оследнюю луну слева. Спокойно отстранив собаку, он по интеркому приказал подать вертолет, потребовал самого лучшего пилота, а также последнюю сводку погоды. Но роботы, занимавшиеся техническим обслуживанием, были озадачены. Они были настроены только на тембр его голоса, который был уже тусклым и мертвым, надтреснутым, а речь мало понятной, местами бессвязной, и они не узнавали его. Но сам он готовился к бою. В кабинете хранилось оружие, привезенное им из всех известных созвездий, оружие, каждый вид которого хранил в себе свое мрачное могущество. Здесь было оружие простое и варварское, магнитные клинки из созвездия Змеи, которые, поразив жертву, парализовали ее и медленно превращали в камень... Было здесь оружие массового поражения - мощные дезинтеграторы, а также клинки, украшенные чернью и золотом, которые слегка поблескивали в полумраке, иголки из гибких кристаллов и длинные прозрачные трубки, которые излучали смертоносные зеленые лучи. Из всех этих видов оружия, которыми были увешаны стены его кабинета, он выбрал самое известное и самое разрушительное, которое не щадит - короткий карманный излучатель. Он вынул его из футляра и положил в карман. Криво усмехнувшись, Ингмар Кэррол подумал, что похож сейчас на своего любимого корсара... Затем он направился на самую верхнюю террасу дворца, которая служила взлетно-посадочной полосой, и в этот час, безмолвный и торжественный, за которым следует рассвет на Сигме, ни роботы, ни живые существа не сопровождали его. Но сам он уже успокоился, снова обрел свою обычную надменность и силу воли, он нес в себе не чью-то определенную смерть, а много смертей... Лес и Морозов, даже Айрт, могли заколебаться, поискать какое-либо другое решение, постараться победить зло на других фронтах. Но на них не лежало такой ответственности, как на нем. В течение всей своей жизни, в бесконечных просторах космоса, великий адмирал вырывал зло, как сорную траву. Точно так же он готовился поступить и на этот раз, и каким бы земным принцем Валеран ни был, он должен был почувствовать на себе, что значит быть союзником Язвы... На террасе его ждал гелико - красивая птица, послушная и гибкая. Прогнозы были удовлетворительными, видимость - совершенной, и в неопределенном небе Сигмы Центр Мутаций вырисовывался гигантской свечой белого воска. Они взлетели в-тот момент, когда исчезла последняя луна, и только над садами синих и красных эвкалиптов пилот повернулся к Ингмару Кэрролу лицом с густыми бровями и широкими восточными веками, покрытым не маской, а мертвенно-бледной сыпью. И вдруг адмирал обнаружил, что смерть поднялась с ним в воздух, и едва успел удивиться, как она была похожа на Валерана... ...Красный болид покатился к зениту, разорвал его центр, и взрыв его был похож на огромный распустившийся цветок... В тот же момент в ста различных районах столицы грянули сто взрывных устройств, с ужасающим грохотом подняв на воздух контрольную башню космодрома, бедный квартал в порту, баптистскую часовню, крыло адмиральского дворца и галактическую библиотеку, содержащую миллиард книжных единиц, начиная с папирусов поэта Пентуэра, который жил в Египте во времена XVIII династии, и кончая последними микрофильмами современных трудов по логистике. И другие точно рассчитанные по времени взрывы должны были вот-вот раздаться в разных концах города, в основном - на космодроме. Вся Самарра взлетела на воздух, как взрывающаяся граната, пурпурная и кровавая. Адмирал Ингмар Кэррол не мог бы желать лучшей смерти: красной и золотой. И только клочок неба на востоке сохранял свой обычный темно-зеленый оттенок. Несомненно, восход был близок, но кто мог знать?.. Остальная часть горизонта была черной и пурпурной, и скорее всего, где-то там бушевала гроза, так как гром гремел, почти не умолкая. Да, это должна была быть именно гроза, и сады Самарры, казалось, стали какими-то воздушными и слегка фосфоресцировали. Несколько капель теплого и тихого дождя упали на плиты и, словно поцелуй, коснулись обнаженной руки Талестры. Она увидела открытые ворота и поняла, что должна войти. Да, это было здесь. Высокая стена с черными и красными фресками окружала парк, который был в то же время кладбищем. "Странно, - подумала она, - что у таких цивилизованных арктурианцев места вечного отдохновения находятся в центре города. Это негигиенично." Но присмотревшись, она поняла, что речь идет скорее о кладбище воспоминаний: здесь были длинные аллеи фиолетовых и желтых мимоз - мрачных арктурианских цветов, холмики газонов, но никаких надгробий. Только стена из порфира, где были выгравированы имена, тысячи имен. Талестра вспомнила, что легкий скелет арктурианцев растворялся с такой быстротой, что они полностью исчезали через какие-нибудь часы после своей смерти. Она подошла к стене и прочитала в мерцающем свете: Здесь радость и отдых Хольды. Жизнь + смерть = мечте. Здесь Стайора. Мы успешно преодолели притяжение плоти. Вег и Лира Здесь Ларция, ставшая Бессмертной. - Смерть, повсюду смерть! - раздраженно воскликнула Талестра. - И они наслаждаются ею, они обсасывают ее, как конфетку. У них такая планета, о которой ни один землянин не мог бы и мечтать, настоящий рай, столько лун, аметистовые океаны, цветы... И все это предназначено мраку. Чтобы пришли Ночные, и эта планета сама упала им в лапы, как спелый плод! Однако новая мысль остановила ее: "Нет, Ночные - это земная Язва. Ведь Лес говорил: "Арктурианцы нечувствительны к этой болезни". И все ее силы вернулись к ней. Она отказывалась слышать, видеть... Но чей-то зов вел ее. Она пошла по аллее и в самом ее конце увидела павильон с открытыми дверями. Пустой и слишком роскошный, для местопребывания, например, сторожа. Опаловые стены были прозрачны и идеально гладки. Ложа и кресла придавали какую-то странную гармонию этому сооружению в форме раковины с его пастельными оттенками. В стенах кое-где виднелись неглубокие ниши с фарфоровыми амфорами и разноцветными вазами. Крошечные пузырьки были выточены, как она поняла, из драгоценных и очень твердых камней. Раскаты грома не были слышны за звуконепроницаемыми стенами. Царила полная тишина. Плеск фонтанчика доносился из небольшого бассейна. И вдруг Талестре стало ужасно страшно. В тысячу раз страшнее, чем в каюте звездолета, во дворце Валерана или на горящей равнине Антигоны. Холодный страх, состоявший из тысяч тихих отчаяний, тысяч спокойно вычисленных агоний... И голос заговорил: - Садитесь. Я направила вас сюда потому, что сейчас это единственное не потревоженное место на Сигме. Только не углубляйте свое восприятие: я знаю, что вы чувствуете, это не очень приятно. И ни к чему не прикасайтесь: цветы в этом саду более ядовиты, чем аконит и белладонна, а флаконы содержат сильные яды. - ...? - Да-да, они безболезненно убивают. Это и есть "Сад воспоминаний" Ларции Кэррол, которая хотела, чтобы ее с друзьями вспоминали как "умерших добровольно и славно". - Самоубийцы? - Именно. Самоубийство очень ценится в созвездии Арктура. Это основной ущерб и самая большая слабость. О! Все происходит с самым изысканным достоинством: стараются урегулировать все свои дела, даже устраивают праздник, дают бал... Потом уединяются здесь, в Доме Радостей Смерти. Ложатся, выбирают самую нежную музыку и свой любимый запах. Все здесь, в амфорах: это вербена или водоросли, летучее благоухание молодой лесной поросли или фимиам из таинственного храма... Но я здесь не для того, чтобы излагать вам нюансы самоубийства в качестве одного из видов искусства... - Потому, что вы здесь? - В той мере, в какой мои способности мне это позволяют. Ведь я Астрид. - Я догадалась. - Тем лучше - у меня нет времени на намеки. Гелико упал на Центр, у меня повреждены соединения. А Айрт должен быть дезинтегрирован через час... - Айрт - дезинтегрирован?! - Однако, я не ожидала такого изумления. Вообще-то, мы искали вас большую часть ночи. Нужно собрать в батарею всех мутантов, чтобы помочь ему бежать... - Да вы сошли с ума! - воскликнула Талестра. - Это просто несносно! Айрт вот-вот умрет, а мы здесь спокойно пытаемся выполнить наши маленькие мутантские трюки, в которых мы до конца не уверены! - А что бы вы могли еще предложить? - спросил голос скептически. - Еще не знаю. Но надо действовать, надо двигаться! - Прекрасная мысль! Что ж, двигайтесь, возмущайтесь. Вот координаты: Айрт заключен в подземной тюрьме, стены которой непроницаемы для излучения ПСИ. И стены сверхпрочны - если только напасть с голыми руками... - Мы должны связаться с Ингмаром Кэрролом! - А, вы тоже об этом подумали? К сожалению, он мертв. Это его гелико свалился на Центр. А этот гром означает, что Ночные берут Самарру приступом. К тому же, Валеран уже взял власть в свои руки. - Ах так? - сказала Талестра. Ее голос стал вдруг холодным и жестоким. - В таком случае нельзя терять времени. Мне нужно увидеть Валерана. Она тут же стала энергичной, решительной и бдительной и настроила свои мысленные антенны. Нет, Валерана больше не было в его старой обители с сиренами. Он находился в другом месте, может быть, в адмиральском дворце. Она снова полностью овладела своими знаменитыми способностями, и теперь ей было легче найти выход из создавшегося положения. И машинально, по привычке старого бойца, она стала искать глазами какое-нибудь оружие; не важно, какое, лишь бы она могла воспользоваться им. Парадокс: Дом Смерти предлагал на выбор только тайные яды... Талестра выругалась по-своему - как космонавт. И, почувствовав недоумение Астрид, сказала: - Ба! Я знаю, что делать! Вы не понимаете? Ведь Айрт - наш брат! Тогда произошло невероятное событие, которое Морозов квалифицировал бы "странным, более, чем странным". Талестра увидела, как в двух шагах от нее из пустоты возникло и засветилось нечто вроде запутанной вертикальной электрической схемы и искусственных клеток с управляющей ими электронной кибернетической системой. Все это висело в воздухе на уровне бассейна, предназначенного для самоубийц, вскрывающих себе вены собственным ножом, прямо напротив голубого фонтанчика. А сверху, в футляре из органического прозрачного вещества, трепетала отвратительная живая масса, серая и кровоточащая... - Не бойся, - сказал очень ясный голос, который шел из этого кошмара. - Я знаю, что на меня неприятно смотреть. Но... пусть могущество великого космоса ведет тебя, сестричка. И Талестра почувствовала на лбу легкое прикосновение... 30 - Ты считаешь, что мы можем потребовать отмены карантина? - спросил Лес. И Морозов: - Это займет немало времени. - Да... - Они напали на твоего отца... - Мой отец слишком велик, чтобы снизойти до защиты! Это был крик души... - И Сигма, такая справедливая, совершенная. Как же они могли?! Морозов не стал объяснять Лесу, что один факт был следствием другого, что Сигма не была чисто арктурианской планетой, состоящей из одной только справедливости и ангельской логики. Что она была наименее арктурианской, а, значит, самой уязвимой в созвездии Волопаса. Что в действительности она была отражением Земли - то есть самим субъективизмом, несправедливостью и жизнью, тогда как все на совершенных планетах Арктура было математически правильным, призрачным и мертвым. Что поэтому Сигму переполняли силы, бунты, и отовсюду выпирали противоречия, которые были ее сущностью с большой буквы, что у нее была цель... Однако он любил Сигму, как можно любить красивое земное лицо. Сам он никогда не осмеливался прийти ей на помощь: Данте снисходил к душам, закованным в аду, только для того, чтобы их пожалеть или осудить. Но в тот момент, когда Лес Кэррол восстал, жребий был брошен. Он только спросил: - Когда ты думаешь покинуть орбиту Омикрона? - Я ее покидаю прямо сейчас. Я только что предупредил Гейнца. - В отсутствие Валерана Гейнц командовал кораблем, подобранным на Антигоне. - Но там нет экипажа. - Есть. Несколько "кузнечиков" во главе с Анг'Ри. Морозов не стал спрашивать у этого командира с бешеными глазами, склонившегося над пультом управления, что он собирается предпринять на Сигме. С командного поста второго корабля передали координаты, повторили свое задание. Двигатели были запущены. "Летающая Игла" задрожала. Внизу контрольная башня Омикрона жалобным голосом осведомилась, что случилось, и силуэты остальных кораблей закачались в иллюминаторах. - Все в порядке, - ответил Лес. - Я отчаливаю. - И куда собираетесь лететь? - спросила башня вежливо. - Во всяком случае, не на Омикрон. Кстати, вас это не касается. - Но... вы возвращаетесь не в космос? - Именно туда. - Однако есть распоряжения! - Отвечай им сам, Мор, - посоветовал Лес. - Мне действительно не до этого. И он занялся кораблем. - ...Именно так, - повторил Морозов на той же волне, понимая, что необходимо чем-то занять вышку, - распоряжения Омикрона действительны для самого Омикрона. Я не знаю, что с ними происходит в пространстве. - Однако межзвездный кодекс... - Что ж, поговорим о кодексе. В параграфе OOOXXXIII специально подчеркивается, что из естественных законов развития вытекает тот факт, что пространство, не принадлежа никому, в то же время принадлежит всем. То есть вам, землянам, арктурианцам и мне. И лучшим подтверждением является то, что оно не может быть постигнуто и осознано, а кроме того, есть еще и подпространства. Есть на Омикроне приборы, способные исследовать подпространство? Сомневаюсь! - Но вы не в подпространстве, - всхлипнула контрольная башня. - А вы в этом уверены? Чтобы точно определить местонахождение летящего корабля, нужно нечто большее, чем измерение в трех плоскостях! Но я не уверен даже в том, есть ли у вас такие приборы. Я ведь видел только ваши медицинские инструменты и должен сказать - они в таком состоянии, что даже газообразные туземцы с Офишиуса не смогли бы их использовать, а всему космосу известно, что они пользуются чем угодно и где угодно! - У нас совершенные инструменты! - возразила башня с отвращением. - Да-да. Они ломаются при первом прикосновении... - У вас такие органы и кожа. А наши инструменты предназначены для цивилизованных людей! - Внимание! - сказал Морозов угрожающим тоном. - Кодекс не признает неучтивых и расистских инсинуаций по поводу цвета или состава кожи. Которые, кроме того, касаются личного и расового достоинства мыслящих существ и которые должны разбираться Высшим исправительным трибуналом свободных звезд. Так вот, вы затронули мое достоинство, и я... В визоры было заметно большое оживление среди остальных кораблей, и со всех сторон послышались голоса других командиров. Вдохновленные бунтом "Летающей Иглы", а до этого лениво вращавшиеся на орбите Омикрона, они начали запускать свои двигатели. Настал момент, когда они начали тот же маневр... - Подождите! - крикнула башня растерянно. - В случае нарушения карантина наши ракетные установки должны быть приведены в действие! Подчинитесь законам Омикрона или вас ждет катастрофа! На втором корабле "кузнечики" запрыгали, и короткие волны разнесли во все стороны: В порядок все системы приведем! И к черту страх! На смерть и на законы наплюем, Пусть Омикрон подохнет в дураках! - Приложение 00039876, параграф XMIIXV! - процитировал Морозов усталым голосом. - _ЗАКОНЫ планеты действительны для ее поверхности, недр и стратосферы_. Однако мы уже за пределами стратосферы Омикрона! ...Пусть молодой Арктур молчит! И пусть замрут все старые кометы! А мы плюем на карантин, Над Омикроном посмеются все планеты! - Свободные граждане! - взмолилась башня. - Будьте хоть немного благоразумны! Ваш случай довольно спорный, мы должны предупредить Сигму, а тогда она встретит вас термоядерным огнем! - Бесконечное спасибо за вашу заботу. Но мы можем выбрать и другой путь... - Мы пацифисты! - продолжала башня, захлебываясь. - Мы самые добродушные существа во вселенной! Но вы вынуждаете нас... - Стреляйте! - ...Отодвиньтесь, пожалуйста! - Ах! Батюшки! - пропищал на ультракороткой волне голос "кузнечика". - Целься лучше, а то попадешь в Орион! Когда они удалились на достаточное расстояние от орбиты Омикрона, они решили познакомиться. Каждый корабль сообщил свое название и назначение. Все решили остаться с "Иглой". Оказалось, что в распоряжении Леса Кэррола был целый флот из 998 кораблей, искусственных спутников и торговцев - их было большинство. Он попросил Морозова обратиться к ним с торжественной речью. Тот в растерянности поднял руки к тому, что примерно соответствовало небу, потом порылся в исторических и литературных знаниях. - Свободные космонавты! - начал он. - Пять миллиардов веков непокорности смотрят на вас через иллюминаторы этих кораблей! [парафраз известного обращения Наполеона к армии в египетском походе: "Солдаты! Сорок веков смотрят на вас с вершин этих пирамид!"] - Ур-р-ра!!! - хором ответили с кораблей, не потрудившись проверить этот весьма странный подсчет. - Омикрон - это слаборазвитая и реакционная планета, которая не может отличить чуму от обычной свинки - а ведь мы потомки древних созвездий, чьи корабли бороздят пространство. ПРОСТРАНСТВО ПРИНАДЛЕЖИТ НАМ!!! И нечего нам слушать расистские бредни идиотов, которым не нравится наша твердая кожа. К тому же мы не можем ждать. Некоторые из нас являются беглецами, которых подвергали пыткам или приговорили к смерти, как будто в насмешку над всеми законами Волопаса, и все потому, что они не смогли вовремя пожаловаться! Однако, из искры возгорится пламя, и если между нами еще не возникла братская дружба, то мы сейчас похожи на колокол или цимбалы... Таким образом, мы должны собрать недостающую информацию и выступить на защиту нашего товарища, наших товарищей, я точно не знаю, сколько их, а ведь среди них есть даже один КЮВКСЦШИЛЛ, которых даже Омикрон почитает! Конечно, мы ничто по сравнению с регулярными силами Волопаса, но звездная справедливость ведет нас! Поэтому, если сейчас нас только 998, то при подлете к Сигме нас вполне может оказаться 998 миллионов! Все планеты заинтересованы в торжестве справедливости, иначе что же с нами будет?! Это последний бой, и у интернационала свободных звезд - метагалактическое будущее! - Ур-р-ра! Живео! ФКБКСУГИТССС!!! - Великий вождь! - передал огромный шарообразный звездолет с Секстана. - Мы последуем за тобой через любые бездны и черные солнца! - Потому что ты полон благоразумия, - прибавила тонкая серебристая стрела из созвездия Весов. - И речь твоя так литературна... - И мы... и мы! И мы! - Споем гимн! - предложил секстанец. И гимн разросся в бесконечности, разросся и затопил ее, как космический прилив. Он слился с музыкой космоса. И теперь, и всегда революции начинались под аккомпанемент какого-нибудь, по правде говоря, посредственного гимна... Морозов спустился с трибуны, вытирая блестевшее от пота лицо. - Мне кажется, что я ошибся при выборе профессии, - сказал он. А из космоса доносилось: В порядок все системы приведем! И к черту страх! Мы старый мир разрушим С дезинтегратором в руках! - Они неправильно поняли, - сказал шокированный Лес. - Не было речи о разрушении! И Морозов: - Нет. Они правильно поняли. Я подумал об этом. Талестра бегом покинула Дом Счастливой Смерти. Рассвет уже наступил, и ей казалось, что синие верхушки кипарисов и ужасные оранжевые лилии кладбища склонялись, будто хотели попрощаться с ней. Она бежала, не разбирая дороги, полностью доверившись своим мысленным антеннам, и ее встреча с Астрид могла бы показаться ей сном, если бы, обернувшись при выходе из Дома Воспоминаний, она не обратила внимание на пурпурный огненный столб, поднимавшийся на том месте, где был Центр Мутаций. Тогда она остановилась, чтобы перевести дыхание, и заметила, что облик Самарры неожиданно изменился. Она была теперь похожа на одно из тех проклятых мест, таких, как город-под-куполом на Уране, как платформы космодрома Сатурна, на Антигону, пожирающую своих пленников. Небо вдруг стало совсем черным, и казалось, что никогда и не было ни двойной звезды, ни многочисленных лун. Каналы и райские сады погрузились в такую густую и осязаемую тьму, будто это была ночная сторона планеты. И только лепестки пылающих роз-взрывов разрывали горизонт. Каждые пять или десять минут сильные толчки указывали на то, что еще какой-нибудь космодром или общественное здание взлетели на воздух: казалось, что весь город заминирован. Время от времени вспышка вырывала из темноты фасад дома или башню, которые, накренившись, как будто проваливались в бездну, как изображения на "космо-символистских" полотнах. Странные трещины неожиданно испещряли нефрит и мрамор, угол стены приподнимался, будто камни хотели убежать, потом невероятно медленно разваливался. "Похоже на постройку из кубиков, - подумала Талестра, - и весь этот мир - слишком красивая игрушка, которую теперь разрушают..." Раздался раздирающий рев сирен, который как будто застыл в воздухе. Микрофон на углу какой-то площади объявил, что астропорт горит, и огонь подбирается к резервуарам с горючим. Талестра поняла, что катастрофа приобретает планетарные масштабы. Множество аппаратов на воздушной подушке со свистом пронеслись над каналами. Ни один из них не был освещен изнутри. "Ночные, - поняла девушка. - Они уже в центре Самарры. Они давно готовились к перевороту, ультиматум и разговоры о мире были всего лишь уловкой. Но сначала они решили уничтожить единственное существо, которое им мешало: Айрта". На следующем перекрестке она увидела первый труп с черным лицом... Особый дух тотчас распространился в воздухе. Он стал в атмосфере Сигмы более легким и неуловимым, почти приятным, но в то же время смертоносным - этот запах увядших цветов, стоячих вод, запах заброшенных кладбищ. Это не был даже запах гнили, скорее, легкий запах плесени, тонкий и грустный. И цвет неба над Самаррой казался заимствованным у полотен старых мастеров - слегка зеленоватый, как будто тронутый старением... Небо грустное, нежное и жестокое. Это не было небом умирающей планеты, казалось, что гибнет целая галактика. ...И уже тяжелая поступь доносилась с соседней улицы, ужасные хриплые голоса останавливали прохожих, и Талестра благоразумно спряталась под ближайшим портиком. Там оказалась целая группа арктурианцев или земно-арктурианцев, худощавых, бледных и симпатичных, которые с достоинством ожидали своей смерти: очень красивая супружеская чета, которая занималась в основном поцелуями, высокая белокурая девушка, похожая на весталку, и группа пожилых арктурианцев, судя по разговору, из какого-то учебного центра. Приглушенные голоса шептали: - Они появились одновременно на всех перекрестках Самарры... - Они высадились? - Да... нет... Пожалуй, они всегда были там, в толпе. - И никто их не узнавал? Однако их лица... - Они выходили только по ночам. Штурмовики, знаете ли. Или люди из шахт... - Префекта убили! - И Факультеты горят! - И космодромы... - Подумайте только, - сказал старый астронавт, - там все запасы ракетного горючего, которого нам хватило бы на целый год! А если еще взорвут плотины... Так на Земле погибла Атлантида... Красные отблески пламени плясали на оцепеневших лицах. - Как жаль, - сказал один арктурианец, который оказался известным ученым, - что наши памятники и дворцы исчезнут. Эта планета, которая была музеем и сокровищем, перестанет существовать... - Как жаль! - повторила женщина с седыми волосами и благородным лицом без единой морщины - самая известная в Самарре оперная певица. - Ведь мы уже были на пути к счастливой смерти! Не правда ли, Эллеор? И она сжала руку своего спутника. - Мы тоже, - сказали молодые возлюбленные и улыбнулись друг другу. - Как грустно, что придется умирать на улице; это будет, несомненно, так безобразно! - Не огорчайтесь, - прошептала высокая весталка. - Добровольная смерть всегда прекрасна... - Как! - воскликнула Талестра, не помня себя от негодования. - Вы хотите умереть без борьбы?! Так вы все трусы?! - Борьба - самое большое зло, - отвечала молодая женщина с седыми волосами. - У нас была такая прекрасная жизнь, зачем же портить конец? - Мы умрем с улыбкой. - Наша смерть будет концом прекрасной поэмы... "Они так и сделают, - поняла Талестра, у которой холодный пот выступил на лбу. - Язва проникла в них таким образом: они слишком совершенны, чтобы бороться против нее! Но тогда все пропало, и Язва будет править вселенной!" Невыносимая картина черных солнц, окруженных мертвыми планетами, возникла у нее в сознании, но она знала, что так не было, так не могло быть, и, поняв, что это волны, распространяемые Ночными, она стала сопротивляться им. Арктурианцы могли на все махнуть рукой... но только не она. И снова тяжелые шаги, хриплые голоса разорвали ночь. Прошла, пошатываясь, группа арктурианцев. По пятам за ней шли черные силуэты и время от времени поливали ее огнем. И самое ужасное, никто не сопротивлялся, ни одна жертва не пыталась убежать. Талестра подумала, что завтра Самарра будет похожа на Гефистион, на его миражи... В тот момент, когда черный патруль проходил мимо портика, где пряталась вышеописанная группа, один из Ночных обернулся, рассмеялся и наугад разрядил свое оружие в темноту. А патруль тотчас повернул к портику, и, как всегда, началась резня. Влюбленная пара поникла, как две скошенные лилии, и исчезла в яркой вспышке. Блондинка рухнула, разрезанная пополам безжалостным лучом как раз в том месте, где у нее был живот... На лице ученого, ноги которого отлетели от туловища и целыми и невредимыми упали по другую сторону лестничного пролета, застыло неописуемое удивление: "Как? Это оно и есть? Как? Все кончено - и уже больше ничего не будет..." И они так и не смогли до конца насладиться фруктами и чьими-нибудь губами, налюбоваться предрассветным небом Сигмы, надышаться ее ароматами, тонкой амброй розовых акаций и медовых корифасов, а также опьяняющими межпланетными водорослями и приправами - бальзамом с Аккрукса, шафраном и кориандром с Гиедиса, которые поступали с космодромов... - Легко говорить о смерти, - громко сказала Талестра, - и даже встречать ее лицом к лицу, приукрашенную ритуалами, музыкой и фимиамом. Но сегодня у нее едкий запах дыма и металлический привкус крови... Вдруг она заметила, что разговаривает с мертвецами. Ночные ушли, и она поднялась со ступеньки из розового мрамора, на которой сидела как раз в тот момент... Ее последней мыслью было: только бы не упасть... Но она была жива. Единственная. Она закрыла им глаза и побежала вдоль канала. ...Как она изнемогала от всех этих своих способностей, которые переставали служить ей, как только она начинала волноваться. Сейчас ей хотелось одним прыжком перескочить пространство и время! Странная мысль пришла ей в голову: может быть, это наказание! Но ведь Айрт никак не мог избежать своего теперешнего положения. "Но я же ничего плохого ему не сделала!" - возмутилась она. Однако тихие и вкрадчивые голоса шептали: "Вы доставили Айрта Рега со связанными руками и ногами..." Не считая поднимавшихся кое-где столбов черного дыма, вокруг стало значительно светлее, как будто наступил день. Небо было похоже на раскаленное покрывало, оно казалось опрокинутым, на его фоне четко вырисовывались горящие здания и уже почерневшие остовы. Неожиданно целая стена огня преградила ей дорогу, и как-то совсем бездумно она применила свое обычное маленькое волшебство. На этот раз все получилось, и она оказалась по другую сторону огненной стены с едва опаленными ресницами. Но земля заколебалась от нового страшного толчка, и стало ясно, что взорвались хранилища горючего. Талестру перевернуло и бросило в сторону вместе с другими беглецами, среди которых были и живые и мертвые. Поднявшись с земли, она увидела совсем рядом вестибюль огромного здания, которое показалось ей знакомым. Она прошептала: - Дворец Валерана! - Драгоценная реликвия, - сказал какой-то арктурианец, лежащий у ее ног. - Целиком принадлежит императорской семье с Земли. Но уже лет сто в нем никто не живет... - Ошибка, - сказала Талестра. - Еще вчера здесь давали бал. Там был принц со своей семьей. С матерью, с сестрой, кажется... - Вы ошибаетесь, девушка, - возразил с изысканной вежливостью арктурианец, распростертый в луже собственной крови. - У принца Валерана нет сестры, а его мать умерла при родах. Мне это доподлинно известно - я был сторожем в этом дворце. Мое почтение. И прошу вас, не смотрите на меня. Это зрелище не для вас... Он не закончил фразу и испустил дух. А Талестра поняла: Валеран использовал гипносистему старого дворца. Она вызвала перед глазами Талестры те видения, которые ей хотелось увидеть. Но среди частот "Талестрис" затесалась чья-то посторонняя мысль... Посторонняя?.. Она больше ни в чем не была уверена. В пустынном полутемном холле, где смутно вырисовывались пустые простенки и белели статуи, неожиданно ожил неизвестно где находящийся микрофон, который первым делом разразился неслыханной и дикой музыкой, похожей на гимн, в которой не было ничего общего с прекрасными и гармоничными произведениями Арктура. Затем металлический голос объявил, что город полностью в руках "наших союзников с Земли". "Предпринята всеохватывающая операция против неконтролируемых элементов. Порядок будет поддерживаться, чего бы это ни стоило. Новое правительство находится в адмиральском дворце. Подписано: Валеран Еврафриканский". Теперь Талестра знала, куда ей идти. Находясь под впечатлением последних слов арктурианцев, которые умирали вокруг нее благопристойно и с достоинством, она прошептала: - Во имя Земли! - однако тут же поправилась, на этот раз вполне убежденно. - Нет, во имя Леса. Да и Айрту я не могу подложить такую свинью. И всей этой планете... И, даже не сознавая толком всю сложность своей позиции и стоящих перед ней задач, она добавила: - Потому что я Талестра! После этого она заметила, что у нее промокли ноги. Золотые, белые и огненные цвета окружающей действительности отражались в жидкой массе, которая подступила к величественной лестнице, ведущей к дворцу. Она тотчас поняла, что прорвались самаррские плотины, и уровень воды в каналах поднимается. Так как Лес говорил ей, что почти вся земля Сигмы была приподнята искусственно, она тотчас оценила опасность и возможные последствия и бегом поднялась по лестнице. Привратник сказал правду - дворец казался уже целую вечность необитаемым. В разных углах виднелись ржавые останки старинных роботов, покрытых тонким слоем пыли. На втором этаже во многих местах попадала штукатурка и отвалились лепные украшения... Теперь Талестра достаточно хорошо была знакома с гипнотическими феериями и ловушками Сигмы, чтобы понять, что это в ее собственном сознании возникли уже давно пленительные образы очаровательного праздника, коварных Красоток, всего этого земного Ренессанса на земле Самарры... Сердце у нее немного сжалось. Лифт не действовал, и она с трудом забралась на двенадцатый этаж, где увидела кабину лифта устаревшей конструкции, застрявшую между этажами. Остывшие потоки расплавленного металла на ней заставили Талестру побледнеть... Но теперь она не могла спуститься - вода залила первый этаж. Она пошла вверх. От тринадцатого этажа остался только остов. Вверху было видно небо, разрисованное оранжевыми отблесками. Однако налево уходил все тот же коридор из разбитых теперь кристаллических стен, который упирался в зал, где одной стены не было вообще... А в углу - королевское ложе... Похолодевшей от ужаса Талестре смутно показалось, что она даже различает на подушках сероватые останки... Она не стала задерживаться здесь, вернулась и поднялась на террасу - единственное место дворца, за которым, очевидно, еще следили. Здесь был геликодром: взлетно-посадочная полоса, ангар и несколько аппаратов типа Любеллюль, которыми, казалось, еще пользовались. Отсюда Талестра могла видеть всю метрополию, объятую морем пламени. Густые клубы черного дыма расстилались над огромным озером, которое образовалось на месте большого канала и собора Первых Астронавтов, Желтые круги уже поднимались по окрестным холмам. На территории космодрома поднимались высокие переливающиеся колонны: запасы пряностей и благовоний горели, словно в гигантских курительницах. И тяжелый запах, нежный и плотский, примешивался к тонкому и грустному дыханию ночи и смерти... И вдруг Талестра с безграничным ужасом увидела: как раньше Антигону, Сигму засасывало в зону гигантского черного смерча. Итак, притяжение это перемещалось из Бездны Лебедя, оно проникало в великое созвездие... С помощью "маленьких чудес" девушка вывела из ангара гелико, стремительно взлетела и быстро облетела обреченный город. Она увидела "операции по очистке", жестикулирующие массы, которые в панике покидали затопленные подземелья, изуродованные трупы, которые падали с башен, женщин, прижимающих к себе детей... Но все было еще хуже, чем на Антигоне или на Земле, - эти сигмийцы не боролись, они даже не кричали! Талестра возмутилась: ведь как раз в это время и следовало подумать о "достойной смерти"!.. А на площадях вода уже растворяла легкие кости арктурианцев... И она послала вызов, который, казалось ей, был похож на грохот Щита с Антигоны, вызов, который должен был пересечь любые бездны и световые века: "Твой народ, Лес! Твоя планета, Лес! Они гибнут... На помощь, на помощь!" Позволив себе эту слабость, она вновь стала Талестрой. Другие могли прийти или не прийти. Она же будет делать то, что нужно. Прямо под ней находился адмиральский дворец - величественное здание из черного мрамора и аквамарина, одно крыло которого тоже горело. Лес довольно подробно описывал дворец, поэтому ей не составило труда сориентироваться. Мраморная эспланада, колонны с золотыми фризами, херувимы из розового мрамора при входе - ей казалось, что она узнает все это. Ее гелико спикировал пряна террасу дворца. Охранники у стены окликнули ее, но стрелять не стали, пораженные, очевидно, ее наглостью. Прибежал офицер в земной форме с дезинтегратором наперевес, но тотчас остановился как вкопанный, при виде этого прекрасного и сурового лица и глаз, похожих на живые хризопразы, на водоросли, на змей... - Я должна увидеть принца Валерана, - сказала она. - Он здесь? - Но... - Никаких "но". Отдайте мне ваш дезинтегратор и следуйте за мной. Она его просто-напросто загипнотизировала. 31 Пластик окна разлетелся вдребезги от сильного удара снаружи, и сердце Виллис перестало биться. Предыдущее усилие, которое должно было способствовать прохождению пространства-времени и притяжению к ней человека, было таким яростным, что она в изнеможении опустилась прямо на пол в зале, где ирисы и мозаика приняли свой прежний вид после ухода Астрид. Снаружи яростно бушевал пожар. Пробковые деревья и столетние эвкалипты пылали, потрескивая, как солома. Ей казалось, что она здесь уже века, думает и стремится только к одной цели. И незримая огненная и кровавая нить связывала ее с той самой площадкой в тюремном дворе, с тремя столбами, с тенями казненных на земле... Когда она смогла, наконец, подняться, Айрт бросился к ней и страстно прижал ее к груди. Он был здесь, целый и невредимый. Ничего больше не существовало для нее, в самом деле, ничего. - Вот видишь, - сказала она, слегка отстраняя его, чтобы лучше видеть, - ты здесь... Он осматривался с таким видом, будто только что родился, как будто видел мир новыми глазами - видел все, что в нем было прекрасного и ужасного - ночь, омытую пожарами, ирисы в водоеме и бледную до синевы Виллис на фоне пурпурных и серебряных отблесков. Он сказал: - И ты жива! О космос! В первый раз я чувствую, что ты живая, и что между нами ничего нет, ни "Летающей Земли", ни Антигоны, ни смерти. Твои волосы пахнут медом, розами. Всем тем, о чем я только мечтал... - И ты жив, - сказала она. - Это ты. Видишь ли, в то время, когда я звала, я ни в чем не была уверена. Ты мог быть лучом или архангелом. И это было бы вполне достаточно для Сигмы. Но для меня - нет! У тебя такие странные ресницы, они загибаются чуть ли не к вискам, а в глазах загораются такие зеленые искорки, когда тебе кажется, что ты что-то понял и за тобой никто не следит... - У меня зеленые искорки? - Следует заметить, - сказала она многозначительно, - что это я их там зажгла... Но ты ранен, у тебя кровь на руке. - А, это? - отвечал он рассеянно. - Да, я сорвал магнитные оковы в тот момент, когда... - Замолчи, я видела. Она видела три столба... - Знаешь, Виллис, после всего, что мы пережили, ничто больше не имеет значения: ни гордость, ни упрямство... Наступило продолжительное молчание. В аллее гигантская мимоза рухнула на крышу лаборатории нейрохирургии, которая тотчас взорвалась... И голубой ирис осыпался в водоеме. ...Приведем в порядок все системы! И к черту страх!.. Странная и шумная эскадра Леса Кэррола только что легла на орбиту Сигмы. Отсюда, с высоты, картина была впечатляющей: казалось, что планета, разрисованная в оранжево-красную полоску, катилась в необъятную бездну тьмы... - Как шарик в рожок, - сказал один из "кузнечиков". А Морозов дополнил после короткой паузы: - Кажется, мы прибыли с некоторым опозданием... Снизу на коротких волнах доносились стоны и призывы на помощь: "СОС! Мы гибнем!" "Сигма завоевана!" "Плотины прорваны! Континенты пришли в движение!" "Самарра горит! Совет Пяти перерезан!" "Тревога! Свободные планеты! С О С!" "Они отбирают наших детей и куда-то их уводят! Они не щадят ни женщин, ни стариков. Толпы, скопившиеся на космодромах, уничтожаются огнеметами. Они говорят о чуме, но на Сигме нет никакой чумы..." "Всем! Всем! Всем! Говорит адмиральский дворец! Мы заявляем: законное правительство Сигмы обращается к здравому смыслу и к благоразумию свободных планет. Сигма выбрала свой путь развития и свою эмблему: МРАК. Эпидемия, которая началась в результате катаклизмов, будет ликвидирована, все необходимые меры уже приняты. Неконтролируемые элементы, распускающие панические слухи, будут наказаны должным образом. Всякое сопротивление будет беспощадно подавлено. Подписано: Валеран Еврафриканский". - Последний земной принц, - сказал Морозов удрученно. И Лес возразил сурово: - Иуда был апостолом. - Все-таки, садимся? - Садимся. Слегка касаясь рыжеватых, казавшихся живыми прядей на лбу Айрта, Виллис спросила: - Как тебе это удалось? Ты погрузился в подпространство? - Чтобы попасть сюда - да. Начиная с Ущелья Смерти, пространство непроходимо. Вода затопила долину, а ветер относит пламя вверх. Это невыносимо - деревья пылают, как свечи. Резервуары космодрома взрываются один за другим, и вода в каналах тоже как будто горит... - А до этого?.. - Ты же должна знать... - Может быть. - Все было проще, определеннее. Я уже подозревал, что во мне есть некоторые странные и скрытые возможности, но ты же знаешь, я ничего не смыслю в этих теориях, в парапсихологии и в остальном. Все произошло в тот момент, когда я уже был привязан к столбу, когда ты сказала: "Этот мир не существует". И я понял: я могу... - Стереть минуту, в которую ты умирал? - Да, стереть целую частоту времени. Это было очень даже легко, потому что речь шла о ближайшем будущем. - Как тебе это удалось? - Ты слишком много хочешь знать! Я просто сказал себе: "Все это не существует", и оно перестало существовать. Минуты, нет, секунды как будто склеились. Я не знаю, как все произошло. Ты мне помогала, правда? - Нет, - она развела руками с таким видом, словно просила прощения. - Это выше моих сил... - Так я такой же мутант, как вы все? - Ты сильнее, чем мы все. Но это ужасное могущество, Айрт. Ведь Ночные так тебя боятся... Он попытался снова привлечь ее к себе. Но на этот раз Виллис уклонилась. Она о чем-то размышляла с полузакрытыми глазами. - Но, - сказала она, - что же происходит после этого склеенного, стертого времени? - Я ничего об этом не знаю. Будущее возникает, как ни в чем не бывало, за исключением исчезнувшей частоты, на которую оно не обращает внимания. Ты видишь, я жив. Я думаю, с Джелтом тоже все в порядке. Как только он освободился от тела гориллы, он, скорее всего, соединился со своими. - Имеет ли данная ситуация обратную силу? - Понятия не имею. Может быть, в том, что касается недавнего прошлого. Понимаешь, я еще только начинаю разбираться в этом море понятий, до сих пор они были мне чужды. Так вот... время можно сравнить с рекой, которая несет в себе множество различных действий и эффектов, как будто это ил. Для очень отдаленного прошлого осадочный процесс уже закончился. Тогда надо абсолютно разрушить, а потом построить новый мир. Но все это легче, когда действия не закончились, когда они продолжаются. Однако, хватит! Вот после таких мыслей люди и седеют! Дай мне немного постоять вот так, прижавшись лбом к твоему плечу. Ты даже не представляешь себе, как это здорово - ни о чем не думать... "Подумать только! - сказала себе Виллис. - Он разрушает и создает миры, а его самое большое желание - ни о чем не думать. Но может быть, это как раз правильно, что самое большое могущество дано тому из нас, у кого самое бедное воображение: это ограничивает возможность катаклизмов..." - Виллис, - обратился к ней как будто далекий, как будто сонный голос, еле слышный среди треска горящих деревьев и ужасных взрывов, сотрясавших космодромы, - там, в Ущелье Смерти, ты сказала, что любишь меня. Повтори это. - Космос! У нас еще будет время на это! - воскликнула она, одновременно смеясь и плача. - Нет. У меня никогда не было времени подумать, а также серьезно поговорить или объяснить мою мысль. Мне посылали волны, мне говорили: скажи это, сделай то. А сегодня я говорю и думаю сам. Если бы ты знала, как это трудно! Неужели ты думаешь, что я смогу повторить в другой раз то, что говорю тебе сейчас?! Может быть, я чудовище, Виллис. Ты мне ответишь: все мы в какой-то мере чудовища. Но у меня, видишь ли, все эти умения проходить в подпространстве, поворачивать время, воображать новые миры - вы называете это "создавать", - заменяют, несомненно, более нормальные качества. Все это сделало меня глухим, неуверенным, оторванным от общества. Пойми меня: я люблю Землю, потому что я землянин, я боролся, потому что это было необходимо. А сегодня я борюсь за себя самого и борюсь за свою любовь. И люблю я тебя. Ты единственное существо, которое я никогда не разделю ни с какой вселенной. И ты так много даешь мне! Нежность, радость жизни и счастье... гордость, что я мужчина, и вдохновение, необходимое в борьбе. И надежду... С тобой у меня нет необходимости играть роль освободителя или героя. Даже мутанта. Только себя самого. Я никогда таким не был с тех пор, как покинул астероид, я хочу сказать, не был _таким настоящим_. Ты ведь понимаешь меня, Виллис, правда? - Думаю, что да. Мне кажется, что мутантам необходимо быть просто человечней. - Вот видишь. Что ж, ты не хочешь сказать, что любишь меня? Есть что-то такое, что нас разделяет? Так скажи! - Ты уже сам сказал... - Но надо отбросить сейчас гордость или бессмысленное постоянство. Ни прошлое, ни будущее не могут иметь значения. Только мы двое. Только... Она тоже чувствовала себя разбитой, как в конце долгой и упорной битвы. В самом деле, в течение долгих месяцев, прошедших со времени их разговора на Антигоне, она стремилась подавить в себе чувства, погружаясь время от времени в смутные и тяжелые грезы, где она прижимала к себе это длинное тело, эту юную голову, так легко забывшуюся у нее на плече. Создатель миров - этот безответственный ребенок! Она с трудом могла в это поверить. И она склонилась, она была готова броситься в бездну... - Космос! - повторила она. - Но почему же они тебя боятся?.. - Об этом, - отвечал Айрт, прикрыв ресницами свои глаза, взгляд которых невозможно было вынести, - надо спросить у Ночных. И потом, какое нам дело, Виллис? Я ведь так люблю тебя. И только взрыв прямо здесь, в Центре, мог заставить их оторваться друг от друга... Талестра прошла через анфиладу залов, мрачных и торжественных, тех самых, по которым часы или века назад бродил адмирал Кэррол. Невообразимый беспорядок царил в невредимой части дворца. Розы осыпались в вазах из аметиста и хрусталя. А на коврах, испещренных коричневыми пятнами, в разных местах как будто спали, как дети, молодые звездные гвардейцы. У некоторых виднелись на голове небольшие треугольные отверстия... Здесь Ночные избегали применять огнеметы... Офицер, которого Талестра продолжала держать под прицелом его собственного дезинтегратора, с особой покорностью провел ее через все посты. Скорее всего, он понимал, что сопротивление бесполезно... Они подошли к двери, и молодой человек постучал в нее. На какую-то секунду Талестра заколебалась, похолодев от перевозбуждения. Она представила себе, что за этими тяжелыми створками заседает секретный конклав чудовищ, какая-нибудь уменьшенная копия Антигоны или вообще нечто невероятное... Она даже попятилась. Но откуда-то издалека, через сожженные или замерзшие миры и сумасшедшие созвездия перед ней возникло лицо ее отца, залитое кровью, лицо уже расплывчатое, уничтоженное в каком-то безымянном рву, но все-таки живое. И ей показалось, что оно одобрительно кивнуло ей... - Войдите, - произнес знакомый голос. Талестра обернулась к сопровождавшему офицеру: - Я войду одна, - сказала она. - Дело касается только его и меня. Она вошла и закрыла за собой дверь. - Бросьте дезинтегратор, - сказал Валеран совсем спокойно. - У меня тоже есть такой, а стреляю я лучше вас. Он был один и стоял у стола, заваленного кучей микрофильмов. Но, за исключением этой детали, зал был сейчас единственным на Сигме спокойным местом. Стены были звуконепроницаемы, и здесь царила глубокая тишина. Старинная люстра освещала великолепие кабинета, и лучи ее отражались в мозаичных экранах. И изображение Ларции как будто слегка улыбалось из глубины прошедших десятилетий, безвозвратно ушедших, позабытых... Снова вокруг была изысканная старинная обстановка, которую Валеран любил при всяком удобном случае воссоздать, в которой он полностью растворялся духовно: драгоценные деревянные панели, ковры в приглушенных тонах, белые статуэтки - как будто все это появлялось из незабвенного земного прошлого... Букет запахов здесь был даже более нежным, чем в Доме Смерти. - Но если вы так любите Землю, - воскликнула Талестра, - почему же вы вступаете в союз с ее врагами?!.. Валеран улыбнулся, и его мрачное лицо приняло задушевное, совсем земное выражение, появившееся как будто из других времен. - Ночные - это тоже Земля, - сказал он. - Единственная, которую я узнал как следует. Но не будем заниматься метафизикой, Талестрис. Предположим... что я задумал завоевать Сигму, чтобы овладеть вами. - Но это абсурдно! - Нет, если вы поймете, что я вас люблю. А я действительно люблю вас, вот ведь проклятие, а? Из всех земных красавиц я выбрал, о! совсем не желая того, вот этот выпуклый упрямый лоб, этот яростный и нежный рот, самый ясный ум, самое изменчивое сердце... Вы не можете себе представить, как я вас люблю, и у меня нет слов, чтобы выразить это. И напрасно я буду анализировать - становится ясно только одно: с первого взгляда там, в джунглях Антигоны, я почувствовал, что вы для меня - все: жизнь, смерть! А вы всегда смотрели на меня, как на не стоящего особого внимания спутника, статиста драмы, в которой вы играли главную роль. Я так люблю вас, что даже никогда не осмеливался дотронутся до вашего Леса, хотя могу похвалиться, что весьма коварно отстранил его от участия в битве, которая в данный момент разыгрывается на Сигме. Но когда рядом со мной кого-нибудь убивают, когда приговаривают и казнят преступника, я убеждаю себя, что это Лес, и успокаиваюсь. Я люблю вас, наконец... как бы это сказать? Я мог бы взять вас силой или теленизировать. Вы сами видели, что возможно с гипноустановками. Они производят настолько сильный эффект, что в конце концов перестают подчиняться даже мне... Я мог бы держать вас в объятиях, наслаждаться вашими поцелуями и слезами. Думаете, я не мечтал об этом? Каждую ночь, начиная с Антигоны! Но разве украденная любовь достойна вас или меня?! Говорил он очень просто и спокойно, и Талестра медленно отходила к дверям, опустив дезинтегратор, пока не уперлась в них. Она побледнела. "Так это возможно, - думала она. - Кто-то может меня так любить? Эта великая любовь, эта всеохватывающая сверхъестественная страсть, о которой я мечтала, которую я считала единственно достойной меня, возможно ли, что она все время была рядом со мной, а я не узнавала ее? Да, он чудовище, он предал наше дело, он сдал Сигму, и он, несомненно, убил Айрта... но нет ли и моей частичной вины во всем этом? Я всегда жила, как будто играла. Если б можно было все вернуть..." Но и она не могла найти слов. - Если вы действительно любили меня... - только и произнесла она. - Я должен был продолжать мечтать и страдать. А также наблюдать, как вы порхаете направо и налево с непоследовательностью бабочки. Но мы живем не в глухие времена Средневековья, хотя вас и зовут Талестра - имя, которое вам так подходит. Я не мог видеть вас в объятиях Айрта... - Но вы же знали, что я его не люблю! - Ничего я не знаю, я не мутант. О! Я как будто тычусь лицом в эту стену... ваших возможностей! Я чуть не сошел с ума с тех пор, как присоединился к вашей группе! Он стукнул кулаком по столу и тотчас извинился с прежней, воспитанной годами учтивостью. Должно быть, от удара открылась старая рана, и Талестра, оцепенев, смотрела на капли крови, появившиеся на тыльной стороне его ладони. - Послушайте, Валеран, - сказала она, - хотя бы раз будем просто человечны. Забудем страдания, которые я причинила вам, зло, которое вы причинили другим. Мы накануне битвы. Мы отважно сражались, и вот мы оба побеждены. Постараемся же, постараемся хотя бы поправить то, что еще возможно... - Как вы думаете, где вы находитесь? - спросил он неожиданно резко. Теперь он стоял к ней боком, смотря в окно, и она видела его профиль раненого бойца, гладиатора на арене. - В каком детском мире, в какой сказочной стране вы живете? Ничто не может быть исправлено, у каждого действия есть свои последствия. Эта планета и это созвездие захвачены. К тому же, все было очень легко и соблазнительно. Вселенная состоит из двух неравнозначных сущностей. И Ночные - вторая и вполне реальная, что бы там ни думали. А главное - мрачный бич, который перемещается. Ему нужна неизмеримо малая доля секунды, чтобы достигнуть вновь открытой зоны, которая предрасположена к нему, нового места распространения гуманоидов, куда он может внедриться. И ничто потом не может помешать его расцвету, заражению других миров... В этой звездной системе, где арктурианцы были слишком совершенны для того, чтобы заразиться, а земляне - слишком осторожны, именно я стал ключом к распространению и первой его зоной. Сейчас процесс развивается, и ничто не может его остановить... - В самом деле ничто?.. - Было существо, которое могло помешать нашему распространению. Но мы его уничтожили. - Айрт? - Да, Айрт. И вы нам в этом помогли, Талестра, спасибо. Вы уничтожили его веру в себя. Айрт был из тех людей, которые себя обычно недооценивают. Он дезинтегрирован в Ущелье. Другое препятствие - Ингмар Кэррол - тоже было устранено. Вы скажете, что есть еще Лес, который во главе несуразной эскадры продвигается к Сигме. Но Лес единственный из вашей группы не является мутантом, а без вас он ничего не сможет. - Он всегда сможет разбить вас, - сказала Талестра, облизнув губы. - И победить. Это прекрасный боец, он бьется с открытым забралом. Ее страстный голос затих. Валеран шел к ней, он был уже совсем рядом. Он следил за этим взрывом, ожесточившим подвижное лицо девушки, и теперь он сдерживал себя, а усилие, которое он делал, чтобы снова перейти в область чувств, роковых и ужасных страстей, где извиваются проклятые Данте, было патетическим и не совсем естественным. - Лес, - сказал он, - всегда был фаворитом, все они такие, эти ангелы Содома! Ему не пришлось унижаться и бороться. А я... Мне должно было принадлежать все на Земле, Талестра! А я все потерял. На планетах Арктура я был всего лишь жалким эмигрантом среди многих. Вы осуждаете меня за мое сегодняшнее предательство. Но ни у одного землянина не была так раздавлена гордость и разрушено будущее, как у меня, Талестра... Еще ребенком, гуляя в садах Самарры, я, как и все, мечтал о звездочке, которая поблескивала среди ветвей цветущей вишни. Это было Солнце, наше земное Солнце. Чтобы лучше видеть, я ложился на спину, и камни впивались мне в плечи, а я погибал от любви. Я пошел служить в эскадры Двойной Звезды и, потому что я был землянином и принцем этой планеты, меня превратили в один из многочисленных винтиков этого великого коммерческого и космического механизма, к тому же самым презренным: шпионом, посланным на Землю, а потом забытым... Я мечтал о вас, Талестра, а мне предложили мертвую - Астрид... А она подумала: "Я мечтала о Лесе. А получила Айрта. И он мертв." - ...А теперь я в конце моего пути и моих измен. Я знаю, что Ночные и меня уничтожат, когда я не буду нужен. Но... Их тела, двигавшиеся с согласованностью воздушного потока и тучи, были так близки, что она ощущала на своем лбу его дыхание и даже его губы. В конце этой моральной схватки оба они были на пределе. Оба выронили свое оружие, ужасное и никчемное. Валеран обнял ее, и его губы лихорадочно и отчаянно искали губы девушки. - Эскадры Омикрона наткнутся на нашу спираль, - говорил он. - Они будут... Они уже затянуты. Лес умирает. И ты моя. Земля! Именно в этот момент она его и ударила. Прямо в сердце. Тем самым кинжалом, который ей дала его мать, умершая тридцать лет назад. Клинок вошел легко и глубоко. Как в песок. 32 - Но ведь это горит башня! - вскочив, воскликнула Виллис. - А там была Астрид... Надо бы... Астрид, которая знала все, которая знала ответы на все вопросы... Через минуту они уже бежали через сады Факультета. Катастрофа принимала поистине вселенские масштабы, голубые кипарисы таяли, как свечи, стены рушились, осколки сложнейшей аппаратуры разлетались в разные стороны. Показалась Башня Мутаций, лишенная своих верхних этажей. - Взрыв произошел в операционном зале, - сказал Айрт. - Боюсь, там никто не выжил... - Ну и что? - ответила Виллис. - Мы должны удостовериться, правда? Это была та самая Виллис, которая сказала: "двигатели выдержат". А в разговоре с Лесом: "Нет ни жизни, ни смерти, есть вечное движение". Айрт улыбнулся ей в ответ, и они начали невероятный подъем среди огня и развалин. Лестница рухнула уже на втором этаже, но Рег не зря был тренированным атлетом. Он взобрался на стоящее рядом пробковое дерево и по веткам перебрался на широкий подоконник. Оттуда он сбросил Виллис длинную пурпурную штору. Они бегом пересекли анфиладу помещений, покинутых арктурианскими и земными учеными, как только раздались первые взрывы, и пластиковая обивка, воспламенившись, превратила их в преддверие ада. Однако не все убежали, в зале заседаний они неожиданно оказались лицом к лицу с десятком белых арктурианских теней, неподвижно застывших в креслах. Лица их были покрыты перламутровой пленкой, а глаза - широко раскрыты. Айрт уже хотел было заговорить с ними, как вдруг заметил, что огонь уже лижет эти неподвижные статуи. Мертвые... Все они были мертвы! Величайшие арктурианские умы не захотели пережить крушение всех своих трудов, всех своих надежд. На полу валялись осколки разбитых флаконов, судя по этикеткам, из-под особого яда... Арцес, склоненный над трибуной, должно быть, умер последним. Виллис коснулась его руки - она была еще теплой... А потом?.. Потом они поднялись по сохранившейся лестнице, прошли через залы, в которых разрегулированные гипноустановки испускали целые потоки объемных изображений и разнообразные запахи. Сигма погибала, как и жила - в красоте. На шестом этаже их встретила резкая, торжественная и ужасная мелодия, а вместо огненных стен и рушащихся потолков они увидели бесконечность, заполненную звездами, словно они находились в рубке корабля... Карлики и гиганты, рубиновые, смарагдовые и сапфировые, взрывающиеся жемчужной пеной, а потом согласованный полет кораблей, направляющихся к маленькой зеленой и голубой планете... Так установки реагировали на появление Айрта. Он не был готов к этому, но тотчас устремился вперед с намерением взять на себя командование... Героическая симфония достигла апогея, заполняя стрельчатые своды, оплакивая этот мир, потом все исчезло: загорелся верхний этаж. Айрт очутился в пустом коридоре, его трясло. Он глазами нашел Виллис и пробормотал: - Я не знал, что так бывает на Сигме... - Я тоже... Открыв дверь в зал отдыха, чудесным образом оставшиеся невредимыми, они сначала отшатнулись, пораженные. Она была здесь. Ужасное чудо техники! На ступеньках, ведущих на эстраду, стояла прекрасная фигура Астрид, как библейская статуя, в своем движении превращенная в камень. Должно быть, от взрыва у нее разошлись электрические соединения, и принцесса застыла, повернувшись в три четверти к двери, как будто в тот момент, когда смерть настигла ее, она ожидала, что кто-то должен войти. Ничто не успело повредить ее красоте: на чеканном лице сияли пустые, широко открытые глаза, а совершенная линия губ застыла в легкой улыбке... Камышовая циновка, покрывающая весь пол, дотлевала у ее ног, распространяя нежный и грустный запах. Айрт немедленно сорвал ближайшую штору, смочил ее в водоеме и потушил огонь. Затем он дотронулся до запястья, в котором не различил, однако, никакого биения жизни - синтетическая кожа была гладкой и холодной. - Короткое замыкание, - сказал он. - Нет, это не взрыв: кто-то направил на нее мощное поле отрицательного заряда... Уже несколько часов назад! - Так она мертва?! - Вообще-то, андроид не может умереть. Если он выключен, его нужно просто включить. Но я опасаюсь за ее мозг, то есть за настоящую Астрид. Лишенный биотоков, смог ли он вынести такое потрясение? - Но она была такой сильной! - Да... Но, Виллис, ее тело мертво уже более пяти лет! Мозг жил отдельно, в состоянии искусственного оживления. - Это был самый ясный и самый-чувствительный на свете ум, - сказала Виллис. - А еще - самый мощный. Она знала все в этом разрушающемся мире, который так долго был самой красотой, а также то, что мы отчаянно хотим спасти его! К тому же она тебя любила. Если в Астрид есть хоть искра жизни, она поможет нам. Постарайся запустить ее, Айрт. Это просто необходимо. В конце концов это ему удалось. Зрелище было ужасным. Радужные, пурпурные и серебристые отблески пробежали по телу совершенной статуи, а когда они посмотрели в мертвые глаза, им показалось, что происходит нечто невиданное, как в жуткой сказке. Какой-то яркий и более трагичный, чем в человеческом взгляде, свет озарил неподвижные зрачки. Неожиданно запястье, которое держала Виллис, стало гибким, скулы порозовели, рот приоткрылся... - Астрид! Принцесса! - крикнула Виллис, судорожно сжимая руку андроида. - Вы нас слышите?! Вы видите? Сигма завоевана Ночными, Самарра горит, но Айрт здесь. Что нам делать?! Молчание. Тишина, прерываемая только завыванием пламени снаружи... Какая-то особая тишина... Чувственные губы оставались по-прежнему неподвижными, широко открытые глаза блестели пустым светом, как окна дома, покинутого своим хозяином, куда кто угодно мог войти, который _кто угодно мог захватить_... И вдруг Айрт и Виллис приняли волну, которая передавала знакомым ясным и бесстрастным голосом: "Они перемещаются во времени. Уничтожьте эту частоту". Сильнейший толчок снова потряс здание. Колени андроида подогнулись. Он пошатнулся и рухнул. На этот раз принцесса Еврафриканская была мертва. ...Они сели на космодромах, которые горели вокруг Самарры, 998 линейных кораблей, искусственных спутников и торговцев. Корабль Леса первым коснулся полосы главного астропорта, большинство "кузнечиков" высадились и захватили контрольную башню. К их невероятному удивлению, никто по ним не стрелял. И только кое-где возникли небольшие очаги сопротивления. Люди, казалось, потеряли голову и даже не знали, почему они сопротивляются... В основном, это были земляне. Затем они стали сдаваться, и куртки из черной кожи, всегда служившие формой Ночным, усеяли космодромы. Когда Анг'Ри с дезинтегратором наперевес ворвался в Центральный пост астродрома, командир поста признался, что ничего не понимает: сначала подчиненные разоружили его, заперли в каком-то служебном помещении, потом они так же неожиданно и не говоря ни слова, выпустили его, и отправились заниматься своими повседневными делами. - Как будто из них что-то выскочило, - сказал он задумчиво. - Как будто вышел какой-то черный дым... И они абсолютно ничего не помнят. Могу вас в этом уверить. Первым моим движением было разбить им рожи: но они были очень удивлены... - Это была шутка, - решил Анг'Ри. - Да и была ли?.. Однако эта сумасшедшая ночь не могла быть кошмарным сном: нашествие тщательно готовили, слишком много людей погибло до и после! Слишком много изувеченных и обожженных трупов лежало у подножий столичных памятников, слишком много дворцов догорало с пустыми окнами, вытаращенными, как глаза слепца, на каналы, по которым текло горючее... На некоторых перекрестках еще стреляли одержимые... И резервуары были взорваны, и прорваны плотины. Но вдруг вода отступила. Это было необъяснимо. Когда освободители вошли в Самарру, Сигма была похожа на тяжело больного, который приходит в себя после жесточайшего приступа лихорадки, рассматривает свое тело, потому что все у него болит, и с ужасом обозревает следы своей борьбы и своего ночного бреда. Поставив часовых на космодромах и доверив переходное правление Морозову, Гейнцу и нескольким "кузнечикам", Лес обратился по космовидению и радио с заявлением к населению Созвездия, без различия вида или места проживания. Он сказал, что ужасным событиям положен конец, что надо по возможности простить и забыть все содеянное в течение этих безумных дней, что Ночные отброшены. Он не сказал, каким образом, он сам ничего об этом не знал... Однако выйдя после передачи на внешнюю площадку контрольной башни, он подставил свое лицо легкому бризу, долетавшему с сигмийских океанов, которые, как и прежде, искрились звездочками аметистов, а также всем знакомым сигмийским запахам, среди которых больше не чувствовалось металлического привкуса крови, а также дыма и копоти, все еще покрывавших землю. Такое быстрое очищение граничило с чудом, и Лес начал догадываться о его природе. Он хотел найти Айрта Рега. Однако, прежде всего ему пришлось со своей странной армией, которая так и не успела вступить в бой, пройти вдоль главного проспекта Самарры в качестве триумфаторов, и оставшиеся в живых жители бросали им цветы. Все сады веселого отдыха были ободраны, и даже дома Счастливой Смерти были опустошены. Потому что те из арктурианцев и землян, которые принимали участие в защите города, вдруг обрели вкус к жизни, к чистому небу и воздуху, к песням и простым радостям... И в такой вот обновленной и вечной атмосфере всеобщей гармонии астронавты великого похода возвращались на Сигму. Лес знал, что в это утро не все было так уж прекрасно, что не все радовались одинаково: слишком много людей навсегда исчезло в эти дни и ночи, которые позже будут фигурировать в звездных хрониках под многозначительным названием "Дни, которые потрясли Метагалактику". И он почувствовал это лучше всего, когда увидел труп своего отца, который всегда был против его экспедиции. Теперь он знал: отец слишком его любил... И Лес был рад, что отец умер спокойно, из-за своих ран: что его не пытали и не вешали, что у него было спокойное помолодевшее лицо, как будто умирая, он видел счастливую картину: адмирал Ингмар Кэррол закрывает глаза в освобожденной Сигме. Обследуя адмиральский дворец, он наткнулся на другого мертвеца, распростертого в единственном месте, где Мрак еще казался реальным и конкретным - на труп Валерана. Он был поражен старинным кинжалом прямо в сердце. Рядом с ним он нашел Талестру, обезумевшую от ужаса и все еще одетую в цвета слоновой кости платье Примаверы с картины Боттичелли и в диадеме из изумрудов. Весь ее наряд был запачкан кровью, и Лес не был уверен, не пролежала ли она всю ночь рядом с этим мертвецом, которого сама убила, и которого, может быть, пыталась оживить... Но Талестра молода - она забудет. Две последние луны, зеленая и сиреневая, потемнели на горизонте, и Айрт, _уничтожив частоту времени, когда Ночные высадились на Сигме_, снова очутился у автоматически запирающейся двери своей камеры, в шахте. Только что мимо прошли ночные стражники, и еще были слышны их отрывистые голоса, когда они говорили о падении адмиральского гелико... Обессиленный Айрт опустился на свою койку. Ему казалось, что _ничего не произошло_, что и визит адмирала, и его прыжок в подпространство у столба, и завоевание Сигмы Ночными, и его последняя встреча с Виллис - да, даже эта встреча, его последнее и единственно счастливое впечатление - были частью мечты или кошмарного сна. Мечта... Приближение зари. Шаги. Скрежет металла... И вдруг в камеру ворвался Джелт - самый маленький и слабый из "кузнечиков". Он выбрался из тела гориллы и теперь плясал от радости! - За мной, командир! - крикнул он. - Сигма свободна! Это вы ее освободили! Морозов пытается объяснить все, что произошло: вы уничтожили частоту перемещения и, может быть, саму Язву. Во всяком случае, эти самые сумерки, которые перемещались во времени, эту мрачную и все сжигающую субстанцию, которая внедрялась в Метагалактику и из которой возникали пресловутые завихрения, которые пожирали целые миры и питались нашими страданиями... Вы их стерли, и звездная болезнь больше не существует. По крайней мере, на Сигме! Пошли! "...Нет, - сказал себе Айрт, - все это слишком прекрасно, малыш бредит. Или я вижу сон и сейчас проснусь..." - Пошли же! - настаивал Джелт. - Лес и Морозов идут сюда с целой толпой. Все немного сошли с ума. Это Виллис послала меня к вам: она не знает, что с вами, и беспокоится... - Почему она не пришла сама? - спросил Айрт, начиная приходить в себя. - Потому что она думает, что здесь может быть Талестра... - Но... - Вы забываете, командир, что вы стерли почти весь этот день... Да, он стер все эти счастливые часы. Тот момент, когда он врезался в окно. И когда она сказала: "Ты здесь. Ты жив. Ты пришел". И когда он обнял ее среди ирисов и пламени. Ее волосы пахли розами и медом. Она тогда сказала: "Ты мог бы быть лучом или архангелом. Этого было бы достаточно для Сигмы. Но не для меня..." А потом: "Ты ранен, у тебя рука в крови". И еще, позднее, когда он убеждал ее: "Надо отбросить гордость или бессмысленное постоянство", а она ответила, как эхо: "Надо..." Но все это могло, все это _должно было_ вернуться. Ведь отныне он знал, что Виллис любит его! Ручонка Джелта вцепилась в его ладонь. - Пошли, командир. Вы немного не в себе, да? Здесь еще темно. Но там, наверху, небо безоблачно, рассвет прекрасен. Мы последуем за вами куда угодно. Мы освободим Землю. Теперь, когда мы знаем наши возможности... Каковы же были возможности Айрта?! Он ничего об этом не знал. Но, когда они вылезли из шахты и очутились среди восторженной толпы, вся Сигма со своим розовеющим небом и еще дымящимися стрелами своих дворцов будто превратилась в гигантский космодром, с которого были готовы стартовать тысячи звездолетов, чтобы принять участие в самом справедливом походе - в походе за освобождение! Таким стал мир, таким он воссоздал его. С чистым небом. С этим рассветом.