му-нибудь иностранному агентству или газете? - тихо спросил премьер. - Помните, был случай, когда одна американская газета преподнесла в качестве сенсации сообщение о японских автомобилях с браком? Может быть, и здесь поступить так же? Существует мнение, что это будет более эффективно... Наступила короткая пауза. Потом не без раздражения заговорил главный обозреватель газеты С.: - Какой в этом смысл, господин премьер?.. Самое лучшее, если правительственное сообщение появится одновременно и у нас, и за рубежом. Мелкие хитрости в данном случае могут возыметь действие лишь на весьма малый срок. - Да... Мы хотели бы знать, когда услышим от вас подробности плана эвакуации, - произнес директор-распорядитель телекомпании Н. - Н-да, теперь на какое-то время взоры всего мира обратятся к Японии, как когда-то они обращались к Вьетнаму или странам Ближнего Востока, - медленно проговорил главный редактор той же телекомпании, старательно размешивая свой остывший кофе, к которому еще ни разу не притронулся. Взор главного редактора был устремлен в пространство. В разгар войны во Вьетнаме и на Ближнем Востоке он заведовал отделом информации. И теперь в его памяти всплыли тогдашние кадры новостей. Вьетнамцы в огне войны, лагеря палестинских и бангладешских беженцев. Безымянные люди, бредущие по дорогам; за плечами - нехитрый домашний скарб, на лицах - выражение бесконечной усталости... Мрачные, полные отчаяния глаза беженцев, прозябающих в жалких лагерях без всяких надежд на будущее... Теперь эти люди представлялись его мысленному взору с японскими лицами... - Однако... - заговорил, покашливая, директор одного телеграфного агентства, самый старший по возрасту среди собравшихся. - Возможно ли... всего за каких-то там десять месяцев... спасти жизнь наших соотечественников, жизнь ста десяти миллионов человек? Вывезти всех, кто в чем есть? - Ямасита-сан, - тихо сказал премьер, - наверное, такого вопроса не должно быть. Мы не можем, не имеем права сказать, что такой возможности нет. Я надеюсь, вы понимаете, что ответ может быть только один: к этому следует приложить все силы... Опять появился секретарь и что-то шепнул премьеру. - Ну что же... - сказал, поднимаясь из-за стола, начальник канцелярии. - Надо идти на совещание с главами четырех оппозиционных партий, которое состоится на официальной квартире председателя нижней палаты... - Когда вы нам сообщите в общих чертах план эвакуации? - спросил глава партии К. - План, наверное, вчерне уже готов. Если одновременно с официальным сообщением вы не дадите народу хоть каких-то наметок, паники не избежать. - Разумеется, мы создадим надпартийную парламентскую комиссию в связи с чрезвычайными обстоятельствами, это само собой... - нахмурился глава первой оппозиционной партии. - Однако мы располагаем неприятной информацией. Дело в том, что правительственная партия задолго до нас в секретном порядке поставила в известность финансовые и промышленные круги. Часть промышленников сразу же начала незаметно вывозить свои капиталы за границу. Справедливо ли поддерживать только финансовые и промышленные круги? Ведь правительство обязано нести равную ответственность перед всеми. Столь неблаговидное поведение правительственной партии проявляется повсеместно. В связи с этим у нас появилось сомнение, действительно ли план эвакуации предусматривает спасение жизни каждого гражданина. Прежде чем начнется надпартийная проверка осуществления плана, нам бы, господин премьер, хотелось услышать от вас, какова основная идея этого плана. - Нашей главной и основной целью безусловно является спасение жизни всех граждан... - сказал премьер. - К этому прилагаются все усилия. Однако правительство несет ответственность за жизнь стодесятимиллионного народа и после катаклизма... - Однако, - сказал глава партии М., - правительственная партия до сих пор заботилась главным образом о существовании финансовых и промышленных кругов, об охране их прав, хотя и провозглашала все время уважение к правам каждой личности. Мало того, основные усилия правительства были направлены на сохранение государства и его структуры. Я думаю, вы сами понимаете, что это смахивает на политику довоенного бюрократического правительства, которое ставило во главу угла сохранение существующей структуры государства, игнорируя жизнь отдельной личности. В результате во имя сохранения структуры и авторитета государства в жертву были принесены миллионы японцев. По-видимому, дух такой политики быстро не выветривается. Сомнительно, чтобы теперешнее правительство было готово полностью отдать себя спасению жизни народа, забыв про своей авторитет, отбросив всякую амбицию и все бюрократические формальности... - Структура государства, откровенно говоря, проблема очень сложная, - тихо сказал премьер. - Конечно, бывают случаи, когда жертв оказывается меньше, если правительство действует, отбросив всякое самолюбие... Однако, опираясь на свой скромный опыт, могу сказать, что и во время войны, и после нее и на континенте, и внутри страны нарушение порядка приводило к долговременным и большим потерям. Может, вы скажете, что у нас с вами несходство взглядов, Коно-сан, но я убежден, что роль политики - это роль театральной костюмерной... Мне ясно только одно: действовать нужно, не жалея живота своего, а самолюбие, авторитет... что ж, ими, вероятно, придется поступиться. Ведь случай у нас особый... Огромное значение приобретают взаимоотношения с иностранными государствами, и правительство должно пойти к ним на поклон, если хочет хоть как-то обеспечить японскому народу будущее. Нельзя быть уверенным на сто процентов, что все пройдет гладко. Нас будут критиковать, поносить, обливать ледяным презрением, призывать к ответственности и внутри страны, и за ее пределами. Но я считаю, что мы, как работники костюмерной, обязаны сделать все, что в наших силах. Я прошу вас о сотрудничество, поскольку сейчас все мы работаем в костюмерной одного театра. - Мороката-кун... Низким, густым басом заговорил глава третьей оппозиционной партии - это был голос старого политического деятеля и оратора, не раз срывавшийся на львиный рык. - Ты говоришь, политика все равно что костюмерная для театра... Послевоенное бюрократическое правительство всегда считало, что, действуя по принципу работы костюмерной, можно решить все проблемы. В этом, я думаю, его главная ошибка и причина того, что народ воспринимает политику как нечто мрачное и коварное. Разумеется, в политике нужна и костюмерная. Кроме того, кто-то должен следить за своевременностью всех внешних эффектов, столь необходимых обществу. Особенно в таких случаях, как сейчас, когда "отечество в опасности". Здесь требуется герой, "спаситель отечества", сильная личность с несгибаемой волей, с решительным характером, способная дать смятенному народу огонек надежды, указать ему путь, поднять его и вытащить из беды. А есть ли такая личность в рядах правящей партии, включая и тебя? Обладаешь ли ты той волей и той популярностью, которые позволят тебе стать во главе отряда борцов с невиданным бедствием? Сможешь ли ты это сделать, пусть даже превратившись в Ашура, демона воинственности? Мы с тобой когда-то учились вместе, так что позволь мне быть откровенным. Ты же чиновник, способный, конечно, который умеет не попасть впросак. Но решительности, необходимой для преодоления гигантского бедствия, у тебя нет... - Это следует понимать так, что за роль героя возьмешься ты? - спросил с натянутой улыбкой премьер. - Ацуми-сан, мне безразлично, ты или кто-то другой будет назначен главой возможного будущего надпартийного всенародного правительства. Я не считаю себя человеком, наиболее подходящим для этого. Но пока "спаситель отечества" не появился, я обязан работать в полную меру своих возможностей. А "героя", если он будет нужен, народ найдет сам. Но, мне кажется, люди, помня войну, по горло сыты "героями, спасающими отечество". Ведь они на собственной шкуре испытали, до чего довели Японию "герои" и "героизм"... - Как бы то ни было, - сказал глава основной оппозиционной партии, - мы просим срочно познакомить наших представителей с Д-планом и существующим на сегодняшний день планом эвакуации. Не ждать же сессии парламента, которая начнется через две недели! - Разумеется. Мы к этому готовы, - сказал начальник канцелярии. - Как только вы выберете представителей, мы сразу ознакомим вас со всеми данными. - За два дня успеете? - спросил премьер. - Хотя мы предполагаем выждать две недели, но ситуация такова, что информация может просочиться в любую минуту. Особую опасность в этом смысле представляют зарубежные страны. Если оттуда начнут поступать какие-нибудь сведения, нам придется немедленно сделать официальное сообщение. Надеюсь на ваше сотрудничество. Премьер поклонился. Когда собравшиеся покидали комнату, кто-то мимоходом шепнул начальнику канцелярии: "Его величеству еще не докладывали?" Тот быстро обернулся, он так и не понял, кто задал ему этот вопрос. - Видно, европейские биржевики что-то учуяли... - сказал начальник международного валютного управления министерства финансов. - На европейские биржи начинают выбрасывать массу японских акций и облигаций. Мы через подставные фирмы стараемся поддержать их курс, покупаем ценные бумаги, но если их количество, поступающее в продажу, будет увеличиваться, это может отразиться на средствах, ассигнованных для покупки золота. - Мне кажется, лучше отдаться ходу событий, - сказал директор одного валютного банка. - Лучше даже пойти на понижение курса, пусть начнут продавать простые держатели. Поддерживать курс, чтобы сохранить тайну, уже не имеет смысла... Надо их принимать, когда рыночные цены станут еще ниже. - А сейчас по какой цене мы их покупаем? - спросил министр финансов. - Скоро будем брать за пятьдесят процентов номинала. - Нельзя доводить до этого, лучше остановиться на пятидесяти пяти процентах и прекратить поддержку, - пробормотал министр финансов. - А потом посмотрим, до какого уровня будет продолжаться падение... - А информация о наших закупках золота не просочилась? - спросил директор Японского государственного банка. - Да как сказать, - пожал плечами начальник валютного управления. - Мы-то считали, что действуем очень осторожно, не торопясь, дабы не возбудить подозрений, однако в ходе покупок хотя и постепенно, но уже значительно подняли цену на золото. Я не уверен, что причиной выброса на биржу массы японских акций и облигаций не послужила связь между повышением курса европейской валюты, золота и низким курсом иены в отношении доллара. - Как посмотришь на маклерские фирмы, действующие на американских и европейских биржах, то сразу видишь, что наша поддержка собственных ценных бумаг сильно смахивает на жалость к волку, - проворчал директор валютного банка. - Я не говорю, что это равносильно бросанию денег вдогонку вору, но все же следовало бы воспользоваться случаем и их проучить. - Да, можно было бы, если бы не наше положение, - уронил директор государственного банка. - При данных обстоятельствах, я думаю, мы должны серьезно относиться к вопросу международного доверия, памятуя о будущем японцев, которые теряют собственную территорию. Пусть даже этим воспользуются хитрецы и пройдохи. Мы не должны причинять убытки международным маклерским фирмам, не говоря уже о мелких держателях наших акций за границей. Мы просто не можем позволить себе превратить их в наших врагов. Мы должны, как это нам ни горько, большую часть убытков взять на себя, стараясь, чтобы другие страны не понесли материального ущерба из-за гибели Японии. Конечно, это не значит, что, махнув на все рукой, мы можем позволить себе превратиться в нищих. Нет, надо постараться сохранить то, что у нас есть. Это временно увеличит наши трудности, но в будущем все воздается сторицей... Наши предшественники в эпоху Мейдзи при пустых карманах поступали именно так и тем самым завоевали международное доверие... - Не знаю, не знаю... может ли произвести впечатление такая чистоплотность на международные финансовые круги... - покачал головой начальник валютного управления. - Разумеется, произведет впечатление! - убежденно сказал директор государственного банка, человек с великолепной седой шевелюрой. - Без этого, - не знаю, что думают по этому поводу политики, - невозможно образование международных предпринимательских обществ... Особенно когда речь идет о долгосрочных мерах... Это мое убеждение. - К сожалению, - со вздохом произнес председатель объединения экономических сообществ, - за такой короткий срок за границу можно будет вывезти только пять процентов недвижимого имущества, принадлежащего народу. Когда Японии не будет, ее капитал за рубежом составит всего десять процентов теперешнего национального капитала, считая и ту часть, которая до сих пор тайно вывозилась. - Но позвольте! Ведь предполагается ввести жесткий контроль за распределением судов, - с дрожью в голосе проговорил один из членов объединения. - Цифры, которые сейчас назвал председатель, окажутся реальными только в том случае, если нам будет позволено самостоятельно распоряжаться частью судов. Иначе нам и трех процентов имущества не вывезти. Мы настаиваем, чтобы при распределении транспортных средств прислушивались к нашему мнению. - При настоящем положении вещей, - сухо сказал премьер, - первоочередное право на пользование транспортными средствами принадлежит пароду. К тому же людей нельзя сажать на суда в чем есть, как рабов в шестнадцатом веке. Люди должны иметь при себе самое необходимое плюс вещи, которые обеспечат им жизнь хотя бы на первое время. И это в отношении ста десяти миллионов человек! - Но людей же можно перевозить на самолетах. - Очень ограниченно. Мы ведем переговоры об использовании гигантских транспортных самолетов военно-воздушных сил США и Советского Союза. Однако это капля в море. Не забывайте, что судьба мира держится не на Японии. У нас нет права мобилизовать на достаточно долгий срок все самолеты мира, временно парализовав тем самым международную экономику. То же самое можно сказать и о судах. К тому же порты Токио и Иокогамы после землетрясения восстановлены только на сорок процентов... - Послезавтра я вылетаю в Лондон, - сказал министр транспорта. - Сегодня туда отправился мой заместитель. Он уже начал переговоры в Международном объединении судовладельцев. По предварительным прогнозам, на аренду судов для вывоза нашего имущества надежд мало. Рыночная конъюнктура в Америке и Европе на подъеме. На широкую магистраль вышли африканские страны - в мире ощущается недостаток в судах. Заранее арендованы не только строящиеся корабли, но и работающие на нерегулярных рейсах, и даже те, у которых срок найма кончается только через полгода. - И надо полагать, - добавил премьер, - эвакуация будет происходить в достаточно опасной обстановке и не без смятения... Мы рассчитываем на десять месяцев, но ученые говорят, еще неизвестно, что может произойти до этого... Стаканы на столе разом легко задребезжали, с ясным звоном заколыхались тающие льдинки. В последнее время на такие легкие толчки уже никто не обращал внимания. Эта встреча между премьером и представителями деловых кругов происходила в одном из специальных залов ресторана, расположенного на последнем этаже высотного здания в центре столицы. Собрались неофициально, на обед, однако никто не притронулся ни к одному поданному блюду. - Когда можно ожидать закона о контроле над распределением судов? - спросил один из присутствующих, испытующе глядя на представителей правительства. - Через две недели, вместе с официальным сообщением правительства, - сказал министр транспорта. Среди представителей деловых кругов произошло очевидное волнение, пробежал торопливый шепот. - Прошу не заблуждаться, - сурово сказал премьер. - Двухнедельный срок не означает, что на это время вам предоставляется свобода действий. Ничего хорошего не получится, если в течение этих двух недель крупные предприниматели начнут наперегонки бронировать суда и сыграют роль детонатора для повышения международных цен на аренду судов и морских перевозок. Я надеюсь, вы будете держаться "регламентированного порядка", как мы с вами договорились год назад. Ведь речь идет о том, что срок "через два года плюс минус альфа" сократился до десяти месяцев. Вам даются две недели для согласования ваших действий. Внутри страны вы можете приступить к подготовке вывоза, но так, чтобы это не просочилось за границу. За последний год предельно снизились новые капиталовложения внутри страны. Чтобы камуфлировать экономический спад, вы с молчаливого согласия правительства манипулировали на бирже и получали средства из правительственного бюджета на поддержание производства и заработную плату. За это время повысился коэффициент наших капиталовложений за рубежом, что до некоторой степени компенсировало ущерб, причиненный последним землетрясением. Возможно, сейчас я говорю несколько резко, но разрешите напомнить вам, что благодаря этим мерам правительство сократило ваш ущерб от землетрясения. Я с полным основанием утверждаю, что японские деловые круги, в которые входят люди выдающихся способностей, представляют собой единый, отлично слаженный организм, функционирующий, как ни один другой подобный организм в мире. Правительство постоянно оказывало содействие развитию финансов и промышленности, однако оно несет ответственность не только перед финансовыми и промышленными кругами страны, по и перед всем ее пародом. И я призываю деловые круги как одну из составляющих японского общества к полному сотрудничеству с правительством. - Да, национальное бедствие... - сказал председатель объединения, поднимаясь из-за стола. - Опять наступает эпоха сурового контроля над экономикой... - И это возможно только при вашем добровольном содействии, не забывайте об этом, - усмехнулся премьер. - Сегодня правительство не обладает той властью, какую оно приобретает во время войны. А правительственный контроль при утрате государственной территории вообще бессмыслица. Представители деловых кругов еще имеют возможность свободного плавания в международном деловом море. Но какой смысл в правительстве для народа, потерявшего территорию и национальные богатства... Премьер подошел к председателю объединения, который смотрел вниз в окно. - Мороката-сап, мне кажется, надо положиться на народ... - не оборачиваясь, сказал председатель. Широкая спина этого сторонника свободной конкуренции и противника контролируемой экономики, который родился в эпоху Мэйдзи, а во время войны, не поладив с военными, был брошен в тюрьму, лишний раз свидетельствовала о его упрямстве и непоколебимости. - Я считаю, - продолжал он, - бюрократия Японии так и не сумела понять людей, работающих ради существования народа. В данном случае, мне кажется, строгий правительственный контроль приведет только к дурному бюрократическому равенству и послужит тормозом. Необходимо, чтобы народ, мобилизовав все свои силы, действовал самостоятельно, тогда станут возможны полнокровные меры... - Я убежден в безусловной порядочности собравшихся, - ответил ему премьер. - Но если деловые круги в погоне за наживой проявят бешеную энергию, вы сможете их остановить? - Дым над Фудзи... - пробормотал председатель, глядя в окно. - Или это облако?.. К ним подошел один из присутствующих. Подняв на лоб очки, он внимательно вгляделся: - Нет, не облако... Кратер Хоэй... Ого... довольно сильное извержение. В Хаконэ, в районе Готэнба, должно быть, опять с неба сыплется пепел... Все столпились у окна. Для марта день был на редкость ясный, на западном горизонте висело одинокое облако, над ним высился белоснежный силуэт Фудзи. Поблизости от вершины рывками поднимались округлые сероватые клубы дыма. С высоты птичьего полета улицы Токио казались лучами, протянувшимися до самого горизонта. Солнце ранней весны уже начало свою работу. Все живое, хотя еще и не оправившееся от жестких когтей землетрясения, жадно ожидало пробуждения. - И этот город... - прошептал кто-то. - Этот город... через десять месяцев не будет больше существовать на земле... Нет, не могу поверить... - Взрыв Фудзи, надо думать, произойдет раньше, чем мы предполагали, - сказал Юкинага, не сводя воспаленных от недосыпания глаз с прибора. - Между котловиной Кофу и районом Сидзуока резко увеличилось число локальных землетрясений. На юге структурной полосы Сидзуока - Итой-гава начинает накапливаться довольно большая масса энергии. Аномальное повышение теплового потока... Происходит горизонтальное смещение западного крыла разлома к юго-юго-востоку... В комнате ни на секунду не умолкал стук телепринтера. - Предполагаемое время? - спросил Наката. - В течение двухсот сорока часов плюс минус десять часов... В настоящий момент тенденция к плюсу. Весьма вероятен взрыв где-то на линии между кратером Хоэй и горой Аситака. Но все это может принять характер катаклизма. - Если на линии Хоэй - Аситака, целиком разрушится город Нумадзу... - Наката стал нажимать кнопки телефона. - На пике Асигатакэ, что к северу от Кофу, начались выбросы пара, повысился тепловой поток, а на гряде Асама не прекращаются достаточно сильные извержения вулканов. Если вулканический пояс Фудзи начнет беситься всерьез, прервется сухопутное сообщение между восточной и западной Японией. В комнату вошел серый от усталости Онодэра. - О-о! - приветствовал его Юкинага. - Ты быстро! Я думал, ты дня два-три там пробудешь... Онодэра, не отвечая, тяжело опустился на стул. - _Десять месяцев_?! - сдавив ладонями глаза, спросил он. - Так ты уже знаешь? - обернулся к нему Юкинага. - Официальное сообщение будет через две недели. - Юкинага-сан, чем же мне теперь заниматься? - не отнимая рук от лица, упавшим голосом произнес Онодэра. - По плану на морское дно еще нужно опустить ряд автоприборов, но какой теперь в этом смысл? Ну, я инженер, специалист по глубоководным батискафам... Однако это все в прошлом... На что я теперь могу пригодиться здесь, в штабе? Выключив прибор, Юкинага стал прикуривать сигарету. Руки у пего дрожали. Онодэра протянул ему горящую зажигалку. - Объявят чрезвычайное положение, создадут надпартийную парламентскую комиссию по выполнению плана эвакуации... - Юкинага поперхнулся дымом. - Комиссию возглавит премьер, в нее войдут председатели, секретари и члены исполкомов всех партий. Все министры. Фактически это будет надпартийное коалиционное правительство национального единства. - А с нашим штабом что будет? - Думаю, он войдет в комиссию как низшее звено. Начальник канцелярии кабинета министров дал указание, чтобы Накату-сан и меня перевели в научную бригаду штаба по осуществлению плана эвакуации... Хорошо бы, чтобы и ты перешел туда вместе с нами... - Я не государственный служащий... - усмехнулся Онодэра. - Даже не внештатный сотрудник, ведь никакого приказа не было. С вами я сотрудничал только на товарищеских началах... А вообще говоря, кто я такой? Перекати-поле, по-воровски удравший из гражданской фирмы... Здесь, в штабе, у меня нет никаких прав - подумаешь, временно нанятый водитель батискафа... У Юкинаги рука с сигаретой застыла в воздухе. Он был потрясен. В затуманенном усталостью мозгу остро вспыхнула колющая мысль - а ведь Онодэра прав. Этот молодой человек с самого начала оказался странным образом втянутым в их работу. Тогда еще неясно было, во что выльются и чем закончатся их исследования. Но за последующее время никто так и не удосужился официально оформить Онодэру. Отчасти это объяснялось тем, что поначалу все члены штаба, кроме профессора Тадокоро, Онодэры и временно взятого на работу Ясукавы, являлись государственными служащими. Дипломированный морской инженер-подводник Онодэра, конечно, был бы зачислен в штат при первом же требовании, но ни ему, ни кому другому это, очевидно, и в голову не приходило. Юкинага даже ни разу не задумался, полагалось ли жалованье "временно работающим" в штабе. Получается, впервые подумал Юкинага, что Онодэра все это время работал у них в качестве добровольца... Юкинага был поражен. В фирме, где Онодэра прежде работал, его считали талантливым молодым инженером, у него уже были заслуги, перспективы, обеспеченное будущее. Из соображений секретности его заставили "испариться" - уйти из фирмы без соблюдения необходимых формальностей. Он был втянут в мучительную работу в тени, в безвестности, и никто не удосужился подумать о его официальном положении. Но самого Онодэру это совершенно не волновало. Может быть, сказалось легкомыслие холостяка? Или это качество человека нового поколения, отличного от "поколения нищеты", к которому принадлежал сам Юкинага? Молодые не хлебнули настоящих трудностей, не знали нищеты в самом прямом смысле этого слова, им чужда постоянная тревога и страх за свое будущее, иссушающие душу и превращающие человека в ничтожество. У этого парня начисто отсутствовало стремление обеспечить себя материально, добиться устойчивого положения в обществе. Кто знает, может быть, это новый тип духовно богатых молодых людей, порожденных эпохой достатка, каких Юкинаге не приходилось встречать в своем ближайшем окружении. Такой, как Онодэра, работает отнюдь не спустя рукава, но спустя рукава относится к своим успехам, к положению... - Есть еще у вас работа, в которой без меня нельзя обойтись? - прервал Онодэра мысли Юкинаги. - Теперь в общих чертах все прояснилось. Правительство всерьез взялось за дело. Кончился этап, когда добровольцы тайком, спрятавшись от мира, выполняли сложную и ответственную работу... Что касается меня, то, думаю, я достаточно, отблагодарил Японию за то, что она меня воспитала. Услышав слово "отблагодарил", Юкинага улыбнулся: это так характерно для молодого послевоенного поколения. Они не чувствуют гнета роковых уз, связывающих их со "страной", "нацией", "государством", однако отлично сознают свой долг перед родиной, и нельзя сказать, что в свою очередь не испытывают к пей благодарности, признательности... Впрочем, это не выливается у них в форму безграничной ответственности перед нацией и страной. И вообще такое понятие, как "коллективная судьба", им чуждо. У них все гораздо проще: вернул "долг", отблагодарил, и ты в расчете. При этом они не испытывают принижающей благодарности должника к своему взаимодавцу. А если говорить об Онодэре, то он считает, что свой долг вернул вполне добровольно, от всей души, да еще и с некоторой лихвой, "достаточно отблагодарил". Юкинага даже растерялся, увидев вдруг японца нового образца. Как далек он был от японца довоенных времен, опутанного узами "долга", "признательности", "обязанности", "верности вопреки всему", "жертвенности". Юкинага, был удивлен и вместе с тем обрадован. Критикуйте, критикуйте послевоенную Японию, думал он, а она оказалась достаточно демократичной, чтобы в сытости и благополучии породить таких вот молодых людей нового типа! Эти молодые люди, простые, спокойные, с душой, ничем не замутненной, не исковерканной с детских лет исковерканными взрослыми, не испытывающие особой тяги ни к материальным благам, ни к власти, просто смотрящие на жизнь и точно знающие, чего от нее хотят, - они, пожалуй, то лучшее, что создала послевоенная Япония. Прежде чем чувствовать себя японцами, они чувствуют себя "людьми" и в том, что родились японцами, видят только вполне естественное отличие, свойственное каждому человеку или группе людей. Они не считают, что "способны выжить" только в Японии. Понятия "полнокровной жизни", "успеха", "карьеры" но связываются у них с каким-либо определенным, изолированным обществом, так что, где бы и как бы они ни жили, они не впадают в жалкую депрессию от мысли, что их жизнь не "удалась", только потому, что они оторваны от этого общества. Такие мысли просто не приходят им в голову. Это новый тип образованных и воспитанных людей. И кто из старшего поколения осмелился бы упрекнуть их за шпроту мышления, терпимость и постоянную освежающую душу бодрость?.. - А ты что, хочешь уйти от нас? - спросил Юкинага. - Собираюсь жениться, - чуть покраснев, сказал Онодэра. - Вроде бы немного переслужил государству, так что хочу получить наградные. То есть мы собираемся вдвоем удрать за границу до официального сообщения. Это ничего? Как вы думаете? Юкинага неожиданно расхохотался. - Вам смешно, что я женюсь? - спросил Онодэра. - Нет, что ты... Поздравляю... - поспешил перейти на серьезный тон Юкинага. - А я, знаешь... всего неделю назад официально оформил развод с женой... - А дети? - почти испуганно перебил Онодэра. - Вчера вместе с женой выехали в Лос-Анджелес... К родственнику... Дядя жены там живет, а детей у него нет, вот и... - Ну, тогда все хорошо, - облегченно пробормотал Онодэра. - Да, тебе надо уходить... - Юкинага смял в пепельнице сигарету. - Тоскливо будет без тебя. Хорошо бы всем вместе вечеринку устроить, хотя... - А вы знаете, что стало с профессором Тадокоро? - Нет. Наверное, старик Ватари знает. Онодэра уже собрался было подняться со стула, когда Юкинага спросил: - А сколько лет твоей невесте? - ...Не знаю... - Онодэра растерянно взглянул на Юкинагу. - Я думаю, лет двадцать шесть, двадцать семь... А может, и больше, трудно сказать... Когда Онодэра уже выходил из комнаты, Юкинага хотел было сказать ему, что в случае, если не удастся быстро выехать за границу, они рады будут снова видеть его в своих рядах, но не успел - высокая, плечистая фигура Онодэры уже исчезла в дверях... ..."Иди ко мне", - шепнула ому Рэйко... И ночь в Хаяма - страшно далекое прошлое - всплыла в его памяти. Вместо назойливо гудевшего возле самого уха мини-приемника в номере отеля звучала очень тихая приятная музыка. Ему казалось, что от Рэйко, как и тогда, пахнет нагретым солнцем песком. Сквозь опьянение на него вдруг нахлынуло желание. Он потянулся к ней, порывисто обнял, нашел ее губы. - Женись, пожалуйста, на мне... - задыхаясь в его объятиях, попросила Рэйко. - Я все время только об этом и думала, искала тебя... - Но почему? - шептал он. - Почему? У тебя столько знакомых, все они прекрасные ребята... А со мной ты виделась только один раз... - Но ведь не только виделась... - улыбнулась Рэйко. - Потом от стыда я сквозь землю готова была провалиться. Но почему-то чувствовала, что ты плохо обо мне не подумаешь, ну, не такой ты... Тогда на берегу... И Рэйко зашептала, что она очень любит нырять с аквалангом. Даже поставила рекорд среди аквалангисток. Она обожает чувство одиночества, которое охватывает тебя в объятиях моря, когда ты, со всех сторон окруженная холодной и мягкой водой, погружаешься в сумрачное молчание. - Я испытываю такое чувство одиночества, что плакать хочется, и в то же время бываю страшно счастливой... Будто я стремительно падающий осколок звезды, сгоревшей дотла в просторах Вселенной, и я словно сливаюсь с мрачно-зеленой водой, с колышущимися водорослями, с проплывающими, как серебристые облака, стаями рыб... Когда я была маленькой, мне очень правились гравюры "Утерянный рай", Домье, кажется... Ты знаешь? Там есть одна гравюра... На ней самый прекрасный из ангелов, Люцифер, который восстал против бога из-за своей гордыни и был низвергнут им в ад и превращен в страшное чудовище - Сатану. Но на гравюре он все равно прекрасен! Летит сквозь перечеркнутую лучами солнца Вселенную, раскинув похожие на перепонки летучей мыши крылья, прямо вниз, в Эдем, пылая чувством мести к богу. Я почему-то всегда плакала, когда смотрела на эту гравюру... Совсем одна, отходишь от берега, а потом в воде обрыв, и дальше - бездонная пучина... Вокруг серовато-мглистая зеленая вода, она все больше темнеет, теряет прозрачность, а ты совсем одна... И уходишь все глубже, глубже... И каждый раз там, в пучине, я вспоминала эту гравюру. Даже плакала иногда под маской. Мне начинало казаться, что я вот-вот пойму нечто очень важное... И вдруг - поняла... Но, что поняла, я не умею объяснить, не умею сказать... Может быть, Вселенную... Землю... Природу... Себя... Крохотная как песчинка, и вдруг я единое целое со всем этим огромным, беспредельным... Песчинка, понимаешь!.. А если понимаешь, значит, ты уже единое целое... ну, не знаю, как это все сказать... и в эти минуты я бывала невыносимо одинока, и меня охватывала страшная тоска, и все равно я чувствовала себя до слез счастливой... Когда ты меня первый раз обнял, я тоже почувствовала, что поняла... А тогда ведь я еще и представления не имела, что ты управляешь глубоководным батискафом... В тебе я ощутила море... Это гигантское море, куда я всегда хожу, чтобы оно меня обняло... Глубокое, беспредельное, оно увидело мои слезы сквозь маску и пришло ко мне в образе юноши... Рэйко сжала руками голову Онодэры, отстранила от себя, заглянула ему в глаза и с детской мольбой сказала: - Ну женись на мне! Ну пожалуйста! Ладно? Вместо ответа он обнял ее. Приник к ее губам... Он погружался в теплое тропическое море, похожее на ярко-зеленое стекло... Погружался все глубже, отталкиваясь от воды руками и ногами, пока хватало дыхания... Казалось, легкие готовы лопнуть, взорваться... Вот-вот он дотянется до черного дна, где сияют золотые, алые и синие звезды... Рэйко молча лежала с закрытыми глазами. Он чувствовал рядом с ней глубокое умиротворение. Подобное чувство он испытывал после погружения, лежа на песке у кромки прибоя. И сейчас он ничком, обессиленный, лежал и думал о влекущей и умиротворяющей Рэйко. И вдруг он вспомнил, что больше года не прикасался ни к одной женщине. Когда Рэйко взяла его за руки и с трудом усадила в такси, ему и в голову не приходило остаться с ней. И если бы Рэйко вдруг нежно не поцеловала его в машине, и если бы поцелуй не повторился... Год? Нет, полтора года прошло после первой встречи с Рэйко... И все эти полтора года он каждый день забирался в тесную кабину крохотного стального шарика, погружался в мрачную морскую бездну, возился с двигателем, с приборами, кричал сквозь ураганный ветер... Не только он - все работали, работали, работали, не зная ни сна, ни отдыха... Всех изводила тревога... Пили только залпом, чтобы хоть чуточку расслабиться... Спали на тесных корабельных койках, а на суше - на раскладушках, втиснутых между разными машинами и приборами... И так полтора года! Как вино расслабляет мускулы и обнажает утомление, так и женщина заставляет осознать такую усталость, которую, кроме нее, никто и ничто не может снять. Онодэре до этой минуты и в голову не приходило, что он смертельно переутомлен. Он вдруг почувствовал, что мускулы его только не гудят от перенапряжения. Нехорошо, подумал он, уткнувшись лицом в подушку, ведь если тебя сдавила усталость, не только мускулы, по и душа лишается гибкости, а окоченев, дряхлеет... Такая душа становится совсем бесчувственной. Но ласковый, обволакивающий взгляд Рэйко, ее чуть хрипловатый голос, протянутые к нему руки нежно и мягко снимали с него нечеловеческий груз, стискивавший тело, как грубая смирительная рубашка. И вдруг ему захотелось громко расплакаться, как ребенку, заблудившемуся и, наконец, нашедшему свой дом, где он может рыдать, уткнувшись в колени матери... - Как ты устал! - вдруг сказала Рэйко. Ее прекрасно очерченные губы приблизились к глазам Онодэры и подобрали с его щеки слезу, которую он не заметил. Онодэра, как ребенок, нежно обнял Рэйко. Он будет отдыхать рядом с этой женщиной, подумал он, вместе с этой женщиной... И тут он понял, что его усталость - это боль и печаль, страх и страдание за Японию, которой суждено погибнуть, а перенапряжение - первый симптом надвигающегося невиданного бедствия... Нет, он не станет копаться в причинах своей усталости. Надо отдохнуть, как следует, отдохнуть, чтобы мужественно - пусть с показным мужеством! - пережить гибель Японии. А сейчас... уже пора повернуться спиной и бежать. И отдыхать вместе с этой женщиной... Это не предательство и не трусость. Это достойный человека поступок. Упорство, выходящее за границы разумного, и страдание ради страдания делают человека нетерпимым и твердолобым чудовищем. Онодэра, не переставая, убеждал себя, что может бежать с полным правом. Бежать и отдыхать, отдыхать до тех пор, пока совсем не обленишься, до тех пор, пока душа и тело вновь не обретут свежести и не наполнятся жаждой деятельности... После смерти отца Рэйко вскоре потеряла и мать. Полученную в наследство недвижимость она успела обратить в наличные. И хотя цены на землю после землетрясения упали, она все равно получила крупную сумму. На эти деньги после свадьбы Рэйко и предлагала ехать в Европу. - Немедленно сними деньги со счета, - сказал он, - и сразу обменяй на иностранную валюту, на драгоценности. И билеты на самолет купи сразу. Завтра же... - Но у меня еще остался лес, - сквозь дрему проговорила Рэйко. - Его тоже продать? - Да, продать, не мешкая. Пусть за бесценок... Он хотел добавить: а если не сумеешь продать, плюнь ты на этот лес, все равно все сгорит, исчезнет, провалится в океан... - Откровенно говоря, я не знаю, люблю ли тебя... Ну, не могу разобраться... - крепко сжав ее руки, сказал Онодэра, когда они прощались в аэропорту Нарита. - Дело в том, что я не знаю, что такое брак, - я ведь женюсь в первый раз... А раньше никогда не думал об этом... Но мне кажется, что мы будем понимать друг друга... - А больше ничего и не нужно... - она крепко сжала в ответ его руку. - Этого достаточно... Дня через четыре после того, как было принято решение о двухнедельном сроке официального правительственного сообщения, по стране поползли тревожные слухи: ожидается невиданное землетрясение, оно сметет с лица земли Токио, префектура Тиба и все побережье Сенан и вовсе погрузятся в море, на дно, а потому ничего другого не остается, как временно бежать за границу... Газеты молчали, но слух распространялся с молниеносной быстротой, люди встревоженно шептались на работе, дома, на улицах. Посыпался град заказов на самолеты международных рейсов. Все иностранные самолеты, приземлявшиеся в Японии, теперь вылетали переполненными. Были введены дополнительные рейсы, но удовлетворить всех желающих было невозможно. На все рейсовые самолеты международной линии билеты были распроданы на три месяца вперед. Начались трудности с билетами и на пассажирские суда. Все акции на бирже в мгновение ока катастрофически упали. И вдруг, неизвестно откуда, появились покупатели. Продажа акций продолжалась. Неизвестного происхождения деньги поддерживали уровень цен на них. Цены держались на одном уровне два дня, а потом, хотя и медленно, по стали вновь падать. Появились признаки того, что акции вовсе обесценятся. На Кабуто-мати и Китахама [названия улиц, где находятся фондовая и акционерная биржи] перешептывались, что биржи вот-вот закроются на неопределенно долгий срок... начнется паника... И вообще, наступает конец... Все застыли в ожидании, не зная, как быть, ждать или идти на риск и продавать акции по бросовым ценам. В правительственных кругах заволновались, откуда могла просочиться информация. Но в суматохе подготовки к официальному сообщению было не до расследований. Вскоре составилось мнение, что правительственные круги специально распускают тревожные слухи. Однако прошла неделя, а слухи не стихали, а росли. И в правительстве, и в координационном совете сочли необходимым ускорить официальное сообщение. - А я думаю, что официальное сообщение следует отсрочить еще на неделю, - заявил секретарь правящей партии на координационном совете. - Если, конечно, иностранные источники нас не опередят... Ведь за это время многие собственными силами и средствами покинут Японию. - За неделю или там за две уехать смогут считанные семьи, - стукнул по столу кулаком секретарь главной оппозиционной партии. - Сумеют бежать только те, у кого есть деньги. А с народом что будет? Правительственное сообщение нужно сделать незамедлительно! Сделать и взять под контроль эвакуацию. - Тот, кто способен выехать сам, и после сообщения сам эвакуируется, - заметил один из членов совета. - И вообще желательно, чтобы одновременно с сообщением были приняты чрезвычайные меры для срочного пресечения паники... В правительство хлынули запросы относительно распространившихся слухов. Заволновались и газетчики. До открытия чрезвычайной сессии парламента оставалось еще несколько дней, но почти все депутаты были уже в сборе. Начальники управлений вконец измучились, отбиваясь от их вопросов. Никто спокойно не работал, и никто спокойно не жил. Люди чувствовали, что _что-то_ должно произойти, и никто не сомневался, что это _что-то_ обязательно произойдет. Представители деловых кругов начали действовать сразу же после тайной встречи с руководителями правительства, а через неделю их действия уже приносили свои плоды. Закупка судов Японией, за которой судовладельцы различных стран уже более года наблюдали с пристальным и тревожным интересом, сейчас шла бешеным темпом. Предлагались любые деньги даже за подержанные и устаревшие суда. Общий тоннаж принадлежащих Японии судов резко увеличился. Разумеется, при этом старались пользоваться подставными лицами, приписывали суда к иностранным портам, по все равно за последнюю неделю уже наметилось резкое повышение цен на суда и комиссионных для посредников. В результате в Международный союз судовладельцев посыпались протесты. В вопросах аренды судов Япония действовала тоже с непонятной одержимостью, что грозило значительным повышением стоимости фрахта. Бешено возросли переводы наличных денег из японских отделений и фирм со смешанным капиталом в зарубежные отделения японских фирм и в головные конторы, находящиеся за границей. Двухнедельный срок рассматривался в деловых кругах как время для полной свободы действий. Дельцы, присутствовавшие на встрече, сочли наиболее удобным для себя считать, что премьер санкционировал такую свободу действий. Запрет они восприняли как своего рода перестраховку правительства на случай, если ему придется оправдываться. С другой стороны, правительство в таких условиях всегда может припомнить им "старые" грехи и принять строгие меры, да еще и потребовать проценты с прибыли, полученной благодаря предупреждению... Вообще-то такое понимание для деловых кругов было естественным, а если учитывать, что в данном случае само существование правительства гибнущей страны находилось под вопросом, то поведение деловых кругов было почти безупречным. Однако действия японских финансистов и промышленников начали привлекать внимание международной общественности. Одно за другим стали поступать указания в японские отделения иностранных фирм расследовать и изучить истинные намерения японских деловых кругов. На мировых фондовых биржах вдруг, правда на очень непродолжительное время, подскочили цены на японские ценные бумаги. _Япония опять намеревается что-то выкинуть_... На Дальнем Востоке что-то назревает. Япония вновь взбудоражила фондовые биржи Лондона, Парижа и Нью-Йорка... Японские ценные бумаги стремительно падают в цене... Акции некоторых японских фирм резко повысились... Японские волны хлынули на международный морской транспорт... К чему же готовится Япония?.. - Сообщение состоится на два дня раньше намеченного срока... - течет шепот из одного района столицы в другой по специальному телефону, гарантирующему от просачивания информации. - Это окончательное решение? - спрашивает голос на другом конце. - Да, к такому выводу пришли в результате анализа сложившейся обстановки... Через несколько часов по тому же телефону опять состоялся разговор. - Вполне вероятно, что сообщение состоится на двадцать четыре часа раньше последнего предполагаемого срока... Соответственно передвинется и созыв парламента. Почти все депутаты сейчас в столице... - Н-да, значит, кое-какие наши планы не осуществятся... - До правительственного сообщения, - бесстрастно продолжает голос, - появится сообщение в Европе... Правительственное сообщение будет сделано как бы вследствие этого... 8 И вот одиннадцатого марта, в четырнадцать часов по восточному времени, грянул гром, потрясший весь мир: Геодезическое научное общество Соединенных Штатов Америки сделало заявление о гигантском изменении в земной коре, начавшемся в районе Японского архипелага. Это произошло за три дня до первоначально намеченного японским правительством срока официального сообщения. Заявление было сделано в форме внеочередной беседы между председателем Геодезического научного общества доктором Юджином Коксом и ответственным сотрудником Комитета по наблюдению за искусственными спутниками Земли. Беседа проходила в спокойном тоне, собеседники выбирали слова с крайней осторожностью. Суть беседы сводилась к тому, что результаты наблюдений, которые велись в последние месяцы исследовательскими судами и геодезическими искусственными спутниками Земли, свидетельствуют о резко возросшей вероятности грандиозных изменений в земной коре в зоне дальневосточного шельфа. Подобных изменений еще не приходилось наблюдать за всю историю человечества. Когда доктор Кокс сказал, на каком участке должны произойти эти изменения, журналисты тут же насторожились: не охватит ли этот процесс территорию Японии. Доктор Кокс ответил на их вопросы утвердительно, более того, отметил, что поток мантийного материала под Японским архипелагом как раз и является источником возникновения ожидаемых изменений. От прямого ответа на вопрос о характере изменений доктор Кокс уклонился. Однако оброненная им фраза "Мы сейчас не можем не вспомнить легендарной Атлантиды..." подействовала на журналистов подобно электрическому току. Под заголовком "Ожидаются грандиозные изменения в земной коре в районе Японских островов. Япония - азиатская Атлантида" это сообщение в мгновение ока облетело весь мир. Но в Японии из-за разницы поясного времени оно было опубликовано в газетах позднего утреннего выпуска только на следующий день. Через три часа после заявления доктора Кокса агентство Франс Пресс со ссылкой на достоверные источники передало из Парижа еще одну потрясшую мир деталь: день исчезновения Японии близок! Утренние газеты на всех материках напечатали об этом под крупными заголовками. В статье агентства Франс Пресс подробно комментировалось заявление Геодезического научного общества США и говорилось, что в результате процессов, происходящих в мантии в указанном районе, Японский архипелаг в ближайшее время быстро опустится на дно океана. Опускание будет сопровождаться вулканическими взрывами уничтожительной силы. В статье приводилась даже схема ожидаемых разрушений. Такие гигантские изменения не могут не оказать огромного влияния на Дальний Восток и на весь западный сектор Тихого океана. В ООН ситуацию считают чрезвычайно серьезной и уже несколько дней негласно изучают, какой ущерб может быть причинен в результате катаклизма Восточной Азии. По сведениям, полученным в секретариате ООН, в течение ближайших двух недель состоится чрезвычайное заседание Совета Безопасности. Эта сенсационная статья в Японии была передана всеми радио- и телестанциями в восемь часов утра, когда люди собирались на работу. Тридцать минут спустя передали сообщение, что в час дня состоится экстренное заседание парламента, на котором выступит премьер-министр. Правления фондовых бирж Токио и Осаки начали свои заседания сразу же после сообщения из США, а после сообщения японского радио приняли решение о немедленном прекращении всех операций. В одиннадцать часов утра состоялось экстренное заседание парламента при полном составе депутатов. Через десять минут после начала был объявлен перерыв до часу дня. Газеты подготовились к экстренному выпуску, радио- и телекомпании разместили в зале заседаний свои телекамеры и микрофоны. Здесь же собрались и иностранные журналисты и фотокорреспонденты. Вся Япония замерла у радиоприемников и телевизоров. Никто не работал. Люди в молчании ожидали подтверждения своих тревожных предчувствий, которые после Большого токийского землетрясения возрастали изо дня в день, подкрепляемые страшными слухами. Вот и сегодня с утра в Токио ощущались значительные толчки. Говорили, что эпицентр землетрясения расположен где-то на западе, но сейчас людей волновало другое. Без четверти час все депутаты были уже на местах. Ровно в час председатель обеих палат объявил об открытии заседания, и тут же на трибуну поднялся премьер. Он положил перед собой текст речи, откашлялся и чуть дрогнувшим голосом начал: - Господа депутаты! От имени правительства я должен сообщить вам, что Япония стоит перед невиданной опасностью, стихийной катастрофой, которая угрожает самому существованию нашей страны... Именно в этот момент Онодэра появился в штабе. В комнате у транзистора сидели только Наката и Юкинага. Остальные ушли в зал заседаний, где был цветной телевизор. Увидев Онодэру, Юкинага, приветственно поднял руку. - Сегодня уезжаешь? - Да, из аэропорта Нарита в пятнадцать тридцать, через Москву... - Онодэра улыбнулся, но вид у него был довольно унылый. - Ну, поздравляю. После этой речи ни билетов, ни валюты не достанешь. Иностранные авиакомпании уже с утра продают билеты только на доллары. Сейчас сообщили, что за рубежом приостановлен обмен иены... - Да, едва успели. - Молодец! - хлопнул его по плечу Наката. - А где решили обосноваться? - Ну, пока в Швейцарии. Дело в том, что она почти все состояние перевела в швейцарский банк. - Швейцария, значит, - сказал Наката. - Там тебе работа найдется. Горная страна, а весьма интересуется изучением морского дна. Там и глубоководные батискафы строят, и аквалангисты есть... - Началось... сказал Онодэра, кивнув на приемник. - ...Как вы уже знаете из утренних сообщений зарубежного радио... - доносился из приемника голос премьера, - ...в самое ближайшее время произойдут крупные изменения в земной коре в районе Японского архипелага. В результате этих изменений, как установили японские ученые и правительственный исследовательский центр, территория Японии подвергнется уничтожающему разрушению... - Наверное, это первый в истории случай, когда речь японского премьера в синхронном переводе транслируется через спутник связи всеми теле- и радиостанциями мира... - усмехнулся Наката. - Итак, наша работа закончилась... Впрочем, самое трудное впереди. Такое начнется смятение... И весь мир будет в него вовлечен... - ...Полная картина предстоящих изменений и срок, когда они произойдут, были установлены совсем недавно. До катастрофы остается около года. В результате землетрясений, извержений и других явлений страна не только разрушится, но и почти целиком погрузится на дно океана... - Вот еще один беспрецедентный случай, когда темой речи премьер-министра является физическая география... - сказал Юкинага. - В этом смысле Япония - весьма специфическая страна. - Да, весьма, - кивнул Наката. - И японской политике давно бы пора опираться на науку... Очевидно, такая тенденция постепенно будет усиливаться во всем мире. Ведь сейчас все большее значение приобретают такие проблемы, как охрана окружающей среды, контроль и управление в масштабах всего земного шара... Эпохе макиавеллизма, когда все сводилось к налаживанию отношений между различными группировками людей и стран, приходит конец... Возможно, наступает время, когда знания в области социологии и естественных наук станут обязательными для любого политического деятеля? - Вряд ли, - покачал головой Юкинага. - Пока, по-видимому, основной задачей политики по-прежнему будет оставаться приведение взаимно противоположных интересов к общему знаменателю. Трудно сказать, хорошо это или плохо. Во всяком случае сейчас все силы направлены только на это и тратятся совершенно нерационально. Кстати, такое нерациональное использование энергии в качестве тормоза против взрывной волны, стихийно возникающей в обществе, характерно для буржуазной демократии. В противоположность ей диктатура расходует свои силы рациональнее, но... - ...Очутившись перед фактом надвигающегося на нас бедствия, не имеющего прецедента в истории человечества, я в качестве главы исполнительной власти обратился ко всем партиям с просьбой о сотрудничестве во имя спасения нации. Главы всех партий отнеслись к этому с полным пониманием, и нам удалось организовать надпартийную комиссию. С другой стороны, наше правительство обратилось к Организации Объединенных Наций и правительствам всех стран мира с просьбой о помощи в деле спасения жизни всех граждан Японии и части их имущества, иными словами, о помощи в эвакуации, которая должна завершиться до того, как наша страна будет полностью разрушена и погребена на дне океана. В адрес японского правительства со всех концов мира поступают заявления, где выражается готовность оказать японскому пароду предельно возможную помощь во имя единства человечества... - После этой речи премьер вроде бы покинет парламент и по радио и телевидению обратится непосредственно к пароду... - сказал Наката. - Американский президент вообще в первую очередь обратился бы к пароду... А в Японии это невозможно... - ...В настоящее время правительство принимает все меры и прилагает максимум усилий для охраны жизни и жизнедеятельности всех граждан и для их слаженной эвакуации за границу. Господа депутаты, я обращаюсь к вам с просьбой, идущей из глубины сердца! Как лицо, облеченное высшей исполнительной властью, и как человек я призываю вас к единству, правильному осознанию положения вещей, к полной готовности отдать все силы для спасения стомиллионного населения нашего любимого отечества от этого невиданного в истории бедствия... - А ты не опоздаешь? - спросил Юкинага у Онодэры. - Нет, мы договорились встретиться около часа на хайвее, ведущем в аэропорт Нарита. - Что ты такой унылый? Ты же проведешь свой медовый месяц в Швейцарии! Гляди веселее! - Да, вот... - замялся Онодэра. - А как же вы, Наката-сан, Юкинага-сан? Что вы собираетесь делать?.. - Что будем делать?.. - Юкинага обернулся к Накате. - Перейдем в штаб по осуществлению спасательных операций... Очевидно, будем продолжать наблюдения до окончания эвакуации. Поговаривают, что Наката-сан будет переведен в штаб по осуществлению эвакуации... - Странно как-то... - Онодэра вымученно улыбнулся. - Еще недавно у меня было одно желание - поскорее сказать "до свидания" и исчезнуть, а со вчерашнего дня мне что-то расхотелось уезжать. - Не смей задумываться! - с силой сказал Юкинага. - Это не в твоем характере. Ты же говорил, что сам возьмешь полагающиеся тебе наградные. Для Японии только лучше, если хотя бы один человек сумеет эвакуироваться своими собственными силами. Одним японцем, таким образом, останется на свете больше. Если хочешь что-то сделать для Японии, это можно сделать и в Европе. - Но вы же, вы остаетесь? - Уж мы постараемся не оплошать! - усмехнулся Юкинага. - Не дети! Давно ужо привыкли находить выход из любого положения. Конечно, мы старше тебя и тяжелее переносим подобного рода передряги, но все же не собираемся трагически погибнуть вместе с Японией. Когда нужно будет бежать, убежим, чего бы это ни стоило. Зазвонил телефон. Наката взял трубку. - Кажется, начинается извержение Фудзи... - сказал он, кончив разговор. - У кратера Хоэй в нескольких местах появились выбросы пара... А с утра проснулась вершина Камияма в горах Хаконэ - тоже выбросы пара и взрывы. - Фудзи... - пробормотал Онодэра, почувствовав недоброе предчувствие. - Еще вчера началась эвакуация населения из районов Хаконэ, Готэнба, Одавара, Восточное Фудзи. Дело в том, что на участке Тоно-сава происходит поднятие почвы - на один сантиметр в день, а на северном участке горы Аситака - на пять сантиметров в день... - Ну, что ж... - Онодэра поднялся со стула. - Будьте здоровы. Встретимся где-нибудь - земной шар не так уж велик. Пишите в Швейцарию. Да, позаботьтесь о Юуки. Его семья уже эвакуировалась на Тайвань... Вдруг на столе со стуком подпрыгнули чашки и чернильница. Скатился на пол карандаш. - Начинается... - недовольно пробормотал Наката, взглянув в сторону окна. - Да, началось... Приподнявшись со стула, Юкинага тоже посмотрел в окно. Силуэт Фудзи, обычно хорошо видимый из выходившего на запад окна, сейчас исчез, на его месте покачивалось грибовидное облако, клубами восходившее в бледно-голубое мартовское небо. И только тут от первой воздушной волны зазвенели оконные стекла. - Извержение, кажется, сильное... Поднимемся на крышу?.. - предложил Наката. Опять зазвонил телефон. На этот раз трубку поднял Юкинага. Видно, он плохо слышал. Вдруг его лицо сделалось испуганным, он протянул трубку Онодэре. - Это тебя... - сказал Юкинага. - Женщина... Онодэра бросился к телефону. - Алло, алло, - крикнул он в самую трубку. Но ответа не было слышно, только шум, гул, какие-то крики. - Алло, алло... - вдруг прорвался сквозь них голос Рэйко. - Где ты? - закричал Онодэра, прикрыв ладонью ухо. - Сейчас... у выхода с шоссе Манадзуру... затор... - Шоссе Манадзуру? - У Онодэры сорвался голос. - Как ты там очутилась? Мы же должны в три тридцать вылететь из Нариты. - Вчера... из-за... в Идзу езд... - голос Рэйко почти не был слышен из-за помех и грохота. - ...Поезд... пришлось рано утром... на машине... но... затор... - Алло, алло... - кричал Онодэра, вдруг весь покрывшийся потом. - Алло, плохо слышно... - Доехала... а тут извержение... камни... дорога... Голос Рэйко звучал на фоне грохота и гула, слышались женские вопли, детский плач, звон бьющихся стекол. - Пепел сыплется, страшно горячий... кругом все уже побелело... И раскаленные камни... - вдруг стало хорошо слышно. - Онодэра-сан, билеты на самолет ведь у вас... Вы вылетайте. А я сегодня никак не успею. Но вы непременно отправляйтесь... Что бы ни произошло, я к вам приеду... - Глупости! - крикнул Онодэра срывающимся голосом и перехватил вспотевшей рукой трубку. - Не говори глупостей! Протяжный гул и вопли заглушили голос Рэйко, и Онодэра расслышал только одно слово: - ...Женеве... В трубке раздался треск, и связь прервалась. Положив трубку на рычаг, Онодэра потерянно застыл. Кровь отхлынула от щек. Из широко раскрытых, бессмысленно глядящих в окно глаз покатились слезы. - Что случилось? - спросил Наката. - Да куда ты? - закричал Юкинага. Онодэра уже бежал к двери. Он сам не знал, куда бежит. Желание быть ближе к Рэйко, которая находилась в восьмидесяти километрах от столицы, на побережье Манадзуру, под градом раскаленных камней и пепла, лишило его разума. - Онодэра-кун! - Юкинага выскочил за ним в коридор. - Чемодан! Что делать с чемоданом? Но фигура Онодэры уже исчезла за поворотом лестницы. - Прошу всех граждан сохранять хладнокровие... - звучал голос премьера, обратившегося к народу после речи в парламенте. - ...Прошу сохранять дисциплину и порядок, прошу оказывать всяческое содействие властям, чтобы избежать жертв в результате паники. Правительство и парламент, что бы ни случилось, все силы приложат для спасения жизни всех граждан. Через несколько минут после вулканического взрыва взрывная волна, покрыв расстояние в восемьдесят километров, докатилась до столицы. Комната закачалась. Юкинага, все еще по отходивший от двери, невольно оглянулся на окно. На западе небо уже покрылось серым дымом извержения. Взрыв горы Фудзи, который произошел в тринадцать часов одиннадцать минут - в тот самый момент, когда речь премьера достигла кульминационной точки, - снес кратер Хоэй на юго-восточном склоне, на высоте двух тысяч семисот метров над уровнем моря, и до неузнаваемости изменил склон, обращенный в сторону Готэнба, где образовалось более двадцати новых больших и малых кратеров, одновременно выбрасывавших пепел, вулканические бомбы и газ. Вулкан Фудзи, дремавший более двухсот пятидесяти лет после извержения 1707 года, проснулся. Почти в это же время начались вулканические взрывы пика Этидзэн на юго-восточном склоне Фудзи, горы Аситака и горы Ками-яма в Хаконэ. Прилегающие районы покрыл толстый слой пепла. Прервалось сообщение на хайвее Тона в районе Готэнба, на железнодорожных линиях Токайдо и Новое Токайдо - между городами Нумадзу и Фудзи. В районе Мисима разорвало рельсы. Шоссе, ведущее из Фудзи в Одавару, засыпало вулканическими бомбами. Извержение длилось два часа, затем наступил короткий перерыв, а в пятнадцать часов сорок минут вершину Фудзи вновь потряс сильный взрыв. Она рухнула. Между местом, где она прежде находилась, и горой Тайхо в северо-восточной части провинции Яманаси образовался новый кратер. Вырвавшийся из него гигантский поток лавы устремился вниз по склону и - как девятьсот лет назад, во время извержения 1083 года - превратил в море огня долину Аокихара. Лава завершила свой путь в озерах Пипино-ко и Мотосу-ко, поглотив все окрестные деревни и гостиничные комплексы. Но эти два извержения явились всего лишь прологом к последовавшему за ними взрыву гигантской силы, который, как считали, во много раз превзошел взрыв 864 года. Второе извержение длилось около шести часов. Затем Фудзи часа четыре отдыхал. Как это часто бывает при вулканических взрывах, за эти десять часов над Хаконэ, Одаварой и западной частью префектуры Канагава пронесся страшный, похожий на потоки грязи ливень. В ночь на четырнадцатое марта в один час двадцать шесть минут в Нидзаве, Кофу, Нумадзу и Сидзуоке произошли сильные землетрясения, а через три минуты гигантский взрыв поднял на триста метров в воздух то, что осталось от вершины Фудзи. Разлом, прошедший по склону с северо-запада на юго-восток, расколол Фудзи на две части, полностью видоизменив ее облик. Это извержение было результатом взрыва древнего вулкана, в течение двадцати тысяч лет отдыхавшего глубоко в недрах теперешней горы Фудзи. Энергия взрыва составила семь на десять в двадцать четвертой эргов, а общий объем эффузивного материала вместе с двумя предыдущими извержениями - шесть-семь кубических километров. В префектурах Яманаси, Сидзуока и Канагава от вулканического пепла, бомб, лавы и ударной волны погибло более двадцати тысяч человек. После взрыва произошло оседание Фудзи - вулкан стал ниже на семьсот метров, а весь прилегающий район опустился более чем на один метр. Облик горы стал неузнаваем. Прекрасный конус, воспетый со времени "Манъе", издавна считавшийся символом Японии, превратился в две безобразные горы. Рваный, уродливый разлом тянулся с северо-запада к юго-востоку, а со стороны префектур Канагава и Яманаси был виден страшный, как инфернальный котел, гигантский кратер с неровными краями, поперечник которого составлял несколько километров. Пепел выпал в огромном количестве. В районе Одавара его слой достиг двух метров, в Кофу - одного. На улицах Токио тоже лежал десяти-, а то и двадцатисантиметровый слой пепла. Пепел покрывал даже взлетные дорожки аэропорта Нарита, находившегося в ста сорока километрах от места извержения. Затем произошло еще более чудовищное явление - сместились берега в устье реки Фудзи. Однако даже гигантский взрыв Фудзи был только началом предстоящих катаклизмов. Через три дня сильнейший взрыв потряс Асаму. Его энергия составила четыре на десять в двадцать четвертой эргов, поток лавы двинулся к востоку и мгновенно затопил шоссе Ониосидаси. Вслед за этим открылись кратеры расположенных южнее гор Иситака-яма и Ханарэ-яма, лава и пепел заполнили весь район между городами Коморо и Каруйдзава. Шоссе и туннель на перевале Усухи были засыпаны пеплом и затоплены лавой. Вулканическое извержение, начавшееся прямо под отелем, расположенным у горячих источников Син-Касава на северо-западном склоне Асамы, открыло канонаду на склоне пика Эбоси. Прекратилось сообщение через перевал Торий. Города Цумакой и Уэда на Синсю были отрезаны друг от друга. Асама бушевал целую неделю. Активизировался и вулкан Хотака-яма на севере префектуры Гумма. Лава устремилась в озеро Домото-ко и перекрыла верховье реки Тонэ-гава. Из-за землетрясения и разломов рухнула плотина Фудзивара, открыв дорогу потокам горячей воды, хлынувшим из района источников Минаками. Волны кипятка докатились до города Нумата и прервали сообщение по железнодорожной линии Дзегоси. Одновременно активизировалась группа вулканов на севере края Канто. Пылал весь вулканический пояс Фудзи, находившийся под Кантосской грядой, которая разделяла остров Хонсю на восточную и западную части. Все основные наземные магистрали, связывавшие край Канто с Центральной и Западной Японией, были разрушены. Началось и опускание оконечностей полуостровов Бофуса, Миура и Идзу. За день они становились ниже почти на десять сантиметров, одновременно медленно перемещаясь по горизонтали на юго-восток. Двадцать второго марта в Комитет по принятию мер против бедствия поступило сообщение о заметном смещении Восточной и Западной Японии по линии великого сброса. 9 В течение года Японский архипелаг скроется в водах океана... Сообщение японского правительства потрясло мир. Однако рядовые японцы прореагировали на него неожиданно спокойно. Впрочем, их состояние правильнее было назвать душевной опустошенностью. Не было случая, чтобы человек с воплями и стенаниями выскочил на улицу. Люди слушали обращение премьера к народу, и их лица постепенно застывали, превращаясь в ничего не выражающие маски. Возможно, они просто не знали, что теперь следует делать. Все было слишком неожиданным и слишком невероятным. Через минуту после речи премьера зазвонили буквально все телефоны Японии. Телевизор смотрел?.. Передачу слышали?.. Япония утонет как это так?.. Что ты об этом думаешь?.. Послушай, что же делать?.. Скажи мне, что я должна предпринять?.. Как же теперь быть?.. Алло, алло, это я... Слышала новости? Да, я немедленно возвращаюсь домой. Так я же и говорю, немедленно еду домой, а ты пока забери детей из школы... Как ни странно, нигде не возникло бурных обсуждений и споров. Люди, стараясь не встречаться друг с другом глазами, брались за телефонную трубку иди же молча барабанили пальцами по столу, уставившись взглядом в пространство. Да это был не тот вопрос, который можно было обсуждать на работе или на улице. Удар не скользнул по поверхности буднично-повседневной жизни, а пришелся в самую глубину бытия, каждый думал в первую очередь о себе - как же теперь быть ему лично?.. Из-за неожиданно короткого дня часы пик по всей стране начались часа в два пополудни. Транспортные узлы в городах были переполнены. В Токио Гиндза, Мару-ноути, зелень императорского дворца, высотные здания, дороги, железнодорожные пути уже покрывались бледно-серым вулканическим пеплом. Вода в окружавшем императорский дворец канале приобрела молочный оттенок, белые лебеди испуганно жались к выложенным камнями стенкам. Ступая по шуршащим под ногами хлопьям, люди с застывшими серыми лицами торопливо шли и шли по тротуарам к станциям и остановкам. Довезет ли до дому электричка, поезд, автобус, такси? А до какого места можно пройти, проехать? Людьми двигал страх, пережитый во время Большого токийского землетрясения, когда в одно мгновение были парализованы все средства связи и транспорта гигантской столицы. Всеми владела одна мысль - любыми средствами добраться домой! Внешняя оболочка будней столицы в разгар рабочего дня вдруг растаяла и потекла, словно разогретый жир. Обычно по вечерам эта оболочка тает постепенно, уступая место мерцающему неону, который напоминает о бьющей ключом ночной жизни столицы. Но сейчас под горячим пеплом, который попадал в глаза, забивался в ноздри, оседал горечью во рту, люди спешили по домам. С сумасшедшей скоростью проносились пустые такси, казалось в паническом страхе удиравшие от пассажиров. Водители, как и все, торопились домой, к семьям. Домой!.. Беззвучно кричал весь город, осыпаемый шуршащими серыми с рыжинкой хлопьями. Что бы там ни было, домой! А что потом? Что предпринять дома? Как быть? - вихрем проносилось в голове каждого, но эти мысли не задерживались. Самое главное сейчас - собраться всей семьей. А думать, размышлять, что-то делать - это все потом... Нашлись и такие, кто остался на работе. Это в основном были холостяки и молодежь, живущая в общежитиях. Студенты, наоборот, покидали общежития и спешили в университеты, чтобы в кругу приятелей обсудить положение. Но если и собирались где-либо небольшие группы, люди главным образом невесело молчали. Кое-кто бросился к вокзалам, решив отправиться на родину. Однако выехать из столицы на запад было уже невозможно. Поезда в этом направлении шли только до Хирадзука, а по линии Токио - Нагоя - только до Ацуги, да и то движение скоро прекратилось. Центральная железнодорожная линия к западу от Хатиодзи тоже вышла из строя. Двести пятьдесят тысяч приезжих из Кансая оказались отрезанными от своих городов. "Мегалополис Токайдо" был рассечен надвое, сообщение между востоком и западом Японии стало возможным только по воздушному и водному путям. Недавно восстановленный аэродром Ханэда опять закрылся. Шли работы по сооружению дамбы - во время приливов взлетные дорожки заливало из-за усилившегося опускания всего прилегающего к аэродрому района. Единственный действующий столичный аэропорт Нарита, который обслуживает и внутренние, и международные рейсы, в любую минуту мог выйти из строя из-за перегрузки. Три дня назад в городах Кисарадзу и Ирима для внутренних пассажирских рейсов открыли аэродромы военно-воздушных сил самообороны, но они могли принимать только самолеты средних размеров. Пришлось использовать военные транспортные самолеты. Из Токийского порта, который еще не был восстановлен после цунами и не мог принимать крупные лайнеры, один за другим выходили на Кансай и на Кюсю переполненные пассажирами небольшие суда. После взрыва Фудзи слой пепла парализовал наземный транспорт столицы. Снегоуборочные машины расчищали улицы. Легковые автомобили еще могли кое-как пробираться по ним, но машин становилось все меньше - начал сказываться недостаток бензина, потребление которого уже было взято под государственный контроль и строго нормировалось. Чрезвычайное положение, введенное в столице после Большого землетрясения и длившееся три месяца, два месяца назад было отменено, а сейчас его ввели снова и не только в Токио, по и по всей стране. - Возможно, потребуется внести некоторые коррективы в распределение судов, - докладывал комиссии по эвакуации начальник управления морских перевозок. - После взрыва Фудзи кое-кто из иностранных судовладельцев заговорил об отмене рейсов уже зафрахтованных нами судов под предлогом, что в связи с увеличившейся опасностью профсоюзы требуют повышения заработной платы. Однако это все уловки, чтобы повысить стоимость фрахта на роскошные лайнеры, установленную до правительственного сообщения. Короче говоря, к сожалению, приходится констатировать такую тенденцию. - Правительство ведет переговоры с американским президентом о выделении нам, кроме седьмого, еще и первого флота, - сказал председатель комиссии. - А разве у нас никого нет, кто имел бы влияние в Международном обществе судовладельцев? - Разумеется, есть. Но чтобы заставить их сказать "да", потребуются наличные. - Кажется, уже достаточно сунули правлению... - заметил один из членов комиссии. - А им, видно, все мало... - Да. Дело в том, что подобные ситуации возникают в самых разных областях. События развиваются неожиданно быстро, и заготовка золота, платины и иностранной валюты, которую мы проводим за рубежом, пока дала лишь три четверти намеченной суммы. А тут еще эти судовладельцы... Мы можем оказаться перед огромным дефицитом. - Ничего не поделаешь... - сказал другой член комиссии. - Суда следует получить любой ценой. Общий тоннаж торговых судов Японии составляет двадцать шесть миллионов тонн - это ничтожно мало, чтобы перевезти сто десять миллионов человек. К тому же львиная доля торгового флота приходится на танкеры. - А как обстоят дела с самолетами? - поинтересовался председатель комиссии. - Авиакомпании не собираются повысить цены? - Пока нет. Но, я полагаю, что в крайней ситуации особенно рассчитывать на авиатранспорт не следует, - начал член комиссии, ответственный за воздушные перевозки. Аэропорты, как вы знаете, - слабое место Японии. Только Нарита, Итами, Итадзукэ и Титосэ способны принимать крупные трансконтинентальные авиалайнеры. Но если начнутся землетрясения или наводнения, то и на эти аэропорты вряд ли можно будет положиться... - А какое число машин может быть обеспечено? - Пока точной цифры назвать не могу - еще не закончились все переговоры с авиакомпаниями... Но, думаю, речь может идти о тридцати процентах всех имеющихся в мире самолетов. Не оставаться же всему миру из-за нас без авиатранспорта. Речь идет только о самолетах гражданской авиации дальнего и среднего действия, которые нам удастся получить на неделю, когда наступит самый критический момент. Не надо забывать и о пропускной способности аэропортов. Для Нариты максимум - тысяча взлетов и посадок в сутки, а для Итами - шестьсот. Американцы обещают выделить стратегические транспортные самолеты ВВС, в частности гигантские транспортники С5-А. Но для таких машин паши аэродромы не пригодны... Так что мы просили выделить нам побольше средних машин. - ВМС Индонезии и правительство Китая тоже предложили свою помощь... Но мы не можем возлагать на них больших надежд, - сказал начальник управления морских перевозок. - Советский Союз ответа еще не дал, но по полученным сведениям, большой транспортный флот СССР в настоящее время через Северный Ледовитый океан направляется в Тихий. Так что скоро, надеюсь, мы получим ответ. - Советский Союз, Северная Корея, Китай... - сказал один из членов комиссии. - Наши ближайшие соседи, а мы не можем эвакуироваться в эти страны, как бы нам этого ни хотелось... Нелепо как-то. - Давным-давно следовало позаботиться о дружбе и культурном обмене с этими странами! - в крайнем возмущении стукнул кулаком по столу член комиссии от оппозиционной партии. - А Япония со времен Мейдзи делала все, чтобы превратить их в своих врагов. То экономическая, то военная агрессия, то шли на поводу сторонников холодной войны, представляли свою территорию для военных баз... В общем, проводили типично империалистическую политику. Сами виноваты, сами уготовили Японии судьбу азиатской сироты. Даже в послевоенное время мы совершенно не занимались воспитанием молодежи в духе дружбы и терпимости к народам Азии. Так и не преодолели высокомерия и чувства превосходства по отношению к ним. В интернациональном восприятии японца страны Азии начисто отсутствуют. Что такое современные японцы? Запрограммированные на интенсивную экономическую деятельность животные с большой мошной, которые с презрением взирают на бедных и "незапрограммированных" азиатов. Что можно от них ожидать, если позволить им переселиться в свою страну? - Теперь, пожалуй, поздновато об этом говорить, но Япония действительно стремилась лишь к тому, чтобы попасть в ряды "европейских" держав, - согласился председатель. - Надо сказать, в какой-то мере мы преуспели. Да и наша самоизоляция от Азии ничему не вредила. И потом, всегда оставалась возможность в случае чего спрятаться на наших четырех островах и спокойно себе торговать и вести дела с другой стороной земного шара, отстоящей от нас на десять тысяч километров. А теперь речь идет о том, что острова, на которых мы могли бы спрятаться, исчезнут... - Да, в комиссии по размещению эвакуированных головы трещат, - сказал член комиссии, представляющий прессу. - Провели опрос среди населения, куда бы кто предпочел эвакуироваться. Подавляющее большинство назвали Америку, Европу и Австралию. А вот в Юго-Восточной Азии предпочитают Гонконг, Бангкок и Сингапур. По-видимому, эти люди побывали там в качестве туристов. - Нельзя ли принять соответствующие меры против крайне правых элементов, которые распространяют клеветнические слухи о Китае и Советском Союзе. Если прежде они говорили, будто эти страны собираются напасть на нас, но теперь внушают людям, будто, поселившись там, японцы окажутся на положении рабов, - сказал член комиссии от оппозиции. - Такие типы не должны свободно разгуливать в столь ответственный момент! Разумеется, вся вина здесь падает на стоящую у власти правящую партию; как бы ни менялся за последние годы состав кабинета, правительство всегда с чрезмерным усердием поддерживало антикоммунистическую политику США и тем самым молчаливо одобряло психологию и действия подобных типов. - Этот вопрос уже обсуждался на высшем уровне, - поглаживая переносицу, произнес председатель. - Безусловно, необходимо принять меры в отношении крайне правых, но, конечно, не нарушая конституции... - В самом деле, ни одна страна не допускает у себя такого разгула клеветы на иностранные государства, как Япония. Япония совершенно лишена ощущения, что она член международного сообщества, - заметил член комиссии от правящей партии, представитель дипломатических кругов. - Не может ли возможность выбора места эвакуации привести к крупным беспорядкам? Ведь при данных обстоятельствах, очевидно, нельзя будет избежать и принудительного распределения. - Ничего другого не остается, как только вбить в головы наших соотечественников, что это не туристическая поездка, а эвакуация ради спасения жизни, - нахмурился председатель. - Но давайте к делу! Прошу продолжить доклад. - Воздушный транспорт в самых идеальных условиях за десять месяцев сможет перевезти десять миллионов человек на расстояние в пять тысяч километров, или двадцать миллионов человек на расстояние в две с половиной тысячи километров. Но повторяю, я говорю об идеальном варианте. Ведь не известно, до каких пор наши аэропорты будут в состоянии работать. - Положение в аэропорту Осаки вам известно, но и у аэропорта Нарита тоже есть свое слабое место, - заметил начальник Управления гражданской авиации. - Это горючее. Нефтепровод из порта Касима сильно пострадал от землетрясения и восстановлен пока только на три четверти. А если сильные землетрясения будут продолжаться, горючее придется доставлять по воздуху. Надо полагать, что и внутренние водные пути выйдут из строя. Самое слабое место удаленных от морских портов аэродромов в том, что танкеры не могут непосредственно доставлять туда горючее. - Не лучше положение и с морскими портами, - сказал начальник Управления морского транспорта. - Уже сейчас тридцать процентов причального оборудования портов тихоокеанского побережья вышло из строя, а на побережье Японского моря парализована десятая часть портов. Если опускание тихоокеанского побережья и поднятие побережья Японского моря будут продолжаться такими же темпами, то в течение четырех месяцев причальное оборудование всех портов страны станет непригодным к использованию. Тогда следует рассчитывать только на погрузку в открытом море. А сколько народу можно перевезти к кораблям на лодках?.. - Требуются десантные суда, - произнес председатель. - Ничего другого не остается, как обратиться к морским силам самообороны и к командованию ВМС США. Среди десантных есть и крупные суда, водоизмещением в две с половиной тысячи тонн... На них и тапки грузят. - Да, во время войны во Вьетнаме на них из Иокогамы в Сайгон возили военно-стратегические материалы... - Точно! На таком судне после войны я репатриировался в Японию с южных островов. Качает, никаких удобств. Сколько больных и раненых погибло от тропической жары, дистрофии... - Если не ошибаюсь, тогда из-за рубежа вместе с военнослужащими было репатриировано одиннадцать миллионов человек, - заметил дипломат. - Но за какой срок! Почти за десять лет! - горько усмехнулся председатель. - Ведь это же безумие - за десять месяцев сто десять миллионов... Японский архипелаг била мелкая дрожь. С островов Кюсю на юге и до острова Хоккайдо на севере беспрестанно происходили землетрясения силой от двух до четырех баллов. На обоих концах Японии одновременно активизировались вулканы Асо и Токати. Уже более месяца не пользовались железнодорожным тоннелем через пролив Цугару - в тюбинги сильно просачивалась вода. Землетрясение в семь баллов, которое произошло на севере Кюсю и на западе Хонсю, вызвало сдвиг почвы на участке длиной в семь километров с горизонтальным смещением на два метра и вертикальным - на семьдесят сантиметров. В результате разрушились автомобильный и железнодорожный тоннели между Симопосэки и Модзи. Чудом уцелел только мост, опоры которого сдвинулись на полтора метра. На Кюсю вскоре началось извержение Кирисима и Сакурадзима. Тихоокеанское побережье острова, опустившись на три метра, на какое-то время замерло, по вскоре вновь стало опускаться с еще большей скоростью. В Центральной Японии произошло извержение Якэдакэ и Татэямы. Люди словно окаменели. Никак не проявляя внешне своего волнения, они ждали указаний правительства. В крае Кансай почти полностью отрезанном от Токио, не получали даже столичных газет. Связь между этими районами осуществлялась теперь только по радио и телевидению, правда, еще действовали три факсимильных газетных кабеля. Был опубликован общий план эвакуации, но никаких конкретных указаний пока не поступило. Начало эвакуации граждан намечалось на второе апреля. Согласно сообщению, в каждом районе префектуральные управления, городские и деревенские мэрии должны объявить время и место сбора и отправки. Но время шло, а объявлений все не было. Сразу после правительственного сообщения прекратили продажу билетов на международные авиарейсы. Постепенно началась эвакуация больных и необходимого медицинского персонала, однако их вывозили только в случаях готовности эвакопунктов. Люди, живущие вблизи аэропортов, все пристальней вглядывались в торопливо садившиеся и взлетавшие самолеты. ...Если транспортировка граждан временно прекращена, то почему ежедневно вылетает столько переполненных пассажирами самолетов?.. Кто эти пассажиры? Может, родственники важных правительственных чиновников, богачи со связями?.. Выходит, им можно?.. А как же мы?.. Что же, нас будут тут мариновать до последнего?.. Или того хуже - бросят на произвол судьбы?.. Вслух об этом пока не говорили, но в глазах людей, смотревших вслед улетающим самолетам, светились тревога и недоверие. И все же люди еще не потеряли веры в общество и в правительство. Правительство как-нибудь справится... Эта надежда покоилась на глубоком сознании своего национального единства - ведь все они, и политические деятели, и чиновники, японцы. Уж слишком долго в пароде воспитывалось представление о "целостности нации"... Чувство национальной сплоченности, чувство единства с "руководителями" заставило народ, несмотря на резкую критику правительства и военной клики, ощутить и собственную вину, когда после войны, прекращенной одним мановением императорской руки, предали казни тринадцать военных преступников. Это неискоренимое, похожее на детскую веру в родителя чувство - "он в крайнем случае всегда поможет", - все еще продолжая жить в народе, определяло "послушание и покорность судьбе" в условиях опасности. Но наряду с традиционным непротивлением воле "заботливых отцов-правителей" в людях жила и другая система поведения. Она сложилась под влиянием резких противоречий в современном обществе. Суть этой системы сводилась к тому, что если у тебя взяли, если ты потерпел или был оскорблен, то надо поорать, потопать ногами, а то и кулаки в ход пустить... Впрочем, в подобных случаях люди почти никогда не действовали до конца всерьез. И это опять-таки определялось их подсознательным "сыновним" отношением к "отцам государства" и обществу. После бурной эмоциональной разрядки наступало некое умиротворение - мол, чего уже теперь, стоит ли безобразничать в собственном доме... Но сейчас ситуация была особой. В народе постепенно накапливались тревога и недоверие к правительству, и если пока они не находили выражения, то страх, который рос словно снежный ком, ежеминутно мог привести ко взрыву. Тревожная атмосфера сгущалась не по дням, а по часам. Люди двигались автоматически, устремив взор в пространство. Если взгляды их встречались, то ужас, который они читали в глазах друг друга, лишь приумножал страх - каждый чувствовал себя загнанным зверем. А земля все продолжала дрожать. И с неба беспрестанно сыпался белесый пепел... Коммуникации постепенно выходили из строя. В городах, отрезанных от сельскохозяйственных районов, уже ощущался недостаток продовольствия. В Токио после землетрясения не прекращалось действие закона о контроле над ценами и нормированием продуктов питания, а теперь, в условиях чрезвычайного положения, все средства связи, транспорт, нормирование продовольствия и предметов первой необходимости и цены на них окончательно перешли под полный контроль правительства. Однако, как только закон о контроле был объявлен, с прилавков разом исчезли все товары. Правда, дней через десять, благодаря активному вмешательству правительства, положение удалось исправить. Но выход из строя: транспортной сети по всей стране нарушил товарооборот, превратив нехватку продовольствия в столице в серьезнейшую проблему. - Карточная система? - раздраженно переспросил без времени постаревший мужчина и посмотрел на жену так, словно она была в этом повинна. - И когда же? - Со следующей недели. А на этой неделе вообще не будут торговать. Усталая, средних лет женщина вытащила из корзинки немного овощей и несколько пакетиков лапши быстрого приготовления. - Но ведь до следующей недели еще три дня! - сказал муж, посмотрев на календарь. - Есть у нас дома хоть что-нибудь? Хоть какие-то запасы? - Только четыре килограмма риса. С воскресеньем еще четыре дня... Ни мяса, ни овощей почти нет. Да, есть еще немного консервов... - Почему же ты своевременно не запаслась? - муж был явно недоволен. - Ведь знала же, что так будет! - Но в магазинах уже две недели почти ничего нет. Только очереди. Я ведь каждый день стою-стою, чтобы хоть что-нибудь купить... Стою и детство вспоминаю. Когда кончилась война, я училась в начальной школе. Кругом пожарища и очереди, очереди без конца... Голодно было... Вспоминается как дурной сон. Разве могло прийти в голову, что это повторится... Она взяла пакет лапши. - И это-то еле достала. Никто не хочет продавать. Хозяин магазина сказал, что оставил только для себя. Я уж потеряла надежду, хотела уйти. Но подумала о ребятах - ведь трое. Ну, стою, задумалась. Хозяин и шепчет мне на ухо: "Оку-сан, мне нет смысла брать деньги, но, если у вас есть кольцо с драгоценным камнем, могу поменять..." - И что же... - с возмущением выдохнул муж. - Поменяла?! Какое кольцо?.. - Ну, помнишь, когда ты получил премию, то подарил мне в день рождения... - Кошачий глаз? - хрипло спросил муж. - А-а... ну, это не очень дорогая вещь! Но... все же пятьдесят или шестьдесят тысяч иен стоила. И ты поменяла это кольцо на семь пакетов лапши?! - Прости, пожалуйста! - тихо сказала жена, испуганно глядя на изменившегося в лице мужа. - Ну... я совсем не в себе была... и решилась... - Мама, ужин скоро? - на лестнице раздался топот, и со второго этажа сбежал самый младший, ученик пятого класса начальной школы. За ним спустились старший сын, ученик первого класса колледжа, и дочь-второклассница. - Есть хочу... А что сегодня на ужин? Родители переглянулись. Муж, вдруг вскочив на ноги, стал развязывать оби. - Послушай... - испуганно сказала жена. - Я отлучусь на некоторое время, - ответил он, переодеваясь. - К ужину не ждите. Отдашь детям. - Но ведь поздно уже... Шагая по ночным улицам в сторону станции, он злился на себя за наивный порыв любым путем добыть продукты. Когда кончилась война, он учился в четвертом классе гимназии. Ему казалось, что в памяти давно стерлись те дни, когда он беспрестанно думал только о еде. И вдруг сейчас он с неожиданной яркостью увидел, как они с отцом едва тащатся с тяжеленными рюкзаками за спиной... Потом переполненный поезд, они висят, вцепившись в поручни... И снова дорога... По горным тропам, далеко в глубь страны. Униженно просят у крестьян продать им хоть что-нибудь съестное. Наконец получают немного полугнилого горного батата и, набив рюкзаки, едут домой... Какая это радость для маленьких бледных и худеньких братьев и сестер: бататы такие вкусные!.. Грустно улыбаясь, мать смотрит на них, говорит, что сыта, ест только шкурки и хвосты... Каждый раз, отправляясь за продуктами, он вспоминал ее лицо с явными признаками дистрофии и эту улыбку... И тащил, стиснув зубы, рюкзак, лямки которого впивались в плечи... "Есть хочу", - явственно прозвучал в его ушах голос младшего сына и слился с голосами сестер и братьев, донесшимися из глубины тех далеких военных лет... - Перестаньте! - крикнул он, останавливаясь во мраке и затыкая уши. От собственного крика он пришел в себя, огляделся. На улице с редкими точками фонарей не было ни души. Нет, он не хочет больше слышать эти голоса. Никогда! Война давно кончилась, но путь из прошлого в сегодняшний день был долгим и мучительным. Сколько лет длился этот путь? Десять, двадцать? Наконец наступило такое время, когда он перестал видеть жуткие сны, не просыпался больше в холодном поту... Начал забывать... Неужели все это повторится?! Каждый раз, вспоминая те времена, он с удовольствием думал о детях - уж они-то не испытывают ничего подобного. И что же... Неужели опять?.. Он стоял, застыв во мраке, подняв глаза к ночному небу, покрытому редкими облаками... Жизнь, которую он создал вот этими руками, до изнеможения трудясь в фирме, принеся в жертву все свои "желания"... Труд, упорный труд... Порой немного дешевого сакэ, чтобы как-то расслабиться... Свою жизнь с молодой женой он начал в крохотной, снятой в чужом доме комнатке, наконец дождались собственного жилья - построили двухкомнатную кооперативную квартиру... Появились дети... росли, пошли в школу... Пришлось арендовать дом. Потом наконец-то скопили деньги на задаток, купили участок земли, заплатив такую сумму, что, казалось, не содрали и себя только кожу. Построили свой дом, потом бесконечно выплачивали ссуду - полгода не прошло, как расплатились. Тридцать лет упорного труда, терпения. При одном воспоминании об этом тело покрывается липким потом. Да, он отказался от всех желаний, от всех надежд юности, вернее, сама юность принесена в жертву семье... Порой по ночам его охватывала безысходная тоска, он вскакивал и залпом выпивал стакан холодного сакэ, чтобы расслабиться. Упрекая детей в небережливом, легкомысленном отношении к деньгам и вещам, он частенько упоминал войну и тут же получал в ответ чуть ли не презрительное: "Ну и что? А мы-то здесь при чем?" И тогда он выходил из себя. Подавляя желание ударить, изображал подобие улыбки и от этого чувствовал себя еще более жалким. И опять пил, чтобы расслабиться... Но это... это все равно прекрасно... Лишь бы не те былые муки!.. Люди, словно волки, могли убить друг друга из-за гнилого батата... Дети даже представить себе такого не могут. Значит, его поколение страдало не зря... Ни за что на свете не дать детям пережить то, что пережили мы - было навязчивой мыслью его ровесников. С этой мыслью он пил горькое сакэ в дешевой забегаловке, веселился, говорил плоские шутки хозяйке заведения... Порой он даже распевал военные песни со случайным соседом по столику, человеком одного с ним возраста, и молодые парни смотрели на них с презрением. Ну и пусть, все равно было хорошо... Как бы то ни было, мы старались... Жизнь в Японии наладилась. Люди стали богаче, получили возможность чисто одевать детей и кормить их досыта. В последнее время о еде вообще не думали... Однажды, когда они только переселились в новый - собственный! - дом, он, подвыпив на радостях, крикнул "бандзай". Жена на него тогда рассердилась, а дети посмотрели с осуждением... И вот сейчас... Неужто сейчас эта мало-мальски обеспеченная жизнь превратится в краткий сон? Япония утонет... Это совершенно невероятно, но говорят, что будет именно так. Сто миллионов человек... Эти люди с превеликим трудом выбрались из пучины всех военных и послевоенных бедствий, полжизни потратили, чтобы терпением и трудом создать благополучие своим семьям и всей стране... И теперь, через несколько месяцев, все это исчезнет, канет в бездну в самом прямом смысле слова... Что их ждет? Переполненные самолеты и суда, если только на них удастся попасть, прозябание в чужой стране, которую никогда не видел, на земле, взятой "внаем", в бараках для беженцев, в лагерях... Жизнь приживалок с постоянным сознанием своей ущербности. А какая жизнь ждет его самого? Сумеет ли он в неведомой стране все начать сначала. Ведь у него семья - жена, уже не очень молодая, и дети, еще не очень большие. Сумеет ли он найти работу? Сумеет ли приносить домой столько, чтобы все были сыты? Ему уже за пятьдесят... И он очень устал... Опустив голову, он тихо брел в сторону дома... Но, нет, он еще повоюет! Он отец своих детей! Он муж своей жены! Он - мужчина! Зрелый человек! Ради них он еще раз принесет себя в жертву. Ну, что ж, не будет тихой жизни "человека на покое", на которую он рассчитывал по выходе со службы. Увольнительного пособия тоже не будет. Но какая ему разница? Разве до сих пор он получал удовольствие от жизни? Так что ему все равно. Да, в неудачное время родилось наше поколение, подумал он. Земля загудела, опять началось землетрясение. Разом погасли едва светившиеся уличные фонари, послышался звон бьющихся стекол. С тяжелым стуком посыпалась черепица. Не обращая внимания на раскачивающуюся землю, он продолжал идти. Что толку убиваться и сетовать на судьбу! В старину сколько было людей, которые терпели еще большие страдания и так и умирали, ничего хорошего не изведав. Да и во всем мире сколько угодно обездоленных... Он все же пожил и в достатке - потому что родился именно в это время и не где-нибудь, а в Японии. Даже в гольф успел поиграть. Побывал за границей, правда, всего один раз... Однажды держал в объятиях гейшу, пусть не очень дорогую... Пятьдесят лет - и все сначала. Ничего не поделаешь - сначала, так сначала... Он шел в раскачивающейся ночи. Сначала... сначала... Из его груди вырвался стон. Вокруг не было ни души. Значит, никто не увидит, как он, уже не молодой человек, ладонью вытирает упорно катящиеся по щекам слезы и почему-то все время старается изобразить жалкое подобие улыбки. 10 - Получен ответ из Китая, - сообщил Куниэда. - Согласны принять два миллиона человек, это - пока, до августа... В дальнейшем примут до семи миллионов, но наши, видно, просят это число еще немного увеличить. Ведутся переговоры. - Куда уж больше! - покачал головой Наката. - Какая бы ни была территория, но при их доходе на душу населения не разгуляешься. Только представь себе продовольственную проблему! - Да. Китай высказался за принятие крестьян и высококвалифицированных технических специалистов... - И куда же? В провинцию Гуандун? - Нет, пока в провинцию Цзянсу. На острове Чунминдао у устья реки Янцзы ведутся работы по подготовке эвакопунктов. - Остров Чунминдао? - Наката задумчиво смотрел в пустоту. - Да. А в чем дело? - По-моему, это напротив Усуна. - Да. Но что из этого? - Нет, нет, ничего, - сказал Наката. - А как Советский Союз? - Как и предполагали, принимают в Приморский край. Выяснилось, что южная часть Сахалина и Курильские острова тоже пострадают, там полным ходом идет эвакуация. Так что мы не можем надеяться получить оттуда большое количество судов. Образованный при ООН Комитет по спасению Японии наконец-то начал свою деятельность. Правда, под эгидой секретариата генерального комиссара ООН по оказанию помощи беженцам кое-что уже было сделано. Доктор Бин, генеральный секретарь ООН, отверг предложение представителей великих держав создать специальную флотилию из военно-морских судов различных стран для эвакуации населения Японии. Вместо этого был организован специальный комитет при Генеральной Ассамблее, в который вместе с великими державами вошли семнадцать стран, представляющих различные районы земного шара. Председателем был избран представитель Танзании, господин Нбаен, член экономической комиссии ООН по Африке и бывший член экономического и социального совета ООН, посты его заместителей заняли представители Советского Союза и США, на пост секретаря был избран представитель Мальты. Членами комитета наряду с представителями европейских стран состояли и представители азиатских государств - Индонезии, Иордании, Бангладеша. Об этом позаботился доктор Бин - он считал, что развивающиеся страны, в памяти которых еще свежи воспоминания о собственных страданиях, сумеют оказать Японии моральную поддержку, что будет не менее ценно, чем материальная помощь крупных государств. Основной задачей комитета являлось ведение переговоров с правительствами различных стран о принятии японских беженцев, то есть тех переговоров, которые до сих пор Япония вела самостоятельно. В качестве консультанта был привлечен вице-адмирал ВМС США Браунбергер, специалист по морским и воздушным перевозкам. В состав комитета, правда без права голоса, вошла и Япония, которую представляли специальный советник МИД Японии господин Хатирота Нодзаки и доктор математических наук господин Сакихира Коконоги, бывший атташе ООН по вопросам науки, занимавшийся на этом посту проблемами атомной энергии и сырьевых ресурсов. Комитету сразу пришлось столкнуться с весьма сложным и деликатным вопросом распределения беженцев по странам. На первом, закрытом, заседании представитель Канады, господин Понсон, предложил в качестве рабочей гипотезы использовать принцип "пропорционального расселения". Иными словами, он предлагал расселить японских беженцев пропорционально численности населения каждой страны. Стодесятимиллионное население Японии составляет две и восемь десятых всего населения мира, равного четырем миллиардам. Следовательно, каждая страна должна принять такое количество беженцев, которое составит два и восемь десятых процента населения данной страны. При этом в зависимости от конкретного положения в стране допустимо отклонение в ту или другую сторону на один процент. Предложение было очень характерным для господина Понсона, занимавшегося в Канаде, а затем и в ООН статистическим учетом продовольствия, од