Джон Кристофер. Смерть травы

   -----------------------------------------------------------------------
   John Christopher. The Death of Grass (1956) [= No Blade of Grass].
   OCR & spellcheck by HarryFan
   -----------------------------------------------------------------------


        ПРОЛОГ

     Долгую семейную размолвку, как порой случается, примирила смерть.
     Когда в начале лета 1933 года Хильда Кастэнс овдовела, она  в  первый
раз за тридцать лет замужества написала отцу.
     Настроения их были созвучны  -  Хильда  тосковала  по  родным  холмам
Уэстморленда, устав от мрачного Лондона, а одинокий  старик  мечтал  перед
смертью увидеть единственную дочь и незнакомых внуков.
     Мальчиков на похоронах не было. В свой маленький домик в Ричмонде они
приехали, когда начались летние каникулы в школе, а уже на следующее  утро
вместе с матерью отправлялись в дорогу.
     В поезде Джон - младший из братьев - спросил:
     - А  почему  мы  раньше  никогда  не  ездили  к  дедушке?  Ты  с  ним
поссорилась, да, мама?
     Хильда задумчиво смотрела в окно. Тусклые унылые  предместья  Лондона
колыхались в раскаленном воздухе душного летнего дня.
     - Трудно понять, почему так бывает, - неопределенно  сказала  она.  -
Начинаются раздоры, потом наступает отчужденность, молчание,  и  никто  не
хочет нарушить его первым.
     Теперь, когда прошло столько лет, Хильда уже без волнения  вспоминала
о той буре  чувств,  в  которую  она  окунулась  после  тихой  беззаботной
девичьей жизни в долине. Тогда, ослепленная обидой, она была уверена,  что
никогда не пожалеет о своем поступке; какое бы несчастье не ожидало  ее  в
чужих краях. Но судьба подарила ей счастливое замужество  и  замечательных
детей. Она даже удивлялась, как  могла  раньше,  в  детстве,  не  замечать
грязи, нищеты и убожества их жизни в долине. Конечно, отец  был  прав.  Он
все прекрасно понимал.
     - А кто начал ссору? - спросил Джон.
     "Почему двум людям  так  трудно  понять  друг  друга?"  -  с  горечью
подумала Хильда. Они с отцом были очень похожи, и кто знает -  может,  все
было бы иначе, если бы не ее гордость.
     - Теперь это уже не важно.
     Дэвид отложил номер "Бойз Оун Пейпер". Будучи  на  целый  год  старше
своего брата, он не намного обогнал Джона в росте.  Внешне  мальчики  были
очень похожи, и их даже  часто  принимали  за  близнецов.  Другое  дело  -
характер. Медлительный в движениях и  в  мыслях,  Дэвид  всегда  отличался
практической хозяйской жилкой. Джон вечно витал в облаках.
     - Мамочка, а какая она - долина? - спросил Джон.
     - Долина?  Она  прекрасна.  Она...  Нет,  пусть  для  вас  это  будет
сюрпризом. Ее невозможно описать словами.
     - Ну, пожалуйста, мамочка, - канючил Джон.
     - Мы ведь увидим ее из поезда? - глубокомысленно изрек Дэвид.
     Хильда рассмеялась.
     - Из поезда? Мы не увидим даже ее начала. От Стейвли  еще  почти  час
езды.
     - Такая большая? - удивился Джон. - И вся окружена холмами, да?
     Она улыбнулась.
     - Увидите.


     В Стейвли их встретил Джесс Хиллен, сосед старого  Беверли.  Погрузив
вещи в машину, они отправились в путь. День уже близился к концу,  и  лучи
заходящего солнца рассыпались из-за холмов, окружавших Слепой Джилл.
     Долина напоминала глубокую тарелку с высокими краями - голые скалы  и
поросшие вереском холмы взмывали вверх, точно хотели дотянуться  до  неба.
Роскошная  красота  долины  казалась  еще  великолепнее  в  столь   унылом
однообразном окружении. Теплый летний ветерок  ласкал  пшеничные  колоски,
вдали ярко вырисовывалась сочная зелень пастбища.
     Вход в долину едва ли мог быть еще уже.  Слева,  ярдах  в  десяти  от
дороги, высилась скала. Справа, у самой обочины,  пенилась  Лепе.  Дальний
берег реки закрывал другой путь в долину.
     Хильда повернулась к сыновьям.
     - Ну как?
     - С ума сойти! - воскликнул Джон. - Река... Откуда она взялась?
     - Это Лепе. Тридцать пять миль в длину и двадцать пять из них  -  под
землей, как говорят. Во всяком случае, вытекает она в долине действительно
из-под земли.
     - И, наверно, глубокая?
     - Да. И течение очень быстрое. Так что купаться здесь нельзя. Ее даже
специально обнесли проволокой, чтобы ненароком не  свалилась  какая-нибудь
корова.
     - Мне кажется, такая река должна зимой выходить из берегов, - заметил
Дэвид.
     - Да, так всегда и было, - кивнула Хильда. - А сейчас, Джесс?
     - Прошлой зимой нас отрезало на целый месяц, -  сказал  Джесс.  -  Но
теперь это не так страшно, ведь у нас есть радио.
     - Ужас какой, - воскликнул Джон. - Совсем-совсем отрезаны?  А  нельзя
было забраться на холмы?
     Джесс усмехнулся.
     - Пытались тут некоторые. Но по скалам не очень-то  поднимешься.  Так
что лучше сидеть дома, когда Лепе разливается.
     Хильда взглянула на старшего сына. Дэвид  пристально  всматривался  в
долину, утонувшую в вечерних сумерках. Виднелась  только  ферма  Хилленов,
дом Беверли стоял повыше.
     - Ну и что ты об этом думаешь, Дэвид?
     С трудом оторвавшись  от  чарующего  зрелища,  мальчик  повернулся  к
матери и, глядя ей прямо в глаза, сказал:
     - Я бы хотел здесь жить. Всегда.
     В то лето мальчикам было настоящее раздолье  в  их  затеях.  Во  всей
долине - полмили шириной и около трех - в длину - было только две фермы да
диковинная река, вытекавшая прямо из южной скалы.
     Несколько раз братья забирались на скалу и, стоя на вершине, смотрели
на косматые холмы,  густо  поросшие  вереском.  Внизу  зеленела  крошечная
долина. Джон упивался высотой, одиночеством и... властью. Фермерские  дома
сверху выглядели игрушечными. Казалось, можно было наклониться  и  поднять
их с земли. Утопающая в зелени  долина  напоминала  чудесный  оазис  среди
пустынных гор.
     Дэвиду не  нравились  эти  восхождения,  и  после  третьего  раза  он
отказался от новых подъемов - в долине ему было интереснее. Большую  часть
времени братья проводили порознь. Пока Джон бродил по окрестностям долины,
Дэвид оставался на ферме, к великой радости деда.
     На  исходе  второй  недели  теплым  пасмурным  днем  дед   с   внуком
отправились к реке. На ходу старик то и дело срывал  пшеничные  колоски  и
внимательно  изучал  их,  держа  на   вытянутых   руках   -   он   страдал
дальнозоркостью. Мальчик наблюдал за ним.
     - Похоже, будет отменный урожай, - сказал Беверли, -  если,  конечно,
глаза меня не подводят.
     Рядом бурлила река.
     - А мы еще будем здесь, когда созреет урожай? - спросил Дэвид.
     - Не знаю. Может, и будете. А ты сам-то хочешь?
     - Очень, дедушка!
     Они замолчали, лишь грохот волн  тревожил  тишину.  Старик  задумчиво
смотрел на долину. Полтора столетия возделывал ее род Беверли.
     -  Почему  бы  нам  не  узнать  друг  друга  получше?  -  сказал  он,
повернувшись к внуку. - Скажи, ты хотел бы стать фермером в долине,  когда
вырастешь?
     - Больше всего на свете.
     - Тогда все это будет твоим. земле нужен только один хозяин,  а  твой
брат, как мне кажется, не в восторге от такой жизни.
     - Джон хочет стать инженером.
     - Наверно, нельзя так говорить, но я  не  представляю,  какая  другая
жизнь  может  доставлять  столько  радости.  Это  очень   хорошая   земля.
Развернешь собственное дело.  Не  жизнь,  а  сказка.  На  Верхнем  Лугу  с
древности  сохранилось  несколько  каменных  плит.  Под  землей.  Говорят,
когда-то  долина  служила  крепостью.  Тебе,  конечно,  вряд  ли  придется
обороняться здесь против пуль и аэропланов. Но знаешь, всякий раз, когда я
выхожу из долины, у меня возникает странное чувство. Будто невидимая дверь
затворяется за спиной.
     - Я тоже почувствовал, - сказал Дэвид.
     - Мой дед, - продолжал  Беверли,  -  настоял,  чтобы  его  похоронили
здесь. Они были против. Черт бы их подрал! Каждый человек имеет право быть
похороненным в своей собственной земле.
     Он посмотрел на зеленые всходы пшеницы.
     - Только смерть может разлучить меня с долиной.


     На  следующий  день,  вдоволь  насладившись  вершинами  холмов,  Джон
спускался в долину.
     Бурлящий стремительный речной поток  стискивал  южные  склоны.  Вдруг
Джон заметил в скале расщелину. "Вот здорово!  Это  наверняка  пещера",  -
подумал он, и решил во что бы  то  ни  стало  добраться  до  нее.  Мальчик
спускался быстро, ловко, но осторожно. Смышленый и юркий,  Джон  вовсе  не
был безрассудно храбрым.
     Вот,  наконец,  и  трещина.  До  темного  водоворота  реки  -   футов
пятнадцать. Правда, Джона ждало разочарование - никакой  пещеры  не  было,
трещина да и только. Прямо над кромкой воды нависал большой камень, что-то
вроде выступа. "А что если попробовать забраться туда и  посидеть,  свесив
ноги в воду? - вдруг подумал  Джон,  -  Конечно,  не  так  интересно,  как
пещера, но все-таки - какое-никакое, а приключение".
     Джон осторожно опустился на четвереньки, и стал ползком подбираться к
краю выступа. Внизу рычала и грохотала река. Когда он был  почти  у  цели,
оказалось, что камень - весьма ненадежная опора, слишком мало места. Но  -
не отступать же на полдороге? Джон решил: "Опущу в воду только одну ногу".
Он скорчился в неудобной позе, чтобы расстегнуть сандалию и вдруг...  Нога
скользнула по мокрому  камню,  Джон  судорожно  попытался  удержаться,  но
схватиться было не за что. Он сорвался вниз, и свирепые, холодные  даже  в
разгар лета воды Лепе захлестнули его.
     Джон  неплохо  плавал,  но  бороться   с   неистовым   потоком   было
бессмысленно. Течение волокло его вниз, к глубинам канала. Этот канал река
промыла за  сотни  лет  до  того,  как  Беверли,  да  и  вообще  кто-либо,
поселились на ее берегах. Волны вертели мальчика, точно камешек.  Джон  не
чувствовал  ничего,  кроме  величественного  могущества  реки   и   своего
прерывистого пульса. Внезапно  он  увидел,  что  тьма  вокруг  ослабевает,
уступая солнечным лучам. Свет пробивался сквозь воду -  стремительную,  но
уже не столь глубокую. Сделав отчаянное усилие, Джон вынырнул и, судорожно
вздохнув, увидел, что находится почти на середине реки. Долина  кончилась.
Отсюда течение немного  успокаивалось,  и  Джон,  собрав  последние  силы,
поплыл к берегу. "Надо же, как далеко  унесло,  -  подумал  он,  -  и  как
быстро". Вдруг мальчик услышал скрип повозки, а чуть погодя - голос деда.
     - Эй, Джон! Купаешься?
     Ноги мальчика, наконец, коснулись дна,  и  он  медленно,  спотыкаясь,
побрел к берегу.
     - Ты весь дрожишь, парень! Что, сорвался? - спросил Беверли,  помогая
внуку забраться в двуколку.
     Запинаясь и едва  дыша  от  усталости,  Джон  рассказал,  что  с  ним
случилось. Старик выслушал, не перебивая.
     - Похоже, ты в рубашке родился, - сказал он, когда мальчик  закончил.
- Тут и любой взрослый не справился бы. Так говоришь, ты почувствовал  дно
еще на глубине? Когда-то мой отец рассказывал об этой отмели  на  середине
Лепе, но никто не пытался это проверить.
     Он взглянул на мальчика - Джон трясся, как в лихорадке.
     - Заболтался я совсем! Тебе же надо вернуться домой в  сухой  одежде.
Давай-ка, Ручеек!
     Старик немного сердился, и Джон торопливо проговорил:
     - Дедушка, ты ведь не скажешь маме, правда? Пожалуйста!
     - Как же не сказать? Она и сама увидит. Ты промок до костей.
     - Я высохну... на солнце.
     - Высохнешь, только не на этой неделе.  Погоди-ка...  Ты  не  хочешь,
чтобы мама узнала о твоих подвигах? Боишься, заругает?
     - Да.
     Их глаза встретились.
     - Ну хорошо, парень, - сказал дед. - Есть один выход. Поедем-ка мы  с
тобой на ферму Хилленов. Должен же ты где-нибудь высушиться. Идет?
     - Да, - ответил Джон. - Я согласен. Спасибо, дедушка.
     Колеса повозки скрипели по каменистой дороге.
     - Ты ведь хочешь стать инженером? - первым нарушил молчание старик.
     - Да, дедушка, - сказал Джон, с трудом отрывая зачарованный взгляд от
могучего течения реки.
     - А фермером, значит, не хочешь?
     - Не особенно, - осторожно произнес Джон.
     - Думаю, не хочешь, - спокойно сказал старик.
     Он хотел что-то добавить, но передумал. Только почти  у  самой  фермы
Беверли наконец снова заговорил:
     - Я рад. Больше всего на свете я люблю эту землю. Но есть одна  вещь,
которой  она  не  стоит.  Самая  прекрасная  земля  в  мире  может   стать
бесплодной, когда в ней посеяна вражда между братьями.
     Он остановил пони и крикнул Джесса Хиллена.



        1

     Четверть века спустя братья  стояли  на  берегу  Лепе.  Дэвид  поднял
трость и показал на склон холма:
     - Вон они!
     Проследив за взглядом брата, Джон засмеялся.
     - Дэви, как обычно, задает темп, но бьюсь об заклад, что выносливость
Мэри победит, и она будет Первой-На-Вершине.
     - Не забывай, что она года на два старше.
     - Ты - плохой дядя - слишком явно благоволишь к племяннику.
     Оба усмехнулись.
     - Мэри - славная девчушка, - сказал Дэвид, но  Дэви...  просто,  Дэви
есть Дэви.
     - Тебе бы жениться и завести своих собственных.
     - Мне никогда не хватает времени на ухаживания.
     - Я думал, вы тут, в деревне, совмещаете это с  посадкой  капусты,  -
заметил Джон.
     - Я не выращиваю  капусту.  Сейчас  нет  смысла  заниматься  чем-либо
другим,  кроме  пшеницы  и  картофеля.  Я  делаю  только  то,  чего  хочет
правительство.
     Джон взглянул на него с изумлением:
     - Мне нравится твоя искренность,  начинающий  фермер.  Ну,  а  что  с
твоими коровами?
     - Думаю, с  молочным  стадом  придется  расстаться.  Коровы  занимают
больше земли, чем того стоят.
     Джон покачал головой.
     - Не могу представить долину без них.
     - Это устаревшая иллюзия горожанина, будто бы  деревня  не  меняется.
Она меняется больше, чем город. Изменения в городе сводятся лишь к  замене
зданий, которые становятся еще выше и еще уродливее, вот и все. Деревня же
всегда меняется фундаментально.
     - Можем поспорить, - возразил Джон. - В конце концов...
     - Анна идет, - перебил его Дэвид и добавил, когда  Анна  была  совсем
близко.
     - И ты еще спрашиваешь, почему я никак не женюсь?
     Анна положила руки им на плечи.
     - Что мне нравится в долине, - сказала она, - так это  высокий  класс
деревенских комплиментов. Дэвид, ты действительно хочешь знать, почему  ты
не женишься?
     - Он говорит, что у него не хватает времени, - сказал Джон.
     - Ты просто гибрид, - объявила Анна, - в тебе достаточно от  фермера,
чтобы считать жену своей собственностью, но,  будучи  новомодным  типом  с
университетским образованием, ты с изяществом испытываешь от этого чувство
неловкости.
     - И как же по-твоему я буду обращаться  со  своей  женой?  -  спросил
Дэвид, - впрягу ее в плуг, если сломается трактор?
     - Все зависит от жены, сможет ли она с тобой справиться.
     - Скорее всего, она сама впряжет тебя в плуг, - засмеялся Джон.
     - Тебе придется  подыскать  мне  такую  милашку.  У  тебя  ведь  есть
приятельницы, способные справиться с Уэстморлендской твердыней?
     - Слушай, - сказала Анна, - сколько уже было таких попыток?
     - Брось! Они все были либо плоскогрудые  дивы  в  очках,  с  грязными
ногтями и "Нью Стэйтмэн" подмышкой,  либо  особы  в  твидовых  костюмчиках
нелепых цветов, нейлоновых чулках и туфлях на высоких каблуках.
     - А как насчет Нормы?
     - Норме, - ответил Дэвид, - очень  хотелось  понаблюдать  за  случкой
жеребца и кобылы. Она, вероятно,  считала  это  чрезвычайно  интересным  и
полезным опытом.
     - Ну что же тут плохого для фермерской жены?
     - Не знаю, - сухо ответил Дэвид. - Но это шокировало старого  Джесса.
Наши понятия о приличиях отличаются от общепринятых, хотя,  может,  они  и
смешны.
     - Я как раз об этом и говорила, - сказала Анна, - ты еще недостаточно
цивилизован и всю жизнь проживешь холостяком.
     Дэвид усмехнулся:
     - Хотелось бы знать, можно ли надеяться, что Дэви когда-нибудь спасет
меня от окончательной деградации?
     - Дэви собирается стать архитектором, - сказал Джон. -  Ты  бы  видел
чудовище, которое я сейчас помогаю ему строить.
     - Дэви сделает так, как сочтет нужным, - заметила Анна. - А пока, мне
кажется, он готовится стать альпинистом. А Мэри? О ней вы забыли?
     - Не представляю Мэри архитектором, - сказал Джон.
     - Мэри выйдет замуж, - добавил Дэвид, - как  любая  женщина,  которая
чего-нибудь стоит.
     Анна изучающе посмотрела на них:
     - Вы оба настоящие дикари. По-моему,  все  мужчины  такие.  Только  у
Дэвида налет цивилизованности почти совсем облупился.
     - Что плохого в том, если я считаю замужество само собой разумеющимся
для женщины? - спросил Дэвид.
     - Я не удивлюсь, если Дэви тоже женится, - сказала Анна.
     - В университете я знал одну девушку из  Ланкашира.  Она  сбежала  от
своего отца в четырнадцать лет, и  ей  было  совершенно  все  равно,  куда
бежать. Училась она лучше всех нас, но, так  и  не  закончив  курс,  вышла
замуж за американского летчика и уехала с ним в Детройт.
     - И поэтому, - заметила Анна, - теперь вы не представляете для  своих
дочерей иной судьбы, кроме неизбежного замужества за американским летчиком
из Детройта.
     Дэвид улыбнулся:
     - Что-то вроде этого.
     Анна сердито  взглянула  на  него,  но  удержалась  от  комментариев.
Некоторое время они молча шли вдоль  берега  реки.  Стоял  теплый  майский
день. По лазурному небесному пастбищу  неспешно  брели  облака.  В  долине
всегда как-то по-особенному ощущалось небо, словно обрамленное окружающими
ее холмами.
     - Какая мирная, спокойная земля! - воскликнула Анна. - Тебе  повезло,
Дэвид!
     - Оставайтесь, - предложил он. - Нам нужны лишние  руки  -  ведь  Люк
болеет.
     - Мое чудовище зовет меня, - сказал Джон.  -  Да  и  дети  не  станут
делать задание на каникулы, пока они здесь. Боюсь, нам придется  вернуться
в Лондон в воскресенье, как намечали.
     - Такие богатства вокруг! Посмотрите на все это, а потом вспомните  о
несчастных китайцах.
     - Ты слышал какие-нибудь новости перед отъездом?
     - Увеличилось количество судов с зерном из Америки.
     - А что слышно из Пекина?
     - Официальных сообщений нет. Но похоже, Пекин в огне.  А  в  Гонконге
пришлось отражать атаки на границе.
     - Очень благородно, - насмешливо произнес  Джон.  -  Вы  когда-нибудь
видели старые фильмы о кроличьей чуме  в  Австралии?  Изгороди  с  колючей
проволокой в десять футов высотой, и кролики  -  сотни,  тысячи  кроликов.
Сгрудившись возле заграждения, они  давят  на  него,  напрыгивая  друг  на
друга, пока в конце концов, не перелезут через изгородь, или она  сама  не
рухнет под их тяжестью. То же самое сейчас творится  в  Гонконге.  Только,
давя друг друга, через изгородь  перелезают  не  кролики,  а  человеческие
существа.
     - По-твоему, это также плохо? - спросил Дэвид.
     - Намного хуже. Кролики движимы только слепым  инстинктом  голода.  А
люди обладают разумом, поэтому, чтобы остановить  их,  придется  приложить
гораздо больше усилий. Я думаю, патронов для ружей  у  них  предостаточно,
но, если бы даже их было мало, ничего бы не изменилось.
     - Думаешь, Гонконг падет?
     - Уверен. Давление будет расти до тех пор,  пока  не  уничтожит  его.
Людей  можно  расстреливать  с  воздуха  из  пулемета,  бомбить,  поливать
напалмом, но на месте каждого убитого тут же окажется сотня из глубинки.
     - Напалм! - воскликнула Анна. - Нет!
     - А что же еще? Для эвакуации всего Гонконга нет кораблей.
     - Но ведь в Гонконге нет достаточного количества продуктов,  и,  если
они  действительно  захватили  его,  им  придется  вернуться,  не   солоно
хлебавши.
     - Верно. Но что это меняет? Люди умирают от голода. В таком положении
человек способен на убийство из-за куска хлеба.
     - А Индия? - спросил Дэвид, - Бирма и вся остальная Азия?
     -  Бог  знает.   В   конце   концов,   они   получили   какое-никакое
предупреждение на примере Китая.
     - Как же они надеются сохранить это в тайне? - спросила Анна.
     Джон пожал плечами.
     - Они отменили голод с помощью закона - помнишь? И  потом,  в  начале
все выглядит просто. Вирус был изолирован  в  течение  месяца,  когда  уже
поразил рисовые поля. Ему даже придумали изящное название - вирус Чанг-Ли.
Все, что от них требовалось, - найти  способ  уничтожить  вирус,  сохранив
растение, либо вывести вирусоустойчивую породу. И, наконец, они просто  не
ожидали, что вирус начнет распространяться так быстро.
     - Но когда урожай уже был уничтожен?
     - Они боролись с голодом - честь им и хвала - в надежде  продержаться
до весеннего урожая. К тому же, они были  убеждены,  что  к  тому  времени
справятся с вирусом.
     - Американцы считают, что смогут решить эту проблему.
     - Им удастся спасти остальную часть Дальнего Востока.  Спасать  Китай
уже слишком поздно - отсюда и Гонконг.
     Анна  смотрела  на  склон  холма.   Маленькие   фигурки   по-прежнему
карабкались к вершине.
     - Дети умирают от голода, -  сказала  она,  -  ведь  наверняка  можно
что-нибудь сделать?
     - Что? - спросил Джон. - Мы отправляем продукты, но это капля в море.
     - И мы спокойно разговариваем, смеемся, шутим на  плодородной  мирной
земле, - сказала она, - когда творится такой кошмар.
     - Что мы можем сделать, дорогая моя, - ответил Дэвид. - И раньше было
достаточно людей, умирающих каждую минуту. Смерть есть смерть -  случается
ли это с одним человеком или с сотней тысяч.
     - Наверно, ты прав, - задумчиво проговорила Анна.
     - Нам еще повезло, - сказал Дэвид. - Вирус мог уничтожить и пшеницу.
     - Но тогда результат был бы менее плачевным, - возразил  Джон.  -  Мы
ведь не зависим от пшеницы, как китайцы, да и вообще все азиаты - от риса.
     - Ничего утешительного. Наверняка - нормированный хлеб.
     - Нормированный хлеб! -  воскликнула  Анна.  -  А  в  Китае  миллионы
борются за горстку зерна.
     Наступило  молчание.  В  безоблачном  небе  сияло  солнце.  Слышалась
звонкая песня дрозда.
     - Бедняги, - сказал Дэвид.
     - Как-то в поезде я видел одного парня, - заметил Джон. -  Так  он  с
явным удовольствием разглагольствовал, дескать, китаезы получили  то,  что
заслужили, мол, так им, коммунистам,  и  надо.  Если  бы  не  дети,  я  бы
поделился с ним своим мнением по этому поводу.
     - А разве мы намного лучше? - спросила Анна. - Мы чувствуем сожаление
только сейчас, а в остальное время забываем о них и продолжаем  как  ни  в
чем ни бывало заниматься своими делами.
     - Нам ничего другого не остается, - сказал  Дэвид.  -  Тот  парень  в
поезде - я не думаю, что он постоянно злорадствует. Так же и  мы.  Не  так
плохо, пока мы понимаем, как нам повезло.
     - Разве?
     Легкий ветерок раннего лета  донес  слабый  крик.  Они  взглянули  на
вершину холма. На фоне неба  вырисовывалась  человеческая  фигурка.  Через
несколько минут рядом появилась еще одна.
     Джон улыбнулся.
     - Мэри первая. Выносливость победила.
     - Ты имеешь ввиду возраст, - сказал Дэвид. - Давайте покажем, что  мы
видим их.
     Они помахали руками, и два крошечных пятнышка замахали им в ответ.
     - Мне кажется, Мэри решила стать врачом, - сказала  Анна,  когда  они
продолжили свою прогулку.
     - Ну что же, разумная идея, - заметил Дэвид. - Она может выйти  замуж
за другого врача и организовать совместную практику.
     - В Детройте, да? - усмехнулся Джон.
     - Это одно из полезных занятий, по мнению Дэвида, - сказала  Анна.  -
Так же, как и хорошая кухарка.
     Дэвид ткнул тростью в ямку.
     - Когда живешь среди простых вещей, -  сказал  он,  -  всегда  больше
ценишь их. Я разделяю полезные занятия  по  степени  важности  на  первые,
вторые и третьи. А уж потом можно взяться и за небоскребы.
     - Но если у тебя не будет инженеров, способных  соорудить  достаточно
вместительное приспособление, чтобы втиснуть туда  министерство  сельского
хозяйства, куда же вы, фермеры, тогда денетесь?
     Дэвид не ответил на насмешку. Они  дошли  до  места,  где  справа  от
тропинки  начиналась  болотистая  земля.  Дэвид  наклонился   и   выдернул
несколько стебельков - они легко поддались.
     - Ядовитые сорняки? - спросила Анна.
     Дэвид покачал головой.
     - Oryzoides рода Leersia семейства Oryzae.
     - Пожалуйста, без своих ботанических заморочек, - сказал Джон. -  Это
ничего не значит для меня.
     - Очень редкая для  Британии  трава,  -  продолжал  Дэвид.  -  Весьма
необычная для здешних мест, изредка ее можно найти  в  южных  графствах  -
Хэмпшире, Сари и так далее.
     - Похоже, листья гниют, - сказала Анна.
     - И корни - тоже, - добавил Дэвид,  -  Oryzae  включает  два  вида  -
Leersia и Oryza.
     - Звучит, как имена прогрессивных женщин, - усмехнулся Джон.
     - Oryza sativa, - сказал Дэвид, - это рис.
     - Рис! - воскликнула Анна. - Тогда...
     - Трава риса, - кивнул Дэвид.
     Он достал  длинное  лезвие  и  срезал  травинку,  сплошь  испещренную
темно-зелеными с  коричневой  серединкой  пятнышками  неправильной  формы.
Последний дюйм стебелька уже разлагался.
     - Вот это и есть вирус Чанг-Ли, - объявил Дэвид.
     - Здесь, в Англии? - удивился Джон.
     - Да, на нашей славной зеленой земле, - ответил Дэвид. - Я знал,  что
он достигнет Leersia, но не ожидал, что так скоро.
     Анна зачарованно смотрела на грязную гниющую траву.
     - Слава Богу, что у него избирательный вкус, - сказал  Дэвид.  -  Эта
чертова штуковина прошла пол-мира, чтобы прицепиться  к  маленькому  пучку
травы - может, единственному на несколько сотен таких же во всей Англии.
     - Да, - произнес Джон. - А ведь пшеница - тоже трава, правда?
     - И пшеница, - ответил Дэвид, - и рожь, и овес, и ячмень,  не  говоря
уже о корме для скота. Так что, все может  обернуться  гораздо  хуже,  чем
сейчас у китайцев.
     - Для нас, - не выдержала Анна, - ты ведь это имеешь ввиду? А  о  них
мы опять забыли. И через пять минут  найдем  какой-нибудь  новый  предлог,
чтобы вовсе не вспоминать.
     Дэвид смял траву в руке и бросил в реку.
     - Ничего другого мы сделать не можем, - сказал он.



        2

     К началу девятичасовых новостей Анна машинально включила Радио.  Джон
долго медлил со следующим ходом, хмуря брови поверх карт, и они  никак  не
могли закончить третью партию. Роджеру и Оливии не хватало всего  тридцати
очков, чтобы выиграть роббер. <третья  партия  в  карточных  играх,  когда
каждая сторона уже выиграла по одной>
     - Ну, давай, старина! - нетерпеливо сказал Роджер Бакли. - Как насчет
того, чтобы наконец исхитриться с этой "девяткой"?
     Роджер был единственным из старых армейских друзей Джона,  с  которым
он поддерживал близкие отношения. Анна невзлюбила Роджера с первой  минуты
знакомства, да и потом просто терпеливо мирилась с его присутствием. Ей не
нравилось его мальчишество и странные минуты жесточайшей депрессии. Но еще
больше ей не нравилась необычайная твердость  его  натуры  в  сочетании  с
этими качествами.
     Анна была абсолютно уверена, что Роджер знает о  ее  чувствах,  и  не
обращает на них никакого внимания - так же, как и на многие  другие  вещи,
считая их несущественными. Когда-то это еще больше усилило ее неприязнь, а
одно обстоятельство послужило причиной,  из-за  которой  она  даже  хотела
отлучить Джона от его дружбы с Роджером.
     Этим обстоятельством была Оливия. Вскоре после их  знакомства  Роджер
привел довольно крупную спокойную  застенчивую  девушку  и  представил  ее
своей  невестой.  Несмотря  на  удивление,  Анна  была  уверена,  что  это
помолвка, как и несколько предыдущих, о которых рассказывал Джон,  никогда
не кончится женитьбой. Но она ошиблась. Сначала  она  думала,  что  Роджер
бросит Оливию в затруднительном положении. Потом,  когда  свадьба  уже  не
вызывала никаких сомнений, она искренне жалела Оливию  и  хотела  защитить
ее, будучи уверенной, что теперь-то Роджер покажет свое истинное лицо.  Но
постепенно Анна обнаруживала, что Оливия не нуждается ни в ее жалости,  ни
в ее покровительстве, а напротив - очень счастлива в союзе с Роджером.  Да
и сама Анна оказалась в большой зависимости от теплого спокойного  участия
Оливии. Поэтому, по-прежнему не любя Роджера, она более-менее  примирилась
с ним из-за Оливии.
     Джон, наконец, пошел маленькой бубнушкой на короля.  Оливия  спокойно
покрыла   "восьмеркой".   Джон,   поколебавшись,   бросил   "вальта".    С
торжествующим хихиканьем Роджер накрыл все это "дамой".
     Из  радиоприемника  послышался  голос  с  характерным   произношением
дикторов "Би-Би-Си":
     - Чрезвычайный Комитет Объединенных Наций в своем  очередном  рапорте
из Китая сообщает, что по самым заниженным оценкам число смертей  в  Китае
достигает двухсот миллионов...
     - А  "черви"-то  у  них  слабоваты,  -  пробормотал  Роджер.  -  Надо
воспользоваться...
     - Двести миллионов! Невероятно! - воскликнула Анна.
     - Что такое двести миллионов? - сказал Роджер. - Этих  китаезов  пруд
пруди, через пару поколений наплодят кучу новых.
     Анна хотела было что-то  возразить  на  циничные  слова  Роджера,  но
передумала,  поглощенная   мрачными   картинами,   которые   рисовало   ее
воображение.
     - В дальнейшем, - продолжал радиокомментатор, - в рапорте говорится о
том, что в экспериментах с изотопом-717 достигнут  почти  полный  контроль
над вирусом Чанг-Ли. Опыление рисовых полей  этим  изотопом  должно  стать
немедленной   акцией   вновь   созданного   Авиаполка   Воздушной   Помощи
Объединенных  Наций.  Предполагается,  что  запасов  изотопа  хватит   для
незамедлительной защиты всех рисовых полей. Те, что находятся в угрожающем
состоянии, будут обработаны в  течение  нескольких  дней,  остальные  -  в
течение месяца.
     - Слава Богу хоть за это, - сказал Джон.
     - Когда ты, наконец, закончишь молиться деве  Марии,  -  перебил  его
Роджер, - тебя не затруднит покрыть это маленькое сердечко?
     - Роджер, - мягко запротестовала Оливия.
     - Двести миллионов, - продолжал Джон, - Памятник человеческой гордыне
и упрямству. Если бы над вирусом поработали шестью  месяцами  раньше,  они
были бы теперь живы.
     - Кстати, о памятниках человеческой гордыне, - вставил  Роджер,  -  и
пока ты думаешь, как бы вывернуться, и не пойти этим чертовым  тузом,  как
там твой собственный Тадж-Махал? Ходят слухи о проблемах с рабочей силой?
     - А есть хоть что-нибудь, о чем ты не слышал?
     Роджер  был  инспектором  по  общественным  связям   в   Министерстве
Промышленности. Он жил в мире сплетен и слухов, которые, по  мнению  Анны,
питали его природную жестокость.
     - Ничего существенного, - сказал Роджер. - Как  думаешь,  поспеете  к
сроку?
     - Передай своему министру, - ответил Джон, -  пусть  его  коллега  не
боится - плюшевый гарнитур для него будет готов без опоздания.
     - Вопрос в том, - заметил  Роджер,  -  будет  ли  коллега  готов  для
гарнитура.
     - Опять сплетни?
     - Я бы не назвал это сплетнями. Может, конечно, его шея неуязвима для
топора, интересно было бы взглянуть.
     - Роджер,  -  не  удержалась  Анна,  -  ты  что,  получаешь  огромное
удовольствие от вида людских страданий?
     Она тут же пожалела о сказанном. Роджер посмотрел на  нее  изумленным
взглядом. У него было обманчиво мягкое лицо  с  безвольным  подбородком  и
большими карими глазами.
     - Я - маленький мальчик, я никогда не вырасту, - дурачась, сказал он,
- если бы ты была в моем возрасте, ты бы наверняка хохотала над толстяком,
поскальзывающимся на банановой кожуре. Но тебе  жалко  смотреть,  как  они
ломают себе шеи, жалко их несчастных жен и кучу  голодных  ребятишек.  Так
что, уж будь добра, позволь мне играть в свои игрушки.
     - Он безнадежен, - сказала Оливия. - Не обращай внимания, Анна!
     Она говорила с поразительным спокойствием, словно терпеливая  мать  с
непослушным ребенком.
     -  Все  вы  -  взрослые  чувствительные  люди,  -  продолжал  Роджер,
по-прежнему глядя на Анну, - должны зарубить себе на носу; сейчас сила  на
вашей стороне. Вы живете в мире, где все говорит в пользу чувствительных и
цивилизованных людей. Но это очень ненадежно. Возьмите хотя бы  древнейшую
цивилизацию Китая и посмотрите, что из этого вышло. Когда начинает  урчать
в животе, забываешь о хороших манерах.
     - Я все-таки  вынужден  согласиться,  -  сказал  Джон,  -  ты  просто
атавизм, Роджер!
     - Иногда мне кажется, что они со Стивом ровесники, - сказала Оливия.
     Стив был девятилетним сыном Бакли. Роджер слишком  любил  его,  чтобы
отпустить в школу.  Невысокий  для  своего  возраста,  явно  недоношенный,
мальчик был подвержен странным приступам внезапной жестокости.
     - Но Стив-то повзрослеет, - заметила Анна.
     Роджер усмехнулся:
     - Тогда он не мой сын.


     Когда дети вернулись домой на каникулы, семейства Кастэнсов  и  Бакли
отправились на уик-энд к морю. Обычно для  таких  поездок  они  вскладчину
брали напрокат караван. Одна машина тянула домик  на  колесах  на  пути  к
морю, другая -  на  обратном  пути.  Караван  служил  домом  для  четверых
взрослых, дети спали рядом в палатке.
     Чудесным субботним утром они лежали на нагретой солнцем гальке. Рядом
тихо плескалось море. Дети ловили крабов вдоль берега. Джон, Анна и Оливия
просто грелись на солнышке,  Роджер  -  более  непоседливый  по  натуре  -
сначала  помогал  детям,  потом  тоже  лег.   Он   явно   казался   чем-то
обеспокоенным.
     Когда Роджер уже в который раз посмотрел на часы, Джон не выдержал:
     - Ну ладно, надо чем-то заняться.
     - Интересно, чем? - спросила Анна. - Может, хочешь приготовить обед?
     - Лучше спустимся-ка мы с Роджером в деревню, - ответил Джон.  -  Они
сейчас откроются.
     - Они уже полчаса как открылись, - заметил  Роджер.  -  Возьмем  твою
машину.
     - Ланч в час, - объявила Оливия. - Опоздавшим ничего не достанется.
     - Не волнуйся.


     Глядя на стоявшие перед ним стаканы, Роджер сказал:
     - Так-то лучше. На море меня всегда мучит жажда. Должно  быть,  из-за
соленого воздуха.
     - Ты немного раздражен, Родж, - сказал Джон, отпив из своего стакана.
- Я еще вчера заметил. Тебя что-то беспокоит?
     Они сидели в баре. Через открытую дверь виднелась дорожка, посыпанная
гравием, и широкая полоса ровно подстриженной травы рядом  с  ней.  Воздух
был теплым и влажным.
     - Раздражен, говоришь? Возможно.
     - Могу ли я чем-нибудь помочь?
     Роджер пристально посмотрел на него.
     -  Первая  обязанность  инспектора  по  общественным  связям  -   это
преданность, вторая - благоразумие, и третья -  луженая  глотка  и  хорошо
подвешенный язык. Моя беда в том, что я всегда держу  пальцы  скрещенными,
когда клянусь в верности и благоразумии тем, кто вовсе не  является  моими
друзьями.
     - Что случилось?
     - Будь ты на моем месте - ни за что бы не рассказал. Поэтому я  прошу
тебя помалкивать. Даже Анна не должна знать. Оливии я тоже не говорил.
     - Если это так серьезно, может, лучше не рассказывать?
     - Откровенно говоря, было бы умнее, если бы  они  не  держали  все  в
тайне, хотя и это не важно. Все равно, так или иначе, люди узнают.
     - Слушай, ты меня заинтриговал!
     Роджер осушил свой стакан, подождал, пока Джон сделает то же самое  и
пошел к стойке за новой порцией. Вернувшись, он  долго  молчал,  потягивая
пиво.
     - Помнишь изотоп-717? - наконец сказал он.
     - Это та дрянь, которой опрыскивали рис?
     - Да. Было разработано два  предложения,  как  справиться  с  вирусом
Чанг-Ли. Первое - найти что-либо, способное убить его. Второе -  лучшее  -
вывести вирусоустойчивую  породу  риса.  Второе  средство  требовало  явно
больше времени, и поэтому привлекло меньше сторонников.  Когда  ухватились
за первый способ, оказалось, что 717-ый очень эффективно действует  против
вируса. Тогда он был запущен в работу.
     - И вирус действительно был уничтожен, я видел фотографии.
     - Из того, что я слышал, выходит, будто вирусы  -  какие-то  забавные
глупые зверушки.  Так  вот,  если  бы  они  вывели  вирусоустойчивый  рис,
проблема  была  бы  решена  полностью.  Почти  всегда  можно  найти   вид,
устойчивый к тем или иным вирусам, если хорошенько поискать.
     Джон внимательно посмотрел на него:
     - Продолжай.
     - По-видимому, это был  комбинированный  вирус.  К  сегодняшнему  дню
идентифицировано пять разновидностей. Когда запустили 717-ый, было найдено
только четыре разновидности  вируса,  и  717-ый  убил  их  всех.  А  когда
выяснилось, что вирус так и не уничтожен, обнаружилась пятая.
     - Но в этом случае...
     - Чанг-Ли далеко впереди по очкам.
     - Ты имеешь ввиду -  на  полях  по-прежнему  есть  следы  воздействия
вируса? Но ведь это наверняка просто следы изотопа.
     - Да, просто следы, - задумчиво произнес Роджер. - Конечно, может нам
и повезло, и пятый  не  успел  натворить  столько  бед,  как  четверо  его
предшественников. Хотя, судя по тому, что я  слышал,  он  распространяется
так же быстро, как оригинал.
     - Вот мы и вернулись к тому, с чего  начали,  -  медленно  проговорил
Джон. - В конце концов, если справились с четырьмя, то одолеют и пятый.
     - То же самое я говорю и себе, - сказал Роджер. -  Только  есть  одно
"но".
     - Ну?
     - Пятый прикрывался другими, пока 717-ый  не  начал  работать.  Я  не
понимаю, как это делается, но более сильные вирусы каким-то образом словно
отодвинули его на время в тень на время. А когда 717-й уничтожил их, пятый
вышел вперед и показал зубы. От своих старших братьев он отличается  одной
очень существенной особенностью.
     Роджер глотнул пива. Джон молчал.
     - Если Чанг-Ли имел весьма избирательный вкус и питался родом  Oryzae
семейства Gramineae,  то  пятый  гораздо  менее  разборчив.  Он  прекрасно
чувствует себя на всей Gramineae.
     - Gramineae!
     Роджер невесело улыбнулся:
     - Я сам только недавно подцепил этот жаргончик. Gramineae означает  -
трава, вся трава.
     - Нам повезло, - сказал Джон, вспомнив о Дэвиде.  -  Ведь  пшеница  -
тоже трава.
     - Пшеница, овес, ячмень, рожь - и это только начало.  Потом  -  мясо,
молоко, птица. Через пару лет мы будем сидеть на рыбе и  чипсах,  если  не
разжиреем настолько, чтобы лениться их жарить.
     - Они найдут какой-нибудь выход!
     - Да. Конечно, найдут. Ведь нашли же ключик к  оригинальному  вирусу,
правда? Интересно, за что примется номер шестой - может, за картофель?
     - Если они и хранят все  в  тайне,  -  сказал  Джон  после  короткого
молчания, - я имею ввиду на международном уровне,  так,  наверно,  потому,
что решение у них уже в кармане.
     - Это по-твоему. А, по-моему, они ждут момента, чтобы пустить  в  ход
пулеметы.
     - Пулеметы?
     - Они должны подготовиться к следующим двумстам миллионам.
     - До этого дело не  дойдет.  На  помощь  будут  брошены  все  мировые
ресурсы.  В  конце  концов,  если  бы  китайцам  хватило  здравого  смысла
попросить помощи...
     - Мы - блестящая раса, - заметил Роджер. - Мы научились  использовать
уголь и нефть, а когда показались первые признаки  истощения  их  запасов,
запрыгнули в  коляску  ядерной  энергетики.  Последние  сто  лет  прогресс
человечества явно стоит на  месте.  Если  бы  я  был  марсианином,  то  не
поставил бы даже тысячу против  одного  на  интеллект,  побежденный  таким
пустяком, как вирус. Не подумай, что я - пессимист, но я не стану  держать
пари, даже если ставки так заманчивы.
     - Ну что ж, проживем на рыбе и овощах. Это еще не конец света.
     - Проживем ли? Все? Только не с нашим сегодняшним запасом продуктов.
     -  Полезно  иметь  фермера  в  семье  -  узнаешь  кое-какую  полезную
информацию.  Один  акр  земли  приносит  пару  центнеров  мяса,   тридцать
центнеров хлеба. Но тот же акр земли может дать и десять тонн картофеля
     - Ты меня обнадежил, - заметил Роджер. - Теперь  я  верю,  что  пятый
вирус не уничтожит все человечество. Мне остается только побеспокоиться  о
своем ближайшем окружении, отключившись от более глобальных проблем.
     - Черт возьми! - воскликнул Джон. - Британия же - не Китай!
     - Нет, - сказал Роджер. - Это страна  пятидесяти  миллионов,  которая
импортирует почти половину потребляемых ею продуктов.
     - Значит, придется потуже затянуть пояса.
     - Затянутый пояс довольно глупо смотрится на скелете.
     - Я же сказал тебе: если  посадить  вместо  злаков  картофель,  можно
получать урожай в шесть раз больше.
     - А теперь пойди и скажи это правительству. Только сначала хорошенько
подумай. Что бы ни случилось, мне пока не хочется терять  свою  работу.  И
потом, если я близок к истине, ты имеешь существенное  преимущество.  Даже
если бы я был уверен,  что  ты  -  единственный  человек,  владеющий  этой
информацией, и что она могла бы спасти всех нас от голодной смерти, я  все
равно бы дважды подумал, прежде чем советовать тебе афишировать мои тайные
слабости.
     - Дважды, - сказал Джон, - но не трижды. Ведь это может стать и твоим
будущим.
     - А-а, -  протянул  Роджер,  -  но  ведь  кто-нибудь  еще  _м_о_ж_е_т
владеть этой информацией, _м_о_г_у_т_ быть другие  пути  нашего  спасения,
вирус м_о_ж_е_т_ исчезнуть сам по себе, даже небо  _м_о_ж_е_т_  упасть  на
землю, а мне следует бросить работу просто так. Теперь переведи все это на
язык политических терминов и на правительственный уровень.  Конечно,  если
мы не найдем способ остановить вирус, единственным разумным решением будет
посадить картофель на каждом клочке земли,  где  только  возможно.  Но  на
какой стадии станет ясно, что вирус нельзя остановить? А если мы превратим
славную  зеленую  английскую  землю  в  картофельные  плантации,  и  потом
кто-нибудь в конце концов уничтожит вирус, ты  представляешь,  что  скажут
люди, когда в следующем году вместо хлеба им предложат картофель?
     - Я не знаю, что они скажут. Но я знаю,  что  следовало  бы  сказать.
Слава Господу хоть за то, что мы не скатимся до каннибализма, как в Китае!
     - Благодарность - не самая бросающаяся в  глаза  национальная  черта,
если смотреть с политической точки зрения.
     Джон  задумчиво  смотрел  в  открытую  дверь.  На   зеленой   лужайке
деревенские мальчишки играли в крикет. Весело, словно играя  с  солнечными
лучиками, звенели детские голоса.
     - Наверно, мы оба немножко паникеры, -  сказал  Джон.  -  Ведь  между
сообщением о пятой разновидности вируса и перспективой картофельной диеты,
голода или каннибализма - большое расстояние. С того времени,  как  ученые
по-настоящему взялись за дело, прошло только три месяца.
     - Да, ответил Роджер. - Это-то меня и беспокоит. Любое  правительство
стремится успокоить народ подобными заверениями.  Ученые  еще  никогда  не
подводили нас. Будем надеяться, что не подведут и на этот раз. А, впрочем,
смотри на все с любовью, как в последний  раз,  -  он  поднял  свой  почти
пустой стакан. - Мир без пива? Невозможно! Давай выпьем и  нальем  еще  по
стаканчику.



        3

     Летом  новости  о  пятой  разновидности   вируса   Чанг-Ли   все-таки
просочились. Вскоре  стало  известно  о  беспорядках  в  районах  Дальнего
Востока, расположенных рядом с очагом заражения. Западный мир  откликнулся
благотворительной миссией. В  пострадавшие  районы  отправляли  зерно,  но
потребовались бронированные дивизии, чтобы сохранить его. Тем  временем  в
лабораториях всего  мира  продолжалась  борьба  с  вирусом.  Фермерам  под
угрозой высокого  штрафа  было  приказано  держать  в  строжайшем  секрете
возможные признаки  появления  вируса,  а  за  пораженные  урожаи  обещана
хорошая компенсация. Обнаружилось, что "пятый", как и сам  вирус  Чанг-Ли,
передается  и  по  воздуху,  и  путем  корневых  контактов.  Чтобы  как-то
приостановить распространение вируса до тех пор,  пока  не  будет  найдено
верное средство против него, было  решено  применить  тактику  уничтожения
зараженных растений и очищения земли вокруг них.
     Однако, эта политика большого успеха не имела.  "Пятый",  как  и  его
предшественники, распространялся по всему миру. Правда, на Западе все-таки
было собрано около трех четвертых урожая. На Востоке же дела  обстояли  не
так хорошо. К августу стало ясно, что Индия находится перед угрозой голода
- вирус уничтожил почти весь урожай.  В  таком  же  критическом  положении
оказалась Бирма и Япония.
     На Западе вопрос помощи  пострадавшим  районам  неожиданно  обернулся
другой стороной. Весной, когда была  оказана  поддержка  Китаю,  резервные
мировые запасы продовольствия сильно истощились. Теперь, когда и  западный
мир ожидала перспектива бедного урожая даже в наименее зараженных районах,
вопрос отправки продовольствия стал предметом жарких дискуссий.
     В начале сентября Палата  Представителей  Соединенных  Штатов  внесла
поправку  в  президентский  билль  о  продовольственной   помощи,   требуя
Плимсольской линии для продовольственных  запасов  страны.  Предполагалось
сохранить  в  резерве  определенную  минимальную  пошлину  со   всех   без
исключения  продуктовых  грузов  для  использования  только   в   пределах
Соединенных Штатов.
     Анна не могла сдержать негодования:
     - Миллионы людей голодают, а  эти  жирные  старики  отказывают  им  в
помощи!
     Они пили чай на лужайке  перед  домом  Бакли.  Дети  развлекались  на
аллейке, обнесенной кустарником, оттуда то и дело доносились пронзительные
крики и веселый смех.
     - Если всякий, кто хочет выжить - жирный старик, мне стоит обидеться,
- сказал Роджер.
     - Согласись, что это бессердечно, - заметил Джон.
     - Допустим любой способ самозащиты. Проблема американцев в  том,  что
они открыли карты. Другие производящие зерно  страны  просто  будут  молча
сидеть на своих запасах.
     - Не могу поверить, - проговорила Анна.
     - Не можешь? Дай мне  знать,  когда  русские  пошлют  свой  следующий
корабль с зерном на Восток. У меня есть пара старых шляп - их  тоже  можно
съесть.
     - Даже если так - ведь есть еще Канада, Австралия, Новая Зеландия.
     - Нет, если они послушают британское правительство.
     - С чего бы нашему правительству отказываться от помощи?
     - Да потому, что мы сами  этого  захотим.  Мы  искренне,  я  бы  даже
сказал, отчаянно верим, что кровь гуще, чем вода, которая  разделяет  нас.
Если вирус не будет побежден следующим летом...
     - Но люди умирают от голода сейчас!
     - Ну что же, они получают наше глубочайшее сочувствие.
     Анна посмотрела на него с откровенной неприязнью:
     - Как ты можешь?!
     Роджер спокойно выдержал ее взгляд.
     - Мы уже однажды выяснили, что я - атавизм, помнишь? Если я раздражаю
окружающих, не забывай, что они, возможно, тоже раздражают меня. Я верю  в
самозащиту, и не собираюсь дожидаться, пока нож воткнется мне в  горло.  Я
не  вижу  смысла  в   том,   чтобы   отдавать   последнюю   корку   хлеба,
предназначенную детям, умирающему с голода нищему.
     -  Последнюю  корку...  -  Анна  посмотрела  на  стол,   на   котором
красовались остатки обильного  чаепития.  -  Это  ты  называешь  последней
коркой?
     - Если бы я отдавал приказы в этой стране, - ответил Роджер, -  я  бы
не допустил, чтобы маленький хлебец ценился выше золота. Я  бы  не  тратил
зерно на азиатов. Господи! Когда же  вы,  наконец,  обратите  внимание  на
экономические проблемы этой страны!
     - Если мы останемся в стороне и позволим миллионам умирать от голода,
не пошевелив пальцем, чтобы помочь им, с нами  случится  то  же  самое,  -
сказала Анна.
     - Мы? - спросил Роджер. - Кто мы? Мэри, Стив и Дэви умрут  от  голода
из-за моей бесчеловечности?
     - По-моему, - сказала Оливия, - бессмысленно  об  этом  говорить.  Мы
сами ничего не можем сделать. Надо просто надеяться на лучшее.
     - Если верить последним новостям, - сказал Джон, - получено  какое-то
средство, показавшее хорошие результаты против "пятого".
     - Именно! - воскликнула Анна. - Замечательное  оправдание,  чтобы  не
помогать Востоку! Ведь следующим летом мы, наверное, сядем на рацион?
     - Хорошие результаты, - с иронией произнес Роджер. - А вы знаете, что
обнаружены три новые разновидности вируса, помимо пятой? Я  лично  надеюсь
только на одно - что вирус загнется сам, от старости. Иногда  так  бывает.
Если только к тому времени останется хоть одна травинка.
     Оливия повернулась, глядя на лужайку:
     - Невозможно поверить. Неужели вирус действительно убьет всю траву?
     Роджер сорвал стебелек и сжал его в кулаке.
     - Меня обвинили в отсутствии воображения, - сказал он. - Неправда.  Я
отчетливо могу представить умирающих от голода индийцев. Бог  с  ними!  Но
также хорошо я могу представить себе эту землю голой и пустынной,  я  вижу
детей, жующих кору деревьев.
     Некоторое время все молчали. Тишину нарушали лишь  отдаленное  птичье
пение и возбужденные счастливые голоса детей.
     - Пора собираться, - сказал Джон. - Нам надо вернуть машину, я и  так
задержал ее надолго.
     Он позвал Мэри, Дэвида и добавил:
     - Знаешь, Родж, может не все так мрачно!
     - Я так же слаб, как и все вы, - ответил Роджер. - По-моему,  настала
пора брать уроки рукопашного боя и как лучше всего разделать  человеческое
тело на составляющие, чтобы приготовить жаркое.
     Когда Кастэнсы возвращались домой, Анна внезапно воскликнула:
     - Это позиция животных! Животных!
     Джон предостерегающе кивнул в сторону детей.
     - Хорошо, не буду, - сказала Анна. - Но это ужасно!
     - Он просто болтает, - ответил Джон. - На самом деле  это  ничего  не
значит.
     - Не думаю.
     - Знаешь, Оливия права. Мы ничего  не  можем  изменить.  Надо  просто
ждать и надеяться на лучшее.
     - Надеяться на лучшее? Уж не хочешь ли ты сказать, что поверил в  его
мрачные прогнозы?
     Не  отвечая  сразу,  Джон  взглянул  на  разбросанные  по  аккуратной
пригородной травке осенние листья. Машина проехала еще одно печальное поле
битвы с "пятым" - на протяжении десяти-пятнадцати ярдов трава была вырвана
с корнем.
     - Нет, - наконец сказал Джон. - Я не верю.


     В конце осени новости с Востока становились все  мрачнее.  Сначала  в
Индии, потом - в Бирме и Индо-Китае начался голод и варварство.  Япония  и
восточные районы Советского Союза шли немного позади. Пакистан  предпринял
отчаянную попытку захвата западных территорий. И хотя участвовали  в  этом
только голодные безоружные бродяги, остановить их удалось только в Турции.
     Государства, сравнительно мало пострадавшие от Чанг-Ли,  смотрели  на
происходящее  с  легковерным  ужасом.  Официальные  новости   подчеркивали
масштабы голода, твердя о том, что любая помощь  -  только  капля  в  этом
океане горя, но избегали вопроса об оказании  фактической  помощи  жертвам
вируса. Тех, кто призывал к отправке продовольствия, было гораздо  меньше,
и это меньшинство становилось  все  менее  популярным  по  мере  того  как
количество жертв вируса росло и его распространение  в  западном  мире  не
вызывало никаких сомнений.
     Еще до наступления Рождества  на  Восток  вновь  отправились  суда  с
зерном. Этому способствовали новости  о  том,  что  в  Австралии  и  Новой
Зеландии вирус взят под контроль. Лето там выдалось  просто  великолепное,
и, по прогнозам, урожай ожидался лишь немного ниже среднего уровня.
     Вслед за такой радостной вестью пришла новая волна  оптимизма.  Стало
совершенно очевидно, что несчастье на  Востоке  произошло  по  вине  самих
азиатов. Дескать, чего от них еще ждать?  Может,  конечно,  и  не  удастся
полностью  избежать  проникновения  вируса  на  поля,  но  австралийцы   и
новозеландцы доказали, что его можно держать в руках. И  поэтому,  проявив
ту же бдительность, Запад сможет продержаться какое-то  время.  А  пока  в
лабораториях продолжается борьба с вирусом. Каждый день приближает  момент
триумфа  над  неведомым  врагом.  В  этой  атмосфере  здорового  оптимизма
семейство Кастэнс отправилось в  свою  обычную  поездку  на  север,  чтобы
встретить Рождество в долине Слепой Джилл.


     В первое же утро Джон с братом отправились на прогулку  по  окрестным
фермам.
     Менее чем  в  сотне  ярдов  от  дома  они  неожиданно  наткнулись  на
небольшой участок земли без единой травинки. Черная замерзшая зияющая рана
беззащитно смотрела в зимнее небо.
     Джон задумчиво шел вокруг участка, Дэвид за ним.
     - И много таких здесь? - спросил Джон.
     - Может, около дюжины.
     Трава, растущая по краям, выглядела вполне здоровой.
     - Похоже, ты считаешь это нормальным?
     Дэвид покачал головой.
     - Ничего не значит. Это  лишь  прекрасное  доказательство  того,  что
вирус распространяется в сезон роста, но никто  не  знает,  как  он  будет
воздействовать на растения в другое время. Бог знает, что принесет  весна.
Почти все участки, пораженные чумой, засеивались поздно.
     - Значит, ты не заразился официальным оптимизмом?
     Дэвид резко ткнул палкой в сторону голой земли.
     - Я вижу вот это.
     - Они справятся с ним. Просто обязаны.
     - Вышел закон, -  сказал  Дэвид,  -  по  которому  вся  земля,  ранее
засеянная зерновыми, должна быть отдана под картофель.
     Джон кивнул:
     - Я слышал.
     - Так вот - закон только что отменен.  Сообщили  в  новостях  прошлой
ночью.
     - Наверное, они уверены, что все налаживается.
     Дэвид усмехнулся:
     - Они могут быть уверены в чем им угодно. Следующей весной  я  посажу
картофель и свеклу.
     - А пшеницу, ячмень?
     - Ни акра.
     - Если к тому времени вирус  уничтожат,  зерно  сильно  поднимется  в
цене, - глубокомысленно изрек Джон.
     -  Как  будто  другие  об  этом  не  думали.  Знаешь,  почему   закон
аннулировали?
     - Если запретят  посадки  зерна,  а  вирус  будет  уничтожен,  стране
придется покупать зерно за границей по фантастическим ценам.
     - Какая азартная  игра,  -  заметил  Дэвид.  -  Жизнь  страны  против
повышения налогов.
     - Ставки, должно быть, очень хороши!
     Дэвид покачал головой.
     - Но не для меня. Я ставлю на картофель.
     К их разговору Дэвид вернулся в канун Рождества. Мэри и Дэвид-младший
вышли на  морозный  воздух  поразмяться  после  обильного  рождественского
обеда. Трое взрослых, предпочитая  более  спокойный  способ  переваривания
пищи, удобно устроились в креслах, наслаждаясь симфонией Гайдна.
     - Как твое чудовище, Джон? - спросил Дэвид. - Успел во-время?
     Джон кивнул:
     - Меня чуть не стошнило, когда я рассмотрел его со  всех  сторон.  Но
это еще цветочки по сравнению с тем,  что  мы  делаем  сейчас.  Думаю,  он
станет чемпионом в конкурсе уродов.
     - И ты ничего не можешь изменить?
     - Мы - люди подневольные. Даже архитектор вынужден  приспосабливаться
к прихотям "денежных мешков", а я - всего лишь инженер.
     - Но ведь ты - лично ты - ничем не связан?
     - Только нуждой в деньгах.
     - Слушай, ты бы мог взять годичный отпуск, если бы захотел?
     - Конечно. Только есть одна загвоздка - как спасти семью  от  сточной
канавы.
     - Я хочу, чтобы ты приехал сюда на год.
     Джон даже привстал от волнения:
     - Что?
     -  Ты  оказал  бы  мне  огромную  услугу.  О  финансовой  стороне  не
беспокойся. Есть только три вещи, которые фермер может сделать  со  своими
дурно нажитыми доходами: купить новую  землю,  прокутить  или  положить  в
кубышку. Я никогда не хотел иметь землю вне долины, да и транжира из  меня
неважный.
     - Вирус? - медленно проговорил Джон.
     - Может, это и глупо, - сказал Дэвид,  -  но  мне  не  нравится,  как
обстоят дела. А еще я видел хронику о восточной эпидемии.
     Джон взглянул на Анну.
     -  Но  ведь  это  Восток,  -  сказала  она.  -  Наша   страна   более
дисциплинирована. Нехватка продуктов, пайки - все это у нас  уже  было.  А
сейчас  даже  нет  никаких  признаков   какой-либо   реальной   опасности.
Спрашивается, не слишком ли - Джон бросает все дела,  мы  приезжаем  сюда,
живем за твой счет целый  год  -  и  все  только  из-за  того,  что  дела,
м_о_ж_е_т_ б_ы_т_ь, повернутся к худшему?
     - Вот мы, - ответил Дэвид, - мирно сидим у огня, с полными желудками.
Я понимаю, так очень трудно представить будущее, которое, может, никогда и
не наступит.
     - Никогда еще не было такой болезни, - сказал Джон, - будь то болезнь
растений или животных, эпидемия которой не прекратилась бы сама по себе. И
никогда не было случая полного уничтожения того или  иного  вида.  Вспомни
хотя бы чуму!
     Дэвид покачал головой:
     - Только предположения. Мы не знаем наверняка. Что  убило  гигантских
рептилий? Ледниковый период, борьба за существование? А  может,  вирус?  И
что, по-твоему, произошло со всеми растениями, останки которых мы  находим
сейчас? Почему  они  не  оставили  "потомства"?  Если  за  короткое  время
наблюдений мы не столкнулись с подобным вирусом, это еще ничего не значит.
Человек может прожить всю жизнь, ни разу не увидев комету, но это вовсе не
означает, что комет не существует.
     - Все это очень хорошо, Дэйв, - произнес Джон, давая понять, что тема
исчерпана, - но я не смогу приехать. Моя работа  меня  вполне  устраивает,
хотя результаты  ее  меня,  похоже,  не  интересуют.  Вот  скажи,  как  ты
представляешь себе этот год? Я буду сидеть на твоей шее?
     - Я бы сделал из тебя фермера за месяц.
     - Из Дэви - возможно.
     На стене усыпляюще  тикали  часы.  Анна  вдруг  подумала,  что  здесь
разговоры о страшных последствиях победы вируса даже более странны, чем  в
Лондоне.
     - В конце концов, - произнесла она вслух. - Мы всегда можем  приехать
сюда, если дела действительно станут так плохи.  Но  сейчас,  по-моему,  в
этом нет необходимости.
     - Когда мы впервые приехали в долину, - сказал Дэвид, -  и  гуляли  с
дедушкой Беверли возле ущелья, он признался мне, что,  выходя  из  долины,
всегда чувствует, словно за его спиной захлопывается невидимая дверь.
     - Да, я тоже ощутила что-то подобное.
     - Если катастрофа все-таки наступит, - продолжал Дэвид,  -  в  Англии
будет не так уж много безопасных мест. Долина может стать одним  из  таких
убежищ.
     - Значит - картофель и свекла, - сказал Джон.
     - И более того, - добавил Дэвид, пристально взглянув  на  них.  -  Вы
видели кучу бревен у дороги?
     - Для новых зданий?
     Дэвид встал и подошел к окну.
     - Нет, - сказал он, глядя на зимний пейзаж. - Для частокола.
     Анна и Джон переглянулись.
     - Частокол? - переспросила Анна.
     Дэвид обернулся:
     - Изгородь, если хотите. Необходимо сделать  ворота,  которые  смогут
противостоять натиску толпы в долину.
     - Ты серьезно? - изумленно спросил Джон.
     Он внимательно посмотрел на своего старшего брата, который никогда не
отличался особым воображением и склонностью к авантюризму. Его манеры, как
обычно, были бесстрастны и флегматичны.  Казалось,  Дэвида  совершенно  не
волнует замешательство, вызванное его сообщением.
     - Абсолютно серьезно, - ответил Дэвид.
     - А если ничего не случится... - спросила Анна.
     -  Здешняя  сельская  публика  будет  просто  счастлива  найти  новый
источник насмешек, - ответил Дэвид. - Дескать,  эти  недоумки  Кастэнсы...
Мне хочется использовать шанс побыть в роли дурачка. Просто  все  косточки
ломит от предвкушения.
     Спокойная убежденность Дэвида поразила их. Анна  вдруг  почувствовала
страстное желание остаться в долине, соорудить ворота, о  которых  говорил
Дэвид, и  отгородиться  от  абстрактной  толпы,  беснующейся  снаружи.  Но
мимолетный порыв прошел, вновь вспомнились повседневные заботы.
     - А школа... - вырвалосъ у Анны.
     Дэвид проследил за ходом ее мыслей, но не выразил  ни  удивления,  ни
удовлетворения.
     - Есть школа в Лепетоне, - сказал он. - Один год вряд ли принесет  им
большой вред.
     Анна беспомощно взглянула на мужа.
     - Всякое бывает, - начал он.  -  В  конце  концов,  мы  всегда  можем
приехать, если твои мрачные прогнозы подтвердятся.
     - Поторопитесь.
     Анна поежилась.
     - Через год мы будем смеяться над своими страхами.
     - Да, - сказал Дэвид. - может быть.



        4

     Временное затишье продолжалось всю  зиму.  В  западных  странах  были
разработаны,  а  в  некоторых  -  и   применены   программы   нормирования
продовольствия. В Англии  исчезли  пирожные  и  кексы,  но  хлеб  был  еще
доступен  всем.  Пресса  по-прежнему   колебалась   между   оптимизмом   и
пессимизмом, правда, с менее резкими амплитудами. Самым главным и наиболее
часто обсуждаемым вопросом стал промежуток  времени,  который  потребуется
для уничтожения вируса и возвращения жизни в нормальное русло.
     Джон с беспокойством обратил внимание на то, что до сих пор никто  не
говорит о мелиорации зараженных земель в Азии. Как-то, в конце февраля, он
упомянул  об  этом  в  разговоре  с  Роджером   Бакли.   Они   обедали   в
"Сокровищнице" - клубе Роджера.
     - Мы стараемся не думать о них, правда? - сказал Роджер. - Как  будто
отрубили весь остальной мир, кроме Европы, Африки, Австралии и Америки. На
прошлой неделе я видел фотографии,  сделанные  в  Центральном  Китае.  Они
сделаны несколько месяцев назад, но до сих пор не опубликованы, и, похоже,
не будут опубликованы.
     - Что там?
     - Цветные фотографии. Композиции в коричневых, серых и желтых  тонах,
выполненные с огромным вкусом. На всех - голая земля и глина.  Ты  знаешь,
это намного страшнее всех  жутких  картин  голода,  которые  были  раньше.
Подошел официант и, словно совершая старинный ритуал, поставил перед  ними
пиво. Когда он ушел, Джон спросил с сомнением:
     - Страшнее?
     - Да, они испугали меня. Я так и не понял, каким образом вирус сделал
из этого участка земли совершенно голое, чистое пространство.  По  инерции
продолжаешь думать, что хоть какая-то трава все-таки останется, пусть хотя
бы несколько пучков. Но он не оставляет ничего. Конечно,  это  всего  лишь
исчезнувшая трава. Но когда задумаешься, какие  огромные  площади  покрыты
той или иной травой...
     - Есть какие-нибудь слухи?
     Роджер неопределенно покачал головой:
     - Давай определимся: слухи в официальных кругах так же  неопределенны
и расплывчаты, как и в прессе, но они содержат нотку самонадеянности.
     - Мой брат собирается забаррикадироваться, - сказал Джон.  -  Я  тебе
говорил?
     С неожиданным оживлением Роджер спросил:
     - Фермер? Что ты имеешь ввиду - забаррикадироваться?
     - Я ведь рассказывал тебе о его доме. Слепой Джилл  окружен  холмами,
единственным выходом служит узкое ущелье. Так вот, он сооружает  изгородь,
чтобы изолировать долину полностью.
     - Интересно. Продолжай!
     - Да, в общем-то это все. Дэвид  обеспокоен  будущим,  я  никогда  не
видел его таким. Во всяком случае, он отказался от посева пшеницы на своей
земле. Он даже хотел, чтобы мы все приехали и провели там целый год.
     - Пока не минует кризис? Да, это серьезно.
     - И еще, - добавил Джон. - С тех пор я время от времени  вспоминаю  о
нашем разговоре. Дэйв всегда был умнее меня, и  я  по  своей  глупости  не
принял всерьез предчувствия деревенского жителя - дескать,  что  он  может
понимать в таком деле. Здесь, в Лондоне, мы не знаем ничего,  кроме  того,
что черпаем ложкой.
     Роджер взглянул на него и улыбнулся:
     - Что-то в этом роде, Джонни, но запомни - я  тоже  на  стороне  этих
"черпающих". Слушай,  а  если  я  смогу  предупредить  тебя  о  катастрофе
заранее, у твоего братца найдется комната для нашего маленького трио?
     - Думаешь, катастрофа неизбежна? - спросил Джон.
     - Пока нет никаких признаков. Те, кому бы  следовало  быть  в  курсе,
излучают тот же оптимизм, который ты находишь в газетах. Но мне  нравится,
как это звучит - Слепой Джилл, - словно страховой полис.  Я  буду  держать
ухо возле трубопровода. Как только на  другом  конце  раздастся  маленький
звоночек-предупреждение, мы соберем свои семьи и махнем на север.  Что  ты
на это скажешь? Примет нас твой брат?
     - Да, конечно, - Джон задумался. - А сколько, по-твоему, должно  быть
таких звоночков?
     - Достаточно. Я буду держать тебя в курсе. Можешь быть уверен. Мне не
хотелось бы в один прекрасный день оказаться застигнутым врасплох голодом,
сидя в Лондоне.
     Рядом с их столиком прошел  официант,  толкая  перед  собой  тележку,
нагруженную сырами разных  сортов.  Полуденная  дремота  наполняла  воздух
столовой обычного лондонского клуба. Неясное  бормотание  голосов  звучало
приглушенно и ненавязчиво.
     - Невозможно представить что-либо,  способное  нарушить  все  это,  -
сказал Джон.
     - Согласен, это нерушимо, - ответил Роджер. - В конце концов, как нам
часто напоминала пресса, мы не азиаты. Будет интересно понаблюдать за нами
- британцами с плотно сжатыми губами - когда  начнут  собираться  грозовые
тучи. Нерушимо. Но что случится, когда мы дадим трещину?
     Официант принес отбивные. Это был маленький словоохотливый человечек,
менее высокомерный, чем все остальные.
     - Что касается меня, - продолжал Роджер, -  то  никакое,  даже  самое
сильное любопытство не заставит меня остаться здесь.


     Весна запоздала - сухая и холодная сумрачная погода  продолжалась  до
начала апреля. Когда,  наконец,  наступили  теплые  дождливые  дни,  стало
совершенно  очевидно,  что  вирус  ничуть  не   потерял   своей   силы   и
действенности. Повсюду - на полях, в садах, по  обочинам  дорог  -  стебли
травы были испещрены грязно-зелеными пятнышками, переходящими в коричневую
гниль. Началось второе нашествие вируса Чанг-Ли.
     - Какие новости на твоем конце трубопровода? - спросил у Джона Роджер
при встрече.
     - Очень хорошие, как ни странно.
     - Моя лужайка полна этой гадостью. Я начал было  обрезать,  но  потом
обнаружил, что по всей округе - то же самое.
     - У меня та же картина, - сказал  Роджер.  -  Эдакий  теплый  гниющий
оттенок  коричневого.  Кстати,   наказание   за   малодушное   уничтожение
зараженной травы отменено.
     - Тогда что ты называешь хорошими новостями? По-моему,  все  довольно
мрачно.
     - Читай завтрашние газеты. Комитет ЮНЭСКО объявил, что выход  найден.
Выведен некий вирус, который пожирает все разновидности Чанг-Ли.
     - Иначе говоря, может наступить неловкий момент. Ты не находишь?
     Роджер улыбнулся:
     - Это было моей первой мыслью. Но бюллетень подписан людьми,  которые
вряд ли стали бы фальсифицировать результаты неутешительного эксперимента,
чтобы спасти своих престарелых  родителей  от  позорного  столба.  Это  не
подделка.
     - Храни нас Господь, - медленно проговорил Джон. - Так или  иначе,  я
не хочу думать, что случится нынешним летом в противном случае.
     - А я не прочь подумать, - сказал Роджер. - Чтобы не быть застигнутым
врасплох.
     - Я интересовался,  как  будут  отправлять  детей  обратно  в  школу.
Кажется, теперь все в порядке.
     - Надо думать, там лучше, - сказал Роджер.  -  Я  почти  уверен,  что
трудности с продовольствием неизбежны. Вряд ли удастся  с  помощью  нового
вируса спасти урожай этого года. И, скорей всего, Лондон почувствует нужду
гораздо острее, чем другие города.
     Отчет ЮНЕСКО предоставлял самую полную и подробную информацию.  В  то
же время правительство  опубликовало  свою  оценку  ситуации.  Соединенные
Штаты, Канада, Австралия и Новая Зеландия располагали  запасами  зерна,  и
были готовы  к  введению  нормирования  продуктов  для  своего  населения,
предполагая использовать эти запасы зерна в период крайней  необходимости.
В Британии подобное, хотя и более строгое, нормирование зерна и  мяса  уже
было введено.
     Атмосфера немного разрядилась. Новости о победе над вирусом  вкупе  с
введением   нормирования    продовольствия    произвели    ободряющий    и
обнадеживающий эффект. На этом фоне  тон  письма,  пришедшего  от  Дэвида,
звучал до смешного нелепо.
     "В долине не осталось ни одного стебелька травы, - писал он. -  Вчера
я убил последнюю корову. Я знаю - кое-кто в Лондоне додумался  подготовить
холодильные камеры во время прошедшей зимы, но тех коров, что  пойдут  под
нож в ближайшие несколько недель,  будет  недостаточно.  Я  свою  говядину
засаливаю. Даже если все будет хорошо, пройдет не  один  год,  прежде  чем
страна снова узнает, что такое мясо, молоко или сыр.
     Хотелось бы верить, что все наладится. Не подумайте, что я не доверяю
официальному отчету - мне известна репутация людей,  подписавших  его.  Но
никакие отчеты не могут убедить меня, когда я смотрю кругом и вижу  черное
вместо зеленого.
     Не забывайте, что вы можете в любое время  собраться  и  приехать.  Я
всегда жду вас. За долину  я  абсолютно  спокоен.  Мы  сможем  прожить  на
корнеплодах и свинине - я сохранил свиней, потому  что  это  единственное,
известное мне животное, прекрасно живущее на картофельной диете. Мы  очень
хорошо здесь устроимся. Но вся земля за пределами  долины  очень  тревожит
меня..."
     Джон отдал письмо Анне и отошел к окну.
     - Он все еще  воспринимает  это  ужасно  серьезно,  -  сказала  Анна,
дочитав письмо до конца.
     - Очевидно.
     Джон смотрел в окно  на  то,  что  раньше  было  лужайкой,  а  теперь
превратилось в участок голой земли, с нелепо торчащими редкими  сорняками.
Такой пейзаж стал уже привычным.
     - Тебе не кажется, что, живя там, где нет никого, кроме  Хилленсов  и
деревенских мужиков... - Анна не договорила. - Как жаль, что он так  и  не
женился!
     - По-твоему, он помешался? Но так думают многие.
     - А чего стоит этот кусочек в конце? - продолжала она.  -  "Мне  даже
кажется, что в некотором роде было бы более _с_п_р_а_в_е_д_л_и_в_о_,  если
бы победил вирус. Много лет мы относились к земле, как  к  свинье-копилке,
на которую можно постоянно совершать налеты.  А  ведь  земля  -  это  сама
жизнь."
     - Просто мы живем в  искусственных  условиях,  -  сказал  Джон,  -  и
никогда не видим много травы сразу. Поэтому для нас нет  большой  разницы,
когда мы не видим ее совсем. В деревне, конечно, такие  изменения  намного
ощутимее.
     - Но ведь он словно _х_о_ч_е_т_, чтобы вирус победил!
     - Деревенский житель всегда недолюбливал  и  не  доверял  горожанину,
представляя его  этаким  зевающим  ртом  на  верхушке  ленивого  туловища.
Наверное, большинство фермеров было бы вполне счастливо видеть горожанина,
попавшим в какую-нибудь небольшую передрягу. Только  она  не  должна  быть
слишком серьезной. Я  не  думаю,  что  Дэвид  действительно  хочет  победы
вируса. Просто он очень переживает.
     Анна некоторое время молчала. Джон взглянул на нее - Анна  пристально
всматривалась в погасший экран телевизора, крепко сжимая письмо Дэвида.
     - Может, он просто стал паникером на старости лет. Так часто бывает с
фермерами-холостяками.
     - То предложение Роджера все еще в силе? - неожиданно спросила Анна.
     - Да, конечно, - с удивлением ответил Джон. - Хотя пока, кажется,  до
этого не дошло.
     - На него можно положиться?
     - Ты сомневаешься? Если бы даже его не волновали наши с тобой  жизни,
неужели он наплевал бы на Оливию и Стива?
     - Наверно, нет. Просто...
     - Кстати,  если  бы  действительно  надвигалась  катастрофа,  нам  не
следовало бы надеяться на предупреждение Роджера, а увидеть ее приближение
за милю.
     - Я думала о детях, - сказал Анна.
     - С ними все  будет  в  порядке.  Дэви  просто  обожает  американские
консервированные гамбургеры.
     Анна улыбнулась:
     - Да, они нам пригодятся при отступлении.


     Когда дети приехали домой на летние каникулы, Кастэнсы,  как  обычно,
отправились к морю с семейством Бакли. Это было  странное  путешествие  по
голой,  заброшенной,  пораженной  вирусом  земле,  мимо  полей,  засеянных
корнеплодами вместо привычных злаков. Однако, дороги были забиты машинами,
как никогда.
     Стоял душный летний день,  темные  грозовые  облака  обещали  вот-вот
пролиться дождем.
     На вершине какого-то холмика они расположились  для  привала.  Отсюда
открывалась широкая панорама Ла-Манша. Дэви и Стив тут же заинтересовались
несколькими небольшими суденышками в паре миль от берега.
     - Смэки <рыболовное одномачтовое судно>,  -  пояснил  Роджер.  -  Они
пытаются восполнить отсутствие мяса. А мяса нет потому, что нет травки для
коровушек.
     -  И  пайки  с  понедельника,  -  сказала  Оливия.  -  Фантастика   -
нормированная рыба!
     -  Просто  подошло  время,  -  заметила  Анна.  -  Цены   становились
смехотворными.
     -  Гладкий  механизм  британской  национальной  экономики  продолжает
плести свои сети все с той же молчаливой эффективностью, - сказал  Роджер.
-  Нам  говорили,  что  мы  -  не  азиаты,  и,  ей-богу,  они  правы!   Мы
действительно от них отличаемся - ремень затягивается все туже и  туже,  и
никто не жалуется.
     - Какой прок в жалобах? - сказала Анна.
     - Все дело в том, что, по последним прогнозам, дела идут  на  лад.  В
противном случае мы вряд ли были бы настолько спокойны и хладнокровны.
     - Раньше в школе рыбные котлеты всегда делали из  банки  анчоусов  на
двадцать фунтов картошки, - сказала Мэри, выглянув из  окна  машины.  -  А
теперь - банка на двести фунтов. Как же назвать эти прогнозы, папочка?
     - Картофельные котлеты, - ответил Джон, - и пустая консервная  банка,
курсирующая по  столам,  чтобы  вы  все  фыркали  носом.  Это  тоже  очень
питательно.
     - Ну ладно, - сказал Дэви, -  но  я  не  понимаю,  почему  ограничили
конфеты. Ведь их же не из травы делают, правда?
     - Слишком много желающих, - ответил Джон. - И ты -  в  том  числе.  А
теперь у тебя есть своя собственная норма, да еще то, что Мэри не получает
от твоей матери и от меня. Так что, цени свою выгоду  -  ты  мог  бы  быть
сиротой.
     - Ну и как долго все это протянется?
     - Еще несколько лет, привыкай.
     - Надувательство, - ворчливо сказал Дэви. - Даже никакой войны нет, а
продуктов все равно не хватает.


     Дети разъехались по школам, и жизнь в остальном вошла в свое  обычное
русло. После того  памятного  разговора  Джон  только  один  раз  позвонил
Роджеру. Больше они не встречались.
     Ограничение продуктов мало-помалу становилось все ощутимее,  хотя  их
было пока достаточно, чтобы противостоять настоящему голоду. Из  некоторых
стран,  особенно  тех,  что  были  удалены  от  моря,  доходили  слухи   о
продовольственных  бунтах.  Лондон  щеголевато  реагировал   на   подобные
сообщения, противопоставляя им хладнокровие и  организованные  очереди  за
продуктами.
     "Британцы вновь показали всему миру,  -  писал  корреспондент  "Дейли
Телеграф", - пример стойкости и непоколебимости в преодолении  трудностей.
И даже, если нас ждут еще более тяжкие испытания, мы знаем:  сила  духа  и
спокойствие истинного британца помогут нам выстоять".



        5

     Джон приехал в Сити, где возводилось здание  по  их  новому  проекту.
Возникли кое-какие проблемы с подъемным краном, и его попросили прибыть на
строительную площадку.
     Джон как раз находился в кабине крана, когда увидел внизу Роджера.
     Повернувшись к сидящему рядом механику, Джон спросил:
     - Как теперь?
     - Немного лучше. Думаю, к обеду закончим.
     - Я скоро вернусь.
     Роджер ждал его у лестницы.
     - Забежал посмотреть, какую кутерьму мы тут затеяли? - спросил Джон.
     Роджер не улыбнулся. Оглядевшись вокруг, он сказал:
     - Мы можем поговорить где-нибудь наедине?
     Джон пожал плечами.
     - Я бы, конечно, мог вытащить директора из его уютного гнездышка.  Но
здесь, прямо через дорогу, есть паб. Он, пожалуй, больше подойдет.
     - Где угодно. Но немедленно, хорошо?
     Лицо  Роджера  было,  как  обычно,  невозмутимо,  но  голос   выдавал
волнение. Перейдя  дорогу,  приятели  вошли  в  маленький  уютный  барчик,
совершенно пустой в такое раннее время.
     Джон взял по двойному виски и отнес к столику в дальнем углу, который
уже облюбовал Роджер.
     - Плохие новости? - спросил Джон.
     - Мы должны уехать, - ответил Роджер, глотнув виски. - Шарик запущен!
     - Как?
     - Ублюдки! - воскликнул Роджер. - Кровавые ублюдки! Мы  не  азиаты  -
точно, мы самые что ни на есть англичане, до мозга костей!
     Его дикий гнев и непритворная горечь испугали Джона.
     - Что случилось?
     Роджер допил виски и заказал у проходившей мимо  них  официантки  еще
два двойных.
     - Перво-наперво: матч с Чанг-Ли проигран.
     - А как же контр-вирус?
     - Бесполезно.
     - Когда это выяснилось?
     - Бог знает! Не так давно, наверное. Они просто держат это в секрете,
судорожно пытаясь уничтожить ядовитые растения.
     - Но ведь они не отказались от дальнейших попыток, правда?
     - Не знаю. Думаю, нет. Неважно!
     - Очень важно!
     - Последний месяц,  -  сказал  Роджер,  -  страна  живет  на  текущих
поступлениях продовольствия, с постоянным запасом менее чем на  полнедели.
Фактически, мы полностью надеемся на суда из Америки и колоний. Я и раньше
знал об этом, но не придавал значения. Продукты даны нам в долг.
     Официантка  вернулась  к  стойке   и   принялась   наводить   глянец,
насвистывая какой-то популярный мотивчик.
     - По-моему, моя ошибка простительна, - сказал Роджер, понизив  голос.
- При нормальных обстоятельствах, конечно, долг был бы выплачен в срок. Но
сейчас, когда слишком многое в мире уже  докатилось  до  варварства,  люди
стремятся принести кое-что в жертву, чтобы спасти остальное.
     Однако, своя рубашка все-таки ближе к телу. Вот почему я сказал,  что
не имеет значения, будут продолжены опыты с контр-вирусом, или нет. Пойми,
люди, у которых есть пища, не верят в победу над вирусом. И они хотят быть
уверены, что не умрут с  голоду  следующей  зимой,  если  продукты  станут
отправляться в нуждающиеся страны. Последний пароход с  продовольствием  с
той стороны Атлантики пришел в Ливерпуль вчера. Еще  несколько,  наверное,
сейчас на пути из Австралии, но они могут быть отозваны домой еще до того,
как прибудут к нам.
     - Я понимаю, - сказал Джон. - Ты их назвал  ублюдками.  Но  ведь  они
обязаны в первую очередь побеспокоиться о собственном народе. Конечно, для
нас тяжело...
     - Нет, - перебил Роджер. - Я имел ввиду другое.  Помнишь,  я  говорил
тебе, что у меня есть трубопровод  к  верхушке?  Это  Хаггерти,  секретарь
премьер-министра. Несколько лет назад я оказал ему большую услугу.  Теперь
он сообщил мне всю подноготную  происходящего.  Все  произошло  на  уровне
правительственной верхушки. Они знали о том,  что  должно  случиться,  уже
неделю назад  и,  пытаясь  переубедить  поставщиков  продовольствия,  надо
полагать, надеялись на чудо. Но добились они только секретного  соглашения
о предоставлении полной свободы действий  внутри  страны  в  случае,  если
информация станет общеизвестной. Это устроило всех. Конечно, пока  новости
не просочились, по  ту  сторону  океана  предпримут  какие-то  свои  меры,
несравнимые с нашими.
     - Что ты имеешь ввиду?
     - Вчера произошел дворцовый переворот. Место  Лукаса  занял  Уэллинг,
хотя Лукас все еще член Кабинета. Просто он не хочет пачкать руки в крови,
вот и все.
     - В крови?
     - На этих островах живет около пятидесяти четырех миллионов  человек,
из них - сорок пять миллионов - в Англии. Если треть из них сможет  выжить
на диете из корнеплодов - хорошо. Единственная сложность  -  как  отобрать
оставшихся в живых?
     - По-моему, - сказал Джон, усмехнувшись, - это очевидно - они выберут
себя сами.
     - Слишком расточительный способ, и к тому  же  верный  путь  крушения
дисциплины и порядка.
     - Уэллинг, - сказал Джон. - Я никогда не обращал на него внимания.
     - Человека выбирает время. Я сам терпеть не  могу  этого  нахала,  но
сейчас нечто подобное было  необходимо.  Лукас  не  способен  решиться  на
что-либо, - Роджер смотрел прямо перед  собой.  -  Сегодня  в  предместьях
Лондона и всех крупных  городов  армия  приводится  в  боевую  готовность.
Дороги будут перекрыты завтра на рассвете.
     - Если это самое лучшее, что он мог придумать...  -  сказал  Джон.  -
Никакая армия не сможет спасти город от взрыва под  давлением  голода.  На
что он надеется?
     - Время. Он надеется выгадать драгоценное время, чтобы  подготовиться
к следующему шагу.
     - А именно?
     - Атомные бомбы - для маленьких городов,  водородные  -  для  больших
типа Ливерпуля, Бирмингема, Глазго, Лидса, и пара-тройка - для Лондона.
     Несколько мгновений Джон молчал, потом медленно проговорил:
     - Я не верю. На такое никто не пойдет.
     -  Лукас  не  пошел  бы.  Он   всегда   был   премьер-министром   для
обыкновенного  человека  -   провинциальная   скромность,   провинциальные
предрассудки и эмоции. Но оставшись членом Кабинета  и  умыв  руки,  Лукас
будет спокойно стоять рядом. Чего еще ждать от обыкновенного человека?
     - Они никогда не заставят ни одного летчика сесть в такой самолет.
     - Преданность и  верность  -  это  предметы  роскоши  цивилизации.  С
сегодняшнего дня прежние привязанности пойдут на  убыль,  а  на  их  место
придет свирепость и жестокость. Но если  это  единственный  способ  спасти
Оливию и Стива, я согласен.
     - Нет! - протестующе воскликнул Джон.
     - Когда  я  говорил  о  кровавых  ублюдках,  -  сказал  Роджер,  -  я
чувствовал к  ним  одновременно  и  отвращение,  и  восхищение.  Впредь  я
собираюсь  быть  таким  же,  если   потребуется,   и   надеюсь,   что   ты
присоединишься ко мне.
     - Но сбрасывать водородные бомбы на свой собственный народ...
     - Да, вот для чего Уэллингу и нужно время. Я думаю, подготовка займет
по меньшей мере  двадцать  четыре  часа,  может,  сорок  восемь.  Не  будь
дураком, Джонни! Сейчас уже не то время, когда  "свой  собственный  народ"
был народом из твоей деревни. Собственно говоря, он может даже  надеть  на
это деяние добрую маску великодушия.
     - Великодушия? Водородные бомбы?
     - Они все равно обречены. В Англии по меньшей мере тридцать миллионов
умрет, пока остальные будут цепляться за жизнь. Какой путь лучше - голод и
лишения, убивающие твое тело постепенно, или водородные бомбы? По  крайней
мере, это быстрее. Таким образом, количество населения  будет  снижено  до
тридцати миллионов, а поля - сохранены для того, чтобы вырастить урожай  и
спасти оставшихся в живых.
     С противоположного конца зала донеслась  тихая  музыка  -  официантка
включила радио. Продолжалась обычная беззаботная жизнь.
     - Ничего не выйдет, - сказал Джон.
     - Я склонен согласиться, - ответил Роджер. -  Думаю,  информация  все
равно просочится так или иначе, и города затрещат по швам сами,  до  того,
как Уэллинг соберется поднять в воздух свои бомбардировщики. Но я не  тешу
себя иллюзиями, что тогда будет лучше. По  моим  прикидкам,  это  означает
пятьдесят миллионов умерших вместо тридцати, и намного более варварское  и
примитивное существование для оставшихся в  живых.  Кто  возьмет  на  себя
смелость защищать картофельные  поля  от  разъяренной  толпы?  Кто  спасет
посаженный  картофель  до  следующего   года?   Уэллинг   -   свинья,   но
свинья-чистюля. В некоторой степени, он пытается спасти страну.
     - Ты думаешь, эти новости вырвутся наружу?
     В  его  мозгу  возникла  картина  охваченного  паникой  Лондона.   Он
представил себя и Анну попавшими в ловушку, отрезанными от детей.
     Роджер усмехнулся:
     - Страшно, правда? Забавно, но у меня  есть  идея.  Мы  будем  меньше
волноваться о многомиллионной лондонской команде, если уберемся как  можно
дальше отсюда. И чем быстрее, тем лучше.
     - Дети... - начал Джон.
     - Мэри в Бакингеме, а Дэви - в Хартфордшире. Я подумал об этом.  Дэви
мы можем забрать по пути на север. А твоя задача - поехать и забрать Мэри.
Немедленно. Я все объясню  Анне.  Она  упакует  самое  необходимое.  Мы  с
Оливией и Стивом приедем к вам и будем ждать тебя. Когда  ты  вернешься  с
Мэри, мы соберем твою машину и тронемся в путь. По возможности надо успеть
выехать из Лондона до наступления ночи.
     - Мы _д_о_л_ж_н_ы_ успеть, - сказал Джон.
     Роджер обвел взглядом уютный зал. Цветы в полированной  медной  вазе,
календарь, чуть развеваемый легким ветерком, влажноватый пол.
     - Скажи всему этому "прощай", - сказал он. - С сегодняшнего дня мы  -
крестьяне, и, к тому же, везунчики.
     Бакингем, как говорил Роджер, был включен в список закрытых  районов.
Джона проводили в кабинет мисс Эррингтон - директрисы - и он остался  там,
поджидая ее. Обстановка комнаты еще  в  первую  их  встречу  поразила  его
каким-то странным сочетанием строгости, даже аскетизма,  с  очаровательной
женственностью.
     Войдя в кабинет,  мисс  Эррингтон  -  обаятельная,  довольно  высокая
женщина - приветливо кивнула Джону.
     - Добрый день, мистер Кастэнс, - сказала она. - Мне очень жаль, что я
заставила вас ждать.
     - Надеюсь, я не оторвал вас от ланча?
     Она улыбнулась.
     - В такие дни это не самое страшное,  мистер  Кастэнс.  Вы  пришли  к
Мэри?
     - Да. Я бы хотел забрать ее.
     - Садитесь,  пожалуйста.  -  Она  взглянула  на  Джона  со  спокойным
участием. - Вы хотите забрать ее? Почему?
     Только теперь он почувствовал всю горечь тяжелого груза своей  тайны.
Он не имел права говорить об ужасной перспективе  -  Роджер  настаивал  на
этом, и Джон согласился  с  ним.  Их  собственные  планы,  так  же  как  и
разрушительные планы Уэллинга требовали сохранения тайны.
     Значит, он должен бросить  эту  милую  женщину  в  полном  неведении,
обрекая ее на верную гибель...
     - Семейное дело... - произнес  он  неуверенно.  -  Один  родственник,
проездом в Лондоне. Вы понимаете...
     - Знаете, мистер Кастэнс, мы  стараемся  свести  подобные  встречи  к
минимуму. Вы сами поймите, как это расстраивает. Другое дело - в  выходные
дни.
     - Да. Я понимаю. Но речь идет о ее дяде. Он сегодня  вечером  улетает
за границу.
     - Правда? Надолго?
     - Возможно, его не будет несколько лет,  -  продолжал  Джон  чересчур
многословно. - Он очень хотел повидать Мэри перед своим отъездом.
     -  Вы,  конечно,  могли  привезти  его  сюда,  -  заколебалась   мисс
Эррингтон. - Когда вы привезете Мэри назад?
     - Сегодня вечером.
     - Ну, тогда... Я попрошу кого-нибудь позвать  ее.  -  Мисс  Эррингтон
подошла к двери и крикнула: - Хелена!  Пожалуйста,  попроси  Мэри  Кастэнс
придти сюда. К ней приехал отец. Ведь ей не нужно брать с  собой  вещи?  -
спросила она Джона.
     - Нет, - ответил он. - Не стоит беспокоиться.
     - Я очень довольна вашей  дочерью,  мистер  Кастэнс.  В  ее  возрасте
девочки обычно разбрасываются - неизвестно, кем они  станут.  В  последнее
время Мэри делает большие  успехи.  Я  надеюсь,  что  ее  ждет  прекрасное
академическое будущее, если, она, конечно, захочет.
     "Академическое будущее, - подумал Джон. - удерживать крошечный  оазис
в пустынном мире".
     Мисс Эррингтон улыбнулась:
     - Хотя, возможно, сам этот вопрос носит чисто академический характер.
Сомнительно, что знакомые молодые люди позволят ей жить  такой  бесплодной
жизнью.
     - Я так не считаю, мисс Эррингтон. _В_а_ш_а_ жизнь,  наверняка  очень
интересна и насыщена.
     - Она оказалась лучше, чем я ожидала! - смеясь сказала она. -  Я  уже
начинаю подумывать о пенсии.
     Вошла Мэри и, сделав книксен мисс Эррингтон, подбежала к Джону.
     - Папочка! Что случилось?
     - Отец  хочет  забрать  тебя  на  несколько  часов,  -  сказала  мисс
Эррингтон. - Твой дядя сейчас проездом в Лондоне. Он уезжает за границу  и
хочет повидаться с тобой.
     - Дядя Дэвид? За границу?
     - Да, совершенно неожиданно, - быстро проговорил Джон. - Я  тебе  все
объясню по дороге. Ты готова прямо сейчас?
     - Да, конечно!
     - Тогда не буду вас задерживать,  -  сказала  мисс  Эррингтон.  -  Вы
сможете вернуться к восьми, мистер Кастэнс?
     - Я постараюсь.
     Она протянула ему свою узкую изящную ладошку:
     - До свидания.
     Джон  заколебался.  Неужели  он  должен  оставить   эту   обаятельную
беззащитную женщину без малейшего намека на то, что ждет впереди? Но  Джон
так и не решился рассказать ей все, боясь, что она все равно не поверит.
     - Если я не верну Мэри к восьми, - сказал он, - то только потому, что
узнаю о какой-нибудь ужасной катастрофе,  поглотившей  Лондон.  Поэтому  -
если мы не вернемся, я советую вам собрать девочек и  уезжать  в  деревню.
Что бы ни случилось.
     Мисс Эррингтон взглянула на  него  с  мягким  изумлением,  словно  он
сказал какую-то абсурдную и безвкусную глупость. Мэри  тоже  с  удивлением
посмотрела на отца.
     - Да, но вы, конечно, вернетесь к восьми.
     - Да, конечно, - печально произнес Джон.


     Как только машина выехала со школьного двора, Мэри сказала:
     - Ведь дядя Дэвид тут ни при чем, правда?
     - Да.
     - Что же тогда, папочка?
     - Пока я не могу тебе сказать. Но мы уезжаем из Лондона.
     - Сегодня? Значит, я не смогу вернуться в школу к вечеру? -  Джон  не
ответил. - Что-нибудь ужасное?
     -  Достаточно  ужасное.  Мы  будем  жить  в  долине.  Как  тебе   это
понравится?
     Она улыбнулась.
     - Я бы не назвала это ужасным.
     - Ужас, - медленно сказал он, - ждет других людей.
     Домой  они  приехали  после  двух  часов.  Дверь  открыла  Анна.  Она
выглядела взволнованной и несчастной. Джон обнял ее.
     - Все будет хорошо, дорогая. Не о чем волноваться. Роджер уже здесь?
     - Вон его машина. Блок цилиндров барахлит или что-то другое. Роджер в
гараже. Скоро все будет готово.
     - Сколько у нас времени, как он считает? - спросил Джон.
     - Около часа.
     - Бакли тоже едут с нами? - спросила Мэри. - Что случилось?
     - Беги в свою комнату, родная, - сказала Анна.  -  Я  упаковала  твои
вещи, но оставила  немного  места.  Возьми  то,  что  посчитаешь  наиболее
важным. Но подумай хорошенько - места очень мало.
     - Надолго мы едем?
     - Наверно, да, - ответила Анна. - В общем,  ты  должна  рассчитывать,
что мы никогда сюда не вернемся.
     Мэри внимательно посмотрела на родителей, потом сказала серьезно:
     - А как же вещи Дэви? Мне посмотреть и их тоже?
     - Да, дорогая, - сказала Анна, - посмотри, может я забыла  что-нибудь
важное.
     Когда Мэри ушла к себе наверх, Анна бросилась к Джону.
     - Милый, ведь это неправда?!
     - Роджер тебе все рассказал?
     - Да. Но они не пойдут на такое! Просто не смогут!
     - Разве? Я только что сказал мисс Эррингтон, что привезу Мэри вечером
обратно. А ведь я уже все знал. Разве это намного отличается?
     - Прежде, чем  все  кончится,  -  сказала  Анна,  помолчав,  -  ...мы
возненавидим сами себя! А если мы просто привыкнем к этому, во что  же  мы
тогда превратимся?
     - Не знаю, - сказал Джон. - Я не знаю  ничего,  кроме  того,  что  мы
должны спастись сами и спасти детей.
     - Спасти детей? Для чего?
     - Позже мы поймем, для чего. Конечно, сейчас  кажется  жестокостью  -
сбежать, не сказав ни слова тем, кто и понятия не имеет о будущем.  Но  мы
не можем помочь им. А когда мы доберемся до долины, все  изменится,  и  мы
снова заживем нормальной жизнью.
     - Нормальной?
     - Будет трудно, но не так уж плохо, я думаю. Все в  наших  руках.  По
крайней мере, там мы - сами себе хозяева, наша жизнь  перестанет  зависеть
от государства, которое надувает и  запугивает  своих  граждан,  а  потом,
когда они становятся слишком обременительной ношей, просто убивает их.


     - Ублюдки! - воскликнул Роджер. -  Я  заплатил  им  двойную  цену  за
срочную работу, а теперь должен ждать уже  три  четверти  часа,  пока  они
отыщут свои инструменты.
     Часы показывали четыре.
     - У нас есть время выпить чашку чая? - спросила Анна.  -  Я  как  раз
собиралась поставить чайник.
     -  Теоретически,  -  ответил  Роджер,  -  все  время  мира  в   нашем
распоряжении. Тем не менее, это чаепитие мы  пропустим.  Здесь  становится
очень тревожно. Должно быть еще несколько утечек. Интересно,  сколько?  Во
всяком случае, я  почувствую  себя  гораздо  более  счастливым,  когда  мы
уберемся из Лондона.
     Анна кивнула:
     - Хорошо. - И прошла на кухню.
     Джон окликнул ее:
     - Тебе помочь?
     - Спасибо, - сказала Анна, обернувшись, - я  просто  оставила  чайник
под струей воды, теперь хочу убрать его.
     - Вот наша надежда, -  воскликнул  Роджер,  -  женская  стабильность.
Уезжает из дома навсегда, но снимает чайник.  Мужчина  скорей  бы  хлопнул
этим чайником об пол, а потом запалил дом.
     Наконец, они выехали. Машина Джона шла первой. Их  маршрут  лежал  по
Большой Северной Дороге, за Уэлвин, и далее  -  на  запад,  к  школе,  где
учился Дэви.
     Проезжая мимо  Большого  Финчли,  Джон  услышал  сзади  автомобильные
гудки, а через мгновенье их обогнал Роджер.
     - Радио! - крикнула Оливия, высунувшись из окна.
     Джон включил радио.
     "...особенно подчеркиваем, что  нет  никаких  оснований  для  слухов,
распространяющихся в последнее время. Обстановка полностью контролируется,
и запасов продовольствия в стране достаточно..."
     Машины съехали с дороги и остановились, встав бок о бок.
     - Кто-то чересчур волнуется, - сказал Роджер.
     "...высаживается не  зараженное  вирусом  зерно,  -  продолжал  голос
диктора. - В некоторых графствах Англии, Уэлса и Шотландии поздней  осенью
ожидается сбор урожая".
     - Сеять? Это в июле-то! - воскликнул Джон.
     - Гениальный ход, - сказал Роджер. - Голь на выдумки хитра.  В  такое
время правдоподобие не имеет значения.
     Голос комментатора чуть изменился:
     "По мнению Правительства, опасность  только  увеличится,  если  среди
населения начнется паника. Поэтому немедленно вступают  в  силу  некоторые
предупредительные меры.
     Первая связана с ограничением передвижений. Поездки из города в город
временно запрещены. Надеемся, что  к  завтрашнему  дню  будет  разработана
система приоритета для  наиболее  важных  перемещений,  но  предварительно
запрещение распространяется абсолютно..."
     - Они все-таки сделали это! - воскликнул Роджер. - Надо  прорываться.
Может, еще не поздно.
     Машины вновь тронулись в путь, через Северную Кольцевую Дорогу,  мимо
Северного Финчли и  Барнета.  Голос  из  радиоприемника  с  неослабевающей
убедительностью продолжал бубнить о  каких-то  регулирующих  мерах.  Потом
начали передавать музыку из кинофильмов. На  улицах  продолжалась  обычная
жизнь - люди делали покупки в магазинах, просто гуляли. Здесь, на окраине,
не было никаких признаков паники.
     Первое заграждение они увидели сразу за Барнетом. По  другую  сторону
блокировки  виднелись  фигуры  в  форме  цвета  хаки.   Остановив   машины
невдалеке, Джон и Роджер подошли  к  заграждению.  Там  уже  было  человек
шесть. Они о чем-то спорили с офицером. Еще несколько, видимо, отказавшись
от пререканий, собирались разворачиваться.
     - Каких-то десять чертовых минут! - сказал Роджер. - Надо  торопиться
- они понаставят еще уйму заграждений.
     Офицер  -  симпатичный  молодой   парень   с   распахнутыми,   словно
удивленными глазами, искренне радовался всему происходящему,  как  некоему
новому виду строевых занятий.
     - Мне очень жаль, - сказал он. - Мы лишь выполняем приказ. Все выезды
из Лондона перекрыты.
     Грузный, еврейского типа мужчина  лет  пятидесяти,  стоявший  впереди
группы спорщиков, воскликнул:
     - Но моя фирма в Шеффилде! Я только вчера приехал в Лондон!
     - Послушайте новости по радио, - сказал офицер. - Для таких, как  вы,
будут разработаны специальные правила.
     - Здесь не проехать, Джонни, - тихо проговорил Роджер. - Мы не  можем
даже подкупить его, когда вокруг такая толпа.
     - Не относитесь к этому, как к официальной информации, - доверительно
продолжал офицер, - но мне сказали, что введенные  запреты  -  всего  лишь
маневр. Просто они пытаются предотвратить панику.  Возможно,  к  утру  все
будет отменено.
     - Если это всего лишь маневр, вы можете пропустить несколько человек.
Ведь это неважно, правда?
     Молоденький офицер усмехнулся:
     - Извините. За невыполнение приказов на маневрах судят военным  судом
так же, как и в военное время. Советую вам вернуться в город и попробовать
завтра.
     - Весьма ловко придумано, - со злостью сказал  Роджер,  когда  они  с
Джоном возвращались  к  машинам.  -  Неофициально,  только  маневр.  Можно
обойтись малыми силами. Интересно, они что - собираются сгореть  вместе  с
остальными? Наверно, так.
     - Может, стоит рассказать им о том, что происходит на самом деле?
     - И нас тут же заберут за  распространение  ложных  слухов.  Одна  из
новых правительственных мер - ты ведь слышал?
     - Что же делать? - Спросил Джон,  когда  они  подошли  к  машинам.  -
Может, попробовать пешком, через поля?
     - Что происходит? - встревоженно сказала Анна. - Нас не пропускают?
     - Они будут патрулировать поля. Может,  даже  с  танками.  Пешком  не
пройти.
     - Что же делать?! - взмолилась Анна, она была на грани истерики.
     Роджер смеясь посмотрел на нее:
     - Не волнуйся, Анни! Все под контролем.
     Джон был благодарен ему за этот разряжающий тон.
     - Перво-наперво, - сказал Роджер, - нужно убраться  отсюда  подальше,
пока мы не попали в "пробку". - Сзади уже собирались машины. - Вернемся  в
Барнет. Знаете резкий поворот направо? Встретимся там. Мы поедем первыми.
     На тихой, почти пустынной дороге за Барнетом они остановились.
     - Этим путем мы сможем добраться до Хатфилда, в обход Первой  дороги.
Но,  по-моему  нет  смысла  даже  пытаться.  Наверняка   заграждения   уже
установлены, и сегодня у нас нет шансов проскочить ее.
     Мимо промчалась патрульная машина, следом - "остин". Джон узнал его -
он был у первого заграждения. Роджер кивнул им вслед:
     - Попытаются прорваться, но не смогут.
     - Пап, давай разгромим какой-нибудь барьер, - сказал Стив. - Я в кино
видел.
     - Это не кино, - ответил  Роджер.  -  Ночью  станет  поспокойнее.  Мы
оставим твою машину здесь. А мне надо вернуться в город - я забыл кое-что.
     - Ты собираешься вернуться? - спросила Анна.
     - Это необходимо. Я надеюсь уложиться в два часа.
     Джон слишком хорошо понимал, что заставило Роджера изменить  планы  и
что означает "кое-что".
     - Без этого никак нельзя  обойтись?  -  спросил  он.  Роджер  покачал
головой. - Тогда я поеду с тобой. Вдвоем будет безопаснее.
     Роджер задумался на минуту, потом сказал:
     - Ладно, поехали!
     - Но ведь вы не знаете, что в Лондоне, - сказала Анна. -  Может,  как
раз сегодня все начнется. Неужели обязательно так рисковать?
     - С сегодняшнего дня, - ответил Роджер, - если мы  хотим  остаться  в
живых, мы обязаны рисковать. Так вот, я собираюсь  вернуться  за  оружием.
События развиваются быстрее, чем можно было предположить. Но пока, если мы
вернемся сегодня вечером, опасности нет.
     - Я хочу, чтобы ты остался, Джон, - сказала Анна.
     - Анна... - начал Джон.
     - Чтобы погубить себя, - перебил его Роджер,  -  пререкания  -  самый
лучший способ. Нашему маленькому  отряду  необходим  лидер,  и  его  слово
должно быть решающим. Давай кинем монетку, Джонни.
     - Нет. Бросай ты.
     Роджер достал из кармана полкроны и подбросил:
     - Загадывай!
     Они смотрели на сверкающую никелем монетку.
     - Решка, - сказал Джон.
     Монетка звякнула о дорогу и покатилась к канаве. Роджер наклонился.
     - Твоя взяла, - сказал он. - Ну?
     Джон поцеловал Анну и сказал:
     - Мы скоро вернемся.


     - Должны успеть, - сказал Роджер. - Он не опускает жалюзи  до  шести.
Совсем небольшое  заведение  -  только  владелец  и  мальчик-помощник.  Но
кое-какие полезные штуки у него есть.
     К центру Лондона они подъехали в самый час "пик". Привычная суматоха,
регулировщики в белых перчатках, мелькание светофоров.  Никаких  признаков
чего-то тревожного, необычного. Впереди  зажегся  зеленый  свет.  Какой-то
неосторожный пешеход перебежал дорогу прямо перед машиной.
     - Овцы для заклания, - горько произнес Джон.
     Роджер взглянул на него.
     - Смотри на это трезво.  Несколько  миллионов  должно  умереть.  Наша
задача - не оказаться в их числе.
     Они свернули в узкий переулочек. Было без пяти шесть.
     - Станет ли он обслуживать нас? - с сомнением спросил Джон.
     Роджер остановил машину на обочине, напротив маленького магазинчика с
образцами спортивного оружия на витрине.  Он  поставил  машину  на  ручной
тормоз, но двигатель не заглушил.
     - Станет, - ответил он. - Так или иначе.
     В магазине никого не было, кроме хозяина  -  маленького  сгорбленного
человечка с почтительным  выражением  лица,  присущим  всем  продавцам,  и
несовместимыми с таким лицом настороженными глазами. На вид ему можно было
дать лет шестьдесят.
     - Добрый вечер,  мистер  Пирри,  -  сказал  Роджер.  -  Только-только
застали вас!
     Руки старика лежали на прилавке.
     - А-а, - протянул он. - Мистер Бакли, если я не ошибаюсь? Да,  я  как
раз закрывался. Чем могу служить?
     - Ну-ка, дайте взглянуть, - сказал Роджер. - Пару  револьверов,  пару
хороших винтовок с оптическим прицелом, и патроны, конечно. Да, еще. У вас
есть автоматы?
     Пирри мягко улыбнулся.
     - Ваша лицензия?
     Роджер подошел к прилавку.
     - Стоит ли волноваться о таких пустяках? - сказал он.  -  Я  ведь  не
бандит. Мне просто нужен весь этот хлам и как  можно  скорее.  Я  дам  вам
более чем хорошую цену.
     Пирри медленно покачал головой, не сводя глаз с Роджера.
     - Я не занимаюсь таким бизнесом.
     - Ну, а как насчет вон того, двадцать второго калибра?
     Пирри проследил взглядом за рукой Роджера, и в ту же  секунду  Роджер
бросился и схватил его за горло. Джон был уверен, что маленький  тщедушный
человечек не выдержит такого натиска, но уже через мгновение  увидел,  как
Пирри вывернулся и отскочил назад. В руке у него был револьвер.
     - Стойте спокойно, мистер Бакли, - сказал Пирри. - И ваш  приятель  -
тоже. Собираясь совершить налет на оружейную лавку, вы  на  свою  беду  не
учли, что сможете натолкнуться на  человека,  который  кое-что  смыслит  в
оружии и умеет с ним обращаться. Очень прошу вас не прерывать меня, пока я
буду звонить по телефону.
     Он отошел назад, нащупывая свободной рукой телефон.
     - Минуту, - резко произнес Роджер. - Я хочу вам кое-что предложить.
     - Сомневаюсь.
     - Ваша жизнь?
     Рука Пирри лежала на телефонной трубке, но он не спешил снять ее.
     - Конечно, нет, - улыбнувшись, сказал Пирри.
     - Неужели вы думаете, что я хотел прикончить вас? - Спросил Роджер. -
Даже будучи доведенным до полного отчаяния,  я  никогда  бы  не  пошел  на
такое.
     - Склонен согласиться с вами, - вежливо ответил Пирри. - Конечно, мне
не следовало позволять кому бы то ни было нападать на меня, но разве можно
ожидать такого отчаяния в простом  государственном  служащем.  По  крайней
мере, такого яростного отчаяния.
     - Мы оставили свои семьи в  машине,  -  сказал  Роджер,  -  прямо  на
развилке перед Большой Северной Дорогой. Если вы захотите присоединиться к
нам, место найдется.
     - Насколько я знаю, выезд из Лондона запрещен.
     Роджер кивнул.
     - Вот потому нам  и  необходимо  оружие.  Мы  хотим  выехать  сегодня
вечером.
     - Но вы ведь не добыли оружие.
     - Вы чертовски хорошо знаете,  что  это  зависит  от  вас,  -  сказал
Роджер.
     Пирри, наконец, убрал руку с телефона.
     - Может, вы будете так любезны и вкратце объясните мне столь  срочную
надобность в оружии и выезде из Лондона?
     Он выслушал Роджера,  не  перебивая,  и  когда  тот  закончил,  мягко
спросил:
     - Так вы