ка. Давайте послушаем, как мы боимся темноты. На этот раз звуки были другие, но не менее жуткие. Маленькая Айви перестала улыбаться. Она не понимала, куда я клоню. - А я не боюсь темноты, - сказал Дейви Холмс. Он и Крис Хинчли сидели бок о бок. Крис был немного бледен и крепко держался за руку Дейви. - Угу, - подтвердил Крис. - Страшно только тех, кто прячется в темноте. - Больших волосатых людей с длинными черными волосами и колючими бородами, - подхватил Дейви. - Это они прячутся. Я их не люблю. Боюсь, что, когда вырасту, я стану похожим на них. - Там низенькие круглые жирные человечки с красными лицами, - сказал Крис. - Я не люблю маленьких круглых человечков, которые говорят неприятные веши. - Большие - это женщины, которые кричат на тебя, - откликнулся Тоби-Джой. - Я их боюсь. - А я боюсь, что моя мама не вернется, - вступила маленькая пухленькая девочка, которую мы звали Пони. - А я боюсь, что моя вернется, - сказала Хрусталоч-ка. - Я боюсь маму. Неожиданно наступила тишина. Страх принял иные размеры, и от этого детям стало явно не по себе. Как будто почувствовав, что такого объяснения недостаточно, Хрусталочка добавила: - А моя мама хотела сделать мне больно. У нее был большой нож, но я убежала и спряталась от нее. - Моя мама заперла меня в темном шкафу, - предложила Холлй свой вариант. По сравнению с Хрусталочки-ным он выглядел жалким, но для Холли это было самое страшное. - Моя мамочка ударила меня и заперла в темноте. На Хрусталочку это не произвело впечатления. - Моя мать обещала меня изуродовать, если поймает меня. Она сказала, что мне бесполезно прятаться. Би-Джей говорит, что спрячет меня от нее, но я-то знаю, что мать не успокоится, пока не найдет меня, она всегда находит все, что ищет. Такая возможность заставила некоторых детей нервно оглянуться. Черт, я и сам хотел того же, но подавил это желание. Моя догадка оказалась правильной: эти дети - просто виртуозы по запугиванию самих себя. Проклятье! Они пугали и меня. Тогда заговорила Ким по прозвищу Кимми Ковырялка. Я заметил, что она крепко прижимает к себе руку Ника. - Я боюсь чужих, - призналась она. - Особенно чужих детей. Особенно Ричарда. Я ничего не понял. Кто такой Ричард? Здесь, в Семье, никаких Ричардов не было. Тем не менее Маленькая Айви за ее спиной что-то отчаянно застрочила в своем блокноте. На ее лице читалось мрачное удовлетворение. Многое сейчас всплывало на поверхность. И многое должно было последовать за этим. - Фостер, - тихо произнес Томми. - Я не хочу воз-ращаться к Фостеру. Он затаскивал меня в постель и делал мне больно. Я кричал, и он кричал и обещал, что больше не будет этого делать. Но делал. Алек не шевелился, но я ощутил, как он напрягся и внимательно слушает. Я опустил на него глаза. Он прижимал к себе медведя - маленькая копия меня самого. Неужели он снова уходит в себя? Я почувствовал, как сильно сжимаю его, и ослабил руки. Может, он тоже отпустит своего медведя? Интересно, не придавливаем ли мы его все скопом? Может быть, ему необходимо свободное пространство, чтобы шагнуть навстречу нам? Я не знал. Что, если мы ошибаемся? Я погладил Алека по голове и легонько поцеловал в макушку. - Все это очень страшно, таких страшных вещей я еще не слышал, - сказал я. И сказал абсолютно искренне. Все, что мог придумать я, не было страшнее того, что пришлось пережить этим детям. Но я лишь слегка царапнул самую поверхность. Дальше этого предела они меня просто не допускали. - Хорошо, - сказал я. - Теперь я хочу, чтобы вы знали: бояться - нормально. Иногда действительно происходят вещи, которые пугают. Ничего ужасного в том, чтобы их пугаться, нет. Но иногда мы носим в себе страх еще очень долго после того, как страшные вещи уже исчезли. И знаете что? Мы забываем закричать. А это необходимо. Когда я дам знак, но не раньше, мы все закричим и зашумим, как будто нам страшно, как будто мы перепуганы до смерти, договорились? Все готовы? У всех есть что-нибудь страшное, о чем можно думать? Отлично, тогда закройте глаза, если хотите, и испускайте все испуганные звуки, какие можете. Низкий стон, всхлипы, плач на высокой ноте, визг, крики, хныканье. Целая симфония. Какофония. Хор мучительных криков. Изливающиеся эмоции были невероятно черными и неистовыми, они кипели и бурлили, как вулкан. Страх становился все более и более мучительным, словно забивали ледяной кол в позвоночник, в сердце и в основание черепа, и он выходил наружу со стонами, криками, вздохами, визгами... Они становились все громче и громче, и мне начало казаться, что мы сходим с ума... А потом, очень быстро, рев ослаб, поколебался, на какой-то миг собрался с новыми силами, а затем - пресытился, захлебнулся, истратил себя, истощился - и пошел на убыль. Первыми замерли визги и крики, а потом, словно испугавшись сами себя, стали затихать и рыдания, лишь то там, то здесь в круге слышалось тихое всхлипыванье. Я обвел всех взглядом. Дети выглядели ошеломленными, оцепеневшими, испуганными, измученными. И в то же время - более живыми, чем когда-либо. Словно рассылалась стена бесчувственности, за которой они прятались. - Я не хочу больше играть в эту игру, - заявила Хол-ли. - Она неинтересная. - Мы почти закончили, - успокоил я ее. - И обещаю тебе, что последняя часть будет намного интереснее. Дети очень нервничали. Следовало поспешить. - Хорошо, слушайте. Мы почти добрались до конца. Осталась только одна вещь. Я хочу, чтобы вы опять закрыли глаза и снова притворились. Только на этот раз притворитесь, что вы - самая страшная вещь в мире, что все боятся вас, все чудовища, и плохие люди, и те, что прячутся в темноте, - все вас боятся! Закройте глаза и представьте, что они улепетывают от вас во все лопатки, только для этого вы должны испугать их, хорошо? Готовы? Пусть все будут большими, сильными и страшными и пугают всех плохих чудовищ в мире. Ну, давайте! Этот звук был самым громким - и самым радостным, Бетховен позавидовал бы такому вдохновенному хору. Он был нестройный, и прекрасный, и отвратительно громкий, и я любил каждый звенящий децибел его вызова. - Злитесь на чудовиш! - кричал я. - Скажите им, что вы о них думаете. Велите им убираться ко всем чертям! Скажите им, пусть подавятся сами собой! Пожалуй, я и сам немного увлекся, но дети не возражали. Они смеялись, и кричали, и ликовали, и вскоре уже прыгали - растворяясь в смехе, и в счастливых слезах, и в объятиях, и в поцелуях, и в глупо-грустных улыбках, и все было прекрасно, и какой-то миг они почти что выглядели нормальными детьми. Они выглядели даже счастливыми. Мы обнимались, и смеялись, и кончили тем, что попрыгали в бассейн и устроили самое грандиозное морское сражение в мире, и это была самая счастливая летняя ночь в моей жизни - и в их тоже. Я ухмылялся, как шизофреник, от удовольствия. Это сработало. Я справился! Мальчик с приветом по имени Джим Синим красил попы пупсам надувным. В ванну он лез ежечасно, И любил мальчонка ужасно, Чтоб голубенький плавал с ним. 38 КАПЛЯ АДА Талия - самая ужасная вещь, о которой надо помнить. Соломон Краткий Разумеется, Бетти-Джон устроила мне головомойку. - Ради всего святого, ты хоть подумал, что делаешь? - спрашивала она. - Кимми Ковырялку до сих пор мучают ночные кошмары. Симона все время плачет. Алли и Дей-ви боятся спать одни. И поверь мне, тебе не захочется узнать, что натворил Джим Полей! Половину детей ты превратил в Плаксу Вилли, а ос-тальные стали такими непоседливыми, что Берди поду-мывает посадить всю группу на успокоительное. Разве ты не видишь, что творится? Те, кто не ударяется в слезы, каждые две минуты, переживают такой приступ слабо-умия, что это наверняка психопатическая реакция; они постоянно хихикают, как будто вокруг сплошной цирк Они носятся повсюду, как спятившие горгульи, корчат рожи и пытаются напугать друг друга до усрачки - включая тех, кто стал настолько пуглив, что им опять впору вернуться к пеленкам. Господи, Джим! Так-то ты отплатил за все добро? Я здесь сражаюсь за твои чертовы заборы, а ты там затеваешь с детьми игры, задевающие их психику. Большинство из них так охрипли, что не могут говорить, у шестерых воспалилось горло, а трех пришлось положить на обследование в психиатрическое отделение. Я выслушал все молча. Собственно, ничего больше и не требовалось. Это было еще одним, чему Джейсон учил меня, учил всех нас. Когда человек передает тебе информацию, ты не должен ничего с ней делать. Просто выслушай и убедись, что воспринял ее. "Ответь на вопросы, убедись, что понял собеседника; это и есть основа настоящего общения. И больше не делай ничего. Все остальное к общению не относится". Таким образом, я позволил Бетти-Джон высказать все, что она хотела, будучи в душе уверенным, что меня это никак не касается. Это была ее проблема, а не моя. Я слушал, сочувствовал ее негодованию, но как личный выпад это не воспринимал, потому что - в моих ушах звучал голос Джейсона - она злилась не на мой поступок, а на свой страх. Я лишь спровоцировал его проявление. Поэтому сейчас моя задача состояла в том, чтобы не препятствовать ей излить злобу и освободиться от нее. Если начать спорить, Би-Джей останется озлобленной. Если попытаться оправдать свои действия, ей придется доказывать самой себе, что она права, а я нет. Она будет вынуждена наказать меня. Вот почему я не должен ничего делать - только слушать. Когда злость выйдет, ей уже нечего будет сказать или сделать. Это заняло некоторое время, но в конце концов она выдохлась. - О'кей, - сказала она. - Говори, я жду. Чего ты хотел добиться этим маленьким упражнением по истерике? - Дети чувствуют себя прекрасно, - заметил я самым осторожным тоном. Очень важно, чтобы она опять не взорвалась. - То, что ты наблюдаешь сейчас, - высвобождение энергии. Все идет нормально. Это естественно. И для здоровья полезно. Это хороший признак. Я знаю, что со стороны это выглядит расстройством - все правильно, - но это расстройство в правильном направлении. Поверь мне. Би-Джей посмотрела на меня самым скептическим взглядом. - Я уже слышала подобную чушь раньше, Джим, от теоретиков растления несовершеннолетних: "Ребенку тоже нравится". Мне не хотелось спорить с ней. Слишком много воспоминаний возникало о Лули - и это увело бы беседу далеко в сторону. Мне нужно было вернуть Бетти-Джон к теме. - Би-Джей, - осторожно начал я. - Наши дети - это маленькие ходячие бомбы с часовым механизмом. В день моего появления здесь ты рассказала кое-что о том, что им пришлось пережить, и с тех пор постоянно напоминаешь мне, как отчаянно пытаются они делать все, что угодно, только бы выжить. Ты думаешь, я не наблюдал за ними? Все твои слова истинны, как наличные деньги. Большинство из этих маленьких монстров окружили себя такой прочной стеной, что до них не добраться. Господи, Би-Джей, это ведь по-настоящему страшно, насколько ты права. Почти нет шансов, что кто-нибудь из них станет когда-нибудь просто человеком, не говоря уже о нормальном человеке. И тем не менее мы должны постараться, ибо если мы не цивилизуем следующее поколение, пока еще остается шанс, тогда вообще нет смысла продолжать войну. Вот о чем надо думать. Я хотел пробить брешь в их безразличии. Лицо Би-Джей немного разгладилось. Трудно спорить со своими же собственными доводами. - Единственное, чем мы можем помочь этим детям, - продолжал я, - это научить их... как приблизиться к нам. Они должны понять, что боль, и страх, и печаль - нормальные состояния, и научиться, как не мешать себе переболеть ими. Вот в чем заключалась цель всего этого крика. Это предохранительный клапан, в котором они нуждались. В противном случае они продолжали бы нагнетать в себе давление до тех пор, пока не произойдет взрыв. И тогда натворили бы что-нибудь опасное, глупое и саморазрушительное. Би-Джей была разочарована, по-прежнему злилась и не хотела соглашаться. - Кто придумал эту чушь, Джим? Где ты набрался такого дерьма? Мне хотелось нагрубить, уязвить ее посильнее. - Я придумал, Би-Джей. Я занимаюсь этим всю жизнь, как только начинаю сходить с ума от неспособности окружающих вслушаться в мои слова; каждый раз, когда мне хочется взять их за глотку и придушить. Я запираюсь в темном сортире или становлюсь под душ и открываю воду на полную мощь и ору, ору, ору так сильно и так долго, как только могу, пока от слабости не начинают подгибаться коленки. Это помогает. Это напоминает эякуляцию накопившейся ярости, страха и отчаяния в одном болезненном оргазме. Если я не выпущу их, то буду таскать повсюду с собой - а этого я не выдержу и умру. Или хуже того - сделаю что-нибудь такое, отчего умрут другие. Взгляд Би-Джей по-прежнему оставался враждебным. - Тебе это, может, и помогает, но нашим детям... - Она покачала головой. - Да, конечно, я перестарался, но мне казалось, что без этого ничего не выйдет. Большинство детей - все еще роботы. Они понимают только действия. Да, вы добивались здесь результатов, но ох как медленно. Меня это бесило, я знал, на что способны дети, да и вы знали. Они по-прежнему выполняют все, чего вы от них хотите, как машины, потому что понятия не имеют, что способны на большее. Вы суете им всего лишь еще один свод правил, необходимых для выживания. Их жизнь превратится в постоянный поиск соответствующего случаю правила - и не более того. Они не будут живыми. Нет, дай мне высказаться до конца. Ты что, всерьез считаешь, что я не понимаю их переживаний? Я же там был, черт возьми! И мне было их так жалко, что я был вынужден что-нибудь сделать. - И научил их, как спятить окончательно? - Дай им неделю, и сама увидишь разницу. Они уже начали играть по-новому. Теперь они обращают свое внимание к кому-то, а не на кого-то. Пожалуйста, Би- Джей, не суди поспешно. - Джим, я не сомневаюсь, что ты веришь в то, о чем говоришь. Но ты был обязан прежде посоветоваться со мной. Следовало подождать, пока... - Иди ты к черту, Би-Джей! - Я и вправду рассвирепел. - Я пытался посоветоваться, но у тебя никогда нет времени кого-нибудь выслушать, и ты всегда просишь людей отложить их планы, чтобы ты могла осуществить свои, а потом еще нервничаешь, что тебя посылают подальше и занимаются своими делами, не спросив у тебя разрешения. Не знаю, как остальные, но я устал ждать, когда ты найдешь время сесть и спокойно послушать. И пожалуйста, не надо рассказывать, сколько у тебя дел. Это я уже сто раз слышал и могу сам представить себе бедную Би-Джей не хуже тебя. Дети мучились, а я мог помочь. И это только первый шаг. Детей надо постоянно тренировать, дать им в руки инструмент для управления своими эмоциями, своими реакциями. Тогда они управятся и с остальной гадостью, которую вывалит на них жизнь. - И ты считаешь, что наступило улучшение? - возмутилась Бетти-Джон, - Да ты видел хотя бы своих собственных детей? Алек превратился в поломанный граммофон. Мы не можем его остановить. Он отыскивает слова, которые ему нравятся, и повторяет их снова и снова, пока они не надоедают, а после придумывает новое слово, и все начинается сызнова. - Он играет, Би-Джей, в игру, известную только ему. Но заметь, что теперь он играет с языком, а не сопротивляется ему. Он приноравливается к новому умственному ландшафту. Я так рад, что он хоть что-то бормочет. В малыше накопилась масса энергии, которую надо выпустить. - Но, черт возьми, не батарейка же он! Христос на блине! Где ты нахватался этого психопатического лепета? - Э... - Я колебался. - Кто ты такой, Джим? Недоделанный моди? - Никогда не занимался модулирующей тренировкой. - Я ощутил некоторую неловкость. - И так, черт возьми, уверенно рассуждаешь! Откуда ты взялся? Я замотал головой: - Мне бы не хотелось... - Да? Не выйдет. Если хочешь учить детей открытости, начни с себя. Кто вы такой, мистер? - Ты знаешь, кто я такой. - Нет, не знаю. Единственное, что я знаю: ты можешь оказаться шпионом ренегатов. Внутри у меня все похолодело. Я едва не вскочил со стула. - Нет! Только не это. Я знаю, какие они, аБи-Джей, гораздо лучше, чем ты думаешь. Я не из них и не хочу снова стать похожим на них... - Снова? Я замялся. Потом подтвердил: - Да. Снова. Они захватили меня и промыли мозги. Я жил в Племени ревилеционистов... - О, дерьмо! - ... почти год. Потом сбежал. Но до этого успел разобраться, на что они способны. - Мне пришлось прерваться, чтобы вытереть слезы; я и не подозревал, насколько еще свежа рана. - Да, допускаю, что многому я научился у них. Не все их постулаты лишены здравого смысла. Но я знаю, кто они такие и насколько они опасны. Я сам разорвал цепи, которыми Племя опутало мой мозг. - Ты уверен? А по-моему, у тебя все еще слегка остекленевший взгляд. Если бы я знала... - ... то дала бы мне коленом под зад, правильно? Вот вам и знаменитое сострадание Бетти-Джон. Она колебалась. - Нет, но к детям даже близко не подпустила бы. - О, валяй дальше, Би-Джей! Ты говоришь как настоящий реакционер. Упражнения на прорыв работают независимо от того, кто их проводит. - Не будь дураком, Джим! Неужели ты думаешь, что сообщил мне что-то новенькое? Учить меня прорывам! Да большинство чепухи, которую ты повторяешь, относится к "Технологии сознания", известной еще с прошлого века! Вот дерьмо! Все мальчишки одинаковы. Все вы думаете, что самолично изобрели просвещение на прошлой неделе. Она потыкала указательным пальцем мне в грудь, причем довольно больно. - Позволь сообщить тебе кое-что. Когда я училась в колледже, семинары по усовершенствованию личности были в большой моде. Их называли "Тренировка результативности", "Источник силы" и "Языковой прорыв". И все поголовно занимались модулированием. Ты не считался "живым", если не прошел модулирующую тренировку. Множество моих друзей так и пропато в этой черной дыре, некоторые вынырнули на поверхность - но у всех, пока они находились под ее влиянием, была блаженная улыбка на устах и снисходительное: "Ты должна сама испытать, чтобы понять". Я-то понимала, что с ними происходит, и сегодня правила ничуть не изменились: каждый Божий день ты обязан пройти новую трансформацию, осуществить новый прорыв, достичь нового уровня - и прочая дребедень и психологический лепет! Черт, не посещая ни одного семинара, я тем не менее на какой-то момент сама чуть не увязла в этом. Я была одной из тех, кто хотел доказать, что может стать продвинутой личностью без всяких там семинаров. Я была слишком глупа и не понимала, что это делает меня даже более истовым проповедником, чем остальные. Все мы ежедневно переиначивали язык, чтобы открыть новые пространства для инициативы. Это была настоящая кроличья нора. О, мы беседовали о том, как надо беседовать, изучали возможности возможного. Мы настолько преуспели в этом, что забивали людей до смерти своей продвинутостью. Мы относились к близким - родителям, учителям, друзьям, - как работники социальной помощи относятся к детям из неблагополучных семей, и не могли понять, почему от нас шарахаются, как черт от ладана. А мы хотели подарить им счастье увидеть, насколько бедна их жизнь. О, мы были кучкой самовлюбленных остолопов. Дни напролет мы занимались чужими делами, рассматривали друг друга под микроскопом, давили в зародыше сумасбродство и веселье, соизмеряли каждый свой шаг, садились только на пронумерованные места, контролировали свое состояние. И знаешь что? Жизнь стала еще хуже, потому что мы наваливали на себя кучу нового мусора и нужно было разобраться, почему он бесполезен. В конце концов я поумнела - когда поняла, какую цену платит за это моя душа. С тех пор я не доверяю моди. Особенно сейчас, когда они пролезли в правительство. Но больше всего я не хочу, чтобы моди, или неоревилеционисты, или кто-то еще забавлялись с мозгами моих детей, потому что у этих детей достаточно и своих проблем. Она закончила с таким видом, словно утверждала, что все теперь ясно и говорить больше не о чем. Что ж, возможно, действительно не о чем. Ее кредо сформировалось, и никто его не изменит. Выражение ее лица было напряженным, как будто она ожидала сопротивления. Неожиданно я кое-что понял. Откровенно говоря, мне полагалось бы знать это давно. Бетти-Джон - такая же сумасшедшая, как и все мы, но в достаточно неприглядной форме. Конечно, хотелось верить, что она ухватывает картину в целом. Хотелось верить, что кто-то где-то точно знает, что он делает и зачем, Хотелось верить, что такое возможно, потому что если это возможно для кого-то, есть надежда и у меня. Но что, если здесь это недостижимо? - Ну? Скажешь еще что-нибудь? Я отрицательно покачал головой. - От этого не будет никакого толку. Твой мозг уже сформировался. Я сделал то, что считал правильным. Ты так не считаешь. Мы оба хотим детям добра, но каждый смотрит на это по-своему. Ответственность за детей доверена тебе, а не мне. Так что придется считаться с твоим словом, а не с моим. - Подумав еще немного, я добавил: - Я хотел здесь работать. И по-прежнему хочу. Мне жаль, что ты частично не одобряешь того, что я могу предложить. Би-Джей открыла рот и тут же закрыла. Было заметно, что она удивлена. Она явно не ожидала от меня таких слов. - Ладно, - сказала она. - Я рада, что ты понимаешь. Я кивнул. Я понимал это. И понимал больше, чем представляла Би-Джей. Семья - такой же культ, как Племя Джейсона. Разные философии, разные лидеры, разные цели, разные психологические игры - но тем не менее культ. И вопрос стоял так: хочу я быть его составной частью или не хочу? Правда же заключалась в том, что я не знал точно, чего хочу вообще. - Я просто хочу помогать детям. И это во многом было правдой. Би-Джей вздохнула, провела растопыренной пятерней по седеющим волосам и, словно сдаваясь, устало покачала головой. - Иди и займись таким делом, где ты не натворишь еще какой-нибудь беды. Я добилась одобрения твоего червяного забора вчера вечером. Вот и ставь его. - И прибавила: - Держись от меня подальше какое-то время. И от детей тоже. И даже от себя самого. Просто ума не приложу, как я расхлебаю эту кашу... У дамы, бегавшей трусцой по утрам, Сиськи били по коленям, прямо срам! Зато ей было тепло и сухо, А зимой она ложилась на брюхо И каталась, как на лыжах, по снежным горам. 39 ЗАБОР У хорошего соседа и забор хороший. Соломон Краткий В действительности невозможно построить забор, который остановил бы червя. Взрослый хторр похож на танк "Паттон-6", только с пастью. Или просто сплошная пасть. Самое большее, на что можно надеяться, - это задержать его на некоторое время или, по крайней мере, сделать ему больно, чтобы он после попыток перелезть через преграду или подлезть под нее решил бы поискать путь вокруг забора. Идея состояла в том, чтобы повысить цену завтрака. Этим мы и занимались с Джеком Балабаном. Снова воспользовавшись именем Дьюка и его личным номером, я реквизировал достаточное количество материалов и инструментов, чтобы перегородить самую узкую часть перешейка несколькими комбинированными рядами бритвенного полотна и ежовой ленты. Конечно, рано или поздно какая-нибудь из бухгалтерских программ дяди Аиры поймает меня за руку, но до того времени я, похоже, имел неограниченный кредит, вернее, Дьюк имел. Установить хороший забор было мудрено, это так, но в случае удачи мы обеспечили бы разумную степень безопасности. Сначала предстояло проложить полосу бритвенного полотна из нескольких длинных витков, прочно прибитых к земле костылями через каждые полметра. Одно полотно не остановит червей, но уж точно не пропустит человека, если он придет с червями. Главное - не дать ренегатам добраться до ежовой ленты и проделать в ней проходы для своих внеземных партнеров. Далее, сразу за бритвенным полотном, должен был идти первый ряд ежовой ленты. Она поступала в огромных мотках; вы ее раскатывали где нужно и пришпиливали костылями к земле. В итоге получалась широкая полоса алюминиевых шипов, расположенных на неравном расстоянии друг от друга и торчащих вверх и в стороны. Шипы были острыми, зловещими с виду и покрыты слоем микрокапсул с различными неприятностями: ядами, нервно-паралитическими гелями и разными бактериями, которым, похоже, нравились внутренности хторран. Человек, при известной осторожности, мог бы преодолеть ежовую ленту, но червь - ни за что. Слишком маленькие и неуклюжие у них ножки. Червь не способен оторвать брюхо от земли. Низко расположенный центр тяжести не позволял среднему хторру перешагивать через препятствия, а его ножки представляли собой короткие пеньки, способные приподнимать тело лишь на такую высоту, чтобы оно могло скользить. Ежовая лента была для хторров неприятной штукой. Черви, конечно, знали о таких заборах и, как правило, держались от них подальше. Только очень молодой и неопытный червь мог по собственной инициативе попытаться перелезть через подобное заграждение, и то лишь один раз; заборы представляли ценность как средство сдерживания, а не как оружие. За первым рядом ежовой ленты шел еще один ряд бритвенного полотна, за которым следовала еще одна лента и третий ряд полотна. По теории, двойная комбинированная полоса способна охладить пыл у большинства червей и ренегатов. Военные обычно рекомендовали девять линий бритвенного полотна и ежовую ленту между ними; а еще они советовали сооружать рвы и закладывать где только можно мины, да еще использовать роботов и полевую систему наблюдения. Траншейного экскаватора у меня не было, а ставить мины я побоялся. Роботы здесь были бы бесполезны, и полевая система набюдения тоже - раз некому сидеть за мониторами. До сих пор, как свидетельствовала статистика, заборы выполняли свою задачу. Даже такие маломощные, как мой, работали достаточно эффективно, чтобы оправдать расходы на постройку, хотя некоторые пессимисты и утверждали, что вокруг хватает мест для кормежки, так что червям пока не имеет смысла продираться через заборы. Пессимисты, возможно, правы, но я сейчас ставил на статистику. На наше счастье, сразу же за скальной грядой полуостров сужался до полоски шириной всего тридцать метров. По сути, он и стал полуостровом исключительно из политических соображений. Он был задуман и построен в виде продолговатого острова, похожего на полумесяц. Предполагалось также местное независимое самоуправление, но отцы округа испугались, что лишатся миллионов таких восхитительных налоговых долларов, и протолкнули постановление, требующее, чтобы кабели всех коммуникаций были доступны с поверхности земли. В результате строителям пришлось проложить соединительную полосу - узкий язык из уродливых каменных глыб. Соорудив его, Семья автоматически попала под цепкую юрисдикцию вышеупомянутых окружных отцов. До прихода хторран ходила шутка, что единственное, чего хотят члены Семьи, - это остаться сиротами. Хторр предоставил им такую возможность. В прямом и переносном смысле. Моя идея состояла в том, чтобы проложить защитные линии сразу же за скальной грядой, а надежда - что ни одному червю не захочется лезть через камни и забор. Скалы сами по себе довольно неприятная штука. Но, с другой стороны, если червь все-таки будет настроен достаточно решительно, то и забор, скорее всего, его не остановит. Может быть, Бетти-Джон права? Может быть, я действительно параноик? И может быть, до сих пор подскакиваю среди ночи и дрожу при одной мысли о Джейсоне, Орри и Джесси? Нет. Да здравствует статистика! И я проголосовал за нее тремя рядами бритвенного полотна и двумя - ежовой ленты; это было все, что мы могли себе позволить, не считая прочувственной молитвы, чтобы этого хватило. Оставалось только ждать, что хторры со мной согласятся. Мы принялись за работу с утра пораньше - Томми, я, Джек и Голубчик. Джек Балабан - сурового вида мужик с таким сильным валлийским акцентом, что, как правило, его было невозможно понять. При всей своей представительности он немного сутулился, словно за несколько десятилетий жизнь прибила его, но при этом был удивительно нежен с Голубчиком. Голубчик же - парнишка на год старше и на полголовы выше Томми. Он был не то чтобы немым, но предпочитал общаться мычанием, свистом и другими звуками вместо слов. Когда Голубчик видел автомобиль, он мог показать на него и испустить пронзительный вой турбины. Глядя на самолет или вертушку, он соответственно имитировал рокот их двигателей. Подобным образом мальчик мог описать корабли, катера, реактивные лыжи, мотоциклы и вездеходы. Ему нравилось подражать электронному звонку, заставляя людей бегать в поисках телефона, пока до них не доходило, что это опять Голубчик. А еще в его репертуар входила потрясающая гамма взрывов, птичьих трелей, щелканья и свиста. Причем он явно отрабатывал свое мастерство на Джеке, потому что эти двое создали свой собственный язык, общаясь между собой не столько словами, сколько звуками. Тем не менее они замолкали, когда я оказывался поблизости. Наконец я не выдержал и прямо спросил Джека о причине. Он отрицательно замотал головой. - Я не питаю к тебе неприязни, Джим. Я не очень люблю тебя, но неприязни все же не питаю. В общем, и так и эдак. - Я что-нибудь сделал не так? Джек немного подумал, поглаживая усы. - Не-а. Он натянул перчатки и, подняв моток бритвенного полотна, снова принялся разматывать его. Подобрав газовый молоток, я не отставал от него. - Тогда в чем дело? - Тебе что, необходимо нравиться всем людям, которых ты знаешь? - спросил он. - Если я кому-то не нравлюсь, я хочу знать почему, - ответил я. - Вдруг я делаю что-то не так. - Ты такой же, как все американцы: слишком беспокоишься о том, что о тебе подумают, а не о работе. Интересно. Возможно, он прав. А возможно, нет. Вроде бы результаты меня волнуют больше, чем налаживание приятельских отношений. Во всяком случае, у меня нашлись бы способы доказать это. - Не думаю, что это так. - возразил я. - Как раз сейчас мы вкалываем потому, что я надавил на Бетти-Джон. И мне не кажется, что она слишком полюбила меня за мою настырность. - Ага, - согласился Джек, - это одна сторона дела. Но когда тебя и в самом деле интересует результат, ты не считаешься с теми, кого тебе пришлось побеспокоить. Я решил, что за доводом Джека не скрывается четкая точка зрения. Он просто хочет хоть чем-то оправдать свою неприязнь ко мне, а если факты станут противоречить его убеждению, то он изменит не само убеждение, а его оправдания. Некоторое время мы трудились молча. Забивание костылей требовало большого напряжения даже с газовым молотком. Неожиданно Джек сказал: - Смерть матери тебя не очень-то тронула, верно? - А тебе какое дело? - огрызнулся я. Джек покачал головой: - Никакого. И вдруг "монетка провалилась". Я выпрямился и посмотрел на Джека. Лицо его было мрачным и неприязненным. - Ты спал с ней, да? Он не ответил, продолжая бороться с бритвенным полотном, но по тому, как он промолчал, я понял, что это так. О чем-то похожем говорил Джейсон - как вытянуть из людей правду, - Большинство людей не говорят правду или говорят не всю правду, - рассуждал он. - Они приучены к этому. Если вы хотите добиться правды, нужно заставить их растеряться или обозлиться. Многие говорят правду только со злости. Так что если вам нужна откровенность, то сначала надо вывести человека из себя. Прием срабатывает почти всегда, однако возникает неудобство: на какое-то время вы оказываетесь лицом к лицу с по-настоящему рассвирепевшим человеком. Гм. Я сказал Джеку: - Она платила тебе по рыночной цене? С постоянными клиентами она не скупилась. Вид у меня был притворно равнодушный. Это было то, что нужно. Джек не стал увиливать. Он положил моток полотна, выпрямился, отряхнул руки и оглянулся на мальчиков. Голубчик и Томми поодаль распаковывали остаток костылей. Джек повернулся ко мне: - Тебе надо вдолбить, что ты идиот, или сам поймешь? - Окрашенные певучим валлийским акцентом, его слова ласкали ухо, несмотря на их грубость. - Она была шлюха! - заявил я. - Может быть, - согласился Джек, заставив меня вздрогнуть. - Мы все делали мерзкие вещи с тех пор, как настали плохие времена. - Стащив перчатку, он пятерней пригладил свои волнистые волосы, словно размышляя, как лучше высказать то, о чем он думает. - Но делать мерзкие вещи и быть мерзавцем - разные вещи. Твоя мать была прекрасная леди, но она осталась одна, и если искала удовольствий там, где могла их найти, то кто ты такой, чтобы заседать в святейшем суде? Твоя мать отдавала массу любви здешним детям, она сделала им много добра, и мне очень не нравится, как ты оплевываешь ее доброе имя. - Думаешь, она была хорошая? Могу рассказать целую кучу историй... - Разумеется, и я могу кое-что рассказать. На каждую твою дурную историю я выдам полдюжины хороших, для ровного счета. - А знаешь, отчего она так любила этих детей? - Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. - Потому что была уверена, что ее любовь к самой себе от этого ничуть не пострадает. Я тебе расскажу, сколько у нее было любви! Моя сестра уехала в Австралию только потому, что не могла дольше выносить молчания собственной матери. И мне настолько обрыдло заставать в ее постели нового мужика всякий раз, как я появлялся дома, что в конце концов я перестал ее навещать. Ты же знаешь, что она отказалась от меня. - Ты отказался от нее. Она нуждалась в тебе, парень. - Это она так говорила. Она нуждалась. Ты что, никогда не замечал, что все в ее разговорах всегда сводилось к ней, к ее потерям и к тому, чего она хочет в данный момент? Мы ей были нужны только для сиюминутных прихотей. Ну а кто должен был заботиться о нас? Она не хотела. Она только требовала. Она кричала на меня каждый день, а вся моя вина заключалась в том, что я недостаточно ей давал. Почему, мол, я не хочу быть хорошим сыном? Она не оставила бы меня в покое. Довела бы до психушки. Почему, ты думаешь, я пошел в армию? Я мог бы воспользоваться освобождением, но это был простейший путь убраться от нее подальше. - Она страдала, парень... - А я не страдал? Она не обращала на меня внимания, так почему я должен был обращать внимание на нее? - Это не одно и то же, парень. Ты потерял отца, и это грудно пережить любому. Но твоя мать потеряла больше; с этим твои утраты не идут ни в какое сравнение. Она потеряла любовника, супруга, товарища, спутника, друга. Ты потерял отца, а она лишилась смысла жизни. Все, что она когда-либо делала, она делала для твоего отца. Без него она стала одинокой - ты никогда этого не замечай, не так ли? Бедная женщина так страдала! - Откуда тебе известно все это? - - обозленно спросил я, зажав в руке костыль, как дубинку. - Она сама мне сказала, - ответил Джек. - Нет, я никогда не спал с ней, хотя мог бы. Многие пользовались. Она была приятная дама - леди в полном смысле этого слова, - но утром они просыпались и уходиди, а она вновь оставалась одна. Нет, ничего хорошего в этом не было. Они никогда не сели и не выслушали ее, не дали ей высказать все, что накопилось на душе. Она тянула к вам руки, Джим. К тебе и твоей сестре. Но Мэгги так переживала смерть своих детей, а ты настолько был поглощен собой, что вы не слышали ее. Она нуждалась в тебе - вот почему она так дергалась и металась. Она осталась голой, без жизненной брони. А потом, когда она нуждалась в тебе больше всего, ты удрал. Что ей оставалось делать? Вот она и принялась хвататься за каждого, кто мог ее поддержать хотя бы ненадолго, как утопающий хватается за любой мусор, что плавает на поверхности. Ты же замечал только судороги. Ты никогда не видел тонущего человека. - Он фыркнул. - Наверное, это произошло потому, что на какое-то время ты смирился с тем, что сам идешь ко дну. - Ты - сукин сын, - холодно сказал я. - Ты не зна-. ешь, через что я прошел. - Ты прав, не знаю, и знать не хочу. Но думаю, что тц эгоистичный избалованный барчук, и мне не хочется терять на тебя время. Я помогаю тебе с этим заборо! только потому, что об этом меня попросила Бетти-Джонс А может быть, немного и из уважания к твоей матери, как, огреешь меня своим костылем или все- таки поло-жишь его на место и займешься делом? Я швырнул костыль ему под ноги. Это было глупо. Но Джек промолчал. Так что я подобрал костыль и вбил его в землю, закрепив виток бритвенного полотна. Вбил газовым молотком по самую шляпку - следующие шесть тоже. Джейсон был прав. Разозлить кого-нибудь весьма поучительно. А потом я замер во фрустрации. - Что стряслось, сынок? - неожиданно спросил Джек. - Ничего, - огрызнулся я. - Все. Проклятье! Ненавижу быть неправым. - Я стоял, упираясь молотком в седьмой костыль, но не смог даже нажать на кнопку, вдруг ощутив неожиданную слабость и упал на колени. - Я постоянно тяну из себя жилы, чтобы сделать как можно лучше, но все всегда недовольны. Я удержался, чтобы не сказать больше. Судорога сжала горло. Глаза жгло. Поглядев на залив, я ожидал, когда фрустрация отпустит меня. Вода была темной, серой и грязной. Красные слизни? Не исключено. Я перевел взгляд на Джека. Он ждал. - Ладно, у меня никогда не было возможности сказать ей "прощай". По крайней мере, отец и я... Но... - Я был прав. Ты не плакал по ней, верно? Я сверкнул на Джека глазами. - Иди к черту. Оставь меня одного. С трудом поднявшись на ноги, я поковылял прочь, чтобы немного побыть в одиночестве. Остыть. Через кусты продирался Голубчик и цокал. - Я не понимаю тебя. Почему ты не говоришь по-человечески? Кажется, он обиделся и быстро подался назад, а я почувствовал себя еще большим болваном, чем прежде. Все правильно: сорвал злость на ребенке. Кроме того, все, что сказал Джек Балабан, было правдой. Я бросил ее, когда она нуждалась во мне больше, чем когда-либо. Точно так же я предавал всех, когда они нуждались во мне. Это стиль моей жизни: подобраться поближе, так близко, чтобы человеку было больно, - а потом предать. Но прежде убедиться, что для этого есть хороший повод. Хороший повод всегда снимет вас с крючка. Забавная вещь, но я не мог заплакать. Потому что не мог ее вспомнить. Я не помнил ее лица. Передо мной стояла загадочная улыбка японца, что обедал тогда с нами. Я видел елейную хищную рожу человека, с которым она спала, Алана Уайза, или как там его звали. Вспоминал, как они удивлялись по поводу червей. Я вспоминал все, только какое мне дело до этой чепухи. Вспоминалось лишь плохое: в тот раз она сделала то, в этот раз - это. Я был рад избавиться от нее. Нет. Джек Балабан - глупый старый валлиец, который сюсюкает с детьми. Как я могу оплакивать человека, которого так ненавижу? Проклятье! Я пошел через кусты в том направлении, откуда появился Голубчик. Однажды я позвонил доктору Дэвидсону в Атланту. В тот раз он подошел к телефону. - Можно ли скорбеть по целой планете? Он не сказал ни "да" ни "нет". - Ты не считаешь это возможным, если спрашиваешь. Я был вынужден согласиться. - Джим, - сказал он. - Земля - это часть тебя; холодные зеленые холмы Земли - часть всех нас и всегда будут ею. Мы не потеряли их. Просто надо отыскать их в своем сердце и сохранить, как картину того, что было когда-то. - И еще когда-нибудь будет, - добавил я. Доктор Дэвидсон промолчал. - Вы не согласны со мной? - Я не знаю. Голос звучал как-то странно. Безжизненно. Вяло. Он действительно не знал, и мне стало зябко. Человек, от которого столько зависело, не знал всех ответов. - Если мы не способны скорбеть по планете, - сказал я, - как мы вообще скорбим? - По частям, - ответил доктор Дэвидсон. - - Нельзя делать все сразу. Скорби по очереди. Пожалей об огромных слонах. Потом печалься о зеленой траве. После - о лоснящихся дельфинах, смеющихся выдрах и пыльных кузнечиках. Плачь о золотистых бабочках, толстых морщинистых моржах и глупых утконосах. Проливай слезы по алым розам, высоким фикусам и стелющемуся зеленому плющу. Грусти о парящих в небе орлах. И даже о трусливых скорпионах, отвратительных жирных паразитах и крошечных диатомовых водорослях. Скорби о пурпурных горах, молчаливых айсбергах и глубоких синих реках. Плачь по всем ним по очереди, по одному дню. И храни их в сердце. Да, попрощайся с ними - но в скорби, - и сохрани их живыми. Это имело смысл. В некотором роде. По крайней мере, оставалась возможность продолжать. Но... моя мать. Я не мог скорбеть, потому что не мог ее простить. А простить ее не мог, потому что не мог простить себя. Джейсона. Я был тем человеком, о котором моя мать постоянно предостерегала меня. Она должна простить меня первой, только тогда я смог бы простить ее. А она не могла этого сделать, потому что была мертва. Поэтому я не мог плакать. Только злиться. Я смотрел вокруг и ничего не видел. И тут внезапно до меня дошел смысл цоканья Голубчика. Он имитировал звук шагов. На влажной почве виднелись следы. С вмятинами шипов. Ни мальчики, ни мы с Джеком не носили обувь с шипами. Я не мог вспомнить никого, кто носил бы шипы. По перешейку рыскали чужие. Я сразу забыл о матери. Пусть подождет, когда у меня появится для нее время. Снова. Очень любил подсматривать Зик. Спрячется в шкаф - и затих... А потом с криком: "Ага!" ~ Выпрыгнет, как на врага. "Все не так!" - поднимает он крик. 40 "СВОЮ БЕЗОПАСНОСТЬ КАЖДЫЙ ПОНИМАЕТ ПО-СВОЕМУ" Человек - не остров, хотя некоторые - довольно неплохие полуострова. Соломон Краткий - Только давай побыстрее, Джим, - сказала Би-Джей. - У меня и так полно проблем. Снова начали пропадать дети. Я боюсь, что к нам подбираются дикие. Придется пока отложить забор. Я хочу, чтобы ты пошел с поисковой партией. Я покачал головой. - Джоуи Донаван отсутствует уже больше недели, Это не дикие, а гораздо хуже. - Мы уже беседовали на эту тему, Джим. Я устала слушать о хторранах... - Би-Джей, послушай! На холмах ренегаты, и они следят за Семьей. - Я рассказал о следах и о Голубчике. - Мне бы раньше сообразить. Они используют детей как разведчиков. Би-Джей, мне нужна помощь, чтобы закончить забор. Кроме того, ты должна позвонить в Санта-Круз, чтобы сюда прислали военных. - Черт побери, я не собираюсь снова надевать на себя ярмо военного правительства! Слишком тяжко мне далось освобождение из-под их пяты. - Не будь дурой! Мы беззащитны. У нас две сотни детей и меньше двух десятков взрослых. Хорошо организованная атака не оставит в живых никого. Они могут напасть завтра. Или сегодня ночью! Би-Джей запустила руку в волосы. - Джим, я уже слышала эти речи. Свой забор ты получил. Ничего больше ты сделать не можешь и сказать ничего нового - тоже. - Тебе известно, для чего ренегаты используют детей? Она предупреждающе подняла руку: - Избавь меня от ужасов, Джим, последние две недели ты только тем и занимался, что сооружал свой забор, а теперь заявляешь, что он не поможет. - Такие заборы могут остановить червей, но не остановят готовых на все ренегатов. - Джим, сейчас же прекрати! - закричала на меня Бетти-Джон, покраснев. - Я устала и просто больна от твоей хторранской паранойи! И все остальные тоже! Пропадают дети, а ты призываешь нас вооружаться! Надо и другим доверять хоть чуточку! Позволь нам быть правыми хоть один раз! - Ладно, потешьтесь своей правотой! - закричал я в ответ. - Но закончите вы тем, что окажетесь такими же мертвыми, как и неправыми! Вы живете в надуманном мире! И дальше своего носа не видите! - А ты видишь? - Да, черт возьми, вижу! - кричал я ей прямо в лицо. - Господи, Би-Джей, я же пытаюсь спасти вам жизнь! - Я тоже! На какой-то момент мы замерли, тяжело дыша и в упор глядя друг на друга, не собираясь уступать ни пяди. Первой заговорила Бетти-Джон: - Все, что могла, я для тебя сделала, Джим. Честное слово. Я вывернулась наизнанку, только бы ты мог строить свои червяные заборы, даже несмотря на то, что ты здесь единственный, кто считает их нужными. На нас никто никогда не нападал, мы и близко не видели хторран. Это один из самых безопасных округов в Калифорнии. Но дня не проходит, чтобы ты не беспокоился о хтор-ранах и ренегатах. Учитывая твою историю, Джим, это кажется мне несколько... показательным. Симптоматичным. - Ты считаешь, что я немного того? - Да, считаю. Думаю, что ты такой же псих, как и все мы. Но твое сумасшествие особого рода. У тебя такая повышенная чувствительность к этому, что ты не видишь ничего другого. - Я не чувствую себя в безопасности, - очень тихо сказал я. - Я поняла. Свою безопасность каждый понимает по-своему. - Нет, не так. Мы можем еще кое-что сделать. - У нас нет средств. - Но сидеть сложа руки нельзя. - Ну уж это позволь решать мне. - Почему ты не хочешь прислушаться к человеку, который знает об этом больше тебя? - Джим... - Лицо Бетти-Джон застыло. - Этот разговор ни к чему не приведет. Я не разрешаю ставить заборы, давать детям оружие, просить о помощи военного губернатора. И если ты собираешься остаться здесь, лучше тебе привыкнуть к мысли, что это мое последнее слово. - Если это твое последнее слово, Би-Джей, тогда я, наверное, не смогу остаться. Би-Джей взглянула так, словно я дал ей пощечину. В комнате вдруг повеяло холодом. Она медленно произнесла: - По-моему, сейчас тебе лучше уйти, Джим. И наверное, тебе стоит подумать, какую реальную пользу ты можешь принести нам. - Не понял. - Мне кажется, сейчас лучше не говорить об этом. - Нет, скажи! - Джим, если ты действительно так думаешь, то, наверное, лучше тебе поискать другое место, где ты будешь чувствовать себя в безопасности. - Ради моих детей, возможно, я так и сделаю. - Нет, дети останутся. Ты уедешь один. - По закону они мои. - Я могу устроить и это. - Что? - Угроза здоровью ребенка, Джим. - Тебе потребуются основания. - У меня они есть. Твои сексуальные притязания. Я осел в кресле, словно меня огрели кирпичом, и уставился на нее. - Я не верю. Ты, чертова лицемерка! - Лучше поверь. Я сделаю, что сказала. Я устала от болтовни о Хторре. Я прозакладывала собственную задницу, чтобы наладить здесь жизнь. Многие из нас были вынуждены делать то же самое. И ты сильно нам надоел своим приездом и поучениями. Ты отнял у нас массу времени и средств, и мы сыты тобой по горло. Если не хочешь быть частью нашего коллектива, то, пожалуйста, не будь здесь вообще. - Прекрасно, - сказал я и встал. - Я буду молить Бога, чтобы в один прекрасный день ты, выйдя на порог, не встретила хторра, ползущего по улице, потому что тогда будет слишком поздно менять свои взгляды. - Я в состоянии жить своим умом, Джим. А вот как ты проживешь своим - это интересно. - Прекрасно проживу, леди. Я решительно вышел из кабинета и направился прн-миком домой. Мы с детьми можем отправиться в Сан-Франциско сразу после обеда и, вероятно, попадем на самолет до Гавайев завтра утром. Вызвался Рик по доброй воле Дефлорировать нежно подружку по школе. Лечь велел ей на кровать, Ноги вверх и не сжимать... Через нас он кончил с нею без боли. 41 ДЕНЬ КРОВИ Насилие - последнее слово невежд. А также первое. Соломон Краткий Неужели она права? Что, если я действительно тронулся? Это вечная проблема сумасшедшего: приходится верить другим на слово, потому что изнутри ничего не заметно. Я быстро шагал по улице. Некоторые дети играли в игру, целью которой, казалось, было поднять как можно больше шума вокруг футбольного мяча, катившегося по дороге. Я свернул в парк, чтобы меня не затоптали. Здесь пахло жимолостью, хвоей и розами. Может быть, нужно довериться Би-Джей? Я не хотел уезжать отсюда, мне здесь нравилось. Но это место - западня. Бежать отсюда некуда. Если у кого-нибудь хватит решимости перебраться через скальную гряду, он застанет врасплох всю деревню. Стая хтор-ран вычистит полуостров за считанные минуты. Какие меры потребуются, чтобы обезопасить Семью? Мы могли бы начинить перевал минами-сюрпризами, но этого все равно недостаточно. Поможет только взрыв перешейка, но по нему проходят все линии связи, равно как и силовые кабели, питающие электроэнергией Сан-та-Круз. Где-то рядом - пять огромных турбин, бесшумно вращающихся в океанском течении. Что бы такое сделать? Можно эвакуироваться. Но Бетти-Джон не станет даже говорить об этом. И правильно сделает. Где еще найти такое оборудованное место? Нет, единственный выход - переместить всех на южный конец полуострова, принять строгие меры безопасности, осуществлять постоянное партрулирование и провести обязательные для каждого инструктаж и занятия. Необходимо обучить всех подростков обращаться с гранатометом и огнеметом. Но Би-Джей не захочет, чтобы дети росли в милитаристских условиях. "Все это создает атмосферу страха и ненависти". За спиной я слышал веселую возню и крики. В них звучала радость. Би-Джей права, им не нужны страх и паранойя. А если я ошибаюсь? Они должны находиться в безопасности. - вот с чего надо было начинать спор. Проклятье! Доводы бесконечной лентой снова и снова прокручивались у меня в голове. Все, чего я хотел для них, - это безопасности! Я понимал, что со мной происходит. Это и была запрограммированность на выживание, о которой толковал Деландро. Мозг - компьютер. Он хочет выжить. Для этого он будет делать все, что сочтет необходимым. Никаких ограничений в его запросах нет. Чем больше ты думаешь о том, что, по-твоему, нуждается в защите, тем яростнее пытаешься это защитить. Ни плохого, ни хорошего в этом нет - просто так работает мозг. Я хотел защитить своих детей. Меня невольно тянуло к скалам на перешейке. Хотелось убедиться, не повреждены ли где-нибудь заграждения, и посмотреть, что еще можно сделать. Любая проблема имеет решение. И эта тоже. Крики позади меня стали громче. И внезапно раздался визг. Я резко обернулся. Дети с воплями бежали в разные стороны. Сначала я это услышал и лишь потом увидел. - Хторррр! Хторрррр! Из парка выплыли три червя, с ними бежали люди! Что?.. Но я уже знал ответ. Они перевалили через гряду на перешейке и прошли парком. Не по улице - там бы их сразу заметили. Пользуясь парком как прикрытием, они стремились к самому сердцу Семьи. Хторры врезались в детей, как бульдозеры. Я завопил и бросился к ним... ... потом свернул в парк и побежал к своему дому. И к джипу. Кто-то включил сирену тревоги - низкий звук из двух чередующихся нот - то выше, то ниже. Я пулей пронесся вниз по траве, потом через японский мостик над ручьем и вверх по противоположному склону. Там метались растерянные дети, не понимающие, что означает сирена. - Бегите к дому! Скорее из парка! С улицы! Бегите изо всех сил. Где мои собственные дети? Выбежав из парка, я увидел Холли, стоявшую у дома и смотревшую на улицу. Из деревни донеслись выстрел! Проклятье! Я подхватил ее на руки и плечом толкнул дверь. - Тебе надо спрятаться, милая. Это больше не игра! - Нет, папочка! Нет! Я упал на одно колено и схватил ее за плечи. - Слушай меня, я люблю тебя! Ты должна спрятаться! Бог мне простит. Я затолкнул ее в шкаф и запер дверцу. Потом схватил огнемет и выбежал из дома. Джип с рычанием ожил и рванул с места. Я круто свернул, выскочив на бордюр и вырвав с корнями куст, и направился к югу. Хторров я встречу на площади. Выстрелы прекратились, но по-прежнему слышались отвратительные пурпурные выкрики. Когда я поворачивал по южной оконечности петли, наперерез выплыл червь и от неожиданности остановился. Джип, несущийся ему навстречу, застал его врасплох. Я нажал на тормоз, со скрежетом остановившись метрах в ста от хторра. - Ну, иди сюда, жирный красный червяк! Иди к своему папочке! Я выпишу тебе билет в ад, причем только в один конец! - Я уже стоял на сиденье, закидывая за плечи резервуар. Сняв огнемет с предохранителя, я дважды проверил прицел. - Ну, иди же сюда, ты, скользкая красная мразь! Червь скосил на меня глаза, поднял один вверх, другой опустил. Вопросительно прощебетал. Он колебался. Вероятно, ему хотелось повернуть назад, но он не осмеливался. Должно быть, его послали на разведку. Поведение хторра было нетипичным. Дикий хторр издал бы свой боевой клич и напал, а этот сообразил, что я представляю собой угрозу. Этот хотел выжить. Какой-то извилиной я подумал, что, может быть, хторране разумны. Или эти просто выдрессированы? - Иди сюда, сволочь! - Я снова вызвал его на поединок. Пока он был вне пределов досягаемости. Я не мог одновременно править машиной и стрелять, а червь не мог атаковать. Создалось патовое положение. Долго оно продолжаться не могло. Рано или поздно из-за поворота появятся остальные, а сжечь сразу трех червей мне вряд ли удастся. Сзади послышались шаги. Прежде чем я успел оглянуться, на водительское сиденье джипа проскользнула Маленькая Айви. - Подъедем поближе, - сказала она. Я схватился за ветровое стекло, чтобы не упасть. - Только медленно. Она тронула джип. Хторр попятился. Она увеличила скорость. Встав поудобнее, я поднял огнемет. У меня была только одна попытка. Червь неожиданно вздыбился, бросая вызов: - Хторрр! И ринулся мне навстречу... Я сжег его еще до того, как он коснулся земли. Струя пламени уперлась в лилово-красное чудовище. Огненный шар взорвался, окутав его туловище. Тварь снова рванулась вверх, описала дугу и упала, корчась и катаясь по асфальту. Его крики были ужасны. Казалось, умирал человек! А потом он стал просто горелой штуковиной, жирной и резиноподобной, от которой в воздух поднимались огромные клубы черного дыма. - Все в порядке, поехали дальше! Маленькая Айви подала назад, так как не могла его объехать - и спасла нам жизнь. Граната расковыряла дыру в том месте, где только что стоял джип. Я увидел вспышку - и, сбитый взрывной волной на сиденье, почувствовал, как джип оторвался от земли и - плюхнулся обратно. Сверху посыпался гравий и крошки асфальта. Четверо мужчин и три женщины выбегали из-за поворота. С ними были двое хторран. Они образовывали безупречную стрелковую цепь. На какой-то момент я восхитился красотой операции. Люди и хторране вместе - эффект сокрушительный. Потом - двигаясь автоматически - я снова поднялся. Перед глазами все еще стоял туман от контузии. Они, заметив меня, бросились врассыпную. Из-за поворота появился еще один хторр вместе с четырьмя людьми. Я узнал его Не знаю как - может быть, по форме и окраске тела или по манере двигаться, - - но это был Орри. И людей я узнал. Марси. И Деландро. У Марси был гранатомет. Она припала на одно колено... Маленькая Айви уже отъезжала задним ходом. Она вильнула в сторону, и между нами оказался сожженный хторранин. Обзор заслонили клубы жирного дыма. Айви развернула джип и направила его к парку. Перескочив через бордюр, мы помчались вниз по склону. Сзади что-то взорвалось. Краем глаза я заметил, как расщепились и взлетели на воздух деревья. Опасаясь обломков, я пригнулся. Джип мотало по траве и кочкам, он форсировал ручей и устремился вверх по противоположному склону. Когда я оглянулся, никого не было видно. - Выезжай на шоссе. Мы зайдем с тыла... Я потянулся к гранатомету. Мы снова выехали на мостовую. На улице валялись тела. Кровь стекала в водосточные желоба и собиралась темными лужами. Кругом стояли дети, ошеломленные, плачущие. Бежали люди. Мы объехали их и помчались дальше - развернулись на южной оконечности шоссейной петли, опять проехали мимо сгоревшего хторра-нина... Они направлялись на север - к моему дому, к Холли, запертой в шкафу! Первую гранату я выпустил в жирного хторра, прикрывавшего их с тыла. Взрывом его подбросило в воздух, и он кувырком покатился по газону. Люди бросились в стороны. Двое упали. Остальные бежали к парку, за деревья. Их встретил шквал автоматного огня. Я увидел, как из-за деревьев выступили Джек и Голубчик, каждый - с "АМ-280". Воздух прорезали тонкие лучи лазерных прицелов и нащупали цели. Винтовки изрыгнули струи расплавленного металла, и там, где они попадали на людей или хторрам, появлялись дыры с рваными краями. Еще два ренегата упали. А затем их накрыл Орри. Он обрушился на Джека и устремился к Голубчику. Что было дальше, я не видел. Ренегаты следом за хторром скрылись в парке. Ползший последним огромный червь разворачивался ко мне, поднимаясь в боевую стойку. Я выпустил вторую гранату, но взял слишком низко, и она взорвалась на дороге. Взрывная волна опрокинула хторра вверх тормашками, он врезался в дом. Мой дом. Из окон посыпались стекла. Тем временем первый хторр перевернулся на ноги. Из его ран хлестала черная кровь. Он с трудом полз к спасительному парку. Я выстрелил третьей гранатой; она вошла в тушу червя, и послышался приглушенный взрыв. Буквально на миг показалось, что хторр чудовищно вздулся, а потом он исчез в огромном огненном шаре. Оставалось две гранаты. Я снова прицелился во второго хторра, он отклеивал себя от стены. Джип налетел на воронку в асфальте, и граната ушла за молоком, сорвав часть крыши. Хторр рванулся к деревьям и был таков. - Давай за ним! - приказал я. Маленькая Айви что-то неразборчиво пробормотала. Повернувшись, я увидел кровь, текущую по ее лицу и рубашке. Что стряслось? - Вперед! - закричал я на нее. Она сглотнула и взялась за руль. Мы перевалили через бордюр и снова покатили через парк. Машину заносило, она скользила, пропахивая борозду в траве и ломая деревья. Два робота-садовника попытались привести в порядок газон и разравнивали землю там, где хторр проволок за собой полу оторванный кусок своей туши. Мы опрокинули одного робота, он покатился по траве и упал в ручей. Джип пошел юзом и остановился. - Куда теперь? Я показал вперед... Джип накренился и заскользил. Мелькнуло что-то пурпурное. Я выстрелил последней гранатой. Она взорвалась оранжевым шаром, повалившим деревья и оставившим дымящийся кратер, который пришлось объехать, - я опять промазал. Они спускались по склону впереди нас - о Боже! - к запруженному бассейну, где все еще были дети, которые жались друг к другу под большой скалой, нахохлившиеся и испуганные. Орри врезался в них, как торпеда. Тела щепками летели из-под него. Их крики были ужасны. Я прекратил огонь. Следом за Орри бежали люди, спотыкаясь об окровавленные маленькие тельца. Рядом со мной Маленькая Айви ругалась так, что стекла готовы были полопаться. Я по-прежнему не стрелял. Второй хторранин исчез за скалами вслед за своим компаньоном. Маленькая Айви скользила вниз на тормозах, пока джип не остановился рядом с бойней. Она выпрыгнула из машины и побежала к детям. Дерьмо! Ведь они были у нас в руках. Я бросился на водительское место и привстал на педали. Джип занесло, и я завернул за большую скалу. Что-то взорвалось позади меня. Я выехал из-за скалы и увидел поднимающуюся на ноги Марси с еще дымящимся гранатометом в руках. Я направил джип прямо на нее. Она отскочила вбок, гранатомет, кувыркаясь, отлетел в сторону. Джип въехал в воду. Я включил заднюю передачу и, матерясь, попытался выбраться. Из-под колес летела пена. Марси убегала. - Давай, джип! - Я ударил кулаком по приборной доске. Машина прыгнула назад. - Спасибо тебе! Но ренегатов уже не было. И хторран тоже. Они исчезли в самой чаще, где джип не мог проехать. Не беда. Отсюда только один путь, и я встречу их там. Я развернулся и направил джип к дороге. Еще не конец. Не совсем конец. Джип вылетел из парка, его занесло на повороте, я вывернул руль и помчался по шоссе на север. Навстречу мне бежали люди и показывали на что-то у себя за спиной. Я не мог расслышать, что они кричали, должно быть, оглох от взрывов. По лицу Берди текла кровь. Я помахал рукой, чтобы она посторонилась, и бросил джип вперед. Тут лежали еще тела - мой Бог, что они натворили! Казалось, здесь буйствовала смерть. Однако я видел этих хторран, я видел, как они двигались и вели себя; это было отнюдь не голодное бешенство. Они действовали сознательно. Это было наказание. Это было самое худшее, что мне когда-либо доводилось видеть. Скорей на север - к развороту шоссейной петли. Там они выйдут из парка. Прямо на меня. Сирены я больше не слышал. Или она все-таки продолжала выть? Я включил сирену джипа. С юга еще шли люди. Я не хотел снижать скорость, свернул вправо и промчался мимо них по пешеходной дорожке. Затем снова съехал на шоссе и свернул... ... мелькнув в последний раз, они исчезли за скальной грядой! Я опоздал. И тем не менее я выстрелил. Все-таки я снес вершину холма. Не знаю, попал ли я в кого-нибудь, - смотреть не хотелось. А потом наступила тишина. Все кончилось. Такого места, как Семья, больше не существовало. Свои стихи я сочиняю от радости. Сюжеты у них фантастической сладости, Но исключенья есть, признаться, От них вы начинаете плеваться. Это когда я пишу о гадостях. 42 ПАВАНА ДЛЯ МЕРТВОГО ИНФАНТА Нет такой вещи, как священная война. Соломон Краткий Я просидел в джипе до заката. Начало темнеть. Солнце коснулось краешком океана, и вода вспыхнула желтым пламенем. Я сидел в джипе на северной оконечности полуострова, под обрывистым гребнем перевала, и слушал небо. Все, что спустится сегодня ночью с этого холма, умрет. Если они поймут, как сильно ранили нас, то обязательно вернутся. Я был готов к встрече. Я сидел и смотрел, как солнце таяло в океане, расплываясь пленкой огня по маслянистой воде. Как это говорил Деландро? (Почему я не могу выбросить его из головы?) Ах да - трансформация. Он говорил о процессе трансформации. Он сказал, что это напоминает огонь. Энергия плавно перетекает, она становится направленной. Старая система разрушается, и мы создаем новую. Мы выбираем, какую создать. Созидание есть акт устремления к тому, что возможно, и, пройдя стадию личного распознавания, оно становится опытом. Пережитый опыт есть созидание; все остальное следует так же неизбежно, как машина или поезд следуют за своим двигателем. Почему я вспомнил об этом? Потому что только сейчас понял, что он имел в виду. Сегодня днем я трансформировал себя. Эта трансформация не понравится Деландро. Совсем не понравится. Он горько пожалеет об этом, гарантирую. Зажглись уличные огни. Вокруг фонарей роилась мошкара. Наживка. Эти фонари были еще одним способом, которым мы оповещали мир о своем присутствии. И хторран тоже. - Джим? Я поднял голову. Би-Джей. - Ты нам нужен. Поехали. Я отрицательно покачал головой: - Мне нужно остаться здесь. Кто-то должен стоять на страже. - Все в порядке, Джим. Я позвонила в Санта-Круз. Военный губернатор в курсе. Они немедленно высылают сюда команду Красного Креста, а солдаты патрулируют дорогу. Сегодня ночью на полуострове ничего не случится. Тебе не нужно больше стоять на страже. Тебя сменили. Я посмотрел на огнемет в своих руках. - Поехали, - сказала она, залезая в джип. - Отвези меня обратно. Я обернулся и положил огнемет за спинку сиденья. Потом повернул ключ зажигания, и джип ожил. В моем мозгу теснилась тысяча вещей, которые надо было высказать Би-Джей. Но я не хотел начинать. Я знал, к чему это приведет. Мы медленно ехали по главной улице. На асфальте виднелись пятна. Валялись деревья. Встретился дом, разнесенный взрывом вдребезги. Мой дом. Я остановил джип. Вышел. Я двигался среди обломков, как зомби. Подошел к шкафу. Открыл его. На полу крошечным комочком лежала Холли. Она была укутана пальто, свитерами и одеялами, словно свила себе гнездо. - Холли, - прошептал я. - Я вернулся. Все теперь хорошо. Вставай, уже можно проснуться. - Я потянул девочку и поднял на руки, но она застыла в позе эмбриона. Глаза плотно зажмурены, выражение лица удивительно пустое. Я провел ладонью по ее волосам, приглаживая их. Поцеловал ее. - Давай, миленькая. Просыпайся. Холли не реагировала. Я отнес ее к джипу и положил на колени Би-Джей. Потом я сел за руль, включил передачу и снова выехал на дорогу. Впереди тоже виднелись пятна, поваленные деревья, глубокие воронки в асфальте. В воздухе пахло корбитом. По знаку Би-Джей я остановился у спортивного зала, превращенного в госпиталь. Взяв Холли, я внес ее внутрь. Положил на борцовский мат. Какая-то девочка подошла и накрыла ее одеялом. Я наклонился и поцеловал мою маленькую дочку. - Я рядом, если ты захочешь увидеть меня. Девочке, принесшей одеяло, я сказал: - Позови меня, когда она проснется. Би-Джей потянула меня за руку. - Сюда. - Она вывела меня наружу. - С тобой все в порядке? - Я чувствую себя прекрасно., - Ты говоришь как мертвец. - А я и есть мертвец. Она заглянула мне в лицо. - Джим, не смей быть зомби. - Нет. Разреши мне. Я должен пройти через это. Би-Джей посмотрела на меня так, словно собиралась заплакать. Казалось, она хотела, чтобы я обнял ее и прижал к себе, спрятал в укромном местечке, где можно излить свою печаль. Я не был способен на это - слишком я ненавидел ее. Их всех. Они уверяли, что я в безопасности. И лгали при этом. Все до одного лгали. Я не был в безопасности ни здесь, ни где-либо еще. Как они смели лгать? Этого я так просто не спущу. Би-Джей шмыгнула носом и вытерла глаз. - В зале заседаний мы устроили морг. - Томми? Она покачала головой. - Он куда-то пропал. - Алек? - Возможно, но тело трудно опознать. - Покажите мне. - Ты уверен, что хочешь его видеть? - Он - мой сын. Я пошел через лужайку. Би-Джей поспешила за мной. Стулья в зале заседаний были в спешке отодвинуты к стене. На полу был расстелен пластиковый брезент. На нем в три ряда лежали тела, накрытые белыми простынями. Я долго стоял на пороге. Реальность происходящего входила в меня приступами головокружения. К нам подошел чернокожий подросток Джо-Мэри. Я сумел набрать в грудь воздуха и махнуть рукой. - Кто?.. Би-Джей ответила: - Джек и Голубчик. Маленькая Айви. - Маленькая Айви? Но я оставил ее у ручья! С детьми! - Эти сволочи бросили в них гранату. - О Боже. Кто еще? - Рита, Папа Кастрюля, Вэг, Дэнни, Ида-Джордж, Мелани... - Продолжать она не могла и заплакала. Я не был готов к жалости. Отойдя в сторонку, я сказал Джо-Мэри: - Покажи мне того, кого вы считаете Алеком. Он спросил: - Вы уверены, что хотите увидеть? - Покажи. Он подвел меня к небольшому белому свертку. Поднял простыню. Под ней был один торс. С одной только рукой. Остальное было оторвано, словно от куклы. Словно от медведя. Головы не было. Ни у Алека, ни у мишки. Все совпадало до мелочей. Я почувствовал жжение в глазах, в горле поднимался болезненный ком. - Это Алек. Я узнаю родинку на его боку. - Моя речь походила на карканье. Я не мог больше говорить. Бросился к двери. Едва успев выскочить, я упал на колени посреди лужайки, и мой желудок вывернуло наизнанку. Грудь сдавило. Горло конвульсивно дергалось, болела спина. Меня рвало желчью. Сзади подошла Бетти-Джон и положила руку мне на плечо. - Джим, мне жаль... - Иди к черту! Я не нуждаюсь в сочувствии! Оставь его для себя! - Я с трудом поднялся на ноги и побрел к джипу. - Джим! Куда ты собрался? - К тем сволочам, которые это сделали! - прохрипел я, залез в джип и поехал к мосту. Шины взвизгнули, когда я выжал газ и с ревом понесся к Санта-Круз. Хуанита, средоточие всех скандалов, Обычные свечи брала из шандала, А тут с недавних пор Она полюбила прибор На батарейках, и чтобы его колебало. 43 НЕБЕСНОЕ ОКО Молния - чертовски убийственное оружие, и самое главное - она не оставляет следов. Соломон Краткий Я остановился у первого же общественного терминала, который мне попался по пути, и вошел в сеть как майор Дьюк Андерсон - по его кодовому номеру и паролю. Дьюк по-прежнему числился в списках живых и имел неограниченный доступ к служебной информации. Удивительно! Я отыскал файл спутниковой рекогносцировки Западного побережья и запросил полный набор карт за последние двадцать четыре часа. Может быть, Джейсон и прав: Джим Маккарти не способен поднять оружие против Племени. Но майор Дьюк Андерсон уж точно сделает это. Я просто представил себе, как бы сейчас повел себя Дьюк, и склонился над терминалом. Внимательно изучив обзорный снимок, я отыскал Монтерейский залив и выделил район Санта-Круз. Используя джойстик, вывел в центр экрана Семью. Полуостров выглядел крошечным кинжалом, направленным лезвием на юг. Я установил на нем курсор и стал листать снимки назад - к полудню. По мере того как в рамке на экране вспыхивали новые картинки - каждая держалась минуту, - тени укорачивались, поворачивались или удлинялись - в соответствии с вращением Земли. Ага, вот началось. На северной оконечности полуострова, чуть ниже скального хребта, недалеко от незаконченного заграждения, виднелся джип. В нем сидел человек с огнеметом в руках. Это был я. Охранявший конюшню, откуда уже свели лошадь. Я передвинулся во времени к началу нападения. Четыре червя и тринадцать человек перевалили через скальную гряду, обогнули забор, спустились по склону и вошли в парк с севера. Я пошевелил джойстиком, следуя за ними через парк. На западном его конце виднелась группа детей. Мелькнула и моя фигура, просто идущая мимо. Вот оно! Черви вырвались из парка. Я листал снимки. Черви ползут через группу детей. Я поворачиваюсь и бегу к своему джипу. Черви идут на юг... Я путешествовал во времени. Кто-то на микроавтобусе протаранил одного из хтор-ров. Сразу три червя навалились на машину и разодрали ее на части. Тем временем четвертый червь уже плыл по южной оконечности шоссейной петли и оказался лицом к лицу с джипом. В нем был я. И Маленькая Айви. Мы сожгли червя. Картинки на экране сменяли одна другую. Остальные черви скрываются за поворотом. Мы едем через парк, выезжаем с противоположного его конца и разворачиваемся, чтобы атаковать червей с тыла. Вот. Я размазываю хторра по стене моего дома. Вот. Черви бросаются в парк. Давят Джека и Голубчика. Вот. Мы их преследуем. Черви скрываются в парке. Непонятно, что там происходит. Я вижу взрыв, убивающий Маленькую Айви. Вижу джип, зигзагом выезжающий из парка. Он поворачивает на север к скалистому гребню на перешейке. Вот. Из парка появляются два червя и ползут вверх по склону. С ними бегут люди. Вот. Джип занимает исходную позицию, которую я видел в самом начале. Где же последний червь? Один хторр по-прежнему оставался на полуострове. В парк вошли три червя. А вышли два. Мой Бог! Он сидел на полуострове весь день. Возможно, он и сейчас там. Я схватился за телефон. Нет, стоп. Пойдем во времени вперед. Би-Джей садится в джип. Джип отъезжает. И тут дорогу пересекают червь и человек, и они поднимаются по склону. "Все время они наблюдали за мной из парка. Джейсон и Орри. Они могли убить меня. Нет, не могли. Я держал на коленях огнемет и был готов к атаке. Положение патовое: я отрезал им путь к отступлению и не знал этого. Вот дерьмо! Зато теперь я кое-что знал. Они оставались на полуострове до захода солнца. Значит, не могли уйти далеко. Я вернулся к тому моменту, когда джип задним ходом уехал с экрана. Шоссе пересекали два красных пятна. С червями двигались и люди. Я снова пошел вперед во времени, на этот раз следуя за ними вверх по склону и через перевал - с помощью терминала. Они спустились с холма, пересекли широкое плато, каменистую россыпь, потом скалы и вышли на прибрежную автостраду. Я наблюдал за ними сверху. Они не могли знать, что я все вижу с высоты в шестнадцать сотен километров и с временного расстояния в шесть часов. Они прошли с полкилометра к северу и свернули с шоссе там, где оно граничило с широким полем. Они двигались в глубь материка: два червя и тринадцать человеческих фигурок. Все это время они шли пешком. Где же машины? Когда их уже нельзя было заметить с шоссе, они снова повернули на север. Я листал кадры, а они перепрыгивали от одного момента времени к другому, двигаясь как паралитики - рывками. Луг, по которому они шли, закончился полосой деревьев, окаймлявших узкую дорогу, уходившую в каньон. Они свернули на нее. И пропали. Склоны каньона густо поросли лесом, и дорога виднелась лишь частично. Я забежал во времени вперед и увеличил угол обзора. Но в конце дороги, где она упиралась в главную скоростную трассу, они так и не появились. Я наложил на изображение карту штата и проследил дорогу в другую сторону - в глубь материка. Там тоже никого не было. Они как сквозь землю провалились. - Дерьмо. Откинувшись на спинку сиденья, я смотрел на экран. Это был серийный монитор с высоким разрешением - 5000 строк информации и дополнительные 5000 строк для экстраполяции данных, частота 120 герц и 25 миллионов пикселей на кадр. Эта система годилась для любых целей - от самой изощренной военной разведки до поисков мячика для гольфа. Однако два червя затерялись в поросшем лесом каньоне. Если их не видно с неба, то и проследить за ними нельзя. Я снова склонился над клавиатурой и набрал команду поисковой программы, выбрал одного из червей в качестве мишени и задал параметры. Десятикилометровый радиус и время от настоящего момента до заката. Нажал на клавишу "ЕЫТЕК." и отпустил программу порыскать среди снимков. Ничего. Компьютер тоже не мог найти их. Ладно. Пусть будет так. Пусть червей не видно сверху. Я вернулся к тому моменту, когда потерял их в каньоне. Проследил дорогу на северо-восток; она тянулась вверх по каньону, повторяя его изгибы, до вершины хребта и вливалась в шоссе, проходящее по гребню. Если они ехали на грузовике, то не добрались бы сюда до темноты, а ночью экран их не высветит. Ладно. Не беда. Я перелистал кадры назад до момента нападения. На экране появились черви - теперь все четверо - со своими спутниками-людьми. Я снова проследил весь их путь - через скальную гряду, по плато, каменистой россыпи, по скоростному шоссе, полю и под кронами деревьев. Разумеется, они опять исчезли. Еще оставалась привязка ко времени. Когда я спорил с Би-Джей, они двигались к исходной позиции. Я переместился к месту, где дорога из каньона встречалась с шоссе, проходящим по гребню холма, и снова пустил время вспять. На пустынной дороге появилась едущая задним ходом колонна. Три мотоцикла, три грузовика и два микроавтобуса. Есть! Я проследил их, двигаясь назад во времени. Горное шоссе, петляя, тянулось на многие мили. Пару раз я терял их под кронами деревьев, но тогда просто передвигался дальше на север и ждал, когда они снова появятся в кадре. И они появлялись. Я преследовал их вплоть до утра. Я едва не пропустил поворот. Подумал, что снова потерял их, и продолжал двигаться на север, но вскоре наткнулся на шоссе 1-5 и понял, что забрался слишком далеко. Джейсон не любил автострады между штатами - слишком большое на них движение. И уж конечно он не появился бы там днем. Я вернулся на горную дорогу к тому моменту, когда грузовики появились на ней. Ага, понятно. Они выехали с ближайшей ко мне стороны каньона. Я проследил, как они уезжают задним ходом в боковое ущелье. Это ответвление кончалось тупиком. Узкая дорога петляла вверх по холму к... Вот оно! Что-то похожее на армейский опорный пункт. Нет, длинное здание - мотель. А это сторожка. Рядом - загон для скота и напротив него конюшня. Все правильно. Джейсон любил затерянные местечки такого типа. Нечто вроде ранчо. Остроумно. Итак, теперь я знал, откуда они приехали. Но ведь там безопасно. Зачем же они напали на Семью? Семья слишком опасна для них. Сегодняшняя атака подтвердила это. Джейсон не повел бы людей в такое место. Если в Семье не было чего-нибудь привлекающего особое внимание. О Боже! Они охотились за мной. Я даже объяснил им, где расположена Семья. В тот день, когда мы с Марси кормили хторров щенками. Хотя нет, не объяснил. Я лишь сказал, что один из новых полуостровов - неплохое место для перебазирования. Информация о нем была и на диске, который я записал для Джейсона. Он забрал его с собой и внимательно изучил. О Господи! Дело обстояло еще хуже. Семья по-прежнему числилась частным владением. Би-Джей отказалась внести ее в список территорий, открытых для доступа, потому что боялась наплыва беженцев. И я тоже советовал Джексону поискать какое-нибудь частное владение. Но почему именно этот полуостров? О, теперь я понял. Здесь была разветвленная сеть подземных коммуникаций и убежищ. Червей можно было спрятать от наблюдения с воздуха, а вид деревни был бы абсолютно нормальным. Джейсон пришел сюда вовсе не за мной. Но тем не менее произошло то, о чем он любил повторять снова и снова. В этой игре не бывает случайностей. Он все- таки нашел меня. И он был прав, когда обещал, что я горько пожалею об этом. Я все еще смотрел на экран. Лагерь Джейсона находился в трех часах езды отсюда. Ночью же грузовикам понадобится не меньше четырех. Вероятно, они еще в пути. Мое предположение строилось на том, что они до последнего будут ждать Джейсона и Орри. Давайте посмотрим - да, вот и они. Все машины, кроме одного грузовика и одного микроавтобуса, двигались обратно к лагерю. Я посмотрел на часы. Они отправились обратно около пяти, значит, в любой миг могут прибыть на базу. Но их связывал Джейсон. Что он собирается делать? Даже если он выедет сразу же, как только доберется до одной из двух спрятанных в каньоне машин, все равно раньше полуночи до лагеря ему не доехать. Мне в голову пришла одна мысль. Наверное, не получится. Но попробовать стоит. Я взял телефон и вызвал военного губернатора Санта-Круз. Ответил женский голос. - Говорит майор Дьюк Андерсон, Спецсилы. Мне необходимо поговорить с губернатором. - Простите, но ее нет. - Наверное, вы не расслышали. Я сказал: Специальные Силы. - Я вас поняла. Полковника Райт нет на месте. - С кем я говорю? - спросил я. - С лейтенантом Гейл Бикер. - Благодарю, лейтенант. У меня есть сообщение для полковника. Если она не получит его сегодня вечером, то вы можете стать рядовой Гейл Бикер, Имя дядя Аира вам что-нибудь говорит? - Э... будьте на связи. Через секунду в трубке послышался другой голос: - Полковник Райт у телефона. Кто говорит? - Майор Дьюк Андерсон из Спецсил. Я изучаю степень заражения червями в вашем районе. Сегодня днем я стал свидетелем нападения ренегатов на полуостров и обнаружил их базовый лагерь. У нас очень мало времени, полковник. Мы должны ударить по ним сегодня же ночью. Я знаю эту группу. Они ревилеционисты. Они снимутся с места еще до утра, если поймут, что обнаружены. Вы можете организовать ночной рейд? - Майор, - - возразила полковник Райт, - мои войска не готовы к подобным операциям. Все верно. Канцелярский батальон. Пережиток недавних времен, их задача - вовремя запускать нужные программы. - У вас есть пилоты? Вертушки? Люди, способные нацелить оружие нужным концом в нужную сторону? - В моем распоряжении три команды, которые мы используем главным образом для спасательных операций. - Сойдет. Соберите их, пожалуйста. - Майор, я понимаю срочность... - Нет, полковник, не понимаете. Эти люди взяли в заложники детей. То, чего вы не знаете, заключается в следующем: покинув лагерь, они не возьмут с собой заложников. Они скормят их своим червям, чтобы те могли продержаться неделю до следующей кормежки. Это - дети с полуострова. Есть шанс спасти их, но действовать надо немедленно. Все, чего я требую, - так это опросить ваших людей, не найдутся ли среди них добровольцы для конкретной спасательной операции. Сообщите им, что по ходу дела возможна кое-какая стрельба. Честно говоря, они могут твердо рассчитывать на это. Я лично беру на себя ответственность за планирование и проведение операции. И я пойду первым. Какое-то время трубка молчала. Потом полковник Райт сказала: - Ответственность я беру на себя, майор. Но вы можете возглавить операцию. Где вы находитесь? Я пошлю машину подобрать вас. - Не стоит беспокоиться. У меня есть джип. Просто пришлите кого-нибудь встретить меня у ворот аэродрома с чистым комбинезоном. - Я сама вас встречу, - пообещала она и дала отбой. А эта леди ничего. В регулярной армии начальники обычно лишь приказывают. Я ударил по клавише и переписал все на диск. Он мне понадобится для отчета. Пока дисковод жужжал, я взял телефон и позвонил Би-Джей. У меня было подозрение, что она тоже собирается кое-что предпринять сегодня ночью. Старуха, как чернослив, сухая, Ела только блины с жидким чаем, Думала она все время о мужчинах, Оттого и была вся в морщинах, Черная, склизкая и косая. 44 МЕСТЬ ДЬЮКА Самое лучшее в войне то, что она делает ненависть нормальной вещью. Соломон Краткий Полковник Райт оказалась маленькой леди с длинными черными волосами и брюзгливым выражением лица. Она неодобрительно посмотрела на меня, когда я подкатил к воротам. - Мне это не нравится, - заявила она, протягивая мне комбинезон. Я натянул его прямо на одежду. На рукаве были майорские нашивки. - Спасибо. Я молил Бога, чтобы тот позволил мне убить Деланд-ро, прежде чем кто-нибудь выведет меня на чистую воду. - Я стараюсь не для вас, - сказала она. - Делаю это ради своих людей. - Понимаю. Я - тоже. - Вы моложе, чем я ожидала. Вы выглядите слишком молодо для ветерана пакистанского конфликта. Вот влип! Я пожал плечами. - Вы же просмотрели мое личное дело. Она кивнула. - - Я просмотрела чье-то личное дело. Не думаю, что оно ваше. Перестав натягивать комбинезон, я ждал, что она скажет дальше. - Я знаю, кто вы такой. Ой! - Вы упомянули дядю Аиру. Это подсказало мне, что вы - охотник на червей, и этого достаточно. Вы сжигаете червей. Я думаю, что это ваша единственная профессия. Я даже думаю, что вы прекрасно с этим справляетесь. Но мне хотелось бы, чтобы вы знали: функции армии гораздо шире, чем просто уничтожение хторров. Я догадываюсь, что вы невысокого мнения о тех, кто сидит за столом и координирует работу тыловых служб. Это свойственно военным. Но если бы я не поддерживала порядок в Санта-Круз и Сан-Хосе, вы не смогли бы выполнять свою работу. - Полковник. - Выпрямившись, я застегнул "молнию" на комбинезоне и отдал честь. - Не знаю, какая муха вас укусила, но, по-моему, вам лучше приберечь свое красноречие для тех, кто действительно стоит вам поперек горла. Мне известно, что требуется двадцать три сотрудника вспомогательного персонала, чтобы отправить в поле одного бойца. И я еще никогда не уходил на задание, не помолившись, чтобы все обеспечивающие мою работу люди действовали правильно. И к чести вспомогательного персонала американской армии, они меня еще ни разу не подводили. Знаете, почему я так считаю? Потому что до сих пор жив. Я искренне ценю, что вы так быстро привели свои резервы в боевую готовность, и обещаю сделать все, чтобы поберечь их. - Я тоже еду с вами, - сказала Райт. - При всем моем уважении к вам, мадам, если вы настаиваете, я не буду спорить. Но это весьма нежелательно. - Знаю. Как вам уже известно, я прочла ваше досье, и мне кажется, кое-что в нем действительно свидетельствует о вашем опыте. Пойдемте. Следует отдать ей должное: вертолеты на поле уже прогревались. Мы вошли в комнату для инструктажа. Как раз в этот момент примерно сорок мужчин и женщин рассаживались там по местам. - Полундра, босс! - крикнул кто-то. Полковник жестом попросила их не вставать. - Майор Андерсон проинструктирует вас. Я вставил диск в терминал, вызвал нужные мне кадры и показал их на демонстрационном экране. Я показал события в их последовательности. С максимально возможной наглядностью продемонстрировал все самые характерные детали, каждую смерть, каждого ребенка. Пару раз по ходу дела я глянул на резервистов. Их лица стали серыми. Хорошо. Значит, подействовало. Я хотел, чтобы они знали, против чего их посылают. Я продолжал показ. Объяснил, как обнаружил базовый лагерь ренегатов. - Видите, это я сижу в джипе. Теперь смотрите. Когда я уезжаю, червь переползает дорогу и направляется на вершину холма. Обратите внимание на человека, едущего верхом на его спине, - главаря Племени. Если мы вернемся к сегодняшнему утру., то увидим, где находится их латерь. У меня есть соображения о причинах атаки, но наверняка мы это узнаем, только допросив их. По подсчетам, грузовики с нападавшими вернутся на базу между двенадцатью и часом ночи. Даже если некоторые машины приедут раньше, последняя - та, что наверняка ожидает червя вот здесь, - не поспеет раньше указанного срока. У нас остается чуть меньше двух часов, чтобы занять исходные позиции. Я планирую посадить вертушки вот здесь - на поле в пяти милях от лагеря. Мы разобьемся на два отряда. Один пойдет окружным путем и блокирует лагерь с севера. Другой подойдет с востока. Вот здесь, на этой дороге на юг, я хочу поставить джип с огнеметом, и таким образом мы их плотно заблокируем. Командиры подразделений полетят вместе со мной, в воздухе мы обговорим детали. Я обвел их взглядом и понял, что эти мужчины и женщины испуганы. Я слегка перестарался. Надо их немного подбодрить. - Кто из вас хоть раз видел червя своими глазами? Поднялось всего несколько рук. - Кто из вас видел червя в бою? Две руки. - Ладно, слушайте - сейчас я сообщу некоторые детали, которые вам необходимо знать. Прежде всего, у вас есть преимущество. Вы будете знать, что происходит. Они - нет. В темноте начнется большая суматоха, но вы будете в очках ночного видения, так что сможете все отлично разобрать. У вас будут огнеметы, "АМ-280" и гранатометы. Достаточно чего-нибудь одного, чтобы сделать свое дело, уж я-то знаю. Я убивал червей из всех трех видов. Далее кое-что о данном племени ренегатов: они без памяти боятся Армии Соединенных Штатов. Это я знаю точно - провел с ними почти год. Нет, не так. - Под чужим именем, - поправился я. - Мне нужно было выяснить, как они приручают червей. И я узнал это. А также понял, что они немного перестарались: их так называемые ручные черви боятся воевать. Они побегут от вас. Ну, кто боится? - Я оглядел комнату. Три руки. - Чепуха. Мне прекрасно известно, что среди вас гораздо больше наложивших в штаны. Давайте поднимайте руки. Поднялось еще четыре, нет, пять рук. - Прекрасно. Благодарю за искренность. Ладно, а теперь - кто хотел поднять руку, но испугался, что будет выглядеть по-дурацки? Рук поднялось больше. - Кто сомневается, поднять ему руку или нет? Поднялось еще несколько рук. Получилось уже больше половины. - Хорошо. Ладно, теперь я обращаюсь к тем, кто еще не поднял руку. Кто должен был поднять ее, но не сделал этого? Прибавилось еще несколько рук. Мы делали успехи. Кое-где появились улыбки. Отлично. Они начали расслабляться. - А сейчас все остальные - кто кривит душой, что не боится? Две руки. - Если вы до сих пор не подняли руки, сделайте это. Поднялись последние четыре руки. - Хорошо. Оглянитесь вокруг. - Я поднял руку. Полковник Райт тоже. - Каждый, у кого поднята рука, боится. Сегодня вы должны бояться. Если нет, то не следует отправляться на задание. Я не хочу иметь вашу смерть на своей совести. Мне не нужны храбрецы. Мне нужно, чтобы вы сделали свою работу. Это не составит никакого труда, если вы будете точно выполнять приказы. Итак, цель нашего рейда - уничтожение червей. Это ваше задание. Черви должны умереть. Разумеется, я понимаю, что прирученный червь может представлять собой определенную ценность. Так вот, хочу предупредить, что в поимке этих ручных червей я не заинтересован. Этих надо сжечь в любом случае. А теперь разрешите мне изложить то же самое простым языком. Вполне вероятно,, что кое-кто из ренегатов заслонит червя, чтобы помещать вам сжечь его. Не прекращайте огня. Убейте обоих. То, с чем мы имеем дело, - Племя. Их самосознание целиком и полностью зависит от хторров. Они воспринимают червей как богов. Их боги должны быть уничтожены, если мы хотим уничтожить Племя. Встал высокий чернокожий мужчина. - Сэр! Как мы должны относиться к пленным? Я холодно встретил его взгляд. - Спокойно. Их не будет. - Сэр? - Лейтенант, вам знаком параграф двенадцать? - Э... да, сэр. Он определяет условия, при которых военнослужащий может предпринять крайние меры. - Правильно. Его лицо стало серьезным. Я видел, что он осознал важность момента. Вполне возможно, что сегодня ночью он и его коллеги казнят врагов человеческого рода - включая некоторых двуногих. Счастья он не испытывал. - Я понял. - Негр сел. - Спасибо. Еще вопросы? Вопросов не было. Я проверил свои часы. - Сорок минут. Пора заканчивать. Полковник Райт сказала, что я могу положиться на каждого из вас. Отлично. Выполняйте приказы, и все будет в порядке. Полковник? Она покачала головой. - Мне нечего добавить. Это ваша операция, майор. - Благодарю. Тогда в путь... Она кивнула мне, и вслед за солдатами мы вышли к вертушкам. Много лимериков подлых, кошмарных Сочинил я со злобой коварной. Но разорвал те шутки, Тошнит от которых жутко, И человечество должно быть мне благодарно. 45 СМЕРТЬ ПО ДОГОВОРЕННОСТИ Чистота почти всегда токсична. Соломон Краткий Всего джипов было восемь, каждый - с огнеметом, установленным на капоте. В каждом джипе сидел один человек с гранатометом и еще двое с "АМ-280". Эти винтовки спасали от червя только при стрельбе спереди. Надо было залечь как можно ниже и стрелять вверх, в пасть. Костная мозговая капсула снизу была не такой толстой. Удачный выстрел повреждал кору головного мозга, а лазерный прицел винтовки делал попадание очень даже возможным. Нерешительным пользоваться этим оружием не рекомендовалось. Вертушек было Целое крыло - двенадцать машин. Каждый на базе хотел пойти на задание. Но полковник Райт, опасаясь неприятных сюрпризов, ограничила число участников рейда. Я не возражал. В намеченном месте вертушки выгрузили десант и джипы и поднялись в воздух, ожидая, когда мы займем исходные позиции. Они поддержат нас с воздуха, включив прожектора и сбросив осветительные шары. Полковник Райт связалась с Денвером, пытаясь организовать нам по пути ближнее освещение с помощью одного из орбитальных солнечных зеркал. Тогда у нас зажглось бы собственное крошечное солнце. Мой джип должен был выехать на исходную пози! последним. Полковник Райт сказала: - Это ваше шоу, майор. Командуйте. Я взял микрофон. - Гром и молния! Джипы покатили вперед с потушенными фарами. Мы двигались по извилистой дороге с предельной осторожностью. Мой джип рванулся, набирая скорость. Я слышал, как другие машины тоже выдвигались на намеченные позиции. Сняв микрофон с приборной доски, я включил канал прямой трансляции. Громкоговорители на джипах взревели: - Вы окружены! Не вздумайте бежать! Вы окружены! Прохрипела внутренняя связь: - Сэр! Не стреляйте! Они уже сдались. - А? - Полковник Райт и я обменялись взглядами. - Всем оставаться на своих местах, - приказал я и наклонился к своему водителю. - Давай вперед. Лагерь располагался на старом ранчо какого-то пижона. Там оказалась пара разбитых автобусов, и ничего больше. В лучах прожекторов стояло пять подростков и двенадцать заспанных детей помладше. Внезапно над головой появились вертушки, их прожектора вспыхнули и вонзили луч в землю. Ночь исчезла... Я вылез из джипа и надел ремни огнемета. Полковник Райт наблюдала за моими приготовлениями. - Вы думаете, это необходимо? - спросила она. - Я никому не верю. - Я прищурился от яркого света прожекторов. Господи, эти вертушки невыносимы. К тому же они подняли страшную пыль. - Отошлите вертолеты. Пусть они начинают прочесывать дороги. Я подошел к детям. Некоторые были из Семьи. Они сбились испуганной, дрожащей стайкой, все - не старше Десяти лет. Дети из Племени с независимым видом держались отдельно. Томми не было ни среди тех, ни среди других. Дети из Семьи были слишком испуганы, чтобы понимать происходящее. Я опустился на одно колено перед маленькой Хрусталочкой. - Все хорошо, моя любимая. Мы отвезем вас домой. Ты не знаешь, где остальные? Она покачала головой. Я быстро обнял ее и выпрямился. - Эй, капрал! Заберите этих детей отсюда. Я знал, что мне сейчас предстоит сделать, и не хотел, чтобы они это видели. Подождав, когда детей из Семьи увели, я решительно шагнул к другой группе. Схватив самого высокого - тощего парнишку с большим носом и слабым подбородком, - я встряхнул его. Он выглядел испуганным. Сдвинув ночные очки на лоб, чтобы он видел мое лицо, я сказал: - Джеффри, отвечай только "да" или "нет". Ты меня помнишь? Он побелел. - Э... да. - Я предлагаю тебе выбор: жизнь или смерть? - Жизнь. - Хорошо, Джеффри. Где Деландро? - Я не знаю. Он не вернулся. - Мне точно известно, что кое-кто вернулся. Где они? - Я не могу сказать! Я дал слово! - Он дрожал. - Ты заключил договор? - Да, сэр! - Со мной ты тоже заключил договор. Какой из них ты выбираешь? - Я... Я... Я вынул пистолет. Я знал, что на меня смотрят мужчины и женщины. И я знал, что сделаю сейчас. - Джеффри! Сейчас я вышибу из тебя твои дурацкие мозги. - Пожалуйста, Джим... - Он заплакал. - Мне не хочется этого делать, Джеффри. Повернись. - Я приставил металл дула к его затылку. - Отвечай. - Они убьют меня. - Это я убью тебя, если ты не ответишь. На какой-то момент мне показалось, что он расколется. Но мальчишка только шмыгнул носом. - Мне жаль, но я не могу. - Мне тоже жаль. Я нажал на курок. Верхушка его головы исчезла. Джеффри ничком упал на землю. Остальные дети из Племени в ужасе смотрели на меня. Я знал, что я чудовище, но меня это не волновало. Сделав шаг в сторону, я направил пистолет на девочку с фигурой, похожей на грушу, и грязным лицом. Она злобно смотрела на меня. Кто-то схватил меня за руку и развернул к себе - это была полковник Райт. - Ради всего святого! Что вы делаете?! Я направил пистолет ей в лицо. - Прочь с моей дороги, полковник! - Это же дети! - Не верьте ни одной секунды! Я видел этих монстров в действии. Этот... - я показал на тело Джеффри, - лично убил семь мужчин и женщин. Четверо из них были военнослужащими Армии Соединенных Штатов. Она открыла было рот, но вовремя сообразила, что мой пистолет по-прежнему направлен на нее. Холодно взглянув на меня, Райт отступила в сторону. - Я потребую разбирательства. - Предвижу. Мне известен параграф двенадцать. - Да. Я поняла, что вы в нем дока. - Пока мы здесь спорим, - сказал я, - главари Племени благополучно уносят ноги. - И повернулся обратно к девочке: - Сандра, я хочу поставить тебя перед выбором. Жизнь или смерть? - Смерть. - Она выглядела победителем, повернулась и подставила мне свой затылок. - Давай, гад, - сказала она. - Делай свое дело. Я закрыл глаза. Бог простит мне. Я сделал это. И шагнул к следующему ребенку. Прежде чем я успел предложить ему выбор, он указал рукой - на конюшню. Я жестом лриказал одному из джипов проехать вперед. Лучи его фар высветили огромное старое строение с набросанными кипами гнилого сена. Маскировка? Я оттащил мальчика от остальных. Они злобно глядели на него. - Присмотрите за ним, - сказал я полковнику Райт. - Он хочет жить. И подошел к джипу. - Держите огнеметы наготове. Все остальные, - скомандовал я, - смотрите в оба. Какая-то бессмыслица. Деландро не такой дурак. Джесси и Марси тоже. Они бы не спрятались в конюшне. Там могло кое-что оказаться. А могло и нет. Возможно, Деландро приготовил там что-то для меня. Нет, тут что-то не так. Тогда зачем мальчишка послал нас туда? Я повернулся и посмотрел на него. Он больше не дрожал. Похоже, даже улыбался. Ему приказали послать нас туда. Деландро предусмотрел все заранее. Это он и велел мальчишке показать нам конюшню и даже приказал двум первым детям умереть, чтобы его признание выглядело достовернее. Конечно же они послушались - чтобы спасти Орри. Это была все та же проклятая запрограммированность на выживание. Деландро научил их отождествлять себя с Орри. Он должны были умереть, чтобы спасти свое "я". Запрограммированный мозг привел их к гибели. Смерть детей требовалась только для маскировки лжи - она подтверждала достоверность заявления мальчишки. Деландро знал, как я поступлю. Он предвидел мою реакцию. Предвидел ли? Он не стал бы все так тщательно планировать, если бы собирался просто удрать. Это попытка защитить что-то. Зачем? Он всегда заботился о свободе действий. Ясно, что здесь скрывалось нечто такое, что нельзя было легко перебросить в другое место. Я догадывался - что... Ну-ка, припомним, как выглядит это место на снимках со спутника. Главное здание, две группы бунгало, плавательный бассейн и конюшня. Времени у них не было. Сегодняшней ночью они рассчитывали перебазироваться на полуостров. Я опустил очки на глаза и переключил их на инфракрасный режим. Вокруг не было ничего теплого - даже на дальних холмах. Только на некоторых домах виднелись пятнышки остаточного тепла. В конюшне тоже было несколько любопытных пятен, но слишком маленьких даже для детей. Следовало зайти туда и все проверить, но прежде надо убедиться, что там нет ловушки. Я испытывал странное чувство, что обязательно войду в конюшню - это лишь вопрос времени. Как же прочно я заглотнул крючок! Я повернулся к полковнику Райт: - Пусть солдаты обыщут каждое здание. Потом сожгите их. Хотя я знал, что там пусто. Нет, надо поставить себя на место Деландро. Или Джесси. Возможно, это она вернулась и все устроила. Или Марси. Конечно Марси. Она точно знала, с каким оружием я приду. На открытую схватку она не осмелится и будет искать слабое звено. С какой стороны мы уязвимы? Неожиданно я все понял. Это была приманка. Мы должны были убить полночи на обыск, потом махнуть рукой и отправиться восвояси. - Я беру шесть джипов. Мне известно, где ренегаты, - сказал я полковнику Райт и махнул своему шоферу. - Вызовите вертолеты; что бы ни происходило, пусть держатся на расстоянии. Я взял с собой четыре отделения, и мы отправились в путь. Путь вниз занял меньше времени, чем подъем, - за исключением последней полумили, когда снова пришлось