он прекратил это.
     -- Он не прекратит.
     На кухне  вдруг стало  очень  холодно, воздух казался  теперь  вязким и
густым.
     -- Что сделать, чтобы остановить Доусона?
     -- Ты знаешь.
     -- Объясните.
     -- Ты знаешь.
     Лавелль нервно облизал губы, прокашлялся.
     -- Ты знаешь, -- монотонно прошелестел голос.
     Лавелль спросил:
     -- Я должен убить его детей сегодня вечером, не откладывая?

        5
     Ребекка, открыв дверь, сказала:
     -- Я почему-то подумала, что это именно ты.
     Джек, стоявший у входа в дом, весь трясся.
     -- На улице снежная буря.
     На  Ребекке  было  синее  платье и  тапочки.  Волосы  полыхали  медовым
отливом. Она была восхитительна. Молча стояла и молча смотрела на него.
     Джек продолжал:
     -- Да,  это  метель  века.  Может быть,  это  начало нового ледникового
периода. Натуральный  конец  света.  И  я  подумал,  с  кем  бы  лучше всего
встретить этот конец света.
     -- И остановил свой выбор на мне?
     -- Не совсем так.
     - Да?
     -- Я просто не знал, где можно найти Жаклин Биссе.
     -- Значит, я -- номер второй?
     -- Я также не знал адреса Рэчел Уэлч.
     -- Выходит, я уже третья?
     --  Но, согласись, быть третьей из четырех миллиардов людей, живущих на
Земле, не так-то и плохо.
     Ребекка почти улыбнулась в ответ на эту реплику.
     Джек спросил:
     -- Можно мне войти? Видишь, я уже снял ботинки, чтобы не запачкать твой
прекрасный ковер. И потом, у меня отличные манеры -- я, например, никогда не
стану чесаться на глазах у всех.
     Ребекка отошла в сторону.
     Джек вошел в квартиру.
     Она закрыла за ним дверь и сказала:
     -- Я как раз собиралась готовить ужин. Ты голоден?
     -- А что у тебя на ужин?
     -- Нежданные гости не должны быть столь разборчивы.
     Они прошли на кухню, где Джек бросил свой плащ на спинку стула.
     Ребекка объявила:
     -- Сандвичи с ростбифом и суп. Овощной. Министроне.
     -- Домашний?
     -- Нет, консервированный.
     -- Отлично.
     -- Отлично?
     -- Я ненавижу домашнюю пищу.
     -- Правда?
     -- В домашней пище слишком много витаминов.
     -- Серьезно?
     -- Конечно. А от них я перезаряжаюсь энергией.
     -- Вот как?
     -- К тому же домашняя еда слишком вкусная.
     -- Перегружает вкусовые рецепторы?
     -- Ну  вот,  ты все  прекрасно понимаешь. Корми  меня  консервированной
пищей хоть каждый день.
     -- Правильно, ведь она не обещает сложных вкусовых ощущений.
     -- Красиво, быстро и питательно.
     -- Ладно. Я накрою на стол и принесу суп.
     -- Отлично.
     -- А ты нарежешь мясо.
     -- Без проблем.
     --  Оно  в  холодильнике.  По-моему,  на  второй  полке.  Только   будь
осторожен.
     -- А что, оно живое?
     --  Просто холодильник забит до предела. Если заденешь рукой что-нибудь
не то, можешь вызвать лавину.
     Джек  открыл холодильник.  Продукты  были  уложены на  каждой  полке  в
несколько  слоев.  В  дверце  выстроились  ряды   бутылей,  жестяных  банок,
горшочков.
     -- Ты боишься, что государство вдруг может запретить  продажу продуктов
питания?
     -- Я люблю иметь под рукой достаточный выбор продуктов.
     -- Я уже заметил.
     -- Ну, на всякий случай.
     --  На случай, если к тебе  завалится весь нью-йоркский филармонический
оркестр?
     Ребекка ничего не ответила.
     Джек продолжал:
     -- В большинстве супермаркетов нет такого большого выбора продуктов.
     Тут ему показалось, что шутки стали повторяться, и он закрыл тему.
     Но все же это было странно: в холодильнике царил полный хаос,  хотя вся
квартира тщательно убрана и даже вылизана.
     Джек нашел ростбиф  за  тарелкой с фаршированными яйцами,  перед  тремя
банками  с  желе.  Он лежал на  магазинной коробке  с  яблочным пирогом, под
упаковкой   швейцарского   сыра,  зажатый   двумя   кастрюльками   и  банкой
маринованных огурцов.
     Некоторое время они работали молча.
     Загнав  Ребекку в угол,  Джек  думал,  что  заставит  ее  поговорить  о
вчерашнем вечере, но почему-то чувствовал  он себя не очень уверенно. С чего
начать разговор? Идти напролом? Сказать примерно так: "Ребекка, что дальше?"
Или: "Ребекка, разве для тебя это не  значит так же много, как и  для меня?"
Или  даже  так:  "Ребекка,  я люблю  тебя!"  Но  все эти фразы,  когда  Джек
озвучивал  их  в  уме, казались  ему  или  избитыми,  или  неуместными,  или
откровенно глупыми.
     Молчание затянулось.
     Ребекка поставила на стол тарелки и столовое серебро. Джек нарезал мясо
и большой помидор.
     Она открыла две банки супа.
     Он достал из холодильника маринованные огурцы, горчицу, майонез  и  два
разных сорта сыра. Хлеб лежал в хлебнице.  Джек  повернулся, чтобы спросить,
чем приправить ее сандвич.
     Она стояла у плиты спиной к нему, помешивая суп  в кастрюле.  Ее волосы
были ярким солнечным  пятном на фоне синего платья. Джек  почувствовал дрожь
желания. Как не похожа она сейчас на ту Ребекку, которую он  видел на работе
час назад.  Не было Снежной королевы. Не было амазонки. Была другая женщина,
ниже ростом, уже в плечах, с тонкими запястьями  -- совсем  хрупкая, похожая
на девочку.
     Не осознавая, что делает, он двинулся к ней и, подойдя, положил руки на
плечи.
     Для Ребекки это как будто не было  неожиданностью. Она  чувствовала его
приближение. Может быть, ей даже хотелось, чтобы Джек подошел к ней.
     Она вся напряглась.  Джек  поднял  ее  волосы и стал  целовать  гладкую
нежную шею.
     Ребекка обмякла и подалась назад.
     Джек  провел  руками  по  ее  бедрам. Ребекка  вздохнула, но  ничего не
сказала.
     Джек обхватил губами ее ухо, рука его скользнула к ее груди.
     Ребекка выключила плиту, на которой готовился овощной суп.
     Джек  сомкнул  руки на ее  упругом животе, нагнулся  над плечом и снова
поцеловал в шею.  Он  почувствовал,  как  под  его губами забилась  какая-то
жилка. Часто-часто.
     Казалось, что Ребекка растворяется в нем.
     Никогда еще ни одна женщина, кроме  покойной жены, не дарила ему  такое
ощущение тепла.
     Ребекка прижалась к нему спиной.
     Желание было таким сильным, что уже доставляло боль.
     Ребекка издала звук, похожий на мурлыканье.
     Руки Джека, не останавливаясь, медленно и нежно исследовали ее тело.
     Ребекка обернулась, и они слились в поцелуе.
     Язык у нее был жаркий и быстрый, но поцелуй был долгим и тягучим.
     Когда они на секунду отстранились друг  от  друга, чтобы отдышаться, их
взгляды встретились, и у Джека перехватило дыхание: в  глазах у  нее полыхал
яркий и неистовый огонь. Ребекка не скрывала своего желания.
     Еще один поцелуй, более крепкий и нетерпеливый.
     Ребекка отпрянула от Джека и взяла его за руку.
     Они вышли из кухни в гостиную.
     Дошли до спальни.
     Она включила  маленькую лампу  с янтарным  абажуром. В  ее приглушенном
свете тени немного расступились, но не исчезли вовсе.
     Ребекка сняла платье -- под ним на ней ничего не оказалось.
     Ее тело, похоже, было сотворено из меда, масла и сливок.
     Она раздела и Джека.
     Через некоторое время  Джек с каким-то  удивленным придыханием произнес
ее имя, а она --  его. Это были первые слова, прозвучавшие  с того  момента,
когда Джек положил свои руки ей на плечи.
     Они  назвали  себя  и слились воедино  в  упоительном  ритме  любовного
наслаждения.

        6
     Сидя за кухонным столом, Лавелль словно вглядывался в своего невидимого
собеседника.
     Ветер сотрясал дом.
     Бокор спросил:
     -- Я должен убить его детей сегодня вечером, не откладывая?
     -- Да-а-а.
     --  Но  если  я  убью его детей,  не станет  ли  Доусон  искать  меня с
удесятеренной силой?
     - Убей их.
     -- Вы хотите сказать, что их смерть сломает Доусона?
     -- Да-а-а.
     -- Вызовет у него нервный срыв?
     - Да-а.
     -- Уничтожит его?

     - Да-а.
     -- Вы в этом абсолютно уверены?
     -- Он очень любит сво-о-их де-е-тей.
     Лавелль проявлял настойчивость.
     -- Вы гарантируете, что это уберет Доусона с моего пути?
     -- Убей их.
     -- Мне нужна абсолютная уверенность.
     -- Убей их. С особой жестокостью. Убийство должно быть очень жестоким.
     -- Понимаю. Вы хотите сказать, что жестокость убийства заставит Доусона
сдаться? Так или нет?
     -- Да-а-а.
     -- Сделаю все,  чтобы убрать его  с моего пути,  но мне  нужны гарантии
того, что результат будет такой, какой я хочу.
     --  <i>Убей их. Сломай им кости и вырви  глаза. Выдери языки.  Изруби, как
свиней на скотобойне.</i>

        7
     Спальня Ребекки.
     В окна бьются снежинки.
     Лежа  на  спине,  прижавшись  друг  к  другу,  они  держатся  за  руки.
Приглушенный свет освещает их лица.
     --  Я  никак  не  думала,  что это произойдет  еще раз,  --  призналась
Ребекка.
     -- Что именно?
     -- Вот это все.
     -- А-а-а-а.
     -- Я думала, что вчера была просто случайность.
     -- Правда?
     -- Я была уверена в том, что мы больше никогда не будем так близки.
     -- Но это же так!
     -- Господи, неужели это не сон?
     Джек спросил:
     -- Ты жалеешь?
     - Нет.
     -- И не думаешь, что это в последний раз?
     -- Нет, не думаю.
     -- Это не может быть в последний раз, нам слишком хорошо вместе.
     -- Да, нам хорошо вместе.
     -- Ты можешь быть такой мягкой.
     -- А ты-- таким сильным.
     -- Ну уж...
     -- Правда.
     Они помолчали.
     Ребекка задумчиво спросила:
     -- Что же с нами все-таки случилось?
     -- Ты действительно не можешь понять?
     -- Ну, не совсем.
     -- Мы полюбили друг друга.
     -- Но разве это может произойти так внезапно?
     -- Не так-то уж и внезапно.
     --  Все  это  время  мы были  всего  лишь  полицейскими, партнерами  на
работе...
     -- Больше, чем просто партнерами.
     -- ...и тут вдруг... бац!
     -- Совсем не вдруг. Я уже давно люблю тебя.
     -- В самом деле?
     -- Ну, что-то месяца два.
     -- Я как-то не замечала.
     -- Долго и медленно влюблялся в тебя.
     -- Но почему же я ничего не видела?
     -- Ты все очень хорошо видела. Только подсознательно.
     -- Может, ты и прав.
     -- Не пойму, почему ты так противилась нашему чувству?
     Ребекка промолчала.
     -- Я думал, что чем-то тебе неприятен.
     -- Нет, я просто считала тебя неотразимым.
     -- Тогда зачем отталкивала?
     -- Я боюсь.
     - Чего?
     -- Обладать кем-то. Любить кого-то.
     -- Почему?
     -- Страшно потерять человека, которого любишь.
     -- Но это ведь глупо.
     -- Нет, совсем не глупо.
     -- Каждый, имея что-то, рискует потерять...
     -- Я знаю.
     -- Что же, тогда не надо ничего приобретать?
     -- Может, это лучше всего.
     -- Вообще не иметь ничего, приносящего счастье?
     - Да.
     -- Это философия одиночки.
     -- И все равно наша любовь пугает меня.
     -- Мы не потеряем ее, Ребекка.
     -- Ничто не вечно на этом свете.
     -- Но у нас же с тобой не то, что называется хорошими отношениями?
     -- Все проходит.
     -- Послушай  меня  внимательно, если у тебя  что-то  не  складывалось с
другими мужчинами, то это еще не значит...
     -- Нет, я не об этом.
     -- О чем же тогда?
     Ребекка ушла от ответа:
     -- Поцелуй меня.
     Джек поцеловал ее. Еще и еще раз...
     В этих поцелуях не было страсти. Они были нежными, упоительными.
     Спустя некоторое время он сказал:
     -- Я люблю тебя.
     -- Не говори этого.
     -- Это правда.
     -- Просто не говори это вслух.
     -- Я не привык бросаться словами.
     -- Знаю.
     -- И я не стану говорить чего-то, не будучи в этом уверенным.
     Она старалась не встречаться с ним взглядом.
     Джек сказал:
     -- Ребекка, я уверен, что люблю тебя.
     -- Я, кажется, просила тебя не говорить этого.
     Сказала и закусила губу.
     -- Я не напрашиваюсь на ответные обещания, -- сказал он.
     -- Джек...
     -- Просто скажи, что не ненавидишь меня.
     Она вздохнула.
     -- Я не ненавижу тебя.
     Джек ухмыльнулся.
     -- А теперь скажи, что я тебе не очень противен.
     -- Ты мне не очень противен.
     -- Скажи, что я тебе немного нравлюсь.
     -- Ты мне немного нравишься.
     -- Может, больше, чем немного?
     -- Может, больше, чем немного.
     -- Отлично. На настоящий момент мне этого хватит.
     -- Ну и хорошо.
     -- Но все равно я люблю тебя.
     -- Джек, черт возьми!
     Она отодвинулась от него, натянув на себя простыню.
     -- Не будь такой холодной, Ребекка.
     -- Разве я холодно к тебе отношусь?
     -- Не обращайся со мной так, как ты это делала весь сегодняшний день.
     Она посмотрела ему в глаза.
     Джек сказал:
     -- Мне казалось, что ты сожалеешь о том, что было вчера.
     Она отрицательно покачала головой.
     Джек продолжал:
     -- Меня очень задело  то, как ты вела  себя сегодня. Я  решил,  что  ты
разочаровалась во мне и в себе после того, что произошло вчера.
     -- Нет, и не думала.
     --  Теперь  я  это  знаю,  но сейчас ты  снова отстраняешься  от  меня.
Что-нибудь не так?
     Ребекка, как маленькая девочка, принялась грызть ноготь.
     -- Ребекка!
     -- Я не  знаю, как сказать. Не  знаю, как объяснить. Мне никогда раньше
не приходилось говорить об этом кому-либо.
     -- Не беспокойся, у тебя хороший слушатель.
     -- Мне нужно немного времени, чтобы подумать.
     -- Пожалуйста, думай.
     -- Немного. Буквально несколько минут.
     -- Можешь думать сколько угодно.
     Ребекка задумчиво рассматривала потолок. Джек накрыл себя и ее одеялом.
     Некоторое время они оба молчали.
     Ветер за окном пел серенаду из двух нот.
     --  Мой  отец умер,  когда  мне было  шесть лет, --  заговорила наконец
Ребекка.
     -- Это ужасно. Ты его, по сути, и не знала?
     --  Да,  это  так. Но даже сейчас, как  ни странно, мне  его  очень  не
хватает --  отца, которого  я почти  не знаю и которого почти  не помню. Все
равно мне его страшно не хватает.
     Джек  вдруг подумал о своем  Дэйви, которому в момент смерти  матери не
было еще и шести.
     Он мягко сжал руку Ребекки.
     Она продолжала:
     -- Страшно не то, что отец умер, когда мне было только шесть лет. Самое
страшное то, что  я присутствовала при  его смерти, видела  все собственными
глазами.
     -- Господи, как это случилось?
     --  Ну... у них с мамой была  бутербродная.  Совсем  маленькая,  четыре
небольших  столика.  В  основном  они   работали   по  заказам:  бутерброды,
картофельный  салат, салат из  вермишели,  несколько сладких  блюд.  В  этом
бизнесе  трудно добиться успеха, если у тебя с самого начала нет двух важных
вещей: приличного стартового капитала, чтобы продержаться два первых трудных
года, и выгодного людного места по соседству с какими-нибудь офисами. В этом
смысле  моим родителям  было  трудно:  у  них  не  было  хорошего стартового
капитала, они не могли  платить за аренду помещения  в бойком месте. Начав с
невыгодной точки, они  каждые три года  перебирались  в новое место, немного
лучше  предыдущего. Трудились в поте лица, не покладая  рук -- отцу пришлось
подрабатывать уборщиком.  Он  уходил на  эту работу поздним  вечером,  когда
закусочная закрывалась, и возвращался домой  только к утру. Спал четыре-пять
часов  и шел открывать  свою  бутербродную.  Мама много работала  на  кухне,
стояла за прилавком, убиралась в чужих квартирах, чтобы немного подработать.
Наконец  закусочная стала приносить доход.  Отец бросил вторую  работу, мать
больше не подрабатывала уборкой. В общем, дело пошло в гору, и они уже стали
искать помощника, поскольку вдвоем уже не справлялись с работой.  Но однажды
днем... в затишье между обедом и ужином, когда  мама  пошла отнести заказ, а
мы с отцом были в заведении вдвоем... пришел этот парень... с пистолетом.
     -- О черт! --  воскликнул Джек. Он знал,  чем это обычно кончается.  Он
много раз  видел это -- трупы владельцев магазинов, распростертые у прилавка
в луже собственной крови, очищенные кассовые аппараты...
     Ребекка продолжала:
     -- Этот парень  был какой-то странный. Хотя мне было всего шесть лет, я
это  сразу  почувствовала, прошла  на кухню и стала  наблюдать за  ним из-за
занавески. Он выглядел нездорово... был бледен... тени под глазами.
     -- Наркоман?
     --  Да, как  выяснилось позже. Стоит  мне закрыть глаза,  и  я вижу его
бледное  лицо, искривленные  губы.  Самое  ужасное,  этого  подонка я  помню
отчетливо, а лицо собственного отца стерлось из памяти. Эти бешеные глаза!
     Ее передернуло.
     Джек сказал:
     -- Не продолжай.
     -- Нет, я должна рассказать, иначе ты не поймешь, почему я так отношусь
к некоторым вещам.
     -- Ладно, если уверена в том, что...
     -- Я уверена.
     -- И что же? Твой отец не отдал деньги этому сукину сыну?
     -- Нет, отдал ему деньги. Все, до последнего цента.
     -- Не оказав сопротивления?
     - Нет.
     -- Но это не спасло его?
     -- Нет.  У этого  подонка,  видимо,  было  маниакальное  состояние.  Он
ненавидел всех вокруг. Ты знаешь,  как это бывает. Я думаю, ему  не  столько
нужны были деньги, сколько  удовольствие  расправиться с кем-нибудь.  Ну, он
и... нажал на курок.
     Джек обнял ее и притянул к себе.
     -- Два выстрела. И потом этот подонок убежал. В отца попала только одна
пуля... в лицо.
     -- Господи, -- вздохнул  Джек.  Он представил себе: шестилетняя Ребекка
из-за  занавески на кухне  закусочной наблюдает за тем, как  разлетается  на
куски голова ее отца...
     -- Это  был сорок  пятый  калибр, -- добавила  сегодняшняя  Ребекка, --
разрывная пуля. Почти в упор.
     -- О Боже, не терзай себя!
     -- Отец умер почти моментально.
     -- Не мучай себя.
     -- Ему практически оторвало голову.
     -- Постарайся об этом больше не думать.
     -- Месиво из мозгов...
     -- Забудь обо всем этом.
     -- ...осколки черепа...
     -- Это было очень давно.
     -- ...кровь по всей стене.
     -- Успокойся, успокойся!
     -- Я еще недорассказала.
     -- Не надо, хватит на сегодня.
     -- Нет, хочу, чтобы ты все понял.
     -- Успокойся! Я здесь, я рядом. Успокойся.

        8
     В  железном   сарае  Лавелль   наклонился  над  ямой   и  двумя  парами
церемониальных  ножниц  с ручками  из малахита разрезал шнур  одновременно в
двух местах.
     Фотографии Пенни и Дэйви упали в яму и исчезли в оранжевом свечении.
     Из глубины послышался ужасающий, нечеловеческий рев.
     -- Убейте их, -- сказал Лавелль.

        9
     Они все еще лежали в кровати. Все еще лежали обнявшись.
     Ребекка сказала:
     -- У полиции было только мое описание убийцы.
     -- Шестилетний ребенок -- не лучший свидетель.
     --  Они  очень  старались  отыскать  след  подонка.  Они  действительно
старались.
     -- И взяли его?
     -- Да, но слишком поздно.
     -- Что ты имеешь в виду?
     -- Понимаешь, в тот день он унес из закусочной двести долларов.
     -- И что же?
     -- Это было двадцать два года назад.
     - Ну и?..
     -- Тогда две сотни были  большими деньгами. Конечно, не  состояние,  но
сумма немалая.
     -- Не пойму, к чему ты клонишь?
     -- Ему это показалось легкой добычей.
     -- Не слишком легкой. Он же убил человека.
     -- Но он необязательно должен был стрелять. Просто в  тот день он хотел
кого-нибудь убить.
     -- Ладно. Значит, своим извращенным умом он решил, что это просто.
     -- Прошло полгода.
     -- Полиция так и не добралась до него?
     -- Нет. И ему это стало казаться очень простым делом.
     Джеку стало плохо. У него свело живот.
     Он сказал:
     -- Ты хочешь сказать, что...
     -- Да, именно.
     -- Он вернулся?
     -- С пистолетом. С тем же пистолетом.
     -- Но ведь для этого надо быть полнейшим идиотом?
     -- Наркоманы рано или поздно превращаются в идиотов.
     Джек замолчал. Ему не хотелось слышать  конец этой истории, но он знал,
что Ребекка  ее доскажет. Она хотела рассказать именно ему,  она не могла не
рассказать.
     -- За кассой стояла моя мать.
     - Нет!
     Джек  сказал это  тихо,  но с  силой, как будто его протест мог  что-то
изменить.
     -- Он выстрелил в нее.
     -- Ребекка!!!
     -- Выстрелил в нее пять раз.
     -- Этого... ты не видела?
     -- Нет. В тот день меня в закусочной не было.
     -- Слава Богу.
     -- На этот раз они его поймали.
     -- Но слишком поздно.
     -- Слишком поздно. Именно после этого я твердо решила, кем стану, когда
вырасту. Я хотела стать  полицейским, чтобы предотвращать подобные убийства,
когда  подонки стреляют в  отцов  и  матерей,  оставляя  детей сиротами.  Ты
помнишь,   тогда  не  было  женщин-полицейских?  Я  имею  в  виду  настоящих
полицейских. Были женщины  на бумажной работе в полицейских  управлениях или
связистки.  Мне  не с кого было брать  пример, но я верила, что когда-нибудь
мои планы сбудутся. Я  была полна  решимости. В мечтах  я  представляла себя
только полицейским. Я не думала о том, что выйду замуж, заведу детей, потому
что мысленно была готова к тому, что когда-нибудь придет подонок и застрелит
моего мужа или разлучит меня с детьми. Какой же тогда в этом смысл? Я хотела
стать полицейским, только полицейским. И я им стала.
     В детстве и юности я  так сокрушалась, что в тот ужасный день ничего не
сделала для отца. И до сих пор виню  себя в смерти матери:  я ведь не смогла
дать полицейским четкого описания убийцы. Если бы я смогла им  помочь, может
быть, полицейские успели  бы поймать убийцу до  того, как  он расправился  с
матерью. Я возненавидела  себя.  Стать полицейским и останавливать  подобных
сволочей -- таким представлялось мне искупление собственной  вины. Вероятно,
звучит это ненаучно,  но близко к истине.  Именно эти чувства определяли мои
поступки.
     --  Тебе не  в  чем себя  винить. Ты  сделала  все, что могла. В  конце
концов, тебе было всего шесть лет.
     --  Знаю и  понимаю это. Но  чувство  вины  не только  не  исчезает,  а
временами обостряется. Думаю, мне так и не  избавиться от него. Даже ослабев
со временем, оно все равно останется со мной.
     Так вот почему Ребекка Чандлер такая, какая она есть! Он  понял, почему
ее холодильник забит продуктами:  после детства с его  несчастьями  и  горем
набитый   продуктами   холодильник   создавал   ощущение   стабильности    и
безопасности. Такая Ребекка  заставляла себя уважать, еще больше притягивала
к себе. Да, она была женщиной, не похожей на других.
     Джек  чувствовал,  что после  этой ночи  у  него  начнется иная  жизнь.
Проходит боль одиночества, вызванная смертью Линды. Ему повезло: он встретил
Ребекку. Немногим  мужчинам  суждено дважды  в  жизни  встретить  прекрасных
женщин и дважды  получить шанс на счастье.  Ему очень повезло. Он благодарен
судьбе за  эту перспективу  заманчивого  будущего. Несмотря на день,  полный
крови и трупов,  Джек чувствовал, как его переполняет радость  бытия. Ничего
плохого не случится. Теперь ничего плохого просто не могло произойти!

        10
     --  Убейте их,  убейте их, --  повторял Лавелль. Его  голос  уходил все
дальше в глубь ямы. Далекое, чуть различимое, аморфное, оно вдруг ожило, как
бы приближаясь к поверхности, запульсировало, запузырилось.
     Из  лавообразной  массы, которая могла быть  от  Лавелля на  расстоянии
вытянутой руки, а могла -- и на  расстоянии многих миль, вдруг начало что-то
возникать.
     Что-то чудовищное.

        11
     -- Когда убили твою мать, тебе было всего...
     -- Семь лет. Исполнилось семь за месяц до маминой смерти.
     -- Кто же тебя воспитывал?
     -- Я жила с дедушкой и бабушкой, родителями матери.
     -- И как тебе жилось?
     -- Они любили меня, так что сначала все было хорошо.
     -- Только сначала?
     -- Вскоре дедушка умер.
     -- Еще одна смерть.
     -- Да, смертей вокруг меня хватало.
     -- И как это произошло?
     -- Раковая опухоль. Я  уже видела мгновенную  смерть, после узнала, что
такое смерть медленная.
     -- И долго это длилось?
     --  Два года с момента  диагноза.  Он таял  на глазах, потерял тридцать
килограммов, остался без  волос  после  сеансов  облучения. В последние  два
месяца  это уже не был тот дедушка,  которого  я знала. На  него трудно было
смотреть.
     -- Сколько же тебе было, когда он умер?
     -- Одиннадцать с половиной.
     -- И потом осталась только бабушка?
     -- Да, но ненадолго. Она умерла, когда мне было пятнадцать лет. Сердце.
И я попала под опеку окружного суда. Следующие три  года, до восемнадцати, я
провела  с  приемными  родителями.  Пришлось сменить  четыре такие  семьи. Я
никогда  не  сближалась с ними, просто не  позволяла себе этого.  Все  время
просила о переводе в другое место, потому что уже тогда понимала, что любовь
и  привязанность  осложняют жизнь  людей.  Любить  кого-нибудь  --  это даже
опасно,  это   западня.  Соломинка  в  твоих  руках,  которую  кто-то  вдруг
переламывает в тот  момент, когда ты  решишь, что  все  будет хорошо. Мы все
такие хрупкие. А жизнь абсолютно непредсказуема.
     -- Но это не причина оставаться на всю жизнь одинокой.  Наоборот, нужно
искать  людей,  которых  мы  полюбим,  с  которыми разделим  все  радости  и
испытания,  которым  сможем  открыть  свое сердце.  Людей, на  которых можно
положиться и которых самим нужно поддержать.  Заботиться о друзьях и  семье,
знать, что  и они заботятся о нас, любить,  быть любимыми -- вот смысл нашей
жизни, опора  в  трудную  минуту, причем смысл, нас возвышающий, поднимающий
нас  над  тривиальной борьбой за существование, за выживание. Именно  любовь
способна отодвинуть от нас мысли о тьме, ожидающей каждого в конце жизни.
     Закончив эту фразу, Джек чуть не задохнулся: он сам ошарашен был и тем,
как это сказал, и тем, что так думал.
     Ребекка погладила его по груди, потом крепко к нему прижалась.
     -- Ты прав. Я душой чувствую, как ты прав.
     -- Рад это слышать.
     --  Какая-то  часть  души  не  разрешает мне любить  или  быть любимой,
опасаясь,  что  я  снова  потеряю  все, чем  дорожу.  Она  нашептывает,  что
одиночество лучше, чем потери и боль.
     Джек обнял ее.
     -- Понимаешь,  подаренная кому-то  или полученная от другого  любовь не
исчезает даже после  того, как дорогие  нам  люди уходят в  небытие.  Любовь
вечна. Горы разрушаются,  моря иссыхают, пустыни уступают место новым морям.
Время разрушает все, что создается человеком. Великие идеи  вдруг становятся
ошибочными и  тоже  рушатся, как  замки или храмы. Но  любовь --  это  сила,
энергия,  мощь. Рискуя уподобиться проповеднику, я скажу, что любовь подобна
лучу света, пронзающему Вселенную и уходящему в бесконечность. Подобно этому
лучу,  любовь  никогда  не   исчезает.  Она  такая  же   могучая  сила,  как
молекулярная  энергия или сила гравитации. Без молекулярных связей, без силы
тяжести,  без любви  повсюду воцарится хаос. Мы существуем  для  того, чтобы
любить  и  быть  любимыми,  потому  что  любовь,  по  крайней  мере,  в моем
понимании, единственная сила, привносящая смысл и свет в наше существование.
Это должно быть так. И, если это не так, то  ради чего мы живем? И, если это
не так -- да спасет нас Бог!
     Несколько минут они лежали молча.
     Джек  устал от потока  слов и  чувств, исходивших от него как бы помимо
его воли.
     Он чувствовал, что Ребекка должна остаться с ним навсегда. Мысль о том,
что этого может и не быть, была для него странной и непонятной.
     Но ей он больше ничего не сказал. Теперь решение было за ней.
     Через некоторое время Ребекка сказала:
     -- Впервые за  много лет я не столько  боюсь любви и  возможных потерь,
сколько боюсь вовсе не любить.
     Сердце Джека совершило в груди мощный прыжок.
     Он сказал:
     -- Прошу тебя, никогда не относись ко мне так холодно.
     -- Мне будет нелегко переучиваться.
     -- Но тебе это по силам.
     --  Учти,  иногда   я  буду  немного  отстраняться  от  тебя,  так  что
понадобится терпение.
     -- Я умею быть терпеливым.
     -- Господи, да уж мне ли не знать этого! Ты самый терпеливый человек из
всех, кого я знала.
     -- Самый терпеливый?
     --  Да.  Я же  знаю, что на  работе иногда  бывала просто несносной. Но
ничего не могла с собой поделать. Мне даже хотелось, чтобы ты ответил тем же
или устроил хорошую взбучку.  И когда это однажды произошло, ты проявил себя
разумным, спокойным и очень терпеливым человеком.
     -- Ну, прямо святой.
     --   Просто  ты  хороший  человек,  Джек  Доусон.  Прекрасный  человек.
Действительно прекрасный.
     --  Я знаю, что кажусь тебе просто  совершенством, -- иронично  заметил
Джек, -- но у меня есть и некоторые недостатки.
     -- Не может быть! -- воскликнула Ребекка, изобразив удивление.
     -- Правда.
     -- Назови хоть один изъян.
     -- Я люблю слушать Барри Манилоу.
     -- Только не это!
     -- Я знаю, музыка у него не  очень, слишком  сладкая и механическая, но
мне нравится. Да, и еще -- я не люблю Элана Аллу.
     -- Но ведь он нравится всем!
     -- А по-моему, абсолютная ерунда.
     -- У тебя совсем нет вкуса.
     -- Еще я люблю ореховое масло и сандвичи с луком.
     -- Фу!  Элан Алла никогда не стал  бы есть ореховое  масло и сандвичи с
луком.
     --  Но у меня есть одно крупное достоинство,  которое  перекрывает  все
недостатки.
     Ребекка усмехнулась:
     -- И какое же?
     -- Я люблю тебя.
     На этот раз она не прервала его.
     Ее руки обвили Джека.
     -- Я снова хочу тебя, -- прошептала Ребекка.

        12
     Обычно  Пенни  ложилась  спать  на  час  позже  Дэйви.  Эта  привилегия
определялась четырехлетним превосходством в  возрасте. Она всегда  пресекала
любые попытки лишить ее этого ценного и неотъемлемого права. Однако сегодня,
когда  в девять  часов тетя Фэй предложила Дэйви  почистить зубы и ложиться,
Пенни решила последовать за ним.
     Сейчас она не могла оставить Дэйви одного в темной спальне, где до него
могли  добраться гоблины. Ей придется бодрствовать,  присматривая  за Дэйви,
пока не придет папа. Она  сразу же  расскажет  отцу все  о гоблинах.  Он, по
крайней мере, выслушает ее, прежде чем вызывать "скорую".
     Дети не взяли с собой никаких вещей, здесь у них были свои зубные щетки
и пижамы: когда отец задерживался на работе, время от времени они оставались
на  ночь  у Фэй  и Кэйта. А  в спальне  для гостей обоих наутро  ждала смена
чистого белья.
     Через десять  минут дети  уже устроились в  теплых  кроватях.  Тетя Фэй
пожелала им сладких снов, выключила свет и закрыла за собой дверь.
     В комнате царила густая темнота.
     Пенни решительно отгоняла приступы страха.
     Дэйви некоторое время молчал. Потом позвал:
     -- Пенни?
     - Ну?
     -- Ты здесь?
     -- А кто, ты думаешь, только что сказал "ну"?
     -- А где сейчас папа?
     -- Он задерживается на работе.
     -- А-а-а... На самом деле?
     -- Он действительно задержался на работе.
     -- А вдруг с ним что-то случилось?
     -- Нет, ничего не случилось.
     -- А если его ранили?
     -- Нет, его не  ранили. Если  бы его ранили, нам бы сразу сообщили. Нас
даже, наверное, отвезли бы к нему в больницу.
     -- Нет,  никто  не  стал бы этого делать.  Взрослые стараются оберегать
детей от таких известий.
     -- Ради Бога, перестань так волноваться. С отцом все в порядке. Если бы
его ранили или произошло бы еще что-нибудь в этом роде, мы знали бы об  этом
от тети Фэй и дяди Кэйта.
     -- А может, они уже что-то знают?
     -- Мы с тобой уже догадались бы, Дэйви.
     -- А как?
     -- Заметили бы по их поведению, как бы они ни старались это скрыть.
     -- А в чем бы это у них выражалось?
     --  Ну,  они   разговаривали   бы   с  нами  по-другому,  выглядели  бы
растерянными и вели себя необычно.
     -- А они всегда ведут себя необычно.
     --  Я имею в  виду "необычно"  в смысле "по-другому".  Они старались бы
проявить к  нам особую доброту, потому что им было бы нас жалко. Ты думаешь,
тетя  Фэй стала бы так  критиковать папу, знай она,  что он ранен  и лежит в
больнице?
     -- Ну... нет. Я думаю, ты права. Даже тетя Фэй не стала бы так делать.
     Они замолчали.
     Пенни высоко взбила подушку и лежала, вслушиваясь в темноту.
     Ничего   не  слышно.  Только   ветер  за  окном.  Где-то  далеко  урчит
снегоочиститель.
     Пенни посмотрела  в сторону окна --  оттуда  шел прямоугольник слабого,
неясного свечения.
     Гоблины придут через окно?
     Или через дверь?
     А  может, вылезут  из-за  плинтуса?  Возникнут  в виде  дыма,  а  затем
материализуются, заполнив всю комнату? Так вроде  поступают  вампиры.  Пенни
видела их в старом фильме про Дракулу.
     Может, они явятся из шкафа?
     Девочка посмотрела в дальний угол комнаты, самый темный угол, где стоял
шкаф. И не увидела там ничего, кроме черной темноты.
     Может быть,  позади шкафа существует волшебный  невидимый  ход, которым
воспользуются гоблины?
     Нет, это смешно! Хотя почему? И если история о гоблинах была достаточно
смешной, то они-то сами есть. Она же их видела.
     Дэйви задышал глубоко и ровно. Он заснул. Пенни позавидовала ему. Ей-то
нельзя спать.
     Время шло. Очень медленно.
     Взгляд Пенни то и дело обегал темноту: окно... дверь... шкаф... окно...
дверь... шкаф.
     Она не знала, откуда  появятся  гоблины, но в том, что  они обязательно
появятся, не сомневалась.

        13
     Лавелль  сидел в  темной  спальне  своего  дома.  Вызванные  им  убийцы
поднялись  из  ямы  и  исчезли  в  заснеженном  ночном  городе.  Вскоре  оба
доусоновских отпрыска будут  убиты, разорваны на  куски и превращены в груды
мертвечины.
     Эта приятная мысль возбуждала его.
     Ритуалы отняли у него все силы. Не физические, не умственные. Напротив,
он  чувствовал себя сильным,  свежим, ко всему  готовым. Истощены были  силы
Бокора,  и настало время  их пополнить. В данный  момент он был Бокором лишь
формально. Растратив столько магических сил, он стал обыкновенным человеком.
А ему не нравилось быть обыкновенным человеком.
     Объятый темнотой, он мысленно воспарил  вверх -- сквозь потолок, сквозь
крышу  дома,  сквозь  морозный  воздух  --  к  потокам дьявольской  энергии,
носившимся над огромным городом.  Он тщательно обходил потоки энергии добра,
которые  тоже  циркулировали в ночи. Они не могли  пополнить его энергетику.
Более того, даже представляли для него определенную опасность. Он припадал к
самым темным  и отвратительным  из  дьявольских  потоков, пропуская их через
себя и насыщаясь энергией зла.
     Через несколько минут он словно родился  заново. Теперь  он уже  не был
простым человеком. Конечно, не Богом, но больше, гораздо больше, чем простым
человеком.
     Сегодняшней ночью  он  совершит еще один акт колдовства.  Настало время
смирить Джека  Доусона. Наконец-то он покажет полицейскому, как  велика мощь
настоящего Бокора. Потом,  когда его  дети  будут растерзаны на куски,  этот
человек  поймет,  насколько  он  был  глуп,  отвергая  его   предложение  --
предложение Бокора, и как немного надо было для того, чтобы спасти детей, --
просто смирить свою гордость и отойти  от расследования.  Он поймет, что сам
подписал им смертный приговор, и это потрясет его до глубины души.

        14
     Пенни подскочила в кровати и чуть было не закричала, чтобы позвать тетю
Фэй.
     Нечто,  странный, противный  звук. Нечеловеческий крик. Еле различимый,
доносящийся откуда-то  издалека. Может быть, из квартиры несколькими этажами
ниже. Пенни показалось, что звук идет по системе отопления.
     Она напряженно ждала.
     Минута, две, три.
     Нет, не повторяется. Никаких неестественных звуков больше не было.
     Но Пенни знала, что именно она слышала и что именно это означало!
     Они идут за ней и за Дэйви. Они уже в пути. И скоро будут здесь.

        15
     На  этот  раз их слияние было  медленным, до  боли нежным,  наполненным
неясными  придыханиями  и   стонами,  легкими   прикосновениями.   Ощущения,
достойные грез: как будто плывешь,  превращаясь в солнечный свет,  становясь
невесомым. Уже не акт любви, но эмоциональный союз, утверждение  их духовной
близости.  И когда  наконец  Джек  с  наслаждением  отдал  свою  энергию  ее
упоительному телу, он почувствовал, что его нет, а есть нечто другое, единое
целое -- он и Ребекка! И Джек инстинктивно понимал,  что она чувствует то же
самое.
     -- Это было восхитительно.
     - Да.
     -- Лучше орехового масла и бутербродов с луком?
     -- Пожалуй.
     -- Ну ты и нахал!
     --   Ты   знаешь,  ореховое  масло  и  бутерброды  с  луком  --  просто
фантастическая вещь! И я люблю тебя, -- сказал Джек.
     -- Я рада, -- ответила Ребекка.
     Она все  еще не могла сказать вслух, что любит его.  Но  Джека это и не
беспокоило. Он знал, что она его любит.
     Сидя на краю кровати, он  одевался.  По другую сторону  кровати Ребекка
расправляла синее платье.
     Вдруг оба вздрогнули  от непонятного  шума: обрамленная рамкой красивая
афиша Джонса  Джексела неожиданно сорвалась  с крючка,  на котором висела, и
упала со стены. Афиша была большая -- метр на семьдесят пять сантиметров, --
к тому  же  застекленная.  Им  показалось,  что  на какой-то миг  она как бы
зависла  в  воздухе  и лишь потом со странным грохотом упала на  пол рядом с
кроватью.
     -- Что за черт? -- воскликнул Джек.
     -- Что могло случиться? -- недоумевающе проговорила Ребекка.
     Дверца  шкафа  со  стуком  открылась,  затем так  же  закрылась.  Опять
открылась.
     Высокий комод с шестью ящиками покачнулся,  отрываясь от стены,  и стал
падать прямо на Джека.
     Ему пришлось отскочить  в сторону.  Комод грохнул о пол  всей тяжестью,
издав звук, подобный разрыву гранаты.
     Ребекка  прижалась к стене и стояла в полном оцепенении, широко раскрыв
глаза, сжав руки.
     Воздух вдруг стал ледяным. По спальне пронесся порыв ветра -- не просто
сквозняк, а настоящий ветер, как тот, что бушевал в заснеженном городе.
     У  окна творилось что-то совершенно  необъяснимое: как будто  невидимая
рука  схватила и  сорвала с  карниза  шторы, свалив их  на пол  бесформенной
кучей. Та же невидимая рука вырвала карниз и отбросила его в сторону.
     У прикроватных тумбочек распахнулись дверцы, все их  содержимое рухнуло
на пол.
     От стен, сверху вниз, начали отрываться широкие полосы обоев.
     Джек только успевал поворачиваться в разные  стороны. Он  был растерян,
испуган и не знал, что предпринять.
     На пол полетело большое зеркало.
     Невидимый  разрушитель  схватил  с постели  одеяло  и  швырнул  его  на
поваленный комод.
     Ребекка закричала в пустоту:
     -- Прекратите! Сейчас же прекратите!
     Невидимая сила не подчинилась, с кровати поднялось в  воздух покрывало.
Казалось,   оно  ожило,  превратилось  в   одушевленный  предмет,  способный
действовать по собственному усмотрению: покрывало проплыло в угол комнаты, а
там безжизненно рухнуло вниз.
     Два уголка заправленной под матрац простыни неожиданно выпрямились.
     Джек вцепился в простыню.
     Кто-то выдернул из-под матраца два оставшихся уголка.
     Джек  попытался удержать  простыню  в руках,  хотя  понимал,  насколько
бесполезно  противиться  чудовищной  силе,  громившей  спальню.  Но это было
единственное, что  пришло  ему  на  ум. Он просто  должен  был  хоть  что-то
сделать.
     Простыня  так рванулась из его  рук, что  он, не удержавшись на  ногах,
упал на колени.
     Небольшой  телевизор  в  углу,  стоявший  на  подставке  с  колесиками,
включился вдруг  сам по себе на большую  громкость.  Какая-то  толстая  баба
танцевала ча-ча-ча с котом, а за кадром хор  напевал хвалебные гимны в честь
новой еды для кошек.
     Джек поднялся на ноги.
     Прикрывавший  кровать  тканый наматрасник поднялся,  скомкался, и комок
полетел в Ребекку.
     По  телевизору в это время показывали  Джорджа  Плимнтона,  вещающего о
преимуществах интертелевидения.
     На  нейлоновом  покрытии  матраца  появилась  рябь,  как  будто  кто-то
стягивал его. В верхней части покрытия образовалась дыра, ткань вокруг нее с
треском поползла  в  разные стороны,  и  из разрыва  показалось ватообразное
содержимое  матраца.  Затем  со  звоном выпрыгнули несколько пружин,  словно
кобры, поднимающие головы под беззвучную музыку.
     Со стен продолжали срываться обои.
     По телевизору человек из Всеамериканской ассоциации производителей мяса
вещал  о   прелестях  мясной  пищи,  а  перед   камерой  какой-то  шеф-повар
сладострастно нарезал кровавый ростбиф.
     Дверца шкафа на этот раз двигалась с такой силой, что вылетела из пазов
и вывалилась наружу.
     Вдруг взорвался кинескоп телевизора. Брызнуло стекло. Внутри телевизора
что-то коротко вспыхнуло, затем пошел дым.
     Тишина.
     Все замерло.
     Джек посмотрел на Ребекку.
     Она была испугана до смерти. В ее глазах застыло изумление. И ужас.
     Зазвонил телефон.
     Джек уже знал, кто звонит. Он поднял трубку и молча поднес ее к уху.
     --  Вы дышите, как загнанная лошадь,  детектив Доусон. Вам понравилось?
Думаю, мое маленькое представление заинтересовало вас.
     Джек  так дрожал, что не мог говорить.  Он  и не хотел говорить,  чтобы
Лавелль не понял, насколько он испуган.
     Но Лавелля, похоже, и не интересовал  ответ Доусона. Во  всяком случае,
он не стал его дожидаться.
     Бокор сказал:
     -- Когда  вы увидите своих детей -- мертвых, растерзанных, с вырванными
глазами, выеденными языками, обглоданными до  костей, -- помните, что  могли
спасти  их.  Помните,  что вы,  именно вы,  подписали им  смертный приговор.
Именно вы несете  полную  ответственность за  их гибель, как если бы видели,
что  они вышли на  рельсы перед  несущимся  поездом,  и не окликнули  их. Вы
отбросили их жизнь так, как если бы они были для вас каким-то мусором.
     Поток слов вырвался из Джека, прежде чем он понял, что будет говорить.
     --  Ну  ты,  вонючий  сукин  сын!  Ты  не  посмеешь  и  пальцем  к  ним
притронуться. Ты не посмеешь...
     Лавелль повесил трубку.
     Ребекка спросила:
     - Кто?..
     -- Это Лавелль.
     -- Ты хочешь сказать... все это?..
     -- Теперь ты веришь в черную магию? В колдовство?
     -- О Господи!
     -- А я теперь в это верю.
     Не веря себе, Ребекка оглядела разгромленную комнату, покачивая головой
и   безуспешно  пытаясь  отмахнуться  от  слишком   очевидных  доказательств
справедливости его слов.
     Джек  вспомнил, с каким скептицизмом слушал он рассказ Карвера Хэмптона
о  посыпавшихся с полок бутылочках, о возникшей  из порошков и  трав  черной
змее.  Теперь  скептицизм  исчез.   Остался  только  страх.  Он  подумал  об
изуродованных трупах, на которые насмотрелся еще утром.
     Сердце  забилось,  как  молот.  Джек  начал задыхаться.  Казалось,  его
вот-вот вырвет.
     Телефонная трубка по-прежнему была в его руках.
     Он быстро набрал номер.
     -- Кому ты звонишь? -- спросила Ребекка.
     -- Фэй. Она должна как можно быстрее увезти оттуда детей.
     -- Но Лавелль не может знать, где они сейчас находятся.
     -- Он не должен был знать и того, где  нахожусь я. Я никому не говорил,
что  собираюсь к тебе. За мной  никто не следил, это точно. Он не мог знать,
где я нахожусь, и тем не менее узнал. Так что ему известно, где сейчас дети.
Черт, что такое?
     Он набрал номер Фэй еще раз. Ему ответили, что номер не обслуживается.
     Джек положил трубку.
     -- Лавеллю каким-то образом  удалось  вырубить  номер  Фэй.  Мы  должны
сейчас же ехать туда. Господи, мы должны забрать детей.
     Ребекка  быстро выскользнула  из  платья,  достала  из  шкафа  джинсы и
свитер. Через минуту она была одета.
     -- Не волнуйся, Джек, мы попадем туда раньше Лавелля.
     Но Джеку показалось, что они <i>уже</i> опоздали.

        ГЛАВА ПЯТАЯ

        1
     Сидя  в темной  спальне, немного  освещенной уличным светом,  Лавелль в
который  раз  мысленно  устремился  вверх  и  припал  к потокам  дьявольской
энергии.
     Его магическая сила на этот раз не просто ослабла -- она  была на нуле,
ушла  вся  на  то,  чтобы призвать полтергейст  и  управлять им. Именно  эти
действия и видел Доусон несколько минут назад, в черной магии они считаются,
пожалуй, самыми энергозатратными ритуалами.
     Лавелль сожалел, что  полтергейст  нельзя использовать  для уничтожения
врагов. Полтергейст -- просто  хулиган, в лучшем случае -- шалун. Но  он  не
зол.  Если  Бокор, вызвав полтергейст, заставит его пойти  на убийство,  тот
может  освободиться  от заклинаний  колдуна  и  свою  деструктивную  энергию
обратить против него самого.
     Когда  же  полтергейст  используют  как  рекламу  возможностей  Бокора,
результаты  бывают   впечатляющими:  скептики  начинают   верить   в  магию,
смельчаков  охватывает  страх.  Увидев  работу  полтергейста,  люди   слабые
становятся  раболепными,  преданными  слугами Бокора и готовы беспрекословно
выполнять все, что он им прикажет.
     Тишину  в спальне нарушил легкий скрип -- это качнулось кресло-качалка,
в котором сидел Лавелль.
     Он сидел и улыбался, улыбался сам себе.
     С ночного неба нисходили на него потоки темной энергии.
     Вскоре он  был заполнен ею до предела. Лавелль удовлетворенно вздохнул,
чувствуя себя совершенно обновленным.
     Совсем скоро начнется самое интересное.
     Кровавое убийство.

        2
     Пенни села на край кровати и внимательно прислушалась.
     Опять  те  же звуки. Скрипы, шипение. Глухой  удар, какое-то  звяканье,
снова удар. Где-то далеко раздался треск и как будто шарканье.
     Пока  далеко,  но  с  каждой  минутой  ближе  и ближе.  Пенни  включила
прикроватную лампу. Маленький конус света источал тепло и спокойствие.
     Дэйви  продолжал  мирно  посапывать, и Пенни решила: пусть  еще поспит.
Если  надо будет, она  быстро разбудит его.  Одного  зова  будет достаточно,
чтобы сюда прибежали тетя Фэй и дядя Кэйт.
     Крик  раздался снова. По-прежнему не очень отчетливый, но уже  не такой
глухой, как раньше.
     Пенни  встала с  кровати и подошла к  шкафчику,  куда не  доходил  свет
лампы.  В стене  над шкафчиком,  сантиметрах в  тридцати  от  потолка,  было
закрытое решеткой отверстие -- выход системы отопления и кондиционирования.
     Пенни задрала  голову,  пытаясь получше расслышать  отдаленные  неясные
шумы. Теперь она знала, что исходят они из вентиляционного отверстия.
     Пенни  забралась на шкафчик, но решетка все равно была выше  ее головы.
Тогда она слезла,  взяла подушку со своей кровати  и положила ее на шкафчик.
Поверх  этой  подушки  Пенни  водрузила  еще   две   с  кресел.   Она  вдруг
почувствовала  себя умной и  сообразительной. Опять взобравшись  на шкафчик,
она встала на это сооружение, приподнялась на  носочки и прислонилась ухом к
решетке.
     До этого она думала, что по  вентиляционной системе просто  разносились
звуки, издаваемые гоблинами, а сами они находятся где-то в других квартирах.
Теперь  ее  как  током ударило:  теперь  она  поняла,  что  именно в  ней  и
скрываются  эти  загадочные существа. Значит, они попадут в спальню не через
дверь, окно  или воображаемый ход за шкафом, а через вентиляционную систему.
Целеустремленно передвигаясь по  ней, они скатывались по наклонным участкам,
быстро  проходили  горизонтальные   соединения,  с  остервенелым   упорством
карабкались   по   вертикальным  переходам.  Они  приближались   с  той   же
неотвратимостью, с какой горячий воздух  из отопительных котлов поднимался в
квартиры.
     Трясясь  от страха, которому она  решила не поддаваться,  стуча зубами,
Пенни приникла к решетке  и заглянула в отверстия.  Темнота в вентиляционном
ходе была непроницаемой и плотной. Как в склепе.

        3
     Джек согнулся за рулем, изо всех сил всматриваясь в заснеженную дорогу.
Лобовое стекло замерзало.  Тонкая  корочка  льда,  образовавшаяся  по  краям
стекла, расползалась по нему все шире.
     -- Эта чертова печка работает или нет?
     Джек  задал себе  вопрос просто  из-за нервного  возбуждения,  так  как
чувствовал струю теплого воздуха на своем лице.
     Ребекка тоже подалась вперед и потрогала рычажки системы отопления.
     -- На полной мощности, -- успокоила она Джека.
     -- Видимо, к ночи резко похолодало.
     -- Да, мороз градусов десять, а с ветром и того больше.
     Снегоочистители  целыми  колоннами  двигались  по  главным  магистралям
города, но не  могли  справиться со снегом. Он  падал без остановки, сильный
ветер тут же наносил сугробы.  Они вырастали  на улицах сразу же, как только
уходили снегоочистители.
     Джек  считал,  что доедут  они до дома Джэмисонов за  десять  минут. На
улицах машин  почти  не  было,  к тому  же  Джек  воспользовался полицейской
сиреной, что  во  всех  случаях давало  ему преимущество  при  движении.  Он
рассчитывал,  что  скоро  обнимет   Пенни  и  Дэйви,  но,  похоже,   поездка
затягивалась.
     Каждый  раз,  когда  он пытался  увеличить скорость,  машину  заносило,
несмотря на цепи на колесах.
     Джек зло ругнулся:
     -- Черт, пешком дошли бы быстрее!
     -- Мы успеем, Джек, -- успокаивала его Ребекка.
     -- А если Лавелль уже там?
     -- Нет, уверена, что его там нет.
     Неожиданно  Джеку   в  голову   пришла  страшная  мысль.  Он  не  хотел
произносить ее, но не мог удержаться.
     -- А если Лавелль звонил от Джэмисонов?
     -- Нет, -- сказала Ребекка.
     Но  Джек  уже  не мог  остановиться,  и каждую  его фразу  сопровождали
страшные видения.
     -- Что, если он уже убил их всех?
     (Изуродованные тела.)
     -- ...убил Пенни и Дэйви...
     (Вырванные из глазниц глаза.)
     -- ...убил Кэйта и Фэй...
     (Перегрызенные глотки.)
     -- ...а затем позвонил мне оттуда...
     (Откушенные кончики пальцев.)
     -- ...позвонил прямо из квартиры...
     (Разодранные губы, болтающиеся уши.)
     -- ...стоя прямо над их растерзанными телами?
     Ребекка попыталась остановить его. Она почти кричала:
     -- Прекрати изводить себя! Мы успеем вовремя!
     --  Откуда ты можешь знать, что мы успеем? -- со злостью  спросил Джек.
Он и сам  не знал,  почему злится  на  нее. Он просто выплескивал на Ребекку
нервное  потрясение.  Он ведь  не  мог схватиться  с  Лавеллем  или наказать
погоду, которая  задерживала  их. Ему  нужно, необходимо было сейчас наорать
хоть на кого-нибудь, иначе он сошел бы с ума от чудовищного стресса, который
уже переполнял его, как слишком сильный ток перезаряжает аккумулятор.
     Он крикнул:
     -- Ты не можешь этого знать!
     Ребекка спокойно ответила:
     -- Я знаю. Не нервничай, ты за рулем.
     -- Черт побери! Прекрати мне указывать!
     -- Джек...
     -- У него в руках мои дети...
     Он резко нажал на газ, и машину сразу же занесло вправо. Джек попытался
выправить ее, работая рулем, но это ему не удалось. Ему нужно было вывернуть
руль в  сторону заноса,  а он крутанул  его в противоположную сторону.  Хотя
через секунду  Джек понял свою  ошибку, машина уже закрутилась  на скользкой
мостовой.  Она продвигалась вперед боком. Джек  понял,  что сейчас на полной
скорости они врежутся в бордюр тротуара и перевернутся. Но и скользя, машина
продолжала поворачиваться вокруг вертикальной оси. В итоге их развернуло  на
сто восемьдесят  градусов и  несло задом наперед. Сквозь  замерзшее  лобовое
стекло они смотрели туда, откуда приехали. Их продолжало разворачивать, пока
машина не замерла, описав почти полный круг.
     Джек  содрогнулся при мысли о том,  чего  они избежали,  но,  поскольку
времени  на  переживания не было, он тут  же  тронулся  с места. Теперь Джек
работал рулем и педалью газа очень осторожно.
     Когда их заносило  и  крутило, они оба молчали, даже не вскрикивали  от
неожиданности или страха. В молчании они проехали еще квартал.
     Джек сказал:
     -- Извини.
     -- Не извиняйся.
     -- Мне не надо было так резко говорить с тобой.
     -- Я все понимаю. Ты беспокоишься за детей.
     --  Я  и сейчас  ужасно  беспокоюсь. Но это  не оправдание. Я вел  себя
по-идиотски.  Я  уж точно не помог  бы детям,  если  бы угробил нас обоих на
полпути к Фэй.
     Ребекка мягко сказала:
     -- Я понимаю тебя. Все в порядке. И все будет хорошо.
     Джек был уверен, что она действительно понимает,  какие мысли и чувства
чуть  не разрывают  его  сердце. Она понимает его лучше любого  друга, лучше
любой  другой  женщины.  Они  не  просто  подходили  друг  другу. В  мыслях,
ощущениях и восприятии  они дополняли друг друга, совпадали их эмоциональный
и физический циклы. Уже давно такого с ним не было. Точнее, полтора года. Со
времени  смерти  Линды. А ведь  он и не  надеялся встретить такого  близкого
человека. Какое это счастье -- не быть одиноким.
     -- Почти приехали, да? -- спросила Ребекка.
     -- Осталось минуты две. -- Джек, подавшись вперед, нервно  всматривался
в заснеженную дорогу через маленький кусочек чистого стекла.
     "Дворники", все в ледяной  коросте,  шумно  скребли  по нему, с  каждым
движением делая свою работу хуже и хуже.

        4
     Лавелль поднялся с кресла-качалки.
     Маленькие  убийцы, которые вышли из ямы, сейчас подкрадывались  к детям
Доусона. Настало время устанавливать с ними колдовские связи.
     Не  включая  света,  Лавелль подошел  к комоду, открыл один из  верхних
ящиков и вытащил оттуда горсть шелковых ленточек. Подошел к кровати, положил
на  нее ленты и быстро сбросил с себя всю одежду. Обнаженный, он сел на край
кровати и обвязал пурпурной ленточкой правую лодыжку, а белой -- левую. Даже
в  полной темноте он без труда  различал  цвета.  Длинную алую ленту Лавелль
обернул вокруг груди, прямо над  сердцем, желтую обвязал вокруг лба, зеленую
--  вокруг правой  кисти, черную -- вокруг левой.  Ленты олицетворяли  связи
Бокора с  существами из  ямы,  соединяя его с  ними. Контакт  устанавливался
сразу же по завершении ритуала.
     Он  не  собирался полностью  контролировать  действия этих  дьявольских
созданий, не смог бы этого сделать,  даже если бы  захотел.  Покинув  яму  и
устремившись за жертвами, они руководствовались собственными соображениями и
прихотями. Но, совершив  убийство, возвращались в яму. Вот и  весь контроль,
которым обладал Лавелль в отношении них.
     Ритуал   с   лентами  лишь   приобщал  Бокора  к  собственно  убийству,
подсоединял  его  к  этим  тварям  нервными окончаниями.  Он  мог видеть  их
глазами,  слышать  их  ушами,  ощущать  все, как  они. Когда их острые когти
вопьются в тело Дэйви Доусона, и его руки разорвут плоть мальчика. Когда  их
клыки вонзятся в шею Пенни, и у Лавелля на языке будет железистый привкус ее
крови.  Подумав  об  этом, он задрожал от возбуждения.  Если рассчитано  все
верно, то Джек Доусон должен оказаться в доме Джэмисонов именно тогда, когда
его детей будут разрывать  на куски. Детектив должен приехать в тот  момент,
когда  существа-убийцы накинутся на Пенни и Дэйви.  Хотя Доусон и попытается
их спасти, он тут же поймет, что отогнать маленьких  тварей от  их жертв или
убить невозможно. Он будет беспомощно  смотреть, как драгоценная  кровь  его
детей брызгами летит на него. Это будет верх наслаждения.
     Лавелль сладострастно вздохнул.
     От предвкушения острого удовольствия его даже передернуло.
     На ночном столике он нашел бутылочку с кошачьей кровью, обмакнул  в нее
два  пальца и поставил  по алой  точке на каждой щеке. Еще обмакнул пальцы и
намазал  кровью свои  губы.  После  этого той  же кошачьей кровью  нарисовал
простое "веве" на обнаженной груди.
     Лежа на спине, Лавелль вытянулся во весь рост.
     Пристально глядя в потолок, он начал тихо напевать.
     Вскоре  его  душа и тело перенеслись  в другое  место.  Нервные связи с
маленькими убийцами установил он удачно,  и они заработали. Лавелль оказался
в вентиляционной  системе  дома  Джэмисонов  метрах  в  десяти  от  решетки,
выходившей в гостевую комнату. До цели маленьким существам оставалось только
два поворота по вентиляционному ходу.
     Дети были уже рядом.
     Девочка была совсем близко.
     И маленькие хищники, и он ощущали ее присутствие.
     Близко. Очень близко. Еще один поворот по трубе, затем прямо, затем еще
один поворот. Близко.
     Время пришло.

        5
     Стоя на шкафчике, вглядываясь в темноту, Пенни услышала вдруг свое имя.
Оттуда, из стены, из вентиляционной системы.  Голос был хриплый, жестокий. У
нее перехватило дыхание, она словно онемела.
     -- Пенни? Пенни?
     Она  кубарем  слетела  со  шкафа,  подбежала  к  Дэйви,  обняла  его  и
встряхнула.
     -- Проснись, Дэйви, проснись!
     Он проспал не больше получаса, но глубоко ушел в сон.
     - Что? А?
     Пенни крикнула:
     -- Идут! Они идут! Надо побыстрее одеться и выбираться отсюда. Быстрее!
Они идут!
     И она стала звать тетю Фэй.

        6
     Джэмисоны  жили в  двенадцатиэтажном  многоквартирном доме.  Улицу,  на
которой он стоял,  еще не  чистили  от снега.  Джек медленно проехал  по ней
метров двадцать, но затем машина попала в сугроб, образовавшийся на дорожной
выбоине.  Джек испугался,  что  они застряли: под  колесами  и  вокруг лежал
двадцатисантиметровый  слой  снега. Помня  только что  полученный  урок,  он
осторожно дал  задний  ход, потом  передний, снова  задний,  снова передний.
Раскачав машину, Джек  выбрался  из сугроба.  Проехав  две трети  подъездной
дороги, он нажал на тормоза, и машину пронесло прямо к нужному дому.
     Он распахнул дверцу. Ледяной  ветер ударил ему  в лицо,  словно паровой
молот. Джек  пригнул голову и, обойдя машину,  направился к тротуару.  Ветер
швырял в него острыми кристалликами снега, и он двигался почти вслепую.
     Когда  Джек  поднялся  по  ступенькам  и  распахнул  стеклянную   дверь
вестибюля, Ребекка была уже там. Показав полицейский значок  и удостоверение
изумленному консьержу, она сказала:
     -- Полиция.
     Швейцар,  пожилой дородный мужчина, с  волосами  такими  же седыми, как
снег на улице, сидел за столом между двумя лифтами, потягивая кофе. Спасаясь
от  метели, он  устроился вполне уютно. Наверное, это  был  дневной швейцар,
подменявший ночного,  или новенький, потому  что никогда раньше,  приезжая к
Джэмисонам забирать детей, Джек его не видел.
     Швейцар спросил:
     -- Что такое? Что случилось?
     В этом  доме  не привыкли к  тому, чтобы  что-нибудь случалось. Дом был
первоклассным по всем параметрам.  Даже  сама  мысль, что возможна  какая-то
неприятность,  заставила швейцара побледнеть, и цвет  его лица  сравнялся  с
цветом волос.
     Джек нажал на кнопку вызова лифта и бросил:
     -- Мы едем в квартиру Джэмисонов, одиннадцатый этаж.
     -- Я знаю, на  каком этаже  они  живут. -- Швейцар вскочил из-за стола,
чуть не опрокинув кофе. -- Но что слу...
     Один из лифтов спустился вниз, и двери раскрылись.
     Джек и Ребекка вошли в кабину.
     Джек крикнул швейцару:
     --  Принесите  контрольный  ключ!   Господи,   хорошо  бы  он  нам   не
понадобился!
     Было  ясно, что ключ им понадобится лишь  в том случае, если в квартире
им не откроют.
     Двери лифта сомкнулись.
     Из внутреннего кармана плаща Джек вынул револьвер.
     Ребекка тоже достала свой пистолет.
     Светящееся табло в лифте показывало, что они уже на третьем этаже.
     Глядя на "смит и вессон", Джек неуверенно произнес:
     -- Доминику Карамацца оружие не помогло.
     Четвертый этаж.
     Ребекка постаралась приободрить его:
     -- Сейчас оно нам не понадобится. Мы приехали раньше Лавелля.
     Но  Джек не  слышал в ее  голосе  обычной уверенности.  И знал  почему:
дорога к Джэмисонам заняла слишком много времени. Мало шансов на то, что они
опередят Лавелля.
     Шестой этаж.
     --  Черт!  Почему  лифты  в  этом  доме так медленно ходят? -- чуть  не
закричал Джек.
     Седьмой этаж.
     Восьмой.
     Девятый.
     --  Быстрее,  дьявол  тебя  забери!  --  скомандовал  он  лифту,  будто
надеялся, что машина выполнит его требование.
     Десятый этаж.
     Одиннадцатый.
     Дверцы  лифта  расползлись  в  стороны, и Джек  выскочил на  лестничную
площадку.
     Ребекка была рядом.
     Холл одиннадцатого  этажа выглядел  таким  привычно тихим,  что у Джека
затеплилась надежда.
     Господи! Ну пожалуйста, Господи!
     На этом этаже  было всего семь квартир. Джэмисоны занимали одну из двух
ближайших.
     Джек  подошел к  двери  и встал с одной стороны. Правую  руку с зажатым
револьвером он прижал  к плечу,  на уровне своего лица. Дуло было направлено
вверх, но это сейчас.
     Ребекка с другой стороны двери стояла в такой же позе.
     Только бы они были живы! Только бы были живы!
     Пожалуйста!
     Его глаза встретились с глазами Ребекки. Она кивнула. Готовы.
     Джек постучал в дверь.

        7
     Лежа на кровати  в темной спальне, Лавелль громко и часто дышал, словно
животное.
     Руки  его,   прижатые   к  бокам,  с  сомкнутыми  пальцами,  оставались
неподвижными,  но  временами  вдруг  начинали  дергаться,  резко  ударяя  по
воздуху, или впивались  в простыню. Время от времени тело  его содрогалось в
конвульсиях,  как от сильного разряда электрического тока, и как бы взмывало
вверх. Затем  обрушивалось на кровать  с  такой  силой,  что пружины матраца
возмущенно скрипели.
     Сам Лавелль не замечал этих конвульсий -- он был в глубоком трансе.
     Глядя вверх широко раскрытыми глазами, почти не моргая, видел он совсем
не  то,  что было  у  него перед глазами. Не  потолок спальни. Его взор  был
далеко  отсюда,  в другой части города, и все, что там происходило, он видел
глазами  маленьких  тварей-убийц,   будучи   связан   с  ними   чувственными
контактами.
     Вот он зашипел.
     Застонал.
     Заскрежетал зубами.
     Выгнулся дугой, содрогнулся.
     Снова замер на кровати.
     Потом судорожно вцепился в простыню.
     Он шипел так сильно, что вокруг него веером разлетались капельки слюны.
     Вдруг  какой-то импульс  скрутил  его ноги, пятки бешено заколотили  по
матрацу.
     Он глухо зарычал.
     Некоторое   время  снова  лежал  неподвижно.  Затем   задышал   громко,
принюхался, опять зашипел.
     До  него  донесся запах  девочки.  Пенни  Доусон,  прекрасный  запах --
сладкий, свежий, нежный.
     Он хотел ее.

        8
     Фэй  открыла дверь, увидела револьвер  Джека,  осторожно посмотрела  на
него и сказала:
     -- Господи, а это зачем? Ты знаешь, как я ненавижу пистолеты. Сейчас же
убери его.
     По тому, как она  отступила в сторону, чтобы  впустить  их в  квартиру,
Джек  понял, что они успели,  с  детьми все в порядке.  Он вздохнул с  явным
облегчением, но все же спросил:
     -- Где Пенни? Где Дэйви? С ними все в порядке?
     Фэй посмотрела на Ребекку, и на ее лице появилась улыбка. Но тут до нее
дошел смысл сказанного Джеком, и она нахмурилась.
     --  В  порядке?  Конечно,  все  в  полном порядке.  С ними  все  просто
прекрасно. Может, у  меня  и нет своих детей, но я прекрасно знаю, как о них
заботиться.  Неужели ты думаешь,  что я  позволю,  чтобы что-то произошло  с
этими маленькими обезьянками? Джек, я не...
     Не обращая внимания на водопад слов, Джек нервно спросил:
     -- Кто-нибудь следил за вами по дороге из школы?
     --  К чему  все  эти пустые  предостережения?  -- требовательным  тоном
спросила Фэй.
     --  Они  не  пустые.  Я  считал,  что  объяснил  все  достаточно  ясно.
Кто-нибудь пытался следить за вами? Ты проверялась, как я велел тебе, Фэй?
     --  Конечно, конечно, конечно. Я проверялась. Никто  не пытался за нами
увязаться. И я не думаю...
     Они прошли из прихожей в гостиную. Джек огляделся и не увидел детей.
     -- Фэй, черт подери, где же они?
     -- Ради Бога, не говори со мной подобным тоном. Что это ты...
     -- Фэй, черт подери!
     Она отшатнулась от него.
     --  Они  в  комнате  для  гостей, с Кэйтом,  -- с  волнением  в  голосе
объяснила она.  -- Я уложила  их в четверть десятого,  как  и  положено.  Мы
думали, что они уже заснули, но вдруг раздался крик Пенни...
     - Крик?
     -- Она сказала, что в комнате крысы. Но у нас  в квартире не может быть
никаких...
     Крысы!
     Джек  рванулся через гостиную, пробежал по небольшому коридору и влетел
в спальню для гостей.
     Настольные лампы, торшер в углу и верхний свет были включены.
     Пенни и  Дэйви  стояли  рядом у  одной из кроватей,  все еще в пижамах.
Увидев Джека, они радостно закричали:
     -- Папа! Папа!
     Подбежали и обняли его.
     Джек  был   настолько  взволнован   тем,   что  нашел  детей  живыми  и
невредимыми,  настолько благодарен  за это судьбе,  что  у  него перехватило
дыхание. Он просто сжал детей в объятиях.
     Хотя  вся  комната была  залита  светом,  Кэйт  Джэмисон держал в  руке
электрический   фонарик,   направляя  луч  света   в   темноту  за   решетку
вентиляционного отверстия. Он обернулся к Джеку, сильно хмурясь, и сказал:
     -- Там творится что-то непонятное. Я...
     Пенни, уцепившись за Джека, сказала:
     -- Это гоблины! Они идут, папа! Они хотят расправиться со мной и Дэйви!
Не позволяй  им  этого, не позволяй!  Я чувствовала  их появление,  боялась,
очень боялась, а теперь они уже совсем близко!
     Слова  у нее цеплялись друг за  друга, и было трудно разобрать, что она
говорит. И тут девочка разрыдалась.
     Джек еще крепче прижал ее к себе, гладил по волосам, успокаивал:
     -- Ну, все, все, перестань!
     Из гостиной появились Фэй и Ребекка.  Ребекка держалась со свойственным
ей хладнокровием  и деловитостью. Она прошла к шкафу и стала вынимать оттуда
одежду детей.
     Фэй снова заговорила:
     -- Сначала  Пенни  закричала,  что в  комнате крысы. Затем она  понесла
что-то про каких-то гоблинов. Почти в истерике. Я постаралась объяснить, что
это был только ночной кошмар.
     -- Это не был ночной кошмар! -- закричала Пенни.
     -- Конечно, был.
     Пенни быстро стала рассказывать:
     -- Они следили за мной весь день. А вчера ночью один из них был в нашей
комнате,  папа.  И сегодня в школьном подвале целая куча этих  тварей... Это
они испортили завтрак Дэйви!  И  мои книги  тоже. Я не знаю, что им нужно от
нас, но  они охотятся за  нами,  и они  -- настоящие гоблины!  Настоящие,  я
клянусь!
     Джек ответил:
     --  Хорошо. Про это  ты расскажешь мне подробнее, но немного  погодя. А
теперь нужно убираться отсюда.
     Подошла Ребекка с одеждой. Джек сказал:
     -- Одевайтесь. Не снимайте пижамы, надевайте верхние вещи прямо на них.
     Фэй попыталась вмешаться.
     -- Господи, что за...
     Джек решительно заявил:
     -- Нам надо как можно быстрее увести детей отсюда. Как можно быстрее!
     -- Ты  говоришь  так, будто  действительно  веришь  в  эту  сказку  про
гоблинов, -- сказала ошарашенная Фэй.
     --  Я не  верю в  гоблинов,  но крысы у нас, оказывается, действительно
есть, -- задумчиво проговорил Кэйт.
     Фэй обиженно запротестовала:
     -- Нет, нет, нет! У нас просто не может быть крыс. В таком доме!
     -- Они  в вентиляционной системе, -- пояснил Кэйт, -- я сам  их слышал.
Вот почему я копался там с фонариком, когда ты влетел сюда, Джек.
     -- Тсс, -- сказала Ребекка, -- слушайте!
     Дети быстро натягивали на себя одежду. Все замолчали.
     Сперва    Джек   ничего    не    слышал.    Затем    уловил    странный
шипяще-скрипяще-бормочущий голос.
     Черт, это не могли быть крысы!
     В  стене  что-то  заскреблось.  Они  услышали  царапающий  звук,  затем
отчетливое постукивание, поскрипывание, глухие удары...
     -- О Господи! -- испуганно выдохнула Фэй.
     Джек взял у  Кэйта фонарик,  подошел к шкафу и  направил луч  света  на
решетку. Но за решеткой царила темнота.
     Еще глухой удар в стену.
     Опять шипение и урчание.
     Джек почувствовал, как по спине у него поползли мурашки.
     Неожиданно из-за  решетки раздался  хриплый,  абсолютно нечеловеческий,
угрожающий голос:
     -- Пенни? Дэйви? Пенни?
     Фэй истерично вскрикнула и отпрянула назад.
     Даже Кэйт, высокий и крепкий мужчина, побледнел и попятился от решетки.
     -- Что за чертовщина?
     Джек спросил у Фэй:
     -- Где куртки и ботинки детей? Перчатки?
     --А... а... в кухне. С-сушатся.
     -- Принеси все сюда.
     Фэй кивнула, но не двинулась с места.
     Джек положил руку ей на плечо.
     -- Возьми их куртки, ботинки, перчатки. Встретимся у входной двери.
     Она никак не могла оторвать взгляд от решетки. Джек встряхнул ее.
     -- Фэй! Поторопись!
     Она отскочила в сторону, как будто Джек ударил ее по лицу, развернулась
и выбежала из спальни.
     Пенни,  уже почти одетая,  держалась молодцом и, хотя была напугана, не
подавала виду. Дэйви сидел на краешке кровати, стараясь не плакать,  но  все
равно  плакал, размазывая  слезы по лицу. Он,  как бы извиняясь, смотрел  на
Пенни,  пытаясь  подражать ей.  Его ноги  свешивались  с кровати,  и Ребекка
торопливо завязывала ему шнурки.
     Из-за решетки опять послышалось:
     -- Дэйви? Пенни?
     -- Джек, ради Бога, что же здесь все-таки происходит? -- нервно спросил
Кэйт.
     Не  отвечая,  поскольку  времени  на  разъяснения не было,  Джек  снова
направил  луч  фонарика  в  темноту  за  решеткой  и  заметил  там  какое-то
мимолетное движение. Что-то серебристое.  Оно горело, как белый огонь, затем
мигнуло  и  исчезло.  На  его месте  возникло  что-то  темное, навалилось на
решетку,  как  бы стараясь  выдавить  ее,  но,  почувствовав  ее  прочность,
исчезло. Джек не успел рассмотреть  существо, чтобы составить  о нем хотя бы
общее представление.
     Кэйт кивнул головой вверх.
     -- Джек! Винт решетки!
     Джек уже успел это  заметить: винт  вращался,  медленно выходя за  край
решетки.  Существо  в  вентиляционной  трубе  поворачивало винт,  постепенно
ослабляя решетку.
     Работая, оно что-то бормотало, шипело и ворчало.
     Джек, стараясь придать голосу уверенный тон, сказал:
     -- Пошли! Давайте, давайте! Надо быстро убираться отсюда.
     Винт упал на пол. Решетка повисла на втором -- теперь уже  единственном
-- винте.
     Ребекка подтолкнула детей к двери.
     Из отверстия появилось что-то невообразимое. Некое  существо повисло на
стене вопреки всем  законам  земного  притяжения. Как будто на  ногах у него
имелись особые присоски, хотя ничего подобного на них не было.
     -- Господи! -- только и выговорил ошарашенный Кэйт.
     Джек содрогнулся, представив, как это маленькое чудовище прикасается  к
Дэйви или Пенни.
     Размером с  крысу, по  форме существо  тоже напоминало  крысу:  узкое и
длинное тело с  большими мускулистыми  плечами. Но на этом сходство с крысой
кончалось, и начиналось что-то из области ночных кошмаров.
     На  существе  не  было  ни  единого  волоска.  Его  гладкая  кожа  была
серо-зелено-желтого  цвета и  казалась  студенистой.  Хвост  лишь  отдаленно
напоминал крысиный:  при длине в четверть метра у своего основания он имел в
диаметре до двух сантиметров и состоял из секций, подобно хвосту  скорпиона,
хоть и без жала на конце. Лапы тоже отличались от  крысиных:  по сравнению с
туловищем они  были несоразмерно  большими,  имели по три пальца  с длинными
загибающимися  когтями,  а  на   задней  их  стороне  торчали  явно  острые,
многожальные шпоры. Голова выглядела еще ужаснее: плоский череп весь состоял
из острых  углов, неестественных  выпуклостей и  впадин, словно  его вылепил
начинающий  скульптор. Длинная и  заостренная  морда одновременно напоминала
волка и крокодила. Чудовище открыло пасть и зашипело, демонстрируя множество
острейших зубов, посаженных  в челюстях под разными углами. Из  пасти торчал
такой  же  немыслимо длинный  заостренный язык  цвета сырой печенки; конец у
него был раздвоен и двигался быстро, как у змеи.
     Но больше всего Джека ужаснули глаза этого существа -- без зрачков, без
сетчатки.  Пустые  глазницы  в  уродливом  черепе  животного, отверстия,  из
которых струился холодный и яркий огонь, исходя словно из мозга твари. Этого
не  могло  быть, но все же это было именно  так. Чудовище  не было слепым --
Джек чувствовал  его  дьявольский  взгляд  так  же,  как он ощущал  бы  нож,
приставленный к горлу. Именно взгляд пугал Джека больше всего -- мертвенный,
ненавидящий,  леденящий  и  замораживающий душу.  Глядя  в  эти  глаза, Джек
начинал чувствовать себя физически и психически больным человеком.
     Демонстрируя  полное  презрение к  законам  земного  притяжения,  тварь
спокойно скользила по стене головой вперед.
     В тот же момент из вентиляционного отверстия появилось второе существо,
ничем  не  напоминающее первое, -- вроде бы маленький  человечек, не  больше
тридцати сантиметров. Но человеческого в его облике было немного. Его руки и
ноги напоминали конечности первой твари, с  устрашающими когтями  и шпорами.
Та  же  плеснеобразная,  скользкая  на вид кожа, хотя  и не  такая  зеленая,
скорее, желто-серая. Под глазами у человечка были  черные тени, а из ноздрей
выходила какая-то ткань, похожая на жабры.  На уродливой голове зубастый рот
занимал  пространство  от уха  до уха. И у него  были такие  же  дьявольские
глаза, как у крысообразного существа, хотя и меньшие по размеру.
     Джек заметил  в руках у чудовища какое-то  оружие,  вроде  миниатюрного
копья с хорошо заточенным и блестевшим на свету острием.
     Он  тут  же  вспомнил первые  жертвы крестового похода  Лавелля на клан
Карамацца. Эти двое получили до ста колотых ран, нанесенных холодным оружием
вроде перочинного ножа. Но и не ножом. Медицинские эксперты потеряли голову,
буквально  вся  лаборатория  находилась в  полном  замешательстве.  Конечно,
никому из судмедэкспертов и в голову не могло прийти, что убийства совершили
адские твари ростом не более трети метра, вооруженные карликовыми копьями.
     Демоны черной магии? Гоблины? Гремлины? Что за существа?
     Может, Лавелль делал их из глины и потом каким-то образом оживлял?
     А может,  создавал  их  с  помощью заговоров,  заклинаний,  дьявольских
молитв  так же,  как вызывают демонов  последователи Сатаны? И  были  ли это
вообще демоны?
     Откуда они взялись именно здесь?
     Существо, похожее на карлика,  оттолкнулось  от вентиляционного выхода,
прыгнуло на шкаф, ловко и упруго приземлилось на ноги.
     Глядя мимо Джека и Кэйта, оно произнесло:
     -- Пенни? Дэйви?
     Джек вытолкнул Кэйта в холл, выскочил за ним следом и захлопнул дверь в
спальню.
     Тут же  одно  из существ, скорее  всего, человекообразная тварь,  стало
отчаянно скрестись в закрытую дверь.
     Дети были уже в гостиной.
     Джек и Кэйт бросились за ними следом.
     Фэй закричала:
     -- Джек! Скорее! Они вылезают из вентиляционного отверстия здесь!
     "Стараются  окружить нас, -- понял Джек.  -- Господи, да они  же везде.
Весь этот чертов дом кишит ими. Они повсюду, у нас ничего не получится..."
     Джек  постарался  прервать  поток  этих  мрачных  мыслей. Он  знал, что
пессимизм и  страх  еще  никому  не  помогали,  но  наносили  большой  вред,
парализуя волю тогда, когда она больше всего нужна.
     В  гостиной  Фэй и Ребекка  торопливо помогали детям  надеть  куртки  и
ботинки.
     Вдруг они  услышали шипение, хрипы  и жадное  бессловесное  бормотание,
исходившее  из  вентиляционной  решетки  над  длинным  диваном в гостиной. В
отверстиях решетки блестели серебристые глаза, особенно яркие на  фоне  тьмы
вентиляционной трубы.
     Дэйви надел только один ботинок, на второй времени уже не оставалось.
     Джек взял мальчика на руки и сказал:
     -- Фэй, возьми второй ботинок, и пошли.
     Кэйт  в прихожей  уже доставал  из шкафа свое пальто  и  пальто жены. С
одеждой в руках он схватил Фэй и вытянул ее вслед за собой из квартиры.
     Пенни вскрикнула.
     Джек обернулся в сторону гостиной, инстинктивно прижав к себе Дэйви.
     Решетка над  диваном  рухнула  на пол,  из отверстия  стали  появляться
какие-то тени.
     Но  Пенни испугало не  это. Прямо на них  из  кухни двигался  еще  один
представитель подземного мира.
     Эта  тварь отличалась от других своей  окраской и размерами -- существо
болезненного  желто-белого  цвета  с  канцеровидными  пупырышками  по  всему
туловищу, скользкое и желеобразное, было раза в три крупнее собратьев. Тварь
чем-то напоминала игуану, хотя и была тоньше настоящей ящерицы. Это метровое
порождение дурных снов имело хвост, голову и морду ящерицы, но от игуаны его
отличали пылающие огнем глаза и шесть  ног. И тело -- такое  узкое и гибкое,
что, казалось, его  можно было завязать в узел. Именно тело позволяло такому
крупному  существу  беспрепятственно  двигаться  по   трубам  вентиляционной
системы.  К тому же у этого создания  были крылья,  как у летучей мыши,  они
устрашающе хлопали и трепетали.
     Тварь переступила порог гостиной. Хвост извивался по полу  позади  нее,
пасть раскрылась, и чудище победно заклокотало.
     Быстро  опустившись  на  одно  колено,  Ребекка  выстрелила  из  своего
револьвера.  Она  была  буквально  в  паре  метров  от  существа  и не могла
промахнуться. И не промахнулась? Пуля сильно ударила по цели, удар подбросил
тварь  в воздух  и  отшвырнул в сторону кухни, где она с шумом плюхнулась на
пол.
     Пуля должна  была разорвать ее на  мелкие куски, но ничего подобного не
произошло.
     Пол  и  стены кухни  должна  была оросить кровь  или  другая  жидкость,
которая текла в жилах твари... Но и этого не было.
     Упав  на пол,  тварь  несколько  мгновений  полежала на спине, а  потом
перевернулась и встала на ноги. Видимо, она была лишь контужена выстрелом, а
других  повреждений  не  получила.  Сейчас  она  вертелась  на одном  месте,
преследуя собственный хвост.
     В  это  время  взгляд  Джека упал  на  другое  существо,  возникшее  из
вентиляционного  выхода над диваном и  повисшее на  стене. Размером с крысу,
оно  совсем  не  напоминало грызуна,  а  похоже  было на  птицу, только  без
оперения. С  яйцевидной  головой,  насаженной  на длинную  тонкую шею, как у
птенца страуса, с заостренным клювом, долбившим пустоту, с яркими  огненными
глазами, меньше всего походившими на птичьи. Не были птичьими и ноги  -- они
напоминали толстые  щупальца. Один взгляд  на этого  отвратительного мутанта
вызвал у Джека приступ тошноты.  Позади него из отверстия появился  такой же
устрашающий собрат, но имеющий свои отличия.
     -- Пистолетами с ними не справиться, -- сказал Джек.
     Чудовище,  напоминающее игуану,  постепенно  приходило  в  себя.  Через
несколько секунд оно сможет действовать и бросится на них.
     Из  кухни  в столовую торопились еще два существа, со стороны спальни и
ванных  комнат раздался странный  визг. Нечто, похожее на  карлика, стояло в
конце  гостиной,  издавая  воинственные  звуки  и подняв  копье.  Вдруг  оно
стремительно пересекло разделявший их ковер и рвануло прямо на них.
     Следом  двигалась  целая   толпа  небольших,  но  ужасных   существ  --
причудливая смесь  рептилий,  пресмыкающихся,  птиц,  кошачьих,  грызунов  и
гигантских  насекомых.  В  этот  момент Джек  понял, кто  это.  Исчадия ада,
демонические создания,  вызванные  колдовством  Лавелля  из  глубин  вечного
мрака, поскольку ниоткуда больше, кроме ада, возникнуть эти ужасные твари не
могли. Шепча, бормоча и рыча  что-то,  они наседали друг на  друга,  сшибали
друг друга с ног в своем стремлении добраться до Пенни и Дэйви.
     Среди всех этих существ не было хотя бы двух  абсолютно похожих, но все
они имели  как  минимум  две  общие черты:  глаза,  пышущие серебристо-белым
огнем,  как в смотровой  щели  печи, и  убийственно-острые  маленькие  зубы.
Создавалось впечатление, будто ты заглянул в ворота ада.
     Джек втолкнул Пенни в прихожую. Держа на руках  Дэйви, вслед за дочерью
он  выбежал в коридор одиннадцатого этажа.  Джек и Пенни поспешили к Кэйту и
Фэй, которые вместе  с  седовласым лифтером стояли у раскрытых дверей одного
из лифтов.
     Ребекка  оставалась  еще в  квартире.  Джек  услышал,  что  она  трижды
выстрелила.
     Он тут же остановился,  обернулся  и  хотел пойти к ней, но  на руках у
него был Дэйви.
     -- Папа, быстрее! -- кричала Пенни, держа створки дверей лифта.
     -- Папа, идем, идем! -- звал Дэйви, прижимаясь к отцу еще сильнее.
     Наконец  Ребекка выскочила  из квартиры целая  и  невредимая и еще  раз
выстрелила в сторону прихожей. Затем резко закрыла за собой дверь.
     Когда  Джек с сыном на руках добежал  до лифта,  Ребекка смогла догнать
их. Задыхаясь, Джек опустил мальчика  на пол. Вместе с седым швейцаром их  в
кабине было семеро. Кэйт нажал на кнопку "Вестибюль".
     Двери не закрывались.
     --  Сейчас  они  нас  догонят,  сейчас  догонят!  --   закричал  Дэйви,
высказывая вслух то, чего боялся каждый из них.
     Кэйт снова нажал на кнопку "Вестибюль" и не отпускал палец.
     Двери в конце концов закрылись.
     Но  от  этого  им  не стало  спокойнее.  Сейчас,  когда  они  оказались
замурованными   в  кабине   лифта,  Джек  подумал,  что  разумнее  было   бы
воспользоваться лестницей. А если эти дьяволы  остановят лифт между этажами?
Что,  если  они  смогут  проникнуть в шахту  и  напасть на кабину?  Если эта
чудовищная орда найдет способ проникнуть внутрь лифта? Господи, если...
     Лифт пошел вниз.
     Джек поднял взгляд на потолок кабины. Аварийный люк. Он был выходом. Но
мог  быть  и входом.  Внутренняя поверхность люка  была  абсолютно  гладкой,
никаких крючков или ручек. Люк,  видимо, можно было  либо  вытолкнуть наружу
изнутри,  либо же его  открывали снаружи  спасатели. Если так, то  с  другой
стороны люка должна  быть специальная рукоятка, что облегчит работу исчадиям
ада, если они нападут на кабину. Тогда плохо, без  ручки люк им  закрытым не
удержать.
     "Господи! Сделай так, чтобы они не догнали нас!"
     Лифт бесконечно медленно двигался вниз.
     Десятый этаж... Девятый...
     Пенни взяла ботинок из рук Фэй и стала надевать его брату.
     Восьмой этаж...
     Надтреснутым и слегка  дрожащим, но привычным  повелительным тоном  Фэй
вопросила:
     -- Что это было, Джек? Что за твари были в вентиляционной системе?
     --  Колдовство,  -- односложно  сказал  Джек,  не  отрывая  взгляда  от
цифрового табло над дверками лифта.
     Седьмой этаж...
     -- Это что, шутка такая, да? -- спросил швейцар.
     Джек пояснил, обращаясь к Фэй:
     -- Это злые духи черной магии, но не проси меня, пожалуйста, объяснять,
как они попали сюда.
     Несмотря  на  потрясение  после  всего   увиденного  и   услышанного  в
собственной квартире, Фэй говорила в привычном стиле.
     -- Ты что, с ума сошел?
     -- Я бы желал, чтобы дело было в этом.
     Шестой этаж...
     --  Никаких  демонов,  никакой  черной  магии  не  существует,  как  не
существует и никаких... -- начала было Фэй.
     --  Заткнись, -- сказал Кэйт, -- ты не  видела их. Ты вышла из  спальни
прежде, чем они стали вылезать из вентиляционного хода.
     Пятый этаж...
     Пенни вступила в разговор:
     -- И  ты убежала из квартиры раньше, чем они  появились в  гостиной. Ты
просто не видела их, поэтому и говоришь так.
     Четвертый этаж.
     Швейцар спросил Фэй:
     -- Миссис Джэмисон, как хорошо вы знаете этих людей? Они что?..
     Не обращая на него внимания, Ребекка сказала Фэй и Кэйту:
     --  Джек и  я работаем над  странным делом. Убийца-маньяк заявляет, что
уничтожает свои жертвы с помощью черной магии.
     Третий этаж.
     "Может,  нам и  удастся  прорваться, -- подумал Джек.  -- Может,  мы не
застрянем между этажами. Может быть, даже выберемся отсюда живыми".
     А может быть, и нет.
     Фэй повернулась к Ребекке.
     -- Вы-то, конечно, не верите в черную магию?
     -- Раньше не верила. Теперь... да!
     Вдруг Джека словно ударило: а что, если  вестибюль уже кишит маленькими
гадкими  существами? Когда двери лифта  откроются, эта страшная  орда  может
ворваться   в  кабину,  кусая  всех  острыми  зубами  и  разрывая  на  куски
заточенными когтями.
     -- Если это шутка, то я ее не понимаю, -- сказал швейцар.
     Второй этаж.
     Внезапно Джеку захотелось, чтобы лифт не останавливался, не раскрывался
в  вестибюле,  чтобы  они  так  и  опускались  все  ниже,  час за  часом,  в
бесконечность.
     Вестибюль.
     Пожалуйста, нет!
     Двери лифта медленно раскрылись.
     Вестибюль был абсолютно пуст.
     Они выскочили из кабины, и Фэй спросила:
     -- Куда теперь?
     Джек ответил:
     -- У нас с Ребеккой есть машина...
     -- По такой погоде...
     -- У нас  на колесах  цепи. Мы садимся в машину  и увозим отсюда детей.
Будем ездить, пока не решим, как действовать дальше.
     -- Мы едем с вами, -- сказал Кэйт.
     -- Нет. С нами опасно.
     Кэйт возразил:
     -- Но мы же не можем вернуться наверх, к этим демонам, дьяволам или кто
они там такие, черт их возьми.
     --  Крысы, -- решительно сказала Фэй, решив, видимо, что  с наличием  в
доме грызунов смириться  легче,  чем  с проявлениями сверхъестественного. --
Просто  несколько  крыс.  Конечно,  мы  сейчас  вернемся  домой и  расставим
ловушки, чтобы  уничтожить  грызунов. По  правде говоря, чем  раньше мы  это
сделаем, тем лучше.
     Не слушая Фэй и обращаясь к Кэйту, Джек сказал:
     -- Я не  думаю,  что эти  чертовы твари тронут тебя  и Фэй.  По крайней
мере, пока вы не стоите между ними и детьми. Они опасны, пожалуй, только для
тех, кто пытается  защитить  детей.  Вот почему  я  забираю их от вас. Но на
вашем  месте  я  бы  все  равно  не  возвращался.  Думаю,  несколько  тварей
где-нибудь там затаились.
     -- Да, сегодня меня туда и на аркане не затащат, -- поддержал его Кэйт.
     -- Чепуха, -- фыркнула Фэй, -- всего лишь несколько крыс.
     Кэйт взорвался:
     -- Черт  возьми,  Фэй, но, по-моему,  это  не крыса звала Пенни и Дэйви
из-за решетки!
     Услышав напоминание о голосе из вентиляционной трубы, Фэй побледнела.
     Все задержались у дверей.
     -- Кэйт, у вас есть друзья, где бы можно было переночевать? -- спросила
Ребекка.
     -- Конечно. Один из моих деловых партнеров,  Энсон Дорсет, живет в этом
же  квартале, на  другой  стороне улицы. Мы  вполне могли бы  переночевать у
Энсона и Франсин.
     Джек толкнул  входную дверь. Ветер попытался  закрыть  ее, выстрелив  в
вестибюль порцией  снега. Борясь с его порывами, отворачивая лицо от жалящих
снежинок, Джек с усилием удерживал  дверь, пока остальные не вышли на улицу:
сперва Ребекка, за ней -- дети, потом Фэй и Кэйт.
     Внутри остался только швейцар. Нахмурившись и почесывая  седую  голову,
он наблюдал за Джеком.
     -- Эй, подождите, а как со мной?
     --  С вами? Вам ничего не угрожает, --  ответил Джек, выходя  следом за
всеми.
     -- Я имею в виду, что это была за стрельба наверху?
     Джек обернулся к мужчине и сказал:
     --  Об этом  не волнуйтесь.  Вы ведь  видели наши  удостоверения? Мы --
полицейские.
     - Да, но вы же в кого-то попали?
     - Нет, ни в кого, -- ответил Джек.
     -- В кого же вы тогда стреляли?
     -- Ни в кого.
     Джек вышел в метель, и дверь за ним с шумом захлопнулась.
     Швейцар припал лицом к  стеклу, наблюдая  за  ними. В эту минуту он был
похож на толстого школьника, которого не приняли в игру.

        9
     Ветер бил наотмашь, словно кувалдой.
     Снежинки впивались в кожу, как гвоздики.
     Метель трудилась изо всех сил, наметая заносы.
     Когда Джек  спустился со ступенек  крыльца,  Фэй  и  Кэйт  были  уже на
приличном  расстоянии  от  дома. Еще  несколько шагов --  и они  скрылись  в
фосфоресцирующей пелене летящего снега.
     Ребекка с детьми стояла у машины.
     Стараясь перекричать ветер, Джек скомандовал:
     -- Давайте, давайте, быстрее внутрь! Сматываемся отсюда!
     Вдруг  он понял,  что что-то не так. Схватив дверную  ручку, Ребекка не
поворачивала ее, а как в зачарованном сне уставилась внутрь машины.
     Джек подошел к ней вплотную. Заглянув через стекло, он все понял.
     Два существа. Оба на заднем сиденье, оба в тени, и рассмотреть их  было
бы трудно, если бы не горящие неземным огнем глаза. Без сомнения, они из той
же компании, что пробралась в дом к Джэмисонам.
     Если бы Ребекка сразу открыла дверцу, твари наверняка напали бы на нее,
опрокинули, разорвали  ей горло и вырвали глаза  из глазниц. И Джек не успел
бы даже вмешаться.
     -- Назад! -- скомандовал он.
     Все  четверо отошли от машины на тротуар. Кроме них  на  морозной улице
никого  не было -- ни снегоуборщиков, ни машин,  ни прохожих.  Даже  швейцар
больше не выглядывал из окна.
     Джек подумал, что никогда еще он не был  таким одиноким  в самом сердце
Манхэттена.
     -- Что теперь? -- нервно спросила Ребекка, глядя на машину, одной рукой
сжимая руку Дэйви, а другой -- пистолет во внутреннем кармане пальто.
     -- Пойдем, -- ответил Джек.
     Он был  недоволен своим  ответом, но ничего  лучше  придумать не мог --
настолько был испуган.
     "Главное -- не паниковать!" -- сказал он себе.
     -- Куда? -- спросила Ребекка.
     -- По направлению к магистрали.
     Хладнокровнее. Спокойнее. Паника погубит нас.
     -- Туда, куда пошел Кэйт?
     -- Нет, к Третьей авеню, это намного ближе.
     -- Господи, только бы там было побольше народу! -- взмолилась Ребекка.
     -- Может, встретим полицейскую машину.
     --  Я  думаю,  безопаснее  находиться среди людей, на улице,  -- подала
голос Пенни.
     --  Я  тоже  так  думаю, дорогая,  --  согласился  с ней  Джек.  -- Ну,
пойдемте! И держитесь ближе друг к другу.
     Пенни взяла Дэйви за руку.
     Нападения  они  не  ожидали.  Неожиданно   из-под  их  машины,  издавая
противные шипящие звуки, вылетело существо с горящими  глазами. Темное пятно
на  снегу,  быстрое  и  стремительное. Слишком  быстрое. Как ящерица. Ничего
больше  Джек  не  увидел при неярком свете  уличных  фонарей,  в  крутящейся
снежной пелене. Он схватился за  револьвер, но вспомнил, что  пули бессильны
против  этих  тварей, а  стрелять  на  таком маленьком расстоянии  нельзя...
Меньше секунды ушло у твари на то,  чтобы оказаться рядом с ними, среди них.
Она  рычала и  плевалась. Дэйви закричал и  попытался  убежать с ее пути, но
тварь прыгнула ему на ботинок. Дэйви попытался стряхнуть ее, пнул ногой,  но
не тут-то было. Джек быстро схватил Пенни и поставил ее  чуть  в  стороне, у
стены жилого  дома,  где она  присела,  задыхаясь  от страха.  Существо  тем
временем уже карабкалось  по ноге Дэйви. Мальчик  замолотил по  ноге руками,
сделал шаг вперед,  споткнулся  и отшатнулся назад. Закричал, поскользнулся,
упал  -- и все буквально за  пару секунд. Джеку казалось,  что он в бредовом
сне,  что время сместилось. Он ринулся к сыну,  но воздух  стал  густым, как
сироп.  Ящерица  уже  оказалась на груди Дэйви, из стороны в сторону  молотя
хвостом и пытаясь разорвать толстую куртку,  чтобы вонзить  ему в живот свои
когтистые лапы. Широко раскрытая пасть почти касалась лица Дэйви.
     --  Нет!  --  Ребекка  успела  к  мальчику  раньше  отца.  Она оторвала
отвратительную тварь от груди мальчика, и существо, взвизгнув, укусило ее за
руку. Вскрикнув от внезапной боли, Ребекка швырнула ящерицу на землю.
     Пенни кричала: "Дэйви! Дэйви!"
     Прошла еще секунда.
     Дэйви едва встал на ноги, как тварь снова метнулась к нему. На этот раз
Джек  успел  перехватить  ее.  Еще в  лифте, по  пути к Джэмисонам,  он снял
перчатки, чтобы было  удобнее пользоваться  пистолетом. Чувствуя  под руками
мерзкую  осклизлость  кожи,  он  оторвал  убийцу от Дэйви.  Куртка  мальчика
треснула  под когтями  чудовища,  теперь Джек держал существо  на расстоянии
вытянутой руки.
     Тикнула еще секунда.
     На  ощупь тварь была отвратительно холодной и липкой, хотя Джек, помня,
видимо,  об  огне, который вырывался из  ее глазниц,  ожидал, что она  будет
горячей. Тварь отчаянно извивалась.
     Тик! -- еще секунда.
     Она пыталась вывернуться из  руки Джека. Она была  сильной, но Джек был
сильнее.
     Тик!
     Существо  било по воздуху когтистыми лапами. Тик, тик, тик, тик, тик --
отсчитывало свои секунды время.
     Ребекка крикнула:
     -- Почему оно не пытается укусить тебя?
     -- Не знаю, -- с трудом выговорил Джек.
     --Чем ты отличаешься от других?
     -- Не знаю.
     Странно, тот же вопрос, что возник в разговоре с Ником Ирволино,  когда
в патрульной машине возвращались они из лавки Карвера Хэмптона в полицейское
управление. И тут он подумал, что...
     У  ящероподобного исчадия на животе оказалась вторая  пасть,  утыканная
острыми зубами. Пасть эта  то  открывалась, то закрывалась, но кусать Джека,
судя по всему, не собиралась, как и первая пасть.
     -- Дэйви, с тобой все в порядке? -- спросил Джек.
     --  Убей его,  папа, -- прошептал мальчик. Он был очень испуган, хотя и
не пострадал. -- Пожалуйста, убей его! Пожалуйста!
     -- Если бы я только мог сделать это!
     Маленькое  чудовище извивалось изо всех  сил,  пытаясь выскользнуть  из
руки Джека. Прикосновение  к твари было ему отвратительно, но он сжал ее еще
крепче, погрузив пальцы в холодное липкое тело.
     -- Ребекка, что у тебя с рукой?
     -- Царапина.
     -- А как ты, Пенни?
     -- Я... в порядке.
     -- Тогда вы втроем уходите отсюда. Бегите к магистрали.
     -- А как же ты? -- спросила Ребекка.
     -- Я подержу эту тварь, чтобы вы успели уйти.
     Ящерица опять стала вырываться.
     -- Потом я закину ее как можно дальше и побегу к вам.
     -- Мы не можем оставить тебя одного, -- сказала Пенни с отчаянием.
     -- Только  на  пару минут, я вас  догоню.  А  теперь вперед,  чтобы  не
встретиться еще с каким-нибудь исчадием. Бегите!
     Они побежали. Дети впереди,  Ребекка  за  ними,  бежали,  вздымая комья
снега.
     Ящероподобное существо зашипело на Джека.
     Он заглянул в горящие огнем глаза.
     Внутри  уродливого  черепа  играл огонь,  переливаясь  всеми  оттенками
белого и серебристого. И вовсе этот огонь не  казался горячим. Наоборот,  он
выглядел холодным.
     Джеку вдруг захотелось ткнуть пальцем в глазницу чудовища, прямо в этот
огонь. Есть  ли там  пламя?  Или это  игра  воображения?  И  если  в  черепе
действительно огонь, обожжет ли он Джека? Или пламя такое же холодное, каким
и выглядит?
     Белое пламя. Брызги слюны.
     Холодное пламя. Шипение.
     Обе пасти ящерицы хватали челюстями ночной воздух.
     Джека так и тянуло заглянуть в этот странный огонь.
     Он поднес существо поближе к лицу.
     Внимательно всмотрелся в пустые глазницы.
     Завивающееся пламя.
     Скачущее пламя.
     Джеку показалось,  что за  ним есть еще  что-то,  поразительное и очень
важное,  что-то  страшное,  но  почти  неразличимое  сквозь  частые  сполохи
пламени.
     Он поднес ящерицу еще ближе.
     Теперь  между  его  лицом  и   мордой   существа  оставались  считанные
сантиметры.
     Его заливал свет, исходящий из глаз бестии.
     Страшный холодный свет.
     Яркий.
     Завораживающий.
     Джек внимательно всматривался в пылающие глазницы.
     Языки пламени стали как бы  раздвигаться, давая возможность увидеть то,
что таилось за ними.
     Он прищурился, пытаясь рассмотреть это нечто.
     Он хотел открыть для себя великую тайну.
     Тайну, скрытую огненной завесой.
     Он  хотел знать. Ему  было это необходимо. В конце концов,  должен  был
понять.
     Белые языки пламени.
     Пламени из снега и льда.
     Языки пламени, а за ними вселенская тайна.
     Огонь, который манил Джека.
     Манил...
     Он практически не  слышал, как  позади него  открылась  дверца  машины.
Глаза  ящероподобного  существа загипнотизировали его. Он уже  почти потерял
себя,  отрешился  от  действительности.  Еще  несколько секунд...  Но  твари
обманулись  в своих расчетах, они открыли дверцу чуть раньше, чем надо было,
и Джек чудом услышал этот звук. Он  обернулся и отшвырнул ящерицу  как можно
дальше от себя в заснеженную темноту.
     Джек  не стал смотреть,  куда она упадет, не глянул в сторону  тех, кто
появился из машины.
     Он просто побежал.
     Ребекка с детьми  уже  добрались  до магистрали. Они свернули налево за
угол и скрылись из виду.
     Джек гигантскими прыжками понесся вслед за ними, не обращая внимания на
снег, набивавшийся ему в ботинки. Сердце выпрыгивало у него из груди, от его
частого дыхания воздух клубился белыми облачками.
     Он поскользнулся,  чуть  не  упал,  но  удержался на ногах  и продолжал
бежать, бежать, бежать... И снова ему казалось, что это не реальная улица, а
улица из ночного кошмара и нет уже для него никакого спасения.

        10
     В лифте, по пути на четырнадцатый этаж, где  находилась квартира Энсона
и Франсины Дорсет, Фэй сказала Кэйту:
     -- Ни  слова  о черной магии и  всей этой ерунде. Ты  меня слышишь? Они
подумают, что мы просто рехнулись.
     Кэйт сказал:
     -- Не  знаю, черная магия это или нет, но  я  точно видел что-то весьма
странное.
     -- Даже не думай рассказывать об этом Энсону и Франсине. Господи, он же
твой деловой  партнер.  Тебе еще  работать и работать с ним вместе.  Что  же
получится, если он решит, что ты  -- суеверный болван. У брокера должен быть
стабильный имидж. Имидж банкира.  Да,  банкира! В  брокерских  конторах люди
хотят видеть уверенных, консервативных людей. Только таким людям они доверят
свои деньги. Ты не можешь испортить свою репутацию. К тому же это были всего
лишь крысы.
     -- Это были не крысы, я сам видел...
     -- Именно крысы!
     -- Мне лучше знать, что я там видел.
     Фэй продолжала настаивать:
     -- Крысы! Но не станем же мы  говорить Энсону и Франсине,  что у нас  в
квартире  крысы? Что они  подумают о нас? Что мы живем  в доме, где  водятся
крысы? Ведь Франсина и так посматривает на меня сверху вниз.  Правда, она на
всех так смотрит, считает себя чистокровной аристократкой.  Так что я не дам
ей ни  одного лишнего повода.  Клянусь, не дам. Ни слова о крысах! Мы просто
скажем, что у нас произошла утечка газа. Отсюда наш дом не виден, а выходить
на улицу  в такую ночь  они не будут. Значит, так: нам пришлось  уйти  из-за
утечки газа.
     -- Фэй...
     Она решительно добавила:
     -- А завтра утром я начну подыскивать другую квартиру.
     - Но...
     -- Я  не стану жить в доме, где водятся крысы, просто не буду там жить,
и все!  И никто не  заставит меня переменить  это  решение. Ты  и сам должен
выбраться оттуда как можно быстрее.
     -- Но они не...
     -- Мы  продадим  квартиру. Я  считаю,  настало  время уехать  из  этого
проклятого  города. Я уже  многие  годы об этом думаю. И  ты  прекрасно  это
знаешь. Может быть, подыщем  жилье в Коннектикуте. Я знаю, тебе не улыбается
перспектива  ездить  оттуда на  работу в такую даль,  но  поезд --  неплохой
транспорт. Но там свежий воздух, собственный бассейн, более просторное жилье
за те же деньги. Неужели  не здорово?  Пенни и Дэйви смогут  приезжать к нам
каждое лето, это ведь полезно для детей. Да, решено, завтра я начинаю искать
дом в пригороде.
     -- Фэй, во-первых, завтра все будет закрыто из-за метели.
     -- Это для меня не помеха. Вот увидишь, с раннего утра я и отправлюсь.
     Двери лифта раскрылись.
     В холле четырнадцатого этажа Кэйт сказал:
     -- Ты не беспокоишься о  Пенни  и Дэйви?  Я хочу  сказать, ведь  мы  их
оставили...
     Фэй уверенно ответила:
     --  С ними все  будет нормально. Это были  всего лишь крысы.  Ты  же не
думаешь, что крысы станут их преследовать на улице? Несколько жалких крыс не
могут  представлять серьезной  опасности.  Сейчас меня больше  беспокоит  их
отец, пугающий  детей всякой всячиной  насчет  черной магии. И что  на  него
нашло? Может, он  и должен поймать убийцу-психа, но колдовство  не  имеет  к
этому решительно никакого  отношения. Все, что он говорил, меня не убеждает.
Честно  говоря, я просто не могу  понять Джека, как ни стараюсь, не могу его
понять.
     Они подошли к дверям квартиры Дорсетов. Кэйт позвонил.
     Фэй сказала:
     -- Запомни, ни слова!
     Энсон Дорсет, похоже, ждал у двери с тех пор, как Кэйт и Фэй  позвонили
снизу. Он открыл дверь  в тот момент, когда Фэй произносила  свое  последнее
предупреждение.
     Он спросил:
     -- Ни слова о чем?
     Кэйт ответил:
     -- О крысах. Ни  с того ни с сего весь наш дом вдруг оказался  наполнен
крысами.
     Фэй бросила на него уничтожающий взгляд.
     Но Кэйту было все равно. Он не собирался выдумывать дурацкую историю об
утечке газа, их без труда поймали бы на вранье, и потом доказывай, что ты не
верблюд. Он рассказал Энсону и Франсине о нашествии грызунов, но, правда, не
упомянул  ни  о  черной  магии,  ни об  ужасных  существах,  появившихся  из
вентиляционной  решетки.  В этом  он  уступил Фэй,  здесь  она  была  права:
биржевой   брокер   должен  быть   спокойным,  уравновешенным  человеком   с
традициями. Или он рискует всем.
     Но сам он знал, что еще долго будет помнить все.
     Долго.
     Очень и очень долго.
     А может быть, никогда не забудет.

        11
     Скользя по  снегу  и  утопая  в  нем, Джек  наконец  свернул  за  угол,
оказавшись на Третьей авеню. Он  не оглядывался, боясь увидеть гоблинов, как
их называла Пенни, прямо у себя за спиной.
     Ребекка с детьми были уже метрах в тридцати от него.
     На  улице,  кроме  них,  никого не  было,  если  не  считать нескольких
застрявших  в  снегу и  брошенных машин. Действительно,  кто в  здравом  уме
выберется на улицу,  чтобы под кинжальным ветром разгуливать в такую метель?
В   двух   кварталах   от   них,   еле   различимые,   двигались   несколько
снегоочистительных машин,  мигая  красными огоньками. Но они  направлялись в
другую сторону.
     Он догнал  Ребекку  с детьми. Это  было нетрудно, так как Дэйви и Пенни
уже задыхались. Бег по глубокому снегу все равно что бег с грузом. Все  были
измотаны.
     Джек оглянулся назад: никаких гоблинов.  Но не надо самообольщаться  --
существа с горящими глазами скоро будут  здесь. Так легко  они не сдаются. И
когда  придут,  им  достанется легкая добыча --  через  несколько минут дети
будут едва переставлять ноги.
     Джек и  сам чувствовал  себя не лучшим образом. Дышал он тяжело. Сердце
стучало так сильно и быстро, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.
Лицо саднило от обжигающего ледяного ветра, на глаза навернулись слезы. Руки
совсем онемели от  холода -- он так и не надел перчатки. От снега в ботинках
замерзли ноги. Какой из него сейчас защитник! Он и злился на себя, и боялся.
Но  четко понимал, что только  он  и Ребекка  стоят  сейчас между  детьми  и
смертью.
     Как бы в предвкушении их скорой гибели, ветер завыл свою песню почти со
звериной радостью.
     Голые деревья, торчавшие из заледенелого  тротуара, в такт этому мотиву
постукивали на  ветру закоченевшими  ветвями  --  это была  их  ария,  песня
оживших скелетов.
     Джек огляделся  вокруг  в поисках места, где можно было  бы спрятаться.
Перед  ними стояли  пять жилых кирпичных  домов. Зажатые между  современными
домами, они выглядели не очень привлекательно. Джек сказал Ребекке:
     -- Нам нужно уйти с открытого места.
     И подтолкнул всех  к входным  дверям первого  кирпичного дома. Там было
пусто, консьержа, похоже, в доме не было.
     Небольшой вестибюль отапливался  слабо,  но по сравнению  с  холодом на
улице показался им тропиками.  Помещение выглядело опрятным, в какой-то мере
даже элегантным:  медные почтовые  ящики,  тонированный деревянный  потолок,
плиточная мозаика на полу изображала зеленые листья и светло-желтые цветы на
белом фоне, причем все плитки были на месте и в хорошем состоянии.
     Но  оставаться здесь  долго  было нельзя. В  освещенном  вестибюле  они
прекрасно смотр