собственной слабости. Трое его друзей приблизились к нему, безвольно опустив усталые руки. - Я знаю, здесь где-то есть укрытие! - прокричал Байклин прямо в ухо Ривену. - Надо поторопиться, иначе она умрет. - Он указал на Джиннет, и Ривен увидел, что сознание едва теплилось в ней. Потрясение при виде Снежного Исполина едва не убило ее. Он наклонился и принялся шлепать ее по щекам, пока в глазах Джиннет не мелькнула искорка сознания. Он схватил ее за пояс, рывком поднял на ноги, и они медленно побрели сквозь буран. Тем временем снег покрыл труп Исполина белым холмом. Буран не ослабевал. Путники, как альпинисты, связались тросом. Они с трудом продвигались вперед, согнувшись почти пополам под порывами разъяренного ветра. На расстоянии двух шагов уже ничего невозможно было разобрать. Вскоре им пришлось карабкаться на четвереньках по камням, покрытым слоем льда. Силы Ривена были уже на исходе. Ему еще приходилось тянуть за собой Джиннет, но это как раз и не позволяло ему остановиться и подгоняло вперед. Его руки и ноги, которых он больше не чувствовал, теперь не причиняли ему хлопот. Возникло какое-то подозрительное ощущение уюта. Сонливость - первый признак переохлаждения - незаметно подкрадывалась к нему. Вдруг чьи-то руки принялись трясти и дергать его. Ривен не без раздражения открыл глаза. Он лежал, уткнувшись лицом в снег. Его подняли. Джиннет, волосы которой превратились в ледяной шлем, изо всех сил молотила его кулаками. Он поднялся на ноги и вновь упал. Байклин все выдумал. Здесь нет никакого укрытия. Здесь нет ничего, кроме камня, снега, ветра и Исполинов. Ему бы лечь сейчас и немного поспать. Ему вовсе не было холодно. Ветер стих внезапно. Как отрезало. Ривен снова открыл глаза, но было темно. Он ничего не видел. Плечи болели, и покрывавший их коркой лед, ломаясь кусками, отлетал прочь. Наконец до него дошло, что его кто-то тащит, а ноги его волочатся по земле. Рев бури сюда не доносился, и внезапная тишина отдавалась в ушах Ривена каким-то шуршащим шипением, проникающим в самый мозг. - Где мы? - спросил он, едва шевеля языком. Никто не ответил. Он услышал лишь удивленный вскрик Байклина. А потом его положили на пол рядом с Джиннет. Кто-то набросил на них полушубок и принялся растирать его руки и хлестать по щекам. Он огрызнулся. Они что, не могут оставить его в покое? Постепенно тепло вернулось к его лицу, свет замерцал сквозь покрытые слоем льда веки, и Ривен заставил себя открыть глаза. Огонь. В темноте горел огонь, бросая дрожащие отблески на каменные стены. На мгновение ему показалось, что он вновь очутился в том подземном зале у водостока, но нет. У огня суетились Байклин и Айса, выбирая из большой кучи дров, сваленных у стены, поленья посуше, чтобы жарче и ярче горели. Дым пробрался Ривену в горло, и он закашлялся, почувствовав боль в руках, вновь обретших чувствительность. Он застонал. Ратаган перестал растирать его и добродушно треснул по голове, стряхнув остатки льда. - Очень любезно с твоей стороны, друг мой, что ты все же вернулся к нам. Теперь не закрывай глаза и сосчитай свои пальцы, все ли на месте. Снимай свои тряпки и грейся. Байклин сотворил настоящее чудо. Ривен вновь застонал. Жгучая боль пронзила его руки и ноги. Уши и нос горели. Но он заставил себя подобраться поближе к огню. Байклин и Айса продолжали суетиться у костра. Они разделись до пояса, талая вода блестела в их волосах. Ривен тоже стал снимать с себя мокрую одежду. - Как, черт возьми, тебе удалось отыскать это место? - спросил он Байклина. Смуглолицый пожал плечами. - Скорее, по случайности. Иногда этим укрытием пользуются мирканы, когда поднимаются высоко в горы. Нам повезло. Кто-то оставил хороший запас дров... им нет цены на такой высоте. И это спасло нашу жизнь, по всей видимости. Как твои пальцы? Ты их чувствуешь? - Чуть-чуть. Долгая же была ночь, - произнес он устало. Тепло убаюкивало его, погружая в приятную дрему. Ратаган подошел к огню, волоча на себе Джиннет, замотанную в плед как в кокон. Ее сырую, обледеневшую одежду пришлось снять. Оттаявшие волосы темными прядями падали ей на лицо. - А вот дама, по-моему, чувствует себя неважно, - сказал он. Голос его прозвучал трогательно. Он положил ее у пылающего огня и подоткнул плед с грубоватой нежностью. Ривен даже улыбнулся, глядя на это. Пиво - не единственная слабость рыжего гиганта. Он не мог равнодушно пройти мимо дамы в беде, даже мимо такой, которая только что пыталась его прикончить. Джиннет слабо зашевелилась и застонала. Вскоре она открыла глаза, обвела взглядом мужчин у костра и села. Плед слетел с плеч, обнажив грудь с лиловыми от холода сосками. Ее глаза вспыхнули, и, подобрав плед, она прикрылась. - Животные. Байклин устало взглянул на нее. - Мы, животные, спасли твою жизнь, после того как ты попыталась уничтожить нас, так что попридержи свою ярость и лучше ответь нам на некоторые вопросы. Она бросила на него испепеляющий взгляд, но ничего не сказала. Он вздохнул и уставился на огонь. - Почему ты пошла за нами? - спросил ее Ривен. - Чего тебе нужно? - Голос его чуть заметно дрожал. Лучше бы ему не видеть ее наготы. Она воскресила слишком многие воспоминания - самые сокровенные воспоминания. - В тебе есть какая-то сила. Я хотела взять ее у тебя, - просто произнесла она, однако звучало все это как-то отвлеченно. На липе ее промелькнуло недоуменное выражение, и она с раздражением тряхнула головой. - Не знаю. Мне нужно было пойти за тобой. Но почему, я не знаю. - В ее голосе слышались нотки растерянности. Ривену пришлось сделать усилие над собой, чтобы не обнять и не приласкать ее. Сейчас, без роскошных нарядов, блеска богатства и хитросплетения интриг, она, как никогда, походила на Дженни. Молодая, красивая. Он тяжело сглотнул и отвел взгляд. Дым костра вился в воздухе спиралями. В пещере было тихо, только потрескивали в костре горящие поленья. Джиннет обвела взглядом их лица - угрюмые, замкнутые. - Куда вы идете? - теперь ее голос звучал едва ли не жалобно. - Идем искать Гномов, - пробормотал Ратаган. - Мы пытаемся найти отгадку тайны, как прекратить мучения Мингниша. - И ты - ключ к ней, - сказала она Ривену. Он молча кивнул. - Вы все просто болваны. - А ты? - тихо спросил ее Байклин, но глаза его были суровы. - Что ты за женщина такая... ты вообще женщина или ведьма? - Да выкиньте вы ее на мороз, - сказал вдруг Айса, напугав их своим ровным, спокойным тоном. - Лучше нам от нее избавиться. Она - носительница зла. - Нет! - воскликнул Ривен. Все уставились на него, и он стушевался под их испытующими взглядами. - Она должна пойти с нами. Не знаю - почему, но она должна быть здесь, с нами. - Из-за той, кого она тебе напоминает? - спросил Байклин. Ривен поник головой. - Не знаю. Может быть. Но думаю, то, что она оказалась здесь, - не случайно. Думаю, ее привело сюда то же, что и меня. Джиннет удивленно посмотрела на Ривена. - И кого же я тебе напоминаю? Почему я оказалась втянутой во все это? Он взглянул на нее. - Ты - двойник моей жены. Которая умерла. Джиннет захлопала глазами. - Ты колдун, - прошептала она, - ты и твои друзья. Иначе как вы могли убежать из подземной темницы? Ратаган рассмеялся. - Нам помогли, миледи. Ты себе даже представить не можешь, откуда пришла эта помощь. Магия здесь не причем. Но если бы даже и магия, что с того? Разве это дало бы тебе право на то, чтобы выжить наш народ с земли, на которой он жил вечно, прогнать нас в горы, мучить наших детей и отбирать у нас все нажитое? Я думаю, нет. - Он сплюнул в костер. Джиннет не ответила, а лишь пристально поочередно посмотрела на них. Неумолимые глаза Айсы, усталые - Байклина, гневные - Ратагана, растерянные - Ривена. - Вы, мужчины, что вы знаете о том, каково быть женщиной в этом мире, где ты должна согревать постель отвратительного самца, чтобы получить то, что тебе нужно для жизни? Вы, кто вслепую бредет по жизни со своими доспехами и мечами... что вы о ней знаете? - Тебе, однако, живется не так уж и плохо, - заметил Байклин. - Не так уж и плохо? Знаешь ли ты, сколько раз пресмыкалась я перед этими самцами, которых я ненавидела? Знаешь? Ты думаешь, надо так много мужества, чтобы размахивать мечом... - она вдруг умолкла. - Не каждая женщина так одержима жаждой власти, что сама раздвигает ноги перед каждым бароном, которому случится оказаться поблизости, - огрызнулся Ратаган. Джиннет внезапно встала и отбросила плед. Она стояла перед ними обнаженная, в царственной позе, упершись руками в бока. Свет костра плясал на ее атласной коже. Мгновение Ривен, не отрываясь, смотрел на нее, петом закрыл глаза, и с губ его сорвался тихий стон. Ратаган отвернулся. Его щеки вспыхнули. Байклин нахмурился, отведя взгляд в огонь. Лишь Айса все так же спокойно смотрел на нее. Глубокая морщина пролегла между хмурых бровей миркана. - Каждый из вас, дай ему только немного вина и оставь со мной наедине, почтет за счастье взять мое тело и насладиться им в свое удовольствие. И почему тогда я не могу получить что-то нужное мне взамен? Она села и натянула на себя плед. Серебристый свет струился из ее глаз. - Так не должно быть, - прошептал Ривен, но она не слышала его. Между ними повисла неловкая тишина. Байклин вдруг принялся рыться в их вещевых мешках. - Пора подкрепиться. Немного горячей еды нам сейчас явно не помешает. Айса отломил и отдал ему кусок супового концентрата, который он берег с тех самых пор, как они оставили, Рим-Армишир. Вскоре вода закипела в единственном у них медном котелке. По пещере разлился запах бульона. Их провизия подходила к концу. У них осталось еще немного вяленой говядины, сушеных фруктов, несколько кусочков концентрата и мешочек крупы. С тех пор, как отправились они в путь, прошло уже более двух недель, и вещевые мешки, в начале пути казавшиеся неподъемными, теперь сильно похудели, отягощенные, в основном, личными вещами путников. Пока готовился ужин, Ривен взял головню из костра и прошел с ней в глубь пещеры. Ратаган пошел следом, и они принялись молча осматривать свое убежище. Пещера была узкой, но с высоким и ровным сводом. Их шаги отдавались эхом в глубинах пещеры. - Больше похоже на коридор, чем на пещеру, - пробормотал Ривен. В гробовой тишине голос его казался необычайно громким. Они уже не слышали остальных и не видели света костра. Дым от горящей головни першил в горле, вызывая кашель. - А может, это и есть коридор в доме какого-нибудь гнома, - отозвался Ратаган. Он уселся на низенький сталагмит с тупой верхушкой и скрестил руки на груди. - Я понимаю, ты ушел из-за Джиннет. Тебе все еще больно, когда она рядом? - тихо спросил он. Ривен посмотрел на него. В неверном свете головешки гигант казался частью сталагмита. - Да. И здесь - особенно. Она теперь еще больше похожа... - И ты еще говорил, что это было предопределено... то, что она оказалась здесь, - задумчиво произнес Ратаган. - Но кем? И хорошо это или плохо? Ривен покачал головой. - Не думаю, что здесь вообще приложимы такие понятия, как хорошо или плохо. Просто так получается. Это - то, что непременно должно случиться. Как в уравнении. Определенная последовательность действий приводит к нахождению неизвестного. Встреча с гномами вполне может оказаться катализатором и ускорить реакцию. - Ага, - проговорил Ратаган, придавая лицу своему глубокомысленное выражение. - Мы заговорили ученым языком. Ривен невольно улыбнулся. - Ты тоже считаешь, что в ней только зло? - спросил он гиганта. - Зло! Что за слово. Слишком сильное и однозначное это слово, чтобы им так вот просто можно было бросаться. Нет, я не считаю, что в ней только зло, хотя она и совершает вероломные поступки во имя своих жалких целей. Я думаю, что она просто не знает, чего же ей в самом деле надо. - Он потер руки, словно стараясь отмыть их. - Зло - это нападение и убийство, если оно доставляет радость. Если оно - забава. Вот это зло. - Голос его был исполнен печали. Ратаган посмотрел на него и криво усмехнулся. - М-да. По проходу вдруг потянуло холодом, и оба поежились, поскольку были легко одеты - одежда их сушилась у костра. Пламя головни в руке Ривена затрепетало, словно пойманная в силки птица, и едва не потухло. - Пожалуй, нам лучше вернуться назад, - сказал Ривен, но почему-то они остались на месте. Они словно бы ждали чего-то. Чего-то, что непременно должно случиться. Они прислушались, но не услышали ничего, кроме звука сочащейся по капле воды и своего возбужденного дыхания. Пламя вспыхнуло в последний раз и погасло, их окутала тьма. Отбросив потухшую головешку, Ривен инстинктивно подобрался поближе к Ратагану. Сердце в груди его громко стучало. И вдруг вспыхнул свет - голубое сияние постепенно заполнило всю пещеру, распространившись во всех направлениях, озарив каменные стены и высокий потолок; в этом странном сиянии они разглядели четыре невысокие и ладные человеческие фигуры, окружившие их с четырех сторон. Люди были не более пяти футов ростом. Крепкого телосложения. Широкие плечи. Густые длинные бороды. Тяжелые молотки в огромных кулачищах. Шишковатые лысины. И глаза точно алые огоньки. - Гномы, - хрипло вырвалось у Ратагана. 18 - Мы - Грейдхнехр, Народ Камня, - произнес один из гномов, выступив вперед. Его голос был гулок и глух, как грохот обвала глубоко под землей, из глаз лился свет пылающих углей. - Мы - древнейший из народов этого мира и живем дольше всех. Мы видели Мингниш, когда бескрайние леса покрывали Великий Дол, а холм Талскера не венчала ни одна из нынешних башен. Зима тогда не наступала поперед лета, на людей не нападали лютые звери и сами люди не выходили с оружием друг против друга. Каменный потолок огромной пещеры, куда они пришли с гномами, - свод, поддерживаемый толстыми колоннами, вырубленными прямо в скале, был таким низким, что Ратаган постоянно задевал о него головой. Колонны украшали вырезанные в камне изображения мужчин, женщин, Снежных Исполинов и даже гриффешей. На одной Ривен увидел оскалившегося гогвульфа, на другой - сидящего на корточках вира и сурового миркана - на третьей. В круглых углублениях, расположенных неравномерно в полу пещеры, горел огонь. Языки пламени лизали основания колонн, придавая всему помещению вид пылающей преисподней, как обычно ее представляли художники и поэты средневековья. Дюжина гномов восседала на креслах с высокими спинками, лицом к вошедшим людям. За спиной у них возвышалась еще череда колонн, не похожих на те, что были в зале: то были кариатиды в форме гигантских изваяний гномов, поддерживающих своими плечами гранитный свод, с лицами, искаженными от натуги. Ровно двенадцать фигур, ни одна не похожа на другую; во взгляде каждой - болезненное напряжение. Ривен невольно поежился. Они казались живыми. В пещере было жарко и душно, так что на лбу у Ривена выступил пот. Они молча стояли перед сидящими гномами, словно обвиняемые на суде. Оружие, по их согласию, у них отобрали в пещере те самые четверо гномов, с которыми Ривен и Ратаган столкнулись в подземном коридоре. У гнома, который теперь обращался к ним, было лицо Кэлама Маккиннона, отца Дженни. - Немало людей приходило сюда, в эти горы. Кости многих остались лежать здесь навечно. Кому-то мы помогали, на кого-то не обращали внимания, кого-то, за его вину, собственноручно лишили жизни. С вами миркан. Это хорошо. Ибо народ-воин вышел из камня, которого касались резцы гномов-ваятелей. С вами человек громадного роста и человек со смуглым лицом. С вами женщина. И еще с вами тот, в ком таится великая сила, запертая точно вода плотиной. Тот, кто сотворен из материи другого мира, настолько чужд этому, что мы смогли почуять его приход, как только нога его коснулась камня этих гор. Интересная компания, в самом деле. Их преследуют Исполины и люди. Люди-виры им помогают, а Горний народ дарит им свою дружбу. Интересная компания. Гном замолчал, словно обдумывая все это. Его товарищи тоже сидели молча. Неподвижно. Словно каменные изваяния. Но в мозгу у Ривена стоял какой-то гул, напоминающий отзвуки далекого разговора. Не отрываясь смотрел он на гнома, который был возрожденным Кэламом. Борода изменила его лицо, и глаза, горящие алым огнем, были чужими и странными, но все-таки это был Кэлам - вплоть до насмешливого изгиба в уголке рта, линию которого унаследовала Дженни, а потом получила Джиннет. Однако лицо у гнома оставалось бесстрастным. В нем не было того биения жизни, что делало лицо Кэлама таким подвижным, а красные глаза придавали ему и вовсе нечеловеческий вид. За спиной у них тесной толпой стояли гномы. Когда Ривен и его друзья вступили в зал, им пришлось пройти, как сквозь строй, под напряженными взглядами Народа Камня. Толпа расступилась перед ними, открывая проход к двенадцати старейшинам, восседающим в креслах. Они отличались друг от друга и ростом, и внешностью. Некоторые были ростом почти с обычного человека, хотя и в два раза шире в плечах. Другие были такие маленькие, что их головы едва доставали Ривену до пояса, а руки свисали до земли. Огромные ладони лопатой, могучие ноги, широкая грудь колесом. Большинство гномов носило бороды, которые были либо пострижены коротко и топорщились во все стороны, либо, наоборот, неимоверно длинны. В таком случае их затыкали за широкие пояса или же заплетали в косы. Если отсутствовала борода, то имелись усы: концы их либо свисали ниже подбородка, либо были напомажены чем-то, что походило на известь, и торчали тогда, как клыки. Было немало лысых. Их морщинистые макушки качались бледными пятнами в алой духоте зала. Густые длинные волосы других были собраны в хвост или свободно падали на плечи. Все они казались очень и очень старыми. Морщинистые лица. Длинные носы. Глубоко запавшие глаза в похожих на пещеры глазницах под сенью мохнатых сердитых бровей. Во тьме зрачки их светились, словно глаза животных, захваченных светом прожектора, но светились красным, как будто внутри черепов их пылал крошечный ад. Когда пришельцы входили в зал, среди толпы гномов поднялся ропот. Теперь же гномы хранили молчание, хотя Ривен все еще ощущал спиной их напряженные взгляды. - Что вы ищете в этих горах? - спросил гном с лицом Кэлама. Ему ответил Байклин: - Мы искали тебя, Владыка Камня. Нам нужен мудрый совет. А Народ Камня испокон веков славится своей мудростью. Гном приподнял бровь. - В самом деле? Что ж, вы нас нашли. И что за вопрос хотели задать вы Народу Камня? Байклин замялся и поглядел на Ривена. Тот кивнул ему и сделал шаг вперед. - Сначала я расскажу вам нашу историю, - промолвил он. Он долго стоял и говорил в красном свете зала, - стоял, обливаясь потом, под пристальными немигающими взглядами множества глаз. Он рассказал им историю, которую сложил вместе с Мингнишем. Он рассказал о своих приключениях в Долах и о том, что случилось с ним в его собственном мире. Он рассказал им о Дженни и Хью, о Кэламе и темноволосой девушке. Он говорил о скитаниях Мертаха и Байклина, о сражениях в Рориме Раларта и Талскере, о трудном положении Горнего народа и о времени чисток. И еще он рассказал гномам о своих книгах. Он вынул их сюжеты на свет - алый свет пламени костра, пляшущий в каменном зале, - и развернул перед ними, указав на сходства и различия между тем, что написал он сам, и тем, что случилось в Мингнише на самом деле. Он сказал им, что видел этот самый зал задолго до того, как вступил в него. Ибо здесь происходит часть действия третьей книги, которая еще не написана, но замысел которой уже созрел у него голове. Он знал имя гнома, похожего на Кэлама: Тормод, - а место это называлось Кашнрим Джхаар, город Железной Крепости на языке гномов. Толпа при этом зашевелилась, а некоторые из гномов сердито заворчали. Но большинство слушало Ривена с нескрываемым изумлением. С лица же Тормода не сходила чуть заметная улыбка, что делала его еще больше похожим на Кэлама. - Человек этот - колдун, - проговорил один из гномов. - Он не первый колдун, побывавший у нас, и у него дар сказителя, это правда, но стоит ли верить его речам? - Он назвал имя этого места на нашем языке. Еще никто из людей не делал такого прежде, - возразил другой. - В нем пребывает сила, какой я не видел еще ни в одном человеке, - задумчиво пробурчал третий. - Его описание событий внизу соответствует истине, - подтвердил четвертый. - В этом, если ни в чем другом, он не солгал. - Он пришел вместе с мирканом. А те - достойные воины, они не служат неправому делу, - вставил еще один, и среди сидящих прокатился гул согласия. Тормод заговорил, прерывая дискуссию: - Чего же ты хочешь от нас? - спросил он доброжелательным тоном. Ривен устало взглянул на него. Его одежда вся пропиталась потом, голова начала кружиться. От долгой речи горло стало сухим, как песок Он пошатнулся и тут же почувствовал, как крепкие руки Айсы поддержали его, не давая упасть. - Ответов, - выдавил он. - Я хочу, чтобы вы мне рассказали о магии... и откуда пришла она в Мингниш. Кто-то из гномов насмешливо фыркнул, а Тормод нахмурился. - Но для чего тебе это? Ривен вздохнул. - Мне кажется, я должен очистить ее. Закрыть двери между Мингнишем и моим миром. Положить конец бедам, которые захлестнули эту страну. И еще я хочу, чтобы жена моя упокоилась с миром, подумал он. Но этого он почему-то не смог сказать вслух. Может быть, потому, что у него за спиной стояла Джиннет. С секунду Тормод молча смотрел на него. - Мы знали, что ты придешь, - вымолвил он, наконец. - И я, как никто другой, знал о цели твоих устремлений. Мы поддерживаем контакты с Дольним народом виров и с Горним народом волшебников и мудрецов. Мы знаем Фриния, хотя он был еще совсем юным, когда я в последний раз видел его. Ты сказал правду. Но твои намерения меня насторожили. В тебе достаточно силы, чтобы разрушить этот мир и построить другой. И кто знает, быть может, ты со своими историями именно это и делаешь. - Мы также знаем о существовании Двери на Арат-Гор, Алой Горе, хотя никто из моих людей так и не осмелился пройти сквозь нее. Мы наложили заклятие на это место и никто не сумел пройти сквозь ту Дверь за последние месяцы. Но мы видели темноволосую девушку, похожую как две капли воды на эту женщину, что пришла вместе с вами. Она бродила в горах и ни одна из лютых тварей не посмела прикоснуться к ней. Не коснулась ее и волшебная наша сила. Даже охотники из Горнего народа не сумели поймать ее. Но мы ощущаем ее присутствие даже здесь, в глубинах Кашнрим Джхаара. Она - не человек. Она соткана из материи чистой магии, из той же материи, из какой создан Мингниш. - Расскажите мне о магии, - повторил Ривен дрогнувшим голосом. Тормод покачал головой. - Сначала тебе и твоим друзьям нужно поесть и отдохнуть, а потом уже будем гадать, как разрешить эту загадку. Голова становится яснее, когда выспишься и подкрепишься. Вам пришлось претерпеть немало испытаний. Позвольте мне предложить вам гостеприимство Джхаара и примите мои извинения за недоверие к вам. - Я бы не прочь выкушать кружечку пива, - вполголоса пробормотал Ратаган, но его услышали. Несколько гномов прыснули со смеху. - Вот человек, который умеет ценить радости жизни. Не беспокойся, большой человек, будет тебе пиво. И, раз отведав эль гномов, ты не забудешь его никогда. После такого нектара всякий напиток будет казаться тебе безвкусным. Ратаган, прижав руки к сердцу, с благодарностью поклонился. - Хиваль и Тиоф проводят вас в покои, где вы сможете вымыться и отдохнуть. Я присоединюсь к вам немного позже. Тормод кивнул гномам, стоявшим позади компании Ривена, и, развернувшись, они обнаружили, что толпа вновь расступилась, освобождая проход, а два низеньких гнома жестами приглашают их в глубину зала. - Тогда до скорого, - отозвался Ривен. Еле передвигая ноги, он направился следом за двумя коротышками-проводниками. Ратаган, Айса, Джиннет и Байклин поспешили за ним. Тормод прав. Ривен буквально валился с ног. Сейчас он мог бы, наверное, проспать целую неделю. Но в то же время кровь его так и кипела от лихорадочного возбуждения. Отведенные им покои оказались парой просторных комнат, вырубленных в сплошной скале. В очагах ярко горел огонь, и Ривен не удержался от того; чтобы не выказать изумления, как удавалось гномам доставлять топливо на такую высоту. Или глубину, напомнил ему Ратаган, улыбаясь. Они не знали, как глубоко прошли они внутрь горы, однако путь от пещеры, где они разожгли огонь, был неблизким, и четверым гномам, что наткнулись на них и пригласили к себе, приходилось всю дорогу поторапливать их. Посреди комнаты стояли низкие столы и скамьи, которые, как казалось, были вырезаны из мрамора. Вдоль стен располагались кушетки, на которых лежали вороха мехов. На столах стояли глиняные горшки, из некоторых поднимались струйки пара и исходили запахи, от которых текли слюнки. Путники уже не могли вспомнить, когда в последний раз ели нормальную пищу. Два провожатых, Хиваль и, Тиоф, накрыли столы и подтащили к ним тяжелые скамьи, безо всяких усилий, словно те были сделаны из фанеры. Они разлили пиво в глубокие чаши и отрезали по ломтю мяса от большого куска, походившего на запеченную оленину. Потом поклонились и без лишних слов вышли, прикрыв за собой каменную дверь. Первое, что сделал Байклин, так это встал и попробовал открыть ее. Он навалился на камень, пот выступил у него на лбу, но даже когда Айса с Ратаганом пришли ему на помощь, тяжелая дверь так и не поддалась. - Значит, мы пленники, - Ратаган вытер лоб и с интересом уставился на кувшины с темным пивом. Казалось, он не слишком уж был обеспокоен этой неприятной мыслью. - В каком-то смысле, да, - отозвался Смуглолицый. - Гномы - народ скрытный. Быть может, им просто не хочется, чтобы мы шлялись по коридорам и совали свой нос во все углы. Ратаган сделал хороший глоток, и на лице его отразилось блаженство. - Ради всего святого! - воскликнул он. - Народ, который умеет делать такой славный эль, не может быть плохим. Покуда чаша моя будет наполнена этим элем, они могут держать меня здесь сколько душе угодно. По сравнению с ним эль Кольбана - все равно, что вода из реки, а он знает толк в добром пиве. Байклин рассмеялся. - Немногого надо, чтобы угодить простаку, - заметил он, но выражение лица его изменилось, едва он попробовал зля гномов. На какое-то время все разговоры затихли. Компания налегла на еду и напитки, время от времени делая восторженные замечания относительно поразительного разнообразия и вкуса яств. Были здесь яблоки, груши, свежий сыр, теплый - только из печки - хлеб, солености, лук, помидоры, мед в сотах, горячая похлебка и аппетитные куски свежей свинины и оленины с хрусткой румяной корочкой и розовым сочным мясом внутри. И, разумеется, пиво. Огромный кувшин. Темное и холодное с шапкой пены, похожей на свежие сливки. Джиннет наливала себе одну за другой чаши и опорожняла их так, словно умирала от жажды. Потом отломила большой ломоть хлеба и, присовокупив к нему кусок сыра, уселась у огня спиной к мужчинам. Ривен поглядел на Байклина. Смуглолицый пожал плечами. Все четверо тихонько перебрались в соседнюю комнату, оставив Джиннет одну. Там они подтащили каменные скамьи поближе к огню и привольно расселись на них. Вязкая усталость опустилась на плечи. Даже Айса выглядел сонным. Внезапно Ратаган рассмеялся. Ривен посмотрел на него. - Что такое? - Вспомнил лица наших хозяев, когда ты произнес название этого места. Бьюсь об заклад, немногие из живущих на этом свете видели такое: растерянных старейшин Совета гномов. - Хорошая это была история, - заметил Байклин, - даже для Сказителя. Айса потряс головой, отгоняя дрему. - Во всех историях гномы любят спорить и что-нибудь обсуждать, их медом не корми - дай распутать какую-нибудь проблему. Они терпеть не могут сражаться. Говорят, это одна из причин, почему они помогли воспитать мирканов: чтобы те защищали Мингниш вместо них. Мой народ называют еще Молотом людей Камня и говорят, что в жилах наших течет кровь гномов, отсюда наши выносливость и долголетие. Знаете, я чувствую себя здесь как дома, как если бы я сейчас был в Дан Меркадоле. Уверен, они помогут нам. - Он сделал еще несколько глотков. Ратаган ткнул его локтем. - И в самом деле, эль гномов - крепкая штука, Айса. Это самая длинная речь, которую я когда-либо слышал из твоих уст. Усталость их все-таки сморила. Они разлеглись на покрытых шкурами кушетках, что стояли вдоль стен, и тут же провалились в сон. Только Ривен не мог заснуть и все спорил с собой. В конце концов, досадуя на себя, он встал и пошел в соседнюю комнату. Догорающие угольки едва рассеивали сумрак. Джиннет спала в неловкой позе у затухающего очага. Рядом валялась пустая чашка. Ривен опустился на колени на каменную плиту перед очагом и принялся пристально рассматривать спящую женщину. Рот ее чуть приоткрылся во сне. Темные смеженные ресницы едва заметно подрагивали, щеки пылали от тепла очага. Языки пламени отбрасывали пляшущие тени на ее лицо, на разметавшиеся ее волосы цвета воронова крыла. - Дженни, - прошептал он, убирая волосы с ее лица. Он отдал бы душу, чтобы только увидеть, как она просыпается и оказывается вдруг той женщиной, которую он знал когда-то. Но, как однажды сказал Гвилламон, смерть - это конец всему, даже в стране мечты и волшебных историй. И он, наконец, принял это. И помогла ему Мадра. Признаться себе, что он любит эту хмурую юную женщину, было для Ривена все равно, что отбросить последнюю - неосознанную, безумную, быть может, - надежду. Его жена мертва, а эта спящая женщина - не она и никогда не была ею. Но, тем не менее, он - человек и не в силах заставить себя не смотреть на лицо, которое он когда-то любил, чтобы запомнить его таким, каким оно было на самом деле. Чтобы оно осталось нетленным. Он поцеловал ее в лоб с бесконечной нежностью. Потом взял на руки, положил на одну из застеленных мехами кушеток, укрыл одеялом и, больше ни разу не обернувшись, возвратился к себе. Он проснулся, разбуженный голосами, перемежаемыми звоном чаш, выкарабкался из глубокого темного чрева забвения и принялся тереть глаза, пока они полностью не открылись. В очаге уже развели огонь. На столе горели толстые свечи. Ривен сел на постели. У очага, попыхивая длинной глиняной трубкой, сидел Тормод и вел разговор с Ратаганом и Байклином. Айса стоял рядом и молча слушал. Джиннет, похоже, все еще спала. Кувшин с пивом стоял у ножки скамьи. В руках у каждого было по кружке. Гном заметил его. - С добрым утром, друг мой, снаружи оно давно уже наступило. Надеюсь, ваша первая ночь в Джхааре была приятной. Ривен невнятно пробормотал ответное приветствие. Пиво, которое выпил он прошлым вечером, давало знать о себе тяжестью в голове и хмурым настроением. Он сейчас не был готов к разговорам. Гном улыбнулся и молча продолжил курить свою трубку. Ратаган с Байклином потягивали пиво. У кушетки Ривена стоял кувшин с водой и лежало полотенце. Он плеснул водой себе в лицо. Холодная, она обжигала кожу. Однако после такого омовения Ривен почувствовал себя вполне проснувшимся и присоединился ко всем остальным у огня. Интересно, подумал он про себя, как Тормод узнает здесь - под землей - день сейчас или ночь? - Чем вы тут занимаетесь? - спросил он, наклонившись над столом и взяв себе яблоко из большой чаши с фруктами. Ратаган протянул ему кружку с пивом. Тормод вынул трубку изо рта и принялся рассматривать ее, как это делал Кэлам, - Ривен буквально застыл, пораженный, наблюдая, за ним. - Этим утром Совет собирается обсудить некоторые детали истории, которую мы расскажем вам сегодня. Но чуть попозже, - сказал Тормод. - Наш Сказитель оттачивает сейчас свой стиль и выпытывает у старейшин древние предания, чтобы представить тебе подлинную историю, - безупречную, - подобную которой ты в жизни не слышал. - Историю?! - воскликнул Ривен. - Ты хочешь сказать, что он будет рассказывать нам истории? - Одну историю, - поправил его Тормод. - Одну. - В голосе Ривена послышалось раздражение, и Байклин бросил предупреждающий взгляд в его сторону, который так и остался незамеченным. - У нас нет времени слушать легенды. Нам нужны конкретные ответы, чтобы мы могли решить, куда идти и что делать. Тормод выпустил синий клуб дыма, завившийся змеиными кольцами в свете свечей. Его голос был также тих и сдержан, но красный огонь в глазах гнома стал ярче. - Из этой истории ты и получишь свои ответы. Ривен почувствовал, что густой голос гнома отдался резонансом в его душе. Он приумолк. Истории и магия. Он понимал, что гном прав. Истории и магия составляли само существо Мингниша. Самое средоточие пересечения этого мира с его собственной жизнью. История. Магия. Горы. Сгарр Дигу еще предстояло сыграть свою роль. В этом Ривен был уверен. В комнату вошла Джиннет и налила себе пива. Тормод поглядел на нее исподлобья. Кэлам, пристально наблюдающий за дочерью. Ривен потряс головой и отломил кусок хлеба. - Чего уставился? - вызывающе спросила Джиннет Кэлама. - Во мне что, какой-то изъян? Тормод вынул трубку изо рта и затушил огонь, прижав пепел большим пальцем. - Вот именно, - ответ этот застал ее врасплох. - Изъян. Я и сам не подобрал бы более верного слова. - Его глаза сверкали в пляшущем свете свечей, точно два огромных рубина. - Объясни! - потребовала Джиннет. Ее голос дрогнул. Ривен опустился на скамью рядом с Ратаганом. - Ты испорчена. С тобой что-то не так, - сказал Тормод. - Со Сказителем тоже что-то не так, - он кивнул в сторону Ривена, - но такова уж природа всякого переизбытка. В нем много лишнего... в тебе же чего-то недостает. В тебе какая-то пустота, в тайну которой я не могу проникнуть. Но есть у меня подозрение, скорее - предчувствие, что ты для чего-то еще понадобишься. Если б не это, я посчитал бы за лучшее, чтобы тебя и твоих головорезов прикончили тут же, как только вы поднялись в эти горы. Но Орквилл - один из старейших в Совете - сказал, что нам следует оставить тебе жизнь, подтвердив тем самым мои предчувствия. Ты - убийца, но все же, сдается мне, в тебе есть не только зло. Ратаган и Ривен обменялись взглядами. - Кроме того. Сказитель, мне кажется, не позволил бы нам причинить тебе вред, поскольку это означало бы причинить вред себе самому. Айса открыл было рот, словно намереваясь сказать что-то, но промолчал. Только нахмурился. - Прими это к сведению. Ты здесь и жива, потому что другие решили, что будет так, а не из-за каких-то твоих достоинств. Так что попридержи язык, если не можешь не огрызаться. Голос Тормода оставался по-прежнему тих и мягок, но Джиннет вся сжалась, как будто он ударил ее. Она нервно вертела в руках чашку, потом швырнула ее на пол. Чашка разбилась - звук заставил их вздрогнуть. Ривен не смел поднять глаз и уставился на густую шапку пены над своей кружкой пива. - Что вам нужно от меня? - прошептала Джиннет. - Пока мы и сами не знаем, - ответил ей Тормод, - но мы это выясним. - Лицо гнома застыло, как камень, лишь алые глаза были живыми. И все же лицо его оставалось лицом Кэлама. Ривен редко видел тестя во гневе, но, однажды увидев, запомнил на всю жизнь. А вот чего он не видел ни разу, так это - как Кэлам теряет терпение в разговоре с дочерью. И теперь почему-то ему было стыдно наблюдать подобную сцену. - Уж не ты ли и не твои ли сородичи заставили меня прийти сюда? - спросила Джиннет. Ее лицо пылало, волосы растрепались. Она выглядела как ребенок, которого только что наказали. Тормод приподнял бровь. - Заставили прийти сюда? Никто-не заставлял тебя встать на тот путь, по которому ты пошла. Ты сама сделала выбор. Она покачала головой. По щекам ее бежали слезы, достигая подбородка. Она стояла босыми ногами в луже разлитого пива среди осколков своей чашки, но как будто этого не замечала. Или ей было уже все равно. - Нет. - Голос ее сорвался. - Что-то заставило меня прийти сюда. Что-то тянуло меня к нему. С того самого раза, когда я впервые его увидела. - Она не отрываясь смотрела на Ривена, но он был не в силах, поднять глаза и открыто встретить ее взгляд. Глаза Байклина вспыхнули гневом. - У тебя странный способ демонстрировать свое влечение, если таковое и в самом деле имеет место. - Влечение! - Теперь в ее голосе появилась твердость, как если бы она была королевой, обращающейся к холопам. - Влечение! Других слов ты, как видно, не знаешь. Ты не знаешь, о чем говоришь, так что лучше закрой свой рот. Как ни странно, но Байклин действительно замолчал. Ратаган провел рукой по усам и бороде, стараясь спрятать улыбку. Сердце Ривена глухо билось в груди. Значит, ее влекло к нему? Значит, в ней все-таки было что-то от Дженни? Он допил пиво, в голове его все смешалось. - Когда мы услышим эту вашу историю? - спросил он Тормода. Гном пожал могучими плечами. - Мы подумали, что сначала тебе надо бы отдохнуть. И друзьям твоим тоже, судя по вашему виду. - Он вдруг усмехнулся, сверкнув белыми зубами. - Но у меня появилось такое чувство, что если оставить вас здесь одних еще ненадолго, вы все просто передеретесь. Между собой. - Эта женщина не с нами, - огрызнулся Айса. - Думаю, ты заблуждаешься, брат миркан. Как бы тебе это ни было неприятно, но она вам нужна. - Тормод помедлил, задумавшись. - Я попрошу мой народ собраться для вас еще раз и как можно скорее, хотя, как я уже говорил, нашему Сказителю надобно время, чтобы сложить историю из обрывков, которые он собрал по крупицам у наших старейших советников. - Должно быть, то будет и вправду нечто необыкновенное. Всем историям история, - заметил Ратаган. - Может быть. И начинается она с того, с чего должны начинаться все хорошие истории: с самого начала. - У меня есть вопрос, - вдруг сказал Байклин. - Наши предания утверждают, что те из Горнего народа, кто спасся от чистки, скрылись в горах, где их приняли гномы. Это действительно так или же это просто легенда? Тормод сделал несколько затяжек, чтобы раскурить свою потухшую трубку. - Кое-кто пришел к нам, - согласился он наконец. - Большинство же подалось в Восточные горы, а некоторые перешли через них и, преодолев пустыню, добрались до Нальбени... по крайней мере, так говорят. Немногие пришли в Гресхорн. Слишком они высоки, эти горы, и слишком суровы. Здесь никому не выжить, кроме диких зверей и гномов, но все же нашлись и такие, кто пришел сюда, чтоб разыскать нас. Они пожили у нас здесь какое-то время, и мы с радостью приняли их, но то были тяжелые времена и для гномов тоже. Нам пришлось забросить свои рудники у подножия Гресхорна, закрыть свои рынки и ярмарки, которые мы содержали когда-то с согласия людей, живущих в Талскере, Дринане, Идригилле и Уллинише. Народ Камня вернулся обратно в горы. Люди Долов больше не желали, чтобы мы вмешивались в их дела. И вот эти несчастные из городов Большого Дола пришли искать нас среди горных вершин в самый разгар колдовской зимы, что обрушилась на Мингниш. Да, они были чародеями, но большинство из них знало лишь заговоры и заклинания, элементарные чары, из которых можно было извлечь лишь прикладную пользу. Очень немногие имели представление о высокой магии. И лишь двое или, может, трое были по-настоящему могущественными волшебниками, но те старались держаться сами по себе, - холодно улыбнулся Тормод. - Волшебники и колдуны встречаются не так часто, как некоторым представляется. - Тем не менее, они оставались у нас, пока их не одолела тоска по свету солнца, и сиянию луны, и дуновению теплого, свежего ветра равнин. Увечный человек по имени Беркинлиг - старик, который, как он утверждал, пришел с той стороны Гресхорна, - появился у нас и увел их с собой. И они пошли за ним в самое сердце Гресхорна, надеясь в конце концов пересечь горы и отыскать неведомую страну за ними. Так они и исчезли. Никто не вернулся назад. И никаких вестей о них не дошло до нас. Их как будто не стало. С ними ушли стражи, даже несколько мирканов, из тех, кто пошел за своими баронами в изгнание. Мы пытались разыскивать их, но не смогли найти никаких следов. Они пошли на север - это единственное, что мы выяснили. Здесь кругом только камень и лед, и нет ничего, на чем могли бы удержаться следы. Наша же власть не простирается так далеко. Что-то в сердце Гресхорна мешает нам развернуть свою силу, и мы потеряли их. - А что там, за Гресхорном? - спросил Ривен. - Мы не знаем. Быть может, край света или иная страна - иной мир, где изгнанники живут теперь. Кто знает? - Беркинлиг - герой нашей древней легенды. Человек, которому Народ Камня даровал магию, чтобы тот передал ее людям Мингниша, - сказал Байклин. - Тот, кто пришел к вам, не может быть тем же Беркинлигом. - Так он назвался. - А все эти люди... - продолжал Байклин. - Значит, они погибли в горах, оставшись в Гресхорне навечно? Ответом было молчание. Тормод выбил свою трубку и встал. - Пора мне оставить вас и поглядеть, как обстоят дела с нашей историей. Если хотите, скажу Хивалю и Тиофу, чтобы они принесли вам еще еды и питья. - Где наше снаряжение? - спросил Ривен. - В надежном месте. Оно немного пострадало, и сейчас мы готовим для вас новое. Мы дадим вам зимнюю одежду, намного теплее и удобнее любой другой, которую вы сумели бы раздобыть на равнине. - Он весело оглядел могучую фигуру Ратагана, при этом рот гнома сложился в усмешку - усмешку Кэлама. - Хотя придется немного ее перешить. Ждите, скоро мы вас позовем. Не сказав больше ни слова, он направился к двери и открыл ее, просто толкнув рукой. Она с грохотом захлопнулась за ним. - Выходит, гномы не всеведущи, - задумчиво произнес Байклин. - Есть вещи, неведомые даже им. Ривен понял: он все это время надеялся, что гномы подскажут ему, что делать. А оказалось, что он знает столько же, сколько знают и сами гномы... или будет знать, когда услышит их историю. Выходит, придется до всего доходить самому. И надеяться лишь на себя. Ривен внезапно почувствовал себя усталым, хотя только что проснулся. Он обратил внимание на лужу разлитого пива и мокрые следы, что вели в соседнюю комнату. Джиннет снова ушла к себе. Он был опечален. И в то же самое время - рад. В ее словах ему открылось что-то новое. И теперь она становилась все больше похожей на Дженни, ту Дженни, которую он знал. Но, может, так и должно было случиться. Сам того не сознавая, он пошел по этим мокрым следам в другую комнату. Там было темнее. Свет исходил лишь из каменного очага. Она сидела, глядя в огонь, но подняла глаза, когда Ривен вошел и сел рядом. Раздраженное выражение было на ее лице. Отсветы пламени в заблестевших глазах. Однако она промолчала. Они сидели бок о бок в полукруге света, льющегося из очага. Сидели молча, украдкой бросая взгляды друг на друга. И молчание это, и эти взгляды терзали Ривена. И все же ему было хорошо. - Почему ты так смотришь на меня? - спросила она, усмехнувшись. - Впрочем, я знаю. Твоя умершая жена, которую ты любил. Я - ее образ, ее двойник. Так что вовсе не удивительно, что ты не сводишь с меня глаз. - Да, это так, - с трудом выдавил он. - Ты - подобие ее. Но ты - не она. У тебя только внешность ее. Она пристально посмотрела на него. - Ты говорил, что я должна была оказаться здесь, рядом с тобой и твоими приспешниками. Как-то участвовать в вашем поиске. Только - как? И какова, ты полагаешь, моя роль во всем этом? - В ее голосе по-прежнему звучала насмешка. - Не знаю. - Он поправил ногой выскользнувшее из очага полено. Он ощущал запах, исходящий от этой женщины. Смесь зла и добра. Запах цветов и хвои, пота, может быть, крови. Ривен вспомнил, как стояла она, обнаженная, там, в пещере, и сердито тряхнул головой. Она улыбнулась. - Ты любил свою жену, это ясно. А меня ненавидишь и все же не можешь оставить в покое. Я как заноза в твоей плоти. "Я - темная комната, куда ты боялся войти". Он явственно слышал тот голос из сна. Насмешливый голос. - Это не имеет значения, - прохрипел он, вставая. Зачем оставаться здесь? Мучить себя? Какой в этом прок? Она схватила его руку и притянула к себе. - Нет. Не оставляй меня. - Она взяла его руку и положила ее себе на колени. Странная улыбка скривила ей губы. Постепенно его пальцы, стиснутые в напряженный кулак, разжались, и руки их сплелись. - А кто эта девочка, что была с тобой в Талскере? Что не могла говорить? - спросила она его. - Та, о которой ты так беспокоился. - Та, которую ты угрожала отдать наемникам, - сказал Ривен, и ее пальцы в руке у него напряглись. - Да. - Моя... сиделка. - Ты любил ее? Он вспомнил хмурую улыбку Мадры, ее подвижные брови, ее юное, нежное лицо. Тот безмятежный покой, который, казалось, приходил вместе с ней. - Да, любил. Люблю. Джиннет склонила голову, тень от волос упала ей на лицо. - А как бы ты сказал это своей жене, будь я ею? Ривен поморщился. - Ты - не она. - Но если бы я была ею? Он попробовал убрать свою руку, но она удержала. - Пожалуйста. Он покачал головой в смущении и боли. Что это, опять игра, которую она затеяла с ним? - Она умерла. Бога ради. - А может быть, нет. Может быть, она - во мне. Быть может, поэтому я и оказалась здесь. И не позволила прикончить тебя в Талскере. И пошла за тобой в эти чертовы горы. В ее голосе прозвучало нечто напоминающее смущение. И Ривен ощутил холодок от нахлынувшей на него волны страха. - Смерть - это конец, - вымолвил он. - И ты со своими друзьями ведешь меня к смерти? - Нет, разумеется, нет. Мы не убийцы. - Как вижу, ты идешь ва-банк. В такой игре приходится жертвовать многим. Мной, например. Твой друг миркан, дай ему волю, прикончил бы меня, не задумываясь. - Из-за вашей с Брагадом лжи ему пришлось выйти с оружием против своих сородичей. И ты теперь удивляешься тому, что Айса желает тебе смерти? - А ты? - Я - нет. - Она рассмеялась. - Ты, мне кажется, сам не знаешь. Но тебя влечет ко мне. Это ясно. Ты меня любишь и ненавидишь. Ривен не нашел, что ответить. И удивился тому, что он все еще сидит здесь, выслушивая такое. Внезапно она обняла его. Он опрокинулся на спину, и ее вес придавил его к полу. Руки ее обхватили его запястья, словно железные кандалы. Волосы цвета воронового крыла упали ему на лицо. Она оказалась на удивление сильной. И на мгновение у него промелькнула мысль: а не получит ли он сейчас удар ножом под ребра? Но он чувствовал, как содрогается ее тело. Она беззвучно смеялась, уткнувшись губами ему в шею. Пальцы ее отпустили его запястья, и их руки сплелись. Она ткнулась носом ему в щеку. Провела губами по бровям. Он высвободил руку, погладил ее по спине, дотянулся до бедер, чувствуя легкую дрожь ее тела под своими пальцами. Положив руку ей на затылок, он прижал ее губы к своим с такой силой, что цокнули зубы. А потом губы слились в поцелуе. Но Ривен почувствовал, что ее губы кривятся в усмешке, и принялся неистово целовать ее, чтобы стереть поцелуями эту усмешку. Они скатились с каменной плиты у очага, словно враги, сцепившиеся в смертной схватке. Он швырнул ее под себя. Ее ноги сжали его бедра. Лицо ее все еще искажалось беззвучным смехом. В пляшущих отблесках пламени глаза ее горели, как глаза волчицы. - Твоя жена делала это? - спросила она, и усмешка ее походила теперь на хищный оскал. Он дал ей пощечину, довольно сильную - голова ее запрокинулась, лицо отвернулось, но ноги ее продолжали сжимать его бедра. Он ударил ее еще раз. Кровь потекла из разбитой губы. Хватка ослабла. Не шевелясь, она лежала под ним, и в глазах ее блестели внезапные слезы. - Как я понимаю, не делала, - пробормотала она. Слезы блестели теперь на щеках, стекали вниз и исчезали в черных волосах. - Прости, - хрипло выдавал Ривен. Она притянула его к себе. - Не за что. Они лежали перед очагом, сжимая друг друга в объятиях, сблизившись лицами. Он вытер кровь с ее губ, и теперь кровь ее высыхала у него на руке. - Зачем? - тихо спросил он. - Я люблю тебя и ненавижу. - Она еще крепче прижалась к нему. - И я знаю: ты станешь причиной моей смерти. - Тут она оттолкнула его. - А теперь уходи. Оставь меня. Возвращайся к своим друзьям, а волчицу оставь в покое. Он встал и еще долго смотрел на нее. На кровь у нее на лице, на припухшие губы. Полные слез глаза смеялись над ним. И он, не оглядываясь, ушел. Они почти не разговаривали. Каждый чувствовал: конец уже близко - скоро поиск их завершится. Но каков будет этот конец, не знал никто. У Ривена, правда, имелись кое-какие подозрения на этот счет - то самое предчувствие, которое подсказало ему, что, прежде чем встретиться с гномами, им предстоит еще одна встреча в горах, - но, как и в прошлый раз, он не мог быть уверен в этом полностью. Странное, смутное чувство... похожее на вырисовывающийся в сознании замысел книги, еще неясный и неоформившийся, когда уже знаешь, куда должны повернуть события, но не имеешь еще представления о том, как направить их ход. Знаешь и не знаешь. То самое чувство, которое не покидало его с тех пор, как он впервые вошел в этот мир в компании одного из своих героев. Так ему было назначено. С самого рождения. Почему-то судьба именно так отметила его. Он отдал бы многое, чтобы только узнать, как такое могло случиться. Как такое вообще может быть. Он верил в магию, потому что теперь все вокруг было магией. Но ведь в том - его - мире ничего этого нет. И это делает его бедным. Мертвые не воскресают. Наконец, дверь в их комнату со скрежетом распахнулась, и на пороге появились двое приземистых гномов: Хиваль и Тиоф. Они поклонились, подметая бородами пол. - Пора, - объявил один из них. - Наш народ хочет видеть вас. Первым, потягиваясь, встал Ратаган. - Гномов и женщин не заставляют ждать, - произнес он с улыбкой. Они с трудом поднялись на ноги. Джиннет присоединилась к ним, выйдя из соседней комнаты. Она низко склонила голову, пряча лицо в тени капюшона. Чтобы скрыть ссадины, дошло вдруг до Ривена. Он покраснел от стыда и отвращения к себе. Он в жизни ни разу не ударил женщину. До сегодняшнего дня. Они вышли из комнаты следом за гномами-провожатыми. В этот раз их повели совсем в другое место, - намного дальше, в глубь горы, как показалось Ривену. Он почти явственно ощущал ужасающее давление колоссальной массы камня над своей головой. Коридоры, по которым они шли, были всего лишь щелками горной плоти. Одно движение плеча каменного исполина, - и все они исчезнут. И он, Ривен, окажется погребенным в недрах собственной истории. Гномы-провожатые безошибочно вели их по узким коридорам и широким, словно улицы, переходам, через перекрестки и распутья, мимо зияющих пропастей и уходящих в бесконечность стен. Они были здесь не одни. Во тьме повсюду сияли огни - алые угольки глаз гномов двигались вместе с ними; по проходам разносились гулкие звуки шагов, отзвуки разговоров, негромкий смех, замогильные голоса, звучащие на неведомые лады. В темноте - перед ними и вслед за ними - передвигались толпы. Казалось, все обитатели Джхаара собираются, чтобы услышать историю, которая будет рассказана этим вечером. Они вошли в безбрежную тьму огромного подземного зала, такого огромного, что токи воздуха перемещались в нем, как ветер. В этой кромешной тьме ничего нельзя было разглядеть, кроме многочисленных искорок глаз, мерцающих, как драгоценные камни богатого месторождения: сотни глаз. Одни - совсем рядом, другие - так далеко, что свет их превращался в едва различимое глазом мерцание. Шепот и шорох ног людской толпы сливался в непрерывный гул. В темноте Ривен споткнулся, но Айса и Ратаган поддержали его. Он протянул руку, чтобы найти Байклина, и снова чуть не упал. Спотыкаясь и оступаясь на каждом шагу, они вслепую продвигались вперед. Ратаган тихо чертыхался, когда задевал обо что-то ногой. Наконец они остановились, и внезапно двух гномов-проводников окружило голубое сияние. Точно такое, какое Ривен уже видел однажды. Хиваль и Тиоф молча указали на пол, и Ривен разглядел каменные скамьи, выбитые, вероятно, в монолите скалы. Они сели, и свет погас. Им осталось лишь вслушиваться в гулкую тьму, окружавшую их, ловить шаркающие звуки шагов гномов, ощущать спинами холодный камень скамьи. Вскоре голоса затихли, движение прекратилось. Все кругом замерло. А потом зажегся свет - теплый шафрановый свет, исходивший из невидимого источника. Он струился как будто из ниоткуда, озаряя каменные стены, что высокими сводами устремлялись ввысь, на недосягаемую высоту, - безупречные, точно стены и своды собора, вот только пространство, которое заключали они в себе, могло вместить десяток соборов. Зал имел форму полусферы. В середине ее располагалось черное углубление, окруженное скамьями, такими же, как и те, на которых расселись люди. Здесь без труда поместилось бы тысяч пять человек и еще бы осталось место. Ряд за рядом скамьи поднимались амфитеатром от центра зала к его величественным стенам. В углублении теперь показались языки пламени; свет и тень, сменяя друг друга, падали на бесчисленное множество гномов, что сидели, не шелохнувшись. Рядом Ривен ощущал хриплое дыхание Байклина. - Я и представить себе не мог, что на свете так много гномов, - прошептал он, глядя на бородатые фигуры с горящими в сумраке глазами. В воздухе струился сизый дымок от разожженных курительных трубок. Один из гномов поднялся с места и подошел к самому краю заполненного пламенем углубления в центре зала. Ростом он был выше большинства своих сородичей, седая борода пострижена коротко, на груди его кожаной куртки вышиты языки пламени, такие же точно, какие когда-то носил и Ривен: знак Сказителя. Гном помедлил, оглядел зал, на мгновение задержав взгляд на скамье, где сидел Ривен и возвышалась фигура Ратагана, такая громадная среди гномов в пляшущем свете пламени. - Киргаерн, - шепнул кто-то из гномов-проводников. - Сказитель Кашнрим Джхаара. Киргаерн оторвал, наконец, взгляд от сидящих в зале и, заткнув большие пальцы рук за широкий ремень, вперил свой взгляд в огонь, словно бы погрузившись в глубокий транс. За спиной у него Ривен заметил в колеблющемся свете задумчивое лицо Тормода. Киргаерн заговорил. - Вначале был Лик Воды, взирающий в темную высь. Под водой же были ил и камень, и опять - тьма. Недвижимой оставалась поверхность вод. Во тьму же под ней не проникал ни один луч света. Голос его был негромким и низким, как голоса всех гномов. Но в нем трепетала некая интонация, что делала речь его мелодичной. Она лилась, словно музыка, а слова истории Киргаерн превращал в поэму. - Но потом что-то зашевелилось в глубинах вод, сдвинулось и открыло глаза. И взгляд его встретил тьму. То был Гном и имя его было Моди. Рукой своей толкнул Моди камень, и не знает никто, случайно то вышло или намеренно. Но камень сдвинулся под его рукой. Камень сдвинулся и толкнул другой, тот повалился и столкнул третий, и так продолжалось, пока шум и грохот камней не заполнил глубины вод, пока не заполнило их громыхание валунов и гул скал. И это воистину было Начало мира. В темных глубинах начали шевелиться огромные глыбы скал и осколки камня, росли, разбухали и вновь распадались, но и разрушаясь они поднимались все выше и выше, пока не дрогнула поверхность вод, не раздалась, и вершина самой высокой скалы не поднялась над водой. Вслед за ней появились другие - острые пики скал, нагромождения зазубренных осколков, круглые бока валунов, серые наносы щебня и гальки - и вот среди вод во тьме вознеслась гора, и с мокрой ее головы и покатых плеч текла влага. И гору эту гномы назвали Арат Гор, Первая Гора. И была она столь высока, что вершина ее проткнула небесную твердь и проделала в ней дыру, сквозь которую вниз из миров по ту сторону тьмы пролился свет и окрасил первой зарей Лик Воды. И тогда гном Моди голыми руками прорыл себе путь из глубин горы, и поднимался он все выше и выше, пока свет не залил ему глаза, а дуновение ветра не обласкало его лицо. И подивился он, глядя на творение свое. Но вскипели пенной яростью океаны, ибо прогневались на Моди за то, что создал он землю, что сухой была она под ногами и оспаривала их главенство, и послали свои легионы - морские волны - на штурм горы, и воды обрушились на Арат Гор в неистовстве бури, грозя сбросить Моди с тверди. И камень стал поддаваться, и крошился он и разрушался под напором Вод. Гора оседала и рушилась, увлекая с собой Моди, и океаны смеялись, ликуя, предвкушая мгновение торжества, когда вновь они обретут безраздельную власть над миром. И закричал тогда Моди сквозь рев и грохот волн, моля океаны умерить их ярость, и не губить его, и разрешить Горе жить. И вновь рассмеялись они и спросили, зачем бы им делать это? И попытался Моди договориться. Он предложил загадать загадку, но океаны презрительно расхохотались в ответ. Тогда он предложил им послушать песню, но океаны не пожелали песен. Наконец, он пообещал рассказать им историю - самую лучшую историю в мире. И стихли волны, и перестали биться о берег, и успокоились бурные воды, и океаны согласились выслушать его и сохранить ему жизнь, покуда история не завершится. И начал Моди свой рассказ, и другого такого рассказа не будет уже на земле. Прошли годы, а он все сидел на холодном камне Первой Горы, и волны сбирались вокруг, чтобы не пропустить ни единого слова. И лился рассказ - первозданная повесть, первая, сказанная в этом мире. Он говорил о воде, о гневе ее и величии, о мощи волн, поднятых бурей. А потом говорил он о синих просторах морей, чья тихая гладь сияет под солнцем расплавленным серебром. Говорил он еще о струящейся музыке бегущей воды, о родниках и ручьях, об озерах и реках, порогах и водопадах. И пока говорил он, из камня горы забили ключи, и один из них рос, набирая силу, пробивая дорогу сквозь камень и влажную грязь, и устремился к морю, дабы слить свои воды с ним. Так появилась на свет Великая река. Он говорил о податливости глины и упорстве гранита. Он говорил о горах и утесах, долинах и лощинах, камнепадах и осыпях, и пока он говорил об этом, горы вздымались, подпирая Первую Гору - могучие хребты каменных братьев ее и сестер. Скалистые громады, озаренные светом первого дня. Гресхорн. А история продолжалась. Он говорил о тепле солнца и плодородии почвы. И вокруг него все шевелилось - там, где скопилась сырая грязь, пустил побеги свои вереск, пробилась трава и расцвели подснежники, цветы, что появляются первыми после зимы. И пустили корни свои в самые недра земли и подняли к солнцу свои кроны дубы, сосны и ели. И под теплыми лучами солнца они тянулись вверх, а ветви их раскидывались все шире и шире. И такова была сила слов Моди, что миры в поднебесье притихли, прислушиваясь, и столпились у дырок, пробитых в своде небесном вершиной Первой Горы и скалами, что восстали из недр ее. И пролился из отверстий тех свет, словно свет звезд. Но как только миры за пределами тьмы склонились над миром, где лился рассказ Моди, населявшие их существа вывалились из опрокинувшихся миров, застывших в напряженном внимании, и через отверстия в небе попали в наш мир, и упали на землю, что рождалась под ними. Так появились Исполины и виры, гогвульфы и гриффеши, лошади и люди. Они упали на землю, и лежали среди трав и древесных корней, и смотрели в недоумении на миры, из которых упали они сюда. Что им еще оставалось, как не поселиться там, где они оказались, и не сделать чужой этот край своим домом? И на земле этой, названной Мингниш, стали жить они и плодиться, и процветать. А история Моди все длилась. Теперь поняли океаны, что Моди их обманул. Горы из истории его стали высокими и несокрушимыми, а земля - обширной и обильной. В гневе обрушились океаны на землю и стали крушить берега, стремясь уничтожить ее. Но было уже поздно. И до сих пор океаны крошат камень мира, превращая его в песок, стремясь поглотить его - этот мир. Возможно, когда-нибудь так и случится, но у мира еще есть время предотвратить это, познав магию древних. История Моди подошла к концу, и он лег на спину, и жизнь ушла из него, потому что он отдал всего-себя без остатка, чтобы история его обратилась в реальность. И когда умер Моди, его оплакали горы. Они взяли кости его и захоронили их в созданной им земле. Из его черепа сотворили они холм Талскера, а из его бороды проросли дремучие леса и покрыли долину Великой реки. А жизнь, что была в нем, просочилась в каждый камень и каждую песчинку, и стала той магией, которой и держится этот мир. Из костей Моди горы сотворили существ по образу и подобию его, и гномы открыли глаза и вышли на свет из могилы отца своего. Они поселились в горах, - как люди селились в лесах и долинах рек, - и углубились в темные расселины каменных недр в поисках магии - наследия своего отца. Проходили века и эпохи, проходили и опадали, точно листья деревьев по осени. Гномы ушли еще глубже в горы, а люди Долов смирили леса, возвели крепости и построили города. И первый из их городов расположился на высоком холме Талскера у Великой реки. Число великанов сократилось, а племя их выродилось с годами. И стали они низкорослыми и злыми, обросли шерстью и потеряли свой разум. Превратились в создания снега и высоких вершин, в зимних разбойников, и были прозваны Снежными Исполинами, которых очень боялись. Лишь немногие из великанов сохранили свой прежний рост. Мирка как раз был одним из этих. Тот самый Мирка, из каменного изваяния которого гномы создали мирканов. Неисчислимые годы понадобились Народу Камня, чтобы укротить хищных тварей гор и чащоб, чтобы уберечь мир от их набегов. Им мешали трудиться, и они сражались в бесчисленных битвах в глубинах своих рудников и на горных вершинах, и устали в конце концов от сражений. И вот тогда за работу воинов взялись мирканы. Мир тогда был исполнен магии. Гномы ушли глубоко под землю, и разыскали волшебный субстрат жизненной силы праотца своего, и выделили самую ее суть, и стали творить чудеса. В недрах гор построили они Джхаар, пронизав горный массив запутанными ходами, основав рудники и могучие крепости, и Гресхорн стал громадным единым городом. Но сила магии той оказалась слишком велика, чтобы ею владел только один народ. И тогда гном пошел против гнома, чтобы ею завладеть. И в горах разразились междоусобные войны, искалечившие Народ Камня. Многие их города опустели тогда, много великих дел так и осталось не завершено. Именно в те времена Гресхорн получил свое имя - за недоброе колдовство да изменчивую погоду. И гномы тогда собрались на совет и решили, что негоже им владеть магией в одиночку. Сказано - сделано. И даровали они свое знание калеке по имени Беркинлиг, который пришел к ним в горы с равнины, и наказали ему, чтобы он передал это знание народам Мингниша. И Беркинлиг исполнил их повеление. А самые могучие и сокровенные тайны магии запечатали гномы в вершине горы Арат-Гор, которую люди звали Стэйром, и лежали они, погребенные в камне Неприступного Пика, никому не причиняя вреда. И Мингниш расцвел. Люди стали вспоминать события прошедших лет и делать записи в книгах о событиях этих, и вести отсчет времени. Они выкорчевали леса и удобрили землю, поделив ее между собой. И ходили войной друг на друга. А гномы взирали на людские дела и не вмешивались. Существует такое поверье, что история Моди и не кончалась, что он все еще жив и до сих пор продолжает ее рассказывать. И что в тот день, когда сказано будет последнее слово и история завершится, океаны обрушатся на землю и завладеют ею, наконец. Есть и другое поверье, что история эта не закончится никогда, потому что всегда отыщется кто-то, кто, владея магией, подхватит ее и начнет новую главу. Все это недоступно нашему разумению, ибо мы сами - персонажи истории, а посему заглянуть за пределы ее не властны. Мы - люди и гномы, виры и Исполины - можем только прожить свою жизнь. И прожить ее так, чтобы достойна она была упоминания в этой истории. Звучный голос гнома смолк, и каменный зал наполнился тишиной. Казалось, даже самый камень его стен слушал рассказ и теперь ждал продолжения. Но Сказитель молча улыбнулся, потом поклонился публике и вернулся на свое место на скамье. Постепенно в каменном зале поднялся гул, подобный гулкой барабанной дроби, звучащей где-то вдалеке, и Ривен увидел, что гномы бьют себя кулаками в грудь, выражая тем самым свое одобрение. Шум все усиливался. Айса, Байклин и Ратаган тоже присоединились к аплодисментам. Ривен, не отрываясь, смотрел на голубое пламя в центре зала, где только что был Сказитель. Теперь он получил все ответы и понял, что нужно от него Мингнишу. Он взглянул на Джиннет. Захваченная рассказом, она не заметила, как капюшон ее плаща упал, и ссадина у ее рта была видна теперь даже при свете неяркого пламени. Глаза ее были пусты, лицо оставалось непроницаемым. Сгарр Диг, или Арат-Гор, как называли его Гномы. Все это время он знал, что гора эта - ключ ко всему, что случилось в то летнее утро, когда умерла Дженни. Он знал, что поиск его завершится у Неприступного Пика. Потому что там все и началось. Магия и история, облеченные в слова. Всегда все сводилось к ним. И теперь Ривен знал - почему. То, что случилось тем утром на Сгарр Диге, каким-то образом высвободило те силы, которые гномы запрятали там. И погибшая Дженни стала их воплощением, распахнув запечатанную Дверь из того мира в этот. Тормод говорил, что темноволосая девушка - существо, сотворенное из чистой магии. Из той самой магии, что была сейчас сокрыта и в нем. Они с Дженни теперь обладали властью, позволяющей им сохранить этот мир или его уничтожить. Мир, который был бесконечен даже в своих сказаниях. И Ривен стал его Сказителем. И он не только черпал вдохновение из Мингниша, но и создавал его своим словом. Дженни мертва, но магия воплотилась в ее образе, и теперь он бродит по Мингнишу. И ищет его - Ривена. Ему предстояла еще одна встреча. И нельзя было опоздать на нее. Но дело не только в этом. Связь между ним и Мингнишем возникла задолго до смерти Дженни - и в результате родились его романы. И Джиннет... которая становилась все больше и больше похожа на Дженни, с каждым шагом, который приближал ее к Алой горе. Какова ее роль во всем этом? Это еще предстоит узнать. Гномы уже вставали и покидали зал. Ривен вдруг сообразил, что на какое-то время он полностью ушел в себя и не видел ничего вокруг. Перед ним стоял Тормод. - Получил ты свои ответы? - негромко спросил гном. Ривен поднялся. Его друзья смотрели на него во все глаза, словно бы ожидая откровения. Он невольно улыбнулся. - По-моему, да. Теперь я знаю, куда мне нужно идти. И у меня есть идея. Насчет того, что мне нужно сделать. Тормод удовлетворенно кивнул. - Вы должны отправляться как можно скорее. Мне донесли, что в горах поднимается буря, а Гресхорн всегда был суров к путникам, даже в лучшие времена. Ваше снаряжение уже готово. - Вам пришлось повозиться, - заметил Ривен. - Вам уже недалеко идти, - отозвался Тормод, - если цель ваша там, где я думаю. Но путь туда - не из легких. Мы вам покажем тропу, которая прямиком выведет вас к горе. - Спасибо. - Ривен обвел взглядом лица друзей. Суровый Айса с прищуренными глазами, в которых явственно проглядывало нетерпение, неунывающий, как всегда, Ратаган, - лишь ранние морщины прорезали его лоб. Байклин - серьезный, с иронической улыбкой, и Джиннет, с ее ссадинами и отчаянием во взгляде, от которого у Ривена щемило сердце. - Я полагаю, что теперь мы готовы, - сказал он твердо. 19 Снег слепил своей белизной, сияя под ярким солнечным светом, так что путникам приходилось щуриться, чтобы не разболелись глаза. Безоблачное небо поднималось над ними голубым куполом, покоившимся на вершинах гор, окружавших долину со всех сторон. Ривен примерно прикинул их высоту. Где-то двенадцать тысяч футов. Он жадно втянул в себя чистый, животворный горный воздух. Он знал эти горы. Он увидел их с другой стороны, но узнал их. Отсюда он различал вдали изгиб Квиллинского хребта, Сгарр-нан-Гиллеан, Сгарр-Алисдайр, Сгарр-на-Банахдиш... Все те горы, на которые он восходил когда-то, лежали сейчас перед ним. Восхождение будет нелегким делом. А если погода испортится вновь, то практически неосуществимым. Он бросил взгляд на Джиннет. Свежий воздух вернул румянец ее щекам, глаза ее вновь заблестели. Крепкий ветер, сдувающий снег с вершин, теперь развевал ее волосы. Казалось, что в ней больше не было ничего чужого: ее лицо столь же знакомо ему, как свое. Он отвел взгляд. Гномы проводили их вверх по бесконечной спиральной лестнице, что была вырублена в скале и вывела их наружу, на покрытую накидкой снега вершину, с которой открывался вид на северную оконечность хребта. Тормод сообщил, что Стэйр лежит на расстоянии одного дня пути, и что заклятие, которое гномы наложили когда-то на Алую гору, теперь снято. Ривен не спрашивал - как. У него было такое чувство, что в этом мире не одни они могли общаться на уровне магии. Попрощавшись с путниками, гномы закрыли за ними каменную дверь и удалились в свое подземелье, не оставив после себя никакого следа, кроме чуть примятого снега в том месте, где была дверь. Вот и все. Теперь рядом не было никого, с кем путники могли бы посоветоваться, никого, чья мудрость могла бы помочь им понять, что делать дальше. Теперь Ривену придется рассчитывать лишь на себя. Конец уже близко. - Надеюсь, ты знаешь дорогу, Байклин; - обратился он к Смуглолицему. - В жизни ее не забуду, - ответил Байклин, - хоти я выходил не отсюда. Я шел низом, вдоль неглубокой долины, что лежит по другую сторону хребта. Но мне будет несложно сориентироваться. Ривен поправил ремень рюкзака, что впился ему в плечо. - Тогда пошли. Гномы хорошо снарядили их. Дали теплую одежду, сшитую из шкур оленя, отороченную мехом, подозрительно напоминавшим шерсть исполинов. Ноги их были обуты в ботинки с железными шипами, - что-то вроде кошек, - у каждого имелись при себе трос и ледоруб. На долгом своем веку гномам пришлось пережить не одну зиму в горах, так что, надо отдать им должное, они знали толк в походном снаряжении, пусть даже Ратаган с Айсой и поглядывали на эту необычную для них экипировку с некоторым сомнением. С трудом они продвигались вперед. Первым шел Байклин, потом - Ривен, за ним - Айса и Джиннет. Ратаган замыкал колонну. Они шли, проваливаясь по щиколотку в снег, шипы на ботинках цеплялись за лед, что таился под снежным покровом. Шли, опираясь на свои ледорубы, упрямо продвигаясь вперед, несмотря на порывистый ветер, что застилал слезами глаза и трепал волосы - свежий ветер, обрушившийся на горы, поднявший вихри сухого снега с вершин, так что россыпи белых крупинок кружились в воздухе и горы, казалось, курятся белым дымком, поднимающимся в ясное небо. Их дыхание замерзало у них на губах, окутывая изморозью бороды, брови и мех одежды. А ветер прощупывал каждый шов, каждую щель, просачиваясь под одежду. А что сейчас в Долах? - думал Ривен. Лежит ли там снег? Запорошило ли Талскер? Может быть, Мадра сейчас - именно в это мгновение - глядит из окна в доме Квиринуса, как пурга наметает сугробы, и думает о нем? А дома? Может быть, у их домика на берегу тоже сейчас выпал снег? Там снег был редкостью и выпадал лишь в отдельные морозные деньки посредине зимы, и они с Дженни радовались ему, словно дети, и взбирались на скалы, и неслись взапуски по сугробам до почты в Элголе - целых шесть миль. Они вваливались туда, все в снегу, продрогшие до костей и счастливые, как летние ласточки. То был один из тех дней, о которых потом можно сложить долгий-долгий рассказ, о которых потом вспоминаешь, сидя у разожженного очага, когда наступает вечер, огонь в камине особенно ярок и сухой плавник горит голубоватым пламенем среди пылающего торфа. Настоящая роскошь. Несметное богатство. Он был богачом и даже не знал об этом. И вот он опять пришел в эти горы, только теперь они возвышались над ним, величественные, суровые и не умеющие прощать, - прекрасные и жестокие, как клинок меча. Теперь он достаточно знал для того, чтобы быть благодарным только за то, что это существует на свете. Они - эти горы - стоили того, чтобы вобрать их в себя и сохранить в сокровенных глубинах души горечь с радостью пополам. Они шли весь день, медленно спускаясь по склону к тропе, которую знал Байклин. Они продвигались вперед, втыкая ледорубы в лед и вонзая шипы своих новых ботинок в смерзшийся снег, где - вырубая ступени, где - спускаясь на тросах, спотыкаясь, помогая друг другу и принимая помощь, в полном молчании. Джиннет помогали все. Они слишком много пережили вместе, понял Ривен, чтобы помнить сейчас о былом вероломстве или спорить о чем-либо. У них теперь общая дорога. И по ней нужно дойти до конца. Они непрерывно спускались четыре часа и, наконец, добрались до тропы Байклина; хотя ноги у них так и гудели от напряжения, путники не стали задерживаться и тут же начали восхождение на хребет по узкой тропе. Поднявшись на гребень хребта, они пойдут уже по траверсу от одной вершины к другой. Ривен никак не мог избавиться от навязчивой мысли о том, где они будут спать этой ночью, если вдруг разразится буран. Небо по-прежнему оставалось безоблачным, однако у горизонта появились скопления туч, окутав вершины вуалью из серого тумана, да и ветер, кажется, поднимался. Даже теплая одежда, сшитая гномами, не спасала от его леденящих порывов. Путники остановились, чтобы оглядеться; мощный порыв ветра буквально вдавил их в лед и снег, покрывавший скалы. Они прошли уже около трети пути. Еще пять-шесть тысяч футов - и они достигнут уровня вершин. - Это ж сколько еще идти?! - воскликнул Ратаган, изучая взглядом громоздящиеся над ними вершины. И сам же себе ответил: - Долго еще и нудно. - Мы должны подняться до темноты, - решительно проговорил Байклин. - Перейдем на ту сторону и поднимемся на подветренный склон, там можно будет разбить лагерь. - И разжечь костер из снега, за неимением ничего другого, - отозвался гигант. Байклин рассмеялся. - Гномы уложили нам достаточно горючего камня, чтобы мы смогли отогреться, так что не нужно сильно отчаиваться. Лицо Ратагана просветлело. - Вот и славно. Меня, впрочем, и так уже греет мысль, что где-то там у меня припрятана бутыль доброго эля, призванная поднять настроение изнывающим от жажды и утомленным путникам. - Так что у нас есть к чему стремиться, - сказал Байклин и сделал им знак продолжать восхождение. Они поднимались по южному склону хребта, день постепенно сходил на нет, и морозная ночь надвигалась на горы. Небо потемнело, тучи закрыли вершины гор. Снег не блестел уже, но лишь тускло мерцал в догорающем свете дня. К тому времени, когда путники выбрались на гребень хребта, стало совсем темно. Ветер выл и свистел, разбиваясь о южный склон, как о стену. Они перебрались через острый гребень хребта, и Джиннет с Ривеном едва ли не кубарем покатились вниз по обледеневшему склону. Байклин тоже упал. Они шли в связке, и Айса с Ратаганом, точно две неколебимые скалы, остановили их беспорядочное падение. На этом склоне горы ветер тут же утих. Они ничего не могли разглядеть во мраке - только темные очертания фигур на пока еще светлом снеге. Снег вился в воздухе и, падая, заметал их следы. Байклин встал первым. - Надо найти укрытие поприличнее. Здесь близко есть такое место. Вставайте. Они поплелись следом за ним, снег налипал на ресницы, слепил глаза, так что и на расстоянии в несколько ярдов уже ничего нельзя было разглядеть. Однако через несколько минут по левую руку от них показалась группа исполинских скал - цельные каменные монолиты. Путники стали протискиваться между ними и, наконец, отыскали расселину со скальным карнизом, достаточно широкую для того, чтобы вместить их всех. Ривен уселся на корточки; для того чтобы вытянуть ноги, здесь просто не было места. Ветер шумел где-то вверху. Ратаган уже рылся в своем мешке, разыскивая трутницу, Байклин и Айса вытаскивали поленья и горючий камень из своих. Ривен с Джиннет готовили место для бивуака, однако еще с четверть часа им пришлось провести, дрожа от холода, пока Ратаган не добился того, чтобы трут разгорелся, и потом трясся над тоненьким язычком пламени, раздувая костер. И вот, наконец, он запылал. Пламя высветило их лица из снежной круговерти ночи, тепло костра немного облегчило боль в поджатых ногах Ривена, которые давно свело судорогой. - На сколько у нас хватит топлива? - спросил он Байклина. Тот поморщился. - Ненадолго. На пару часов точно хватит, но не больше. Можно, конечно, разжечь костер и поменьше, тогда топлива хватит часа на четыре. Но нам необходимо тепло. Сейчас я подброшу побольше дров, а там уже видно будет, может, снег к тому времени перестанет. Они сбились в кучу в неверном свете костра, снег укрывал им плечи. Это будет долгая ночь. А когда догорит огонь, она покажется бесконечной. Они достали свои спальные мешки и забрались в них, укрывшись от снегопада под каменной стеной. Дым костра почти не уходил из расселины и ел глаза, но путники все равно теснились у костра. Ривен задремал, уже притерпевшись к тому, что в скрюченные его ноги почти не поступает кровь. Он лежал в полудреме, в сознании его проносились туманные образы: Исполины и гномы, подземные залы и города за высокими стенами. Столько всего... Такое многообразие лиц и мест, и каждое он узнавал. Но среди них было и что-то еще. Возможно, другая глава этой долгой истории или лицо, которое ему еще предстоит увидеть. От этих сумбурных видений ему стало как-то не по себе. Ривен медленно всплыл на поверхность сна и очутился в неярком красном свете затухающего костра, ощутив холод снега, который лежал у него на лице и не таял. Было все так же темно и ветер свистел на вершинах скал, как и прежде. На какое-то время его охватила ненависть к этой чертовой погоде, горам и всему тому, из-за чего он оказался здесь. Что притащило его сюда. Он посмотрел на своих друзей. Все они спали, даже Лиса. Байклин вызвался первым нести караул, но он теперь спал, примостившись рядом с Ратаганом. На исхудалом его лице застыло хмурое выражение, как будто даже во сне он осуждал себя за то, что так непростительно забыл о долге. Ривен прекрасно понимал, что у него просто не было больше сил. Ведь на плечах Байклина лежала ответственность за них: все они полностью зависели от его опыта и сноровки с того самого момента, как пришли в эти горы. Байклин их вел. Айса защищал. Ратаган веселил. Ривен же и Джиннет не делали ничего существенного для остальных - им еще предстояло исполнить свою часть работы. Из всего этого выйдет какая-то история, думал Ривен. Если только будет кому ее рассказать. Ему нелегко будет из этих людей, что были героями его книг, а теперь стали его друзьями, вновь сделать литературные персонажи. Хотя может случиться и так, что ему больше уже никогда не придется писать свои книги. Костер, наконец, потух, последний отблеск его растворился в холодной тьме. Редкий снег тихо падал на путников, спящих в толстых спальных мешках из меховых шкур, которые им дали гномы. Медленно, но неотвратимо холод просачивался и сквозь них, и Ривен видел, как зябко ежились и дрожали во сне его спутники, чувствовал, как Джиннет прижимается к нему, ища тепла. Он не мог заснуть. Его охватило вдруг странное, тревожное чувство, что должно еще что-то случиться. Оно появлялось и прежде, например, до того, как они столкнулись с Джиннет и ее наемниками, но теперь ощущение это было острее, определеннее. Чем меньшее расстояние отделяло его от Алой Горы, тем сильнее одолевали его предчувствия. Как будто он уже вышел из этого мира и снова стал автором, слагающим его историю. Эта мысль опечалила Ривена. Он сроднился уже с этим миром - с Мингнишем - и некоторые из здешних связей пролегли глубже и крепче, чем даже те, что остались в том, другом мире, которому принадлежал он изначально. Он даже не был уверен, сможет ли так вот просто оставить их, пробудиться от сна. Если человеку больше нравится сон, чем реальная жизнь, разве должен он обязательно открывать глаза? Что за вздор ты несешь? Ривен улыбнулся нелепым своим размышлениям. Вскоре проснулся Байклин. Ривен слышал, как он вполголоса бранил себя за то, что заснул на посту. Он потолкал каждого, чтобы удостовериться, что никто не замерз. Ратаган выругался и послал его куда подальше, чтобы он отвязался и дал человеку поспать. Лишь Джиннет, казалось, помедлила с ответом, словно смущенная чем-то, и Смуглолицему понадобилось еще некоторое время, чтобы проверить, что она в полном сознании. Снег перестал. Ривен ощущал его вес сквозь спальный мешок. Место, где когда-то горел костер, совсем завалило снегом, но Ривену не было холодно. Складывалось впечатление, что под снегом ему стало теплее. У него озябло только лицо, и он несколько минут растирал щеки и нос, чтобы возвратить им чувствительность. Веки заиндевели, и Ривену пришлось протереть их краем спального мешка. В воздухе разливалось голубое сияние, предвещающее приближение зари. Байклин вышел уже из-за укрывавших их скал и осматривал предстоящий путь на сегодняшний день. Хотелось бы думать, что последний день. Сгарр Диг уже близко. Они выбрались из спальных мешков и хорошенько вытрясли их. Пришлось откапывать занесенные снегом рюкзаки. Темные силуэты скал уже обретали четкие очертания - свет нарождающегося дня становился ярче, превращаясь из голубого в серо-белый. Они молча уложили спальные мешки, тишину лишь изредка нарушали кашель да чьи-нибудь ворчливые сетования на чертов холод и снег. У Ривена было такое чувство, будто мозг его заледенел, - настолько он ощущал себя безразличным и тупым. Внезапный радостный крик Ратагана вывел его из оцепенения. Гигант держал в руках бутыль и теперь с этакой лихорадочной бережностью вытаскивал из нее пробку. Потом пустил его по кругу. - У меня идея. Это, думаю, несколько нас подбодрит. Эль гномов. Ривен сделал два хороших глотка и почувствовал, как крепкое пиво обожгло его горло и согрело желудок. Дрожь прекратилась. Он стоял и наблюдал за тем, как на востоке медленно разливается бледный свет восходящего солнца. Лед в его мозгу растаял. Он улыбнулся Ратагану, передразнил хмурое выражение лица Байклина и кивнул Айсе, который казался удивительно молодым из-за того, что мороз разрумянил ему щеки, а черные волосы успели отрасти. Он долго смотрел на Джиннет, пока та не подняла удивленно брови и, забрав у него бутыль, не отпила из нее. Он знал, что это утро, когда он видит всех своих друзей, - его последнее утро в Мингнише. Осознание этого опечалило Ривена. Но он понимал, что так нужно. Не следует неуемно длить то, что заканчивается, даже самое лучшее. Нужно уметь прощаться. Этому его научила Дженни, а Мадра помогла в том убедиться. Вот что дал ему этот мир. И этого, быть может, достаточно. Он чувствовал себя как ребенок, которого силком уводят от витрины магазина игрушек. До этого момента у него как-то не было ни времени, ни случая, чтобы остановиться и оглядеться вокруг. Теперь же вокруг только горы, - смотри, не хочу - те самые горы, с которых все и началось. Круг замкнулся. Наконец-то Сказитель истории осознал полностью свою принадлежность к ней. Сложив свои пожитки и наскоро проглотив холодный завтрак, они вновь надели рюкзаки и вышли вслед за Байклином в серое утро. Хотя теперь Ривен и сам знал дорогу. И, может быть, даже лучше, чем Байклин. Они шли на уровне горных вершин и теперь могли заглянуть в глаза Гресхорна. Пик поднимался за пиком, утесы и скалы хребта вздымались к небу, где среди облаков стали теперь появляться голубые просветы. Солнечные лучи осветили их путь, снег засверкал на голых громадах гор, лишенных всякой растительности, их вершины вонзались в облака, как острия копий. У Ривена было такое чувство, словно они вступили в пределы иного царства - царства, где дела людей не принимались в расчет и не значили ничего. Казалось, здесь он был столь же ничтожным и неприметным, как какой-нибудь муравей. Однако он не осознавал реальности магии. На самом деле все обстояло иначе. В нем таилась сила, которая, раскройся она в полной мере, умалила бы величие даже этих гор. Тропа, по которой им предстояло пройти, была открыта всем ветрам - зазубренная цепь следующих одна за другой вершин, что вздымались и опадали, как гигантские волны океана в шторм. Шаг путников замедлился, и вновь им пришлось связаться друг с другом тросом, прежде чем идти дальше, используя ледорубы для опоры. Были места, где обломки скал преграждали им путь, и им приходилось перепрыгивать с одного камня на другой. Кто-то - обычно Байклин - подстраховывал. Небо прояснилось еще больше, ветер почти совсем стих. Стало жарко даже в их тяжелых одеждах, ладони в меховых рукавицах вспотели. Кругом не было слышно ни звука - только скрип снега под ногами да их собственное дыхание. В полдень путники остановились, чтобы отдохнуть и перекусить; достали из мешков хлеб, фрукты и вяленое мясо, опорожнили фляжки и тут же набили их ледяной крошкой. На солнце снег ослепительно блестел, и Ривен вспомнил о своих темных очках, оставшихся в домике на берегу моря. Губы обветрели и растрескались. Он то и дело облизывал их, но от этого становилось еще хуже. Вновь они двинулись в путь. Гномы подсчитали, что для того, чтобы дойти до Стэйра, им понадобится полтора дня, однако они продвигались медленнее, чем планировали. Каждый шаг по нехоженому снегу давался с трудом, рюкзаки тянули к земле. Все устали, вымотались до предела, даже Айса. Они ничего уже не могли - только тихонько плестись вслед за Байклином, что упрямо шагал во главе цепочки. Алая Гора была не только намного выше своего двойника на Скае, она была значительно выше, чем соседние вершины, ее пик высоко поднимался над хребтом, тогда как в мире Ривена он был отнюдь не самым высоким среди Квиллинских гор. Однако его очертания остались прежними; они были столь же знакомы ему, как и профиль Дженни. День пролетел быстро. С тревогой Ривен заметил, что небо уже темнеет. Воздух был тих и недвижим. Ближе к вечеру белой бесшумной пеленой вновь пошел снег. Путники остановились, пристально вглядываясь в даль. Они вышли к изгибу кряжа, по левую руку возвышался крутой угрюмый гранитный пик, огромная масса гладкого льда лежала в распадке, раскинувшись широко, словно белое заледеневшее озеро; справа за осыпью открывалась пропасть. - У нас есть выбор, - проговорил Байклин в тишине. - Либо начать восхождение на пик по траверсу, либо перейти ледяное поле. Но, в любом случае, мы должны дойти до горы сегодня. Мы не можем больше останавливаться. На такой высоте нам не найти топлива для костра, и мы вряд ли выдержим здесь еще одну ночь. - Он ничего не сказал о том, что они будут делать после того, как доберутся до Алой горы, и как потом отыщут дорогу обратно в Джхаар. - Ледник, - отрывисто бросил Ривен. - Становится слишком темно, чтобы начинать прямое восхождение. - Я тоже так думаю, - сказал Байклин. Они по-прежнему шли в связке: обогнули скалу и вышли на ледник, передвигаясь почти наощупь, точно процессия слепых. Ледник был наклонным, и они шли, опираясь на ледорубы, осторожно делая каждый шаг. Ледовое поле терялось где-то внизу, сползая через плечо горы. Тяжелое дыхание, хруст фирна под ногами, покачивание рюкзака отдавались в ушах Ривена, все тело болело, но еще подчинялось его воле. Пелена снегопада поглотила все звуки вокруг, приглушая шаги и дыхание остальных. На горы опустилась почти сверхъестественная тишина, даже никогда не смолкающий шелест воздушных потоков, перемещающихся между вершинами и равниной, - и тот умолк. В сгустившихся сумерках внезапно над ними раздался треск лопнувшего льда - оглушительный, словно выстрел. Осколки льда покатились к ним. Путники остановились. Пар дыхания замутил воздух перед глазами, застилая взор. Ривен вопросительно посмотрел на Байклина и увидел, что лицо его стало вдруг белым, как бумага. - Что это? - Не знаю. Продолжайте идти! Не останавливайтесь! - И трос, привязанный к поясу Ривена, натянулся, рывком увлекая его за собой. Он стал пристально всматриваться в темноту, но не мог разглядеть ничего, кроме нетронутой белизны ровной поверхности ледяного уклона. Выругавшись, он двинулся вперед. Внезапно лед у него под ногами взорвался. Он заметил, как что-то серое, похожее на змею, вырвалось из-подо льда, словно струя гейзера, и ударило его в грудь; он упал и покатился вниз по склону. Перекувырнувшись, он ударился головой о торос и услышал, как лед треснул под ним. Трос врезался в него, точно стальная проволока, так что Ривен даже вскрикнул. Все пространство вокруг оглашали крики. Он висел, беспомощно раскачиваясь, точно пойманная паутиной муха. Трос натянулся, словно струна. Он отчаянно цеплялся за лед своим ледорубом, пытаясь остановить скольжение. Потом поднял глаза и увидел светло-серое змееподобное чудовище, нависшее над ним. Хриплый крик отчаяния пронзил воздух, отдавшись болью в его ушах. - Ледовый Червь! - раздался надрывный голос Байклина. Ривен слышал его крик и видел, как существо бросилось на него, сбило с ног, Байклин покатился вниз по склону ледника. Трос со всей силы врезался в пояс Ривена, он стиснул зубы от резкой боли, но ничем не мог помочь товарищу. Ривен ощутил вкус крови во рту, а потом его ледоруб сорвался, и он вновь заскользил вниз. Ривен ощутил рывок такой силы, что у него потемнело в глазах, и он опять закачался в воздухе, ощущая вес Байклина, который тянул его вниз. Айса с Ратаганом держали их. Вновь сверху раздался звенящий крик, какой издает ястреб, бросаясь на добычу. Свист и лязг оружия. Треск раскалывающегося льда. Там, наверху, шла схватка. Ривен повернулся лицом к ледяному склону и, размахнувшись, вонзил свой ледоруб как можно глубже в лед. Хорошо еще, что ледоруб был привязан к поясу, иначе он давно уже потерял бы его. Ривен взбрыкнул ногами, уперся шипами ботинок в гладкую стену и удостоверился, что закрепился как следует. Невыносимой тяжести вес, тянувший его вниз, вдруг уменьшился. Он посмотрел вниз по склону и увидел, что Байклин на ногах и взбирается вверх. Глаза его сверкали. Что-то тяжелое рухнуло на лед - весь ледник застонал и затрясся. - Он ушел! - прокричал сверху Айса. Они стали подниматься ему навстречу. Лед вокруг превратился в лабиринт ледяных глыб и осколков. Ратаган, Айса и Джиннет стояли, пригнувшись, в самом центре ледяного массива, с дикими глазами и с ледорубами в руках наготове. - Он вернется. Он еще вернется, - прохрипел Байклин. - Нужно уходить со льда, выбираться на камень. Здесь у нас нет никаких шансов. Не успел он договорить, как буквально под ногами у них взметнулся фонтан снега и льда, и ледовое чудовище вновь нависло над ними, зияя разверстой пастью. Змееподобное тело толщиной со ствол сосны. Драконий гребень на голове. Глаза - точно два зеленых огня. Тварь взвилась на дыбы, поднявшись в два ратагановых роста, и обратила свой немигающий взор на Ривена. Айса рванулся вперед и с криком вонзил в нее свой ледоруб. Змееподобное существо вскрикнуло и принялось извиваться, словно червяк на крючке. Миркан отлетел в сторону, отброшенный ударом корчащегося тела; трос потянул Джиннет за ним. Ратаган, увлекаемый следом за Джиннет, упал. Гигантский Червь бросился на Айсу, и его челюсти сомкнулись на ноге миркана. - Нет! - закричал Ривен и устремился вперед, вскинув ледоруб. Ледовый Червь поднял Айсу в воздух и принялся трясти его, как собака трясет пойманную крысу, привязанный к его поясу трос поднял и Джиннет. Та кричала не переставая. Ривен метнул ледоруб, перерезав веревку, и Джиннет упала на лед. Червь отшвырнул Айсу в сторону. Тот, взлетев высоко в воздух, рухнул на лед в двадцати ярдах от места схватки. Ратаган рванулся вперед, рыча от гнева. Его ледоруб оставил глубокий алый след вдоль змееподобного туловища твари. Она отпрянула, шипя от боли и ярости, а потом бросилась на него. Гигант все-таки увернулся, барахтаясь в обломках льда, и тело Червя просвистело в каком-то футе от него. Голова его расколола лед, за ней потянулось и тело, и Ривен вдруг сообразил, что Червь с невероятной быстротой уходит под лед. Извивающийся хвост исчез в дыре, которую проделала голова. Тварь ушла. Секунду они стояли не в силах пошевелиться, хватая ртом воздух. Потом Байклин сжал руку Ривена. - Возьми женщину и бегите под защиту камней. Мы задержим его. - Айса... - голос Ривена дрогнул. - Беги! Мы справимся с ним. Ты должен идти! Ривену хотелось разрыдаться. Он схватил руку Джиннет и потащил ее за собой. Но не прошел он и десяти футов, как лед рядом с ним раскололся, и Ледовый Червь взвился в воздух, отбросив Ривена в сторону. Зеленые глаза, не отрываясь, смотрели на него. Слабым движением руки Ривен занес свой ледоруб, приготовившись к самому худшему. Но вдруг между ним и ледовой тварью встала громадная фигура Ратагана, и топор гиганта погрузился по рукоять в тело Червя. Крик, всколыхнувший воздух, казалось, разорвал Ривену барабанные перепонки. Тварь отпрянула и устремилась прочь. Ратаган, весь в крови, стоял над Ривеном и Джиннет. Они слышали его смех, - свободно и вольно льющийся смех, - какого Ривен еще от него не слышал. - Ну, что же ты, жалкий червяк! Давай-ка, отведай еще выкованной гномами стали. Сразись с Ратаганом, посмотрим, как тебе это понравится! Байклин и Айса вылезли из-под снега и подошли к нему. Осколки кости выпирали из безжизненно повисшей руки Айсы. Его лицо было залито кровью, однако здоровой рукой миркан по-прежнему сжимал ледоруб, и глаза его сверкали пылом битвы. Байклин поддерживал его одной рукой, в другой блестел его короткий клинок. Наледь покрывала их плечи и липа. Ледовый Червь с ненавистью шипел на них. Темная жидкость хлестала фонтаном из глубокой раны, нанесенной ему ледорубом Ратагана. Огонь его глаз зажег зеленым кружащиеся в воздухе хлопья снега. Голова на какое-то время зависла в воздухе, качаясь туда-сюда, потом она упала на лед и с каким-то скрежещущим звуком исчезла в глубине, только осколки льда брызнули во все стороны. Мгновение ледяное поле еще дрожало у них под ногами. Потом все стихло. Айса тяжело опустился в снег, и Ривен только теперь заметил, что нога его, от бедра до щиколотки, распорота и кровоточит. Весь лед кругом уже был залит кровью - людей и ледового чудовища. Байклин сел рядом и принялся обрезать остатки одежды на руке и ноге миркана, чтобы очистить рану. - Он вернется? - хрипло спросила Джиннет. - Может быть, - отозвался Смуглолицый. Он невольно поморщился, перетянув глубокую рану на бедре Айсы, чтобы остановить кровотечение. - Но тут могут быть и другие, - сказал Ратаган. - Я слышал об этих тварях. Они не любят одиночества. - Оставь меня, - прошептал Айса, но Байклин лишь бросил на миркана испепеляющий взгляд. - Сейчас мы залатаем Айсу, и потом надо будет убираться с этого ледяного поля. Черви - создания снега и льда. Там, где камни, их не бывает. Ривен опустился на землю рядом с Байклином и лежащим мирканом. Кровь уже начала замерзать на снегу. - Как он? - Не очень. Спляшет он еще нескоро. Его кровь привлечет к нам Червей. - Рука, - выдавил Айса. Он то и дело впадал в беспамятство. Ривен испытал шок: видеть Айсу таким беспомощным, искалеченным ему не приходилось. Я, наверное, выглядел так же, когда упал с горы. Весь - кровь и переломанные кости. - Он поправится, - уверенно произнес Ривен, отводя взгляд от осколков кости, торчавших из предплечья миркана. Отдаленный крик, приглушенный пеленой снегопада, внезапно послышался сверху. Во тьме где-то внизу ему отозвался другой. - Они учуяли нас, - сказал Ратаган, хлопнув правой рукой о штаны. В его рукавицы забился снег. - Скоро здесь станет не слишком уютно. И для здоровья опасно. Ты закончил, Байклин? Смуглолицый кивнул. Айса впал в беспамятство; его нога была перевязана кусками шкур, лентами ткани и кожи. Байклин обмотал его руку толстым плащом и зафиксировал ее с помощью станковой пластины рюкзака. - Готово. Грубовато сработано, но пока что сойдет и так. Ну что ж, пора двигать отсюда. Ратаган наклонился, поднял Айсу на руки, - нежно, точно ребенка, - и уложил его через плечо, так что изувеченная рука Айсы повисла безжизненно как раз вдоль его рюкзака. Они зашагали вперед. На этот раз - без страховки. Теперь они продвигались медленнее, чем прежде. Ноги Ривена дрожали от усталости, а ему еще приходилось поддерживать Джиннет, которая вообще еле шла. Мышцы его рук и ног горели огнем. Ледоруб приходилось втыкать поглубже, чтобы поддерживать вес их обоих. Видимость ухудшилась. Тьма сгущалась. Снег продолжал падать - так же бесшумно, как прежде. Той же плотной пеленой. Ривен не сомневался в том, что Алая гора уже где-то близко. Но точнее определить было никак невозможно. Высота этих гор и сбивавшая с толку тьма не позволяли сориентироваться. Они едва ли прошли половину пути по леднику. Выше по склону раздался рев и треск. Град из битого льда обрушился на путешественников. Они замерли, лихорадочно вглядываясь во мрак, пытаясь различить там движение. - Они приближаются, - спокойно объявил Байклин. - Они чуют запах крови. - Сколько идти до камня? - В голосе Ратагана теперь чувствовалась усталость, но в темноте невозможно было разобрать выражение его лица. - Слишком далеко. Мы не успеем дойти. Вновь послышался рев, похожий на крик попавшей в сеть хищной птицы. Ему вторили два других. Сверху, снизу и за спиной у них. Впереди путь был свободен, - по крайней мере, там было тихо. - Пока еще можно идти, - сказал Ривен. Ратаган аккуратно положил Айсу на лед и закрепил его, чтобы он не скатился, воткнув рядом с ним ледоруб. Ривену показалось, что он улыбается. Гигант обратился к Байклину: - Ты ему скажешь или я? Смуглолицый стоял, опершись на рукоять своего ледоруба и склонив голову. Что-то двигалось наверху. Был слышен звук ползущего по льду тяжелого тела. Джиннет вздрогнула, услышав этот шум, и вцепилась в руку Ривена. Позади послышался треск и хруст льда, - ледник под ногами у них задрожал. Черви быстро приближались. - Они идут на запах крови, - сумрачно произнес Байклин. - Они чуют ее. Вы с Джиннет идите, а мы останемся здесь и задержим их. Дадим вам время добраться до камня. Ривен угрюмо посмотрел на него. - Нет. - Ты должен, мой друг, - сказал Ратаган. - Ты должен выбраться любой ценой, иначе все это было зря. Все, через что мы прошли. Ты обязан исполнить свой долг - и она должна пойти с тобой. - Нет, - прошептал Ривен. - Ты должен, Майкл, - Байклин положил руку ему на плечо. - Для этого мы и пошли с тобой: чтобы ты добрался до этой горы, чтобы сделал, что должен сделать. Не подводи нас теперь... не подведи Мингниш. - Я не могу, - вырвалось у Ривена. - Не могу уйти без вас. Я не могу это сделать без вас. - Ты должен, - настаивал Ратаган. - И потом, ты не один. С тобой женщина. Нет, ты не один... - И не будешь один. Никогда, - добавил Байклин. - Пока продолжается эта история, ты не будешь один. Ему показалось, он слышит голос из прошлого: - История не прекращается никогда. История не умирает. Всегда что-нибудь остается. Быть может, появятся в истории этой другие герои... может быть, даже рассказывать будет кто-то другой, не ты. Но она продолжается. Она продолжается. Живые, яркие п