ет быть, участь самок не так уж плачевна. - Это несправедливо, - Раштак повернулся посмотреть на голограмму. Может быть, именно в этом секрет гомосапиенсов? Они могут воспроизводить свой род, не убивая самок? Может быть, именно это обнаружил Толстяк? Надежду, спрятанную в биологии гомосапиенсов? Он замер, пораженный своим открытием. Я думаю рационально. Я владею собой. Раштак смаковал свои ощущения. Никогда раньше Пашти не совокуплялись, не теряя разума под воздействием циклов. Сможет ли он повторить? - Прости меня, малышка. Он зажал в угол вторую самку, не отрывая глаз от голограммы, размышляя о неизвестной угрозе, которую Толстяк собирался принести его народу. Когда Раштак пронзил самку, она завопила. Ему стало грустно. Беременная самка в будущем была обречена на смерть. - Люди тоже относятся к самкам как к добыче, - прошептал он себе и безмолвной испуганной самке. Когда последнее яйцо проскользнуло в ее тело, она снова затрепетала под ним. Дрожащее тело Раштака стало вялым, самка замерла под весом его панциря. - Может быть, Пашти и люди не так уж сильно отличаются друг от друга? Но ведь это абсурд! Мэрфи сжал ее в объятиях, и она задрожала. Ее ноги обвились вокруг его бедер. Ее холмик прижался к нему, когда он напрягся, дыхание превратилось в прерывистый стон. Он поднял голову, чтобы увидеть ее лицо, дрожащие веки, блестящие глаза, полуоткрытый рот. Его тело обмякло, Катя молча лежала под ним. Оба они тяжело дышали. Святая Дева Мария, как она хороша! Она освободила каждый нерв в моем теле, а череп чуть не взорвался! Странная мысль мелькнула в его мозгу. Интересно, у Пашти тоже бывает такой гон? Катя вздохнула и зажмурилась. Потом распахнула свои зеленые озера и приложила кончик пальца к его подбородку. - Хочу сказать тебе комплимент, Мэрфи. Немногим мужчинам удавалось сделать подобное. - Благодарен вдвойне, - Мэрфи криво усмехнулся. - Ты могла бы стать профессионалкой. - А я и есть профессионалка. Он скатился с нее и плюхнулся на спину, вздыхая. Она расхохоталась и перекинула пепельно-белую гриву волос на одно плечо. Потом упругой походкой направилась в душ, а Мэрфи сел, оглядел комнату, потом заставил себя подняться на ноги и последовал за ней. Струящаяся вода скрыла их тела. Одевшись, он взял из автомата чашку кофе и, усевшись, принялся с восхищением оглядывать ее длинные ноги - она сидела напротив. Мэрфи усмехнулся и обвел рукой комнату. - Скажи честно, а тебя не волнует, что этот маленький жирный надувной шарик подглядывал за нами как раз тогда, когда ты раскалилась до ста градусов? Катя удивленно подняла брови. - Неужели вы, американцы, так наивны? - Она откинулась назад - волосы заструились по плечам. - В работу разведчика входит многое, Мэрфи. Если бы меня волновало, просматривается ли моя комната, я бы никогда не получала удовольствия. За шпионами всегда следят. Наше начальство должно быть уверено, что мы не засветились. С кем мы разговариваем? Кто засек нас, ЦРУ или "МИ-6"? Мы же не можем жить, как кроты. Если другая сторона может нас разоблачить, уж конечно, она положит глаз на самое дно корзинки, наполненной золотыми рыбками. - Звучит убедительно. Она пожала плечами. - Это работа. Можно сказать, это зависит от территории, если возможна такая метафора. Когда я работала в Вене, мы соблюдали очередность. И все оставалось, как говорится, в кругу семьи. Я следила за всеми людьми из моей команды, они - за мной. Получалась отличная команда. Мы знали все секреты друг друга, и если кто-то болтал в порыве страсти, слова тут же записывались. - Она слабо улыбнулась. - Занимаясь одним делом, я не имела возможности забывать о другом, понимаешь? - И все шпионки такие же нахальные, как ты? - Кто как. Мои предки были свирепыми татарами. - Но ведь у татарок черные волосы, и они всегда скачут на лошадях? Она поднялась на ноги гибким кошачьим движением. Мэрфи не мог оторвать от нее глаз. Черт побери! Так я могу привыкнуть к ней! Женщинам не следует быть такими хорошенькими! Мужик теряет мозги. - Знаешь, с таких, как ты, лепят скульптуры. - Вставай, мы опаздываем. Тренировки начнутся через пять минут. - Она облачилась в костюм. - А завтрак? - заорал Мэрфи. Она изогнула бровь, опустила подбородок и сказала, поддразнивая: - Разве ты только что не позавтракал? Неужели все американцы такие нытики? Мэрфи пошевелил губами и кинул на нее сердитый взгляд. - Поторопись. Пойдем. Сегодня будет много полетов. Всякий раз, когда падает гравитация, меня тошнит. На голодный желудок будет легче. Они вышли из комнаты и направились к орудийному отсеку. Николай Маленков махнул им рукой и похотливо подмигнул. Они с Мэйсоном уже облачились в скафандры. Скафандры Ахимса не придавали фигуре громоздкость, как земные. Одевшись в такой скафандр, Мэрфи не стал похожим на Нейла Армстронга, ступающего на трап "Игла". Скафандр состоял из тоненькой сетчатой золотистой пленки, а шлем представлял собой проволочную окружность в виде нимба, которая крепилась к энергетическому блоку, расположенному на затылке. Этот блок вырабатывал некое энергетическое поле, которое удерживало воздух. Второй блок, внешне напоминавший губку, прикреплялся к воротнику, он преобразовывал углекислый газ в кислород. Катя надела свой скафандр и присоединилась к маленькой группе, а Мэрфи стал ощупывать мягкую сеть, надетую сверху космического костюма Ахимса. - Где же вы затерялись прошлой ночью? - сухо приветствовал их Мэйсон. Глаза Маленкова дрогнули. - Забудь об этом, товарищ американец. Твой друг находился в надежных руках КГБ. Я могу поручиться за товарища Катю, она преданный член партии. Несомненно, Мэрфи стало плохо прошлой ночью, и она его откачивала. Мэйсон прыснул. - Неизвестно, кто кого откачивал. Мэрфи прикусил губу, бросив на Катю минутный взгляд. Она появилась неожиданно, откидывая назад волосы и устанавливая "шлем" над своей головой. - Долг, товарищ Мэйсон, - нравоучительно заметила Катя, - можно понимать по-разному. Если нам повезет и мы вернемся домой, товарищ Мэрфи будет отличным пополнением сил разведки, которая стоит на службе мировой революции. - Это правда? - спросил Мэйсон, а Маленков расхохотался. - Тебе прищемили кончик хвоста? Катя парировала: - Возможно, хватило бы и кончика, но у меня сложилось впечатление, что товарищ Мэрфи не пожалел бы и всего хвоста. Он явно неплохо попользовался им. - У кого-то он есть, а у кого-то его нет, - весело вмешался Мэрфи. - Я выполняю свой долг, укрепляя отношения между Востоком и Западом. - Он взял Катю за руку и притянул к себе, на лице его появилась самодовольная ухмылка. - О господи! Это все равно что пожертвовать собой на поле боя! - Да, уж это жертва! Я готов пожертвовать собой с одной из цэрэушниц, которые... О, мать моя! - Голос Маленкова осел, в глазах появилась тревога. В комнату вошел Мика Габания. Он увидел Мэрфи и Катю и замер. Он смотрел на них в упор, губы его зашевелились. Сжатые кулаки уперлись в бока, толстые мышцы на руках и груди взбугрились. Круто развернувшись, он бросился прочь, чуть не сбив с ног двух израильтян. Сердце Мэрфи готово было выпрыгнуть из груди. Чтобы скрыть замешательство, он принял независимый вид. - Будут неприятности, - промычал Николай. Мэйсон был занят своим ремнем с болтающимся на нем боевым ножом; он застегнул ремень на худых бедрах и только теперь заметил повисшее в воздухе напряжение. - Что произошло? У Габания какие-то проблемы? Голос Кати был спокоен и деловит: - Я встречалась с ним до того, как Мэрфи решил проявить инициативу. Мэрфи - весельчак, который любит поразвлечься, а Мика Габания... он поглощен политикой и карьерой. Но когда нашим жизням угрожает одна и та же опасность, такие вещи теряют всякий смысл. Мэрфи громко лязгнул зубами. - А кроме того, Катя не его собственность. - Потом он подмигнул ей и усмехнулся. - Я, как Авраам Линкольн, прочитал ей Декларацию независимости. - А я освободила Мэрфи от капиталистической тирании. Мы квиты, не так ли? Голос Сэма Даниэлса ворвался в дверной проем: - Ладно, ребята, пошевеливайтесь! Вселенная не будет ждать разгильдяев! Поднимите свои задницы! Шевелитесь! - Обаятельнейший человек, - заметил Мэрфи. - Жалко, что я раньше не надавал ему пинков. - Он был бы отличным сержантом в Советской Армии, - согласился Маленков. - Тот же серебряный голосок, та же, мягко говоря, ограниченность. Мэрфи бросился к выходу, на ходу выхватив из чехла ружье. Во всех учениях, в которые не вовлекались роботы Пашти, ружья стреляли световыми импульсами, а компьютеры отмечали все попадания и промахи. Мэрфи завернулся в пояс, набитый полными обоймами, и схватил Катю за руку. В этот день им предстояло разработать тактику захвата прыжковых кораблей Пашти, самых быстрых и маневренных. Во время захвата корабля Мэрфи и Маленков ухитрились стать "мертвецами", Пашти отразили их штурм на том участке, где Фил Круз позабыл поставить пикет. В результате они оттянули наступление ночи. - Думаю, нам лучше сражаться с командирами-женщинами, - сказал Маленков, громко рыгнув, наклоняясь над столом и обхватывая обеими руками фляжку с пивом. Он подмигнул пилоту-цэрэушнице, сидевшей на другом конце комнаты. - После моего возвращения в матушку Россию, после изгнания капиталистической гидры из космоса я прикажу Ставке присоединить к каждой дивизии по женскому батальону. Он будет противоположностью штрафному. Тот, кто заслужил награду, будет удостоен чести сражаться бок о бок с женщинами. - Вот дерьмо! - пробормотал Мэрфи. - Кто тебе сказал, что Пашти - капиталисты? Катя хихикнула и наклонилась к Мэрфи. - Если и нет, товарищ Мэрфи, ТАСС уговорит "Правду", "Известия" и "Время" исправить этот факт. Иначе зачем нам воевать среди звезд? Мэйсон покручивал свой боевой нож между пальцами. Иногда нож падал острым концом в стол, но поверхность стола, сделанная из материала Ахимса, даже не поцарапалась. - Уверен, что они даже не знают, что мы здесь. Уверен, что мои письма не доходят до Памелы. Мы как будто растворились в воздухе. Никаких заявлений, никаких слухов. Вашингтон и Москва никому ничего не сказали. Я знаю этих ублюдков. - Мэйсон поднял глаза. - Они все держат в секрете. Запомните это. - Ты опять за свое? - спросил Мэрфи, рот его скривился. - Ладно. - Мэйсон поднял свой нож, глядя на блестящую сталь. - Надо было сразу же покончить со всем этим, когда только все началось. - Капитан Сэм отвечает за нас, - мягко проворчал Мэрфи. - Он привез нас сюда, он и вывезет. - Но звезды, товарищ? - Николай выпил пива. - Виктору Стукалову удалось сохранить нам жизнь в Афганистане, но разве афганцев можно сравнить с Пашти? Мы все поймем на Тахааке. Мэрфи хлопнул по столу и криво усмехнулся: - Афганцы, черт побери! Кто вас просил с ними связываться, парень? Иисусе! Ваши парни молчали, как стадо баранов! Как будто вы первые на Земле воевали с афганцами! Парень, этот народ воюет ради удовольствия! Еще вы туда не пришли, а в каждой деревне уже работала своя маленькая оружейная мастерская, в которой они мастерили копии с ружей, оставленных им тупоголовыми британцами, когда им поджарили задницы. Теперь вы оставили им свои автоматы Калашникова. И мы подарили им кучу ракет "стингер". А сколько вертолетов ваши парни там потеряли? Господи ты боже мой, какое еще дерьмо они начали изготавливать в своих занюханных деревушках? - Может, вам стоило посадить там марионеток, контролирующих вооружение? Платить им по-королевски, но и не думать о том, как выиграть у них войну, - Мэйсон улыбался, в глазах его плясали искорки смеха. Николай поднялся и взял из автомата еще пива. - Не волнуйся. Я там был и могу заверить тебя, что это вовсе не национально-освободительная борьба. Когда уйдут русские, с которыми можно перестреливаться, они будут убивать друг друга. Катя провела рукой по плечам Мэрфи, а Мэйсон потянулся к своему магнитофону. - Давай! - потребовал Николай. - Хочу послушать какую-нибудь из ваших песенок. - Иисусе! - простонал Мэрфи, качая головой. - Ведь ваши парни слушают только классику и балет. Ну и дерьмо! Наш бюджет не нуждается в триллионах долларов, чтобы расшатать советскую систему. Запустить к ним рок-музыку, и весь Советский Союз ткнется носом в землю. Николай погрозил ему пальцем. - До Горбачева у нас были Шостакович и Чайковский. А сейчас мы перестраиваемся. Громкая ритмичная музыка полилась из мэйсоновской коробки. Николай осушил еще одну фляжку пива. - Нет, товарищ Мэрфи, мы будем рыть носом землю, только если получим парочку партий этого отдающего мочой пива. - Он громко рыгнул, встал и начал покачиваться в такт музыке, потрясая кулаками. Все смеялись. И никто не видел Мику Габания, который смотрел на эту сцену, закусив губу и сжимая в руке нож. Клякса вытянул перед собой один глаз-стебель и тщательно окружил погруженного в медитацию Толстяка статическим полем, которое окутало Оверона подрагивающим туманом. Другим глазом Клякса смотрел на экран: три манипулятора настраивали монитор на нужную информацию. ГОМОСАПИЕНСЫ-НЕЙРОФИЗИОЛОГИЯ ТДК-ЖМ 6.086956522 ГАЛАКТИКА Клякса победно запищал. На экране высветился текст, снабженный иллюстрациями. Он знал, что у людей мозг разделен на два полушария, он не мог воссоединяться и не мог делиться - этот факт вызывал у Ахимса бешеное любопытство и в то же время жалость к людям. Простой просмотр информации - не лучший метод на пути просвещения. Клякса увеличил изображение и подключил свои нейронные рецепторы. Мозговые клетки, отвечающие за человеческие эмоции, располагались в гипоталамусе. Клякса изучил их химическую структуру и задумался. Может быть, человеческие эмоции возможно контролировать? Можно освободить людей от гнетущих мыслей о смерти? Клякса образовал манипулятор и отключил экран. Необходимо разработать методологию. Он слегка сплющился, его страшило, что Толстяк в любой момент может выйти из статического состояния и спросить, чем это он занимается. Действуя крайне осторожно, Клякса подключился к другой записи. Новое изображение показывало, как Толстяк анатомирует человеческий экземпляр. Это был жизнеспособный молодой самец, освобожденный от своих звериных шкур и простерилизованный. Никаких бактерий, микробов, никаких паразитов. К человеческому образчику приблизился сложный аппарат, снял волосы, кожу, сделал надрез и отодвинул в сторону верхнюю часть черепа. Показался мозг. Толстяк подошел поближе, стал рассматривать этот орган, что-то диктуя, а монитор записывал полученные данные. Появилась голограмма, изображающая структуру мозга, из разных его частей были взяты пробы, отчетливо стали видны нити нервов. Когда аппарат задел нервные центры, экземпляр дернулся. На мониторе появились смутные образы - обрывки воспоминаний. Аппарат заблокировал капилляры и, завершая съемку, сдвинул части мозга. Вспомнив предыдущую модель. Клякса узнал эмоциональные центры. Зонд дотронулся до гипоталамуса: реакция экземпляра была очень сильной, но на кончике зонда осталась микроскопическая частица вещества. Теперь на экране возник другой экземпляр: молодая самка, подвергнутая аналогичной вивисекции. Появилась пометка о том, что в спинной мозг введено вещество, которое избавит экземпляр от физической боли. Исследуя гипоталамус, Толстяк продолжал объяснения. Зонд совершал свои движения, а мониторы записывали реакции экземпляра. - У большинства землян, - говорил Толстяк, - эмоциональный центр расположен именно здесь. Воздействуя на электрохимические реакции на данном участке, можно вызвать самые разные эмоции. Возможно, если переместить гипоталамус, люди станут здоровыми, нормальными существами. В будущем этой гипотезой следует заняться вплотную. Клякса внезапно замер, увидев, как Толстяк подкатился к экземпляру и уставился на движущийся зонд. - Нельзя исключать возможность того, что в результате селекции существа изменят свое поведение, - сказал Толстяк. Зонд дотронулся до органа, и на дисплеях заплясали вспышки, отражая различные эмоциональные состояния. - Я изучил молекулы, которые производят такое воздействие, и обнаружил, что они очень сходны с молекулами нервной системы Ахимса, - изрек Толстяк. Внизу на экране высветилась ссылка, указывающая другой файл. Клякса немедленно включил его. Толстяк смотрел на человеческий мозг, лежащий на столе перед ним, и говорил: - А сейчас я выделю то, что, как мне кажется, будет воздействовать как замедлитель реакций. Образовался манипулятор с ясно просматривающейся каплей жидкости на конце. - Нет! - в ужасе запищал Клякса, увидев, что Толстяк тянется к кусочку человеческой плоти. - Нет, Оверон, только не своим... Толстяк дотронулся до вещества, одним глазом-стеблем обратившись к камере. - Теперь мы повторим предыдущую серию воздействий, чтобы показать... Клякса больше ничего не слышал, оба его глаза-стебля уставились на монитор. - Как ты мог это сделать, Оверон? Подвергнуть себя риску взаимодействия с химическими веществами человеческого мозга? Как? Как? Клякса стал совсем плоским, он уже представлял все возможные последствия, страх охватил его существо. Он отключил аппаратуру и невидящими глазами смотрел на пустой экран. Ужасная мысль стала оформляться в его разделенном на части мозгу. Толстяк делился со мной своими мыслительными молекулами! Я что, тоже инфицирован человеческим безумием? 22 Лим Хяо переступил с ноги на ногу и поднес занемевшие руки ко рту, пытаясь теплым дыханием согреть пальцы. Он страшно замерз: пальцы болели, ступни сводило от холода. Снег громко скрипел под ногами. В двадцати метрах от его наблюдательного поста медленно несла свои воды река Хейлонг Янг, которую русские называли Амуром. Тут и там среди покрытого снегом льда чернели огромные полыньи. Прошлой ночью, в сумерках, Хяо видел передвижение танков, он доложил об этом своему начальству. Кто, кроме идиотов русских, будет выполнять маневры в такую погоду? Он начал снова притоптывать ногами, вспоминая о туманах Хи, о тех местах далеко на юге, где он вырос. Начинался серенький рассвет, и он поднес к глазам замерзший бинокль, чтобы посмотреть на советский берег. Там что-то изменилось, но он не мог понять что. Казалось, что за ночь там выросла огромная серая палатка. - Пусть души их предков замерзнут во тьме, - изо рта его вырвалось облачко пара. - Как я. В пятистах метрах позади него пробуждался от сна его лагерь, на столах дымилась горячая еда. Велись ставшие обычными разговоры. Американцы взяли Хабаровск и, несмотря на яростные советские бомбардировки, окопались во Владивостоке. Всего три дня назад Хяо был свидетелем воздушного боя между русскими и американцами: с неба дождем сыпались обломки, доносилась отчаянная канонада. За его пограничным наблюдательным постом затаились закамуфлированные танки, экипажи грелись возле костров. Пехота окопалась чуть дальше. Генералы беспокоились о том, что русские могут попытаться пересечь Хейлонг Янг. Если они это сделают, советская техника сможет подобраться к Владивостоку с другой стороны. Хяо покачал головой. - Они слишком долго смотрели на луну. Русские не такие тупицы. Стоит им пересечь реку, и Китай вступит в войну. Даже русские должны это понимать. Низкое гудение послышалось с севера, и он взглянул вверх, на плотные облака. Этот гул ни с чем нельзя спутать: реактивные самолеты. Американские или советские? Они знают, где проходит граница. И все-таки они не остановились. Они продолжали полет. - Кажется, что-то затевается. - Лим покачал головой и похлопал замерзшими руками по тяжелой шинели. Он тут едва не замерз до смерти, а его мать и отец сейчас бредут по рисовому полю по колено в теплой воде, меся ступнями черную жижу. За его спиной что-то захлопало - снаряды посыпались на землю, донесся грохот разрывов. Он знал, что ничего не увидит, но все же оглянулся. Скелеты обнаженных деревьев, серый туман, больше ничего. Когда он опять бросил взгляд на реку, он услышал знакомые звуки. Он поднял бинокль и увидел, что серая брезентовая махина на советском берегу пришла в движение. В тишине был ясно различим рокот моторов. Его сердце забилось, он взял радиопередатчик и попробовал включить его. Огоньки не зажигались. Он стянул перчатки, снова подул на пальцы и ногтем поддел заднюю крышку рации. Батарейки замерзли. В отдалении заработала артиллерия, в холодном воздухе засвистели снаряды. Он посмотрел на советский берег; они сдернули тент, рев моторов стал громче - теперь они больше не нуждались в камуфляже. - Понтонный мост! Он судорожно зачистил контакты и поставил батарейки на место. Замигали огоньки, рация заработала. - Докладывает двадцать седьмой наблюдательный пост. На другой стороне... Пуля ударила его в плечо, раздался странный хлюпающий звук. Казалось, земля встала на дыбы, встречая его, голова отчаянно закружилась. Он почти не почувствовал толчка. Очнувшись, он зажмурился - возле щеки был снег. Вся левая сторона тела онемела, болела, как от укуса осы. Он попытался приподняться и упал на спину. На груди его расползалось красное пятно. - Что? Что это? - Он лежал неподвижно и слушал рев двигателей и хлопки взрывов. Послышались голоса. Он снова попытался пошевелиться, стало жутко холодно: силы покинули его. Из тумана появились двое солдат, подошли к нему и отбросили в сторону забытое им оружие. Один из русских приставил дуло к его лбу. Он закричал. Устинов начал отчаянный обходной маневр, чтобы вернуть Владивосток. Китай вступил в войну. - Входи, Виктор. - Шейла смотрела, как он входит в комнату, и заметила в его глазах любопытство. Улыбка, осветившая лицо, выдала ее волнение. Она встала. Он, как всегда, пробудил в ней какое-то странное предчувствие. - Ты просила аккумуляторы? - спросил Стукалов. - Да. Толстяк уже выполнил мою просьбу? Виктор почесал в затылке и посмотрел на нее неуверенным взглядом. - Появилась еще одна комната. Небольшая каморка рядом с орудийным отсеком. Полная аккумуляторов. - Магия, - отозвалась Шейла. - Чашку чая? - Нет, спасибо, а вот аккумуляторы, ты что, хочешь... - Попозже, Виктор. Он взглянул на нее, пряча хитрую улыбку. - Ты вроде бы была очень занята. Я не хочу отнимать у тебя время. - Пожалуйста, присядь. - Шейла помассировала шею. - Мне кажется, я уже схожу с ума. Кажется, время остановилось. Я часами планирую, планирую. Как только я изобрету план сражения, я отправлюсь опробовать его на тренажере с помощью топографии. Как только я усовершенствую его, мы соберемся посовещаться. Мы разработаем детали, и я скажу тебе, в чем будет твоя задача. Завтра мы проведем учения с войсками. И так без конца. - У тебя такой вид, будто ты не высыпаешься. Она улыбнулась в ответ на его заботу. - Неужели это так заметно? Он кивнул: - Да. Мне очень не нравится твой несчастный вид. Я могу чем-нибудь помочь? - Ты уже помогаешь, - тихо проговорила Шейла и подумала: "Не слишком ли странно это прозвучало?" - Мне чертовски приятно услышать человеческий голос. О боже, я бы все отдала за то, чтобы оказаться в своей квартире и почесать за ушами своего кота. Бедный Типс, представляю, что он сейчас делает. - У тебя хорошая квартира? - Ну, конечно, это не Букингемский дворец. Просто трехкомнатная квартира. Самое уютное место в ней - около окна. Я поставила свой стол так, чтобы, попивая чаек, наблюдать, как над парком поднимается солнце. Типс залезает ко мне на колени, и вся одежда покрывается его шерстью. Иногда он даже умудряется продрать ткань когтями или сломать терминал. - А друзья? Ты часто выходишь из дому? Она улыбнулась при мысли об этом. - Нет, Виктор. Почему-то у меня никогда не хватало времени. Он сжал губы, нахмурившись. - Это странно. Ты привлекательная женщина. Я думал, что на досуге ты окружена интересными мужчинами, смеющимися женщинами, часто ходишь в театр и тому подобное. Она надула щеки и шумно выдохнула. - Для меня такие вещи довольно опасны. Особенно мужчины. Работа в "МИ-6" не располагает к активной общественной жизни. А ты? Он отвел взгляд, на губах его появилась смешливая улыбка. - Не знаю, что и сказать. После того как я покинул дом, я всегда жил в казармах. По сравнению с западным человеком я, наверное, какой-то социальный урод. В ее голосе прозвучала тоска: - Дело не в том, чем ты занимался. Такое происходит повсюду - мы являемся продуктом созданной нами самими системы. Интересно, почему? Мне бы хотелось обвинить в этом политиков, но, находясь здесь, далеко от них, я вижу, что причина лежит в каждом из нас. Чем больше я оглядываюсь назад, уже зная, что мы окажемся здесь, на корабле пришельцев, тем больше убеждаюсь в том, что Ахимса правы. Мы ненормальные, Виктор. Он уперся подбородком в ладонь. - Разве? Может быть, подобный путь проходит вся вселенная? Она задумалась, подыскивая ответ. - Не знаю. Может быть, это необоснованные выводы: мы так привыкли к мифу о своей правоте. Он показал на разбросанные повсюду бумаги: - Новые тактические перестановки? - Сведения о Пашти. Изучаю врага. Эти циклы, - Шейла подняла бумаги, испытывая к нему благодарные чувства, он хорошо понимал ее, - эти циклы наступают каждые семьсот шестьдесят лет. Их планета находится на далекой эллиптической орбите вокруг их солнца, Скаха, звезды типа Ф, содержащей высокий процент железа и кальция. В перигелии их планета, Скатаак, становится отвратительно горячим местечком. И тогда они мигрируют к полюсам. Всю свою жизнь они находятся в движении, в перигелии двигаясь к полюсам, а в афелии перетаскивая своих самок к экватору, спасаясь от смертельного холода. Такой эффект вызывал тектоническую активность, инициированную перепадом температур. Породообразование, извержения вулканов, атмосферные эффекты постепенно улучшали климат. Виктор сцепил пальцы, глядя на голографическую модель системы Пашти, вызванную его головным обручем. - Как же могла развиваться цивилизация, если народ постоянно кочевал? - Да, это было проблематично. Пашти вполне могли сохранить информацию, так чтобы оставшиеся после циклов в живых правящие самцы и их подчиненные собрали ее по крупицам; но они не успевали пополнить население, способное выжить во время смертельного холода в афелии и убийственной жары в перигелии. Им не хватало особей для эксплуатации ресурсов, которые позволили бы им изменить окружающую среду. Тогда-то их и пожалели Ахимса и дали им возможность вырваться в космос. Виктор кивнул, обдумывая услышанное. - А почему эти циклы так важны? Шейла тряхнула головой и налила себе еще одну чашку чая. - Кажется, в это время они сходят с ума. Это какой-то биологический феномен, время действия которого ограничено. Каждые семьсот шестьдесят лет занимающие господствующее положение самцы начинают накапливать пищу, самок и рабов. Они становятся владельцами определенной территории, такой, которую они могут держать под контролем. В отличие от людей, я имею в виду агрессоров, они могут контролировать только ту территорию, которую в состоянии обеспечить всем необходимым. - Повтори-ка еще разок, - Виктор наклонился вперед. Она села на краешек стула и поднесла к губам чашку. - Эта идея нам незнакома. Нам она может показаться дикой. Но лидер - тот, кто запасется большим количеством пищи, соберет самое большое стадо самок, будет иметь большее число последователей, то есть самцов-рабов, тех, кто сами по себе недостаточно сильны, чтобы вступить в состязание. С точки зрения экологии, это имеет огромный смысл. Если будет слишком много владельцев, все будут голодать. Слабые, давая присягу верности, истощают запасы только своего прямого хозяина, таким образом не причиняя хлопот всему обществу. - Значит, каждый раз, когда они проходят солнце, их мир населен исключительно лидерами, которые оказываются способными выжить? - Виктор покачал головой: - Но это безумие! - Конечно - с твоей точки зрения. Но самый бред начинается потом - когда кончаются запасы. Тогда рабы предают своих хозяев и начинают лихорадочный поиск другого, более удачливого хозяина, который все еще живет. - И они не бунтуют? - Конечно, нет. - Шейла сделала глоток. - Именно этот факт привел в восхищение Ахимса. Им была невыносима мысль о бедных Пашти, которые перемалывают друг друга так благородно каждый раз, когда их планета входит в перигелий. - А самки? Ведь их размеры значительно меньше, они не так много едят. - Виктор взял из автомата стакан коньяка. Лицо Шейлы погрустнело, она опустила глаза. - Они вообще не едят. Самки являются собственностью хозяина-самца. Они не обладают разумом, то есть они не способны мыслить и никак не участвуют в общественной жизни. Как только самец их оплодотворит, они фактически прекращают свое существование. Они отказываются от еды. Семя попадает в самку в виде личинок-паразитов, яйцекладка захлопывается, и молодежь, подрастая, поедает свою мать, пережевывая ее плоть и наследуя ее генетический материал. Она умирает, и детеныши вылезают из-под ее скелета, наконец-то вырываясь на свободу. Интересно, что единственное проявление агрессии за время жизни Пашти выказывают только тогда, когда находятся в утробе матери. Самцы не трогают самок - и все самки рождаются. Но они дерутся между собой, поедают останки убитых до тех пор, пока в живых не остается только один самец. Он оказывается единственным, кто пролагает себе путь наружу из чрева матери. - Поразительные существа! Что-то вроде Политбюро. Она рассмеялась вместе с ним. Их глаза встретились. На мгновение приподнялся "железный занавес", и она заглянула в его душу. Заставив себя отвести взгляд, Шейла села на стул поглубже. Воцарилось неловкое молчание. - Если они настолько безвредны, почему Ахимса хотят, чтобы мы уничтожили их? - Стукалов покачал головой и, отпив коньяку, задумался. - Кажется, безумие циклов работает против Ахимса. Вспомни, Пашти копят все, что можно, и захватывают столько территорий, насколько могут протянуться их клешни. С каждым новым приходом циклов они захватывают что-то новое. Их агрессия скрыта, ты бы назвал их настоящими капиталистами. И они никогда не возвращают то, что захватили. Потому что они даже не помнят потом, что захваченное во время циклов им не принадлежит. - Но почему бы Ахимса не заявить претензию? Наверняка Пашти вернули бы все. Она нахмурилась и сделала неопределенный жест. - Это не в правилах Ахимса. Виктор, мы не должны забывать, что здесь мы сталкиваемся с чуждым образом мыслей. Они мыслят не так, как мы, они совершенно иначе воспринимают реальность, делают иные выводы. Постороннему взгляду их представление об основах справедливости, об истине может показаться безумным. Конечно, мы бы постарались вернуть свою собственность. Но вспомни, как Ахимса и Пашти думают о нас, о том, что, стремясь достичь своей цели, мы прибегаем к насилию. Если ты сможешь отвлечься от привычной схемы, если чуть-чуть приподнимешься над собственно человеческой культурой, идея убийства себе подобных, да и других живых существ покажется тебе не более безумной, чем тот факт, что Пашти занимаются накоплением запасов, а Ахимса не требуют вернуть принадлежащие им ресурсы. - Ахимса, но не Толстяк. - Да, все Ахимса, кроме Толстяка. Естественно, каждый из нас потребовал бы вернуть свою собственность, используя законы, войска, силу. Ахимса Овероны никогда не позволят себе нарушить правила этикета в столь грубой манере. Они просто не додумаются до этого. Они скорее забудут инцидент, чем захватят Пашти или проявят чувство собственничества. Это просто недопустимо. Нецивилизованно. Это варварство. - Такое, как у нас. - Точно, как у нас. - Она кивнула головой. - Не знаю, чему мы удивляемся. Взгляни на замысловатую логику наших собственных правительств: ведь их мораль зависит от обстоятельств и текущих нужд. Фолклендская война стала вершиной британского лицемерия. Американцы поддерживают Мобуту в Заире. Кто сверг демократически настроенного доктора Моссадеха и привел к власти шаха? В конце концов американцы впали в спячку в Иране - и обнаружили, что вокруг них кишмя кишат враги. Советы поддерживали китайцев, и что произошло? Братство народов, Виктор? А Ангола? Наконец, вторжение в Афганистан возмутило весь мир. Подумай, ведь лицемерие правительств оказывает влияние и на народы. Диктатура пролетариата превращается в дурно пахнущую штуку. Разве не так? - Значит, нам не следует обливать помоями Ахимса? - Я бы не стала. Несколько минут они молчали. Она уставилась в свои записи, ощущая на себе пристальный взгляд Виктора. Наконец он сказал мягко: - У нас есть проблема. - Какая? - сухо спросила Шейла, тонкими пальцами берясь за чашку. Когда он откинулся на спинку стула, до нее донесся его запах, запах мужчины, - это раздражало ее. Он был не глупее ее, она еще не встречала таких мужчин, он вел себя вызывающе. Интересно, как бы он прореагировал на проигранную ей шахматную партию? Его губы дрогнули. - Проблема, возникшая в результате братания. - Что? - она подняла бровь. Виктор раздраженно пожал плечами. - Есть один американец, лейтенант Даниэлс. Его зовут Мэрфи. - Я его знаю. Мне кажется, он еще не до конца реализовал свои возможности. Ну, продолжай. - А среди моих офицеров есть Мика Габания. Между ними стоит некая Катя Ильичева. Кое-кто из женщин Ривы заметил все это. Оказалось, что Катя, чрезвычайно чувственная молодая особа, спала с Габания. Мика и Мэрфи уже не раз сталкивались на кривой дорожке, но каждый раз удавалось погасить пламя. Теперь Катя дарит любовь Мэрфи и оказывает ему явное предпочтение. Шейла прикрыла глаза и кивнула, чувствуя, что начинает волноваться. Да, такое когда-нибудь должно было произойти. Виктор продолжал: - Проблема в том, что все лейтенанты, Сэмовы и мои, оказались прямо или косвенно вовлеченными в эту историю. Когда ситуация достигнет критической точки, вся наша команда расколется надвое. Темой станет политика, поводом станет политика, поводом станут личности, будут названы имена, прозвучат угрозы - и две группы гордых талантливых мужчин найдут отличный выход своим разгоревшимся страстям. Шейла стала обдумывать проблему со всех сторон, поставленная перед дилеммой. - Кажется, физиология правит не только одними Пашти. - Нет. Секс - наша общая проблема. Она уловила подтекст. Что он вкладывал в эти слова? Она порывистым движением схватила свою чашку, замечая, что он отвел взгляд в сторону. Что он так старательно прячет? Что с ним произошло? Что-то в детстве? Или в Афганистане? Она приняла решение. - Виктор, за поведение лейтенанта Габания несешь ответственность ты. За Мэрфи - Даниэлс. В то же время, как в любой другой военной организации, за Катю отвечает Рива. Другое исключено. У тебя уже есть Кузнецов, который драит торпеды и носит посуду в столовой из-за того, что ударил Габания. Она перевела дыхание и увидела, что он улыбается. Он подумал, что она оставит все как есть, просто свалит ответственность на других. Вряд ли! - Виктор, мы имеем дело со взрослыми людьми. Все они профессионалы. Я надеюсь на их благоразумие, пусть их частые дела останутся частными делами. Объясни это Габания, Мэрфи и Кате. Любая неприятность, которая приведет к расколу нашей команды, будет самоубийством. Наказанием для обеих проштрафившихся сторон будет смерть. - Для обеих сторон? - он напрягся, голубые глаза смотрели на нее с интересом. Она кивнула, почувствовав вызов и не желая сдаваться. - Я настаиваю на дисциплине. Виктор. Слишком многое поставлено на карту. Не важно, какие соображения руководят нашими людьми, я не позволю угрожать положению всей команды - никому! Он усмехнулся сам себе. - Ты совсем не похожа на ту взволнованную женщину, которую я увидел на Вайт-базе. - Да, совсем не похожа. Ответственность меняет человека. К тому же мы слишком многим рискуем. Я не имею права проиграть. - Она пробежалась пальцами по волосам, пристально глядя на него. - Если я проиграю, проиграют все, и все рухнет. Он улыбнулся ей с теплотой и пониманием. - А ты не можешь поделиться ответственностью? Она покачала головой, многозначительно подняв глаза к потолку. - Мой английский все еще переводится на русский. Нет, Виктор, весь груз лежит на моих плечах. Я понимаю, что чувствовал Атлант, как страдали все герои. В отличие от них, я совсем не героиня, я всего лишь одинокая перепуганная женщина. В легендах герои никогда не задаются вопросами, их не волнует собственная незащищенность. Гильгамеш просто-напросто идет и спасает мир. Но Шейла Данбер? Мне достаточно сделать маленькую ошибку, допустить незначительную промашку - и мы все потеряем. Знаешь, что меня терзает? Безопасность каждой женщины, каждого мужчины, каждого ребенка на Земле - в моих руках. Людей, которых я никогда не знала. Парнишки из Индии, девчонки из Аргентины. Вся эта проклятая планета - моя планета - погибнет, если я ошибусь. О боже, я не могу спать. Все горит у меня внутри. Я чувствую себя тысячелетней старухой. - Она закрыла глаза. Когда она встала, ноги ее подогнулись, в ушах зазвенело. Он инстинктивно приблизился к ней и поддержал. Шейла напряглась, потом отпрянула, глядя прямо в его синие глаза. Он нежно сказал: - Расслабься. Хотя бы на минуту. Доверься мне. Она послушалась, ощутив тепло его тела и уверенные руки, обнимавшие ее. Она стояла с закрытыми глазами, мысли ее перемещались, а дыхание понемногу успокаивалось. - Отчего мне так хорошо? - Потому что ты знаешь, что не одинока. - Почему ты... я хочу сказать, среди всех, Виктор, почему ты кажешься таким непобедимым, таким... - Пугающим? - Я не говорила этого слова. Он тяжело перевел дыхание, еще раз прижал покрепче и легонько оттолкнул от себя, заглядывая ей в глаза. Она продолжала: - Скажи мне, Виктор. - Может быть, как раз сейчас, когда ты рассказывала мне все это... ну, мне знакомо это чувство. Я долго жил с ним. - Его шея и лицо покраснели. - Я... - Продолжай. Я сохраню твою тайну. Он пожал плечами и отвернулся. - В Афганистане... Черт побери, в то время мне очень хотелось, чтобы рядом был кто-нибудь. Просто хотелось почувствовать чью-то заботу, чью-то близость. - Но холодный, расчетливый майор спецназа не может быть таким чувствительным. Это слишком по-человечески. - Наша система не совсем человеческая. - Он отмахнулся. - Забудь о том, что произошло, Шейла. Считай, что я на минуту сошел с ума. Она приблизилась, положила руку ему на плечо и почувствовала, как он задрожал от ее прикосновения. - Не забуду. Мы, люди, странные существа. Простое прикосновение может быть даром, более драгоценным, чем груда алмазов или золота. - Она улыбнулась, увидев, что он смущен. - Спасибо тебе. Я больше не чувствую себя такой одинокой. Улыбка Виктора погасла, словно он боролся с охватившей его паникой. - Мне лучше уйти. - Пожалуйста, останься. Давай просто поговорим. - Она заметила, что он колеблется, и развела руками. - Может быть, теперь пришла твоя очередь довериться мне? Его губы сжались, он нахмурился, потом кивнул: - Ну хорошо. Но я не уверен, что это хорошая идея. Она спросила интуитивно: - Почему? Я тебя пугаю? Он кивнул. - И ты смущаешь меня. - Тогда мы квиты. Ты смущаешь меня, поражаешь - это точно. Я ловлю себя на мысли, что мне страшно интересно узнать, кто ты на самом деле. То ли хладнокровный, жестокий командир спецназа, то ли ранимый, заботливый мужчина, который так нежно и уверенно обнимает меня. Он шагнул к автомату, потер руку об руку - от этого движения мышцы на предплечьях взбугрились. - Думаю, ни то и ни другое. - Почему я тебя пугаю? Он обернулся и печально посмотрел на нее. - Потому что я постоянно думаю о тебе. И когда это происходит, я не знаю, что делать с собой. Я не понимаю, что это. Ты привлекательная женщина, женщина, достойная уважения, а последние десять лет вокруг меня вообще не было женщин. Все это очень меня настораживает. - Он поймал ее удивленный взгляд и поспешно добавил: - Мне не следовало говорить всего этого. - Нет, ведь я сама попросила. Быть честным - всегда означает быть уязвимым. Знаешь, я почти незнакома с... - ей стало жарко, - боюсь, пришла моя очередь устыдиться. Видишь ли, мои отношения с мужчинами вовсе не похожи на то, о чем пишут романисты. И если быть до конца честной, это ряд сокрушительных неудач. - Она глубоко вздохнула. - Ну вот мы и посекретничали. Он оставался серьезен. - Я никогда не говорил о подобных вещах. Это выбивает из колеи. Что мы делаем? Все изменилось. Я не... То есть ты не просто... Она прошлась по комнате, чтобы справиться с волнением, закипавшим в крови. Развернувшись на каблуках, она тряхнула головой. - Знаешь, я думаю, мы только что стали друзьями. - Она рассмеялась. - И не только друзьями, и мне кажется, будет трудно вернуться к прежним отношениям. Он откинул голову назад и посмотрел в потолок. - А что будет потом? Она покачала головой, увидев, что к нему возвращается беспокойство. - Потом будет завтра. Потом будет новый день. Не знаю, почему в твоих глазах такая паника, ведь я не прошу у тебя ничего, кроме доверия. Он тяжело сглотнул, не зная, что делать со своими дрожащими руками. - Я всего лишь... ладно, - он огляделся, - я не уверен, что способен на большее, даже если... Она присела. - Я ни о чем не просила, не так ли? - Ну, западные женщины, у меня такое представление о них... я видел журналы, фильмы. Она вроде встречается с мужчиной, а потом они рядышком лежат в постели. Она задумалась. - Наверное, тебе так могло показаться. Всего лишь приходи ко мне поговорить, Виктор. Я не хочу ничего, только уделяй мне немного времени, а если я упаду духом, поддержи. - Думаю, что смогу устоять. - Он искренне улыбнулся ей. Она уставилась в свой чай. - Возможно, из меня получилась бы плохая любовница. Он сел на стул, плечи его расслабились. - Из меня тоже. Мои призраки не отпускают меня. Они прочно застряли в голове. В основном мне удается прятать и обуздывать их. Но мне кажется, что я не самый приятный человек в общении. - А ты не хочешь рассказать мне? Может, я могу помочь. - Посмотри, кто с тобой говорит! Должно быть, я сошла с ума! - Ты можешь найти мне новую душу? Новую память? - Ублюдок! Он окаменел. Она махнула рукой: - Да не ты. Извини, я думала о том, что сказал мне Сэм о Брежневе, о людях, которые вынуждены жить с чувством вины. Он был ублюдком, таким же, как грязные политиканы, которые посылали порядочных людей в места вроде Афганистана или Тахаака. Ты что, думаешь, у Брежнева были бессонные ночи во время чехословацких событий? А Вьетнам? А Афганистан? Ты хоть раз видел политиков, которые оглядываются на прошлое? - Вина. - Он закрыл глаза. - Откуда тебе знать, сколько раз я спрашивал себя? Сколько раз я искал причины, по которым... - Он затряс головой, будто стараясь избавиться от воспоминаний, потом прищурился и пристально посмотрел в ее глаза, стремясь заглянуть в самую душу. - А Пашти? Может, они тоже ни в чем не виноваты? Я что, хочу получить еще одну черную отметину на душе? Неужели мне придется провести всю оставшуюся жизнь в воспоминаниях о Тахааке, подобно тому как сейчас меня преследуют видения Газни и... Бараки? Порой я думаю, что я не что иное, как орудие дьявола. Существо, которое, как демон, является, чтобы принести людям страдания и смерть. - Однажды, в свое время... - она предостерегающе вскинула бровь и посмотрела на светящуюся панель потолка. - Если бы я могла укрепить дверь... - Что? - О, просто я задумалась. Извини. - Мика думает, что я сломался, что я истощил нервную систему. Что я теряю голову. - Это и в самом деле так? Он поднял брови и посмотрел на свое отражение. - Только возле тебя. - Когда ты опускаешь свой "железный занавес". - Да. Любопытная аналогия, не правда ли? Что мы с собой сделали? У каждого из нас свой "железный занавес", который поддерживает в нас силы. - Виктор, а что будет, когда мы возьмем Тахаак? - Ты хочешь узнать, что я буду делать? Смогу ли я убить Пашти? - Он откинул голову назад и посмотрел на потолочную панель странным взглядом. - Да. Я смогу их убивать, если это будет входить в мои обязанности. И я не собираюсь размышлять на эту тему. Понимаешь, это и называется быть хорошим солдатом. И это не вопрос дисциплины или зубрежки. Это способность выполнять то, что приказано, и не важно, мучает это тебя, разрывает ли это твою душу. Солдат должен знать, что его ждет - потому что именно так обстоят дела. На экране возник Созерцатель, его бок раздулся, что было признаком неудовольствия. - По твоему настоянию мой штурман оторвал меня от сложнейшего анализа математической проблемы. Я надеюсь, дело того заслуживает. Болячка сплющился, свистящим попискиванием выражая поддержку позиции Созерцателя. - Уверяю тебя, мне тоже не по душе, когда меня отрывают от размышлений. Тем не менее я получил информацию, которой необходимо поделиться. Я не вижу преимущества в самостоятельном поиске решения вопроса, который может затронуть всех нас. - Хорошо, - смягчился Созерцатель, слегка сплющиваясь, оболочка у его основания чуть-чуть окрасилась. - Что же попало в поле твоего внимания? - Я полагаю, что с Толстяком действительно случилось что-то неладное. Какими бы ни были его цели и намерения, он исчез. Я поискал его на высокой солнечной орбите в системе гомосапиенсов, используя гравитационные маяки, но не мог обнаружить его корабль. Вообще никаких признаков пребывания Толстяка там. - Вряд ли это веская причина для того, чтобы нарушать медитацию. - Возможно, но, кроме этого, я просмотрел историю его деятельности. Ты знаешь, что после последней галактической революции он только один раз встречался с Ахимса лицом к лицу? И За все это время он, исключая единственный случай, не делился молекулами ни с одним из Ахимса. Бока Созерцателя затрепетали. - Само по себе это не так страшно. Ты говоришь, что он не делился ни с кем из Ахмиса? Ни с кем из Оверонов? - Да. Перед тем как отправиться в свою последнюю экспедицию, Толстяк встретился с Тэном. Созерцатель не справился со своей оболочкой - нижнее основание потемнело. - С Тэном? Но все равно еще рано делать какие-либо выводы. Догадываюсь, ты попытался установить с ним контакт. - Тэн, как обычно, отказывается отвечать. Но его штурман ответил и подтвердил, что Толстяк встречался с Овероном и провел какое-то время в беседе. Когда я спросил о Шисте, он сказал, что ничего не слышал о Чиилле или о каком-то другом Шисти в связи с этим делом, что Тэн не упоминал Шисти тысячелетиями. - Что-то еще? - Штурман не сомневается, что Тэн и Толстяк обменялись молекулярной информацией. - Тэн. - Созерцатель слегка обвис, поднял свои глаза-стебли. Его основание похрустывало. - Ты знаешь его историю. - Когда Тэн впервые попал в эту галактику. Рыжик служил у него Круглым штурманом. А теперь Толстяк, о котором мы беспокоимся, тоже встретился с Тэном. И обменялся с ним молекулярной информацией. Но ведь Тэн ни с кем не общался... сколько времени? - Два галактических года? Может быть, больше? Очень давно Коротышка и еще кто-то пытались вступить с ним в контакт, даже предлагали разделить весь разум, но Тэн наотрез отказался. - Может быть, Тэн чем-то очень занят? Может, он обучает Толстяка? - Не знаю. - Болячка сомневался. - Если бы Толстяк встречался с кем-то другим, я бы вообще отбросил в сторону все волнения. - Тэн. - Бока Созерцателя еще чуть-чуть провисли. - Ненавижу, когда он сердится. - Я бы с удовольствием прекратил этот разговор, но ты же видишь: события развиваются очень странно. - Рыжик был штурманом Тэна. Я все время думаю об этом. - И Рыжик сошел с ума. Раштак ворчал и дребезжал сам с собой, изучая отчеты Совета, просматривая информацию кадр за кадром. Он вызвал своего коллегу советника Хакбара и увидел появившееся на экране изображение самца-раба. - Система закрыта. Второй советник Хакбар отказывает просителям. Наши ресурсы закрыты! - раб поднялся в полный рост, в основных глазах его была решимость. Раштак, удивленный отказом, сделал повторный вызов, и только потом его осенило. - Бросьте! Я Раштак, Первый Советник Тахаака. Позовите Хакбара. Немедленно! Очень важное дело. Мне нужна информация... - Наши ресурсы закрыты! - настаивал раб. - Обратись к кому-нибудь другому! - Экран потух. Раштак нервно загрохотал. Он попытался соединиться с промышленной системой, но линия молчала, и это не удивило его. - Фиолетовое проклятие циклам! - Раштак хлопнул своими резонаторами по полу и, не прекращая переступать с ноги на ногу, внимательно посмотрел на экран. - Гомосапиенсы летят к нам среди звезд, а они начали строить баррикады! Он подключался к разным системам, но ему не удалось получить никаких сведений ни о Толстяке, ни о его грязных животных. - Но что все это значит? - Раштак неуверенной походкой зашагал к пищевому автомату и нажал клешней на кнопку. Ему пришлось надавить на кнопку несколько раз. - Фиолетовые проклятия! Что же делать? Центральная дверь отворилась, и он увидел запруженный народом коридор. Самцы-рабы с пакетами, в которых, наверно, лежали подарки для задабривания хозяина, заполнили широкий коридор, они толкали друг друга, стремясь первыми попасть к двери. Пол гудел под их весом. Они текли сплошным потоком дребезжащих, хнычущих тел. Запах кардамона, сопровождавший всех просителей, ядовитой волной окутал Раштака. Раштак отшатнулся, его обонятельные органы впитывали мольбу. Он поднялся в полный рост, а самцы-рабы канючили, просили о помощи, восхваляли его величие. Он очень быстро капитулировал, их мольбы набирали силу, блокировали его мозг, и он стал забывать, почему же он в такой безумной манере покинул комнату. Один из меньших глаз уловил голографическое изображение гомосапиенса, вытаскивающего красный орган из груди мертвеца: эта картина по-прежнему заполняла одну из стен. Теперь она взывала к нему из бездны. Биология вступила в схватку с воображением, медленно уступая дорогу растущему страху. Гомосапиенсы! Угроза Толстяка! Чиилла! Самцы-рабы толпой ввалились в его комнату. Море громоздких тел терлось и дребезжало, выражая признательность. Звон их стенаний мешал сосредоточиться. - Нет! - Раштак снова поднялся во весь рост, делая попытку отделить мысли от эмоций. - Нет! Циклы сейчас ни к чему! Убирайтесь отсюда! Но они не слушали. Вот почему пищевой автомат Бакгила отказал. Циклы наступили. Циклы? И уже поздно... - О, фиолетовые проклятия! Нет! Не сейчас! В отчаянии Раштак ринулся вперед, ему приходилось перелезать через тела плачущих просителей. Наконец его шаги загрохотали по коридору. Не обращая внимания на хнычущих самцов-рабов, он добрался до комнат Аратака. За ним следовал бесконечный поток дребезжащих, щелкающих просителей, которые умоляли его о защите. - Сумасшествие! - на бегу пробурчал сам себе Раштак - Гомосапиенсы рядом что-то затевают, а мы все тут спятили! Постукивая кончиком ручки по подбородку, Рива читала записи Катерины. От долгого сидения тело затекло, и она положила ногу на ногу. За ее спиной светился экран, изображающий буквы Ахимса и Пашти. - Это какая-то бессмыслица. Где ключ? - Рива вздохнула и положила бумаги на стол, откинулась назад и помассировала кончиками большого и указательного пальцев переносицу. - Это что-то среднее между греческим и китайским, - Катерина встала и направилась к автомату, заказывая еще одну чашку кофе. - Раньше ты не пила кофе. - Это легко объяснить, - улыбнулась Катерина. Вид у нее был усталый. - Я не пыталась переводить языки пришельцев на английский раньше, а к тому же, чтобы быть более точной, скажу тебе, что в Хабаровске трудно было достать кофе. - Значит, греческий и китайский? - Рива обратила внимание на криптограммы, изображенные на мониторе. - Греческий и китайский, но гораздо более акцентированный. Ты имеешь в виду сходство в клинописи? - Нам нужен лингвист, а не просто парочка переводчиков, - сказала, выходя из туалетного отсека, Мэри Дак. Черноволосая рослая Мэри Дак была отозвана со своей должности в американском посольстве в Сан-Сальвадоре; там она руководила подрывной деятельностью, направленной против кубинцев. Ее внешность контрастировала с маленькой, светлой Катериной. Она сейчас тоже выглядела усталой. Все они выглядели одинаково: усталые, изможденные, расстроенные из-за того, что каждая их попытка постичь язык Пашти натыкалась на невидимую стену. Рива покачала головой. - Но у людей совсем нет опыта общения с негуманоидным разумом. - Мы даже друг с другом не умеем общаться, - отозвалась Мэри. - Ну что ж, попробуем еще раз. - Рива закусила кончик своего карандаша и, нахмурившись, опять посмотрела на загадочные закорючки. - Вот что я об этом думаю. Мы даже не можем общаться с дельфинами на их сложном языке. Нам следовало бы научиться знаковому языку обезьян, чтобы мы могли произвольно пользоваться символами. - Ну и что? Мы как раз смотрим на символы, - Дак указала на монитор. - Но что, если мы что-то упустили? Катерина сказала что-то об этих акцентных значках. Что это? Какое-то сложное произношение? Язык Пашти состоит из ста тридцати пяти разных символов, и у каждого этот характерный акцентный значок. Мы предполагаем, что все это - идеограммы, но что это за закорючки? Может быть, это развитие принципа Ребуса? Может, это диакритические знаки? Как они связаны с вербализацией? Может, это отражение языка телодвижений? Или, судя по количеству символов, все это слоги? - Ты рассматриваешь звуковую сторону, - подала голос Катерина. - Может быть, эти значки не имеют ничего общего с фонемами, к которым мы привыкли. А вдруг этот язык похож на шмелиный, на реконструкцию танца, жестов или, кто знает, цвета, тепловых излучений или... - ...или любого другого проявления жизни во вселенной символов. - Рива подняла руки и гневно стукнула ими по столу. В комнате воцарилась тишина. Ну и проблема, - сказала себе Рива. - Язык Пашти может оказаться всем чем угодно, любой комбинацией символов, включенных в бесконечную систему коммуникаций. Но вряд ли это привычная для нас речь. - Ты ужасно выглядишь, - заявила Катерина, поджав губы. - Да, - Рива огорченно вздохнула. - Мне страшно подумать, как я скажу майору Данбер о том, что мы застряли на месте. Если бы у нас был квалифицированный лингвист! - Или хотя бы, - напомнила Мэри Дак, - справочники. Я никогда не думала, что буду скучать по библиотеке. - И Толстяк не дает Шейле никакой информации. - Катерина посмотрела на светящуюся потолочную панель. - Это все равно как расквартировать советские латышские войска в Хабаровске. - Ты это к чему? Катерина мрачно улыбнулась. - К тому, что солдаты не знают языка местных жителей, поэтому не могут испытывать к ним сочувствия. Они не понимают ни мольбы о пощаде, ни криков ужаса людей, которых, возможно, им прикажут убить. - Ты отлично умеешь поднимать настроение. - Рива отогнала прочь образ умирающей на пыльной улице Наблуса девушки. 23 - Говорю вам, бараньи головы, малейшая провинность, и я запрусь вместе с вами в маленькой комнатке! Усекли? - Сэм гневно смотрел на Мэрфи, все больше распаляясь. Лейтенант стоял, вытянувшись в струнку, глядя перед собой неподвижными глазами и стиснув зубы. - Более того, лейтенант Габания, - зазвучал холодный голос Стукалова, - любое нарушение дисциплины с твоей стороны будет караться смертью. Незамедлительно. Это касается и тебя, и Кати Ильичовой, и лейтенанта Мэрфи. Ты должен понять наконец, Мика, что это военная операция. Напоминаю вам, что мы находимся под неусыпным наблюдением врага. Любое, я повторяю, любое нарушение порядка приведет к гибели всей команды, всех находящихся на борту, а возможно, и нашей планеты. - Любое неподчинение? Это что, новая политика, майор? - Тон Габания заставил Сэма напрячься. - Мика, не дави на меня. Я не поддамся, что бы ни связывало нас после Афганистана. - Виктор перешел на угрожающий шепот. - Однажды ты спросил меня, собираюсь ли я выполнять свой долг. Так вот, я его выполню. Если из-за твоих неприятностей с Мэрфи майор Данбер отдаст приказ казнить тебя, мне будет очень больно, но я исполню приказ. Габания застыл, как статуя, Сэм настороженно смотрел на него. Подобно кружащемуся вокруг своей жертвы хищнику, Виктор обошел Габания со всех сторон и продолжил: - Даже если во время сражения кто-то из вас погибнет по какой-то таинственной причине, майор Данбер заверила меня, что остальным будет вынесен смертный приговор. Ни один не будет убит в спину! Понятно? - Даю слово, - добавила безжизненным тоном Рива. Она пристально смотрела на Катю, единственную из виновников глядевшую в сторону. - Майор Данбер уверена, что ваша судьба в наших руках. И мы совершенно согласны с ней. Как я понимаю, Катя, ты бы хотела жить в одной комнате с лейтенантом Мэрфи. Это так? Катя ровным голосом ответила: - Да. Но если это противоречит моему долгу или помешает профессиональному сотрудничеству с лейтенантом Габания, я не буду жить с ним в одной комнате. Стукалов мягко спросил: - Лейтенант Габания, кажется, в словах леди есть смысл. У тебя есть какие-нибудь возражения? - Нет! - решительно ответил тот. Сэм подошел к Мэрфи нос к носу, буравя его взглядом. - Ну а ты, дурья башка, не отказываешься быть добрым товарищем Габания? - Нет, сэр! - гаркнул Мэрфи. Ни один мускул его не дрогнул. - Ладно. - Сэм смягчился. - Чтобы закончить этот разговор, вы трое отдраите торпеды номер три, четыре и пять. Сегодня два человека ослабели после нахождения в поле нулевой гравитации. Майор Стукалов, Томпсон и я - мы хотим, чтобы эта работа была выполнена до начала завтрашних тренировок. А теперь, люди, какие есть возражения? Единственным признаком неудовольствия, как заметил Сэм, было застывшее лицо Кати. Голос Сэма звучал вкрадчиво, почти как музыка: - Нет? Отлично, вот это по-товарищески. Я так рад, что мы можем покончить с этим недоразумением, не отрывая ваши бараньи головы! А теперь пошевеливайтесь, живо! Сэм с удовлетворением отметил, что после такого взрыва эмоций Катя подпрыгнула на месте. Габания и Мэрфи отсалютовали и пошли прочь. Катя, как ужаленная, бросилась за ними. - Будем надеяться, что все кончено, - сказал Виктор, направляясь к автомату с едой. Он все еще хмурился. - Ну, - согласился Сэм. Рива прищелкнула языком. - Я прослежу за тем, чтобы трений больше не было. Я подключила к этому вопросу несколько человек. При малейшем намеке на угрозу, даже произнесенную шепотом, меня поставят об этом в известность. - Она усмехнулась. - Должно же у нас быть хоть какое-то преимущество на корабле, начиненном шпионами. Виктор кивнул: - Хорошо. Зови, если понадобится помощь. - Он оттолкнулся от стены и смущенно улыбнулся Сэму. - В конце концов причиной все-таки была не политика. - Точно, парень, держись. - Сэм подошел к нему и хлопнул его по плечу. Виктор вышел. - Не нравится мне этот Габания, - сузив глаза, сказала Рива. - Назови это шестым чувством. Он очень опасный человек. Убийца, который ждет своего часа. Когда Шейла вошла в комнату, Светлана подняла на нее глаза. Шейла кивнула и махнула рукой, бросая взгляд на монитор. - Я получила сообщение, что ты хочешь встретиться со мной. Светлана грустно улыбнулась и показала на экран. - Да, товарищ, - сказала она по-русски. - Нет перевода? - Шейла вскинула бровь. Теплая волна разлилась по груди Светланы: она гордилась собой. Она усмехнулась и сказала по-английски: - Тебе нужен был слесарь, майор. Шейла вздохнула с облегчением. - Теперь мы снова сможем обсуждать наши планы. - Но все это не так просто. Лицо Шейлы замерло. - Так чего же тебе удалось добиться? Светлана указала на экран, приглашая Шейлу вглядеться повнимательнее. На экране возникло изображение Светланы: она сидела, откинув голову назад, в своем кресле, с закрытыми глазами, будто спала. - Такую картину будет видеть Толстяк на своем капитанском мостике. Монитор в твоей комнате показывает то же самое. Не имею понятия, сколь долго я смогу прибегать к подобной уловке, не боясь разоблачения. Думаю, мы недолго продержимся. К тому же я могу проделывать такую штуку только с двумя людьми одновременно, не больше. Иначе все это быстро обнаружится. Шейла закусила губу, морщины на лбу стали резче. - Предполагаю, каждый раз, проделывая это, ты рискуешь? - Да. Вот что, майор, - Светлана сцепила пальцы, садясь поближе к Шейле, - мое доверие к тебе возникло во время той беседы. Я думаю, ты уже придумала что-то, что позволит нам не бросаться динамитными шашками. Шейла кивнула, усаживаясь поглубже. - Но мой план очень рискованный. - Как и все в жизни. Ну давай, у нас очень мало времени. Шейла кивнула, приводя в порядок свои мысли. - Я поставила на карту все. Светлана, до исполнения того, что я задумала, еще очень далеко. Светлана наклонилась вперед. Она с замиранием сердца смотрела на монитор и слушала Данбер. Сердце Мэрфи билось как сумасшедшее, когда он скользнул вдоль длинного троса. Он почувствовал, что падает. Окружившее безмолвие и громкий стук собственного сердца превратили его в беззащитное растерянное существо. К его поясу был пристегнут карабин, а трос прикреплялся к металлической планке, тянущейся вдоль борта космического корабля Ахимса. Если бы не трос, Мэрфи поплыл бы к звездам. Черт побери, мне в это не верится! Этим утром Даниэлс собрал их на совещание. - Люди, Ахимса протягивают кабель снаружи, вдоль корпуса корабля. Майор Данбер подумала, что вы все немного соскучились, поэтому она решила дать вам отдых. Считаю, что мы получили возможность провести тренировку за бортом. Да, мальчики и девочки, мы намерены выпихнуть каждого из вас из люка в скафандре, чтобы вы ощутили, как прекрасна жизнь в космосе. Мы уже пробовали тренироваться в вакууме и в поле нулевой гравитации - внутри корабля. Посмотрим, как вам понравится это в натуре. В комнате стало тихо, мужчины и женщины молча переглядывались. - Насилуй себя сам, - сдавленным голосом прошептал Мэрфи. Даниэлс сдвинул брови и посмотрел на него своим излюбленным "я тебя достану" взглядом. Душа Мэрфи ушла в пятки. Белые вспышки прикрепленных к плечам скафандра лампочек освещали корпусную обшивку корабля Ахимса, который медленно уплывал вниз. Внезапно стала видна шестиугольная серебристо-серая выпуклость диаметром приблизительно в два метра. Каждая секция шестиугольника была замкнута бортиком, как кусочек составной картинки-загадки. Тут и там виднелись какие-то вмятины - словно о толстую стальную пластину ударилась пуля. А еще это напоминало лунную поверхность. Мэрфи судорожно сглотнул, тяжело переводя дыхание. Его словно обухом огрели по голове. Я плыву в этом чертовом открытом космосе, парень! - Ни фига себе! - У него внутри все переворачивалось. Дыхание стало прерывистым, захотелось заорать изо всех сил. - Полегче, Мэрф. Знай себе виси. Все отлично, парень. Ты жив. Ты дышишь. Ты теплый. И я падаю... Падаю! Но ты и должен падать. Это космос, парень. Свободное падение, это знакомо всем пьяницам мира. - Мэрф? - из наушников донесся голос Сэма. - А? - Ты разговариваешь сам с собой. Ты в порядке? - А? Мэрфи вытянул шею, заглядывая через плечо, и увидел дрожащий черный туман, струящийся подобно прозрачной световой скульптуре. Как может такая невероятная чернота вызывать ощущение свечения? - Черный свет, парень. Какую отличную рок-песню можно состряпать. - Мэрфи? - опять прозвучал голос Даниэлса в наушниках. - С тобой все в порядке? Скажи мне что-нибудь. Мэрфи усмехнулся, услышав в голосе Сэма тревогу. - Все отлично, капитан. Странное дерьмо, парень. Я все время плыву вдоль берега. Я думал, что увижу звезды. - Невозможно. Мы движемся быстрее скорости света. - Нулевая сингулярность. Ну да, выпадение из задницы вселенной. Путешествие на дне гравитационной пули. - Вижу, ты учишься. У Мэрфи в горле так першило, что он чуть не задохнулся. Казалось, планке не будет конца, он падал головой вниз во тьму. - Капитан? Сколько парней уже проделывали этот трюк? - Не знаю, Мэрфи. - Что это значит? Ты говорил, что через это прошла половина подразделения! - Ну ладно, я соврал. Но кто-то должен быть первым. - А? - Ага. Я подумал, что тебе очень хочется подышать свежим воздухом после того, как вы с Габания так славно драили всю ночь торпеды. Да, кстати, он здесь, возле люка. Если ты собираешься сойти с ума или помереть, он готов прийти тебе на помощь. Вот дерьмо! - Эй, со мной все в порядке, Сэм! Мне страшно понравилось! В жизни бывают вещи и похуже, чем легкое свободное падение в дрожащую черноту за бортом космического корабля пришельцев, который падает в дыру и выныривает где-то за пределами вселенной. - Молодец. - Сэм развеселился. - Значит, ничто не помешает этим сидящим рядом со мной тупицам последовать твоему примеру. Кстати, мы смотрим на мониторы. Если ты хочешь развернуться, дотронься слегка одной ногой до другой. Ты все еще движешься по инерции от прыжка. Если твои ноги способны выделить столько энергии, значит, они могут и поглощать ее. С другой стороны, если ты ударишься головой об эту стальную обшивку... О черт, все в порядке, Мэрф, я забыл. - Что забыл? - Мы же говорим о твоей голове! Сомневаюсь, что ей что-то может навредить, такая она крепкая. Когда Мэрфи попытался изменить направление в вакууме, вспоминая, как они проделывали это на тренировках, стремясь перехитрить нулевую гравитацию, он заворчал сам на себя. - Звездная война, - ворчал он. Лучше уж я умру, черт побери, чем позволю Габания прийти на помощь! Моше прохаживался вдоль танка, проводя пальцами по странному материалу, из которого была сделана броня. Как говорил Мэйсон, это какая-то керамическая сетка, сплавленная с металлом. Что бы это ни было, уже испытано, что материал этот очень крепкий. - Ты готов? - спросил его Ария, высовываясь из люка. Моше усмехнулся. - Нет. Какое это имеет значение? - Да не волнуйся ты так, - Круз мозолистой рукой хлопнул Моше по плечу. - Тебе легко говорить, - Моше покачал головой, глядя на длинную торпеду. Ее нос был раздвинут, напоминая пасть карикатурного крокодила. Фил усмехнулся, еще раз проверяя свой кислородный пакет. - Я думаю, что в этом нет ничего особенного. - Правда? - спросил Ария, свешиваясь с башни. - А я лично боюсь до смерти. Круз развел рукам: - Ну как вам сказать. Я прыгал с самолетов. Прыгал с вертолетов. Прыгал с глайдеров. Прыгал с лодок. Прыгал с грузовиков. Уплывал от субмарин. Что такое прыгнуть с космического корабля после всего этого? - А я прыгал только с постели, - возразил Моше, глядя на пилота, направляющегося к трапу торпеды. Круз проследил за его взглядом. - Ага. Я все еще не верю, что мы это сделаем. - Ты уверен, что не волнуешься? Фил хихикнул. - Ну, волнуюсь. Так всегда бывает перед тренировкой - даже когда прыгаешь с самолета. Всегда может случиться что-то непредвиденное. Может не раскрыться парашют. Можно приземлиться неудачно или не в том месте. Я знал парня, который не смотрел, куда прыгает, и попал прямо на провода с высоким напряжением. Учения - вещь опасная. Моше выпрямился, глубоко вздохнув. - Ну ладно, пора. Удачи, капрал Круз. Надеюсь, вечером мы угостим тебя пивком. - И вы, ребята, будьте осторожны. Надеюсь, что ваш танк не даст течь. - Течь? - спросил Ария. Круз усмехнулся. - Ага, дырка, через которую может вытечь воздух. - А мы надеемся, что не оборвется твой трос, - отшутился Моше. - Ты ведь никогда не проверял кабель Ахимса на прочность? Круз смущенно посмотрел на трос, свисающий с его талии, и тяжело сглотнул. - Ох, нет. - Желаю приятно провести день, - бросил через плечо Моше, взбираясь на танк. Круз прощально махнул рукой и подозвал свою команду для последней проверки снаряжения. - Давай трогай, - приказал Моше, спуская ноги в люк. Он в последний раз оглядел торпедный отсек. По всей длине его стояли танки и люди, ожидая, когда торпеды захлопнут свои пасти. - Моше? А вдруг что-то сломается там? Вдруг торпеда откажет? А другие торпеды не смогут до нас добраться? - спросил Ария. Моше рассмеялся. Он проверял систему мониторов. - Что это? Теперь ты запсиховал? Но никто даже не будет стрелять в нас. После всех наших путешествий по Ливану, где смерть поджидала нас повсюду, я слышу, ты боишься поболтаться немного в вакууме? Ария наклонил голову, чтобы глянуть через плечо, и вяло проронил: - Да. Моше приблизился к нему и слегка толкнул. - Ну, продолжай. - А как же почва, земля? - философски заметил Ария. - Человек должен умирать на земле. Так ведь? Люди долгое время умирали на земле. - А моряки? - Они все равно падали на землю. То есть я хочу сказать, корабль шел ко дну и все равно тыкался в землю. Даже когда подбивают "Ф-16", останки пилота падают на землю. - Ария, бог тебя не оставит. Смерть есть смерть. Тебя должна волновать душа и что с нею станет. - Значит, остается только надеяться, что там найдется кусочек земли. - Звездная пыль. Это и есть земля. Наша планета образовалась из звездной пыли. Ария уставился на мониторы, дрожащие пальцы покоились на пульте. Наконец он энергично качнул головой, соглашаясь: - Ага, предположим. Допустим, я могу умереть там, и тогда я стану чем-то вроде звездной пыли. - Круз нас ждет. Может, ты хочешь... - Эй! Моше обернулся и увидел подходящего к танку Йеледа. Он был одет в скафандр, в шлем, возле шеи топорщилась притороченная кислородная трубка. Он вскарабкался наверх и скользнул внутрь танка. Закусив нижнюю губу, он старательно избегал глаз Моше. - Может быть, тебе лучше подвинуться? Мне не хотелось бы, чтобы ты стрелял. Ты командир, а не стрелок. Ты не отличишь палестинца от мирного жителя. Моше усмехнулся, освобождая место, и Йелед забрался на сиденье стрелка. - Ты знаешь, как обращаться с этим новым оружием? - Я видел схемы на компьютере в своей комнате. Думаю, что смогу заставить его заговорить. - Йелед опытными движениями проверил переключатели и блок питания. - Рад видеть тебя, - мягко сказал Моше. Йелед развернулся, сглотнул и сузил глаза. - Я слышал, что, если что-то будет неладно, вы собираетесь вывалиться в космос. Видишь, никакой рыцарь в сверкающих доспехах не явится, чтобы спасти вас. Я... я думаю, если уж невозможно отправиться домой в Израиль, может, я помогу вам выбраться оттуда? - Он помолчал, опустил глаза, пальцы нервно ощупывали прицельные механизмы и спусковые крючки. - Моше, Ария, простите меня. - Это совсем другая война. - Моше хлопнул его по плечу и пересел на свое обычное место возле люка. - Ладно, чего мы ждем? Ждем, когда Арафат станет раввином? Поехали. Круз ждет нас. Ария откатил танк назад и, внимательно глядя в перископы, проследил, чтобы гусеницы вписались в узкий проход в пасти торпеды. Моше нырнул внутрь и захлопнул крышку люка. - Ладно, теперь посмотрим, как будет работать кислородный аппарат в этой штуковине. - Ария закрепил гусеницы и откинулся на спинку сиденья. - Жаль, что нет термоса с кофе. Моше увидел фигуру Круза, стоящего перед танком. Потом носовая часть торпеды захлопнулась. Долгие секунды Моше слышал только биение собственного сердца. - Пристегнитесь, - послышался в наушниках голос пилота. Танк задрожал, его захватили зажимы. - Взлетим через тридцать секунд. Приветствую вас на борту. Сейчас мы увидим настоящие звезды. Торпеда дернулась. У Моше перехватило дыхание. Сила притяжения придавила его к сиденью. Он закрыл глаза и больше ничего уже не чувствовал. Клякса с трудом удерживал свой мозг от распада. Им овладела бешеная жажда образовывать все новые и новые беспорядочные манипуляторы. Он смотрел на монитор и боролся с желанием заговорить. Его изножие и бока распухли и превратились в бугристую массу. За последний месяц розовато-красные пятна сильно потемнели. Страх, дотоле не ведомый ему, стал постоянным. Он вытянул глаз-стебель, чтобы взглянуть исподтишка на Толстяка. Оверон тоже смотрел на монитор, весело перекатываясь с боку на бок. Помня о том, что находится под постоянным контролем Толстяка, Клякса снова уставился на экран, на котором вспыхнули закорючки. Может быть, я не болен. Ведь больные, наблюдая за людьми, не впадают в ужас. Конечно, я напуган, но я здоров! Жидкость внутри его тела бесконтрольно переливалась из органа в орган. Паника соперничала со страхом и растерянностью. Несмотря на полную внутреннюю неразбериху, Кляксе удалось соединить два участка мозга и заговорить: - Оверон, по внешним каналам связи я получил еще один запрос. Созерцатель, Болячка, Коротышка, Беляк и другие настоятельно просят тебя связаться с ними. Клякса заметил, что его бока начали раздвигаться - появилась слабая надежда. Он сделал сознательное усилие обрести правильную круглую форму. - Ничего не хочу знать, - раздраженно пропищал Толстяк. Один глаз его был прикован к монитору, показывающему, как люди медленно продвигаются вдоль борта корабля, выполняя первые наружные испытания. Вторым глазом он просматривал список материалов, которые они запросили. Эти материалы касались корабельных производственных мощностей. - Двойной изолированный провод? Длиной в пятьдесят пять миль? Зачем это им понадобилось? Кляксе стало дурно, когда он представил, как люди сваливаются в контрольные отсеки. Зазвучал голос Шейлы Данбер: - Толстяк, мы отлично справились со шлюзовыми камерами. Говорю вам, блестяще проделано! Компьютер показал фигурки людей, выпрыгивающие из торпед. Они легко приземлялись на корпус, от их тел к зависшим над ними торпедам тянулись серебряные светящиеся линии. Опять послышался голос Шейлы: - Построенная вашими компьютерами модель оказалась необычайно точной: стрелки Моше добились стопроцентного попадания в прыжковые корабли Пашти. Что? Великолепно! Толстяк, мы уже зарядили ружья холостыми патронами, и люки уже могут быть взорваны. Пожалуйста, разреши нам войти. Клякса уже ни о чем не спрашивал - он открыл люки. Он думал только о том, как бы не распались на части его мозги. Толстяк перекатывался с боку на бок, насвистывая и попискивая сам с собой, продолжая наблюдать. Он был ошеломлен происходящим. До этого момента он никогда не рассматривал возможности превращения людей в космических существ. По первоначальному замыслу, он хотел перевезти людей к Тахааку и запустить их внутрь. То, что они должны были сделать на станции, им не раз приходилось исполнять на Земле. Но как странно видеть их ловко приспособившимися к космическому окружению и активно действующими в нем! Советская и американская космические программы продемонстрировали, что люди могут существовать в космосе, но ведь они годами тренировали космонавтов, чтобы показать примитивные результаты! А здесь Шейла Данбер с первой попытки осуществила мастерски исполненный космический маневр! Аппетит приходит во время еды. Людей ведь можно использовать по-всякому: и на шахтах, и для добычи необходимых научных образцов, во всех рискованных предприятиях, с которыми по той или иной причине не могут справиться роботы. Если ему понадобится, они смогут даже захватывать корабли Пашти! - Толстяк - пират! - он гудел и посвистывал. Клякса уставился на него глазом-стеблем и начал отчаянно жестикулировать полусформировавшимися манипуляторами. Бесстрастный голос Шейлы продолжал комментировать действия людей: торпеды уже проникли внутрь корабля. Мониторы следили за тем, как торпеды прошли сквозь входные тоннели и направились к отсекам, где находился генератор нулевой сингулярности, туда, где располагались генератор поля, атмосферная установка, компьютерный центр, маневровая подстанция, контрольный отсек... и его капитанский мостик. Толстяк задрожал от страха, когда одна из торпед внезапно замедлила ход и рванулась в сторону капитанского мостика. Его мозг начал лихорадочное деление, Толстяк старался держать себя в круглой форме. Его шатало из стороны в сторону, из боков полезли манипуляторы, железы от испуга стали вырабатывать структурные молекулы. - Майор Данбер, какой-то корабль атакует мой контрольный отсек! - заверещал Толстяк в радиотелефон. Трясущийся от ужаса глаз-стебель Кляксы не отрывался от монитора, сам он напоминал пережаренный блин. - Совершенно верно, Толстяк. Вы что, забыли, что это всего лишь учения? Мы делаем это для вашей же безопасности. А что, если Пашти окажутся на этом корабле? Смогут ли они добиться преимущества? Они попытаются занять стратегически важные участки, может быть, возьмут вас в заложники и захватят ваш центр управления. Но мои люди не пересекут тех границ, за которыми лежит запретная зона. А Пашти? В случае, если они атакуют, мы поставим охрану, которая защитит и вас, и вашего помощника. Его зовут Клякса, так ведь? Толстяк удлинил глаз-стебель и увидел, что торпеда замедлила ход, ее корпус заполнил весь коридор, не оставляя прохода. Как и говорила Данбер, торпеды остановились у самой границы запретной зоны и начали немедленно отступать назад. Толстяк почувствовал облегчение, и его оболочка стала натягиваться. В голосе Кляксы почти не было эмоций: - Как они определили местонахождение контрольного отсека? - Что? - Толстяк выстрелил обоими стеблями в сторону Кляксы, и Ахимса тут же стал сплющиваться. - Они знают, где находится контрольный отсек, - повторил Клякса. - Эти данные были закодированы. - Проверь, не совался ли кто-нибудь в компьютер. - Толстяк почувствовал, что худеет. Кляксе только с третьей попытки удалось образовать манипулятор. Наконец он дотронулся до контрольного пульта и пропищал адаптеру команду. Толстяк с трудом перекатил свое сплющившееся тело поближе к дисплею. - Ни одно предохранительное устройство не нарушено, Оверон. - Клякса слегка округлился. - Они не проникли в охраняемые банки данных. Раскодировки нет. Толстяк свел воедино свой мозг. - В чем же мы промахнулись? Может, мы оставили эту информацию в другом файле? Я думал, что компьютер сделал систему безопасной. Клякса устремил глаз-стебель к своему шефу. - Овероны опять вызывают. Теперь они уже не такие вежливые. Они хотят знать, где мы находимся и что делаем с людьми. Толстяк презрительно фыркнул. - Откуда они узнали о людях? Тэн? Неужели Тэн проболтался? Нет, это невозможно! Часть его мозга выдала предупредительный сигнал тревоги, молекулы заработали, анализируя новость. Подобные всплески тревоги последнее время так участились, что это стало надоедать. Он заставил себя не думать о противоречиях между Пашти и Ахимса, подкатился к пищевому автомату и загрузил в желудок питательную капсулу. Клякса перевернулся, перекатился на бок - из его основания начал непроизвольно расти манипулятор. Он остановил рост и втянул его. Все выходило из-под контроля! Майор Детова вошла в комнату Ривы. Как и все они, Светлана выглядела усталой. Она улыбнулась, кивнула и прошла вперед. Под мышкой у Светланы Рива заметила кипу бумаг. - Привет, майор Томпсон. Говорят, ты усердно работаешь. Я бы не смогла так здорово натренировать наших пилотов. - Уверена, что ты преувеличиваешь, майор. - Что Детовой нужно здесь? Рива сцепила пальцы, теряясь в догадках. - Присаживайся. Чем могу помочь? Светлана села и глубокомысленно посмотрела на бумаги. - Я слышала, что ты зашла в тупик с переводом с языка Пашти. Негодование Ривы росло, но она изо всех сил старалась сохранить на лице невозмутимое выражение. Вся моя жизнь была смертельной схваткой с людьми, подобными тебе, Детова. Не надо меня заводить. - Мы еще не сдались, майор. - Но все это очень грустно. - Голос Светланы звучал расстроенно, она смежила ресницы. - Я так понимаю, Шейла просила у Толстяка сведения о Пашти. О языке. Толстяк отказался помочь. Он собирается сам переводить их разговоры во время атаки. Он считает, что нам нет нужды беседовать с существами, которых мы должны попросту уничтожить. - Правда? - замерла Рива, встречая оценивающий взгляд Детовой. - Мы с Шейлой согласились с ним, - добавила Светлана, наклоняясь вперед. - В конце концов, его мнение является решающим. Так что ты можешь отдохнуть. Изучение языка Пашти больше не является задачей первостепенной важности. - Понимаю. - Понимаешь? - Светлана вскинула бровь. - У Шейлы есть сердце. Она не разгоняет твою команду. Если вы захотите продолжать исследования - в свободное время - пожалуйста. Ведь у всех бывает хобби. Рива сжала зубы - ей все труднее было владеть собой. Черт побери, я слишком долго жила на Ближнем Востоке. Удача приходит только к наглецам. Она с трудом преодолела внутреннее сопротивление: она расслабилась, улыбнулась вполне искренне и небрежно махнула рукой. - Ну что ж, я очень рада, что мое заточение закончилось. Светлана кивнула: - Да, все это близится к завершению. Представляю, сколько сил вы вложили в эту языковую программу. Я отношусь к тебе с огромным уважением. Раз или два - правда, косвенно - нам приходилось пересечься на Земле. Рива медленно кивнула, в груди ее поднималась волна гнева. Сколько трупов оставила за своей спиной Детова? Сколько людей искалечено, убито по воле ее послушных исполнителей? Сколько пропало без вести? - Догадываюсь, наш круг был довольно узок. Светлана опустила глаза и слегка сменила позу. - Да, узок. Тебя тренировал Бакли, не так ли? Рива сдерживалась изо всех сил. - Среди прочих. - Я восхищаюсь тобой. В своей области ты непревзойденный специалист. Ближний Восток - вещь непростая, у тебя отмечали удивительное чутье, никто из офицеров, работавших в той зоне, не обладал такой интуицией. - А напрямую наши дорожки никогда не пересекались? - Рива подняла бровь. Губы Светланы дрогнули в едва заметной улыбке. - Нет. Я работала в тихоокеанской зоне, в Гонконге. - Значит, ты имела отношение к Судану? - С ним были связаны многие - и все пути вели к генералу Куцову. - Светлана тряхнула головой, стараясь прорвать оборону Ривы и разрядить обстановку. - Думаю, сейчас не время вспоминать прошлое и обсуждать, кто что делал. Но когда-то потом, если захочешь, можно поговорить. - Я запомню твое предложение. Светлана встала и указала на стопку бумаг: - Чтобы не было недоразумений, Шейла попросила меня напечатать приказ о прекращении изучения языка Пашти. Может, тебе захочется взглянуть и убедиться, что это вполне официальное распоряжение. С другой стороны, удачи тебе в твоем... хобби. - Благодарю, майор. Светлана остановилась около двери и обернулась. - Знаешь, мы столько сил положили на поддержку ООП. За достигнутые нами результаты нам пришлось дорого заплатить, твоя контора и МОССАД нам здорово мешали. Теперь, встретившись с тобой, я, кажется, понимаю, в чем дело. Нервы Ривы были напряжены до предела. - Спасибо за комплимент, майор. Детова вышла, бесшумно закрыв за собой дверь. Рива постояла на месте, не в силах пошевелиться, охваченная огорчением и гневом. Шейла отменила языковую программу? Подобным образом? Она сжала кулаки. Черт побери! Ненавижу, когда меня ставят перед фактом! Но ведь до атаки мы бы не стали обнаруживать свои познания! Она взяла бумаги, приподняла верхнюю страницу и вгляделась. Аккуратным почерком было написано: "Дорогая майор Томпсон! Шейла сказала, что ты наткнулась на препятствия. Надеюсь, что эти материалы помогут тебе. Программа остается СВЕРХВАЖНОЙ, но держи все в секрете. Если понадобится дополнит. информ., обратись к Шейле. Норфорн". Рива просмотрела сопровождающий записку текст и прикусила нижнюю губу. Огорчение и гнев испарились, ее наполнила неуемная радость. Она смотрела на слово "НОРФОРН" в конце записки - код ЦРУ, означавший полную секретность. - Черт бы тебя побрал, Детова. Однако ты здорово выручила меня. Рива подержала в руках записку, потом порвала ее, опустила обрывки бумаги в унитаз и спустила воду. Бумажки растворились. Потом Она вернулась к драгоценным материалам, написанным по-английски, и прочитала заголовок: ОТЧЕТ АХИМСА ОБ ОСНОВАННЫХ НА ФИЗИОЛОГИИ КОММУНИКАЦИЯХ ПАШТИ. 24 - Но, Толстяк, вы ведь прослушали достаточно наших разговоров, военных совещаний, чтобы понять, что мы обеспокоены. Мы не можем допустить ошибку. На карту поставлен весь наш мир, все будущее нашего рода! - Но вы слишком далеко заходите! - Толстяк перекатывался с боку на бок, оболочка его обвисла, бока ходили ходуном. - Не надо меня пугать! Я всех вас могу уничтожить! Шейла скрестила на груди руки и застыла. - Вы в любой момент могли бы вернуть нас обратно. Мы вовсе не жаждем убивать Пашти, это не наша идея. Толстяк втянул бока и сплющился. - Нет, вы должны напасть на Тахаак. Циклы уже наступили. Ваши действия навеют ужас на всех Пашти в космосе. Ахимса восстановят контроль над всем, что было потеряно, и циклы Пашти больше не будут представлять угрозы. Мы говорим о будущем цивилизации! Моему роду - так же как и вашему - угрожает опасность! - Совершенно верно, - согласилась Шейла. - Именно поэтому мы и работаем на вас. Как вы думаете, почему мы такие послушные? Черт побери, я здесь нахожусь вовсе не для поправки собственного здоровья, как и все мои люди. Конечно, мы ожидаем награды. Но мы хотим, чтобы и вам было хорошо. Бог видит, мы знаем о власти, которую вы имеете над нашей планетой! Нам необходимо ваше хорошее отношение. - Но эти учения! - Оболочка Толстяка окрасилась в бледно-розовый цвет, основание покрылось эмоциональной рябью. - Пашти не будут атаковать этот корабль! Они просто не осмелятся! Это не... - Разве мы уже не говорили об этом раньше? - Шейла покачала головой. - Послушайте, отвлекитесь немного и посмотрите на все с нашей точки зрения. Предположим, что Пашти захватили корабль. Как мы доберемся домой? Все мои люди будут брошены на произвол судьбы, разве нет? - Но вас не могут поймать! Вы призраки, майор Данбер! Если кто-то узнает в вас людей - все потеряно! Страшное несчастье! Для меня... для вас... для Ахимса! Вы не должны оставлять никаких следов! Вы должны действовать так, словно вы никогда... - Отлично, - согласилась Шейла. - И никто не должен поймать нас в ловушку или захватить в плен до нашей полной эвакуации. Эвакуация - это ключевое слово! Если мы исчезнем, никто ничего не узнает. Мы делаем все, что в наших силах, все, что подсказывает воображение, чтобы не сорвалась эвакуация! Только подумай, хотелось бы вам, чтобы Пашти захватили этот корабль? Ведь у них сейчас наступили циклы? Они неуправляемы. Толстяк. Никто не сможет предугадать, каковы будут их действия. Они ведь даже не помнят о том, что делают после совокупления и гормональных сдвигов. Они могут прийти в бешенство, увидев, что мы разрушили их запасы. Могут убить вас в припадке сумасшествия! - Она заметила, что он стал совсем плоским, что из его тела стали выпячиваться беспорядочные манипуляторы. - И они во всем обвинят нас! Мы должны позаботиться о вашей безопасности и о безопасности вашего корабля! Конечно, можно скрыться с материалами о самоубийстве Пашти на Тахааке и продолжать свои научные исследования, но страховка просто необходима! Толстяк медленно приходил в себя. - Пашти могут убить меня? - бормотал он, дрожа. - Пашти могут убить меня? Шейла смягчилась. - Спокойно, Толстяк. Спокойно. Подумай. Сейчас ты видел наших ребят на тренировках. Разве Пашти смогут справиться с ними? Мы рядом с тобой, Толстяк. Пока ты находишься под нашей защитой, никто во всей вселенной не причинит тебе вреда. Ни у кого из Оверонов нет таких телохранителей, как у тебя! Толстяк раздул бока, словно ее слова придали сил его распадающемуся мозгу. Она увидела, что оболочка его снова приняла белую окраску, ненужные манипуляторы втянулись и кожа стала гладкой. Победа! - Конечно, ты права. - Толстяк доверительно покатался назад-вперед. - Никто не дотянется до меня! Шейла стала развивать полученное преимущество: - Теперь ты понимаешь, как важно продумать прикрытие для каждого отсека? - Она улыбнулась и решительно взмахнула рукой. - Дорогой Толстяк, ты говорил, что триста лет внимательно изучал наш мир. Ты следил за всеми войнами, которые мы вели. Подумай, сколько раз во время атаки возникали сюрпризы. Ты когда-нибудь слышал пословицу о том, что план сражения совершенен до тех пор, пока не прозвучит первый выстрел? Среди военных любого ранга только единицы могли выиграть битву в назначенный день и в соответствии с разработанным сценарием. Вспомни Шермана в Грузии. Константина Рокоссовского во время войны с нацистами. Блестящее руководство Моше Даяна во время израильских войн. Почему вьетнамская война так затянулась? Как удалось моджахедам обескровить Советскую Армию? Гибкость - залог успеха. Толстяк. Поистине гибкость - наше единственное оружие. Только гибкая стратегия позволит нам защитить вас, прекратить агрессию Пашти и снять запрет с нашей планеты. - Да, и абстракция. Отвлеченность. Я должен помнить об абстракции. Чтобы избежать прошлых ошибок. - Толстяк продолжал перекатываться с боку на бок, подобно колесу мотоцикла, пронзенному осью вытянувшегося глаза-стебля. Теперь его оболочка светилась ровным белым цветом. - Я стараюсь думать как можно более логично, и вы правы, мне следует полностью абстрагироваться. Вот это да, парень! - Превосходно! Превосходно! Превосходно! - повторял он снова и снова. - Никто не устоит против нас. Мы спасем Ахимса. То, что принадлежит нам, будет возвращено. Даже Шисти будут уступать нам дорогу. Превосходно! Превосходно! Шейла кивнула удовлетворенно. Гибкость! Как много она значит в военных действиях, в политике и, может быть, даже в межзвездной дипломатии. Мэрфи внимательно слушал, как майор Данбер объясняет Теду Мэйсону, что именно она от него хочет. - Идея заключается в том, что этот ящик должен обладать способностью издавать определенные звуки. Щелканье, дребезжание, грохот и другие шумы - на той частоте, которую человеческий слух не воспринимает. Питание от батареек. Кроме того, этот прибор должен посылать и получать сигналы. Сэм говорит мне, что ты умеешь делать радиоприемники. Такое устройство ты сможешь состряпать? Тед почесал за ухом и кивнул: - Конечно, майор, но здесь у меня не все есть под рукой. То есть вам нужно достать... - Надеюсь, что ты найдешь все необходимое в оружейном отсеке. Я только что пришла оттуда: в твоем распоряжении есть все необходимые для сооружения описанного мной прибора детали. - Извините, майор, - Мэрфи вытянулся в струнку под ее проницательным взглядом. - Да, лейтенант? - Ну почему бы нам просто не попросить Толстяка сделать эту штуковину, так же как он сделал танки и все другое? Она скрестила руки и слегка наморщила лоб. Потом взглянула на Мэрфи, и ему стало не по себе от этого взгляда. Он заметил, что в ее глазах стало больше тревоги и усталости. Черт побери, она хоть когда-нибудь отдыхает? - Это вопрос морали, лейтенант. Мы не можем позволить себе зависеть от Ахимса абсолютно во всем. Как бы ни была примитивна наша технология, она наша. Мы точно будем знать, как устроен прибор. Лейтенант Мэйсон сможет использовать его, если на Тахааке случится что-то непредвиденное. Я ответила на твой вопрос? - Да, мэм, - Мэрфи с уважением кивнул, понимая, что не заслуживает ответного уважения. - Если вам не трудно, мэм, - Тед прекратил изучать носки своих ботинок и поднял глаза, - скажите, почему именно щелканье, дребезжанье и прочая чертовщина? Зачем посылать и принимать такие звуки? Она посмотрела на Теда тем же усталым взглядом, и Мэрфи с удовольствием отметил, как его друг сжался и замер. - Лейтенант, вы имеете представление, что произойдет, если Пашти будут создавать помехи на нашей линии? - Нет, мэм. Тогда она улыбнулась - хитрая улыбка мелькнула и тут же исчезла. - А я имею. Секрет прибора прост. Нельзя создать помехи на телефонной линии, если не подключиться к ней. А вот заглушить передачи радиостанции "Свободной Европы" ничего не стоит. Даже если Пашти перережут коммуникации, мы сможем связаться друг с другом с помощью этого прибора - Пашти не додумаются до такого примитивного приспособления. - А щелканье, дребезжанье и тому подобная дребедень? - нахмурился Мэрфи, гадая, что у Шейлы на уме. - Я узнаю этот взгляд, лейтенант, - она шутливо погрозила ему пальцем. - Ты можешь прямо сейчас начинать ломать голову. Да, у прибора есть еще одно назначение. В случае, если мы потерпим поражение, эту штуку можно будет оставить. Мы кое-что узнали о физиологии Пашти. Оказалось, что у них очень чуткий слух. Если они надумают атаковать нас, ящик будет издавать беспорядочные шумы, это их дезориентирует. Любой пустяк может повлиять на исход сражения. - Угу, майор, простите, пожалуйста, мэм, но... Она подняла руку, и Мэрфи замолчал, загипнотизированный властным взглядом. - Верь мне, лейтенант. Оставим догадки Пашти. Мэрфи одобрительно улыбнулся. - Есть, мэм. Если вы нас просите, мэм, Тед соорудит целую полевую сеть. - Благодарю, лейтенант, - она коротко кивнула и повернулась, направляясь к коридору. Мэрфи наблюдал за ней, его терзало беспокойство. - Черт побери, она совершенно выдохлась. Я бы сказал, она просто насилует себя. - Значит, эта ерундовина нужна для диверсии? Я знаю трепача, который... Мэрфи зажал его рот ладонью и потащил его в сторону. - Никто тебя не спрашивает. Давай заткнись, и пойдем лучше сообразим, как построить для леди квакающую коробочку. - Мне не нравится развитие ситуации, - заявил Болячка, сверля глазом-стеблем голографические изображения Созерцателя и Коротышки. - Толстяк не ответил ни одному из нас, хотя мы посылали сообщения на всех волнах. Если бы Толстяк нас услышал, мы бы уже получили хоть какие-то сведения, извиняющие его: ведь он везет запрещенных существ. Созерцатель сплющился и запищал: - Перед тем как отчитаться, я хотел бы напомнить всем вам что у нас пока нет никаких доказательств того, что Толстяк нарушил карантин. До тех пор, пока мы не получим подтверждения мы должны действовать исходя из того, что это всего лишь предположение. Далее. Я закончил ознакомление с записями, посвященными миру людей, узнал кое-что новенькое. Полагаю, что мы работали над ложными посылками. Люди вовсе не являются грубыми, примитивными существами, как мы о них думали. Наоборот, за последнюю сотню тысячелетий они сделали качественный скачок в своем культурном развитии. Овероны, они осуществили космический полет. Мониторы издали свист и шипение - Болячка и Коротышка изумленно запищали. - Космический полет? Толстяк нарушил запрет и научил их... В это нельзя поверить! Ни один Ахимса не посмеет выступить против Оверонов! - вырвалось возмущенное восклицание из раздувшихся дыхательных отверстий Коротышки. - Хочу напомнить, что еще не доказано, что Толстяк нарушил карантин. Нет ни одной записи о вмешательстве, никаких следов влияния Ахимса в их космической науке. Более того, их представления о жизни в космосе носят типично земной характер. В их научно-популярной литературе большинство инопланетян и космонавтов похожи на людей, - упрямо твердил Созерцатель. - Невероятно! - защебетал Болячка. - Их организмы совершенно не приспособлены к нулевой гравитации! - Значит, ты говоришь, что не нашел никаких следов вмешательства Толстяка? - спросил Коротышка, начиная раздувать бока. - Никаких. Но теперь, однако, мы точно знаем, что вызвало такое восхищение Толстяка, когда он наблюдал за людьми последнюю тысячу лет. Они и в самом деле исключительны. Если бы Тэн ответил на наши запросы и проинформировал нас, ситуация тут же прояснилась бы. Шист Чиилла настаивает, что Тэн и Толстяк имели дело с людьми. Если это так, их молчание понятно. Но в данный момент мы пока не можем осудить их за нарушение запрета. Болячка раздул свои дыхательные органы и спросил: - Может, нам следует известить Пашти, чтобы они не сходили с ума от волнения? Может, Первому Советнику следует что-то предпринять? Подготовиться к уничтожению паразитов? - Я бы этого не советовал делать. Напоминаю, у нас нет доказательств. - Созерцатель слегка сплющился, его основание натянулось и стало гладким. Коротышка переводил взгляд с одного Оверона на другого, используя по какой-то непонятной причине только один глаз-стебель. - Нам надо подготовиться к худшему. Если Толстяк все-таки нарушил запрет и сошел с ума, нам нужно исправить сложившуюся ситуацию. На какой стадии развития находятся сейчас люди? Представляют ли их космические возможности потенциальную угрозу? Созерцатель сплющился, его оболочка натянулась. - Их космические возможности никогда не были угрожающими. Что бы Толстяк ни сделал, никто не проходил через гравитационные заслоны, и люди даже не подозревают об их существовании. Одному маленькому кораблю-роботу будет достаточно появиться в их поле, и это займет их умы на десять земных лет. Кроме того, людям сейчас есть о чем позаботиться. - Значит, они идут по пути цивилизации? - спросил Коротышка, подрагивая боками. - Я знал, что Толстяк не способен на глупости! Он Оверон. Он... - Оверон Оверону рознь, - прервал его Созерцатель. - Как мы и говорили, люди миллионами убивают друг друга. Вся их планета охвачена войной. Ничего не изменилось. Они все так же ненормальны. Болячка сдулся, ощутив внутреннюю слабость. - А что, если Толстяк провез людей через гравитационные маяки? - Тогда нам придется их уничтожить. - Майор? Ты дома? Светлана проснулась и села на кровати, зажмурившись. - Шейла? Это ты? - Можно на минуточку? Светлана встала и оделась, поглядывая на часы, светящиеся на экране. Какого черта ей не спится в это ночное время? Шейла выглядела как сто чертей - щеки просто исчезли, под глазами тяжелые мешки. Так может выглядеть только женщина, чей единственный ребенок умирает от рака. - Когда ты ела в последний раз? - нахмурившись, спросила Светлана. - Утром. Я поела раньше всех. - Это было почти сутки назад. Пошли. Они зашагали по пустынным коридорам. На душе у Светланы было скверно. Они вошли в столовую: яркий свет заливал длинные ряды пустых столов. Светлана заказала Шейле плотный английский завтрак: ветчину, яйца, лепешки с патокой, йоркширский пудинг, чашку кофе и стакан молока. - Ты хочешь, чтобы я лопнула? - спросила Шейла, когда Светлана поставила перед ней поднос. - Чтобы огонь горел - настоящий или душевный, - необходимо горючее. Недоедание ведет к ошибкам. Шейла рассеянно улыбнулась. - Наверное. - Она взяла вилку и начала есть, а Светлана пошла за своей тарелкой. Когда они отодвинули пустую посуду, Шейла прикрыла глаза и зевнула. - Да, наверное, мне надо было поесть. Нужно записывать где-то для памяти, когда следует перекусить. - Мы приближаемся к концу, да? - Да. - Шейла отсутствующим взглядом уставилась на дальнюю стену. - Толстяк сказал мне, что осталось дня два. Если точнее, около пятидесяти часов. Душа Светланы сжалась. - Неужели прошло уже шесть месяцев? Шейла провела ладонью по лицу, словно массируя, разгоняя