ражение этого. - Вы не понимаете. Я говорю об утраченной форме искусства... - Я никогда не видел древнего телевидения, - сказал я. - Но уверен, оно тогда мало отличалось от нынешнего. Искусство отражает культуру. Абстрактная дребедень сегодня просто показывает, насколько все паршиво. Вам кажется, что вы тоскуете по каким-то допотопным программам, а на самом деле вам не хватает простых человеческих отношений - того, чего сейчас больше нет. - Фразу я придумал только что, и она удалась. Он забрал у меня журнал. - Вы чувствовали бы себя иначе, если бы застали то время. - Возможно. Послушайте, доктор, не то чтобы все это не интересовало меня, но я пришел сюда поговорить о Фонеблюме. Мне необходимо повидаться с ним. Он осторожно поставил журнал на место и повернулся ко мне с загадочной улыбкой. - Я понимаю, что вам это необходимо, - сказал он. - Хотя и не советую. Так или иначе, у меня нет возможности связать вас с ним. Фонеблюм появляется и исчезает, когда сам сочтет нужным. - Вы знаете настолько больше, чем говорите, что это лезет из ушей, доктор. Что вас так пугает? Его улыбка испарилась. - Вы не понимаете. Если вы посмотрите на себя моими глазами, то увидите: вы с Денни Фонеблюмом одного поля ягоды. Помните это, когда встретитесь. Вы оба опасны, темпераментны, обожаете вламываться и требовать что-то от людей, которые с удовольствием не имели бы с вами дела. Вы оба навязываете другим свои убийственные нормы. Единственная разница между вами - это то, что Денни более последователен в своем зле - он не рядится в тогу защитника общества - и к тому же опаснее вас. И если вас интересует мое мнение, я бы ставил на него. - Ага, конечно. - Я встал и собрался уходить. - Вы надеетесь подняться на уровень выше. Наверное, этого требует ваша натура. Только на сей раз вам стоило бы соорудить ковчег: похоже, собирается дождик. - Интересная теория. - Конечно, интересная. Я пошел к двери. Он остался стоять. Мне показалось, я мог бы найти у них с овцой уязвимое место, но в голову ничего не шло. Я отворил дверь и вышел на улицу. На улице был день. Я обернулся. - До встречи, Гровер. - Как вам угодно. Я закрыл дверь, а его идиотская улыбка все стояла у меня перед глазами. Прежде чем направиться к машине, я пошарил в траве, подобрал электронный пистолет, поставил его на предохранитель и сунул во внутренний карман пиджака. Маленькая дверь в комнаты Дульчи была заперта, но в щель под ней пробивался свет. Услышав, что я завел мотор, Тестафер скорее всего пойдет к овце, и я некоторое время думал, что они скажут друг другу. Займутся любовью? Он побьет ее? Интересно, он сильно ее бьет? Иногда лучше не задавать себе вопросы. Никак не могу избавиться от этой привычки. 10 Иногда по утрам мне кажется, что за ночь из меня выветрилось все зелье и что мне оно больше не нужно и не будет нужно никогда, и тут до меня доходит, что оно действительно выветрилось, и я начинаю лихорадочно шарить по полкам в поисках еще одного пакета и соломинки. Так вот, к концу беседы с Тестафером остаток Принимателя, должно быть, бесследно распался в моей крови, а когда я добрался до машины, мне отчаянно не хватало понюшки-другой. Я вывернул карманы в надежде найти хоть что-нибудь - перебиться до возвращения домой. Фигу. Потом я вспомнил, что мне вроде бы попадались в бардачке два початых пакета. День выдался на славу, а дальше за подъездной аллеей начиналась просека, которая, похоже, вела куда-то в лес. Дома Тестафера из машины не было видно, и единственными звуками здесь были птичий щебет и шелест ветра в листве над головой. Я сидел, не закрывая дверцы. Потом вывалил все содержимое бардачка прямо на колени. В конце концов я нашел-таки старый пакет, сохранившийся с тех пор, когда я не добился еще идеальных пропорций зелья и экспериментировал с составом. Порошок ссохся в шарик на дне пакета, и я раскрошил его пальцами. Скорее всего я не задумывался о возможных последствиях, поскольку щепотку за щепоткой затолкал его в свой задранный нос, а когда посмотрел на пакет в руках, тот был уже пуст. Я выкинул его из машины и захлопнул дверцу. Пока я ждал реакции организма на зелье, меня неожиданно пронзила боль в руке, которой я двинул Тестафера. Ощущение уединенности прошло, и, когда я поворачивал ключ в замке зажигания, зелье ударило в кровь. Меня даже позабавила разница между этим порошком и моим обычным составом. Не то чтобы я помнил, какое именно действие оказывает на меня мое обычное зелье, но наверняка оно здорово отличалось. В этом составе я безошибочно угадывал необычно большой процент Доверителя, а совершенно необходимый Сострадатель почему-то отсутствовал начисто. Я сидел в машине с работающим движком, сквозь ветровое стекло мне в лицо било солнце, а самого меня захлестывала волна новых ощущений. Забавное зелье этот Доверятель. Он делает окружающий мир донельзя уютным и безобидным - во всяком случае, так он действует на большинство людей. Но не на меня. Мой внутренний скептицизм вступает с ним в борьбу, и, как следствие, меня бросает в другую крайность: граничащую с паранойей подозрительность. Я имею в виду, еще большую, чем обычно. И все же тогда, сидя на солнце в тупике у дома Тестафера, я принял Доверятель как положено и позволил ему унести меня прочь. Да, воображаемая уютная действительность не была моей, да и не могла быть, и все же благодаря завалявшемуся в бардачке пакетику я жил ею. Дорого бы я дал, чтобы вернуться на несколько лет назад и предупредить того юнца, который нюхал такую дрянь, какой опасной чушью он занимается. И еще предупредить его насчет блондинки с серыми глазами, которая собирается превратить его в преждевременно опустошенного старого дурня. Когда я посмотрел наконец на часы, они показывали уже без четверти час. Мне стало стыдно: я вспомнил об Ортоне Энгьюине, доживающем последние часы этой жизни, пока я нежусь на солнышке и размышляю о сравнительных качествах наркотиков. Я снял ногу с тормоза, и колымага выкатилась задом из тупика. Выбравшись из лабиринта улиц Эль-Соррито, я покатил к заливу. Первый импульс был до предела усилить эффект от повторного появления в доме на Кренберри-стрит. Легкий ветерок на шоссе слегка проветрил мозги, и я вернулся к размышлениям о деле. Действие зелья уже здорово уменьшилось - такие полярные ингредиенты, как Приниматель, Доверятель и Избегатель, всегда приводят к этому, - но в крови его оставалось еще достаточно, чтобы жизнь казалась терпимой и даже сносной. Копни любое зелье, и везде обнаружишь одно и то же: Пристраститель. Все остальное - не более чем глазурь на пирожном. Когда я глушил мотор перед крыльцом дома на Кренберри-стрит, у меня и в мыслях не было прятать машину или скрывать свое присутствие до последнего момента. На улице стояли еще машины, но ни одной знакомой, так что я не знал, есть ли кто дома. Оно и к лучшему. Кто бы там ни оказался, у нас найдется о чем поговорить, а если в доме не будет никого, я и сам найду, чем занять себя. Я нажал на звонок и подождал, но дверь никто не открывал, а когда я взялся за ручку, она повернулась, можно сказать, сама. Через прихожую я мог заглянуть в гостиную, где сидел вчера, болтая с котенком, а потом с Челестой, но там тоже было пусто. Я вошел, прикрыл за собой дверь и огляделся по сторонам. Все на этом этаже казалось ухоженным, слитком ухоженным - словно это не жилье, а музей какой-то. Окна проектировались так, чтобы пропускать в дом максимум солнечных лучей, что они и делали: весь дом казался сотканным из света. Никто не позаботился сообщить окнам и солнцу, что в доме никого нет и они могут немного отдохнуть. Я прошел на кухню. Тоже пусто. Сунул нос в холодильник и шкаф: они были набиты под завязку, но есть мне не хотелось. Я вернулся в гостиную и подошел к окну. После всех тех часов, что я провел, глядя сюда снаружи, мне хотелось посмотреть на мир с этой стороны. Долгую минуту я следил, как монорельсовые пути, убегая вниз, ныряют в туман, надвигающийся с залива, потом сменил фокус и вместо того, чтобы видеть мир за окном, увидел свое отражение в стекле: некто в мятом плаще и столь же мятой шляпе в безумно изысканной гостиной. Кого я разыгрываю? Какого черта смотрю на залив из специально предназначенного для этого окна? От моего дома до залива пять минут езды, и этих пяти минут я никак не выкрою. Я начал подниматься по лестнице. Ковер приглушал шаги, и мне даже показалось, что я взломщик. Все в этом доме заставляло чувствовать себя здесь чужим. Сначала я зашел в комнату Челесты и опустил жалюзи - так вроде бы лучше, спокойнее. Кровать не застелена, на подушке лежит отглаженная блузка. Если бы не это, комната казалась бы такой же ухоженной, как и помещения на первом этаже. Я подошел к гардеробу и выдвинул пару верхних ящиков: чулки и белье. В нижних ящиках хранилась одежда, средние - полупустые. Челеста жила здесь не больше двух недель, и комната это подтверждала. Это была комната для гостей, и Челеста жила в ней как гостья, а если у нее и имелись секреты, она хранила их где-то в другом месте. От белья хорошо пахло, и я позволил себе наклониться к нему поближе, но только на мгновение. Потом выключил свет и вышел. На верхнем этаже имелись и другие комнаты. Я заглянул в захламленную комнату - должно быть, здесь проживал башкунчик - и в прибранную - она скорее всего принадлежала котенку, но его здесь сейчас не было. К тому времени я окончательно убедился, что нахожусь в доме один, и даже не старался вести себя потише. Когда я открыл дверь в комнату Пэнси Гринлиф, моим глазам потребовалась минута, чтобы привыкнуть к полумраку и различить фигуру на кровати. Женщина в ночной рубашке спала или лежала без сознания - ее темные волосы, разметавшиеся по подушке, и подсказали мне, что на кровати лежит что-то еще, кроме смятого белья. Я вошел, не зажигая свет. Столик у кровати был усыпан кучками порошка вперемешку с предметами, необходимыми для внутривенных инъекций. Судя по обилию того и другого, занималась она этим не в первый раз. Я прикоснулся к шее - пощупать пульс, и ее глаза механически открылись. Она моргнула раз, другой, потом все-таки смогла заговорить: - Вы - инквизитор, - произнесла она, не шевельнувшись. Голос словно исходил из крошечного живого сосуда, заключенного в мертвую плоть. Я сказал ей, что она права. - Я знала, что вы придете, - продолжала она. - Моя карточка на комоде. - Я не собираюсь снимать карму с вашей карточки, - сказал я. - Я не из тех инквизиторов. Она снова закрыла глаза. Она казалась частью интерьера, изредка пробуждавшейся к жизни и вновь замиравшей. Я подобрал с кровати шприц и переложил его на столик, чтобы Пэнси на него не напоролась. Судя по всему, она обладала богатым опытом сидения на игле, но также очевидно было, что сейчас она не в лучшей форме. Мне не очень хотелось бы, чтобы она умерла, пока я здесь. Я подошел к комоду, где лежала ее карточка, стараясь производить как можно больше шума, но она не реагировала. Комод был завален бумагами. Я бегло просмотрел их. Счета, рецепты, рекламные листовки и прочая ерунда - я копался в них до тех пор, пока не наткнулся на папку с архитектурными синьками и пояснительной запиской. Я не обратил бы на них особого внимания, если бы в пояснительной записке оно не называлось пристройкой к дому на Кренберри-стрит. Это заставило меня приглядеться повнимательнее. Я не слишком разбираюсь в чертежах, но план верхнего этажа оказался довольно простым. На нем была обозначена целая стена с двухъярусными кроватями, что походило на ночлежку для обращенных животных. Я посмотрел еще внимательнее. Кровати - восемь пар - примыкали к северной стене, - это если я держал план правильно. Длина стены не превышала двенадцати футов, то есть не больше трех футов на кровать. Идея показалась мне забавной упаковать всех этих зверей, как солдат в казарму, особенно учитывая то, что все это размещалось на задах дома на Кренберри-стрит. Я запомнил название архитектурной фирмы и сложил чертежи обратно в папку. - Это мои бумаги, - произнесла она, обращаясь к моей спине. - Я ищу свидетельство о рождении, - ответил я. - Барри?.. - в ее голосе проскользнула паническая нотка. - Вы его там не найдете. - Мне начхать на Барри. Я имею в виду вас. - Не понимаю. - Я друг вашего брата, мисс Гринлиф. Мне просто интересно, что случилось с фамилией Энгьюин. Кто такой мистер Гринлиф и где он? Она вцепилась в край кровати и с усилием повернула голову в мою сторону. - Нет такого, - еле слышно прошептала она. - Ясна Пэнси Энгьюин? - Патриция. - Замужем не были? - Нет. Я закрыл распахнутые створки комода и вернулся к кровати. Пэнси ввалившимися глазами молча следила за тем, как я поковырял пальцем порошок на столике и поднес его к носу. - Чей ребенок Барри? Мне показалось, она думала, что я буду спрашивать про наркотик, так как она пару раз перевела взгляд с разгрома на столике на меня и обратно, словно между нами существовала какая-то связь. На самом-то деле мне просто нечем было занять руки. - Это мое личное дело, - ответила она наконец. Ее глаза отчаянно слипались, но она сопротивлялась изо всех сил. Я здорово мешал ей. Если мне удастся заставить ее говорить, пока она еще не пришла в себя, то, возможно, я что-нибудь и узнаю. - Вы ведь работали на Стенханта, - напомнил я. - Что вы для него делали? Откуда-то из глубины распростертого тела вырвался чих, она закрыла лицо руками и осталась в этой позе, словно раненый солдат, придерживающий свои кишки в плохом фильме про войну. Я сложил из стодолларовой купюры маленький конвертик, зачерпнул им щепотку порошка, завернул и убрал в карман прежде, чем она отняла руки. - Вам принести воды? - спросил я. Пэнси кивнула. Я прошел в ванную, наполнил стакан и принес ей. Она взяла его обеими руками и медленно выпила. - Вы хотели рассказать мне про работу у Стенханта, - напомнил я. - Стенхант... - начала она и осеклась. - Он купил вам этот дом. Она резко открыла глаза. - Нет. Я купила его сама. - На какие деньги? Она соврала бы, но на ум ей явно ничего не приходило, поэтому она смотрела на меня молча. Человеку, столько времени ухитрявшемуся не вызывать подозрений, сам процесс ответа на прямые вопросы представляется мучительным. Такой человек не способен держаться так, как умеют опытные лжецы. Им, должно быть, кажется, что вопросы - вроде как мухи и их можно отогнать прочь, не отвечая на них. - Ваш брат считает, что Барри - сын Стенханта и что дом - своего рода плата за молчание. - Вы тоже так считаете. - Буду рад выслушать другую версию. Ваш брат не слишком силен в логике. Если вы были подружкой Стенханта, какого черта Челесте искать убежище именно здесь? - Иногда, если рассуждаешь вслух, люди испытывают непреодолимое желание вмешаться и поправить тебя. - Мы с доктором Стенхантом никогда не были любовниками. - Я вам верю. Мейнарду Стенханту вполне хватало Челесты. Челеста из тех, кого хватает выше головы. Да вы, наверное, и сами знаете. - Челеста - моя подруга, - заявила она и даже выпрямилась в кровати. Она бросила на меня взгляд, из которого следовало, что время вопросов и ответов истекает. - Я предложила ей лучшую комнату. И не жалею об этом. - Мне почему-то кажется, что все гораздо сложнее. Внизу позвонили, и мы оба вздрогнули. Это могла быть Челеста - я вообще редко видел, чтобы она выходила из дома. Впрочем, Челеста не стала бы звонить. - Я открою, - предложил я. Я прикинул, что, будь это ребята из Отдела, они копошились бы вокруг моей машины, которую я видел из окна. Пэнси поставила пустой стакан на столик, и белый порошок тут же налип на мокрое донышко. - Ладно, - сказала она. Похоже, она продолжала выкарабкиваться из тумана. Я спустился на первый этаж, сделал глубокий вдох и открыл дверь. На крыльце стояла аккуратно одетая дама лет этак тридцати, а следом за ней по ступенькам поднимался паренек в костюме с галстуком. - Хелло! - сказала дама. Я поздоровался. - Мы изучаем психологию. Если вы не слишком заняты, нам бы хотелось прочитать вам несколько отрывков из Фрейда. Чтобы оправиться от изумления, мне потребовалась целая минута. Такого в моих краях еще не бывало. - Нет, - ответил я. - Благодарю вас, нет. Я и сам неверующий. Она восприняла это нормально и попрощалась. Посмотрев им вслед, я увидел, как паренек в костюме поднимается на крыльцо соседнего дома. Когда я вернулся наверх, Пэнси Гринлиф - а может, лучше Патриция Энгьюин? - сидела на кровати. Она привела в порядок свою ночную рубашку. Да и взгляд стал куда более осмысленным. Столик возле кровати был чисто вытерт. - Я не знаю, как вас зовут, - сказала она. Я назвал себя и подождал, пока она соберется с мыслями. - Вы должны знать, где мой брат... - Ваш брат по уши вляпался в историю. Я позволил ему переночевать у меня в офисе. То, что будет дальше, во многом зависит от вас. - Вы имеете в виду - уход за его телом? - Я имею в виду, вы знаете об убийстве столько, что я смог бы разрушить обвинение. Он еще не заморожен, Пэнси. Он просто запуганный ребенок Он ошибся, связав вас со Стенхантом, но я не думаю, что он убил его. А вы? - Не знаю. Я только улыбнулся. - Скажите мне что-нибудь. Что будет дальше? Вы сохраните за собой этот дом? - Смерть доктора Стенханта не имеет к этому ни малейшего отношения. - Ну да, я и забыл. Смерть Стенханта вообще вас никоим образом не затрагивает. А как насчет башкунчика? - Вот сами у него и спросите, - ответила Пэнси. Она приходила в себя - в том смысле, что мои инквизиторские штучки бесили ее все больше. - И не думаю, что он проявит к этому особый интерес. - Это я, пожалуй, могу сделать, - сказал я. - Где он живет? Я хотел сказать, когда его нет здесь, - это я добавил из вежливости. На Кренберри-стрит он задерживался не дольше, чем требуется, чтобы ухватить сандвич. - Он торчит в беби-баре на Телеграф-авеню. Думаю, они там и ночуют. - Он отдаляется от вас, ведь так? На ее лице вспыхнул гнев и сразу же пропал. - Он ничем не отличается от всех прочих Это все ускоренное развитие. Он теперь совсем не такой, как раньше. - А как Челеста? - спросил я. - Что будет с ней? - Я думаю, вам лучше спросить это у нее самой. - Я думаю, что последую вашему совету. Где она сейчас? - Не знаю. Когда я встала сегодня, ее уже не было. - Когда она вернется? - Это ее дело. - Вы ее ждете, скажем, к обеду? - С Челестой я привыкла не загадывать. Наш разговор приобрел характер славной игры в пинг-понг без партнера. Я не знал, каким будет мой следующий ход. Одно я понимал совершенно отчетливо: возможности этого хода полностью исчерпаны. - Я ухожу, - сообщил я. - Не хотите передать что-нибудь брату на прощание? Она отвернулась. Тело у нее было красивое, хотя я сомневался в том, что оно такое же здоровое внутри. Всего десять минут назад она не дотянулась бы до шприца на столике. - Убирайтесь, - сказала она, наконец собравшись с силами. Я пошел к двери. - И не думайте, что моя жизнь вращается вокруг моего брата, - сказала она мне вслед. - Я не видела его несколько лет. Я не знаю его, а он не знает меня. У меня своя жизнь. Если он совершил ошибку, пусть сам и расплачивается. - Он совершил ошибку, пытаясь помочь вам, это точно. Она скрестила руки на груди и одарила меня ледяным взглядом. - Убирайтесь. Держитесь подальше от меня и моего дома. И если вы еще раз припретесь в мою комнату, когда я сплю, видит Бог, я убью вас голыми руками. - Она говорила это ровным голосом, сидя на краю кровати, как будто обсуждала прогноз погоды, но я видел, как трясет ее тощее тело. Я не стал объяснять ей, что то состояние, в котором я ее обнаружил, можно назвать как угодно, но только не сном. Я просто вышел и сел в машину. Я окинул улицу взглядом, но Фрейд капитулировал и ушел домой. На небе собирались облака, с холмов задувал сырой ветер, и у меня начала зябнуть шея. Собирался дождь. Я поднял стекла и поехал в центр. 11 Вряд ли они ожидали, что я просто возьму и войду в Отдел с парадного входа. Что угодно, только не это. Когда я назвал себя у стойки, они послали мне навстречу не Моргенлендера, не Корнфельда и вообще не кого-нибудь из парней, связанных с делом Стенханта. Собственно, это вообще был не парень. Это была дама, или птица, или львица... - никогда не знаю, как назвать такую, не показавшись грубым. Я всегда груб. Но при виде ее мне по крайней мере захотелось исправиться. Я выбрался из кресла, в котором ждал ее, и она шагнула мне навстречу, и неожиданно мы оказались ближе друг к другу, чем ожидали. Мне это нравилось, но мы стояли слишком близко - она не могла даже подать мне руку. Я чуть отодвинулся. Возможно, мне это только показалось, но, и отодвинувшись, я продолжал ощущать тепло ее тела, будто она оставила на моей одежде какой-то тепловой отпечаток. - Меня зовут Кэтрин Телепромптер, - сказала она. - Что привело вас сюда, мистер Меткалф? Из этих слов я понял, что она тоже инквизитор. Инквизитор Телепромптер. Что ж, мне приходилось встречать пару раз таких же молодых. Хотя таких красивых - ни разу. Я состроил не совсем пристойную гримасу и предложил поговорить у нее в кабинете. Она провела меня по лабиринту коридоров в свой кабинет - комнатку размером с оптический прицел. Я понял, что она новичок здесь. Она села за стол, а я - в кресло, и места в комнатке почти не осталось. Она откинулась на спинку кресла, и черная завеса ее волос перелилась через плечо, открыв шею - такой шеей я мог бы любоваться час безотрывно. Час в день... или час каждые пять минут. Эта шея здорово мешала нам начать деловой разговор: я смотрел на нее, а она смотрела, как я смотрю на нее, и она знала это, и я тоже, и так далее в геометрической прогрессии. Она разрушила магию, повернувшись к компьютеру, и ее лицо осветилось розовым светом от дисплея. Мне показалось, она носит очки, но стесняется надеть их. - Конрад Меткалф, - произнесла она. - Совершенно верно. - Частный инквизитор. Лицензия подлежит продлению в мае. Последняя информация о вас подписана инквизитором Моргенлендером. Он написал, что хотел запретить вам расследовать это дело. - Ей-богу, не пойму, почему вас ругают за бюрократизм. Это имело место только вчера. Примите поздравления. - Полагаю, вы хотели бы поговорить с Моргенлендером. - Хотел, пока не встретил вас. - Что вас интересовало? - оборвала она меня. - Можно сказать, мне нужен старт с ускорением, вот я и хотел узнать, не найдется ли у него фитиль. Она выдвинула ящик стола. - Дайте мне вашу карточку, мистер Меткалф. Я порылся в кармане. - Видите ли... - Карточку, - перебила она. Я передал ей карту и подождал, пока она сунет ее в декодер. - Маловато кармы для человека, позволяющего себе глупые шутки вместо ответов на мои вопросы, мистер Меткалф. - Она положила карточку на стол перед собой. - Я насчет этого дела, - сказал я. - Мне предлагают не соваться в него, но дело само тянет меня, как бы я ни упирался руками и ногами. Я хочу, чтобы Моргенлендер знал: я пытался последовать его совету. - Я одарил ее одной из лучших своих улыбок, и она приняла ее, хотя и не сразу. - Я посмотрю, здесь ли он, - предложила она. - Не надо. Сначала позвольте мне задать вам пару вопросов. - Я потянулся за карточкой, но она накрыла ее рукой. Я почти положил свою ладонь на ее, но в последнее мгновение передумал. - Так вот, насчет Моргенлендера, - продолжал я, отчаянно пытаясь сосредоточиться на деле. Я не был мужчиной, и вид хорошенькой девушки-инквизитора лишний раз напоминал мне об этом. Но не мог же я позволить себе сорваться здесь, за работой. - Кто дергает за нити в этом деле и зачем? Он ведь чужак, из другого района, так почему это дело отдано именно ему, тем более что вы не позволяете ему развернуться? Она пристально посмотрела на меня. - Вам не стоило бы задавать такие вопросы, не зная точно, кому вы их задаете. Вы можете получить еще кое-что, кроме ответов. - Не уверен, что имел в виду именно это, - я никак не мог угомониться. - Не сомневаюсь, что имели, если понимаете, о чем я. Вот, возьмите. - Она подвинула карточку поближе ко мне. - Я хочу, чтобы вы покинули мой кабинет. Я не имею возможности продолжать эту беседу. Она нажала кнопку на пульте связи и попросила Моргенлендера. Когда тот взял трубку, она назвала мое имя и попросила его проследить, чтобы меня проводили. Потом выключила связь. - Жаль, - заметил я. - Мы могли бы славно поговорить. - Вы ведь работали в отделе, верно? - Да. - Инквизитором? - Иначе я не получил бы лицензии. Она в первый раз внимательно посмотрела на меня. - Что случилось? - Или это случится и с вами, или вы не поймете моего ответа на этот вопрос, - сказал я. - Я даже не буду пытаться. В дверь постучали, точнее, поскреблись. Инквизитор Телепромптер нажала на кнопку, и дверь скользнула вбок. За ней стоял инквизитор Корнфельд - тот, что маячил у меня в дверях, пока мы беседовали с Моргенлендером. Судя по всему, они с Моргенлендером продолжали работать в паре, несмотря на очевидную напряженность в отношениях. Он приятельски кивнул Кэтрин Телепромптер, словно я был какой-то посылкой, которую надлежало доставить по адресу, и ткнул пальцем сначала в меня, потом в сторону выхода. Именно в таком порядке. Я забрал карточку и спрятал ее в Карман пиджака - там мои пальцы наткнулись на пачку слегка растрепанных визиток. Я вынул одну и положил ее на стол, за которым оставалась сидеть моя карма. - Звоните, - сказал я, хотя не видел ни одной причины, почему ей следует это сделать. Потом поклонился и улыбнулся на прощание. На Корнфельда это особого впечатления не произвело. Он держал дверь открытой, как бы напоминая мне, чтобы я не тянул с прощанием. - Не забывайтесь, - произнесла инквизитор Телепромптер, глядя на меня в упор. Однако ее ноздри раздувались, и - я не сомневался - колени под столом были крепко сжаты. Я смог-таки пробить брешь в ее глухой обороне, хоть и крошечную. Корнфельд закрыл дверь, чуть не столкнувшись со мной в проходе. Я ожидал, что меня выставят вон, поэтому удивился, когда он взял меня за руку и повел к лифтам, прочь от главного входа. На мгновение меня охватил страх: меня тащат в недра Отдела, а я даже не знаю за что. Нельзя сказать, чтобы с тех пор, как я работал здесь, это место изменилось. Собственно, именно эта незыблемость и навевала острое желание выдернуть руку и бегом бежать к ближайшему выходу. Мы вошли в лифт. Корнфельд прислонился к стенке и нажал на кнопки, а я стоял, размышляя о чем-то отвлеченном. Когда двери закрылись, он повернулся ко мне, и на мгновение глаза его вспыхнули - он подошел ко мне, сжав кулаки, и двинул мне под дых. Изо всего, что имело место между нами до сих пор, это ближе всего стояло к разговору. Пожалуй, мне стоило испытывать к чуваку благодарность за то, что он хоть так, но открылся мне. Я сложился пополам - скорее от нехватки воздуха, чем от боли, хотя и ее хватало. Корнфельд снова прислонился к стенке тафта - он полностью выложился. Парень оказался лаконичным даже в насилии. Лифт остановился, он снова взял меня за руку и повел по коридору, хотя я шел все еще согнувшись и глотая воздух. Когда мы подошли к двери Моргенлендера, я сумел собраться с силами и идти почти прямо, хоть и побагровев лицом. Моргенлендеру как залетному начальству отвели шикарное помещение с ковром и маленьким холодильником для пива и закусок. Кресло, в которое я рухнул, было если и не кожаным, то из отличного заменителя. Моргенлендер являл совершенно ту же степень небритости, как и вчера, когда он нанес мне визит. Руки его зарылись в кипу бумаг, за ухом торчал карандаш. - Спасибо, - сказал он, обращаясь к Корнфельду. - Оставь-ка нас вдвоем. Последовала нерешительная пауза. - Нет, - произнес наконец Корнфельд. - Нет, этого я сделать не могу. Моргенлендер только кивнул, и Корнфельд отошел в сторону и уселся в кресло у стены. До сих пор мне представлялось, что Корнфельд исполняет роль мальчика при большом начальстве. Теперь я сообразил, что, возможно, недооценил всю сложность их профессиональных отношений. Однако Моргенлендер совладал с собой. - Хорошо, что ты пришел, - сказал он мне. - Похоже, ты всегда выбираешь самый странный способ вести расследование. - Он устало облокотился на стол и похрустел суставами пальцев. - Я комедиант, - сказал я. - Вы оба играете роли нормальных людей, выходит, моя роль развязывает мне руки. - Гм, - хмыкнул Моргенлендер, - забавно. Это хорошо, что ты комедиант. В качестве частного инквизитора ты хуже занозы в жопе. Очень уж из-за тебя все усложняется. Тебе известно, что Энгьюин провел ночь в твоем офисе? - Я сам дал ему ключи. Моргенлендер улыбнулся пошире - к уголкам его глаз сбежались морщинки, как у Санта-Клауса из универмага, когда к нему на колени забираются девочки. - Зачем ты пришел сюда, Меткалф? - Вы хотели убрать меня, чтобы не мешался, но дичь все равно бежит на меня. - Я ощущал себя рыболовом и отчаянно хотел, чтобы рыбка клюнула. - Так вот, я хочу перебросить ее вам. Не замораживайте Энгьюина, пока не разберетесь с кем-то по имени Денни Фонеблюм. Моргенлендер не выказал к этому имени никакого интереса. Он покосился на Корнфельда, потом снова на меня. - Кто такой Фонеблюм? - Вам известно столько же, сколько мне. Пока это всего лишь имя, но имя, неизменно всплывающее в этом деле. Не говорите только, что я не помогаю следствию. - Выведи его отсюда, - сказал Моргенлендер. Он откинулся назад и запустил пятерню в волосы. Корнфельд встал и положил руку мне на плечо. - В моем округе не дают лицензии таким как ты, Меткалф. Там, откуда я пришел, ты был бы счастлив, не оказавшись в морозильнике. - Он посмотрел на Корнфельда. - Сними с него двадцать пять единиц и вышвырни на улицу. Корнфельд проводил меня в лифт, и на этот раз я держал руки наготове, защищая живот. Он провел меня запутанными коридорами к вестибюлю, а оттуда на улицу. Начинался дождь - крупные продолговатые капли сразу же намочили мне колени и шею за воротником. Корнфельд вынул свой магнит и навел его на мой карман. - У меня и так только шестьдесят пять, - сказал я. Он стоял, не двигаясь. - Сорок - слишком мало, - настаивал я. - Вам это известно. Ветер подхватил дождь и швырнул мне в лицо. На стоянку за нашей спиной вырулила инквизиторская машина, и двое инквизиторов, подняв воротники, пробежали мимо нас к дверям. Мы с Корнфельдом уже основательно промокли. Он сделал движение пальцем, и я увидел, как зажглась красная лампочка на его магните. - Тебе не стоило упоминать Фонеблюма, - сказал он, и в его голосе я неожиданно услышал что-то похожее на сожаление. - Вот спасибо, дружок, - сказал я, инстинктивно сжав пальцами карточку в кармане. - Теперь буду знать. - Идиот сраный, - сказал он, поворачиваясь к дверям. - Маленький сраный идиот. 12 Я забрался в машину. Я чувствовал себя очень паршиво, и причин тому имелось несколько: удар под дых, двадцать пять единиц кармы, которых недоставало на моей карточке, и две-три понюшки, которых недоставало в моей крови. Плюс попавший за шиворот дождь... да и сандвич мне бы сейчас не помешал. Тучи на небе все собирались, словно бандиты на стрелке - похоже, с солнцем они разобрались основательно. Я до сих пор не решил, что буду делать дальше, а на то, чтобы перекусить в машине, пока не заработал. Поэтому я поехал домой. Сворачивая за угол, я чуть не наехал на кучку пешеходов, и, когда я посигналил, ближайший ко мне парень вытащил из-за пазухи здоровую трубу и задудел в ответ. Должен признать, последнее слово осталось за ним. Я припарковался так близко к дому, как только мог, и все равно это оказалось недостаточно близко. Дождь лил теперь непрерывным потоком и ручьями стекал по мостовой к забитым всякой дрянью решеткам. Съежившись, я рванул бегом от машины к подъезду, нырнул в темноту под аркой входа и постоял там с минуту, глядя на то, как всего в нескольких дюймах от меня льется с козырька вода. В данный момент я разыгрывал приманку. Приманка была заброшена верно. Кенгуру появился всего минуту спустя; судя по тому, что он и не думал скрывать свое присутствие, он не ожидал, что я заметил его. Он был одет в пластиковый дождевик и какое-то подобие тюрбана вместо шляпы, прижавшее ему уши к голове. Темнота хорошо скрывала меня, и я успел хорошенько разглядеть его прежде, чем наши глаза встретились. И стоило этому произойти, как я выдал ему все, что имел. Внезапность сработала на меня. Возможно, я превосходил его интеллектом или опытом, но в драке с кенгуру я предпочитаю полагаться на внезапность. Я использовал это преимущество максимально, войдя в клинч - обхватив руками его шею и замолотив коленками по потрохам так сильно и так часто, как только мог. Я не великий боец, но все прошло как надо. Потасовка вытолкнула нас под дождь, почти на середину проезжей части. Я знал, что он у меня в руках, но еще не довел задуманное до конца. Я протащил его до противоположного тротуара и швырнул на стоявшую там машину, прижав бедром к правой дверце. Я зарылся лицом в шерсть у него на шее; от нее резко и неприятно пахло, но я знал; стоит мне отцепиться от него - и он пустит в ход свои ноги, чего я допустить не мог. Я поднял руки, сцепил их у него под подбородком, потом двинул его затылком о крышу машины. Накрученная на голову ткань размоталась и упала мне на руки словно флаг капитуляции. Я двинул его затылком еще раз и почувствовал, как его передние лапы, вцепившиеся мне в плечи, слабеют и повисают плетьми. Вот и все. Мощная мускулатура нижней части тела не позволяла ему упасть, зато все остальное слегка разладилось. Я схватил кенгуру за плечи, отвел в вестибюль, прислонил к стенке и пошарил у него в сумке на предмет пистолета. Гидравлический поршень затворил входную дверь, приглушив шум дождя на улице. Единственное, что я слышал, - это биение пульса в висках. Я нашел пистолет, сунул его в карман, оттолкнул кенгуру и обессиленно прислонился к перилам. Бой остался за мной, хотя по моему виду этого и не скажешь. С ног натекли лужицы воды. Веки Джоя дрогнули и приоткрылись. - Сукин сын, - произнес он, ощупывая затылок передней лапой. Затылок оказался мокрым - и не только от дождя. Я вынул из кармана пистолет. - Марш в лифт. Мы поднялись наверх. Сидя на моем диване, скрестив свои устрашающие задние ноги и спрятав бесполезный сейчас хвост под плащ (со стороны это напоминало чудовищную эрекцию), кенгуру являл собой презабавнейшее зрелище. Сбрасывая пиджак и запирая дверь, я перекладывал пистолет из руки в руку, ни на мгновение не сводя с Джоя. Каким-то образом тот ухитрился не потерять грязную белую тряпку и теперь снова водрузил ее на голову, только напоминала она уже не тюрбан, а простой бинт. Я вытер лицо бумажным полотенцем с кухни и уселся напротив. Я опустошил карманы пиджака. Электронный пистолет Тестафера я положил на полку за спиной, конверт с зельем Пэнси Гринлиф - в нагрудный карман рубашки. Потом положил пистолет на стол, а зеркальце - себе на колени. Порошок в пакетике у зеркала - мой последний запас. Я вытряхнул его из пакета и провел несколько волнистых линий углом спичечного коробка. Кенгуру мутным взглядом следил, как я втягиваю порошок Привычное зелье сделало свое дело: действительность вновь стала уютной. Я вытер нос тыльной стороной ладони, взял пистолет и откинулся в кресле. - Я хочу, чтобы ты отвез меня к Фонеблюму, - сказал я. - Зря ты это делаешь. - Мне виднее. - Я протянул ему телефон. - Позвони. Джой взял телефон и набрал городской номер. Красные глаза беспокойно шарили по комнате в ожидании ответа. Трубку сняли после третьего или четвертого гудка. - Алло, - произнес он. - Это Кастл. Надо поговорить с Денни. Срочно. Скажи ему, я с ищейкой. Нет, только скажи и все. - Тебе повезло, - сказал он, отодвинув трубку ото рта, - если это можно считать везением. Я ухмыльнулся, и он вернул мне телефон. Я продолжал целиться ему в сердце - если я, конечно, правильно представляю себе анатомию кенгуру. - Алло, - послышалось в трубке. - Алло, - откликнулся я. - Меня зовут Меткалф. Насколько я понимаю, вы хотели поговорить со мной. Последовала секундная пауза. - Я посылал кое-кого переговорить с вами, если вы это имеете в виду. Мне казалось, мое послание было вполне ясным. - Вы послали кенгуру туда, где требовалась мужская работа, - заметил я. - Меня не так просто запугать, как доктора Тестафера. В трубке рассмеялись. - Доктор Тестафер покрепче, чем кажется, мистер Меткалф. Нет, право, вы меня удивляете. Мне-то казалось, человек с вашим родом занятий должен знать, когда остановиться. До вас в деле участвовал другой инквизитор, которому пришлось помочь понять... - Не сомневаюсь, вы продумали кучу вещей. Когда и где мы могли бы встретиться, чтобы напрямую обсудить наши проблемы? Последовала еще одна пауза. - Я не уверен, что понимаю целесообразность такой встречи. - Ну почему же, - мой клиент стоит одной ногой в морозильнике, и, если уж я не могу помешать этому, мне по крайней мере хотелось бы знать, почему это выпало именно ему и вместо кого его туда засунут. Вы не можете откупиться от меня, но, если Джой в самом деле служит вам, вам от меня и не отвязаться. Соглашайтесь на встречу, или он отправится прямиком к Моргенлендеру. Не думаю, что умельцы из Отдела не смогут его расколоть, Фонеблюм. Если вы со мной не согласны, можете назвать это блефом. - Моргенлендер... да, это проблема, - задумчиво произнесли в трубке. - У вас неверное представление почти обо всем, но Моргенлендер - это действительно проблема. Ладно, приезжайте. Там разберемся... - Он хихикнул, потом продиктовал мне адрес в Пьедмонте. Я положил пистолет на стол и записал адрес на пустом конверте из-под порошка. Он назначил встречу на семь часов, и я согласился. Потом передал телефон кенгуру, а сам начал разряжать его пистолет. Кенгуру несколько раз произнес "да", потом повесил трубку. - Мне надо идти, - сказал он. - Отдай пистолет. Я ссыпал патроны в карман и кинул ему пустой пистолет. Он поймал его, прижав к груди. - Умница, - похвалил я его. - Фонеблюм будет доволен твоей работой. Ты только не ошивайся здесь больше, ладно? - Пошел ты... - сказал кенгуру, блеснув глазами из-под грязной белой шерсти. Я указал ему на дверь. Он уже уходил, когда я добавил: - Непохоже, чтобы Фонеблюм слитком за тебя переживал. Так что не слишком удивляйся, если ковер выдернут у тебя из-под ног. - На самом деле я ничего такого не знал, просто мне выпал шанс поиграть мускулами. Джой раздул ноздри и хлопнул дверью. Я подошел к окну и полюбовался, как он шлепает по лужам к своему мотороллеру. Когда он скрылся за углом, я перевел дух и попытался расслабиться, хотя противный звон в ушах все не стихал. Я попробовал глубоко дышать, зажмурившись, но через пару минут сдался и пошел на кухню выпить. Я стоял у окна, потягивал скотч из стакана и смотрел на то, как темнеет небо, как солнце прячется за завесой облаков где-то у входа в залив. Дождь перестал, но солнце так и не оправилось от поражения и уползало на ночь. Пусть себе ползет. Я и сам бы не прочь отправиться за ним куда-нибудь подальше. Я посмотрел на часы: полшестого, целых полтора часа до встречи с Фонеблюмом. Потом посмотрел на холодильник. Даже не открывая его, я знал, что он пуст. Я как раз дозвонился до ближайшей пиццерии, когда в дверь постучали. - Войдите, - крикнул я, рассудив, что, кто захочет, так или иначе войдет. Это оказался Энгьюин, только теперь он походил скорее на свое объемное изображение, чем на живого человека. Лицо его стало белым как мел, а голос упал до шепота. Для допроса мне пришлось бы слегка успокоить его. - Я ездил на такси к Тестаферу. В доме никого не было, но дверь в пристройку была распахнута. Я подошел к ней, а на дверной ручке - кровь... Возможно, я оставил там свои отпечатки... не знаю. Я сказал в трубку, что перезвоню. - Что вы увидели? - спросил я. - Только кровь, везде кровь. Я не хотел, чтобы меня там поймали. - Что вы хотели от Тестафера? Энгьюин уставился в пол. - Я не мог просто сидеть и ждать. Я хотел узнать, что ему было известно про Стенханта и сестру. За мной не следили, я уверен. Они пытались, но я от них ушел. - Вот дурак, - вздохнул я, поставив недопитый стакан на полку рядом с электронным пистолетом Тестафера. Энгьюин опустился на диван, где за несколько минут до него сидел кенгуру. Я выдвинул ящик стола, убрал туда пули и пистолет Тестафера, потом задвинул его и запер. - Оставайтесь здесь, - сказал я. - Я схожу на разведку. - Мне надо делать что-то, а то я рехнусь. - Заткнитесь, ладно? Я это понимаю. Он затравленно посмотрел на меня, и мне показалось, будто он может разреветься. Я не придумал ничего, чем мог бы утешить его, поэтому вышел, так ничего и не сказав. 13 Поднявшись в гору, я на минуту остановил машину и полюбовался на последние лучи заката, растворяющиеся в ночи. Мне приходилось видеть закаты и красивее, но и этот казался куда лучше моего настроения. Потом я сел в машину и поехал дальше в лабиринт улиц, которые вели к Деймонт-корт. Там ждал первого, кто зайдет, залитый кровью дом Тестафера. Так почему бы этим первым не оказаться мне? На этот раз я остановил машину, не доезжая квартал, и прошел остаток пути пешком по мокрому асфальту. Ни одной машины, ни следа инквизиторов. По крайней мере в данный момент я был один. В темноте дорога казалась длиннее. Деревья смыкались у меня над головой, и просветы в листве, отражаясь в лужах, смахивали на волшебную сеть, протянувшуюся от ворот к дому. Подойдя к дверям, я остановился и прислушался: никого и ничего. В лунном свете чернела открытая дверь в покои овцы. На дверной ручке и в самом деле запеклась кровь. Я вспомнил про Энгьюина и попробовал протереть ее рукавом, но она уже засохла. Свет в комнате был выключен, так что мне пришлось шарить по стене в поисках выключателя. Первое, что я увидел, когда свет зажегся, была моя собственная рука - вся в крови, а ведь я почти ни к чему не притрагивался. Я отвел взгляд от руки и чуть не опрокинул кресло, отпрянув от тела - оно оказалось прямо у меня под ногами. Кто-то изрядно постарался, разделывая бедную овечку Кто-то просто вывернул ее наизнанку Она лежала на пропитанном кровью ковре, а отдельные части ее тела валялись по всей комнате. Тошнотворный, тяжелый запах свидетельствовал, что ей вскрыли даже кишечник. Моя рука инстинктивно дернулась ко лбу прежде, чем я подумал о крови на ней, и я измазал себе бровь. Я выпрямился, чтобы прислониться к чему-нибудь, и стукнулся затылком о потолок. Я заставил себя еще раз посмотреть на тело в поисках каких-либо еще особенностей убийства, но никак не мог сконцентрироваться. Взгляд мой против воли все возвращался к дыре в овечьем теле, в глубине которой виднелось искромсанное черно-красное сердце. Какие уж тут особенности - я выключил свет и вышел на улицу. Я поднялся на парадное крыльцо, но дверь оказалась заперта. С неожиданным для меня самого облегчением я сунул руки в карманы и побежал обратно к шоссе. Я добрался до машины так никем и не замеченный и поехал в Беркли. Должно быть, я плохо следил за тем, куда еду, поскольку на Алькатраз-авеню нарвался на патруль. Прежде чем я сообразил, что происходит, инквизиторы отсекли движение в целом квартале. Мою машину залил ослепительный свет прожекторов. Где-то по соседству голосили перепуганные собаки. В окошко моей машины постучали. Я поспешно вытер лоб ладонью и опустил стекло. У машины стояли два инквизитора в касках с фонариками и дубинками. Тот, что стоял ближе, наклонился к окну и сказал: - Предъяви карточку и рабочую лицензию. Я порылся в кармане и молча протянул ему то и другое; Инквизитор передал их второму и снова наклонился. Я вжался в сиденье, но все равно он оставался слишком близко. - Куда едешь? - Домой, - ответил я. - Откуда? - Так, катался... - Это частная ищейка, - сообщил второй. - Конрад Меткалф. - Катался, говоришь? На работе? Должно быть, я дрожал. Образ изрубленной овцы все стоял у меня перед глазами, и на какое-то мгновение мне показалось, что они все знают и что патруль выслан специально за мной. - Так, ерунда, - ответил я. - Сорок пять единиц, - сообщил второй. - Негусто. - Именно это я говорил тому парню, что отпустил меня так. - Что ты такого сделал? - Ничего. - Если мы запросим Отдел, что они нам расскажут про тебя? - Попробуйте - узнаете. - Вот и попробую, - обиделся первый инквизитор. - Поворачивай к обочине и глуши мотор. Я повиновался и стал ждать, пока он запросит мое досье. Ребята досматривали машины вполне профессионально, у некоторых даже багажники потрошили. Похоже, часть кармы уходила с карточек на их декодеры, поскольку, возвращая их владельцам, они укоризненно качали головами. У одной машины они сгрудились и обыскали водителя, ярко одетого брюнета. Рутинная процедура. В свое время мне приходилось видеть и хуже. Немного погодя "мои" инквизиторы вернулись к моей машине и отдали мне карточку и лицензию. Первый загадочно улыбался. - Твое досье изъято для изучения, - сообщил он. - В архиве его нет. - Что это значит? - Тебе повезло, парень. Приятно было познакомиться. Езжай. - Нет в архиве? - Сказано тебе: езжай! Они отодвинули рогатку, и я уехал. 14 Поднимаясь в лифте на свой этаж, я терзался мрачными предчувствиями, но в офисе все оказалось до неправдоподобия по-прежнему. Энгьюин спал на диване, где я его оставил. Свет горел, из радио слышалась негромкая музыка. Я протянул руку и выключил ее, взял с полки недопитый стакан и ушел с ним на кухню. Лед давно растаял, но я не обращал на это внимания. Я взвесил свои шансы. Весь дом Тестафера был усеян отпечатками моих пальцев, к тому же патруль засек меня, едущим с той стороны. Допустим, убийство совершено самим Тестафером - это означает, что он вот-вот вернется домой и поднимет шум. Выходит, в моих интересах связаться с Отделом первым и рассказать им все, что мне известно, пока они не завалились ко мне с допросом. Если Энгьюин действительно отделался от слежки, я могу заработать несколько столь необходимых мне единиц кармы, наведя их на него. Ему это уже не повредит, а мне так и так надо подбирать все возможные крохи с тем, чтобы это дело двигалось без помех - черт, да чтобы оно вообще двигалось. Я стоял в дверях и смотрел на храпящего Энгьюина. Я испытывал к нему жалость, но не чувство вины. Все равно я не мог сделать для него больше того, что делал. Он был из тех парней, что то и дело наступали на грабли в те времена, когда еще были грабли, чтобы на них наступать. В наше время у него вообще не было шансов. Правда, для людей вроде меня наше время тоже не лучшее. Я не особенно сокрушаюсь по этому поводу. Я выключил свет над Энгьюином и прошел со стаканом в спальню. Сидя на краю постели, я набрал номер Отдела и спросил Моргенлендера. Дежурная ответила, что его нет в здании. Я попросил Кэтрин Телепромптер - с тем же результатом. Тогда я сказал дежурной, что хочу заявить об убийстве, и она сообщила мне, что проверит, откуда я звоню. Я сказал, что удивлен, почему она не сделала этого раньше, и она не ответила, просто переключила канал. На этот раз трубку взял инквизитор-мужчина с усталым, брезгливым голосом. - Вы хотите заявить об убийстве? - переспросил он. - Совершенно верно. Убита обращенная овца. Я обнаружил труп. - Это не убийство, - возразил он. - Как вас зовут? - Частный инквизитор Меткалф. Я расследую убийство Стенханта, и, мне кажется, эти два случая связаны между собой. - Где это случилось? - В частном доме в районе Эль-Соррито. - Я продиктовал адрес. - Где вы находитесь сейчас? - У себя дома. Несколько мгновений он колдовал со своим компьютером - я слышал, как он барабанит по клавиатуре. - Конрад Меткалф, - сказал он. - Правильно. - Вам бы лучше приехать, Меткалф. Нет, лучше оставайтесь дома, а я пошлю к вам кого-нибудь. Не выходите из квартиры. Мы сейчас приедем. - Звучит разумно, но у меня другие планы. Спасибо. - Я приостановлю действие вашей лицензии, - сказал он. - Оставайтесь дома. - Извините. Поговорим в другой раз. Передайте Моргенлендеру, что он может оставить сообщение на автоответчике. Я положил кудахчущую трубку и допил виски. Я действовал по наитию. Возможно, это глупо, но по-другому я не умею. Отдел явно собирался прикрыть дело, и мне необходимо было переговорить с Фонеблюмом прежде, чем они это сделают. Фонеблюм стоял за всем этим. Он имел какое-то отношение к Пэнси Гринлиф, доктору Тестаферу, кенгуру и обоим Стенхантам, включая убитого. Вполне вероятно, он имел отношение также к инквизитору Корнфельду. И ему явно не по вкусу пришлось мое упоминание Моргенлендера - твердого орешка, поставившего на уши Корнфельда, Телепромптер, а возможно, и весь Отдел. Мне недоставало информации. Каким боком относятся к этому делу убийство овцы или синьки общежития для животных на Кренберри-стрит? Что Мейнард Стенхант мог делать в этом занюханном мотеле? И вообще какое отношение могущественные Стенханты имели к замухрышке Пэнси Гринлиф? Я был бы рад поверить в теорию Ортона Энгьюина насчет связи Пэнси с доктором, но не мог. Нет, я просто не имел права ждать приезда инквизиторов. У меня было дело, пусть я и не знал, в чем оно заключается. Оставалась одна загвоздка: как быть с Энгьюином. Бросить его спящим в офисе означало преподнести его Отделу на блюдечке. Я поставил пустой стакан в раковину. Энгьюин все храпел. Я подошел к нему и потрогал его ногу носком ботинка. Он заморгал и сонно уставился на меня. - Я ухожу, - сказал я. - Дверь захлопывается сама. На вашем месте я бы здесь не оставался. Я достал из шкафа шляпу, надел пиджак и отпер ящик, в котором лежал пистолет. Мне не хотелось усложнять жизнь парням, которые будут обыскивать квартиру. Когда я выходил, Энгьюин все сидел на диване с таким видом, словно его пробудили от волшебного сна. Я как раз переходил улицу к своей машине, когда у подъезда затормозил инквизиторский микроавтобус. Я нырнул за машину и сквозь окна наблюдал, как они вылезают и косяком хищных рыб исчезают в подъезде. Когда все до одного исчезли, я сел в машину и завел мотор - рука на рычаге ручного тормоза слегка дрожала. Я никак не мог позволить себе подождать еще и посмотреть, что случится. Все и так было яснее ясного. Дрожь в руках унялась, только когда я проехал пару кварталов. "В каком-то смысле работать, не имея на плечах Энгьюина, будет даже легче", - подумал я. Теперь я мог действовать как независимый агент, не защищая ничьих интересов, кроме своих собственных. Если в результате мне удастся отделить правду от лжи, Энгьюин получит результат за свои деньги. Если же нет - ну что ж, я старался, и в конце концов это ведь не совсем его деньги. Все о'кей. Я чувствовал себя полнейшим ублюдком. 15 Часы показывали полседьмого. Я въехал в Окленд, оставил машину на тихой боковой улочке и пошел дальше пешком. Единственным открытым заведением на улочке оказалась порошечня, и ее неоновая вывеска отражалась в лужах и витринах закрытых магазинов. С залива задувал свежий ветерок. Когда я отворил дверь, зажужжал электронный звонок. Я опустил воротник и подошел к стойке. - Сейчас займусь вами, - сказал порошечник, не отрывая взгляда от монитора, бросавшего на его лицо и очки зеленоватый отсвет. Ему было около сорока пяти, но голову украшала обширная лысина, а волосы у ушей были такие же белые, как щепотки порошка на его лабораторном столе. Не сводя глаз с экрана, он списал какую-то химическую формулу, потом вызвал на дисплей длинный столбик имен и рецептов и принялся изучать его, бормоча что-то под нос. Я стоял и ждал. - Имя? - спросил он наконец, поворачиваясь ко мне. Глаза его, увеличенные линзами очков, скользнули по мне совершенно равнодушно. - Конрад Меткалф, - ответил я и тут же огорошил его составом моего фирменного зелья. Не знаю уж зачем, но я заучил его наизусть. Он повернулся к компьютеру и отстучал команду. - Приниматель, - сказал он. - В основном. - Редко сейчас увидишь состав без Забывателя. - Никогда не увлекался. - Обычно... - Ладно. Послушайте... если я назову вам пару имен, можете ли вы найти рецепты их порошков? Он оторвался от клавиатуры и посмотрел на меня в упор. - Вы задали мне вопрос, мистер. Я выложил на стойку свою лицензию и подождал, пока он изучит ее. Одной рукой порошечник придерживал очки, а другая зависла в воздухе, будто боясь прикоснуться к чему-то приносящему несчастье. Когда он поднял взгляд, я убрал карточку в карман плаща. - Ну так как? - Вы же знаете, я не могу сделать этого, - заискивающе произнес он. Я выудил из кармана одну из энгьюинских сотен, порвал ее пополам - как раз по портрету - и положил половину туда, где только что лежала лицензия. Порошечник посмотрел на нее уже с меньшим омерзением, чем на лицензию. Он водрузил очки на нос, потом, не отнимая руки от лица, посмотрел на меня. - Согласен по одной за каждое имя, - тихо произнес он. Я улыбнулся, достал еще сотню, порвал и положил половинку рядом с первой, оставив две вторые половины в кармане. - Гровер Тестафер, - назвал я. Он нервно набрал имя на клавиатуре. - Придется минутку подождать, - извинился он. - Мне надо поискать код. Он пользуется другой порошечней. Его пальцы стремительно порхали по клавишам, а бровь отсвечивала зеленым - ни дать ни взять какое-то подземное чудище. На экране высветился рецепт. - Ничего особенного, - объявил он. - Забыватель, Избегатель, Добавлятель. Ничего особенного. Довольно много Избегателя. - Расскажите мне про Избегатель. Никогда не пробовал. Такой разговор его вполне устраивал - как-никак разнообразие в вечернюю смену. - В принципе подавляет раздражительность. И мнительность. Могу добавить в вашу смесь на пробу. - Спасибо, не надо. От двери послышался звонок, заставивший нас обоих оглянуться. Я быстро подошел к двери и распахнул ее. Парень на улице держался за ручку, так что я выдернул ее из его руки. - П-простите... - сказал он. Я достал лицензию и помахал у него перед глазами достаточно быстро, чтобы он не смог прочитать. Он открыл рот и с секунду собирался сказать что-то, но вслух так ничего и не произнес. - Мы закрыты на несколько минут, - объявил я. - Извините за неудобства. Парень увидел, что я не двигаюсь с места, и понуро ушел. Я закрыл дверь и вернулся к стойке. Две половины сотенных бумажек уже исчезли. На их месте лежал флакон моего зелья с ярлычком порошочной и кодом рецепта. Я сунул его в карман плаща и улыбнулся. - О'кей. Забудем Тестафера. Попробуйте Мейнарда Стенханта. Если он и узнал фамилию, то вида не подал. - Тут несколько интереснее, - сказал он, когда на мониторе высветилась формула. Я заглянул ему через плечо, но знаки на экране мне ничего не говорили. - Смесь - почти чистый Забыватель, - сообщил он и пригляделся повнимательнее. - Что тут любопытно - так это состав, который у него в качестве добавки. - Он сдвинул формулу в верхнюю часть экрана и принялся изучать остальные данные на Стенханта. - Что вы имеете в виду? - Я слышал, что это на подходе, - ответил он, - но сам вижу в первый раз. Он использует ингредиент, растягивающий время. Дозы следуют друг за другом так, что трезвой головы у вас просто не бывает. Неглупо, если использовать как надо. - А если как не надо? Он хохотнул. - Вы забываете все: чем вы зарабатываете на жизнь, улицу, на которой вы живете, как вас зовут - вообще все. - И какой в этом смысл? Он вопросительно посмотрел на меня: он сообразил, что разболтался, и задумался, а стоит ли. Я уже начал бояться, не заткнулся ли он совсем, но он продолжил: - Я не знаю, что теперь со мной будет. - Ничего с вами не будет. Я выйду отсюда, а вы станете на пару сотен богаче. Так какой смысл в этой добавке? Он потер лоб пальцами, и я заметил, как тяжело он дышит. - Ваш человек - врач. Или у него есть знакомый врач, помогающий ему. Или он слишком глуп. В любом случае пытаться регулировать действие Забывателя - дело чертовски деликатное. Рано или поздно научатся это делать, но пока еще нет. - Он странно улыбнулся. - Если он научился, он может стирать этой гадостью отдельные участки памяти, а промежутки заполнять этим растягивателем времени. Вот вам и смысл: вы можете заниматься тем, о чем вам даже думать противно. Это в случае, если он принимал его как надо, что невозможно. - Он неожиданно злобно посмотрел на меня. - Если это все... - Не совсем. - Я покопался в кармане и нашел сверток из стодолларовой бумажки, в котором лежал порошок со столика Пэнси Гринлиф. Плата и упаковка сразу. - Посмотрите-ка это, - сказал я и протянул ему. Его выпученные глаза пару раз перебежали с моего лица на конверт и обратно. Затем любопытство взяло верх, и он сунул порошок под микроскоп. Я перегнулся через стойку и стал смотреть. Он покосился на меня, потом начал листать толстенный справочник, лежавший на столе. Потом справился о чем-то у компьютера, потом сунул порошок в конверт из плотной бумаги и положил обратно на стойку Сотня исчезла. - На вашем месте я бы никому этого не показывал, - осторожно произнес он. - Что это? - Вычиститель. Запрещенный ингредиент. Спрячьте его подальше. - Что он делает? Количество морщин на его лбу удвоилось. - Я расскажу вам про Вычиститель, но потом я хочу, чтобы вы забрали его и ушли. Я сделаю вид, будто думаю, что вам про него ничего не известно. - Как вам угодно. - Вычиститель - вещество, действие которого изучено очень плохо. Поначалу его предполагали использовать примерно так же, как сейчас используют Забыватель. Но Вычиститель запретили, когда обнаружили, что он начисто стирает собственное "я" подопытных. Те, кто его принимал, продолжали жить, но по инерции. - Он поправил очки на носу. - Считайте это полной противоположностью deja vu - ничего и ни о чем вам не напоминает, в том числе о вас самих. - Хорошенькая картинка. - Рад, что вам понравилось. А теперь заберите его, давайте деньги и ступайте, пока я не позвонил в Отдел. Я посмотрел ему прямо в глаза, и он зажмурился. Потом забрал конверт и сунул в карман. Порошечня неожиданно начала раздражать меня, а маленький, похожий на сову порошечник показался самым мерзопакостным, что мне довелось повидать за всю мою жизнь. Прежде чем мы оба осознали, что я делаю, я перегнулся через стойку и схватил его за ворот. - Держите свои половинки денег, - сказал я, - а я сохраню свои. Ваша помощь мне скоро понадобится. А хотите вызвать Отдел - валяйте. По-моему, и вам, и мне ясно, что это не самая удачная мысль. До встречи завтра или послезавтра. - Я оттолкнул его от стойки, застегнул плащ и вышел прежде, чем он успел что-то сказать. Вернувшись в машину, я опустил стекло и с минуту посидел не двигаясь. Ветер посвистывал в вентиляционной решетке и шуршал упавшими на крышу листьями. Не могу сказать, чтобы настроение у меня поднялось. Мне вообще не очень нравилось вести дело, единственной зацепкой в котором пока оставались разные наркотики, принимаемые причастными к нему лицами. Я и сам в этом плане далек от идеала. Я пошарил в кармане - просто чтобы убедиться, что не забыл новый флакон с порошком. Он был на месте. Вместе с Вычистителем. Долгую, очень долгую минуту я раздумывал, не попробовать ли мне его, потом достал конверт, открыл дверцу машины и высыпал порошок в сточную решетку. 16 Адрес, который Фонеблюм продиктовал мне по телефону, привел меня в холмы. Его дом располагался как раз на вершине одного из них. Дом впечатлял. Впрочем, подойдя поближе, я заметил по сторонам дорожки голубоватое свечение топографических проекторов, а стоило мне миновать луч, как дом растворился в ночи, а на его месте остался навес из гофрированной жести над уходящей под землю лестницей. Все это напоминало вход в подземку Ступени были оклеены оранжевым синтетическим ковром, а стены сплошь исписаны неразборчивыми надписями. Фонеблюм быстро разочаровывал. Я мог бы остановиться и добавить что-нибудь от себя, но уже слегка опаздывал, да и на ум не пришло ничего достойного увековечения. "Может, напишу на обратном пути", - подумал я. Лестница вела вниз и упиралась в ярко освещенный бетонный пол. Сверху я видел только тень, отбрасываемую электрической лампочкой без абажура. Я спустился до половины лестницы, и в поле зрения оказалась пара ног, торчавших из-под стола. Ноги притопывали по полу в ленивом ритме. Я спустился вниз. Парню за столом вряд ли было больше пятидесяти, но его лицо имело интенсивный красный цвет, словно все вены пытались вырваться из-под кожи. Раз обоняв его дыхание, я полностью разделял их чувства. Запах ударил мне в нос, и я чуть не задохнулся. "Если это сам Фонеблюм, - подумал я - наш разговор вряд ли продлится долго, а если нет - ясно, почему парня посадили на входе". От него не стоило ожидать проку в деле, ибо запах как личное клеймо выдал бы его заранее. Парень улыбнулся, от чего запах усилился, и я чуть не лишился чувств. Похоже, он обрадовался моему приходу, и я понял причину этой радости, когда мне в спину уперся ствол пистолета. Пистолет находился в лапе кенгуру. Не отнимая его от моей спины, он другой лапой обыскал мои карманы. Добравшись до кармана с флаконом, он вытащил его. Через плечо я видел, как он, наморщив в умственном усилии мохнатую бровь, силится прочесть рецепт. Чтобы избавить его от мучений, я выхватил у него флакон и сунул обратно в карман. - Ничего, - сказал наконец кенгуру и, взяв меня за плечо, подтолкнул вперед. Мне показалось, что он огорчился, не найдя повода лягнуть меня в живот. - Отлично. - Человек за столом улыбнулся снова. - Отведи его вниз. Кенгуру почти ласково взял меня за шею и повел в поджидавший нас лифт. Мы вошли и развернулись лицом к дверям, не обращая внимания друг на друга - ни дать ни взять обычные пассажиры обычного лифта, если не считать пистолета в его лапе. Осрамившись у меня в подъезде, кенгуру делал вид, будто я ему безразличен. Меня это вполне устраивало. Мы медленно опустились этажа на два, а потом лифт со скрежетом остановился. Двери раздвинулись, и кенгуру выпихнул меня в комнату, игравшую в фонеблюмовом убежище роль гостиной. Должно быть, убранство комнаты имитировало тот дом, что стоял когда-то на холме и от которого теперь осталось только голографическое изображение. Вокруг весьма натуралистично выполненного камина полукругом стояла антикварная мебель. Возле камина даже лежали стопкой поленья, так что, как знать, камин мог быть и настоящим. Потолок украшала пышная лепнина, и все же меня не оставляло впечатление, что все это декорация к какому-то старому фильму, только выполненная качественнее обычного. На стенах висели шторы. Я понимал, что никаких окон за ними нет. Будь там окна, в них виднелись бы только земля да ходы земляных червей. Как стенд в классе биологии. Это было бы даже забавно, хотя вряд ли проектировщики имели в виду такой эффект. - Спрячь-ка пушку, Джой. Фонеблюм - на этот раз я не сомневался, что это и есть Фонеблюм, - вошел в комнату из спальни и выудил сигару из пепельницы на столе. Он поднес ее к носу, понюхал и аккуратно положил рядом с пепельницей. Его пальцы были пухлыми, но не лишенными изящества - свое суждение об остальных частях его тела я приберег на потом. Должно быть, под этой грудой мяса скрывался мощный скелет, но, если там и имелась хоть одна острая кость, найти ее я не смог бы. Он был одет в футболку и брюки, казавшиеся на этой туше туго натянутыми парусами. Поверх этого пребывал необъятный свитер, а шею укрывал соответствующих размеров шарф, примотавший белоснежную бороду к монументальной груди. Высокий лоб, как ни странно, обрамляла неплохо сохранившаяся шевелюра; пышные брови интеллигентно кустились над глубоко утонувшими глазками. Но несмотря ни на что, он держал себя с достоинством, видимо, желая напомнить, каким он был когда-то, словно внутри этой чудовищной туши прятался стройный юноша. - Ступай наверх, - бросил он Джою, и кенгуру беспрекословно направился к лифту. Я продолжал стоять. Толстяк повернулся и одарил меня отеческой улыбкой. - Присаживайтесь, мистер Меткалф. Я сел в кресло, оставив Фонеблюму диван: он как раз подходил ему по размеру. Когда двери лифта за кенгуру задвинулись, толстяк обошел диван и, облокотившись на спинку, навалился на нее всей тушей, уронив конец шарфа на подушки. - Вы говорили, нам есть о чем побеседовать? - Голос его отличался зычностью и легкой наигранностью, хотя тон оставался нейтральным. - Пока что я почти за каждым углом натыкаюсь на вашего кенгуру, - ответил я. - Для начала хватит и этого. - Вы - инквизитор. - Совершенно верно. - Вас не раздражают вопросы? Я с пониманием отношусь к тем, кто их не любит. - Ничего. Вопросы - мой хлеб. С маслом. Похожее на мясной пирог лицо снова осветилось улыбкой. - Отлично. И я постараюсь помочь вам понять, с какой стороны на ваши вопросы мажут масло и кто его мажет. Видите ли, я живу достаточно долго, мистер Меткалф, чтобы помнить те времена, когда... впрочем, мои воспоминания вас утомят. Позвольте предложить вам выпить... Я кивнул. С неожиданной для такой туши легкостью он поднялся с дивана и открыл шкафчик, полный янтарных бутылок и соответствующих стаканов. Не спрося моего согласия, он налил мне полный стакан того, что на поверку оказалось шотландским виски, и я взял его, не поблагодарив. Пока он устраивался на диване, я успел высосать почти половину. - Джой отличается повышенным самомнением, - почти извиняющимся тоном произнес он. - Он не хотел ничего плохого. Он старается услужить мне и вовсе не так глуп. Вот только слишком уж горячо берется за дело, никак не могу его отучить. - Я всегда считал, что кукол не учат. Просто дергают за нити. - О! Это не совсем верно, мистер Меткалф. Джой далеко не кукла, да и я предпочитаю быть кем-то посложнее кукловода. Ну, например, катализатором. Он умел говорить - и это в наши дни, когда умеющих говорить почти не осталось. Я и сам умею говорить, но меня обязывает профессия. Фонеблюм занимался этим из чистой любви к искусству. - Меня мало интересует, кем вы предпочитаете быть, - сказал я. - Вы послали Джоя заставить меня отказаться от расследования. Я заработал себе на этом сломанный зуб. - Мне казалось, такие вещи входят в вашу профессию. - Из этого не следует, что я должен их любить. Вы хотите, чтобы я отказался от дела. Почему? - Меня совершенно не заботит это дело. Вы огорчаете людей, о которых я забочусь, поэтому я и прошу вас остановиться. - Люди, о которых вы заботитесь. Кто они? - Доктор Тестафер, Челеста Стенхант и дети с Кренберри-стрит. - В настоящий момент на Кренберри-стрит только один ребенок, Фонеблюм, и тот котенок. Люди, о которых вы, по-вашему, заботитесь, - это та самая компания, что меняется в лице при одном упоминании вашего имени. Это немного укоротило его. Его брови сомкнулись и скептически приподнялись на обширном лбу - похоже, в условиях, когда остальная часть тела остается инертной, они компенсируют это своей экспрессией. Он поднял свой стакан и отпил, обдумывая ответ. - Моя жизнь сложна, - пожаловался он. - Инквизиция отняла у меня большую и любимую часть моей собственности. Вся моя жизнь прошла в отрыве от общества. Я изо всех сил стараюсь сохранить хрупкие связи между тем, что было, и тем, что стало, но - увы! - часто мне это не удается." - Он прикрыл глаза, словно от душевной боли. Актер из него был никудышный. Из меня тоже не ахти какой, но из него - совсем никуда. - Доктор Тестафер назвал вас гангстером, - сказал я. - Он ведь тоже немолод... - Доктор Тестафер может не принимать мое участие, - сердито перебил он, - но, поверьте, он живет только благодаря моей любезности. Я забросил крученый мяч. - Я был там сегодня вечером. Кто-то зарубил его овцу. Фонеблюм встрепенулся. Он выпрямился и отставил стакан. - Не беспокойтесь, - утешил я его. - Они повесят это на Энгьюина. На то есть приказ. - Вы теряете клиента, - заметил он. - Именно так Возможно, цели у вас и у Отдела полностью противоположны, но, с моей точки зрения, и вы, и они в выигрыше оттого, что его подставили. - Я никогда не встречался с Энгьюином. - И не встретитесь. Его время вышло. Вы с Отделом пируете за его счет. - Тогда позвольте спросить, какой вам смысл продолжать расследование? - Я любопытен. Я вижу, что обвинение шито белыми нитками. И если я найду, за какую нитку потянуть, все это может обрушиться на вас. - Прекрасное сравнение. Желаю вам удачи. Уж не думаете ли вы серьезно, что Отдел заинтересуется вашими подозрениями после того, как сам закрыл это дело? Кстати, как у вас с кармой? - Моя карма вас не касается. Мне хватит. - Ну-ну. - Он снова взял стакан и философски вздохнул - он мог себе это позволить. - Вы напоминаете мне меня самого. Таким, каким был когда-то. Даже сейчас мы не очень отличаемся друг от друга. Оба нетерпеливы - только вы еще и упрямы. Никакой гибкости. Компромиссы ведут к силе, к власти. А ваш характер не доведет вас до добра. - Но ведь не я живу под землей, Фонеблюм. - Вот-вот. Очень вы любите рычать. Это пугает. - Мне не нужно рычать, чтобы запугать Челесту Стенхант, - возразил я. Я хотел вернуть разговор ближе к делу, к уликам, если их можно так назвать. - Она панически напугалась, приняв меня за одного из ваших парней. Что вы имеете против нее? - Вы неправильно понимаете наши взаимоотношения. Я познакомил Мейнарда Стенханта с его будущей женой. Можно сказать, их союз - моих рук дело. Челеста очень забывчива, но обязана мне многим, и, надеюсь, она еще вспомнит об этом. - Творение ваших рук под конец никуда не годилось. Стенхант нанимал меня следить за Челестой, когда она сбежала на Кренберри-стрит. - Да, - мрачно согласился он. - Она такая. Нам все время приходилось приглядывать за ней. - Пэнси Гринлиф - ее подружка? Его брови почти завязались в узел. - Нет, нет. Ничего такого. Просто друг семьи. - Еще один друг, живущий только благодаря вашей любезности? - Как вам будет угодно считать. - Ну, малютке Пэнси ваша любезность не идет впрок. Я обнаружил ее в отключке после дозы запрещенного порошка. Чего-то под названием Вычиститель - для тех, кому недостаточно просто забывать. Если верить порошечнику, с которым я беседовал, Пэнси чистит свою голову изнутри словно тыкву на Хэллоуин. - Ее брат совершил убийство. Я могу понять, почему она хочет." - Ага, - перебил я. - Кстати, кто снабдил ее этим зельем? - Вы меня в чем-то обвиняете? - Как вам угодно считать. Он улыбнулся и отпил еще из своего стакана. Я использовал паузу, чтобы распрямить спину и перевести дыхание. Мне это было очень кстати. Я не привык к встречным расспросам. Вдобавок я ощущал себя неуютно в этом подземном доме. Я вспомнил о кенгуру и вонючем парне, ожидающих в ярко освещенной бетонной камере, и подумал, так ли легко будет выбраться из этой дыры, как я попал внутрь. - Я не нюхаю порошок, - заявил Фонеблюм, сделав еще глоток. - Тем более не поставляю его. Мне не первый год известно про пристрастия Пэнси. Жаль, конечно, что она села на иглу, но я знаю, что не в силах остановить это. А вы нюхаете? Сам я никогда этого не понимал. - У меня есть состав на случай необходимости. - Я выругал себя за то, что сказал это, будто оправдываясь. - Отдел и изготовление порошков для меня почти одно и то же, - сказал он. - Порошок - это средство контроля над людскими массами. Он ограничивает их способность к сопротивлению, вы со мной не согласны? Вам кажется, что вы одиночка, борец за истину в мире лжи, и тем не менее сами покупаетесь на самую страшную ложь. Вы втягиваете ее носом и позволяете ей попадать в вашу кровь. - Пошли вы знаете куда? - Фу! - Давайте поговорим о деле, - сказал я. Инициатива в разговоре безнадежно от меня уплывала. Кроме того, Фонеблюм напомнил мне о том, что мне не помешало бы принять понюшку-другую, хотя я не видел для этого подходящей поверхности. - Вы знакомы с Пэнси несколько лет. Кто отец ребенка? - Не имею ни малейшего представления. - Кто заплатил за дом? Это ведь дорогой район. Он снова вздохнул. - Вы заставляете меня касаться не самых приятных подробностей, мистер Меткалф. В свое время Пэнси Гринлиф работала на меня. Я помог ей приобрести недвижимость на Кренберри-стрит два с половиной года назад. - Два с половиной года назад. Как раз тогда Челеста вышла за Стенханта. - Правда? Как занятно. - Ага. Занятно. Челеста с Пэнси уже тогда были подругами? - Я рекомендовал Пэнси на работу в офисе Мейнарда, - объяснил Фонеблюм. Это начинало смахивать на импровизацию, но его искусство рассказчика компенсировало логические погрешности. - Тогда это не получилось, однако женщины остались дружны. - Несколько лет назад офис не принадлежал Мейнарду Стенханту, - поправил я. - Он принадлежал доктору Тестаферу. Насколько я понял, вы помогли в этой передаче. - Разумеется. - Какое вам дело до их практики? Что вы с этого имели? - Я пользуюсь услугами врачей, - ответил он. Я ждал, что он продолжит, но он молчал. Я допил стакан и поставил его на пол между нашими ногами. - Вы говорили о детективе, который понял намек лучше, чем я. - После того как вы отказали Мейнарду в услугах, он обратился ко мне, чтобы я нашел ему кого-то для слежки за Челестой. Я нанял другого специалиста, чтобы тот начал с того места, с которого ушли вы. Мейнард предоставил выбор мне: после неудачи с вами сам он не хотел видеться с новым детективом, так что я ему в этом помог. - Как его зовут? - У меня есть подозрение, что вы собираетесь побеспокоить его. - Совершенно верно. - Видите ли, он занимался делом совсем недолго. Его уволили за шесть дней до убийства. - Отлично. Так как его зовут? Толстяк хихикнул. - Не вижу, с чего бы мне называть его вам. - Очень просто. Я так и так узнаю. Или вы сами назовете его, или мне придется побеспокоить ваших протеже. - Отлично. Знаете, мне даже нравится оставлять вас в убеждении, будто ваши угрозы меня трогают. Нет, вы мне решительно симпатичны. Его зовут Уолтер Серфейс. Но вы обнаружите, что ему ничего не известно. - Мне все-таки любопытно. Кто следил за Челестой после Серфейса? - После двух неудач я смог убедить Мейнарда в бесполезности слежки со стороны. Он попросил, чтобы за ней приглядывали мои люди, и я согласился. Вот и все. - Кто-нибудь следил за ней в момент убийства? Фонеблюм помрачнел. Я задел его за живое, хотя не знал как. Он надул щеки, потом спустил их, как сдутые шарики. Свободной рукой он теребил бороду, а брови так и порхали по лбу. - Увы, нет, - мягко произнес он. - У нас нет записей ее выходов. Может, убийство совершено все-таки Челестой? Может, Фонеблюм пытается прикрыть ее? Версия не внушала доверия, но другой у меня не было. - Что делал Стенхант в "Бэйвью"? - спросил я. - Хотелось бы мне знать. - Вас еще не допрашивал Отдел? Вы ведь в этом деле по уши. - Отдел меня не допрашивал, - невозмутимо ответил он, и мне показалось, что он говорит правду. - Так или иначе, мои руки чисты. Думаю, это понятно даже вам. - Непохоже, чтобы вы боялись Отдела - и все же тогда в разговоре вы подпрыгнули при упоминании Моргенлендера. Чем он отличается? - Моргенлендер - чужак. Этакий крестоносец, только его здесь не хватало. - Вы сами себе противоречите, Фонеблюм. Отдел либо друг вам, либо нет. Но не то и другое одновременно. - У нас с Отделом взаимопонимание. А иконоборец вроде Моргенлендера угрожает стабильности. Он сует нос в дела, которые ему вовсе незачем знать. Вроде вас. - Спасибо. Я испытываю мгновенное чувство признательности к парню, давшему мне в зубы. - Вы ворчун, мистер Меткалф. Мне казалось, такие оказии для вас уже в порядке вещей. Я слишком устал, чтобы придумать достойный ответ. Я подобрал стакан и встал из кресла. - Виноват, - спохватился Фонеблюм. - Мне стоило предложить вам еще. - Нет, спасибо. Я пью на пустой желудок. - Я поставил стакан на полку к бутылкам и вытер влажную ладонь о штаны. - Я думаю, не стоит больше вас задерживать. Простите за беспокойство. - Минуточку. Как вы думаете, почему я позволил вам допрашивать меня? - Так скажите. - Вы мне нравитесь. Я верю в чистоту ваших намерений. Мне приятно избавить вас от неприятностей. Откажитесь от дела, и я прослежу, чтобы вашу недостающую карму возместили. У этого дела нет будущего, мистер Меткалф. Никакого будущего. - Вам нравится смешивать угрозы с посулами, Фонеблюм. - Я никому не угрожаю. Я только хочу возместить нанесенный ущерб. - Ущерб, нанесенный Энгьюину, вот-вот сделается невосполнимым. За его телом никто не будет следить. Он затеряется в недрах морозильника и сгинет навсегда. Фонеблюм странно улыбнулся. Мне вновь показалось, будто я затронул что-то, не знаю что, и Фонеблюм не может ответить мне прямо. - У вас очень циничный взгляд на нашу пенитенциарную систему, мистер Меткалф, - мягко произнес он. - Циничный и несколько наивный. С чего вы взяли, что тела без присмотра остаются замороженными? - Вы имеете в виду невольничьи лагеря? - переспросил я и вздрогнул. Надеюсь, он этого не заметил. Мне показалось, что Фонеблюм просто не в силах совладать с собой, чтобы не побахвалиться хоть немного. - Да. - До меня доходили эти слухи. - Я немного оправился. - Что до меня, я не вижу особой разницы между заморозкой и псевдожизнью с блоком раба под черепом. Впрочем, если мне доведется увидеть Энгьюина, я спрошу, что он предпочитает, и передам вам ответ. Может, вы подсобите. Я готов был уходить и собрался уходить. Я уже стоял перед дверьми лифта и только тут заметил, что на том месте, где положено находиться кнопке, расположена замочная скважина. - С вашей стороны невежливо предполагать, что я могу подсобить вам в этом, - сказал Фонеблюм почти весело. Но когда я обернулся, он больше не улыбался. - Впрочем, я мог бы этого от вас ожидать. Вы абсолютно невоспитанны. - Спасибо. - И теперь вы хотите уйти. - Совершенно верно. - Мне хотелось бы услышать от вас, что вы бросаете дело. - Мне хотелось бы сказать это. Фонеблюм нахмурился. Он поднял телефонную трубку и нажал на единственную кнопку. - Да, - произнес он почти сразу же. - Пошлите Джоя вниз, мистер Роуз. Наш гость готов уходить. Он положил трубку на место. - Пожалуйста, угощайтесь, пока он спускается. У меня не было возможности отказаться. Лифтовые двери за моей спиной разошлись, и прежде чем я успел повернуться, что-то тяжелое и твердое ударило меня по затылку. Я успел еще подумать: кенгуру нашел-таки возможность отплатить. Потом пол изогнулся, охватывая мою голову, а ворсинка ковра оказалась у меня в ноздре. Ощущение было любопытным. 17 Я пришел в себя, сидя в машине. Я не могу благодарить их за это. Ключи оказались не в том кармане, из чего я заключил, что они обыскали меня с ног до головы. Во всем остальном могло бы показаться, что я просто уснул в машине, когда бы не боль в затылке и звон в ушах. Я был один. Я осторожно покрутил головой, проверяя шею, потом выглянул в окно. Голографический дом все стоял тихо и торжественно такой, каким я увидел его в первый раз. С тех пор я познакомился кое с какими его секретами, но на внешности дома они не отражались. Если повезет, этот голографический дом будет стоять на холме и после конца света, такой же тихий и торжественный. Эта мысль почти успокаивала. Я посмотрел на часы. Девять. Я провел два часа с Фонеблюмом, да еще около получаса без сознания в машине. Мне хотелось есть и хотелось понюшки, а потом, возможно, выпить - я пока не знал точно. Мне нужно было обдумать все, что я узнал от Фонеблюма, и определить, что это мне дало. Все дело было с ног до головы в отпечатках пальцев толстяка, и все равно я не видел никаких явных поводов для убийства. Все, что я знал, так это то, что мне необходимо вернуться на два с половиной года назад, когда Челеста повстречала Мейнарда Стенханта, а Пэнси Гринлиф получила ребенка и дом. То, что случилось тогда - что бы это ни было, - заложило основу всего, что происходило потом. Кроме того, мне стало любопытно, чем же именно промышляет Фонеблюм. В случае, если Вычистителем Пэнси снабжает именно он, это может объяснить одну из линий его влияния. И если у него действительно такие шашни с Отделом, мне необходимо знать точно - для безопасности. Остальные, куда более важные вопросы так и остались без ответа. Что делал Мейнард Стенхант в этом номере? Я бы посмеялся над собой, да только мне сейчас не до смеха. Еще минуту я помассировал затылок, потом завел машину и бесцельно поехал вниз. У меня сложилось ощущение, что дома меня будут ждать инквизиторы, а я был не совсем готов к встрече с ними. Они захотят получить ответы, которых у меня нет, - ответы на вопросы, которые я предпочел бы задавать сам. Я оставил им Энгьюина на блюдечке с голубой каемочкой, но даже так вряд ли все пройдет гладко. Что-то имелось между Моргенлендером, Фонеблюмом и сферами их влияния, и, пока я не выясню, в чем же тут дело, мне лучше держаться подальше от Отдела. Насколько я знал механизм Отдела, они используют убийство овцы как последний гвоздь в гроб Энгьюина, и все равно мне лучше подождать до утра и официальных сообщений по радио. Закрытое дело будет труднее расследовать. Ничего, бывало и хуже. Все подсказывало мне, что лучше всего провести некоторое время у себя в офисе. Я смогу заказать сандвич, и пропустить понюшку-другую, и подождать, пока сторожевые псы у меня дома устанут и уйдут спать. Если инквизиторы захотят найти меня, они меня найдут - скрываться я не собирался, только отдохнуть. Мне нравилось в офисе ночью: прохладно, темно и - главное - никакого дантиста. Может, там мне будет думаться лучше. Мне бы давно усвоить, что ничего так просто не бывает. Еще выходя из лифта, я уловил запах духов, и по мере моего приближения к двери запах усиливался. В коридоре никого не было, но дверь в приемную оказалась не заперта, и там на диване сидела, закинув ногу на ногу, Челеста Стенхант. Должно быть, я застал ее врасплох, поскольку она поспешно спустила ноги на пол и оправила юбку. Какая разница. У меня неважная зрительная память, но ее колени и пара соблазнительных дюймов повыше колен великолепно запомнились за то короткое мгновение, пока я входил. При необходимости я мог бы даже нарисовать их. - Меткалф, - сказала она, и сказала так, словно уже давно повторяла это слово. - Как вы вошли? - Я пришла раньше. - Дантист... - Да. Не сердитесь. - Я не сержусь, - сказал я, пересек комнату и отпер дверь в офис. - Я устал и голоден, и у меня голова трещит. Я устал от разговоров. Она вошла следом за мной. - Пэнси сказала, вы были у нее дома. - Верно. Заезжал по делу. Я сел за стол, протер деревянную поверхность рукавом, достал новый флакон порошка и высыпал добрую порцию. Я давал Челесте понять, что в данный момент она не находится в центре моего внимания. Она молча сидела в кресле по ту сторону стола и ждала, пока я нанюхаюсь. - Голодны? - спросил я. Она мотнула головой так, будто вопрос напугал ее. Я позвонил вниз и заказал пиццу. Мне пришлось поспорить, чтобы они согласились положить грибы в маленькую пиццу, но в конце концов они уступили. Я отодвинул телефон, откинулся в кресле и стал наслаждаться ощущением, производимым зельем. Словно смотришь на мир сквозь розовато-кровавую пелену. Челеста уселась поудобнее и в конце концов снова закинула ногу на ногу, что быстро переключило мое внимание на нее. - Где вы были, когда я заезжал к вам? - спросил я. - Вы задаете слишком много вопросов. Я пугаюсь. - Попробуйте ответить на один. Я слышал, это помогает. Она посмотрела на меня. - Я... мне позвонил Гровер Тестафер. Мы встречались за ленчем. - Зачем? - Он хотел поговорить о своей практике - насчет доли Мейнарда. Он хотел поговорить о брате Пэнси и о вас... - Вы выигрываете что-нибудь от смерти Мейнарда? Она резко глянула на меня, и я на мгновение увидел перед собой ту волевую женщину, с которой впервые встретился на Кренберри-стрит. Потом она снова пригладила перья, и ее голос зазвучал спокойно, как всегда. - Не совсем. Мне, наверное, надо будет обратиться к адвокату. Я не хочу иметь к этому отношения. У Мейнарда был стабильный доход, но мало расходов... - Звучит так, будто вы неплохо в этом разбираетесь. - Я не разбиралась, пока Гровер не просветил меня сегодня. Я прикинул хронологию. Гровер был дома, пугая меня своим электропистолетом в одиннадцать - а ко времени, когда я подъехал на Кренберри-стрит, Пэнси Гринлиф уже валялась одна, накачавшись Вычистителя. Это означало, что Тестафер сможет ссылаться на Челесту в качестве алиби по убийству овцы. Это означало также, что Челеста была где-то, занимаясь чем-то еще, перед ленчем с Тестафером. Ход моих мыслей был прерван стуком в дверь. Я крикнул, что открыто, и мальчишка-разносчик из пиццерии с белой картонной коробкой вошел и положил ее на стол. Пока я рылся в карманах в поисках чего-нибудь мельче энгьюиновых сотен, он не сводил взгляда с Челесты Стенхант. Я заплатил, и он отчалил. Пицца была горячей, но, судя по корочке, ее подогревали второй раз, а грибы были не втоплены в сыр, а просто накиданы сверху. Я откусил пару раз и отложил ее обратно, потеряв к ней интерес. - Ну, что вам? - спросил я. - Дело закрыто. - Я... я не знаю, как это делается, - ответила она. - Я хочу нанять вас. - Это еще зачем? - Я не верю, что Мейнарда убил брат Пэнси. Мне страшно. - Она растянула последнее слово так, чтобы оно включало в себя все возможные двусмысленные обещания. - Мне нужна ваша защита. - Вы обращались в Отдел? - Не понимаю. - Энгьюина обвинили во всех смертных грехах. Если бы вы заявили Отделу, что считаете его невиновным, это могло бы возыметь некоторое действие. В конце концов вы жена. - Я вдова. - Она улыбнулась, но невесело. - Вдова, - повторил я. - И вам нужна защита. От кого? - От того, кто убил Мейнарда. Мне кажется, вы единственный, кто еще хочет найти его. - Жаль, но я теряю к этому интерес. Слишком уж результаты не окупаются. Мне пришлось разыгрывать циника. Мне нужны были ее деньги, и по возможности больше, и она, как и я, знала об этом. Ее голос снова завибрировал - похоже, она включала этот эффект при необходимости. - Если вы не хотите помочь... - Сначала вам надо рассказать все, что вам известно. Отвечайте на мои вопросы. Считайте это проверкой. И если у вас все получится, обсудим условия. - Я расскажу вам все, что знаю. - Постараюсь не смеяться над этим. Ладно, отвечайте. Что такого сделала Пэнси Гринлиф, что ей достался в качестве платы дом на Кренберри-стрит? Челеста улыбнулась мне, но я не улыбнулся в ответ. Она сглотнула и ответила: - Она работала на Денни Фонеблюма. Он купил ей дом. Он любит проявлять заботу о людях. - Что она делала для него? - Я не знаю. - Он снабжает ее наркотиками. - Мне не хотелось бы показаться глупой, мистер Меткалф, но мне казалось, наркотики продаются свободно. Их покупают в порошечнях. - Не тот сорт, что употребляет Пэнси. Говорите, Челеста. На этот раз она смотрела на меня без улыбки, а многозначительные намеки в ее тоне совершенно исчезли. - Он дает их ей. Он убьет меня, если узнает, что я вам сказала. - Я это и без вас знаю. - Для Денни это не имеет значения. Уже одно то, что я рассказала вам что-то... - Его деньги идут отсюда? - Я... я почти ничего не знаю про его дела. Так спокойнее. Я снял с пиццы гриб и положил его в рот. - Давайте-ка сменим тему. Вы вышли за Стенханта, Фонеблюм купил Пэнси дом, доктор Тестафер оставил практику - все это произошло одновременно. Что случилось два с половиной года назад? Она подумала. - Когда мы с Мейнардом решили пожениться, Гровер решил, что может уйти на пенсию и передать практику - он давно уже собирался это сделать. Мейнард не давал ему определенного ответа, пока не обзавелся семьей. - А что с Пэнси? - Вы придаете слишком большое значение случайным совпадениям. Тут нет никакой связи. - Она произнесла это твердо, но ей было явно не по себе. - Чем вы занимались до встречи с Мейнардом? - Я... я жила на Восточном побережье. - Ну и как там? - Простите? - Я спросил, ну и как там? Не отвечайте, если не знаете, как ответить. Она удивленно подняла глаза. Я встал со своего места, подошел к двери и распахнул ее. - Ступайте домой, Челеста. Вы продолжаете врать. Мы попусту теряем время. Она встала, но не для того, чтобы уходить. Она прилепилась ко мне наподобие большой, в человеческий рост переводной картинке, активно ища точки соприкосновения по всей поверхности и воздействуя на них до тех пор, пока они не среагировали. Ее рот слился с моим, и аромат ее заполнил мои ноздри. Она обвила мою шею руками и приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться до моего лица. Нас разделяли два или три слоя одежды, но, клянусь, я ощущал, как ее соски считают мне ребра и горят на моей груди. Мои руки вылезли из карманов и охватили ее за выпуклые ягодицы, прижимая ее бедра к моим и заставив ее язык еще глубже залезть мне в горло. Я ощутил между нашими животами что-то твердое вроде колбасы или отвертки, и на короткий момент подумал, что у нее там пистолет. Правда, потом сообразил, что этот абсурдный предмет не что иное, как мой собственный пенис, не воспринимаемый мной чувственно, но физически никуда не девшийся и совершенно возбужденный. Все, что я чувствовал, это обычное женское возбуждение - словно зацепление мягких, медленно вращающихся шестеренок. Возможно, я смог бы при желании заняться с ней любовью, хоть и не почувствовал бы того, что, по ее мнению, должен был бы чувствовать. Мысль об этом, возможно, подействовала на меня настолько очевидно, что она спрятала свой язык, отступила на шаг и удивленно посмотрела на меня. - Конрад". Я не произнес ничего. Поцелуй потряс меня больше, чем мне хотелось бы. Он швырнул меня в давно ушедшее время, когда мои шляпу, плащ и имя носил кто-то совсем другой. Челеста наполнила меня желанием, хотя на деле я жаждал вовсе не Челесты. С Челестой я никогда не смогу вернуть то, что мне нужно. Возможно, этого вообще не вернуть, а возможно, и нет, во всяком случае, не с Челестой. Все, что она могла, - это разбудить разочарование и гнев. Прижимаясь к Челесте бедрами, я отчетливо понял, что ее возбуждает опасность, а если и не опасность, то что-то столь же извращенное. Мне вдруг захотелось ударить ее так же сильно, как только что хотелось трахнуть, и, возможно, она этого тоже хотела, если действительно хотела хоть что-нибудь. И я ее ударил. Возможно, это я умею делать лучше, чем то, другое. Я наотмашь ударил ее по губам тыльной стороной ладони - меня столько раз били так, - и она в ужасе попятилась, пока не упала в пыльное кресло в углу. Я вернулся к столу, сел и уронил голову на руки. Минуту спустя она поднялась и подошла к столу. Я думал, она собирается ударить меня, но вместо этого она достала деньги и швырнула их мне. Я посмотрел сквозь пальцы. Две тысячи долларов, четырьмя бумажками по пятьсот. - Отлично, - произнесла она. - Теперь я понимаю. Вы точно крутой. Вы защитите меня. Я знаю, что защитите. - Я не крутой, - возразил я. - Вы не понимаете. - Возьмите деньги. - Я не сдаюсь внаем, - сказал я. - Я пока работаю на остатки платы Энгьюина. До тех пор, пока они не закончатся, я занят. Она смолчала. Я выдвинул ящик, достал сигареты, сунул одну в рот и протянул пачку ей. Она помотала головой. Я прикурил и сделал глубокую затяжку. Дом вокруг нас был неестественно тих, и ночь за окном, казалось, отрицает само существование города. Однако под темным покрывалом город продолжал жить. Разобщенные создания спешили в темноте, направляясь к одиночеству, в пустые гостиничные номера, навстречу смерти. Никто не останавливал их, чтобы спросить, куда они спешат, - никого это не интересовало. Никого, кроме меня, странного создания, задающего вопросы, самого презренного из всех созданий. Я был настолько глуп, что мне показалось: в тишине, опустившейся на городское горло бархатной перчаткой, есть что-то ненормальное. Я оторвался от окна и посмотрел на Челесту Она потерянно стояла у стола, прижав руки к груди, словно школьница" Когда она заметила, что я смотрю на нее, ее взгляд стал тверже, а губы безмолвно сжались. - Чего вы страшитесь? - спросил я снова. Она посмотрела на меня широко открытыми глазами, и на мгновение ее маска исчезла, и она стояла передо мной, нагая и искренняя, и в эту секунду мне снова хотелось обнять и поцеловать ее, но секунда прошла, и она снова оделась в броню цинизма. - Я не боюсь ничего. - Ясно. Она подобрала деньги со стола и, скомкав, сунула в карман. - Не знаю, зачем я приходила. - Мне кажется, это относится к нам обоим. - Обоим? Мы никогда не будем вместе. Она знала, что это неплохая фраза под занавес, и повернулась к двери. Я не видел смысла удерживать ее. Она хлопнула дверью, и я услышал удаляющееся цоканье ее каблуков в тихом коридоре. Я вернулся к пицце, но сыр застыл. Я выковырял еще несколько грибов, выключил свет и вернулся в машину. 18 Дома меня ждали инквизиторы Корнфельд и Телепромптер. Я огляделся по сторонам в поисках Моргенлендера, но его не было. Квартира выглядела как обычно - если они и устраивали обыск, то делали это аккуратно, - а Энгьюин исчез без следа. Инквизиторы оставили на диване вмятины в местах, где сидели, но, когда я открыл дверь, они стояли. Вмятины располагались далеко друг от друга, исключая их тесный контакт, - если Корнфельд и Телепромптер и развлекались друг с другом, они делали это в свободное от работы время, во всяком случае, не на выезде. Я бы предпочел думать, что Кэтрин Телепромптер вообще не путается с клоунами из Отдела, впрочем, это не мое дело. - Поздновато, - произнес Корнфельд преувеличенно шутливо. - Работа? - Не совсем, - ответил я. Я устал - устал, несмотря на свежую дозу порошка, так что у меня не было настроения трепаться. С Кэтрин я бы еще поговорил, но Корнфельд разнообразия ради собирался взять это на себя. - Ты где-то был, - заявил он. - Мы ждем тебя с восьми. - Спасибо, теперь у моего жилища обжитой вид. Мне нравится. - Тебя ведь предупреждали, чтобы ты не занимался этим делом. И не раз. - Меня предупреждали, чтобы я не занимался этим делом больше, чем вы думаете. Мне это даже надоело. Дверь оставалась открытой. Корнфельд обошел меня и закрыл ее. - Мы хотели поговорить не о деле. Дело закрыто. Мы хотим сообщить тебе, что Ортон Энгьюин лишен кармы и на этом всему конец. - Отлично. - Я отвернулся от Корнфельда и посмотрел на Кэтрин Телепромптер. Вне стен Отдела она казалась меньше ростом и не столь неприступной, но от этого мне не меньше хотелось стиснуть ее в объятиях - просто это казалось более возможным. На этот раз ее черная грива была схвачена заколкой, что позволяло мне любоваться ее шеей. Когда наши глаза встретились, она открыла рот, но ничего не сказала. - Есть и еще одно дело, - произнес Корнфельд у меня из-за спины. - Мне нужна твоя карта. - Кому принадлежит честь раскрытия дела? - спросил я, роясь в кармане в поисках карты. - Моргенлендеру? - Моргенлендера сняли с расследования сегодня днем, - сообщил Корнфельд. - Он плохо разбирался в нашей специфике. Зря его вообще сунули сюда. Я протянул ему карту. Корнфельд взял ее и сунул под магнит. Я ожидал, что они восстановят мой уровень до приемлемой отметки по случаю закрытия дела. Своего рода плата за то, что я проглотил их интерпретацию событий, не особенно возникая. Красная лампочка на магните мигнула, и он провел им над картой, потом вернул ее мне. - Сколько? - Тебе сняли до двадцати пяти единиц, Меткалф. Твое досье пересматривается. И не задавай мне больше вопросов, пока я не сунул тебя в это мордой. Это сразило меня наповал. Я сунул карту в карман и сел на диван, равнодушный к Кэтрин Телепромптер, забыв про дело. Моя карма не опускалась так низко с тех пор, как я ушел из Отдела. Мне стало дурно. Я убеждал себя в том, что это обычное запугивание, что карма на самом деле ничего не значит, что мне вполне достаточно минимума, чтобы свободно ходить по улице - я убеждал себя во всем этом, и все равно ощущал противную пустоту в желудке. Я почувствовал, как пересыхает во рту язык. Кэтрин прошла мимо меня, словно мимо разбитой машины, и стала рядом с Корнфельдом у двери. Мне едва хватило духу поднять глаза. Корнфельд не отпускал дверную ручку, но не собирался уходить и смотрел, как я корчусь на диване. Когда наши глаза встретились, он ухмыльнулся. Я недооценил его. Мне-то казалось, что тот, кто начинает бить тебя в лифте, вряд ли имеет что-либо еще в запасе. Например, я не представлял себе, что он умеет улыбаться, тем более в такой не самой веселой ситуации. - Ты большой человек, Корнфельд, - произнес я. - Но не настолько большой, чтобы не уместиться в фонеблюмовом кармане. Он знает, как держать вас. Тебя и кенгуру. - Что ты такое несешь? - Не больше, чем несешь ты. От всего этого разит Фонеблюмом, состряпавшим все дело на скорую руку. Только это шито белыми нитками. - Я начинал приходить в себя - по крайней мере моя склонность к метафорам уже включилась. - Ты выставлял Моргенлендера как ширму, и даже он понял, что тут нечисто. Так что то, что ты сделал с моей карточкой, только показывает, как ты боишься. - То, что я сделал с твоей карточкой, приказ сверху, - спокойно ответил Корнфельд. - Я не принимаю решения по карме. Ты должен бы это знать. - Не смеши меня. Ты инквизитор при исполнении. Моргенлендер отставлен: ты же сам мне сказал. - Решение принималось еще выше. Не моя забота, если ты забыл правила игры, Меткалф. Их пока не меняли. Я посмотрел на Кэтрин. Она не отвернулась, но заморгала, чтобы снять напряжение. - Слышали? - спросил я ее. - Это всего лишь игра. Не расстраивайтесь из-за этого. Я просто забыл правила. Она продолжала молчать. - Как это вас угораздило выезжать в обществе Корнфельда? Разве вы не в дневной смене? - Я интересовалась делом, - ответила она. Я не удержался от улыбки. Казалось, она хочет сказать что-то, но не может при Корнфельде - а может, я принимал желаемое за действительное. Последовало полминуты напряженного молчания, потом она открыла дверь и вышла. Корнфельд снова закрыл дверь. - Я еще не забрал твою лицензию. - Спасибо и на том. - Нет. Ты не понял. Я не забрал, но собираюсь. Давай ее сюда. Я отдал ему лицензию. Он сунул ее в карман к магниту и поправил воротник. Потом бросил на меня торжествующий взгляд - я так понял, что он надеялся, в последний раз, - пожал плечами и потянулся к двери. Я почти позволил ему уйти. Богом клянусь. Но что-то всколыхнулось во мне, я вскочил с дивана и вцепился в него, схватив его за только что поправленный воротник и прижав к двери локтями. Его лицо покраснело, и рот приоткрылся, но он почти не дергался, и изо рта у него не вырвалось ни звука. Большим пальцем я ощущал биение его пульса на шее. - Я верну тебе все, что ты со мною сделал, с процентами, - прохрипел я