. - Я тебя на части разорву, обещаю. Подобные угрозы могли обойтись мне в остаток кармы, но я сомневался, что он пойдет на это прямо сейчас. Это не в стиле работы Отдела, а Корнфельд соответствовал этому стилю с головы до пят. Мне дадут проспать ночь, и только утром в дверь постучат. И к тому же, как ни ненавидел меня Корнфельд, я не думал, чтобы он действительно хотел лишить меня кармы. Он просто не мог себе такого позволить. Результатом стало бы официальное расследование, и это в момент, когда ему откровенно не терпелось свернуть все, прежде чем кто-нибудь захочет приглядеться к делу повнимательнее. Так что держать его за воротник было просчитанным риском, хотя в момент, когда я сделал это, я его еще не просчитал. - Дурак, - сказал он, задыхаясь. - Шутки прочь, - сказал я и сжал его шею посильнее. - Думаешь, мне нужны твои комментарии? - Пусти меня. - Отдай лицензию. - Я нажал пальцем на болевую точку на шее. - Ее могут забрать, только для этого придется посылать кого-нибудь покрепче тебя. Он достал ее из кармана. Я отпустил его и взял лицензию у него из рук. Он потер шею и пригладил волосы, в глазах все еще оставался испуг. - Наслаждайся ею, пока можешь, Меткалф, - произнес он. - Не думаю, что это надолго. - Пошел ты... Корнфельд открыл дверь и вышел. Я слышал, как он говорит что-то Кэтрин Телепромптер приглушенным голосом, потом их шаги по лестнице, потом шипение гидравлического цилиндра входной двери. Я опустил глаза. Мои пальцы оставались скрюченными, словно я все еще держал Корнфельда за горло. Я распрямил их. И тогда я сделал выбор. Никто, кроме меня, не доведет это дело до конца. Я найду ответы на все свои вопросы, старые и те, что еще появятся, и я еще увижу, как Ортон Энгьюин выйдет из морозильника. И не потому, что он мне так уж нравился. Вовсе нет. В ту минуту я ненавидел Корнфельда сильнее, чем симпатизировал Энгьюину, но не ненависть двигала мною. Если я и делал это ради кого-то, так только ради Кэтрин Телепромптер, как ни странно это звучит. Я хотел ответить на ее вопрос, почему я ушел из Отдела. Я хотел показать ей, что означает моя работа и что будет после того, как я раскрою дело. Как это будет отличаться от версии Отдела. Но в конце концов я делал это и не ради нее. Рано или поздно ко мне возвращается старомодное чувство возмущения. Я рассмеялся, хотя мне в пору было плакать. Или меня, или весь остальной мир нужно исправить, как следует исправить. Возможно, обоих. Каким-то образом я провел остаток этого вечера. По обилию пустых формочек для льда в раковине на следующее утро я сделал вывод, что это имело отношение к выпивке, но, если честно, я не помню ни черта. 19 Наутро я поднялся с головой, какая бывает от пятидолларовой бумажки, если вы тратите ее на бутылку вина по четыре девяносто восемь. Решив тем не менее вести себя как инквизитор при исполнении, я обработал внутренности своего черепа зубной пастой, лосьоном для рта, глазными каплями и аспирином, одновременно набрасывая в уме список мест, где я хотел побывать, и людей, с которыми хотел бы поговорить. Первыми в списке значилась архитектурная фирма "Коппермайнер и Бэйзуэйт". Именно эти имена я списал с синек в спальне Пэнси Гринлиф, и это место показалось мне не хуже и не лучше остальных, чтобы с него начать. Музыкальная версия новостей была в это утро громкой и бравурной, что плохо сочеталось с моей головной болью, и я ее выключил. Той информации, что мне нужна, в музыкальных новостях все равно не будет. Я сделал себе чашку кофе, крепкого до густоты, и сопроводил ее высохшим тостом и парой кусков сморщенного яблока. Когда я выбрался из квартиры, солнце стояло уже высоко в чистом небе, а мои часы показывали одиннадцать. Я проехал по Юниверсити-роуд к стоянке у "Альбернети-Овермолл", где находился офис Коппермайнера и Бэйзуэйта. "Овермолл" состоял из стекла и хрома и слепил глаза всякому, кто смотрел на него с залива. Въехав в тень, я оказался в такой темнотище, что чуть не врезался в бетонный бордюр. Потом я с облегчением сдал машину бульдогу, дежурившему на стоянке, и поднялся в лифте на нужный мне этаж. Архитектурные бюро всегда свидетельствуют против архитекторов, и Коппермайнер и Бэйзуэйт не являлись в этом смысле исключением. Вестибюль мог служить чем угодно, только не местом, куда люди заходят, говорят с секретарем за стойкой и ждут своей очереди, сидя в креслах. Тем не менее я ухитрился проделать почти все вышеперечисленное, только не сел ждать, поскольку никак не мог определить, что же здесь исполняет функцию кресел. Комната была изваяна из литого стекла, пронизанного там и сям балками из жженого алюминия, и, хотя кое-где их сопряжение и напоминало место, куда можно сесть, я не решился опуститься на них из страха, что не смогу больше встать. Так я и остался стоять. Не прошло и несколько минут, как дверь в глубине помещения отворилась и ко мне вышел один из архитекторов, протягивая руку почти с полпути. Он был неплохо пострижен, только вихор на затылке, похоже, должен был придавать его обладателю слегка мальчишеский вид. Я протянул руку наперехват. Если бы я промешкал с этим, он мог бы промахнуться или, в избытке энтузиазма, двинуть мне своей рукой по животу. Я решил, что он принял меня за клиента. - Кол Бэйзуэйт, - представился он. - Конрад Меткалф, - ответил я, пытаясь убавить ему энтузиазма четким выговором слогов. - Пройдемте ко мне в кабинет. Он посторонился, пропуская меня, потом почти вдвое сложился в талии, шепча что-то секретарше. Я вошел, выбрал себе наименее опасно выглядевшее кресло и сел. Кол Бэйзуэйт закрыл дверь и направился к своему кожаному креслу. Я достал лицензию и положил на стол. Его лицо обвисло, словно до этого удерживалось только избытком оптимизма. Уголки рта скривились в брезгливой улыбке. - Должно быть, вы думаете, что я могу вам в чем-то помочь, - предположил он. - Вот именно. Я обнаружил ваше имя в связи с одним расследованием и надеялся, что вы не откажетесь ответить на несколько вопросов. - Идет. - Ваша фирма выпустила комплект чертежей чего-то вроде ночлежки, пристроенной к существующему дому. Вы помните такой проект? - Мы все время выпускаем чертежи, - сказал он. - Назовите заказчика. - Мейнард Стенхант. Он пробежал пальцами по клавишам и глянул на монитор. - Нет. Среди наших клиентов он не значится. - Попробуйте Пэнси Гринлиф. Я нашел эти чертежи у нее в комнате. Он бросил на меня странный взгляд, потом обратился к компьютеру. - Нет. Извините. Должно быть, вы спутали фирму. - Никого по фамилии Стенхант? Его жену зовут Челеста. - Совсем никого. Очень жаль. Пока мне не везло, но я не собирался сдаваться. Мне необходимо было разговорить Бэйзуэйта и потянуть время. - Ладно, - сказал я. - Начнем сначала. Давайте проверим ваш профессиональный опыт. Позвольте, я опишу вам помещение: восемь двухъярусных коек у стены, и на каждую койку приходится меньше трех футов. Это помещение расположено над чем-то вроде клубного зала, прижавшегося к комфортабельному современному дому в богатом районе. Для чего это может предназначаться? - Я... право, я не могу сказать. - Животные, - предположил я. - Так мне кажется. Обращенные животные. Может, это предназначено для их прислуги. - У нас есть овца, - сказал он. - Мы соорудили ей комнату на задах дома. Но она предпочитает спать на полу, свернувшись клубочком. - У кого овца? - У моей семьи. Я хотел сказать только, что животные - даже обращенные - вряд ли будут спать на двухъярусных койках. Мне удалось заинтриговать Бэйзуэйта, но, в общем, вся архитектурная линия следствия оказалась пустой тратой времени. Возможно, тот, кто делал чертежи, если они вообще означают хоть что-то, просто украл штамп Коппермайнера и Бэйзуэйта. Может, мне стоило поспрашивать секретаршу. - О'кей, - сказал я. - Логично. Но для кого тогда эти койки? Обратите внимание, шестнадцать штук. Многовато народа для одной комнаты. - Напоминает детей, - сказал он. - Детей? - Верно. - Каких еще детей? Детей больше нет. Они теперь все башкунчики. Кстати, какого роста башкунчик? - Как раз впору для ваших коек, - ответил Бэйзуэйт. - Боже праведный. - Простите? - Я сказал: Боже праведный. Кол. Я просто ощущаю себя дураком. В этом деле присутствуют башкунчики, по крайней мере один, так что я мог бы и сам догадаться. Вы здорово помогли мне. Бэйзуэйт был весь улыбка. Он помог частному инквизитору в расследовании, что подняло ему настроение, Теперь ему будет что рассказать приятелям. Это было не хуже, чем заполучить нового клиента. Я еще раз пожал ему руку и встал. Вот и все. Почти. Должно быть, я вообще не люблю хеппи-эндов, ибо что-то остановило меня, не успел я дойти до двери. Я повернулся, и улыбка снова обозначилась на лице Бэйзуэйта, но не мгновенно. В предшествующую этому секунду я успел увидеть то, что сменило ее, и это мне не понравилось. Я тоже изобразил улыбку, вполне сопоставимую с бэйзуэйтовой, но от двери отошел. - Да, вспомнил, - произнес я. - Попробуйте поискать в списке ваших клиентов еще одно имя. - Стреляйте, - улыбнулся он, сложил руку пистолетиком и нажал на воображаемый спусковой крючок. - Денни Фонеблюм. Имя обладало волшебной силой. Стоило только его упомянуть, оно обрывало беседу. При виде моей лицензии лицо Бэйзуэйта скисло, теперь же оно превратилось в напряженную маску с приклеенной улыбкой. Он положил руку на клавиши и отстучал имя. - Нет таких. Я подошел поближе, чтобы видеть монитор. - Вы неверно набрали. Не "ФонеНблюм". Одно "н". На этот раз я внимательно следил за его руками, и он знал это. На экране высветились имя и известный мне адрес в холмах. Черт, я мог так и уйти из офиса, не догадавшись об этой связи. - Какое совпадение, - произнес я. - Должно быть, он и заказывал эти синьки. Наверное, у него застопорилось что-то со строительством, вот вы и забыли. Но имя осталось в ваших списках Кстати, что вы делаете с этими именами? - Просто храним их на всякий случай, - неуверенно сказал он. - К счастью, для меня. Давайте-ка посмотрим, не хранятся ли у вас и чертежи, ладно? Тут я заметил в нем некоторую перемену. До сих пор наш разговор напоминал беседу двух бесплотных душ. И вдруг мы вернулись в свои тела и оценивающе посмотрели друг на друга. Я был не выше Бэйзуэйта, хотя на несколько фунтов тяжелее. Не то чтобы мы готовы были броситься друг на друга, и все же физический аспект начал играть некоторую роль в происходящем. - Я не уверен" - осторожно произнес он. - Давайте посмотрим. - Я обошел его стол и положил пальцы на клавиатуру, для чего мне пришлось слегка отодвинуть его плечом. - Индекс, - объявлял я вслух команды. - Клиент. Файл. Фонеблюм. На экране появился набор чертежей. - Вот. - Я отступил на шаг от компьютера. - Вы предположили, что такой проект предназначен для башкунчиков. Это похоже на мое описание? - Да. - Вы чертили это? - Мы чертим тысячи проектов... - Ладно, ладно. Вы помните Фонеблюма? - Нет, - слишком быстро, слишком твердо. - Что, если я скажу, что эти чертежи найдены в руке убитого человека? Бэйзуэйт тяжело дышал. - Я отвечу, что хотел бы связаться с Отделом прежде, чем скажу что-нибудь еще. Я не силен в вопросах и ответах. - Ладно, это я придумал. Успокойтесь, - рассмеялся я. - Мало кто силен в этом, так что не переживайте. Я сообразил, что ничего, собственно, не узнал. Чертежи я видел и раньше, разве что связь подтвердилась. Выкручивание рук Бэйзуэйту не даст мне больше ничего. А если приспичит покрутить еще, я всегда смогу вернуться. Никуда он не денется. Я достал из кармана визитную карточку. - Позвоните мне прежде, чем будете звонить в Отдел. Я работаю, пытаясь вытащить парня из морозильника, и принимаю любую помощь. Если вы или ваш партнер вспомните что-то... Я положил карточку на стол и забрал свою лицензию. Бэйзуэйт взял карточку и убрал ее в ящик стола. Его лицо ничего не выражало. Я вышел, поклонился секретарше и прошел через пещеру из литого стекла к выходу. Отсветы полуденного солнца на хаотичных стенах офиса почти нравились мне - туманные, расплывчатые, словно какой-то подводный сон. Я вышел в коридор и вызвал лифт. Бульдог подогнал мне машину, я выехал на солнце и остановил ее на соседней улице. Я достал из бардачка зеркальце и принял пару понюшек свежего порошка, первые сегодня. Как результат, в моей памяти всплыли события двух последних дней: кенгуру под дождем, Моргенлендер у меня в офисе и - главное - Энгьюин в баре "Вистамонта". Порошок должен был бы отвлечь меня, но, наоборот, только обострил чувство беспокойства. Было в этом деле что-то недоброе. Оно заполнило всю мою жизнь, хуже того, оно свилось в тугой клубок, к которому непонятно, с какой стороны подступаться. На этом деле я лишился большей части моей кармы, а мой клиент уже лежал замороженный. Я подумал о Челесте Стенхант и Кэтрин Телепромптер и решил, что в придачу я утратил чувство реальности. С этой радостной мыслью я убрал зеркальце, захлопнул бардачок и тронул машину с места. Пора проведать башкунчиков. Точнее, одного конкретного башкунчика. 20 Телеграф-авеню в Окленде представляет собой свалку, а, если и имеются исключения, беби-бар на Двадцать третьей улице к ним никак не принадлежит. Бар занимал первый этаж заброшенного отеля. Фасад - когда-то благородный темный кирпич - был настолько изъеден эрозией, что напоминал археологические раскопки. Окна второго этажа были заколочены жестяными листами, а в витрине собственно бара громоздились с незапамятного Рождества запыленные картонные Санта-Клаусы. Должно быть, башкунчики спали наверху, когда не имели желания возвращаться домой к родителям, - а судя по тому, что я наблюдал на Кренберри-стрит, они редко имели такое желание. Я рассчитывал застать в баре Барри Гринлифа и надеялся, что он окажется достаточно трезвым для разговора. Если Барри похож на тех башкунчиков, с которыми мне приходилось иметь дело раньше, основным его занятием должно являться беспробудное пьянство с целью противопоставить что-то неприятным побочным эффектам эволюционной терапии. Пить в беби-баре обычно начинают с раннего утра. За исключением мерцающих огоньков в окне и скрипучих звуков музыки, признаков жизни в доме не наблюдалось. Впрочем, по сравнению с окружением и это казалось чуть ли не гостеприимным. Я ступил в тень входа и подергал дверь. Она была заперта. Я подергал сильнее, дверь приоткрылась, и из-за нее выглянул башкунчик, на лысой голове которого плясали зайчики огней бара. На нем был красный джемпер с вышитой на груди желтой рыбкой. За ухом красовалась сигарета. - Покажь документ, - пропищал он. - Что? - Документ, приятель. Возраст у тебя не наш. Я показал ему лицензию. Башкунчик взял ее, закрыл дверь, и я услышал, как он громыхнул щеколдой. Прошло минуты две, и до меня дошло, что я только что отдал тот самый клочок бумаги, из-за которого минувшей ночью дрался с инквизитором. Я несколько раз постучал в дверь кулаком, потом врезал ногой. Я уже собирался высадить дверь плечом, когда она снова приоткрылась. В щель высунулся другой башкунчик со словами: "А ну прекрати". Я ухватился за край двери и, оттолкнув его, вошел в бар. Навстречу мне повернулся ряд лысых голов за стойкой, еще несколько группок кучковались за столиками. Помещение кишмя кишело башкунчиками. В жизни не видел столько сразу. Если честно, я надеялся, что их вообще меньше. Интерьер бара, как и витрина, был украшен запыленными реликвиями древнего праздника, явно унаследованными от предыдущего владельца заведения; красномордый ирландец с кружкой пива, подмигивающий Санта-Клаус в санях, запряженных мрачным оленем, и флаг Нью-Йорка с надписью "2008! Выпей у Эла!". Неоновые надписи тоже были покрыты толстым слоем пыли, а та, что находилась на стене за стойкой, мигала, словно машина "скорой помощи". В задней комнате грохотала музыка. Я огляделся в поисках башкунчика, забравшего мою лицензию, но его здесь не было, а, если он и был, я не мог углядеть его в толпе. Тот, которого я уронил, входя, уже поднялся на ноги и, проскочив мимо меня, словно мимо неодушевленного столба, исчез в задней комнате. Я подошел к стойке и сел. Нельзя сказать, чтобы беседа в комнате до сих пор была оживленной, теперь она окончательно стихла. - Виски с содовой, - произнес я. Башкунчик за стойкой подошел ко мне по грубо сколоченному помосту. - Нечего тебе здесь делать, - ворчливо заметил он, неодобрительно вскинув бровь. - Если раньше и нечего было, теперь есть, - сказал я. - Один из вас, детки, забрал мою лицензию. Она мне нужна. - Что еще за лицензия? - Частного инквизитора. Теперь нас слушала уже вся комната. Я слышал за спиной топот множества маленьких ног. Я прикинул перспективы конфронтации с полной комнатой башкунчиков, цепляющихся мне за ноги и лезущих мне на спину, и решил, что этого лучше избежать. В мозгу всплыли воспоминания о пираньях. - Спрашивальщик, - произнес бармен. - Вот забавно. Нам не нужна ваша лицензия, мистер Инквизитор. Несите ее куда-нибудь в другое место. Нам не нужна лицензия, чтобы задавать вопросы. Мы задаем их, когда и где хотим. - Малец ухмыльнулся, и его глаза блеснули из-под лысого лба. - Поздравляю, - сказал я. - Великое достижение. Ответа не последовало. Я достал очередную сотню Энгьюина, порвал пополам и убрал половину в карман рубахи, но медленно, чтобы все могли как следует разглядеть. Потом вытер лоб рукавом и небрежно закинул ногу на ногу. - Это за три вещи, - объявил я. - Я хочу получить свою лицензию, и я хочу переговорить с парнем по имени Барри Гринлиф. - Я выдержал паузу. - И я заказал виски с содовой. Тогда получите вторую половину. Похоже, я произвел впечатление. Бармен отвернулся и принялся готовить мне питье. Пара башкунчиков за моей спиной беспокойно нырнули в заднюю комнату. Сквозь музыку оттуда донесся негромкий спор. На стойке передо мной возник стакан, я взял его и потянул содержимое сквозь зубы. Не то чтобы плохо, но и не хорошо. Виски было настоящее, но вместо содовой что-то вроде шампуня для посуды. Я выпил половину, потом поставил стакан обратно на стойку. Передо мной появился бармен и взял половину купюры. Я пошарил в кармане, чтобы убедиться, что вторая половина еще у меня, потом допил виски, постаравшись, чтобы оно не попадало мне на язык. Из задней комнаты появился еще один башкунчик и целенаправленно двинулся в мою сторону. Он был завернут в простыню, заколотую на плече наподобие римской тоги, наряд дополняли высокие сандалии на босу ногу и пластиковые электронные часы. Он взгромоздился на тумбу рядом со мной и положил руки на стойку; сцепив пальцы. Посидев так с минуту, он повернулся ко мне, полез рукой под свою простыню, достал мою лицензию и придвинул по стойке к моей руке, провезя ее при этом по луже пролитого питья. Я взял лицензию и молча убрал в карман. - Барри наверху, - сообщил башкунчик. - Вы хотите забрать его? Его голос был высокий и капризный - если подумать, вполне детский. Правда, дыхание его отдавало спиртным. Несмотря на это, а также несмотря на сто одеяние - а может, и из-за него, - я решил, что говорю с беби-боссом. - Нет, - ответил я. - Я только хочу задать ему несколько вопросов. - Он не хочет спускаться. - Я сам поднимусь. - Что вам нужно? Мне в голову пришла идея. - Я работаю на юриста по делам наследства. Барри могут оторваться уйма кармы, дом и наличные. Если его это не интересует, он может подписать отказ, тогда все отойдет его маленькой сестричке. Она кошка. - Дайте подумать. - Мне некогда. Если Барри здесь нет... - Он наверху. Давайте деньги. - Отведи меня наверх. Подошел бармен и показал башкунчику в тоге половину сотенной. - Отведи его наверх, - сказал он. - Пусть Барри сам решает. Башкунчик посмотрел на свои часы, потом на меня и кивнул, будто время имело значение для его решения. Впрочем, может, и имело. - О'кей, - сказал он. - Пошли. Он слез с тумбы, поправил свою тогу и быстрым шагом направился куда-то в глубь дома. Я пошел следом. Башкунчики превратили заднюю комнату в темную, вонючую гостиную. Они сидели там в кружок, передавая друг другу через низкий стол огромную дымящуюся трубку. Одну из ножек стола заменяло полено. На стене висело, покосившись, радио, из которого неслась прерываемая треском помех музыка. Я чуть не закашлялся от ядовитого дыма трубки. - У меня покер: три вопроса, два ответа, - произнес один. - Колпак - это матерчатый конус с вышивкой, - последовал ответ. При нашем появлении разговор смолк, и они окинули меня равнодушными взглядами. Я не понимал смысла их разговора. Впрочем, это меня не касалось. Башкунчик в тоге провел меня через служебную дверь с другой стороны комнаты, и стоило ему закрыть ее за нами, как разговор возобновился. Мы оказались в бывшем вестибюле гостиницы. Окна здесь тоже были заколочены, но сквозь щели проникало достаточно света, чтобы я понял: то, что я принял сначала за мох под ногами, было просто прогнившим ковром, а то, что казалось падающим на плечи дождем, на поверку было клочьями паутины. Я пришел сюда лет на десять раньше, чем это превратится в настоящие мох и дождь. Я остановился перед лифтом, но башкунчик пошел дальше, на лестницу. Или лифт не работал, или башкунчики просто не доставали до кнопок. В комнате на втором этаже сидело четверо башкунчиков, и среди них тот, в джемпере с рыбкой, что забрал мою лицензию. Двое смахивали на девочек. Я вошел. Тот, что лежал на кровати, поднял голову и посмотрел на меня, и я сразу же узнал его: я видел его в дни наблюдения за домом на Кренберри-стрит. На мгновение мне показалось, что его голова покрыта волосами, потом я увидел, что это коротко остриженный женский парик. Меня не проведешь. Под париком Барри Гринлиф был таким же лысым, как и все остальные башкунчики. Никто не проронил ни слова. Я изо всех сил старался найти в его чертах сходство с Пэнси Гринлиф, Мейнардом Стенхантом и прочими замешанными в дело лицами. Безуспешно. Вдобавок, эволюционная терапия начисто стерла индивидуальные различия. Остальные башкунчики сидели в круг у кровати Барри и подвинулись, освобождая мне место. Барри повернулся, положив голову на руку, и парик съехал ему на ухо. Сесть было некуда, если не считать пола, и по зрелом размышлении я остался стоять. - Привет, Барри, - сказал я. - Меня зовут Конрад Меткалф. Я работаю на твоего дядю Ортона. - Какого дядю? Я не знаю такого, - его голос был негромкий, но недовольный. - Ортона Энгьюина, брата Пэнси... - Ладно, ладно. Что вам нужно? - Я исследую вашу генеалогию, не хватает только нескольких ветвей. Кто твой отец, Барри? - У меня нет отца. - Это Мейнард Стенхант? - Мой отец - доктор Теодор Тустренд. Изобретатель эволюционной терапии. Он наш общий отец. - Он повернулся к своей маленькой аудитории. - Кто ваш отец? - Доктор Тустренд, - откликнулся один из башкунчиков. - Видите? Он отец нам всем. - Сегодня утром я был у архитектора, - сказал я. - Он начертил дом для башкунчиков на Кренберри-стрит. Кто-то заплатил ему за это, и я не думаю, что это доктор Тустренд. - Валяйте дальше, - сказал Барри. - Куда вы клоните? - Кто-то заботится о тебе, Барри. Кто-то надеется, что ты вернешься домой, и готов тратить уйму денег, чтобы тебе там понравилось. Я знал Мейнарда Стенханта. У него много денег, но он не подходит. Вряд ли он стал бы тратить их все на тебя. Барри сделал вид, будто зевает. - Кто твой отец, Барри? - Архитектор, наверное. А вы как считаете? - Чем больше я приглядываюсь, тем более отчетливо вижу связь между Денни Фонеблюмом и домом на Кренберри-стрит. На чертежах его имя, не Стенханта. Считается, что Пэнси работала на него, но никто не говорит, как именно работала. Возможно, родила от толстяка ребенка - это мне так кажется. Родила ему сына и получила в награду дом и пожизненный запас запрещенного зелья и шприцев. Произнося эти слова, я относился к ним только как к теории, однако она выглядела убедительно. Достаточно убедительно, чтобы копать в этом направлении. Вряд ли ребенок подтвердит мне ее. Интересно только, знает ли он что-нибудь вообще. - Вы же и так знаете ответ, - сказал Барри. - Зачем вам я? - Ты член семьи, Барри. Это не лучшая семья, и ты можешь не хотеть иметь с ней ничего общего, но это ничего не меняет. Ты находишься в самом центре всей этой истории. От тебя ничего не требуется, и все же ты участник игры. Когда я узнаю все получше, я вернусь. На всякий случай вот мой телефон. Я протянул ему одну из своих визиток. Он взял ее не глядя и сунул под матрас. Я собрался уходить. Я не испытывал разочарования. Я нашел Барри, и теперь у меня появилась версия, с которой я мог работать. Мне не терпелось приняться за дело. Но когда я подошел к двери, Барри заговорил. - Подождите минуту. Я хочу задать вам пару вопросов. - Да? - Кто вам платит? Я обдумал вопрос. - Сейчас уже никто. - Что случилось с моим дядькой, как его там? - Его забрали в Отдел. - Вы не очень-то любите Отдел, правда? - Да, я не люблю Отдел, - ответил я. - Но возможно, я не люблю его не так, как его не любишь ты. С минуту он переваривал это, потом продолжил: - Пэнси очень расстроена? - Спроси это у нее сам. - Возможно, и спрошу. - Он окинул взглядом свою лысую компанию. - Ну что? Хочет кто-нибудь на пикник в сказочную страну? - Если так, я пошел, - заявил я. - Еще один вопрос, - сказал Барри. Его глаза загорелись, будто он в первый раз открыл их, и я увидел в глубине их какой-то демонический разум. - Ну? - спросил я. - Как вы считаете, каково быть бессловесной сраной марионеткой? 21 С вертящимся в голове дурацким вопросом Барри я спустился по лестнице, миновал темную комнату и бар - задержался у стойки, чтобы отдать вторую половину купюры, - и вышел на залитую солнцем Телеграф-авеню. Мне пора было найти Уолтера Серфейса, детектива, который вел дело Стенханта после меня. Он мог оказаться еще одним протеже Фонеблюма, а мог и не оказаться, в любом случае я мог получить несколько интересных ответов, если только подберу нужные вопросы и смогу удерживать дверь ногой достаточно долго, чтобы успеть задать их. Его адрес и телефон имелись в справочнике, который я вожу с собой в машине, но, притормозив у телефонной будки, я пошарил на полу в поисках мелочи и не обнаружил ничего, кроме нескольких пустых конвертов из-под порошка и ручки-антиграва, которую вытряхнул у меня из кармана кенгуру. Сначала я решил было остановиться у одного из магазинов на Телеграф-авеню и разменять сотню, но потом плюнул и поехал. Если уж частный детектив не сможет завалиться без предупреждения к другому частному детективу, то кто еще сможет? Офис Серфейса размещался на верхнем этаже семиэтажного дома на краю квартала портовых складов. В таком квартале невольно оглядываешься на машину, оставляя ее даже на минуту, и, если у тебя есть хоть малейшее сомнение в том, что ты как следует запер ее, ты возвращаешься через дорогу проверить. Судя по виду квартала, Фонеблюму пришлось перекопать справочник в поисках частного инквизитора в еще более отчаянном положении, чем я. Логично. Фонеблюм ценил отчаяние, когда ему удавалось найти его, - а когда не удавалось, создавал его сам. Голос из-за двери принадлежал женщине, и я решил, что это секретарша, что, учитывая местопребывание Серфейса, было приятным сюрпризом. Однако за дверью не оказалось ничего, кроме крошечной комнатки, и женщина сидела, положив ноги на единственный стол. Офис был меньше моего, более грязный и убогий. Сравнивая его офис с моим, я уже знал, что, увидев Серфейса, буду искать на его лице схожие черты. - Я ищу Уолтера Серфейса, - сказал я. - Я принимаю сообщения, - ответила женщина. Она выглядела неплохо для пятидесяти лет и плохо для тридцати пяти - скорее второе. Она посмотрела на меня и убрала ноги со стола, оставив следы на его пыльной поверхности. - Мне нужно повидаться с ним, - сказал я. - И я спешу. - Я выложил на стол фотостат. - Его здесь нет, - ответила она. - Вы можете с ним связаться? - Я махнул рукой в сторону телефона, покрытого не меньшим слоем пыли, чем стол. - Я не хочу поднимать его с постели, - сказала она. - Я передам ему вашу просьбу. Зайдите через пару дней. Неделю назад вы бы очень пригодились. - Что случилось? - Вы, наверное, не заметили следы крови у входа. Уолтера ранили. Он не принимает посетителей. Надеюсь, вы понимаете это. - Кто вы? - спросил я. Судя по всему, она не особенно боялась расспросов. Я решил, что она довольно давно связана с инквизицией. - Я помогаю Уолтеру в делах, - ответила она. - Думаю, что буду помогать и дальше, когда он поправится. Пока она говорила, взгляд ее оторвался от моего лица, так и не найдя себе нового объекта, а голос становился все тише и невнятнее. - Вы близки с Уолтером? - предположил я. Она кивнула, но машинально. Я понял, что она находится здесь на тех же правах, что стол или телефон: то, что произошло неделю назад, лишило их троих смысла, и с тех пор они только покрывались пылью. - Мне действительно необходимо с ним поговорить, - настаивал я. - Почему бы вам не отвести меня к нему - заодно убедитесь, что с ним все в порядке. Зачем вам оставаться здесь? Ее взгляд несколько просветлел. - Никто не звонит, - согласилась она. - Словно они все про него знают. - Тем более, - кивнул я. - С таким же успехом я могу быть и с ним, - сказала она, рассуждая вслух. Потом глянула на меня: - Ему очень плохо. - Ясно. - Я дал ей обдумать эту мысль и вытереть слезы, а потом сказал: - Послушайте. Уолтер занимался важным делом, когда его ранили. Он пытался помочь человеку, который нуждался в помощи. И нуждается до сих пор. Если я могу переговорить с ним - хотя бы несколько минут, - возможно, я смогу продолжить с того места, на котором его прервали. Звучало убедительно, хотя и грешило против истины. Энгьюин уже заморожен, к тому же утверждать, будто Серфейс помогал ему, можно было лишь с большой натяжкой. Однако я сказал именно то, что хотела услышать его подруга. Я снял с крюка на стене ее пальто и шагнут к двери. - Я поеду за вами на своей машине. - Здесь недалеко, - тихо сказала она и вышла из-за стола. Надевая с моей помощью пальто, она старалась не касаться меня, чтобы не испачкать пылью. Я забрал со стола лицензию, отряхнулся, и мы вместе вошли в лифт. Я остановил машину за квартал до места. Она поднялась по ступенькам облезлого зеленого дома и обернулась с крыльца - я помахал ей в ответ. Когда дверь за ней закрылась, я достал из бардачка зеркальце и принял понюшку; Потом пошел следом. Когда я вошел, подруга Серфейса бросилась мне навстречу. Мне показалось даже, что, сними я плащ, она подхватила бы его и повесила на вешалку. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я тут же пожалел об этом: квартира напоминала хлев. И запах соответствующий. Серфейс или его дама держали животное и не меньше недели не потрудились чистить за ним помещение. Дом отчаянно нуждался в проветривании. Я мог бы простить их, но мой нос - никак. Недавняя понюшка обострила обоняние до предела, и я боялся, что не смогу разговаривать с Серфейсом без гримасы. Поэтому я достал сигарету. Женщина увидела это и выкопала из-под груды старых газет потемневшую пепельницу. - Спасибо. Где Серфейс? - Там. - Она махнула рукой. - Он снова уснул. Она не добавила больше ничего, но этого и не требовалось. Я вошел. Комната была большая, повсюду стулья и полки. У окна стояла большая двуспальная кровать. Единственный свет исходил от телевизора, настроенного на музыкальный канал: аквамариновые треугольники вели бесконечный танец на полупрозрачном фоне. Бело-голубой отсвет от экрана падал на темный силуэт, распростертый на кровати. Я шагнул ближе. Тело в постели казалось ужасно маленьким. Когда он оторвал от подушки темное лицо, я понял, что у нас с Уолтером не так много общих черт, как я надеялся или боялся. Животное в доме и Уолтер Серфейс были одним лицом - обращенным шимпанзе. От удивления я на пару секунд потерял голос, но в то же время я ни на мгновение не сомневался, что он и есть тот, кто мне нужен. Его лицо казалось достаточно человеческим, чтобы на нем читалась боль, помноженная на знание того, что замечает редко кто из людей, не говоря уж об обезьянах. Будь он человеком, я бы определил его возраст где-то около пятидесяти, однако в обезьянах я не знаток. - Вы Серфейс? - спросил я, овладев собой. - Верно. - Его тонкие губы почти не двигались, хотя голос прозвучал неожиданно громко. - Моя фамилия Меткалф. Моя работа имеет отношение к делу Стенханта. Я не протягивал ему руки, так как не горел желанием обмениваться с ним рукопожатием. От него разило. Должно быть, он делал все прямо под себя. Я решил, что его подруга привыкла к вони так же, как привыкла к вопросам. Любовь порой бывает более чем слепа. Серфейс закрыл глаза. - Вас привела Нэнси. Я согласился. - Она сказала мне, что вы имеете ко мне несколько вопросов. - Он облизнул губы и с шумом выдохнул через нос - Вы должны понять, мистер Меткалф. Я не знаю вас и не знаю, что вам от меня надо. Телевизор вырубился, и мы погрузились в темноту. Я решил было, что он нажал на пульт случайно, но, когда комната снова осветилась, в руке его оказался пистолет. Чисто сработано. - Только двинься - получишь пулю, - произнес он, сморщив свой кожистый нос. Пистолет смотрелся в его маленькой руке вполне уместно. - Я научу тебя харкать кровью, - продолжал он. - Я сам научился этому неделю назад. Вот и поделюсь теперь опытом. - Я тебя понимаю, - сказал я. - Только ты меня не за того принял. Успокойся. - Сядь. Руки на колени. Заткнись. Я достаточно долго слушал тебя, чтобы не хотеть больше. У меня пистолет - я и буду задавать вопросы. Имею лицензию на то и другое. Я сел, поставил пепельницу на подлокотник и послушно положил руки на колени. - Где кенгуру? Я предпочел бы угостить именно его. Его обезьянье лицо исказилось в горькой усмешке, обнажив желтые зубы. Мне на ум пришли обезьяны, убивающие кенгуру, и, возможно, кенгуру, убивающие овец. Да, эволюционная терапия доктора Тустренда - великое дело. Она действительно вывела животных из джунглей. - Ладно, - сказал шимпанзе. - Чем ты докажешь мне, что не работаешь на Фонеблюма? - Скорее всего ничем. Забудем. Дверь за моей спиной отворилась. Вошла Нэнси, неся пару стаканов. Она немного пришла в себя, но, увидев в руке Серфейса пистолет, снова упала духом. - Боже, Уолтер! - Я ему не доверяю. Шимпанзе поерзал на постели. На ребрах его виднелась марлевая повязка, бурая от йода или крови. Нэнси так и стояла со стаканами в руках. - Пусть он убирается, - заявил шимпанзе. - Мать твою, ты слишком доверчива, Нэнси. - Он мог бы прийти, приставив мне к виску пистолет, - возразила она. - Послушай ее, Уолтер. Я на твоей стороне. - Ох, мать вашу растак! - Серфейс уронил пистолет на кровать. - Дай мне лучше это. Нэнси протянула ему стакан, и он в один присест выдул половину Она дала мне другой, прислонилась к стене и осталась стоять, скрестив руки. В стакане оказался почти чистый джин, чуть разбавленный тюником для приличия. Сигарета выпала у меня изо рта. Я положил ее в пепельницу и сделал большой глоток. В конце концов алкоголь притупляет чувствительность органов обоняния. - Если парни Фонеблюма захотят укокошить меня, они это сделают, - рассудительно сказал Серфейс, напомнив мне этим себя самого. - Зря ты пришел и позволил тыкать в тебя пушкой. Я промолчал, потягивая джин. - Чем ты занимаешься? - спросил он, почесав повязку ногтем большого пальца ноги. - Тем же, чем и ты, - сказал я. - Тебя нанимали мне на замену. Я не согласился с тем, что от меня хотели, и в результате мне указали на дверь. Возможно, как и тебе. Только я легче отделался. - Рад за тебя. Я не спеша сделал еще глоток. - Я хочу скинуть Фонеблюма, Серфейс. И ты можешь мне помочь в этом. - И ты поможешь мне получить еще пулю. Нет уж, спасибо. - Никто не знает, что я здесь. И потом ты же сам сказал: захоти они тебя, они тебя получат. Почему бы тебе не уделить мне несколько минут? Сними камень с души. Умные глазки Серфейса поблескивали из-под низких бровей. С минуту он изучал мое лицо. Потом вздохнул и покосился на пистолет и стакан в руке. - Валяй, - сказал он. Я увидел, как Нэнси у стены чуть расслабилась. Она явно предпочитала видеть шимпанзе сидящим и беседующим. - Фонеблюм сказал, что нанял тебя следить за Челестой, - сказал я. - Ты встречался хоть раз с ее мужем? - Доктором Стенхантом? - Да, - кивнул я. - Мейнардом Стенхантом. - Ни разу его не видел. Насколько я понял, в этом и заключалась тонкость. - Со мной все наоборот. Меня нанимал доктор, и я ни разу не видел Фонеблюма. Насколько я понял, Мейнарду не понравилось работать со мной, и он попросил организовать все Фонеблюма. - Понятно. Серфейс положил пистолет на подоконник у кровати, задев при этом занавеску. По кровати пробежал и исчез солнечный зайчик. - Сколько ты следил за ней? - Неделю. - Обнаружил что-нибудь? - Только то, что Фонеблюм знал и без меня. - Что именно? Серфейс недовольно сморщился. - Хахаля. - Он перехватил мой недоуменный взгляд. - Разве ты не знал про ее дружка? - Нет. Серфейс посмотрел на меня в упор. - Стенхант боялся именно этого, - сказал я, - но я ничего не обнаружил. - Ты уверен? Он скептически нахмурил бровь. - Еще как уверен. - Где же? - В том мотеле. "Бэйвью". Там, где его в конце концов пришлепнули. - Расскажи подробнее. - Она приезжала туда два или три раза, подолгу оставалась в номере, выходила с растрепанной прической. Все как положено. Он покосился на меня как на слабоумного, и, ей-богу, я себя таким и чувствовал. Или он сочинял, или я начисто это прохлопал. - Ты видел парня? - Один раз. Вряд ли узнаю его снова. Я немного обдумал это. В моей стройной теории неожиданно разверзлась дыра в виде прямого подозреваемого в убийстве. Это освобождало от улик Энгьюина, поскольку представить его и Челесту в качестве любовников было невозможно. Она съела бы его с потрохами. Я попробовал прикинуть, кто подпадает под эту категорию, но не остановился ни на ком. - Каким образом ты не поладил с Фонеблюмом? Серфейс усмехнулся. - Ему нужен был крутой парень. Я бываю иногда таким. Только не на этот раз. Игра не стоила свеч, и я отказался. Ему это не понравилось. - Он скривился, и это напомнило мне, что я говорю с обезьяной. Потом он погладил рукой бинт. - Он угрожал. Думаю, по этой части он силен. - Согласен. Они что, хотели, чтобы ты избил Челесту? Серфейс снова скривился. - Это тебе Фонеблюм так сказал? - Фонеблюм не говорил ничего. Я получал приказы от Стенханта, и он просил меня припугнуть Челесту раз-другой и отправить ее домой. - Забавно. - Он обернулся к Нэнси. - Слышала? Нэнси не ответила. - Это бы я обдумал, - сказал он мне. - Черт, на это я бы, возможно, и согласился. Только в моем случае все было слегка по-другому. - Как? Он вздохнул. - Когда Фонеблюм рассказал Стенханту про дружка, тот чуть не тронулся от ревности. Фонеблюм вернулся от него и предложил пять тысяч за то, что я уберу парня. - Убийство. - Точно. Только я отказался. - И Фонеблюм запаниковал. Он решил, что ты слишком много знаешь. - Наверно. Картинка на экране поменяла цвет, и комната перекрасилась из зелено-голубой в бело-золотую. Серфейс включил лампу и вырубил телевизор. Нэнси забрала пустые стаканы и вышла. Теперь я немного привык к запаху Серфейса, а он - к тому, что раздражало его во мне. Он отложил пистолет и вытянулся на постели. Когда он заговорил снова, голос его звучал куда мягче. - Что ты узнал про Челесту? - Не так много, честно. Я проторчал уйму времени на Кренберри-стрит и узнал, что она не задвигает шторы, переодеваясь. - Это тебе и я мог сказать. - Не забывай, я был первым. Он улыбнулся, почти засмеялся, но, раздвинув губы, скривился от боли. Я подождал, пока ему полегчает. - Я расскажу тебе все, что мне известно, - предложил я, - а ты заполнишь промежутки. Он кивнул. - Она бойкая дама, вернее, была когда-то. Познакомилась с Фонеблюмом по делу. Около двух с половиной лет назад решила начать новую жизнь и уехать на время. Точнее, просила разрешения уехать. Вот тогда ее прошлое кануло куда-то, и она зажила заново. Процесс завершился браком с богатым врачом. С единственным исключением: Фонеблюм сохраняет власть над ней. И не отпускает. - Похоже на правду, - вздохнул шимпанзе. - Скажи мне, что тебе известно про Фонеблюма. Он прищурился. - Сам скажи, чего ты не знаешь. - Почти ничего. Чем он промышляет? - Чем промышляет? Секс. Порошки. Карма. Всем понемногу. - Ясно, - сказал я. - Знаешь клуб под названием "Капризная Муза"? Его заведение. Ступай прямо в заднюю комнату и спроси парня по имени Оверхольт. Я повторил имя. - Он продает товар Фонеблюма. Я имею в виду все, что захочешь. - Похоже, Отдел тоже у Фонеблюма в кармане. Серфейс снова улыбнулся и закрыл глаза. - Да, мне тоже так кажется. Я встал со стула. Было уже около пяти, и на улице начинало смеркаться. Я собирался навестить Пэнси и Челесту, если та будет дома. И еще, возможно, съездить в "Капризную Музу". Я подошел к кровати поближе. Глаза Серфейса поблескивали из-под бровей. Кожа в тех местах, что виднелись под шерстью, была красивой, словно у старой женщины. Я отступил на шаг. - Спасибо, Уолтер, - сказал я. - Ты здорово мне помог. Когда-нибудь я смогу отплатить тебе. - Нет проблем, - буркнул он, не открывая глаз. - Поблагодари за меня Нэнси. - Ладно. Он был профессионал до мозга костей, и я не мог не восхищаться им. Я бы даже предложил ему часть денег Энгьюина, если бы не боялся, что он швырнет их мне в лицо. Я положил на тумбочку свою визитку и вышел на вечернюю улицу. 22 Дом на Кренберри-стрит осточертел мне. Я приехал туда как раз вовремя, чтобы полюбоваться на закат, отражающийся в окнах домов на том берегу. Но и закат не улучшил моего настроения. Слишком много я знал про дом и его обитателей. Много, да недостаточно, вот мне и пришлось снова стучать в дверь. Ко мне вышла Пэнси Гринлиф. На секунду она замерла, широко раскрыв глаза, и казалось, будто мы не знакомы. Словно мы забыли о том, что последний раз, когда я был здесь, она выходила из наркотического сна и клялась, что убьет меня, если я вернусь. Секунда длилась достаточно долго, чтобы я начал сомневаться в том, что она вообще помнит нашу последнюю встречу. Потом она стиснула зубы, сощурила глаза, и ее рука вцепилась в дверь. - Привет, Патриция. Она не ответила. - Вы выглядите лучше, - сказал я. - Приятно видеть. Нам надо поговорить. - Я занята. - Кто-то в гостях? - Я приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть в глубь дома. - Челеста? Я и с ней хотел поговорить. - Нет. Никого нет. - Ясно. Вы хотите сказать, вы заняты так же, как вчера? Это нехорошее зелье, Пэнси. Я попросил, чтобы его посмотрели под микроскопом. Оно съест вас живьем. - Это мое дело. - Это дело Денни Фонеблюма, принцесса. Вы всего-навсего клиент. Я прошел в дом, для чего мне пришлось отстранить ее плечом. Войдя в гостиную, я слегка оцепенел при виде трех башкунчиков, чинно сидевших рядком на диване. Они никак не вписывались в этот дом. Их присутствие здесь напоминало дурную шутку, воспринятую всерьез. Даже котенок Саша - которой не было видно поблизости - подходила к этому дому куда больше, чем эти башкунчики. В ней было больше человеческого. Барри сидел с краю, чуть отодвинувшись от других двух, его ярко-желтый парик все также нахлобучен несколько наискось. С другого краю сидел башкунчик в тоге, который отводил меня наверх в гостинице. Между ними расположился третий, которого я не знал, в маленьком красном костюме человека-паука, темных очках и бейсбольной кепке на лысой голове. - Барри! - сказал я. - Давненько не виделись. - Мистер Жопа, - откликнулся Барри. - Присаживайтесь. Со спины ко мне подошла Пэнси. Я обернулся и улыбнулся ей, получив в ответ испепеляющий взгляд. - Примите мои извинения, - заявил я. - У вас гости. Пожалуйста, продолжайте беседу. Я буду тих, как мышь. Пэнси не сказала ничего. Барри наморщил лоб и буркнул: - Тих, как миф. Остальные башкунчики захихикали. Пэнси стала за спинку незанятого кресла. - Человек по фамилии Корнфельд искал вас здесь сегодня, - сказала она. - Он просил меня позвонить ему, если вы еще раз вломитесь ко мне. - Парень из Отдела, - улыбнулся я. - Не стоит беспокоиться. Мелкая сошка. Он должен мне немного кармы, вот, должно быть, и хотел расплатиться. - У вас неприятности, - продолжала она. - Мне бы надо ненавидеть вас Пока мне вас жалко. - Спасибо, Пэнси. Вспомните обо мне в следующий раз, когда скатитесь с кровати на иглу. - Почему бы тебе не исчезнуть, громила? - предложил Барри. - Ты нам мешаешь. - Я всю жизнь кому-то мешаю, - сказал я, обращаясь к башкунчикам. - Уж простите меня. Башкунчик в темных очках снял их и зацепил дужкой за воротник Он и тот, в простыне, уставились на меня темными провалами глаз, совершенно неподвижные, несмотря на водовороты эмоциональных завихрений, наполнявших комнату. Два лица создавали своеобразный стереоэффект. Я повернулся к Пэнси. - Я ищу Челесту, - сказал я. - Вы видели ее? - Вы опоздали. Она была здесь утром, но уже уехала. - Она не говорила, куда собирается? - Она была очень расстроена. Она сказала, что вы отказались помочь ей. Она хотела позвонить инквизитору Моргенлендеру и сказать ему, что Ортон невиновен. - Что вы ей ответили? Рука Пэнси судорожно вцепилась в спинку кресла, а глаза уставились в пол. Потом она обиженно посмотрела на меня. - Я сказала, что это глупо. Ясно же, что это сделал Ортон. - Ее щеки пылали, но она не отводила взгляда. - Смелое заявление, - заметил я. - Идите к черту, - сказала она, повернулась и вышла из комнаты. Я прислушался и различил ее шаги по ковру лестницы. Потом скрип кроватных пружин наверху. Барри казался довольным, как будто это он режиссировал поступки Пэнси и радовался тому, как точно она все исполняет. Стереопара только вращала глазами, словно зрители на теннисном матче. - Почему ты вернулся? - спросил я. - Я не был здесь несколько недель. И судя по вашим словам, здесь становится интересно. - Ну и как? - Я был прав. Интересно. - Ты любишь свою мать, Барри? - Я не люблю ничего. - Он произнес слово так, словно он знает, что оно означает, а я нет. - Тогда то, что я собираюсь сказать, тебе без разницы. - До сих пор было именно так. Я сделал глубокий вдох До меня дошло. - Твою мать зовут Челеста Стенхант, не Пэнси Гринлиф. Не сразу, но я понял это. Пэнси работает на Денни Фонеблюма, но никто не признается в том, что же она делает. Она работает _нянькой_, Барри. Или работала, пока ты не вылетел из гнезда. Барри только ухмыльнулся. - Знали бы вы, как мало это меня интересует. - Я тебе не верю. - Вам меня не понять. - Возможно. Я подошел к кухонному блоку, нашел стеклянный стакан и налил воды из-под крана. - Вы так и не ответили на мой вопрос, - сказал Барри. - Какой еще вопрос? - Каково быть тем, кем вы есть? - Ты задавал его по-другому. Там присутствовали слова, которых я не знаю. - Вы жопа, - сказал Барри. - Самая гнусная жопа. Вам кажется, что вы представляете Справедливость, или Истину, или еще что. Прежде чем ответить, я сделал большой глоток воды. Он начинал действовать мне на нервы, пусть ему было всего три года. - Истина и Справедливость. Не уверен, что ты вообще понимаешь, о чем говоришь. Для тебя это просто слова. Истина и Справедливость. Красивые, звонкие слова. Я взял себя в руки. Распинаться перед башкунчиками - пустая трата времени. Да и не только перед ними. И тут я совершил ошибку, решив дать им повод для размышления. - Я могу сказать вам, что считаю Истину и Справедливость двумя совершенно разными вещами. Один из стереопары пришел в восторг. Он повернулся ко второму: - Я могу сказать тебе, что считаю Истину и Справедливость четырьмя совершенно разными вещами. - А я могу сказать вам, - подхватил второй, - что Любовь и Деньги - шесть совершенно разных вещей. - В другой раз, - сказал я. - У меня нет настроения. Я поставил стакан на стол и направился к двери. - А я скажу, что считаю Время и Настроение двенадцатью совершенно разными вещами, - заявил за моей спиной Барри. 23 Мне раньше приходилось пару раз бывать в "Капризной Музе" в качестве посетителя - они поздно закрывались, и я пользовался этим, и еще пару раз я бывал там по работе, следя за какими-то алкашами. Я даже знал о существовании задней комнаты, но сам туда никогда не заглядывал. Имя Оверхольт было мне незнакомо. Я сел в машину и поехал туда, хотя не был уверен, что они уже открыты. Они уже открылись. Входить в "Музу" со стоянки - все равно что попадать в маленькую машину времени, переносящую тебя из шести вечера в глубокую ночь. Парни за стойкой выглядели так, словно они набираются уже не один час, а на полу валялся ночной слой сигаретных бычков, размокавших в лужах пролитого виски и растаявшего льда. Музыкальный автомат выдавал заунывную песню, хорошо идущую под последнюю рюмку, когда весь бар подпевает слова, хотя ясно, что последней рюмки в "Музе" не бывает. Вернее, бывает, но не одна. Я зашел и сел как можно ближе к задней двери. Барменом здесь был здоровяк, сам то и дело прикладывающийся к бутылке. Ему потребовалось некоторое время, чтобы уяснить мой заказ, и еще некоторое время, чтобы принести его мне. Я не обратил на это внимания. Мне стоило бы спешить, но здесь, в "Капризной Музе", тебя окутывал кокон безвременья. В самом деле кому нужна карма? Я осушил стакан и сунул под него на пятьдесят баксов больше, чем следовало. Когда бармен увидел деньги, он повел бровью, но не сильно. Он взял бы их как должное, если бы я не поманил его пальцем. Он наклонился ко мне. - Я хочу поговорить с Оверхольтом. - Он, может, и не пришел еще. - Он говорил так быстро, словно ответ был заготовлен у него заранее. Я вынул одну из рваных сотенных, заполнявших теперь мой карман. Он принял ее за целую и не замечал этого, пока не взял в руки, тогда снова повел бровью. - Я склею ее после того, как поговорю с Оверхольтом, - пояснил я. - Будет как новенькая. - Бог с ней, с новой, - сказал он. - И так сойдет. - Он повел глазами в сторону двери в задней стене. - Спасибо. - Не благодарите меня. Он забрал у меня стакан, отнес его к шеренге бутылок у зеркала и принес обратно полным. - Главное, платите больше за питье, вот и все. Я взял стакан и прошел в дверь. Всю комнату занимал бильярдный стол - стены подходили к нему с трех сторон так близко, что это, должно быть, мешало прицеливаться кием. С четвертой стороны уходил вглубь темный коридор. Единственная лампочка свисала на проводе с потолка чуть выше шаров - неверное движение кием, и вы разобьете ее. У стола стояли двое, большой парень и маленький парень, и изучали стол, облокотясь на кии. Я закрыл за собой дверь и поставил стакан на сукно. Когда большой парень посмотрел на меня, я уже знал, что мне нужен маленький. У некоторых людей все написано на лице, так вот у большого было явно написано что-то не то. Впрочем, он не был лишен изящества. Он сделал шаг, снял стакан со стола и сунул его мне в руку. Потом пробил. Удар был неплох, и мы с Оверхольтом молча стояли и смотрели, как он один за другим заколачивает шары. Пару раз он задел кием о стену, но это ему не мешало. Он только поднимал конец кия выше и бил так же точно. Когда он наконец промазал, он только хмыкнул. Конец кия снова уперся в пол, и он принялся ждать. Мгновение мне казалось, что придется ждать конца игры. Потом Оверхольт заговорил. - Дверь в сортир с другой стороны. - Я ищу парня по имени Оверхольт, - сказал я. Оверхольт чуть заметно улыбнулся. Его губы потрескались, словно он слишком часто облизывал их. Он пригладил рукой волосы и снова взялся за кий. - Ну я буду Оверхольт, - ответил он. - Хорошо, - продолжал я. - Мне говорили, что вы можете дать мне такие вещи, каких не даст больше никто. - Я понятия не имел, о чем говорю. - Случается, - произнес он. Звучало это так, словно он признается в привычке, от которой не может отделаться. - Плачу за то, чтобы это случилось сейчас. - Попробуем. - Он окинул меня взглядом. - Мне надо знать ваше имя, и как вы узнали мое. Мне надо посмотреть на вашу карточку. Мне было не до шуток. Я мог надеяться только, что он не знает моего имени от Фонеблюма. Я подержал карточку под лампой, стараясь не задеть шары. - Я встречался с парнем по имени Фонеблюм, - сказал я. - Он советовал мне обратиться к вам. Оверхольт нагнулся и прочитал мою фамилию. - Толстый такой мужик, - пояснил я. - Никакого подвоха. Оверхольт мрачно улыбнулся и спрятал мою карточку к себе в карман. Я приготовился делать ноги. Если бы понадобилось, я удрал бы и без карточки. Все равно на ней оставалось только двадцать пять единиц. - Большой и толстый, это так, - кивнул Оверхольт. - Жаль, что он редко теперь выезжает. Последовала минутная пауза. Я разглядывал Оверхольта так внимательно, как только мог, не давая ему понять этого. Он похлопал себя по карману с моей карточкой. - Не беспокойтесь, - сказал он. - Получите назад в лучшем виде. Простая предосторожность. Я понял, что задержал дыхание и медленно выдохнул. - Еще он говорил, что вы можете помочь мне достать немного Вычистителя. Он покосился на большого парня. Я тоже посмотрел, хотя смотреть было особенно не на что. Потом он снова посмотрел на меня, и в первый раз наши глаза встретились. - Бывает иногда, - сказал он. - Мне он нужен. - Вам бы не стоило употреблять его. Это плохой порошок, - почти искренняя забота. - Это мое дело. Я хочу достать его. Он вздохнул. - Это будет стоить пять сотен. Я усмехнулся про себя. От денег, что Энгьюин дал мне в баре "Вистамонта", осталось ровно столько. Было бы забавно потратить их на зелье, которое я совсем недавно высыпал в грязь на дороге. Цена меня не смущала - может статься, за эти деньги я получу больше, чем просто зелье. Впрочем, узнать это, не потратив денег, я не мог. И что я буду делать с новым пакетом Вычистителя? Может, созрею до того, что попробую его. - Нет проблем, - услышал я свой голос. - О'кей, - сказал он. - Пошли наверх. Я позвоню. Он передал кий здоровяку, который не выказал особого огорчения. Он выигрывал, однако таких побед у него осталось в прошлом не счесть, а в будущем ждало еще больше. Дела важнее. - Ступайте за мной, - сказал Оверхольт и нырнул в темный коридор за столом. Я шел следом, и он провел меня по короткому маршу наверх, в маленькую курительную с телевизором и парой кресел. Он предложил мне сесть, и я опустился в кресло. - Деньги, - сказал он. Я достал их. Он сосчитал и кивнул. Я чувствовал себя все более и более глупо. Я так и не узнал ничего. Я пытался придумать способ выторговать за свои пять сотен что-то еще, но в голову ничего не шло. До сих пор я получал подтверждение теорий, которые почти ничего мне не давали. Я зря терял время. Я как раз собирался устроить сцену и потребовать свои деньги и карту, но тут Оверхольт снова заговорил. - Она вон там. - Он указал пальцем. - Если вам понравится, есть и еще. Я не хотел, чтобы Оверхольт заметил мое замешательство, но, боюсь, оно все-таки проявилось на моем лице. - Денни говорил вам?.. - Да, - заверил я его. - Денни мне говорил. Я встал и вошел в дверь. Я оказался в спальне. Освещение было неярким, но достаточным, чтобы я разглядел сгнившие обои на стенах. В комнате пахло гнилью, и я решил, что где-то в стене, наверное, лопнула труба. Девушка была совершенно раздета. Она лежала на кровати, и, когда я вошел, она повернулась, и улыбнулась мне, и поманила белыми руками. Она была симпатичная, но что-то в ее движениях настораживало. Я закрыл дверь, подошел к кровати и позволил ей обнять меня. Я осторожно повернул ее голову так, чтобы заглянуть ей в глаза. Ее губы улыбались, но глаза оставались пусты. Они смотрели на меня, но видели что-то совсем другое. Я ждал, но она не меняла настройку. Она смотрела сквозь меня. И когда я провел рукой по ее затылку, я понял почему. Под гривой волос прятался блок раба, маленький пластиковый шар, выходящие из него проволочки скрывались в черепе. Вряд ли ей было больно, когда я прикоснулся к блоку, но стоило ей понять, что ее тело не интересует меня, как руки ее бессильно упали на простыню. Происходящее доходило до нее, до какого-то оперативного центра ее сознания, но замедленно. Учитывая то, чем она занималась здесь, и то, где она вообще находилась, это, возможно, было и к лучшему. Я толкнул ее обратно на кровать. Все, чего я хотел, это отделаться от нее, но чуть перестарался, и она взвизгнула. Это пробудило во мне старые воспоминания, что-то горькое и нежелательное, что - я надеялся - давным-давно забыто. Наверное, процесс толкания обнаженных женщин на кровать всегда содержит в себе элемент секса, как бы ты ни толкал ее: игриво, враждебно или как-то еще. Я поднялся с кровати. Сквозь омерзение я начал наконец различать некоторую логику происходящего. Упоминания Фонеблюма насчет невольничьих лагерей целиком вписывались в нее, и теперь я понимал, зачем ему необходимо поддерживать отношения с Отделом. Его извещали каждый раз, когда замораживалось симпатичное тело. Девушка на кровати наглядно демонстрировала, как все это действует. И я мог представить себе дюжину малоприятных поводов, зачем Фонеблюму могут потребоваться услуги врача или даже двух врачей. Я открыл дверь и вышел к поджидавшему меня Оверхольту. Он вопросительно, почти сочувственно посмотрел на меня. - Что-то не так? - Нет, - ответил я. - Все в порядке. - У нас тут есть все. Мужчины, женщины, групповуха. Любой возраст на ваш выбор. Не стесняйтесь. - Идет. - Мы всегда здесь. Он заботливо нахмурил брови. Я был тронут. - О'кей, - сказал он, помолчав. - Держите. - Он протянул мне конверт, слишком тонкий, чтобы в нем лежало зелье. - Отнесите это в порошечню на углу Телеграф-авеню и Пятьдесят девятой. Они дадут вам все, что нужно. Я убрал конверт в карман. - Мы не держим порошки здесь, - объяснил он. Наконец-то он разговорился. - Слишком опасно. Это только филиал. - Ясно. - О'кей. Он обошел вокруг маленького столика с телефоном. Похоже, он был разочарован отсутствием моего интереса к девушке или разговору. Он протянул мне мою карточку. - Мы проверили ее нашим декодером. Двадцать пять. Да, негусто. Я мог бы помочь вам... - Нет, - ответил я. - Спасибо, не надо. Это не поможет. Я под колпаком у Отдела. Они заметят. Он широко улыбнулся, словно уличный торговец, расхваливающий свой товар. - Вы не поняли, мистер Меткалф. Мы продаем карму только высшего качества. Отделу она не по зубам. Запись на внутренний слой. - Он помолчал. - И в конце концов у вас еще остался здесь неиспользованный кредит. Иррациональная часть моего сознания, все еще трепетавшая при мысли о том, как мало кармы у меня осталось, заставила меня задержаться и обдумать это предложение. Однако мне не потребовалось долго размышлять, чтобы понять, что разницы не будет. Оверхольт не знал, кто я, иначе не стал бы предлагать мне этого. - Право же, спасибо, - произнес я, стараясь говорить по возможности искренним тоном. - В моем случае это не сработает. - О'кей, - повторил он, разведя руками. Я забрал карточку. Я оставил его за телефоном и вышел. Оставшись на лестнице один, я остановился, прислонился к стене и перевел дыхание. Фокус с девицей меня потряс. Мне было проще думать о всех тех дюжинах или сотнях людей, которых Фонеблюм извлек из морозильника, чем вспомнить пустой взгляд улыбающейся девушки в сырой комнате. Девушки с клубком проводов в голове. Я не мог избавиться от этого воспоминания, значит, придется привыкать к нему. Пару минут спустя я прошел остаток лестницы и миновал комнату, где гонял шары, отрабатывая удар, здоровяк. Я глянул на него, и он улыбнулся мне. Я решил, что для него я провел наверху достаточно времени для того, чтобы успеть наскоро перепихнуться с той девушкой. Я попробовал разозлиться, но не смог. Я улыбнулся в ответ и вернулся в бар. Там все шло по-прежнему, то есть воздух казался осязаемым от паров алкоголя и сигаретного дыма. Музыка играла громче, хотя веселее от этого не стала. Мне хотелось выпить, но в баре было не протолкнуться. Не стоило и пытаться. Ничего. Понюшки в машине мне вполне хватит. Протискиваясь сквозь толпу к выходу, я услышал за собой возмущенный голос бармена, оставшегося с половиной сотни в кармане. Я не стал оборачиваться. У меня почему-то не было настроения платить. Я решил, что ему не легче протискиваться сквозь толпу, чем мне, а если на свете и есть что-то, что я умею делать хорошо, так это заводить машину в большой спешке. Я добрался до двери и толкнул ее всем телом. Одновременно кто-то дернул ее с другой стороны, и я чуть не упал ему в объятия. Я обругал его и только потом понял, кто это. Прямо передо мной стоял Гровер Тестафер собственной персоной. Это было вовсе не весело, но я чуть не рассмеялся. Секунду спустя, когда из-за его спины, как чертик, вынырнул кенгуру, я уже не удержался. 24 Они составляли замечательно забавную пару. Формально, судя по всему, командовал Тестафер, но стоило ему увидеть меня, как он передал все полномочия Джою. Кенгуру только ухмыльнулся. Я прекратил ржать и попытался нырнуть между ними к моей машине, сразу же поняв, что идея не сработает. И правда, не успел я вставить ключ в замочную скважину, как услышал за спиной шаги, а между луной и ее отражением в окне машины проскользнула какая-то тень. - Привет, Гровер, - сказал я, оборачиваясь. Но передо мной стоял кенгуру, и в лапе его снова виднелся маленький черный пистолет. - Привет, Меткалф, - несколько вяло произнес Тестафер. Ему явно не хотелось ввязываться в эту историю. Он подошел ближе, но держался все равно за спиной кенгуру с пистолетом. - Убери кенгуру, и мы поговорим, - предложил я. - Пошел ты, тупица, - сказал Джой. - Никто меня не уберет. Я сам решаю, уйти мне или остаться. И никто другой. - Ладно, - сказал я. - Убери только пушку. - Мне кажется, пистолет не помешает, Меткалф, - сказал Тестафер. - Вы - опасный человек. - Продукт своего времени, - вздохнул я. - Сами понимаете. Я прислонился спиной к машине и убрал ключи в карман. Если уж нам придется говорить, я хотел по крайней мере чувствовать себя поудобнее. Холодало, и воздух был влажный, хотя и без тумана. Я отходил от приключений на втором этаже. Понюшка мне не помешала бы, но во всех других отношениях я чувствовал себя нормально. - Мы ищем Челесту, - заявил Тестафер. - Лучше скажите, если знаете, где она. - Здесь ее нет, - ответил я, мотнув головой в сторону "Капризной Музы". За спиной кенгуру Тестафер явно чувствовал себя увереннее. - Тогда скажите нам, видели ли вы ее сегодня, - сказал он. - И вам не мешало бы объяснить, что это вы делаете здесь. Он явно научился задавать вопросы, не раня при этом свою чувствительность. - Это вам не мешало бы объяснить, зачем вы ее ищете, - возразил я. - На мой взгляд, вы могли бы с этого начать. - Она распустила язык, - ляпнул кенгуру. - Это становится опасным. - Звучит не так уж страшно, - заметил я. - Пусть себе болтает. Чем это вам может помешать? Кенгуру засопел и сунул пистолет мне в живот, словно это помешает мне задавать вопросы. Но он ошибся. - Чего вы боитесь? - продолжал я. - Или это Фонеблюм боится и выгнал вас на улицу разобраться с его страхами? В эту секунду из дверей "Капризной Музы" вывалился наконец бармен в обществе здорового игрока в бильярд - рядом с ним он сразу показался маленьким. Но только показался. Они огляделись по сторонам и направились в нашу сторону. Они действовали слаженно, и я подумал, что им не впервой работать в паре. Ситуация становилась забавной. Вот мы с Джоем и Гровером мило беседуем у машины, а вот два качка из "Музы" хрустят гравием, явно намереваясь разобраться с нами. Луна светила вовсю, но пистолет Джоя был черным, и он держал его достаточно низко. На деле их было четверо против одного, но всем четверым казалось, что расклад совсем другой: двое против троих. А пятый отнюдь не собирался разубеждать в этом остальных. Тестафер имел крайне несчастный вид. Он не знал, прятаться ли ему за Джоя с его пистолетом - который казался ему теперь слишком маленьким - или бежать к своей машине. Он выбрал первое. Бармен отодвинул его и кенгуру и ухватил меня за воротник. Я и так уже стоял, прижавшись к машине, так что ему не пришлось толкать меня. Второй парень возвышался за его спиной запасной парой широких плеч. - Сотенные бумажки редко встречаются в этих краях, - сказал я. - На сколько частей ты хочешь порвать ее? Бармен повернулся к своему дружку. - Пусть мой приятель с тобой разберется. - Я инквизитор, - заявил я, умолчав о том, что я частник - Спросите доктора Тестафера - вот этого. Он здесь отвечал на несколько вопросов насчет комнатки на втором этаже. Как Оверхольту удается уберегать тела от гниения, когда они занозят себе ногу. Бармен повернулся и уставился на Тестафера. Я взял его за руки и помог ему отпустить мой воротник. Он был слишком занят, глядя на Тестафера, чтобы заметить это. - Я тебя видел, - произнес он наконец. - Ты приходил сюда с толстяком. Тестафер как язык проглотил. Он казался даже меньше пистолета в лапе кенгуру. Мне довелось видеть его в привычной ему среде: в доме на холме, в окружении ковров и старых журналов, со шкатулкой зелья на столе - так вот теперь он находился явно не на месте. Уж не знаю, как Фонеблюм убедил его поехать с кенгуру, разыгрывая из себя крутого; в любом случае сейчас Тестафер жалел об этом. Кенгуру тоже чувствовал себя ненамного лучше, хотя на внешности его это почти не отразилось. Он отступил назад, бестолково поводя пистолетом: он явно не знал, на кого его нацеливать. Здоровяк из бильярдной повернулся к нему, поскольку инстинкт подсказывал, что опаснее всех тот, у кого пистолет. До меня дошло, что я наблюдаю редкую картину: конфликт между людьми, одновременно работающими на Фонеблюма. То, что они не знали друг друга, означало, что положение Фонеблюма не так надежно, как он утверждал, и что он не посвящал своих подручных из "Капризной Музы" в свои неприятности с Челестой, Отделом и мной. Они продолжали выяснять отношения, но я не собирался ждать, чем все это кончится. Я достал ключи и начал отпирать машину. Тестаферу ситуация решительно не нравилась. - Это бесполезно, - сказал он. - Ее здесь нет. Поехали. - Скажи этим качкам, чтобы они уходили, Тестафер, - согласился кенгуру. - Они ведь тебя знают. Он не опускал пистолета, хотя здоровяки казались не слишком напуганными этим. - Свернуть шею этому прыгуну? - предложил парень из бильярдной. - Плевать на кенгуру, - ответил бармен. - Он мне не нужен. Возьми у него пистолет и отдай мне. Потом сходи за Оверхольтом. Мне нужен его совет. Бильярдный шар засмеялся. Они с барменом казались слишком большими даже по отдельности, вместе же они были как две половины того, о чем и думать-то страшно. Он сделал шаг и вынул пистолет из лапы кенгуру. Бедняга Джой. Он плохо знал правила игры. Он таскал пистолет, не используя его по назначению, так долго, что мог считаться безоружным. С животной тупостью он смотрел на свою пустую лапу, словно обвиняя ее в том, что она не выстрелила. Бильярдный шар отдал пистолет бармену, потом снова повернулся к кенгуру, небрежно взял его за плечи - если их можно назвать плечами - и спокойно швырнул на гравий. Потом направился в бар. Джой встал и отряхнулся. Я вынул из кармана еще одну половину сотни и протянул ее бармену. - Вот, держи, - сказал я. - Смотри, не потрать ее за два раза. Я открыл дверцу машины. Теперь пришла очередь бармена размахивать пистолетом. - Вылазь, - сказал он. - Все трое, а ну к машине! Кенгуру пребывал в трансе. Они с Тестафером послушно сгрудились между мной и барменом, и я решил немного усложнить им жизнь. Я взял обоих за шеи и толкнул на бармена с пистолетом, и, когда пыль немного рассеялась, кенгуру и бармен уже боролись за пистолет. Тестафер на карачках отползал за машину. Я так и не решил, кого хочу видеть победителем, поэтому прислонился к машине и стал просто смотреть. Бармен выбил пистолет из лапы Джоя на землю, и это было очень кстати, поскольку дало Джою шанс расставить свои задние ноги поудобнее, тут мне почти захотелось отвернуться, поскольку я знал, что последует за этим, и, судя по выражению лица, бармен тоже догадывался об этом. Время, казалось, остановило свой бег, когда он потянулся за пистолетом, - с таким же успехом он мог бы тереть две сырые щепки друг о друга перед жерлом огнемета. Прежде чем он успел поднять пистолет, кенгуру нанес серию быстрых, но мощных ударов точно в центр его тела. Бармен сложился пополам, схватился в поисках опоры за ногу кенгуру и рухнул, когда тот убрал ее. Лежа на земле он казался меньше ростом. Ночь накрыла его, словно с ним было покончено. Демонстрация природных преимуществ Джоя впечатляла. Правда, дожидаться второго действия я все-таки не хотел. Я сел в машину и сунул ключ в замок зажигания. Увы, Джой еще оставался в форме. Он поднял с земли пистолет и нажал на курок. В ветровом стекле у меня перед глазами появилась дырка. - Вылазь, - коротко сказал он. Я убрал руки с руля, но мотор глушить не стал. - Убери пушку, Джой. - Пошел ты, тупица! - его морда скривилась в недоброй ухмылке. - Меня тошнит от тебя. Вылезай. Я вздохнул и выбрался из машины. Бармен так и лежал неподвижно на земле, а Тестафер давно уже ушел, поэтому на стоянке мы с Джоем оставались, можно считать, вдвоем. Свет и музыка "Капризной Музы" казались теперь такими далекими. Джой тяжело дышал, бешено выпучив глаза. Разбитое ветровое стекло убедительно свидетельствовало о его готовности нажать на спусковой крючок. - Ладно, Джой, - сказал я. - Это твой бенефис. Только знай, что, если ты не поторопишься, у тебя будет компания. - Я кивнул в сторону огней бара. Я не верил своим глазам. Он попался на удочку и оглянулся! Это стало последним штрихом в его портрете как дилетанта. Я достал из кармана ручку-антиграв и легонько толкнул в сторону его морды. Когда он обернулся обратно, и увидел ручку в воздухе между нами, и вычислил ее траекторию, помноженную на вес, которого она не имела, он отмахнулся от нее свободной лапой на уровне груди. Ручка проскользила в воздухе и угодила ему прямо в глаз. Он успел выстрелить в воздух, и тут я врезал ему по челюсти. Я ударил с такой силой, что почти пожалел об этом. Рука мгновенно вышла из строя. Мне некогда было хныкать по поводу разбитых костяшек. Больной рукой я схватил его за шею, а здоровой двинул в нос. Я проделал это трижды и только потом отпустил его, но к тому времени Джой был уже не тот. Между моей рукой и его пастью протянулась клейкая нить слюны. Он все еще держал свой пистолет, но, когда я двинул по нему коленом, он даже не обернулся посмотреть, куда тот упал. По последней встрече я помнил, что бесполезно пытаться заставить кенгуру упасть. Я отшвырнул пистолет ногой под соседнюю машину, забрал ручку и оставил его стоять, качаясь. На выстрелы из "Музы" выскочили Бильярдный шар и несколько других парней. Я понял, что мне самое время сматываться, и сел в машину. Мои руки нетвердо держали руль, но мне удалось врубить заднюю передачу и выехать со стоянки прежде, чем они подбежали. Я развернул машину, направил ее от клуба и бросил в зеркало заднего вида последний взгляд на картину. Бармен стоял на коленях. Кто-то полез под машину за пистолетом. Я даже заметил розовое лицо Тестафера, прятавшегося между машинами. Все они казались группой белых марионеток, разыгрывающих какой-то идиотский фарс в ночи. Я нажал на газ и поехал прочь, пока они не нашли пистолет и не выстрелили мне вслед. Проехав несколько миль, я свернул на боковую улицу и выключил фары. За мной никто не гнался. Я сложил руки, что потребовало от меня некоторого усилия, и массировал кисти до тех пор, пока они не пришли в более или менее рабочее состояние. Я чуть не плакал от боли. Размассировав кисти, я высыпал на зеркальце немного порошка. Мне пришлось подождать еще немного, пока зелье попало в кровь, и тогда боль ушла. Я выждал несколько минут, чтобы унять сердцебиение, а потом поехал к себе в офис. 25 Я входил в вестибюль, когда из темноты выступила Кэтрин Телепромптер и взяла меня за руку. Она снова распустила волосы - я говорю это, потому что это первое, что я заметил. Она толкнула меня в темноту у стены и прижала палец к губам. Я улыбнулся и поднес к губам свой палец. Так и так мои руки болели меньше в поднятом состоянии. Она прижала губы к моему уху и зашептала. Я с трудом концентрировался на чем-то, кроме ее горячего дыхания у моего лица. - Они наверху, - говорила она. - Они, должно быть, хотят поговорить со мной, - прошептал я в ответ. - Корнфельд стер ваше досье из компьютера, - сказала она. - Я не знаю, что это значит. Я повернулся, чтобы она видела мою улыбку. - В мое время это означало конечную остановку. - Я беззвучно рассмеялся. - Впрочем, возможно, это еще ничего не значит. Я работал в Отделе много лет назад, и все могло измениться. Она не ответила. Она так и не выпускала мою руку. А может, это я не отнимал ее. Я только надеялся, что она не возьмется за мои пальцы. - Я не хочу, чтобы вы поднимались, - сказала она наконец. - Идет. Но я хочу поговорить с вами. Разумеется, если вы можете себе это позволить. В прошлый раз вы не были уверены в этом. Казалось, огромный лепной потолок вестибюля давит на нас всей своей тяжестью. В доме царила тишина, но я чуял запах Корнфельда или кого-то вроде него, ждущего в моем офисе. И точно так же я через полгорода чуял запах тех, кто ждал меня в моей квартире. Ну что ж, пришло мое время. Я бы с удовольствием пошел куда-нибудь с Кэтрин Телепромптер, хотя выбор у нас был невелик. Поэтому я предложил посидеть у меня в машине. - Давайте лучше в моей, - сказала она. - Там я смогу слушать Корнфельда по радио. Я согласился, что это удачная мысль. Она села за руль и настроила рацию на канал Отдела. Из динамика доносился монотонный голос диспетчера, сыпавший кодами и координатами, и это пробудило во мне старые воспоминания о ночных дежурствах, в одиночку или с напарником, когда приходилось прислушиваться к такому же голосу из динамика. Правда, тогда я понимал, о чем идет речь. Сейчас - нет. Я знал, что могу сидеть в ее машине сколь угодно долго и не беспокоиться ни о чем. Во всяком случае, пока они не упомянут мое имя, да и тогда тоже. Я придерживал дверь ногой, чтобы плафон на потолке не гас, но не смотрел на Кэтрин. Я был за миллионы миль от нее. По дороге из "Музы" трещины в простреленном ветровом стекле разбили мое отражение на тысячу частей. Теперь в машине Кэтрин я снова стал единым целым - единым целым, растянутым, выпуклым плексигласом служебной машины, и я смотрел на это растянутое отражение, пока не стал напоминать толстяка из паноптикума. Или Фонеблюма. - Расскажите, о чем вы думаете, - тихо попросил я немного спустя. - Мне кажется, через несколько дней они успокоятся, - ответила она. - Но на вашем месте я бы до тех пор не высовывалась. Я нашла бы себе другое место или другое имя. Корнфельд ненавидит вас. - Я так и понял. - Поймите, нет смысла продолжать. Энгьюина нет, Моргенлендера отослали. Дело закрыто. - Легко сказать, дело закрыто. Инквизиторская мантра: дело закрыто, дело закрыто... Она почти рассмеялась. - Как вам визит в Отдел? - Кто-то из нас изменился с тех пор. Или я, или Отдел. Я пока не решил, кто именно. - Мне кажется, вы, - произнесла она. Я повернул голову и посмотрел на нее. Она сидела боком, и я понял, что она не сводила с меня глаз все это время. Раз повернувшись, я уже не мог не смотреть в ее глаза. Я отпустил дверцу, и плафон погас, решив эту проблему на несколько секунд. Я не решил еще, притягивают ли наши взгляды друг друга. Позже узнаю. - Вы работали с Корнфельдом, - сказал я. - Вы должны много знать об этом деле. Мои глаза свыклись с темнотой. Сквозь окна в машину проникал уличный свет, очерчивающий ее шею и подбородок. Я увидел, как вздрогнуло ее горло, когда она обдумывала ответ, но изо рта ее ничего не донеслось. "Кроме, - подумал я, - теплого, сладкого тумана, который я несколько минут назад ощущал на своем ухе". Я вздохнул. - Ладно, Кэтрин. Смотрите на это так, если, конечно, это не покажется вам слишком смешным: считайте меня совестью Отдела, крошечной частицей совести, которая оторвалась и не остановится, даже если дело закроют, даже если оно станет слегка опасным. Я - ваш шанс, Кэтрин. Снимите груз с души. Расскажите мне все, что знаете о деле. Потом вы можете забыть об этом, забыть даже о том, что рассказали мне это. Вы сможете спать спокойнее. Мы снова замолчали. Я представил себе маленькие морщинки на ее лбу и напряженный рот. Мне и раньше приходилось произносить эти слова, и, возможно, я и сам в них верил. Так или иначе, мне показалось, что они тронули в ней что-то. Когда она заговорила, ее голос сделался глубже, словно она говорила под гипнозом. - Я не против отвечать на ваши вопросы. Сформулируйте только, что именно вы хотите знать. Я посмотрел на нее, но ее взгляд оставался тверд. Возможно, я продвигался в расследовании ценой того, что ощущалось между нами. - О'кей, - сказал я. - Первое: в чем обвиняют Энгьюина? Что было в том письме, которое они нашли? - Я видела письмо только раз. Знаете, до вчерашнего дня я не занималась этим делом. Мне показалось, что Энгьюину нужны были деньги для себя и сестры. Он обвинял Стенханта в моральной нечистоплотности. Энгьюин считал, что защищает интересы сестры и ее ребенка, а когда туда переехала Челеста - и ее тоже. Он обвинял Стенханта в злоупотреблении наркотиками, из-за чего тот, по его мнению, и выгнал жену. - Я работал на Стенханта. Все было по-другому. Он хотел, чтобы Челеста вернулась. - Мы полностью убеждены в том, что он встречался в "Бэйвью" с женщиной. Я покачал головой. - Он ездил туда шпионить за Челестой. Это у нее был там роман. Поговорите с другим частным инквизитором по имени Уолтер Серфейс. Он говорит, что даже видел один раз того парня. Мейнард Стенхант снимал номер, чтобы следить за ней, Ссора из ревности - лучший мотив, чем те, что вешают на Энгьюина. - Послушайте, - вздохнула она. - Все, что я могу, - это рассказать вам то, что мы имеем. Ваши сведения не укладываются в версию. - Так что у вас за версия? Я так и не знаю ее. - Энгьюин угрожал в письме, что будет преследовать Стенханта. Вот он и поехал за ним в "Бэйвью" и убедился, что тот встречается там с его сестрой. Та это от него скрывала. Однако это случалось и раньше, иначе откуда же у нее ребенок? Энгьюин потерял голову и убил Стенханта. Это объясняет все, в том числе и нежелание Пэнси защищать брата. Признаюсь, что на миг это ошеломило меня. Это было первое внятное объяснение, которое я слышал, и это включало в себя почти все, что я копил в своей памяти. Я бы даже согласился с этим, если бы не цеплялся так за свою идею, что Челеста, а не Пэнси является матерью башкунчика. И потом, Энгьюин не мог быть убийцей. Он так и не доказал мне этого, но убивать он не умея. Я готов был поручиться за это жизнью. Черт, да я уже поручился. - А как быть с овцой? - За исключением отпечатков пальцев Энгьюина, у нас нет на него ничего. Возможно, вы сможете снять с него это обвинение. - Он напоролся на это случайно и сразу же бросился ко мне, - сказал я и сразу же сообразил, как абсурдно это звучит. - Он не совершал этого, Кэтрин. Поверьте мне. Это так просто. - Иногда простое и означает правильное. Боже, Меткалф. Что я делаю? Мне надо было вести вас в дом или отпустить - что угодно, только не сидеть здесь и подвергаться вашему идиотскому допросу. - Она нахмурилась. - Не судите меня, ладно? Вы ведете свое следствие, я - свое. Я разрешила вам задавать мне вопросы и только. Не пичкайте меня вашими эксцентричными версиями. Я отвернулся, злясь на себя. Сам хорош: сижу с двадцатью пятью единицами кармы и разговариваю с инквизитором. Дурак, да и только. - Извините, - сказал я. - Я постараюсь быть профессиональнее. Что вам известно про парня по имени Фонеблюм? - Я не знаю такого имени. Я подумал, не открыть ли мне снова дверцу, чтобы зажегся свет, но не стал этого делать. - Он по уши в этом деле. Корнфельд точно знает его - упоминание этого имени в его присутствии обошлось мне в двадцать единиц кармы. Мне показалось, что он старался не дать Моргенлендеру узнать что-то. - Моргенлендер - клоун, - сказала она. - Он взялся за это слишком горячо. Он все время связывался с Центральным Отделом. Рядом с ним все старались помалкивать. Я положил руки на приборную доску и вспомнил, что они у меня разбиты. - Моргенлендер считал, что дело не ограничивается этим, - сказал я. - Он старался не дать свернуть его. - Я знаю. Он хорошо поработал до тех пор, пока не подвернулась эта овца. - Жаль. - Вам, должно быть, очень жаль. Я ухмыльнулся. - Моргенлендер здорово облегчал мне жизнь. Он звал меня длинноносым. Не думаю, что он видел во мне отбросы инквизиции. Она молчала. Я решил, что она ждет, пока мне надоест спрашивать. - Где вам сейчас положено быть? - спросил я. - Дежурить в вестибюле? - Я не на дежурстве. Это могло бы звучать ободряюще, не произнеси она это так нейтрально. Я хотел, чтобы в этом деле она была на моей стороне, а если покопаться в собственных чувствах - чего я не делаю никогда, - я хотел и большего. Но большего не происходило. Она свела мою страсть к профессиональному интересу, и это беспокоило и ее. Если она и почувствовала что еще, то хорошо это скрывала. Что-то в потоке слов из динамика привлекло мое внимание. Мне показалось, я услышал фамилию Стенхант. Должно быть, Кэтрин тоже услышала, поскольку она добавила громкости. Диспетчер диктовал адрес секс-клуба в центре и добавил что-то насчет убийства. Я навострил уши, но он переключился на другие сообщения. Я посмотрел на Кэтрин, а она посмотрела на меня. - Возможно, нам стоит посмотреть, - сказал я. - Возможно, мне стоит посмотреть, - возразила она. - Вам надо держаться в стороне, поймите. Я улыбнулся. - Все равно я поеду туда на своей машине, так зачем же зря переводить бензин? Она вздохнула и завела мотор. Всю дорогу мы молчали. Это дало мне возможность пофантазировать, будто мы просто катаемся, возможно, едем в театр или в ресторан, а может, на ночь за город. Я закрыл глаза и позволил этим мечтам унести меня, пока она вела машину, но все эти мысли разом вылетели у меня из головы, стоило нам затормозить у входа в секс-клуб среди сирен и мигалок инквизиторских машин. 26 Я прошел за заграждения вместе с Кэтрин, ни разу не показав своей лицензии и не ответив на вопросы, на которые у меня не было ответа. Нескольких слов дежурящему у двери номера инквизитору хватило, чтобы нас пропустили внутрь. Клуб оказался местом, где вы могли взять напрокат любой инвентарь: кожаные штуки, цепи и так далее, - с хорошо изолированными помещениями, чтобы без помех пользоваться всем этим при условии, что все останутся живы, чему помогали электронные предохранители. Так и было до сих пор, но инквизитор у двери дал нам понять, что Челесте Стенхант с этим не повезло. Я вошел в номер следом за Кэтрин. Она сделала только один или два шага, потом резко повернулась, прижав руки ко рту, и выбежала, оставив меня наедине с грудой того, что раньше называлось Челестой Стенхант. Я наступил в кровь прежде, чем успел опомниться. Кто-то начал с нижней половины ее тела, что было бы еще ничего, остановись он на этом. Кто-то не пожалел усилий. Это звучит грубо, но по-другому я назвать это не могу. Одежды на ней не было, но мне пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, как она выглядела раздетой, ибо то, что лежало передо мной, не имело с этим ни малейшего сходства. Я стоял, глядя и думая, и не чувствуя пока ничего, и тут до меня дошло. Меня не стошнило, как Кэтрин, - эту стадию я прошел много лет назад, - но меня прошибло по-другому. Я начал всхлипывать в рукав, впервые за много лет. Это быстро прошло, но я продолжал чувствовать себя ребенком, которого нужно умыть и вытереть. Я больше не мог смотреть на труп. Я вышел из двери и прислонился к стене. Я зажмурился, но картина все стояла у меня перед глазами. Мои усилия собраться были прерваны знакомым голосом. Этого я не ожидал. - Это подстроено, - сказал Моргенлендер. Я открыл глаза. Он разговаривал с Кэтрин и инквизитором у двери. - Можно считать, что она забыла включить предохранитель, но я в это не верю. Это был все тот же Моргенлендер с большой головой и змеиным языком, и я не сомневался, что, увидев меня, он скажет что-нибудь обидное, но по-своему я был рад видеть его. Его нельзя было назвать красавцем, но как инквизитор он был неплох. Если Корнфельд отображал роботизованное будущее Отдела, Моргенлендер мог олицетворять прошлое - человеческое лицо, в котором больше нет нужды. - Заполняйте рапорт, - сказал инквизитор, пустивший нас в номер. - Идите вы, - сказал Моргенлендер. - Меня здесь не было. - Ясно, - ответил инквизитор. В номер толпой прошла группа понятых. Я пожелал им удачи. Когда они убрались, Моргенлендер заметил меня и неприязненно сморщился. - Глазам своим не верю, - сказал он. - Как муха на мед. Как ты сюда попал? - Привет, Моргенлендер. - Мне не хотелось объясняться. - Я удивлен, что ты еще разгуливаешь, Меткалф. Разве я снял мало кармы? - Спасибо, достаточно. Я думал, вас сняли с этого дела? - Дело закрыто. Ступай домой, Меткалф. Не глупи. - Дело было закрыто, - возразил я. - Энгьюин не убивал еще и Челесту Стенхант. Моргенлендер так и замер в своем мятом костюме, уставившись на меня, как будто я не сказал совершенно очевидной вещи. Он подвигал челюстью, будто проверял языком небо. Потом поправил рукав так же, как делал это у меня в офисе при нашей первой встрече. - О'кей, Меткалф. Пошли, поговорим немного. Телепромптер, проводи своего приятеля вниз. Поделюсь с ним некоторыми соображениями. Посмотрим, продырявят ли они его насквозь или только вырвут куски. Мы спустились. Первым шел Моргенлендер, проталкиваясь сквозь толпившихся там инквизиторов, - набычившись, руки в карманы, На улице было тише. Часть машин уехала, и улицу открыли для движения. Одна мигалка продолжала вращаться, и, когда Моргенлендер повернулся к нам, его лицо напоминало вспыхивающую и гаснущую красную маску Думаю, вид у меня был не самый лучший - этот эффект оказывал на меня гипнотическое действие. Я даже не сразу понял, что он говорит мне. - Челеста дважды пыталась связаться со мной, - говорил он. - Не оставила даже чертовой записки. Козлы из Отдела сказали мне об этом только час назад, как раз когда ее искромсали. - Он вздохнул. - Я же говорил им, чтобы они следили за ней. Чертов Корнфельд. - Вчера ночью она сказала мне, что боится, - сказал я. - Она не верила в то, что убийца - Энгьюин. Вот что она сказала бы вам, если бы смогла. - Когда у нее была такая возможность, она говорила мне совсем другое. - С тех пор она передумала. Он пожевал немного, потом сплюнул на асфальт. - Вот чертово дело. - Дело закрыто, - сказал я. Хоть раз я сказал это первым. - Где Корнфиг? - повернулся он к Кэтрин. - Я не знаю. - Он знает, что ты разгуливаешь с этим любителем? - Он ткнул пальцем мне в грудь, чуть не продырявив насквозь. - Последний раз, когда я с ним общался, он хотел твою задницу, Меткалф. - Мы сегодня вроде как прячемся от него, - сказала Кэтрин. - Удачи, - фыркнул Моргенлендер. - И помните, что у стен есть глаза. Корнфельдовы глаза. - Он махнул рукой в сторону двух инквизиторов у входа в клуб. - Он держит весь залив у себя в кармане. Черт, я даже не знаю, зачем говорю вам все это. - Он хохотнул. - Вы ведь тоже часть этой проблемы. Ладно. Я уезжаю. Когда-нибудь я или кто-то еще пришпилит твоего маленького дружка к стене. Одному мне это не под силу Он утопил меня в дезинформации. Я молча слушал. - Вы все усложняете, Моргенлендер, - вступилась Кэтрин. - Стоит ли удивляться болезненной реакции? Вы нервировали всех Все можно было сделать куда спокойнее. - Идите к черту, Телепромптер. Энгьюина топили, и не его первого. Надо же мне было что-то с этим делать. Кэтрин состроила гримасу. - Идите писать рапорт, Моргенлендер. И можете сколько угодно делать вид, будто понимаете, что происходит. Кто-то выключил огни. Я оглянулся. Машин на улице стало заметно меньше. Бригада наверху будет работать с телом и номером всю ночь, но остальные разъезжались кто по домам, кто снова на дежурство. За ночь нужно перекачать пару сотен единиц кармы, или твоя работа никуда не годится. Телепромптер и Моргенлендер продолжали стоять в темноте, глядя друг на друга. Мне показалось, что разговор зашел в тупик. Лично я предпочел бы, отправиться домой и принять понюшку, но мне все продолжало казаться, что стоит попытаться выведать у Моргенлендера еще что-нибудь, пока есть шанс. - Вам не приходилось слышать фамилию Фонеблюм? - спросил я. - Я имею в виду, не от меня. - Я надеялся, что он все-таки ответит. - Видите ли, моя работа в последнее время состоит исключительно в созерцании того, как при упоминании этого имени люди испуганно замолкают или бьют меня под дых. - Что ты хочешь на этот раз? - невесело усмехнулся Моргенлендер. Я не ответил. - Ладно, убирайся с глаз моих. - Он повернулся и торопливо пошел прочь. Не знаю зачем, но я посмотрел на землю: даже в темноте я увидел кровавые отпечатки его ног на мостовой. Я не стал проверять, но и так знал, что такие же остаются и за мной. Мы с Кэтрин вернулись в машину и молча сели на ставшие уже привычными места. Наверное, нам стоило поехать куда-нибудь, знать бы только куда. Радио все бормотало, Кэтрин протянула руку и выключила его. Когда она заговорила снова, я услышал, что ее голос дрожит. Бойня наверху встряхнула ее, и ее удобная версия уже не казалась такой удобной. - Кто ее убил? - спросила она тихо. Звучало так, словно она решила попробовать поверить мне: вдруг это заставит ее почувствовать себя лучше, чем от версии Корнфельда. "А кто не убивал?" - чуть не взорвался я. Однако это был не самый умный ответ, и я промолчал. Когда я начинал работать, у меня была глупая идея насчет того, что моя работа - искать отдельных виновных в массе невинных людей. На деле же это оказалось, скорее, поиском одного или двух невинных с тем, чтобы защитить их от массы негодяев. Мне не удалось защитить Ортона Энгьюина, а теперь вот - и Челесту Стенхант. Обидно, когда ты узнаешь, что человеку можно доверять, только после того, как его разделали на части в звуконепроницаемой комнате секс-клуба. - Фонеблюмов кенгуру искал ее пару часов назад, - сообщил я Кэтрин. Я старался сосредоточиться только на сути дела, оставляя за скобками ту жестокость убийства, что сводила меня с ума от ярости. - Кстати, с ним был и доктор Тестафер. Правда, не похоже, что это дело рук доктора. - Это похоже на дело рук маньяка. - Может, это Барри Гринлиф убил ее? - выдвинул я идиотское предположение. - Вчера днем я был совершенно уверен в том, что Челеста - его мать. - Вы любили ее? - спросила она так же тихо. Я повернулся, но она не смотрела на меня. - С чего вы это взяли? - Так написано в вашем досье. - Мне казалось, что мое досье изъяли. - Я добилась, чтобы мне дали допуск. Я позволил себе улыбнуться. Я знал теперь: то, что я ощущал в воздухе между нами, не просто плод моего воображения. Я так и не знал, что мне делать с этим, просто я получил подтверждение. - Досье не совсем точно, - сказал я. - Мы виделись дважды. В первый раз я был пьян, а во второй раз она лгала. Кажется, я ударил ее раз. Это все. Кэтрин пробормотала что-то, словно понимала, почему кто-то должен бить Челесту или почему мне нужно бить кого-то. - А вы с Корнфельдом? - собственно говоря, это был не вопрос, но я все же оставил на конце вопросительный знак. - Моргенлендер назвал его вашим дружком. Теперь настал ее черед улыбаться про себя. Мне показалось, что она получила такое же доказательство, как я только что. - Он хотел этого, - ответила она. - Но нет. - Хотел? - переспросил я. - Он что, сдался? - Хочет до сих пор. - Она вздохнула. - Значит, отчасти из-за этого он так старается усложнить мне жизнь, так? - Возможно. Я рассмеялся. Если бы Корнфельд знал мой нынешний сексуальный статус, он бы посмеялся вместе со мной. Думаю, что этого в моем досье не было. Кэтрин сидела и слушала, и, если что-то и показалось ей забавным, она оставила это при себе. В конце концов я заткнулся, и в машине стало тихо. Мы оба сидели, глядя в ветровое стекло, только я смотрел не на улицу, а на отражение Кэтрин, и, когда я встретился с ней взглядом, понял, что она тоже смотрит на мое отражение. А потом мы уже держались за руки. Вот так все и было: только что мы просто сидели, и вот мы уже держимся за руки. Я мог бы сказать, что чувствовал себя как школьник, только школьником я никогда не делал ничего подобного. Я чувствовал себя кем-то, кто занимался этим в школьном возрасте, а теперь ему напомнили об этом. Я даже покраснел и разнервничался, как черт знает кто. Мы держались за руки, пока наши ладони не вспотели. Я сообразил, что следующий шаг положено делать мне. Она не знала, что у меня отсутствуют нервные окончания для того, что ожидается, а я не хотел говорить ей об этом. - Поехали куда-нибудь, - предложил я. - К тебе? - У меня плохо, - ответила она. - Поехали к тебе домой. Я удивленно посмотрел на нее. - Разве Корнфельд не оставил кого-нибудь дежурить там? - Оставил, - сказала она. - Меня. 27 Я вышел на кухню приготовить нам выпить и быстро выложил на стол щепотку своего порошка. Поколебавшись секунду, я втянул его, включив воду, чтобы заглушить звук. Не знаю, откуда взялась эта дурацкая застенчивость, но она взялась и все тут. Когда я вернулся в комнату, Кэтрин удобно уселась посреди дивана, так что, с какой стороны я бы ни сел, я оказался бы близко от нее. Здорово. Она хорошо смотрелась в моей квартире, лучше чем я сам. Я решил, что за минувшие дни она имела возможность потренироваться, как сидеть на моем диване. Я протянул ей стакан. - Садись, - сказала она. Я сел. Все верно, мы сидели вплотную друг к другу. После этого я потерял чувство времени. Мы просто пили и болтали, а потом мне надоело выходить на кухню со стаканами, и я просто принес бутылку и поставил ее на журнальный столик. Часы показывали двенадцать, и час, и два, и мне было все равно. Мы болтали о какой-то ерунде, и это было здорово, а потом поболтали о чем-то стоящем, и это оказалось еще лучше. Но о деле мы больше не говорили. Ни слова. Когда темы для разговора иссякли, я поцеловал ее. Это было совсем не то же, что целовать Челесту. Можно сказать, я по-настоящему поцеловал женщину в первый раз за много лет: поцелуй с Челестой прошлой ночью не в счет. Мы отставили стаканы и устроились на диване. Я старался не спешить, но это было нелегко. Когда моя рука коснулась ее груди, это было все равно что первая капля дождя, упавшая на кусок железа, такой сухой и ржавый, так раскалившийся на солнце, что вода испаряется мгновенно, и поверхность остается сухой. Я не обращал внимания на боль. Даже пара, возможно, сломанных пальцев не могла остановить меня. Мы прошли в спальню и разместились на кровати. Я выключил свет. Когда она взяла меня в руки, я закрыл глаза. Ощущения были не совсем те, что положено, но это было не важно. Мне нравилось. Если я слегка шевелил бедрами, я мог ощутить свой вес в ее руке. Мы полежали так некоторое время, потом я освободился из ее руки, склонился над ее телом и прижался к ней. Она охватила меня руками, я вытянул ноги и медленно опустил свое тело на нее. Все оказалось не так плохо, как я боялся. Возможно, это было только мое воображение, а возможно, старые воспоминания спроецировались в настоящее, но, клянусь, я ощущал ее плоть вокруг меня так, как это и положено. Несколько раз я выскальзывал, а мои бедра продолжали двигаться, не замечая этого, но я не считал себя таким уж профессионалом, чтобы этого не случалось и раньше. Я не дал ей усомниться в том, что я мужчина, а она женщина, и, раз попав в ритм, я и сам в это поверил. А потом все вернулось, и я чуть не разрыдался ей в плечо, в волосы. Все обрушилось на меня разом. Я вдруг понял, что то, чего мне не хватало, вовсе не осталось в прошлом. Ей-богу, это дошло до меня именно в таких словах. Я понял наконец, что мне безразлична женщина, бросившая меня в таком положении, что я не хочу, чтобы она вернулась, и что мне не нужно возмездия, и что мне не нужна ни Челеста, ни кто-то еще - только та женщина, что шевелилась сейчас подо мной. Я хотел Кэтрин, я хотел ее всем, что имел, - и именно этого у меня сейчас не было. То, что я мог предложить ей - вернее, должен был предложить, - отсутствовало, и я имею в виду вовсе не свой пенис. Я хотел Кэтрин, но я хотел ее совсем другим собой, таким, каким я не был. То, чего мне не хватало, не осталось в прошлом, да его и не было вовсе. Оно затерялось в будущем. Тот, каким я должен был бы стать, но не стал. Потом физический аспект взял верх. Я обнял ее и любил изо всех сил. Моя страсть, должно быть, напоминала ярость. Собственно, это и были страсть и ярость поровну. Когда я почувствовал себя увереннее, я посмотрел ей в глаза, и придерживал ее голову так, чтобы она смотрела в мои. Финал занял много времени, и я не торопил его и ей не давал его торопить. Мы кончили, завязавшись в клубок на простыне; ее колени прижимались к моей груди, моя голова - к изгибу ее шеи. Она уснула, но я не мог. Когда я решил, что уже не разбужу ее, я освободился из ее объятий, вышел в ванную и довольно долго смотрел на себя в зеркало. Мой пенис блестел, но я не стал вытирать его. В темноте я выглядел вполне ничего; мой силуэт очерчивался светом с улицы, пробивавшимся в ванную через волнистое стекло, так что я не стал включать свет. Я дорос до вступления в ту категорию вечных предметов, которые лучше смотрятся при выключенном свете. Мне не требовалось видеть лопнувшие сосуды в глазах, красные круги под ноздрями и синяки с царапинами на руках, чтобы знать, что они здесь. Когда мне надоело смотреть на себя, я вышел и полюбовался на Кэтрин - просто так, под настроение. Я смотрел на нее с расстояния каких-то нескольких дюймов от ее лица, потом поправил простыни и отступил на несколько шагов полюбоваться еще. Она была прекрасна с любого расстояния. Я прикрыл ее одеялом, накинул халат и вышел в гостиную. Наши стаканы и бутылка все стояли на столе, а ее плащ так и висел на спинке кресла. Во всех остальных отношениях ничего не выдавало то, что в спальне впервые за много лет спит женщина. Черт, я даже пью иногда из двух стаканов сразу, когда занят и не обращаю