ду о "Скорпионе", странном скитальце, который хотел бороться - не разрушая, и победить - не уничтожая. Это казалось чем-то невероятным, и в задымленных наркотиками тавернах на окраинах галактики старые космические бродяги пожимали своими широкими плечами. Но слухи обретали реальное подтверждение. Утверждали также, что Айрт Рег, кадровый офицер космического флота, был официально (но тайно) произведен в корсары Двойной Звезды. Когда он впервые услыхал эту байку из уст принца-торговца, безвылазно сидящего на своем спутнике и продававшего "Скорпиону" горючее за золото Ночных, Айрт только рассмеялся. Но разуверять не стал. Не потому, что хотел подтвердить ложь. Он был мечтателем, и ему, пожалуй, хотелось, чтобы это оказалось правдой... Еще более странным было то, что со стороны Сигмы не поступило никакого официального опровержения: Ингмар Кэррол бушевал, но торговцы были еще и политиками - ведь у Айрта было уже столько побед! Его имя стало популярным от Пояса астероидов до Большой Медведицы. Ведь совсем неплохо было примазаться к престижу, не заплатив за это. А в случае поражения всегда можно отвергнуть беспутного авантюриста. Такой и была всегда большая политика великих республик, царивших когда-то на земных океанах, блестящей наследницей который стала теперь Сигма. Айрт понимал это. Но это было ему безразлично... совсем безразлично! 21 Голоса все молчали. Айрт разбил немало приемно-передающих устройств, прежде чем понял, что механизмы были ни при чем. Мало-помалу неудовлетворенность возрастала. "Почему они начали говорить со мной? И почему они замолчали?" Он снова был одинок, больше, чем когда-либо. Другие космонавты обменивались воспоминаниями о Земле, о гостеприимных зеленых планетах. Они рассказывали о своих блестящих или счастливых приключениях, показывали жалкие остатки домашних архивов: микрофильмы, выцветшие фотографии, плохо сохранившиеся письма с расплывчатыми строчками. Один с гордостью показывал домик земного типа, затерявшийся в джунглях Гиад; другой - изображение усталой молодой женщины, окруженной ребятишками, и старушки с седыми волосами. Айрту Регу показывать было нечего. Не имело значения, если этот самый домик больше не существует, если старая дама спала вечным сном под холмом, покрытым сиренью, а молодая - сбежала, оставив детей на попечение служанки. В космосе прошлое и настоящее смешиваются. Труп, выброшенный в пространство со старым любовным письмом в кобуре для дезинтегратора, был богаче, чем Айрт Рег, великий корсар! - Ты плохо спишь! - повторял Жак, который с паяльником в руках ремонтировал что-то в своем боевом скафандре. И это выглядело очень по-земному. - Я слышу, как ты скрипишь зубами. Это вредно. Почему бы тебе... извини, что я вмешиваюсь в твои дела, но ведь мы на одной "галере", так. Так вот, почему бы тебе не взять какую-нибудь женщину? Из полуночных, например. Среди них встречаются весьма недурные собой. - Но я же не Ночной. - Это не имеет значения. Все они без ума от тебя! - Ты меня удивляешь, - сказал Айрт. - Напомни мне завести венерианский гарем. Когда у меня будет время. Он старался вести себя так же, как его соратники, но в душе чувствовал себя абсолютно чужим. "Как будто особый вид гуманоида на планете, заселенной другим видом. Быть сделанным из другого металла и мечтать о полном слиянии... невозможно". Он работал, как машина, брал на себя больше, чем все другие. Однажды, уснув в своем кресле, он увидел кошмарный сон и проснулся мокрый от пота. Все было необычайно ясно и ужасно реально, реальнее, чем стереофильмы, потому что ощущения проникали в его мозг, потому что они терзали его: он увидел свою незнакомку в глубине какой-то бездны в схватке с настигающей ее ужасной опасностью. Она страдала и звала его... Айрт вскочил, лихорадочно расстегивая высокий воротник комбинезона и в отчаянии запустил свои мысли в пустоту: "Где вы? Кто вы? Я хочу помочь вам! Я не могу, едва обретя вас, тотчас же потерять! Ответьте мне, вы живы, да?!" "Ну, конечно же, - ответил нежный, немного хрипловатый голос. - Но не впадайте в такое отчаяние, ну же! Мы не можем часто разговаривать с вами - это требует больших усилий, а мы бережем наши силы для решающих событий..." "О! Это вы! - воскликнул он. - Наконец-то! Как я вам благодарен! Если бы вы знали, как я боялся за вас - Я видел этот кошмар: это чудовищно! Скажите мне, что ничего такого..." "Ах! - отвечала она, - место, где мы находимся, не вызывает никаких приятных ощущений, но мы столько уже повидали..." "Так это правда! Вы действительно несчастны?!" "Ну, это уже другая история". "Так вы в аду. Я не хочу оставлять вас в Аду!" Пауза. Потом: "...Во всяком случае, это мой личный ад, и вы ничем не можете помочь мне, - сказала она сдержанно. - Мне жаль, что вы приняли эту волну - она не была предназначена вам". "Но это был крик, крик о помощи. Когда я услышал его, я был в состоянии сделать все, что угодно... чтобы прийти к вам на помощь! Всю мою жизнь..." "Послушайте, будем мыслить здраво: вы никогда меня не видели, а мы ведь в открытом космосе. Придите в себя. Может быть, я тысячелетнее чудовище или газообразная амеба..." "У вас голос земной девушки..." "У ехидны или сирены может быть такой же". Ему показалось, что она удаляется. Он так сильно сжал кулаки, что ногти до крови впились в ладони. "Послушайте, - сказал он, - вы можете сколько угодно насмехаться надо мной, я и сам знаю, что смешон. Но только не уходите! Вы же не представляете, сколько я думаю о вас... и о вашей подруге, конечно же. Это как будто непрерывная последовательность видений. Я нахожусь за пультом управления, но вижу слабо светящиеся лилии, которые цвели на моем астероиде. Мы еще называли их "эховые цветы", - и как будто это в то же время вы... И я вижу ваши глаза, как будто различаю дно в глубине прозрачной горной речки. Они грустны, но с надеждой смотрят в будущее. Вы были несчастны, но это сейчас пройдет, клянусь вам! Каждый раз, засыпая, я запираю вас под моими веками..." "Вы немного безумны, Айрт?" "Абсолютно безумен. Я не умею красиво выражать свои мысли, а вы не подсказываете мне слова, но мне это вполне подходит, и я говорю так, как думаю. Я хочу объяснить вам, как живу: я постоянно жду весточки от вас. Я прекрасно понимаю, что вы передаете не радиоволны, однако, я десять раз в день вхожу в радиорубку и слушаю. Столько сообщений пересекает пространство! Всех кто-то слушает и только меня... Я ведь жду лишь слова... Радист записывает последнюю сводку: какой-то корабль затерялся в созвездии Весов, орбитальный циклон угрожает всему живому в созвездии Эридана. И я ухожу с опущенными плечами, и мне кажется, что все насмехаются надо мной... Мне надо или покончить со всем этим, или продолжать бороться. Вся веденная пуста и мертва. И мне хочется умереть. Мне..." "Я не знала", - сказала она тихо. "Что?" "Что вам может быть так плохо. Простите меня, Айрт. Простите нас. Я думала, что у нас, у мутантов, столько сил..." "Но я не мутант!" "Что вы об этом знаете? Во всяком случае, я могу обещать: вы теперь никогда не будете в одиночестве. Мы не покинем вас". ...Он придумал ей имя. Ведь они избегали называть свои имена, или указывать местонахождение "ада", в котором они находились. Но голос первой ассоциировался с ударом совершенного оружия... а второй... с журчанием ручейков... Они продолжали время от времени разговаривать с ним - в важные моменты его жизни. Когда он мог спокойно вспомнить обо всем этом, Айрт с иронией говорил себе: "Вот ведь, в самом деле, что только мне не пришлось повидать: бесконечность и смертельный огонь, горечь и благополучие! Древние пифии слушали своих богов в стенах храмов, а психопаты XX века - в стенах кабинетов своих врачей. А я... Ничего себе! И неважно - нервный ли у меня срыв или разгар боя в созвездии Дракона!" - Тревога, командир! Тревога! Его разбудило, объявление по интеркому: радары "Скорпиона" обнаружили вдали дикую и героическую резню, в которой участвовали две эскадры. Там был большой караван с Земли - шесть тяжелых транспортников с эмигрантами, эскортируемые отрядом арктурианских линейных кораблей, на одном из которых можно было различить герб вице-адмирала. А еще ночной флот - десяток легких, прекрасно вооруженных кораблей, превосходящих своего врага в мощности и в решительности, сгруппировавшиеся вокруг настоящей летающей крепости. Для "Скорпиона", набитого беглецами, вмешаться в эту драку значило подставить себя под перекрестный огонь. К тому же он мог только ненадолго задержать продвижение Ночных... Айрт жестко усмехнулся и прямо-таки вылетел из своей каюты в боевом скафандре. Он увидел у дверей командного поста очередь из членов своего экипажа. Он вошел. Жак, неподвижный, как Будда, с важной миной записывал на перфоленту корабельной ЭВМ земные имена и адреса. - Чем это ты занимаешься? - спросил его удивленный командир. Прежний Ночной посмотрел на него своими грустными глазами: - Мы не можем им позволить просто так уничтожить эту несчастную толпу? Так надо... - Надо? - Айрт улыбнулся. Он был горд: пока он колебался, его команда сделала выбор. - Так вот, - продолжал Жак, - учитывая то, что у нас мало шансов выбраться, был, кажется, такой старинный обычай на Земле - точно не знаю, я ведь родился на Марсе. Они хотят, чтобы уцелевшие знали, кого известить, если они погибнут. Я не мог отказать им. Чтобы ускорить процедуру, я принимаю имена только близких родственников: жен, матерей... - Но это нелепо! - воскликнул Айрт. - Если "Скорпион" погибнет, как же будут переданы их сообщения? - Они не подумали об этом. И это, пожалуй, лучше, - пробормотал Жак. Оглянувшись на очередь у двери, он спросил: - Вам есть кого предупредить, командир?.. Эти устремленные на него глаза, эти застывшие лица ждали ответа. И Айрт сказал: - Запишите: моей сестре Виллис... Почему Виллис? Какая-то смутная ассоциация. "Действительно, - подумал он, - я не знаю ни ее имени, ни как она выглядит. Если бы я когда-нибудь встретил ее, мы не узнали бы друг друга. А вообще-то нет: я уже знаю, что ее голос обещает нежность, что она облегчает страдания, что она... как живая волна." Какое-то полузабытое стихотворение всплыло в его памяти. Оно имело отношение к гипнокурсу в колледже, к забытому старинному космическому путешественнику. ...Задумчивая, как роза, И живая, как фиалка... "Вот так мы друг друга и узнаем, - сказал он себе. - Это будет нашим паролем". (Он вспомнил о детских играх.) "О, - продолжал он что-то похожее на молитву, - кем бы ты ни была - невидимая, далекая и вездесущая, моя сестра и мой друг - слушай же меня! Мой конец близок, но я думаю о тебе, и я больше не одинок. В этой жестокой и мрачной жизни ты была для меня самой нежностью и лучом света. В этой жизни, где наши товарищи и наши близкие становятся жертвами, где нас преследуют видения измученных лиц, где мы мечтаем только о том, чтобы умереть с честью на нашем корабле, ты оставляешь мне надежду и веру в существование дружбы и мира. Даже если это мираж - спасибо тебе! И я хочу, чтобы накануне этой последней битвы ты знала, что мое счастье не в бою, а возле тебя, моя незнакомая сестра. Однако мне пора". _Тревога_! На экране внешнего обзора появилось изображение колеблющегося пространства, покрытого вспышками и удаленного от них примерно на парсек, где три или четыре арктурианца уже покидали поле боя - разбитые, лишенные управления и, скорее всего, заполненные трупами. Эти корабли затрудняли маневры всей эскадры. Все пространство между Драконом и Лирой превратилось в сплошную бойню. Ночные разгоняли дезориентированный эскорт. Тяжелые транспортные корабли в нерешительности топтались на линии огня. Глубина черного ничто и свечение обнаженных звезд над этим небесным ристалищем, вокруг огнедышащей арены, придавали зловещее очарование всему спектаклю... Айрт тотчас понял, что все черные корабли применяли тяжелые дезинтеграторы - на этот раз речь шла не о пленении и ограблении беглецов, а о полном их уничтожении. Он тотчас уловил ошибку в тактике арктурианцев: линия конвойных кораблей была слишком растянута, и противник в любой момент мог зайти с флангов. Он выругался: чему же их учили в Астронавигационном колледже?! Жак рядом с ним тоже следил за вращением безумных звезд в черной бездне, как будто это были зерна рассыпавшегося жемчужного колье. Он сказал: - Они ведь очень плохо защищаются, да? Айрт кивнул. - И мы почти ничего не можем сделать, да? Прежде, чем мы начнем действовать, все будет кончено... - Если только нам не удастся попасть в орбитальный прилив... И в этот момент торопливый и прерывистый голос раздался в голове Айрта: "А вы пробовали подпространство?" Это было так неожиданно, что сначала он было заартачился. "Да разве известно точно, что такое подпространство? Это пока всего лишь гипотеза. Его точные координаты и свойства абсолютно неизвестны, а что касается того, чтобы войти в него... В Межзвездном Кодексе написано..." "Что там, в принципе, возможно все, но с точки зрения разума немыслимо... - перебил его первый голос, резкий и как будто с серебряным звоном. - Но ведь вы мутант, не так ли? Вы же знаете, что подпространство является точной копией реальности. Для вас это должно быть достаточным доводом. То есть, вы погружаетесь в него и выныриваете". "Подожди, Талестра, - прервал поющий голос, - не своди его с ума: он еще не стал "сознающим мутантом". Айрт, слушайте меня: вы должны представить себе свой бросок в уме. И ничего не бойтесь, ваши двигатели выдержат. Мы их осмотрели. И мы с вами..." "Речь идет не о страхе!" - сказал Айрт. И он неожиданно оказался в том самом мире, которого гуманоиды опасаются, который они называют "вселенной помутившегося разума", где достаточно усилия воли, чтобы вести звездолет или создать новую звезду. Он сделал это усилие, и бездна пенящихся звезд открылась перед ним. И он пересек ее со скоростью молнии, не обращая внимания на невероятные феерии подпространства, на кроваво-красные бриллианты, на пламенные розы, на неслыханные призрачные видения бесконечности. За секунду он осознал все взлеты и падения человечества и то, что термин "божественный" может означать для человека... В эти мгновения двигатели и системы корабля творили чудеса, космонавты в бесчувственном состоянии склонились на свои пульты, и Жак тоже рухнул на пол рубки с ярко выраженными признаками болезни пространства. На всех контрольных табло стрелки, исполнив какой-то немыслимый, дикий танец, застыли на нулях. И, пробив стены звука, света и еще какие-нибудь, наверное, "Скорпион", еще фосфоресцирующий после погружения в подпространство, внезапно появился прямо между двумя фронтами, в гуще боя. Четыре из семи арктурианских кораблей спасти было уже нельзя. От них остались только искореженные корпуса и несколько космонавтов, что успели выпрыгнуть через запасные люки. Однако черная эскадра и по ним прошлась своими огненными лучами. Ее корабли получили всего лишь несколько поверхностных повреждений, и казалось, что судьба каравана решена. "Тем не менее, - решил Айрт, - если Ночных отвлечь хотя бы на короткое время, корабль вице-адмирала мог бы отойти с двумя оставшимися кораблями эскорта и транспортами, а потом и вообще сбежать. Это вопрос нескольких секунд". Судя по знакам отличия, один из кораблей эскорта был госпиталем, другой - "детским садом". Дьявольский корабль-крепость уже догонял их, не обращая никакого внимания на легкий "Скорпион", на котором, судя по виду, не могло быть крупнокалиберных орудий. Айрт соображал очень быстро, он даже не слушал больше голоса. Он оценивал позиции черных жал, быстроходных и эффективных, и чудовищную массу корабля-крепости. Всего один луч мог бы превратить его корабль в ничто, от него не осталось бы ничего - ни атома металла, ни кусочка человеческой плоти. Поэтому было необходимо в первую очередь вывести из строя именно его, дезориентировав при этом черные жала, чтобы помешать и им. Единственным средством для этой невероятной операции было молниеносное поражение командного поста летающей крепости, чтобы лишить ее возможности управлять боем. В том месте, где находился командный пост, вооружения почти не было, а находящиеся рядом отсеки жизнеобеспечения всегда являются самым уязвимым местом любого корабля. Тактика безумца... У него не было даже одного шанса из тысячи. Айрт еще раз посмотрел на изображение огромного дьявольского корабля на экране внешнего обзора. Вблизи это была целая планета из сверкающего металла. На носовой части огромными светящимися буквами было выведено: МРАК. Зеркала солнечных батарей переливались. На какую-то секунду Айрт Рег-корсар снова превратился в маленького мальчика с его прежней безысходностью и отчаянием, которому сейчас предстояло отомстить за своих. Но тотчас же мозг космонавта принял решение: эти солнечные батареи и антенны внешней связи, служащие для передачи и получения информации и были самыми уязвимыми в данный момент. Айрт не мог надеяться на то, что ему своими дезинтеграторами удастся пробить чудовищную броню, но он мог надолго дезориентировать врага... В то время, как черная эскадра сосредоточила свой огонь на корабле вице-адмирала, а крепость медленно поворачивала в ту же сторону, Айрт бросился к пульту управления и, еще раз воспользовавшись подпространством, очутился вместе со своим кораблем чуть ли не на носовой части противника. И там, открыв огонь из всех дезинтеграторов, он вызвал, как сказал он сам себе, "самую прекрасную суматоху в мире". Неожиданно лишившись управления, черная флотилия беспорядочно закружилась в пространстве, и ее разрозненные залпы затерялись среди бледного свечения звезд... Крепость же, лишенная средств связи с окружающим миром, беспорядочно завертелась вокруг своей оси. Другие корабли Ночных не осмеливались стрелять по дерзкому корсару из опасения попасть в тяжелую взбесившуюся массу... ...На экранах "Скорпиона" на момент возникли изображения упавших на колени земных женщин и детей... Воспользовавшись нерешительностью врага, транспортные корабли с эмигрантами, которым этот неожиданный поворот событий придал разума и решительности, перестроились на эллиптическую орбиту, чтобы спастись бегством. Два корабля эскорта как бы с сожалением последовали за ними, разрядив свои тяжелые дезинтеграторы в сторону черных жал, и только черные обломки продолжали кружиться в пространстве. Лишенная средств связи, с потухшими экранами, крепость все же продолжала палить в разные стороны, попадая в свои собственные корабли. Последовала неописуемая паника, и Айрт успел еще два раза разрядить дезинтеграторы по носовой части своего противника. Давид сжигал Голиафа. Заколебались близлежащие астероиды. Кое-где разразились магнитные бури, зажглись полярные сияния, орбитальные сдвиги сотрясали архипелаги планет. Маневрируя в океане излучения, космические корабли превращались в титанов, в существ чудовищных и святых, которые некогда смутили все цивилизации на заре их развития... У вице-адмиральского корабля хватило мужества остаться на поле боя до конца, до тех пор, пока тяжелые "космические баржи" с их грузом человеческой паники не превратились в еле светящиеся точки в пространстве. Тогда он расцвел всеми цветами радуги. Двойная Звезда у него на носу засияла, как солнце, а разрозненные обломки, танцующие вокруг него, образовали настоящую розу ветров. Такие же останки черного отряда в красочном беспорядке кружились и вокруг "Скорпиона". Айрт позволил себе немного потешить свое тщеславие и передал на адмиральский корабль: "Вам здесь больше нечего делать. Сейчас я их развлеку напоследок". И с удивлением услышал ответ: "_Сигма приветствует вас, Айрт Рег_". Потом? Что ж, потом последовал четвертый залп, он поразил отсеки жизнеобеспечения крепости, которая после этого разлетелась на куски во взрыве чудовищной силы. В этот момент тут уже не было ни черных жал, ни корабля вице-адмирала. И Айрт остался в одиночестве со своим экипажем среди крутящихся обломков. Он медленно приходил в себя у пульта управления, с которым он недавно так грубо обошелся, и вытирал платком мокрое от пота лицо. Опустив руку, он с удивлением обнаружил, что она в крови. Скорей всего, он задел какой-то острый угол во время эксцентричных маневров "Скорпиона". Надо осмотреть корабль, подумал он, должны же быть неполадки. Он обратил внимание на то, что впервые не назвал презрительно свой корабль "торговцем": бравая ракета вполне заслужила уважение к себе. Вокруг него, рассеявшись по своим каютам, зализывая ушибы и раны, астронавты неожиданно затянули песню, которая, неизвестно откуда явившись, стала чем-то вроде гимна "Скорпиона". Приведем в порядок все системы! И к черту страх! Мы решили все проблемы С дезинтегратором в руках! Айрт с большим удовольствием услышал бы что-нибудь другое. Например, поющий и нежный голос, который говорил: "Ничего не бойтесь, мы с вами..." Но вокруг него орали: Пусть молодой Арктур молчит И пусть замрут все старые планеты... Огни Земли о мести нам кричат, И отомстить за льды кровавые Урана Нас зовут кометы! 22 Сообщения с Антигоны. Еще глубже. Еще глубже в Бездну Лебедя. Эти письма не дошли до своих адресатов. Они были написаны существами, чей злосчастный рок повелел, чтобы их корабли были унесены космическими течениями, затянуты силами гравитации или чтобы сами они были сброшены через люки пиратских кораблей, как это произошло с Виллис, на один из мертвых миров Бездны Лебедя, что вращаются вокруг своих черных солнц. Спустя века, когда одиссея, о которой мы здесь рассказываем, превратится в легенду, эти послания найдут в капсуле из сверхпрочного полимера в орбитальных водоворотах Антигоны. И вселенной станет страшно. За свое прошлое. Вот несколько отрывков из этих писем: "Когда это послание дойдет до Вас, Аэлис, если только ему удастся покинуть эту планету, вы уже будете, несомненно, знать, как закончилась наша ужасная эпопея. Убежать от Язвы - какой бред! Есть ли еще где-нибудь в огромной вселенной незараженный уголок? Не удивляйтесь, Аэлис, что среди тысяч гуманоидов, которых я встретил в своей короткой, но бурной жизни, я выбрал адресатом именно Вас. Вы самая человечная. Это единственное, что имеет значение в наше время. Почему я покинул Землю? Потому что больше не мог переносить все это. Потому что этот замкнутый безнадежный мир, открытый всем ветрам ярости, больше не был нашей Землей. Жить, опущенным в грязь и кровь, дышать только кровью и грязью, ничтожно пресмыкаться среди преступлений и доносов, чувствуя, что сам мало-помалу становишься частью этого кровавого болота, - это превосходит то, что может вынести нормальный человек. "Даже если мне придется погибнуть в космосе, - думал я, - я умру, глядя на звезды". Я ведь всегда был страстным астрофизиком, и для меня звезды всегда были раем. Но я умираю в аду..." "...Это было почти солнечным утром, ты провожала меня на космодром. Ты помнишь, по дороге мы старались смеяться и шутить, это входило в наш негласный договор: не усложнять. Никогда не будет более веселых похорон: звездолет уже ждал меня, такой прекрасный гроб, и смертница вошла в него сама со своим багажом. Не обвиняй меня в жестокости: мы больше никогда не увидимся. Действительно, перед отлетом мы предавались иллюзиям. Я говорила себе: "Еще шаг - и я свободна. Я попаду в мир человечности и сделаю так, что ты присоединишься ко мне". Так вот, Антигона, над которой мы потерпели аварию, она двойная. С одной стороны - вечный мрак. С другой, где мы находимся - мертвое полушарие. Океан состоит из чистой углекислоты. А почва покрыта зыбучими песками. Кто бы мог подумать, что я умру вся в бриллиантах, а мой рот будет полон песка? Ведь многие из нас, сойдя с ума, грызут землю..." "...Теперь легко сказать: не надо было лететь к этой Бездне Лебедя. Силовое поле стало проявлять себя, как только мы миновали созвездие Стрельца. Создавалось впечатление, будто какая-то воронка засасывала нас своим абсолютно ненормальным гравитационным полем. Сопротивляться ему? Неужели ты думаешь, что мы не испробовали все доступные средства - пока у нас не сдали двигатели? Не все астронавты, которые не возвращаются, обязательно кретины... А теперь все для нас кончено. Земное зло не имеет больше никакого значения: каждый день умирают тысячи. От сухой гангрены, гноящихся ран или просто от жажды и голода. Но особенно убивает людей отчаянье, которое и у меня примешивается к горьковатой иронии: нас со знанием дела заманили в эту ловушку. И все препятствия, которые воздвигали перед нашим отлетом, служили только для того, чтобы как можно лучше одурачить нас. На самом деле Ночные знали заранее: у нас нет никаких шансов добраться до звезд Арктура. Прощай, друг. Передай всем в эскадре: между Землей и свободным миром есть какая-то бездна, которая засасывает звездолеты". "...Будем же математически точными, Ченг. Все корабли, которые приближаются к Бездне Лебедя, пропадают. Большая часть пропадает, не оставив следов. Сразу отвергать предположение, что там существует "изгиб" или "пространственно-временной узел", значит отвергать реальность. У такого изгиба обычно максимальный эффект. Вот как я себе это объясняю (и это так же просто, как решить уравнение первой степени): наши старые профессора приписывали пространству приблизительно сферические свойства, так как распространение звезд подчиняется, по всей вероятности, закону больших чисел. "По другую сторону, - говорили они, - где нет ни материи, ни излучений, есть только ничто". Необходимо признать, что это "ничто" существует, и что оно вызывает притяжение, которое, может быть, и является причиной чудовищной плотности звезд в этом районе неба. Я не могу сказать, состоит ли та вселенная из антивещества - это еще надо изучить. Оставим это занятие будущим поколениям - если только они будут. Учитывая эти предпосылки, я делаю два вывода: а) между двумя противоположными вселенными есть точка соприкосновения; б) она находится в Бездне Лебедя. Создается впечатление, что Антигона находится как раз в этой точке. Среди планет, непреодолимо затягиваемых абсолютной пустотой, эта должна двинуться в ту сторону первой. А пока она уже разделена на две ярко выраженные зоны: одна из них под углом повернута к солнцу Лебедя, а другая погружена в "тот" мир. Однако, до этого у планеты были нормальные генезис и геологическое развитие. Она была обитаема, и на ней сохранились остатки городов. Несколько ссыльных, которые были здесь до нас, расшифровали иероглифы, которые, как оказалось, относятся к галактической семантике. Эти надписи рассказывают о странных феноменах, носят отпечаток всех известных мифов. В определенные периоды "смежная бездна отверзается, поглощая жизнь". Однако (и это согласуется с законами кинетики), действие поглощения постоянно возрастает. Отсюда следует особенно соблазнительная и ужасная гипотеза: наступит момент, когда сначала это скопление звезд, а потом и вся метагалактика провалятся в ничто". "...Нам не достанется ни букетов, ни лавровых венков. Мы просто подыхаем. Особенно непереносима жажда. Кожа стягивает виски, а мои десны похожи на края задубевшей кожи. Несколько хитрецов пытались торговать витаминами за золото. Но для чего здесь золото? Как бы там ни было, их потом нашли прямо-таки разодранными, обескровленными. Я потом понял, почему, когда увидел, как люди сами себе вскрывают вены, чтобы напиться... Эти мертвецы напоминают деревянные статуэтки, очень хрупкие. В смерти от обезвоживания тоже нет ничего хорошего..." "...Господин архиепископ, я была глубоко верующей. Я старалась превратить мою жизнь в человеческое совершенство - в христианское бытие. Я решалась улететь из-за Клауса и детей, потому что именно они очень хотели спастись от Язвы. Ну, а я - я была ничтожна и скромна, мне хватало того, что я оставалась рядом с ними. А теперь я потеряла и детей, и Клауса. Я не стану рассказывать вам, как они умерли, вас может стошнить. А все из-за воды. Прошел слух, что вода есть где-то во мраке с той стороны. Я даже не знаю, звал ли меня Клаус перед смертью. Дети пропали. Но мне удалось вытащить его тяжелый труп. Я так и сидела возле него, как привязанная собака, до тех пор, пока его не унесли, чтобы бросить в кратер потухшего вулкана к другим мертвецам... И вот я одна. ...На Антигоне, в Бездне Лебедя. Та самая я, которая любила нашу деревню, озера с нарциссами вокруг, колокольню в тумане... Нет, господин архиепископ, на Антигоне мы больше не верим в Бога". "...Нас все больше и больше на этой проклятой планете. Корабли падают на нее, как мухи в огонь. Падают даже исправные - они больше не могут взлететь. Конечно, как и во всяком человеческом сообществе, которое обстоятельства застигли врасплох, здесь есть и свои герои и трусы, свои чистые душой и негодяи. Но невыносимые условия жизни на Антигоне, абсолютное отсутствие ресурсов, всеохватывающее отчаянье создают благоприятную почву для всяческих эксцессов. Мы живем в воронках от метеоритов и бросаем все новых мертвецов в жерла вулканов. Здесь, на плато, мы напрасно стараемся поддерживать нечто вроде порядка, запрещая, по крайней мере, убийства (но не самоубийства) и насилия. Но с каждым кораблем, который попадает к нам со своим минимальным запасом продовольствия, все барьеры рушатся. А те, кто уходят на другую сторону равнины, больше не возвращаются... А еще там, впереди, на склонах гор Смерти, появились какие-то банды, которые убивают, грабят, разрушают. Одной из них заправляет нечто вроде полуобезьяны-полупопугая. Они называют себя, не знаю почему, "глопатистами". Они очищают до нитки корабли и обращают вновь прибывших в отвратительное рабство. Повод: "обучить землян прекрасному галактическому языку". Прекрасному языку... Ах, если бы ты мог это услышать, певец и поэт Земли! Не думай только, что я сошел с ума. Но, вообще-то, есть с чего". "...Как не стыдно свободному миру так относиться к нам! Нас оставляют умирать от голода и ужаса. И все время садятся новые звездолеты! Когда новенькие выходят наружу, они просто комичны... Они хотят улететь или все изменить! Как будто кто-нибудь их послушает! Существует целая группа - она окопалась в Красных или Крайних горах - которая состоит из арктурианского архангела (что лишний раз доказывает проницательность великих созвездий) и малолетних девчонок и мальчишек, которые охотятся, занимаются левитацией и пророчествами! Они роют какие-то шахты и призывают к сопротивлению. Я умер бы от смеха, если бы мне это удалось. В соседней песчаной норе два подростка, Орль и Анна, собираются присоединиться к одержимым. Еще немного - и все плато поднимется и двинется... Но я спокоен: Крайние горы находятся там, где начинается Антимир. И уже темно-фиолетовые сумерки надвигаются на плато Отчаянья, и уже кто-то видел, как по равнине проносятся эти огненно-песчаные смерчи, которые обволакивают людей. После них не остается даже костей..." "Лаура, я пишу тебе при свете огромного яркого пламени, от горящего звездолета (еще одного) на склоне Мертвых гор. Кажется, нам послали помощь с Арктура - корабль-госпиталь последней модели. Их спектроскопы обнаружили нас. На корабле были запасы витаминов, медикаментов, воды... Особенно воды! Едва он успел сесть, как был взят приступом "глопатистами". Под предлогом, что они должны обучить арктурианских ангелов "прекрасному галактическому стилю", обезьяны и попугаи разрушили лаборатории, вылакали медицинский спирт и предали все огню. До сих пор слышно, как они орут нечто вроде гимна на языке, отдаленно напоминающий человеческий: "Нельзя говорить "делать" - Надо говорить "выполнять". Ведь мы люди! Нельзя говорить "объяснять" - Надо говорить "осветить"! Ведь мы люди! А если это не так, То это бяка! Это бяка! Это бяка!" Лаура, когда-то очень давно я утверждал, как и многие, что я художник. Я искал золотые вечные истины. Я твердо уверен, что теперь осталась лишь одна: когда в самом центре мрачной человеческой трагедии вырисовывается нечто грозное и тошнотворное, это значит, что Гамлет мертв, и звучат трубы Фортинбраса. Это конец. Хоть бы он не затянулся! Думай иногда, что я любил тебя до самой смерти". Корабль-госпиталь (порт приписки - Сигма, назначение - Антигона, командир - Ральф-Валеран Еврафриканский) догорал в огромном костре. Два черно-серых безумных существа: "настоящая Яга из сказки", - подумал Валеран позже - и нечто похожее на опухшего евнуха, подобрали раненого принца недалеко от обломков звездолета и связали его так туго, что он пришел в себя. Вокруг него валялись остатки ценнейших инструментов и оборудования, незаменимые медикаменты были втоптаны в грязь, медицинские андроиды сломаны. Твари обвязали Валерана веревкой вокруг талии и потащили за собой, не слишком о нем заботясь. В то же время - и это уверило его в том, что это обезьяноподобные - они не сочли нужным обыскать его, хотя карманный дезинтегратор выпирал у него из-под скафандра. Нужно было только изловчиться и вытащить его. Но он был очень слаб, потерял много крови и решил ждать, когда наступит благоприятный момент. Продолжая тащить за собой, обе образины спустились в подземный ход какого-то очень древнего сооружения. Они беспрерывно и монотонно бормотали что-то о галактическом языке, о "трансляторах и исправителях". Тот, кто хотел быть хорошим транслятором, должен был познать все могущество Клопы или Глопы. "Я вижу кошмарный сон, - подумал Валеран. - Я нахожусь в Бездне Лебедя, и какой-то клоп хочет обратить меня в рабство. Или он скажет, что я не знаю ни земного языка, ни галактического. И это повредит моей карьере на Арктуре". Из подземного хода они вышли на платформу розового гранита, по которой кружилась густая пылевая завеса. По ту сторону горы, у нее была странная форма, похожая на череп, простиралась равнина (или это было море?), мрачная и будто покрытая (покрытое?) перекатывающимися волнами... И вдруг посланец Сигмы с ужасом понял, что это была не равнина, не лес и не море, а просто масса живых существ, стиснутых так сильно, что они еще могли все вместе сесть, но не могли растянуться на земле, существ, которые так и жили, и умирали плечом к плечу... Это были они, потерпевшие кораблекрушение... - Эт'от боли в'пят! - пробурчал один обезьяноподобный. - Н'знают! Надо говорить: "Скопление бяк!" Так говорит Глопа! А его приятель прокаркал: - Слава ему! Он чудо! - А кто такой Глопа? - спросил Валеран. Ответы прозвучали как хорошо заученный урок: - Он говорит: "Я велик. Я прекрасен. Я образован. Я самый образованный. И самый умный. Я знаю все. И я не человек". - Именно этого я и опасался, - с некоторой иронией согласился Валеран. Ему почти удалось высвободить свою правую руку, и теперь она медленно тянулась к дезинтегратору. Но в этот момент охранники сильно потянули за веревку и, чтобы ускорить движение, опустились на четвереньки и побежали. Задние конечности были короче передних, и теперь по своему аллюру эти образины напоминали гиен... Валерану, у которого были крепко связаны лодыжки, стало трудно поспевать за ними, и он начал поливать их отборной руганью. В таком порядке они и прибыли на окраину города в руинах, чьи колонны из розового порфира и арки из лиловатого песчаника еще сохраняли странную красоту. Гигантские здания, казалось, были построены великанами, однако и они постепенно затягивались песками. Или это были дюны, или обломки, которые засыпали их в течение веков? Этот покинутый город относился к тем временам, когда климат Антигоны был более мягким, а вода - менее редкой. Проспекты под легкими пористыми куполами переходили в площади и просторные залы. Валеран обратил внимание на то, что гигантские стены были расписаны с невероятной тонкостью, а стенные ниши, огромные, как капеллы, были украшены керамической плиткой, похожей на ту, что была обнаружена в XX веке на Земле, в развалинах-Рас-эль-Шамры. Город книг, конечно же, это был город книг! Он спросил об этом своих охранников, которые ответили хором, изрыгая при этом ругательства: - Н'да! - подтвердил при этом одутловатый, - но какой стиль! Литературно: это бяка. Должно быть ученейшим, что хорошо для слуха. Глопа-исправитель, он это исправляет. Очень трудно, много времени, но ему удается. Вы знаете, Глопа может все. - Он знает древние идиомы Антигоны? - Иди... что? Для чего знать? Чем меньше знаешь, тем лучше. Кто может судить Глопу? Для Глопы нет правил! И монотонный псалом послышался снова: "Он говорит, что это хорошо - и это хорошо. Он говорит, что это бяка - и это бяка. Никто не может поправить Глопу! А он может все. У него есть все. Кроме идей". Кошмар все разрастался. В одном из самых просторных залов Валеран с ужасом заметил широкие красные полосы, которые бороздили говорящие стены. В некоторых местах безжалостный инструмент "исправителя" обрушился на самые ценные строчки - прорехи зияли в научных текстах и в поэмах. Зал астрономии и зал Искусств, по словам охранников, пострадали больше других. - Идея Глопы: разрушить бесполезное и бяку. - Откуда он знает, что бесполезно? - спросил Валеран все с тем же холодным ужасом при виде этого преднамеренного разрушения памятников науки и красоты целой планеты. Обезьяноподобные ответили хором: - Все, что не от Глопы - бесполезно. - А идиотов, которые пишут, которые рисуют, которые занимаются ваянием, их бросают в кратер! - В кратер, в кратер идиотов! - Некоторые плачут у этих стен, а другие смеются... - В кратер, в кратер смехунов! - Глопа знает все! Он может все! Потому что у него посадка трипода! Валеран вдруг почувствовал, что его так и тянет рассмеяться. Только этих бредовых сцен из Кафки и не хватало в этом аду! Но новый Круг становился все шире, проспекты сходились перед огромным зданием, похожим на храм, с алтарем и длинными скамейками по бокам. Купола здесь обрушились, и в оранжевых сумерках необъятного бледного солнца этот кошмарный мир испускал свой собственный красноватый, вернее, кровавый свет... На скамьях, установленных когда-то для гигантов, сейчас развалились обезьяноподобные фигуры, одетые в новенькие скафандры астронавтов и увешанные драгоценностями. На верхушке мачты в самой середине зала болталось нечто абсолютно невероятное, что Валеран сначала принял за надутые бычьи кишки. В этот момент, упав ничком на пол, его охранники завопили: - Глопа один знает все! Это самый умный транслятор. Он не понимает, он разъясняет! Глопа - единственный судья Глопы! - Он никогда ничему не учился, но знает все! - И те, кто в этом сомневается, умирают! - Смертью... - Мед-лен-ной! Легкий порыв ветра из пустыни повернул похожий на надувной шар предмет на мачте, и Ральф содрогнулся: это была надутая кожа женщины, коричневая и блестящая, с массой завитушек на голове. Зрелище было таким реалистичным, что он опустил глаза. Но тут же другое малопривлекательное зрелище возникло перед ним: на возвышении сидело нечто, похожее на серовато-розовый гриб. Абсолютно нечеловеческое, ростом с кенгуру. Трехлапая часть его туловища покоилась на алтаре. Оно закудахтало и залопотало: - Аудиенция открыта. Подобие Яги взобралось на скамью и нацепило попону из черного пластика. Оно объявило: - Слава Глопе! Дама Атенагора Бюветт против своего неизвестного убийцы. Крики негодования раздались в зале: на скамейках зачирикали, захрюкали, затрубили. У Ральфа было странное впечатление, будто он видит это все откуда-то со стороны. Будто это был пустенький и потом забытый фильм. Однако, веревка все еще стягивала его левую руку, а поврежденный скафандр начал терять герметичность. Ему было жарко. Очень жарко. Рядом с ним на скамье из красивого синего корунда обезьяна-охранник размахивала мохнатыми руками, провозглашая, что "никогда еще такое тяжкое преступление не задевало тонкие и нежные чувства на Антигоне, и что убийца дамы Атенагоры - самого светлого ума из представительниц ее пола - действовал с невиданной жестокостью, под сильным воздействием своего "горикэ". Ральф теперь понял, что это была не обезьяна, а двупалая мохнатая моллинезия с Марса, макреллюс вульгарис. "Да они же здесь все безумные, - констатировал он, - с их "вегетативным кормлением" и "гориками"... Это наркотик, что ли?" У него по-прежнему было странное впечатление, что он присутствует на просмотре старого фильма... - Несомненно, он убил ее тропом, - протявкал публичный обвинитель. Как жаль, что марсианские рыбы говорят. - Какое ужасное оружие - риторическая фигура, метафора, литота, и не будем также забывать об инверсии, которая обычно совсем не та, что на Шератане! Это ведь совсем не научненькие орудия, а ужасно садистские, так же, как и синтаксис и даже грамматика (см. Кодекс Глопы, Год I, Антигона). Тем более, что они все запрещены для употребления землянам, особенно литераторам и философам, которые являются... Гриб наверху надулся. Его лицо-диск, обтянутое розоватой кожей с четырьмя щелями, без подбородка, выражало дурацкое удовлетворение. Он прокудахтал на разных языках: - Интердит. Ферботен. Нельзя. - Слава Глопе! - воскликнула говорящая рыба, размахивая плавниками. - И подумать только, не будучи довольным тем, что совершил это трусливое нападение на ее личность, он не оставил в покое даже ее посмертную чувствительность! Он ее... я дрожу при мысли, что должен сказать это... эту соратницу великого Зизи, эту жрицу Аномалии Шератана... он даже по отношению к ее оболочке совершил преступление: он надул ее! Я содрогаюсь - и сладкий пот орошает мое двадцать второе щупальце! - О-о-о... о-о-ох! На одной из противоположных скамеек повернулась лицом к обвинителю, заколыхалась и начала издавать какие-то звуки широкая лунообразная физиономия. "Аналог адвоката", - подумал Валеран. - Да будет мне позволено - по получении всех необходимых полномочий - мне, смиренному пауку-туче с Дабиха... - Это вовсе не лицо виднеется над барьером, это его живот. Но где же его лицо?.. - заявить: принимая во внимание, что юстиция должна опираться на минимум логики, во всяком случае, в том, что касается временных условий, я вынужден указать почтенному обвинителю, что как бы там ни было, события происходили не в таком порядке, как он утверждает. Во-первых, тропы. Чтобы их применять, надо иметь о них представление. А учитывая то, что даже восхитительный Глопа их не знает, как же вы хотите, чтобы какой-то примитивный землянин имел о них малейшее представление?! - Возражаю! - пропищала моллинезия. - Нельзя говорить: "Глопа не знает!" - Глопа знает все! - прокудахтала ассамблея. - Учить тропы?! - засуетился паук. - Такая работенка ниже глопатического достоинства! - Глопа никогда не работает! Глопа никогда не работает! - Ему достаточно заставить работать других. Он презирает все, кроме своей священной особы! - Возражение отклоняется! - объявил грибообразный. - Да будет так! И он обмахнулся одной из своих конечностей. Паук продолжал: - Прояснив первый пункт, я перехожу ко второму, который непосредственно касается деликатных и местно-планетарных чувствительнейших эмоций аудитории. Обвиняемый высадился на Антигоне с опозданием, я хочу сказать, что восхитительная дама Бюветт была УЖЕ НАДУТА И СО ВКУСОМ ПОВЕШЕНА ПОД СВОДОМ, где все мы имеем возможность ощутить ее присутствие. Но, так как ни у кого из землян нет способности путешествовать во времени (каким бы глопским оно ни было!), следует вывод: этот человек не мог, каким бы ни было его пристрастие к "горикэ" и уровень его вторичной безграмотности, участвовать в этом женоубийстве! - НАДУТА! - просвистел обвинитель. - Какое простонародное выражение! Надо говорить: "лишена оболочки", или "расширена", или еще... - А я вот не упрекаю почтенного обвинителя в том, что он, не принимая во внимание галактическую чувствительность каждого из присутствующих, упомянул свое двадцать третье щупальце! - Мое двадцать второе! - публичный обвинитель зашатался. - У меня их только двадцать два, клянусь его священным глопством! А что касается двадцать третьего... - Все знают, - прервал адвокат с уничтожающим презрением, - для чего оно вам служит! К тому же пот _сладкий_... Невозможно говорить дальше на тему этой дегустативной непристойности. Я еще удивляюсь, как это три четверти аудитории не упали в обморок! Поэтому перед лицом грозящего нам всеобщего и специфического упадочка силушек, я предлагаю просто оправдать обвиняемого... Благодарите! - пробулькал он в адрес Валерана. Внизу послышались топот и щелканье когтей. - Во имя хаоса! Еще никогда не приходилось мне произносить такую убедительненькую защитительную речь! Поблагодарите высокий суд за то, что он распорядился о прекращении дела из-за отсутствия состава преступления у неизвестного преступника. - А кто преступник? - Валеран медленно приходил в себя после замысловатых упражнений в своем перегретом скафандре. - Да вы же! - Я?! Но вы сошли с ума. Какой же я преступник? Я отвергаю вашу пародию на правосудие. - Зачем же отвергать? - проскрежетал прокурор, рухнув в свое кресло. - Естественно, вас не надуют. Вас просто бросят в кратер. У нас так принято, и это вполне законно. Каждый обвиняемый автоматически приговаривается к смерти. Все остальное является собственным развлечением восхитительного... - Кого? - Глопы. Конечно же, дама Бюветт была надута давно, при спуске с Крайних гор. К тому же и взять-то с нее было нечего, и толку никакого. Но Глопе это нравится: чем достойнее землянин, тем с большим удовольствием его раздирают в клочья... в ничто. Но это не значит... - Это значит, - сказал Ральф (которому этот спектакль уже достаточно надоел) после того, как ему удалось-таки снова завладеть своим оружием, - что все вы немедленно поднимете лапы вверх. Аудитория так и поступила с удивительным единодушием, когда Валеран направил короткий ствол своей пушки на "святого Глопу". - А теперь ты, пухлый, - скомандовал Валеран, - подойди и развяжи меня. Да ползком, а то я превращу в ничто вашего любимого идола! - Стрельба по мне не может быть в состояньице осуществленьица, - проблеял Глопа, хотя и старался, чтобы его голос звучал твердо. - Вы прилетели на корабле для медицины. Чтобы лечить, не чтобы убивать. - Ты, дрянное насекомое, а играешь в Нерона! Молчать! Всем лечь на пол! Предупреждаю - моя пушка дезинтегрирует на десять километров. И все покорно улеглись. Валеран, как только его развязали, построил перед собой обвинителя, адвоката и "его глопство". Теперь он развлекался. - А теперь, - сказал он, - вы поведете меня к экипажу арктурианского корабля "Летающая Игла". - В Красные горы?! - воскликнул Глопа. - Бяка! Заразненько! И он сделал вид, что падает в обморок. Секретарша, формой напоминающая гусыню, сделала ему компресс. 23 Это путешествие было незабываемым по многим причинам. Сначала Валеран хотел вернуться к кораблю-госпиталю с типично арктурианским намерением "спасти все, что еще можно спасти". Но глопатисты знали толк в разрушении - все было превращено в пыль. Тем не менее ему удалось найти несколько видов антибиотиков в стальных капсулах и небольшой контейнер с консервированными продуктами. Он нагрузил всем этим своих новых спутников, направив на них - на всякий случай - ствол своего дезинтегратора. Глопа помогал привязывать мешки на спины бывших подданных, а сам жаловался на "неудобную посадку на трех точках". Наконец, Валеран связал в одну цепочку моллинезию, паука и Глопу, и странная процессия направилась в Красные горы. Естественно, все они были недовольны - Глопа снова попытался упасть в обморок. Двое других сначала тащили его, бормоча свои псалмы, но поскольку их святейшество весило немало, они стали приводить его в чувство ударами лап и крыльев. Зыбучие пески вынудили Валерана обогнуть равнину. Пейзаж принимал мрачный вид Маре Майор и Сырта на Марсе - песчаные впадины и дюны цвета крови. "Точная граница" между полушариями были близко - в воздухе потемнело. В пути Глопа начал делать Валерану различные признания - он считал, что это создает атмосферу доверия. Он рассказал, что земляне с "Летающей Иглы" частенько мешали ему заниматься его "профессиональными обязанностями на Гефестионе", но он повстречал там "чувствительненькую самку по имени Бюветт", которая "постаралась обучить его тайнам красивого языка". - Я не отрицаю, что у нее были ко мне и более легкомысленные чувства, - добавила животина. - Но от нее пахло... как бы это сказать?.. чесноком, и у нее было слишком много завитушек. Тем не менее, она проводила в жизнь принципы равенства с обезьяноподобными и всеми другими животными. Оказалось, что когда они высадились в Красных горах, дама Бюветт взбунтовалась при поддержке своего любимого трипода и дюжины сумасшедших женщин. Она объявила, что настало время самоопределиться. Так как никто ничего не понял, она объяснила, что Атенагорас Зизи всегда выступал за уединение, поэтому она со своими женщинами и своим Глопой отделяется от группы и требует свою часть офи... офа... Тут Глопа запнулся. "Официальнейшую и гражданственнейшую, - подсказала птица-обезьяна-гриб, - часть груза звездолета". "У нас нет никакого груза, - сухо отрезал командир. - Вы получите вашу долю пропитания. Но предупреждаю, что она весьма невелика". "Позвольте, мой господин, - прокудахтало невероятное животное. - Остаток штук жратвы не должен быть разделен между всеми членами. "Кузнечики" являются бесполезными ртами". Лес ответил, глядя поверх его головы и обращаясь к Атенагоре: "У вас собственный зверинец, - сказал он. - А у меня - беспризорные. К тому же, я хозяин на борту." Анг'Ри сделал незаметный знак, и "кузнечики" сомкнулись вокруг "Летающей Иглы". Диссиденты покинули лагерь в тот же вечер, унося свои личные вещи и "официальнейшие" порции. На самом деле все это объяснялось очень просто: дама Бюветт не хотела испытывать общие трудности. Сразу же у подножия холма начался весьма принципиальный спор: каждый хотел командовать. - Это было довольно трудно, - сказал Глопа, задумчиво поглаживая красным пальцем нечто похожее на подбородок. - Она была очень жилистая, прямо как старая курица. Я немного сдавил шею, и она затихла. А потом я ее надул. Газовым насосом. В тот момент черная туча укрыла подножие холма, и неожиданно все три носильщика бросились на землю. С некоторым опозданием Ральф заметил нечто вроде черного столба, состоящего из песка и молний, который приближался с другого конца равнины. Казалось, он соединяет небо и землю, словно смерч или атомный гриб. Казалось, это - слепая, безжалостная и неодушевленная сила, но было в ней, в то же время, что-то страшно живое. Путешественники только успели прыгнуть в какую-то расселину, когда эта штука пролетела над равниной со странным свистом, с глухим звуком, похожим на тот, который издает банка, отдираемая со спины больного... В каком-то фиолетовом, абсолютно фантастическом освещении принц увидел кратер на том месте, которое они только что покинули. Его спутники дрожали, а Глопа что-то прокудахтал. - Врата бездны, - с трудом различил Валеран. - Возвращается. Засасывает все. Теперь было слишком опасно продолжать путь вдоль гребня: вся равнина была покрыта легкой зыбью, то тут, то там возникали черно-синие вихри. Открывшаяся перед ними расселина в скалах казалась более безопасным местом. И они направились туда. Перед ними открылся город, построенный все теми же гигантами в середине горной цепи. Удивительно, что такая могущественная (если судить по сказочной архитектуре) раса исчезла, не оставив других следов. Подземный комплекс казался особенно сложным: огромные массы камня были удалены, пробуравлены, как соты в ульях. Валеран включил свой фонарь: странные колоннады раздваивались, переплетались. Сквозь стены из прозрачного кварца были видны другие причудливые строения, площади в форме звезд и удивительные конструкции выступали из горного массива. И напрасно пытался он отнести их к какой-то определенной стадии или к определенному стилю в развитии цивилизации. Казалось, что эти древние познали все: пирамиды и зодиакальный круг, террасы на усеченных столбах, акведуки и мосты-туннели. Сами стены были украшены скульптурами, менее изысканными, чем в городе-библиотеке, но сохранившими удивительную отделку: эрозия совсем не затронула их. Горельефы являли целый мир гигантских существ, чаще всего гуманоидов. Это были картины жизни, эпопеи, истории исчезнувшего мира, который возникал на этих стенах с невиданной силой и яростью. Гармоничные существа со сложенными крыльями и другие, бесформенные и расплывчатые, и еще другие, похожие на облака, строили свои города, засевали поля, завоевывали планеты. Фантастическая цивилизация оставила здесь свое описание: географические и астрономические карты, схемы прекрасных механизмов. Когда Валеран прикоснулся к одной из ниш, она запела. Это была далекая мелодия, как будто ее стерли века, грустная и медленная. По мере того как отряд углублялся в подземные лабиринты, фрески становились более хаотичными и противоречивыми. Среди них было изображение, которое Валеран легко узнал, и которое повторялось сотни раз: нечто похожее на небесную воронку, спираль, напоминавшую столб из песка и молний. Это изображение появлялось чаще всего среди ужасного месива из разбегающихся, расчлененных, летящих по воздуху тел, среди рушащихся зданий и огненных смерчей. Оно стало настоящим символом конца света, оставшегося во тьме веков. - Так вот что их убило... - прошептал Валеран. Его спутники в молчании продвигались вперед. Этот грандиозный мертвый город странно действовал на нервы. Вдруг Глопа упал, покатился и, остановившись у ноги Ральфа, что-то глухо прокудахтал. И Черный Принц увидел: проспект из кристаллической породы поднимался к портику, за которым начинался мрак более плотный и более темный, чем тот, который царил в подземелье. А ведь на равнине в это время было светло... - Ну, ладно, - сказал Валеран. - Попытаемся понять. В этом же нет ничего сверхъестественного: ведь Антигона сравнительно небольшой мир с невысоким уровнем гравитации. Мы пересекли подземелье по прямой, то, что я вижу - не может быть антимиром. Это просто ночная сторона Антигоны. Поднимаемся. - Не ходить туда! Не ходить туда! - бормотал Глопа в трансе, он отвратительно трусил. - Человек-медицина, ночь. Бездна Тьмы! Не... Катаясь по гигантским пыльным плитам, тварь случайно задела плитку, очевидно, покрытую звучащим слоем. И на фоне его беспорядочных воплей поплыла странная гармоничная мелодия. Она была торжественней глубокой ночи, раздирающей, она рассказывала о безграничном отчаянии, о безграничной покорности судьбе, о невероятном отвращении, все это - на тему сверхчеловеческой гордости. Как будто эти ноты разбудили все горные эхо, и необъятная скорбь заполнила своды, словно сами пещеры издавали погребальный стон. Казалось, что кто-то, навсегда плененный мраком, уже отчаялся увидеть свет, к которому он пробирался века, обдирая ногти о камни, кто-то еще наполовину живой, который не мог простить другим, что они живут... И все эти хрипы, крики, эти смутные проклятия соединились и затихли в одном необъятном рыдании. Напуганные лавиной звуков, спутники Валерана вскочили и побежали вперед. Валеран пошел за ними. Ночь снаружи была абсолютно темной. Это не было метеорологическим явлением, это было естественное состояние. Портик был окружен снаружи скользким карнизом, на него падал единственный бледный и робкий луч света, пробивавшийся неизвестно откуда. И это было все, что оставалось от реального осязаемого мира: снаружи начинался кошмар. Три или четыре плоскости накладывались там одна на другую. Самая близкая из чудовищного хаоса водяных растений, набухавших, грязных - это было нечто вроде леса, океана колеблющихся водорослей. Воздух был таким плотным, будто составлял одно целое с этой липкой массой, и было невозможно понять, на поверхности или в глубине колыхались эти гигантские водоросли-мешочницы, эти клодофоры пятнадцати метров высоты, эти колеблющиеся стены антероморфов цвета черных изумрудов, эти пунцовые полисифонии. Все эти растения жили своей таинственной жизнью, и она не имела ничего общего с жизнью на Земле. Это был застывший мир, пространство с точно определенными размерами. Создавалось впечатление, будто находишься на краю бездны, а эти растения уходят корнями в невидимый берег, над которым нет ничего, кроме безграничного ужаса... Вода же вокруг водорослей была, кажется, частью уже второй плоскости - тоже реальной и ощутимой, несмотря ни на что! Она казалась пластической массой, светящейся всеми цветами радуги, но с преобладанием черного. И в то же время это было скоплением фосфоресцирующей протоплазмы, это была пена первобытного океана, заселенного невероятными чудовищами. Когда глаза привыкали к этому мраку, можно было различить множество разнообразных слоев и оттенков в этой массе. Первая плоскость вырисовывалась предельно ясно - со своим липким мраком в форме спирали матовой черноты, похожей на гигантский столб, расширяющийся внизу, в его основание вписывался весь окрестный пейзаж. Основание это состояло из какой-то неописуемой и немыслимой субстанции, которую обостренное восприятие Валерана оценило как постоянную и нематериальную, плотоядную, и в то же время, более мертвую, чем сама смерть. И пока масса водорослей ритмично колебалась, инертная, приводимая в движение чем-то вроде вдоха, глубокого всасывания, черный столб вращался с немыслимой скоростью... Было во всем этом нечто такое, что существовало на заре сотворения мира, в бездне времен, и никакой человеческий язык не смог бы это выразить... Что-то похожее на узкую тропу или мостик вырисовывалось в первобытном болоте. По обе стороны вздымались дрожащие щупальца морских звезд и гигантских диатомей. - Ну, что ж, - сказал Валеран, бездумно повторяя священную формулу рискованных предприятий, - пошли, ребята. Животины застонали, разнюнились, попятились назад. Он с удовольствием бросил бы их здесь, но Валеран дорожил спасенными антибиотиками и питанием. В конце концов он снова направил на них свое оружие, и они тронулись дальше. Темные силуэты выступали из протеиновой массы. Трудно было понять, существовало все это в действительности или нет. Сущностью этого мира был всемогущий страх. Не успели они сделать несколько шагов, как ужас наступил. Должно быть, между плоскостями существовали границы. Нечто вынырнуло прямо перед путниками. С омерзительным запахом, щелкая огромными перепонками, темная масса пересекла пространство перед ними, потом рухнула, превратившись в целый холм студенистой массы - липкий хаос с вибрирующими щупальцами. Глопины придворные были сметены начисто, а сам он угодил в эту массу головой. И только Валеран, оставшийся на ногах, в то время, как сине-зеленая масса приближалась волнообразными движениями, разрядил по ней свой дезинтегратор с присущей ему яростью... Ему послышалось эхо. Потом послышался смех - сухой и легкий. Потом... - О! Так это не вы! - сказал посеребренный голос, полный разочарования. Она стояла на краю тропинки, прислонившись к выступу из губки эспериозис. У нее было идеальное сложение андроида, дезинтегратор на перевязи, а под стеклом шлема виднелись большие зеленого цвета глаза, схожие с цветом земной воды, очаровательные и опасные одновременно. Как это там говорил Айрт "...явилась химера... или амазонка?.." - Вы не тот ангел, которого я ждала! - сказала она. - Ваше имя или я стреляю! - Валеран Еврафриканский, командир корабля "Надежда", - отвечал он машинально, - Сигма, Арктур. - Как жаль! А что вы здесь делаете? Мы тратим массу времени на передачи в космос: "Не приземорбит. Летин'Сигму". - Как? - Ах, да! Вы же не понимаете человеческий язык! Арктурианец, не так ли?.. Это значит: "Не приземляйтесь. Встаньте на орбиту". Мы сначала тоже не поняли, откуда СОС... Но с тех пор, видит космос, Морозову удалось расшифровать надписи на щите... Неожиданно ее внимание было снова отвлечено желеобразной массой, которая распадалась с поразительной быстротой, и она крикнула: - Анг'Ри! Протозавр, это протозавр! Пока он не мракисчез, пойди посмотри, кто первым попал в него! Хрупкая, цвета обожженного дерева фигурка соскочила с клодофоры и принялась отплясывать вокруг остатков чудовища. - Ты! - ответило видение. - Дезинтегр'зад перв! - Пардон! - вмешался Валеран. - Скорей всего, оба выстрела совпали... Амазонка бросила уничтожительный взгляд: - Да, в вашей частоте времени. Но не в частоте этого зверя. Анг'Ри знает, что говорит: он самый лучший охотник за частотозаврами. К тому же, смотрите сами, задняя часть исчезла прежде. И это было бесспорно! Два медленных водоворота расплывались на том месте, где находились носильщики. Валеран машинально поискал глазами Глопу. Он неожиданно обнаружил его, но в самом необычном положении: невыносимая животина попала в брюхо чудовища, в то, что должно было соответствовать брюху, и теперь можно было смутно различить, как желеобразная масса облегает его со всех сторон... Он жестикулировал, он, должно быть, даже орал, размахивая своими культяпками, но не было слышно ни звука... И к тому же правый бок протозавра тоже начал исчезать. - Но, - сказал ошеломленный Валеран, - он сейчас исчезнет вместе с Глопой! - Ага, - сказала амазонка, - так вы знаете Глопу? Ну да, это одна из достопримечательностей Антигоны - переносы во времени и падения в межпространственные пустоты. Протозавр возвращается к себе, уж не знаю, куда. В подпространство, в плоскость X, где-нибудь за пределами метагалактики... - И он утащит эту животину с собой? - Конечно. Ведь она у него в животе. - Но... - Валеран уже хотел было неизвестно зачем броситься следом. - Остановитесь или я стреляю! Эта погань радиоактивна! И она бы, несомненно, выстрелила. Валерану пришлось, подавив отвращение, присутствовать при необыкновенной кончине тошнотворного промежуточного индивидуума. Желеобразная оболочка чудовища исчезла раньше, чем внутренности, где бился и в то же время разлагался Глопа. Наконец, осталось только два слегка фосфоресцирующих скелета, но они продолжали двигаться. А потом и эти последние останки исчезли. - Ну, ладно, - сказала амазонка, - по крайней мере, теперь с ними не будет никаких хлопот. Столько неприятностей с каким-то зверем, пусть он даже человекообразный! - А что, другие обитатели этой планеты больше похожи на людей? - Да, некоторые. - Вы так считаете? Он теперь как бы слегка мстил ей за грубость со своим обычным искусством, передающимся по наследству в течение веков вместе с королевской кровью, продолжая при этом думать: "Меня надо выпороть! На кой черт мне сдался Глопа?" И действительно, это было невероятно: он высадился на враждебную человеку планету, среди динозавров и призраков из Кафки, его преследуют несчастья и отвратительные сцены... Очаровательная амазонка прибежала к нему на помощь, а он не нашел ничего лучшего, как затеять с ней какую-то глупую дискуссию! Но каким бы земным принцем Валеран ни был, он, естественно, не знал, что такое "существо Талестра"... - Мне кажется, - отвечала она с той самой улыбочкой, которая вызвала у него с одной стороны желание наброситься на нее со страстными поцелуями, а с другой - искупать ее в болоте, - что ваше присутствие здесь уже требует от нас сверхчеловеческой выдержки. Как вы думаете, легко ли будет нам с Анг'Ри тащить двух факожиров, которых нам удалось подстрелить, два мешка с водяными орехами и съедобными водорослями-мешочницами, ваши витамины и еще вас в придачу?! Видите ли, мы здесь не затем, чтобы прогуливаться при свете солнца Лебедя, а чтобы прокормить наше поселение в Крайних горах! Валеран высокомерно посмотрел на нее: - Почему это вы должны меня нести? Мне остается только следовать по этой тропинке... - Н-да? - сказала она. - По этой тропинке... Анг'Ри, покажи ему, что это такое. Держитесь крепче. Раз, два, три! Путешественник едва успел ухватиться за ствол пурпурной полисифонии. Казалось, весь мир вокруг опрокинулся. Перед ним больше не было ни гигантской губки эспериозис, ни самой тропинки. Ничего, кроме черной воды с гигантскими водорослями. Амазонка и ее спутник, похожий на кузнечика, сидели на огромном листе антероморфа у самой воды. И оттуда раздался воздушный голосок: - Эта тропинка существовала какую-нибудь тысячу лет назад. Мы с Анг'Ри вытащили ее из прошлого, именно так мы поступаем каждый раз, когда отправляемся на охоту, иначе все наши в Крайних горах подохли бы с голода, как те, на равнине! Нас всего десяток, кто может это делать. Но только не стоит увлекаться этими фокусами - они влияют на устойчивость общего состояния и так уже бурлящей планеты... Не успела она закончить фразу, как плоскость опять опрокинулась. Анг'Ри издал предостерегающий крик, и все трое полетели в пустоту. Неизвестно откуда прилетевший ураган сбивал полисифонии и антероморфы. Троица кое-как приземлилась на один из гигантских гребней звездчатого коралла, "которого здесь не должно быть, - понял на этот раз Валеран. - Он вызван из другого времени..." Вокруг них черная поверхность вздувалась, поднималась, словно панцирь гигантской морской черепахи, потом лопнула, как сине-зеленый гнойник, из которого забили зеленые языки пламени. Как будто взорвалось первобытное болото. Одновременно окружающий мир потерял последние остатки стабильности, его структура стала распадаться, плоскости какой-то немыслимой геометрии возникали из хаоса. - Время поворачивается, - крикнула Талестра, спрыгивая с гребня. - Быстрей, быстрей! И она побежала, погружаясь сначала по щиколотки, а потом по колено, по кипящему болоту. - Быстрей, быстрей! Открывшаяся бездна изрыгала призраков - скользких цератозавров, бьющих по воздуху своими тонкими крыльями, горгон, у которых вместо головы был клубок змей, огромных пурпурных пиявок... - Скорей, скорей! Валеран прикрывал своих спутников огнем дезинтегратора. Они едва не угодили в ловушку к гигантской медузе, чья масса была того же цвета, что и вода. Он выстрелил в чудовище, и оно распалось на куски. Потом он сбил какое-то черное полупрозрачное образование в виде тучи, которое приближалось к ним. Затем, когда у него кончился боезапас, Талестра протянула ему свою "пушку" с улыбкой, которая стоила любой награды. Наконец, они забрались на ветви гигантского папоротника. - Вы хорошо стреляете, - сказала она таким тоном, будто они были на светском приеме. - Я научился на Земле, - поклонился Валеран. - А, значит, вы летите с Земли? Это мне больше нравится. - Вы не любите арктурианских ангелов? - Я мало о них знаю, - сказала она. - Там что-то вроде спрута. Держитесь левее! Анг'Ри время от времени постреливал у их ног, они, казалось, на какой-то миг отгородились от всего этого хаоса... - А можете вы, - спросила она неожиданно, - поговорить со мной именно сейчас о небесной геометрии или о земной простоте? О жизни, о смерти, о человечестве и о мутантах? - А так ли уж это важно? Я ведь даже не знаю вашего имени... - Меня зовут Талестра. Конечно, это не так уж важно, как мне вдруг показалось... Именно в этот момент он и должен был сказать ей: "У вас не может быть соперниц, Талестра. Весь мир больше не существует для меня. Вы прекрасны..." То есть все те банальности, которые говорят в таких случаях влюбленные. Но он не нашел ни одного из этих слов и потом столько раз упрекал себя за это... Анг'Ри издал боевой клич - пенящийся кратер открылся у их ног, а в нем постепенно проявлялась все та же искусственная тропинка, которая спускалась вниз. Они спрыгнули на нее. А вокруг смешивались пространство и время. Смерч, более черный, чем сама чернота, смел, как соломку, обломки гигантских папоротников и гимноспермов. Желеобразный спрут был подброшен на несколько десятков метров вверх, словно легкая щепка. Наконец, им удалось добраться до широкого карниза, который был преддверием пещер. Валеран с трудом доплелся до гранитного выступа и бессильно опустился на него - ноги больше не держали. Он потерял много крови, и теперь сказывались неудачная посадка, кошмары Кафки и бегство от песчаных смерчей. К тому же какая-то нечисть глубоко прокусила его левую руку. "Какая нечисть?" - настаивал серебристый голосок. Честное слово, он ничего не знал об этом. Может быть, это был сам Глопа или какой-то протозавр? Протозавр, который был Глопой, который поглотил Глопу... На этот раз Талестре пришлось ухаживать за принцем с прекрасным земным лицом, искаженным страданием. Рухнув у ее ног со своими факожирами, Анг'Ри сейчас ничем не мог помочь ей, но Талестра уже и сама начала разбираться в ранениях и укусах Антигоны. Это тело, бессильно распростертое рядом с ней, напоминало тела всех других раненых на всех полях войны - неподвижное, с руками, сложенными на груди. Талестра хотела бы отодвинуться от этого чужака, который не был Лесом, который занимал место, предназначенное для Леса. Но, наклонившись к нему, была поражена чисто земной красотой, лицом статуи или старинного портрета, с длинными ресницами и черными прядями, склеившимися сейчас от пота и крови... "Если зубы или когти были отравлены, он сейчас умрет, - подумала она. - А я не хочу, чтобы он умер". Для Талестры слова всегда были тенью или предвиденьем дела. Она сняла со своего пояса короткий магнитный стилет, который обычно применяется в рукопашных схватках, расстегнула рукав скафандра принца и разрезала рану. После секундного колебания, она впилась в нее губами... 24 Виллис думает: Привыкаешь ко всему. Даже к жизни в аду. Да и ад ли это? Там, где мрак кончается, небо, пурпурное или темно-синее, исчерчено лучами и свечениями. А за этим простирается то, что наши приборы не в состоянии определить: бездна, ничто. Насколько я поняла смысл древней поэмы, которую дал мне почитать Морозов, у ада есть определенное преимущество: мы дошли до последнего круга, и с нами не может произойти ничего худшего. Но и лучшего ждать нечего. И все-таки мы продолжаем надеяться. На Антигоне еще ужаснее, чем на Гефестионе. В Крайних горах мы обнаружили множество пещер. На этих красных скалах не было растительности и влаги, но мы пробудили артезианские колодцы, которые дают чистую, немного солоноватую воду. Чтобы не умереть с голода, как эта толпа на равнине, наши левитанты спускаются на темную сторону. Создается впечатление, что Талестра, Анг'Ри и некоторые другие стали находить в этом удовольствие... Мы поселились в пещерах, прорытых древним и забытым народом, который, как я поняла, был близок нам своим отчаяньем. Эти пещеры расположены весьма искусно, в определенной последовательности так, что они способны даже отражать ультразвук. В смеси песка и пепла, которой был завален расположенный выше всех грот, мы обнаружили огромный щит, изготовленный из сплава серебра, бронзы и неизвестных металлов. Все та же рыхлая масса заполняла неровности: это были останки последних часовых, охраняющих щит. Мои "кузнечики" очистили и отполировали металл, и первой заботой Леса было поднять его с помощью пневматической лебедки корабля и закрепить на стене. Это несравненное произведение искусства. Щит выпуклый, отделан чернью и серебром, покрыт рельефными изображениями, еще более тонкими и осмысленными, чем стены подземных переходов. Они воспроизводят древних хранителей Красных гор, наших предшественников. Это гуманоиды с развитыми конечностями, с большими глазами. Они охотятся за грациозными животными, чем-то напоминающими их самих, они танцуют, увенчанные коронами из водорослей, или плавают по темной воде своих рек. И жил народ сначала на ночной стороне Антигоны, богатой водой... А потом ужас антимира стал приближаться, и они взобрались на горы, заползли в пещеры. А потом началось... Барельефы представляют это в форме вихря или спирали. Какой-то неуловимый животный оттенок примешивается к полированному металлу щита и напоминает нам уже известное и виденное. В центре щита настоящий шедевр чеканки показывает захватывающую картину последнего периода: житель Антигоны, обнаженный и с короной на голове стоит на пьедестале уже в самом центре мрачной спирали. Но его вооруженная мечом рука уже стучит по самому щиту... А у подножия постамента видны разбегающиеся микроскопические фигурки! - Поздн'тревога! Чтобы предупредить любые неожиданности со стороны бездны, Лес перенес на самую высокую террасу перископический телескоп с "Летающей Иглы" и направил его на темную часть планеты. Ведь у нас больше не было надежды улететь. Морозов расшифровал надпись на щите: ВСЯКИЙ, КТО ОПУСТИТСЯ НА АНТИГОНУ, С НЕЙ И ПОГИБНЕТ. Так оно и есть. Дело не в том, что у нас нет горючего. Равнина буквально усеяна звездолетами, их резервуары полны, но пользы от них мало... Кроме того, Морозов утверждает, что почва Антигоны очень богата сырьем для получения горючего. Но в глубине Бездны Лебедя притяжение невидимого антимира так сильно, что никакой двигатель не смог бы нас оттуда вырвать. Поэтому бесчисленные звездолеты и падают на солнечную сторону, но ни один не может подняться, как с кладбищ планеты Геры... Мы несколько раз пробовали спускаться на равнину, несмотря на предупреждения Леса и Морозова. Я сожалею, что не послушалась голоса разума. Там, в песчаных норах существует (а не живет) обезумевший от отчаянья, но очень упрямый народ. Эти люди ничего не хотят слушать и бросают в нас камнями. В одну из первых ночей человек десять моих "кузнечиков" затерялись на равнине. Я спустилась по склону, чтобы позвать их. Там я и провела всю ночь с Джелтом, самым маленьким и слабым из них, и с Машей, уже взрослой девушкой, которая, несомненно, становится мутанткой. Мы сидели на скале над темной равниной. На плато поблескивали огни костров и слышались крики. - Это правда, что ты спросила у Леса, у командора Леса, разрешение спуститься туда, а он не разрешил? - спросила Маша резким голосом. И я увидела ее глаза: как два мертвых хризопраза. И я подумала: "Если она останется такой, она станет жесткой и грубой, как булыжник". И я сказала: - Лес никогда не запрещает. Он только сказал, что те, кто спустились туда, погибнут. - Он это точно знает? - Да. Талестра видела. Их убили. Эти, с равнины. - Ах! - воскликнула девушка. - За что они нас ненавидят?! - Они боятся, Маша. И голодают. Джелт начал тихо смеяться, и я вдруг подумала, что он сходит с ума. - Не сердитесь, - сказал он. - Я подумал, что мне повезло. Я не очень-то знал тех, которые спустились. Но, если бы это была ты, Виллис, или Анг'Ри, или даже ты; Маша... Я бы пошел с вами. Как это ужасно, когда любишь, а? Но любим-то мы только близких людей... А Маша крикнула разрывающим душу голосом: - Те, что с равнины, не люди! Однако, это не так. Миграция - или приступ - началась однажды ночью. Мы с Талестрой стояли на страже. Едва поднявшись с темной стороны, где она охотилась с Анг'Ри, она добровольно присоединилась ко мне. Казалось, она хотела сблизиться со мной, что-то доверить мне, но делала это довольно неловко. За исключением наших игр, вне пространства и времени у нас было мало общего. Тем не менее между двумя падающими звездами она спросила меня: - Как ты думаешь, одни и те же события могут происходить два раза в жизни? - События? Какие события? При свете звезд Лебедя ее резкий профиль выделялся, как арабеска. - Неважно. Бывает так, что идешь среди толпы или по лесу. Появляется какое-то чувство. И у тебя создается впечатление, что это уже было. Не говори мне о перевоплощении или о памяти предков: это точно уже было, и ты даже знаешь, когда именно. Возможно ли такое? Я заглянула в свое прошлое: однажды в руинах Гефестиона мне показалось, что сейчас все произойдет снова, что откроется дверь, и войдет Хелл... Но ничего не случилось. И у меня было недостаточно опыта, чтобы ответить на вопрос Талестры. Я сказала: - Иногда веришь, что все сейчас вернется. Но это всего лишь отражение... карикатура. - Говоря по-научному, - бросила Талестра, - Морозов сказал бы: "Атомы возвращаются, но их комбинации изменяются". У Валерана Еврафриканского глаза такие же, как у Леса... Ты мне скажешь, что такие предположения уже высказывались... - Тебе надо бы поменьше думать о Лесе, он ведь телепат. - Вот именно! - воскликнула она. - Если бы он обратил внимание на мои мысли! Если бы он только мог... Виллис, знаешь ли ты, что такое ревность?.. А я не знала. Можно ли ревновать к ночи, к смерти, к могиле на влажной планете?.. Именно в этот момент прожектор "Летающей Иглы" залил фиолетовым светом окрестности. И мы увидели: Нечто похожее на морской прилив поднималось со стороны плато Отчаянья. Существа, которые пробирались по пескам, были иссушены, как пауки, или раздуты, как бурдюки, - ведь смерть принимает столько обличий! В фиолетовом свете прожектора некоторые были похожи на давно уже умерших, другие были покрыты жиром и кровью. Некоторые ползли по земле, падали, скользили. В молчании. Я никогда не видела ничего более страшного. Ужас поднимался все выше и уже обступал меня. Тяжелый запах дикого зверя предшествовал этой толпе, и в сгустившемся воздухе можно было уже различить едва слышное, но тем более неотвратимое знакомое завывание песка и ветра... Талестра вскочила, я удержала ее за локоть. Я увидела ее зеленые, будто опрокинувшиеся глаза. - Это катаклизм?! - Похоже. Поднимись наверх и жди у щита. Анг'Ри пойдет и разбудит Леса. Она сказала с неожиданной нежностью: - Только буди осторожно. У него ведь больше не будет отдыха. И Анг'Ри, неожиданно появившийся откуда-то из ночи, ответил: - Я слышу. Это конецтигоны. Действительно, на этот раз бездна двинулась с солнечной стороны, и я поняла, что на Антигоне не может быть ничего постоянного, что она периодически опрокидывается... А на плато тем временем: - Нас засасывают черные вихри. И ничто-ничто не может остановить их продвижение... - Бежать? Но куда? Посмотри - горизонт совсем почернел, а жгучий ветер бросает в наши лица запах гнили... - Земля оседает под нашими ногами, она трескается и выплевывает кипящую смолу... - Ад! Мы в аду! - Солнце Лебедя гаснет... - Да, оно уже мертво... - Как будто слышен гром с Крайних гор? - Это они! Они сражаются! Ах, как бы я хотел быть с ними! - Какая разница, они тоже умрут. - По крайней мере, это будет осмысленная смерть. - Осмысленной смерти не бывает... - Хедди, не покидай меня! - Я здесь, малыш! - Даже не видно друг друга в этой крысиной норе... - Орль, мне страшно... - Закрой глаза, я обниму тебя! - Давайте поднимемся наверх, надо все-таки что-то делать. Трудно смириться со смертью в этих дырах... - Да ведь и выйти уже нельзя. - Как будто небо падает на нас... - Да нет, это просто ночь. - Но этот гром, этот гром... - Это призыв, пошли туда. - Берегитесь зыбучих песков... - Хедди, иди сюда! О, космос! Она упала и не двигается. Моя малышка Хедди... - Как будто все умерли. - Орль, я чувствую, как что-то схватило меня и уносит, отрывает от тебя... - Во имя неба, у меня ноги горят! - Такое впечатление, будто огромная пиявка наваливалась на эту планету. Она засасывает наши тела и выворачивает землю... - Это бяка, бяка, бяка... - Даже двигаться больше невозможно, ветер словно стирает нас, прогнившее небо давит на нас! - На помощь! На помощь! - Ха-ха! Так вы ее и дождетесь... А хуже всего стало тогда, когда черная туча разразилась потоком зеленоватого огня, огромными сине-зелеными градинами, которые взрывались и поглощали землю. Нечто похожее на холодный огонь, который сжигал все окружающее. Люди катались по песку, пытались зарыться в него, но и песок горел. Там, где начиналось ущелье, что вело к нашей цитадели, Лес установил два огромных заградительных барьера из меди, но первый поток беглецов смел их. Некоторые пылали, как факелы, на уступах из корунда. Однако водой из виадука, который Морозов закончил несколько дней назад, удалось заполнить мелкие кратеры, куда они бросались, и это помешало дальнейшему распространению огня... И все это опять-таки напоминало город Дитса и его горящих грешников. Но многие не могли добраться до входа в ущелье, чтобы спастись. Истерзанные, искалеченные, покрытые ужасными волдырями, они падали среди дымящихся дюн, и мы слышали их крики. Я объединила тех "кузнечиков", которые умели левитировать, и они, приняв меры предосторожности, спустились вниз, стали собирать детей, которых протягивали им обессилевшие матери, поднимали и оттаскивали ко входу тех, кого еще можно было спасти. И Талестра помогала им - в таких случаях всегда можно было рассчитывать на ее невероятную энергию. Самым странным было то, что она _умела разговаривать с ними_. Она говорила, например, обожженному: "Тебе еще повезло, что ты так отделался!" А тому, у кого была ободрана кожа с лица, и оно стало похоже на сетку из разорванных кровеносных сосудов и хрящей: "Ты не очень красив, парень, но ты сюда не жениться пришел!" А той, которая несла маленькое тельце с бессильно откинутой головкой: "Положи его, я сама им займусь. А тебе надо отдохнуть..." И они обессиленно падали на выступах из полированного гранита, они слушали такие обычные фразы и животворный голос, который говорил им: "Что ж, вы неплохо пробежались, вы победители! Хотите пить? А теперь ложитесь спать, вами займутся..." И они пили воду, ложились и умирали. А она снова спускалась на равнину, подбирать других. Я прониклась к Талестре огромным уважением... Сама же я только и могла, что делать умирающим успокаивающие уколы и брать на себя часть их страданий. Я бродила между кратерами, куда они попадали, и откуда торчали, как из котлов, их грешные головы с перекошенными, что-то шепчущими мертвенно-бледными лицами, - и все это страдание становилось моим, как будто у меня самой была проказа, лихорадка или разрывалась кожа... А самыми терпеливыми и доверчивыми были дети: они смотрели на нас своими светлыми глазками, они старались улыбнуться нам с обычной для них робостью, которая прощает взрослым их постыдную беспомощность... Они жалели меня, потому что я не могла помочь им. Кончилось тем, что я бессильно опустилась на краю какого-то кратера. Мой комбинезон был прожжен в разных местах, залит кровью и запачкан пеплом. Чей-то ребенок умирал у меня на руках, а молодая девушка умирала у моих ног. И вся моя сила вдруг покинула меня. И я сказала во весь голос: - Мы никогда не сможем спасти их всех! - Это так, - ответил чей-то уверенный голос рядом со мной. - Но ясно, что вы бы умерли, чтобы спасти хотя бы еще-одного, разве нет? Вы невероятны. Вы и есть мутантка? - Может быть. - Хотите покурить схрауи? Доставлен прямо с Сигмы. Я внимательно посмотрела на незнакомца. И сам он прилетел прямо с Сигмы - пребывание на Антигоне не успело наложить на него свой безжалостный отпечаток. Он был высоким, утонченным, породистым, как хорошая борзая, и его темно-синие глаза насмехались над всем белым светом. Несомненно, ему уже приходилось участвовать в отдельных спасательных операциях, так как его космические доспехи местами потускнели, порвались и выцвели. Какими бы ни были бездны и предательства, которые нас потом разделили, я никогда не забуду эту первую встречу с ним у кратера на Антигоне, среди мертвых и агонизирующих, с этим высоким, забрызганным кровью космонавтом с рукой на перевязи, который предлагает мне свою последнюю порцию схрауи, как будто мы прогуливаемся по садам Сигмы... - Спасибо, - сказала я, - я не курю. Вы тот самый парень, которого Талестра подобрала на ночной стороне? Зачем только вы прилетели на Антигону? Вы же знали, что это ад... - А почему вы спрашиваете? - Мы читаем мысли, вы понимаете? - Да, - сказал он мрачно, - вы умеете черт знает что, я забыл возвести мои мысленные барьеры. Предположим, я мог бы прилететь, чтобы познакомиться с мутантами. Потому что... - Потому что вы любите Землю. Несмотря ни на что. - Да. - ...Даже зараженную, прогнившую, проклятую! - Такую, какая она есть. Я болен Землей. Но не пытайтесь излечить меня. Виллис... Он не успел закончить фразу, появился Джелт. Он кричал, что огромная желеобразная масса поднимается к горам, и что Лес приказал собрать все тяжелые дезинтеграторы в одну батарею, а всем мутантам собраться на площадке, выходящей на ночную сторону. Слова у Джелта, как всегда, сливались в одно целое, и он прямо-таки облетал скалы: состояние крайнего возбуждения перешло в эффект левитации. И его призыв, распространяясь волнами, вызывал с равнины юных спасателей, отрывал сверхчувствительных от раздавленных, искалеченных, обожженных людей, страдания которых они пытались облегчить. Пролетело нечто, похожее на стрелу, с оперением, напоминающим шевелюру Талестры, которая в это время, очевидно, пересекала какую-то другую частоту времени... Небольшая фигурка цвета полированного дерева - Морозов - ввинтилась в воздух, как пропеллер старинного самолета. В то же время впервые осуществив в таком масштабе чудо телекинеза, группа "кузнечиков" медленно подняла в воздух все тяжелые корабельные дезинтеграторы, которые до сих пор находились в пещерах, и они медленно опустились на передовой позиции, где Гейнц встретил их прочувствованными ругательствами и благословениями... Провожая взглядом эту невероятную мобилизацию, Валеран только и сказал: - Так значит, вы обладаете универсальной силой? А внизу тем временем начали наступление спруты. Или это были ихтиозавры?.. Все это кипело, вздувалось, как морской прилив - желеобразная масса, которая как будто вытекала из мрака и поднималась вдоль склонов. В некоторых местах она была почти прозрачной, липкой, бесформенной и все же живущей какой-то своей страшной жизнью. Из нее время от времени высовывались то загнутый клюв, то щупальце, оканчивающееся присосками, огромное, как ствол дерева. Раскрывались гигантские черные пасти, готовые хватать все живое. Вся ужасающая фауна бросилась на нас, и Морозов по ходу дела показывал нам слепых бентозавров с длинными светящимися плавниками, черных паралипарисов с дряблыми телами, калодиусов, которые представляют собой бродячие желудки. Поднявшись из своих глубоководных пещер, медузы перифилла парили в плотном, как вода, воздухе. И другие кошмарные образины поднимались из глубины темных тысячелетий с блестящей чешуей ящерообразных, омерзительными плоскими головами, пилообразными зубами: горгозавры, диноцефалы, диноцераты. Это стадо чудовищ было воплощением плотоядного голода, первобытной ярости, зла в его натуральном виде. А как часто встречала я его в своей короткой жизни. На "Летающей Земле". У трупа Хелла. В руинах Гефестиона. А сегодня я видела, как оно вытекает из застывших гипнотических глаз спрута... И напрасно дезинтеграторы жгли своими мощными лучами всю эту массу. Я не могла отделаться от мысли, что бой только начинается... Именно в эти минуты до меня вдруг дошло: уже в течение часов глухие медные раскаты сотрясали горы... А в это время под щитом, который звал к оружию, Анг'Ри сменил Талестру: та должна была спуститься на равнину. Ему велели стучать изо всех сил. Он бил в щит и сочинял поэму. Анг'Ри был довольно-таки простым юношей, в какой-то мере вождем племени, в какой-то мере бойскаутом и вообще парнем, достойным восхищения. В различные эпохи земляне его типа сочиняли абстрактные стихи, разжигали пожар революций или создавали фантастические звездные корабли. До сих пор в его слишком насыщенной жизни не было времени для развлечений, поэтому он и воспользовался возможностью, в то время, как его товарищи боролись с великим кошмаром. Попадая в такт своим ударам, он возглашал свое творение, похожее на пророчество: Я, Анг'Ри, не помнящий отца, Пришедший из ниоткуда, Я услышал голос космоса. Это могучий голос - он звучит На вершинах гор, на равнине и в пространстве - И все окружающие предметы становятся для меня прозрачными, Как будто это утренние звезды. И я увидел: Планета, на которой я стою, Всего лишь выброшенный бильярдный шарик, Который вертится под влиянием гравитации. И я увидел: Созвездие под названием Бездна Лебедя - Всего лишь куча шаров, затягиваемых Притяжением пустоты... Это пиявка, которая сосет бесконечность, Это дверь, открытая в смежные миры. Все они нам чужие, и все они наступают на нас И завоевывают космос. Столько миров, сколько точек может уместиться На острие самой тонкой иголки. Неисчислимое количество: Здесь все миры, которые только можно себе представить, От трансгалактических радиотуманностей До черных миров антиматерии, Считая планеты, где условия пригодны для жизни, Где воздух такой мягкий, Где под единственной луной Созревают земные плоды... Но увы! Зло пришло к нам, Оно распахнуло бездну, В которую мы падаем - Мы падаем... ПАДАЕМ... Ах! Пусть придет тот, Кто может вывернуть вселенную, Как перчатку! Чтобы зло обрушилось На другую сторону! И молот падал и падал на медный щит в ритме пламенных строф. Казалось, что вся гора взывает о помощи... Виллис _думает_: Щит трепещет, как огромное сердце, взятое в плен мраком, - взывая, умоляя, и концентрические волны расходятся по всей планете. И все больше чудовищ сжигается у скал, как будто горят внутренности Антигоны, запущенные в огненную реку, - все черные и мерзкие твари, которые осаждают единственную обитель гуманоидов в этом затерянном углу вселенной. Горстка гуманоидов, которой командует Лес, защищает ее. Тот самый Лес, который всегда был яростным ангелом, бойцом бесконечности. А против него - поднимаясь из открытых бездн - это медленное и глубокое всасывание, этот космический голод, который притягивает к себе целую планету, еще удерживаемую силами гравитации на границе антимира... В разгар боя решили собрать небольшой совет, чтобы определить, должны ли мы покинуть первую линию кратеров со стороны равнины. Конечно, оставаться там больше нельзя - скалы раскалились, но нас беспокоит судьба этих проклятых в канавах и в кратерах... Я осмотрелась и подумала, что мы еще неплохо выглядим. Однако, многих здесь нет: Гейнц и наши последние пассажиры заняты у дезинтеграторов, а Анг'Ри - у щита. Собрались в основном полукалеки: прихрамывающий Морозов, Валеран с рукой на перевязи, Талестра с обожженными ресницами и огромным волдырем на носу. А сама я шатаюсь от усталости. И все покрыты кровью, как мясники. Пещера, где мы собрались, раньше была, скорее всего, залом заседаний: вдоль стен стояли грубо вылепленные сиденья, а в глубине - нечто вроде трибуны. Лес смотрел на нас оттуда - как всегда спокойно и холодно. Он даже не стал проводить анализ ситуации - и правильно, что не стал. А Морозов прямо-таки светился от радости, и это раздражало. И Талестра не выдержала: - Небо падает на наши головы, - сказала она, - а ночные смерчи опустошают склоны. Антигона засасывается бездной вместе с нами. А у вас такое лицо, как будто это праздник! Будьте немного сдержаннее, прошу вас! - Ты не понимаешь, - отвечал он. - Мы наконец-то получили результат. - Объяснись, - сказал Лес абсолютно спокойно. - Пожалуйста, - кивнул Морозов. - Это очень просто: Талестра права, эта планета гибнет, а мы приговорены - на нас наступает всякая нечисть с одной стороны, а смерчи - с другой. Однако ясно, что силы мрака боятся нас. Валеран как ни в чем не бывало курил свою сигарку из схрауи. Он был сейчас мысленно за сотни тысяч километров от Антигоны... - С чего вы это взяли? - поинтересовался Валеран. - Им только и оставалось дать нам спокойно сдохнуть на наших скалах. Так нет же, они беспорядочно атакуют, чтобы ускорить развязку. Зачем? Есть три возможных объяснения: а) мы находимся в каком-то опасном для них месте и способны каким-то образом стеснить их действия; б) сама наша группа представляет опасность для них, и в) кто-то спешит нам на помощь. Следует также отметить, что все гипотезы далеко не исключают одна другую... - Что Антигона может быть точкой слияния двух миров, - сказал Лес, - вполне вероятно. И что батарея из ста мутантов может создать силовое поле - тоже весьма соблазнительная идея. Но я не вижу того, кто мог бы рискнуть - рассчитывая на минимум удачи - пуститься на поиски, чтобы спасти нас в Бездне Лебедя. Когда ты покидал Сигму, Валеран, шла ли речь о другой экспедиции?.. - Нет, - отвечал Черный принц, стряхивая пепел со своей сигарки. - Но не забывай, что мне пришлось задержаться в районе Полярной звезды и созвездия Лиры. И я искал вас по всей Бездне. Даже на Гефестионе был... Это было чистейшей правдой. Он точно следовал по заданному маршруту и разыскивал экспедицию, затерявшуюся среди бесчисленных миров. И время потеряло для него свое значение... - К тому же, - продолжал Валеран, - ты ведь знаешь своего отца. Даже это усилие - посылка "Надежды" - было равно для него поражению... - Н-да... Тонкие пластинки потолочной лепки посыпались сверху, устилая пол пещеры. Талестра инстинктивно приложила ладони к ушам, а Валеран прикусил язык. Монотонный шум слышался, казалось, со всех сторон, из древних недр Антигоны, с низкого и черного неба... И вдруг Морозов заговорил снова. Он сказал нечто странное: - Прошу простить меня. То, что я сейчас скажу, не имеет никакого научного обоснования, но после всех этих историй с мутациями, с телекинезом и прочим я начал по-новому постигать суть многих событий... которые прежде, на Сигме, могли бы шокировать меня. Но ведь мы находимся далеко от Сигмы и от всего реального мира, не так ли? Талестра, милочка моя, разве ты не чувствуешь, как кто-то летит к нам на помощь? И что он совсем близко? А ты, Виллис?.. Ошеломленные, мы переглянулись. И... Яркий свет, страшный грохот взрыва заполнили пещеру. Гора зашаталась. И наступила тишина. Тишина... Нас всех бросило на землю. Тишина... Перевернутый мир медленно приходил в себя. И тут же мы различили другие, уже близкие звуки, еще более устрашающие: клокотание болота. Свистящие вдохи. Крики... Твари наступали, должно быть, они уже заняли линию кратеров. В густом дыму, который заполнял пещеру, возникли силуэты "кузнечиков" во главе с Анг'Ри. - Бездна Тьмы! - кричали дети в ужасе. - Она там! Она засасывает все! - Огонь попал на щит! - Он плавится! Лес повернулся к Морозову и сказал ему со своим обычным сверхчеловеческим спокойствием: - Не нас боится Мрак, а щита. Он разрушен. Пусть хранит нас теперь космос или какой-нибудь чудодей. К дезинтеграторам! То, что последовало за этим, называется, как мне кажется, рукопашной схваткой. На самом деле, я видела это в первый раз. И еще не раз увижу в моих снах. Под напором густого и липкого прилива люди убивали и тут же умирали сами. Талестра, держась одной рукой за выступ и вися над пропастью, палила яростно и беспорядочно во все стороны. Лес прокладывал аккуратный широкий проход последним беглецам с линии кратеров. И Валеран, укрывшись за целой грудой мертвых тел и похожий больше, чем обычно, на черного ангела, помогал ему. И все-таки последний из наших пассажиров был поглощен черным вихрем, когда мы покидали линию кратеров... 25 Именно этот момент он и выбрал, чтобы появиться со своей знаменитой эскадрой прямо над Красными горами. Очень резко выйдя из пике на огнедышащем "Скорпионе", во главе своей эскадры он так низко пролетел над Антигоной, что порфировые скалы заходили ходуном. Рев тормозящих двигателей наполнил кратеры и концентрические переходы пещер. Фиолетовое небо адской планеты как будто разорвалось, осветилось и загорелось на линии горизонта. Это было настолько странное, даже бредовое зрелище, что, забыв на какое-то мгновение наше бедственное положение, спрутов, ящеров, радиацию, мы с раскрытыми ртами застыли на площадке у дезинтеграторов. "Ты думаешь, это Он?.. Это он?.." Ко мне прижалось напряженное до предела тело Талестры, ее побледневшее лицо было обращено к чудесному видению. - Но что он делает? - спрашивал ошеломленный Морозов. - Лучше бы он разбомбил спрутов! - Эту возможность он предоставляет сопровождающей эскадре, - объяснил спокойный голос Валерана. - Тактика Сигмы, Лес. Я узнаю стиль. Лес кивнул, взгляд его был особенно многозначительным. Потом он приказал спуститься в пещеру. И в самом деле - два самых тяжелых корабля опустились чуть ли не до вершин Красных гор и неумолимо, с невероятной точностью, избегая применять радиоактивное оружие, залили огнем поток желеобразных чудовищ. За ними последовали два других, потом еще два. Так они целиком очистили лес водорослей и склоны плато. А сам "Скорпион", описав огненную дугу, поднялся высоко в небо - в то, что мы до сих пор принимали за небо Антигоны, и тяжелая свинцовая масса черно-фиолетового цвета, масса чудовищно живая и плотоядная, осветилась из конца в конец, разверзлась, как раскаленная бездна. Из этой развороченной необъятной тучи выступили длинные вялые щупальца, похожие на дохлых змей, оживших как будто под влиянием электрических разрядов, которые затрепетали и ударили изо всех сил в подножия гор, стараясь в то же время дотянуться до "Скорпиона", который своим оружием "избивал" их. Еще немного, и их объятие настигло бы его, это чувствовалось, не знаю, почему - неумолимое, живущее какой-то отвратительной жизнью, и в то же время мертвое, гниющее. Это была животная сила неизвестного мира, другой метагалактики, где все - наоборот. Еще секунда - и Талестра вскрикнула: змеиное гнездо сомкнулось на том месте, где уже ничего не было, не было "Скорпиона", испускающего огонь, не было его знакомого силуэта - и только внизу гигантские болотные растения дотлевали густым опаловым дымом, да корабли эскорта безостановочно кружились над равниной. Именно в этот момент до меня дошло толком: Мрак, Язва были, по-своему, живым существом... Невероятная неудовлетворенность, родственная досаде чудовищного зверя, раздраженного, что у него отняли добычу, повисла в воздухе, ставшем еще плотнее и темнее. Потом липкие тучи стали медленно расходиться... - Будет лучше, если вы спуститесь в пещеру, - сказал Лес, обращаясь к нам с Талестрой. Но моя подруга и "кузнечики" застыли, обратив глаза к небу... - Кр-расиво... - прошептал Джелт. Анг'Ри добавил: - Он сейчас вернется. В'увидите насто'бой! Я сомневаюсь, что он сам полностью понимал все свои выражения, но и мы знали, что конец "Скорпиона" будет нашим концом. Но он появился так же неожиданно, как исчез, в центре ярко-красного жидкого облака. Он закружился вихрем, словно бешеный, ощетинил