инесла кофе и взяла инициативу в свои руки. - Уныние в этой комнате уже сгустилось, как туман, - с деланным оживлением сообщила она, наполняя чашки. - Сегодня с утра Эффект все время возрастал. Мне кажется, это может стать опасным. Поселок наполнен отчаянием, и оно все усиливается. Обратная связь, так вы это назвали, профессор Суиндон? Этак недолго дойти до самоубийств. Мы должны проанализировать вопрос. Начинайте вы... Я заставил себя подумать. Да, действительно, эмоциональный настрой выходил из-под контроля. - Я жалею о гибели Кларка, - начал я, и волны горя накатывались на меня. - Но, откровенно говоря, однажды он оштрафовал меня за нарушение правил вождения, на мой взгляд, несправедливо или, возможно, чрезмерно придирчиво. - Я старался думать логично в этом тумане. - С тех пор я никогда не доверял по-настоящему этому человеку. Если не считать шока, то в остальном, мне кажется, мое огорчение по поводу его гибели сугубо эгоистично и вызвано тем, что в поселке больше не будет знакомой фигуры. Я привык видеть его; будет непривычно, когда его место займет новый человек, и это меня беспокоит. Я не могу заставить себя выразить сочувствие его семье, потому что едва знаю их. Ну а что до мгновения его смерти, - продолжил я с неожиданным озарением, - то, по-моему, все дело в переносе. Я страшно перепугался, потому что мысленно поставил себя на его место. - А фермер Блэкстоун? - спросила миссис Эрншоу. - Сказать по правде, мне до него нет никакого дела. Упорно работающее животное. По-моему, я никогда не воспринимал его как личность. - Эрик Фипс? - В последнее время я был с ним в ссоре, но я сочувствую Джейн. - Ваша очередь, Джейн, - сказала миссис Эрншоу. Джейн задумчиво отхлебнула кофе. - Ты напрасно сочувствуешь мне из-за Эрика Фипса, Марк, - начала она, - потому что я больше переживаю из-за Алана. Для него эта потеря намного тяжелее, чем для меня. В конце концов, погиб его отец. Мое же горе эгоистично: я всего лишь жалею, что мне больше не доведется встретиться с Эриком Фипсом, как тебе с полисменом Кларком. Это эгоизм, так что, пожалуй, не стоит так уж переживать. Но Алан - другое дело. Они с отцом были близки. Миссис Эрншоу мрачно улыбалась, и я заметил, что атмосфера отчаяния в комнате определенно ослабла. - Какие же мы мерзавцы. Понимаете, Джейн? Горе Алана, если бы он его проанализировал, тоже оказалось бы эгоистичным, и, следовательно, не в счет. Существенно только бескорыстное горе, потому что его невозможно прогнать рассуждениями. Но если проследить бескорыстное горе до истоков - от профессора Суиндона к вам, к Алану, затем, возможно, к его матери, - рано или поздно мы придем к кому-то, кому просто жалко самого себя. Поэтому нет смысла убиваться из-за всего этого. Давайте забудем. Растравляя себя, мы ничего не выигрываем. Погибли люди. Ну и что? Не в первый раз погибают люди. Это звучало бессердечно, но миссис Эрншоу была права. В нынешней обстановке такой взгляд на вещи становился единственным выходом. Мы просто не могли позволить себе роскошь предаваться лишним эмоциям. Мисс Коттер подняла глаза. По-моему, она не слушала. Она промокнула влажные щеки платком. - Бедняжки, - простонала она. - Заткнись, - грубо бросила миссис Эрншоу. - Ты отстала, Элси. Мы сидели в слегка разрядившейся атмосфере, и мисс Коттер перестала плакать. Я не осуждал ее за тупость - эта чувствительная женщина привыкла выполнять указания. Окруженная людьми, одолеваемыми эмоциями, она сама становилась отражением этих эмоций. Теперь в атмосфере дома осталось одно-единственное ощущение - неясный отголосок бессильного гнева, источаемого поселком. - Итак, - высказалась миссис Эрншоу, - нам теперь не хватает только какого-нибудь развлечения. Эту мысль ей внушило неожиданно возникшее, расплывчатое, но бесспорное ощущение тревоги, которое уловил и я. Я увидел, как Джейн настороженно подняла голову. На улице раздались торопливые шаги, и дверь распахнулась. Вошел Том Минти, его волнение и спешку скрывала ленивая улыбка. - Послушайте, - начал он, - не хотелось бы вас беспокоить, профессор, но они идут за вами. - Он увидел Джейн, и улыбка на его лице стала шире. - Значит, это правда, - пробормотал он. - Она здесь ночевала. Ну и развратник же вы, профессор. Взяли и совратили красивую девушку. - О чем ты говоришь? - перебил я. - Кто идет за мной? Почему? - Ну, если вы не знаете, тогда никто не знает. Но только они идут. Я бы сказал, что это чуть ли не весь Риверсайд. На мой взгляд, они похожи на линчевателей. Я уловил отдаленную волну эмоций; мое сердце сжалось. Том говорил правду. - Но почему, Минти? - повторил я. - В чем я виноват? Он все еще улыбался. - Ну, помимо того, что вы соблазнили Джейн, они винят вас за то, что случилось сегодня на реке. Если бы, дескать, вы получше объяснили что к чему, вы, мол, могли бы их остановить. - Но я же пытался! Оли не захотели слушать! - Значит, плохо старались. Может, они считают вас специалистом по Разумам и думают, что вы все могли предсказать. - Его взгляд устремился куда-то вдаль, и улыбка исчезла. - А может, они ослепли от ярости и просто хотят кого-нибудь убить. - Профессор! - неожиданно сказала миссис Эрншоу. - Посмотрите на него! Прощупайте его мысли! Мысли Тома Минти мягко коснулись моего разума, необъяснимо ясные и спокойные. Ему было наплевать. Как в романах: хладнокровный убийца, наемник с винтовкой, который стреляет, усмехается и потом в поезде по дороге домой читает комиксы. Пользуясь избитым сравнением, ему убить человека что муху прихлопнуть... - Нет, профессор! - воскликнула миссис Эрншоу. - Вы ошибаетесь! Это не то! Стали слышны приближающиеся голоса, много возбужденных голосов. - Соображает старушка, - заметил Том Минти, снова улыбаясь. - Как и я... - Марк! - Голос Джейн звучал тревожно. - Тебе надо уходить. Быстро! Они шли по улице, и от них исходили полны беспощадной злобы. Я кинулся к выходу во двор. Мелькнула мысль, не взять ли с собой Джейн, но я решил, что в доме ей будет безопаснее. Против нее толпа ничего не имела. Они явились за мной... Я увидел головы над оградой в конце сада. - Путь отрезан, - сообщил я, возвращаясь в комнату. - Я не могу выбраться через двор. Я озирался в панике. Миссис Эрншоу рылась в своей сумочке. - В дальний конец комнаты, вы все! - скомандовала она. - К стене у окна! Дверь распахнулась, ударилась об ограничитель и отскочила назад. Послышался глухой стук, проклятия, и внезапно комната оказалась заполненной людьми. Они увидели меня, но выражение их лиц ничуть не изменилось. Впереди стояли Уилл Джексон и Алан Фипс. Алан взглянул на Джейн, потом на меня. В окно с видом заинтересованного зрителя заглядывал Пол Блейк. - Идемте-ка с нами, - холодно распорядился Джексон и шагнул вперед. - Ни шагу! - спокойно приказала миссис Эрншоу. Джексон остановился как вкопанный, уставившись на автоматический пистолет в ее руке. За его спиной стало теснее от лезшей в комнату толпы. Джексон вымученно улыбнулся. - Вы не станете стрелять, миссис Эрншоу, - сказал он. - Неужели? - Ее глаза были холодны. - Загляни в мой разум, Уилл Джексон, и посмотри, стану ли я стрелять. Противоречивые чувства отразились на лице Уилла - он был в замешательстве. - Похоже, станете, - медленно произнес он наконец. - Похоже, вы готовы убить невинного человека, чтобы защитить убийцу. Не делайте этого, миссис Эрншоу. Положите пистолет и дайте нам спокойно увести его. - Он оглянулся на толпу, теснившуюся у дверей. - Здесь практически весь поселок, если не считать людей со Станции. А они прячутся в своих домиках и не придут сюда. Миссис Эрншоу крепко держала пистолет двумя руками как раз напротив его груди. - Да, - согласилась она, - практически весь. Но поселок этот превратился в один тупой перепуганный разум, обезумевший от ненависти. Я не считаю вас большинством. Так вот, Уилл Джексон, пока я тебя не продырявила, позови-ка сюда тех людей, что засели за домом. Толпа притихла. Озадаченные, они мялись в дверях, и я услышал, как сообщение шепотом передали оставшимся на улице. Минти увидел в толпе своих друзей; они подпирали стену, с радостным любопытством взирая на происходящее. - Эй, Джим! - заорал он. - Билл! Подите приведите сюда этих шельмецов со двора. Проверьте, чтобы там никого не осталось. Спарк и Йонг кивнули, протолкались сквозь толпу и вышли через заднюю дверь. Вскоре они вернулись, ведя, как баранов, двух человек, в которых я узнал бывших помощников Эрика Фипса. - Хорошо, - заявила миссис Эрншоу. - Теперь все здесь. - Она вытянула шею и посмотрела на большую толпу на улице. - Я собираюсь держать тебя под прицелом, пока профессор Суиндон не покинет нас, - сообщила она Джексону. - Я не претендую на то, что удержу тебя долго, но я хочу, чтобы ты передал всем: если кто-нибудь попытается помешать профессору Суиндону уйти, у тебя появится дырка в брюхе. Так, кажется, говорят? И сними-ка свою чертову шляпу... После того как профессор уйдет, вы можете делать все что угодно, но не забывайте, что я вооружена. Джейн останется со мной и мисс Коттер, а вам я советую спокойно разойтись по домам. Алан Фипс стоял рядом с Джексоном; его юное лицо исказило отчаяние. Он смотрел то на Джейн, то на миссис Эрншоу, и этот взгляд беспокоил меня. Я не был уверен, что он не прыгнет на старушку, считая, что спасает Джейн от какой-нибудь воображаемой опасности... - Идите, Марк, - сказала миссис Эрншоу, впервые назвав меня по имени. - Удачи. Я присмотрю за Джейн. Ей лучше с нами не ходить. - Правильно. - Я быстро поцеловал Джейн, не обращая внимания на недовольный ропот, неуклюже потоптался на месте. Получалось, что я все бросаю на женщин, но если бы я остался, дом оказался бы в осаде и Джексон с своими друзьями пришел бы снова, с ружьями... Видимо, это был единственный выход. - Э-э... Большое спасибо, миссис Эрншоу, - сказал я и вышел через неохраняемую заднюю дверь. Я быстро пересек неровное пастбище, начинавшееся прямо за моим садом, протиснулся через порота в низкой изгороди и припустил рысцой по тропинке за домиками. На бегу я заметил лица в некоторых окнах: оказывается, не все собрались у меня. Вскоре я взял правее, пробежал по лощине между двумя домами и снопа выскочил на улицу. Я пошел прямо вниз по склону к реке. Бросив взгляд вправо, я увидел в нескольких сотнях ярдов негустую толпу, но, думаю, они меня не заметили. Однако скоро они догадаются, какое направление я выбрал, и когда миссис Эрншоу рассудит, что я получил достаточную фору, они, надо полагать, пустятся в погоню... На ходу я обдумал идею собрать людей со Станции, но нехотя ее отверг. Не хватало нам только гражданской войны в поселке. Я не знал, чем занимались Артур и его группа. Вполне возможно, засели на Станции и упаковывали багаж, чтобы на рассвете уехать. Я потешил себя мыслью связаться с ними ночью и договориться уехать вместе на материк. Однако игра, скорее всего, не стоила свеч. Допустим, к примеру, "что Дон Маккейб откажется уезжать и уговорит остаться остальных в надежде что-то сделать в последний момент... Я подумал, что мог бы сбежать на грузовике с воздушной подушкой, но он остался в гараже у домика, а двери гаража открываются на улицу - угнать его незаметно невозможно. Запыхавшись, я добежал до причала. Отлип достиг низшей точки, и обнажившийся густой черный ил отливал на солнце серебром. Грузовик Фипса стоял на причале справа от холодильника - ярдах в пятидесяти. Возможно, Фипс оставил ключ в замке зажигания. На секунду я остановился, чтобы обдумать ситуацию. Следующий шаг мог оказаться решающим. Солнце палило, с неестественной яркостью отражаясь от влажных камней дороги, идущей вдоль причала; я почувствовал себя актером на освещенной сцене и отодвинулся в тень у дверей такелажного склада. Если я захвачу грузовик и уеду на материк, они поймут, что я ускользнул. Бессильный гнев по этому поводу может породить новые акты насилия. Возникнут фракции, которые станут сражаться друг с другом или нападут на Опытную Станцию - первую мишень Кроме того, они разозлятся на миссис Эрншоу, и три одинокие женщины в моем доме окажутся в опасности. С другой стороны, если я останусь поблизости, они объединятся для охоты на меня. С моей личной точки зрения, это, конечно, неудобно, даже опасно, хотя я не сомневался, что способен уйти от них. Но, с точки зрения Джейн и еще двух женщин в моем доме, да и всего поселка, это решение - наилучшее. Жажда крови будет целенаправленной, сфокусированной. Только бы не попасться им в ближайшие несколько дней, а там Эффект начнет ослабевать, в головах прояснится, и они вновь смогут рассуждать логично... Другого выхода не было. Ради блага Риверсайда я должен стать преследуемой дичью. 14 Иногда случайно удается совершить смелый поступок, хотя все инстинкты восстают против этого. Я оставил грузовик Фипса на месте и пешком направился к мосту. Я не смог бы так поступить, если бы не мысль о Джейн. Кроме того, хотя несколько дней назад я бы не поверил, что буду переживать за миссис Эрншоу, теперь я относился к старушке с глубоким уважением. Жаль, что я мало знал ее раньше. Она ближе всех специалистов - включая Артура, Дона и меня - подошла к созданию системы, позволяющей победить Передающий Эффект. К сожалению, ее метод основывался на здравом смысле, а в таком своенравном поселке, как Риверсайд, здравого смысла, прямо скажем, не хватало. Я не представлял себе, к примеру, чтобы Уилл Джексон сумел проанализировать свои тайные желания и примириться с ними, а также с желаниями окружающих. Он скорее съездит оппоненту по физиономии, и никакие рассуждения на помешают ему получить это животное удовлетворение. Сегодняшние события совершенно ясно показали, что Разумы практически неуязвимы. Чтобы выжить, поселок должен приспособиться. Но как убедить в необходимости приспособиться человека вроде Уилла Джексона? Или, например, старого Джеда Спарка? Как столь разных людей за две недели превратить в нечто бескорыстное и доброе? Я уже находился на мосту и осторожно пробирался между оставшимися после отлива кучами грязи, когда послышались крики в верхней части поселка. Собак спустили с поводка. Погоня началась. Я подумал: вполне возможно, что миссис Эрншоу все еще целится в Джексона из автоматического пистолета, но лопнуло терпение у ожидавших на улице, далеко от дула, и они решили, что моя смерть важнее жизни Джексона. Его не так уж любили... В общем, они развернулись и помчались по верхней улице, подняв шум, как стая гончих, охваченная охотничьим азартом. Таким образом, я успешно осуществлял терапию Передающего Эффекта, только мне от этого было не легче. В панике я обнаружил, что ноги у меня подгибаются, и поспешил вперед, изо всех сил стараясь удержать равновесие на скользкой дороге. Стоило мне в тот момент вывихнуть лодыжку - и я пропал. Примерно в пятидесяти ярдах от моста, над лугом, была небольшая рощица с высокими деревьями и густым подлеском. Я рванул туда, скользя на мокрой траве. Через несколько секунд толпа добежит до конца улицы, откуда хорошо видны нижняя часть склона и луг за мостом. Я добрался до рощицы с запасом в несколько секунд и с колотящимся сердцем рухнул на землю, укрывшись за густым кустарником. С низкой ветки на меня удивленно взглянул мохнатик; он обмахнул себя хвостом и вскарабкался на ветку повыше, обернулся и снова посмотрел ясным и тревожным взглядом. Раздвинув мягкие ветки куста, я осмотрел противоположный склон. И тут они появились. Ком ненависти с воинственными криками вылетел с боковой улицы и в нерешительности остановился на углу, уплотняясь за счет напора отставших. Затем я услышал отдаленную команду, и они бросились вниз по склону к мосту. Мне стало дурно. До меня доносились волны излучений их разумов - абсолютно звериная жажда крови, как лазер, направленная на меня. Я не узнавал людей, с которыми еще совсем недавно был в приятельских отношениях; под влиянием Разума они ослепли и слились в одно злобное существо, одержимое манией убийства. Напрасно я убеждал себя, что так лучше, что без объединяющей ненависти ко мне они, как голодные волки, набросятся друг на друга. Я перетрусил и уже жалел о своем решении, ибо не ожидал такой силы излучений. Сконцентрированная ненависть парализовала меня, как взгляд змеи. В тот момент я продал бы душу за несколько гранат... Рядом с кустом раздался громкий хруст, и я сжался в ожидании удивленного возгласа какого-нибудь фермера, присматривающего за аркоровами. Послышались шум, сопение, и появился ворчун, за которым впритык следовали его отпрыски. Я схватил камень и запустил им в животное; оно удивленно хрюкнуло и убежало. Шумная компания по соседству была в тот момент совершенно некстати. Спустившись вниз, толпа снова остановилась; одни смотрели вдоль причала, другие - в мою сторону. Я видел бледные лица на вытянутых шеях; кое-кто указывал куда-то, будто уже заметил меня. Выше по склону показалось еще несколько фигур; должно быть, миссис Эрншоу освободила заложников, и они спешили присоединиться к стае. Вдруг я вспомнил о следах, которые оставил на скользком иле на мосту. Толпа скоро обнаружит их. Пора уходить. Я с облегчением встал на четвереньки, отполз назад, перекатился, развернулся и начал пробираться через рощу, оставляя между собой и набережной кусты повыше. Некоторые кусты роняли острые колючки, которые врезались мне в ладони и прокалывали брюки насквозь; я надеялся, что они не ядовиты. Значительная часть аркадийской флоры до сих пор толком не изучена. В рощу у дальнего ее конца узкой полосой вдается луг. Я промчался по нему, как спринтер, и бросился в чахлую растительность на круче. Переведя дыхание, я открыл свой разум мыслям преследователей и прочитал злобную растерянность. Меня еще не увидели. Я прополз по-пластунски ярдов семьдесят вверх по склону и остановился, чтобы оглядеться. Обнаружив мои следы, армия начала переправляться по узкому мосту. Некоторые несли палки, но ружей я не заметил. Им не терпелось догнать меня, и они даже не подумали, что я тоже могу быть вооружен. Я пожалел, что при мне нет хотя бы пистолета. Уже ясно слышались их голоса. - Вон там он повернул направо. - Голос Уилла Джексона. - Он что, отправился по дороге к Мысу? Хочет добраться до своей лодки! Нам нужно спешить! На это я и рассчитывал. Толпа устремилась по дороге. В пятидесяти ярдах подо мной маршировала нескончаемая колонна людей с напряженными лицами. В это время я ощутил робкое прикосновение к щиколотке. Кто-то поглаживал мою ногу по голой коже выше носка. Я отодвинулся, и прикосновение сделалось неожиданно сильным, сковавшим ногу, как будто меня схватила нервная и влажная рука нимфомана. Я рванулся. Хватка стала тверже. По моей спине потекла струйка холодного пота. Я медленно и осторожно повернул голову, стараясь, чтобы преследователи не увидели меня. У меня под боком торчала липучка, тянувшаяся ко мне всеми своими щупальцами. Одна ее конечность - плоская, футов шесть длиной и дюйма четы- ре шириной - крепко держала меня за ногу, пока остальные подбирались поближе. Растение наклонилось ко мне; я мог заглянуть в слепую зияющую пасть на верхушке, которая колыхалась от движения щупальцев вокруг нее. У меня возникло жуткое, безумное ощущение, что эта гигантская сухопутная актиния облизывается в предвкушении. Толпа удалялась. Еще одно щупальце робко и нежно обвило другую ногу, жадно заскользило по телу и пробралось вверх, сжав мое бедро в омерзительном, осторожном объятии. Я отчаянно дрожал и тихонько стонал от ужаса и отвращения, и это, конечно, могли услышать... Но вот последний враг скрылся за деревьями. Я откатился в сторону, выхватил нож и принялся лихорадочно обрубать мерзостные ростки. Даже отсеченные, они еще извивались, как змеи, у меня под одеждой. Я сорвал с себя брюки и счистил эту гадость с кожи. Потом повалился на землю, и меня вырвало. Потом еще раз... Через некоторое время мне удалось успокоиться и обдумать положение. Никакого плана у меня не было. Я предположил только, что толпе понадобится не меньше часа, чтобы добраться до Мыса, обнаружить, что меня там нет, вернуться к мосту и решить, что делать дальше. Я даже подумал, не сделал ли я ошибку - может быть, в конечном счете, стоило взять "Карусель" и некоторое время подрейфовать вдали от берега, при этом, чтобы не спадало напряжение, время от времени показываясь в Дельте. Но они могли организовать погоню на траулерах, и я не ушел бы от их рычащих дизелей со своими пятью с половиной лошадиными силами. В тот момент мне не пришло в голову, что я могу угнать один из траулеров. Какое-то время я смотрел на поблескивающие купола поселка, обдумывая следующий шаг. Поначалу на улице никого не было видно, и пустынный средь бела дня поселок казался брошенным. Через несколько минут появились люди. Они двигались устало и замедленно, словно в шоке. Это были устоявшие против массового психоза, и мне хотелось понять, какой неизвестный блок им удалось установить в своем сознании. Возможно, они рассуждали в том же духе, что и миссис Эрншоу, или, возможно, им удалось загипнотизировать себя до состояния эйфории, сквозь которую волны излучений не проникали. Я жалел, что не знал этого. У любого из них могло оказаться решение проблемы, угрожавшей Аркадии... Вскоре на склоне показались три человека; по небрежной походке и взрывам донесшегося до меня беспричинного смеха я узнал Минти и его банду. Я не понимал Тома Минти. Иногда мне казалось, что он - враг, но когда меня преследовали, он отчасти принимал мою сторону. По-видимому, вопреки моему первоначальному мнению, он с друзьями оставался сторонним наблюдателем - нейтралом. Они проявляли интерес к происходящему, их забавляла его нелепость, но сами они ни в чем не участвовали. Я им не доверял. Они с целеустремленным видом припустили вниз по склону. Наверно, искали меня, но не бросились сломя голову к Мысу, как остальные. Я снова начал карабкаться вверх по круче и вскоре взобрался на хребет, тянувшийся параллельно Дельте до самого Мыса. Хребет покрывала лишь редкая трава, почти выеденная аркоровами. Кромка хребта была сглажена гуляющими здесь ветрами, немногие низкорослые деревья приобрели летящие, обтекаемые аэродинамические очертания. Я спустился по дальнему краю хребта и, оказавшись вне поля зрения поселка, побежал по склону, спускаясь к морю. Слева склон переходил в широкую равнину с пятнышками куполов сельскохозяйственных лабораторий и независимых ферм. Петляя по полям и отчасти следуя направлению одного из притоков реки, дорога вела под уклон и заканчивалась у подножия склона в полумиле впереди. Там виднелась кучка запущенных строений - резиденция покойного Блэкстоуна - и длинный шрам гранитной каменоломни. Я бежал вперед; солнце клонилось к закату, и эта сторона хребта находилась в тени. Вскоре я уже карабкался по крутому склону над каменоломней, обходя ржавую проволочную сетку, воздвигнутую фермером в тщетной попытке оградить аркоров от самоубийственных попыток попастись над тридцатифутовым обрывом. Неожиданно я оказался на открытом месте, откуда было видно море, снова полез наверх, добрался до гребня хребта и осторожно высунул голову. Толпа нерешительно топталась на берегу у края утеса, наблюдая, как с берега сталкивают шлюпку. В ней сидело четыре человека. За ними в лучах низкого солнца отливало вороненой сталью море, и на гладкой поверхности воды резко выделялись темные тени траулеров, одинокие и брошенные, словно после кораблекрушения. Вскоре люди уже забирались на борт моей "Карусели". Смешно, но это меня разозлило. Не обнаружив меня, они вновь спустились в ялик и погребли к берегу. Оставшиеся возле утеса сердито кричали; они хотели, чтобы люди в ялике поднялись на каждый траулер и тщательно его обыскали. Со шлюпки слабо слышались голоса. Я догадывался, что произошло. В спешке и гневе от того, что не нашли меня у Мыса, они поплыли на шлюпке, не обдумав ситуацию. Поднявшись на борт "Карусели", они наконец сообразили, что меня там не может быть, потому что у Мыса всегда находилась только одна шлюпка. Если бы я оказался на любом из кораблей, то ее бы не было на берегу. Эти люди знали все о море и обо мне; они должны были догадаться, что я ни за что не стал бы добираться до лодок вплавь, тем более что вода кишит чернугами, а ялик под рукой. Они напрасно теряли время. Толпа на берегу этого не поняла и разъярилась от того, что остальные так скоро сдались. Лодка пристала к берегу, людей втащили на вершину утеса, и началась ожесточенная перебранка. Женщины размахивали кулаками и пронзительно ругали мужчин; мужчины у маленького крана угрожающе наступали на возвратившуюся абордажную команду. Дело принимало скверный оборот. Я услышал тихие шаги за спиной, и горло у меня сжалось. - Занятное зрелище получилось, а, профессор? - Благодушный голос Минти прозвучал в моих ушах похоронным колоколом. Все трое - Минти, Йонг и Спарк - стояли сзади. Они посмотрели на меня. Потом их взгляды обратились к вершине утеса в сотне ярдов от нас. - Того и гляди начнется потасовка, - заметил Минти. - Подумаем над этим хорошенько, мальчики, ладно? Людям нужен только вот этот профессор. И лучше бы им получить его поскорее, пока никто не пострадал. Так? В знак согласия двое других по-волчьи оскалили зубы. - Вот это да! Вы только посмотрите! - воскликнул Минти. Началась драка. Гул толпы усилился, и до нас донесся вихрь излучений. Юноши стояли надо мной и наблюдали с абсолютным спокойствием. Послышался стон отчаяния, и какая-то фигура, загребая руками воздух, бесконечно долго шаталась на краю, пока не упала и не исчезла из виду. Мне стало дурно. Эта смерть была на моей совести. - Правильно, парни, - сказал Минти. - Идем вмешаемся, пока никого больше не убили. Увы, ничего не попишешь. Надо защищать человеческие жизни. Трое юношей с воплями помчались вниз по склону, а я смотрел на них, ослабев от отчаяния. Внимание толпы мгновенно переключилось. Головы повернулись, участники сражения прервали драку. Минти и его друзья пробились в центр; я услышал взволнованный голос Тома, но не мог разобрать слов. Мне оставалось только ждать. Теперь я не надеялся убежать. Минти показывал рукой назад, на дорогу. Несколько человек побежали, остальные задержались, чтобы дослушать Минти, и затем последовали за первыми. Вскоре человеческий поток унесся назад, к поселку. Минти дезинформировал их, послав в ложном направлении. Почему? Недоумевая и радуясь одновременно, я встал и направился к каменоломне. Каменоломня представляла собой клиновидное углубление шестьдесят футов в длину и ширину и тридцать футов в высоту, прорубленное в склоне холма. Пока я спускался, за ноги меня цепляли липучки, и я невольно вздрагивал. На дне каменоломни валялись разрозненные детали заржавевшего оборудования - давно заброшенное наследство тех времен, когда строилась дорога на материк и спрос на щебенку обогатил предшественника Блэкстоуна. С тех пор ферма непрерывно ветшала. Крытые досками, изношенные, строения стояли тылом к каменоломне. Почерневшие доски отставали от стен, и щели были заделаны где кусками брезента, прибитыми гвоздями, а где - вызывающе белыми листами фанеры. Аналогичные заплаты украшали единственный маленький купол амбара. Я не сомневался, что ферма безлюдна. В рамках нового понимания честности, которое внушила мне миссис Эрншоу, я не чувствовал вины за то, что устрою себе здесь временное убежище. На склон давно опустились сумерки, и среди деревьев, наугад прочесывая вечерний воздух, как летучие мыши в поисках мелкой добычи, кружили и взмывали вверх маленькие треугольные паутинки "воздушных змеев". Скопление хибар и сараев выглядело зловеще, но это было к лучшему. Многие колонисты невероятно суеверны, и я не сомневался, что никто не станет рыскать здесь ночью после смерти фермера. Я распахнул дверь, вошел, зажег спичку и огляделся. Пахло прокисшей едой. Большая объединенная кухня-гостиная полностью соответствовала моим представлениям о хозяйстве человека, не пожелавшего или не сумевшего купить пермопластовый жилой купол. Нагромождение древней рухляди, посеревшие от смывания плесени стены, украшенные несколькими выцветшими картинками из журналов, потертый коричневый ковер, покрывающий большую часть пола. На столе среди остатков последнего завтрака Блэкстоуна стояла настольная лампа; я зажег ее и поднялся в спальню. Она была бедно обставлена, но чисто прибрана, и я задернул занавески перед дальнейшим осмотром. Опасность, что кто-нибудь заметит свет с дороги и расскажет об этом в поселке, оставалась. Кровать покойный владелец утром застелил. Обыскав ящики серванта и шкаф в тщетной надежде найти ружье, я лег и через несколько секунд уснул. Утром меня разбудил вой живности под окном. Этого я не ожидал. Животные, конечно, привыкли к какому-то распорядку кормления и доения, но я ничего не понимал в фермерских делах. Пока я лежал в кровати и комнату освещало утреннее солнце, мне пришло в голову, что об этом мог подумать и кое-кто другой. Вполне возможно, какая-нибудь добрая душа из поселка - там еще могли остаться такие - решит встать пораньше и прийти сюда, чтобы присмотреть за животными, пока имущество не распродадут. Значит, они скоро будут здесь. Торопясь, я в последний раз безуспешно обшарил глазами спальню и спустился вниз, но и там не обнаружил никакого огнестрельного оружия - фермер, похоже, был пацифистом. Зато я нашел кое-какую провизию и приготовил обильный завтрак из ветчины, яиц, колбасы и прочего, до чего сумел добраться, чтобы подкрепиться перед предстоящим долгим днем на свежем воздухе. Ветчина домашнего соления имела горьковатый привкус, и я поколебался перед тем, как съесть ее. Это было мясо ворчуна, а не адаптированной земной свиньи. Хотя оно совершенно безопасно, существует предубеждение против употребления аркадийского мяса. Я решил, что не имеет смысла прибирать за собой, бросил в сумку несколько оставшихся кусков и вышел. Приоткрытая задняя дверь выходила на маленький двор, защищенный навесом; я увидел, что один из сарайчиков похож на мастерскую, вошел туда и обыскал ящики верстака. Среди множества разнообразных предметов не нашлось ничего подходящего беглецу. Все же я взял короткий нож, похожий на кинжал, и заткнул его за пояс. Потом заглянул в единственный купол и увидел кучу набитых мешков. На куче, целясь мне в живот из пистолета, сидел Том Минти. - А, профессор, - весело приветствовал он меня. - Рад встретить вас здесь. Садитесь, если желаете. Я хочу с вами поговорить. 15 Несколько секунд я тупо смотрел, не понимая, как ему удалось меня найти и какого черта ему от меня надо. Пистолет он держал с каким-то озабоченным видом. Проследив за моим взглядом, Минти посмотрел на пистолет с преувеличенным интересом, словно видел его первый раз в жизни. - Впечатляющий инструмент, профессор, - заметил он. - В буквальном смысле убийственный. Сколько бед от этих игрушек! Если бабахнет, может насквозь продырявить. Но не волнуйтесь, я умею с ним обращаться. Хотя все-таки лучше не рисковать, правда? К моему удивлению и облегчению, он положил пистолет рядом с собой и любезно улыбнулся. - Садитесь, - повторил он. Я почти упал на толстый мешок. - Простите, что заставил вас поволноваться, - продолжил Минти, - но мои занятия считаются противозаконными. Я знал, что это вы идете, но мне надо было убедиться, понимаете? - Боюсь, что не понимаю. Он рассмеялся. - Один совет, профессор. Не считайте, что вы хорошо спрятались, если никого не заметили на ферме. Я шел наискосок по склону и еще за милю знал, что вы здесь - ваши мысли скулили у меня в голове, как загнанный мохнатик. Не исключено, что вас слышно даже в поселке. Это ваша беда, профессор: вы все время боитесь. - Что поделаешь. - Да кое-что можно. - Он хитро улыбнулся. - Но об этом мы поговорим позже. Пушку я на всякий случай оставлю вам. - Черт возьми, что все это значит? - спросил я. - В какую игру ты играешь? Ты на моей стороне или нет? Я совсем перестал его понимать. - Считайте меня нейтральным. Мне не очень нравится, когда люди обижают друг друга; это в общем-то противоречит моей философии. Я нейтрален. Загляните ко мне в разум, профессор, и скажите, что вы видите. Я уставился на него и сосредоточился, понимая, что уже сама необходимость сосредоточиться весьма удивительна. Ведь я все утро улавливал разнообразные волны из поселка, и все-таки неожиданное появление Минти захватило меня врасплох. Наконец я уловил его излучения - слабые, спокойные, безмятежные. - Не волнуйтесь, профессор, - негромко сказал он. - Будьте спокойны, как я. Ваш разум, как толстик в окружении чернуг. Но вы заметили, что не заражаете меня страхом? Я озадаченно моргнул и потерял его мысли. - Хорошую идею, - продолжал он, - подала миссис Эрншоу. Я с ней долго беседовал. Она замечательная женщина, хоть и старушка. Она рассказала, как вы с нею и с Джейн предотвращали ссоры просто за счет честного признания фактов. Жалко, что это годится не для всех... Скажите мне вот что, профес- сор. - Он наклонился вперед, глядя мне прямо в глаза. - Вы убили Шейлу? От этого вопроса мой разум вопреки всякой логике наполнило чувство вины. То ли от неожиданности, то ли от того, что я знал, что в поселке меня считали убийцей - но на мгновение меня охватил ужас, и я ощутил беспомощность и злость на себя за свою глупую реакцию, а еще попробовал оценить, смогу ли добраться до пистолета раньше Минти. Но Минти откинулся назад. - Ладно, я понял, - сказал он. - Значит, они все ошибаются. Но зачем вы стремитесь доказать, что они правы? В вашем разуме есть какая-то странность, какая-то мысль, до которой я не могу добраться. Вы чуть ли не рады, что она мертва. Как будто вы ее теперь возненавидели. Что произошло, профессор? Вы ее не убивали, это я понял. Почему же вы чувствуете вину? В чем дело? Этот юнец видел меня насквозь, и я испугался, что ненароком передам образ Шейлы, бегающей по склону с неизвестным мужчиной... И вместе с испугом эта мысль почти оформилась, отчего брови Минти поползли вверх. - Как Джейн? - я резко сменил тему. - Ты видел ее? Том помолчал, пытаясь разглядеть прерванное видение. - Да, - сказал он наконец. - Она в порядке. Сидит с обеими старушками в вашем доме, и никто их не трогает. А остальные по-прежнему точат на вас зубы, так что если бы не утренние новости, они уже были бы здесь. - Новости? По радио? - Ну да. Похоже, лед тронулся. И похоже вовремя, потому что ночью у нас такие дела творились!.. Когда толпа примчалась обратно в поселок, а вас там не оказалось, они взъелись на Перса Уолтерса - наверное, потому, что он был за вас, - и кое-кто отправился выкуривать его из дома. - Что? Они подожгли его дом? Я ужаснулся. Как я мог забыть, что Перс меня поддерживал! Естественно, они учуяли его настроение... Подобно многим независимым колонистам, Перс жил в деревянном доме. Минти кашлянул. - Они попытались, да ничего не вышло. Перса любят. Ему даже не пришлось стрелять - он выскочил из дому, как разъяренный ворчун, и дал одному прикладом по башке. Остальные испугались, а тут и сторонники подошли. Короче, получилась хорошая драка. Атмосфера была такая, что от ненависти в глазах темнело. К счастью, ни у кого не оказалось оружия, а Перс благоразумно исчез. Все так устали, что в конце концов забыли, из-за чего дерутся, и те, кто еще мог ходить, разошлись по домам. В общем, эффектный получился спектакль, только конец как-то смазали. Может, сегодня будет продолжение, хотя, учитывая новости, вряд ли. - Какие новости? - снова спросил я. - Ну, похоже, сегодня прибывает автоцистерны с ядохимикатами. В правительстве зашевелились, потому что ночью сожгли половину Старой Гавани. - Он замялся. - Вы все это специально делаете, профессор? В смысле, сшиваетесь неподалеку, чтобы люди ненавидели вас, а не друг друга? - Мне казалось, что это хорошая идея, - признался я. - Но, судя по твоим рассказам, получается не больно здорово. - Да нет, почему же, - решительно возразил Том. - Было бы в десять раз хуже, если бы они не сосредоточились на вас. По-моему, это большое дело. Я... Я сожалею, что мы с вами не всегда ладили... Он смотрел на меня чуть ли не с благоговением. - Это ничего, Том, - неловко сказал я. - Все мы устроены по-разному; вот из-за чего нам трудно с этим Эффектом. Так когда прибывают автоцистерны? Я хочу посмотреть, что там будет... - Где-то во второй половине дня. Э-э... Вы думаете то же, что и я? - Насчет чего? - Я думаю, им не удастся отравить воду, - произнес он медленно. - Я думаю, Разумы так или иначе помешают. Все прочее они предотвращали. И я думаю, будет жаль, если Разумы не остановят этих, потому что они напрочь отравят все море, а толку не будет... - Что значит не будет? Том, если они убьют Разумы, то прекратят Эффект и спасут много жизней. - Нет никакой необходимости убивать Разумы, - объяснил Минти. - Мы с миссис Эрншоу уже придумали, как прекратить драки. Я хочу сказать, что мы с ней основательно побеседовали и нашли решение проблемы. Он заявил это с таким апломбом, с такой великолепной небрежностью, с какой можно выложить четверку тузов, зная, что данная сенсация доживет лишь до следующей сдачи. Тут, кажется, кто-то переживал из-за Разумов? Знаете, у меня есть решение. Так, порядок, что там дальше? - Постой, Том. Подожди минуту. - Боже, как мне хотелось ему верить. - Что ты имеешь в виду? Какое решение? - Я же сказал, не о чем волноваться... - Он неожиданно улыбнулся. - Решение буквально валяется у нас под ногами, только вы не подозреваете. Под ногами у нас, вообще-то, валялись мешки, но я не стал прерывать его спектакль. - Хорошо, расскажи мне, о чем речь, - смиренно попросил я с бьющимся сердцем. - Ну, - начал Том, - мы с миссис Эрншоу говорили о беспорядках в поселке, и она стала вдалбливать в меня свою идею - знаете, как она умеет въедаться в печенки, - хотя я уже давно все понял. Вообще-то миссис Эрншоу добрая, - произнес он задумчиво. - С ней чувствуешь себя человеком. Комитет Риверсайда - собрание кретинов! - взорвался он вдруг. - Ну, выбрали они меня туда - весь поселок выбирал, - и что же? Я оказался среди баранов, которые слова сказать не давали. Мне же все время затыкали рот, помните? Ну, я и махнул рукой на все. Сидел и помалкивал, а они гнули свою линию. - Но миссис Эрншоу не такая, - подсказал я. - Не такая. Она умеет слушать, и у нее есть идеи. Она поняла, что вы объясняли насчет неправильного подхода к Разуму. Что надо не Разум учить думать по-нашему, а самим к нему приспосабливаться. И первое, что она придумала - пусть каждый выкладывает все, что у него на уме. Но она чувствовала, что этого недостаточно. Ее метод опирается на здравый смысл, а у народа здравого смысла мало. Вот она и спросила, как мне удается... Ну, в общем, она сказала, что видит в моей голове спокойствие, будто мне совсем не хочется лезть в драку, хотя я, по ее словам, известный провокатор. Что, в общем, правда. Мне нравится раззадоривать людей. Скучно, если все движется по наезженной колее. - На днях ты втравил меня в неприятную историю. - Поймите меня правильно, профессор. Все говорили про вас и Джейн. Вам это все равно пришлось бы выслушать - не от меня, так от кого-нибудь другого, да еще, может, и с ножом. Хотя в тот момент я об этом не думал. Мне, наверно, просто нравится подначивать людей. Такой уж я легкомысленный. - Но теперь тебе удалось сделать нечто хорошее, - напомнил я. - Сейчас объясню. Позвольте мне рассказать вам одну историю, профессор. Это займет не больше минуты... Несколько лет назад жил один человек, который по неопытности купил разваливающуюся ферму. Он просто хотел поселиться подальше от Премьер-сити, держать небольшое стадо и зарабатывать на кусок хлеба. Он был человек безобидный и легковерный, да и отчетность выглядела хорошо и была подтверждена налоговым ведомством. Итак, купил он эту ферму, но очень скоро обнаружилось, что земля не хороша, что приличный скот стоит дорого, потому что его производят от доставленных с Земли животных, и вообще все цены чертовски высоки. Похоже, ему не светило разбогатеть, и он не понимал, почему человек, продавший ферму, доказывал, что она процветала, и подтверждал это цифрами. Потом он все выяснил. Оказывается, прошлые прибыли поступали от продажи щебенки правительству по контракту с местным дорожно-строительным управлением. Дороги давно проложили, так что щебенка уже мало кому была нужна. Он почувствовал, что его обманули. Возможно, следовало с самого начала получше приглядеться к цифрам, а теперь было поздно. Он пошел скандалить в налоговое управление, но без толку. Они сказали, что подтвердили только размеры доходов; за источники этих доходов они не отвечали. Вот так он и застрял на разваливающейся ферме, которую не мог сбыть с рук и которая не могла его прокормить. Он мне все это рассказал однажды. Рассказал, как в один прекрасный день не смог оплатить счета за корма, как брел по полям, и его от всего тошнило, а вокруг паслись тощие аркоровы. Он сел у пруда и смотрел, как его животные пьют грязную воду пополам с нечистотами, потому что он не смог устроить нормальный дренаж и подвести чистую воду. Так он сидел у пруда и все жевал какой-то корешок, и думал, не сигануть ли ему в навозную воду и не положить ли всему конец. Он долго сидел там и думал, и постепенно, ни с того ни с сего, ему стало казаться, что все не так уж плохо... Он пошел домой и долго думал, какого черта так обрадовался, ведь он знал, что веселиться вроде бы не с чего. Но уныние-то прошло. Ему стало настолько хорошо, что хватило ума сообразить: это как-то связано с тем, что он жевал корешок. Тогда он вернулся на берег пруда и нарвал еще... Он высушил корешки, смолол на мельнице и стал вовсю употреблять каждый раз, когда становилось невмоготу. Позже, через много лет, мы с Джимом и Биллом пришли к нему предложить помощь с ремонтом крыши и разговорились. Мы пожаловались, как нас третируют в поселке, а он предложил нам попробовать кое-чего. Ну, мы попробовали да так с тех пор и пробуем. К этому корешку не привыкаешь; его можно бросить в любой момент. От него просто некоторое время хорошо себя чувствуешь. Я сказал тогда, что это, по-моему, просто здорово и для такой вещи можно найти покупателей. И я нашел покупателей на материке, и очень скоро фермер Блэкстоун уже зарабатывал на этом достаточно, чтоб прожить... Минти посмотрел мне прямо в глаза; он и не думал оправдываться. - Я - толкач, профессор. Так меня называют знакомые в городе - толкач. И мои занятия противозаконны, меня за это могут посадить. Я продаю порошок на черном рынке. У нас ведь как? Если вы хотите почувствовать себя хорошо, вы идете в "Клуб", заказываете несколько кружек пива, и если выпиваете достаточно, то тупеете и вас тянет в драку. Еще вы можете выкурить сигарету, но от этого вам в общем-то не становится хорошо - просто вам плохо, если вы ее не выкурите. Вы привыкаете к табаку, и от него у вас может начаться рак. А порошок, который молол фермер Блэкстоун из этих корешков, просто примиряет вас с жизнью - больше ничего. Конечно, это наркотик, но он не вызывает привыкания, как сигареты, или отупения, как пиво. Вы - прежний, но счастливый. Вам не хочется драться. Вы все время полностью отдаете себе отчет в своих действиях; у вас не появляется заблуждений вроде того, что вы умнее, или круче всех, или еще что-нибудь. Вы можете принимать его, а можете бросить. Лично я принимаю его очень часто. Но я - преступник, угроза обществу. Можете вы поверить во все это, профессор? - Да, Том, я могу поверить, - медленно проговорил я. - Я давно хотел понять, почему животные не чувствительны к Эффекту. Меня удивляло, что они не впадают в ярость от волн страха или не топятся в реке на прокорм чернугам. А они все время едят эти корешки. Они не реагируют на страх и ненависть. - Как я, Джим и Билл, - сказал Минти, улыбаясь. Он похлопал по мешку, на котором сидел. Поднялось облачко рыжеватой пыли. - Рискнете принять дозу? Полное отсутствие побочных эффектов. Почему бы вам не стать первым? Главное, зачем я пришел сюда нынче утром - отнести мешок к вам домой. Миссис Эрншоу устала быть честной. Ей все время хочется высказать мисс Коттер все, что она о ней думает, но каждый раз в последний момент она успевает передумать... А потом попробуем толкнуть его всему поселку. Всего лишь на несколько дней, подумал я... Если нам удастся уговорить колонистов принимать это вещество всего несколько дней, пока опасность не отступит... Если Артур еще здесь, можно организовать отправку запасов на материк. Наркотик чистой радости, способный подарить всем ощущение эйфории, достаточное, чтобы игнорировать Передающий Эффект... Собственно, Эффект прекратится, потому что не будет неприятных мыслей, которые можно передавать. Только добрая воля, помноженная на население поселка... Мы вернулись в дом, и я налил стакан воды. Минти бросил в него щепотку рыжего порошка. Порошок не растворился, но он был достаточно тонкого помола и после размешивания образовал взвесь. С некоторым трепетом, чувствуя себя тайным наркоманом, я выпил. Напиток оказался чуть-чуть сладковатым, почти безвкусным. Минти тоже выпил стакан. - Ваше здоровье, - сказал он, облизывая губы. Вскоре я почувствовал себя очень хорошо. 16 Оставив меня в этом новом просветленном состоянии, Минти куда-то убежал. Вскоре со двора послышался грохот, и я выскочил посмотреть, что случилось. Минти притащил тележку - четырехколесную, с длинной ручкой, на каких по причалу перевозят корзины с рыбой. Потом он нырнул на склад, выполз оттуда, шатаясь под тяжестью мешка, и с глухим стуком свалил его в тележку. При виде этой картины я почувствовал прилив симпатии к юноше. Может быть, на меня так действовал порошок, но факт оставался фактом: Том трудился на общее благо. Я начал прозревать на его счет. Я вспомнил, как Минти все время напрашивался на неприятности, и понял, что в его противостоянии с обществом виновато общество. Риверсайд прогнил насквозь и был гнилым с момента основания. Талантливому человеку, желавшему изменить порядок вещей, здесь было от чего прийти в отчаяние. Я впервые задумался, удастся ли ему и миссис Эрншоу убедить риверсайдцев принимать порошок. - Погоди, Том! - закричал я. - Я помогу тебе дотащить ее до горы. Мы взялись за ручку и бок о бок покатили тележку со двора. Сразу за воротами начался долгий подъем через поле до самой кромки хребта, и катить стало намного труднее. Маленькие колеса, предназначенные для дороги с твердым покрытием, на каждом шагу застревали или утыкались в острые камни, торчавшие из травы. Мы обменялись взглядами; Минти слабо улыбнулся, по его лбу стекал пот. Вдруг он остановился. - Посмотрите! Он показал направо, где среди полей и пастбищ петляла дорога. В сторону материка, приближаясь к повороту на ферму, шла машина на воздушной подушке. Я узнал машину Артура и увидел внутри четырех людей. Команда выбывала из игры. Я закричал и замахал рукой. Они были ярдах в двухстах под нами и ехали медленно - наверно, искали меня. Машина резко затормозила, они помахали в ответ, подъехали к повороту, свернули налево и помчались к ферме, поднимая за собой облако пыли. - Слушай, Том, - сказал я. - Оставим тележку пока здесь. Пойдем послушаем, что нам расскажет Артур. Мы встретили их во дворе; четверка понуро стояла возле опустившейся машины. - Привет, Марк, - угрюмо приветствовал меня Артур. - Рад видеть тебя живым. Мы беспокоились, но ничем не могли помочь. - Уезжаете? - спросил я. Они виновато переглянулись. - Похоже на то, - подтвердил Дон Маккейб. - Мы сделали все, что могли, и наблюдать, как в реку будут перекачивать несколько миллионов галлонов яда, нам не доставит удовольствия. Я не хочу на это смотреть. Нас отозвали, и мы спешим убраться. Скажем прямо, мы потерпели фиаско. - Вы действительно думаете, что Разумы позволят отравить реку? - спросил я. - Они же проявили изрядную гибкость, защищаясь. - А каким образом они смогут помешать? - желчно возразил Артур. От всей группы исходили волны отчаяния. - Не знаю, - признался я. - Но я еще многого не знаю о Разумах. Артур прищурился. - Что за черт в тебя вселился? - неожиданно спросил он. В его мыслях удивление и любопытство потеснили уныние. - Ты что, больше не боишься? Ни за себя, ни за поселок?.. Да ты... Ты просто счастлив! Как и этот парень. - На его лице отразилось недоумение. - О чем ты думаешь? Ты узнал что-то новое? - Возможно. Я коротко изложил события последних нескольких часов и свою беседу с Минти. Я рассказал о Блэкстоуне и его нелегальном бизнесе. Наконец я отвел их в маленький купол и показал мешки с порошком. Сначала мне показалось, что они нам не верят, но паши разумы служили доказательством. Я решил, что настало время для демонстрации, поэтому мы пошли в дом, где все члены группы с напряженными лицами, словно их заставили отведать вино домашнего изготовления, попробовали порошок. В первый раз я увидел со стороны те поразительные изменения, которые происходят в мыслях человека после того, как он принимает наш порошок. Четыре человека стояли вокруг стола, нервно следя друг за другом, вглядываясь друг другу в лицо, словно ждали, что превратятся в волков. Я видел страх в их разумах - остаток страха, с которым они бежали из поселка, хотя они и старались его не показывать. Ведь в качестве моих друзей они оказывались врагами независимых колонистов, а Дона Маккейба уже провоцировали на драку. Я видел в них усталость и отчаяние после долгих часов бесплодной работы, когда на каждом шагу их планы срывал Разум - бесконечно чужой, не поддающийся традиционному исследованию. Я видел уныние и апатию. Я видел все это - их разумы были открыты мне, - но, защищенный действием порошка, не поддавался их эмоциям. И я увидел, как их страх, напряжение и уныние постепенно ослабевают по мере того, как наркотик попадает в кровь и достигает мозга. Это было фантастическое зрелище, походившее на религиозный обряд очищения. Дон Маккейб посмотрел на меня с изумлением. - Мне стало так хорошо, Марк, - прошептал он. - Я вдруг ни с того ни с сего почувствовал себя прекрасно. Просто поразительно! Но Пендлбери - не такой человек, чтобы легко поверить даже свидетельству собственного разума. Я уловил в его мыслях долю скептицизма. - Я обычно чувствую себя прекрасно и после нескольких кружек пива, - заявил он. - Почему вы уверены, что этот порошок чем-то лучше? - Не знаю, как вам объяснить, - начал я, - но порошок действует совсем не так, как алкоголь. Я это заметил, пока разговаривал с Томом Минти - он порошок принимает давно. Так вот, ничего похожего на алкогольное отупение. Человек соображает, как всегда; реакция не замедляется. И даже чужие эмоции по-прежнему улавливаются. Но порошок дает такое сильное ощущение общего благополучия, что можно просто не обращать внимания на волны страха и ненависти. То есть посторонние мысли не влияют на человека, да и собственные не участвуют в Передающем Эффекте - а это, наверно, главное. - Мы, - произнес Артур медленно, - должны известить правительство. Следует как можно скорее распределить порошок по прибрежным районам. Как я понимаю, за Риверсайдом ты приглядишь? - Если люди согласятся. Мы рассчитываем, что миссис Эрншоу им объяснит. - Я организую сообщение по радио. Я позвоню из ближайшего города и заставлю их остановить автоцистерны, если еще не поздно. - Он заговорил энергичнее. - Господи, нам надо шевелиться. Мы должны убедить Вссаркадийский Совет пересмотреть прежние решения и немедленно приступить к действиям. - Сколько поместится - мы погрузим в вашу машину, - предложил я. - Правильно. В таком случае, пошли. Когда мы загрузили машину, она осела почти до земли; затем Артур и его группа сели и поспешно уехали. - Порядок, профессор, - сказал Минти. - Идемте, дотащим тележку до вершины. В поселке вам лучше не показываться, пока все не станут добрыми и веселыми. На вершине я залег в кустах. Минти стоял, глядя на поселок. - Особых разрушений не заметно, - объявил он. - Но вы все-таки оставайтесь здесь, а я спущу тележку. Вниз она пойдет легче. Я думаю, миссис Эрншоу уже готовится к собранию... - Том неловко помолчал. - Хотите, я пришлю сюда Джейн? - Большое спасибо. - Хорошо. Она сообщит вам последние новости. А я скажу всем, что мы с парнями заботимся о животных Блэкстоуна - тогда вас никто не побеспокоит. Он поволок тележку вниз. Вскоре склон сделался круче. Тогда он развернул ее и побежал сзади, отчаянно тормозя пятками, чтобы она не вырвалась. Очень быстро Том добрался до ровного места, повернул направо, проволок тележку через луг, кое-как втащил на бугор и покатил по мосту. Из-за такелажного склада на причале появились Джим Спарк и Билл Йонг. Они бросились навстречу Минти, состоялся короткий разговор, и все трое потащили тележку по крутому склону в верхнюю часть поселка. Вскоре они свернули за угол и исчезли из виду. Часа два я с нетерпением ожидал, наблюдая за противоположным склоном. Наконец наверху появилась Джейн. Она быстро спускалась по улице, а через пять минут, запыхавшись, повалилась на землю рядом со мной. - Прости, что я так долго, - извинилась она. - Мы готовились к собранию. Ты не видел - за мной не следили? - Нет, - рассмеялся я, очень ей обрадовавшись. - Ты говоришь, как в шпионском триллере. - Я серьезно, Марк. Просто ужас, сколько ненависти к тебе у независимых колонистов. Она все время нарастает. Они до сих пор не бросились за тобой в погоню только из-за того, что скоро прибудут автоцистерны. - А что мои люди? - спросил я. - Уж Станция-то должна меня поддерживать. - Ты не знал? - Джейн посмотрела на меня в некотором замешательстве. - Они уехали сегодня утром. - Что? - Это произвело не очень-то хорошее впечатление, Марк, - серьезно сказала она. - Правительство отозвало их - и тебя, конечно, тоже, - и они все уехали перед рассветом на грузовиках Исследовательского центра. Я на мгновение задумался. - Наверно, это к лучшему. Все равно мы отправили их по домам, чтобы банда независимых колонистов не смогла напасть на всех сразу, чтобы они не стали удобными козлами отпущения. - Независимые колонисты говорят, что правительство заботится о своих людях, а всех остальных бросило подыхать. - В этом есть зерно истины, - сказал я. - Но по крайней мере это помогает людям объединиться. - У них сейчас собрание. - Созванное миссис Эрншоу? - Нет. Свое. Что-то вроде военного совета. Обсуждают тебя и отравление моря. В нем тоже обвиняют тебя. - Как? Я был против этого с самого начала! - Пойди скажи им об этом сейчас! Я знаю - я пыталась. Ты не понимаешь, что это такое, Марк. Они все обезумели. Они не слушают никаких доводов. Я уже приняла порошок Тома Минти вчера вечером, после того как мы все обсудили, но я все равно ощущаю эту... эту атмосферу. - Она вдруг вздрогнула. - Какое-то повальное безумие. Массовая истерия. Все так накалено от ненависти и тупости, что они при всем желании не смогли бы рассуждать логично. Они говорят, что раз ты - морской биолог, то ты и подал идею с ядом, предложив ее Артуру, а тот передал все правительству. - Тут что-то не так, - запротестовал я. - Если они так глупы, то им, конечно, хочется как можно быстрее избавиться от Разумов - и плевать на последствия. Они должны обрадоваться яду. - Они сами не знают, чего хотят. Весь ужас в том, что они, похоже, получают от этого удовольствие. Им нравится ненавидеть, и они не хотят, чтобы ненависть ослабла. Они - как футбольные болельщики. Меня отец сводил однажды на матч в Старой Гавани. Я тогда мало что поняла, но, кажется, была какая-то важная игра. И как только команды вышли на поле, толпа хозяев принялась орать на противников, и так они орали весь матч. Оглушительный, непрерывный гул ненависти ни за что ни про что - ведь в команде гостей были такие же люди, как в команде хозяев. Даже, наверно, лучше, потому что они выиграли. В какой-то момент я обернулась, хотела спросить отца, что он имеет против этих бедняг, но сразу отвернулась. У него было такое же страшное лицо, как у всех остальных. Впоследствии он сказал, что испытал от игры огромное наслаждение, несмотря на то что команда, за которую он болел, проиграла. Я спросила, почему он не подбадривал свою команду, вместо того, чтобы кричать на противников. Он ответил в том духе, что, мол, команда все равно проигрывала, а противник часто нарушал правила игры. Но я час с лишним наблюдала огромную толпу, которая ненавидела просто для удовольствия, и мне это не понравилось. Вот на что похож сейчас поселок. Ничто не отвлечет их от ненависти к тебе, потому что им это нравится. Море отравят? Правильно, значит это ты виноват. Кто же еще? Я посмотрел на нее - она лежала в свитере и джинсах - и понял, что смерть и физические увечья не единственные травмы от Передающего Эффекта. Отныне и надолго, по крайней мере до следующего поколения, никто и никогда уже не посмотрит на ближнего так, как раньше... И я снова задумался о могуществе Разумов. - Джейн, - сказал я. - Разумы знают, что везут яд. Они уже настолько развились, что могут предчувствовать опасность, анализируя наши мысли. Вспомни, как они справились с Фипсом и остальными... Так вот, что мы, в связи с этим, можем сделать? С другой стороны, что сделает поселок? Она задумчиво посмотрела на меня. - Я понимаю, о чем ты... Я думаю, может быть, сами Разумы внушили людям идею отождествить тебя с властями... - Значит, - предположил я, - Разумы используют людей, чтобы отвести угрозу, точно так же как они используют чернуг. Они уже могут напрямую воздействовать на людей. Наверное, готовится сражение вокруг автоцистерны... - Я встал. - Пошли. Мы должны перехватить грузовик. Нельзя пропускать его в поселок. Мы с Джейн караулили на дороге на материк и наконец услышали отдаленный рокот приближавшейся тяжелой машины. Потом она показалась над изгородями - огромный бензовоз на воздушной подушке, разрисованный черными и желтыми полосами. Он повернул и направился к нам, и когда водитель стал набирать скорость перед подъемом, турбины загудели сильнее. Мы отчаянно замахали руками. Я вышел на середину дороги. Автоцистерна затормозила и, выпустив по бокам с громким шипением воздух, опустилась. - Вам что, жизнь надоела? - высунулся рассерженный водитель. В кабине сидели трое. Средний выглядел как начальство. Я обратился к нему. - Новые инструкции, - сказал я. - Применение яда отменено. Вы можете развернуться вон там и ехать обратно. - Я указал на дорогу к ферме, лежащую ярдах в двадцати. Начальство взглянуло на меня недоверчиво. - Нас предупреждали, - ответил он, - о возможных попытках помешать. Мы имеем указание не поддаваться на провокации и ехать дальше... А теперь отойдите с проезжей части. Поезжай, Джордж! - скомандовал он водителю. - Подождите! - Джейн встала рядом со мной. - Он говорит правду! У них появилось новое средство... - Она в отчаянии посмотрела на меня, чувствуя, как неубедительно это звучит. - Как доказать им, Марк? - Никак. - Водитель газанул. - Уйдите с дороги, пока вас не задавили. Внезапно меня осенило. - Тогда подвезите нас до вершины горы, - сказал я. - Только туда. Я кое-что вам покажу. Они посмотрели на меня с сомнением. - Ладно, - согласился наконец начальник. - Если хотите знать мое мнение, - заметил он, когда мы втиснулись в кабину, - это задание какое-то подозрительное. Спустить в море столько отравы! Мне кажется, мы наломаем дров. Не знаю, с каким таким Эффектом мы боремся, но это уж слишком. - Так вы, значит, никогда не сталкивались с Эффектом? - спросил я. - Что ж, сейчас вам выпадает случай. - Мы приближались к вершине, турбины ревели. - Постарайтесь просто открыть свой разум, - посоветовал я ему. - Не думайте ни о чем. Впустите мысли этих людей. Мы оказались на виду у поселка. У моста собралась огромная толпа. Автоцистерна остановилась. Сначала команда сидела, широко раскрыв глаза от изумления, затем - от страха... - Мне страшно, - нервно заметил начальник." - Меня пугают эти люди внизу. Что бы это значило? В кабине стало очень тихо; водитель остановил турбину, и мы сидели молча, ожидая, когда подействует Эффект. - Они нас заметили, - неожиданно сказал водитель. - Они хотят нас убить. Точно, они хотят нас убить. Они все на нас смотрят. Эй, они хотят нас вытащить и убить! - закричал он в панике, завел турбину и врубил заднюю тягу. - Я смываюсь отсюда! Машина поднялась над дорогой, с воем дала задний ход, поднимая пыль, и водитель крутанул рулевое колесо, разворачиваясь... Нам в Риверсайде повезло в тот день. Позже выяснились подробности событий в других местах. В семи прибрежных поселках автоцистерны появились до того, как ехавшие в них люди осознали враждебность окружающих. Затем их внезапно настиг Эффект, и они с воем помчались по узким улочкам, сшибая прохожих, а за ними гналась толпа, жаждущая крови. Еще в трех поселках автоцистерны остановились недалеко от моря. Экипажи вышли и, двигаясь как зомби, перекачали содержимое своих цистерн в резервуары для чистой воды... 17 Обо всем этом мы узнали только через несколько дней, когда из сочетания слухов и официальных радиосообщений сложилась более или менее цельная картина. Тогда же мы с Джейн просто поздравили себя с успехом. Перепуганный экипаж высадил нас у поворота на ферму, и автоцистерна уехала; а мы пошли, гордясь тем, что предотвратили трагедию, которая могла бы стоить многих жизней. И пока мы шли, нас постепенно сковала какая-то неловкость. Мы отстранились друг от друга. Взглянув на Джейн, я увидел, что она идет, повесив голову, изучая пыльную дорогу, и как ребенок, шаркает ногами. У каждого из нас в голове рождалось невысказанное предположение, и никто не хотел произносить его вслух. Возможно, миссис Эрншоу решила бы нашу проблему, но она была занята подготовкой к собранию. Во всяком случае, я не хотел сейчас откровенничать с Джейн. Но я знал ее и знал, что рано или поздно она заговорит о наших отношениях. - Как на ферме? - непринужденно спросила Джейн. - Я там никогда не была. - Ферма старая и довольно грязная, - ответил я. - Она нуждается в капитальном ремонте. Знаешь, каким становится дом, когда мужчина живет в нем один? - Я заметила. - Джейн улыбнулась, и мне захотелось ударить себя. Она подошла ближе и взяла меня под руку. - Ничего, старичок, я помогу тебе прибраться. Не могу же я допустить, чтобы, находясь в бегах, ты жил в грязи. - А как же собрание миссис Эрншоу? - спросил я в отчаянии. - Ты должна быть там. Ей понадобится поддержка. Я думаю, не пробраться ли туда мне. Тайно, конечно. Она немного помолчала. Затем спросила сдавленным голосом: - Ты действительно хочешь, чтобы я вернулась в поселок, Марк? - Происходит много событий, - ответил я. - Нельзя думать только о себе. Мы должны быть в курсе. - Но теперь все будет хорошо, - настаивала Джейн. - Миссис Эрншоу только скажет им, что нужно принимать порошок Минти - и все. Это просто. А к утру, возможно, о порошке объявят по радио, тогда все станет законно и согласятся самые упрямые. - Я не очень в этом уверен, - я покачал головой. Она вдруг остановилась, все еще держа мою руку, повернула меня лицом к себе, посмотрела в упор, и мне пришлось опустить глаза. Ее лицо порозовело. - Это второй раз, - тихо сказала она. - Ты ловко ушел от ответа вчера вечером. И опять уходишь от ответа. Гораздо разумнее мне остаться с тобой на ферме. Ты сам знаешь, что мне не нужно возвращаться, но ты просто не хочешь, чтобы я была рядом. - Неправда, хочу! - невольно вырвалось у меня. - Из чего это видно? - воскликнула Джейн в отчаянии. Она отступила в сторону. - Я тебя не понимаю, Марк. Вчера вечером мне показалось, что, возможно, ты меня любишь. Я почти призналась, что люблю тебя, и, наверно, вела себя, как последняя дура. Потому что все не так просто, верно? Ты что-то скрываешь, и это стоит между нами. - Она испытующе заглянула мне в лицо, и я почувствовал, как ее разум осторожно касается моего. Я попытался взять под контроль свои мысли, но это было бесполезно. Ее глаза широко раскрылись. - Это Шейла! - воскликнула она. - Боже мой, это все еще Шейла, хотя прошло уже полгода с тех пор, как она умерла. - Жестокость собственных слов дошла до нее, и голос неожиданно смягчился. - Прости, Марк. Мне не следовало так говорить. Шесть месяцев - очень мало... А ты... Как ты думаешь, ты сможешь когда-нибудь настолько забыть ее, чтобы полюбить меня? - Она говорила тихо, почти сама с собой. - Мы с ней, в самом деле, очень похожи, но у нее волосы были красивее. Миссис Эрншоу не ошиблась. Ты действительно видишь ее каждый раз, когда смотришь на меня, и у тебя от этого образовался какой-то комплекс вины. Посмотри на меня, Марк. Посмотри на меня честно. Я покорно посмотрел ей в глаза. Джейн отшатнулась и отвела взгляд. - Да ты ее ненавидишь, - пробормотала она в замешательстве. - Ты любил ее, но случилось что-то ужасное, и теперь ты ненавидишь память о ней. Из-за этого ты боишься полюбить меня - из-за того, что невольно путаешь нас. Марк, ты не прав. В чем бы ты ни подозревал Шейлу, ты не прав. Я знаю, что она любила тебя, она мне всегда все рассказывала. Я бы узнала, если бы появился кто-то другой... Ты правда думаешь, что был кто-то другой? - Она смотрела в землю, но ее мысли безжалостно зондировали мой разум. - Ты почему-то думаешь, что в ту роковую ночь она с кем-то встречалась у Якорной Заводи... Ты не понимаешь, как она оказалась там одна ночью. Ты нашел что-то такое, из-за чего думаешь, что она была... что она была близко знакома с кем-то, что они были... Она выпрямилась и открыто взглянула на меня. - Наверно, мне следовало возненавидеть тебя за такие мысли о моей сестре, Марк, но я не могу. Мне тебя жаль: я ведь знаю, что ты ошибаешься, и когда-нибудь тебе станет ужасно стыдно. Прощай. Я смотрел ей вслед, и одна часть моего сознания шептала, что это достойный финал, но другая часть плакала. В Риверсайде стояла тишина, когда я прокрался вверх по склону к Куполу отдыха; горели немногочисленные уличные фонари, и я перебегал из одной тени в другую, как бездарный актер в триллере. Большинство домиков были погружены в темноту. Добравшись до Купола, я увидел несколько человек, стоящих в дверном проеме, и за ними, в свете, лившемся через открытую дверь, спины многолюдного собрания, которое должно было скоро начаться. Я проскользнул в ворота всего ярдах в тридцати от Купола и стал протискиваться через заросли колючек и кустов к дальнему скату здания, где изогнутый ряд освещенных окон давал хороший обзор. Боком, вдоль стенки, я подобрался к окну, ближайшему к трибуне, и осторожно заглянул внутрь. Снизу окно было приоткрыто, и я хорошо слышал голоса. На трибуне сидели миссис Эрншоу, Том Минти, Билл Йонг, Джим Спарк, Джейн и неизменный его преподобие Е.Л.Борд. Миссис Эрншоу встала - очевидно, приветственное обращение его преподобия закончилось. Я пропустил его и не испытывал ни малейшего сожаления по этому поводу. Однако я ощущал волны беспокойства и недоверия со стороны аудитории. Миссис Эрншоу еще не начала, а публика шаркала ногами, кашляла и сморкалась в платки. Это можно было отнести на счет речи преподобного, но я сомневался. Другое будоражило аудиторию: они собирались доказать, что с ними нелегко сладить. Постепенно до меня дошло их общее желание: помчаться куда-нибудь вместе по полям - бездумно, подобно земным леммингам в период миграции, которые слепо движутся в одном направлении, даже если идущие впереди на глазах у них падают в воду или в пропасть. Подобные волны я уловил, когда преследовали меня, но сейчас мысль об охоте не была направлена на какое-то конкретное лицо. Это меня беспокоило... - Леди и джентльмены, я скажу кратко, - начала миссис Эрншоу; она тоже правильно уловила настроение аудитории. Все облегченно вздохнули. - Сегодня мы стали свидетелями непродуманной попытки отравить нашу воду. К счастью, грузовик повернул назад, увидев силу противника. Мне кажется, мы имеем право сказать, что победа осталась за нами. Она сделала хороший ход, похвалив их и поставив себя в один ряд со слушателями. Послышался гул самоодобрения. Враг не прошел. Риверсайд не погубили. Я прочитал это в их головах. Затем мне в голову пришла тревожная мысль. Кого конкретно они считают врагом? Неужели они полностью забыли об опасности, исходящей от Разумов? Я надеялся, что миссис Эрншоу не станет слишком уж продолжать свою теперешнюю линию... Она не стала. - Но мы не должны забывать об основной угрозе, - тут же добавила она, - то есть о Передающем Эффекте, о Разумах в Дельте. Правительство, и это типично для него, не смогло справиться с задачей. Трагично, что в подобной ситуации власти способны думать только о разрушении - и разрушении таких масштабов, что оно угрожало навсегда уничтожить нашу жизнь! Миссис Эрншоу сделала паузу для аплодисментов, и, к моему облегчению, они последовали. - Мы, риверсайдцы, могли бы объяснить, что это обречено на неудачу. Мы уже попытались своими скромными силами справиться с Разумами, и трагический опыт убедил нас в ошибочности такого подхода. Мы все еще учимся на своих ошибках. И теперь, я думаю, можно утверждать, что все здесь присутствующие уверены: тактику нужно изменить. Это давно известно. Чтобы выжить в изменившихся условиях, мы должны приспособиться сами. Я почувствовал, что беспокойство публики снова возрастает. Внезапно послышался громкий взрыв смеха юного Пола Блейка... - Приспособиться, - торопливо продолжила миссис Эрншоу, - нужно лишь на короткий период, пока не минует угроза. Вы можете спросить: как? - (В этот момент кто-то, в самом деле, спросил: "Как?" - Громко и насмешливо.) - Я скажу вам. - Она со стуком положила перед собой мешок, поднялось маленькое коричневое облачко. - Ответ заключен здесь! Среди нарастающего ропота и шарканья ног она кратко рассказала об открытии порошка и его влиянии на мыслительные процессы. Она старалась изо всех сил, она кричала, она умоляла... И все напрасно. Что-то пошло не так, миссис Эрншоу потеряла аудиторию. Мне стало страшно. Я стоял под окном и потел, не в силах понять, что случилось. Исходившие от толпы волны не были враждебными; не было ни малейшей агрессивности. Просто они были настолько циничны и безразличны, что становилось ясно: присутствующие не собираются даже пробовать порошок. Это был роковой случай непоколебимой апатии. Тупого отказа от всякой попытки подумать о последствиях... Разумы! Наверно, это устроили Разумы! Они влияли на восприятие аудитории, принимая на входе логичные рассуждения миссис Эрншоу и передавая их на выходе в искаженном и перемешанном с недоверием виде. Я и сам это чувствовал. Разумы не хотели, чтобы кто-то употреблял порошок. У Разумов имелись свои планы. Разумы не хотели терять контроль... Миссис Эрншоу села. Она обменялась тревожными взглядами с Джейн, Минти и его друзьями. Во внезапно наступившей тишине встал и откашлялся его преподобие. - Ну что ж, - начал он. - Я думаю, мы все согласимся, что у миссис Эрншоу появилась интересная идея. Я думаю, мы также согласимся, что неразумно увлечься ею - этой панацеей, которую миссис Эрншоу извлекла столь оперативно. Ибо что мы знаем об этом порошке, друзья мои? Изучен ли он? Кто знает хоть что-нибудь? Только то, что нам сказали. А что нам сказали? Что Тому Минти от него становится весело. Ну, что ж. - Он снисходительно рассмеялся. - Этого недостаточно, миссис Эрншоу. Все мы знаем юного Тома, и кое-кто знает на собственном опыте, что иногда ему становится весело. Я помню, как он и двое его друзей веселились два месяца назад и от избытка юношеского веселья разбили витраж в нашей церкви. В поселке мы видели и другие примеры вандализма. Заметьте, я никого не обвиняю, но могу сказать, не покривив душой, что у всех есть свои представления о виновниках. Хотя это и не их вина. Скажу откровенно, вина лежит на нас, на всех здесь присутствующих, ибо мы все - взрослые, которые позволили этим детям пристраститься к наркотику, отравившему их умы, подобно тому как правительство стремилось отравить наши воды. Последовал взрыв бурных аплодисментов, усиленный топотом ног. На волне небывалого для него успеха его преподобие произносил главную речь своей жизни. Он был одержим... - Ваши ли это идеи, Борд? - воскликнула миссис Эрншоу, вскакивая с места. - Или они пришли из другого источника - из Дельты? Чей же ум отравлен, Господи Боже? В общем замешательстве я увидел, как его преподобие печально покачал головой и поднял руку. - Миссис Эрншоу, - сказал он, когда аудитория стихла, - я прощаю вас за это, ибо вижу, что вы не в себе. Вас обвел вокруг пальца молодой человек, который сидит с нами на трибуне - и не вас первую. Все мы знаем, как умеет он убеждать, когда захочет. Вспомните; мы выбрали его в Комитет поселка. Но, к великому моему сожалению, я должен объявить об окончании этого собрания. Мы выслушали, что вы сказали, выслушали терпеливо. А теперь нам пора разойтись по домам. Я предлагаю каждому помолиться сегодня... За себя самих и за наш народ на всем побережье, за этих заблуждающихся людей, которых вы видите на трибуне... - Он смотрел прямо на меня, и я с опозданием понял, что попал в полосу света. Я отшатнулся обратно в тень, но его глаза уже злобно сверкнули... - и более всего за профессора Марка Суиндона, преступления которого мне нет нужды перечислять и который присутствовал на этом собрании тайно, как вор, не имея мужества, чтобы... Окончания этой речи я не слышал, ибо уже бежал, спотыкаясь о кусты, прыгая через препятствия, мчась вниз по улице в свете фонарей... За спиной я слышал звериное рычание преследователей. Они гнались за мной по пятам до самого Мыса, однако в преследованиях не чувствовалось прежней оголтелости. Они все еще излучали жажду крови, но как-то вяло, как будто им самим это уже надоело. Я спустился по тросу подъемника, упал на покрытый галькой берег, столкнул весельную лодку, прыгнул в нее и погреб к "Карусели". Вскоре над утесом показались их силуэты - немного, человек двадцать. Они покричали мне вслед и скрылись. Я взобрался на борт "Карусели", включил фонарик и начал обдумывать происшедшее. Во время прошлой погони я не сомневался, что их азарт усиливался моим страхом, который они прекрасно чувствовали. Теперь, когда я был под действием порошка Минти, этого стимула уже не было. Тем не менее я чувствовал, что действует какой-то другой фактор. Получалось, что Передающий Эффект ослабевал. Получалось, что он уступал место прямому контролю. В крошечном камбузе, размышляя над этой проблемой, я приготовил себе яичницу с ветчиной, потом вернулся на крышу кубрика и выключил свет. На случай, если мои преследователи, зная, что у Мыса лишь одна шлюпка, вернулись в поселок и теперь шли вниз по Дельте на моторке, чтобы возобновить погоню. Я старательно прислушался, но не услышал ничего, кроме шума волн да всплесков выпрыгивающих из воды толстиков. Когда мои глаза привыкли к темноте, я смог различить промежуток между скалами у устья Дельты. Подняв глаза, я увидел редкостное, невероятное зрелище: облака разошлись, и в ночном небе тесной группой сияли все шесть лун Аркадии. Они образовали нечто вроде полусапога - Бет, Далет и Вав в голенище; ступня, идущая под углом, состояла из Алефа, Гимеля и Ге. Море засверкало серебром, а зазубренные утесы залило сочетание черного и белого. Парящие над водой мяучки казались разбросанными по морю звездами, а в темной дали огромной серебряной тенью, лениво помахивая крыльями, летела с востока птица-бульдозер. Вид был неописуемо прекрасен, и я пожалел, что со мной нет Джейн... Почти привычным уже усилием я сосредоточил свой разум, чтобы уловить чужие излучения. Их не было. Неразборчивый шепот мыслей поселка исчез. Единственное ощущение, которое я воспринял - какая-то непонятная благодарность, как будто я или еще кто-то оказал всем огромную услугу. На минуту я подумал, что Разумы умерли, что они выполнили свою функцию. Молодь уплыла в океан, и теперь они распались, а их могущество исчезло. Потом я вспомнил, как Разумы сорвали предложение миссис Эрншоу на собрании. Значит, они еще действуют; они могущественны, как никогда. Они еще не покончили с нами... Птица-бульдозер повернула к берегу; одним взмахом крыльев она сманеврировала и, пролетев низко над лодкой, направилась к Дельте. У самого устья она плюхнулась в воду, взметнув серебряный каскад брызг. Я с интересом посмотрел на то место, где она исчезла; я никогда раньше не видел, чтобы птица-бульдозер ныряла. Но она так и не вынырнула... Я слез с крыши кубрика и прошел вперед, чтобы закрепить якорную цепь надежно, но таким узлом, который при необходимости позволял быстро уйти. Удовлетворенный, я направился назад, и тут мой взгляд привлек еще один серебряный всплеск. Я перегнулся через борт, вглядываясь в воду. Ее усеяли белые перья, их несло течением мимо "Карусели". В глубине виднелось что-то еще... Морс кишело толстиками, их темные тени двигались к Дельте. Тут были тысячи - видимо, все население моих загонов. Вначале я подумал, что их ведет голод. Вероятно, из-за последних событий Перс оказался не в состоянии кормить их, и во время прилива они сбежали, проплыв над сеткой. Это была катастрофа; не месяц и даже не год уйдет теперь, чтобы восполнить поголовье и возобновить различные эксперименты. Между толстиками с пронзительными криками ныряли юнкеры, выхватывая рыб поменьше. Потом до меня дошло. В Дельте толстиков ждала смерть. На моих глазах около устья заискрились воронки и замелькали треугольные плавники, и я снова уловил волны благодарности... И опять вспомнил о леммингах. 18 На следующее утро установился распорядок, которого я придерживался несколько дней. Поздним утром я слышал зов с вершины утеса и видел, как мне машет Перс Уолтерс. Я подгонял к берегу весельную лодку; Перс снабжал меня едой, питьем, а также новостями с фронта. Оказалось, что выступление миссис Эрншоу, несмотря на противоборство его преподобия, не совсем провалилось. До того порошок принимали семь человек: Джейн, миссис Эрншоу, мисс Коттер (неохотно), Минти, Йонг, Спарк и я. После собрания к миссис Эрншоу подошли еще четверо. Все они получили свои порции - Перс Уолтерс и его одержимая эротическими страхами матушка Энни, управляющий "Клубом" Джон Толбот (который не уехал с персоналом Станции) и, как ни странно, Алан Фипс. На этого последнего обращенного повлияла, я думаю, смерть отца при взрыве в Якорной Заводи. Так что теперь, как высказался я два дня спустя, нас было одиннадцать против поселка. Но Перс сообщил, что это не совсем так. Риверсайдцы успокоились, и, если не считать отказа принимать порошок; вели себя с похвальным благоразумием. Драки, бунты и поджоги прекратились. Даже когда мои преследователи вернулись в тот вечер с пустыми руками, реакция на мой побег оказалась довольно вялой. Как выразился Перс, раздражение стихло. Никто даже не предложил отправить группу захвата на катерах. Собственно, вообще никто ничего не предлагал, и это Перса беспокоило. - На вид все вроде образумились, - сказал он однажды. - И даже более того, если вы меня понимаете. Как будто забыли обо всем, что случилось в последнее время. Они не говорят о Разумах и не говорят о погибших. Это началось сразу после собрания. Я ни от кого ничего не могу добиться. Их ничто не интересует. - Даже его преподобие? - Его особенно. Он теперь собирает большие толпы в своей церкви. Чуть ли не весь поселок приходит каждый вечер. Вчера я сам сходил, хотя я не из таких. Я хотел понять, что их туда заманило. Все тихо сидели, а его преподобие проповедовал в своем обычном стиле, как будто ничего не изменилось. О Разумах он даже не упоминал. - О чем же он тогда говорил? Что мы миновали время больших испытаний и прочее в том же духе? - Нет. Ничего подобного. Он все твердит о каком-то Космическом Предназначении. Мне не очень это нравится, потому что если я во что-то и верю - так это в то, что человек не должен сидеть сложа руки. Но паства глотает все без разбору. Я мысленно содрогнулся. Я не мог сказать, что именно меня напугало, но страх поселился во мне, как зародыш раковой опухоли. - Что он подразумевал под Космическим Предназначением, Перс? - Я не совсем понял, но, по-моему, он говорил, что все мы являемся частью какого-то всеобщего Плана. Он сказал, что это хорошо, что мы все должны это понять и не пытаться с этим бороться. Оказалось, что мы не одни. Все существа созданы Господом, сказал он. Он сказал, что люди на Земле глубоко ошибались, когда решили, что только у человека есть душа. Он рассказал, что на других планетах обнаружены мыслящие существа, и в некоторых отношениях они лучше нас. - Перс остановился и почесал в затылке. - В чем-то он совершенно прав, но все дело в том, как он это формулировал. Уж очень... Очень мрачно. Как будто убеждал нас... Убеждал смириться, вроде как плыть по течению. Не бороться с разными там противниками. Даже не пользоваться своими мозгами, а взять и сдаться этому Космическому Плану. - И прихожане на это клюнули? - Еще как. Они так странно ведут себя, будто это они принимают-порошок, а не мы. Они движутся и думают, как зомби. Как зомби... Я вспомнил услышанное на днях сообщение о том, что автоцистерна остановилась недалеко от города и перекачала яд в резервуары. Экипаж двигался, как зомби... У меня на "Карусели" имелась портативная рация, и я каждый день слушал новости. Дикторы вещали со сдержанным оптимизмом: по-видимому, на всем побережье наступило спокойствие, хотя они, по долгу службы, оповещали, что опасность еще не миновала. Тем более важно, чтобы каждый принимал ежеднев- ную дозу "Иммунола", как они окрестили порошок Блэкстоуна. По завуалированной угрозе, звучащей в голосе, я догадывался, что значительная часть населения отвергла порошок... Больше всего времени я проводил, ломая голову над новой ситуацией в поселке. Пытаясь увидеть какой-то смысл в последовательности событий, я расположил действия Разумов в хронологическом порядке. Сперва Риверсайд ощутил Передающий Эффект. Поначалу я думал, что Эффект - побочный продукт деятельности Разумов и на людей влияет случайно. Теперь стало ясно, что это не так. Представим себе Разум, только что родившийся, еще слабый и обладающий только инстинктом самосохранения. Разум упражнял этот инстинкт, управляя чернугами. Стало ясно, что я расположил события в неправильном порядке. Передающий Эффект должен был возникнуть первым. Эта инстинктивная сила рождалась вместе с Разумом; для нее не требовались интеллект и опыт. Этим средством Разум просто стимулировал естественную агрессивность чернуг, чтобы защитить себя в первое время. Затем, по вторую очередь, по мере развития, Разум начал упражнять свою способность контролировать другие разумы; он уже мог собирать чернуг в большие косяки и бросать в атаки, как только чувствовал опасность. Так он справился с ловцами планктона. Третья стадия. Разум осознал, что вокруг него живут другие разумные существа, и начал следить за мыслями людей. Учась и сопоставляя, он стал понимать их смысл и улавливать сигналы, относящиеся непосредственно к нему. Четвертая стадия. Разум настолько развился, что на основе полученной информации смог действовать. Сначала примитивно - просто блокируя действия противника. Например, он прочитал угрозу в уме полисмена Кларка, осознал, что у того в руке взрывчатка, и попытался взять под контроль разумное существо. Разум не позволил Кларку расслабить мускулы руки. И еще Разум узнал, что Человек враг ему. Пятая стадия. Разум еще не полностью развился, но уже мог активно принуждать Человека, если требовалось защищаться. Так он воздействовал на умы людей, чтобы они дали отпор правительственному проекту и не позволили отравить воду. И вот шестая стадия. Здесь я остановился. В чем она заключается? Передающий Эффект ослабевает. Непосредственная необходимость в нем отпала - Разум уже способен принуждать напрямую. Что задумали Разумы? Их защита неуязвима. А они, надо признать, всегда действовали в рамках самозащиты. К тому же их короткая жизнь приближалась к концу. Зачем, в таком случае, им понадобилось это новое влияние на людей? Почему населению внушен отказ принимать порошок? Допустим, Разумы обнаружили, что порошок ослабляет их контроль, а также препятствует Передающему Эффекту. Но зачем внушать всеобщую апатию? Я сдался. Наверно, предположил я, Разумы все еще боятся нас и не готовы к каким-либо изменениям статус-кво, которые могли бы уменьшить их влияние. Это было вполне правдоподобно. Мы уже доказали, что опасны, и если дать нам возможность, окажемся опасными и в будущем. Но теперь Разум стал умнее и опытнее, во всяком случае, так можно предположить. Конечно, он должен понимать, что Человек всего лишь боролся против Передающего Эффекта, защищая себя. А теперь Эффект ослабевает, исчезает. Должны же Разумы увидеть, что причины для враждебности у Человека исчезли, что если дать Человеку возможность, он для собственной же выгоды теперь беспрепятственно позволит планктону пройти цикл рождения... Все это я изложил миссис Эрншоу, когда однажды утром она пришла ко мне вместе с Персом. Она ответила со свойственными ей решительностью и умом. - Разумы - сволочи, - твердо заявила она. - Они много от нас натерпелись и теперь хотят отомстить. Они будут вредить нам до самой своей смерти. Можете ли вы винить их? В конце концов, это мы вторглись сюда. Они жили здесь тысячи лет... Я спросил ее о Передающем Эффекте. - Он ослабевает, - сказала она. - Осталось только чувство... я не знаю, что-то вроде удовлетворения. Такое сильное, что люди забросили всякую работу. Чувство довольства и благодарности, исходящее, конечно, прямо от Разумов. За что они благодарны, Бог их знает... - Как вы думаете, я могу вернуться? - спросил я. - Мне не нравится то, что происходит. Мне кажется, что Разумы, так сказать, припасли кое-что еще. У них должна быть серьезная причина для установления контроля над нами. Ради Бога, не прекращайте принимать порошок... Я хочу оказаться на месте на тот случай, если опять что-то начнется. - Сидите здесь и не рыпайтесь, - решительно посоветовала она. - В Риверсайде вам делать нечего. Все тихо, да; но у них появилась религиозная мания, и достаточно одного слова Борда, чтобы они на вас набросились. Что касается меня, то я не доверяю никаким новым течениям, какими бы безобидными они ни казались. Борд их слишком быстро приручил. - Как там Джейн? - спросил я под конец. - Нормально... - Миссис Эрншоу посмотрела на меня пристально. - Вы ее чем-то расстроили, правда? В тот вечер, когда приезжала автоцистерна, она вернулась домой в слезах и с тех пор ведет себя очень тихо. Я не смогла уговорить ее пойти со мной. Вы подлец, Марк, вы так огорчили милую девушку. Что вы с ней сделали? - Я ничего не делал, - запротестовал я. - А может быть, надо было что-то сделать? - возразила старушка. - Юный Фипс снова крутится около нее, - добавила она многозначительно. - Он теперь один из нас. Он принимает порошок. - Мне нет дела до Алана Фипса, - сказал я слишком громко. Она долго смотрела на меня. - Не могу прочесть ваши мысли. Эти дни проходят, слава Богу. Но если между вами и Джейн что-то есть, вам надо это поскорее выяснить. В ней появилось что-то... Что-то отчаянное. Тихое и отчаянное. Я стараюсь присматривать за девушкой, но не могу ходить за ней по пятам. Может быть, я ошибаюсь, по, мне кажется, она что-то задумала. Не знаю что... Конечно, меня беспокоили сообщения миссис Эрншоу, но что я мог сделать? Если Джейн не хотела меня видеть, я вряд ли мог навязывать ей свое общество. Доставив миссис Эрншоу на берег и проследив, как Перс весьма непочтительным образом втягивает ее в петле из троса на вершину утеса, я вернулся на "Карусель" и отплыл. Мне надоело торчать на одном месте; я решил немного пройтись вдоль берега и осмотреть рыбные загоны. Поплыл я, конечно, во время отлива, так что над сетками пройти не мог. Однако я сделал круг на малой скорости по периметру, держась впритирку к буйкам и глядя в воду за бортом. Я не увидел ни одного толстика. Все они ушли во время массового исхода в Дельту. Расстроенный, я развернулся и отправился назад, проехал между траулерами и осмотрел якорные цепи. Все было в порядке. Тогда я направился к береговым скалам, примерно в четверти мили отсюда. Когда "Карусель" плыла по темной воде, я снова свесился за борт, вглядываясь во взвешенный ил и плавающий мусор в поисках крошечных рачков планктона. Рачков было мало - ничего похожего на бесчисленные миллиарды, которые плавали здесь в предшествовавшие недели. Очевидно, цикл размножения заканчивался и Разумы скоро должны были умереть. Воодушевленный этим соображением, я вернулся на стоянку у Мыса, бросил якорь и выпил пива, чувствуя себя бодрее. Я надеялся, что через несколько дней смогу вернуться домой и жизнь войдет в нормальное русло... За эти спокойные дни на "Карусели" я смог более объективно подумать о Джейн и барьере в наших отношениях. Я признался себе, что был к ней несправедлив, что мои горькие воспоминания о Шейле поставили Джейн в безвыходную ситуацию. Я решил постараться забыть отвратительную историю, связанную со смертью Шейлы, и, если Джейн мне позволит, начать все заново. Приняв такое решение, я обнаружил, что мне очень трудно оставаться на "Карусели"... В одно прекрасное утро пожаловала депутация. Я увидел, как они махали с вершины утеса, и сердце у меня заколотилось. Ведь с ними была Джейн! Я прыгнул в шлюпку и быстро подплыл к берегу, а они в это время спустились - Перс, миссис Эрншоу, Джон Толбот, Алан Фипс и Джейн. Мы обменялись приветствиями, но я не отрывал глаз от Джейн; она, однако, смотрела куда угодно, только не на меня. - Кое-что случилось, - начал Перс. - Вы должны знать обитом. Миссис Эрншоу это не нравится. Я думаю, что она права. - Опять драки? - нетерпеливо спросил я. - Нет, совсем наоборот, - сурово ответила миссис Эрншоу. - Я пока не разобралась, что происходит, но, по-видимому, сегодня вечером его преподо- бие уводит свою паству в какое-то... какое-то паломничество. - Паломничество? Куда? - К Якорной Заводи, - негромко произнесла миссис Эрншоу. Это меня озадачило. Конечно, затея была совершенно нелепая, но в первый момент она показалась мне безобидной, разве что... Нет! Чудовищная мысль пришла мне в голову - нет, невозможно! - Нам это не нравится, - сказал Джон Толбот. - Витает странное настроение. Может, миссис Эрншоу вам что-нибудь уже рассказывала? Все мы пешки во вселенской партии в шахматы - в таком духе. Индивидуальности... растворились. Люди больше не говорят о себе, а только о "нас". "Мы, риверсайдцы" или "мы, люди". Похоже на митинг юнионистов на Земле, только здесь - с примесью религии. - Они поклоняются воде, - недоуменно сказал Алан Фипс. - Они особенно об этом не распространяются, но это так. - Он дрожал, вновь переживая ужас смерти отца. - Господи Боже, они поклоняются вонючей воде! Сегодня вечером, вместо того чтобы присутствовать на службе в церкви, они все идут к Якорной Заводи и собираются благодарить проклятую воду за дарованное благословение. Я знаю! Я подслушал! - Алан подслушивал в церкви, - пояснила миссис Эрншоу. - Я решила, что нам надо знать, что происходит. Нам больше почти ничего не рассказывают. - Ты не знаешь, чья это идея, Алан? - спросил я. - Объявил его преподобие, но откуда нам знать, его ли это идея? Откуда вообще можно это знать? Я понял его мысль. Мне стало страшно. Я снова подумал о леммингах. Я подумал о толстиках, покинувших безопасные загоны, чтобы охотно и радостно поплыть навстречу смерти в зубах чернуг. Я вспомнил волну благодарности, которую ощутил той ночью. Пешки для Космического Предназначения. Инопланетная экология, в которую вторгся Человек. Адаптация... На Аркадии не было сухопутных хищников, кроме Человека... Симбиотическая связь между Разумами и чернугами. Чернуги защищали Разумы во время размножения, но что они получали взамен? Волны благодарности, изобилие толстиков, неудержимо заманиваемых Разумами в Дельту... И его преподобие Борд, ведущий свою паству, своих зомби, в воду?.. Мы обсудили случившееся и составили план. Алана Фипса отослали в поселок за мисс Коттер, Минти, Йонгом и Спарком. Нам нужны были все, кто мог помочь. Через три часа все собрались на берегу, заглянув по дороге во владения Блэкстоуна. Мы переправились на "Карусель", потом разбились на группы и забрались на траулеры, оставив на берегу Джейн, мисс Коттер и старую Энни. Они должны были сообщать по моей рации о событиях на суше. Джейн так и не сказала мне ни слова. Когда мы расставались на берегу, она бросила на меня странный упрямый взгляд. Затем мы отплыли флотилией из четырех судов, чтобы посетить благодарственную службу в Якорной Заводи. 19 Мы плыли цепочкой друг за другом, быстро продвигаясь вверх по Дельте благодаря приливу. Перс шел впереди на своем двадцатиоднотонном "Арктуре" с Джоном Толботом в должности помощника, за ним шел я с Томом Минти на "Карусели", за нами миссис Эрншоу и Алан Фипс на его пятнадцатитоннике, а Йонг со Спарком прикрывали тыл на старом двенадцатитоннике, находившемся в коллективном владении мелких независимых колонистов. Пока траулеры неслись по темной воде, мы заметили, что в разлетавшихся брызгах стало меньше фосфоресцирующего планктона - лишь отдельные яркие искры взлетали из-под носов, как светящиеся угольки, выброшенные из очага. Когда мы проходили между утесами, высокие скалы заслонили вечернее солнце; скользящие лучи, отражаясь от блестящего гранита, увенчали красным ореолом утес напротив. Прекрасное зрелище, если бы только мы были готовы наслаждаться им. Теперь же я смотрел на всю эту красоту скептически, представляя себе, какое впечатление это должно произвести на Борда и его паству. Когда они начнут молиться в Заводи, солнце будет светить им прямо в глаза, а Заводь - сверкать золотом, как космический образ надежды и возрождения. Похоже, Борд, а точнее Разумы, строили на этом свой расчет. Приливное течение уже и близко не достигало прежней силы, и взглянув на белесое сумеречное небо, прочерченное перистыми облаками, я увидел лишь четыре луны - Алеф, Далет, Ге и Вав, - если я их правильно узнал. Через несколько дней уравновешивающее влияние разбросанных лун восстановится, и на Аркадии вновь будут только обычные беспорядочные, но слабые приливы и отливы. Минти прочитал мои мысли. - Скоро вернемся к норме, профессор, - заметил он. - После сегодняшнего вечера мы снова сможем вздохнуть спокойно. - Передающий Эффект очень ослабел, но я уловил в разуме Минти печаль. Зная об этом, он грустно продолжил: - И мы с парнями снова станем козлами отпущения. Через несколько недель мы забудем, каково быть хорошими мальчиками. Да, наверно, люди вообще не признают, что мы когда-то были хорошими. Они запомнят только, что мы, как обычно, действовали против всех. А, ладно... Он вздохнул и свесился через перила, глядя на шедшие следом траулеры. По радио заскрежетал неожиданно резкий голос мисс Коттер: - Вижу огни. Я сейчас у обрыва над Якорной Заводью. По-моему, они уже вышли. Энни сидит внизу у Заводи, а Джейн вернулась в поселок - проверить, не остался ли там кто-нибудь. Она сказала, что ей, может быть, удастся еще кого-нибудь позвать на помощь. Отбой! Передатчик умолк. У меня осталось впечатление, что мисс Коттер наслаждалась собой. Я спросил себя, как все-таки колонисты оценят все это в будущем. Преодолеют ли они теперешнее настроение, осознают ли, что были одержимы или, в лучшем случае, введены в заблуждение, и будут ли благодарны своим спасителям? Скорее, произойдет обратное. У них, как предположил Минти, останется смутное ощущение, что кто-то им противостоял и не дал сделать что-то нужное и правильное... Конечно, в том случае, если после сегодняшнего вечера в поселке еще кто-то останется... Впереди Перс сбавил ход, и фонтаны брызг из-под носа его траулера уменьшились. Он плавно отрулил в сторону, освобождая дорогу; раздался дробный стук, когда он бросил якорь и встал немного ниже Заводи ярдах в тридцати от берега. Я остановился в нескольких ярдах позади него, и остальные корабли флотилии поступили соответственно. Скоро на реке стало тихо, и поставленные на якоря лодки слегка покачивались на покрытой рябью воде. Я посмотрел в сторону берега. Тени от лодок протянулись по темной воде Заводи - угловатые черные профили на синей поверхности. За ними от кромки воды до самого хребта громоздились валуны, оставшиеся от давнего обвала. Их угловатые очертания смягчали редкие деревца и кустики, позолоченные солнцем. Парящие паутинки "воздушных змеев" искрились, как звезды. Я снова опустил взгляд на Заводь и подумал о том, что происходит сейчас в глубине, какие предсмертные мысли посещают Разум в конце его короткого века. И уловил слабые волны радости, благодарности и, зная теперь обо всем этом гораздо больше, чем прежде, постарался подавить свое отвращение к бесчеловечной логике Разума. Не мог же, я ожидать понимания со стороны полностью замкнутого на себя мозга, непривычного ни к какому виду сотрудничества, кроме симбиотической связи с чернугами. Какое дело Разуму до человеческих жизней? С какой стати? Он мог только защищаться от Человека или пытаться как-то его использовать... Том Минти что-то пробормотал и вытянул руку. Я посмотрел, куда он показывал, и увидел далеко слепа огоньки, двигавшиеся меж густых деревьев недалеко от вершины хребта. Они приближались, подпрыгивая и покачиваясь. Колонисты пробирались между валунами и спускались на берег. Было слышно, как чей-то голос давал указания; фонарики гасли, и люди один за другим выходили из лесного мрака к золотому в лучах солнца обрыву. Я обернулся и посмотрел на реку позади нас; в этом месте она широко разлилась, а противоположный склон - низкий и пологий. Я прикинул, что до сумерек оставалось по меньшей мере полчаса. Передающий Эффект усилился; и я уловил неразборчивый гул мыслей, полны растерянности пополам с ощущением единства. Эти люди сплотились. Мы - те, что находились в лодках, те, в ком восприимчивость и покорность подавил наркотик - оказались аутсайдерами. На какое-то мгновение меня даже охватила смутная печаль, я чувствовал себя чужим, по я не поддался ей, ибо знал, что она внушена Разумом. Я почти чувствовал, как Разум собирается для последнего усилия, а его могущество тает, да и сама жизнь близится к концу. Можно было заподозрить, что Разум больше не