в смежной комнате. Да и сами сотрудники, кроме Юкинаги и Ямадзаки, почти никогда здесь не бывали. Но теперь, когда контора в Харадзюку пришла в негодность, у них осталась только эта комната, где были собраны ценные материалы и документы. - В суматохе отобрали городской телефон, страшно неудобно... - Ямадзаки подбородком показал на стол. - Даже чаю я вам не могу предложить. Воды выпьем, что-ли? - Да ладно тебе, - улыбнулся Наката. - Ты лучше подумай, как бы нам связаться со стариком в Хаконэ. Или придумай предлог, чтобы прямо к нему отправиться. - А где мы возьмем машину? Опять же экономия бензина. Да и телефонная связь только на шестьдесят процентов восстановлена, - Ямадзаки тяжело опустился на стул. - Вчера вечером к моим соседям вор забрался... - Не выспался?.. - Онодэра широко зевнул. - Я тоже вконец устал. - Где уж тут выспаться! У меня живут сейчас две семьи - родственники и знакомые. Маленькие по ночам плачут от страха... Напуганы, ведь и вправду все было очень страшно... Ямадзаки устало потер лицо ладонями. Онодэра смотрел на него с каким-то удивлением, словно не узнавал. Кто он, этот человек с усохшим, уменьшившимся по крайней мере на размер телом? Еще совсем недавно он был способным преуспевающим чиновником. А сейчас это постаревший, до крайности утомленный отец семейства. Все семейные - люди терпеливые и грустные, подумал Онодэра с горечью. Ему-то легко. Но большинство мужчин его возраста, как и Ямадзаки, бесконечно терпеливые, смертельно усталые отцы семейства. Работают на совесть, изо всех сил, содержат жену и детей, следят за учебой, за воспитанием своих сыновей и дочерей с первых классов школы и до окончания университета, ютятся в тесных квартирах, отказывают себе во многом, сдерживают все свои порывы, потому что ответственны перед семьей, потому что должны строить жизнь своей семьи так, чтобы она не вступала в противоречия с обществом... - Семья Катаоки, кажется, целиком погибла... - сказал Наката. - Ведь квартира у него была на улице Тамати. Ямадзаки вдруг перестал растирать свое лицо. - Сигарет нет? - спросил он. Онодэра молча протянул ему пачку. Закурив, Ямадзаки с силой выпустил дым, словно хотел выдохнуть весь воздух из своих легких. - Н-да, что ни говори, а землетрясение - событие страшное... - он нахмурил брови. - Сильный удар для Японии. - Еще бы, - ответил Наката. - Но... - А я, знаете, перестал верить... - Ямадзаки посмотрел в окно. - Неужели это может произойти на самом деле? Даже масштабы этого землетрясения кажутся мне чудовищными. А тут... не может быть... Изменения, которые по своим масштабам в сотни раз превзойдут нынешнее землетрясение... Нет, нет, это землетрясение меня убедило, что ничего подобного быть не может. Скорее всего, это бредовая фантазия тронувшегося умом старика-ученого... - Многим, должно быть, так кажется, - сказал Наката. - И ученым в том числе. А у меня, наоборот, крепнет убеждение, что это произойдет. И явление это будет совершенно другого характера, чем настоящее землетрясение. Произойдут такие изменения в земной коре, каких мы себе даже и представить не можем. Конечно, будут и землетрясения, как вторичные явления... Но подлинные изменения будут происходить под тем слоем, в котором происходят землетрясения. - Не могу поверить... - рассеянно повторил Ямадзаки. - Неужели?! Юкинага-сенсей, скажите... Юкинага только едва заметно кивнул с непроницаемым лицом. - И что же... тогда... что станет?.. Японцы... ведь сто миллионов... предприятия, дома... - На мой взгляд, в худшем случае большинство погибнет, - сказал Наката. - Потому что подавляющее большинство людей не поверит. Будут сомневаться... Хорошо, если повезет и ничего особенно страшного не случится... Но нам тогда придется несладко, на нас посыплются все шишки, мы окажемся маньяками и жуликами. Будем преданы суду по обвинению в распространении вызывающих панику слухов и в растрате государственных средств. Несколько политических деятелей тоже будут отвечать вместе с нами. Я думаю, они это знают и, помогая нам, заранее готовятся к такому исходу. Но политические деятели, наверное, окажутся хитрее нас и как-нибудь выкрутятся. А если и предстанут перед судом, так заранее договорятся, кто им после окажет помощь за то, что они выступили в роли "жертв". А вот у нас не будет никакой поддержки. Из нас легче всего будет сделать козлов отпущения. Возможно, нас даже убьют. Линчуют. Если это на самом деле случится, пока то да се, пока будут сомневаться да спорить, положение будет все больше ухудшаться, и наступит такой момент, когда никакие меры уже не помогут. Вот тогда-то и произойдет настоящая катастрофа - погибнут миллионы и миллионы... - Наката, вы нигилист! - тихо сказал Ямадзаки. - Почему? Я оптимист. Если сработает совершенно или почти неведомый нам уравновешивающий балансир и этого не случится, а если даже и случится, но ограничится малыми масштабами, тогда пусть общество разорвет меня, растерзает, пусть меня навсегда вышлют из Японии... Я все приму, все! Да притом еще поздравлю и общество, и ту страну, которая называется Японией! А пока что я считаю, что мы должны работать, исходя из предположения, что оно произойдет, и тогда, быть может, наша работа принесет хоть крохотную пользу, хоть на один или два процента уменьшит предполагаемый ущерб. Вот и все. Один процент - это очень много. Один процент - это миллион дорогих нашему сердцу японцев. И они будут спасены... Нет, в том случае, если мы окажемся правы, мы не станем героями. Тогда ведь будет ад кромешный. А какой смысл хвастать в аду правильностью своих пророчеств! - У меня дети, жена... - охрипшим голосом сказал Ямадзаки и, погасив сигарету, смял ее в пепельнице. - Не знаю, как вы... но когда думаешь о семье... Ну, конечно, кто-нибудь что-нибудь для них сделает... Но хорошо бы заранее отправить семью за границу... Хотя сейчас, в данной ситуации и это, наверное... Ямадзаки снял телефонную трубку и долго ждал, пока ему ответят, потом сказал номер. - Только через тридцать минут дадут Хаконэ, - сказал он, положив трубку. - Нет, я на самом деле не могу, просто не могу поверить... - Мы сейчас анализируем все возможные варианты, строим модели с учетом различных отклонений... Еще немного и сможем предсказать более точно... - сказал Юкинага. - Нам бы чуточку побольше данных... и... - И все-таки невозможно предсказать, когда это произойдет, - возразил Наката. - Действительно ли произойдет, как произойдет, в каких масштабах... Абсолютно точно ничего не предскажешь, сколько бы данных мы ни собрали. Единственное, что мы можем, это уточнить вероятность ожидаемого явления... В этой игре "да - нет" я, полагаясь на свое чутье, ставлю на "да" и буду счастлив, если проиграю. - А как ваше чутье, не обманывает вас? - В пятидесяти случаях из ста не обманывает. Но я всегда играю по крупной, так что, когда мое чутье меня подводит, бывает настоящий кошмар. Ямадзаки, усмехнувшись, встал из-за стола. - Хорошо бы вытащить профессора Тадокоро из парламента. Машину я как-нибудь добуду. Обману кого-нибудь и заберу. Без талона на бензин... - сказал Ямадзаки и, уже выходя из комнаты, добавил: - Если попадусь, в порядке дисциплинарного взыскания освободят от занимаемой должности. - Наката-сан, вы холосты? - тихо спросил Юкинага. - Нет, женат. Детей, правда нет... - Ее судьба не тревожит вас? - Она сейчас в Европе. Развлекается... - Наката вдруг неестественно громко расхохотался. - Не заставляйте меня думать о глупостях... - А вы не раздельно живете? - Что вы! Откуда у вас такие мысли? Я даже влюблен, и она тоже... - Наката чуточку смутился. - Я частенько думаю, имел ли я право как человек женатый браться за такое дело, которое не сулит ничего, кроме неприятностей. Моя жена из богатой, даже очень богатой семьи, ее отец крупный ученый... Я вырос не в такой роскоши, но все же в достатке... Короче говоря, голодать мы не будем. Вот и выходит, что я не только имею право, но даже обязан заниматься всем этим... - Вот оно как... - сказал Онодэра. - А вы, пожалуй, действительно нигилист. - Может быть, - просто согласился Наката. - Иногда я начинают сомневаться, действительно ли я люблю Японию, японцев. Но любить и спасать, ведь вещи разные. В данном случае, пусть я не люблю японцев, но все равно, если смогу их спасти, должен отдать этому все силы... Да... даже если за это мне придется поплатиться собственной жизнью... Все дороги в Хаконэ где-нибудь да были повреждены. Чаще всего это были косые разломы почвы. Приходилось их объезжать. Да еще масса машин, так что ехали со скоростью немногим больше десяти километров. В Хаконэ прибыли после полуночи. Хаконэ тоже немало пострадал. В районе Тоносава то и дело попадались полуразрушенные здания, в некоторых местах не было электричества. И все равно гостиницы и кемпинги были переполнены беженцами из Канагавы и Токио. Спиральная дорога на отдельных участках стала непроезжей из-за обвалов, в ряде мест двигаться можно было только по одной стороне. На пути из Убако к вершине Кодзири-тогэ в криптомериевую рощу сворачивала малоприметная частная дорога. Когда машина взобралась на самый верх крутого подъема Цудузураорэ, показался одноэтажный дом, окруженный живой изгородью. Остановив машину у ворот с перекладиной, водитель сказал несколько слов по интерфону. Открылась дистанционно управляемая калитка. В саду лежали груды желтых листьев, их, видно, специально не убирали. Среди них валялся упавший каменный фонарь в стиле "орибэ", на мху остался глубокий след от сорвавшегося плафона. Значит, здесь тоже ощущались толчки. Старик одиноко сидел в комнате размером в десять татами, греясь у вделанной в пол жаровни. Сидел он на низеньком стуле с сиреневой атласной спинкой. На нем были кимоно и накинутая сверху темно-коричневая стеганая безрукавка. Шея обмотана белым фланелевым шарфом. Он сильно сутулился и казался очень маленьким. Над полуприкрытыми веками лохматились белые брови. Казалось, он дремлет. Непонятно было, заметил ли он, как гости во главе с профессором Тадокоро присели у седзи, впрочем, голова его чуть качнулась. - Да, что ни говорите, Хаконэ есть Хаконэ, холодно! Профессор сказал это очень громко, нисколько не считаясь с обстановкой. Его плохо натянутые носки зашлепали по татами. Девушка в коротком, слишком скромном для ее возраста кимоно провела их в комнату и усадила вокруг жаровни. Ее густые волосы были собраны на затылке в узел. Огромные глаза, на лице ни тени косметики, твердо сжатые губы, производившие впечатление упрямства. Но когда она улыбалась, показывая ровные зубы, лицо ее делалось удивительно наивным. - Вас тут тоже немного потрясло, - сказал профессор Тадокоро, поглядывая на токоно-ма за спиной старика. Там по отделанной песком стене у столба из древнего ствола криптомерии бежала трещина. Внизу, на полу из черной древесины персимона, лежали песчинки. Рассматривая картину южной школы, висевшую на токоно-ма, Юкинага сказал: - Работа Таномура Текуню? - Хороший глаз, - старик едва слышно рассмеялся. - Однако подделка. Хорошо сработана. Любишь картины южной школы? А Тэссая? - Нет, не очень... - запнулся Юкинага. - Да? Я тоже не очень люблю. В моем возрасте такие картины надоедают. Девушка подала чай, изящно ступая маленькими ногами в белых таби. Походка, выработанная при занятиях танцами театра "Но", подумал Юкинага. В чашках, которые им подали, был не чай, а какой-то напиток с плававшими в нем коричневатыми растениями. Орхидея, определил Онодэра, сделав один глоток. Сквозь вившийся над чашкой парок он смотрел на густо-красный цветок кровохлебки, поставленный в вазу из тропического бамбука. - И... - старик тихо раскашлялся. - Что же будет, Тадокоро-сан? - Э-э... - профессор Тадокоро подался вперед. - Про Токио не нужно. Уже много и от многих слышал... - Разумеется! - профессор одним глотком выпил чай из лепестков орхидеи. - Мой вывод остается таким же, как и раньше. Для более точного определения... необходимо провести более крупные исследования, привлечь больше ученых... Вопрос в том, как это сделать. И как об этом рассказать правительству... Старик слегка покачивал в похожих на сучья руках фаянсовую чашку ручной работы. Нельзя было понять, куда смотрят его глубоко посаженные глаза. То ли он бездумно, словно ребенок, глядит, как тихо плещется чай, то ли погрузился в себя, забыв обо всем на свете. Снаружи шумели деревья. А сквозь этот шум издали доносился негромкий, похожий на сонное ворчание какого-то зверя гул горы, который не утихал здесь с землетрясения. - На данном этапе, - вдруг заговорил Наката, - продолжать нашу работу с тем количеством сотрудников, которое у нас имеется, нельзя. То есть конечно, мы и в таком составе работу продолжим... Но... люди... я хочу сказать, когда этот день приблизится, многие люди начнут кое о чем догадываться, ведь появятся разные там предупреждения... Но почти никто, наверное, не поверит... А это... это самое... оно произойдет тогда, когда должно будет произойти... Старик все еще продолжал покачивать чашку. Его морщинистая шея слегка дрогнула, раздался едва слышный кашель. Все следили за медленным танцем чашки. Вдруг рука старика остановилась, чашка легко стукнула о столик и наконец замерла. Морщинистая рука исчезла под столом и на что-то нажала. Где-то в глубине дома едва уловимо заколебался воздух. - Тадокоро-сан, - старик поднял голову и слегка повел ею в сторону. - Вы заметили вон тот одинокий цветок? Тадокоро поднял глаза. Рядом с токоно-ма в стену были вделаны полки. На столбе, разделявшем их, висела ваза из тыквы-горлянки с одиноким ярко-алым цветком, от стебля которого отходили два темно-зеленых листика. - Кажется, камелия вабисукэ... - пробормотал профессор Тадокоро. - Да, правильно. Один куст осенью вдруг весь расцвел, словно обезумел. Тадокоро-сан, кажется, природа Японии с недавних пор повсюду сходит с ума. Может, с точки зрения ученого, в этом нет ничего особенного. Но мне, прожившему среди этой природы сто лет, думается, что травы, деревья, птицы, насекомые, рыбы чего-то испугались и... Тихие шаги прошелестели по коридору и остановились за седзи. - Изволили вызывать? - раздался голос. - Ханаэ, - сказал старик, - раздвиньте седзи, застекленные двери тоже раздвиньте. Полностью. - Но... - девушка широко раскрыла глаза. - Очень похолодало на улице. - Ничего. Раскройте... Девушка с шумом раздвинула седзи. В комнату, обогреваемую одной лишь жаровней, хлынул холод осенней ночи Хаконэ. Стали слышны стрекотание насекомых и шум криптомериевой рощи. Внизу, сквозь стволы деревьев, виднелось озеро Асиноко. Луна семнадцатой ночи стояла уже довольно высоко. Ее почти слепящее ледяное сияние дробилось на мелкой ряби озера. Как черные ширмы, возвышались горы Хаконэ с окунутыми в лунный свет вершинами. - Тадокоро-сан, - с неожиданной силой прозвучал голос старика за спинами тех, кто, забыв обо всем на свете, любовался этой до боли прекрасной картиной. - Пожалуйста, смотрите! Хорошенько смотрите на эти горы и озера Японии. Япония огромна. Она протянулась на целых две тысячи семьсот километров, большие и маленькие острова, горы, в ней живет сто миллионов человек... Вы и сейчас считаете, что эта Япония, эти огромные острова исчезнут под водой? Действительно и сейчас продолжаете верить, что все это в самом ближайшем будущем внезапно скроется в морской пучине? - Я... - голос профессора прозвучал как стон. - Я верю, к сожалению. А последние исследования укрепили мою веру. Онодэра содрогнулся. И не только от проникшего во все поры ночного холода. Он смотрел на омытые сиянием лупы вершины, на полноводное черное озеро, разбивавшее лунный свет на мириады осколов, и его охватило странное чувство. Нет, неужели эти острова с огромными горами, лесами и озерами, с городами и живущими в них людьми на самом деле исчезнут под водой? - Хорошо, - раздался голос старика. - Мне нужно было от вас это услышать... Ханаэ, можете закрыть. Онодэра, неотрывно смотревший на яркую до боли в глазах луну, нахмурил брови. Ему показалось, что совершенно четкий контур луны вдруг качнулся, словно раздвоился. Стрекотание насекомых смолкло. Ветер утих, деревья больше не шелестели. Упала мертвая тишина. И тут из-за черных деревьев донесся резкий крик козодоя. И сразу вслед за ним загомонили птицы, чем-то встревоженные, слепые и беспомощные в ночи. Далеко внизу, на другом берегу озера, завыли и залаяли собаки, закричали петухи. - Начинается... - сказал профессор Тадокоро. Не успел он докончить фразу, как все загудело - и близкая роща, и далекие горы. Барабанной дробью застучала черепица, заскрипели перекладины и столбы, а потом застонал и весь дом. Погасло электричество. Раздался стук падающей мебели, шум песка, сыплющегося со стены, что-то рухнуло на татами. Вскрикнула испуганная девушка. - Ничего, страшного. Толчок, который слегка поднимет опустившийся горный массив Нидзава. Ничего страшного... - раздался спокойный голос профессора Тадокоро. - Изменение в земной коре, о котором я говорю, носит совершенно иной характер. Конечно, когда оно произойдет, сопутствовать ему будут и землетрясения, и извержения, и взрывы вулканов. Землетрясение кончилось быстро. Безмолвно сидя в погруженной в темноту комнате, все снова устремили взоры на спокойное - будто ничего не случилось - освещенное ярким лунным сиянием озеро Асиноко. Луна поднималась все выше, ее свет падал на татами. - Наката-кун... Вас ведь так зовут?.. Молодой человек, который давеча что-то тут говорил... - послышался в темноте голос старика. - Слушаю... - ответил Наката. - Вы хотя бы в общих чертах представляете, что необходимо делать на следующем этапе? - Да, в общих чертах представляю, - спокойно ответил Наката. - Если выразиться точнее, у меня есть некоторые соображения... Соображения по части того, что, как и в какой последовательности необходимо безотлагательно предпринять. - Хорошо. Срочно составьте проект. Еще нужно, чтобы завтра кто-нибудь поехал в Киото... Хорошо бы, если бы поехали двое. В Киото живет один молодой ученый - Фукухара. Когда читаешь его работы, видно, что это серьезный человек. Настоящий ученый. Надо ему передать мое письмо, все объяснить и попросить его о сотрудничестве. А под каким предлогом с ним встретиться, я вам завтра скажу. Ученые Токио всегда отличались неумением продумывать и решать проблемы, охватывающие долгосрочные периоды. Сегодняшним днем живут. Для решения таких проблем лучше всего подходят киотские ученые... - Фукухара... - сказал Юкинага. - Он занимается сравнительной историей цивилизаций. Вы давно его знаете? - Никогда с ним не встречался, - старик опять глухо закашлялся. - Но мы несколько раз обменивались письмами. Думаю он нас поймет... Сквозь щели фусума из соседней комнаты упал свет. Девушка внесла старинный светильник со свечой. - Ой!.. - девушка нахмурилась. - Вабисукэ... В кругу желтого света, падавшего от светильника, на полу, словно пятно крови, алела маленькая камелия. Утро. Онодэра и Куниэда, откуда-то появившийся на рассвете, отправились с письмом старика в Киото. Новая магистраль Токио - Осака функционировала только к востоку от Сидзуоки. Чтобы добраться от Сидзуоки до Нового Осаки требовалось не меньше трех часов, все линии были страшно перегружены, поезда набиты до отказа. Даже в вагонах первого класса пассажиры сидели и стояли в коридорах. Онодэра, стиснутый со всех сторон, стоял в душном переполненном коридоре вагона. Когда поезд проезжал над рекой Тэнрю-гава, он вдруг вспомнил свою встречу с Го в зале Яэсугути год назад. Тогда-то все и началось. Потом Го погиб в верховьях этой самой Тэнрю-гава. Сначала заподозрили убийство, однако это был несчастный случай, чем-то смахивавший на самоубийство. Потом нашли записки Го. Сопоставив эти записки и письмо Го, которое он отправил Онодэре, когда тот был на островах Бонин, Онодэра выяснил одну важную вещь. Его друг, произведя удивительно точные вычисления, сделал поразившее его открытие: строительство суперскоростной магистрали невозможно. Заяви он об этом во всеуслышание, его сочли бы безумцем. Как человек с высокоразвитым чувством долга, он очень страдал. В результате - бессонница, сильнейшее переутомление, непрекращающееся нервное возбуждение. Однажды ночью, мучимый все той же навязчивой мыслью, он отправился в верховья реки - в опасную зону, где погиб от несчастного случая, который мог бы и не произойти, находись он в спокойном состоянии. Го ухватил тогда только краешек этого, подумал Онодэра. Но когда он на основании фактов построил модель, ему открылось нечто совершенно невообразимое и немыслимое. И размышлять над этим было невыносимо... Георг Кантор покончил жизнь самоубийством, открыв теорию множеств. Тьюринг наложил на себя руки, доказав теоретическую возможность "универсального аппарата Тьюринга"... Для человека существует какой-то предел "естественного логического вывода". Бывает, что натянутая до отказа нить разума вдруг со звоном рвется... А сейчас он, Онодэра, ехал в Киото, где еще недавно вспоминал с друзьями Го, где они спорили, убийством или самоубийством была его смерть... Сердце у него болезненно сжалось. Да, они сидели тогда на открытой галерее над Камагавой... И вдруг загудела, заплясала земля... А потом он исчез, преднамеренно "пропал без вести"... Сколько времени прошло с той поры?.. Тогда он и думать не думал, что существование Японии под угрозой, что он будет втянут в ту работу, которой сейчас занимается. И что же?.. Сейчас он один из тех редких людей, кому известны совершенно секретные данные о будущем Японии... И он раздавлен тяжестью тайны и постоянным ожиданием беды... Да что же это?! - крикнул про себя Онодэра, вытирая выступивший на лице пот. Что же это такое, в конце концов?! Киото после прошлогоднего землетрясения был почти восстановлен. Но в городе царили уныние и пустота. Гион и улицы Бонто-те, считавшиеся ранее изящными символами веселого Киото, выглядели до боли печально. Безжизненным казался и нижний город с его сплошными жилыми массивами. Когда они прибыли на квартиру Фукухары, находившуюся в северной части Киото, хозяин оказался дома. Он уже второй день не выходил, плохо себя чувствуя. У ученого, встретившего гостей в домашнем халате, были черные, без единой седой нити волосы и совершенно детское лицо, хотя говорили, что ему за пятьдесят. Бывают лица, по которым нельзя определить возраст. Он несколько раз прочитал письмо старика, склонив голову, выслушал Онодэру и Куниэду, подробно обрисовавших положение вещей, потом покачал головой и произнес только одно слово: - Кошмар... И тут же вышел из гостиной. Прошло тридцать минут, час, но ученый не появлялся. Устав от ожидания, они обратились с вопросом к прислуге. - Сенсей изволит почивать на втором этаже, - ответила она. - Что за ученые в Киото! - тихо проворчал Куниэда. - Люди для них все равно, что мартышки. Два серьезных занятых человека специально приехали из Токио по важнейшему делу, а он сказал "кошмар" и завалился спать... ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ТОНУЩАЯ СТРАНА 1 В одной из комнат резиденции премьер-министра, еще не полностью отремонтированной после землетрясения, за столом сидели измученные, осунувшиеся от бессонных ночей премьер, начальник канцелярии и управляющий делами. На столе лежал лист бумаги. - Как быть с этим вопросом?.. - устало произнес премьер. - Мне докладывали, что дальнейшие исследования потребуют дополнительных ассигнований от одного до десяти миллиардов иен... - Ничего другого, наверное, не остается, как передать это дело Управлению обороны... - ответил начальник канцелярии. - Фундаментальные исследования по плану Д уже начаты... Теперь нужно срочно расширить руководящую группу, увеличить людской состав, материальную часть и ассигнования... - Но совершенно очевидно, что одно Управление обороны с планом Д не справится, - сказал управляющий делами. - Да и ассигнования, если они превысят пределы секретного фонда, станут проблемой. А самое главное, нужно точно определить, когда и в какой форме это произойдет. Тут не обойтись только кабинетной разработкой проекта эвакуации. Потребуется сотрудничество огромного количества ученых. А вот как собрать этих ученых... - Н-да, придется обратиться к Научно-техническому совету, никуда не денешься... - премьер скрестил на груди руки. - Значит, мы должны посвятить в тайну, в определенных пределах, конечно, председателя и членов коллегии совета и просить их о сотрудничестве. Впрочем, я думаю, в Управлении метеорологии, Государственном институте геодезии и картографии, Институте сейсмологии и Институте изучения защиты от бедствий уже, наверное, есть люди, которые начинают кое о чем догадываться... - Кто знает... Ученые в основном заняты недавним землетрясением, - задумчиво произнес управляющий делами. - А это... Это - явление грандиозное и небывалое... Если и найдутся, скажем, двое или трое таких, которые способны догадаться, так они сами себе не поверят. И уж во всяком случае не станут об этом распространяться. Ведь их за сумасшедших могут принять. Премьер молча продолжал смотреть на лежавший перед ним лист бумаги. - Я ведь тоже сомневаюсь... вернее, никак еще не могу поверить... - пробормотал он. - Слишком уж чудовищно все это. Ну, пусть мы страна вулканов, но чтобы такая территория за такое короткое время... Остальные двое тоже уставились на бумагу. В середине листа была напечатана единственная строчка: "Dmin -> 2". - Да, действительно... совершенно невероятно... - сказал управляющий делами, потирая пухлой ладонью подбородок. - Если это правда, то, конечно, кошмар... а если невероятная ошибка, или, вернее, фантазия или просчет, этого самого ученого, Тадокоро, то тогда... Начальник канцелярии острым взглядом посмотрел на премьера. Он тоже беспрестанно об этом думал - а вдруг ошибка, заблуждение, фантазия... Он уже давно сопутствовал премьеру на политической арене. В свое время, окончив то же учебное заведение, что и премьер, он был многим обязан последнему. И теперь он никак не мог отделаться от мысли, что его патрон - высшее в государстве лицо - в минуту слабости поддался грандиозной афере... Во всяком случае, пока все происходит за кулисами и втайне, от этого еще можно отречься. Но в дальнейшем, когда размеры ассигнований и круг втянутых в исследования лиц увеличатся, когда все это приобретет официальный характер, бить отбой будет гораздо труднее. Могут призвать к ответственности, а это неминуемо кончится политической смертью премьера и всей правительственной партии в целом. Кого тогда принести в жертву?.. Начальник канцелярии, рефлекторно следуя долголетней привычке, начал мысленно подыскивать подходящую кандидатуру. Кто возьмет на себя ответственность в худшем случае? Кого избрать "козлом отпущения", чтобы спасти премьера?.. Он готов подставить собственную голову... Но хорошо, если этого окажется достаточно... А если _оно_ все-таки произойдет, тогда... - Проведенные до настоящего времени исследования не дают оснований для определенных выводов... - премьер поднял голову. - Как бы то ни было, пока исследования надо продолжать. Может быть, мы действительно немного увеличим ассигнования и численность сотрудников? Премьер, как всегда, осторожничал, и все же начальник канцелярии почувствовал, что он решился. Решился действовать достаточно смело, подвергаясь политическому риску. - Очень хорошо! - кивнул управляющий делами, сотрясаясь своим огромным телом. - Да, кстати, о завтрашнем заседании секретариата партии... - Я бы хотел прежде... - премьер вдруг задумался. - Свяжите меня с вице-премьером и секретарем партии?.. - Вице-премьер, наверное, уже спит, - взглянув на часы, ответил начальник канцелярии. - Вызвать секретаря? - Нет, пока не нужно, может быть, немного позже... Премьер встал, достал бутылку коньяку и вместе с тремя рюмками поставил на стол. - Устал я что-то... - он разлил коньяк. - Может, завтра поговорим? - Давайте завтра, - согласился управляющий делами, беря рюмку. - Вам лучше отдохнуть. Мой вопрос до завтра терпит... Они молча подняли рюмки... Огромный, как профессиональный борец, управляющий делами выпил свой коньяк одним духом, поднялся и направился к двери. Минутой позже поднялся и начальник канцелярии, а за ним и премьер. Начальник канцелярии, оторвавшись в коридоре от управляющего делами, шепнул премьеру: - Собираетесь преобразовать кабинет? Премьер удивленно посмотрел на своего ближайшего помощника, отличавшегося безошибочным чутьем. - Да, как только уляжется нынешняя суматоха... - лицо премьера напряглось. - В определенном смысле, мне кажется, момент для этого подходящий. Вот встречусь завтра с вице-премьером и секретарем партии... Когда оба члена кабинета ушли, премьер, вернувшись к себе, выпил еще рюмку коньяку. В его огромном доме сейчас было пустынно. После землетрясения семья уехала, остались только прислуга, управляющий, он же камердинер и охрана. Он приказал им всем не появляться на людях. Создавалось впечатление, что в резиденции он один. Тишина. Странно все складывается... Чувствуя, как алкоголь выявляет усталость, премьер закрыл глаза и потер пальцами веки. Усталость сразу навалилась на него, обрушилась на спину и затылок, словно пытаясь столкнуть головой вниз, в пропасть. Откинувшись на спинку кресла, он отдался этому падению. В свинцовом водовороте мыслей что-то начало смутно вырисовываться. Выбор... Он все время думал об этом загадочном выборе. "Делать выбор в полном одиночестве" - это ведь специальность профессионального политика. Во всяком случае, должно быть специальностью. Именно с этого и начинается власть. Этот пятидесятилетний - для главы государства еще молодой - человек придерживался древнего убеждения, что у политического деятеля должно быть что-то от чудотворца. Очевидно, в политике никогда не удастся провести никакой рационализации. Какого бы высокого уровня развития ни достигли компьютеры, но даже тогда чутье людей определенного склада и принимаемые ими решения в каких-то случаях будут превосходить возможности даже целых автоматизированных систем. Ибо в политическом выборе присутствует "момент прыжка" в темное будущее, которое даже компьютер не в состоянии полностью прогнозировать. Компьютер на основании данных о прошлом и настоящем с какой-то вероятностью моделирует будущее. Но в ряде случаев человеческое чутье, совершая скачок, обнаруживает "ближайший путь", смоделировать который компьютер не способен. Принимая решение на основании представленных компьютером данных, человек меняет процесс развития ситуации, а следовательно, и распределение вероятностей. Тут производится новый расчет и делается новый прогноз, которые подсказывают направление нового выбора... Установить это направление удается методом последовательного приближения зигзагообразно, по типу "броуновского движения", что в конечном итоге приводит к выбору "наилучшей из всех возможных" ситуаций. Но порой человек способен сам увидеть наилучшую ситуацию и сделать выбор, который ведет к ней "наикратчайшим путем". В этом случае потери, как правило, сводятся до минимума. Действительность состоит из бесчисленного множества больших и малых, отличных по амплитуде и скорости явлений, которые, взаимно влияя друг на друга, образуют гигантскую и сложную систему. В настоящее время в компьютер еще нельзя вложить все возможные и мыслимые составляющие действительности. Компьютер пока еще пребывает в пеленках и не имеет особых заслуг перед историей. И если даже в него вложат абсолютно все данные, все равно он не сможет представить полной картины будущего - в ней останутся непредсказуемые темные пятна, как на это указывает "демон Лапласа"... Какое облегчение, думал премьер, принес бы компьютер, которому можно было бы целиком и полностью доверить все прогнозирование будущего... Тогда человеку не пришлось бы заниматься тем, что сейчас именуется политикой, и настали бы, наверное, счастливые времена. Интересно, придет ли на самом деле такой день, когда человек освободится от мучительного морального бремени политической ответственности, как некогда благодаря машине освободился от тяжелого, изнурительного физического труда?.. Скорее всего, такого дня не наступит... Пока компьютеры и огромное число способных работников бюрократического аппарата только усугубляют сложность ситуаций, зависящих от "выбора", и еще больше увеличивают бремя тех, кто принимает "решение". Премьер-министр, не раз встречавшийся с главами правительств, вспомнил, как он внутренне содрогнулся, подсмотрев на лице президента Соединенных Штатов тень трагического отчуждения и мрачного, никакими словами не выразимого одиночества, спрятанного за ослепительной улыбкой. А ведь этот человек располагает наиболее совершенной информационной системой и наиболее высокоорганизованным и способным штатом работников. Это было в Белом доме во время беседы, завершившей ужин. Президент, всех подряд одарявший улыбкой, на несколько секунд отвлекся. Случайно оглянувшись, премьер увидел, как он улыбается пустому пространству, в котором никого не было. И тогда премьеру открылось нечто жестокое, как бы застывшее где-то на полпути между привычной улыбкой губ и ледяным холодом глаз... А за этим холодом - трагическое одиночество, выскользнувшее вдруг наружу, как рукав грязной нижней рубашки из-под белоснежного крахмального манжета. Захотелось не видеть этого. Премьера больно кольнуло ничем не объяснимое чувство вины, словно он ненароком подсмотрел, как президент справляет естественную нужду. В этот момент премьеру показалось, что он видит самого себя, давно и беспрерывно страдающего от такого же нечеловечески уродливого одиночества, подметить которое могут только люди одинакового положения, и то пользуясь особым ключом... Премьер продолжал сидеть, откинувшись на спинку кресла, и думал, что сейчас у него, наверное, такое же лицо, какое было тогда у американца. Безобразное лицо старой колдуньи с жесткими, но нечеткими чертами... В те времена японскому премьеру было гораздо легче, чем американскому президенту. Тогда Соединенные Штаты Америки завязли в болоте безобразной войны, и от решения президента зависела жизнь десятков тысяч как его соотечественников, так и их противников. Однако теперь он очутился в более сложном положении... Премьер всей рукой потер свой далеко не свежевыбритый влажный подбородок. Страна, именуемая Японией, может исчезнуть. Государственная территория физически будет потеряна, погибнет огромная часть народа, а выжившие утратят родину... Им придется скитаться по чужим землям, по всегда тесным для изгнанников землям других пародов... Вероятность этого все больше увеличивается, однако и вероятность, что ничего подобного не случится, тоже достаточно велика. Но сейчас не время размышлять, да или нет, надо всесторонне подготовиться к возможной катастрофе. Впрочем, готовиться, может быть, уже поздно, если D=2. Но, если начать, и... ничего не произойдет... Япония окажется в нелепом положении, и всю ответственность ему придется взять на себя. Принимать такие решения - задача непосильная для одного человека, думал премьер, медленно покачивая рюмку с коньяком. Невозможная для нормального человека. Поэтому-то, как бы ни совершенствовались компьютеры и бюрократическая система, "власть" все равно остается чем-то чудодейственным, иррациональным и надчеловеческим, что зиждется на хладнокровном безумии. Нормальному человеку недостает смелости в принятии решения по такому жестокому вопросу. И чем яснее будет становиться положение, тем больше будет угасать смелость. Ведь один должен решать за всех. Сыграть бесчеловечную роль бога может лишь тот, кто наделен могучей, не знающей жалости духовной силой и неиссякаемой энергией. Такой человек способен внушить окружающим какой-то иррациональный страх перед "святостью" власти. И вместе с тем, если его решение, как подброшенная монета, упадет не на "орла", а на "решку", исполнитель роли "святого" с легкостью превратится в козла отпущения, в жертву, которая будет брошена на кровавый алтарь богини судьбы... Но... если человек, прекрасно сознавая все это, все же становится на такой путь, он уже властелин... Премьер считал себя самым обыкновенным человеком. Его расчеты всегда были строги, точны и рациональны. Про себя он даже гордился этим. Когда он только ступил на политическую арену, ему казалось, что время политических деятелей эпохи Мэйдзи, умевших широко мыслить и далеко видеть, прошло. Он считал, что политикой можно управлять - так же как и предприятием - рационально, на основании строгих и точных данных при соответствующей их обработке, и публично распространялся на эту тему. Но когда он, к собственному удивлению, выдвинулся - победил на выборах старейшину правящей партии и сам стал ее главой, а затем и премьером, - то, еще не успев воспринять свое выдвижение как реальность, вдруг осознал особые свои способности, которые, по его мнению, не делали ему чести. Свои называли его "неустрашимым и отважным", политические противники - "холодным, жестоким, расчетливым". Однако массы начали испытывать к нему доверие с некоторой примесью почтительного страха. Окружающие - исподволь, потихоньку - навязали ему роль бессердечного "вершителя судеб", на которую другие были не способны, и он наконец это понял. К тому же интуиция редко его подводила, его решения в большинстве случаев оказывались правильными, а если порой он и ошибался, то не терял удивительного хладнокровия и не колебался, как прочие, и в результате выходил из сложных ситуаций с минимальными потерями. А иногда даже умел превратить поражение в победу. Ему самому нередко казалось, что он вовсе не "неустрашимый и отважный", а просто-напросто лишенный некоторых эмоций, например чувства страха, человек. Но дело было, конечно, не только в этом. У него было своего рода духовное обаяние, привлекавшее людей и в сочетании с его недюжинным бесстрашием создававшее вокруг него ореол таинственности. Пожалуй, он сам никогда особенно не стремился к власти и очутился на своем высоком посту не потому, что добивался этого, а потому, что незаметно для себя был выдвинут другими. Во всяком случае, такое ощущение не покидало его в течение двух сроков. В определенном смысле это был путь "жертвы". Он сам не понимал, отчего все произошло. Возможно, причиной этому были гены, возможно, воспитание. Он знал, что его кандидатуру выдвинул и оказывал ей закулисную поддержку тот самый старик, однако не придавал этому особого значения. Конечно, он не игнорировал старика - и ездил к нему, и слушал его рассказы о былом, и беседовал с ним об искусстве, однако вовсе не считал себя его подопечным. Уж очень далек был мир старика от того мира, в котором он ежедневно принимал решения. Эти миры находились как бы в разных измерениях, и не верилось, что они могут как-либо влиять друг на друга... Биография премьера была очень скромной. В решении государственных проблем он действовал с крайней осторожностью, словно шел по вновь построенному мосту и, прежде чем сделать шаг, простукивал его молотком, проверяя на прочность. В политической истории страны он был на редкость неприметным канцлером. Правда, он разрешил несколько труднейших проблем и с честью вышел из нескольких кризисов, по сам не придавал этому особого значения. Япония - мирная и спокойная страна, думалось ему, и следовательно, его политическая биография должна завершиться мирно и спокойно. Но сейчас положение внезапно изменилось. Громадных масштабов землетрясение, исковеркавшее столицу и прилегающие к пей районы, было не только стихийным, но и политическим бедствием. Однако с ним еще можно было бы справиться, если бы не это нечто, угрожающее будущему даже не страны, а земли, на которой эта страна находится. Если это действительно произойдет, перед Японией и ее руководителями встанет еще не виданная в истории государств политическая проблема. Может физически исчезнуть огромная по численности населения экономически мощная страна, страна с многовековой историей и культурой... Были ли в мировой истории подобные случаи? Перед кем из политических деятелей стояла подобная проблема? Возможно, ему это окажется не по плечу... Премьер смотрел в пустоту, медленно покачивая рюмку с коньяком. Достанет ли у него сил?.. Конечно, он не будет сидеть сложа руки. Но сумеет ли он довести дело до конца?.. Или где-нибудь по пути, по ходу событий, попросит личность более сильную взять на себя его полномочия?.. А есть ли такой человек? Ни одна кандидатура не приходила на ум... Вот разве что лидер малочисленной оппозиционной партии - он постепенно добивается все большего влияния. Этот человек, проведший годы войны в тюрьме, в послевоенное время сумел укрепить партию, преодолев тяжелейшую внутрипартийную борьбу, выстояв под ударами и правого, и левого крыла. Но что он такое на самом деле? В нем есть нечто непонятное... Да, так сразу никого не назовешь, подумал премьер, опустошая рюмку. Возможно, когда положение еще более усложнится, усилятся волнения, кто-нибудь выплывет на арену. Но во всех случаях пока исполнять роль "вершителя судеб" придется ему... А это значит - цепь мучительных, жестоких решений. Премьер продолжал размышлять. Как странно, он совсем не испытывает "героического" подъема. Да у него и нет желания стать героем. Просто ему ничего больше не остается, как играть эту роль. Сейчас вопрос даже не в том, сумеет ли он исполнить ее. Пока что "рок" заставляет именно его, нынешнего премьера, нести это бремя... Как и все политические деятели Японии, он был убежден, что дела не "творят", а "творятся", хотя об этом никто не говорит вслух... И "воля", и "усилия" занимают незначительное место в гигантской игре судьбы, особенно в тех случаях, когда надвигаются события, которых предотвратить нельзя... Премьер был убежден, что смелость - величина непостоянная и необходима лишь для того, чтобы не ошибиться. Надо выкроить время и поехать дня на два куда-нибудь в тихое место, посидеть в позе "дзэн", подумал премьер, разглядывая пустую рюмку. Да... и со стариком надо встретиться... 2 Второе большое землетрясение Канто - в народе его стали называть Большим токийским землетрясением - некоторое время находилось в центре внимания мировой общественности. Стихийное бедствие, разрушившее почти мгновенно большую половину предельно модернизированной столицы с самой высокой численностью и плотностью населения в мире, уже само по себе явилось сенсацией. Некая западная газета поместила статью под трагически броским заголовком: "Токио превращен во вторую Хиросиму". Специалисты обсуждали вопрос, какую опасность представляет собой суперсовременный, чудовищно разбухший город, хотя случившееся бедствие считалось "сугубо японским". Весь мир содрогнулся, узнав об огромном числе жертв. Со всех концов света в адрес японского правительства посыпались телеграммы с выражением сочувствия. Американские газеты и телеграфные агентства, пристрастные ко всякого рода "помощи", начали кампанию за оказание помощи Японии "в любом виде". Японцам, проживающим за границей, каждодневно приходилось выслушивать слова соболезнования, среди которых порой проскальзывало и откровенное злорадство. Шли дни, и сочувствие сменилось любопытством: что станет с Японией теперь, какое влияние может оказать это великое бедствие на будущее страны? Вот что интересовало теперь мировую общественность. Япония не сходила с уст. Не сходила с уст эта единственная на Дальнем Востоке страна, которая преуспела в модернизации своего хозяйства, победила в двух войнах, а будучи раздавленной в мировой войне, так быстро восстановила свою экономику, что достигла третьего места в мире по национальному валовому производству. Всеобщее внимание привлекала эта неумеренно работающая, неумеренно производящая, оказывающая влияние на мировую экономику, в общем какая-то уж слишком "назойливая" страна... Находились и такие, кто не без удовольствия принял сообщение о постигшем ее бедствии. Одна английская газета так прямо и написала: "Сами виноваты, что довели до этого". И еще: "Япония, продолжая развитие своей экономики в стиле "камикадзе" и в традициях "харакири", другими словами, игнорируя человека и совершенно не уважая человеческую жизнь, создала гигантский, безумный, противный человеческой природе, подобный военному кораблю город и, надеясь на "банзай", пошла в атаку на мировой рынок. Однако авантюра кончилась крахом и привела к многочисленным жертвам. То же самое некогда случилось с огромным дредноутом "Ямато", который, игнорируя военную тактику, действовал без воздушного прикрытия истребителей. Национальный характер и после совершения ошибок не меняется. Япония и в двадцатом веке без конца повторяет свои "типовые" ошибки - от осады русских крепостей во время русско-японской войны и до сегодняшнего дня. По-видимому, потребуется еще немало лет и много ошибок, прежде чем Япония сделает вывод из этого весьма болезненного урока". Тем не менее внешне весь мир сочувствовал Японии. В фонд пострадавших поступали вещи и деньги. Америка заявила о безвозмездном предоставлении двух тысяч разборных домов и медикаментов, Советский Союз - пассажирского теплохода водоизмещением в двадцать тысяч тонн, который мог служить временным жилищем для лишившихся крова. Правительство сделало срочный заказ японским и заграничным фирмам на пятнадцать тысяч разборных и пять тысяч переносных домов. Дело шло к зиме, необходимо было обеспечить жильем всех, кто оказался на улице. На складах насчитывалось три тысячи так называемых "капсульных домиков", месячное производство которых еще не превосходило семисот-восьмисот единиц. К сожалению, более половины предприятий, производивших эти дома, погибло в Канто. Но в Америке, Канаде и Европе такие дома изготовлялись по японскому патенту. Там оказалось пять тысяч уже готовых домов. Срочно был заключен договор на их закупку. Хотя разборные и капсульные дома уже стали предметом международной торговли, в таких размерах они импортировались впервые. Одновременно Япония начала закупать подержанные пассажирские суда. Несколько десятков таких судов были приобретены по объявленной цене в Бразилии, Австралии и Скандинавских странах. Суда покупались независимо от стоимости. Ажиотаж был настолько велик, что резко поднялись в цене акции корабельных компаний. Когда аэропорт Нарита, пострадавший намного меньше аэропорта Ханэда, через два дня после землетрясения был восстановлен, в Японию началось паломничество финансистов и промышленников, которые хотели собственными глазами оценить последствия катастрофы. Роль Японии в мировой экономике, особенно в экономике Дальнего Востока, в последнее время уже нельзя было игнорировать. Сейчас положение несколько изменилось. Огромный ущерб, нанесенный политическому и экономическому центру страны, в дальнейшем мог повлиять на экономические связи с ней. Среди прибывших иностранцев были два неприметных человека. Оба высокие, с портфелями "дипломат", в скромных, на все сезоны плащах, надвинутых на глаза шляпах и солнечных очках. Они ничем не отличались от бизнесменов. Но на машине "линкольн-континенталь", в которую они уселись вместе с встречавшими их тремя востроглазыми молодыми людьми, был дипломатический номер. "Линкольн" двинулся по забитому шоссе Токио - Тиба, посередине его круто свернул на север, в районе Адати проехал по временному мосту и в районе Тиода, пострадавшему сравнительно мало, проскользнул во двор одного посольства. На поездку ушло около полутора часов, а еще через десять минут эти двое уже беседовали с послом и секретарем посольства в одной из дальних комнат особняка. - В общем нужно досконально изучить, какое влияние окажет Токийское землетрясение на дальнейшее развитие Японии... - повелительным тоном говорил немолодой мужчина с залысинами, обращаясь к послу. - Разумеется, в пашем департаменте этим уже занимается специальная группа, но для более тщательного изучения я хочу оставить здесь на некоторое время одного из наиболее способных ее сотрудников... Он указал на сопровождавшего его блондина лет тридцати. - Конечно, ущерб достаточно велик, - сказал посол, разливая вино из стоявшего на каминной доске графинчика. - Пить будешь? Токай... Но Япония - экономически мощная страна. Она быстро оправится. Возможно, это даже послужит своего рода стимулом для дальнейшего развития. - Однако после прошлогоднего Кансайского землетрясения прошло слишком мало времени... - сказал немолодой мужчина, взяв поданный послом бокал. - И тогда было локальное землетрясение. Пострадали в основном Киото и районы от Киото до Осаки. Экономический ущерб был незначительный. Но, знаешь ли, два сильнейших землетрясения за столь короткий период - это уж слишком. Ведь пострадали два крупнейших центра страны, и это не может не отразиться на экономике. А уж о настроении людей и говорить нечего... - Безусловно! - кивнул посол. - Волнения и тревога растут. Оппозиция пока воздерживается от нападок, но вскоре, без сомнения, пойдет в атаку, объединившись с рабочими профсоюзами. - А нынешняя правительственная партия сумеет преодолеть кризис? - Когда определятся перспективы восстановительных работ и жизнь столицы до некоторой степени нормализуется, я думаю, начнется большое наступление под лозунгом: "Призвать к ответственности правительство, которое не выполнило план мероприятий по защите от стихийных бедствий". На мой взгляд, оппозиция мобилизует все свои силы к осени будущего года, чтобы приурочить правительственный кризис к годовщине землетрясения. Да и пресса дремать не будет, газетчики уж постараются с шумом и треском отметить это событие. Во всяком случае, будь я в оппозиции, я поступил бы именно так. Сейчас, конечно, все сотрудничают с правительством, чтобы преодолеть трагическое положение. А вот когда "чрезвычайное положение" останется позади, народ вернется к повседневным своим заботам и сможет размышлять, тогда его и начнут подстрекать. - И что же?.. Правительственная партия сумеет выстоять? - Не знаю... - посол покачал головой. - Трудно сказать. - Прямой ущерб, говорят, оценивается в восемь, десять триллионов. Но, по нашим прогнозам, на деле эта сумма окажется в несколько раз большей... - немолодой мужчина вынул из кармана сигару и обнюхал ее со всех сторон. - В этой столице сосредоточены центральные нервные узлы страны, и, чтобы после полного паралича привести их механизм в действие, потребуется по меньшей мере пять-шесть лет. А в перспективе это неизбежно окажет влияние на экономический рост Японии. И еще... возможность подлинной, настоящей инфляции... Существует опасность, что частичная инфляция превратится в жесточайшую всеобщую... - Мы об этом думали, - сказал секретарь посольства, открывая записную книжку. - Несмотря на принятые правительством временные меры, рыночные цены на сталь, цемент и нефть повысились достаточно резко. Самое главное, что от цунами значительно пострадало новейшее оборудование самых крупных предприятии, так что они начнут нормально функционировать далеко не сразу. Очевидно, вскоре вступит в силу действенный правительственный контроль над экономикой, но правительство все же будет осторожничать: ведь основательно пострадал только один район Японии - Токио. Что касается стали, то импортировать ее в срочном порядке по удастся, поскольку во всем мире наблюдается некоторый ее недостаток. Далее. По всей стране стремительно поднимаются цены на предметы первой необходимости. Кроме того, у японцев существует странный обычай: в конце года они каждый раз, словно к большому празднику готовятся, развертывают борьбу за годовые наградные. Так что перед новым годом по всей стране возникнет острая нехватка наличных денег. А тут еще почта десять миллионов человек бросились снимать свои сбережения с банковских счетов. У многих банков пострадали компьютеры, это катастрофически усложнило операции по выплате и оприходованию. Предприниматели не успевают выплачивать деньги в помощь пострадавшим, и выплата наградных в конце года тоже задержится. - Итак, новый год ознаменуется наступлением оппозиции на правительство, - подвел итог немолодой мужчина. - И что же тогда? - Кажется, правительство уже начало действовать, чтобы расколоть единый фронт оппозиции... - ответил посол, нахмурив брови. - Но вряд ли ему это удастся... Правительство пытается привлечь на свою сторону две оппозиционные партии центристского направления, но и они в любую минуту могут отказаться от сотрудничества, как только учуют, что правительство пошатнулось. Разумеется, теперешний кабинет бросит наживку: предложит сформировать коалиционное, так сказать, "всенародное правительство", но вряд ли оппозиция на это клюнет. - А вы считаете, что нынешний премьер способен на столь крупную игру? Я думаю, что такие масштабы ему не по плечу. - Да, в сегодняшней Японии нет личности, которая могла бы выступить в подобной роли... - пожал плечами посол. - Государство переживает нелегкий момент. Японское общество уже начинает трещать по всем швам. Да и студенты могут, воспользовавшись случаем, натворить бед. Достаточно будет малейшей ошибки, чтобы исторический курс Японии круто изменился. Ведь и экономика, и жизнь народа развивалась достаточно долго ценой предельных усилий, и, может быть, именно сейчас иголка коснулась бесконечно раздувающегося воздушного шара... - Но стоит ли так преувеличивать? - сказал молодой специалист. - Ущерб действительно огромен, и "осложнений" выявится немало, но, что ни говорите, землетрясение есть всего только землетрясение. Самое большее, что может произойти, - это понижение коэффициента роста национального валового продукта в течение некоторого времени. Ведь Япония - экономически мощная страна. - Конечно, землетрясение есть землетрясение, но кто знает, что оно за собой повлечет, - посол вновь разлил вино по бокалам. - Я сейчас вспоминаю, что было полвека назад... Я тогда был совсем молод... Служил здесь же в нашем посольстве больше десяти лет... Незадолго до моего приезда случилось первое в новое время большое землетрясение Канто. Токио был тогда застроен жалкими деревянными и бамбуковыми домишками... Да, страшное это было бедствие, погибло сто тысяч человек. Из-за нелепой утки были убиты тысячи корейцев; воспользовавшись всеобщей суматохой, перебили немало социалистов, которых преследовало имперское правительство. Но привычный к стихийным бедствиям народ этой страны, несмотря на огромные размеры катастрофы, с небывалой энергией взялся за восстановительные работы. И все же людей охватила тревога, положение стало чрезвычайно напряженным. Был усилен закон "Об охране общественного спокойствия": запрещалась всякая антиправительственная пропаганда, а также высказывания против существующей власти, дабы революционеры не могли подогревать народ. Финансовый кризис, страшный экономический спад, а вслед за этим страх перед иностранной агрессией. Тотчас подняли голову военные круги. Когда режим экономии себя не оправдал и Япония стала катиться вниз, правительство попыталось восстановить экономическую активность гонкой вооружения и само перешло к агрессии на материке - захватило Маньчжурию. В результате Япония не только не вышла из опасной ситуации, но докатилась до трагической войны... - Вы хотите сказать, что первое землетрясение Канто явилось причиной фашизации Японии? - Просто я считаю, что такой вариант не исключен. Безусловно, первое землетрясение Канто и последовавшее за ним смятение не оказали решающего влияния на историческое развитие Японии... - Но нынешнее японское общество несравнимо с довоенным, не говоря уже о масштабах экономики, - запротестовал молодой специалист. - Не думаю, что фашизм может вдруг поднять голову. Да и пересмотр ныне действующей конституции сейчас совершенно невозможен. А у государственной администрации большой опыт по восстановлению и развитию экономики, она только этим и занималась все послевоенное время. Очень даже может быть, что это бедствие сыграет и некую положительную роль - увеличит гибкость общества. Разве не то же самое случилось после войны?.. - Но между войной и землетрясением есть существенная разница, - сказал пожилой, закурив сигару. - Поражение в войне обернулось для Японии прямо-таки счастьем, о котором никто даже и мечтать не мог. Оно сняло всякие древние наслоения, под которыми японское общество задыхалось со времен феодализма. Ведь Япония пошла даже на отказ от вооруженных сил. Но землетрясение - дело другое. Оно не влечет за собой коренных изменений в государстве и обществе. После стихийного бедствия общественные противоречия не только не перевариваются, а наоборот, усугубляются... - Если мы способны на такой анализ, то уж японское правительство и правящая партия тем более это прекрасно понимают, - подхватил посол. - Вот японское правительство и постарается укрепить во всех областях ныне действующую общественную систему, чтобы выйти из критического положения. Это укрепление, иными словами, усиление контроля и регламентации, чревато всякими неожиданностями. Достаточно незначительной ошибки, и социальный кризис увеличится. А тогда Япония повернется... никто не знает куда. - Вот-вот, именно это нам и хотелось изучить поглубже, - сказал пожилой. - Ведь изменения во внутреннем положении Японии могут оказать большое влияние на распределение сил на Дальнем Востоке. Во всяком случае, надо думать, экономическое выдвижение Японии в район Юго-Восточной Азии затормозится. Сильно понизится и экспорт в Америку, Европу и Африку. Кто заполнит этот вакуум? Китай, естественно, потянется к Юго-Восточной Азии. Советский Союз занят своим собственным развитием... Откровенно говоря, нам прежде всего надо знать, что предпримет Китай. Понижение темпов роста экономики Японии и уменьшение ее участия в международной торговле одних обрадует, других огорчит. В некоторых районах кое-кто будет пытаться вернуть свое прежнее влияние. На европейских валютных рынках и в Юго-Восточной Азии уже обнаружились признаки появления японской иены. Ее курс на этой неделе очень упал, Один доллар стоит двести пятьдесят пять иен. - Вы ожидаете каких-либо изменений в сложившейся в Азии ситуации? - спросил секретарь посольства. - Трудно сказать. Если где-нибудь произойдут ничем не прикрытые, грубые попытки восстановить свое былое влияние, это, само собой, вызовет ожесточение и приведет к ответному отпору. А нам нужно знать, во что выльются в дальнейшем последствия этого землетрясения. В своих долгосрочных экономических планах и дипломатической тактике мы учитывали выдвижение Японии на мировые рынки... Если положение изменится, нам нужно будет внести коррективы. - А от ослабления позиций Японии на мировых рынках мы что-нибудь выиграем? - спросил молодой специалист. - Нет, я не могу сказать, что наша страна от этого получит прямую выгоду. Туда, где отступит Япония, придут другие страны. Но в любом случае, хотя это может показаться жестоким, совсем неплохо, когда слишком сильное государство ослабевает. А в данном случае для нашей страны это просто хорошо. Посол, широко улыбаясь, поднял бокал. - Ах да, сегодня в двенадцать было сообщение о преобразовании кабинета министров, - сказал секретарь посольства и взял со стола три скрепленных вместе, отпечатанных на машинке листа. - Как вы приказали, мы в деталях проследили биографии новых членов кабинета, в пределах возможного, конечно. - Ото! - воскликнул пожилой при первом взгляде на бумагу. - Крупную фигуру вытащили на пост министра иностранных дел. Этот все прекрасно понимает. До войны работал в Маньчжурии, потом был послом в Бразилии и Австралии. - Но возраст уж очень большой, а? - сказал посол. - Сдержан, немногословен, говорят, неплохой теоретик. Я слышал, в бытность свою в Канберре он развернул бурную дискуссию по азиатской проблеме с Макмилланом, когда тот туда приезжал... - Так, так... министр строительства, самообороны... А пользующееся дурной славой министерство промышленности и торговли отдали умнице. Транспорт теперь в руках крупнейшего финансового воротилы... - Я думаю, вы уже обратили внимание, - заметил секретарь посольства, - что преобразование кабинета проведено при полном игнорировании внутрипартийных фракций. Такое впечатление, что премьер объединил все фракции в новом кабинете "восстановления"... - Стойте, стойте, - покусывая пальцы, пожилой просматривал листки. - Странно... В сообщении о преобразовании кабинета еще нет ничего о перемещениях внутри министерств... - Слухи уже ходят, кого куда должны назначить, - сказал секретарь посольства. - Думаю, опубликуют примерно через неделю. Во время землетрясения погибло и пострадало довольно много высших чиновников. - Как только опубликуют список перемещенных, самым тщательным образом познакомьтесь с биографиями всех, кто выше начальника отдела, - произнес пожилой, продолжая покусывать палец. - Начальник канцелярии премьера и управляющий делами кабинета министров остаются на местах. Так... А начальником Управления обороны... постой, постой... такого прожженного типа назначили?! - А ты его знаешь? - заглядывая в список, спросил посол. - Еще бы не знать! Он неплохо поработал в тени, когда Исороку Ямамото перед нападением на Америку закупал в Мексике нефть. Кончил интендантскую школу военно-морского флота, потом околачивался в спецслужбе или еще где-то. Тогда мне так и не удалось поймать его за хвост. - Ну, знаешь, если начать копаться, чем они все занимались во время войны, то и в правящей партии, и в оппозиции немало найдется таких, от которых - только тряхни - столбом пойдет пыль. Ведь военные власти самую способную молодежь, особенно морских офицеров, силой заставляли заниматься всякими такими вещами. - Ты в японские шахматы играешь? - спросил пожилой у посла. - Нет. Просто в шахматы играю. Если не ошибаюсь, за тобой шахматный должок числится... - Это гораздо сложнее и любопытнее, чем шахматы. Если возьмешь фигуру противника, то можешь ее использовать как свою. Совсем как в теории партизанской войны. И комбинации фигур очень интересные... - И что же? - Да вот смотрю я на этот список и замечаю кое-какие странности... Послушай! Если бы ты был премьер-министром Японии, какой бы ты себе подобрал кабинет, на что бы делал основной упор? - На охрану порядка внутри страны в первую очередь, - сказал посол. - На ее укрепление. Подобрал бы человека, который имеет огромное влияние на печать. Этой страной нельзя управлять без сотрудничества с органами массовой информации. Далее я бы, само собой, сделал упор на министерства строительства, транспорта, здравоохранения. Усилил бы позиции министерства финансов и Национального государственного банка, чтобы избежать валютного кризиса. Разумеется, и министерство промышленности и торговли пришлось бы укрепить. Ведь до восстановления промышленности импорт будет играть очень важную роль. И министерство сельского хозяйства и лесоводства... - Ну да, естественно, - кивнул пожилой. - Для восстановления необходима расстановка фигур, укрепляющая внутреннюю политику. - На первый взгляд так и подобран кабинет, - вмешался секретарь посольства. - Все места, о которых сейчас говорил господин посол, укреплены. - Это если смотреть с точки зрения японца, - лицо пожилого выражало сомнение. - Впрочем, японский народ и не способен смотреть на свои внутренние дела глазами внешнего наблюдателя, да и политические обозреватели у них такие же, за исключением разве нескольких... Но с точки зрения внешнего наблюдателя, состав нового преобразованного кабинета говорит о его внешней направленности. Например, новый министр иностранных дел... Я думаю, его имя мало кому известно в Японии, а вот за рубежом его хорошо знают как одну из крупнейших фигур... - Японцы одновременно с укреплением внутриполитического положения хотят укрепить и свою внешнюю политику. - Нет, не так это просто. На наш взгляд, расстановка сил такова, что основное внимание уделено иностранным делам, торговле, промышленности, транспорту и обороне. Все эти новые четыре министра - крупнейшие знатоки международной политики. За рубежом их авторитет гораздо выше, чем внутри страны. Так что укрепление внутриполитических дел служит только ширмой для укрепления внешней политики. Поставив на стол бокал, посол задумался. - Не кажется ли тебе, - спросил пожилой у посла, - что эта расстановка свидетельствует о подготовке Японии к крупному дипломатическому наступлению? Но почему? Почему Японии нужна именно такая комбинация фигур, когда внутри страны настоящее столпотворение?.. Чтобы понять это, одной только логикой не обойдешься... - Кстати, - сказал молодой специалист, - когда мы уже выезжали, была получена несколько странная информация. Правда, она не показалась мне особо важной, и я не стал изучать ее во всех подробностях. Но наш экономист обратил на нее внимание. Дело в том, что темпы японских инвестиций в зарубежную промышленность после землетрясения снизились только на одну неделю, а потом восстановились до прежних норм. Оказывается, это произошло за счет того, что правительство, не предавая делу огласки, предоставило заем гражданским предприятиям, вкладывающим свой капитал в иностранную промышленность. - Этот вопрос, пожалуй, заслуживает более досконального изучения... - сказал пожилой, покусывая губы. - Есть еще кое-что странное. Это тоже выяснилось только в последнее время. Японское правительство, используя чрезвычайно сложную систему подставных лиц, скупает земельные участки за границей. Общая площадь земель, купленных японским правительством по всему миру, уже достигла очень больших размеров. - Недвижимое имущество за границей? - посол нахмурился. - Странно! Я знал, что японцы покупают рудники в Африке и Австралии, но чтобы земельные участки... - Да, закупают целинные равнины... - А-а, переселять людей собираются, чтобы избежать демографического взрыва. Или для беженцев... - Одну минуточку, - остановил посла пожилой. - Население Японии уже третий год не увеличивается, а уменьшается. Непонятно. Этот вопрос придется изучить самым подробным образом. - Что же они собираются делать, эти самые японцы... - пробормотал посол. - О чем думают?.. Я с ними общаюсь уже больше полувека, а вот что они думают, не всегда понимаю. - Н-да, все очень сложно... - задумчиво произнес пожилой. - Такое впечатление, что в Японии что-то происходит. Неспроста все это делается... 3 В Токио, где еще были свежи раны бедствия, пришла зима. В конце года, словно нанося дополнительный удар, наступили сильные холода. Из двух миллионов лишенных крова людей около полутора миллионов рассеялись по префектурам. Тут им предстояла беспокойная жизнь в чужих семьях или в сдающихся внаем комнатах. Остальные временно поселились в переносных или разборных домиках. Некоторые встретили суровые холода в бараках, наспех сколоченных на пожарищах. По всей стране были почти полностью приостановлены строительные и земляные работы. Со всех концов Японии, по суше и по морю, в Токио доставляли подъемные краны, экскаваторы и прочую технику, необходимую для восстановительных работ. Люди трудились день и ночь, однако пока только четвертая часть хайвеев стала проезжей и лишь десять процентов пострадавшей подземки вновь вошло в строй. В основном восстанавливались жилые дома и портовое оборудование. Недавно начала работать вторая ТЭЦ, но пока с половинной нагрузкой. Экономия электроэнергии продолжалась. Дома отапливались плохо, и это сказывалось на здоровье и настроении людей. Из-за острой нехватки жидкого топлива отопительные системы, как в былые времена, перешли на каменный уголь. При каменноугольных шахтах Тикухо был экспериментальный завод по сжижению угля, но его производительность, конечно, была крайне низкой. Но в эту зиму никто не жаловался на копоть, хотя трубы большинства каменных громад изрыгали черный дым. Колючий снег сеял с холодного неба. Онодэра, тщетно пряча лицо в поднятый воротник пальто, спешил из канцелярии премьер-министра в Управление морской безопасности. Ему не удалось пройти кратчайшим путем - прилегающий к зданию парламента район был затоплен демонстрантами. После землетрясения это была первая крупная демонстрация. Кое-где уже происходили столкновения между студентами и мобильными полицейскими частями, и он решил проскользнуть мимо Патентного управления и через Тораномон пройти в Касумигасэки. Университеты пострадали сравнительно мало, и в большинстве из них шли занятия. Правда, в некоторых учебных корпусах все еще размещались пострадавшие. Погибло немало преподавателей, так что лекции часто отменялись. Многие учащиеся, лишившись крова, уехали в родные места, поэтому среди демонстрантов студентов было не очень много, и, несмотря на свою обычную экипировку - шлемы, маски и шестигранные палки, - они не проявляли особенной активности. Тем не менее, поначалу смешавшись с рабочими и служащими, они постепенно собирались группами и нападали на мобильные полицейские отряды. У парламента в нескольких местах шли стычки. На этот раз у студентов не было бутылок с горючей смесью, и они забрасывали полицейских кирпичами и кусками бетона. Но Онодэра почти не смотрел на студентов. На него произвели гнетущее впечатление остальные демонстранты. Подавленные и мрачные, они накатывали волна за волной в гнетущем молчании... Люди шли с плакатами: "Требуем жилищ!", "Каменные громады - народу!", "Пострадавшим - зимнее вспомоществование!". Их серые окаменевшие от холода лица внушали неодолимую тревогу. Может быть, они что-то подспудно ощущают, подумал Онодэра. Он знал, что японский народ обладает обостренной чувствительностью. Да, ущерб от землетрясения действительно огромен, но Япония - экономически мощная страна, и через несколько лет все станет на место, как заявляет правительство... Но в души людей стало закрадываться какое-то недоброе предчувствие, что на свете что-то не так, что происходит нечто, не должное происходить. И такие настроения чувствовались во всем обществе. Этому способствовали и газеты, писавшие в своей излюбленной предостерегающе-пророческой манере. Обычно люди пропускали мимо ушей громогласные, порой сбивавшиеся на откровенно грубую брань "предостережения" газет. В эпоху переизбытка всякого рода информации люди обрели эмоциональный иммунитет против "громких заголовков" и считали, что такова уж природа журналистики. Как бы газеты ни изобиловали мрачными, полными яда статьями, народ умел отмахнуться от истеричной прессы, если интуитивно чувствовал, что "на свете" в общем все в порядке, больше этого, приобрел способность кожей чувствовать то, что на самом деле кроется в запутанном клубке информации. Нет, подумал Онодэра, на этот раз они наверняка учуяли, что здесь что-то не то. Тревога, исходившая от демонстрантов, их замкнутые, серые от холода и тоски лица, казалось, свидетельствовали о том, что люди начинают терять уверенность в завтрашнем дне. И эти плакаты с такими категорическими требованиями в трудный для всей страны момент... Нет, нет, они чувствуют приближение чего-то недоброго, каких-то трагических перемен... Они по-прежнему относились к броским заголовкам, вроде "Наступит ли большой кризис?", или "Свежие продукты на черном рынке повысились в цене на сорок процентов", или "Опасность продовольственного кризиса будущей весной", но сделались более внимательными, пытаясь прочитать за ними признаки чего-то страшного. Тонкий народ, с болью в сердце думал Онодэра, проходя мимо демонстрантов и чувствуя - всей своей кожей - их настроение. А что если они... если народ узнает об _этом_?.. Ведь вероятность теперь уже превысила пятьдесят процентов?.. Не приведет ли это к гигантской панике? В одной из комнат Управления морской безопасности Онодэра встретил пришедшего сюда минутой раньше Катаоку. За короткое время этот веселый, по-мальчишески круглолицый, дочерна загорелый парень страшно изменился. Его ослепительно яркая улыбка погасла. Всегда плотно сомкнутые губы скрыли белизну ровных зубов. Глаза стали тусклыми, кожа серой, словно он постарел на десять лет. Катаока, как и все сотрудники группы, работал день и ночь до полного изнеможения, но не только в этом было дело - он потерял в Тамати всю семью. - Демонстрацию видел? - спросил Катаока лишенным интонации голосом. Онодэра кивнул. - Как ты думаешь, газетчики еще ничего не пронюхали? - Катаока смотрел на снег, облепивший оконную раму. - Сегодня один приходил в Управление обороны. Конечно, никто из главных плана Д с ним не виделся. А он, газетчик-то, побывал на заседании Совета по восстановлению столицы, потом в сейсмологическом институте, а оттуда явился в Управление обороны и долго торчал в отделе прессы... - Подозрительно... - пробормотал Онодэра. - Что это он вдруг положил глаз на Управление обороны? - Кажется, увидел там профессора и Юкинагу. С Юкинагой этот репортер еще раньше был знаком. Ему было известно даже, что тот вдруг уволился из университета... - Прежде чем дойдет до газет, я думаю, будут приняты меры, - сказал Онодэра. - Куниэда-сан шепнул мне, что сегодня вечером у начальника канцелярии кабинета министров состоится секретное совещание с главами крупнейших газет. Договорились, наконец, и о совершенно секретной встрече руководителей оппозиции с премьер-министром... - А сколько вообще можно скрывать? - все так же холодно произнес Катаока. - Ощущение такое, что вот-вот поползут всякие слухи. Тревога ведь все усиливается. А тут еще неизвестно, будут ли наградные за прошедший год выплачивать... Может начаться так называемый "ножничный" спад из-за свирепого кризиса и страшного повышения цен на предметы первой необходимости... - Но, говорят, телевизоры и радиоприемники раскупают вовсю, - сказал Онодэра. - Странные дела. Автомобили, например, почти не покупают, хотя почти ни у кого сейчас не осталось нормальной исправной машины. - В группе Д-2 сегодня был скандал. Сцепились сотрудник, откомандированный из министерства иностранных дел, и молодой парень, которого прислали из Генштаба, да так, что чуть не подрались, - потирая щеки ладонями, все тем же бесстрастным тоном сказал Катаока. - Когда штат увеличивается, такие стычки неизбежны. И ни талант, ни знания тут значения не имеют. Очень даже возможно, что подобные недоразумения могут привести к разглашению тайны. - И в Д-1 тоже не все гладко. Молодые ученые и технические специалисты из государственных служащих - эти ничего, с ними все в порядке. А вот ученые из Научно-технического совета отвергают мнение профессора Тадокоро. Держатся высокомерно... - Зачем только таких взяли? Ведь Тадокоро-сан очень вспыльчив... - В том-то и дело, что он совершенно спокоен, больше того - тих и смирен. Видно, ни о чем другом думать не может... - А что с этим ученым, Фукухара, которого притащили из Киото? - Он в Хаконэ, у старика Ватари. - Что он там делает? - Точно не знаю, - усмехнулся Онодэра. - Но Куниэда подозревает, что он целыми днями спит. Открылась дверь, в комнату вошел заместитель начальника отдела гидрологии. - Простите, заставил вас ждать, - сказал он, положив на стол бумаги. - Все оформили. "Сэйрю-мару" завтра в восемнадцать часов прибудет в Йокосука. - Благодарю вас... - Онодэра придвинул к себе бумаги. - Значит, послезавтра можно будет произвести погрузку аппаратуры и принять на борт специалистов. - Мы связались и с исследовательской группой, - заместитель кивнул на бумаги. - У нас тут было возникло одно препятствие. Хотели арендовать глубоководное исследовательское судно и подводную лабораторию у фирмы "Джейкоб", но они нам отказали. Кажется, вмешался американский военно-морской флот... Но, к счастью, подобное судно освободилось у одной отечественной фирмы, мы его и арендовали, правда, не без некоторого применения силы. И подводную лабораторию тоже. - Отечественная фирма, говорите? - спросил Онодэра. - А что за фирма? - Фирма КК по исследованию шельфов. Арендовали "Вадацуми-2". Онодэра глотнул воздух. "Вадацуми"... КК - фирма, в которой он служил, откуда уволился, вернее, удрал... - Глубоководное судно забрал американский военно-морской флот? - как бы между прочим спросил Катаока. - Если не ошибаюсь, суда фирмы "Джейкоб" занимались разведкой нефти у Марианских островов. А морской флот собирается использовать эти суда в Тихом океане? - Точно не знаю, но думаю, что да, - пожал плечами заместитель. - Как будто бы несколько дней назад за ними пришел корабль Седьмого тихоокеанского флота США... По словам инженера из "Джейкоб", они собираются в срочном порядке исследовать дно в районе Японских островов. Может быть, собираются проверить, как повлияли землетрясения на подводные указатели для подлодок "Поларис"? Онодэра и Катаока невольно переглянулись. - Догадались, что ли... - пробормотал Онодэра, выйдя из комнаты с бумагами в руках. - Они всегда неплохо знали морское дно поблизости от Японских островов. Изучали его в стратегических целях... - Ну, так сразу не догадаются, - сказал Катаока. - Изменения в морском дне, они, конечно, обнаружат, но чтобы сразу догадаться... - Э-э, не говори, у них тоже есть специалисты, да и система анализаторов получше нашей... Очень даже возможно, что для нужных выводов им хватит нескольких незначительных признаков. И... у нас сразу все обо всем узнают... из зарубежной прессы. - Ну, не беспокойся, вероятность этого Наката-сан не мог не учесть. А вообще, что мы можем сделать? Не пойдем же топить американское исследовательское судно под покровом ночи?! Как только они переступили порог управления, Онодэра почувствовал удар в грудь. Он удивленно остановился. Дорогу преградил чернявый маленький мужчина с пылающими от гнева глазами. Онодэра тут же получил второй удар по левой скуле. Следующий удар пришелся справа по носу. - Что ты делаешь?! - Катаока бросился было на мужчину, пытаясь схватить его за руки. - Нет... Катаока, стой. Не вмешивайся! - крикнул Онодэра, прикрываясь руками от сыпавшихся на него градом ударов. - Иди... Бумаги... Я тут сам!.. Вокруг начинал собираться народ, и Онодэра, принимая все новые и новые удары, отступил за угол здания. Краем глаза он видел, как Катаока, на минуту оглянувшись, стал удаляться. Мужчина бил не разбирая - по глазам, по носу, в живот. В конце концов Онодэра, обо что-то споткнувшись, упал. - Встать, подлец! - заорал маленький мужчина, стоя над ним во весь рост. - Сколько лет, сколько зим, Юуки... - сказал Онодэра, продолжая лежать на спине и шмыгая окровавленным носом. - Ну как вы там, все здоровы? Замерзшая земля холодила спину. Онодэра лежа смотрел на мелкий, как пыль, темный на фоне серого неба снег, и ему казалось, что тупая, горячая боль в лице воскрешает его, возвращает ему былую веселость и бодрость. - Идиот... - Юуки, тяжело дыша, смотрел сверху на Онодэру. - Идиот! Надо же, мне, даже мне не сказал! Уволился!.. Дал переманить себя... Онодэра медленно и неуклюже поднялся, Юуки вытащил из кармана брюк скомканный платок и приложил ему к носу. Онодэра улыбнулся, взял грязный платок и вытер нос. - Идиот!.. Хоть слово-то мог сказать! Я... сначала думал, что ты пропал во время землетрясения... Беспокоился, сколько раз ездил искать тебя в Киото. И потом разыскивал, когда узнал, что тебя подцепила на удочку другая фирма. И хоть бы слово... ни ответа, ни привета... И с квартиры съехал... Друг я тебе или нет?! - Прости, - искренне сказал Онодэра, положив руки на плечи Юуки, который был на голову ниже. - Виноват! И твои письма и записки читал, но обстоятельства не позволяли с кем бы то ни было связаться... - Собираешься "Вадацуми" управлять? - отводя глаза, пробормотал Юуки. - Тебя видели в последнее время на улицах бюрократов... А теперь говорят, Управление обороны арендует "Вадацуми". Ну, думаю, раз так, то он обязательно появится в Управлении морской безопасности. - Как там поживает Есимура-сан? Здоров? - А он уволился. Какая-то там неприятность у него была. Уехал служить за границу. Будто и ты там замешан... Вон оно как обернулось, подумал Онодэра, вспоминая красавца и ловкача Есимуру. Ничего, этот где угодно устроится... - Ты... - Юуки поднял глаза на Онодэру. - Что случилось? Обязательно что-нибудь должно было случиться. Я тебя знаю - ты не стал бы увольняться так по-хамски... Наверное, это что-то очень серьезное, иначе ты бы так не поступил. Я все время так считал. И сейчас, как только тебя увидел, сразу почувствовал, что-то было. И вообще... что с тобой?.. Ты очень изменился! - Разве? - Онодэра через силу улыбнулся; все лицо болело, распухал глаз. - Вроде бы с тех пор я не мог особенно постареть... - Пошли ко мне домой, - сказал Юуки. - Прошу тебя! Хочется поговорить в спокойной обстановке. Я теперь в Сугамо живу, дом в Готанда сгорел. В общем, пошли. И если можешь, расскажи толком, что же все-таки случилось. Онодэра колебался, и Юуки, отведя глаза, как разобидевшийся мальчишка, пробормотал: - Я тоже увольняюсь из фирмы... Короче говоря, тоже буду в экипаже "Вадацуми-2"... - Что?! - остановился пораженный Онодэра. - Ты уже подал заявление об увольнении? - Завтра подам. Я уже решил. А кто может управиться с "Вадацуми", кроме нас с тобой? Один остается на вспомогательном судне, поддерживает связь, второй погружается... - Спасибо!.. В это мгновение Онодэра решился. Ведь "Кермадек" тоже придется использовать... Да и группу Д-1 хотят увеличить. А Юуки - на него можно положиться. - Так, значит... согласен... Юуки стыдливо отнял руку, которую Онодэра невольно пожал, и вдруг просветленно улыбнулся. - Опять будем вместе работать! - Завтра приходи в Управление обороны, - вновь сжимая Юуки руку, сказал Онодэра. - Не называя моего имени, попроси майора Яги, он будет в курсе. - Управление обороны? - взгляд Юуки сделался подозрительным. - Ты имеешь отношение к такому учреждению? - Пошли к тебе... - сказал Онодэра, первым трогаясь с места. - И с твоей оку-сан хочу повидаться, давненько не виделись. - Да, кстати, - догоняя его, проговорил Юуки. - Ты знаешь некую Рэйко? Несколько раз приходила в фирму, справлялась о тебе. Рэйко? Онодэра сразу даже не вспомнил, кто это. Но постепенно в памяти всплыли темный лифт, кусочек песчаного пляжа, белизна открывшихся в полуулыбке зубов, горячее тело... Вся девушка в мокром купальнике... Ночь в Хаяма. Вечеринка. Молодая элита, и он, чувствовавший себя там совершенно чужим... Как она далека, та ночь! Как будто все это было в другой жизни. И ночь, и девушка... Уцелел ли особняк Рэйко в Хаяма? Район Конаи почти не пострадал от цунами, но... - В каких ты с ней отношениях? - спросил Юуки. - Она и позавчера приходила во временное помещение нашей фирмы. Спрашивала, нет ли от тебя вестей? - Позавчера? - почему-то испуганно спросил Онодэра. И только тут перед его глазами явственно встало лицо Рэйко с нежными, но четкими чертами. Земля закачалась. Ноги вдруг ослабли. Затрещали уцелевшие здания. В глубине раздался гул, и разом погасли уличные фонари и померкли окна, в которых только зажегся свет. Отовсюду послышались крики. Особенно явственно прозвучал голос женщины: "О-о, сильное!" Онодэра услышал, как Юуки досадливо щелкнул языком. - Опять повторный толчок! Ну, разве не безобразие?! - Нескладно получилось с Управлением метеорологии, - сказал Куниэда, вешая на рычаг телефонную трубку. - Там отдали приказ о неразглашении информации, а газетчики решили, что это неспроста, и сразу стали разнюхивать. - Естественно, они не оставляют в покое отделение сейсмических станций, - заметил Наката, следя за "блохоискателем"; он обнаруживал и исправлял мелкие ошибки в программе, прежде чем заложить ее в компьютер. - Да и члены Общества по прогнозированию землетрясений, должно быть, не могут отделаться от газетчиков. - Представь себе, что общество живет довольно спокойно. Ведь в газетах этими вопросами занимаются репортеры отдела местных новостей. А они, видно, не очень понимают роль Совета по геодезическим проблемам при министерстве просвещения. - Не скажи! В последнее время и они стали кое-что смыслить в науке. - Наката потер обросшие щетиной щеки. - Во всяком случае они знают, что после большого землетрясения наступает передышка, а если и трясет, то не в полную силу - не трясет, а потряхивает. - Их, кажется, очень волнует, перенесут ли столицу в другое место, вот они и стараются разматывать клубок, ищут конец ниточки... - просматривая подшивки бумаг, сказал Куниэда. - А слухи такого рода уже ходят. Наверное, кто-нибудь из правительственной партии проговорился. Но может, и сознательно пустили слух... Во время землетрясения прямо-таки чудом уцелел научный городок. И вот я слышал, как директор находящегося там Государственного центра по защите от стихийных бедствий говорил о возможном переносе столицы... - Было бы хуже, если бы они стали крутиться возле Государственного управления геодезии и картографии... Ну вот и все, - Наката передал оператору последний лист Программы и прикрыл воспаленные глаза. - Правда, геодезическая лаборатория в Канояма сильно пострадала... - Как бы то ни было, кто-нибудь из геологов догадается, - Куниэда на минуту перестал перелистывать бумаги. - И кто-нибудь из технических специалистов Управления метеорологии или сотрудников местных наблюдательных станций рано или поздно обратит внимание... - А что, есть какая-нибудь подозрительная информация? Наката, отпив остывшего чаю, обернулся к Куниэде. - Да как сказать... Разве что вот это. Международное океанологическое общество предлагает сотрудничество в исследовании изменений рельефа морского дна после землетрясения в прилегающем к краю Канто районе. В общем, предлагают помощь, поскольку, мол, у японских ученых сейчас дел по горло. - Ведь это дочерняя организация Международной геодезической и геофизической ассоциации? - Наката, держа чашку у рта, нахмурился. - Ну и дела! Так, пожалуй, обо всем станет известно из-за границы. - Здесь следует опасаться Америки. Их военно-морские силы уже давно усиленно исследуют морское дно в районе Дальнего Востока. Да и специальные суда нефтяных компаний рыщут по дальневосточным морям в поисках нефти. - И не только Америки, но и Советского Союза, - сказал технический специалист, прикомандированный из Управления обороны. - В последнее время к востоку от Курил плавает советское научно-исследовательское судно в сопровождении крейсера. И кажется, еще несколько подводных лодок. - Н-да, обе стороны стараются установить подводные ориентиры... - пробормотал Куниэда. Зазвонил телефон. Технический специалист поднял трубку. - Звонят из Государственного управления геодезии и картографии, - сказал он, слушая. - С завода поступил гравиметр типа Т. - Один? - Да. Еще два поступят немного позже. Сейчас он проходит испытания. - Передайте, чтобы после испытаний его отправили в Йокосуку, - Наката поднялся из-за стола и нажал кнопку звонка. - Постойте! А нельзя ли его отправить из Мэгуро в Йокосуку на вертолете? Тогда полетел бы кто-то из нас и провел испытания в воздухе. - Ну и беспокойный же ты, - усмехнулся Куниэда. - А когда они закончат испытания? - Сегодня, после полудня. - Прекрасно. Передай, что после полудня пришлем к ним вертолет. - ...Наката-сан, Наката-сан, пришел заместитель начальника канцелярии премьера, - заговорил интерфон. - Просим на совещание, все в сборе... - Прошу подождать пятнадцать минут! - сказал Наката, нажав кнопку обратной связи. - Программу уже заложили в компьютер. А в комнате для совещаний есть вывод от компьютера? Очень хорошо... В комнату вошел Катаока. Его темные обветренные щеки запали, глаза потускнели от усталости. - Катаока, извини, пожалуйста, но тебе придется слетать на вертолете от Мэгуро до Йокосуки. Поступил гравиметр. Мне бы хотелось, чтобы ты провел испытание во время полета. - Как бы ни спешили, все равно установить гравиметр удастся только завтра, - бесстрастно произнес Катаока. - У сторожевого гидроплана, который находится в Йокосуке, барахлит двигатель. Мы просили прислать гидроплан из Майдзуру. - А установку геомагнитометров закончили? - Да, установили три штуки на сторожевых самолетах. Когда снимали магнитный обнаруживатель подлодок, один из них сломали. Здорово попало, пришлось писать объяснение. Зазвонил телефон на столе Куниэды. - Управление по науке и технике, - досадливо щелкнул языком Куниэда. - Комитет технических средств исследования океана опубликовал сообщение о необычном погружении континентального шельфа Бофуса. Ну и ну! Штаб проекта по разработке океана организует исследовательскую группу... - Ну и что? Не так-то просто начать исследования. Мы же захватили все имеющиеся батискафы, - сказал Наката. - А у них есть подводная лаборатория, способная работать на трехсотметровой глубине, - заметил Катаока. - Не самоходная же! Ничего, пока ничего страшного, - Наката задумчиво остановился у выхода. - Пожалуй, час пробил - пора переходить к демонстративной тактике. - Демонстративная тактика? - Куниэда обернулся к Накате. - Это еще что такое? - Я уже докладывал о своем проекте. - Наката открыл дверь. - Число участников плана Д превысило сто человек, а вскоре перевалит за тысячу. Тогда хочешь не хочешь, а держать все в тайне станет просто невозможно. Фигура Накаты исчезла за дверью. Технический специалист, все это время молча слушавший другой телефон, передал Куниэде записку. Взглянув за нее, Куниэда помрачнел. "...Взрыв рифов Медзин, Байонез и атолла Смита, извержение острова Аогасима, появились признаки извержения вулкана Нисияма на острове Хатидзе. Начата эвакуация населения с обоих островов". 4 Сообщение об извержении на Хатидзе Онодэра услышал под водой, на глубине двух тысяч метров, в пятидесяти километрах от острова Тори. Разговаривать со вспомогательным судном "Есино" было трудно из-за помех, но все же Онодэра понял, что из двенадцати тысяч жителей острова многие пострадали. И в тот самый момент, когда с "Есино" поступило это сообщение, Онодэра ощутил толчок: "Кермадек", испытывавший давление в двести атмосфер, как-то странно дернулся. - Послушайте... - сказал Онодэра своему напарнику, бледному, совсем молодому парню. - Здесь не наблюдается каких-нибудь аномалий в морском дне? - Что?.. Молодой человек, поглощенный показаниями опущенных на дно приборов, удивленно обернулся. Онодэра кивнул ему, и он поспешно переключил телеметр. Опущенные на дно на глубину от пяти до десяти километров приборы регистрировали изменения температуры, колебания геомагнитного и гравитационного полей и посылали их наверх по двум каналам связи - на сверхдлинных волнах и через фонон-мазерное устройство. Технический специалист начал читать показания ближайшего прибора. - Опасно... - пробормотал он. - Величина теплового потока резко возросла, да и угол склона увеличивается. А геомагнит... - Может произойти землетрясение? - Нет, скорее не землетрясение, а взрыв. Корпус "Кермадека", сделанный из высокопрочной легированной стали, загудел, словно гонг, и судно, продолжая раскачиваться, изменило направление. - Может, закончим наблюдения? - спросил Онодэра, включая прожекторы и глядя в иллюминатор. - Здесь, кажется, тоже становится опасно. - Еще бы немного. Вообще-то я закончил, но хорошо бы проверить, где произошли изменения, - прямо под нами, на дне, или... - Сейчас некогда этим заниматься, - Онодэра запустил двигатель. - Гашу свет. Выпущу подводные ракеты, а вы смотрите в иллюминатор, может быть, что-нибудь увидите. Таща за собой по дну цепь, "Кермадек" медленно удалился от опущенного измерительного прибора. Определив четыре направления, Онодэра нажал кнопку запуска ракет, четыре легких толчка отдались в корпусе "Кермадека". В темной гондоле засияли бледно-голубым светом девять иллюминаторов. Молодой человек издал возглас удивления. - Видите что-нибудь? - спросил Онодэра. - В каком направлении? - В сорока градусах правее нашего курса... Рассчитав в уме скорость всплытия, Онодэра выпустил в этом направлении оставшиеся четыре ракеты. Став легче, "Кермадек" немного всплыл, цепь теперь едва касалась дна. Постепенно стала увеличиваться и горизонтальная скорость судна. - Взгляните, - в голосе молодого человека чувствовались подавленность и испуг. Гори в гондоле свет, можно было бы заметить, что он стал еще бледнее. Оставив свое место за рулем, Онодэра подошел к иллюминатору. В свете четырех ракет он увидел дно и уходивший во мрак пологий склон невысокого подводного холма. В одном месте над этим склоном вздымалась муть. Из темных клубов вверх тянулись мириады пузырьков. Иногда происходил взрывной выброс пузырьков, и тогда "Кермадек" начинал слегка покачиваться. - Будет взрыв? - спросил Онодэра, возвращаясь к своему месту. - Надеюсь, пока ничего страшного... - ответил специалист, торопливо проверяя температуру воды и донных отложений. - Если взрыв и произойдет, то, думаю, небольшой. А батискаф выдержит? Онодэра выбросил цепь и, срочно связавшись с "Есино", стал один за другим открывать магнитные клапаны. "Кермадек" начал всплытие. Ощущая легкий холодок в сердце, Онодэра пытался вычислить безопасный предел для скорости всплытия и насколько эту скорость можно ограничить двигателем горизонтального хода. Слишком большая скорость всплытия может привести к деформации поплавка. Тогда гондола, весящая несколько тонн, опустится на дно и всплыть уже не сможет. Онодэра попытался снизить скорость. Потом вдруг решил комбинировать вертикальное и горизонтальное движение. Мысль оказалась удачной. После нескольких поворотов руля "Кермадек", чуть накренившись, начал боком всплывать. Однако при этом гондола могла опрокинуться, и приходилось иногда переходить на горизонтальное движение. - Держитесь покрепче за что-нибудь, - сказал Онодэра напарнику. - Может качнуть... На глубине три тысячи триста метров Онодэра опять выбросил немного балласта. "Кермадек" стрелой пошел вверх. Онодэру тревожило, что резкое снижение давления может привести к взрыву: находившийся под давлением в двести атмосфер охлажденный на морском дне воздух в поплавке начинал адиабатически расширяться. Когда до поверхности оставалось восемьсот метров, Онодэра решил его стравить. Несколько уменьшив скорость всплытия, он хотел выжать бензин, соприкасавшийся с морской водой на открытом дне поплавка. Следом за воздухом из поплавка стал уходить бензин, а клапан никак не хотел закрываться. - Онодэра-кун! - сдавленным голосом крикнул за его спиной молодой специалист. - Вода, вода! Порой при всплытии, когда резко уменьшается давление на корпус, крепость швов батискафа ослабевает, и в гондолу проникает вода. А "Кермадек" подвергся непосильной для него перегрузке. - Из иллюминатора? - Вроде бы нет, не знаю откуда, но ее довольно много. - Ничего, не беспокойтесь, скоро перестанет течь. Утечка бензина продолжалась, скорость всплытия упала до восьмидесяти метров в минуту. Проверив остаток балласта, Онодэра мысленно представил себе схему масляного клапана. На глубине пятисот метров он перешел на горизонтальное движение и включил полную скорость. При таком режиме аккумулятора могло хватить только на три минуты. Онодэре хотелось по возможности сохранить скорость горизонтального движения до всплытия на поверхность. "Кермадек" стало подбрасывать. К этому прибавился еще боковой снос. Онодэра потратил целых две минуты, чтобы выровнять батискаф. Аккумулятор почти сел. В корпусе звоном отдавались ультразвуковые сигналы эхолота "Есино". Переключив телефон на УДВ, Онодэра вызвал командный пункт. - Постарайтесь нас поймать! Возможно, мы выпрыгнем из воды. - Понял. Беспрерывно следим за вами. Не меняйте направления. Задним ходом идем к месту предполагаемого всплытия. - Как на море? Погода? - Качает. Высота волн превышает полтора метра, ветер северо-западный, смотри, как бы тебя не укачало! Поймаем вас под водой, на десятиметровой глубине. Когда оставалось уже сто пятьдесят метров, из бака с поврежденным клапаном вышел весь бензин. Чтобы сохранить равновесие, Онодэра выпустил бензин и из двух других баков. Скорость всплытия упала до сорока метров в минуту. Оставалось только одно: используя инерционную скорость в три с половиной узла и выбросив остатки воздуха, регулировать всплытие. Начало сказываться волнение на поверхности - "Кермадек" стал подпрыгивать и раскачиваться. - Держитесь крепче! - крикнул Онодэра. Операторы "Есино", словно волшебники, ловко поймали батискаф. На двенадцатиметровой глубине его поджидали два водолаза на подводном скутере. С помощью магнитного якоря они прикрепили к корпусу буксирный канат и подсоединили телефонный кабель. Выбросив остатки воздуха и маневрируя рулем, Онодэра погасил скорость всплытия. На глубине пяти метров закончилось крепление подъемных тросов, поплавок соединили со шлангом и началась откачка бензина. - Волны высокие, подъем будет опасным, - сообщили с палубы "Есино". - Выходите из люка. Крепление судна проведем под водой. Механические рули подъемного крана крепко схватили "Кермадек". Оба члена экипажа через люк выбрались на палубу и тут же насквозь промокли: море было неспокойно. Когда они перешли на "Есино", механические руки отпустили "Кермадек". Его подтянули к корме и начали крепить. Онодэра осмотрелся. В море на довольно большом пространстве плавала пемза. - Говорят, извержение на рифе Косю, - сказал кто-то из стоявших на палубе. - Странно, в таком месте... - Да и из этого района лучше поскорее уйти, - Онодэра вытер лицо мохнатым полотенцем. - Вы слышали, что я передавал? - Да. Как только батискаф установят на палубе, мы так и сделаем. Когда Онодэра, выпив горячего кофе, поднялся в радиорубку, "Есино" уже быстро удалялся из опасной зоны. - Можно вызвать "Сэйрю-мару", где он сейчас? - спросил Онодэра радиста. - В пятидесяти милях к северу. Попробую вызвать. - А как там на Хатидзе? - в рубку заглянул напарник Онодэры по погружению. - При извержении Ниси-яма там погибло около двухсот человек. Но опасность не миновала. Сейчас на пассажирских и военных судах эвакуируют всех жителей острова... Двенадцать тысяч человек. На сборы не дают ни минуты... На других островах Идзу тоже тревожно. Оттуда, говорят, людей будут эвакуировать в р