, чем женщина, когда она выходит из себя? Как же странно звучала эта дискуссия среди руин и обугленных мертвецов, в ожидании новой атаки адских сил! Последний пассажир протянул мне булавку, чтобы я хоть как-то привела в порядок свою одежду, а Морозов раздал нам питательные таблетки. На противоположном берегу черные волны оживились и заколебались... Несомненно, привыкнув к беззащитной толпе безоружных людей, потерпевших кораблекрушение, которые попадали на мертвую планету. Ночные были ошарашены нашим отпором. Они, конечно же, готовили что-то новое. Но что именно? До острова нельзя было добраться, не имея плавучих средств. И враг не имел представления о нашей численности. А гефестионские сумерки все сгущались, и солнце Лебедя казалось всего лишь тусклым пятном на горизонте. На воде озера, почти мгновенно остывшей, сталкивались крошечные льдинки. - Сейчас они снова будут атаковать, - сказал Морозов. - Это потемнение... соответствует древней формуле: _сумерки людей Аэрса_. И действительно, на другом берегу появилось что-то новое. К воде спускался большой отряд, одетый в легкие скафандры. - Это не так уж плохо, - сказал последний пассажир с таким выражением, будто любовался классным спортивным соревнованием. - Они поняли, чем рискуют, атакуя под огнем наших дезинтеграторов. Тогда они решили пройти под водой... - А на Сигме вот изучают возможность создания термического прибора, способного вскипятить море, - мечтательно проговорил Морозов. - Да, но ведь мы на Гефестионе! Это бесспорное утверждение, казалось, встряхнуло Морозова, и он приказал мне лезть в звездолет. Я пожала плечами и вместо этого заняла место у перископического прицела одного из дезинтеграторов. К сожалению, "Летающая Игла" была всего лишь разведывательным кораблем - у нас не было мощного оружия, так необходимого сейчас. Поколебавшись немного, Морозов достал откуда-то из глубин своей шкуры еще одну пригоршню таблеток. Они были такие симпатичные - зеленые и красные. - Это на тот случай, если мы не взлетим на воздух, - пояснил он. - Они безболезненные, комбинация стрихнина с гипноэффектом... Со странным чувством держала я в руке эти веселые таблеточки - нашу смерть... И у меня было странное предчувствие: в течение всех этих ужасных часов (или дней?) я была уверена, что это еще не конец. Лес вернется, или прямо на острове сядет корабль с Сигмы, или случится неважно что еще... Вдруг я сказала: - Что-то происходит. - Где? - На озере. Я так и знала, я так и знала! На противоположном берегу черные скафандры скользнули в воду. Но не это привлекло мое внимание. Между нами и противником на льдинах появились силуэты каких-то гуманоидов. Дрожащие от холода, крошечные гномы или... дети! Они размахивали своим смехотворным оружием - колами и рогатинами - и старались подбодрить себя пронзительными криками. Слишком ничтожная подмога? Не такая уж ничтожная, как мне сначала показалось... Через перископический прицел я увидела, как они склоняются к воде, бьют и вытаскивают окровавленные палки! Одна из льдин прошла совсем рядом с островом, сбивая черные силуэты, которые были уже совсем рядом. Союзники, у нас были союзники! Ответные удары не заставили себя ждать: огненные лучи полоснули по льдинам, но были они беспорядочны и неточны... Однако, один из них попал в льдину прямо перед нами. Оставшиеся в живых попрыгали в воду и поплыли к острову. Настоящий огненный ураган обрушился на озеро, и я, опомнившись, припала к дезинтегратору. Последний пассажир и даже пацифист Морозов последовали моему примеру, и наши лучи прикрыли бегство союзников... - Цельтесь лучше! - раздался за нашими спинами голос электроника. Он с трудом дополз до одной из бойниц и начал возиться с прицелом. ...Когда все это кончится, я снова стану собой, Талестрой. В моей душе больше не будет места всепоглощающей ярости. Я больше не увижу черную стену, которая неумолимо наползает на нас и которую я поливаю лучами дезинтегратора, не увижу и языки пламени, которые проносятся надо мной, черные тела, которые падают, рассыпаются и так похожи на людей, что я схожу от этого с ума. Мне 15 лет (относительных), и я никогда никому не хотела зла... Мне надо держаться. Лес вернется, или какой-нибудь корабль сядет. И будет еще одно ясное небо, весна на Земле... Данте... Франческа... любовь, наконец. Надо выдержать! Ведь я же Талестра. Однако дело плохо - второй дезинтегратор умолк. Те, кто саботируют производство оружия для космоса, заслуживают смерти на таком вот гефестионском острове. И пусть рот у них будет полон красных муравьев, а ноги - погружены в карболовое озеро. И пусть они подохнут среди призраков, и сами превратятся в них!.. Я ползком добираюсь до другого дезинтегратора у следующей бойницы. Мне кажется, что я ползу долго, бесконечные века. Частокол дымится, настоящий огненный мост накрыл озеро. С истерическими криками женщины покидают убежище и убивают друг друга... Атенагора Бюветт размахивает белыми трусами, словно белым флагом, но огненный смерч мгновенно сжигает этот ничтожный символ, а заодно и десяток участниц этой процессии. Другие женщины бегут к озеру и бросаются в воду. Можно предположить, что они хотят добраться до другого берега и просить пощади у Ночных. Как будто здесь можно просить у кого-нибудь пощады. Будто в этом мире еще существует такое понятие! Одних сжигает беспощадное пламя, другие идут ко дну, увлекая за собой своих детей. На месте маман я должна была бы сказать: "Ну и чудненько! Меньше бесполезных ртов!" Но я не маман. А веки у меня пылают. Большинство палаток горит. Любительница псалмов взобралась на станину дезинтегратора, беспорядочно машет руками в сторону того берега, и вдруг превращается в пурпурную спираль... Дама Атенагора ползком убирается в убежище. Берег, наш берег, раскален докрасна... Однако, под прикрытием наших дезинтеграторов, фиолетовым гномам удается добраться до острова, и они нападают с тыла на тех Ночных, которым удалось выйти на берег. Они бросаются им в ноги, бьют их топорами из полированного камня. Ах, маленькие храбрецы... Целые гроздья человеческих тел срываются в воду. У Данте в его стихах такого не было. Он во всем искал логику... Но в аду не может быть логики. Припав к последнему дезинтегратору, который тоже кажется раскаленным докрасна, я стреляю, стреляю... И вдруг становится совсем тихо. Никто больше не лезет на дымящийся берег. И равнина на другой стороне пустынна. Все. Глаза и волосы у меня обожжены. Запястья болят. Я падаю ничком на землю, и наступает ночь. Не знаю, сколько времени длилось мое беспамятство. Разбудил меня чей-то тихий, будто поющий голос: - Что у вас болит? Я подняла голову и одновременно увидела и возненавидела ее. Ничто не могло быть более реальным, чем этот силуэт из белого золота и перламутра, это облако, которое парило среди искрящихся льдов и звезд, на фоне меняющегося пейзажа Гефестиона. Белая туника блестела под лучами солнца Лебедя. Гномы и эльфы толпились вокруг. Она была похожа на водяную лилию, на мертвую звезду... - Офелия, - сказал Морозов, лежащий, как и я, носом в песок. - Или Примавера ["Примавера" (Весна) - картина Сандро Боттичелли, великого художника итальянского Возрождения]. Или я не знаю, кто. Вы говорите, следовательно, вы не привидение. Откуда вы? Бледные, немного припухшие губы еле заметно дрогнули. Но это нельзя было назвать улыбкой. - Издалека, - сказала она. - С планеты Соль-3. - А эти дети? - Я думаю, это туземцы. Или дети потерпевших кораблекрушение. Сами они этого не знают. Они называют себя "наш клан" и присоединились ко мне у пещеры с крысами на берегу. Они также называют себя беспризорниками. - Бес... - Морозов выругался. - Но мне знакомо это название! Ведь это мой народ на Земле когда-то, в стародавние времена, изобрел его! - А! - сказала она. - Вы тоже с Земли? Казалось, она осталась абсолютно равнодушной к тому, что между нею и настоящей минутой простирались бездны и световые века... Но она, оказывается, уже успела излечить мои руки и мой раскалывающийся затылок и занялась ожогами электроника и ранами последнего пассажира. И никогда - да, никогда - ни Гейнц, который всегда был настоящим другом, ни последний пассажир, который относился ко мне с уважением за то, что я так здорово управлялась с дезинтегратором, не смотрели на меня так, как на нее! Они словно поглупели от восхищения! К счастью, в этот момент раздалось какое-то сумбурное кудахтанье. Подпрыгивая на трех безобразных перепончатых лапах, какое-то несуразное существо серо-розового цвета, с раздутой шеей, приблизилось к нашей группе. Меня затошнило. - Это ваше? - спросила я. - Увлекаетесь, что ли? - Нет, это просто кошмарное видение. - Это приближенный, - сказал Морозов, выбираясь из обломков. - Это примитив. И все это совсем по-земному. Красавица и Зверь, Геката и ее собаки, Прозерпина и Цербер. Улетая на шабаш, прекрасные ведьмы брали с собой лемуров... Вы возрождаете все эти мифы. Вам не холодно? - Сняв свою оборванную и обгоревшую шкуру, он галантно взмахнул ею и поклонился незнакомке. И он мне изменил! Именно этот момент как будто специально выбрал Лес, чтобы сесть на своем гелико посреди окружавшего нас бедлама. Начались взаимные представления: незнакомку звали Виллис. "_Виллис и ее беспризорные_" - Морозов объявил, что это годится для названия поэмы. Он хотел отпраздновать встречу и даже открыть по этому поводу последнюю бутылку шампанского, которую прятал среди витаминов и концентратов! К счастью, Лес вернул всех на землю. Он считал, что теперешнее затишье протянется недолго. Разбитые в открытом бою, утопленные в озере, Ночные все равно будут искать возможность отомстить. Пока он говорил, я пристально глядела на него и чувствовала, что счастлива. Но надо было драться за это, если я не хотела все потерять. Волна ярости поднялась во мне до такого уровня, что я увидела... - А ведь под озером есть ход, - сказала я. - Единственное средство спастись - это немедленно бежать отсюда на корабле. - Ты все это видишь, Талестра? - Да. И как мы боремся, и как мы умираем. Но все это очень расплывчато. Это значит, что мы можем избежать всего этого. На этот раз победа была на моей стороне! Мальчики смотрели на меня с восхищением, которое я вовсе не находила смешным. А розовое членистоногое принялось подпрыгивать, кудахча: - Я! Меня! Я! Меня! Я одобряю! Но голос Леса перекрыл шум. С присущими ему точностью и благоразумием он разрушил наши надежды... - Горючего у нас хватит только на взлет, - сказал он. Казалось, Виллис очнулась. - Горючее? - сказала она каким-то отсутствующим голосом. - Это то, что заставляет работать двигатели? Но оно же есть... Анг'Ри, скажи им. Самый большой из гномов заговорил. Речь его была весьма примечательной: одни сокращения, которые нанизывались друг на друга. - Есть сломаздолет. Горюполн. Ужавно. Еще нашитцы. Раз'брали резерв' и спрят'. Наде жду лететь всегда. Все умерли. Гор'ост. - Ну вот, - сказал Лес. - Это значит, что какой-то корабль рухнул с полными резервуарами, но не взорвался, а предыдущее поколение сохранило его в надежде когда-нибудь вырваться отсюда... Я имею в виду гор'. Не смейтесь, Талестра. Мы все кончим тем, что будем разговаривать на таком волапюке [волапюк - искусственно созданный язык международного общения; обычно слово "волапюк" употребляется с ироническим оттенком, как синоним бессмыслицы]. Ты можешь указать нам местонахождение этого горючего? - Конечно, могу. 13 Виллис думает: Мне надо бы привести все это в прядок. В общем, мне кажется, что я нашла их - тех, кого я называю _моей группой_. И вот мы на Антигоне. Это еще одна планета в созвездии Лебедя. "Опять созвездие Лебедя! - сказала Талестра. - Мы никогда отсюда не выберемся!" Целая вечность отделяет меня от Геры, от Хелла, от его смерти. Это похоже на непроницаемый саван, который я не осмеливаюсь приподнять из опасения, что зарычу от боли... Это неправда, что страдание когда-нибудь кончается, что все забывается. Мы удаляемся, вот и все. Туман времени стирает черты лица, приглушает голоса - и это самое ужасное. Ну ладно, начнем с начала. Нам удалось разместиться в небольшом звездолете, который они называют "Летающей Иглой". Они - это такой смешной ученый Морозов, великий космонавт, состоящий как будто из кристаллов и золота, не совсем гуманоид Лес Кэррол, потом еще эта маленькая хорошенькая фурия Талестра, а также пассажиры. В трюме было очень тесно, и Талестра мне сказала, что, к счастью, нептунианцы дезертировали, многие погибли в бою, а правоверные дамы покончили самоубийством и убежище. Хорошо еще также, что мои беспризорные были такими маленькими! Анг'Ри привел нас к тому месту, где было немного горючего. Лес собрал общий совет. - Вот факты, - сказал он. - С таким запасом нам никогда не выбраться из созвездия Лебедя. - Единственный выход - перелететь на другую планету, расположенную поближе к солнцу этой системы. Но мы не знаем, что нас там ожидает. - А что это за планета? - спросила какая-то дама оливкового цвета. Она отделилась от группы растрепанных жительниц Земли и Урана, усталых мужчин и детей, похожих на кузнечиков. - Антигона ближе всех, - объявил Морозов, - и имя красивое... - Конечно, еще один ледяной ад! - Да нет же, - сказала я насколько могла спокойно. - Ведь она расположена ближе к звезде Лебедя, поэтому ее климат должен быть более мягким... - А, это вы! - бросила мне эта особа, скользкая, как угорь. - Вас мы уже знаем. Лишь бы вам оставили ваших кузнечиков, и вы будете всем довольны, не так ли? К тому же интересно, человек ли вы?.. Антигона, эта девка, - продолжала она, снисходительно махнув рукой в мою сторону, - по мнению Прорицателя Зизи, была замешана в историю с кровосмешением... и с некрофилией. Многообещающе, ничего не скажешь! - Поставим вопрос на голосование! - сказал Морозов твердо. Казалось, Лес полностью перестал интересоваться всем, Талестра тоже. Персона по имени Атенагора Бюветт бесновалась, сопровождаемая той самой животиной, которую мы назвали Кло-Глопа. Он орал: "Я знаю все! Я могу все! Я восхитителен!" Но они забыли моих "кузнечиков", которые все, как один, проголосовали за Леса. Анг'Ри сделал вывод в свойственных ему выражениях: - Дурбаба взбес. А мы Антиглетим. Мои беспризорники были в восторге: уж им-то терять было нечего. Да и космическое путешествие - что может быть восхитительнее в этом возрасте! У меня сжалось сердце, когда "Летающая Игла" набирала скорость. Мне казалось, что я еще больше удаляюсь от Хелла. Но было и другое чувство: я думала о мертвых городах, об ужасных процессиях призраков. Ведь другие люди попадут на эту планету, а я ничего не смогу сделать для них... Дама Бюветт тайком провела лишнего пассажира: Глопу. Она начала учить его "прекрасному галактическому обращению в свете философии, базирующейся на "отклонении Шератана". Она признавала в Глопе существо высшее и непонятное... ...Что можно сказать об Антигоне? Сначала мы облетели небольшой шар из охры и смарагда. На поверхности планеты четко различались желтая и зеленая зоны. Эта последняя полностью скрывалась в черной мгле, состав которой наши спектроскопы не могли определить. В атмосфере обнаружились газообразные и протеиновые частицы, кислород и пары воды, что вместе с темно-зеленой окраской предполагало наличие лесов. Несмотря на небольшие размеры планеты, ее притяжение было очень сильным. Горючее подходило к концу. Лес и Гейнц с помощью радара обнаружили горную цепь и в глубине ее - довольно ровное плато, которое могло послужить космодромом. Пейзаж был довольно расплывчатым. По мере того, как мы опускались, все созвездие Лебедя, казалось, скрывалось за темной туманной пеленой, и все тени удлинились. Эта пелена скрыла и планету, но иногда она расступалась, словно какая-то черная туманность набегала на светлую... Не желая поддаваться мрачным впечатлениям, я отошла от иллюминатора и включила свои мозговые "антенны". Теперь я знала: у меня были "антенны", как у Талестры, как у Морозова и Анг'Ри. Неожиданный ужас охватил меня, и чувство это было таким острым, что я зашаталась: это не было тем тяжелым и ледяным равнодушием, которое исходило от Гефестиона, это было, скорее, похоже на затхлые, гнилостные запахи Геры; все это было как-то липко, глубоко и животно и, главное, ужасно близко... "Эт'Антигона вредужасна" - прошептал чей-то голос у моих ног. Оказывается, не одна я обратила внимание... Чтобы не рухнуть от отчаянья, я опустилась на первую ступеньку лестницы, ведущей в центральный пост, среди неподвижных детей, уснувших, где придется... Помещение было наполнено давящим мраком, неоновые светильники едва мигали. Один из спящих застонал, несколько невнятных голосов ответили ему. Сзади еле слышно отворилась дверь, и Лес - я тотчас поняла, что это он - появился на пороге. Я отодвинулась, чтобы пропустить его. - Чем вы тут занимаетесь, Виллис? - спросил он. - Вы знаете, что мы легли на орбиту? - Да. - Морозов и Гейнц делают последние анализы. А вообще-то это бесполезно: нам все равно придется садиться. Помолчав немного, он добавил: - Идите в центральный пост, там есть немного свободного места. - Спасибо. Но я бы не хотела покидать детей. - Н-да, - сказал он. - Вы и ваши дети. Именно это вам и было нужно, чтобы выжить, не так ли? Они спят? - Да. И немного бредят во сне. - Но вы все равно неспокойны? - И вы тоже: Он затворил дверь рубки, где работали Морозов, Шталь и, наверное, Талестра, уселся рядом со мной... Я не видела, скорее чувствовала его, как будто это был мощный источник света. Оба мы думали в этот момент о судьбе несчастной "группки", которая населяла "Иглу", о пройденных испытаниях, о тайне Антигоны, но, кроме этого сурового настоящего, кроме этой ужасной ночи накануне боя, мы затронули и еще кое-что из того, что было у нас на сердце... - Его звали Хелл, не так ли? - сказал Лес, не придавая никакого вопросительного значения этому имени. - Как же вы его любили! И как он был счастлив! - Надеюсь, - отвечала я с подъемом. - Я так хотела, чтобы это было так. Но я не знаю, удалось ли мне: я была глупой, ничего не понимала. И если нет, то это было бы хуже, чем сама смерть. Если он страдал из-за меня... - Нет, это невозможно. Он был счастлив. Это был настоящий мужчина, иначе вы не смогли бы любить его. Ведь вы такая совершенная, что лучше вас любой мужчина не мог бы и желать. - Спасибо, - сказала я. - А для вас самое большое значение имеет красота, да? Голубое свечение, которое замечаешь, как только корабль пересекает пояс астероидов и гирлянду планет, похожих на разрозненные жемчужины. А потом, когда спускаешься к планете - блеск круговых магнитных полей и геометрически правильный мир, так совершенно рассчитанный, что какой-нибудь посторонний метеорит показался бы здесь абсолютно чуждым и излишним. Земная симфония... пифагорийская красота... - Что может быть красивее симметрии Солнечной системы? Вы ошибаетесь. Или вы еще большая арктурианка, чем я сам. - Тогда - тот момент, когда входишь в ее стратосферу, не так ли? Это ожидание, порог совершенства. Тот самый момент, когда чувствуешь, что тебя как бы укачивает плотными слоями какого-то неуловимого легкого вещества, которое является предвестником Земли. Я имею в виду ионизированную плазму, вы хорошо меня понимаете? - Лучше некуда. Действительно, я думаю, что понимаю вас лучше, чем кто бы то ни было, Виллис. Но есть кое-что и получше этого. - Я знаю. Есть то, о чем мы до сих пор не догадывались! Это - земная простота. Золотистые поля пшеницы. Океаны, волнующиеся от дуновения легкого бриза. И бури, приступы ярости природы, и огромные пустыни. Я думаю, мы любим Землю потому, что она является калейдоскопом вселенной. Мы любим ее за скрытые в недрах богатства, которые мы предчувствуем. И за ее пещеры. Горные ущелья на Уране и на Сатурне еще глубже, но там мы нигде не увидим следов угасших огней на стенах, там нет необычайных изображений оленей и мамонтов - единственного отблеска угаснувших цивилизаций. Вспомним об озерах, где стоят застывшие тысячелетние леса, в глубине которых бродили первые люди, полуголые и дрожащие от страха. Или о красной глине, которая послужила для изготовления первых сосудов (вы же знаете, они имели форму загнутого листа), и первых изображений человеческих богов... - Но вы постоянно обращаетесь к земному человечеству! - Но ведь именно из-за любви к землянам вы так неравнодушны к Земле, Лес! Вы знаете другое человечество, более развитое, изысканное, которое с грациозной покорностью стремится к смерти. Вы могли бы сделать так же, как все арктурианцы - оставаться в пассивном ожидании этого конца, среди мягкого света и музыки, вобрать в себя последние запахи жизни, последние капли ее радостей, а потом присоединиться к мертвым богам в пантеоне Самарры. Но половина вашей крови взбунтовалась против этого слишком простого решения... А потом вы встретили землян. Они были воплощением грубости, ярости, упорства, но и страданий, и пылкости. Надо ли говорить, кто был для вас воплощением Земли? Сначала - ваш отец. Из-за него, из-за вашей умершей матери (она покончила самоубийством во время одного из долгих полетов вашего отца, и вы часто думали, что она просто устала от ожидания и от опасений за его жизнь), вы начали ненавидеть Землю. Многие начинают с этого. Потом вы встретили человека по имени Валеран, которого вы считаете своим братом... - Он мне, действительно, как брат. - А позднее, это так странно, мертвую девушку по имени Астрид. - Мертвую девушку? - Лес повернулся ко мне своим красивым бледным лицом. - Ну, я не знаю. Я ведь могу только читать в вашем мозгу. Вы думаете, что она мертва. - Но вы должны знать это точно. Виллис. Жизнь или смерть - это ведь ваша сфера. Я закрыла глаза и высказала эту невероятную истину, в которую сама еще не осмеливалась верить: - Нет ни жизни, ни смерти. Есть только вечный круговорот. Молчание встало между нами, и я почувствовала Леса совсем рядом со мной, как будто это был потерянный и вновь найденный друг или брат. Наконец, он произнес: - А вы, Виллис, вы - тоже мутантка? - Да, я мутантка. - Врачевательница, не так ли? - Мне кажется, таких называют "чувствительницами", я прочитала этот термин в вашей голове. Когда кто-нибудь около меня страдает, я принимаю его страдания на себя, какая-то сила выходит из меня, и это вылечивает людей. Я думала о Хелле. Мое могущество дало знать о себе благодаря Хеллу, потому что я хотела помочь ему. Но смерть пришла извне, и я не смогла спасти его. - Вы с Талестрой, - сказал Лес, - так мало походите друг на друга! О мутантках постоянно говорят, а бывают ли мутанты? - Гамма-излучению, космическим лучам и другим факторам наплевать на разницу полов. Просто женщины более восприимчивы, всегда готовы к осознанию чудесного и исключительного. А мужчины часто всю жизнь не подозревают о своих способностях. Да вот, возьмите, хотя бы, Морозова с его русским акцентом и его всесторонними знаниями. Я уверена, что он старый мутант, только он слишком умен, чтобы сознаваться в этом. И 80 процентов моих "кузнечиков", особенно мальчики... А почему вы спрашиваете? Он посмотрел на меня долгим взглядом, в его глазах переливалась золотистая арктурианская пыльца... Выходцы из великой галактики не нуждались в жестоких мутациях, которые раздирали наше человечество. В этот момент я поняла, что Лес Кэролл был истинным воплощением Двойной Звезды, посланным для спасения нашего шарика. - Земля будет спасена землянином, - сказал он. А потом мы сели на Антигону, потому что ничего другого нам не оставалось. После приземления я забылась коротким и неглубоким сном. В этом полусне-полуяви я различила приближение какой-то черной тучи тоски, ужаса... Это было еще хуже, чем на Гефестионе и даже на "Летающей Земле". До меня вдруг дошло, что беспорядочное бегство только приблизило нас к самому пеклу. Вот тогда и возникло передо мной это видение, почти что материальное. Огромная пирамида поднималась перед моими глазами, и состояла она из каких-то прозрачных лучей. Но были это не просто лучи, а группа соединенных между собой существ, которые постоянно обменивались между собой энергией в виде энергетических лучей. "А вдоль пирамиды поднимались и опускались ангелы..." [Библия, Кн.Бытие (в русском переводе Библии - лестница)]. Из какой старинной книги запала мне эта фраза? Такой книги не было в библиотеке "Летающей Земли". И что же представлял из себя мозг того мутанта, непознанный им самим, заблудший, который искал контакта со мной?.. Неожиданно вся пирамида задрожала, словно дерево, сотрясаемое ураганом невиданной силы... Это кто-то тряс меня. Корабль был неподвижен, и мрак в нем был еще гуще, а воздух еще более спертым, чем когда-либо. Я открыла глаза. Ступенькой выше сидела Талестра, ее маленькое суровое личико блестело, будто она плакала, а в руках она держала излучатель. - Я могла бы убить вас, - сказала она. - Даже не знаю, что меня удерживает... - Как, как? - Я все слышала. Как вы и Лес... - Талестра, Лес наш брат. - Это еще как сказать, - отвечала она, фыркнув. - Сейчас не время мешкать: я сделала анализ здешний атмосферы - в ней можно убить даже отца с матерью. Надо действовать. Знаете ли вы, куда мы попали? Это десятый круг дантова ада, мы совсем рядом с пеклом, и оно уже в звездолете! И в самом деле, казалось, что корабль заполнился душной тучей - мрачной, похожей на неведомое живое существо. Оно проникло через моноатомную обшивку корабля, оно словно обступило нас со всех сторон, пытаясь раздавить. Лежащие вокруг нас люди приходили в себя, некоторые хрипели в полузабытьи... Мужской голос произнес длинную непристойную угрозу, какая-то женщина рассмеялась грубым животным смехом. В мою ногу уткнулась мокрая детская щека - по повышенной температуре и по слабому запаху я поняла, что это кровь, а не слезы... - Надо что-то делать, - сказала Талестра дрожащим голосом. - И не только выгнать этот лишний туман из корабля - я думаю, здесь хватит простого ионного душа... Не думайте, что я обращаюсь к вам потому, что считаю вас нашей! Я вас ненавижу! Вы отняли у меня Леса, вы все у меня отняли! На этот раз я полностью проснулась и пристально посмотрела на прелестную маленькую фурию с высоты моего опыта, насчитывающего четыре или пять относительных лет, а может быть, целый век... Но главное было в другом. Глядя на нее, я могла сказать: "Вот так и я страдала, так и я была смертельно ранена, я думала, что умру, потому что потеряла его... Но это было еще ужаснее, потому что смерть - единственное зло, против которого нет лекарства..." Я встала, положила руки ей на плечи и тоже встряхнула ее: - Никто не отбирал у вас Леса, маленькая идиотка! Леса нельзя ни взять, ни отдать. - Вы... - Тем более мне. Я ему не нужна, и он мне тоже - в этом смысле. Ему казалось, что он любит одну девушку, которая олицетворяла для него Землю, но она мертва. А теперь, если кто и занимает его, так это именно вы, но не так, как вы бы того хотели. Может быть, это придет позже, но надо еще, чтобы он осознал это. - Это уж мое дело! - Конечно. Через год или два вы будете неотразимы. Надо еще, правда, чтобы мы прожили эти год или два. Что мы можем сделать для этого? У вас, наверное, есть какие-то мысли на этот счет? Так скажите! - Мне кажется, - сказала она, неожиданно став осторожной, словно кот, который ловил мышь, а поймал толстокожего хамелеона, - что нам надо связаться с Сигмой. - Обычные передатчики не действуют в созвездии Лебедя. - Я знаю. Я не о том. Казалось, она успокоилась - наверное, я оказалась не такой уж опасной. Она уселась на барьер прямо передо мной. - Вы какая мутантка? Чувствительница? Я-то, в основном, всевидящая. Но все это ни к чему. Нам необходима телекинезистка, настоящая... - Так ведь и вы в какой-то мере телекинезистка, я чувствую... - Да, я могу нырнуть на три-четыре парсека и принести пригоршню водорослей. Вы думаете, этого хватит, чтобы вытащить _его_ из созвездия Лебедя? И еще, - воскликнула она с жаром, - если бы речь шла только о человеческом теле, этом переплетении непознанной энергии и протеинов, которое легко перенести, но ведь есть еще и футляр! - Футляр?.. - повторила я, изумленная. Действительно, Талестра во многом превосходила меня. Но она была так увлечена, что не воспользовалась скромным триумфом. - Ну, конечно. Он изложил свой рапорт в виде микрофильма и спрятал его в футляре "Божественной комедии", который повсюду таскал за собой. Насколько мне известно, этот документ способен взорвать все созвездие Волопаса! Значит, проблема в том, чтобы перенести _Морозова_ и его футляр... - Ну если только это, - протянула я с непростительной легкостью. - Ну, конечно же! Для вас это простое упражнение в левитации; такая высокоразвитая личность, как вы, которая так запросто переносится из жизни в смерть и обратно... - Талестра, на этот раз я буду вас бить! - Только попробуйте! У меня излучатель. Поговорим серьезно: Морозова с его докладом подстерегают на всей трассе. Подумайте только: среди тысяч экспедиций, посланных Кэрролом, только эта, тайная (потому что он был против участия своего сына в ней - могли вспыхнуть несколько Новых, но его сын должен был остаться в целости и сохранности, несмотря ни на что...), добывает сведения о возможных причинах земного несчастья. И о Язве, которая никого не щадит. И о том, что она заражает все живые существа, усиливая все скрытые низменные наклонности - тщеславие, сладострастие, жестокость... И что эта ночная зараза уже давно разъедает Солнечную систему и подбирается к Арктуру... - В таком случае, пусть Лес сам передаст сообщение. - Конечно, сначала я тоже подумала о Лесе, - сказала суровая девчонка. - И не только потому, что хотела вызволить его из этой западни! У сына Кэррола больше шансов, что его внимательно выслушают. Хотя это вовсе не обязательно: похоже, что арктурианцы настоящие ангелы, а ангелы, вы же знаете, не имеют никакого отношения ко злу... такие бестолковые! Но ведь Лес "первый после бога" на борту этой летающей консервной банки, и никогда не согласится покинуть ее, во время полета. Значит, остается Морозов. Он, правда, не такой представительный, но ведь это автор доклада, и немаловажно, что он весит всего сорок четыре килограмма. Но в пространстве сорок четыре кило или тысяча тонн... - А вы уже предлагали Морозову принять участие в этом эксперименте? - Дьявол! - воскликнула она, очевидно, уже на пределе. - Какая же я дура, что обсуждаю все это с вами. Вы так же витаете в облаках, как и наши ангелы! Ведь речь идет о спасении Леса! - А еще - о спасении Земли, Арктура и сотен тысяч других галактик! - взорвалась я, уже не в силах сдерживаться. - Но вы не видите ничего, кроме своего архангела из кристаллов! И не пытайтесь мысленно испепелить меня. Это вам не по силам! Дайте мне спокойно обдумать то, что мы должны сделать. Я уверена, что у меня уже была какая-то дельная мысль, но... А, вот что! Ведь Морозов тоже мутант. А также 80 процентов моих "кузнечиков". Собравшись вместе, мы, может быть, сумеем послать гонца через подпространство... - В Самарру, столицу Сигмы, - сказала Талестра, неожиданно становясь холодной и рассудительной. - Лес говорит, что там сейчас как раз в разгаре звездные праздники... Что ж, можно попытаться. 14 Но сначала надо было представить себе Сигму. А у нее было столько лиц! Для Леса это была родная планета. Она была не такой, как Земля, но там жила его семья, те, кого он любил. Для Морозова это была просторная лаборатория, оборудование которой бывало, правда, несколько опасно для простого смертного; это была лаборатория с необыкновенно богатой библиотекой, начиная с песней Ан-Лиля, бога Сюэнкриенов, и кончая примитивами XX века. Это была система, в которой он мог делать бесчисленные открытия. И там было еще хранилище роботов и кошечка-Тролль Аита. Для Талестры и "кузнечиков", это была земля обетованная. Для Виллис это была звезда, которую любил Хелл. Для тысяч беглецов с Земли это было пристанище, гавань, долгожданное убежище. А для некоторых - форпост для дальнейшей борьбы. Воплощением Сигмы был звездный порт. Со всеми его искушениями и пороками. В нем, как в зеркале, отражались все характерные черты столицы. И другие тоже. В нем, как и во всех звездных портах и астродромах, под куполами из прозрачного пластика или в пустынях мертвых планет, были взлетные площадки, движущиеся платформы и тротуары, мрачные кабаки - места встреч космонавтов, где циркулировали самые странные слухи. Там рассказывали о секретных событиях и жестоких вещах, которые нельзя было назвать своими именами, о которых никто не осмеливался заявить в полный голос, о богохульствах. И все при этом украдкой указывали на Землю. И все чаще случалось так, что когда произносили термины "коварное нападение", "живые орудия, которые хотят завоевать вселенную", "физическое воздействие и наложение подпространств", когда указывали планеты, население которых целиком сошло с ума и занималось самоистреблением, то часто оглядывались по сторонам и не называли созвездие, которому угрожает опасность... Космические корабли избегали некоторых маршрутов. Когда речь заходила о болезни, которая захватывала систему за системой, ее всегда называли "земным злом", но зло это становилось уже межгалактическим. А в трюмах некоторых кораблей, слишком далеко забиравшихся в просторы Млечного Пути, среди груза порой находили стальные контейнеры со скрюченными трупами, чьи глаза были наполнены ужасом... Когда эти трупы показывали жителям планеты, многие из них сами убивали себя... Айрт Рег медленно снижался в плотной атмосфере Сигмы. Он любил суровые испытания, которым подвергались выпускники колледжа: быстро проходящий страх, который сжимал горло в момент старта дельтаплана с космического корабля, плавное падение и посадку на землю. Его тело, прекрасно натренированное различными физическими упражнениями, составляло одно целое со всем этим блистающим праздником - праздником Производства. 600 выпускников покидали сегодня свою обитель, получали знак Двойной Звезды и излучатель. Завтра они начнут бороздить космос. Внизу блистательная толпа аплодировала балетным па танцовщиц, похожих на едва распустившиеся белые цветы. Вечером будет прием в адмиралтействе, и юные астронавты в первый раз наденут звездную форму... и каждый сможет пригласить свою семью и девушку, которой он подарит свой знак отличия из золота и серебра. Но Айрту Регу некого было приглашать. Четыре года назад он был помещен в колледж одним космонавтом, который приехал в очередной отпуск - Айрт больше не встречал его. Он успешно прошел все испытания. Учился он средне, зато уделял большое внимание физическим упражнениям, и это способствовало его назначению в космические десантные войска. Он хорошо переносил любые ускорения, самые невероятные тренажи в барокамерах, и все были уверены, что он, очень высокий и стройный, со знаменитым отсутствующим взглядом, который был признаком сильнейшей сосредоточенности, будет в первых рядах любой битвы. Оставаясь до сих пор одиноким, он никогда не жаловался на это. Юноша с медными волосами, упорный, отчаянный и нежный в одно и то же время, стал совершенной боевой машиной. Единственная посредственная оценка была по математике: экзаменатор прозвал его "разбуженной спящей красавицей". А сейчас он спускался к Сигме. Говорят, в момент большого несчастья человек мгновенно вспоминает самые яркие эпизоды своей жизни. И несчастье должно быть не за горами, если теперь он снова переживал свой последний вечер в Самарре. Их отпустили в первый ночной отпуск. Его товарищи проводили эти веселые часы в кругу своих семей, в висячих садах над озером, где осыпались листья экзотических деревьев, где веселились девушки в светлых платьях и шляпах, похожих на опрокинутые венчики... Айрт никого не знал, он просто спустился к астродрому - все пути Самарры вели к нему. Странно - как только он появился на улице, это животное направилось к нему навстречу. Кошки-Тролли с Каппы были ценными зверьками, они никогда не бродили по улицам. Сначала он подумал, что она гуляет со своими хозяевами, но нет, она пошла за ним. Это было симпатичное животное белого цвета, с сонными зелеными глазами, туловище было посажено на длинные гибкие лапы. Она была почти точной копией ангорской кошки, но с тремя головами. Такое могло привидеться только в кошмарном сне... Наклонившись, Айрт погладил ее: - Что, сестричка, потерялась? Почти что, как я. Пошли, вселенная просторна. Этой ночью, как и всегда, вокруг астродрома вовсю веселились. Он был огромен и величествен, таким и полагалось быть порту герцогов-торговцев, где каждая выставка товаров стоила целой планеты. Диски и летающие сигары, многоступенчатые ракеты и "летающие тарелки" с опознавательными знаками всех созвездий садились тысячами. Здесь были необыкновенно высокие корабли с Альтаира, капсулы с плазменной тягой из созвездия Стрельца и яйцеобразные суда с Денеба на так называемой "тяге пси". На платформах громоздились пирамиды контейнеров - сказочные сокровища в первозданном своем виде: необработанные драгоценные камни, слитки редких металлов и футляры с благоухающими пряностями со всех планет. Существа, высаживающиеся с кораблей, превосходили всякое воображение своими силуэтами, похожими на витки спирали или распустившиеся цветы арума, с телами фиолетового цвета и с головами, напоминающими морские звезды. Одни издавали звуки, походящие на кваканье, другие - на ослиный рев, третьи - на совиное уханье, кто-то пел. Телепатические волны образовывали единое поле. Айрт в задумчивости остановился перед покрытой перьями группой с Меркурия, потом оказался лицом к лицу с бесформенным бурдюком с Асселия, чьи философские размышления были почти ощутимы. "Всем этим существам из самых разных уголков космоса удается найти общий язык... И только земляне непробиваемы", - подумал Айрт. Но кошка-Тролль терлась у ног, и три пары загадочных глаз куда-то звали его. Получив из гипнолекций весьма туманное представление о галактической литературе, Айрт не знал, как однажды вечером некий доктор Фауст обнаружил, что его сопровождает пудель... - Что, есть хочешь? - спросил он сочувственно. - Эх, бедная сестренка! Но ведь я не знаю, чем ты питаешься. Ты могла бы мне подсказать? На мосту, протянувшемся над озером, сверкали неоновые витрины многочисленных заведений. Это был очень старый квартал, построенный, несомненно, землянами; он почти полностью воплощал их ностальгические воспоминания. Айрт и его кошка углубились в него. На молодого космонавта это место произвело довольно сильное впечатление. Дома и помещения не имели ничего общего с блистающими отделкой чистыми и строгими зданиями Колледжа, который возвышался надо всем, как монолит, и представлял собой некий обособленный мир. Веселый город, обильный и циничный, шумел вокруг них, курил венерианские или капелланские наркотики, играл в кости, в "клиссоэр", в "маджонг", как во всех портах мира. Здесь давали напрокат или продавали девушек-триподов из созвездия Цефея космонавтам, похожим на пауков с Денеболы. Продавали здесь и "сегхир марсианский" всем наркоманам вселенной. Иногда какой-нибудь гелико, покрашенный в экстрагалактические цвета - желтый, пурпур, зеленый, красновато-лиловый, бледно-зеленый - орошал толпу ароматным душем или сбрасывал тучу разноцветных лепестков (единственный вид рекламы, принятый на Арктуре). А другой таскал за собой в переливающейся всеми цветами сетке какое-то существо - синее, оранжевое или разноцветное, с перепончатыми крыльями или с бриллиантовыми когтями. Эти существа, украшенные цветами, носили титул "космических жемчужин"... Паранимфы и гермафродиты, просто самки и бесполые существа, прибывшие из самых отдаленных концов метагалактики, должны были удовлетворить любые вкусы в том, что касалось любви... Кошка-Тролль мяукнула от отвращения и увела своего пленника. Но Самарра недаром хвасталась тем, что может удовлетворить любого. Прилавки этого рая изысканных вкусов и запахов предлагали космонавтам и варварские блюда, и невероятно тонкие - живое желе с Шератана, кусочки крыла летающей пантеры с Лезата и поющие фрукты с Дахиба. Жители этих планет умело рекламировали свой товар, некоторые при этом аккомпанировали себе на ксилофонах или на этих маленьких ситарах эльфов, которые называют "моренопсис". Образовалось настоящее столпотворение. Гелико парили над подносами из побегов манкарийской ивы, на которых пылали телесного цвета орхидеи, слегка переливающиеся розовыми и голубыми тонами, а предлагала их девушка с Менкара, которая сама была похожа на них, как родная сестра. Проходя мимо, кошка-Тролль остановилась, чтобы понюхать "шария", наркотик с Дифды в созвездии Кита. Это была одна из разновидностей медовой валерианы, ее потребляли, вдыхая через нос. Но дифдейский продавец - светлый чешуйчатый ромб - начал подпрыгивать, протестуя. Рядом пузырящаяся туча с Зосмы последовала его примеру. Она расплывалась у ног Айрта, утверждая, что он бесплатно завладел пустым подносом из оникса, на котором _должны были находиться_ деликатесы с Дельты Льва, "доставляющие удовольствие при взгляде на них с дополнением воображения"... В глубине галереи, сверкающей, как многогранный драгоценный камень, какой-то торговец-король возвышался на своем кристаллическом троне. Это был величественный бородатый мужчина, одетый в пурпур, с венком из звездных антенн (торговцы-короли с Сигмы очень любили копировать ангельских арктурианских богов или патриархов, а больше всего - обитателей Олимпа...). Он уже было нацелился своим излучателем, когда узнал форму будущих космонавтов. Кошка тоже привлекала его внимание. - Оставьте их, - сказал он важно. - Они же ничего не трогали! - Но, во имя господа! - запротестовала туча с Зосмы, - _они смотрели туда, где лежали эти штуки_! Особенно кошка. А она видит на тысячу парсеков! - Разве мы знаем, что она может видеть за тысячу парсеков? Во всяком случае, ей нужны не ваши сладости! Король-торговец обмахнулся прозрачным листом мансенилевого дерева с Растабана и, повернувшись к Айрту, воскликнул: - Добро пожаловать, молодой воин! Можете пользоваться чем угодно в моем дворце: мы никогда не сможем в полной мере отблагодарить героев наших славных космических эскадр! А что касается вашей кошки, то я у вас ее тотчас куплю, особенно, если она видит на столько световых лет! - Но кошка не моя, к сожалению, - сказал Айрт с изысканной вежливостью. - Мне кажется, она видит своего хозяина на расстоянии в тысячу парсеков. Он не думал, что окажется так близок к истине... То, что последовало за этим, больше напоминало сон. Они покинули блистательные и шумящие кварталы. Теперь перед Айртом открывалась нижняя часть астродрома, "ад", место стоянки кораблей-чистильщиков пространства, поглотителей радиоактивных отходов. Сюда же выходили морские каналы. Сине-зеленая вода плескалась почти вровень с набережной, где выгружали товары неизвестного происхождения без гарантии и путешественников без виз... Вот так, рядом с экзотическим миром, заключенным в строгие рамки законов, начинался другой, сопутствующий ему мир старых легенд, проклятых портов, исчезнувших космонавтов. В свете розовых сигмийских сумерек Айрт различал странные крадущиеся силуэты, зловещие, бледные, как воск, лица... И еще аромат женщины, яростный, ощутимый, чувственный, хлестнул его по лицу, словно ничем не стесненная волна женских волос. И тяжелая рука опустилась на его плечо: - Будь осторожен, сынок! Здесь не увидишь жемчужин портовой Самарры. Здесь полно больных проказой или транспланов... - Кого, кого? - ...Эти еще хуже. Мозги, селезенки или сердца, привитые андроидам. Трупы, которые прогуливаются благодаря электрическим цепям. Результаты экспериментов, вот так! Или мутанты. Это самое последнее достижение. Башня-то ведь рядом... ...Белая гигантская игла прорезала прямо перед ними сиреневое небо... - Му... как? - Да ты откуда свалился, сынок? Ты не знаешь, что в Центре Мутаций запросто делают получеловеческих андроидов и мышей с хвостами-штыками? Ты с Земли, что ли?.. Но в этот момент в легком отблеске, который никогда не исчезает с неба Сигмы, еле заметно блеснули звезды кадета, и незнакомый космонавт отпрянул: - О, прости, брат! Твои первые звезды? Пошли, это надо отметить! Они были в незнакомой местности, единственным впечатляющим отличием ее была разбитая ракета, переоборудованная под бар. - Примечательное место, сынок! Для старого космического волка. Войдем? - Войдем. Кошка-Тролль заволновалась, но Айрт не обратил на это внимания. Возбужденный неотвязной мыслью, он знал: что должно случиться, обязательно случится. И эта ночь уже отбрасывала тень на его будущую жизнь, уже имела определяющее для него значение. Бар был сумрачным и таинственным, каким ему и следовало быть, с оттенком легендарных проклятых таверн из древних сказок. В глубине он был слегка освещен пирамидой из жидких кристаллов, имитирующих топазы, изумруды и рубины. Бармен, расплывчатый метис с Аль-Нилама, слегка фосфоресцировал зеленым светом. Светлый, маленький и дорогой. Как бриллиант, что соперничает с Солнцем... - Что вы сказали? - Ничего. Стихи. Девиз этого бара. - Который называется?.. - Как все такие заведения, где вредят обмену веществ в организме с помощью приятных ядов - "_Парадиз_". - Чем напоить великих космонавтов? - пропел бармен. - Что подать, чтобы угодить их изысканным вкусам? Трог с шарией? Марсианский сегхир? Жалликулу с Фомальгаута на ультранизких частотах? - Нам понадобится хороший земной алкоголь, - сказал незнакомец, облокачиваясь на стойку. - Сынок, ты не откажешь старому... Но в этот момент Айрт был уже уверен, что этот субъект никогда не летал на Плутон. И никогда не рассчитывал траекторию. И вообще никогда ничего такого не делал. И напрасно он солидно выпячивал грудь и двигал плечами, как бывалый космонавт, в своей блестящей пластиковой куртке, отливающей голубым в свете неоновых светильников. И лицо его напоминало маску одного из тех мертвецов, которых находили в герметических трюмах. Но стаканы были уже полны душистой жидкостью, и предварительные переговоры уже начались, как это бывало в сумерках героических времен корсаров: - У меня есть небольшой кораблик, - начал тот, выплюнув кусок черного схрауи. - Он легок в управлении, имеет право захода в любой порт, берет любые грузы. Что вы об этом скажете? - А меня это касается? - Если вы соблаговолите. Я собираю особый экипаж. Плачу в арктурианских кредорах. Премию тоже. Один процент - экипажу. Десять процентов - командиру. - Очень любезно. Но разве в порту мало старых капитанов, севших на мель? - Они не подходят. Двенадцать процентов вас устроит? - Не совсем... - Пятнадцать процентов? - Вы, что, перевозите земное зло? - Тоже не совсем. Двадцать процентов. Предупреждаю вас, на этом мои возможности заканчиваются. Рег погрустнел. Он снова почувствовал себя в тупике, одиноким, ничего не соображающим... - Я не понимаю, почему вы обращаетесь к выпускнику. "Судовладелец" прищурился: - Никаких честолюбивых помыслов? - Никаких. - И все-таки запомните: я постоянно здесь, в "Парадизе" - как только пробьет полночь... И они вежливо раскланялись - как два зверя, которые не признали друг в друге одинаковой породы, но оказались равными по силе... И Айрт снова окунулся в ночь. Он шел и шел. Сады-оранжереи по сторонам становились все сумрачнее. А впереди белая игла башни, где приступили, по слухам, к "невероятным опытам", раскалывала ночь, как удар меча. Легкий бриз долетел до быстро опустошавшихся резервуаров со взлетной площадки, металлический запах отдыхающих кораблей смешивался с тяжелым дыханием эвкалиптов и скипидарных деревьев. Он прошел мимо рядов гигантских цилиндров с ракетным топливом, которого хватило бы всем эскадрам мира - их охраняли патрули роботов. Если адмиральский дворец был сердцем Сигмы, то здесь находились ее сердце и кровь. Но форма космического кадета была вполне достаточным пропуском. Не в этот ли момент Айрту и пришла в голову смутная мысль о том, насколько относительной была безопасность Самарры? Хватило бы одного космического шпиона или предателя... Но даже сама гипотеза показалась ему чудовищной. Кошка-Тролль шла за ним танцующей походкой, отблеск зеленых глаз окружал смарагдовым нимбом все ее головы... Они остановились перед дверью в белой стене, увитой пурпурным лишайником, и Айрт толкнул ее. В гуще земного виноградника и звездчатых арктурианских гевей извивалась узкая аллея. Айрт пошел по ней. Ему казалось, что он вернулся к себе домой, что он встретился со своей родиной. Однако эти сады нисколько не походили на бедную растительность астероида под тусклым светом кометы. Он не знал, что это ощущение пришло к нему из будущего, потому что время - это дорога. И тотчас же ему привиделись башни с нацеленными смертоносными ракетами, небо, красное от пожаров... А на террасе "иамена" молодая девушка с распущенными светлыми волосами с надеждой всматривалась вдаль и ждала его, может быть... Он не знал ее имени... А потом - глухой звук свободного падения в бесконечность. А в середине аллеи из белого гравия неожиданно возникло из ничего какое-то существо, причем возникло так неожиданно, как будто сама ночь породила его именно в этот момент. Его пошатывало. Он медленно обхватил руками непропорционально большую голову, потом увидел кошку и свистом позвал ее. Аита встала на задние лапы и поклонилась ему. Это и был, несомненно, тот самый хозяин, которого она видела на расстоянии в тысячу парсеков. Вот он, странный маленький старикашка, очень загорелый, почти голый, как поэты, носильщики и великие мыслители Сигмы, с фиолетовой повязкой вокруг бедер и шкурой какого-то животного через плечо. Он рассматривал этот мир через монокль, раза в три превосходящий нормальные размеры. Неожиданно он наклонился, взял кошку на руки и поцеловал ее в каждую мордочку. Сделав это, он обратил внимание на Айрта. - Прошу прощения, архангел! - сказал он. - Мне показалось, что это моя кошка Аита. И это, бесспорно, она и есть. Это весьма умная особа, и если она прогуливается в вашей компании, то вы неплохой человек. Вы подобрали ее во время моего отсутствия? - Кошка привязалась ко мне у выхода из Астронавтического колледжа, - смущенно пробормотал Айрт. - Чудеса! Что же делала Аита у колледжа? Она никогда не летала, а ее мать еще котенком была привезена на Сигму. Или это влечение вызвано тоской по звездам? Вот в чем вопрос, говорил кое-кто в древней Дании. Речь идет именно о Космическом колледже Сигмы, да? И мы на самом деле находимся в садах Центра мутаций в пригороде Самарры, на 18-й планете Арктура в созвездии Волопаса? - Вы хотите сказать, что вам это неизвестно? - Я немного устал, - вздохнул незнакомец. - Я только что совершил невероятный бросок в космосе. Я дорожу своей репутацией и не скажу, откуда прибыл. Это дело рук одного из наших юных демонов или я должен сказать - ведьм?.. Слабое переливающееся фосфоресцирование в их глазах должно было предостеречь меня... Но сами вы, - он с интересом посмотрел на Айрта, - разве не из их компании? Я хочу сказать, не приходилось ли вам совершать что-нибудь особенное, например, передавать мысли на расстоянии или заниматься левитацией?.. - Я специализировался как десантник для опасных планет, - отвечал Айрт. - А что вам дало повод подумать?.. - Интуиция, может быть, и ложная, - маленький человечек снова покачнулся. - Есть ли еще в Самарре, в порту, эти притоны, где земляне вредят своему пищеварению посредством этилового алкоголя? Я бы с удовольствием хлопнул стаканчик. - Боюсь, что в такой час все эти заведения уже закрыты. - В таком случае, самым простым выходом будет добраться до моего жилища. Как это ни удивительно, оно у меня здесь, в этом парапсихическом городе. К тому же, я туда и направлялся: это рефлекс кота, который возвращается к себе... Если только домохозяин-робот не сдал мою берлогу ввиду моего долгого отсутствия... А в самом деле, как долго я отсутствовал? У нас сейчас какой год? - Трехтысячный, - ответил Айрт; от всего этого у него слегка закружилась голова. - Ага! Итак, меня не было пять лет. Это ничто по сравнению со звездной вечностью. И мне страшно от сознания, что я должен возвращаться, не выполнив задания... Ах, вот удачная мысль! Учитывая то, что вас отметила своим вниманием Аита, которая дружит только с прекрасными людьми, вы, несомненно, самой судьбой предназначены для того, чтобы сослужить мне эту службу... - Если речь идет о деньгах, то у меня... - Это значительно важнее. Речь идет, по крайней мере, о чудовищах и пирамидах. Поэтому мне надо подумать. Не хотите ли дойти со мной до иамена-5? У меня есть где-то там, за полным собранием сочинений Николая Гоголя, переплетенным в светлую кожу с Земли, бутылка настоящего амонтильядо того же происхождения. Мы опустошим ее за процветание Святой Благотворительности и королевы Талестрис, за теологическую доблесть и за амазонку! - Это что, тотемы вашего племени? - Нет, просто друзья. Мы встретились на окраине созвездия Лебедя, и я покинул их у врат Десятого Круга. "Это сумасшедший, - подумал Айрт. - Но он любезен и учен". И он последовал за старичком. - А вот и мой иамен, - сказал человечек. Он остановился в центре поляны, усеянной диксвониями с гибкими стеблями цвета розового турмалина и голубого граната. Тут стояло странное сооружение в стиле зиккуратов с загнутыми краями террас. Ферропластическая решетка загораживала доступ в вестибюль. Незнакомец рассеянно пошарил в складках своей шкуры, потом, будто вспомнив что-то, наклонился, сдвинул плитку из коллофана у порога и достал оттуда маленький фигурный ключик. - Ну, вот! - сказал он. - Это лучший тайник, который мне удалось найти: самый известный, но самый надежный - ключ под ковриком! И дверь открылась перед ними. Путешественник некоторое время что-то искал в слабом мерцании, которое исходило от купола из лунного камня, преломляющего зыбкую, как всегда, арктурианскую ночь. Он кончил тем, что обнаружил невероятную древность, как будто сошедшую с экрана, где демонстрировался исторический фильм - коробку спичек и немного пересохшую свечу, которую тотчас и зажег. Тут Айрт увидел, что находится в зале высотой этажа в три, до самого купола увешанном полками с книгами, футлярами с микрофильмами и древними гравюрами. На высоте четвертого этажа стены сужались и переходили в шпиль. В нем был легкий подвижной балкончик с телескопом, похоже, невероятной мощности. В зале вообще не было мебели - только круглый фонтанчик, циновки и подушечки. И все было покрыто толстым слоем пыли. Приласкав все окружающее восхищенным взглядом, незнакомец продекламировал: - _Счастлив тот, кто, как Улисс, совершил хорошее странствие_! Но в этот момент кошка громко мяукнула и одним прыжком взлетела на еще одну земную древность - нюрнбергские часы с кукушкой. Усевшись там, она пристально посмотрела на людей своим шестикратным взглядом - встревоженным и несколько смущенным. - Тысяча миллионов галактик! - выругался маленький ученый. - Вы знаете, эта кошка - мутантка. Она ясно дает понять, что мои секунды здесь сочтены, к тому же, я и сам чувствую это по какой-то зыбкой непрочности моих костей и по смутной тяге к возвращению... Это довольно мучительное чувство: я как будто бы здесь и все же меня здесь нет. Тем не менее... - Он залез в стенной шкаф и вытащил оттуда почтенную бутылку странной формы и бокалы из кристалла с голубоватым оттенком. - Извините за отсутствие комфорта, - сказал он. - Сядем прямо на полу. Я уж не знаю, разбазарил ли мою мебель домохозяин-робот или у меня ее никогда не было. Во всяком случае, привычку к ней я потерял на Гефестионе. Выпьем за архангелов! - Что значит... - О! За таких людей, как вы. Может быть, и таких как я, хотя я и не похож на них. Во всяком случае, как эти две сумасшедшие девки, которые отправили меня сюда из Десятого Круга. Мутанты, наконец... - Мутанты? - Ну, да, существа почти что обыкновенные, но в результате каких-то космических катастроф они развили свои скрытые возможности. Тогда им удается проходить через стены, пересекать Пространство, создавать видения или поглощать страдания - прямо как губка, которая впитывает воду. И я боюсь, что вскоре найдется и такой, который сможет поворачивать галактики. А в колледже вас не обучают ничему такому? - Еще нет. - И напрасно. Оставляют нераскрытыми самые драгоценные качества. Я считаю, что любой человек обладает целым комплексом возможностей неизвестных, непризнаваемых... но я увлекся; Я здесь не для того, чтобы читать вам лекцию по парапсихологии, а для того, чтобы выполнить важное задание. Вы сказали, у нас сейчас трехтысячный год? - Май трехтысячного. - Какая точность. Так вот, пять лет назад Сигма послала научно-разведывательную экспедицию к Земле. Я принял в ней участие в качестве эксперта. Корабль был весьма непочтительно назван "Летающей Иглой", командир Лес Кэррол. Да, сын Ингмара. Сам адмирал никогда не одобрял наших экспедиций, но скорее - по причине отцовских чувств и противоречий человеческой натуры. Однако уровень моей учености освобождал меня, как я считаю, от его одобрения или неодобрения. Оцените вот это... И он вытащил из кармана своей шкуры футляр, который тотчас же опрокинул у своих ног: кроме растрепанной книги, там была еще куча крошечных кассет с микрофильмами в официальных конвертах, которые подтверждали, что старикашка являлся вице-президентом Звездной Академии наук, членом Совета Пяти и почетным президентом самого секретного в созвездии органа - комитета по исследованию Язвы. - Меня зовут Морозов, - представился он. - А вас? Айрт вытянулся: - Айрт Рег, космический курсант-офицер. - Садитесь. Мне страшно, когда такие высокие люди стоят навытяжку. Возьмите эту циновку и еще вот эту. Вы знаете Ингмара Кэррола? - Кэррола?.. Да. - Приходится ли вам обращаться к нему? - Пожалуй, нет. - Ну, ладно. Так вы все-таки подойдете к нему завтра, во время праздника Производства и передадите ему вот это... Как будто по волшебству, разошлись растрепанные страницы раскрытой "Божественной комедии", между волокнами пожелтевшей и вздувшейся бумаги стала видна тонкая пленка проявленного микрофильма. - Вы можете прочитать это. Я даже советую вам - вы проникнетесь сознанием важности этого поручения. Вы видите, доклад подписан Лесом Кэрролом и Иваном Морозовым. Ведь меня зовут Иваном, как бы странно это ни звучало... Он поднял бокал на уровень глаз и мечтательно залюбовался янтарно-золотистым цветом амонтильядо, вздохнул и сделал глоток. - Так они забросили меня сюда прямо с моим телом, бравые девчушки. А я думал, что все это - слуховые и оптические иллюзии... Я задавал себе вопрос, почувствую ли я что-нибудь, когда выпью этого вина - что ж, я чувствую! Нет ничего прекраснее плодов нашей старушки Земли! Возьмите эту книгу и передайте ее Ингмару Кэрролу. - Но я... - Нет, вы сможете. И вы достойны этого. Вы запомнили каждое слово из нашей беседы, и вы оценили амонтильядо. Да, это заметно. Завтра вы увидите Ингмара... я уже ясно вижу вас у подножия эскалатора с великим адмиралом наверху... Продолжая говорить, он собрал свои пожитки. Рука, которая протягивала курсанту-офицеру бесцветный документ, выронила книгу... Она стала прозрачной, поплыла, исчезла... Айрт поставил на пол свой наполовину полный бокал амонтильядо. Сидящая на часах кошка-Тролль жалобно мяукнула. И в иамене-5 остались только молодой курсант-офицер, прижимающий к груди томик Данте, и растерянная кошка-Тролль с Каппы. И с этой последней картиной перед глазами Айрт Рег, космический десантник, приземлился в центре парада, посвященного великому Производству. Вся Самарра галлюцинировала вокруг своих эскадр. 15 Отчет был длинным. Остаток ночи Айрт провел, отделяя пленки отчета от хрупких страниц "Комедии", которые пропахли сухим ароматом земных роз, гефестионского кремня и водорослей Антигоны. Потом он погрузился в чтение, забыв обо всем на свете. Он понял отчет, как сам признавал позднее, процентов на восемьдесят. На полях странными красно-коричневыми чернилами, которые были похожи на кровь или на сок раздавленных фруктов, было написано. "СОС. Говорит "Летающая Игла". Задание выполнено. Выводы Морозова подтвердились. Информация и сто мутантов с нами. Находимся на Антигоне в созвездии Лебедя. Не можем взлететь. Опасность. Помогите как можно скорее. Подписано: Кэррол Лес, Морозов Иван." Сам документ начинался, как обычный рапорт: "Его превосходительству Кэрролу Ингмару, эскадренному адмиралу, космическому префекту Сигмы. N рапорта: ОООХХХ. Тема: ЯЗВА. Автор: И.Морозов. ...Ваше превосходительство, позволю себе напомнить Вам предысторию вопроса. Во время нашей последней встречи я изложил Вам некоторые из моих выводов по поводу темы, которая нас занимает. Казалось, они Вас заинтересовали. Тем не менее гипотеза, которую я выдвинул, показалась Вам (цитирую Ваши собственные слова) "такой невероятной и дерзкой", что Вы выдвинули встречное предложение. Прежде, чем изложить наши выводы Совету Пяти, Вы решили провести комплекс исследований. И Вы предоставили мне возможность собрать эти доказательства на месте: Вы решили послать экспедицию, чтобы изучить Язву и найти от нее противоядие, и дали мне средство для исполнения: корабль, приспособленный для этого. Я посчитал, что могу быть полностью свободным в выборе его командира. Отснятые фильмы и записанные на пленку свидетельства спрятаны в надежном месте. Настоящий документ лишь излагает статистические данные и выводы, главный из которых: Еще никогда в течение своей сознательной истории человечество не подвергалось большей опасности". Далее следовали колонки самых ужасных подсчетов: с начала распространения земного зла на родной планете. Количество убитых в войнах - миллиард. Количество заключенных, депортированных, "заклейменных" (приговоренных к медленной смерти) - миллиард. Количество жертв вирусной формы зла - полтора миллиарда. Примененные пытки, вызывающие цепную реакцию ярости и безумия... Здесь Айрт не выдержал и пропустил длинный абзац, где речь шла об удушенных газом, сожженных заживо, послуживших для переливания крови и других экспериментов. Индустриальные мотивы: дубление кожи, использование жиров и других отходов. И так далее. Цифра, проставленная в графе "эксперименты с целью выяснения способности сопротивления человека альтернативе надежды и отчаянья", была особенно впечатляющей... "Из этих данных можно было сделать первый вывод, - писал Морозов в виде комментария к этим цифрам, более ужасным, чем сами крики жертв. - Это не земное. И даже не гуманоидное в универсальном смысле этого слова. На это мне ответят, что история Земли знает не менее мрачные страницы безумия, и что носители его - ненормальные. Вот тут-то и встает вопрос, который кажется мне главным: кто они?.. Мы перебрали миллионы имен. Мы сделали заметки, сопровождаемые фотографиями. Сравнивая эти фото и события с другими, записанными в летописях, я пришел к выводу, который послужил основой моей, казалось бы, безумной гипотезы. Да, изучая эти адские статистические данные, я не мог отделаться от ощущения, что все это я уже слышал! Так античные цари с телами крылатых быков с древних стел Древней Ассирии приказывали воздвигать горы рук и языков, отрезанных у своих противников; так библейские завоеватели бросали живых людей в печи для обжига извести - связками по десять человек; так (и примерно такими же способами) некий Гитлер начал геноцид; так во многих тоталитарных государствах помещали в лагеря медленной смерти миллионы людей, единственным недостатком которых была форма черепа, цвет кожи или принадлежность к определенной касте. И все эти факты повторяются в течение тысячелетий! Значит, земляне - это преступная раса, подлежащая уничтожению? Язва... это она и есть? Я не могу этому поверить, будучи сам человеком и землянином по происхождению. Я знаю людей; наконец, я знаю себя. Мы можем быть ограниченны, скаредны, трусливы и чувственны. Среди нас есть больные и безумные. Но настоящий преступник, который разрушает потому, что это доставляет ему удовольствие, и мозговые клетки которого при этом абсолютно здоровы - такого не может быть. В XX-XXI веках еще могли в это верить. Мы - нет. Во всяком случае, когда речь идет о целых народах. Народы, которые создали храмы Иерусалима и лиру Феба, изобрели пирамиду и колесо, открыли пенициллин и равенство... И были люди, которых звали Гомер, Достоевский, Пастер... Здесь я ставлю точку. Неожиданно наступает какое-то яростное безумие, и эти народы уничтожают друг друга, а эти гении и святые становятся чудовищами. После первой атомной бомбардировки жертвы агонизировали в течение двадцати лет! Пилот, который сбросил бомбу, кажется, сам сошел с ума. Потому что не мог пережить все это в нормальном состоянии... А преступники, которых мы называем Ночными, живут. Это потому, что они ненормальные. Таким образом земное зло - действительно, болезнь. Но какая? Бацилльная, вирусная, результат торможения или стимуляции? Переносимая каким возбудителем? Как получается, что некоторые подобные атаки удаются, а другие нет? Существуют ли антитела, способные остановить продвижение эпидемии?.. Столько проблем! Прежде всего, необходимо определить точные симптомы Язвы. Я брал за основу антропометрические данные старых злодеев, а также современных Ночных, которые происходили с различных планет и континентов. Некоторые были гуманоидами, другие - нет. Не было ничего похожего в натуре мягкого, даже симпатичного палача с Венеры, который погружал своих жертв в болота из раствора фосфора, и распоясавшимся чудовищем, которое взорвало целую планету этой системы. Ничего, кроме жестокости". Айрт вздрогнул. "Отсюда я сделал вывод, что жестокость была одним из симптомов болезни. Не самым главным, может быть, но неотделимым. Однако изъяны не были заметны внешне: лица больных были бесстрастны, аскетичны или одутловаты, глаза - живыми или угрожающими. И напрасно просматривал я летописи: Геринг был тучным, а "железный Феликс" - худым. Не было никакого сходства между Геббельсом и Сталиным. Современное изображение представляло Торквемаду с изможденным лицом святого, а Калигулу - с профилем почти божественным. Встречались, гуманисты с ужасной внешностью и преступники с ангельской. И вдруг мне в голову пришла одна идея, словно озарение. Когда говорили о Ночных и о земном зле, то смешивали два понятия. Ночные были распространителями зла, они убивали, пытали, разрушали. Они взялись неизвестно откуда, и в большинстве были землянами. В то же время, в биографиях самых известных злодеев рассказывалось о спокойном детстве и иногда, до первого приступа ярости, о довольно серой и безупречной жизни... Значит, это не зависело от физических данных или от наследственности... У большинства не было врожденных пороков, они не были предрасположены к этой заразе. Таким образом, семена зла пришли извне. И тут я понял, что стою на пороге чудовищного открытия. Ведь все смертоносные микробы были в конце концов побеждены. К тому же у всех у них - будь то проказа, тиф или эпилепсия - имелись вполне определенные признаки и определенный результат: человек или выздоравливал, или погибал. Однако, наши лаборатории еще безоружны перед лицом психической проблемы. И все-таки кое-какие прецеденты должны были существовать. Были кроме меня и другие, которые еще до меня поняли, предощутили... Болезнь, приходящая откуда-то извне. Болезнь, относящаяся к психике. В это время я остановился в квартале Книг, в одном из городов Сатурна, где было, что почитать. Я обратился к картотеке. Знакомых слов было сколько угодно: чума, эпидемия, нашествие, демоны, инкубы, суккубы. И единственное слово, объединяющее все эти и начертанное огненными буквами: ОДЕРЖИМОСТЬ! Я чувствовал, что меня буквально затопляют эти сведения, что я должен их как-то классифицировать, запомнить содержание самых убедительных, тех, что сверкали, как вспышки молний. Сначала, на заре цивилизации, это были таблички с иероглифами, которые предавали анафеме некоторую часть Земли. "В этой проклятой пустыне каждая складка земли таит миллион демонов..." Самая почитаемая человечеством Книга точно передавала историю, происшедшую в стране Гадаринской: "Когда же вышел (сын Божий) на берег, встретил его один человек из города, одержимый бесами с давнего времени и в одежду не одевавшийся, и живший не в доме, а в гробах. Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека, потому что он долгое время мучил его, так, что его связывали цепями и узами, сберегая его, но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыню. Иисус спросил его: "Как тебе имя?" Он сказал: "легион", потому что много бесов вошло в него. И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну. Тут же на горе паслось большое стадо свиней, и бесы просили его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны вниз и потонуло" [Евангелие от Луки, гл.8, 26-30; также эпиграф к роману Ф.М.Достоевского "Бесы"]. Были также повсеместно известные, хотя и явно преувеличенные истории пифий, полубезумных девственниц-предсказательниц, устами которых "говорил их бог". Были в далеком прошлом мрачные средневековые процессы, где перемешивались волшебницы и демоны, инкубы и вампиры; в протоколах шла речь о событиях безумных и жестоких, когда существа, носящие на коже странные знаки, корчились на горящих углях и отвечали "изменяющимися голосами и на неизвестных языках". "Демоны", которые жили в этих несчастных, охотно заявляли о себе: их звали Вельзевул, что значит "повелитель мух", Астарот, Асмодей или Забулон. Я справился в Адском Словаре Колена де Планси (ведь существовали словари "потустороннего королевства". А может быть, и карты, атласы!). Я узнал, что Астарот был "очень могущественным в аду великим герцогом с лицом уродливого ангела, который сжимал в руке гадюку и скакал на крылатом драконе". Абигор, демон высшей касты, "подробно отвечал на все вопросы, касающиеся секретов ведения войны". Был также Адрамелех, великий адский канцлер, которому поклонялись в древней Ассирии, где в посвященных ему храмах сжигали и душили дымом новорожденных. А Фурфур, который часто принимал внешность ангела, пускал молнии, зажигал радуги и отвечал на абстрактные вопросы... Габорим или Аим был повелителем пожаров, Штолас преподавал астрономию, свойства растений и драгоценных камней (смотри-ка, коллега!). Изобретатель пиротехники Укобах был великим повелителем адских котлов... Так я открыл живущий активной жизнью, но неведомый нам мир, у которого были свои законы, который вмешивался в человеческое существование. Все было весьма мрачно, все это принадлежало сумеречным временам, когда перемешивались явления пришельцев и предрассудки. Но, по крайней мере, какая-то часть этих хроник должна быть отделена и рассматриваться в свете знакомых нам событий. Вы мне скажете: но разве эти факты не были изучены в свое время? Конечно, и еще с каким прилежанием! Колдовские процессы приобрели какой-то бредовый оттенок, палачи и жертвы погружались в одни и те же кошмары, судьи беседовали с демонами и сами начинали видеть кошмары... "Для чего вошел ты в тело этой бедной девушки?" - спрашивает изгоняющий дьявола Миньон у демона, который владеет душой Жанны де Бельсьель из Лудена, в то время, как она бьется в конвульсиях, и крики ее "почти что похожи на визг свиней". И демон отвечает на латыни, на языке, который, по словам Жанны, ей незнаком: "Из злобы. По договору о цветах". Надо было как следует разобраться в этих тяжбах, чтобы принять все необходимые меры предосторожности против опасности, которую они представляют. Ведь почтенные судьи превращались в палачей и убийц. Один священник, Урбен Грандье, был обвинен девицей Бельсьель в том, что он околдовал ее и других монахинь. Этого человека пытали различными способами, а именно - загоняли ему в тело иголки, чтобы найти метки дьявола; применяли для изгнания духов особые станки, которые дробят кости так, что "видно, как выходит мозг". Наконец, его вешали, а поскольку на веревке было много узлов, жертва горела заживо [речь идет о так называемом "процессе о дьяволах Лудена" или "деле Урбена Грандье" в XVII веке]. Так было во Франции. В Италии, в то самое время, когда вдохновенные архитекторы набрасывали проекты собора св.Петра в Риме, некий Леонардо да Винчи - первые крылья для человека, а некий Рафаэль писал своих мадонн, во Флоренции сжигали до трехсот колдунов в день. Эксперты и судьи были такими же безумными, как и обвиняемые. Девочку девяти лет приговаривают за связь с инкубом; она, якобы, разродилась демоном в виде червяка и закопала его во дворе под кучей навоза. И была сожжена за то, что у нее вышел, скорее всего, солитер! Но были также сожжены и реформатор Савонарола, и последователь Аристотеля Джордано Бруно, и врач Мишель Сервет, и Жанна из Домреми! И народ осаждал трибуналы. Людей, которые никогда не видели друг друга, обвиняли в совместных жестоких преступлениях, в участии в шабашах, где в "сумерках людей Аэрса" разворачивались сцены оргий и каннибализма, похожие до тошноты. Но и это еще не все... Примерно в то же время проходили экстравагантные процессы, в результате которых животные, "одержимые лукавым", - мыши, свиньи, лошади - приговаривались к повешенью или сожжению. В XVI веке в Блае "петух, который снес яйцо, которое было потом высижено жабой и выродило Василиска, короля змей", был публично сожжен по приговору высокого трибунала. В огонь бросали "кошек и собак, в которых предполагают наличие спрятавшегося демона..." или пришельца, который ошибся адресом!" Должно быть, Морозов сделал здесь передышку, после того, как изложил весь этот бред, чтобы вытереть пот со своего слишком высокого лба. Однако, скорее всего, он просто вздохнул и продолжал писать. "Вы скажете мне, что все эти факты из сумеречных эпох нуждаются в подтверждении. Согласен! Но уже ближе к нашему времени есть более достоверные факты: тихий и педантичный немец Раушнинг видел, как озарилось всегда мрачное лицо некоего Гитлера, и знаменитый диктатор заговорил "голосом того, кто владел им". Однако, этот кто-то не шел ему на пользу: Гитлер боялся оставаться с глазу на глаз с тем, "другим", он обязывал своих друзей сидеть рядом, пока он спит. И пробуждался с криками... В обычной жизни, когда демон покидал его, самый великий преступник после Аттилы был человеком бесцветным, болезненно чувствительным и с плохим вкусом. То же самое можно сказать о Калигуле, о Распутине и о многих других истеричных личностях. Мы располагаем меньшим объемом информации о последних веках. Учитывая современное развитие науки и техники, даже поэт не осмелился бы говорить прямо об одержимости. Но самый известный мечтатель новой эры, который изучил до дна человеческую душу и погружался в бездну, которая была его собственной бездной, оставил нам невероятное свидетельство. Отправной точкой для оценки современного положения является роман Достоевского "Бесы" [во французском переводе "Одержимые"]. С высоты Вашего могущества и Вашей независимости, Вы должны простить меня, Ингмар Кэррол, за то, что я осмелился позитивно оценить литературное произведение, где легионы нечистой силы завладевают целым миром. Это мое славянское происхождение, скажете Вы. Но ведь евреи не виноваты, что Иисус например, родился в Вифлееме. И не мы - в том, что Достоевский - русский. Эта страшная книга вводит нас в иррациональный мир. Научно выражаясь, термин "одержимость" ничего не значит. Но человеческое тело может быть завоевано ультравирусами невидимыми даже с помощью протонового микроскопа. Нет также ничего невероятного в том, что эти ультравирусы могут быть неземного происхождения или с эффектом ПСИ. Тут я начал строить рабочую гипотезу. Можно расценивать инфекцию как введение каких-либо молекул вируса-протеина в кровь субъекта-разносчика. Эти молекулы будут способны изменять обмен веществ субъекта таким образом, что он сам будет иметь возможность их вырабатывать. Болезнь будет нарушением нормального обмена веществ, при чем будет происходить выделение вируса-протеина. Демон-вирус - протеин. Других выводов нет. В различные эпохи были попытки заразить Землю, и они увенчивались большим или меньшим успехом. Вирус откладывался куда попало - в Средние века он заражал даже животных. На заре эпохи Возрождения он заражал безумием и инквизиторов, и волшебников. И в 1914, и в 1917, и в 1940... Да, но каково происхождение этого вируса?.. Если мы считаем, что у этого бича научное происхождение, то он должен подчиняться определенным законам. Но ведь вирусы не могут сами перемещаться в пространстве. И по уже вышеперечисленным причинам я не могу согласиться с тем, что это проклятие зародилось на Земле. Скорее всего, оно пришло извне. Оно могло быть материальным или психическим. Или еще проще - другой частотой времени. Существуют общие для Метагалактики законы. В природе не может быть пустот. Однако, все мы видели на Гефестионе частоты времени, не относящиеся к этой планете. Когда мне представится возможность показать Вам микрофильмы, Вы увидите на этом мертвом шаре, в звездной бездне, земные частоты времени: убийство последних защитников, шахты, где они агонизируют, разрушенные города и концентрационные лагеря. Это застывшие частоты. Они вырваны из потока времени на Земле, где их заменили другие события, что позволило их вирусам внедриться в земное настоящее. Выдвигаем теперь вторую рабочую гипотезу: неизвестно, когда, в одной из многочисленных галактик, из которых состоит пространство, появился некий амбулаторный вирус со своей собственной средой. По земным понятиям - это и есть зло. Будучи противником "земной теории", я не могу отозваться о ней положительно и считаю, что речь идет о некоем оптимальном уровне, о нормальном состоянии, которое не может существовать вне себя, так как в целом проявление зла случайно, и вирус (или ад) перемещаются по какой-то орбите в пространстве-времени. Он выталкивает из их среды частоты (промежутки нашего объективного времени), а сам замещает их. Тут он размножается, разрушая. Происхождение его неясно. Когда умирают земные злодеи, великие безумцы, от них не остается никаких следов - никто не знает, где находится могила Аттилы или Гитлера. И вот мой последний вывод: здоровое тело, зараженное вирусами, вырабатывает антитоксины - вещества, способные победить болезнь. Они обладают катализационными и обменными свойствами, одновременно однородными и противоположными. Если мы хотим освободить Землю, если мы хотим остаться свободными и владеть пространством, где язва распространяется с ужасной скоростью, мы должны атаковать зло его же собственным оружием. Общие выводы таковы: а) "Земное зло" действительно существует: это настоящая болезнь, которую можно сравнить с бешенством или эпилепсией; б) источник его находится за пределами Земли и, может быть, Метагалактики; в) оно не может быть побеждено насилием в чистом виде, так как насилие, напротив, создает благоприятный для него климат; г) расположенное во времени, оно и должно быть побеждено во времени. Вывод: Организмы пространственно-временные, т.е. те, которые могут перемещаться в пространстве различных измерений или в пространстве, лучше всего подходят для такой борьбы. Это мутанты. Вывод: мы должны искать, выращивать и приобщать к борьбе мутантов". "Все это прекрасно, - сказал сам себе Айрт, сидя в кресле в павильоне для занятий, - но план борьбы кажется мне довольно смутным. Насколько я понял, судьи, инквизиторы, полиции и армии, которые употребляли огонь и железо, сами тотчас заражались. Я никогда не встречал живых мутантов, кроме Аиты. К счастью, меня это не касается, этот документ предназначен Ингмару Кэрролу. И он его получит". ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БИТВА Отныне понятия пространства и времени в чистом виде исчезают абсолютно, как тени. Минковский (1907) 16 На первом пролете пышной лестницы, которая вела к Эбеновому залу, где в бассейнах из черного оникса переливались прозрачные струи воды, застыла в нерешительности какая-то девушка: она пришла слишком рано. Праздник Производства был самым главным национальным праздником Сигмы: он символизировал будущее. В этот день адмиральский дворец широко раскрывал свои двери, и туда стекалась самая красивая, могущественная и блестящая публика. Сегодня же прием обещал быть особенно великолепным: космический префект должен был представить сигмийцам земную принцессу - она должна была славить новых выпускников. Говорили, что она очень красива. И кадеты размечтались. Гости прибывали издалека, с федеральных или союзных планет. В зале из желтого с зелеными прожилками мрамора с Омикрона, в золотом зале, в Охотничьей галерее, где на фресках земных художников трепетали, как живые, единороги и порфироносцы, сирены и инопланетные грифы, бродила блестящая толпа, которая символизировала могущество и расцвет Сигмы. На этой церемонии космический префект показывал всю античную роскошь двойной звезды, его экзотические союзники садились в адском шуме своих ромбов и дискодов. Свиты гвардейцев ходили за ним по пятам на космодромах или летали строем в парадных гелико - их каски искрились, а мантии, обшитые драгоценными переливающимися камнями, колыхались, словно крылья. Гости соперничали в экстравагантности и роскоши. Знать Денеба окружила себя тучами фимиама, где сверкали драгоценные тиары, стволы с Эридана были похожи на пурпурные лилии, и под их островерхими колпаками из драгоценных камней виднелись целых три лика... Но самыми необыкновенными были херувимы с Альтаира, которые приземлялись прямо на дворцовую эспланаду: их позолоченные тела дрожали, гривы вздымались, а розовые и невинные лица девственниц приятно контрастировали с боевыми доспехами воинов. И все-таки, самыми красивыми и обаятельными были сами арктурианцы, происходили ли они с Сигмы, с Дельты или с Эпсилона. И мужчины и женщины были высокими, стройными и хрупкими. Они появлялись в прекрасных одеждах, увешанные украшениями из металлов, драгоценных камней и слоновой кости. Шли они медленно, с неподражаемой грацией и иногда приветственно наклоняли свои небольшие головы на длинных и безупречных шеях. Они следовали моде Земли, ее древней роскоши, и постоянно носили одежды, заимствованные с картин Боттичелли - из золотой парчи, обшитой золотом рубинового или бледно-зеленого оттенка, а также оружие, которое на самом деле было чеканным украшением - кинжалы или сабли, чьи рукоятки и ножны, раскладываясь, превращались в веер из перьев лирохвоста с Вандемьятрикса или в миниатюрный ситар с серебряными струнами, или в коробочки с пастилками. И арктурианки были очаровательны: их прически, заимствованные с картин Перуджино или Лукки делла Роббиа, делали их похожими на пажей той эпохи; их грим был тщательно подобран: цвета ноготков, боярышника или сизый, а в их украшениях прекрасно сочетались жемчужные сетки для волос и огонь сапфиров. Они спускались по большой Огненной лестнице в облаках аромата духов, из которых самые редкие были из ясенника, ликидамбара и благовоний с Земли, но они не забывали неуловимые запахи жасмина с Катьявара, горького тимьяна с Галилеи, покорившие все планеты. Их кружева и муар, не имеющие никакого отношения к химии, набегали на ожерелья из яшмы. И словно жены дожей с картин Веронезе, они грациозно опирались на руку придворного поэта или флейтиста; залы заполнялись парами, переливающимися различными цветами, как ночные бабочки. Да, это был тот самый народ, зловещая статистика которого предрекала скорый его конец: на большинстве планет Арктура самой почетной формой смерти - это расценивалось как один из видов изящных искусств - было самоубийство, и убивали себя традиционно именно в мае, под звуки музыки Дебюсси или Равеля, сухой и нежной... В Эбеновом зале все еще царил мрак. Замаскированные неоновые светильники в форме розовых свечей зажигались то тут, то там за шторами из полупрозрачных материй. На покрытой сигмийской зеленью эстраде невидимый оркестр настраивал арфы - раздался и тут же затих бессильно мелодичный и грустный звук натянутой струны... На самом верху ониксовой лестницы какая-то девушка, которая отдала бы все, чтобы быть такой же, как все другие девушки, вздохнула и поискала глазами назначенного ей кавалера. Но его здесь не было. Она еще не сознавала, что отрешилась уже от всего своего прошлого под этими стрельчатыми окнами, через которые было видно только ночное небо Сигмы, где никогда не исчезала заря Двойной Звезды, и многочисленные луны переливались, как жемчужные капли росы. Красота девушки была совершенна, она должна была представлять своей особой один из главных козырей командира эскадр в тонкой межгалактической игре, а для кадетов - символ, за который умирают. Она была очень земной: сказочной красоты космические минералы украшали тунику, облегающую пленительный силуэт. В гладких волосах цвета синей ночи виднелась диадема, вырезанная из целого бриллианта с Беллатрикс, она как бы освещала магнолиевый овал лица, небольшой, совершенной формы носик, восхитительную симметрию миндалевидных глаз и век, удлиненных искусно наложенными тенями, страстную и нежную линию рта. Следуя арктурианскому обычаю, который, под предлогом защиты кожи, требовал, чтобы и мужчины, и женщины, носили тонкую пленку в виде маски, облегающей лица, она надела свою, инкрустированную пылью аметистов, которая, к тому же, подчеркивала цвет радужной оболочки ее глаз. Она послала мысленный призыв, несколько неопределенный, потом стала опускаться. В глубине души она не слишком огорчилась из-за этой небрежности, ведь она дала ей возможность побыть в одиночестве и свободу в выборе. Наконец-то свободна! Она могла представить себя какой-то другой, лицом к лицу с непредсказуемым и прекрасным будущим. Внизу, на эстраде, в листве пурпурного и сапфирового цвета воцарилась тишина, потом кто-то запел легко и нежно, аккомпанируя себе на арфе, очень старую песню на слова земного поэта, умершего молодым. ...Я звал тебя, но ты не оглянулась, Я слезы лил, но ты не снизошла... [Александр Блок, "О доблестях, о подвигах, о славе..."] У подножия лестницы высокий кавалер, как и она - в маске, в легком парадном космическом обмундировании, склонился перед ней. Валеран? А в соседних залах арктурианские арфы, земные скрипки, марсианские литавры уже соединились в непрерывной гармонии звуков... Она взяла под руку своего кавалера. Одинокая арфа все еще пела "о доблестях, о подвигах, о славе", о прекрасном образе, затерянном в ночи. И как сладостно было войти в новую жизнь в танце, и как согласованны были все их движения! Она никогда, бы не подумала, что Валеран остался таким молодым, таким гибким, что он с таким пылом может отдаться танцу! Они уже покинули Эбеновый зал и оказались в Золотом, где неоновые туманности заглядывали через купол, и в потоке опаловых лучей, упавших с Новой, девушка робко улыбнулась силуэту древнего фехтовальщика с невероятно тонкой талией и широкими плечами, на которого был так похож ее партнер. Но под ледяной маской из черного янтаря его властный и нежный рот оставался все таким же неподвижным... Она почувствовала что-то похожее на удар. Это не был Валеран Еврафриканский. Почувствовал ли юноша невольную дрожь, попытку отстраниться? Его рука еще сильнее сжала гибкую талию. - Нет, - сказал он, - я не тот, кого вы ждете. И, во имя космоса, я не должен был подходить к вам. Но мне показалось, что вы позвали, и я сказал себе: почему бы не меня? Поскольку это чудо произошло, и мы танцуем, не думаете ли вы, что время могло бы остановиться? Я обещаю вам говорить и делать только то, что вы мне прикажете. Мне так хочется, чтобы чудо продолжалось! И, после короткой паузы, когда они услышали, как плачет земная гармония голосами скрипок и мандор Новой Жизни ["Vita nuova" - книга Данте Алигьери, рассказывающая историю его любви к Беатриче], он заговорил снова тем тоном и теми словами, которые она давно хотела услышать: - Подумайте, свободная дама, что нам выпало нечто единственное и невероятное: в течение этих смутных минут мы можем выбирать свою судьбу. Мы совсем не знаем друг друга, вы можете быть космической принцессой, а я - корсаром или завоевателем. Во всяком случае, мы можем разработать абсолютно новую пространственно-временную плоскость, о которой никто никогда ничего не узнает. Как будто бы мы запустили в космос новую звезду. Как будто мы боги! Вы откажетесь?! "Это не Валеран, - подумала она с ужасающей ясностью, - но у него восхитительно очерченная линия рта, и он говорит именно то, что я всегда хотела слышать! Но до чего же мы так дойдем, если статуи станут говорить о музыке сфер?.." Ей захотелось крикнуть: "Оставьте меня, убирайтесь! Ведь меня сейчас узнают, нас разлучат охранники, а вас примут за шпиона или террориста, откуда я знаю?!.." Но волнующий танец продолжал держать ее в плену невидимых нитей, и неожиданно они оказались на какой-то террасе, под небольшой аркой, где солнечные розы были пурпурно-черными, с сердцевиной, пахнущей медом, а розы арктурианские - едва уловимого желтого цвета с карминовой сердцевиной. Озера Самарры искрились среди густых и мрачных садов, и поток тусклых песчинок-светлячков как будто опускался на город с разноцветных лун. Кавалер в маске сказал Астрид, то, что она никогда не слышала и всегда хотела услышать. Что эта лунная Сигма так подходит к ее фиолетовым глазам. Что каждый мужчина там, в звездной бездне, мечтает о существе, которое было бы для него камнем преткновения и самой нежностью, победой и пристанищем. Он же больше не мечтал... он нашел! - Мы не знаем друг друга, свободная дама, - продолжал он, - но одна земная легенда утверждает, что у каждого из нас есть свой вечный двойник. Предположим, что сегодня вечером мы встретили наших. Пространство, время... все стремится разделить нас. Но... вы не звали меня, а я вас услышал. Обычно я не умею складно разговаривать, особенно с такими, как вы, нежными и красивыми девушками, но вот сейчас я легко нахожу все слова... Может быть, мы и есть те самые существа, которые ищут друг друга, не подозревая об этом... Посмотрите же на это небо, где сверкают Персей и Андромеда, Беллатрикс и Орион. Это всего лишь имена, но, кто знает, не мы ли сами были когда-то... - Вы сами не знаете, что говорите, не так ли? - Да, не знаю. Но мне кажется, что я никогда не был таким умным! Смех его был настолько заразительным, а губы такими свежими, что он не мог быть роботом. А именно это беспокоило ее: не автомат ли это, который просто повторяет ее скрытые мысли? Уж в роботах она понимала толк! - Только благодаря вам у меня появляются мысли, одновременно простые и чудесные! - объявил он. - И в конце концов, почему бы вам не быть волшебницей, которая оживляет и превращает, или принцессой, которую я должен освободить от чудовищ? Помечтаем... - И о чем же? - О! Это будут безумные мечты: что я вас люблю, а вы - меня. Что вы со мной и ведете меня сквозь черные солнца и разоренные планеты к судьбе, достойной нас. И что между нами невероятная общность душ, и что меня влечет к вам, и я падаю в костер моих чувств и люблю вас вечно - Извините, на этот раз я, кажется, говорю глупости!.. Но именно эти слова она сама ему продиктовала, теперь она точно это знала. Ей хотелось плакать. У нее хватило силы пробормотать: - У легенд почти всегда фатальный конец. Откуда-то вторгается неистовая амазонка, и глупая мечта не сбывается - она очень соблазнительна, глупая мечта... - Но не так, как соблазнительны живые жительницы Земли. А вы... вы такая живая, любовь моя... Желтые розы сгибались под тяжестью ароматов амбры и меда. Под аркой юноша в маске наклонился к ней. Никогда Астрид Еврафриканская не могла подумать, что человеческие губы могут быть такими нежными. Вселенная исчезла в этом поцелуе. Однако, она с яростью вырвалась из пылких объятий и убежала от этих губ. Последняя фраза билась в ее висках вместе с кровью, которую электрическая система подавала в коллоидное устройство, соединенное с гипнотизатором, действующим на близком расстоянии: "А вы такая живая, любовь моя..." И едва зажженная звезда потухла, и никто не заметил... Но кое-кто... Свет пляшущих лун смешивался с искусственными огнями. В порфировом вестибюле принц Валеран, вернувшийся из очередной экспедиции, рассеянно натягивал белые перчатки. - Что ж, я опоздал, - сказал он сам себе. - Праздник в Самарре, еще один праздник. Все, конечно, танцуют. А у меня болит голова... смотри-ка, еще со старта в Солнечной системе. А вот эта походка мне знакома!.. Да это же Айрт Рег! Добрый вечер, молодой человек. А вы повзрослели... - Добрый вечер, командир. Айрт сорвал с себя маску. Он был очень привлекателен и, казалось, вибрировал, как натянутый лук. Но глаза его были пусты: может быть, он даже не узнал Валерана. Он с лихорадочным вниманием всматривался в толпу, где только что исчезла девушка, гибкая, как сирена. И принц-космонавт неожиданно для себя позавидовал этой юности, этой дрожащей руке на перилах, этому пылкому взгляду. Он похолодел. Никогда не приходилось ему смотреть на этот мир такими глазами. Будучи потомком древней расы, он никогда не чувствовал себя таким молодым. - Что с вами, Айрт? Вы потеряли партнершу? - Командир... Ваше Сиятельство... - Меня зовут Валеран. Ну, и? - Это была... я не знаю, как сказать... самая красивая... - Все это не может быть отличительным признаком. Вы не знаете ее имени? А как она одета? - Это что-то блестящее... - Вы напоминаете мне, - сказал Ральф, - моего августейшего дядю, Христиана VII. Когда на каком-нибудь официальном приеме ему приходилось сделать несколько танцевальных па с одной из всемирно известных красавиц, императрица, которая избегала появляться на этих торжествах, иногда спрашивала у него, как была одета эта дама. И этот тонкий аналитик, этот великий государственный деятель, мог только сказать: "Что ж, на ней была юбка..." - О, я знаю, что сам я не смогу описать! - Сам? Вы сказали нечто странное. Но можете быть довольны: и так существует слишком много людей, которые много говорят - и только сами! Нет, я не насмехаюсь над вами! В конце концов, было ли у нее нечто отличительное, у вашей Цирцеи?. - Фиолетовые глаза, невероятные... - Это мода: большинство арктурианок пудрят веки аметистовой пылью. Так что же вы ей сделали? Вы что, не умеете целоваться? - Я... я не знаю. Мы говорили о звездах, об амазонках и о напрасных иллюзиях, и вдруг, только не смейтесь, я почувствовал себя очень умным. Я так быстро находил нужные слова, будто она мне их подсказывала. Что-то похожее на телепатию, я думаю. - Вот это уже опасно? А потом? - Дальше не помню. Как будто что-то выключилось. Я только сказал ей, что земные девушки красивее, чем сто тысяч легенд, или что-то в этом духе. Я сказал еще, что она такая живая... и она убежала. - Да? - сказал Валеран. - Мы, наверное, еще обнаружим эту вашу жемчужину. А пока пошли, выпьем чего-нибудь. Такая жажда! Они вошли в Бирюзовый зал, где горы фруктов-цветов с Дифды, Зосмы, Менкара, орхидеи телесного цвета, полные опьяняющей росы, и венерианские манго, сочащиеся медом, отражались в стрельчатых кристаллических окнах. Прямо за этими пирамидами начиналась парадная лестница, по которой поднимались и спускались ангелы. Валеран подумал: "Прямо-таки настоящий рай. Но почему у меня такая боль в висках? А эти красные фонари ослепляют меня. Надо выпить!" Он протянул руку, взял, не глядя, первый попавшийся бокал, наполненный золотистой жидкостью, и выпил залпом, как стакан жидкого сегхира в какой-нибудь портовой таверне. - За ваши звезды, Айрт! - сказал он. - Вы издалека, командир? Полярная звезда? - Даже немного подальше. Он закрыл глаза, потом открыл их, задумчиво посмотрел на идеального бойца... который, к счастью, еще ничего не знал. Именно такие и умирают еще до того, как ступят на землю первой своей планеты, как проиграют свою первую битву... - Вы выросли, но не изменились, - сказал он вслух. - По-прежнему такой же упрямый? - Пожалуй, да. Характер не меняется, знаете ли, мы остаемся такими же, как были здесь, в Колледже, на Сигме. "Я разговариваю с ним, - подумал Валеран, - но почему? Не знаю. Потому что чувствую себя виноватым, что бросил его на этой планете? Но он прекрасно справился с этим. К тому же, я ничего ему не должен. Какой же это древний земной комедийный автор, давно забытый, утверждал, что мы всегда что-то должны тем, кого спасаем?.. Должно быть, у меня сильный жар". И вслух: - Да, я знаю, Астронавигационный колледж - это монастырь. Замкнутое пространство, устаревшие традиции, постоянные физические упражнения. Гипнокурс на уровне коры, как раз, чтобы научиться отличать Космическую эру от Третичного периода. И еще, конечно, астронавигация, математика, астрофизика... После всего этого получаются прекрасные космонавты. - Это не так уж плохо, не правда ли? "Бог или Космос - неважно, что - в моих висках как будто жидкий огонь, а там, под мышкой... - Эта безумная мысль пришла ему в голову впервые со времени возвращения с Земли... - А если это и есть то самое Зло?.." ...заразой Ад дышит в мир; сейчас я жаркой крови Испить бы мог и совершить такое, что день бы дрогнул! Тише!.. О сердце, не утрать природы... [В.Шекспир, "Гамлет"] - Что с вами, командир? Вам плохо? - Нет, нет... Айрт погрузил пронзительный взгляд своих серых глаз в глаза собеседника - с резким отблеском небесного цвета. "Молодой зверь, гибкий и блестящий, - подумал Ральф. - И этот вдумчивый взгляд! Ну, конечно, она его загипнотизировала". Неожиданно он спросил: - Так кроме вашей призрачной танцовщицы, вы здесь никого не знаете? - Только товарищей по колледжу. Но сейчас мне хотелось бы спрятаться куда-нибудь. - Однако, вы остаетесь. Это хорошо! Но почему? - Я должен встретиться с адмиралом Кэрролом. - Побились об заклад? - Нет. У меня к нему поручение. Вопросы и ответы скрещивались, словно шпаги. "Не так уж плохо для наивного выпускника", - решил Валеран. Оз