ен вне
закона. Оба  они  сейчас возглавляли  Виримонд  -  планету,  которой некогда
владел и управлял Оуэн. Это было не  важно. И не важно было, что Кит  и Оуэн
сражаются  на  одной стороне.  Все  равно  Оуэн  его  убьет,  как  только он
перестанет быть нужным Восстанию. Кит  Саммерайл уже покойник, как и всякий,
кто встанет на дороге  Оуэна.  Кто бы он ни был. Оуэн медленно улыбнулся,  и
кулаки его разжались. Теперь есть чего ждать от будущего.
     -  Ты  пришел сюда не только за этим, - внезапно сказала девочка. Глаза
ее под сомкнутыми веками двигались  из стороны в сторону. - Есть что-то еще.
Что- то, что тебе необходимо узнать. Спроси меня. Спроси.
     - Хорошо, - сказал Оуэн.  У  него стеснило грудь, и  он  не  без усилий
заставил свой голос звучать  ровно.  - В прошлый раз один из вас сказал мне,
как я умру.  Мне нужно знать,  остается  ли это пророчество все еще  в силе.
Что- нибудь изменилось?
     - Нет, - решительно произнесла девочка. - Ты умрешь здесь, в Мистпорте,
одинокий и  покинутый, сражаясь против того, что выше сил любого человека. И
славу твою растащат мародеры.
     - Когда? - спросил Оуэн. - Когда это будет?
     -  Это  вопрос времени, -  ответила девочка, отворачиваясь. - Я никогда
ничего в нем не понимала.
     - Так попробуй! - воскликнул Оуэн. - Попытайся, черт возьми!
     Он нагнулся схватить ребенка  за плечи и тряхнуть, но Шанс успел первым
и попытался его оттащить. Оуэн отшвырнул верзилу  как пушинку, но мгновенный
приступ миновал, и он снова  овладел собой. Тяжело дыша, он стоял над спящим
ребенком. Затем отвернулся.
     - Это неважно, - сказал он, ни к кому не обращаясь. - Я знал, что еще с
Виримонда живу  в долг. Я должен был там  умереть. Спасло меня только  чудо.
Нельзя  рассчитывать,  что оно повторится  еще  раз,  но  все  равно  тяжело
выслушивать свой смертный приговор и знать, что тебе никак его не изменить.
     - Если не хочешь получать ответы,  не задавай вопросов, - заметил Шанс.
- И  я тебе  уже говорил:  провидцам  доверять нельзя.  Если  бы  они всегда
отвечали надежно, я уже давно был  бы богат.  Вот, например, недавно они все
заладили, что на  Мистпорт надвигается Что-то Плохое, но никакие двое из них
не могут согласиться  в том, что  это может  быть за чертовщина. Все, чего я
добился, это название - Легион. Но пока что единственное неприятное явление,
которое здесь объявилось, - это ты.
     - Плевать, - сказал Оуэн. - Если придется умирать, я умру, как подобает
Дезсталкеру.
     -  О,  как поэтично! -  восхитился Шанс. -  Упаси меня  Боже от героев.
Ладно,  Дезсталкер,  у  меня  работа  стоит.  Когда   будешь  уходить,  будь
аккуратней, чтобы дверь не поддала тебе под зад.
     - Спешишь, - возразил Оуэн. - Мы  еще  не все  с тобой обсудили. До сих
пор я спрашивал  сугубо от своего  имени. Теперь начнем разговор всерьез.  Я
здесь представляю Подполье Голгофы и от его  имени официально восстанавливаю
и оживляю  прежнюю информационную сеть моего отца в Мистпорте.  Он вкладывал
деньги  не только в  тебя и в Абракс; в этом городе  он создал и поддерживал
десятки  предприятий,  которые  в благодарность  собирали  и передавали  ему
полезную  информацию.  Некоторые  из их  владельцев и  сейчас  процветают  -
заправилы этого большого города.
     После смерти  отца  поток  информации  начал  иссякать.  Возможно,  они
думали, что смерть отца освободила их от обязательств. Я прибыл, чтобы их  в
этом  разубедить. Теперь  я Дезсталкер,  и я собираю  долги  моего  отца.  С
процентами.  Старая   сеть  снова   возродится,  снабжая  информацией  новое
Восстание, или  я лично  сделаю каждого из этих  сукиных сынов  банкротом. К
тебе это тоже относится, Шанс.
     - Ах ты, черт! - выругался Шанс.
     - Вот именно, - подтвердил Оуэн, лучезарно улыбаясь. - Ты можешь начать
с того, что дашь мне имена и  адреса тех, кого знаешь, а остальных мы найдем
с помощью твоих эсперов. После этого ты поможешь мне организовать встречу со
всеми  заинтересованными  сторонами,  где-нибудь сегодня. На  самом  деле, в
течение ближайших двух часов, если  они хотят  остаться при своих прибылях и
некоторых  жизненно  важных  органах. Действуй,  Шанс. У меня много  дел  и,
кажется, не так много времени, как я думал.

     Шанс   установил  через  своих  эсперов  контакт  с  нужными  людьми  -
процедура, от которой Оуэн  был решительно отстранен. Он нетерпеливо ждал на
ступеньках снаружи, думая, где лучше вырезать свои инициалы: на двери или на
кирпичной кладке  стены. Шанс опоздал лишь  на  пару  секунд, глянул на свою
дверь,  поморщился  и повел  Оуэна  вниз по  наружной  лестнице и  дальше  в
головокружительный лабиринт узеньких улочек,  составлявших центр  Мистпорта.
Туман  редел,  но пошел тонкий  и  противный дождь  со  снегом, и под ногами
образовалась слякоть. Оуэн держался позади Шанса и старался не думать о том,
что он творит со своими новыми дорогими ботинками.
     Миновав  Квартал   Купцов,  они  оказались  в   Квартале  Гильдий,  где
окружающие улицы и дома  сразу изменились  к лучшему.  Здесь  были приличные
тротуары  и  уличные  фонари,  некоторые  даже  электрические.  Здания  были
декоративны  настолько  же,  насколько  функциональны, а  прохожие  казались
представителями намного более обеспеченного,  пусть  и не обязательно  более
счастливого  класса.  Наконец  Шанс подошел  к  одному из  старейших Дворцов
Гильдий  и  остановился,  чтобы Оуэн мог его  рассмотреть и получить должное
впечатление.  Это было  крепкое приземистое  здание в три  этажа, с высокими
готическими арками, широкими стеклянными окнами и сотнями  деревянных резных
фитюлек на каждом свободном дюйме. Водосточные желоба оканчивались огромными
резными  каменными  горгульями,  и  вода  извергалась  из  их  ртов,  отчего
создавалось не предусмотренное архитектором впечатление, что они блюют вниз,
на людей. А может быть, и  предусмотренное.  Это  же  был Дворец  Гильдий. У
Оуэна не хватило духу  сказать Шансу, что он видал и более впечатляющие дома
при  дворе Лайонстон,  так что он задумчиво  кивнул,  показывая,  что оценил
впечатление, и жестом предложил Шансу вести его внутрь.
     У парадной  двери  стояли три  вооруженных охранника.  Они  уважительно
поклонились Шансу,  а Оуэна не заметили. Он их  не  убил - ему  не  хотелось
устраивать сцену. Пока что. Вестибюль внутри оказался просторным, удобным  и
весьма  респектабельным. Вдоль стен панели полированного дерева,  пол натерт
до сияния  и мерцал  в  свете  электрических ламп, установленных не  столько
чтобы  осветить  помещение,   сколько   для  того,  чтобы  ими  восхищались.
Меблировка и отделка  были  роскошны до изысканности, а все  здание в  целом
положительно   пахло  деньгами,  как  старый  семейный   банк.   Оуэн  почти
почувствовал ностальгию.
     Когда они, войдя в дверь, встали  на металлическую решетку, отряхивая с
плащей  воду  и  снег,  к ним  шагнул высокомерный дворецкий,  облаченный  в
старомодный   сюртук,    в   припудренном   парике   и   с   натренированной
снисходительной  улыбкой.  Шанс  показал  ему  свою  визитную   карточку,  и
дворецкий  коротко поклонился - слегка кивнул головой.  Взяв у Шанса и Оуэна
плащи двумя пальцами каждой руки,  он протянул  их лакею,  который  бросился
вперед, чтобы  их принять.  Затем он попросил, чтобы  Шанс и Оуэн  сдали ему
оружие, и тут начались проблемы.
     - Мое оружие я не передаю никому, - заявил Оуэн.
     - Не суетись  по  пустякам, - сказал Шанс, расстегивая ремень  и снимая
меч.  - В этом нет ничего личного. Всего лишь стандартная мера безопасности.
Все так делают.
     -  Я - не все, -  возразил Оуэн. - И мое оружие останется при мне.  Без
меня оно чувствует себя голым.
     -  Я вынужден настаивать, - сказал дворецкий ледяным тоном.  -  Как  вы
понимаете, мы не пускаем сюда кого попало.
     Ударом кулака Оуэн сбил его с ног. Тело потерявшего сознание дворецкого
с  приятным глухим стуком хлопнулось  на натертый паркет, проехало несколько
ярдов и  остановилось. Все присутствующие повернулись на звук,  и  некоторые
смотрели  с  одобрением. Из потайных  дверей  появились  охранники  с мечами
наголо и тут же замерли, когда Оуэн демонстративно положил руку на  рукоятку
бластера.
     -   Он  со  мной,   -   быстро  сказал  Шанс.  -  Его  ждут.  Охранники
переглянулись, пожали  плечами  и  убрали  мечи, явно решив, что  это  не их
проблема. Все остальные  в фойе пришли  к тому же выводу,  и вежливый  говор
возобновился. Когда бесчувственное  тело  дворецкого убрали,  Оуэн грациозно
раскланялся.
     -  Пожалуйста,  больше  так  не  делай,  -   попросил  Шанс.  -  Первое
впечатление - очень важная вещь.
     - В точности моя мысль, - подтвердил Оуэн. - А теперь двигай, пока я не
отлил в цветочный горшок.
     - Хотел  бы я думать, что ты шутишь,  - сказал Шанс. - Сюда. Постарайся
не убивать никого из важных лиц.
     Они  двинулись  в  глубины  Дворца  Гильдий.  Шанс  шел  впереди,  чуть
поторапливаясь. Обстановка  вокруг оставалась столь же роскошной и вычурной.
Слуги и чиновники молчаливо  сновали взад-вперед  по каким-то страшно важным
делам.  Разговоры  здесь  явно  не  приветствовались,  кроме  редкого быстро
затихающего  шепота. Оуэн почувствовал  сильное  желание подкрасться к кому-
нибудь и крикнуть  ему прямо  в ухо:  "Бу!" -  просто чтобы  посмотреть, что
будет. Но у него не было времени. Может быть, на обратном пути.
     У всех был вид очень аккуратный  и деловой. Костюмы несколько  вышли из
моды,  но  ведь  это  был Мистпорт.  Казалось,  все  они  знали Шанса  и  не
пропускали возможности состроить в его сторону кривую презрительную усмешку,
как  только  думали,  что  он  на  них не  смотрит.  Шанс  величественно  их
игнорировал.  Наконец они уперлись в  тупик  в виде  неумолимой,  совершенно
неулыбчивой  секретарши за столом в приемной, посаженной там, чтобы охранять
своего босса  от  нежелательных  визитеров. Это  была тощая,  преждевременно
состарившаяся женщина, и выглядела она так,  будто может  разгрызть и съесть
стекло, не подавившись. О такую  тетку охранники могли бы  точить мечи между
сменами.  Ее одежда с успехом стирала  все признаки женственности,  а взгляд
был так тверд, что под ним сорняки бы завяли.
     - Если вам не назначена встреча, я  ничего  не могу для  вас сделать, -
сказала  она таким холодным тоном, что  пингвин бы  поежился. - Если хотите,
можете  записаться на прием, но я  должна сообщить вам, что у мистера Нисона
не будет свободного времени в ближайшие недели.
     Шанс посмотрел на Оуэна.
     - Дальше мне тебя не провести. Есть препятствия, которые просто слишком
велики. Не бей ее, пожалуйста.
     - Я и не думал, - заверил его Оуэн. - Так можно руку сломать.
     Он наклонился над столом, чтобы посмотреть в каменные глаза секретарши.
     - Я - Оуэн Дезсталкер. Это предприятие оплачено деньгами моего отца.  Я
пришел получить по векселям. Прямо сейчас.
     Секретарша не  дрогнула, хотя при  упоминании  имени  Дезсталкера у нее
дернулась бровь.
     - Понимаю. Я уверена, что в обычных обстоятельствах мистер Нисон был бы
только  рад встретиться с вами,  но  положение вещей  таково, что  мой  стол
завален...
     Оуэн  отступил  назад, вытащил меч, поднял его  над  головой  и со всей
своей  силой форсажа обрушил его  прямо перед  собой. Массивное лезвие легко
прошло  сквозь  деревянный  стол, развалив  его  на  две  половины с острыми
краями, упавшие по обе стороны от секретарши. Шанс медленно покачал головой.
Оуэн убрал меч. Секретарша прочистила горло.
     -  Думаю, вы можете пройти  прямо  в кабинет, лорд Дезсталкер. Уверена,
что мистер Нисон сумеет уделить вам несколько минут. Я позабочусь, чтобы вас
не беспокоили. Вы хотите чаю или кофе?
     - Давайте  бренди, - предложил  Оуэн. - Большую  порцию. Мистеру Нисону
она   понадобится.  -  Он  улыбнулся  Шансу.  -   Просто  надо  знать,   как
разговаривать с людьми. У моей Семьи практика многовековая. А я лично всегда
думал, что мог бы стать великим дипломатом.
     - Ты  еще не вошел, - возразил Шанс. - Это  только вестибюль.  За  этой
дверью приемная. Вот там будут настоящие сторожевые псы.
     - Ладно, если  они  покажут зубы,  я  брошу им кость. Какая из них тебе
меньше всего дорога?
     Они  миновали  промежуточную  дверь  и  оказались  в  маленькой   голой
прихожей.  Между  ними  и следующей  дверью стояли трое  крупных мускулистых
мужчин. Каждый держал в руках  тяжелую секиру. Вид у них был  невозмутимый и
очень профессиональный. А у  секир был такой вид, будто  они часто бывали  в
деле. Шанс посмотрел на Оуэна.
     -  Интересная  тактическая  задача.  Пространства  для  маневра нет,  и
пытаться заговорить  с ними  абсолютно бесполезно. Дезинтегратором ты можешь
убрать одного, но  остальные два на тебя  навалятся  раньше, чем ты обнажишь
меч.  И  против секиры меч не  сработает.  Я  же, разумеется,  бессилен тебе
помочь. Вынужден сохранять позицию полной беспристрастности. Сам понимаешь.
     -  Безусловно. Обычно,  встретив  трех подобных неандертальцев, я  тоже
бываю  дьявольски  беспристрастен. Но,  к  несчастью  для них,  я  несколько
тороплюсь, не говоря уж  о понастоящему  плохом настроении, которое мне надо
на ком-то сорвать. Смотри и учись.
     Он  шагнул  вперед  с  пустыми  руками,  и три  охранника подались  ему
навстречу, занеся секиры. Все  произошло за несколько  секунд. Ударом кулака
Оуэн сбил  с ног первого,  повернулся на  одной ноге, а другой ударил в  пах
второго. И  пока  третий  охранник все еще замахивался секирой, Оуэн  шагнул
вперед, забрал перед его рубашки в обе горсти и ударил противника головой  в
лицо. У Шанса  отвисла челюсть. Оуэн стоял, даже не запыхавшись, оглядываясь
вокруг  со спокойным  удовлетворением.  Три  охранника сидели  или лежали на
полу, испуская стоны, и вид у них был очень неважный.
     -  Ты  прав,  -  сказал Шанс.  -  Ты  был  бы  чертовски  замечательным
дипломатом. Вряд ли кто-нибудь посмел бы с тобой не согласиться.  Никогда не
видел, чтобы человек так быстро двигался. Что ты такое, черт побери?
     - Я - Дезсталкер, и ты этого не забывай. Оуэн подошел к дальней двери и
погремел  ручкой.  Дверь  оказалась  запертой.  Он громко постучал  и ударил
плечом в дверь. Она влетела внутрь, повиснув на одной петле.  Оуэн аккуратно
поставил ее на место и улыбнулся шестерым сидевшим за длинным столом людям.
     - Тук-тук, - жизнерадостно сказал  он. - Я - Оуэн Дезсталкер, а вы  все
крупно влипли. Есть вопросы?
     - Входите, лорд Дезсталкер,  - сказал человек, сидевший во главе стола.
- Мы вас ждали.
     -  Ага, - заметил  Оуэн. -  Спорить могу,  что ждали. - Он оглянулся на
Шанса.  -  Найди себе  стул,  сядь  и сиди спокойно.  Я не хочу, чтобы  меня
отвлекали.
     - Подходит, - отозвался Шанс. - Я бы не хотел пропустить этот спектакль
за все блага мира. Но ты теперь сам по себе, Дезсталкер.
     Шесть человек  смотрели, как Шанс подтянул к себе стул и сел в  дальнем
углу,  откуда он мог все видеть,  но  находиться вдали  от линии огня.  Оуэн
подошел  и встал в конце длинного стола, и все глаза снова метнулись к нему,
а он, выжидая, переводил взгляд с одного нахмуренного лица на другое. Никого
из  них он не узнал, но он умел распознавать  людей влиятельных и облеченных
властью,   когда  их  видел.  Не  только  по  отличному  покрою  одежды  или
избыточному весу, но по манере поведения. По незыблемой самоуверенности. Его
появлением они были  раздражены, но не обеспокоены. Они его  не боялись. Они
так  долго  пользовались богатством  и безопасностью, что  утратили привычку
бояться кого бы то ни было. Оуэн слегка улыбнулся. Сейчас он это изменит.
     И если они слегка напомнили ему себя самого,  такого, каким  он был  до
того, как пришлось проснуться от грубой встряски, так им же хуже.
     - Желаешь, чтобы я идентифицировал этих людей? - спросил  Оз.  - В моих
банках данных о них есть все подробности.
     - Разумеется,  -  беззвучно  ответил  Оуэн.  - Будь хоть  раз  полезен.
Подожди минутку! Банки данных? От тебя же даже аппаратуры не осталось!
     - Не  надо  переходить на личности.  И будь внимателен: я не  собираюсь
повторять дважды. Начнем слева и пойдем по часовой стрелке. Первый - Артемис
Дэйли,  человек  широких  деловых  интересов.  Он  ссужает деньги  и  решает
проблемы. Если тебе нужно,  он тебе  поможет.  Мелкие вопросы вроде "законно
или  незаконно"  его  мало волнуют. Если  ты  просрочишь платеж,  он  пошлет
разбираться с тобой костоломов.
     Следующий за ним - Тимоти Нисон, банкир. Владелец  этого здания и много
еще чего в Мистпорте. Номер один среди  самого узкого круга, а значит, имеет
здесь очень  большую власть. Ничего в экономике  Мистпорта не происходит без
того, чтобы  он где-нибудь не отхватил себе кусок. За ним сидит Уолт Робине,
крупнейший  землевладелец  Мистпорта. Ему  принадлежит все,  чем не  владеют
банки. Специализируется на трущобах и работных домах, поскольку они приносят
наибольший доход.
     На той стороне стола мы видим Томаса Стэйси. Выполняет функции адвоката
для  всех здесь присутствующих, а  также для  всех, у кого достаточно денег,
чтобы соответствовать его  стандартам. Не проиграл  ни одного  дела,  что не
имеет никакого отношения к его  искусству юриста. И наконец, мы добрались до
Мэтью  Конли и Педро Мак-Говэна. Конли владеет и управляет доками. Всеми, от
космопорта до ангаров  на  Осенней реке, а  Мак-Говэн  возглавляет  профсоюз
докеров.  Дела  между  ними  улаживаются  тихо, кто бы ни  пострадал в  этом
процессе.  Таким образом,  перед  тобой все отцы  города во всей  их мерзкой
славе. Если бы  ты убил их всех  прямо сейчас, запах Мистпорта улучшился  бы
неимоверно.
     -  Никогда не думал, что ты  так  много знаешь о Мистпорте, -  мысленно
сказал Оуэн.
     -  Ты  многого еще про меня не знаешь. В такой огромной машине, как  я,
много есть чему удивляться.
     - У  тебя есть что сказать  нам, Дезсталкер? - нарушил молчание  банкир
Нисон,  крупный  толстый  мужчина, обтянутый  жилетом.  - Или ты собираешься
стоять и глазеть на нас весь день?
     - Просто  собираюсь с  мыслями, -  ответил  Оуэн. -  У  наших отношений
долгая история, джентльмены.  Деньги моего отца  поставили вас на  те места,
которые вы сегодня  занимаете. Деньги Дезсталкеров, которые  предназначались
для организации информационной  сети здесь, в Мистпорте. Он  поставил вас на
ключевые  посты, дающие власть и влияние, чтобы  вы следили для него за тем,
что здесь  творится.  Вы же  использовали  его  деньги, чтобы стать главными
экономическими  силами этого города, и при этом  приобрели такие богатство и
власть,  что забыли первоначальную цель. Или  просто решили, что  такие вещи
больше не имеют значения для людей столь богатых и влиятельных.
     -  Лучше  не  скажешь,  -  ответил адвокат  Стэйси, длинный и  жилистый
человек с проступающей на щеках сеткой вен. - И мы  совершенно не собираемся
опять политизироваться. Сейчас мы мыслим более крупными категориями. Мы сами
создали жизнь, которой живем, и она нас устраивает. Мы и только мы управляем
Мистпортом;  мы  - экономическая  кровь, дающая жизнь этому  обществу. Тронь
нас, даже погрози нам, и всю городскую экономику охватит коллапс - это уж мы
позаботимся. Люди потеряют  свои  сбережения,  деньги  станут  бесполезны, и
народ начнет голодать, пока все продукты будут свалены в кучу в доках. Ты не
можешь нас тронуть,  Дезсталкер. Все  люди Мистпорта поднимутся  и  разорвут
тебя на части, если ты только попробуешь.
     -  Они  это  переживут, - возразил Оуэн.  -  Если  увидят,  как  старая
коррумпированная система будет заменена более честной.
     - Честность - понятие  относительное,  - заметил  землевладелец Робине,
толстый  коротышка,  состоявший,  кажется,  из одного  брюха. - Всегда будут
богатые  и   бедные.   Мы  обеспечиваем  стабильность.   Ты   не   понимаешь
экономических реалий такой мятежной планеты, как Мист.
     - Я понимаю, что такое жадность, - сказал Оуэн. - Я  понимаю, что такое
вероломство и своекорыстие. И уж точно я понимаю,  когда  вижу сосущих чужую
кровь мерзавцев.
     - Отлично, - заметил Оз. - Расположи их к себе лестью.
     - Мы знаем, зачем ты здесь,  - сказал Дэйли, крупный  сутулый мужчина с
мрачным лицом. -  Ты хочешь лишить нас всего,  что  у нас есть, ради  своего
Восстания и  дурацкой  политики. Так  вот, мальчик, ты  зря  проделал  такой
длинный путь. Сейчас  наше влияние распространяется далеко за пределы Миста,
и у нас  есть инвестиции на  многих планетах. Даже на  Голгофе. Элайя Гутман
очень  нам  помог распределить  наши денежки.  Да, я  думаю,  это  имя  тебе
знакомо. Человек, с настоящим и влиянием властью. Это он сообщил нам, что ты
сюда направился.
     - Гутман! -  произнес Оуэн так, как будто это имя было непристойностью.
- Он  не раз пытался втереться в доверие к Восстанию, но я  всегда знал, что
его  денежные интересы связаны с  Империей. Его информация  исходит прямо от
императрицы.  Когда  вы  следовали  его  советам,  вы  исполняли  приказания
Лайонстон,  прямо  здесь, на  мятежной планете.  Может ли кто-нибудь из  вас
сказать: "Конфликт интересов"?
     -  Деньги не знают ни лояльности,  ни политических интересов, - ответил
Нисон. - Гутман всегда был нам добрым другом.
     -  Могу  поспорить, что был,  - процедил  Оуэн. Его тон становился  все
холоднее.  -  А  когда  по его  ссудам придется  платить, вы найдете деньги,
выжимая их из своих должников. И Мист станет еще одной из планет, истекающих
кровью досуха для поддержания богатства Голгофы.
     Он  оглядел стол, встретив только  скучающие взоры  или  индифферентные
пожатия плеч.
     - Это бизнес, - сказал Дэйли.
     - Это несправедливость, - возразил Оуэн. - А я поклялся кровью и честью
положить  ей  конец.  Что означает  положить  конец  вам и  вашей  маленькой
тепленькой системе. Может быть, я убью всех  вас  и  посмотрю, будут ли ваши
наследники  более сговорчивы.  Как бы  там ни  было,  ваши деньги  пойдут на
поддержку Восстания, как это и намечалось. Как собирался сделать мой отец.
     - Я так не думаю, - сказал  Нисон. - Охрана! Взять  его! Со всех сторон
распахнулись  двери,  и  в комнату  вломилась  небольшая  армия  охранников,
вооруженных  мечами,  секирами  и  даже несколькими  дезинтеграторами.  Оуэн
произнес  про  себя  слово  <i>форсаж,</i> и  знакомая сила  наполнила его.  Он был
сверхъестественно бодр и быстр, как будто до сих пор он провел всю жизнь  во
сне. Он чувствовал,  что может сделать что  угодно,  пойти на любой  риск  и
победить. Оуэн с трудом подавил в себе это. Так говорил форсаж, а не он сам.
В  последнее время  он слишком много и  часто  им  пользовался, несмотря  на
вытекающие из  этого опасности, а он их знал. Но  он полагался на изменения,
происшедшие с ним в Лабиринте, которые должны защитить его от этих уродующих
побочных эффектов. Другого выхода не было - работу нужно было сделать. Кровь
стучала у него  голове, билась в руке, сжимавшей меч, звала его  на битву, и
он ринулся в битву с улыбкой, которая могла с тем же успехом быть оскалом.
     Охранники  двигались,  как в  замедленной  съемке, когда он  бросился в
самую  гущу,  зная,  что  немногие обладатели  дезинтеграторов не  отважатся
пустить их в ход  из боязни  попасть в своих. С  нечеловеческой  быстротой и
силой  Оуэн  орудовал ярко  сверкающим мечом, и  брызги крови  летели во все
стороны.  Шестеро  за  столом орали,  выкрикивая  проклятия  и  истерические
приказы,  но  их заглушал  вопль охранников, падавших под  мечом  Оуэна, как
бараны  на  бойне.  Он  мелькал  среди  них  смертоносным призраком, слишком
быстрым, чтобы его можно было остановить или хотя бы парировать его удар,  и
его меч трудно было разглядеть. Казалось, он находился одновременно повсюду,
рубя  и кромсая,  и  люди перед  ним  выли  от  ужаса и  боли.  На пол упала
отрубленная у  плеча рука, и пальцы ее  отчаянно вцеплялись в пустоту.  Тела
падали в  кровавую  кашу,  пропитавшую ковер,  и уже  не  вставали.  Выстрел
дезинтегратора опалил огромный стол от края до  края, не попав ни в кого, но
оставив длинный след горящей древесины.
     Теперь Оуэн  смеялся,  хотя в  этом звуке было мало  веселого.  По всей
комнате, от края до края, свирепствовала битва, кровь плескала на стены так,
что окрасила их кармином. Шесть самых влиятельных  людей Мистпорта отступили
от  горящего стола и  жались друг  к другу в углу  комнаты, глядя и не  веря
своим глазам - один  человек уложил  всю их частную армию! А потом все вдруг
кончилась.  Оуэн  Дезсталкер стоял посреди мертвецов  и  умирающих, улыбаясь
улыбкой черепа.  Он медленно огляделся.  С его клинка стекала, капая на пол,
струйка крови, запекшаяся  кровь была на его одежде, и это была чужая кровь.
Он даже  не  запыхался. Он  обратил  свою  улыбку  на  шестерых  повелителей
Мистпорта, и те  съежились от  страха. Оуэн вышел из  форсажа, но  ожидаемая
усталость  на  него  не свалилась.  Он  по-прежнему  чувствовал,  что  может
победить целый город, если  надо будет.  Шанс выполз из-под горящего  стола,
под  которым он  нашел себе убежище. .Оуэн протянул ему  руку, чтобы  помочь
подняться,  и  Шанс отпрянул назад. Он встал  на ноги, глядя на Оуэна новыми
глазами.
     - У них не было шансов. Ты перерезал их, как скотину. Бога ради, что ты
такое?
     -  Я  - Дезсталкер,  и ты  этого не забывай.  Он повернулся к шестерым,
сбившимся  в  угол. Мало  кто из них решился встретиться с ним глазами. Оуэн
неторопливо  двинулся  к ним,  небрежно ступая по неподвижным телам. Под его
ногами хлюпал пропитанный кровью ковер.  Стэйси, адвокат, посмотрел на Оуэна
с чем-то похожим на вызов.
     - Ты - чудовище; но тебе  все равно нас не победить.  У нас деньги.  Мы
можем нанять еще людей. Мы можем нанять целую армию, если это будет нужно.
     - Давайте сюда вашу армию, - сказал Оуэн. - Пусть приходят. Вас они все
равно не спасут.
     - Ты не можешь нас убить,  -  выдавил  Нисон. - Если мы умрем, затеется
такое дело о наследстве, что деньги  завязнут  надолго. Возможно, на годы. И
никто их не сможет тронуть.
     - Меня ничто  не остановит, - произнес  Оуэн. - Ни вы, ни закон, ни вся
эта проклятая Империя. Ваш день кончен, со мной пришла ночь.
     - Ты сумасшедший! - воскликнул Дэйли. - Прямо как твой отец!
     - Мой отец стоил сотни таких, как ты! - повысил  голос Оуэн, откладывая
меч в сторону. Злость  кипела в нем, и он хотел сделать это  голыми  руками.
Внутри  него снова ревела сила  форсажа и,  видимо,  что-то еще. Не  обращая
внимания  на огонь, Оуэн схватил длинный тяжелый стол, оторвал его от пола и
разорвал пополам.  Бросив на пол зиявшие зазубринами  куски, он  двинулся на
шестерых  тайных хозяев  Мистпорта. Те с криком  бросились к двери. Шанс  за
ними. Они бежали  через приемную, зовя на помощь,  а  Оуэн шел  за  ними  по
пятам.
     Теперь он был больше чем человек -  почти разъяренная стихия. Его разум
проносился  бурей по коридорам и комнатам, сметая все на  своем пути. Падали
стены, летели  осколки  кирпичей,  рассыпалась  в  пыль известка.  В полах и
потолках разверзались  огромные  дыры. Дерево  вспыхивало  и  горело  резким
неестественным пламенем.  С  криками бежали  люди, а за ними каменным градом
осыпались  потолки. Волнами вздувались покрытые коврами  полы, поднимаясь  и
лопаясь в  нескончаемом землетрясении, и за всем  этим  шел Оуэн Дезсталкер,
молчаливый и беспощадный, круша огромный Дворец Гильдий, как сокрушит когда-
нибудь Империю, которую тот представлял.
     Несколько храбрых охранников пытались его остановить, но были сметены в
сторону. Двери срывало с петель  и  выкидывало из дверных  проемов. Лопались
окна,  шрапнелью  летало  битое стекло. Рассеянные  ветром бумаги  летали  в
воздухе, словно испуганные  птицы. Коробились стены, и  повсюду били фонтаны
из  разорванных водопроводных  труб. Трещали и  искрились оголенные провода.
Казалось,  что  все  здание  воет  от  боли,  медленно  разрушаясь.  И  Оуэн
Дезсталкер  шел сквозь крики и хаос, и думал  он, что  это  хорошо. Какая-то
храбрая душа  выпалила в него из дезинтегратора, но энергетический пучок, не
причинив вреда, отскочил в сторону. Ничто сейчас  не могло ни повредить его,
ни остановить.
     Он достиг  последней двери, той, через которую вошел во Дворец Гильдий.
Вылетевшая из  проема  дверь упала перед толпой  собравшихся поглазеть,  что
здесь творится. Они переговаривались и кричали, глядя  на  рушащийся Дворец.
Но когда Оуэн  шагнул  на улицу, все  внезапно  замолчали  и  отступили. Они
почувствовали  в  нем и вокруг него  силу, колебавшую воздух, подобно биению
гигантского сердца. Оуэн мысленно просканировал то, что  осталось от здания,
убедился,  что внутри никого  не осталось, а  затем обрушил его окончательно
одним  переворачивающим  движением.  Улицу наполнил гул  рушащейся  каменной
кладки. Из  пустых оконных и  дверных проемов  повалил дым, и в  один момент
здание,  бывшее одним из  величественнейших  дворцов Мистпорта, стало  всего
лишь   грудой   камней.  Медленно   наступила  тишина,   нарушаемая   только
приглушенными  звуками  оседающих развалин. Здания вокруг стояли  совершенно
неповрежденные. А сотворивший все  это  один человек стоял и смотрел на  то,
что совершил его  гнев. И думал  он, что это хорошо. Оуэн  медленно вобрал в
себя выпущенную силу и заглушил ее. И снова стал просто человеком.
     Вот тут и прибыла стража. Все десять человек. Они остановились поодаль,
внимательно рассматривая место происшествия. Оуэн улыбнулся им.
     - Частное дело. Попытка воспрепятствовать  вступлению в права владения.
Вам не о чем беспокоиться, джентльмены.
     Стражники посмотрели  на него,  потом  на то, что осталось  от  здания,
потом друг на друга, после чего твердо решили, что долг настоятельно требует
их  присутствия  где-нибудь  в  другом  месте. К удаляющейся страже  жалобно
взывали шестеро, некогда управлявших Мистпортом, но не были услышаны. Стража
в частные  ссоры  не вмешивается, и вообще  здесь Мистпорт. Шестеро медленно
повернулись к Оуэну, который стоял перед ними, неприятно улыбаясь.
     -  Вы, бедные сукины дети,  на  Голгофе и пяти минут не прожили  бы,  -
спокойно  сказал он.  - Вас  бы съели  живьем и еще закуски  попросили бы. А
теперь  делайте,  что вам сказано, и вам  будет предоставлен шанс остаться в
живых и сохранить при себе наиболее важные органы. На колени!
     Они выполнили приказание. О борьбе им уже думать не приходилось.
     - У вас  новый  босс, джентльмены.  У власти  снова Дезсталкер. Прямо с
этого момента вы начнете копаться в  своих потайных  карманах и восстановите
информационную  сеть  в  том  виде, как  она  была  задумана моим отцом. Как
средство сбора и пополнения информации, чтобы защищать народ Миста и служить
ему, чтобы  хранить  его  от  нападения  извне и  вредных влияний. Вы  также
оплатите  проектирование и установку новых  систем  обороны  этой планеты. В
связи  с  ослаблением  пси-щита  вследствие  эсперной  чумы  вам потребуется
сильная  высокотехнологичная  система  для  его  поддержки.   Приступайте  к
выполнению. И последнее: деньги моего отца всегда предназначались  для того,
чтобы   облегчить  жизнь  населению  этого   города  и  сделать   эту  жизнь
справедливее.   В   этом   направлении   я  ожидаю   от   каждого   из   вас
широкомасштабных, но практических  планов  в  письменном  виде  и в  течение
недели.  Если кто-нибудь  опоздает,  я прибью  его к  стене, чтобы  поощрить
остальных. И это не метафора.
     - Но... но  у нас  есть акционеры, - позволил  себе возразить  Нисон. -
Люди, перед которыми мы отвечаем. Они никогда не позволят все это...
     - Шлите их ко мне, - предложил Оуэн Дезсталкер. - Я сумею их убедить. У
кого-нибудь еще есть что сказать? Нет?
     Отлично. Вы быстро учитесь. Отныне вы, шестеро задниц, будете выполнять
мои  инструкции с точностью до  буквы или я вас наизнанку выверну. Медленно.
Это ясно?
     Все они энергично закивали, а Оуэн повернулся к ним спиной и зашагал по
улице. Он все еще ощущал силу, дарованную ему Лабиринтом,  обернутую  вокруг
него, как  удобный  плащ. Лабиринт  изменил его, и  он еще сам  до конца  не
понимал как, но сила была реальной, и  он упивался  ею.  Он  чувствовал, что
может  совершить что угодно,  если направит на  это свой разум.  И  это было
прекрасное ощущение - способность делать то что нужно таким простым и прямым
способом.
     - Ты осознаешь,  - спросил Оз, - что двигаешься в неверном направлении,
если хочешь направиться обратно в центр города?
     - Заткнись, Оз. Я осуществляю драматический уход. Он решил,  что должен
пойти в номера, которые были для  них заказаны, и посмотреть, как там Хэйзел
и  Джон  Сильвер.  Ему  не   терпелось  увидеть  лицо  представителя  службы
безопасности,  когда  он скажет  ему,  что  сотворил с Дворцом  Гильдий. Кто
знает, это может даже на Хэйзел произвести впечатление - хоть  и слабое. Она
его  беспокоила.  Несмотря на  новую  внутреннюю  силу, он все  еще  не  мог
почувствовать ее присутствие с помощью их  ментальной связи. Кроме того, ему
хотелось  поговорить  с  Хэйзел  об этой новой  силе  и  о том,  что это  за
ощущение.  Возможно,  у Хэйзел  она тоже  есть. Им нужно так много обсудить.
Оуэн  Дезсталкер  шагал  по  улицам  Мистпорта,  и  клубящиеся  туманы  сами
расступались с его пути.

     Хэйзел д'Арк  и  Джон  Сильвер, старые  мошенники  и  еще более  старые
друзья, сидели  по  бокам  горящего  камина,  потягивали горячий шоколад  из
пупырчатых фарфоровых кружек  и  глядели  на небольшой  фиал  черной  Крови,
стоявший  рядом  на  столе.  Он  был  очень обыкновенным  с  виду,  но  ведь
по-настоящему опасные вещи никогда такими не выглядят. Оба они знали, что он
может  сделать как с ними, так и для  них, и  то,  что они  колебались, было
признаком их силы воли. Кровь  Вампиров, синтетическая плазма  искусственных
людей.  Всего несколько  капель  давали  обычному  человеку силу, быстроту и
уверенность.  До тех пор, пока человек ее  принимал. Кровь  давала  человеку
ощущение  удивительной бодрости  и оживления, будто нормальный мир был всего
лишь зловещим,  серым,  удручающим ночным  кошмаром,  от  которого  человеку
удалось пробудиться. Конечно,  эффект  был недолгим,  и  постепенно  для его
достижения нужны были  все большие дозы. И медленно, от  дозы  к дозе, Кровь
сжигала человека изнутри. Она была создана, чтобы возвращать к жизни мертвых
Вампиров   и   делать   их  суперменами.   Никогда   не  предполагалось   ее
сосуществование с обычным человеческим организмом.
     Но люди желали  ее,  нуждались в ней,  дрались и убивали  из-за нее,  и
потому всегда находились те, кто был готов синтезировать и продавать ее - за
соответствующую цену. Особенно на такой планете, как Мист.
     - Это действительно  очень  просто, - говорил Сильвер. - Как шеф службы
безопасности  космопорта, я  имею доступ  ко всей  конфискованной  на улицах
Крови. А поскольку я контролирую все компьютерные записи, никто не  заметит,
если  пару капель иногда  сэкономлю - для  себя  и  нескольких особо близких
друзей. Чтобы управлять такой чертовой  дырой, как Мистпорт,  нужен костыль,
на который  можно опереться. И  совсем  не во  всех нас  сидит желание  быть
неподкупным героем - вроде инвестигатора Топаз. Я не наркоман. Я в силах это
контролировать. Но в  тебе  я  не уверен,  Хэйзел. Ты всегда была  жадной ко
всему. В прошлый раз ты чуть  не загнулась, когда отвыкала. Ты действительно
хочешь пройти через это снова?
     Хэйзел  уставилась в  свою кружку, не  поднимая на  него  глаз. - Ты не
знаешь,  какой  на  мне груз,  Джон.  Так много всего  случилось за короткое
время. Только что я была просто мелкой сошкой вне закона, ни для кого, кроме
себя самой, не интересной  и  не важной,  и вот я  -  повстанец,  и за  моей
головой  охотятся. В том  числе  некоторые из тех, которых я считаю на своей
стороне. Пока я дерусь и спасаюсь бегством и у меня нет  времени думать, все
в  порядке,  но сейчас... Каждый мой поступок  имеет  вес, каждое мое  слово
имеет  последствия  не  только  для  меня,  но  и  для всего  этого  чертова
Восстания. Из меня сделали героя и лидера и ждут, что я буду безгрешной.
     Так мало этого! Что-то случилось со мной  на планете Вольфлингов, Джон.
Что-то... изменило  меня.  Я  уже нечто большее, чем  раньше, и я все  время
боюсь. Мне кажется, что я -  уже не я. У меня дурные сны, и я не знаю, помню
я прошлое или  предвижу будущее.  Теперь  я способна  делать  такое, чего не
могла раньше. Странные и ужасные вещи.  И  помогает мне только Кровь. Она...
дает  мне  устойчивость,  успокаивает...  Помогает  верить,  что  я все  еще
человек.
     Она  поставила кружку, протянула  руку, и стеклянный  пузырек с  Кровью
вспрыгнул со  стола  в  ее ожидающую  ладонь.  Сильвер  посмотрел  на  нее с
удивлением.
     - Не знал, что ты эспер, Хэйзел.
     - Я не эспер. Я что-то другое. Нечто... большее.  Она  отвинтила крышку
пузырька  и  осторожно понюхала  черную  жидкость.  Ее ноздри  раздулись  от
знакомого  запаха - густого  запаха  дыма, бьющего в голову. Хэйзел  глубоко
вдохнула,  впитывая его легкими,  и  по жилам ее проскочили искры. Осторожно
наклонив фиал, она уронила каплю Крови себе на язык. Быстро сглотнула, чтобы
как можно  меньше  чувствовать  непередаваемо  горький  вкус, потом  закрыла
склянку и  поставила ее обратно на  стол -  чтобы не  подвергаться  соблазну
выпить еще каплю. Она откинулась на спинку кресла и застонала, когда внутри,
пробегая  огнем  по  жилам,  разлилось  знакомое  тепло,  возвращая  силу  и
уверенность. Груз  забот, обязанности и сомнения,  терзавшие ее,  отошли,  и
впервые  за последние дни расслабились мышцы лица.  Она медленно улыбнулась.
Ей было хорошо. Ни с чем не сравнимое чувство - ни о чем не заботиться.
     Сильвер смотрел на нее из своего  кресла, ничего  не предпринимая, пока
не  убедился, что  Хэйзел уже  глубоко под кайфом. Он собирался составить ей
компанию, но,  вспомнив о  том, какова была Хэйзел в худших своих  приступах
наркомании,   передумал.   Он  не   был  наркоманом  и  был   способен  себя
контролировать. И он остался трезвым, потому что был  уверен, что  он  нужен
Хэйзел,  чтобы за ней  присмотреть.  В  тот самый момент,  когда  он об этом
подумал, ее  полузакрытые в дреме глаза внезапно распахнулись и она вскочила
на  ноги, дико  озираясь  вокруг.  Сильвер  тоже  быстро оказался на  ногах,
поставив  свою кружку на стол,  чтобы  схватить Хэйзел за руки  выше локтей.
Она, казалось, этого не заметила, а  руки у нее были  тверды,  как  стальные
прутья. Сильвер  внимательно за ней  наблюдал.  С потребителями Крови  нужна
осторожность, если ты сам не принял. Со своей  новой силой  они могут  убить
обычного  человека в мгновение  ока,  и им  будет  наплевать, пока Кровь  не
выветрится. Хэйзел  оглядывалась,  неистово  вращая  головой,  и с  внезапно
осунувшегося лица глядели огромные тревожные глаза.
     -  Хэйзел! -  позвал Сильвер,  тщательно стараясь говорить спокойным  и
ровным голосом. - Что случилось? Что не так?
     -  Действие. Оно другое, - заплетающимся языком проговорила Хэйзел. - Я
другая.  Мне  не надо  было  принимать  кровь  здесь.  Когда столько эсперов
вокруг. Они... задевают  меня. Я не могу различить, что  у  меня в голове, а
что снаружи. Эта Кровь... она пробуждает во мне  что-то. Такое, о чем я даже
не знала, что оно во  мне есть. Я <i>вижу,</i> Джон, я  многое вижу. От меня больше
ничто не скрыто.
     Она уставилась  на  стену  перед  собой, и стена исчезла.  В тот же миг
Сильвер  понял: он  видит то  же, что и  она.  Ее  сознание связалось  с его
разумом, чтобы показать, что происходит в соседней комнате. Молодой взломщик
по имени Кот высыпал на стол ярко сияющие драгоценности из кожаного мешочка,
а скупщица краденого, женщина по имени Сайдер,  смеялась и хлопала в ладоши.
Хэйзел  повернула  голову,  и  стена вернулась на место.  Она  посмотрела на
противоположную  стену, и  та  исчезла,  представив  взору игроков  в карты,
переходящих от игры к спорам и взаимным обвинениям.
     Сильвер  попробовал ее встряхнуть, но не смог сдвинуть  и на  дюйм. Она
внезапно  обратила свой взгляд на  него, и в  это  мгновение он почувствовал
себя  совершенно  прозрачным, будто она видит  его насквозь;  все хорошее  и
плохое, и  все между  ними было  увидено в мгновение  ока. Казалось,  Хэйзел
стала больше Сильвера и громоздится над ним, как некое  древнее божество без
крупинки милосердия или сочувствия. Он отступил, отдернув  ладони от ее рук,
будто  обжегшись.  Взгляд  Хэйзел  обратился  внутрь,  и  вокруг  нее  стали
возникать  и пропадать образы. Видения  приходили и уходили в секунду, в них
мелькали места и лица, из которых Сильвер некоторые узнал.
     Старый  человек  в мундире  привратника, измученный, сломанный  жизнью,
сгорбившись, сидел на койке.
     - Они сломали меня. Поищите себе другого спасителя и вождя.
     Затем он  исчез, и  его место  занял  Оуэн, истекающий кровью из дюжины
ран, воздевающий меч, чтобы отразить невидимого врага.
     -  Когда  увидишь  просвет,  беги, Хэйзел.  Я  их задержу.  Толпа теней
ринулась вперед со  всех сторон,  и он исчез  под  ними,  все еще размахивая
мечом. Все погасло, и возникла ухмыляющаяся Руби Джорни.
     - Я  встряла в это  дело  только ради добычи. Сильвер попробовал  опять
протянуть руку  к Хэйзел, но  не смог до  нее дотронуться.  Ее  воспоминания
имели силу реальности.
     Руби  сменила  высокая, одетая в меха хищная  фигура, и  Сильвера будто
молнией стукнуло - это же легендарный Вольфлинг!  Огромная фигура посмотрела
прямо на Сильвера и сказала:
     - Печальная и горькая это честь - быть последним из своего рода.
     Вольфлинга сменил хэйден с  сияющими  золотыми глазами.  За ним  высоко
громоздились  обширные соты  из  золота  и серебра, покрытые толстой  коркой
льда.  Давно утраченная  Гробница  хэйденов. Измененный по имени  Тобиас Мун
глянул на Сильвера и произнес своим скрипучим, нечеловеческим голосом:
     - Все, чего мы всегда хотели, -  это  свобода. И тогда  лед растаял,  в
воздухе появились странные цвета и  исчезли, и  вышли  из  Гробницы хэйдены,
великие, славные и совершенные до невероятия. А потом опять был только Оуэн,
печально глядящий Хэйзел в глаза:
     -  Нельзя бороться со злом, став на сторону зла.  Хэйзел повернулась, и
Оуэн растаял, когда  она посмотрела на Сильвера.  Их  глаза  встретились,  и
появились  новые  видения.  Сильвер,  заключающий  сделки  с  мошенниками  и
подонками общества,  чтобы  сохранять порядок на улицах  Мистпорта. Сильвер,
платящий костоломам вроде Маркуса Раина, чтобы они не мешали работе его сети
распространителей Крови.  Сильвер, глядящий  в другую сторону, пока его люди
выживают или  устраняют  конкурентов методами погрубее. Видения  исчезли,  и
Хэйзел смотрела на Сильвера новыми, холодными глазами.
     - Всего  несколько капель, время от времени,  для себя и  особо близких
друзей?  Фигня. Ты держишь свою сеть распространителей наркотика,  опутавшую
весь город.  Сколько народу ты  посадил на плазму, Джон? Сколько окоченевших
трупов наркоманов  лежит  в  опустевших комнатах,  потому что они  не смогли
осилить твоих цен?
     -  Не знаю, - ответил Сильвер. - Пытаюсь об этом не думать. Я только...
кручусь  кое-как,  как  и  каждый  в  Мистпорте. Сразу  после эсперной  чумы
началась  сумасшедшая  инфляция.  Деньги не стоят и  половины своей  прежней
цены.
     Все, что я накопил, сгорело. Если  не я, то кто-нибудь другой, и ты это
знаешь. Я никогда не хотел никому причинять вред, но...
     - Да, - перебила Хэйзел.  - Но. Всегда это "но", правда? Сильвер шагнул
вперед,  протянув ей  руку.  Она схватила ее, и он  сморщился  от ее грубой,
неумолимой силы. Она холодно ему улыбнулась:
     - Спектакль не  окончен, Джон. Ты видел прошлое и  настоящее.  А сейчас
будет будущее, готовы мы к нему или нет.
     Ее рука сжалась сильнее, и Сильвер вскрикнул, когда комната, окружавшая
их,  растворилась и вместо нее  возник хаос. Люди с криками бежали по улицам
Мистпорта. Горели дома.  Небо было забито идущими на  штурмовку грависанями.
Сквозь поднимающиеся облака  черного дыма били лучи  дезинтеграторов. Смерть
была повсюду.  Боевые  машины проламывались через городские стены.  Вниз  по
Осенней реке,  мутной от крови и забитой трупами, плыли горящие баржи. И над
всем  этим  стоял  крик  -  нескончаемый крик,  в  котором  не  было  ничего
человеческого.  Хэйзел  отпустила руку Сильвера, и реальность  обрушилась на
них  вместе с  вернувшейся на место комнатой. Сильвер отступил на шаг, дрожа
всем телом,  весь еще  погруженный в мерзкую вонь пролитой крови  и горящего
мяса,  еще слыша ужасный бесконечный крик. Хэйзел стояла и смотрела на него,
холодная и неумолимая, как всякий оракул.
     - Это будущее, Джон. Твое и мое. И ты помогал ему прийти. Что-то Плохое
надвигается на  Мистпорт.  Что-то Очень Плохое. И скоро оно  будет здесь.  И
вдруг она неожиданно опять стала обычной Хэйзел. Покров силы и величия исчез
мгновенно, и она опять опустилась в свое кресло у огня -  маленькая, усталая
и  очень, очень уязвимая. Сильвер  медленно двинулся  вперед  и  сел  в свое
кресло лицом к ней. Его подмывало с криком броситься вон из комнаты, но что-
то  его не пускало.  Он  был  напуган до смерти, увидев,  чем стала она, его
старый  друг,  но  не мог дать ей это заметить. Он был нужен ей, он,  старый
друг и товарищ, и хотя в жизни  он много  сделал  такого,  чего  даже он сам
стыдился, но, черт побери, Джон  Сильвер не бросит  друга  в беде. Они долго
сидели  в  молчании.   Единственным   звуком   в  комнате   было   спокойное
потрескивание  охваченных  огнем  поленьев. Казалось,  что  в  комнате очень
холодно.
     - Что с  тобой стряслось, Хэйзел? -  спросил наконец Сильвер. - Никогда
раньше у тебя таких сил не было.
     Хэйзел устало улыбнулась.
     - А с тобой что стряслось,  Джон? Что стряслось с теми людьми, которыми
мы когда-то были?
     - Когда мы были молодыми, все было проще,  - заметил Сильвер,  глядя  в
огонь, потому что так было проще, чем смотреть на нее. - Ты была наемником,
     я пиратом, и оба  мы верили,  что  предназначены для большего. Мы стали
артистичнейшей группой мошенников. Помнишь, как мы три года вели эту аферу -
Ангела Ночи?  Хотя моим  любимым  всегда  было  последнее  надувательство  с
потерянной  Звездной Заставой.  Я получал  огромное  удовольствие, составляя
карты.  Такие  убедительные -  просто произведение искусства. Эту  аферу  мы
могли бы гонять до сих пор, кабы не невезение.
     - И жадность, - заметила Хэйзел.
     -- Это тоже.
     - Тогда все было проще. Мы - против них, и  мы забирали деньги только у
тех,  кто  был  в  состоянии  их  потерять.  Простые,  невинные  дни.  Но мы
изменились, ушли  от  этого. Мы не те, кем были. Поменялись  наши  друзья  и
компаньоны, и общего у нас осталось только воспоминания и Кровь. И ни то, ни
другое  уже не утешает  меня, как раньше.  Можем  ли  мы сейчас верить  друг
другу, Джон?
     - Должны, - ответил Джон. - Больше никто нам не поверит.
     - Оуэн поверит, - возразила Хэйзел. Сильвер заставил себя посмотреть на
нее.
     - Ты его лучше  знаешь. Что он  на самом деле собой  представляет, этот
Дезсталкер?
     -  Он  хороший человек,  хотя и  не  осознает  этого. Герой. Настоящий.
Отважный, преданный. И слишком честный, черт подери, чтобы  ему  самому было
от этого  хорошо. Он закончит тем, что полностью возглавит это Восстание. Не
потому, что он этого хочет, а потому, что он  лучше всех подходит  для  этой
работы.  Он  отличный  парень,  но слишком много есть  такого,  чего  ему не
понять. Про  такие вещи, как давление,  и ответственность, и незащищенность,
которые людей послабее, вроде нас с тобой, толкают к Крови, или выпивке, или
случайным связям. Ему в  жизни никогда  не  был нужен костыль  для опоры. Он
просто видит,  что правильно, а что  нет, и  делает то, что  правильно,  все
время ноя и никого этим не обманывая. Хороший человек в плохие времена.
     - Ты любишь его? - спросил Сильвер.
     - Этого я не говорила.
     Сильвер понимал, как нужно поступить. Он приблизил свое лицо к ее лицу.
А потом он ее поцеловал. И оба понимали, что это - прощание. И именно в этот
момент в комнату вошел Оуэн Дезсталкер и увидел их. Он остановился  прямо на
пороге,  ничего  не  говоря,  а Хэйзел и  Сильвер отпрянули друг  от друга и
вскочили  на ноги.  Долгое  время  никто ничего  не говорил. Хэйзел  глубоко
дышала, но не  покраснела. Сильвер видел, как  рука Оуэна упала на  рукоятку
меча на боку,  видел  холод  в его глазах,  и  понимал,  что очень близок  к
смерти. Не потому, что Оуэн ревновал, а потому, что эта  еще одна скрытая от
него  тайна,  еще  одно  предательство  могли  оказаться  последней  каплей,
переполнившей  чашу.  А  потом  глаза Оуэна натолкнулись  на  фиал с Кровью,
стоявший на  столе,  и все  изменилось.  Он знал,  что  это такое и  что это
значит, и гнев его стал уступать место страшной усталости.
     - Значит,  вот в чем дело, - сказал он без  выражения. - Неудивительно,
что наша ментальная связь сдохла - при этой гадости у тебя в голове. И давно
ты ее принимаешь, Хэйзел?
     - Достаточно.
     - Где ты ее достала?
     - В  городе  хэйденов. Мун  был очень  предупредителен. - В тоне Хэйзел
звучал то ли вызов, то ли просьба о понимании, то ли и то, и другое.  -  Мне
это нужно, Оуэн.
     - Почему ты не сказала мне раньше?
     - Потому что я знала, как ты среагируешь! Ты не понимаешь, какой на мне
груз!
     - Мы были вместе  с самого начала. Через что это ты такое прошла, через
что не прошел бы я? Черт побери, Хэйзел, я же завязан на то, как ты здесь, в
Мистпорте,  сделаешь  свою  часть работы! Не могу  же я один сделать  все! И
работа у нас тут важная!
     - Да  знаю  я! - Хэйзел свирепо глядела на него, сжимая кулаки. - Ты на
меня завязан. Подполье на меня завязано, все это проклятое Восстание на меня
завязано! Кому-нибудь  приходило  на  ум,  что я  могу  устать  нести  такую
тяжесть? Не можем мы  все  быть суперменами, как ты,  Оуэн. Не можем  мы все
быть героями. У  тебя в  жизни не было ни минуты нерешительности, правда? Ты
всегда знал, как должно поступить и  что должно сказать. Но  мы не можем все
быть идеальными!
     - Я не идеален, - ответил Оуэн. - Просто делаю свою работу. И от тебя я
ждал не большего.
     - Ты меня не слушаешь, - сказала Хэйзел. - Ты никогда меня не слушаешь.
     - Почему ты никогда не говорила мне про себя и Сильвера?
     - Потому что это не твое дело!
     - Ты никогда не рассказывала мне о нем. Ты никогда не  рассказывала мне
о Крови. О чем еще ты мне  не говорила? Мне казалось, я могу  тебе доверять,
Хэйзел. Я думал, что могу доверять хотя бы тебе.
     - Видишь? Ты опять это делаешь! Пытаешься переложить всю тяжесть на мои
плечи, а сам остаться жертвой  обстоятельств!  Черт  с ним со всем, и черт с
тобой, Оуэн Дезсталкер, я больше  не собираюсь тащить эту тяжесть. Я  устала
от груза твоих нужд и ожиданий! И я устала от тебя...
     - Ну да, - проговорил Оуэн. - Зато у тебя есть он и яд, которым он тебя
поит.  Все  что  угодно,  только  бы  не  вырасти  и  не  стать  взрослым  и
ответственным  человеком.  Не  поддерживать  тех,  кто  от тебя  зависит. Не
заботиться  о людях, которые  заботятся о  тебе. Он  тебе  нужен? Получи его
целиком. А я пойду подышу свежим воздухом.
     И  он повернулся и вышел вон, хлопнув за собой дверью, потому что в нем
клокотала такая  ярость,  что  иначе он бы  ее  ударил, а они оба знали, что
этого она никогда не сможет ни забыть, ни простить. И еще потому, что он так
хотел убить Джона Сильвера,  что  ощущал это желание физически, как  вкус во
рту.  Он думал, что он и Хэйзел, что когда-нибудь, может быть... Но он много
чего думал, и никогда ничего не получалось так, как он хотел. Столько он уже
потерял того, что было ему дорого. И не следует удивляться, что единственную
женщину, которую он любил, у него тоже отнимут.
     Ему не надо  было  возвращаться  в Мистпорт.  Здесь все всегда выходило
неправильно. И не то, чтобы  он возлагал надежды  на Хэйзел.  Она всегда шла
своим путем и дальше всегда будет,  и он это  знал. Но думал  что она  решит
идти  вместе с ним, хотя бы временно.  Она могла бы обратиться к нему с тем,
что ее беспокоило. Могла бы рассказать ему о Крови. Он постарался бы понять,
помочь, потому что он знал, что  такое груз  ответственности. Всю свою жизнь
он провел в попытках жить достойно имени Дезсталкера.
     Тяжелыми  шагами он спустился по  лестнице и протолкался сквозь плотную
толпу в таверне. Кое-кто, казалось, хотел было  возмутиться,  но, увидев его
лицо, решил  воздержаться. Эти  люди умели распознавать расхаживающую смерть
по  внешнему  виду. Толкнув дверь, Оуэн шагнул на  улицу,  и холодный воздух
ударил в лицо, отрезвляя,  как пощечина. Дверь  захлопнулась, отрезая его от
шума  таверны, и он прислонился к ней спиной, преодолевая свою ярость, снова
беря ее под контроль. Всего  мгновение ему понадобилось, чтобы заметить вещь
для  Мистпорта, мягко говоря, необычную:  улица  была  совершенно пуста.  Из
темнеющих окон выглядывали  лица, словно  ждали чего-то. Оуэн оттолкнулся от
двери,  его  руки  легли  на  рукоятки  меча  и  дезинтегратора. Здесь  была
опасность, близкая и готовая к атаке. Он учуял бы ее раньше, если  бы не был
так поглощен собой.  Внезапно на противоположной стороне улицы появились три
человека; их  взгляды  были устремлены  на него. Или они были телепортерами,
или, что вероятнее, скрывали свое присутствие телепатическим  щитом.  На вид
они   не  представляли  собой  ничего   особенного  -   среднего  роста,   с
обыкновенными  лицами, одетые  в обычные в Мистпорте густые меха.  Но в  них
таилась сила. Оуэн чувствовал ее, хотя и не осознавая в точности ее природу.
Человек,  стоявший  в середине, выступил  вперед. На бледном лице выделялись
черные глаза.
     - Ты  приобрел  врагов,  Дезсталкер.  Твоей  смерти требуют влиятельные
лица.
     - Отлично, черт подери, - сказал Оуэн. -  Господи, как  я  перепугался.
Так  что вы  трое собираетесь делать? Напасть на меня? Знаете, я сейчас не в
настроении, так  почему бы вам  не начать драпать прямо сейчас?  А я вам дам
пять минут форы.
     Человек в середине только усмехнулся и покачал головой.
     - Время умирать, Дезсталкер.
     Внезапно земля под ногами Оуэна качнулась,  и он потерял равновесие. Он
схватился за меч, а улица перед  ним раскололась, и  в ней открылась яма, от
которой  во  все  стороны  побежали неровные  трещины.  Из  расщелин брызнул
кровавый свет,  а воздух вдруг наполнился  запахом серы и зловонием  горящей
плоти. Из дыры,  откуда-то  из  далекой глубины, послышались  крики  ужасной
агонии  неисчислимой людской массы.  Земля снова содрогнулась,  и, пока Оуэн
пытался  сохранить равновесие,  его  бросило  вперед,  к огромной  трещине и
всему,  что в ней было.  Он почувствовал исходящий  из расщелины невероятный
жар, пот  выступил на его лице.  Меха на нем  почернели  и задымились, голая
кожа лица и рук покраснела и начала болеть, когда его качнуло еще ближе к
     отверстию  в улице. Он старался  удержаться  на краю пропасти, а вокруг
кипел багровый  воздух.  Вопли и серная вонь  стали почти непереносимыми. Из
трещины  взлетели обрывки  стальных  цепей с металлическими шипами,  которые
продрали его одежду и глубоко впились в плоть.  Оуэн вскрикнул, когда цепи с
лязгом натянулись  и  стали медленно  и безжалостно тащить его в  трещину  и
ниже, в Ад, где ему и было место.
     Но  даже на самом краю вечных мук  Оуэн все  еще не сдавался. Он напряг
все  силы,  и  цепи  лопнули;  оборванные  концы  их  скрылись в  расщелине.
Поднимавшийся из трещины жар  мог сжечь его  до обугленных костей, но он его
выдержал,  и медленно в  его мозгу сформировалась мысль: "Я  в это  не верю.
Ничему  этому не  верю".  И в тот же миг трещина и  адское пламя  исчезли, а
улица стала такой, как была. Оуэн глубоко дышал холодным,  бодрящим воздухом
и смотрел на троих на противоположной стороне улицы.
     - Проецирующие телепаты,  - сказал  он спокойно.  - Достаточно сильные,
чтобы создать иллюзию в мозгу другого человека и  настолько убедить его в ее
реальности, что он  погибает вместе  с его созданным образом. Довольно редко
встречаются  в  Империи,  но,   видимо,  не  на  планете  эсперов.  Отлично,
джентльмены, вы показали, на что способны. Теперь позвольте мне.
     Внезапно  над  ними  заклубились  грозовые  тучи,  и   молния  пронзила
телепата,  стоявшего  в  середине.  Сила  заряда  убила  его  мгновенно,   а
оставшихся двух сбила с ног.  Молния ударила опять,  и погиб второй человек.
Единственный выживший отползал назад  по грязи и снегу, уставившись на Оуэна
дикими, отчаянными глазами.
     - Молния не настоящая! Я в нее не верю!
     -  Это как хочешь,  - заметил Оуэн. -  Но  она вполне реальна. И грозам
наплевать, веришь ты в них или нет. Я работаю только с реальностью.
     Эспер с трудом сглотнул.
     - Если ты сохранишь мне жизнь, я скажу, кто меня нанял.
     - Я  знаю, кто  тебя  нанял,  - ответил Оуэн. - Видимо, я преподал этим
бизнесменам недостаточно серьезный урок. Может быть, твоя смерть убедит их.
     - Но... Я капитулирую! Я сдаюсь!
     - У  меня нет  жалости  к  наемным  убийцам. Эспер стал  насылать новые
наваждения,  но они промелькнули вокруг Оуэна бледными привидениями лишь  на
мгновение, не в  силах пробить  его ментальные щиты. Эспер смотрел  на Оуэна
отчаянным взглядом.
     - Ты справился с нами тремя. Это невозможно. Ты не человек!
     - Нет, - согласился Оуэн. - Уже нет. Теперь заткнись и умри.
     Молния ударила еще раз, и  эспер погиб. И в  тот же  момент на улицу со
всех сторон высыпала небольшая армия тяжело вооруженных людей. Они двигались
быстро, чтобы окружить его, отрезая все пути отхода. Вид у них был зловещий,
решительный и весьма профессиональный. Оуэн был поражен. Их тут вполне могла
набраться  сотня.  Нисон  и его друзья по  бизнесу, очевидно,  обшарили  все
городские притоны, чтобы собрать такое войско.
     Оуэна  заманили в капкан, и он  это знал. После  всех  уже  затраченных
усилий ему пришлось  напрячь свои новые ментальные способности  до  предела,
чтобы произвести  три удара молнии, и  больше в  нем этих сил не осталось. У
него был трудный день; меч оттягивал  руку; он смертельно устал, и все кости
болели. И  все  это ни черта не значило. Он был Оуэн  Дезсталкер, и обуянный
адским безумием, и это безумие надо было на ком-то сорвать.
     Ему  вспомнилось  пророчество юного эспера,  что он встретит смерть  на
улицах  Мистпорта  один, без друзей, в битве без малейшего  шанса на  успех.
Оуэн  рассмеялся, и  некоторые  из  стоявших  перед  ним вздрогнули от  этих
зловещих  звуков.  Это  был  смех  человека,  которому нечего  терять.  Оуэн
Дезсталкер поднял меч, улыбнулся своей улыбкой  мертвой головы  и перешел на
форсаж. С боевым кличем Семьи "Шандракор!" он бросился на врагов, напиравших
со всех сторон, и остался только лязг стали о сталь.
     Резня и бойня бушевали в узкой улочке, кровь текла ручьями по булыжнику
мостовой,  а потом Оуэн стоял триумфатором посреди кучи мертвых и умирающих,
истекая кровью  из  бесчисленных  ран,  но не  сломленный,  смеясь при  виде
бегущих от него сломя голову уцелевших наемников.
     Вот тебе и дурацкое пророчество.
     Оуэн  остановил форсаж и снова оказался до  последней  степени измотан.
Шок защищал его от боли  многочисленных  ран,  но он знал, что должен лечь и
отдохнуть, чтобы  его  смогло исцелить наследие  Безумного Лабиринта. Нельзя
терять сознание посреди улицы - это может подпортить репутацию.
     Достаточно  твердой рукой он  вложил  меч в ножны  и развернулся, чтобы
вернуться в "Терновник", в свою комнату, но  остановился,  вспомнив Хэйзел и
Сильвера. Снова встречаться с ними ему не хотелось.  Не  хотелось даже  быть
поблизости. Но он все же вошел в гостиницу и  прошел  в свою комнату. Потому
что больше ему некуда было идти.

     Имперский  крейсер  "Дерзкий"  вышел  из  гиперпространства  и  лег  на
околопланетную  орбиту  возле Миста. В своей каюте капитан Барток, известный
также  под  именем  Барток Мясник,  напряженно  ждал  какой-либо реакции  от
лежащей  внизу  планеты. Даже  после  Мэри  Горячки выжившие  эсперы планеты
должны  были  атаковать любой имперский корабль в момент  его  появления. Но
мгновения текли, и  ничего не  происходило, и Барток  наконец позволил  себе
немного расслабиться.  Новые экраны действовали.  Теоретически ни один эспер
или  группа  эсперов  не могли обнаружить присутствие "Дерзкого", однако  не
было способа испытать экраны заранее.
     Капитан  Барток  поднялся  из  своего  широкого  кресла  и  неторопливо
двинулся по каюте  - крупный, похожий на медведя,  с  медленными, неспешными
движениями. Безупречный  мундир, без  пятнышка или пушинки, каждая складочка
на своем месте.  Хладнокровный и  спокойный, Барток не доверял эмоциям,  тем
более  своим.  Они  бывали  всего лишь  препятствием  на  пути  эффективного
выполнения служебных обязанностей. В большой и комфортабельной каюте  царили
растения, покрывавшие все стены и  даже потолок. Лозы и цветы, колючие кусты
и лианы  переплетались  друг  с другом  в борьбе  за жизненное пространство.
Стремились   затмить   друг   друга   огромные   соцветия   на   причудливой
растительности из сотни разных миров, живущие  благодаря сложной гидропонной
системе.  Они наполняли  воздух  густым, тяжелым  запахом,  который  казался
терпимым только Бартоку.  Он предпочитал растения людям. С цветами ему  было
проще, не в последнюю очередь потому, что они были предсказуемы и никогда не
огрызались. На службе, где  он никогда не мог расслабиться и  никому  не мог
доверять, ему казалось, что яркие цвета  и богатые запахи успокаивают, и  он
покидал уединение своей каюты только в случае абсолютной необходимости.
     Бартоку было приказано вернуть  Мист в лоно Империи. Честь, конечно, но
честь чрезвычайно опасная. Разумеется, кроме  него, никто  не вызвался бы на
это задание добровольно. Его  предыдущее  задание состояло в охране  Склепов
Спящих  на  планете Грендел. Шесть  его  звездолетов без всяких происшествий
годами  поддерживали  карантин  этой   планеты,  пока  капитан   Сайленс  на
"Неустрашимом"  по  приказу  императрицы  не  спустился   на  планету  и  не
обнаружил, что дикие ИРы с Шаба каким-то образом проскользнули через блокаду
и  ограбили  Склепы.  Даже теперь  Барток  понятия не  имел, как  это  могло
случиться.  Его корабельные приборы и  записи  твердо свидетельствовали, что
мимо  них ничто не могло проскочить. И  никто ни на одном из кораблей ничего
не заметил.
     Барток и его корабли были отозваны с позором,  и по прибытии на Голгофу
все, от Бартока до последних нижних чинов, были тщательно проверены эсперами
и   мнемотехниками,  решительно   настроенными  обнаружить   разгадку   этой
мистической  истории.  Крайности их методов довели  некоторых  испытуемых до
смерти, а других до безумия, но найти не удалось ничего. Барток до сих пор с
дрожью просыпается по ночам от страшных снов о том, что с ним проделывали. В
конце  концов  он и  выжившие члены  экипажей  были  официально  очищены  от
обвинений  -  только  для  того  чтобы  обнаружить, что им больше  никто  не
доверяет. Барток не мог поставить им это в вину. Он сам втайне опасался, что
Шаб мог запрограммировать его разум, вставить секретные пароли и инструкции,
закопанные  так глубоко, что никто не смог  их обнаружить. Он не сомневался,
что  другим тоже приходила на  ум эта мысль,  и не  удивился, когда  получил
назначение вернуться  в Академию Флота инструктором. Это положило  конец его
карьере  и дало  возможность службе безопасности  держать  его  под  плотным
наблюдением.  А  затем последовал призыв добровольцев для выполнения задания
на Мист. Туда  нужно было посылать только добровольцев - каждый понимал, что
это  почти  верное  самоубийство. Барток ухватился  за эту возможность,  как
утопающий  за  соломинку.  Шансы  на  успех  его  не  волновали.   Если  его
императрица  говорит,  что задание  выполнимо, этого ему  достаточно.  И  он
отчаянно  рвался  доказать свою преданность,  вернуть доверие и восстановить
свое  прежнее положение. Хотя он сам точно не знал,  кого он хочет  убедить:
императрицу или себя самого. Лайонстон немедленно утвердила  его начальником
экспедиции. Отчасти  потому, что его послужной список указывал, что он может
выполнить задание,  не считаясь  с  потерями,  а еще - потому что  в  случае
провала он и его команда не будут  чрезмерной потерей. Барток это знал и был
с этим согласен. Он и сам так считал.
     Дверь  вежливо  дзинькнула  и  открылась,  когда  он  рявкнул  команду.
Пригибая  голову, чтобы  не задеть свисающие с двери  лианы, в каюту  шагнул
лейтенант Ффолкс  в сопровождении  репортера Тобиаса  Шрека и его  оператора
Флинна. Тобиас,  известный  также  под именем Тоби Трубадур, был  улыбчивым,
невысоким,  полным,  потеющим  человечком  с  прямыми светлыми  волосами,  с
цепким, как  стальной  капкан,  умом и  без  каких бы то  ни  было моральных
принципов,  о  которых  стоило  бы  говорить.  Такое  сочетание  делало  его
первоклассным  репортером.  Флинн  являл  собой тип  человека долговязого  и
неуклюжего, с  обманчиво честным лицом. Камера  сидела у него на плече,  как
одноглазая сова.
     Тоби и Флинн были персонально выбраны самой императрицей для  освещения
взятия Мистпорта в средствах  массовой информации. На нее произвели  сильное
впечатление их материалы о Восстании на Техносе III, и она дала  ясно понять
обоим, что от  данного  назначения им благоразумнее было бы не отказываться.
Если,  конечно,  их  устраивает нынешнее местоположение их  жизненно  важных
органов.  Оба они не понимали, является это задание наградой или наказанием,
но  у  них  хватило  здравого смысла не  спрашивать. И  потому Тоби и  Флинн
сказали: "Конечно, Ваше Величество. Спасибо, Ваше Величество", - и подумали,
как же им, черт подери, там выжить.
     Не  было  сомнений,  что  взятие  Мистпорта  предоставит  первоклассные
возможности  для  съемок того, как  творится  История, с изобилием  крови  и
разрушений,  которые  так  любит публика;  также  не  было сомнений, что  им
предоставляется дьявольски верный шанс потерять головы. Защищающие свои дома
и  жизни  повстанцы  не будут разбираться, где  там имперский  солдат, а где
честный  журналист, выполняющий свою работу. Но,  как сказал когда-то  Тоби,
войны  и битвы дают самый классный материал, так что  если ты хочешь сделать
хороший  репортаж со всеми вытекающими премиями и наградами, езжай туда, где
разворачиваются события. Флинн в ответ на это дипломатично промолчал,  как и
в большинстве случаев.
     Конечно,  всегда существовала  проблема  имперской  цензуры.  Лайонстон
нужен будет материал, где ее войска будут выглядеть  хорошими, а мятежники -
очень, очень плохими, и она  не брезговала лично приказывать цензорам резать
любой фильм, где показано иное. Дурные предчувствия  Тоби и Флинна полностью
подтвердились назначением официального куратора, приставленного к ним, чтобы
наблюдать  за их  работой и охранять от  опасностей.  Лейтенант  Ффолкс  был
военная  косточка с  головы до ног -  высокий, худой, исполняющий приказы  с
точностью до  буквы и  никогда не  упускающий  случая  угодить  вышестоящему
офицеру. Наверное, он даже спал по стойке "смирно", а за грязные мысли давал
себе наряды вне  очереди.  Он ясно дал понять Тоби и Флинну и всем, кто  его
слышит,  что журналисты и операторы, хоть без них и нельзя  обойтись, -  это
мерзкие червяки, которые будут следовать его личным инструкциям до последней
детали, если они хоть сколько-нибудь осознают, в чем для них благо. Их отказ
воспринимать  его  всерьез, и то,  что они  за  глаза называли  его  Глэдис,
глубоко  его  расстраивали. Так  же,  как и  их  привычка быстро исчезать  в
противоположном направлении, увидев его приближение.
     Тоби  и Флинн  с  интересом  изучали  каюту капитана, пока  Барток,  не
обращая   на   них  внимания,  неторопливо  подрезал  что-то   маленькое   и
беззащитное.  Ффолкс  нервно  ерзал, сомневаясь,  не стоит  ли  ему  вежливо
кашлянуть,  чтобы обозначить свой  приход.  Тоби  и Флинна  еще  ни разу  не
приглашали  во  внутреннее  святилище.   В  основном   они  были  ограничены
пространством  своих   гробов-кают,  выделенных   им  Ффолксом  подальше  от
остальной команды.  Братание корреспондентов  с  экипажем было  нужно меньше
всего - отчасти чтобы до них не дошла не предназначенная для них информация,
и от очень большой части - чтобы команда  сама не научилась от них  задавать
неудобные вопросы. По  отношению  к команде офицеры  Империи свято держались
правила: меньше знаешь - крепче спишь.
     Почти  все свое  время  Тоби  проводил, разрываясь между яростью  из-за
того,  что  его  удалили  от  славы  и  наград, заработанных  репортажами  о
Восстании  на Техносе  III,  и растущей уверенностью,  что вторжение на Мист
будет  одним  из величайших событий  современности и потому  даст  еще более
лакомые возможности еще большей славы и больших наград. Если только  удастся
протащить стоящий материал мимо цензуры, как  он сделал это на  Техносе III.
Ффолкса  перехитрить можно без проблем.  Это мог  бы проделать заторможенный
хомяк в свой несчастливый день и наверняка проделывал. Другое дело - капитан
Барток.  Тоби тщательно рассматривал миниатюрные джунгли капитанской каюты в
поисках ключей  к характеру  капитана,  которые  можно  было бы  против него
использовать.
     Флинну, как и можно было предвидеть, было глубоко плевать. Он ненавидел
все военное, от флота вообще до  "Дерзкого" в частности, и его не волновало,
кому  это  известно.  Он  был  не  из тех,  кто  радостно  переносит  тяготы
дисциплины и придирки дураков - не в последнюю очередь из-за того, что самим
фактом своего существования он противоречил всем видам правил и прекрасно об
этом  знал.  Его  вполне  устраивала  его  личная  жизнь  гомосексуалиста  и
трансвестита, хотя любая из этих склонностей обеспечила  бы ему арестантскую
каюту,  узнай  об  этом  Ффолкс.  Хотя  Флинн утверждал, что  может  указать
несколько  родственных душ из числа  младших офицеров. Сложившаяся  ситуация
мешала ему даже  в предполагаемом  уединении каюты надевать свои  прелестные
платья из страха, что это будет обнаружено вездесущими системами корабельной
безопасности. Он ограничивался  тем,  что надевал кружевное  нижнее белье  и
лишь слегка использовал  незаметную косметику. Тоби  жил в постоянном ужасе,
что его оператор попадет в историю и его потащат в  медицинскую  лабораторию
на экспертизу. Он отлично знал, что Барток этого не одобрит.
     Словно ухватив последнюю мысль, Барток наконец отложил в  сторону  свои
миниатюрные  садовые  ножницы  и  повернулся  к  посетителям.  С  холодным и
беспощадным  лицом  он направился  к  Тоби и Флинну,  которые,  несмотря  на
отчаянный  шепот Ффолкса, не сделали  ни малейшей попытки  встать  по стойке
"смирно". Барток остановился прямо перед  ними,  наклонившись  так,  что его
лицо оказалось от них в неприятной близости, и когда он заговорил, голос его
тоже был холоден, расчетлив и мог запугать каменную статую.
     - Я ознакомился  с вашими репортажами о бунте на Техносе  III. Несмотря
на  техническую  адекватность,  ваш выбор  сюжетов  отстоит  на  полшага  от
государственной   измены.   Под  моим   командованием  подобная  чепуха   не
повторится. Мятежники -  это  враги и никогда не должны быть представлены  в
каком-либо ином свете. Вы ограничите свои репортажи записью побед моих войск
и не  будете снимать ничего,  кроме  явно  указанного лейтенантом  Ффолксом.
Прямого эфира  не будет, кроме как по моему особому приказу. Вся ваша работа
будет  записываться для  последующей  передачи,  и  мы  с лейтенантом  лично
просмотрим  каждый  метр пленки до выпуска в эфир. Нарушение  этих или любых
других  инструкций  повлечет  за  собой ваш  немедленный арест и  замену, за
которыми  по  возвращении на Голгофу последует  обвинение  в государственной
измене. Это ясно?
     - Каждое слово, капитан, - быстро ответил Тоби. Он улыбнулся  и кивнул,
показывая, что всей душой готов работать  в команде, а про себя решил всегда
снимать Бартока  так, чтобы на экране он выглядел толстым и тупым.  Угрозы и
ограничения  Бартока его ничуть  не волновали.  На Техносе  III ему говорили
почти то же самое, и там это его тоже не остановило. Каждый хороший репортер
знает, что  важно сначала протащить  заснятое на возможно большее количество
экранов,  а  потом  уже  спорить,  когда  властям  слишком  поздно  что-либо
предпринимать, не выглядя при этом мелочными. Конечно, до сих пор он не имел
дела с  Бартоком  Мясником.  Человеком,  определенно  предпочитавшим  решать
проблемы как можно более насильственным путем.
     - Следуйте за  мной, -  неожиданно приказал Барток. - Я  хочу, чтобы вы
кое- что увидели.
     Он прошествовал  мимо  них  и покинул свою каюту, едва дав двери  время
убраться с  его  дороги. Тоби и  Флинн обменялись  удивленными  взглядами  и
поспешили за ним. Ффолкс, как обычно, одиноко трясся в тылу. Барток проходил
коридор  за коридором, не  обращая внимания  на  тех, кто отдавал ему честь,
когда  он  проходил  мимо,  пока наконец не вступил на  территорию,  которая
обычно  была  закрыта  для  двух журналистов.  Тоби  чувствовал  нарастающее
возбуждение.  С момента,  когда  он  впервые  ступил  на  борт,  он  пытался
обманывать, клянчить и  угрожать, чтобы  сюда проникнуть. Безуспешно. Каждый
знал, что там заперто Нечто Большое, секретное оружие вторжения, но никто не
знал,  что именно. Те  же,  кто знал, занимали слишком высокое положение или
были  слишком напуганы, чтобы сказать. Все это довело  интерес Тоби до точки
кипения.  А  теперь  он получит  наконец  возможность  на  это  глянуть.  Он
исподтишка  дал  Флинну  сигнал  начать  съемку.   Выключатель  камеры   был
имплантирован  в  организм  Флинна  и  мог  срабатывать  без всяких  внешних
проявлений - удобный фокус, не раз уже использованный.
     Наконец Барток подошел к массивной двери в судовой  переборке,  которую
можно  было  открыть только  после  эсперного сканирования,  и  Тоби  только
старался не  задымиться от нетерпения, пока эспер по  другую  сторону  двери
устанавливал  их  личности.  Беглый  взгляд  на бледное  лицо  нервничающего
Ффолкса позволял  предположить, что тот никогда  не видел  ожидавшего  их за
дверью, но знал достаточно, чтобы не гореть желанием немедленно это увидеть.
Наконец   дверь  распахнулась,  и  Барток  проследовал  внутрь   с  чуть  не
наступающим ему на пятки Тоби.
     Перед  ними  лежал  громадный   зал,  окруженный  ребристыми  стальными
стенами.  Большую его  часть  занимал  огромный  стеклянный  бак.  Его  края
достигали по  крайней мере тридцати  футов  в  высоту  и уходили дальше, чем
можно было  разглядеть. В баке была густая бледно-желтая жидкость, постоянно
ходившая медленными  волнами,  на манер  сиропа.  И  плавала в этой жидкости
огромная, темная, внушающая ужас масса,  переплетенная  с  какими-то хитрыми
устройствами, связанная с баком и окружающим миром бесчисленными проводами и
кабелями.  Масса   эта  бесформенно  колыхалась   -  нездоровый  конгломерат
растворенных  живых тканей,  словно  огромная раковая опухоль, погруженная в
море  гноя.  Она  ужасно  воняла, и  Тоби  скривился,  когда,  зачарованный,
медленно двинулся вперед. Он расслышал, как позади давится кашлем Ффолкс.
     - Великолепно, правда? - спросил Барток.  - Вот секрет нашего  будущего
успеха, единственное, что делает возможным вторжение  на Мист. Эта штука все
время проецирует экран, не дающий эсперам Миста и их технике обнаружить наше
присутствие.  У нее  есть и  другие способности,  которые  раскроются, когда
начнется вторжение.
     - Что это за штука, черт ее подери? - спросил Тоби. - Она живая?
     - О,  да, - заявил Барток. - Вы смотрите на самое  последнее достижение
биоинженерии.  Ученые Империи забрали всех эсперов,  заключенных  на Девятом
Уровне - тех, что остались после прерванного побега, и казнили их. Затем они
извлекли   тысячи   мозгов  и  сплавили   их  ткани,  чтобы  создать  единую
конструкцию, которую вы  видите.  Тысячи  живых мозгов, сплавленных вместе в
один  гигантский  компьютер-эспер. Единый  огромный эсп-глушитель,  и  более
того. Им  управляют мыслечерви, которые в прошлом контролировали заключенных
-  наследие  Червемастера. Они вплавлены в мозговую  ткань  через правильные
интервалы, чтобы следить  за мыслительным  процессом и  управлять им.  Черви
формируют    сырую   сущность    -   гештальт,   обладающую   способностями,
превосходящими прямую сумму способностей входящих  в нее мозгов, и дают  нам
возможность  сноситься  с  этой  конструкцией  посредством   телепатии.  Она
называет себя Легионом.
     -  Разумы  эсперов,  - медленно  произнес  Тоби. -  А они...  живы там,
внутри? Понимают, во что превратились? Барток пожал плечами.
     - Никто точно не знает. Теперь они часть чего-то большего.
     Тоби медленно приблизился,  пока его лицо чуть не коснулось стекла.  Он
чувствовал, как неподалеку сзади Флинн спокойно снимает все на пленку. Ужас,
который почувствовал Тоби от того, что было проделано с тысячами беззащитных
людей, заставил его  на минуту  замолчать,  но  у него  в  мозгу  уже бешено
крутились мысли, как лучше представить все  это зрителям. Они захотят узнать
все про эту... эту мерзость, а он  - единственный, кто может им  рассказать.
Он собрался с мыслями,  взял их под жесткий  контроль.  Если хочешь  сделать
хороший репортаж, забудь о собственных переживаниях. Азбука репортера.
     - Почему это зовется Легионом? - спросил он в конце концов.
     <i>Я Легион, потому что я - многие.</i>
     Псионический  голос  звенел  внутри  головы  Тоби, будто  разложившиеся
голосовые связки трупа месячной давности. Голос кружился в его мозгу подобно
ядовитой змее, корчась, извиваясь и оставляя за собой гнусный след. Это было
безжалостное,  жестокое  вторжение, насилие  над  мозгом,  и  Тоби  чуть  не
стошнило. От  одного только  присутствия  этого голоса ему казалось,  что он
вывозился в грязи. Он изо всех сил старался сохранить  над собой контроль, а
голос продолжал.
     <i>Я все, чем был раньше, и больше, намного величественнее, чем сумма моих
частей. Нет эспера, способного устоять передо  мной. Их  экраны падут,  и  я
буду пировать на их разумах. Я  возьму их  в себя и  высосу  досуха. А  Мист
утонет в крови и страданиях.</i>
     Легион   говорил   одновременно   многими  голосами   -   ужасный   хор
противоречивых   акцентов.  Они   были  громкими   и   тихими,   грубыми   и
пронзительными,   все    в   одном.    Неестественная   смесь,    невыносимо
нечеловеческая.  А фоном, как  далекое  море, накатывал и уходил голос тысяч
проклятых душ, кричащих в Аду.
     - Кто...  кто именно сейчас  со  мной говорит?  - спросил Тоби, пытаясь
вернуть профессиональное спокойствие. - Мозги эсперов, мыслечерви, гештальт?
Кто?
     Но Легион не ответил и  внезапно покинул сознание Тоби. Облегчение было
ошеломляющим.  Тоби  попятился назад,  отчаянно стремясь  оставить  побольше
места  между собой и ужасом  в баке. Флинн быстро подскочил  и поддержал его
под локоть. А потом, как это ни  удивительно,  на  вопрос  Тоби  сдавленным,
тихим голосом ответил Ффолкс.
     - Мы не знаем, кто с нами разговаривает. Нам представляется, что Легион
все еще вырабатывает свою природу.  Все, что мы знаем точно - это что у него
есть самосознание и  он ориентируется в  обстановке, и  что сила его растет.
При теперешней силе  он  может без проблем уничтожить любой пси-щит, которым
эсперы Миста могут от нас отгородиться, а без него они будут беспомощны.
     -  А какой  же  силы он достигнет?  -  спросил  Тоби чуть успокоившимся
голосом, когда эта тварь убралась из его головы.
     -  Мы не  знаем,  -  ответил Барток. - Но  вам  не о  чем беспокоиться.
Физически Легион  абсолютно беспомощен. Он  не проживет и секунды вне своего
бака. Без  нашей технической поддержки и синтетической  плазмы, в которой он
плавает, Легион вообще не может  существовать. Он абсолютно от нас зависим и
знает это.
     - Но  вы до  сих  пор не знаете, что он собой представляет,  - спокойно
заметил Флинн. - И на что он способен.
     -  Что он такое  - я  вам  сейчас скажу,  -  произнес  Барток,  впервые
улыбнувшись. - Он - оружие. Оружие, которым я сокрушу Мист раз и навсегда.

     Спустя некоторое время лейтенант  Ффолкс, благополучно проводив  Тоби и
Флинна в  отведенные им каюты, спешно направился в  другую  часть корабля  и
тихо  постучал в  одну  из дверей  сообщенным  ему  условным  стуком.  Дверь
открылась почти мгновенно, и он вошел внутрь. Он вспотел,  руки его дрожали.
Предполагалось,  что  работает  специальное компьютерное подавление следящих
систем, но не было  способа  проверить, работает ли оно на самом деле. Когда
дверь за ним  осторожно закрылась, Ффолкс вздохнул чуть свободнее. Он кивнул
единственному  обитателю  комнаты,  и инвестигатор  Разор  ответил таким  же
кивком.
     Разор  был  высоким  и грузным, с  толстыми  пластами  мышц  и  мрачным
терпеливым лицом. У  него  была  темная кожа,  коротко подстриженные белесые
волосы,  а узкие глаза  были  на  удивление  зелеными. Инвестигатор выглядел
вполне спокойно, но Ффолкс не обманывался на этот счет.  Он знал, что  Разор
не  хотел сюда  попадать.  Он вел более  чем  удобную  жизнь в качестве шефа
службы   безопасности  клана  Ходзира,  пока  императрица  не   решила,  что
инвестигаторам,  в  отставке они или нет,  более не  разрешается работать на
Семьи. Вместо этого всех  инвестигаторов любого возраста и статуса вернули в
прямое  подчинение  Империи.  Работая  на  клан Ходзира, Разор был  богат  и
влиятелен;  теперь он стал всего лишь одним из инвестигаторов, причем старше
и, возможно, чуть медлительнее  остальных. Но императрица пожелала назначить
его в  экспедицию на Мист, и он оказался здесь. Хотя сам он  никак не рвался
на самоубийственные задания. Вот почему пришел сюда Ффолкс.
     Разора  откомандировали  на  "Дерзкий",  поскольку он  когда-то работал
вместе  с инвестигатором Топаз. Он  был ее наставником  и инструктором  в те
дни, когда Империя еще не решила,  хорошо это или нет -  эспер-инвестигатор.
Ответ на тот вопрос дала измена Топаз и ее бегство на Мист. Разор был очищен
от  всех подозрений, но,  когда он подал рапорт  о преждевременной отставке,
никто не возразил. Предполагалось, что это  будет для него второй шанс, шанс
доказать свою  ценность и  верность,  а именно: используя личное знакомство,
подобраться к Топаз настолько близко, как никто другой не  сможет, а тогда -
убить. Каковы его чувства по этому поводу -  никто  не спрашивал. Считалось,
что у инвестигаторов чувств нет.
     - У тебя есть для меня инструкции? - спокойно спросил Разор.
     - Да,  -  ответил  Ффолкс, обегая  глазами простую,  спартанскую  каюту
инвестигатора, чтобы не встречать прямой взгляд холодных непреклонных  глаз.
- Я буду твоим связным с кланом Ходзира. Я с  ними в родстве через брак. Мне
поручено сообщить,  что тебя не забыли и  что  Семья щедро  наградит тебя за
работу,  выполненную здесь в  ее интересах. Я пришел дать тебе информацию  о
том, что собирается делать капитан Барток, когда Легион снимет щиты эсперов.
     Мы  могли  бы  просто сжечь  планету  с  орбиты,  но  Ее  Императорское
Величество решила, что желает взятия планеты, а  не ее уничтожения. Частично
потому,  что все еще видит в эсперах потенциальное оружие в грядущей войне с
пришельцами, частично  чтобы показать,  что никто не может бросить ей  вызов
безнаказанно.  Она  желает,  чтобы  вождей  бунтовщиков  бросили  в  цепях к
подножию трона, дабы каждый видел их позор и поражение.
     Таким  образом,  приказ   Бартока  состоит  в  систематическом,  но  не
тотальном  разрушении  Мистпорта. Допустимы потери  до пятидесяти  процентов
гражданского  населения.  Город надлежит брать улица за улицей, в рукопашном
бою,  если потребуется. Все  это  означает ввержение города в полный  хаос и
замешательство,  что  мы  сможем  использовать  к  своей  выгоде.  Когда  ты
покончишь  с инвестигатором Топаз и Мэри Горячкой, ты свяжешься с некоторыми
влиятельными людьми, чьи имена и адреса находятся у меня вот в этом  списке.
Запомни их, а потом уничтожь список. Эти люди были когда-то частью шпионской
сети  в городе, поставлявшей информацию предыдущему лорду Дезсталкеру. После
его  смерти  некоторые  из них обратились  к  клану  Ходзира  за  защитой  и
финансовой поддержкой. При поддержке Семьи эти люди после вторжения составят
новый  правящий Городской Совет.  Твоей  работой будет сохранять им жизнь до
окончания вторжения.
     Разор спокойно кивнул.
     - Выглядит  достаточно просто. А  зачем  клану Ходзира нужна власть над
этой ублюдочной планетой?
     -  Я  не задаю вопросов, - ответил Ффолкс.  - Это продлевает  жизнь. Но
если  бы мне пришлось рискнуть и угадать,  то  я  бы  сказал, что  уцелевшие
эсперы - это отличный  денежный  и  людской  ресурс.  Клан  Ходзира  смотрит
далеко.  До   свидания,  инвестигатор.  Надеюсь,  больше  нам  не   придется
встречаться.
     - Ты боишься, - заметил Разор. -  Я чувствую в тебе запах  страха. Чего
ты так боишься, лейтенант?
     - Я не понимаю, о чем ты говоришь, - сказал Ффолкс. - Мне действительно
надо идти. Меня хватятся.
     Вдруг он оказался прижат к переборке, и  в его горло уперся меч Разора.
Ффолкс ловил ртом воздух, и  по  его  лицу  стекали  крупные капли пота.  Он
никогда еще  не  видел, чтобы человек так  быстро  двигался. Разор приблизил
свое лицо к лицу Ффолкса, и тот не смел отвести глаз.
     -  Ты боишься меня, лейтенант? Это  хорошо. Ты должен  бояться. Если ты
шепнешь хоть словечко кому бы то ни было о том, что я продолжаю поддерживать
связь с кланом Ходзира, я тебя убью. Ты веришь мне, лейтенант?
     Острие клинка чуть кольнуло шею Ффолкса, и вниз медленно поползла капля
крови. Он не  осмелился кивнуть, но как-то ухитрился  сделать утвердительный
жест. Разор улыбнулся, убрал свой меч и отступил назад.
     -  Значит, мы друг друга поняли. А теперь убирайся отсюда, шпион.  Если
мне понадобится с тобой переговорить, я тебя найду. А если ты заставишь меня
себя искать, я буду последним, кого ты в своей жизни увидишь.
     Он открыл дверь, и Ффолкс стрелой  бросился мимо него в коридор, несясь
во весь опор и плюя на то,  что его могут увидеть. Нет платы, которая стоила
бы такого. Ничто такого не стоит.

     Десантные модули "Дерзкого" отчалили ранним вечером. Подобно серебряным
хищным  птицам на  фоне  кровавого  неба, они несли воинов  Империи вниз, на
поверхность  мятежной  планеты.  Эсперы  Мистпорта  ничего  не  видели  и не
слышали,  никто  не знал, что враг уже здесь. Легион испытывал  и  раскрывал
свои   возможности.  Теоретически   считалось  достоверным,  что   он  может
прикрывать модули на  расстоянии, но, как  и многое другое,  Легион осваивал
это умение в действии. На широком снежно-ледяном плато в отрогах гор Мертвой
Головы приземлялись сотни серебряных  кораблей; на некотором  расстоянии  от
Мистпорта, но очень близко  к небольшому поселению под названием  Хардкастл-
Рок. Здесь была вторая  и последняя густонаселенная местность на Мисте - все
остальное население было рассеяно по мелким фермерским хозяйствам. Небольшой
городок, не имеющий особого значения, с населением две  тысячи тридцать один
человек,  согласно  данным  Империи. Никаких оборонительных  систем,  весьма
низкая технология. Прекрасное место для пробы сил перед главным нападением.
     Люди  выбегали из квадратных каменных  домов, глядя  на появляющиеся  в
небе  баржи. Легион мог обмануть эсперов  и  датчики, но даже  он не  был  в
состоянии скрыть от людей  внизу  грохот  такого большого количества летящих
машин. По крайней мере на этой стадии своего  развития.  Горожане собирались
за высокими  каменными  стенами, окружавшими  город,  глазея  и  возбужденно
переговариваясь, а корабли продолжали прибывать. Люди  недолго  гадали,  что
происходит. Большую  часть  своей  жизни  они  провели,  ожидая вторжения  и
готовясь к нему. К дню, когда Империя  придет снова предъявить свои права на
Мист как на свою собственность. Люди бросились вооружаться и прятать детей.
     Войска выходили из длинных узких кораблей, сгибаясь под тяжестью брони,
изолированной  от  свирепого  холода, нагруженные мечами, лучевым оружием  и
силовыми щитами. На баржах  стояли пушки дезинтеграторов, но  их берегли для
Мистпорта.  Десантники  быстро  окружили  место  высадки,  не  обращая  пока
внимания  на  город.   Имперские  войска  стояли  рядами,   ожидая  приказа.
Закаленные,  дисциплинированные  убийцы  с  холодными  глазами,  нетерпеливо
ждущие начала. Сержанты выкрикивали команды, офицеры занимали позиции  вдоль
строя. А корабли продолжали прибывать, и все больше людей выходили на снег и
лед.
     Облаченные  в  тяжелые  шубы Тоби  Шрек и его оператор  Флинн  неуклюже
выгрузились  на  холод,  коротко выругались и начали  снимать.  Им приказали
снимать все, и лейтенант Ффолкс тоже  присутствовал, чтобы не спускать с них
глаз. Он  смотрел, как строится армия, и раздувался от гордости. Вот в такие
минуты радуешься, что ты служишь во Флоте Империи.
     И  наконец  из последнего  приземлившегося  корабля  вышел  командующий
Имперскими  Силами   инвестигатор   Разор.  Он  не   озаботился   надеванием
теплоизолирующей брони  или мехов, а был облачен только в серебристо-голубой
официальный мундир инвестигатора. Холода он  не чувствовал,  но  ведь каждый
знал, что инвестигаторы - не совсем люди. Императрица лично назначила Разора
командующим всеми силами высадки - потому  что до отставки он уже командовал
силами  вторжения,  и еще  для того, чтобы показать:  невзирая  на возраст и
связи с Ходзира, императрица доверяет ему полностью.
     Штабные офицеры столпились вокруг него,  докладывая последние сведения,
стараясь продемонстрировать, что  все  идет как должно. Разор коротко кивал.
Он и не  думал,  что может  быть иначе.  Сначала всегда все бывает по плану.
Адъютант вручил ему бинокль, и он осмотрел  городок и прилегающую местность.
В  обычных  обстоятельствах  он  мог  бы  связаться  через  имплантированный
передатчик с бортовыми компьютерами и подключиться  к их датчикам, но Легион
блокировал все частоты, и приходилось пользоваться примитивной техникой.  До
самого горизонта, кроме города,  не  было ничего, только  снег и лед, и лишь
вдалеке  поднималась  к  небу длинная гряда гор Мертвой  Головы,  холодных и
равнодушных, будто все, происходящее у их подножия, не могло  иметь никакого
значения. Разор слегка улыбнулся. Он это изменит.
     Он  стал рассматривать каменную стену десяти футов высотой,  окружавшую
город.  Это была плотная каменная кладка,  крепкая и грамотно сделанная.  Ее
можно  убрать несколькими лучевыми  ударами. Горожане выстроились на  гребне
внутренней  стены. У большинства  были мечи,  секиры и копья,  но кое у кого
были и бластеры. Куда как мало, правда, чтобы  это что-нибудь значило, и обе
стороны  это понимали.  Горожане  были  уже мертвецами,  только  они  еще не
лежали.  Сосредоточиваясь,  Разор  глубоко вдохнул  ледяной воздух.  На этом
высокогорном  плато туманов было  мало, а воздух  колючий и чистый. Он отдал
приказ начинать,  и  сотня  десантников  открыла  огонь из  дезинтеграторов.
Каменная  стена взорвалась, разлетевшись  во все стороны обломками камней  и
клочьями кровавого мяса.
     В небо поднялся дым,  и на снег посыпался  ужасный град щебня и  мелких
кусочков  человеческих  тел.   С  криками  и   воплями  уцелевшие  защитники
откатились от зияющей в стене бреши. Некоторые задержались, пытаясь оттащить
раненых, но десантники перещелкали их по одному. Еще один отряд переместился
на  другую  сторону  города и  тоже  взорвал  стену.  Горожане  между  двумя
наступающими силами оказались в капкане, откуда не было выхода. Разор махнул
головой  своим  штабистам,  выхватил  меч  и  лучемет и  вступил  в  городок
Хардкастл-Рок.
     Битва  была  кровавой и  беспощадной,  но  недолгой.  Десантники  имели
подавляющее численное преимущество,  массированно применяли лучевое оружие и
силовые щиты.  Горожане бились  отважно, ни мужчины, ни  женщины не думали о
спасении бегством. Мечи поднимались  и опускались, а кровь  летала в воздухе
горячими струями. Слышались вопли, боевые кличи и выкрики команд. Тела и  их
куски беспорядочно лежали на сбитом в месиво снегу. Для геройства не было ни
места,  ни  времени.  Схлестнулись  две  неравные  противостоящие  силы,   и
личностей  не осталось.  Над свалкой битвы временами  слышался рев  лучевого
оружия и разносилась вонь горелого мяса. Десантники из-за опасения попасть в
своих почти  не  могли  применять дезинтеграторы,  но  несколько  горожан  с
лучевым оружием забаррикадировались  в домах и отчаянно стреляли из  укрытия
через выбитые окна. Но  имперские силы постепенно определили, из каких домов
стреляют,  и  взорвали  их по очереди гранатами  и  направленными  зарядами.
Мощные взрывы рушили внутрь приземистые стены, и провалившиеся крыши крушили
все, что  оставалось в домах. Десантники  неумолимо наступали с обоих концов
города, тесня  обороняющихся и вырезая всех, кто не хотел или не мог вовремя
отступить. В конце концов защитники были прижаты к центру города и полностью
перебиты.
     Зловещая  тишина  повисла  над  тем, что  было  городком Хардкастл-Рок.
Последние защитники были убиты, а немногих, бросивших оружие и сдавшихся, по
большей  части женщин  и детей, согнали в тесные группы под сильной охраной.
Со всех сторон  горели дома.  Малиновое  пламя вырывалось из темных  проемов
окон. Повсюду  лежали убитые -  почти все  горожане, несколько десантников -
вполне приемлемые потери. Несколько десятков  солдат  ходили  среди лежащих,
отмечая  для медицинских  команд  раненых  десантников и освобождая  раненых
повстанцев от страданий.
     Инвестигатор  Разор  стоял   в  центре  города  на  небольшой  открытой
площадке, расчищенный для него его войсками. Он неторопливо осматривался, не
слишком  раздосадованный  ходом  событий.  Потери   были  несколько   больше
ожидаемых, но он  не  рассчитывал, что у повстанцев окажется лучевое оружие.
Разор  поднял руку и подозвал  своих старших офицеров и  своего заместителя,
майора  Шеврона.  Шеврон был высоким и  мускулистым, словно рожденным носить
доспехи. Он вытянулся перед инвестигатором, хотя и не отдал честь. По званию
он был старше Разора, но оба знали, кто здесь командует.
     - Город очищен, сэр, - спокойно отрапортовал Шеврон. - Жители убиты или
взяты в плен, кроме нескольких, еще скрывающихся в домах. Город пал.
     - У них были лучевые пистолеты, майор, - сказал Разор. - Почему меня не
информировали, что у горожан будет лучевое вооружение?
     -  Их  было  всего несколько штук, сэр. Как и городские стены, они были
предназначены для защиты населения  от местных хищников. Мерзкие  твари  под
названием собаки Хоба. Это указывалось в исходных донесениях, сэр.
     Разор просто  кивнул,  не  принимая,  но и  не опровергая  критического
намека майора.
     - Вы уверены, что в этой области нет больше повстанческих гнезд?
     - Так точно,  сэр.  Только несколько разбросанных на местности ферм. Мы
можем сжечь  их с  воздуха  по  пути в Мистпорт.  Известия нас  не опередят.
Легион блокирует  все  частоты. Очевидно,  здесь  нет ничего  необычного  во
временных перебоях связи. Мистпорт еще некоторое время  не  будет обеспокоен
потерей  контакта. А  когда  они  поймут, что  что-то  не  так, мы уже будем
барабанить им в дверь.
     -  Значит, у нас есть запас времени. Отлично. - Разор слегка улыбнулся.
- Соберите всех пленных вместе и казните их.
     - Сэр? - Застигнутый врасплох майор Шеврон растерянно мигнул, глядя  на
инвестигатора. - Я так понимал, что пленные будут использованы как заложники
и живой щит...
     -  Значит,  вы понимали  неправильно.  Мой приказ был достаточно  ясен?
Убить их всех. Включая тех, которые прячутся по домам. Выполняйте.
     - Есть, сэр! Немедленно.
     Майор  глазами  подозвал  ближайших  офицеров  и  отдал соответствующие
приказания. Те  передали приказ своим людям, которые обнажили мечи и секиры,
уже  покрытые коркой  засохшей крови,  и приступили к работе со  спокойными,
отсутствующими  лицами.  Клинки  взлетели  и  опустились, и женщины, дети  и
немногие остававшиеся мужчины были быстро вырезаны. У них едва ли оставалось
время  закричать.  Единственным звуком, разносившимся в  спокойном  воздухе,
были глухие удары тяжелых  клинков, глубоко входивших  в человеческую плоть.
Через некоторое  время  раздались отрывистые и сухие звуки  коротких рубящих
ударов,  положив конец тем, кто не умер мгновенно. Тщетно  пытались  женщины
заслонить детей своими телами. Десантники работали очень тщательно.
     Разор улыбался. Пусть его солдаты знают свой долг. И, кроме того, важно
было, чтобы люди не считали, что в старости он смягчился. Он знал, как много
людей следит со стороны за каждым его шагом,  готовясь воспользоваться любой
сколько-нибудь  заметной  слабостью,  которую  он   проявит  при  выполнении
задания. И определенно первый в этом списке - майор Шеврон, который не делал
тайны из своего мнения, что командовать экспедицией должен был бы он.
     Солдаты   собрались  вокруг  нескольких  домов,  все  еще  удерживаемых
повстанцами. Они  попробовали было  их поджечь, но каменные стены и шиферные
крыши  плохо  горели,  и тогда десантники выбили выстрелами  запертые окна и
метнули  гранаты. Кое-кто из  осажденных бросился из дверей наружу, не желая
ждать  гибели  от огня,  дыма или взрывов. Люди бросались в бой,  выкрикивая
неразборчивый боевой клич, размахивая мечами и секирами, и  солдаты спокойно
расстреляли их на расстоянии. Это заняло не много времени, и вскоре все дома
в Хардкастл-Рок горели,  посылая тяжелые клубы  черного дыма хмурым вечерним
небесам.
     Тоби и Флинн находились прямо в гуще  событий, снимая все подряд. Флинн
переводил свою  камеру, летавшую вперед и назад на собственном антиграве, то
ближе, то дальше от  места  действия, поднимая  ее  повыше, если  ей грозила
опасность, а Тоби в это  время вел непрерывный комментарий.  Флинна замутило
от этой  резни, он хотел прекратить снимать,  но  Ффолкс  не  позволял  ему,
однажды даже приставив  к голове оператора пистолет. Тоби  просто  продолжал
говорить, и если его голос временами становился хриплым - что ж, очень много
дыма  было в  воздухе.  Тоби  и Флинн уже  привыкли снимать  крупным  планом
внезапную  смерть  на полях сражений на Техносе III, но это и близко не было
похоже  на то,  что  творилось  здесь.  На  Техносе  III  была  война  между
приблизительно равными по силе сторонами, здесь  же  шла просто бойня. Когда
Разор отдал приказ о  казни,  Ффолкса поблизости не было. Флинн посмотрел на
Тоби.
     - Я не могу этого делать. Не могу.
     - Снимай.
     - Не могу! Это мерзость. Они же уже сдались.
     - Знаю. Но важно, чтобы мы засняли все. Флинн полыхнул на него свирепым
взглядом:
     - Ради хорошего рейтинга ты готов на все, да?
     - На многое.  Но это другое. Люди должны увидеть, что здесь  произошло.
Что Лайонстон творит их именем.
     Рот  Флинна уродливо искривился,  а  глаза повлажнели  от  слез,  но он
снимал  все, вплоть  до  последнего  кровавого  кашля  и  предсмертной дрожи
последнего тела. Когда все кончилось, он неожиданно сел на заляпанный кровью
снег и расплакался, камера парила у него над головой. Тоби стоял над Флинном
и ободряюще похлопывал его по плечу. Он был слишком зол, чтобы плакать.
     - Барток  никогда не даст показать эти кадры, - наконец произнес Флинн.
- Он их вырежет.
     -  Черта с два он вырежет, - возразил  Тоби. - Он будет  ими гордиться.
Его войска одержали сегодня величайшую победу. Первую на земле Миста. Ты  не
понимаешь психологию военных, Флинн.
     - И благодарю Бога за это.  - Флинн снова поднялся на  ноги,  отвергнув
попытку Тоби ему помочь. Камера опять села к нему  на плечо. Ффолкс подошел,
чтобы  сопровождать их. Доспехи  его были  заляпаны кровью - чужой кровью, а
лицо  побледнело.  Он  посмотрел на страшные  горы  искалеченных  тел, потом
перевел почти безнадежный взгляд на Тоби и Флинна.
     - Не беспокойтесь, - сказал Тоби. - Мы все это зафиксировали.
     - Это  не должно было так  быть, -  хрипло проговорил  Ффолкс. - Это не
война.
     -  Нет,  это  война,  - сказал инвестигатор  Разор, и  Ффолкс мгновенно
повернулся. Разор  пошевелил одно  из тел носком ботинка. - Это все отбросы.
Враги Империи.  Здесь  нет невиновных. Только тем,  что  они выбрали  местом
жительства  Мист,  они  автоматически  стали  изменниками и преступниками  и
приговорили себя к смерти.
     -  А дети?  -  спросил Флинн. - Они  не выбирали,  где жить.  Они здесь
родились.
     Разор неторопливо развернулся, переводя глаза на оператора.
     - Они бы выросли изменниками. Что, мальчик, кишка тонка?
     - Да, - сказал Флинн. - Тонка.
     - Это  еще ерунда, мальчик. Вот ты увидишь,  что  будет в  Мистпорте. Я
сделаю из тебя человека.
     И он зашагал прочь,  хладнокровно раздавая приказания.  Солдаты собрали
тела убитых горожан и  сложили их в огромную  кучу посреди города. Груда тел
постоянно росла, солдатам приходилось карабкаться по трупам, чтобы водрузить
новые на вершину, пока наконец не были собраны все убитые. Огромный холм тел
вырос над  горящими крышами  ближайших домов. А затем Разор приказал предать
их огню. Поднялся дым,  и в  воздухе  густо запахло горелым мясом. Этого уже
даже кое-кто из солдат не выдержал. Они отвернулись  от корчащихся в пламени
тел, от чернеющего и потрескивающего в огне человеческого мяса, и их вырвало
на снег.  Офицеры стояли над ними, выкрикивая брань  вперемешку с приказами.
Флинн все это заснял.
     - Я увижу Разора мертвым, - сказал он. - Клянусь, я увижу его мертвым.
     -  Он  инвестигатор, Флинн.  Обыкновенные  люди,  вроде  нас  с  тобой,
инвестигаторов не убивают.
     - Кто-нибудь должен  это сделать, - сказал  Флинн.  - Пока еще остались
обыкновенные люди.
     Десантники построились и направились  к своим  кораблям  для  рейда  на
Мистпорт, а над тем, что некогда было городом Хардкастл-Рок с населением две
тысячи тридцать один человек, поднимался клубящийся черный дым.

     По главной улице Хардкастл-Рок  шагали,  перекидываясь бутылкой  виски,
два  десантника.  По  обеим  сторонам от них горели здания, и пылал в центре
города  огромный  погребальный костер,  посылая  вечернему  небу  гигантскую
мантию  жирного  черного  дыма.  Для  Каста  и   Моргана,   профессиональных
десантников, это была просто очередная работа. Под  командой Мясника Бартока
им приходилось видеть и проделывать и худшее. Десантники были похожи друг на
друга - оба крупные, мускулистые, в запачканных кровью  доспехах, с широкими
жизнерадостными лицами и все повидавшими глазами.
     Они  шли через город, ожидая  своей очереди грузиться на баржу, которая
доставит их к Мистпорту. Вылезаешь  первым - влезаешь последним, как всегда.
Мист их особенно не заинтересовал.  Чертовски холодная планета,  население в
тебя  стреляет, когда т