. Они бросились назад, испуганно вереща, но панике не поддались и не разбежались. Существа принюхивались к воздуху, болезненно морщась от холода, потом поскакали на исходные позиции. - Я могу заморозить парочку, - сказал я. - Но вряд ли это пойдет на пользу будущим контактам. Дьюк подумал и покачал головой. - Пожалуй, немного огня будет кстати. Он поднял огнемет. Краем глаза я уловил какое-то движение. - Дьюк! Постой. Дьюк замер. Сквозь розовую пыль приближалось что-то большое и темное. Я уже знал что. Вот зачем нас держали здесь - ждали его. Это был огромный червь. Пять метров в длину и около двух в обхвате. Глаза его были прикрыты - для защиты от пыли. И тут я увидел на черве кроликособак. Самая крупная сидела на вершине мозгового сегмента и погоняла червя, чирикая и похлопывая по спине. Толстощекое существо вело себя как заправский водитель автобуса. Сзади расположились еще три кроликособаки. Ни дать ни взять туристы, только видеокамер не хватает. Если бы они не сидели на двухтонной всеядной твари, можно было бы посмеяться. Хторр плавно остановился, повернул морду к нам, моргнул и издал тихую трель: <Трллп?> Потом снова закрыл глаза и, казалось, задремал. Я посмотрел на Дьюка. Мне еще не доводилось видеть такого покорного червя. Дьюк поймал мой взгляд и пожал плечами, но огнемет держал по-прежнему наготове. Кроликособаки, оседлавшие червя, что-то спросили у тех, которые окружали нас. Те заверещали в ответ. Несколько полезло на спину хторра, чтобы держать совет с вновь прибывшими. Дьюк чуть-чуть опустил огнемет. - Джим, как тебе это нравится? - Не знаю. Хочется думать, что эти кролики все же наделены интеллектом, пусть более низким, чем у червей. Черви - хозяева, кроликособаки - свора, а мы, так сказать, почетные гости на их сегодняшней охоте. Дьюк внимательно меня выслушал. - Сейчас нам надо побыстрее шевелить мозгами. С одним червем мы справимся. Но все семейство нам не одолеть. Я кивнул. - Собираешься пустить в ход огнемет? Дьюк не ответил. Он поудобнее перехватил оружие и Расставил ноги пошире. Червь внезапно проснулся. Его глаза выкатились наружу и уставились прямо на Дькжа. В то же мгновение все кроликособаки с тявканьем спрыгнули на землю. Я пытался понять, что происходит. Червь пробулькал: <Хторрллпп?>, вопросительно посмотрел на Дьюка и пополз вперед. <Не-е-т!> ... Дьюк выстрелил. Влажность - только она спасла Дьюка, уверен. Та влага, что осталась в воздухе после жидкого азота. На какую-то долю секунды огненная струя зависла, а затем рванулась назад и окутала Дьюка. Не успел он вскрикнуть, как вдруг превратился в пылающий оранжевый факел. Виновата была пыль. Она оказалась такой мелкой, что не горела, а взрывалась. Даже порошкообразный водород не столь опасен. Не раздумывая, я направил фризер на Дьюка и выстрелил. Пламя исчезло почти мгновенно. С шипением и треском в воздух поднялись огромные клубы холодного пара. Где-то внутри находился Дьюк. Я обязан был это сделать, иначе целый океан пудры взорвался бы и превратился в огненный смерч - у меня не было выбора. На месте Дьюка показалась черная обугленная фигура. Она повалилась ничком. Кроликособаки исчезли, словно растворились в розовом мареве. Червь тоже. Я даже не заметил, когда они убрались. Остались только мы с Дьюком посреди еще тлеющего черного кратера. У меня наступила разрядка. - Ах ты, сукин сын! - кричал я, шлепая к нему по грязи. - Я же кричал: <Подожди!> Тебе что, никто не рассказывал о зерне на элеваторах? О пыли? Кретин, упрямый осел! - Я снял с Дьюка баллоны с горючим и перевернул на спину. Он был еще жив и дышал отрывисто и хрипло. Маска и очки спасли лицо и легкие. Значит, у него оставался шанс. Может быть, оставался... Я приподнял Дьюка за ремни амуниции, намотал один из них на руку и потащил. Нести командира в этой пыли мне было не под силу. Ругался я не переставая. Все кругом вдруг потеряло очертания, стало неясным и расплывчатым. Даже солнце исчезло. Небо и земля слились. Я не видел собственных рук. Если я выпущу Дьюка, то уже не найду. Я слышал о белой мгле в Антарктиде, но сейчас угодил в переделку покруче - в калифорнийскую розовую мглу. Я не знал, где нахожусь. Но что еще хуже - я не знал, где находится вертолет. В. Что бы вы сказали хторранину, атакующему батальон? О. Не балуйся с едой. 16 ГОСПОДЬ Недостаток десяти заповедей в том, что в них слишком часто повторяется <не делай...> и слишком редко - <делай...>. Соломон Краткий Я замер. Надо идти дальше - но куда? Я полностью потерял ориентировку и боялся сделать хоть шаг из страха, что пойду не туда. Вертушка могла находиться всего в Нескольких метрах от нас, но разглядеть ее было невозможно. Неправильный шаг означал смерть. Я стоял, парализованный страхом, и дрожал от понимания собственной беспомощности. Надо что-то делать! Дьюк нуждался в безотлагательной помощи, да и воздуха у нас оставалось совсем немного. Еще этот пеленгатор куда-то запропастился. Тем временем розовая мгла стала еще плотнее, видимость приблизилась к нулю. Я обязан предпринять что-то. Немедленно. Даже если это окажется ошибкой. Я ни разу не свернул, пока тащил Дьюка, значит, по-прежнему двигаюсь куда надо? Черт его знает! Направив фризер вперед, я выпустил струю. Послышалось шипение, лицо обдало холодом. Я рассчитывал на успех, но все-таки потихоньку продвигался, пробуя почву ногой, прежде чем ступить. Но как я ни осторожничал, нога вдруг провалилась в пустоту. Мы покатились по длинному откосу и врезались в сугроб. Теперь я уже не мог разобрать, где верх, где низ: со всех сторон нас окружали комья розовой паутины. Я выстрелил из фризера туда, куда, по моему мнению, следовало идти. Холод словно разбудил меня. Я задержал дыхание, сел, потом кое-как встал. Ремень Дьюка по-прежнему намотан на мою руку. Слава Богу! Он со мной. Я снова двинулся вперед, измотанный, злой. Проклятье! Я, Джим Маккарти, не желаю умирать такой смертью! Я еще молод, мне всего двадцать четыре! Это так мало! Я нужен, я незаменимый специалист в войне против Хторра! - Эй, Боже! Слышишь? Говорит Джеймс Эдвард Маккарти! Ты поторопился! Я еще мало жил! Давай рассудим по совести. Шатаясь, я волок Дьюка, распыляя перед собой холод и стараясь не поскользнуться. Теперь я не знал, куда иду. - Эй, Боже, подай знак! Хоть какой-нибудь, любой. Пожалуйста, спаси меня, спаси Дьюка. Ну хорошо, спаси хотя бы Дьюка. На моей совести уже смерть Шорти. Разве этого мало? Позволь мне спасти Дьюка, а? Потом можешь забрать меня, если хочешь. Я устал умирать, Господи... - Слезы мешали мне говорить. - Прости меня, Боже, я был глуп. Пожалуйста. Мне казалось, что Ты готовил меня к большему. Но ведь так у Тебя ничего не получится, верно? В горле пересохло. Голос сел. Я и сам не знал, зачем все это говорю - просто надо что-то говорить, пока я еще могу идти. И вдруг что-то произошло. Что-то изменилось. Я осознал, чем занимаюсь. И вспомнил, как Дьюк однажды посоветовал: <Попробуй, иногда помогает>. Меня снова начали душить слезы. Все это глупо. Но... Я действительно хотел, чтобы Господь услышал меня. Если бы это было возможно. - Я не знаю, как сделать, чтобы Ты услышал меня, правда, не знаю. Я буду просто говорить с Тобой, хорошо?.. Позволь начать с самого начала. Я ведь делаю это ради Дьюка. Я всегда был эгоистом и... Да, да, я знаю, что Ты не можешь спасти одного Дьюка, без меня, но... Ноги шагали, язык работал. Я двигался вперед и молился: - Боже... Не знаю, верю ли в Тебя. Не знаю, существуешь ли Ты. Никогда не задумывался над этим. Значит... я лишь еще один проклятый ханжа, зовущий Тебя на помощь, когда не остается никакой надежды. Я схожу с ума, Боже! Впрочем, это не совсем так. Я всегда думал, что однажды у меня появится шанс добраться до сути. Ты меня слушаешь? Я споткнулся и упал ничком в розовую пыль. Каким-то непонятным образом ремень Дьюка вырвался из руки. Я даже почувствовал, как он ускользает. Я лежал в пыли абсолютно неподвижно: Дьюк был от меня в нескольких сантиметрах, и если я пошевелюсь, то могу потерять его. Надо быть осторожным. Очень осторожным. Поднявшись на колени, я перегнулся как можно дальше назад и стал шарить в пыли. - Пожалуйста, Боже, позволь мне найти Дькжа. Мне больше ничего не надо. Только найти его. В ушах слышался какой-то посторонний звук, но я не обращал на него внимания. Я должен найти Дьюка! Осторожно начал разворачиваться, моля Господа, чтобы не съехать дальше по склону, потом лег плашмя и вытянул руки как можно дальше. Мои пальцы прикоснулись к чему-то, вцепились... Рука Дьюка. Спасибо Тебе, Господи! Я нащупал его лицо. Розовая пелена накрыла весь мир. Боже упаси еще раз увидеть такое! Только бы Дьюк был жив. Я прижался к его лицу и попытался прислушаться. Кругом стоял адский шум, но из- под маски доносился хрип. Он дышал! Это была райская музыка. Спасибо, Господи! А теперь помоги мне дотащить его до вертушки. Шум в ушах становился все громче и неприятнее. Настойчивее. Что это за чертовщина? Похоже на сирену. Я замер и, затаив дыхание, прислушался. Пыль поглощала звук. Казалось, он доносится откуда-то издалека, хотя на самом деле был где-то рядом. И напоминал рыдания. Да это же сирена! Сквозь розовую мглу доносились серии коротких нарастающих завываний. Вертушка? Или что-то еще? Но чем бы это ни оказалось, оно находилось слева. Я шел не туда! Впрочем, уже не важно. Спасибо, Господи! Я обмотал ремень вокруг пояса, поднялся на ноги, повернулся лицом по направлению к источнику звука и шагнул вперед, таща Дьюка за собой. Теперь я слушал только сирену. Она выла, как сотня демонов. Как маленькая сучка, которую били. Захлебывающиеся пурпурные визги. Только они в этом мире были розовыми. Всеми силами я стремился к ним. Жидкий азот примораживал пыль. Под ногами хрустели и, потрескивая, рассыпались пушистые комья паутины. Все по-прежнему оставалось розовым. Но я слышал сирену и знал, что теперь мы спасены! Спасибо Тебе, Боже. Спасибо! Значит, есть еще для меня работа, есть! В. Как хторране называют пуделя? О. Закуска. 17 ПЫЛЬ Нужное находишь в самом дальнем углу. Соломон Краткий На вертушку я просто наткнулся. Как нашел люк - не знаю. Просто начал шарить по обшивке и, не переставая, стучал и кричал. Машина зарылась в пудру так глубоко, что пришлось колотить по крыше. - Лиз! Открывай свою чертову дверь! Люк неожиданно распахнулся прямо перед носом, и я упал в него, даже не успев ничего понять - просто упал, провалился, потянув за собой Дьюка. Сверху полетела пыль. Кто-то потащил меня вперед. Послышалось: - О Боже... - Позаботься о Дьюке! - крикнул я. - Я в порядке. Займись Дьюком! - Подожди! Я закрою люк! - крикнула в ответ Лиз. - Пыль летит внутрь. Она закашлялась и исчезла. Я лежал, прислушиваясь к биению своего сердца, непрерывному завыванию сирены и собственным всхлипам. Не мог пошевелить и пальцем, но обязан был встать. Встав на четвереньки, я услышал, как с шипением закрывается люк. Звук мне не понравился, но я по-прежнему ничего не видел, разве что теперь все вокруг было не розовым, а серым и расплывчатым. Я протер очки. - Не снимай маску! - Лиз оказалась рядом. - Мак-карти, слышишь? Ты понял? Не снимай маску. Я сумел кивнуть и выдохнул: - Воды. Она вложила мне в руку пластиковую бутылку, я жадно присосался к ней. Жидкость была сладкой. Все вокруг - тоже. Я вдруг снова почувствовал запах пудры, свежеиспеченных булочек, жевательной резинки, зефира, батата, безе и сахарной ваты. Она была повсюду. - Маккарти! Я не могу закрыть люк, пыль забила пазы. - Черт! - Я на четвереньках пополз на голос. - Ни черта не вижу. Где фризер? Лиз сунула мне что-то округлое и холодное. - Направьте дуло на дверь и отойдите в сторону. Дью-ка тоже уберите! Я почувствовал на плечах ее руки. Она развернула меня. - Подождите минутку! - сказала Лиз; по полу проволокли что-то тяжелое. - Все в порядке. Я выстрелил. Хлопок был слишком громким, а холод слишком сильным. Что-то хрустнуло. Не самый остроумный выход, конечно. Я чувствовал, как вокруг клубится холодный пар. Жидкий азот всегда сильно действует при комнатной температуре. Лиз прошла мимо меня в нос вертолета. Снова послышалось шипение люка. Его сопровождал треск ломающейся и даже взрывающейся при соприкосновении с теплым металлом пудры. Люк захлопнулся, секундой позже Лиз выключила сирену. Все вокруг стало черным и тихим. - Здесь есть хоть какой-нибудь свет? - завопил я. - Ничего не вижу! - Оставайтесь на месте. Сейчас. Я слышал, как Лиз возится в носу корабля, и через несколько секунд увидел перед глазами проблеск. - Вы что-нибудь видите? - Смутно. Вижу огонь. Он двигается. - Это фонарик. - Она протерла мои очки. - Не снимайте маску. А теперь что вы видите? - Стало светлее. - Расслабьтесь. Пыль стоит столбом, а вентиляторы включить нельзя - их сразу забьет. Потерпите минутку. Похоже, из-за фризера пыль оседает. - Кажется, возвращается зрение, - сказал я. - Кошмар. - Да уж, забавнее не бывает. - И тут Лиз взвизгнула: - Боже мой! Что с Дьюком? Я напряженно всматривался в него, но ничего не мог понять, Дьюк превратился в мумию, обугленную и припорошенную розовой сахарной пудрой. Он лежал на полу и хрипло дышал. У меня тоже горели легкие. Несмотря на маски, мы вдохнули, наверное, килограммы пыли. Двигаться не хотелось. Лечь бы на пол и умереть. Но я был жив. Пока жив. А поэтому пополз на карачках за коробкой с красным крестом. Лиз направилась за мной. Что-что, а порядок мы знали. Комбинезон Дьюка пришлось разрезать. Местами он был прожжен, местами все еще заморожен. Вместе с тканью отходили куски обгоревшей кожи. Сверху все припорашивала пыль. Насколько сильно пострадал Дьюк, понять было трудно. Мы сняли с него рубашку и начали прикреплять к груди покерные фишки датчиков. Последние три я наклеил на лоб и на виски. Потом мы завернули его в стерильное одеяло. Я отыскал еще один электрод и пристроил на сгибе локтя. Туда же я прикрепил капельницу-экструдер, ввел Дьюку пол-литра искусственной крови и заправил капельницу глюкозой и антибиотиками. Покончив с этим, я снял с Дьюка очки и маску. Глаза его отекли, из носа шла кровь. Лизард осторожно промокнула ему лицо влажным полотенцем. Я нашел новую кислородную маску и аккуратно надел. Мы наткнулись на вертушку как раз вовремя: его баллон с воздухом был почти пуст. Надпись на экране медицинского компьютера свидетельствовала, что Дьюк в шоке. Ультразвуковой сканер, вмонтированный в одеяло, выдал нечто невнятное, но затем вспыхнула красная надпись: <Нуждается в помощи>. При этом мозг Дьюка посылал устойчивые импульсы. Это был хороший признак. Сердце тоже работало нормально. Я стянул маску и зашвырнул ее подальше. Упав, она подняла небольшое розовое облачко. По-прежнему хотелось умереть. - Дайте мне полотенце. Лиз бросила мне гигиенический пакет. Я развернул полотенце и зарылся лицом в его прохладную свежесть. - Спасибо! Спасибо за полотенце. Спасибо за сирену. Спасибо за то, что оказались на месте. Спасибо за то, что спасли жизнь Дьюку. - Я сам толком не знал, кого благодарил - Лиз или Господа. Скорее всего, обоих. - Спасибо вам. На последних словах мой голос сел. Лиз вложила мне в руки еще одну бутылку с водой. - Что произошло? - спросила она. Прислонившись спиной к переборке, я молча пил воду. Лиз сняла маску. Лицо ее, за исключением глаз и рта, было в розовой пудре - отталкивающее зрелище. Мы выглядели сейчас пародией на людей. Она устроилась у противоположной переборки. Я перевел дыхание. Грудь жгло, говорить не хотелось. - Вы видите перед собой величайшего кретина на Земле. Так по-идиотски еще никто не поступал... - Вводную часть можете опустить, сомнений на сей счет у меня никогда не было, - перебила Лиз. - Расскажите о том, чего я не знаю. - Простите. Я завел нас в ловушку. По крайней мере, так считает Дьюк, хотя сам я до сих пор не уверен. Впрочем, все равно. - Я присосался к бутылке. Боже, как хочется пить! Из-за этой пудры, что ли? Я взглянул на Лиз и тихо продолжил: - Как бы то ни было, мы видели необычных существ. Они походят на маленьких пушистых человечков, сбежавших из Диснейленда. У них круглые мордочки, узкие глаза и висячие уши. Они пищат, как бурундуки, и переваливаются, как утки. При разговоре гримасничают и машут руками. Словом, достаточно смешные, чтобы не воспринимать их всерьез. Эти человечки окружили нас и не давали пройти. Потом оказалось, что они задерживали нас для червя. Трое, нет, четверо приехали верхом на папе-черве. Прибывшие посовещались с теми, что окружили нас. А потом червь пошел на Дьюка. Вроде бы он и не нападал, но Дьюк выстрелил, и его огнемет взорвался. Вероятно, из-за пыли - она настолько мелкая, что воспламеняется мгновенно. Я еше покопался в памяти. Продолжать не хотелось - о дальнейшем я предпочел бы умолчать. Лиз не торопила меня. Она выжидала. Я не знал, как вести себя дальше. Когда мы ввалились в вертушку, мне хотелось разрыдаться, выплакаться на чьей-нибудь груди. На женской груди, ибо любая женщина может утешить отчаявшегося - по крайней мере, я считал, что женщины должны быть такими. Наверное, потому, что всегда был обделен женской лаской. Но здесь нельзя рассчитывать даже на сочувствие Здесь была Лиз. Солдат, а не женщина. Жесткая, как новенькая банкнота. Я боялся ее. Я снова присосался к бутылке, но она уже опустела. Лиз порылась в запасах и вручила мне еще одну. Пока я пил, она тихо спросила: - Испугался? - Странно! Я действительно испугался, но теперь, а не когда это случилось. - Я вытянул руку. - Видите, дрожит. Она кивнула. - Знакомое ощущение. Те, кто никогда не переживал такого, называют это храбростью. - Да какая там храбрость. Просто... просто я выполнял свой долг - времени, чтобы подумать, у меня не было. Ее взгляд слишком глубоко проникал в душу. Я отвел глаза, уставился в пол, потом на стенки, на потолок. Понимает ли она, как близок я к истерике? Она снова тихо заговорила: - Однажды я видела взрыв в ангаре. Огонь занялся метрах в десяти от меня. Сначала он казался маленьким. Загорелась мусорная корзина - какой-то идиот бросил туда горящий окурок. Но внезапно пламя выплеснулось на стену. Я поворачивалась к двери в тот момент, когда огонь коснулся перекрытия. Пыль там копилась, наверное, не меньше полувека. Пламя мгновенно обогнало меня, занялся весь потолок. Я услышала чей-то крик и побежала. Из дверей меня вытолкнуло горячим ветром. Я выскочила на улицу, промчалась метров двадцать и, оглянувшись, увидела, как лопается стена. Я припустила дальше и обернулась еще раз, когда крыша здания поднималась на оранжевом шаре пламени. Все заняло меньше десяти секунд. Даже сейчас меня трясет при воспоминании об этом. Но я не помню, чтобы испугалась тогда. Я отставил пустую бутылку. - То же самое случилось и со мной. У меня не было времени на раздумья, а сейчас я не могу не думать об этом. В голове словно крутится видеозапись и все время заедает на середине. Никак не могу от этого избавиться. Перед глазами стоит пламя, и пыль, и червь, и кролико-собаки. Постоянно ищу, что я упустил. - Так что же все-таки случилось? - Струя пламени пошла не в червя, как полагается, а в обратную сторону. Дьюк вспыхнул с ног до головы. Я не успел ничего подумать - просто облил его из фризера жидким азотом. Огонь исчез почти мгновенно. Червь и кроликособаки тоже. Не представляю, как они сориентировались в этом хаосе. Я растерялся. Схватил Дьюка и поволок его, как мне казалось, к вертушке. И опять ошибся. Если бы вы не включили сирену, я до сих пор таскал бы его где-нибудь рядом. Или, возможно, умер бы. Воздух уже заканчивался. Лиз кивнула: - Вы сделали правильно. Эти комбинезоны огнеупорные. Маска и очки тоже. У вас не было другого выхода. Вы живы. И он жив. Значит, вы поступили разумно. Я покачал головой: - Не уверен. Мне даже кажется, будто повторилась трагедия с Шорти... - Да. - Лиз кивнула. - Так вам кажется. Вы не замечали, что ничего нового вроде бы не случается? Что бы ни стряслось, всегда кажется, что это уже было раньше. Верно? Она права. - М-м... Да! Неожиданно для себя я улыбнулся. - Так-то лучше. - Она засмеялась, легко и чуть возбужденно. - Вы рассказали мне свою историю, а я вам свою. Вы никогда не задумывались, что, беседуя, люди обычно обмениваются похожими историями? Убежденность в ее голосе напомнила мне доктора Формана. Но спросить я не успел... Застонал Дьюк. Мы переглянулись и бросились к нему. - Дьюк! Я почти прижался к его лицу. Он простонал: - Больно... - Вот и прекрасно, Дьюк. Это довольно хороший признак. Запищал дисплей, на нем вспыхнуло: <Пациент нуждается в обезболивании>. Я разыскал красную ампулу и вставил ее в капельницу. Через несколько секунд дыхание Дьюка выровнялось. - Вышел из шока, - сказал я, хотя и не был уверен. Просто мне очень хотелось верить. Я пытался убедить себя, что с Дьюком все в порядке. - Если бы он находился в коме, прибор не заявил бы об обезболивании, правда? - Не знаю, - пожала плечами Лизард. - Давайте передадим информацию в Окленд и посмотрим, что они предложат. Она прошла на место пилота. Я еще немного посидел рядом с Дьюком, размышляя о том, будет ли он жить и если будет, то каким мучением обернется для него жизнь. Потом постарался отбросить эти мысли, ибо так не-долго сойти с ума. - Дьюк, - прошептал я. - Прости меня. Я люблю те-бя, Дьюк. Я никогда не говорил, но это правда. Без тебя я нуль. Пожалуйста, Дьюк, не бросай меня. Я знал, что он не может ответить. Скорее всего, он даже не слышал меня, но не сказать этого я не мог. Посидев еще немного, я встал и пошел в носовой отсек к Лиз. Она свернулась калачиком в кресле и, опершись подбородком на кулачок, мрачно рассматривала карту погоды на экране. Я молча сел на место второго пилота. Розовая пыль почти полностью засыпала стекло обтекателя. В кабине потемнело. - Вы связались с Оклендом? - Да. Они изучают его состояние. Нас вызовут. Я указал на стекло. - По-прежнему сыплет. - Это на всю ночь. - Она кивнула на экран. - Облачный фронт еще не прошел. Не знаю, как глубоко нас засыплет. В. Что говорит хторранин, сжирающий голливудского адвоката? О. Жесткий и вертлявый. 18 <ЭТО ТОЧНО НЕ ОМАРЫ...> Удивительно, на что идут люди, чтобы выставить себя дураками. Соломон Краткий Неожиданно я спохватился: - У нас хватит воздуха? Лиз, поколебавшись, ответила: - Да. Среди медицинского оборудования есть емкости с кислородом. В случае чего воспользуемся ими. Теоретически можно продержаться в герметически закрытом корабле почти двое суток. Правда, мне не хотелось бы, чтобы до этого дошло. Она сняла наушники и бросила на приборный щиток. - Черт! - Что на этот раз? - Ничего. Просто у меня срываются планы на вечер. Погребение заживо в них не входило. - О! - вырвалось у меня. Представить полковника Тирелли на свидании я не мог. - Простите. - За что? Это же не ваша вина. - М-м, я просто посочувствовал. - Да? Ну спасибо. Сегодня целый день я мечтала о бифштексе и омарах. - Омарах? - Да. Их снова начали разводить на аризонских фермах. Вы бы видели, каких чудовищ там выращивают! - Лиз задумчиво добавила: - В Аризоне легко поддерживать карантин, по крайней мере на юге: слишком мало корма для червей и почти нет почвы для их гнезд. Там мы сможем долго держать рубежи. - Это пункт из долгосрочной стратегической программы? - Пока нет, но может им стать. - Вы работаете в Комитете? - Да, меня пригласили. Хотя, по-моему, все упирается в приоритеты. - Она пожала плечами. - Что толку от долгосрочных программ, если мы не заботимся о настоящем? - С другой стороны, - заметил я, - то, что мы делаем сейчас, - работа на будущее, не так ли? Лиз пристально посмотрела на меня. - Вы, случайно, не общались с доктором Форманом? - Что? Нет. Почему вы спросили? - Показалось, что вы поете с его голоса. Это комплимент, между прочим. Но вы правы. Я должна быть там, где принесу наибольшую пользу. - Она мягко улыбнулась. - А значит, мне, по-видимому, придется войти в состав Комитета. Просто я боюсь, что тогда у меня останется меньше времени для полетов, а так не хочется расставаться со штурвалом! - По-моему, в Комитете вам придется летать еще больше. Я имею в виду инспекционные поездки. - Что ж, неплохая мысль, - одобрила Лиз. - Только не знаю, сумею ли я добиться этого. - Она посмотрела в окно. - Дайте-ка фонарик. Я передал фонарь. Она направила луч на верхний край стекла обтекателя. - Так я и думала. Нос засыпало почти полностью. Сейчас пудра повалила еще гуще. Лизард выбралась из кресла и направилась в хвост вертолета. Я пошел за ней. Она покопалась в ящике под обшивкой, достала другой фонарь и аварийную лампу, которую повесила на крюк под потолком. - Вот так-то лучше. Второй фонарик она передала мне. Потом, миновав Дькжа, она прошла еще дальше и осветила хвост машины^ Я не мог понять, что она ищет. Лиз просунула голову в задний фонарь наблюдателя и посветила наверх. - Так. Теперь мы похоронены целиком. Надеюсь, эта гадость теплопроводна, иначе здесь будет чертовски жарко. - Я считал, что <банши> имеют теплоизоляцию. - Конечно, но куда отводить тепло, если нас засыпало? - Она забралась в самый хвост. - Есть не хотите? - Хочу. - Вот и хорошо. Держите НЗ. По пути я проверил Дьюка - изменений не было - и взял у нее коробки. Мы вернулись и, развернув пилотские кресла назад, сели. Лучше устроиться лежа на спинке кресла, чем рисковать вывалиться из него. Я вытянул ноги. Плитка НЗ была мягкой, пережевывание не отвлекало от размышлений. Неожиданно Лиз спросила: - Вас никогда не приглашали на <голубую мессу>? Я покачал головой. - Это что, приглашение? Она мрачно взглянула на меня. - Просто любопытно, что вы о них знаете. - Простите, но я слышал, что новичков туда принимают крайне неохотно. Лиз кивнула. - На прошлой неделе я получила приглашение Теперь они собираются каждый выходной. Присутствуют сотни людей, и, чтобы попасть туда, каждый из них платит по тысяче. - Теперь Лиз говорила тише. - Меня разобрало любопытство, я ведь знала об этом только по слухам, да и то не из первых рук. Это нечто вроде тайного братства. Однако я слышала, что там... можно освободиться от всех забот. Забыться, хотя я не совсем понимаю, что это значит. Говорят еще, что и секса так хватает. Последние слова словно повисли в тишине, потом он добавила: - Не уверена, что замучить себя сексом до бесчувствия - лучший способ сохранения рассудка. Хотя кому-то это наверняка помогает. Иногда мне... хочется быть такой, как другие. Ее голос стал едва слышным. - Иногда я не могу удержаться от искушения. Что если и вправду поможет? Неужели я такая размазня что не осмелюсь попробовать? Как бы мне хотелось забыться хоть на минутку. Вот почему я пойду туда - забыться. Я пришел в замешательство. Надо было что-то сказать, но любые слова прозвучали бы сейчас фальшиво. - Хотя... - продолжала Лиз, - ясно, что это ловушка, вроде наркотиков. Просто еще один способ уйти от реальности. Стоит только начать - и остановиться уже не сможешь. Слишком многие попались на этот крючок. Я не собираюсь стать следующей. Внезапно она замолчала, мрачно рассматривая плитку НЗ. Я взглянул на свою порцию. - Да, это уж точно не омары. - Не надо, и так тошно. - В ее голосе слышались слезы. - Простите. И тут я все-таки решился: почему бы не сейчас? - Полковник! Она не подняла головы. - Э... Иногда мне тоже приходят подобные мысли. И не только мне. Наверное, командование должно знать об этом. Я имею в виду, что... у нас должна быть какая-то разрядка... Я не прав? Лиз ответила не сразу, и я было решил, что уже вообще не ответит, когда она заговорила: - Командованию известно, что большинство людей в военной форме находятся на пределе. Но выхода нет. По крайней мере, такого простого, какой ищете вы. Внезапно она опять превратилась в полковника Ти-релли, застегнутого на все пуговицы. - Сейчас доктор Форман по личной просьбе президента работает над этой проблемой. Но пока ответ неутешительный. Он считает, что человек сам должен отвечать за свои чувства и мысли и обязан владеть собой... - Но как? Лизард пожала плечами. - Этим-то Форман и занимается. Я подозреваю, что он просто решил усовершенствовать приемы психофизической тренировки. Впрочем, не знаю. Послушайте, - вдруг добавила она. - Вы служите в Спецсилах, в подразделении дяди Аиры, так что в любой момент можете обратиться в Атланту, к доктору Дэвидсону. - Вы к нему обращались? - Сейчас речь идет о вас, - отрезала Тирелли. - Простите. - Опять вы извиняетесь. - Она повернулась ко мне и с любопытством спросила: - А что-нибудь еще вы умеете Делать? - Простите... Я имел ввиду... Гм, да... Я постоянно все порчу. - Я поднял глаза на Лиз. - Так что повод для извинений всегда есть. Порой мне даже кажется, что только-это я и делаю хорошо. - Я смущенно улыбнулся. - Прямо-таки второй Шлемиль1, - усмехнулась она. - Очень удобная позиция. Вам прощают, и в выигрыше оказываетесь вы. По сути, вы даете взятку. Покуда; люди будут проливать суп на скатерть, ваше положение^ беспроигрышное. - Тирелли с отвращением посмотрела на свою плитку НЗ. - Но меня такое притворство доводит до белого каления. Я не знал, что отвечать, тем не менее открыл рот и слова вылетели непроизвольно: - Тогда простите, что я не вовремя родился на одно! планете с вами и отношусь к тому же виду. - Вряд ли мы с вами относимся к одному виду, - сухо заметила Лиз. - Я лично придерживаюсь противоположного мнения. Я вспыхнул. В другой ситуации следовало бы встать выйти. Но куда здесь выйдешь? Как еще можно отреагировать? - Не знаю, какая муха вас укусила, - пробормо-тал я. - Только что мы разговаривали, как нормальные люди, а теперь вы относитесь ко мне, как к какой-то.. мрази! Лиз медленно жевала. Когда же заговорила, ее голос был абсолютно спокойным: - Я отношусь к вам по заслугам, лейтенант. Вы ведете себя как избалованное дитя. Отвратительное зрелище! Я устала от вашего нытья. Противно слушать, как вы стремитесь взвалить на себя вину за все грехи рода человеческого. - Да, но... 1 Петер Шлемиль - герой одноименного романа немецкого писателя А. фон Шамиссо; синоним робкого и нерешительного человека. - Никаких <но>, лейтенант. Заткнитесь и слушайте. Вы совершенно не уважаете себя - даже за правильные решения. - Я вовсе не считаю их правильными! - Вот-вот. Это вы так считаете! Вы отправились в этот пыльный комшмар и обнаружили неизвестных хторран-ских существ. Вы спасли Дьюку жизнь - уверяю вас, вы это сделали. Пусть самым невероятным и, может быть, непозволительным способом, но все-таки спасли. В одиночку дотащили его до вертолета. Я знаю многих людей, у которых на вашем месте опустились бы руки. А вы не сдались! Даже добравшись сюда, вы не успокоились. Не занялись собственной шкурой, а сразу же сделали все, что смогли, для Дьюка. Я ведь тоже была здесь, не забыли? И все видела. Между прочим, за такие поступки награждают. Вы сопливый герой, Маккарти... - Нет, не герой! - ... но вы не желаете верить в это, потому что вбили в башку ложное представление о том, каким должен быть настоящий герой, и считаете, что ничуть не похожи на него! Верно? - Э... - Верно я говорю? Да или нет? - Э... Я знаю, что я не герой, но вы правы. - Вот именно. - Она кивнула. - Потому и извиняетесь перед каждым встречным за свои поступки и в то же время забываете взглянуть на себя и увидеть, что не так уж вы и плохи. Знаете, вы были бы довольно милы, если бы перестали занудствовать. - Что? Лиз вспыхнула и всплеснула руками. - Теперь вам известна моя тайна - я считаю вас милым. Ослом, конечно, недовольно милым. - Прекратите! Это нечестно! Свою порцию издевок я Получил еще в школе. - Я не издеваюсь. - Что? - Я перестал соображать. - Вы действительно считаете меня милым? - Да, именно вас. - Но... как же?.. У меня сломан нос, и сросся он неправильно. Я слишком маленький. И тощий. Я... - Опять вы за свое. Разве трудно согласиться и поблагодарить меня? - Э... - Это оказалось очень трудно. - Я... не привык к этому. Имею в виду комплименты. Еще никто... Я хотел сказать... Дыхание перехватило. Я смутился и чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Лиз действительно потрясающая женщина! - Спасибо, - выдавил я. - Вот и славно. - Она просияла. - Просто великолепно. - Она снова взглянула на остатки НЗ. - Но, знаете, в одном вы правы. - Да? В чем? - Это, черт возьми, точно не омары. В. Что хторране говорят о лилипутах? О. На один зуб. 19 ВРЕМЯ ДЕСЕРТА Слепой, глядя в зеркало, не может увидеть, что он слеп. Ну и что? Соломон Краткий Меня разбудил голос Лиз: - ... Нет, мы по-прежнему засыпаны. Темно, как в брюхе у гризли. Я открыл глаза. Лиз говорила по радио. Горло мое раздирало так, будто в него напихали стекловаты; грудь горела. От каждого вдоха нестерпимо жгло в легких. Я не осмелился кашлянуть. - ... Нет, как глубоко, я не знаю. По-моему, сейчас встает солнце. На стеклах обтекателя появился слабый отсвет. Дело в том, что эта гадость прозрачна. Ее сугробы очень рыхлые и пропускают свет. Так что мы вполне можем лежать под десятиметровым слоем, не подозревая об этом. Радиопереговоры на эту тему велись еще ночью, на импровизированных койках. Я заставил себя сесть. Тело затекло и болело. Каждую клеточку жгло. Хуже всего дело обстояло с легкими, каждый вдох давался с трудом. Душили спазмы, но я знал, что кашлять нельзя - стоит только начать, и уже не остановишься никогда. Поэтому я старался дышать неглубоко и свести движения к минимуму. От сдерживаемого кашля разрывалась грудь. Но у меня было неотложное дело - Дьюк. Как он там? Дьюк по-прежнему спал. Выглядел он ужасно: почти все волосы сгорели, обожженный череп покрылся волдырями и лохмотьями омертвелой кожи. Я с трудом заставил себя не отводить взгляд. О том, что там, под одеялом, не хотелось даже думать. Меня тошнило. Передо мной лежал не командир, а кусок обгорелого мяса. Вряд ли когда- нибудь он станет прежним. Мелькнула мысль, что, может, ему лучше умереть, но я тут же выбросил ее из головы и взмолился, чтобы Бог не услышал. <Я не то имел в виду, Господи. Правда не то!> Я выдвинул консоль с дисплеем. На экране постоянно высвечивались все показания жизнедеятельности. Уровень болеутоляющих препаратов в крови поддерживался автоматически. На этом долго не продержаться, но что Нам оставалось? В Окленд поступала вся информация, и они все прекрасно понимали. Доведись им придумать что-нибудь еще, они бы с нами связались или напрямую изменили бы программу. Мы могли только сидеть ждать. А я терпеть не мог ждать. Я чувствовал себя никчем-ным. От Дьюка шел нехороший запах. Очень тяжелый Экран проинформировал, что началась гангрена. Долго так продолжаться не могло. В самом хвосте вертушки был крошечный туалет. Я за шел туда, и меня вывернуло. А потом начался кашель Грудь горела, как в огне, адская боль разрывала ее на части. Когда я вернулся, Лиз уже отключила передатчик и, развернув кресло к салону, вскрыла новую упаковку НЗ. - С добрым утром, - улыбнулась она. - Хотите еще омаров? И повертела перед моим носом серым неаппетитны брикетом. - Спасибо, что-то не хочется. Я повалился в кресло. Легкие по-прежнему жгло; тело чесалось. - Может, вас устроит это жирное ребрышко? - Он продемонстрировала кусок чего-то тошнотворно зеле-ного. - Не надо, я вас умоляю... Эта пища явно не предназначалась для людей. - Все зависит от того, каким вином запивать, - заявила она с полным ртом и бросила мне жестянку с пивом. Я посмотрел на Лиз: - Когда мы отсюда выберемся, я куплю вам самого большого из этих долбаных аризонских омаров. И поставлю бутылку самого лучшего вина, на какое хватит денег Но до тех пор не желаю ничего слышать о еде. - Идет, - согласилась Лиз. - Если не случится ничего непредвиденного, вы угостите меня сегодня вечером. - Правда? Она кивнула. - На карте погоды облака рассеиваются или, по крайней мере, становятся такими тонкими, что уже не фиксируются. Ночью был сильный ветер. Основной фронт прошел над нами в три пополуночи. Из Окленда сообщили, что последние облака разрядились над Сакраменто. Там насыпало пыли всего сантиметров пять - словом, ничего похожего на то, с чем столкнулись мы. К тому же есть вероятность дождя, и довольно большая. Метеослужба проверяет свои расчеты, но держу пари, что, как обычно, с неба закапает раньше, чем они успеют досчитать. Я только хмыкнул в ответ. Даже если небо очистится от розовой пыли, проблем у нас не убавится. Как, например, выбраться наружу? Если над нами больше двух метров пыли, об этом и мечтать не приходится. Одна проблема тянула за собой другую. По собственному опыту я знал, что по глубоким сугробам мы не уйдем далеко и едва ли сможем расчистить посадочную площадку. Нет, им придется забирать нас прямо отсюда. Но как тогда транспортировать Дьюка? Я приник к бутылке с водой, поглядывая на Лиз. Она задумалась, но мой взгляд почувствовала. - Да? - Как мы вытащим Дьюка? - Далеко же вы зашли в своих размышлениях. - Вообще-то я зашел в тупик. Дьюк - самая сложная проблема. Если мы сумеем решить вопрос с ним, остальное пойдет как по маслу. - Мне кажется, нам остается только сидеть и ждать помощи. Конечно, лучшим выходом был бы <Сикорский Скайхук>. Он просто выдернул бы нас отсюда, если мы сумеем закрепить стропы. - Тогда пусть подцепят нас за парашют, если, конечно, его не засыпало. - А что, неплохая мысль. - Спасибо. - Жаль только - неосуществимая. - Лиз улыбнулась. - Вы не виноваты, все дело в <Сикорском>. Он может выдернуть вертушку, но при этом поднимет столько пыли, что у него сгорят движки, и он рухнет прямо на нас. - Может, дождь все смоет? Когда-то бабушка учила меня индейскому танцу дождя. Вы же говорили, что вероятность осадков велика. Хотите, попробую вызвать дождь? Лиз грустно усмехнулась: - От дождя пыль превратится в грязь и, высохнув, затвердеет, как бетон. - Но это же... сахарная пудра! - Вы что, никогда не ели холодный пончик? Я вскинул руки: - Сдаюсь. - Больше конструктивных идей нет? - поинтересовалась Лиз. - А может, сжечь все к чертям? - неуверенно предложил я. - Да, это мысль, - весело отозвалась Лизард. - Вы с Дьюком доказали, что пудра горит, а вертушка тер-моизолирована, так что отличная духовка получится. - Она ухмыльнулась. - Любите мясо в собственном соку? - Нет, не люблю. - Я взял фонарик и направил луч на стекло. - Интересно, как ведут себя в таких случаях на Хторре? - По-видимому, не летают во время сахарных снегопадов. - Потому что заранее получают штормовое предупреждение, - подыграл я Лиз. - Могу себе представить, - сказала она. - Ожидаются перистые облака из сахарной пудры и кратковременные лимонадные дожди. - Не лимонадные, - поправил я. - Цвет не тот. Скорее, с земляничным сиропом. - Вы что, никогда не слышали о лимонаде розового цвета? - улыбнулась Лиз. Я собрался парировать, но зашелся в кашле. - С вами все в порядке? - встревожилась Лиз, когда приступ прошел. Похоже, она не на шутку испугалась. Я слабо кивнул, еще не совсем оправившись от приступа. - Немножко вашего розового лимонада попало не в то горло. Я сумел улыбнуться, и она успокоилась. - Довольно неприятная погода для лета, - задумчиво сказала Лиз, по- видимому стараясь меня отвлечь. - Интересно, какие у них зимы? Я осторожно прокашлялся. - Более холодные и влажные. - А вместо снега сироп, да? Так, пожалуй, и калитку не откроешь. Я задумался. - А ведь вы недалеки от истины. Там все хоть для кого-нибудь да съедобно. Мы для червей - разновидность закуски. Наша планета - лишь один из подносов на шведском столе. Все зависит от того, давно ли они приступили к обеду. Может, как раз сейчас у них время десерта. - Тогда в ближайшее время у нас появится возможность прикончить парочку червей... сладкоедов? Сладкоежек, - поправилась Лиз. - Не исключено, тем более что они уже пришли, - медленно проговорил я. - Как? Где? - Повернитесь и посмотрите. По-моему, снаружи что-то шевелится. В. Как хторране называют анализ мочи? О. Стаканчик сока. 20 СНАРУЖИ Новые проблемы требуют новых решений; новые решения создают новые проблемы. Соломон Краткий - Где? - спросила Лиз. - Вон там, на верхней кромке стекла. - Ничего не вижу. - Смотрите внимательнее. Видите, что-то шевелится? Словно кто-то копошится в пудре. Мы молча смотрели на стекло и ждали. Ничего не произошло. Спустя минуту Лиз сказала: - Я ничего не заметила. - Но я точно видел. - Я повысил голос. - Разумеется, видели, - покорно согласилась она. - Когда вам что-то показалось в прошлый раз, вы сорвали конференцию. <Пусть издевается сколько угодно>. - Но тогда я оказался прав, не так ли? Лиз пожала плечами: - Редко кто не ошибается. - Что? - Не обращайте внимания, - Она зацепила ногой приборную доску и развернула кресло спинкой к окну. - Если там что-то есть, мы скоро увидим это снова. Я непечатно выругался и, схватив фонарь, кинулся в хвостовой отсек посмотреть на Дьюка. Судя по показани - ям, состояние не изменилось. Только он стал совсем се - рым. Я пожалел, что не довелось поучиться на каких-ни - будь медицинских курсах. Я был беспомощен. - Эй!.. Полковник! - Да? - Вы что-нибудь смыслите в медицине? - Немного. - Идите сюда и послушайте. Дьюк как-то странно дышит. Она подошла и, присев на корточки рядом с Дьюком, прислушалась. Потом улыбнулась: - Он отлично дышит. - Но эти хрипы... - Не хрипы, а храп, - поправила Лиз. - Он спит. - Вы уверены? Она не отвела взгляд. - Уж я-то знаю, как храпит мужчина. - Ладно, спасибо. Я подобрал фонарик и пошел к кормовому орудию. Здесь сахарная пудра казалась наиболее прозрачной. У меня до сих пор горело лицо. Интересно, сколько еще потребуется времени, чтобы мы действительно начали задевать друг друга за живое? И сможет ли она разозлить меня до такой степени, что я убью ее? Мне стало страшно: не дай бог выяснить это. Я сел на сиденье стрелка, скрестил руки на груди и уставился в стекло. Ну чего, в конце концов, добиваются эти женщины? Почему им кажется, что жизнь - постоянное противоборство с мужчинами? И еще удивляются: что это мужчины такие ранимые... Так я размышлял несколько минут, пока не осознал, что вижу перед собой, и вскочил на сиденье, ударившись головой о плексиглас. - Е-мое! - С вами все в порядке? - окликнула меня Лиз. - Нет! - Что случилось? - Голову ушиб. - У меня до сих пор звенело в ушах. - Идите сюда быстрее! - Зачем? Вы хотите, чтобы я тоже треснулась головой? - Я хочу показать кое-что! Скорее! Меня скрутило в приступе кашля, и на целую минуту я отключился. С каждым вдохом казалось, что наступил конец. Я пытался остановиться, но не мог. Грудь разры-вало на куски, слезы текли ручьем. Открыв глаза, я увидел перед собой обеспокоенную Лиз. Она держала бутылку с водой. - Спасибо. Она перешагнула через Дьюка и вздохнула. - Ладно, что вы хотели показать? Я уперся пальцем в стекло. - Там кто-то есть. Она присмотрелась и озадаченно нахмурилась. Потом ее глаза расширились... Пудра на поверхности стекла ожила. С розовой массой происходило что-то непонятное. Раньше она лишь слегка шевелилась, пересыпаясь, а теперь трепетала, и трепет на глазах переходил в рывки. - Что это? - Не знаю. Но оно все время усиливается. - Усиливается? Неужели нельзя подобрать слово поточнее? - Как насчет <приближается>? - Не намного лучше. - Лиз обхватила себя руками. - Становится светлее, правда? Может, это ветер? - предположила она. - Ветер сдувает пыль? - - Хорошо, если так, но вряд ли. Я приник к стеклу, напрягая глаза. В розовой пудре что-то шевелилось. По тому, как она смещалась и кружилась, создавалось впечатление, словно там копошатся тысячи крошечных призраков. И тут все встало на место. - О Боже! - простонал я. - Что? - нетерпеливо спросила Лиз. - Взгляните поближе. Она наклонилась к стеклу, приглядываясь, и в ужасе отпрянула. - Насекомые! Вся наружная поверхность стекла мерцала, переливалась, бурлила. Перед нашими глазами роились миллионы обезумевших насекомых. - Они едят пудру, - сказал я и, поеживаясь, опустился на сиденье. Тело зудело. Лиз отправилась в нос корабля, останавливаясь у каждого иллюминатора. - Они окружают нас! Я пошел за ней. Поскольку вертолет зарылся носом в дюну, то впереди бурлила лишь тонкая полоска у верхней кромки стекла. Лиз вздрогнула. Она не могла оторвать глаз от вибрирующей розовой стены за стеклом. - Они окружают нас! - повторила она. Я попробовал представить, как сейчас выглядит вертушка с воздуха. Большой розовый сахарный холм среди розовых сугробов, кишащий миллиардами насекомых - крохотных, но совершенных механизмов для пожирания. Я видел мелькающие челюсти, вгрызающиеся в пудру, слышал, как они копошатся, давятся, дерутся... Я схватил Лиз за плечо. - Послушайте! Машина герметична? - Должна быть... О Господи! Днище! - Разве пол не герметичен? - Да... Должен быть... - Ладно. Теперь нам предстоит законопатить каждую брешь, каждую трещинку, какой бы маленькой она ни была. - Законопатить? - Я и не знал, что здесь есть эхо. Когда насекомые доберутся до днища, они попытаются проникнуть внутрь! И попадут сюда голодными! Дьюк и мы - единственные съедобные предметы в этом погребе. Есть у вас что-нибудь, что может остановить этих тварей? - Н-не знаю. Дайте подумать. - Думайте. Мне казалось, что эти вертушки оснащены на все случаи жизни. Лиз собиралась с мыслями. - По-моему, это чрезвычайное происшествие. Командование не предполагало хоронить вертолеты в сахарной вате и отдавать их на съедение насекомым. - Она разозлилась, и это хороший признак. - Очевидно, нам предоставлена возможность исследовать нештатную ситуацию. - Что? - воскликнул я. - Какая еще возможность? Что мы можем сделать? Лиз, нахмурившись, уставилась вниз. Потом ее взгляд стал методично шарить по бортам вплоть до самого хвоста. Казалось, что она, как рентген, прощупывает содержимое грузовых отсеков. Затем она отрывисто бросила: - Пенобетон. - И прикинула на глаз расстояние. - Надо перенести Дьюка. - Какой пенобетон? - Если вы где-то потерпели аварию - особенно в холодных районах - и вынуждены соорудить укрытие, то надуваете большой баллон и опрыскиваете его пенобетоном. Через полчаса он застывает, и вам остается только прорезать дверь и забраться внутрь этой жилой тыквы. Мы пользовались такими временными жилищами в Пакистане. Перенесите Дьюка подальше в хвост. Он лежит как раз над тем отсеком, который мне нужен. Дьюк застонал, когда я передвигал его, но не проснулся. Компьютер предложил ввести ему еще одну дозу глюкозы, что я и сделал. Розовый отсвет в хвосте вертушки стал ярче - вставало солнце, светлое пятно на кипящем розовом фоне. Мне показалось, что я чувствую его тепло. Слой пудры на плексигласовой полусфере фонаря стал заметно тоньше там, где копошились прожорливые насекомые. Розовый пух был почти прозрачным, так что роящиеся в нем личинки выглядели беспрестанно снующими темными точками. Хотел бы я знать, что это за существа. Но совершенно не нужно, чтобы этим вопросом задался Дьюк, когда проснется и увидит их. Поэтому я задернул шторки. Лиз возилась с пенобетоном. На меня она не обращала внимания, и я воспользовался моментом, чтобы попросить прощения у Дьюка. Я достал из санитарной сумки влажное полотенце и начал протирать ему лицо. - Я виноват, Дьюк, - шептал я, стирая грязь со лба. - Я вывезу тебя отсюда, обещаю. - Маккарти... - пробормотал Дьюк. - Да, Дьюк? - Заткнись. - Хорошо, Дьюк! Но он уже снова погрузился в сон. Ерунда! Он будет жить, теперь я знал это наверняка. - Дьюку стало лучше! - поспешил я порадовать Лиз. - Откуда вам известно? - Он велел мне заткнуться. Лиз улыбнулась: - Хороший совет. Вот... - Она сунула мне в руки канистру. - Уязвимые места находятся под палубой, там, где мы проломили днище. Освобождайте все грузовые отсеки и заливайте их пенобетоном. Для этого нужно опустить раструб вниз и нажать на клапан. - Он не парит? - Нет, обычный пеностирол, абсолютно безвредный. Вы возьмете на себя салон, а я нижние отсеки. Нужно вскрыть палубу и залезть в носовой рулевой отсек. Если насекомые попадут туда, то они могут проникнуть в са- лон через отверстия для проводки и систему гидравлики. Вы когда-нибудь морили тараканов? - Да. - Тогда справитесь. - Лиз заглянула мне через плечо и понизила голос: - Особое внимание обратите на хвост. Может быть, следует сделать большой герметичный кокон. Я проследил за ее взглядом. Речь шла о Дьюке. Он ведь совсем беспомощен. - Вопросы есть? - Нет. - Тогда за работу. - Э... Она остановилась. - Что еще? - Я просто подумал, полковник... Она терпеливо ждала продолжения. - ... А если эти личинки жрут и пенобетон? - Отставить думать! - приказала она. - Когда-нибудь мое терпение лопнет. В. Как хторране называют автомобиль с пьяными пассажирами? О. Банка маринованных огурчиков. 21 ОТВЕТСТВЕННОСТЬ - ТЯЖКОЕ ИСПЫТАНИЕ Энтропия во Вселенной остается постоянной - когда не увеличивается. Соломон Краткий Работа отняла у нас почти все утро. Лиз ненадолго отвлеклась, чтобы связаться с Оклендом и передать им абракадабру, которую выдавал медицинский компьютер, а затем снова принялась за дело. Она вскрыла пол, залила отсеки пеностиролом, закрыла их снова. Я залил боковые грузовые камеры и занялся швами внутренней обшивки. Лиз стала мне помогать. Мы настроили разбрызгиватели на самую тонкую струю и опрыскали каждый уголок, каждую трещинку, каждый шов и каждую перемычку внутри корабля. Под конец внутренность вертушки напоминала свадебный торт. Тем временем солнце поднялось уже высоко. Вертолет стал нагреваться. Если само светило лишь смутно проглядывало сквозь перину бледно-розовой пудры, то тепло его ощущалось прилично. Я почувствовал себя в ловушке. Тело болело еще сильнее. Легкие горели как в огне. Я держал под рукой кислородную маску и часто прикладывался к ней. Это как будто помогало. Чуть- чуть. Кожа у меня покраснела и чесалась. Должно быть, разыгралась аллергия. Я покрылся сыпью. Ощущение было такое, словно меня посадили в мешок с шерстью ангорской кошки. Я непрерывно чесался, размазывая пот, грязь, какой-то пух. Я попытался сосредоточиться. Переднее стекло сверкало ярко-розовыми отблесками. На нем, переливаясь, мерцали миллионы крошечных телец. Они ползали по всей поверхности, но больше всего - внизу, где еще лежал кучками розовый пух. Меня тошнило от одного только вида насекомых. Пришла мысль о горячей ванне с сотней маленьких пульсирующих струек водного массажа. Поделиться этой мыслью с полковником Тирелли я не Решился. - Бр-р! - с отвращением сказала она. - Не могу видеть их. Кстати, вы не знаете, что это такое? - Может быть, хторранская разновидность наших муравьев? - предположил я. - Впрочем, спорить не стану. Мы ведь даже близко не подошли к пониманию их экологии. Помните аналогию доктора Зимф с головоломкой? - Нет. Напомните, пожалуйста. - Доктор Зимф считает, что пока мы только открыли коробку с головоломкой, но еще не вынимали и не разбирали ее. Мы даже не знаем, сколько в ней составных частей. Известно только, что их много и ни одна не укладывается в рамки наших представлений. Я приник к бутылке с водой, поглядывая на кипящую массу насекомых. - Мне не нравится такая аналогия, - заявила Лиз. - В ней слишком много <не знаю> и <не могу>. - Что верно, то верно, - согласился я. Она надела наушники и включила передатчик. - Окленд? - Вас слушают, - ответило радио. - Говорит <Банши-6>. Проверка связи. У нас без изменений, разве что насекомые подбираются все ближе. - Вас понял, полковник. - Можете хоть приблизительно сказать, когда нас вытащат отсюда? - Нет. Виноват, полковник. По данным спутника, над всем районом по- прежнему стоит дымка. Единственное, что мы можем сделать, - вызвать дирижабль из Портленда. - Звучит не слишком вдохновляюще, согласитесь. - Хотите ждать еше неделю? Лиз закатила глаза. - Ладно, давайте дирижабль. - О, есть хорошие новости. - Да? - Состояние вашего пациента устойчивое. - Замечательно, только вы от меня что-то скрываете. - Не понял. - <Устойчивое> можно понимать по-разному. Насколько серьезны его травмы? - Нас никто не слышит? Лиз посмотрела на меня, потом оглянулась на Дьюка. - Он по-прежнему спит? - шепнула она. Я кивнул. Лиз ответила в микрофон: - Говорите. - Мы получили довольно странные данные о состоянии его ног. Похоже, датчики испытывают наведенные помехи. Но дело не в заражении: уровень антибиотиков в крови не снижается. Вероятно, это какое-то побочное действие пыли, но наверняка можно будет выяснить только в стационаре. В остальном самочувствие удовлетворительное. Только постарайтесь не трогать его. Мы пошлем со спасателями военврача. - Вас поняла, - сказала Лиз. - Есть еще хорошие новости? - Ну, остались только официальные сообщения из десятичасового выпуска. Президент снова собирается выставить свою кандидатуру. - Спасибо. А результаты бейсбольных матчей? - <Доджеры> ведут в матче с <Брейвисами>, идет середина третьего иннинга, первые два <Доджеры> выиграли. - Вас поняла. Конец связи. - Она выпрямилась и посмотрела на меня, - Что вы так расстроились? Болеете за Атланту? - Нет, боюсь за Дьюка. - Я отправился в хвост вертолета. - Разве вы не слышали? Окленд говорит, что он в порядке. - Да, я слышал. Еще они сказали, что <Доджеры> выигрывают. Я присел возле Дьюка. Он не просыпался целый день, и я не знал, хорошо это или плохо. Что лучше: держать его в забытьи или в сознании, пусть даже мучительном? Если помощь не придет в ближайшее время, то и такого выбора не будет - запас медикаментов подходил к концу. Я посмотрел на дисплей. Пора менять ампулы в капельнице. Антибиотиков оставалась еще целая куча - они были в голубых ампулах, а глюкозы - два последних пузырька. Я не представлял, как выйти из положения. Вертушки не готовились для оказания настоящей медицинской помощи. На них предполагалась лишь эвакуация раненых. Но главная проблема заключалась в красных ампулах с обезболивающим - осталась только одна, а боль от ожогов, говорят, самая страшная... Я взялся за одеяло, поколебался - и открыл ноги Дьюка. Они были обожжены, кожа сходила лохмотьями. Мясо покрылось волдырями и гнойными корками. Я невольно отвернулся, потом посмотрел снова. Ноги Дьюка были... в пудре. Нет, покрыты легким розовым пухом. Что за наваждение?.. Я осторожно потрогал его. Пух не стирался. Он рос из кожи и кололся, как мех червя. Я прислонился к переборке и уставился на ноги Дьюка, пытаясь понять, что это за дьволыцина. Краешком глаза я заметил, что подошла Лиз. Она взглянула на ноги Дьюка, и лицо ее потемнело. Прикрыв их одеялом, Лиз вопросительно посмотрела на меня. Я пожал плечами: - Ничего не понимаю. Она посмотрела на дисплей, но на экране тоже не было ответа. Я поднял на нее глаза: - Долго нам ждать? Когда выяснится, что пенобетон надежен? Она пожала плечами: - Час. Может, меньше. - А если он проснется? Как вы думаете, стоит говорить ему? Лиз собралась было ответить, но ее опередил Дьюк: - Что говорить? - Дьюк! Ты проснулся? - Время от времени я просыпаюсь. Послушать, как вы воркуете, голубки. Чем вы меня накачали, хотел бы я знать. Ноги так и зудят. Лиз бросила на меня быстрый предупреждающий взгляд. Дьюк этого не заметил. Я постарался ответить как можно убедительнее: - Не знаю, как это называется. Оно было в красной упаковке. - Где мы? - Все там же, в пудре. Как только небо очистится, нас заберут. - Как погода? - Пыль. - Все еще падает? - Нет. Но нас засыпало. К тому же стоит дымка. Лицо Дьюка отекло, но я все-таки заметил, как прищурились его глаза, когда он посмотрел на меня, перевел взгляд на дисплей и снова на меня. - Здесь розовый свет, - заметил он. - Как глубоко мы торчим в этом дерьме? - По самые уши. - Это Лиз. - М-м-м, - поморщился Дьюк. - Тогда не гоните волну. - Как вы себя чувствуете? - спросила Лиз. - Хреново. - Он потянулся и схватил меня за рукав. - Джим! - Да, Дьюк? - Сделай мне одолжение. - Говори. - Убери эту красную ампулу. Я не хочу спать. - Виноват, командир, но это невозможно. Все остальное - пожалуйста. - Я выдержу боль, но спать не хочу. - Не могу. Так положено. Иначе ты умрешь. - Джим... - Он кашлянул, и я испугался - кашель походил на предсмертный хрип. - Джим... убери ампулу. - Нет, Дьюк, я этого не сделаю. Дькж закрыл глаза, и мне показалось, что он снова за-1 снул, но вдруг он опять уставился на меня и тихо позвал: - Джим. - Да, Дьюк? Он быстро терял силы, мне пришлось почти прижаться к его лицу. Он прошептал: - Чтоб тебя... Его веки сомкнулись, и он снова погрузился в сон. Лиз отложила дисплей. - Аппарат его отключил. Он переутомился. - Дьюк ненавидит лекарства. Боюсь, потом мне долго| придется просить у него прошения. - Я сообразил, чтс опять оправдываюсь. - Простите, это по привычке. Лиз не улыбнулась. - Чего вы боитесь? - А? - Можете вынуть ампулу, если хотите. Я замотал головой. - Нет, не могу. Если нам суждено быть заживо съеденными, пусть он лучше ничего не знает. Лиз внимательно смотрела на меня. - Об этом я и толкую. Это лишь первый этап. - Какой этап? - Решать за других. На следующем этапе решают, можно ли другому человеку жить или он должен умереть. Вы понимаете, куда это ведет? Помнится, кто-то долго ныл по этому поводу. - Да, но... - Я поднялся на ноги и залез в фонарь над Дьюком. - Совсем другое дело, когда решаешь ты лично. Я не прав? Она ответила не сразу, а смотрела на меня, словно прикидывая. Наконец я не выдержал: - Ну давайте же! Говорите! Она медленно покачала головой: - Не стоит. Вы знаете, что я скажу. - Нет, не знаю. - Нет, знаете. - Боже, как я не люблю подобные разговоры. Она вздохнула. - Это не важно. Мне просто хотелось знать, удовлетворит ли вас такое оправдание. Я повернулся к ней спиной, раздвинул шторки и уставился на насекомых. Под полуденным солнцем они стали еше активнее. Я облился потом. Продолжать разговор не хотелось - Лиз была права. Грудь болела все сильнее. Господи, пусть мне будет еще хуже... В. Как хторранин поступит с медведем-гризли? О. Трахнет его. 22 ПИЩЕВАЯ ЦЕПЬ В основе любой жизни лежит смерть. Нельзя существовать, не поедая кого- то. Даже фотосинтез использует энергию тепловой смерти Солнца. Человечество - не исключение. Бальзамирование обманывает не могильных червей, а всю экосистему - и то временно. Соломон Краткий К концу дня насекомые очистили от пудры стекло фонаря, и теперь можно было рассмотреть их. Косые лучи вечернего солнца освещали вертолет сзади, и только розовые прожилки на прозрачной башенке напоминали, что еще недавно вертушка была засыпана. Крошечные насекомоподобные организмы выглядели крупинками. Приходилось сильно напрягать зрение, чтобы вообще увидеть их. Лишь у некоторых, более крупных, просматривались какие-то неясные детали. - У вас есть видеокамера? - спросил я Лиз. - Да, парочка в запасе имеется. - Дайте-ка одну, пожалуйста. Она принесла камеру - О, да это <Сони>! Отлично. Хоть раз в жизни армия не позарилась на дешевку. Сейчас я вам кое-что покажу. Фокусное расстояние у этой штуки можно сделать очень коротким. В университете мы использовали видеокамеры как переносной микроскоп. Я покрепче уперся локтями и, глядя сквозь окуляр камеры на насекомых, настроил ее. Освещение было отличное - лучи заходящего солнца падали сбоку. Изображение получилось четкое: белесые личинки были видны как на ладони. О Боже, да ведь это... Я узнал их. Чувство было такое, будто я хлопнул стопку крепчайшего ирландского виски. Я захихикал. - Что это вас так рассмешило? Меня действительно разбирал такой смех, что я вывалился из фонаря, закашлялся и осел на дно, пережидая, пока пройдет приступ. Я кашлял так сильно, что легкие, казалось, вот-вот вывернутся наизнанку. В груди полыхал костер. Кашель усиливал боль, а та, в свою очередь, вызывала новые приступы кашля. Я задыхался, однако все постепенно прошло. Лиз испуганно смотрела на меня. Жестом я показал, что со мной все в порядке, и натянул кислородную маску. Все мое тело по-прежнему было набито розовой пудрой, но что-то изменилось. На меня вдруг снизошло спокойствие. Нет, скорее, я чувствовал себя на седьмом небе, почти что витал в облаках. Я как бы видел свое ставшее прозрачным тело. Может быть, в мою кровь поступила свежая порция адреналина или мои эндорфиновые рецепторы потеряли чувствительность, а может, у меня атрофировалась нервная система? Но что бы это ни было, больше ничего не болело. И кроме того, меня постоянно разбирал смех. Только теперь я понял, какая глыба напряжения и страха свалилась с плеч. Одышка перешла в глухое отрывистое хихиканье. Вероятно, я смахивал на сумасшедшего. А может быть, и впрямь сошел с ума? - Маккарти! - Лиз встревожилась не на шутку. - Что с вами? Я перекатился на бок, встал на четвереньки и, выждав, когда дыхание восстановится, поднялся на ноги. - Пойдемте, я вам покажу. Лиз довела меня до кресла. На верхней половине переднего стекла виднелись насекомые. Я передал ей камеру. - Посмотрите. Узнаете? Она прижала объектив к стеклу и приникла к окуляру. - Нет. - Разве? Вы же видели слайды на докладе доктора Зимф. - Может, вы прекратите паясничать и просто скажете, что это такое? - Да ведь это ершики! Абсолютно безвредны для человека! Они да сахарная пудра - единственные хторран-ские виды, которые не опасны для нас. А мы целый день прячемся в этой консервной банке и дрожим от страха! Завтра к утру они очистят нам всю вертушку. На ней не останется ни одной розовой крошки. - Я был не в силах стереть с лица широкую, от уха до уха, улыбку законченного идиота. - Теперь все будет в порядке. Лиз села в соседнее кресло. Кажется, она успокоилась и пыталась расслабиться. - Нам точно не грозит никакая опасность? - Ни малейшая. Я чувствую себя как выжатый лимон. Она рассмеялась. - Это надо отпраздновать. Вы по-прежнему не хотите пива? - Разве еще осталось? - Холодильник у вас под ногами. Я открыл крышку. - Боже мой! Нет, эта женщина явно привыкла путешествовать с комфортом. Лиз умоляюще подняла руки: - Разве можно заранее знать, что утонешь в сахарной пудре? Дайте-ка и мне одну... Спасибо. Откинувшись в креслах и передавая друг другу камеру, мы наблюдали за неутомимой работой насекомых на стекле обтекателя. - Вы ведь по специальности биолог? - спросила Лиз. - Диплом я так и не получил. - Я спрашивала не об этом. - Ну хорошо, биолог. Такой же, как и любой в наше время. - Тогда расскажите мне, что здесь происходит? - Я могу лишь предполагать. Ершики вылупились в тот же день, когда выпали пуховики - главная их пища. - Но почему вылупилось так много, невероятно много? - Для насекомых это обычное явление - отложить тьму-тьмущую яиц. Тогда есть гарантия, что выживет достаточное количество особей для успешного повторения цикла размножения. - Тут у меня появилась другая мысль. - Разумеется, это земное объяснение. Хторран-ское может быть совершенно иным. - Что вы имеете в виду? - Да так, это только предположение. Помните, как доктор Зимф говорила, что мы видим сейчас лишь авангард вторжения, своего рода трансагентство, которое явно старается <хторроформировать> Землю? - Помню. Ну и что? - Вот об этом я и подумал. Допустим, что мы, земляне, решили <терраформировать> Марс или другую планету. Разве мы стали бы завозить туда всю земную экосистему? Наверное, нет. Мы взяли бы только те организмы, которые лучше других подходят к климату и ландшафту облюбованной нами планеты. Скорее всего, мы даже не взяли бы с собой полный набор организмов, а постарались бы заполнить те экологические ниши, которые смогут гарантировать наше выживание на чужой планете. - К чему вы клоните? - Ну хорошо. Мы бы захватили с собой пару видов трав и зерновых, дождевых червей, кроликов, лис, чтобы контролировать численность кроликов, коров, уток, цыплят и так далее. Иными словами, мы были бы вынуждены взять с собой только те виды, которые нужны непосредственно на первых порах. Москиты, термиты, носороги и трехпалые ленивцы ни к чему. Готов поспорить, что хторране поступили так же. Вот почему пуховики и ершики переживают сейчас взрыв численности. Здесь они не испытывают пресса всех хищников, которые питаются ими в родной экосистеме. По крайней мере, пока не испытывают. Может, те появятся позже. - Да-а, - протянула Лиз и отхлебнула пива из банки. Потом наклонилась вперед и, постучав по стеклу обтекателя, спросила: - А это что такое? Ее палец указывал на более крупную темную крупинку. Я пригляделся. Существо было круглым, черным и очень шустрым. - То, что кормится ершиками, - пояснил я. - Значит, долго ждать не придется, - прокомментировала Лиз. - Вот и первый хищник. - Она разглядывала его в видеокамере. - Похож на паука, только ног чересчур много. - Если это хторранский организм, то его называют <пасть на колесах>. Вот еще один. А вот еще. Солнце почти село, наступает пора ночных хищников. Держу пари, ^ что скоро их здесь будет целая орава. - А это что? - показала Лиз. - И вот это? - Она передала камеру мне. Существа походили на золотых рыбок с продольными красными полосами. Мне невольно вспомнились тысяче-ченожки, только эти твари были микроскопическими.. Может, личинки? Я сказал: - Ясно, что это насекомые, которые поедают тех, ко - торые питаются ершиками. Тут мое внимание привлекло существо, похожее на амебу, размером с ноготь. Оно обволокло одну из <золотых рыбок>. Невероятно! - Знаете, кто пожаловал к нам в гости? <Театральная ложа>! Перед нами целый срез хторранской экосистемы! - Я не уверена, что это <ложа>, - заметила Лиз. - Мы смотрим снизу. - Лучший ракурс для наблюдения. Все как на ладони. А теперь посмотрите сюда. Видите? Кто это? - Похож на маленького вампира. - Правильно, потому его и назвали <нетопырем>. Они прячется в засаде по темным углам. Этот, вероятно, еще детеныш. - Что он жует? - Не могу разобрать, но что-то розовое. - Вот еще один. Боже! Существо напоминало крошечного эльфа. У него были лягушачьи глаза, розовое влажное тельце, как у младенца, да и пропорции вполне человеческие, только размерами он не превышал пальчик грудного ребенка. Он поедал розовую пудру, ершиков, как, впрочем, и все остальное, что попадалось на пути. У него был крохотный розовый язычок. - Просто невероятно! Где кассеты для камеры? Здесь, наверное, сотни новых видов. - Там, в синем ящике. - Лиз ткнула пальцем через плечо. - И не забудьте про батарейки. Возможно, потребуется замена. Я выкарабкался из кресла. - Кока-кола, пиво, медикаменты, пенобетон, кислородные баллоны, видеокамеры - откуда все это? - Теперь так оснащены все военные вертолеты. Стандартный набор. Роботы проверяют запас и автоматически пополняют его. Вероятно, для таких вот непредвиденных случаев. - Ого! - вырвалось у меня. - Да у вас тут кассеты <Пентакс-Про>! С восьмислойной памятью на восемьдесят гигабайт! Новехонькие. Откуда все взялось? О таком я мог только мечтать. - Успокойтесь. Там, откуда это взялось, есть еще. - Правда? - Командование намерено обеспечить вас новейшим оборудованием, Маккарти. Идет война, вы не забыли? Я захватил переносную лампу и вернулся в кабину. - Повесьте где-нибудь, чтобы свет падал сбоку. А я постараюсь улучшить резкость. Я занялся настройкой. - Там еще остались голые человечки? - Вон парочка... Вы не должны видеть, чем они занимаются. - Что значит - <должен>, <не должен>? - Я нацелил объектив. Лиз фыркнула: - Извращенец! - Да они просто слизывают друг с друга пудру, - успокоил я ее. - К тому же, кажется, обе - самки, Я продолжал снимать. Появилась какая-то розовая штука, похожая на крохотную цветную капусту или на движущийся мозг - шишковатый комок с красными венами на поверхности. Выглядел он отвратительно. Похоже, что другие существа думали так же - они держались от него подальше. - Потрясающе! - воскликнул я, может, и повторяясь, но сейчас мне было все равно. Меня охватило возбуждение. - Это организмы, которых еще никогда не видел человек. Невероятно! Наверное, как раз сегодня все они вылупились разом и теперь пожирают друг друга. Великолепно! Лиз спокойно заметила: - Если это так, то вы опростоволосились. - Что? - - Пару минут назад вы предположили, что хторране захватят с собой только самые необходимые виды. Взгляните на зоопарк за стеклом! Вы по-прежнему так считаете? Я на секунду опустил камеру и посмотрел на стекло, сплошь покрытое копошащимися насекомыми и прочими тварями. Длинными, тонкими, толстыми и рыхлыми, розовыми, пурпурными, алыми - всех оттенков красного цвета. Они блестели в свете, падающем на них из вертушки. Дальше была темнота. Уже наступила ночь, а я и не заметил, как село солнце, - настолько увлекся. Спектакль, разыгрывающийся на наших глазах, захватил меня целиком. Насекомые блестели, все стекло переливалось и сверкало. - Я не отказываюсь от своих слов, - ответил я. - Мы видим очень тонкий срез экосистемы. На их планете может обитать миллиард разных видов, а мы наблюдаем здесь лишь несколько сотен. Скорее всего, хторране переправили сюда только тех, которые им нужны. Я повертел в руках камеру и улыбнулся Лиз. - Что такое? - спросила она. - Беру свои слова обратно. Ну пусть не все, а часть. Не думаю, что путешествия даются хторранам намного легче, чем нам. А ведь мы пакуем в чемодан не только то, без чего никак нельзя обойтись. Мы прихватываем и кое- что на всякий случай. - Я взвесил камеру в руках. - Как видите, и эта вроде бы ненужная штука тоже пригодилась. Они поступили так же. Лиз засмеялась. Открыв две последние жестянки с пивом, она передала одну мне и подняла свою банку: - Ладно, выпьем за насекомых. Ваше здоровье. Я предложил свой тост: - За потрясающий спектакль. Некоторое время мы молчали. Я пытался представить, как выглядит земля за стенками вертолета. Должно быть, напоминает живой ковер из насекомых и ночных хищников. Любопытно, участвует ли кто-нибудь из уроженцев Земли в этом пиршестве и если участвует, то в каком качестве - едоков или пищи? Наверное, все-таки едоков. Ведь это было не просто кормление, а какое-то сумасшествие. Твари настолько увлеклись пожиранием, что едва ли заметят, когда слопают их самих. На стеклах появлялись все новые существа, включаясь в оргию. Откуда они? Лиз решила назвать маленьких голых человечков <детскими пальчиками>. Они напомнили ей набор резиновых кукол, с которыми она играла в детстве. Их надевали на пальцы, и стоило пошевелить руками, как куклы в унисон открывали и закрывали глаза и рот. Лиз сказала, что они походили на хор гномиков, жаль только, что петь они не могли. Наши <пальчики> с забавными детскими лицами выглядели как те гномы. У них была бледная, почти прозрачная кожа, большие голубые глаза придавали им то ли безразличный, то ли, наоборот, страшно перепуганный вид - кому что нравится. Они неторопливо ползали и, широко раскрывая маленькие рты, слизывали со стекла крошечными красными язычками розовую пудру и ершиков. Глотая, они запрокидывали голову, а потом медленно осматривались, прежде чем продолжить обжорство. Через какое-то время их стало намного больше. Многие слизывали пудру друг с друга, все стекло покрыли извивающиеся голые тельца. - Кажется, вы уже попали на свою <голубую мессу>. - Знаете, меня коробит от такого сравнения, - сказала Лиз. - Неужели и люди так выглядят со стороны? Темнота сгущалась, и нахлынули <нетопыри>. Эти маленькие вампирчики с бледными мордами и огромными челюстями хватали <пальчиков> передней парой конечностей и прижимали к себе в непередаваемо эротическом объятии. <Пальчики> не сопротивлялись - даже когда! вампиры начинали их пожирать. Они ели их, как малень-кие сосиски, - откусывали и жевали, откусывали и жевали. <Пальчики> воздевали розовые ручонки, сучили розовыми ножками, но <нетопыри> продолжали их пожирать. У маленьких розовых <пальчиков> была алая кровь. Через несколько минут ею было залито все стекло. - Я их ненавижу, - заявила Лиз. - Осторожнее, - предупредил я. - Что? - Вы очеловечиваете их. Вы судите об этих существах явно предвзято. А что, если эти милые <пальчики> - личинки хторров? Она, вздрогнув, уставилась на меня: - Вы серьезно? - Просто предостерегаю вас от скороспелых выводов. Я уже ошибся с кроликособаками и больше не собираюсь попадать впросак. С возрастом эти крошки могут поменять свое обличье и превратиться в ядовитых змей. А могут и не превратиться. Не надо спешить с приговором. Вместо ответа Лиз хмыкнула. Мы замолчали. Кто-то вроде змеи с красным брюхом проскользнул по боковому окну. Существо с тысячью мелькающих ног, как пылесос, пропахало дорожку среди другой живности. Нет, только не это! - Лиз! - Да? - Нам лучше поторопить спасателей. - Что? - Она недоуменно посмотрела на меня. - По-моему, вы говорили, что нам ничто не грозит. - Разве я не могу поменять мнение? Вы хотели узнать, кто следующий? Посмотрите вон на ту гадину! Это хторранская тысяченожка. Если они нагрянут сюда, нам лучше поскорее унести ноги. Не думаю, что пенобетон их остановит. В. Какхторране называют кладбище? О. Склад консервов. 23 ШВЕДСКИЙ СТОЛ Жизнь для Вселенной - все равно что ржавчина для железа. Мы с вами в конечном итоге (в планетарном масштабе, разумеется) - лишь более совершенная форма коррозии, из-за которой Вселенная износится чуть-чуть раньше. Соломон Краткий Передатчик пискнул в 22.00. Лиз наклонилась и включила его. - <Банши-6> слушает. - Потрясающая новость для вас. Дирижабль уже в пути. Они вылетели из Портленда час назад. На борту команда спасателей и медики. Над вами они будут к полуночи. - А как же пыль? - Их предупредили об опасности и проинструктировали. Сегодня в долине Сакраменто не работает ни один мотор, по крайней мере без защиты. Но лучше других подготовились к подобным событиям в Портленде; им только оставалось взять с полки готовые технологии. Можете поблагодарить за это вулкан Святой Елены. - Хорошо, я пошлю ему поздравительную открытку, - пообещала Лиз. - Спасатели будут анализировать состав воздуха на$: протяжении всего полета. Как только концентрация пы-ли достигнет тысячной доли процента, они загерметизи-руют двигатели и пойдут по ветру. - По ветру? - с сомнением переспросила Лиз. - Вы не ослышались, у них есть временное парусное-вооружение и холодный реактивный двигатель для маневрирования, так что опасности возгорания нет. В случае необходимости они могут лететь на сжатом воздухе некоторое расстояние - небольшое, конечно, - но если они возьмут курс на океан, его вполне хватит, чтобы выбраться из розовой пыли. - Я уже слышала о таком способе, - сказала Лиз. - Как они намерены удерживаться прямо над нами? - Они выстрелят в грунт четырьмя кошками, а потом спустят корзину и примут вас. - Послушайте, - предупредила Лиз. - С этим будут проблемы. - Почему? - Вокруг нас безумствуют твари, пожирающие все подряд. Когда мы откроем люк, у нас в распоряжении останется, наверное, секунд тридцать, а может, и того меньше. Сейчас кругом кишат тысяченожки. - Мы знаем о тысяченожках. Вы не единственные, кто угодил под розовую пыль. Сюда поступают рапорты, от которых волосы встают дыбом. Я подался вперед и спросил: - Что за рапорты? - Пожалуй, вам лучше не знать. - Нет, надо, - настаивал я. - Кажется, мы лишились Реддинга. Связи с городом нет, и мы ничем не можем помочь. А вы еще жалуетесь! Поданным космического наблюдения, вся Северная Калифорния стала сплошной розовой пустыней, а ведь в Реддинге все-таки были высотные здания. - Реддинг? - Этот город находился всего в восьмидесяти километрах севернее нас. От страшного подозрения у меня по спине пробежали мурашки. - Скажите, насколько мощен слой пыли? - Весь север штата засыпан целиком. Жизнь замерла. В Сакраменто сегодня днем выпало еще двенадцать сантиметров пыли. Мы с Лиз обменялись взглядами. От Реддинга до Сакраменто? - Вы сами увидите это с дирижабля. Если ветер не изменится, вы будете в Окленде или в Сакраменто завтра к вечеру. - А хорошие новости у вас есть? - <Доджеры> продули в восьмом иннинге. - Спасибо. - Лиз вздохнула и повернулась ко мне: - Вот так. Омары отменяются и сегодня вечером... Что-то случилось? - Она уловила мое беспокойство. - Пока ничего, - ответил я, вылез из кресла и отправился проверить Дькжа. Его состояние не ухудшалось, однако... Я откинул одеяло. Розовый мех на его ногах стал заметно длиннее; появились красные и пурпурные волоски. Лиз присела на корточки напротив меня. - Так, говорите, ничего? - Ну хорошо, - сдался я. - Меня беспокоит Дьюк. От него довольно плохо пахнет, и я не могу понять, что происходит с его ногами. Эта шерсть растет! Даже если срочно эвакуировать его, необходимую помощь он получит только завтра вечером. Лиз посмотрела на экран дисплея. Дьюк держался на последней ампуле болеутоляющего. Глюкоза тоже закончилась. Теперь приходилось периодически будить его и давать сладкую воду с добавками антибиотиков - а что оставалось? Я наклонился пониже, разглядывая розовый мех на его ногах. Волоски росли из почерневшей кожи, как травинки из земли. Они кололи ладонь. Я прижал их чуть посильнее - покалывание усилилось. - Он просыпается, - сообщила Лиз. Надпись же на дисплее гласила, что пациент пребывает в глубоком сне. - Нет, он спит. - Я снова дотронулся до меха и провел ладонью по ноге. Дисплей словно взбесился: сначала он сообщил, что Дьюк просыпается, потом решил, что у пациента сердечный приступ, и тут же усомнился в этом. Зажглась надпись: <Подождите, пожалуйста>. Но единственное, до чего он додумался, свелось к ничего не проясняющим словам: <Повышенная нервная активность>. Потом снова загорелось: <Подождите, пожалуйста>. Открыв аптечку, я стал изучать разноцветный список лекарств. Вот оно - герромицин! Я еще раз посмотрел на ноги Дьюка. По сути, мне ничего не известно, и рисковать сверхглупо. - О чем задумались? - спросила Лиз. - Вот размышляю, как бы совершить величайшую глупость. - Почему глупость? - Потому что раньше этого никто не делал. - Я вынул из аптечки пластиковую ампулу. - У Дьюка на ногах растет мех червей. Вот эта штука уничтожает его. Во всяком случае, большую часть. Помните того хторра из Денвера? С ним произошла такая же история. Лиз нахмурилась. - Не знаю, что и сказать вам, Маккарти. Я - не врач. - А я и не спрашиваю вашего разрешения. Я разбираюсь в этом больше вас. Спрашивать надо у других. - Вы правы, - согласилась она. - Знаю. - Я закрыл глаза. Пожалуйста, Боже... Сделай так, чтобы я оказался прав! Я вставил ампулу в капельницу. Экран запищал, осведомляясь: <Герромицин?> Я нажал клавишу подтверждения. Теперь оставалось только ждать. Мы снова завернули Дьюка в одеяло и вернулись в нос вертушки. Кресло подо мной недовольно скрипнуло. Я не знал и половины ползающих по стеклу тварей, а те, что были известны, приводили в ужас. - Самая главная проблема - Дьюк. Как мы вытащим его отсюда? И удастся ли нам выйти самим? Сейчас даже приоткрыть люк смертельно опасно. Я направил фонарь на верхнюю часть обтекателя. Луч осветил четырех краснобрюхих тысяченожек, скользящих вниз по выпуклой поверхности. Одна из них изогнулась и уставилась на нас, недоуменно моргая, - ее глаза, как диафрагмы фотоаппарата, то расширялись, то сужались. - Вы не можете их заморозить? - спросила Лиз. Я пожал плечами. - Именно это я и намеревался сделать, но дело не в них. Боюсь, что нас обнаружат черви. В кафетерии уже подходит их очередь. - Я показал на иллюминатор. - Эти тысяченожки - самые страшные маленькие монстры, каких только можно вообразить. Они нападают на все, что хоть отдаленно напоминает органику. Ненасытны, как журналисты на презентации, и убить их практически невозможно. Кусают, как репортеры, и беспощадны, как адвокаты. Нападают стаями и за неделю способны уничтожить целый лес, а за минуту обглодать лошадь до костей. Хотите еще послушать? - Но главное состоит в том... - подсказала Лиз. - ... Что они служат пищей червям. Для хторран тысяченожки - деликатес, вроде наших омаров. Черви набивают ими пасть и жуют. И для червей не составит труда облупить наш вертолет, как крутое яйцо. Ко всему прочему мы безоружны, - добавил я. - Огнемет Дьюка валяется где-то в пыли, хотя мы все равно не смогли бы им воспользоваться. То же самое касается гранат, ракет и всего остального, от чего может воспламениться пудра. Все, что у нас есть, - это фризер, да и тот против червей ненадежен. Можете мне поверить, я трижды пользовался им. А на четвертый раз воздержался и не порекомендовал бы это делать желающим умереть в собственной постели. В первый раз у меня не было иного выхода. Во второй - спасла только сноровка. На третий я начал подозревать, что это вообще невыполнимая штука, и прекратил экспериментировать. - Вы закончили, профессор? - осведомилась Лиз. - С интересом жду предложений, - пояснил я. - Мне просто хотелось ввести вас в курс дела. - Прежде всего, - Лиз одарила меня сногсшибательным взглядом голубых глаз, - мне кажется, вы ищете проблему там, где ее пока нет. Последнего червя мы видели в сорока километрах отсюда, по ту сторону гор. - Она показала на запад. - Это вы видели его там и забыли, что я встретил последнего червя по ту сторону ближайшего холма. Можете ли вы дать голову на отсечение, что поблизости нет других? Лично я бы не рискнул. - Я ткнул пальцем в окно. - Меньше чем в метре от нас накрыт шведский стол для хторран. А вокруг него черви! Они нас пока просто не нашли, но обязательно найдут. Лиз не ответила. Ей не понравились мои слова, но отрицать их правоту она не могла. Я продолжал: - У червя нюх лучше, чем у акулы. Известно, что запах человека привлекает этих тварей. Почему, мы не знаем, но знаем, что хторранские гастроподы сразу же устремляются на человечину, едва ее учуют. Это знание далось нам дорогой ценой. Кроме того, они научились распознавать запахи наших машин и вертолетов, тоже весьма для них привлекательные. Я не хотел говорить об этом раньше, так как не думал, что мы попали в очаг заражения, но тысяченожки, увы, подтверждают обратное. Наша вертушка приманивает всех окрестных червей не хуже неоновой рекламы на тех занюханных барах, где пишут <Закуска - бесплатно>. - Я поймал себя на том, что говорю, пожалуй, слишком возбужденно, и понизил тон. - Каюсь, немного расстроился. Лиз по-прежнему молчала, мрачно глядя в окно. Я решил было извиниться, но, вспомнив свое обещание больше не делать этого, стиснул челюсти. Однако молчание лишь усиливало чувство неловкости. - Послушайте, - сказал я. - Есть одно обстоятельство, которое нам на руку. Пыль. Может быть, она настолько плотна, что маскирует наш запах. Вероятность довольно большая, правда, я вас не успокаиваю. А раз так, то бояться нам особенно нечего. Разве что червь наткнется на нас случайно. - Как этот? - медленно проговорила Лиз, не отрывая взгляда от окна. Я поднял фонарь, чтобы получше рассмотреть что-то большое и темно- красное, с двумя огромными черными глазами, напоминающими фары подходящей к станции электрички, которое смотрело на нас сквозь стекло обтекателя. От внезапного света его глаза прищурились, - Как бы я хотел на этот раз ошибиться! - вырвалось у меня. Червь искоса смотрел на нас - прислушивался. Потом медленно открыл пасть и дотронулся челюстями до стекла, проверяя его на прочность. <О Боже, не дай ему лопнуть!> Стекло затрещало, но удержалось. Червь отвернулся от окна и с любопытством пробежал по поверхности стекла руками. Его клешни осторожно скребли и постукивали, исследуя стекло. Я держал фонарь неподвижно, боясь шевельнуть им, боясь даже выключить. Червь был огромным. Метра четыре в длину. Отчетливые пурпурные и темно- красные полосы на боках не мог скрыть даже толстый слой пудры, покрывающей мех. Чудовище вновь приблизило морду к стеклу. Мы смотрели на него, а оно, не отрываясь, - на нас. Я молился, чтобы червь был сытым. В. Как хторране называют морг? О. Холодильник. В. А трупы в нем? О. Холодные закуски. 24 <Я ИМ НЕ БЕСПЛАТНАЯ ЗАКУСКА!> Кошка всегда оказывается не с той стороны двери. Соломон Краткий А потом червь подался назад и исчез. За окном стояла непроглядная темень. Интересно, куда он отправился? - Не шевелитесь, - шепнул я. - А я и не могу. Какое-то время царила тишина. Я гадал, не тот ли это червь, который повстречался нам с Дьюком. Впрочем, какое это имело теперь значение? А потом послышалось тихое постукивание и царапанье по борту - с той стороны, где сидела Лиз. Червь обследовал машину. Глаза Лиз расширились. Слышать, как рядом копошится чудовище, но ничего не видеть, было гораздо страшнее. Звуки перемещались вдоль вертолета. Медленно, очень медленно червь простукивал и царапал его борт, приближаясь к люку. Вот он добрался до двери вертушки, и леденящие кровь звуки смолкли. Он возился у люка долго, чересчур долго. Я вспомнил кролика в клетке... - Я... хотела сказать вам кое-что... - прошептала Лиз. Все наше внимание приковывал шум за люком, - О чем? - спросил я. Казалось, что в дверь стучали. Или скреблась собака, просившая впустить ее. - О том, что вы очень милый. Теперь кто-то исследовал ручку. - Я знаю, - ответил я. - Спасибо. Да уходи же ты к черту! Никого нет дома! Пожалуйста, Господи, только не дай мне закашляться. - Хотя нет... Послушайте, на самом деле я хотела сказать вам... - Голос Лиз напрягся. - В постели я лучше, чем за штурвалом. Можете передать это Дьюку - если у вас будет возможность... Стук в дверь прекратился. - Я... хотел бы проверить это сам... Снова наступила тишина. Мы мучительно прислушивались. Может, он оставил нас в покое и уполз? Но нет! Царапанье возобновилось чуть дальше. Лиз перевела дыхание и быстро добавила: - Я тоже. Теперь червь был у хвоста вертушки. Я сказал: - Когда мы вернемся в Окленд... - Хорошо. Раздался удар, и вертушка качнулась вперед. Лиз взвизгнула. Дьюк застонал. А потом наступила долгая тишина. - Он ушел? - шепнула она. - Подождите, - предостерег я, а потом попросил: - Включите наружные огни. Все огни. - Это не опасно? - Он знает, что мы здесь, так что прятаться теперь бессмысленно. Мы тоже должны видеть, что там творится. Лиз дотянулась до приборной доски и нажала кнопку. В окне вспыхнула красочная картинка. Земля светилась розовым - носовые прожекторы вертушки пока еще оставались под слоем пудры. Зрелище было феерическое и жуткое. Глубокая борозда в розовых дюнах вела прямиком от деревьев к вертолету. След любопытного червя. Где же он теперь? Розовые сугробы потеряли свою пышность и превратились в грязноватую на вид слякоть. Она подергивалась и пульсировала от кишащих в ней организмов. Мелких тварей рассмотреть было невозможно - они сливались в перламутровую мозаику. Среди них, как акулы, рыскали тысяченожки, некоторые размером с питона. Но где же червь? Лиз включила верхние прожекторы - и у нас перехватило дыхание. Небо заполонили порхающие крохи. Они стремительно проносились взад и вперед сквозь лучи прожекторов, ныряли вниз и пикировали, выхватывая из пудры насекомых. А потом среди мельтешащей в воздухе мелочи появились более крупные существа, извивающиеся, как серебристые ленты. Они выписывали абсолютно правильные синусоиды и были столь причудливы и грациозны, что невозможно было оторвать глаз. Что-то похожее на воздушного змея пронеслось мимо, хватая их на лету. Интересно, как должна выглядеть тварь, пожирающая воздушных змеев? Существа на земле стали видны более отчетливо: <нетопыри>, размером с терьера, нечто, напоминающее пауков на ходулях. Ершики разрослись до размеров крыс. В пудре крались волосяные шары с пастью, выгибающие спину горбом наподобие червя-землемера. Лиз зачарованно смотрела в окно. Почти машинально она включила наружные микрофоны... В корабль ворвалась какофония звуков! Треск и свист. Тысячи стрекочущих, кудахтающих, жужжащих, щебечущих голосов обрушились на нас. Шум стоял невероятный! Лиз уменьшила