Вы когда-нибудь видели фотоизотомографические изображения? - Нам их показывали, но разобраться у меня не было возможности. Фотоизотомография представляла собой трехмерную карту организма. Создать ее нетрудно. Вы делаете тонкие срезы червя на замораживающем микротоме и фотографируете их один за другим. Потом загружаете изображения в компьютер, который выдает на экран трехмерную картинку. Просматривается любая часть тела червя изнутри или снаружи под любым углом. С помощью джойстика можно путешествовать по телу червя, прослеживая путь кровеносных сосудов, нервов и других структур. Пока большая часть из того, что мы видели, относилась именно к <другим структурам>. Многие органы червей не выполняли никакой явной физиологической функции. Что это? Рудименты вроде нашего аппендикса? Или они находились на биологической консервации в ожидании, когда придет их час? - Хотите, я предоставлю вам лабораторное время? - предложила Флетчер. - Если сумеете доказать, что они обладают способностью к такой декодировке, я спляшу нагишом с большим розовым червем. - Вы настолько уверены? - Да. - Гм. Но тогда возникает другой вопрос. Она снова посмотрела на часы. - Только покороче, пожалуйста. - Для чего же тогда нервные иголки? Флетчер улыбнулась. - Для очень интенсивной стимуляции. Может быть, сексуальной. Общение червей - своего рода объятие. Жесткость волос в сочетании с нервными иголками должна вызывать очень сильные ощущения. Вы же видели их напряжение на вершине <оргазма>? Я кивнул и тут же спросил: - Это установленный факт или гипотеза? На ее лице промелькнуло раздражение. Я сразу пожалел, что спросил: такие вопросы больше подходят генералу Пулу. Но Флетчер и виду не подала. - Это экстраполяция, - поправила она. - На примере нашей экологии мы знаем: чем выше организация животного, тем активнее его половое поведение. То же самое касается других поведенческих реакций и механизмов обмена информацией. Человек - лучшее тому подтверждение. Эволюционная фора червей вовсе не означает, что они умнее нас, но их адаптации должны быть несколько изощреннее. Кто знает, может, они демонстрируют, во что превратится земляной червь? Вы обязаны знать, что половое размножение не только ускоряет темпы эволюции, но и отбирает наиболее сексуальные виды. Я ухмыльнулся. - О'кей, сдаюсь. Она еще раз обеспокоенно посмотрела на часы, но не ушла. - Послушайте, Джеймс. Вы задавали грамотные вопросы. Продолжая в том же духе, вы шаг за шагом проследите большую часть наших работ за последние восемнадцать месяцев. Сейчас мы буксуем с проблемой передачи информации, и я страшно боюсь, что мы не замечаем чего-то настолько явного, что видно даже лейтенанту. - Она смущенно улыбнулась. - Вы ничего не замечаете? - Ну... - осторожно начал я. - Так, кое-что. Вы же видели наши записи из вертушки? - Да, видела. - Вам ничего не напомнили кроликособаки и их небольшое представление? - Вы хотите спросить, не напоминает ли это стадо? - Значит, вы тоже заметили. Она сказала: - Это лежит на поверхности. - Вы были одной из тех, кто дал мне ключ. Помните вашу характеристику сплачивания стада? Феномен втягивания. - Положим, явление намного шире, - возразила Флетчер. - Это типичный для стада способ самосохранения. Цементирующий состав. - Да, конечно. Но для того, кто не является членом стада, это... приглашение. - Пусть так. Ну и что? - И тут до нее дошло. Она удивленно вскинула на меня глаза. - Кроликособаки? - Они самые. Я думаю, что их танец был приглашением полковнику Тирелли и мне присоединиться! Флетчер задумалась. - Подождите минуту. - Она отстегнула от пояса телефон и набрала номер. - Джерри? Это Флетч. Я опоздаю. Сам справишься?.. - Она выслушала ответ. - Отлично. Спасибо. - Потом сложила телефон и снова закрепила на поясе. - Итак, у вас наверняка есть соображения. Давайте выкладывайте все до конца. - Когда я валялся в больнице, у меня была уйма времени для чтения. Я просмотрел очерки доктора Формана о коммуникации. - При его имени Флетчер нахмурилась. - Что-то не так? - спросил я. - Вы сами говорили, что прошли у него курс психофизической, или модулирующей, тренировки. - Да, прошла. И этот курс мне многое дал. Но... Мне не нравится, во что он превратился. Впрочем, ерунда. Продолжайте. - Ну... Суть его работы, похоже, состоит в том, что люди очень редко осуществляют настоящий обмен информацией. Большинство из нас даже не подозревает, что это такое. Если вы заглянете в словарь, то обмен информацией трактуют как обмен взаимно согласованными символами. Форман считает это определение некорректным. Он довольно подробно объясняет... - Я знакома с его трудами, - прервала меня Флет-чер. - Не пересказывайте. - Хорошо. Форман выдвигает тезис, что истинный обмен информацией - это обмен чувствами, нечто вроде прямого переливания содержимого моей головы в вашу. Это, по Форману, и есть коммуникация. Он пишет, что, если бы мы овладели таким способом, наше ощущение самих себя, Вселенной, да и всего на свете, изменилось бы. Мы сравнялись бы с богами. Вот почему я подумал о червях. Флетчер кивнула. - В мышеловку мы уже залезли, но я до сих пор не вижу сыра. Впрочем, продолжайте. - Это введение. По-настоящему меня потрясли рассуждения Формана о языке. Он считает язык весьма неэффективным средством для передачи чувств. Это всего лишь набор понятий, годных для описания физического мира, то есть вещей, которые можно измерить и пощупать: длины волны света, температуры воды и тому подобного. Но он отнюдь недостаточен для описания чувственной Вселенной, Вселенной индивидуального восприятия. Попробуйте описать словами любовь. Самое большее, на что способен язык, - вызвать цепь ассоциаций с вашим личным опытом. Люди, скорее, обречены на общение, чем способны осуществить его. Доктор Форман считает, что чувственному обмену должно предшествовать установление коммуникационной связи. То есть общение червей, сплочение стада, правильно? Желание быть вместе. Потому и кролико-собаки собрались в кучу, могу поспорить. - Я с нетерпением следил за выражением лица Флетчер. - Что скажете? Она медленно проговорила: - Скажу... что вы молодец. - Она взяла меня под руку. - Давайте прогуляемся. Я угощу вас чашечкой кофе. Настоящего. В моем кабинете. - Да? Конечно. - Я слегка удивился - на научные вопросы доктор Флетчер обычно отвечала немедленно. Пока она варила кофе, мы немного поболтали. - Помните яйца червей, что вы привезли в Денвер? Из которых вылупились тысяченожки? - Да, а что? - Мы наблюдали за ними, потому что это первые краснобрюхие тысяченожки, которых мы увидели. Теперь-то ясно, что ближе к северу у всех красное брюхо. Хотите молока? Простите, но нет ни кусочка сахара. Знаете, эти краснобрюшки не такие ненасытные, как их черные сородичи. И растут гораздо медленнее. И еще мне кажется, что они сообразительнее, если вас не смущает не подтвержденное фактами мнение. Мы собирались провести несколько опытов в лабиринте, но так и не успели из-за суматохи с переездом. По-моему, три штуки мы с собой захватили - надо проверить. Если хотите, можете полюбопытствовать, как они себя чувствуют. Флетчер вручила мне массивную белую кружку. - Потом, - ответил я. - Так что с моей идеей? Флетчер села напротив. - Как кофе? Я вежливо попробовал, потом открыл рот, чтобы повторить свой вопрос, закрыл его и снова посмотрел в чашку. Аромат был божественный. Я глубоко вдохнул. - М-м-м-м... Потрясающе. Спасибо. Я решил по наслаждаться молча. Флетчер убрала упавшие на лоб пряди волос, и я увидел, какая она усталая. Вокруг глаз залегли тонкие лу-чики морщин. По-видимому, ей сильно досталось за последние несколько недель. Она отпила кофе и сказала: - Мы планируем экспедицию на север - специально для установления контакта с кроликособаками. Это даст нам тот шанс продвинуться вперед, который мы давно искали. Было много споров насчет танца и его значения. Мы несколько раз просматривали видеозапись. - Она выдержала паузу, поболтала кофе в кружке и немного отпила. - Во многом наши выводы совпали с вашими. Я почувствовал себя баллоном, из которого выходит воздух. - Значит, для вас это не новость? Она покачала головой: - Нет. Хотя то, что танец служит приглашением, интересная мысль. Мы упустили это из виду. Она внимательно посмотрела на меня. Я вздохнул и, уставившись в пол, начал катать кружку между ладонями. - Вы хотели как-то смягчить удар для меня, да? - Вовсе нет. Вы же не только уловили сходство, но провели соответствующее исследование и выдвинули чертовски заманчивую гипотезу. - Она смущенно улыбнулась. - Я хочу предложить вам работу, Джим. - Работу? - - Да. - Она кивнула. - Экспедиции требуется специалист. Думаю, что никого лучше вас мы не найдем. В.: Как хторране называют медсестру? О.: Горячий пирожок. 41 КОММУНИКАЦИОННЫЙ ПРОБЕЛ Корзине с крабами не нужна крышка. Если один попытается вылезти, другие стащат его вниз. Соломон Краткий В комнате за длинным полированным столом сидело восемь человек: полковник Тирелли, полковник Андерсон, Джерри Ларсон, доктор Зимф, доктор Флетчер, генерал Пул. По обе стороны от генерала устроились его адъютанты. Вся троица выглядела так же радостно, как тефтели в соусе чили. - На основании ваших видеозаписей, - говорила доктор Зимф, - мы допускаем, что коммуникационный контакт с кроликособаками или даже хторрами действительно возможен. - Она по-прежнему напоминала водителя грузовика - коренастая и приземистая, как бочонок, с бульдожьими челюстями, разве что седины в волосах прибавилось после Денвера. Голос звучал по-прежнему грубовато и напористо. - Удалось идентифицировать более ста сорока трех видов взаимодействия между существами, которых мы теперь называем кроликособаками, и еще восемьдесят видов между ними и хторрами. - И на основании этой информации вы хотите бросить человека в их гущу, я правильно понял? - поинтересовался я. - Ему обеспечено любое прикрытие, какое потребуется, - проворчал генерал Пул. - За вашей спиной будет Два укомплектованных взвода. - Но... Вы предлагаете мне осуществить <взаимодействие> буквально: вылезти из вертушки, подойти к первой попавшейся кроликособаке и протянуть руку для братания? Доктор Зимф не стала выкручиваться. - Да, мы бы хотели свести человека и кроликособаку лицом к лицу и посмотреть, что произойдет. - И если меня не сожрут, для беседы можно будет командировать настоящего ученого, - закончил я за нее. - Это не совсем так, но... - Так! - перебил я. - Вы уготовили мне роль козла отпущения. - Лейтенант, - предостерегающе произнес генерал. - Простите, сэр. Но мне кажется, что сейчас самое время выслушать и меня. Ничего у вас не выйдет. Во всяком случае, если вы будете действовать таким образом. Я не забыл, что всего лишь лейтенант, но у меня больше опыта общения с червями и кроликособаками, чем у любого в этой комнате. И мое мнение - мнение специалиста. - Мы и не спорим, - сказал генерал Пул. - Именно поэтому для успеха операции нам нужны вы. Мы полагаемся на ваш опыт. - На его лице застыла дежурная улыбка. - Если вы так думаете, генерал, то послушайте, что я скажу. Я знал массу гениальных идей, спущенных нам из Денвера или откуда-нибудь еще. Нас учили, как вести себя с червями. Одни идеи были... интересными, подавляющее большинство - смертельно опасными, а некоторые - дурацкими. Но почти все они требовали на заклание зеленого солдатика вроде меня, который пошел бы и рискнул своей задницей ради чьей-то теории. Если идея оказывалась неверной, вы рисковали только авторитетом, а доверившийся вам служивый вдруг обнаруживал себя в огромном волосатом розовом желудке. - Вы хотите сказать?.. - Если кто-нибудь должен сунуть голову в пасть льву, то он вправе выбирать льва. Доктор Зимф кашлянула. Все повернулись к ней. - Мне кажется, вы слегка драматизируете ситуацию, лейтенант... - Ничуть! Я тот самый подопытный кролик, который заморозил трех червей, прежде чем выяснилось, что это невозможно. А сейчас мне предлагают задание еще бессмысленнее. Допускаю, что я кому-то не нравлюсь, но нельзя же, в самом деле, расправляться со мной так открыто. - Вы закончили? - поинтересовалась она. - Пока да. Если мне придет в голову еще что-нибудь, позвольте снова прервать вас. Генерал Пул тихо произнес: - Лейтенант! В любое время дня и ночи я готов выразить вам свою признательность за заслуги в составе группы дяди Аиры, но позвольте напомнить, что пока вы служите в армии Дяди Сэма. Принимая присягу, вы добровольно подписали обязательство отдать, если потребуется, свою жизнь. - Он уставился на меня своим знаменитым испепеляющим взором. Я ответил нахальным взглядом: - Но я не присягал покончить жизнь самоубийством, сэр. - Я говорю о долге и подчинении приказам, лейтенант. - Вас понял, но, рассуждая о долге и подчинении, я бы на вашем месте примкнул к какому-нибудь Племени и стал его вождем. - Вы отказываетесь от участия в операции? - Напротив, сэр. Но если я буду тем парнем, который должен выйти из вертолета и пожелать доброго здоровья хторрам, имея при себе только симпатичную внешность и яркую индивидуальность, то я обязан удостовериться, что это действительно выполнимо. Генерал Пул возмущенно огляделся: - Черт знает что. У нас есть еще кто-нибудь? Желательно - настоящий мужик. - Других специалистов такой квалификации нет, - ответила доктор Флетчер. - Если не Маккарти, тогда я или Джерри... - Об этом не может быть и речи, - отрезала доктор Зимф. Лиз сказала: - Прошу прощения, но я видела Маккарти в деле. Он не трус и не дурак. Полезно выслушать его соображения. Генерал Пул сверкнул на нее глазами. - Генерал, - вмешался полковник Андерсон, - я тоже хочу послушать. Генерал перекатил на меня сверкающие глаза: - Хорошо... Если у вас есть что сказать, лейтенант, мы слушаем. - Сэр, вы ставите меня в трудное положение. Мне предложили участвовать в операции всего полчаса назад, но и этого хватило, чтобы понять, насколько уязвим план, да простит меня тот, кто его составлял. - Джерри Ларсон нахмурился, а меня несло дальше: - Наметки не учитывают, с кем или с чем мы в действительности имеем дело. Ларсон поднял руку: - Вы позволите?.. - Генерал Пул кивнул, и Ларсон продолжал: - Я не согласен! Наш план очень даже учитывает, с кем или с чем мы имеем дело. - Он открыл свой экземпляр и показал мне. - Нам известно, насколько опасными могут быть черви. Предусмотрена сильная огневая поддержка... Я перебил его: - Это ваша первая ошибка. Вы запланировали военную операцию, собираетесь послать солдат и боевую технику в эпицентр заражения и ждете, что там скажут <Добро пожаловать>. Черви успели проникнуться кое-какими недобрыми чувствами к нашим вертушкам, несущим смерть. Не советую приближаться к червям или кролико- собакам, пока экспедиция носит военный характер. Вы должны десантировать команду, а потом убрать вертолеты побыстрее и подальше или замаскировать их. И спрятать все, что хоть отдаленно напоминает оружие. А может, вообще не брать оружия. Вдруг кролики или черви владеют телепатией или какой-то другой экстрасенсорикой? Тогда мы обречены еще до старта. Генерал Пул взглянул на доктора Зимф. - Такое возможно? Зимф задумалась, поджав губы. - Вполне. - Подробнее можно? - Генерал не скрывал своего раздражения. - Конечно. Поскольку мы еще не знаем, как интерпретировать эти данные, они пока засекречены. Между червями каким-то образом происходит обмен информацией. Вы, кажется, присутствовали на сообщении доктора Флетчер?.. Генерал Пул хмыкнул. - - Тогда, - продолжала доктор Зимф, - вы услышите кое-что весьма интересное. В январе этого года на Кум-берлендском плато в Теннесси мы испытывали новые виды оружия против хторров. Зона заражения там расположена абсолютно изолированно, так что у нас была великолепная возможность оптимально проверить эффективность. Мы опробовали три вида биоцидных капсул, два вида газовых мин и четыре разновидности заграждений. Через два месяца хторры научились распознавать и обходить мины, даже если они закопаны. Они не прикасались к телкам с биоцидными ошейниками и научились преодолевать два вида заборов. Потом мы перенесли испытания в Западную Канаду. За одну неделю выяснилось, что черви Скалистых гор уже знают, как обнаруживать наши газовые мины и преодолевать половину заграждений. Они не тронули ни одной телки, сожрав только двух пони с отравленными ошейниками, и на этом все закончилось. Тем временем в Теннесси черви перестали нападать и на пони. Они научились распознавать биоцидный ошейник и передали информацию дальше. Как вы оцениваете работу разведки, генерал? Генерал насупился. Я готов был расцеловать доктора Зимф. - Итак, - быстро сказал я. - Мы не можем брать с собой ничего, напоминающего военное снаряжение. Это первый пункт. Второй заключается... - Подождите. Я еще первый не переварил. - Генерал хмуро посмотрел на меня. - Сначала вы заявляете, что не хотите подставлять свою голову, а потом говорите, что вам не требуется зашита... - Я не хочу, чтобы она была заметна, - возразил я. - В этом и заключается второй пункт. В вашем плане слишком много допущений относительно поведения червей и кроликособак. По-моему, нельзя и пытаться установить контакт с ними по этим наметкам. Если бы речь шла о другом человеческом виде, то они имели бы смысл, а здесь это не пройдет. - Прошу прощения, лейтенант, - сердито возразил генерал. - Вы не дослушали меня. Ваши предложения не вызывают сомнений. Успокойтесь и продолжайте. Должно быть, мое раздражение проявилось слишком очевидно, потому что Флетчер, дотронувшись до моей руки, остановила меня: - Я думаю, лейтенант Маккарти хотел сказать, что мы пока не разобрались во взаимоотношениях кроликособак и хторров. Хотя ясно, что это такой уровень партнерства видов, какого на нашей планете не существует, поскольку, по эволюционным часам, его время еще не наступило. В лабораторных условиях мы можем лишь дрессировать червей; все попытки контакта закончились безрезультатно. Казалось бы, это свидетельствует об исключительной глупости хторров. С другой стороны, мы могли столкнуться с неполовозрелыми или дикими особями, контакт с которыми столь же маловероятен, как с трехмесячным младенцем или ребенком, выросшим в волчьей стае. Так что проблема практически еще не исследована. Теперь о кроликособаках. Как свидетельствует очень подробная видеозапись лейтенанта Маккарти, они действительно влияют на червей, вероятно, даже контролируют их. Нам крайне необходимо уяснить суть их взаимоотношений и попытаться вступить в контакт с червями. В этом заключается наша цель. Лейтенант Маккарти предполагает, что кроликособаки и хторры действуют с определенными целями, понять которые не поможет никакая экстраполяция с человеческих позиций. Мы не должны пренебрегать этим, надо быть гибче. Генерал Пул обвел взглядом сидящих за столом и задумчиво потер подбородок. Все выжидали. Наконец он повернулся к доктору Флетчер: - В кои-то веки услышал от вас разумное слово. Флетчер справилась с раздражением гораздо лучше, чем я, и спокойно ответила: - Генерал, именно об этом я и твержу все время. Генерал Пул покачал головой и снова оглядел присутствующих: - Я шел сюда, рассчитывая, что операция полностью продумана и осталось только назначить дату, но чем больше я вас слушал, тем больше удивлялся. Доктор Зимф хотела перебить, но генерал жестом остановил ее: - Нет, теперь моя очередь! Пока еще мое звание дает кое-какие преимущества. Самое слабое звено в этой операции - это вы, ученые. Я готов предоставить все, что нужно, но в таких условиях работать не могу: вы сами не знаете, чего хотите. Сначала просите военную поддержку, потом отказываетесь от нее. Скажите еще, что этот лейтенант должен плясать голым перед мохнатыми тварями. - А что, неплохая идея, - тихонько заметил я. Генерал расслышал и бросил на меня испепеляющий взор. - Прежде чем продолжить, мне хотелось бы, чтобы вы пришли к соглашению, что и как делать. Сейчас я трачу время на перебранку, а меня ждет настоящая работа. Не обращайтесь ко мне, пока не определитесь. Понятно? Собрание закрыто. Генерал встал и в сопровождении свиты удалился. Лиз и Дэнни Андерсон переглянулись и тоже быстро вышли. - Генерал... - Лиз даже не посмотрела в мою сторону. Доктор Зимф все же удостоила меня взглядом. - Знаете, лейтенант, а вы гораздо опаснее без винтовки. Она встала и вышла из комнаты. Джерри Ларсон пробормотал себе под нос какую-то грубость в мой адрес и последовал за ней. Я посмотрел на Флетчер: - Меня отстранили, да? Она похлопала меня по руке: - Джеймс, вы сказали то, что должно было прозвучать. Спасибо, что приняли огонь на себя. - Но?.. - Но пока, я думаю, вам лучше где-нибудь затаиться. Надо переждать. В.: В нем для хторранина разница между ребеночком и котлетой? О.: Котлету надо подсолить. 42 ТЭНДЖИ СЛОВО - Свободная Любовь Отсутствует ВОобще. Соломон Краткий Площадь Джека Лондона в Окленде - вовсе не площадь. Может, когда-то она и являлась таковой, но теперь это - широкая набережная, дугой охватывающая закрытую бухту. Высокие деревья, расцвеченные яркими огнями, смотрят на просторные лужайки, окаймленные дорожками из розового кирпича. За лужайками тянется длинный ряд шикарных трехэтажных зданий в неовикторианском стиле. Там и сям небольшими группами разбросаны крошечные магазинчики и рестораны с верандами, купающимися в мягком свете газовых фонарей. Мне показалось, будто я попал в мир грез об ушедшей эпохе. Все здесь было как в сказке - слишком прекрасным. Широкие аллеи с фланирующими парочками, галереи и даже летние беседки. Единственный транспорт - редкие велорикши. Серебристая музыка - едва слышный перезвон волшебных колокольчиков - плыла над водой. Я рассматривал массивную бронзовую табличку на бетонной мемориальной доске. На ней была изображена большая стрела, указывающая прямо вниз, в землю; надпись над стрелой гласила: <Ты - здесь!> А чуть ниже буквами помельче: <Гертруде Стайн>1. Я пожалел, что рядом нет никого, кто объяснил бы мне, что это значит. 1 Стайн Гертруда (1874 - 1946} американская писательница, умерла и похоронена в Париже. Поправив ружье, я пошел дальше. Ресторан располагался в конце набережной. Он назывался <Этот хрустальный замок> - вычурная стилизация с барочным фронтоном и куполами, золотым орнаментом и цветными витражами. Он мерцал и переливался опаловым, золотистым и красновато-розовым светом, как волшебный дворец. Когда я подошел ближе, послышались звуки струнного квартета. Похоже на Моцарта. Хотя внутри светился всеми оттенками изумрудов и золота. Пожалуй, все чересчур уж назойливо намекало на высокий класс заведения, но я и так понял, что оно не из дешевых - официантами работали люди. Костюм метрдотеля напоминал ливрею привратника из страны Оз. Он попросил меня оставить ружье, но я угрюмо взглянул на него и сообщил, что нахожусь на круглосуточном дежурстве. Он отвесил подхалимский поклон и посторонился. Лиз еще не появилась, поэтому я отправился в бар. Забавно, как реагируют люди на красный берет Спецсил. Полутемный бар навевал непристойные мысли. Канделябры на стенах, отделанных полированным дубом и пурпурными бархатистыми обоями, как старые добрые свечи, излучали мягкий золотистый свет. За стойкой висело дымчатое зеркало, не позволяющее рассмотреть твою пьянеющую физиономию. В ожидании Лиз я занялся изучением карты коктейлей. Многие напитки были мне незнакомы. Что такое, к примеру, <Резиновый червь>? Или <Кожаный помощник>? Или <Месть водопроводчика>? Запищал мой телефон. Я снял его с ремня и раскрыл. - Маккарти слушает. - Джим? - Голос Лиз. - Привет. Ты где? - Да вот, застряла на совещании благодаря тебе. - Вее голосе сквозило раздражение. - Похоже, на целый вечер. - Когда ты освободишься? Я подожду. - Бессмысленно. Они послали за сандвичами. В ближайшие часы мы не закончим. Ты вскрыл, извини за выражение, целое гнездо червей. Наше свидание придется отменить. Я не находил вежливых слов для ответа. - Джим?.. Где ты? - Э... Я здесь. Парочка громадных омаров передает тебе самую искреннюю благодарность. - Мне очень жаль, Джим, правда. Но сожаление в ее голосе отсутствовало. - Как насчет завтрашнего вечера? - М-м... Нет, не получится. Слушай, я тебе позвоню, договорились? - Ладно. Пусть будет так. - Что-то случилось? - спросила она. - Чувствую по твоему голосу. Пришлось признаться. - Да, я расстроился. Я действительно ждал этого вечера. - Джим, мне надо бежать, - быстро ответила Лиз. - Обещаю, что у нас будет все в порядке. Я тоже этого хочу. Она отключилась. А я стоял и удивлялся противоречивости своих чувств, испытывая одновременно и горечь и радость. В голове крутились ее слова: <Обещаю, что у нас будет все в порядке, Я тоже этого хочу>. Эти четыре слова могли надолго сделать меня счастливым. Только на что убить сегодняшний вечер мне и моему вместительному желудку? Я повернулся к стойке и за-казал <Зеленого слизня>. Слизень оказался длинным. И зеленым. И очень крепким. Кости мои размягчились. Я прикинул, сколько потребуется, чтобы расплыться скользкой зеленой лужей, и заказал вторую порцию, рас-сматривая бар. Глаза китаяночки сияли. Прежде всего я обратил внимание на то, как она на меня смотрит. Потом заметил талию, тоненькую и хрупкую. Потом руки, нежные, как орхидеи. Потом снова глаза - она смотрела так, будто знала что-то такое, о чем я не догадывался. Она поплыла в моем направлении. Сердце екнуло и замерло. Мужчины, да и многие женщины тоже, не сводили с нее глаз. Ее шелковое платье было таким красным, что этот цвет следовало бы запретить. А походка как у нее преследовалась законом в тридцати семи штатах. Один парень так потянулся ей вслед, что едва не свалился с табурета. Она остановилась рядом. Какой бог улыбнулся мне? - Чем могу служить? - спросил я. Ее улыбка стала еще обольстительнее. Она облизнула губы. - Интересно, какого калибра ваше ружье? - И призывно прикоснулась к стволу своим нежным пальчиком. У меня пересохло во рту, язык словно парализовало. - Э-э, - наконец выдавил я. - Строго говоря, у него нет калибра. Оно стреляет одиннадцатигранными иглами со скоростью четыре тысячи штук в минуту. Кучность стрельбы примерно два и восемь десятых сантиметра... - Мой язык машинально выталкивал слово за словом, но сам я оцепенел, пронзенный ее улыбкой. Она не сводила с меня глаз. Она завораживала. - Э... Оно, как правило рвет цель в клочья, но это даже лучше, когда сражаешься с червями. - У вас невероятно зеленые глаза. - - Да? Я сглотнул. Она скользнула на табурет рядом со мной. Кто-то в другом конце бара застонал. Я боялся упасть замертво от недостатка мозгового кровообращения. Бармен моментально подлетел к ней. - Что прикажете, мисс? Она даже не взглянула на робота. - Я буду пить... <Розовую бабочку>. - Она все еще не спускала с меня глаз, а меня добил звук ее голоса. Я испугался, что пушу сейчас слюну. Робот поставил перед ней что-то розовое и холодное. Я не знал, что делать дальше, поэтому растерянно улыбнулся. - Прошу прощения за дерзость, но все китайские девушки, которых я встречал, были ужасно... застенчивыми, не такими... смелыми. Вы правда китаянка? - Китаянка? - Поморгав, она мило смутилась. Потом открыла свою сумочку и посмотрелась в зеркальце. - Боже мой, вы правы! Я - китаянка! - И удивленно воскликнула: - Что я скажу маме? - Вашей маме? Разве она не знает? Девушка рассмеялась. - Откуда? Я сама только что узнала. Я уставился на нее - это уж слишком. Реальный мир расползался на куски. - Я... э.., в общем-то не собирался здесь засиживаться, мисс... Я, наверное, пойду... - Нет, подождите. - Она взяла меня за руку. - Простите, Джим. - Что? - Я замер и снова уставился на нее. - Мы знакомы? Она встретила мой взгляд смущенно, но глаз не отвела. - Мы встречались. Я внимательно изучил ее лицо - почти идеальный овал, высокие скулы и блестящие миндалевидные глаза. Рот широкий, но не слишком. Волосы ниспадали на п|лечи, как черное шелковое кружево. Я мог поклясться, что никогда раньше ее не видел. Такое лицо я бы запомнил. И все же не мог отделаться от странного ощу-щения. - Кто вы? Она улыбнулась. - Если я китаянка, то обязана быть загадочной, непостижимой. Разгадайте меня. Теперь внутри зазвенели разом все колокольчики тревоги, но по-прежнему я ничего не мог понять. - Как вас зовут? - Можете называть меня Тэнджи. - Тэнджи. Это китайское имя? - Нет. Я ведь не китаянка. - Нет? Кажется, вам следует снова посмотреться в зеркало. - Вы все еще не догадались? Я намекну. На какое-то мгновение лицо ее стало пустым, потом снова ожило. - Ну, теперь поняли? - Что это было? - Я связывалась с терминалом. Я нахмурился. - Так вы?.. - Да, телепат. Что-нибудь не так? - Нет. Просто я растерялся. - И тут меня осенило. Она улыбнулась: - Вы должны следить за мимикой. Когда вас застают врасплох, физиономия становится очень смешной. Наконец понимание происходящего выкристаллизовалось. Я схватил ее за плечи. - Ах ты, сукин сын! - Привет, Джимбо! - непринужденно бросила она. - Я должен был догадаться! - Рот мой раскрывался я закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег. Наконец удалось слепить фразу: - Тед! Тэнджи! Теодор Эндрю Натаниэль Джексон! Ах ты, паразит! - На нас глазели, но мне было все равно. Она - или он - улыбнулась. - Ты не поцелуешь старого друга? - Поцеловать тебя? Я тебя должен поцеловать?.. - разжав руки, я беспомощно брызгал слюной, не в состоянии подобрать слова. - Вот это да, Джим! - Она - или он - подмигну-ла - Ты такой милый, когда сердишься. В. Как хторране называют послед? О. Десерт. 43 КАКОВО БЫТЬ ТЕЛЕПАТОМ Хорошо, что счастье не продается. Иначе его скупили бы торгаши. Соломон Краткий Я не сноб. Во всяком случае, так мне кажется. Но я получил старомодное воспитание и никогда не одобрял трансвеститов. Хотя, конечно, что бы ни пожелал сделать со своим собственным телом совершеннолетний человек, это его личное дело. Я пришел к таким взглядам из-за целомудренной юности, не омраченной никаким опытом, кроме теоретического. На моем пути не встречался ни один человек, когда-нибудь менявший пол или разыгрывавший из себя Женщину. Но одно дело быть чистоплюем в безвоздушном пространстве и совсем иное - встретить бывшего лучшего друга в теле, способном расшевелить любого мужчину. Я даже не представлял, что ребята из Телепатического Корпуса способны на такое. - М-м... - Нужные слова не шли в голову. - Ты не отделаешься простым объяснением, Тед. До сих пор я думал, что телепат имеет в голове что-то вроде терминала компьютерной сети. Та же микротехнология, с помощью которой делали искусственные нервы для протезов, позволяла вживлять в мозг искусственную долю, запрограммировать для всевозможной обработки и передачи данных. Я слышал, что имплантанты нового поколения могли передавать чувства, но думал, что чувства как бы проецируются на мозг - примерно так же, как я видел глазами <паука>, управляя им. Тед - Тэнджи - быстро рассеял мое заблуждение: - Нет, передача чувств абсолютна, по крайней мере по ощущениям. При этом они, видимо, очищаются от разного подсознательного мусора. К тому же приобретаешь полный контроль над чужим телом, как я в данном случае. Как будто твоя душа покидает плоть и переселяется сюда. Я способен менять тела, как нижнее белье, и даже чаще. Он - она - являлся как бы курьером, хотя пока термина для этого не придумали. В его (ее) задачу входил сбор информации для телепатической сети данных, где они записывались для (опять нет подходящего термина) синтезаторов, что ли, - людей, впитывающих собранный материал и отыскивающих определенные закономерности. Это было настолько сложно, что даже Тед-Тэнджи не понимала всего. Пока. Не понимала до конца, как она выразилась. За обедом - глупо было уйти, бросив заранее оплаченные яства, - я спросил: - А где твое тело сейчас? - Ты имеешь в виду то тело, которое ты знал? - Да. - - Кажется, в Амстердаме. Надо проверить. - Ты не знаешь?! - Джимми, - - объяснила она, - подписывая контракт, передаешь свою телесную оболочку в распоряжение сети. И довольно быстро теряешь привязанность к телу, с которым родился и вырос. Во всяком случае, привязанность к нему расценивается как... профессиональная непригодность. На этом все и держится. Понимаешь, индивидуализм вредит объединенному разуму, расщепляет его, Подспудные личные желания как бы смещают центр тяжести. Прости, что я тебе объясняю так невнятно, но что поделаешь - я уже отвык от общения в таком узком диапазоне. - Да... Конечно. - Ладно, - сказала она. - Тяжелая работа пошла тебе на пользу, Джимми, ты потрясающе выглядишь. - Я... э... хотел сказать тебе то же самое, Тед. - Тэнджи, - поправила она. - Извини. Между прочим, я не кривлю душой. Честно говорю, что никогда не видел тебя в таком изумительном виде. М-м, у вас что, нехватка мужских тел? - Конечно нет, но разве тогда ты угостил бы меня таким обедом? А кроме того, принадлежность к женскому роду в действительности неопределенное понятие. - Только не для тех, кто к нему принадлежит. - Я говорю не про пол, а про женский род. Обычные люди не видят разницы, я знаю. Но поверь: женский род - это роль, которую надо играть, как и другие роли. Суть тренировки телепатов заключается в преодолении родовой принадлежности, возрастной, национальной Или расовой - словом, надо порвать все ниточки, которыми ты привязан к определенному телу. Между прочим, это идет на пользу личной гигиене. Я узнал невероятно много нового о женском теле - и о мужском тоже. - Вероятно, ты до сих пор не можешь прийти в себя. Она пропустила подначку мимо ушей. - Это один из пунктов контракта. Ты обязываешься оставить тело в том же состоянии, в каком оно находилось до твоего вселения. Режим питания, здоровый образ жизни, никаких стрессов и так далее. - Китаяночка улыбнулась улыбкой Теда. - Мне нельзя беременеть или общаться с извращенцами. - Она вызывающе посмотрела на меня. - Ты меня понял? Я почувствовал, что краснею. - Я... э... думал, что уж ты-то знаешь меня. Стоит ли говорить, что в конце концов мы оказались в ее доме, на удивление роскошно обставленном? Зимний сад, лужайка, бассейн, а в спальне кровать под балдахином - размером с Род-Айленд. - А почему бы и нет? - заметив мое изумление, сказала Тед-Тэнджи. - Подумай сам. Деньги для телепатов ничего не значат. Их трудно - не скажу, что невозможно, - но трудно таскать за собой. Во всяком случае, телепатом становишься не ради денег. Нам остаются случайные маленькие радости, которыми можно попользоваться. Шелковое платье ощущаешь гораздо конкретнее, чем тысячу бон. - Она провела руками по своему телу. Меня поразил этот жест: никогда раньше я не видел, чтобы женщина так ласкала себя. Тед-Тэнджи, казалось, находилась в процессе перевоплощения. Тело было женским, но обитающая в нем личность оставалась хамелеоном - то мужчиной, то женщиной, то непонятно кем. В результате у меня появилось как бы двойное видение. Были моменты, когда я обращался только к его сознанию, и были моменты, когда я остро чувствовал только ее тело. Удивительное ощущение - я мог бы наслаждаться им бесконечно. Эрекция сводила меня с ума. Никогда больше не надену тесные трусы. Тед-Тэнджи села на кушетку, оставив местечко для меня. Я сел напротив. - У меня впечатление, что ты еще не сжился с этой., ролью. - Я понимаю, что ты имеешь в виду, - сказала она. - Впервые очутившись в женском теле, я был настолько поражен, что разревелся. - Ты? В самом деле? - - Это случилось на тренировочном курсе. Как правило, на первом этапе попадаешь в банк тел. Твое могут вызвать по первому требованию и предоставить тому, кому оно понадобилось. Иногда тебя берут с собой, но в большинстве случаев оставляют. Иной раз помешают в библиотеку, где можно примерить на себя записи личностей. Очень скоро начинаешь понимать, что из опыта человечества может. оказаться для тебя полезным. Ты как бы расширяешь свою личность, Джим. Так и есть на самом деле - потом ты уже никогда не станешь прежним. - Я помню, каким ты был на автобусной остановке в Денвере, - напомнил я. - Немного невменяемым. - Ты преуменьшаешь, Джим. Просто не в себе. Иначе и быть не могло. Все проходят через это, и я не исключение. Вдруг начинаешь открывать для себя довольно странные, вещи. Ты оцениваешь происшествие сразу с сотен сторон, и довольно быстро возникает его гологра-фическая картина. Твое восприятие разрушается, появляется новое, снова разрушается, и так - бесконечно. Словно впервые занимаешься онанизмом. Ощущение настолько приятное, что хотя ты и чувствуешь, что занимаешься явно не тем, но остановиться не можешь. А когда кончишь, ты уже другой. Возврата к прошлому нет. - Ты точно стал другим, - сказал я. - Но не тогда. Она кивнула. - Это - одно из самых первых испытаний. Путь телепата напоминает бег с препятствиями. Ты должен преодолеть все барьеры. Первый - просто проверочный. Я едва не споткнулся на нем, чуть не растворившись в сети. Это бывает. Люди не возвращаются в свои тела. Мне повезло. Как бы то ни было, я сумел обуздать первоначальное возбуждение. С этим необходимо справиться самому; только потом начинается настоящее обучение. - Настоящее обучение? - Да, тебя включают в группу из тридцати мужчин, и ты начинаешь ненадолго меняться с ними телами. Так продолжается три-четыре недели, но в конце каждой тренировки ты возвращаешься в свое тело. Ты начинаешь понимать, что происходит, когдя его использует незнакомый с ним человек, - так довольно быстро вырабатывается уважительное отношение к оборудованию. Потом тебя оставляют в чужих телах все дольше и дольше, чтобы ты учился привыкать к ним, приспосабливаться, а не бороться с ними, ну и, разумеется, чтобы утратил привязанность к собственному телу. Ведь в любой момент можно оставить его навсегда. В конечном итоге я побывал каждым из своей группы. Когда мы все уже перезнакомились телами, нас перетасовали, как карты, и предложили разобраться, кто в чьем теле. Это было настоящее откровение. Мы узнали массу мелких, подсознательных деталей поведения, на которые обычно никто не обращает внимания. Один парень выдал себя тем, что слишком часто шмыгал носом, даже когда насморка не было. В каком бы теле он ни прятался, мы безошибочно вычисляли его. Я воспарил и решил, что теперь мне море по колено. В конце концов, я ведь столько времени провел в библиотеке. Мне казалось, я - ас. Боже, каким я был занудой! - Да нет, - улыбаясь, сказал я. - Нет, да! - рассмеялась она в ответ. - Еще большим, чем ты. - Она схватила меня за плечи. - Послушай, Джим, между восприятием чужих чувств и их созданием - огромная разница. И меня заставили понять это. Это было одно из моих первых одиночных плаваний, хотя тогда я не знал об этом. Мне просто сказали, что я должен прогуляться по лесу и понюхать цветы. Я ничего не заподозрил - тогда всем давали небольшие поручения и только задним числом нам объясняли суть заданий. Иногда это был очередной тест, иногда запись специфических ощущений, а иногда - свободный поиск. Ты расхохочешься, когда дослушаешь до конца. Я очутился на склоне холма. Кругом ни души. На мне была спортивная рубашка, джинсы и теннисные туфли. От тела было какое-то странное впечатление. Правда, так случалось всегда, но на этот раз все оказалось гораздо непривычнее, словно центр тяжести располагался ниже обычного, и я чувствовал в себе какую-то мягкость. К тому времени я уже знал: нужно время, чтобы привыкнуть к новому телу, - и не обратил на это внимания, приняв как должное. Решил, что получил тело рыхлого женоподобного подростка, каких мы между собой прозвали каплунами. Как я был наивен! Итак, я шел по склону. День был чудесный. Воздух благоухал. У меня даже закралось подозрение, что это Гавайи, или Багамы, или еще какой-нибудь тропический рай. Ведь чем ближе к экватору, тем солнце ярче, ну и цвета там непередаваемо броские, просто великолепные. День был жаркий, даже немного удушливый, и мне показалось, что я чувствую запах моря. Моя кожа была темнее, чем обычно, и более гладкая, поэтому я решил, что оказался в теле аборигена. Один раз я засунул руку за пазуху, чтобы почесать грудь, и поразился, насколько нежным и чувствительным оказался сосок, но не догадался связать все воедино. Просто до меня еще не дошло. Хотя, признаться, мое новое тело было юным - может быть, тринадцати или четырнадцати лет - и еще неразвитым, мальчишеским. Ты, верно, недоумеваешь, как мог заблуждаться такой великий ценитель женских грудей, как я, но и ты на моем месте повел бы себя так же. Во всяком случае, я ничего не подозревал. У меня была сумка с едой и флягой, но документы и зеркало отсутствовали. Ничего, что могло бы подсказать, кто я. Это тоже входило в программу обучения - постороннее тело, которое надо сделать своим. Спустя некоторое время мне захотелось помочиться. Вокруг никого, и я расстегнул молнию на джинсах, сунул в ширинку руку... и шарил, шарил. Это было настолько забавно, что даже тогда я ничего не понял. Мне показалось, что член каким-то образом запутался в трусах. Ты же знаешь, что человек способен придумать многое, лишь бы избежать правды. Наконец я не на шутку забеспокоился, сбросил джинсы, стянул трусы и уставился на себя. Я до сих пор помню это чувство... Испуг - другого слова не подыскать. Все вдруг встало на свои места, мне показалось, будто меня схватили за яйца - только их не было! Ни яиц, ни члена, совсем ничего! Просто волосы... Я забыл, кто я, где я. Все забыл! Я только знал, что меня предали. Должно быть, на мониторах это выглядело очень смешно. Я продолжал ощупывать себя между ногами, все же не желая осознать правду. Там были складки кожи - влажные, нежные, чувствительные. А потом я дотронулся до клитора... Кажется, я вскрикнул от удивления. Трудно объяснить, Джим, что такое перемена пола. Я не просто находился в теле женщины - я был ею! Мои соски набухли; я чувствовал, как они трутся о рубашку. Кровь прилила к коже, лицо горело, голова кружилась. Я едва не упал. Поразительный всплеск возбуждения, открытия и изнеможения. Это невозможно вообразить. Меня не предупредили о цели испытания - значит, ждали импровизации. Им хотелось посмотреть, как я поведу себя в данных обстоятельствах. О Боже, какое отупение - и возбуждение - я испытывал. Слабость и наслаждение все еще накатывали волна за волной. И тогда я заплакал. Это - главная ошибка! Я собирался выказать себя идеальным курсантом, но растерялся и продемонстрировал свое неумение и легкомыслие. Мониторы, наверное, вышли из строя от хохота, стоявшего в сети. Перестав плакать, я постепенно осознал свою глупость. В конце концов мне пришло в голову, что все это преследует определенную цель. Вероятно, меня захотели слегка повозить мордой в грязи. И это им удалось с блеском. Только со стороны кажется, что писать на корточках элементарно, но если не знаешь, как работает твое оборудование... Впрочем, ладно. - Ну и что же дальше? Она пожала плечами. - Я стал ждать вызова, решив, что выполнил задание. Но я заблуждался. Меня заставили ждать. Только спустя некоторое время я понял, что никто не собирается отзывать меня. Предстояло пережить еще кое-что. Послушай, Джим, может, тебе неинтересно? - Я убью тебя, если не расскажешь все. - Хорошо. Итак, я разделся и самым тщательным образом исследовал свое тело. - Да ну? - А как бы ты поступил на моем месте? Я немного подумал. - Наверное, также. - Вот именно. Когда попадаешь в незнакомое место и видишь, что тебе ничто не угрожает, ты сразу же начинаешь обшаривать каждый уголок. Правда, меня сдерживало одно обстоятельство: не хотелось больше попадать впросак, потому что до меня доходили истории о людях, которые вылетели из корпуса, не выдержав испытаний... Я перебил ее: - Разве можно вылететь из корпуса? - Нет, конечно. Их просто переводят на режим сохранения, иными словами, помещают в какое-нибудь старое тело, вышедшее из употребления, и все, что от них требуется, - поддерживать его жизнедеятельность. Понятно? Тебя убирают с дороги. Как бы то ни было, некоторые из наших парней начали исчезать, и никто не объяснял, куда они делись. Оставалось только гадать. Один раз во время занятий я немного повздорил со своим капитаном, и она пригрозила отправить меня в лепрозорий. Я до сих пор не знаю, шутила она или нет. Тело, в котором я находился, могло стать моим на ближайшие... надцать лет, и ошибиться во второй раз мне не хотелось. Поэтому я решил сначала досконально выяснить, кто я такой, или, точнее говоря, в ком я нахожусь. Знаешь, Джим, язык не приспособлен для подобных вещей. - У тебя прекрасно получается, - подбодрил я его. - Продолжай. - Понимаешь, ты как бы снова становишься ребенком. В определенном возрасте возникает интерес к своему телу, к его способностям. И не только в сексуальном плане. Ты начинаешь исследовать самые потаенные уголки и щелочки и замечаешь, что одни места у тебя гладкие, а на других растут волосы. Ты прикасаешься к ним, чтобы оценить их чувствительность. В этом возрасте все занимаются онанизмом. Через это надо пройти. Ты как бы осваиваешься в теле, начинаешь чувствовать себя в нем комфортно и открываешь его новые возможности. Мы проходили это на курсах - менялись телами и исследовали их. Ты даже вообразить себе не можешь, какое это идиотское зрелище: комната, полная голых мужчин, сидящих на полу и изучающих свои руки, ноги и остальное. Но только так и можно повысить свою чувствительность. Но женщиной я стал впервые и потому действовал не спеша и тщательно, словно передо мной лежал учебник. Я понимал, что сейчас меня проверяют всерьез, и изучал свое тело, словно бы собирался провести в нем всю оставшуюся жизнь. Я выяснил все, что касалось женского пола. Наверное, женщины сочли бы меня идиотом, но у меня возникло ощущение, словно я открыл новый континент. Скорее всего, так и было. Конечно же я проделал все то, что показывают в кино: щипал себя за соски, сжимал груди, гладил бедра - кстати, известно ли тебе, что женские бедра очень чувствительны? Большинство мужчин даже не подозревают об этом, поэтому они так неловки в любви. Многое можно узнать, прислушавшись к своему телу. Это было незабываемо, Джим. Я лишился своего пола и обрел его заново. Понимаешь, до сих пор я считал себя гостем в женском теле, а теперь стал хозяином... хозяйкой! Получил разрешение на все, о чем раньше даже стеснялся спрашивать. В руки неожиданно попала чудесная, восхитительная игрушка. Целый день я играл с собой, Джим. Впечатление потрясающее! Я не могу этого передать. Только потом я узнал, что почти все мужчины, впервые почувствовав себя раскованно в женском теле, ведут себя так же. Они не могут устоять перед любопытством. Женщины немного стыдливее в обращении с мужскими органами. Понимаешь меня, Джим? Что за наслаждение! Известно ли тебе, что оргазм у женщин проходит иначе, нежели у мужчин? Он накатывается волнами - одна приятней другой, - которые поднимаются изнутри. Это непередаваемо. Я пять раз испытала это. Ее лицо горело, а глаза заблестели при одном воспоминании. На какое-то мгновение меня смутили ее - его? - откровения. Она ведь не просто делилась со мной, а выворачивала душу, слишком уж интимными были подробности. Я смутился, потому что сам чересчур возбудился и увлекся его рассказом. Ее рассказом. - Знаешь, что случилось со мной потом? - спросила она. - Что? - Меня оставили в этом теле на три недели. - В лесу? - Вот именно, в лесу. В. Как бы вы назвали хторранина с двигателем внутреннего сгорания? О. Пижоном, 44 В ЛЕСУ Целомудрие - уже наказание само по себе. Соломон Краткий - Там недалеко была заброшенная метеостанция ВМФ, - продолжила свой рассказ Тэнджи. - Телепатический корпус использовал ее как секретную базу. Поскольку ее обслуживали роботы, помещения для персонала были свободны. Идеальное место для экспериментов - затерянный островок. Там обитало три мужских тела и четыре женских, не считая моего. Они встретили меня возле дома. Вероятно, они сразу поняли, что я еще не освоился в теле. Не успел я открыть рот, как оказался в большой комнате, где на белой стене черными буквами были написаны правила поведения в убежище, очень простые: нельзя упоминать ни одно из своих прошлых имен, надо придумать себе новое имя, не имеющее с предыдущими ничего общего. Я воспользовался своими инициалами. Нельзя говорить ничего, что намекало бы на одну из твоих прошлых личностей. Рассказывать о себе запрещалось. Точно так же запрещалось говорить о нынешнем задании и расспрашивать остальных, давно ли они здесь, - в общем, ни слова вопреки правилам. Понимаешь, нельзя подойти и сказать, мол, это не мое настоящее тело, хотя и очень красивое. Это исключалось: раз ты попал в него, значит, и должен быть им. Иного не дано. Ты - только та личность, которую тебе предстояло создать, какой бы она ни получилась. Ты не представляешь, что мне пришлось пережить. Я понимал, что пока еще не стал девушкой, по крайней мере в душе, но и парнем я оставался лишь постольку, поскольку еще продолжал ощущать себя таковым. Какое-то время я вообще не знал, кто я. Думаю, и остальные тоже. В моем поведении все перепуталось; я одновременно подавал сигналы <иди сюда> и <отвали>, <помогите мне, пожалуйста> и <со мной все в порядке>. Тем не менее относились ко мне с ангельским терпением - понимали, каково мне приходится. Лишь со временем я осознал, что придаю слишком большое значение своему полу и что с этим надо кончать - выкинуть все из головы и просто-напросто быть девушкой, словно никого другого и не существовало. Неожиданно она вздрогнула. - До сих пор мурашки бегают при воспоминании об этом. А остальные... Они и сами испытывали то же самое. Во всяком случае, одна из женщин, по-моему, раньше была мужчиной. Я чувствовал это по ее разговору, по тому, как она учила меня быть женщиной - словно по учебнику, - и по ее манере заниматься любовью. Да, там мы много занимались любовью, очень много. - Она рассмеялась и добавила: - Чем еще заниматься на необитаемом острове? Вот мы и менялись партнерами. Впервые, когда мною овладел мужчина, я разревелась. Сама не знаю почему. Наверное, потрясение оказалось чересчур сильным. Хотя он был необыкновенно нежен. Она замолчала, погрузившись в воспоминания. Я взял стакан, взглянул на Тэнджи, потом опустил глаза, охваченный смущением и чувством странного удовольствия. Никогда телепат так откровенно не делился со мной своими эмоциями. Даже стало немного завидно. Она подняла на меня огромные глаза и улыбнулась. Выражение лица было загадочным, словно она смотрела откуда-то издалека. У меня закрались подозрения, будто я стал прозрачным и она читает мои мысли, а я не могу утаить ни одного секрета. Мне стало не по себе. Я одновременно и хотел этого, и боялся. Затем она вдруг улыбнулась знакомой улыбкой Теда, и я расслабился. - Эй, смешай-ка парочку <Безумных Мэри>. Я хочу снять это платье. Вернулась она в какой-то накидке из черного шелка, больше подчеркивающей, чем скрывающей ее прелести, и села, скрестив ноги, на краешек кушетки. Я подал ей стакан и расположился напротив, ожидая конец истории. - Желание, добровольное стремление к перевоплощению - вот чего от нас ждали, - продолжала Тэнд-жи. - Ради этого и был устроен приют на острове. Мою личность взломали изнутри. Когда это произошло, меня отозвали с острова и сообщили, что начинается новый этап тренировок. Я сумел доказать, что способен к восприятию; теперь мне предстояло научиться воспринимать. Ты не представляешь, Джим, что началось. Мы примеряли разнообразные тела, причем что ни день, то новое тело, абсолютно незнакомое. Парадокс заключался в том, что нас приучали быть разумом, а не личностью. Понимаешь, личность и тело связаны между собой слишком тесно. Нельзя обособиться от одного, не порвав с другим. Известно ли тебе - хотя, конечно, неизвестно, - что через некоторое время, когда воспринимаешь тело не более как временное явление, начинаешь понимать, что оно вообще ни при чем. Тогда очень быстро ты выделяешь себя из материального мира. Теряя все связи, ты начинаешь жить исключительно в мире чувственном Вселенной чистого разума. Я хочу сказать, что физически атрибуты по-прежнему никуда не деваются, но теряют всякое значение. Просто они включены в правила игры. На следующем этапе пребывание в каждом теле становилось все дольше и дольше, чтобы мы не сочли себя слишком свободными от них. Порой телу было всего шесть лет, порой более семи десятков. Однажды мне досталось тело дауна, в другой раз - маленькой девочки, которая еще не ходила на горшок. Был я и футболистом - ощущение такое, будто мое тело сделано из кирпичей. Нас учили познавать - и ценить - оперативное оборудование, в котором остальное человечество... обречено провести всю жизнь. В нас воспитывали... сочувствие к их судьбе. И только потом нас начали учить, как следует себя вести мужчине или женщине. Меня, помнится, поразило, насколько мало я знаю даже о мужчинах. Мы и не стремимся узнать, полагая, что все и так ясно, раз уж мы родились мальчиками. Наше поведение - не важно, к какому роду мы принадлежим, - почти целиком состоит из заученных ролей. Мы притворяемся! Как в театре. И теперь предстояло разучить его репертуар, научиться вживаться в образ. Точно так же безотчетно, как делаете это вы, обычные люди. Это ловушка, которой нас учили избегать, находить выход из нее и переселяться в следующую личность. Нас предупредили, что мы, возможно, будем менять пол так часто, что перестанем ощущать свою врожденную принадлежность к мужскому или женскому роду, а попутно утратим ощущение специфики пола и в конечном итоге станем омнисексу-альными. Кажется, только сейчас я начинаю понимать суть этого. Секс вызывает во мне совершенно иные ощущения. - Могу себе представить... - начал я. - К сожалению, не можешь. Прости, Джим, у меня такое чувство, будто я захлопываю перед тобой дверь. Но тебе этого не понять. - Я постараюсь. Она вздохнула и безнадежно махнула рукой. - То, что я испытываю, настолько... неповторимо, что я не могу подобрать слова. Пойми, Джим, я действительно научился не иметь вообще никакой личности! - Еще раз, пожалуйста. - Обычные люди не могут обойтись без своего конкретного <я>. А телепаты могут. - Э-э... - промямлил я. - Прости, Тед, но я что-то не пойму. - О. - Ее настроение упало, возбуждение прошло. - На каком-то этапе ты потерял мою мысль, да? - Наверное. - Извини. - Она почесала голову совсем не женским движением. - Ладно, сначала нам, пожалуй, надо разобраться в терминологии. Понимаешь, Джим, - терпеливо продолжала она, - труднее всего понять, что такое <личность>. Давай попробуем выяснить. Твоя личность - это привязка к окружающему миру. К твоему имени, карточкам в твоем бумажнике, твоей работе и ко всему остальному: машине, которую ты водишь, людям, с которыми ты живешь, твоим родителям, твоему служебному положению, родине, школе, в которой ты учился, твоим честолюбивым планам, твоему знаку зодиака, Церкви, к которой ты принадлежишь, болезням, которыми ты в данный момент болеешь... Я что-нибудь упустил? - Кажется, нет. - Но все это - не твоя суть, согласен? Ты можешь что угодно поменять - хоть все сразу, - но при этом останешься самим собой. Правильно? - Да. Это я усек. - Твое <я> - это то, чем ты отождествляешь себя с самим собой, Джим. А личность - только твоя память, как бы совокупное ощущение всего, что накоплено в твоих банках данных. Отобрать воспоминания - означает лишить тебя личности, но ты по-прежнему останешься тем же чувствующим субъектом. - Но я... знаю, что я - сейчас я. - Я постучал по груди. - Знаю, кто я такой... - Ты знаешь только свои привязки. Если спросить, кто ты такой, куда ты обратишься за ответом? Если тебя спросить, откуда ты родом, кем были твои родители, к какому терминалу ты подключаешься, а? - Да, я понял - к памяти. - Правильно, - улыбнулась Тэнджи. - Значит, пропади у тебя память, ты не будешь знать, кто ты, верно? - Я буду чувствовать себя ужасно. - Вот именно. Но смотри в корень: если ты лишишься памяти, то у тебя исчезнет личность и придется создавать новую, согласен? - Согласен. - Но ведь ты по-прежнему останешься собой. Просто приобретешь новую личность, так? - Так. Это мне понятно. - Отлично. - Она с облегчением откинулась на спинку кушетки. - Об этом я и толкую. Твое <я> - то, что внутри тебя, что ты есть на самом деле. Телепат обязан знать это, иначе он сойдет с ума. В этом и заключается истинная цель тренировок. Мне пришлось прочувствовать, что моя личность и мое <я> - совсем разные вещи, прежде чем я пришел к осознанию своей сути. Джим, - призналась она с пугающей искренностью, - мне уже никогда не вернуться к своей прежней личности, ибо я узнал, насколько она искусственна. На тренировках я понял, как в свое время создал ее. Я перетряс весь багаж старых воспоминаний и освободился от них! В начале обучения нас предупредили, что рано или поздно придется отказаться от вещей, которые человек ценит пуще жизни. Тогда я не понимал, что имелась в виду привязанность к личности. Мне пришлось отказаться от Теда. Я больше не Тед и никогда им не стану. Тэнджи неожиданно замолчала и посмотрела на меня. На какое-то мгновение у меня появилось странное ощущение, что рядом сидит незнакомец. - Но я же знаю, кто ты, - возразил я. - Хотя знаю ли?.. Неужели от Теда ничего не осталось? - Да весь он остался, - засмеялась она. - Исчезли только разные внешние глупости - ложные связи, принуждавшие меня быть конкретной личностью. - Это ужасно, - сказал я. - Меня не оставляет чувство, что с тобой сделали что-то противоестественное, о чем ты не говоришь. - Конечно, противоестественное! - расхохоталась Тэнджи. - Иначе все бессмысленно. - Посерьезнев, она взяла мою руку в свои. Теперь в ее голосе звучал оттенок... горечи? - Вся разница между нами только в одном: я знаю, что все личности искусственные. Страшное знание. Оно не просто угрожает личности, оно разрушает ее. Разумеется, ты стараешься прогнать эту мысль. Ведь тогда на тебя ложится ответственность за все постоянно создаваемые тобой личности! У меня вырвался нечленораздельный звук. - Вот-вот, и я выразился так же, впервые поняв это. Но есть и оборотная сторона медали: ты начинаешь ощущать мир совершенно по-другому, словно принадлежишь к новому виду человека! Я перестал видеть, точнее, перестал отвлекаться на мелкие, мирские, преходящие частности, которыми люди окружают себя, и осознал суть любой личности! О, это поразительное - и прекрасное - ощущение. - Ты проделал это и со мной, ведь так? Она кивнула. - Тогда все ясно, - продолжал я. - Мне показалось, будто ты читаешь мои мысли. Или что-то в этом роде. - Да, но не так, как ты это себе представляешь. Я прочла физическое состояние твоего мозга. - Как это? - Джим. - Голос стал серьезным и напряженным. Тэнджи смотрела мне прямо в глаза. - Люди создают себе личность из страха, считая, что без этого им не выжить, и прячутся в ней, как в скорлупе. Но телепаты видят сквозь стены. Думаешь, твоя личная жизнь - тайна? Ничуть. Она написана на твоем лице. Я потрясение замолчал. Впечатление было такое, словно я налетел на стену - мою собственную стену. Зачем она говорит об этом? Чего добивается? Должно быть, Тэнджи прочла это на моем лице и нежно погладила меня по руке. - Телепат обязан знать это, Джим, потому что одна из его задач - создание новых личностей. Каждый раз, попадая в новое тело, я вынужден создавать соответствующую ему личность. Речь идет не об игре в личность, причем вполне реальную. Тебе трудно понять, Джим, ведь я пытаюсь втиснуть в свой рассказ месяцы тренировки. - Я действительно хочу понять. - Вижу. Но объяснить это трудно. Я могу лишь сказать, что, теряя свое тело и свою личность, обретаешь невероятную свободу. То, что происходит, это.. . как самолет, который мчится по взлетной полосе, отрывается от земли - и летит. И ты чувствуешь, что это - настоящее! Как бы я хотел поделиться всем этим с тобой! - Я тоже хотел бы, - признался я. Тэнджи не ответила. Молчание затянулось, стало неловким. Я снова посмотрел ей в глаза, чувствуя себя выпотрошенным. И еще я стеснялся. Она была моим приятелем, превратившимся в богиню, и я не понимал, что со мной происходит. - Что случилось? - спросила она. - Я... м-м... - Убрав руку, я пожал плечами. - Наверное, немного переволновался. Набрав полную грудь воздуха, я шумно выдохнул, поставил стакан на столик и решил, что пора пожелать ей спокойной ночи и уйти. Она выпрямилась, будто решившись на что-то. - По правде, Джим, на сегодняшнюю ночь у меня были очень простые планы. Я собирался затащить тебя сюда и затрахать до потери пульса. Я не думал затевать этот разговор, просто хотел закончить одно дельце и немного поразвлечься со старым дружком, отплатив за все неприятности, которые я доставлял ему в прошлом. Глупо! Оказалось, что я слишком люблю тебя, чтобы попользоваться тобой подобным образом. - Да? Я подобрал отвалившуюся челюсть и водворил ее на место. - Ну да, - подтвердила Тэнджи. - Таковы были мои тайные мыслишки, но потом мы разговорились. Я понял, как много между нами непонимания, и решил, что ты должен лучше узнать меня нынешнего. Ее лицо снова сияло. Я подумал о Теде, вспомнил, что он смахивал на большого глупого ребенка, для которого весь мир полон захватывающих игрушек. Он всегда улыбался - вот так же. Раньше мне и в голову не приходило, насколько невинна эта улыбка, радостная, заразительная... И глаза Тэнджи были непередаваемо пленительными. Я мог смотреть в них часы, годы, всю оставшуюся жизнь. Я забыл о Теде. Это было пару веков назад. Передо мною сидит прекрасная женщина, и это происходит здесь, сейчас... Приступ головокружения, и... я увидел ее совсем по-иному. Внешняя оболочка растаяла - но не сама Тэнджи. Словно за рассеявшейся пеленой открылся свет, такой же ясный, как розовое небесное видение. Улыбка - открытое окно, а в бездонных глазах можно утонуть. Ее, как богиню, окружало сияние. Я испытывал потрясающее чувство, купаясь в ее лучах, нежно-розовых, щекочущих, как пузырьки. Я плыл в них... И вдруг осознал, что понимаю Тэнджи. Заморгав, я заставил себя отвести глаза и почти против своей воли задал вопрос: - Тэнджи... Это разновидность телепатии, не требующая имплантанта, так? Не сводя с меня глаз, она медленно кивнула. - Да, так у нас считают. Между двумя людьми происходит что-то, чему нет объяснения. - Она взяла мои руки и нежно их сжала. Ее лицо было ангельским. Мне снова захотелось утонуть в ее глазах. - Это - разновидность невербальной коммуникации... - прошептала она. - Я слышал об этом... Но никогда не испытывал... До сего дня. Какое-то время мы сидели, глядя друг на друга. Она не была Тедом. Она не была Тэнджи. Она просто была... прекрасной. Время остановилось. Мы были одни во Вселенной - только она и я. Я испытывал волшебное чувство, словно напротив меня находится отражение собственной души. В этот момент я любил ее. Его. Я медленно покачал головой. - Ничего не понимаю, но в то же время, мне кажется, точно знаю, что ты имеешь в виду. Между нами как бы возникло напряжение, электрическое поле. Это нельзя объяснить только игрой гормонов. - Да. - Ее глаза засасывали. - Не старайся объяснить. Просто... наслаждайся. - Но я должен узнать... Она прижала пальчик к моим губам. - Ш-ш. Пусть это останется тайной. - И добавила: - Нетелепаты могли бы назвать это любовью. Конечно, любовь, но не та, которую вы подразумеваете, произнося слово-символ. Это ощущение любви без определенной привязки. - Я люблю... люблю тебя. Но любил ли я? И кого? - Послушай, - неожиданно сказала Тэнджи. - Скоро тебе предстоит большая работа. Хочу кое-что рассказать о коммуникации. Настоящей коммуникации. Тебе надо это знать. Дело не в умении говорить, а в умении слушать - всем своим существом. Слушать так сосредоточенно, что ты превращаешься в того, кого слушаешь. Как ты сейчас. Обещай запомнить это. - Обещаю. Тогда она посмотрела задумчиво, даже немного грустно, снова став Тедом- Тэнджи. Потом чуть заметно улыбнулась и прикоснулась к моей руке. - Вот и хорошо. От этого может зависеть твоя жизнь. А я... я слишком люблю тебя, чтобы потерять. После этого нам нечего было сказать друг другу. Мы просто сидели и молчали, пока не запищал таймер. Три часа утра. - Уже поздно. - Ты хочешь? - спросила она. - Да. Тэнджи встала, протянула руку и повела меня в спальню. Удивительно, насколько просто и естественно все произошло. В. Как ты дразнишь хторранина, больного триппером? О. Никак. И тебе не советую. 45 РЯЖЕНЫЕ Подвыпивший совершает самый умный поступок, когда уходит домой. Соломон Краткий Первой проснулась моя улыбка. Я потянулся и, нежно прижавшись к женскому телу, погладил талию и чаши грудей. Она сказала: - Извините. И выскользнула из постели. Я слышал шлепанье босых ног, звук спускаемой воды в туалете. Я ждал ее возвращения, но вместо этого она стала наполнять ванну. Открыв глаза, я сел в кровати. Она решила не возвращаться? Она появилась в темном одеянии, подходящем разве что для женского монастыря. Оглядевшись, с отвращением поморщилась. - Что здесь происходило ночью? Что это?.. Зефир? - Она как-то странно взглянула на меня. Почти враждебно. Больше она не казалась мне прекрасной - маленькая и неприятная, довольно костлявая. Это была не Тэнджи. - Мы немного... повоевали зефиром, - объяснил я. - Хотели его потом собрать... Она брезгливо посмотрела на меня, как на насекомое, заползшее в ее постель. - М-м, простите... Идея была не моя. Она хмыкнула, подбирая зефир: - Разумеется. Так все говорят. - А вы... живете здесь? - Вы спрашиваете, хозяйка ли я? Да, хозяйка. Она даже не пыталась скрыть раздражения. - О! - Внезапно я почувствовал себя отвратительно, словно оказался взломщиком. Захотелось спрятаться под одеялом. С головой. - Думаю, мне пора. - Да. Тем не менее я не пошевелился. - Извините за беспорядок. Можно я помогу вам убраться? Она выпрямилась и повернулась ко мне: - Нет, нельзя. Лучше вам убраться отсюда. И побыстрее. Я соскользнул с кровати и сразу же наступил на зефир. Подбирая с пола одежду, я напяливал ее с максимально возможной скоростью. Застегивая рубашку, я обратился к хозяйке: - Можно вас спросить кое о чем? Она выбросила зефир в мусорную корзину и теперь стряхивала с ладоней сахарную пудру. - Что произошло с Тэнджи? Женщина пожала плечами. - Она перешла дальше. - Послушайте, я понимаю, как вам надоело, но у меня такое чувство, что здесь что-то не так, а что именно - не пойму. Китаянка ответила: - Подождите минуту. Она прошла в ванную и выключила воду. Когда вернулась, я уже завязывал галстук. - Знаете, как мы называем телепатов вроде Тэнджи? Я покачал головой. - Ряжеными. - Почему? - Они влезают в твое тело, твой дом, твою жизнь - просто скоротать вечерок. Напаивают твое тело, укладывают его в постель с посторонним человеком, пачкают твои лучшие шелковые платья, размазывают липкий зефир по твоим простыням и коврам, а потом среди ночи исчезают, оставляя тебе головную боль с похмелья, расцарапанные ноги, разбитые локти, негнущуюся спину и трехдневную уборку. Сегодняшняя история типична. - Могу я возместить ущерб? - Я достал бумажник. - Нет, спасибо, я не шлюха. Наша служба покроет все издержки. К тому же вашей вины здесь нет. Вы такая же жертва, как и я. Я сунул бумажник обратно в карман. - Могу я задать вам еще один вопрос? - Задайте. - Наверное, это прозвучит глупо, но я думал, точнее, Тэнджи говорила, что у телепатов практически отсутствует личность. Что вы не привязаны ни к телу, ни к дому, ни к одежде и так далее. А вы?.. Я обвел рукой комнату, пожал плечами и вопросительно посмотрел на нее. Китаянка, похоже, снова разозлилась. - Правильно, так считают ряженые. Но суть в том, что телепат телепату рознь. По роду своей работы я должна оставаться на одном месте и только дважды в месяц подсоединяюсь к сети. Я ненавижу покидать свое тело, потому что никогда не знаю, кто побывает в нем и что сотворит. Я стоял словно оплеванный, чувствуя себя виноватым со всех сторон. Хотелось попросить прощения, и в то же время... я не хотел этого делать. Не хотел думать, что мы с Тэнджи-Тедом, как два маленьких сопляка, поигрались с телом девчонки, пока той не было дома. В детстве нас с кузеном застигли рассматривающими нижнее белье моей сестры в ее ящике - только на этот раз все обстояло хуже. Гораздо хуже. Сейчас мне не с кем разделить вину, и игрушки у нас другие. Я выдавил: - Мне сказали, что между телепатами существует определенная... договоренность. Ее глаза сузились. - Ничего вы не поняли, солдат. - Наверное. - Я взял берет. Молодая китаянка была мне неприятна. - Мне очень стыдно, - признался я. - Честное слово. - Вы, парни, всегда так говорите. А сейчас, если не возражаете, я приму ванну - хочу почувствовать себя снова чистой. На улице меня охватил гнев. Проклятье! Я весь в дерьме! Врезать бы ему при удобном случае - только вдруг это опять окажется китаянка, которая проснется с синяком. Это нечестно! Тед снова обвел меня вокруг пальца! В. С чем вы пойдете грабить дом хторранина? О. С огнеметом. В. Как научить хторранина сидеть? О. Надо крикнуть: <Сидеть!> - и оторвать ему задние ноги. 46 ПИСЬМО ОТ МАМЫ Обращение к адвокатам - признание поражения. Соломон Краткий Меня ждало письмо от мамочки, не электронное, а настоящее - в большом толстом конверте. О-хо-хо. Перочинным ножиком я вскрыл конверт; оттуда выпали бумаги. Отказ от материнства. Документ о расторжении семейных отношений, зарегистрированный сегодняшним числом, и так далее и тому подобное... Внесен в книгу актов гражданского состояния в Санта-Крузе. Подписан. Скреплен печатью. Нотариально заверен. Теперь я ничей. Красота! Я рухнул в кресло. Она разозлилась. Нет! Ее злость перешла все границы. Навсегда. Я метался между яростью и печалью и не мог разобраться, что сильнее. Как она могла так поступить? Хотя я заслужил это! Но как я мог проявить ослиную тупость? Ведь она не требовала слишком много! Я должен был уступить, но и мамуля тоже должна была пойти навстречу! Как же мы оба вляпались в это, черт возьми? Я знал как. Не оставил за ней последнее слово, а она не отдала его мне. Так начинались все наши споры - и так заканчивались. Я не знал, кто виноват больше - я или мать. Я. Нет, она. Она должна была подождать, но не стала этого делать - и теперь ничего нельзя исправить. Но опять-таки что же ей оставалось? Ведь мои поступки тоже в общем-то были необратимы. Она могла воспринять их только как отказ. Я не оставил ей выбора, не так ли? Но сделать такое?.. Обида по-прежнему не проходила. Я развернул вторую бумагу, перечисляющую судебные запреты. Мне запрещалось звонить ей, писать, общаться любым иным способом. Даже через адвоката. Мой адвокат мог лишь обратиться к ее адвокату, если мне понадобится что-то сообщить ей или спросить. Но, конечно, еще до того, как я спрошу, ответом будет <нет>. Следует отдать ей должное. Она оказалась такой же предусмотрительной, как и я. Даже еще предусмотрительнее. Впрочем, это закономерно: крючкотворству я научился у нее. Третья бумага представляла собой финансовый отчет с приложенным к нему чеком на сумму 193 076,13 доллара! Моя доля наследства отца. Мамочка ловко воспользовалась правом на выкуп моей доли. Отныне я не имел никакого отношения к <Маккарти инвестмент траст>. Мне дали хорошего пинка под зад. Ловкий ход - она не упустила свой шанс. Но зачем мамуля, имея доступ к этим деньгам, настаивала на моем вкладе в дурацкое предприятие Уайза? Разве что уже отдала ему свою часть, а он ее промотал. Нет, мать не могла так сглупить. Могла! Она отказалась от меня. Это была не ее идея. Его. От меня надо избавиться, чтобы он занял мое место. А я теперь лишен возможности защищать ее. Моя тупость послужила тому гарантией. Я даже не могу возбудить иск, потому что она исключила меня из дела. Чтобы защитить мать, оставалось только убить этого ублюдка. Только вот в чем вопрос: хочу ли помогать? Может быть, она заслуживает этого паразита? А может, я заслужил все это? Проклятье! Я даже не могу извиниться - ей не передадут мое письмо. - Это не смешно, - сказал я стене. - Со мной случались забавные вещи, но сейчас мне не смешно. Никто не ответил. Я остался наедине со своей болью. Так отвратительно я себя еще не чувствовал.. - Ладно, Вселенная, - заявил я, глядя в потолок. - Выкладывай свои сюрпризы! Что бы это ни было, пусть произойдет сейчас, пока я готов. Сейчас любая пакость будет для меня облегчением. Но ничего не произошло. В. Что, по мнению хторранина, делает парочка, занимающаяся любовью? О. Готовит ему завтрак. 47 <РЕШАТЬ ДОЛЖНЫ ВЫ САМИ...> Человеческое бытие - компьютерный способ воспроизводства новых компьютеров. Мы с вами - лишь половые органы этих компьютеров. Соломон Краткий Только спустя какое-то время я заметил на столе курьерский сейф - большой серый пенал, какими пользуются в Спецсилах. Ключом к нему служил отпечаток моего большого пальца. Внутри пенала оказались три довольно толстые книжки с инструкциями. Кто-то поработал на совесть прошлой ночью. Все утро я читал, и удивление мое возрастало. Ко мне прислушались! В первой брошюре говорилось, как военные доставят научную группу на место и обеспечат незаметное прикрытие. Вертолеты будут тщательно замаскированы. Во второй перечислялись обязанности команды наблюдения, и в том числе меры по тщательной маскировке мониторов. Третья брошюра содержала все, что мы знаем и чего не знаем о хторрах и кроликособаках. Но почти ничего не говорилось о том, как войти с ними в контакт. Правда, на этот счет у меня было собственное мнение. Я собирался последовать совету Теда-Тэнджи - слушать всем своим существом. Я пытался представить себя сидящим и беседующим с кроликособакой, но не мог. Самое большее, что приходило в голову, - присоединиться к их танцу. В конечном итоге не повредит встретиться с доктором Флетчер. Просунув голову в дверь ее кабинета, я спросил: - У вас найдется свободная минутка? Она подняла голову от бумаг, которые читала, одновременно поглощая бутерброд: - А, Джеймс. Заходите. Вы прочли инструкции? - Да. Потому и пришел. - Я сел напротив. - Надо полагать, меня все-таки не сбросили со счетов. - Об этом и речи не было, - сказала она. - Хотите чаю? - Сегодня только чай? - Кофе - для исключительных случаев. Теперь вы на работе, и я могу не заискивать перед вами. - Она спросила: - Ну, какие вопросы? Я высказал свое мнение - ничего нового для меня инструкциях не нашлось. Она положила в рот последний кусочек сандвича, за-думчиво кивнула, неторопливо прожевала и вытерла пальцы салфеткой. - Как вы собираетесь контактировать с кроликособа-ками? - Может быть, это прозвучит странно, но мне кажет-ся, что генерал Пул был прав насчет танцев нагишом. - Интересная мысль, - одобрила Флетчер, вытерла губы и, скомкав салфетку, выбросила ее. - Я могу обосновать... - Не надо. Ваши доводы известны. - Да? - Вчера вечером мы довольно долго обсуждали такой вариант. И рассмотрели его всесторонне. - Правда? - Военные совещались до упора, и удалось многое решить. Я специально не включила это в инструкции - хотела посмотреть, до чего вы додумаетесь сами. И вы не обманули мои ожидания. Теперь посмотрим, удастся ли вам решить вторую часть задачи. Как вы собираетесь готовиться к танцу? - Но это же очевидно: пойду в стадо. - М-м. - Не надо меня отговаривать. Все продумано. Флетчер покачала головой, потянулась, взяла со стола клавиатуру и, положив на колени, включила. - Когда вы собираетесь туда? - Думаю, чем быстрее, тем лучше. - Гм. Тогда завтра утром. Устраивает? - Вполне. - Как долго вы там пробудете? - Дня два-три, пока не обрету стадное чувство. Она все записывала. - Я решил надеть ошейник с маяком, чтобы вы могли найти меня. - А как, - она подняла на меня глаза, - мы приведем вас в чувство? - Вы всегда можете сломать мне ногу. Флетчер улыбнулась. - Между прочим, такой вариант не исключен. А теперь разрешите сообщить вам плохие новости о стаде, Джеймс. Это удалось выяснить недавно. Мы постоянно берем пробы у членов стада на биохимический анализ и обнаружили небольшие отклонения в ферментном составе их мозга. У них несколько изменилась способность продуцировать кое-какие вещества, активирующие рецепторы памяти. Иными словами, существует биохимический механизм потери памяти. В какой-то степени это напоминает наркотическое самоотравление организма. Однако... - Она замялась. - Стойкость эффекта мы пока объяснить не можем. На этот счет есть... теория, но... - Продолжайте. - Хорошо, но вряд ли вам это понравится. Мы считаем, что началась еще одна эпидемия. Заболевание не смертельно. Мы думаем, что в биосфере циркулируют слабодействующие хторранские вирусы, которые, похоже, не столько вызывают болезненные симптомы, сколько изменяют биохимию, влияя на наше самосознание. - Они действуют как наркотики? - Это еще не выяснено. Мы думаем, у человека всегда существовало стадное чувство, но оно было настолько подавлено культурным опытом, что служило исключительно на пользу обществу. А сейчас, в результате повреждения геморецепторов вирусами, мы все находимся на грани. Достаточно самого пустякового толчка, чтобы сорваться. Другими словами, - мрачно заключила Флетчер, - разум и сознательный образ жизни теперь каждый выбирает добровольно. - Разве не всегда было так? - заметил я. Она улыбнулась. - Я ценю черный юмор, однако и вы, Джеймс, должны оценить грозящую опасность. Процесс может оказаться необратимым. - Неужели нет какого-нибудь противодействующего фермента, вакцины и чего там еще? - Мы не знаем. Исследования только начались. Я сообщила вам плохие новости, а теперь хочу поделиться худшими. Мы подозреваем, что вирус, растормаживающий стадное чувство, уже настолько распространился, что им заражено все человечество. Все без исключения. Смотрели сегодня утренние новости? - Вы про волнения в Кейптауне? - Да. Ведь для всего этого сумасшествия и ярости не было причин. Сложилось впечатление, что люди вдруг все, как один, осатанели. Виноват ли вирус, мы пока не знаем. Ужасно хочется взять там десяток проб на анализ, но, учитывая политическую обстановку... Впрочем, вы и сами все понимаете. - Не сегодня-завтра мы все можем превратиться в стадо, вы это хотите сказать? Она опять кивнула: - Проснуться в здравом рассудке - сейчас уже подвиг. - Иными словами... Если я пойду в стадо, вы не гарантируете, что сможете вытащить меня оттуда, так? - Такой риск существует, - согласилась Флетчер. - Вы по-прежнему хотите пойти туда? - Подождите минуту. Мне казалось, что все это теоретические рассуждения.. . - Значит, вы передумали? - Я этого не говорю. Но вы уже получили добро, верно? Она кивнула: - Да, мы получили разрешение, но при условии, что найдем подходящего добровольца. - Она в упор посмотрела на меня. - Человека, который понимает суть проблемы. Вот к чему мы пришли прошлой ночью. Вопрос о внеземном разуме - преждевременный. Мы не в состоянии ответить на него, пока не узнаем, совместимы ли вообще наши два вида. Могут ли кроликособаки и люди хотя бы образовать стадо? Пока нет ответа на этот вопрос, забудьте о коммуникации. - Значит, танец уже запланирован? - спросил я. - В инструкциях это опущено, потому что я хотела переговорить с вами. Мне известна ваша восприимчивость к стаду, Джеймс. Все это может оказаться чрезвычайно опасным для вас. - Я же к вам вернулся, помните? - Джеймс, я не пытаюсь отговорить вас, напротив. Сегодня ночью мне стоило большого труда доказать это. Но решать должны вы сами. Прежде чем я попрошу разрешения послать вас туда, вы должны осознать степень" риска и принять решение ответственно. - Самый худший вариант мне известен: кроликособаки могут оказаться хищниками, поедающими червей, и сожрут меня. Но я ежедневно рискую. - Нет, худшее в том, что вы затеряетесь в стаде. Я прикусил язык раньше, чем с него соскочил готовый ответ, и еще раз прокрутил последние слова Флетчер. Потом внимательно посмотрел на нее: - Вы уже посылали людей в стадо, да? - И некоторых потеряли. - Она вздохнула. - Как долго можно оставаться там человеком? - Никто точно не знает. Но все происходит довольно быстро. Безопасный срок составляет четыре, максимум пять дней - переживания настолько сильны, что разум стирается. - Хорошо. Значит, в моем распоряжении два дня. Нет, полтора. Я пойду туда в понедельник утром, день уйдет на привыкание, потом ночь, и на следующий день я поучаствую в сборище. Можете забрать меня во вторник после обеда. До конца недели я отчитаюсь, а к выполнению главного задания приступлю в следующий понедельник. Флетчер выключила клавиатуру и положила ее обратно на стол. - Вы уверены, что хотите пойти на это? - Я должен. - Хорошо. - Она взялась за телефон. - Джерри? Начинаем завтра. Ладно... Нет, вовсе нет... Спасибо. - Она положила трубку и повернулась ко мне. - О'кей, сегодня нам предстоит большая работа. - Какая? - Я вас немного потренирую. - Тренировка? - Есть упражнения, которые укрепят ваше чувство самосознания. Это может пригодиться. - Медитация? - М-м, не совсем. Называйте это центровкой души, вроде модулирующей тренировки. - Мне казалось, что вы о ней невысокого мнения. Флетчер отрицательно помотала головой: - Ни в коем случае. Мне только не нравится, во что ее превратили шарлатаны. Тренировка как таковая оказалась для меня одной из самых полезных вещей. Она позволила мне... сохранить здравый смысл во время эпидемий. И сейчас - тоже. Но, по правде говоря, я не уверена, что она вам поможет. Просто я хочу использовать любую возможность, чтобы подстраховать вас. - Я не подведу, - пообещал я. - Правда. Я даже договорился с доктором Дэвидсоном на сегодняшний вечер. Флетчер промолчала. - Что с вами? - спросил я. - Я знаю, что вы самоуверенный юноша. И отдаю себе отчет, что вы продумали все до конца. Мы, в свою очередь, тоже, но все-таки я боюсь. Потому что знаю, как легко что-нибудь упустить из виду. И честно говоря, мне не хочется потерять вас... В. Как хторране называют Карнеги-Холл? О. Деликатес. 48 ДОКТОР ДЭВИДСОН Беру свои слова обратно: на свете есть один будильник получше переполненного мочевого пузыря. Соломон Краткий - Вы хотели поговорить со мной, Джим? - Да, хотел. - Слушаю вас... Я жду, а вы молчите почти десять мин-ут. - Разве? - Да-да, десять минут. - Виноват, я... Нет, я пообещал больше никогда не просить прощения. Просто... Не знаю, с чего начать. Я сумасшедший? - Мы все сумасшедшие, Джим. - Да, я уже слышал. Похоже, это превращается в мантру1. 'Мантра-у индуистов постоянное повторение этого слона - необходимое условие для самоуглубления, или медитации. - Я хотел спросить... Может быть, я чокнулся сильнее, чем другие. Доктор Дэвидсон немного помолчал, прежде чем ответить. Я сидел в удобном кресле один в просторной пустой комнате, а он был где-то в Атланте и вещал вкрадчивым голосом: - Джим, можно с тобой не церемониться? - Не понял. - Ты хочешь получить ответ как можно скорее, хотя уже завяз по самые уши. Тебе нужна моя помощь. Но прежде чем я сделаю это, давай условимся. - Продолжайте, - сказал я, подозревая подвох. - Пожалуйста, дотерпи до конца беседы, даже если разозлишься. Особенно если разозлишься. И кроме того, ты должен говорить только правду. - Договорились. Понятно, что вы собираетесь сразить меня наповал. Что ж, я готов к самому худшему. Не стесняйтесь сделать больно. - Напротив, я хочу снять твою боль. - Ха-ха. Итак, нормален я или нет? - Ты неправильно ставишь вопрос, да и ответить на него невозможно. Нормальных людей вообще не существует. Есть только люди, способные вести себя адекватно сложившимся обстоятельствам. Ты же понимаешь здравомыслие как состояние, которого нужно достичь, и это не дает тебе покоя. Тебя мучают сомнения, способен ли ты на это. - Послушайте, - перебил я. - Я готов принять весь этот вздор за чистую монету, так как хочу верить, что вы понимаете... Хочу верить, что на свете найдется хоть один человек, с кем я мог бы поговорить. Если он меня поймет - я не окончательно спятил и еще смогу выкарабкаться. Вы меня понимаете? - Джим, я тебя понимаю, наверное, гораздо лучше, чем тебе кажется. Возможно, придет время, когда ты будешь смеяться над этим. Но не будем забегать вперед, давай начнем с нескольких определений, хорошо? Итак, подумай над следующим: человек нормален не потому, что он изначально нормален, а потому, что он ведет себя как подобает нормальному человеку. Я подумал. - То есть играет роль нормального, да? - Некоторые играют. Ну и что? - Вы хотите сказать: <Притворяйся, пока хватит сил>. Я правильно понял? - А что, может, и так. В тоне доктора Дэвидсона проскользнуло веселье. Мне хотелось, чтобы он поделился шуткой со мной, но я знал, что он никогда этого не сделает. Здесь так же, как в сексе, - до всего нужно дойти самостоятельно. - Но откуда же тогда люди знают, нормальны они или нет? - Хочешь, я объясню, Джим, что такое на самом деле здравый рассудок? Ты наверняка очень удивишься. - Валяйте. Я сижу хорошо. - Здравый рассудок - не более чем искусство владеть своей речью. - Что?! - Ты ищешь не там, где надо. Ты выискиваешь нормальных, на твой взгляд, людей и пытаешься выяснить, какими качествами они обладают. Попробуй зайти с другой стороны, возьми какого-нибудь ненормального и посмотри, чего у него не хватает. Посмотри на любого сумасшедшего, Джим. Как мы распознаем, что с ним не все в порядке? Да потому, что он не может нормально общаться с другими. Люди с ненарушенной системой коммуникации преуспевают в этой жизни, а те, кто не способен к адекватному общению с окружающими, терпят поражение. Их считают больными. - Но они действительно больны! - начал спорить я. - Да, вне сомнения, они больны, и причин тому множество. Существует масса способов разрушения человеческой личности: наркотики, секс, насилие, обман, травма, перенапряжение, тяжелые условия жизни. Иногда достаточно просто перенервничать. В подавляющем большинстве случаев человек сам виноват в этом. Люди изощряются в способах избежать ответственности за свои поступки. Один из лучших - сойти с ума. Ты никогда над этим не задумывался? Ведь такое членовредительство не смертельно, но вполне достаточно, чтобы переложить ответственность за себя на плечи других. - Вы говорите так, будто они сами виноваты, - возразил я. - Не очень-то вы им сочувствуете. - Что такое настоящее сострадание, ты тоже не знаешь, Джим. По-твоему, достаточно приласкать и дать теплую титьку. Ты ошибаешься, уверяю. Впрочем, я не обвиняю. Искать виновного - пустое занятие. Что это даст? Я толкую об уже свершившемся факте, а это совсем другой разговор. На самом деле не так важно, почему человек сдвинулся, гораздо важнее другое: все пострадавшие практически утрачивают способность к общению, а иногда лишаются ее совсем. Я подумал. - Но это же очевидно. - Более чем очевидно, Джим. Настолько очевидно, что ты уже не видишь остального. Нарушение способности к общению - вот главная беда. Она изолирует человека. Нельзя вылечить больного, если он не говорит, что у него болит. Он обречен оставаться один на один со своей болью. Вот почему мы призываем людей в твоем состоянии посещать семинарские занятия в группах. Там можно поупражняться в общении и усовершенствовать речевые навыки. - Мне это не нужно, - отрезал я, может быть, излишне поспешно. - Разве я - говорил, что это тебе нужно? Ты воспринимаешь то, что ты хочешь слышать, а не то, что я говорю. Давай попробуем снова, только на этот раз слушай мои слова, а не то, что, как тебе кажется, кроется за ними. Ты вложил много сил в достижение поставленных перед тобой целей. Любое препятствие тебя раздражает - ты впадаешь в депрессию или в ярость. Я пытаюсь донести до твоего сознания, что человек, подобный тебе, должен научиться быстро отступать. Ты должен знать, как залечивать раны и продолжать делать дело. Да что говорить! Могу поспорить, что сейчас тебе кажется, будто ты идешь со вспоротым животом да еще тащишь за собой кишки. Именно поэтому ты обратился ко мне после стольких месяцев молчания. Я прав? Сразу я не ответил, потом все-таки кивнул. - Твоя нерешительность красноречивее любых слов, Джим. Тебе больно, ты раздражен, но тебя учили не распускать нюни - вот ты и стараешься, чтобы никто не заметил твоей боли. Но так не исцелиться, напротив - раздражение лишь усугубит боль. Хуже другое: ты даже не подозреваешь, что не одинок и ничем не отличаешься от тысяч других людей, обращающихся к нам каждую неделю, и столь же самонадеянно полагаешь, будто твоя болячка настолько неповторима, что ее надо холить и лелеять всю оставшуюся жизнь. Можно задать тебе один вопрос? - Какой? - спросил я со злостью. - Что ты этим выиграешь? - А? - Продолжаешь дуться? Очень глупо с твоей стороны. Я промолчал. Он обложил меня со всех сторон. Спустя несколько секунд до меня дошло, что доктор Дэвидсон прав. - Ладно, - выдохнул я с облегчением, почти с покорностью. - Вы убедили меня. Что дальше? - Ты слишком торопишься, Джим. Мне пришлось быть резким, чтобы заставить тебя прислушаться к моим словам. Надеюсь, ты понимаешь, что я работаю на результат? Я пожал плечами: - Да, наверное. - Вот это и называется настоящим состраданием: я разговариваю с личностью, а не с симптомами. - О! - вырвалось у меня. - Как видишь, чтобы вести себя неадекватно, вовсе не обязательно быть ненормальным. Все мы немного сдвинуты в ту или иную сторону. Обычно потому, что не владеем всей информацией. Иногда потому, что другому нас никто не научил. Но в большинстве случаев адекватно мы ведем себя лишь тогда, когда прислушиваемся к тому, что происходит вокруг, и реагируем на то, что мы действительно слышим, а не на то, что послышалось. Вот так человек делает себя нормальным. - О! - снова воскликнул я, не зная, принимать мне это или нет. - Я понимаю, - заметил доктор Дэвидсон. - Ты сомневаешься, можно ли согласиться с подобным определением. Это обычная реакция - поспорить и даже оказаться правым, но не надо доказывать свою правоту, Джим. Просто посмотри и постарайся понять, как это можно применить с пользой для себя в сложившихся обстоятельствах. Договорились? - Хорошо, - сказал я. - Попробую. - Отлично. Спасибо. - В голосе доктора Дэвидсона послышалось удовлетворение, словно он добился чего-то важного. - Ну а теперь позволь познакомить тебя с последней парочкой аргументов. Язык - концентрированное выражение мыслей, так? Я кивнул: - Это аргумент с бородой. - Кто ясно мыслит, тот ясно излагает, так? - Конечно. - Хорошо. Значит, все, что способствует усовершенствованию способностей к общению, одновременно помогает самоисцелению, причем немедленному, как ты и настаиваешь. Например, наша беседа. - Пока я не чувствую никакого исцеления. - Я не закончил, - спокойно заметил доктор Дэвидсон. В его голосе мне послышалась усмешка. Расцепив руки, я откинулся на спинку кресла. Что ж, мы тоже умеем играть в такие игры. - Конечно, но до сих пор мы занимались только разговорами. Это меня успокаивает, но все остальное в мире - поперек горла. - Разумеется, коль скоро ты здесь. - А? - Ты никогда не замечал, что все беседы, в которых ты участвуешь, имеют нечто общее? - Что именно? - То, почему ты здесь. Ты никогда не соглашаешься ни с кем, не так ли? - Это нечестный прием... - Разве я обещал быть честным? Но это правда, не так ли? Какой доход ты получаешь от всех этих разговоров, Джим? - Не понял... - Ты получаешь прибыль. Коммуникационный канал должен приносить прибыль, иначе ты прекратишь его питание. Знаешь, почему ненормальный вкладывает так много энергии в неверные действия? Да только потому, что они дают отдачу, которую он может распознать. Плохой доход лучше, чем никакого. Разве ты никогда не играл в рулетку? Ненормальные раздражают окружающих по той же причине - они не отходят в сторону после выигрыша. Они просто не понимают, что выиграли, и требуют продолжения игры ради проигрыша, пристают ко всем и вся, пока не добьются своего. Насколько человек ненормален, можно выяснить только одним способом - оценить, насколько ставка соответствует затеянной им игре. Ради чего ты играешь, Джим? Это и будет ответом, сумасшедший ты или нет. - Будьте вы прокляты! - Вполне адекватный ответ, - невозмутимо заметил доктор Дэвидсон. - И ваша медицина тоже. - Но ты не ответил на вопрос. Какова твоя ставка? - Черт вас возьми! Да кто вы такой? Что вы прячетесь за занавеской? Кто назначил вас богом? - Сядь, Джим. - Нет! - Почему ты так обозлен на мать? Что она сделала? - Мне ничего, черт побери, а моему отцу сделала! Она причинила ему боль! Она... не заботилась о нем! И сейчас не заботится! Она... - Я замолчал. - Вы - сукин сын и лезете не в свое дело. - Нет, в свое, Джим. Ты обратился ко мне за помощью, а я просто показал, где твоя рана. Что ты теперь собираешься предпринять? - Ничего. - Звучит так же глупо, как и все, что ты говорил до сих пор. Кого ты наказываешь? - Отношения с матерью, - процедил я, - это мое личное дело. - У тебя нет никаких отношений с матерью. - Может, я этого и добивался. - Я так не думаю, Джим. - А вас никто не спрашивает. Спасибо и на том. За что я не люблю скользящие двери - так это за то, что ими нельзя хлопнуть. Выскочив из комнаты, я вышел на улицу, зашел в аптеку и выложил сотню долларов за флакон <порошка грез>. Мысль была неплохая: отключиться на весь уик-энд - пока не придет время отправляться в стадо. В. Как хторране называют животноводческую ферму? О. Прекрасная находка. 49 КАК СТИРАЕТСЯ РАЗУМ Если вы что-то делаете достаточно часто, это входит в привычку. Соломон Краткий - Вот и все. Включаю ваш ошейник, - сказала Флет-чер и, повернувшись к монитору на заднем сиденье джипа, набрала что-то на клавиатуре. Ошейник запищал, причем довольно громко. - Ну и как мое самочувствие? - поинтересовался я. - Отлично, - ответила она. - И сердце и дыхание в норме. Дайте-ка я застегну. Она шагнула ко мне, и что-то щелкнуло под моим подбородком. Когда она отошла, я для проверки подергал ошейник. Он сидел крепко и работал. Теперь, пока меня не заберут отсюда, от него ни избавиться, ни выключить. Мне показалось, что Флетчер что-то хочет сказать, но, когда я вопросительно взглянул на нее, она быстро опустила глаза на часы. - Я отлично себя чувствую, - сообщил я. - Мы немного поспорили с доктором Дэвидсоном, но я замечательно отдохнул. - Я знаю. - Флетчер спокойно встретила мой взгляд. - Это не имеет никакого значения. - Дану? - А почему это должно иметь значение? Вы собрались в стадо. Разве нормальный человек имеет там какие-то преимущества? - От всех я только и слышу, что лучше быть сумасшедшим... - Я оборвал себя на полуслове. - Сами видите, - уклончиво пробормотала она. - Вижу. Каков вопрос, таков ответ. - Вам пора. Я глубоко вздохнул и стал разуваться. Стадо уже собиралось на площади. День обещал быть жарким. На мне остались шорты и майка. Не многовато ли? Я колебался, снять ли майку, потом снова взглянул на площадь. По сравнению с прошлым разом голых стало гораздо больше. Чтобы поменьше выделяться, я стянул майку и раздумывал, стоит ли расстаться с шортами. Посмотрел на печальную Флетчер. - С вами все в порядке? - Да, - ответила она. - Что-то не похоже. Она пожала плечами: - Я задумалась. - О чем? - Жалела, что у нас было так мало времени. Я взял ее руки в свои. - У меня все будет отлично, - бодро заверил я. - Еще бы. Не сомневаюсь. - Да нет. Здесь. - Я постучал пальцем по лбу. - Я не растворюсь в стаде, обещаю. Сжав мои руки, она вглядывалась мне в лицо. - Лучше бы вам не ошибаться, иначе нога будет сломана. - Помню. Я снова взглянул на стадо. Нет, нудистов здесь хватает. Благопристойность победила, и я оставил шорты на себе. Пока, во всяком случае. - Ну, - вздохнул я. - Пойду, пожалуй... - Да, - согласилась Флетчер. Неожиданно она обняла меня и притянула мое лицо к своему. Ее губная помада пахла розами, абрикосами и солнцем. Я смущенно высвободился. Ее поцелуй был, пожалуй, слишком крепким. Я быстро повернулся к стаду. Если не сделаю это сейчас, то не сделаю никогда. Они были настолько грязны, что даже отсюда я чувствовал запах. Я пошел вперед. Сухая трава колола ноги. Солнце жарило спину. Во рту пересохло. На границе стада я остановился. И огляделся, сам не зная, что высматриваю. Наверное, какую-нибудь подсказку. Намек. Что-нибудь, что помогло бы найти правильную линию поведения. На лужайке стояла компания молодых бычков. Двое лениво боролись. Кое-кто смотрел на меня. Я ощутил пустоту в животе. Знакомое чувство. Я снова вернулся в тот далекий день, когда меня впервые привели в детский садик и я попал в душ с другими голыми мальчиками. И еще - когда впервые узнал девушку. И когда впервые увидел червя