оза: зверю никак не удавалось уложить его у себя на крупе. Было уже совсем темно, и Вандиен ощупью кое-как отыскал кончик хвоста. Он стиснул его пальцами, чтобы передвинуть и высвободить. Владелец хвоста отчаянно завизжал, пришлось успокаивать его с помощью стрекала. Напряженный хвост был жестким, точно одеревенелый стебель лозы. Вандиен долго возился с ним, высвобождая из ременных петель, но едва ему это удалось, как хвост упруго выхлестнул у него из руки и жесткий кончик весьма чувствительно ударил по плечу, а хвост мгновенно свернулся тугой пружиной на крупе. Вандиен выронил и стрекало, и повод и схватился за плечо: его жгло, словно от удара кнутом. Из глаз сами собой брызнули слезы. Закатав широкий рукав куртки, Вандиен ощупал рубец, вспухший на коже. И то хорошо, что не до крови. Окунуть в холодную воду, и жжение успокоится... Вандиен нагнулся за стрекалом и обнаружил, что упряжка удрала. Беззвучно и бесследно. Он ошалело завертел головой. Исчезли!.. Вандиен заставил себя глубоко вздохнуть и молча замереть на месте. Вряд ли удастся расслышать, как они бегут через мшистые взгорки... Хотя... Из кустов донесся вполне отчетливый шорох, и тут же его глаз подметил движение и смутный отблеск радужной чешуи. Вандиен бросился в погоню, но беглецы одолели подъем раньше его и, конечно, не остановились подождать, так что он снова потерял их из виду. Задыхаясь, он взлетел наверх и разглядел удаляющиеся силуэты. Ван диен выкрикнул проклятие и помчался следом. А что ему оставалось? Ноги у него были все-таки длинней, чем у них, и на спуске это дало ему преимущество. Задняя пара получила по душевному пинку и по хорошему удару стрекала, бросившему их на брюхо. Они притормозили передних, и еще два удара успокоили всю упряжку. Вандиен подхватил волочившийся повод и дважды обернул им запястье, а оконечный узел зажал в кулаке. Он с трудом переводил дух и знай тыкал стрекалом каждую тварь, которой не лежалось на месте. До него постепенно добирался холод осенней ночи, столь же безжалостный, какой была дневная жара. Он промок, перемазался и устал как собака. Да еще и потерял где-то свою многострадальную ковригу. Ко всему прочему, дорога скрылась за холмами, и он не был абсолютно уверен, в какой стороне ее искать. Ему до смерти хотелось спать, но можно было с хорошей вероятностью предположить, что утром он уже точно не найдет ни упряжки, ни большака. Что до скилий, то они отнюдь не выглядели сонливыми. Наоборот: если днем у них только что не цеплялась лапа за лапу, то ночью они, казалось, только рады были резвиться и играть... Когда скильи зашевелились в очередной раз, Вандиен позволил им подняться. Крепко держа повод, он зашел сбоку упряжки. Скильи шарахнулись в сторону, и таким образом ему удалось направить их, куда он счел нужным. К тому времени, когда впереди замерцала серая лента дороги, серебрившаяся при луне, Вандиен ощутил, что у него получается. Он дал скильям выбраться на большак. Они трусили вперед немного быстрее, чем бегущая рысью собака, а он мотался позади них из стороны в сторону. - Ну прямо пастуший пес за отарой... - угрюмо буркнул он сквозь зубы. Скильи двигались вперед с завидным проворством, и он уже понял, что о спокойном сне до утра придется забыть. Завтра, когда они устроятся подремать на солнышке, он рад будет к ним присоединиться. Несколько раз в течение ночи он укладывал скилий наземь с помощью стрекала, останавливаясь перевести дух и отхлебнуть водички из небольшой фляги. Он горько сожалел о безвозвратно потерянном хлебе, но тут уж поделать ничего было нельзя, оставалось только смириться. То, что теперь он, по-видимому, к сроку поспеет в Обманную Гавань, было важней. Завязав фляжку, он неторопливо потер пальцем шрам, тянувшийся между глаз. И постарался припомнить, как же, прах побери, выглядела его рожа без этого украшения. Он никогда не был большим любителем созерцать себя в зеркале, но, как он себя чувствовал без шрама, помнил отлично. Раньше было так: люди замечали сперва его взгляд, потом - белозубую улыбку. Он отлично знал чары своей улыбки и умел ими пользоваться. Теперь все обращали внимание в первую очередь на его шрам и знай пялились на него, пока он пытался что-то сказать. Улыбка же, бывшая когда-то обворожительной, превратилась в гримасу, от которой лицо перекашивало еще больше. Ко всему прочему, люди поспешно и несправедливо судили о нем по этому шраму. Одни почему-то воображали, что перед ними человек кроткий и безответный. Другие, наоборот, делали вывод, что парень он донельзя крутой, а значит, опасный. Словом, несчастный рубец оказывался чем-то вроде кривой и мутной стекляшки, самым обидным образом искажавшей то, что видел в нем окружающий мир. Немногие теперь удосуживались приглядеться собственно к лицу, предпочитая разглядывать перечеркнувшую его отметину. Ки была одной из немногих, кто видел лицо. Видела она и то, как он этот шрам приобрел. Он ведь затем и бросился в когти жуткого и безжалостного создания, чтобы выручить Ки. Он хорошо помнил ее ужас. И то, как она складывала вместе его растерзанную плоть, стягивая края раны повязкой. С тех-то пор они перестали казаться друг другу чужаками. И ни разу доселе он, Вандиен, не воздвигал преград между нею и собой... Но не сказал, не сказал же, что еще, кроме денег, пообещала ему Зролан. Может, он ошибся в Ки, убоявшись, что она не поймет?.. Чего боялся, недоумок?.. Что она воспримет его желание избавиться от уродливого рубца за позднее раскаяние в своей собственной храбрости на перевале Две Сестры?.. Нет, он ни в коем случае не сожалел о том давнем поступке, накрепко связавшем его с Ки. Он с радостью повторил бы его хоть сейчас. И все-таки... при всем том зримый знак их связи мог бы, право же, быть немного менее ЗРИМЫМ. Скильи снова начали шевелиться, и Вандиен только рад был поводу отвлечься от безрадостных мыслей, благо управление доблестной четверкой поглощало все внимание без остатка. К рассвету скильи уморились и жаждали сна не меньше него самого. Он увел их в сторону от дороги, под сень чахлого ивняка. Скильи сбились в плотный клубок и улеглись. Вандиен, прежде чем ложиться, привязал повод к запястью. Опустившись наземь, он посмотрел в рассветное небо и сразу уснул. Ему приснились пикирующие бирюзовые гарпии, но потом блеснули черные глаза Зролан, и гарпий унесло прочь. 9 Ки переминалась с ноги на ногу. Ей до смерти надоело стоять молча и неподвижно, ожидая очередного распоряжения Дреша. Ее одновременно терзали скука и беспокойство. Тем более что взгляд Дреша - а с ним, хочешь не хочешь, и ее взгляд - был неподвижно устремлен в одну и ту же точку стены. Сколько Ки ее не разглядывала, ничего примечательного в этой точке так и не нашла. И всякий раз, когда она пыталась заговорить, Дреш на нее шикал. Ки шумно-вздохнула... - Да чтоб тебя!.. - тотчас свирепо рявкнул на нее Дреш. - Каким образом, спрашивается, могу я ощутить чье-то присутствие, когда ты все время меня отвлекаешь? Ты не только не способна стоять неподвижно, ты еще и гоняешь свой жалкий разум по крохотному замкнутому кругу, да еще и вынуждаешь меня приглядываться к его бессмысленному бегу!.. Неужели ты не способна даже очистить сознание?.. Ки язвительно отозвалась: - Я как-то упустила из виду, что наше вынужденное сотрудничество тяготит не только меня, но и тебя, о мой властелин. Дреш фыркнул: - Ты еще издеваешься, именуя меня "властелином", ты, которая над собой-то как следует властвовать не научилась. Ладно, хватит об этом! Я не собираюсь попусту тратить силы, объясняя кроту, что такое небо. Можешь не держать меня более, только стой смирно, пока не влипла в какую-нибудь неприятность... - Повинуюсь с величайшим удовольствием, - сквозь зубы ответила Ки. С хорошим пристуком она водрузила голову колдуна вместе с ее каменной подставкой на стол Рибеке и сложила руки на груди. Дальнейшее ожидание происходило во тьме. Прекращение чувственного восприятия поначалу озадачило ее, но потом по лицу медленно, но верно начала расползаться краска смущения: она обнаружила, что стояла закрыв глаза. Как же быстро, оказывается, она приспособилась к тому, что Дреш смотрел и видел за них обоих. Она подняла веки, и глазам ее открылся невероятный мир. Ки не двигалась с места и помнила, где что было расположено в комнате. Однако то, что глазами Дреша она воспринимала как застеленную кровать, теперь предстало в виде какого-то бледно светящегося студня, напоминавшего скопище полусгнивших грибов. Что до стола, то по размерам и форме он был худо-бедно похож на то, что показывал ей Дреш. Только теперь он казался сделанным не из дерева, а из стекловидного камня. Посредине столешницы прорастала волокнистая трубка, а возле трубки стояло НИЧТО. Просто куб непроницаемой тьмы. В центре куба горела светлая точка, невероятно крохотная и столь же невероятно яркая: Ки попыталась присмотреться к ней, и у нее сразу заслезились глаза. Смешавшись, она повернулась в другую сторону. Смутные стены комнаты все так же волновались перед глазами, переливаясь бледными цветами, словно освещенный солнцем опал. От их постоянного движения подкатывала дурнота. Спасаясь от неприятного ощущения, Ки опустила взгляд, но только для того, чтобы обнаружить: пол, как и стены, вздымался и ходил ходуном у нее под ногами. Однако тело Ки никакого движения не ощущало. Зато желудок внятно дал ей понять, что ему все это вовсе не нравилось. Она вновь повела взглядом по стенам, ища среди сплошного мерцания и колебания хоть что-то устойчивое. И наконец нашла. В комнате было окно. Оно, одно-единственное, никуда не двигалось и не плыло. От деревянной рамы веяло чем-то простым, близким и понятным, словно от крестьянского дома. Снаружи сиял солнечный свет, и это вдруг обеспокоило Ки. Ее чувство времени впервые подверглось подобному испытанию. Ее тело утверждало, что сейчас стояла глубокая ночь. А за окошком день был в разгаре! Окно выходило во дворик, и там скреблось в пыли несколько кур. Подальше виднелся лес - березняки пополам с ольхой. Их отделял от дворика цветник, засаженный белыми и лиловыми ветреницами. Легкий ветер шевелил клонящиеся головки цветов. Ки поймала себя на том, что тянется к окошку, чтобы ощутить на лице свежее дыхание ветерка, чтобы с облегчением вдохнуть запах земли и цветов... С одной стороны виднелся краешек огорода и корявые деревянные подпорки, на которые взбирались длинные плети гороха. Ки почувствовала, как уходит, улетучивается владевшее ею мучительное напряжение. Она улыбнулась собственным недавним страхам и попробовала припомнить, куда это ее, как ей казалось, занесло. Дреш, конечно, устроил целый цирк со своей магией, но, судя по виду пейзажа за окном, они были совсем недалеко от Горькух. Не удивительно, что он не давал ей увидеть это окно собственными глазами. Еще бы, зачем ей было знать, что она может в любой миг просто уйти пешком от него и от всех его головоломок! Ки прислушалась к ласковому шороху ветра, колебавшему цветы. Ее слуха коснулось негромкое отдаленное жужжание: так гудят в улье пчелы, потревоженные среди ночи. Зато в комнате позади нее царила полная тишина. Ей стало несколько не по себе, когда она поняла, что не было слышно даже постороннего дыхания - только ее собственное. Ки сглотнула, стараясь взять себя в руки. Дреш, ничего не скажешь, странен и жутковат, но другого союзника у нее здесь нет. Бояться еще и его - этим дела уж точно не поправишь! И все же она была искренне рада, что обнаружила окошко. Она снова посмотрела в сторону стола. Внутри куба тьмы вокруг алой искры вились светлые точки. Ну прямо мухи, жужжащие над дерьмом, подумала Ки. Их сияние было мягче, чем у той, первой, оно больше напоминало свечение гнилушек на болоте. Ки исполнилась отвращении. Она весьма смутно представляла себе, что именно видит, но не имела никаких причин не доверять своим инстинктам. А потому она предпочла закрыть глаза и не смотреть. Тем более что по-прежнему не могла справиться с дурнотой, которую вызывали у нее колеблющиеся стены и пол. Зрение определенно подводило ее в этом чертоге, и она решила исследовать, что донесут ей иные органы чувств. Ки раздула ноздри и глубоко вдохнула, принюхиваясь. К ее немалому удивлению, запахи залитого солнцем двора за окном ее обоняния не достигали. Она ощущала лишь запах душистого масла из злополучной бутылочки. В его мощную волну вплетался едва заметный запах мускуса. Ки предположила, что он исходил от головы Дреша. Быть может, в комнате пахло еще чем-нибудь, но аромат масла забивал решительно все. Ки обратилась к осязанию и пошевелила пальцами ног, изучая пол сквозь мягкие подошвы кожаных башмаков. Пол был определенно твердый. Ки слегка поерзала ногой по полу и почему-то страшно обрадовалась, когда раздался едва слышный шорох. Очень осторожно, опасаясь побеспокоить Дреша и заработать от него еще одну выволочку, Ки протянула руку и потрогала краешек стола. И, едва прикоснувшись, отдернула пальцы. Поверхность столешницы оказалась податливой и липковатой, словно кусок свиного жира в прохладный день... Ки даже потерла одну руку о другую, но обнаружила, что на них ничего вещественного не налипло. - Подними меня! - прервало ее исследования приказание Дреша. Ки осторожно открыла глаза и уставилась на куб тьмы, красовавшийся на столе. Потом опасливо, словно к раскаленным углям, потянулась к этой тьме, которая, как она понимала, вообще-то была Дрешем. Она еще не успела коснуться его, как комната вокруг дернулась и снова приобрела тот вид, который воспринимало зрение Дреша. Прямо перед своим лицом Ки увидела чью-то руку, шарахнулась прочь, и рука исчезла. - Это твоя рука, дуреха!.. - засмеялся колдун. Ки снова потянулась к нему и увидела, как ее рука приближается к лицу Дреша. Ей понадобилась предельная собранность, чтобы, пользуясь глазами стоявшей на столе головы, должным образом направить руки и снять голову со стола. В конце концов у нее получилось, но желудок снова приготовился к бунту, а в середине лба, над переносицей, зародилась головная боль. - Итак, в путь, - сказал Дреш. - Хотя, может, ты еще не все углы здесь обнюхала... Ки спросила: - Так ты выяснил, где находится твое тело? Дреш слегка надул губы, потом отрешенно вздохнул: - Естественно, я знаю, где мое тело. Ты ведь знаешь, где твое, не так ли? Нет, бывает же на свете такая наивность!.. Ки, Ки, если бы только я мог предвидеть... Но довольно об этом! Нет времени скорбеть о том, чего у меня здесь нет. Обратимся лучше к тому, что у меня есть, а именно к тебе. Придется удовлетвориться, сколь бы ограниченным я ни находил... Она так резко брякнула его обратно на стол и отступила в сторону, что перед его - ее - глазами все так и замелькало. Ки сложила руки на груди и уставилась на куб тьмы каменным взглядом. Искра, сиявшая посередине, вспыхнула ужасающе ярко, вдвое увеличившись в размерах и отливая багрянцем. Ки не двигалась с места, стискивая ладонями локти, чтобы не выдать себя дрожью рук. Прошло несколько невыносимо долгих мгновений, прежде чем Дреш заговорил вновь. - Полагаю, я это заслужил... - Искра съежилась, багровый отблеск пропал. - Ты тоже не в восторге от такого спутника, как я, и это лишь естественно. Ладно, Ки, давай помиримся и в дальнейшем будем считаться друг с другом. Мне в нынешнем предприятии без твоей помощи не обойтись, так что помоги мне, а я обязуюсь придерживать язык... Ки не двинулась с места, но выдержка ее все-таки подвела: по губам молодой женщины промелькнула тень улыбки. - Пожалуйста! - Дреш то ли выдохнул, то ли прошипел заветное слово. Ки шагнула вперед и подобрала его голову. Комната снова стала такой, какой видел ее Дреш. Он кашлянул, прочищая горло. Когда же заговорил, чувствовалось, что он держит себя в узде. - За моим телом наблюдают две Заклинательницы. Тем не менее та, встречи с которой я более всего опасался, уже не кажется мне наиболее опасной. Здесь присутствует еще некто... или нечто, не знаю даже, как и назвать... и это меня беспокоит. Я чую ловушку внутри ловушки! Они как будто бы не подозревают о нашем присутствии, но это может быть и отвлекающим ходом. Слишком много неизвестных, чтобы решиться на открытое столкновение. С другой стороны, выждать - значит утратить преимущество внезапности... которого, вполне вероятно, у нас и так уже нет. И время, которое я без ущерба для себя могу провести в этом состоянии, все сокращается... - Голос Дреша упал до шепота, он со вздохом умолк, но тут же вновь встрепенулся: - Что скажешь, Ки? Она пожала плечами: - По мне, так нападай прямо сейчас. Если нас не ждут, воспользуемся этим. А если ждут - что мы теряем? - Всего лишь мое тело и твою жизнь, моя дорогая. - В голосе Дреша звучала засахаренная желчь. - Впрочем, всего лишь это и будет нам наградой в случае успеха. Что ж, решено, вперед!.. Ки, ты в детстве играла когда-нибудь в попрыгайчики? Ки слегка нахмурилась. Подобно дальнему эху, всплыла из глубин памяти поляна возле реки и на ней - здоровенный древесный пень. Вокруг него плясали темноглазые ромнийские дети, а на самом пне, пригнувшись, затаился гибкий юнец. Внезапный прыжок - и, когда прыгун достигал высшей точки, кто-нибудь из детей кричал: "Запад!.." Неуловимое движение гибкого тела, и парнишка, извернувшись в воздухе, аккуратно приземлялся в квадратике, вычерченном на земле к западу от пенька. Ухмыляясь, запрыгивал он снова на свой пень, только развевались темные волосы. Вновь он пригибался там, наверху, и вновь дети возобновляли свой танец вокруг пня. Новый прыжок... "Юг!.." - Я помню эту игру, колдун, - ответила Ки. - Правда, последний раз я играла в нее лет двадцать назад. Причем, насколько я помню, вечно проигрывала. По-моему, дети ромни таким образом учатся прыгать и кувыркаться, благо на ярмарках таким ловкачам могут бросить монетку. А что? Взгляд Дреша, а вместе с ним и Ки заново обежал сплошные черные стены. - Так учат своих детей не только ромни, - пробор мотал он как бы про себя. - Где они впервые подсмотрели это упражнение - тайна сия велика есть. То, во что нам с тобой предстоит сыграть здесь, Ки, - не что иное, как попрыгайчики, хотя и несколько на другом уровне. Как по-твоему, где тут соседняя комната? Мы этого не узнаем, пока не покинем ту, в которой сейчас находимся. И если ты не сумеешь отреагировать достаточно быстро и мы не попадем в нее, нас ждет падение во тьму и холод межмирового пространства... - И оттуда прямо в середину куриного стада, - фыркнула Ки. Театральные эффекты, которыми он окружал свое колдовство, изрядно ей надоели. - Что?.. - не понял Дреш. - Окно, - коротко пояснила Ки. - Если мы, к примеру, вылезем в окно, то вывалимся сквозь твою бесконечную пустоту прямехонько в куриное стадо. - Окно!.. - Его голос осел от испуга. Картина, сообщаемая его зрением, мигнула и сменилась той, которую видела сама Ки. Взгляд Дреша нащупал окно и прикипел к нему. - Невероятно... Не могу поверить! - произнес он сдавленным полушепотом. - Ближе, Ки, поднеси меня ближе... Неужели то самое?.. Ки послушно направилась к окну. Еще раньше, осматривая комнату вместе с Дрешем, она заметила одно любопытное обстоятельство. В комнате не было двери. Единственным возможным выходом служило окно. Она почувствовала, как ее рука сама собой поднялась и тихонько погладила подоконник. Кто-то, используя ее пальцы, попробовал шершавое дерево ногтем... - А ну прекрати! - зашипела она на Дреша. - Сейчас, - пробормотал он, не обращая никакого внимания на ее ярость. Рука Ки протянулась вперед, миновала окно и... погрузилась в холодную субстанцию, напоминавшую патоку. Дреш предоставил ее самой себе, и Ки поспешно отдернула руку. Больше всего ей почему-то хотелось пойти и хорошенько вымыться. - Рама та же самая, - задумчиво проговорил волшебник. - И вид она тот же самый воссоздала... Ну кто бы мог заподозрить Рибеке в столь мелочной чувствительности! Интересно. И с ума сойти, до чего трогательно. Не устаю удивляться... Нет, Ки, никакой это не выход. Пытаться вылезти в это так называемое окно - все равно что спрашивать у портрета, как пройти. Это зримый образ, не более. - Значит, двери совсем нет? - Ки все-таки вытерла ладонь о рубашку и вновь сунула ее под основание головы. Голова была тяжелая и, казалось, тяжелела с каждым мгновением. Ки подперла ее бедром, стараясь не обращать внимания на тошнотворное искажение перспективы. По крайней мере, не так ломило натруженные плечи. Глаза Дреша моргнули, и комната вновь предстала такой, какой он ее увидел первоначально. Стол и кровать вернулись на свои места, зато окно исчезло бесследно. Дреш уловил невольный испуг Ки и пояснил: - Рибеке явно не хочет, чтобы случайные посетители его замечали. Вообще говоря, для того, чтобы сделать что-либо зримым на этом плане, но для непосвященных невидимым, усилия требуются немалые. Очень даже немалые! Должно быть, она страшно дорожит им, раз уж ни сил, ни времени не пожалела... Ах, как трогательно!.. - Он повторил это слово несколько раз, потом, ни дать ни взять со страхом, переменил направление разговора: - Так вот, о дверях. Нет, Ки, дело не в том, что выхода нет, - наоборот, их как раз даже слишком много. Мы можем покинуть эту комнату любым способом: через стены, через пол, через потолок. Предположим, в некоторой точке, даже в нескольких точках, эта комната непосредственно примыкает к другим. В других местах расстояние может оказаться достаточно малым, и мы сумеем перескочить. Во всех остальных направлениях - бездонное ничто... - Ну и почем нам знать, где что? Ки почувствовала толчок: голова Дреша попыталась передернуть отсутствующими плечами. - Выбери какую-нибудь стену, Ки. В данном случае твоя догадка вполне равноценна моей... У Ки мгновенно пересохло во рту. - Тоже мне чародей! - проворчала она. - Да любой подзаборный колдун-самоучка и тот божится, что видит сквозь стены! Дреш не снизошел до ответа. Вместо этого он принялся медленно обводить стены их общим взглядом. - Если бы эта комната принадлежала тебе, Ки, и если бы ты именно так расположила в ней мебель - где ты устроила бы дверь? Изобретательности Дрешу было не занимать. Ки в задумчивости пожевала губами: - Ну... Только не возле кровати. Я бы поместила дверь на другом конце комнаты, на тот случай, если кто войдет, чтобы не сразу врасплох меня застал, а прошел хоть какое-то расстояние. А сама я, войдя, пожалуй, подходила бы сперва к столу, а потом уж к постели. Давай попробуем вон то место в стене, противоположной кровати, напротив стола... - А что, почему бы и нет, - хмыкнул Дреш. - В конце концов, вы с Рибеке одного пола, а значит, не исключено, что тебе видней. Что ж, к стене!.. Подойди к стене, Ки, - повторил Дреш мгновением позже, и Ки, вздрогнув, осознала, что безотчетно ждала водительства Дреша. Досадливо мотнув головой, она прошла к ею же облюбованному месту. - Теперь я на краткое время оставлю твое зрение, Ки, - сказал Дреш. - Мне потребуется полное сосредоточение. Итак, если позволишь... На месте черных каменных стен вновь возникли шевелящиеся полупрозрачные занавеси. Вот по ним, словно по поверхности пруда, прокатилась волна. Ки проспекта ее взглядом. За первой волной накатилась и миновала вторая. Ки и ее проводила глазами. Она вдруг вообразила себя запертой внутри полой стекляшки, и голова закружилась. Еще волна... Ки подавила искушение протянуть руку и проверить, ощутимы ли они. Близилась очередная волна, когда в ее сознание ворвался приказ Дреша: "Выходим!" Это было не слово, сказанное вслух, даже не разделенная мысль. Просто необоримый позыв прыгнуть вперед. И Ки прыгнула. Они миновали стену, словно завесу теплой воды. Взвились искры света, мерцавшие, словно капли росы на иглах рассерженного дикобраза. Ки ахнула от ужаса, но ее легкие не вобрали воздуха. Она ощутила, что зависает в ледяной тьме. Голова волшебника в ее руках казалась безжизненным камнем. Искры света роились перед глазами, каждая притягивала внимание, но стоило попытаться сосредоточить взгляд, и световые точки исчезали вдали. Волосы Ки шевелил и развевал неосязаемый ветер... Она летела... она падала... она тонула как камень. Потом все прекратилось. Не стало ни мыслей, ни дыхания, ни сознания, ни даже страха. Покой глубже смерти, и наступил он легче, чем смерть. Ки не гадала о его природе. Ки вообще ничего не делала, но даже и этого не осознавала. 10 Гамма красок окружающего мира постепенно делалась ярче: среди сплошного черного и темно-синего начинали, хотя и робко, пробиваться другие цвета. Вандиен протер глаза тыльной стороной свободной руки: под веками, казалось, было полно песка. Другая рука крепко держала плетеный ремень, тянувшийся к прочному металлическому кольцу, от которого веером расходились ремни к сбруям всех четырех скилий. Двигаясь позади упряжки, Вандиен выписывал на дороге замысловатую кривую, пресекая постоянные попытки животных удрать в скалы или в кустарник. Скильи хотели спать, но Вандиен знай гнал их вперед. У самого у него во рту было сухо и полно пыли. Скильи с силой натягивали ремень, шаг получался тряским, и Вандиену начало казаться, будто позвоночник вот-вот проткнет мозг и упрется изнутри в череп. Он скрипел зубами - и продолжал идти. Ночной ветер доносил запахи моря. Вандиен одолел последний подъем и понял причину. Впереди открылся длинный и довольно крутой спуск, изрытый дождями. Больше не было мягко очерченных холмов и распадков, которыми он пробирался накануне. Из земной плоти, точно голые кости, торчали серые валуны. Немногочисленные деревья, жестоко перекрученные ветром, робко высовывали из-за камней нагие тощие ветви. Можно было представить себе, с какими трудами прокладывали когда-то дорогу, ведшую вниз: ее пришлось пробивать в скале. Зато внизу, прямо перед собой, Вандиен увидел зеленую равнину и на ней крохотные домики - Обманная Гавань. За деревней простиралось море. У причалов не было видно ни одного рыбачьего судна. Черный берег был пуст. Сквозь толщу прибрежной воды Вандиен явственно разглядел сглаженные волнами остатки домов и построек: их унесло в пучину то же великое землетрясение, которое раскололо утес и затопило храм Заклинательниц. Теперь от них остались только каменные фундаменты, обросшие ракушками и покрытые зеленым ковром водорослей. Сам храм, вероятно, размещался подальше, там, где дно внезапно проваливалось в глубину и цвет воды изменялся на темно-синий. Должно быть, отлив обнажал остатки деревенских домов чуть не каждый месяц; для того чтобы показались развалины храма, требовалось исключительное стечение обстоятельств. Лишь раз в несколько лет вода опускалась достаточно низко, чтобы какой-нибудь дерзкий смельчак мог попытаться достичь храма. Именно такого отлива и ожидали назавтра. Сколько лет назад произошла катастрофа, обрушившая в море половину горы? По словам Зролан, старики утверждали, будто все произошло в один день. Живых свидетелей, однако, уже не осталось. Деды передавали внукам страшную сказку, услышанную когда-то от прадедов, - о том, как однажды угрюмым вечером вздыбилась и заколебалась земля и море взяло себе ломоть суши, а с ним деревню и храм. Спаслись только те, кто был вдали от берега, на рыбной ловле. Вернувшись, они заново отстроили свою деревню на клочке суши, который был когда-то вершиной утеса, а теперь лишь едва возвышался над полосою прилива. Безвозвратно пропала удобная гавань, надежно укрывавшая рыбацкие лодки. Теперь вдоль берега тянулось опасное мелководье, усеянное скалами и затопленными корягами. Потому-то вновь отстроенной деревне и дали ее нынешнее имя - Обманная Гавань. А в старую деревню теперь ходили рыбачить. Там, где когда-то рылись в пыли куры, а люди чинили сети, растянутые на солнце, теперь проплывали плоскодонные шаланды, с которых промышляли крабов, угрей и осьминогов... Одна из скилий шлепнулась на брюхо, обмякла и замерла. Вандиен тотчас прыгнул вперед и крепко ущипнул тварь за хвост. Животное вскочило с таким визгом, что вся упряжка сорвалась с места и пробежала несколько шагов. Внизу, в деревне, не было заметно никакого движения, только плоскодонки сновали по отмелям. Вандиен вновь затрусил следом за скильями, на ходу приглаживая пятерней непослушную шевелюру. Потом, действуя свободной рукой, попытался хоть как-то выбить дорожную пыль из штанов и кожаной куртки. Оставалось только надеяться, что голод, терзавший его нутро, был не слишком отчетливо написан у него на лице. Добравшись до деревни, он увидел расписную вывеску, колеблемую океанским бризом, и направился прямо туда. Вывеска изображала рыбу, перепрыгивающую через вершину горы. Естественно было предположить, что гостиница находилась именно здесь: по крайней мере, двухэтажных строений в деревне больше не наблюдалось. Беленая штукатурка местами отвалилась от каменных стен, обнажая кладку, скрепленную раствором. У входной двери стояла на привязи одна-единственная лошадь, а в переулке - два стреноженных мула. Следуя примеру, Вандиен завел туда же своих скилий. Вся четверка тут же попадала наземь, и вскоре раздалось мерное похрапывание. Вандиен знал, что они так и проспят весь день до вечера, если только он их не разбудит. Тем не менее он накрепко привязал повод к толстому железному пруту коновязи. И со стоном наклонился вперед, пытаясь привести в порядок измученный позвоночник. Когда же он выпрямился, перед ним стоял высокий мужчина. Стоял и смотрел на него оценивающим взглядом. Море наложило неизгладимую печать на его внешность. Цвет его глаз был где-то на неуловимой грани между серым и голубым. Смотрели же эти глаза как бы сквозь Вандиена, словно их обладатель столько раз в своей жизни взирал на далекий горизонт, что близких предметов для него попросту не существовало. Закатанные рукава грубой рабочей куртки открывали крупные руки, покрытые дубленной непогодами кожей. Узловатые запястья были под стать мускулистым предплечьям, одного мизинца на руке недоставало. Стоял же мужчина так, словно не вполне доверял одной ноге. Редеющие волосы были зачесаны ото лба назад. Рыбак, выброшенный морем на берег, - сообразил Вандиен. Рыбак, не способный более стоять вахту и ставший содержателем гостиницы. - Судя по шраму на роже, ты и есть возчик, прибывший к нам на Храмовый Отлив, - сказал человек. Он ронял слова скупо, точно монеты, с которыми ему совсем не хотелось расставаться. Вандиена не смутило подобное обращение. Он давно привык к тому, что его узнавали по шраму. - Ага, - сказал он. - А ты, надобно полагать, хозяин гостиницы? - Так точно. И притом распорядитель празднества, - в нынешнем году будет третий раз, как я этим занимаюсь. Когда народ вернется с уловом, начнем развешивать флаги в честь Храмового Отлива. Ты будешь жить в гостинице и есть здесь же. Наверху тебя ждет славная комнатка. И еда, когда пожелаешь. - А как насчет мытья? - спросил Вандиен. - Можно и ванну... - Мужчина нахмурился, как будто Вандиен выпрашивал себе невесть какие блага. - У нас тут принято, чтобы до Отлива возчик получал все, что душе угодно. А если выступит как следует - еще и будь здоров какую отвальную. Честно говоря, - тут он снова смерил Вандиена взглядом с головы до ног, - того парня, что приезжал в прошлый раз, пожалуй, уже не затмишь. Весь разодетый в кожу с цепями, а в упряжке у него было шесть самых здоровенных мулов, каких я когда-либо видел. И умных к тому же. Пока не пришло время Отлива, мулы показывали фокусы: они умели считать! И сам возчик был не промах. Голыми руками гнул железные полосы, вот оно как! Минул Отлив, а деревня его еще три дня не отпускала. Он даже знал пару-тройку заковыристых песенок, которых мы тут не слыхивали. А уж мулов, как у него, мы, верно, больше и не увидим. За одну ту неделю гостиница доход получила, как в обычное время за месяц... - Он помолчал, хмуро глядя на Вандиена, потом спросил: - Ты хоть жонглировать-то умеешь? Или как? На этот счет Ки его предупреждала. На кончике его языка повисла дюжина ядовитых ответов, но он их все проглотил и ответил просто: - Нет, не умею. Я, видишь ли, не знал, что это требование к претенденту. Насколько мне известно, деревня нанимает возчика с упряжкой, чтобы выволочь что-то там такое из затопленного храма... В его голосе все-таки прозвучала насмешка, но муж чина не обратил на нее внимания. - Ты называешь ЭТО упряжкой? - спросил он с откровенным сомнением. - Называю, - ровным голосом ответствовал Вандиен. И наклонился погладить чешуйчатое плечо ближайшей скильи. Животное дернулось в своей сбруе, беззубые челюсти влажно клацнули. Вандиен мысленно возблагодарил небеса, что при дневном свете скильи были полуслепы. - Этот из них самый привязчивый, - заметил он, любовно похлопывая стрекалом по задранной морде. Скилья гибко двинула крапчатой шеей и убрала голову. - Раньше к нам сюда всегда приходили с лошадьми, ну, там, с мулами. Тоже что-то вроде традиции... - Хозяин гостиницы поскреб пальцами серебристую щетину на подбородке. Он явно продолжал сомневаться. - Чего вы вообще тут хотите - блюсти традиции или все-таки вытащить из подводного тайника хренов сундук? - негромко поинтересовался Вандиен. - Когда я скреплял договор рукобитием, не было никакого разговора ни насчет породы, которая будет у меня в упряжке, ни о том, чтобы я непременно жонглировал куриными яйцами или извлекал платки из рукавов. Я полагал, меня нанимают для того, чтобы я совершил некоторое дело. А вовсе не затем, чтобы я еще раз повторил прошлые неудачи. Впрочем, вы заказчики, вы и смотрите... - Э, постой! - Мужчина вскинул широкие ладони, не то защищаясь, не то упрашивая. - Я же не говорил, чтобы мне не нравились скильи. Верно, т'черья все время ими пользуются, и в плуг запрягают, и в повозки. Я просто не возьму в толк, как такие коротконогие звери ходят в упряжке да еще что-то возят! Вандиен посмотрел на разлегшихся скилий и коротко пояснил: - Так устойчивее. Вообще-то, он и сам был полон сомнений. Самый рослый зверь в упряжке был ему едва до бедра, другое дело, Паутинный Панцирь, отчаянно шепелявя, с жаром настаивал на их выносливости и исключительной силе. Но вот к чему Вандиен уже отчаялся привыкнуть, так это к невероятной гибкости скилий. Они чем-то напоминали ему акул: тоже сплошные мышцы и сухожилия, обшитые толстенной шкурой. Тот удар хвоста заставил его задуматься о том, как же эти твари были устроены. Не могло же, в самом деле, так гнуться что-то с костями внутри?.. Так или иначе, не время было предаваться размышлениям и пестовать невольную брезгливость. Он с беззаботным видом пожал плечами: - Просто они поближе к земле, и, по-моему, это не недостаток. Фургон может до ступиц уйти в грязь, и даже тогда мои красавцы легко его выдернут. Хвосты напружинят, всеми четырьмя ногами упрутся, спины ка-ак выгнут, - не знаю уж, какой должен быть груз, чтобы их удержать! А лапы! Ты посмотри только на эти лапы! Разве они завязнут в грязи, как лошадиные копыта? Вишь, какие они широкие, - и вес лучше распределят, и упираться удобней... - А в воду ты их заводить не боишься? - не сдавался старый рыбак. - Там, в храме, даже в Отлив бывает не больно-то сухо. Чего доброго, вброд придется... - Они у меня обучены что надо, - отделался Вандиен несколько расплывчатой фразой. Этот вопрос он собирался как-нибудь решить на ходу. Хозяин гостиницы внимательно смотрел на него, словно оценивая весомость его слов. Потом присел на корточки подле упряжки и долго созерцал ее, не произнося ни слова. Вандиен, оставшийся стоять, вдруг показался себе непозволительно рослым рядом с лежащими скильями и сидящим на корточках человеком. Он едва подавил в себе желание опуститься наземь вместе с ними. Он оперся на коновязь и стал ждать, надеясь про себя, что ожидание не затянется. Его желудок был пустым сморщенным мешочком, подвязанным к концу пищевода. - Та женщина, с которой мы договаривались, - вырвалось у него, - Зролан. Она где-нибудь здесь? - В гостинице, - ответил бывший рыбак. Резко выпрямившись, он протянул Вандиену широченную ладонь: - Я - Хелти. - Вандиен. Их руки соприкоснулись. Вандиену пришлось задрать голову, чтобы посмотреть новому знакомому в лицо. Сперва они очень серьезно смотрели друг другу в глаза, потом хозяин гостиницы расплелся в улыбке, и Вандиен улыбнулся в ответ. - Я смотрю, - сказал Хелти, - ты парень крепкий и на язык острый, хотя и ростом не вышел, чистый юнец. Пошли, поешь да передохнешь. Народ скоро соберется, все захотят тебя видеть. Да и Зролан, верно, пожелает с тобой перемолвиться. И еще тебе надо познакомиться с Заклинательницей, которая будет колдовать против тебя. Вандиен не сразу сообразил, что челюсть у него отвисла; когда же понял - поспешно захлопнул рот. Старый рыбак рассмеялся: - Так я и знал: об этом она тебе и не подумала рассказать... Даже если она вообще вдавалась в какие-либо подробности насчет сундука, в чем я не уверен. Зролан любит сделать вид, будто и ныне все как в старые времена: мы против Заклинательниц... и все такое прочее. Она стара, так что не суди ее строго... Ладно, парень, я вижу, у тебя совсем подвело брюхо, да и по какой следует кровати, верно, соскучился. Пошли! Вандиен поплелся следом за Хелти. Голова у него от всего услышанного шла кругом, он тщетно пытался привести свои мысли в порядок. Еще он предчувствовал, что весьма скоро ему уже полностью объяснят все обстоятельства, и они, эти обстоятельства, ему навряд ли понравятся. Крылечко гостиницы было снабжено аж перильцами, а деревянная дверь была устроена так, как принято у людей. Два больших прямоугольных окна пропускали внутрь солнечный свет сквозь молочно-мутные стекла. Исцарапанный деревянный пол был сколочен из выброшенных морем старых корабельных досок. Общая комната заставлена столами, водруженными на козлы, и скамьями при них. На столах виднелись оплывшие свечи, утонувшие в лужицах собственного воска. Огромный камин в дальнем конце помещения зиял, точно пещера, стылая и черная. Какой-то подросток, склонившись, выгребал из камина золу. По людским меркам место вполне чистенькое. За широкой боковой дверью клубился пар и слышался лязг: там помещалась кухня. На верхний этаж вела лестница без перил, и там, наверху, было темновато. - Присядь, - сказал хозяин гостиницы и добродушно огрел Вандиена по плечу, благополучно уронив его тем самым на указанную скамью. - Сейчас вернусь, еды принесу, тогда и поговорим. До чего приятно было снова соприкоснуться с мебелью, вытесанной по человеческой мерке. Вандиен осмотрелся и был поражен: комната вообще выглядела так, словно ее предназначали исключительно для людей. Вообще-то, он был наслышан о замкнутых общинах, допускавших в свои ряды лишь одну какую-либо разумную расу, но сам до сих пор не бывал ни в одной. В столь ранний час гостиница была почти безлюдна - если не считать парнишки, чистившего камин. Потом появилась хмурая маленькая девушка-служанка. Она зло посмотрела на Вандиена, словно это по его вине ее послали с ведерком и тряпкой натирать маслом столешницы... Больше в комнате никого не было. Вандиен вытянул шею и наклонился, пытаясь рассмотреть маленький столик, ютившийся в тени под лестницей. Там сидела женщина, облаченная в просторные одеяния. Однако это была не Зролан, - та, насколько он запомнил ее, вроде бы ростом пониже. Он почти придумал благовидный предлог подняться и пойти рассмотреть женщину повнимательнее, когда возвратился Хелти с подносом в руках. - Все по выбору повара! - объявил он, со стуком разгружая поднос. Состав блюд можно было предвидеть заранее. Пирожки с рыбной начинкой, приправленной водорослями, густая похлебка-чоудер из рыбы и моллюсков с мясом и овощами (в которую явно попало всякой твари по паре из выловленных накануне) и хорошая кружка горьковатого эля. Пока Вандиен расставлял перед собой миски, Хелти выложил на стол свежевыпеченные хлебцы, завернутые в чистую тряпочку. От запаха съестного изголодавшегося Вандиена слегка замутило. Хелти, видимо, понял это по его липу. Он звонко расхохотался: - Ты давай ешь, а говорить предоставь мне, - сказал он. Дальнейших приглашений Вандиену не понадобилось. От горячих рыбных пирожков валил пар, они жгли пальцы, но ему было все равно. Откусив пирожок, Вандиен принялся жевать, свободной рукой размешивая и слегка остужая похлебку. В ней плавали кубики корней кара, моллюски-блюдечки, вышелушенные из раковин, мидии и еще не пойми что. На дне миски его ложка звякнула о ракушки. - Что касается Зролан... - Хелти покачал головой. - Наверное, ушла наверх. Страсть не любит даже сидеть в одной комнате с ЭТИМИ. - Он мотнул головой в сторону закутанной фигуры за столиком под лестницей. Нет, и зачем только я отпустил Зролан? Бродить по дорогам в поисках возчика - это все же занятие для молодых. Она, однако, настаивала, ну а у меня кишка оказалась тонка сказать ей "нет". Она приходится бабушкой половине деревни, а остальным - теткой. Поди скажи ей, чтобы не смела уходить. Вот она и отправилась. Я, в общем, знал, что она смотрит на Храмовый Отлив не так, как все мы, остальные, но кто ж предполагал, что она тебе до такой степени голову заморочит? Пойми, парень, ей много лет. Больше, чем ты, верно, думаешь. Надеюсь, ты не затаишь на нее зла?.. Вандиен проглотил очередную порцию еды и вздохнул, чувствуя приятное тепло, разливавшееся по всему телу со стороны желудка. Он неторопливо разломил горячий хлебец. Пористый мякиш пахнул домом, уютом, довольством. - Сперва объясни мне, - сказал он, - за что я мог бы держать на нее зло, и тогда уж я решу, сердиться или нет. Хелти явно смутился. Он показался Вандиену похожим на рыбу, которая мечется в луже, оставленной отливом, в напрасных поисках выхода. - Храмовый Отлив... он... ну... в общем, я помню его с детства, и всегда это был веселый праздник... пряники там, лучшие овощи горькухинских земледельцев... Рыбакам на какое-то время удавалось забыть, что скоро наступит лютая зима и до весны им придется натерпеться всякого в море. Мы отрешались от нашей суровой повседневной жизни и с головой окунались в праздник... смотрели на мулов, обученных счету, на голубей, вылетающих из-под перевернутой миски... И самое главное, гвоздь всего празднества, - мы всласть любовались тем, как кто-то другой полной чашей хлебает сырость, холод, тяжелую работу... все то, что нам предстоит в течение зимы... Хелти умолк. Вандиен кивнул, продолжая жевать и наблюдать за тем, как ерзает на скамейке рослый рыбак. Молча прихлебывая холодный эль, он ждал, что Хелти скажет еще. - Попробую пояснить тебе, как мы тут смотрим на вещи, - продолжал тот. - Верно, есть такая легенда о сундуке Заклинательниц, погребенном под слоем тины и ила, который нанесло в храм. Но насчет того, что кто-то должен прийти и выудить его из-под воды, это... ну... вроде сахара с пряностями на макушке сдобной булочки. На самом деле все совершается ради зрелища. Представь себе: возчик со своей упряжкой влезает до подмышек в холодную воду, волны хлещут его по роже, он пытается что-то там такое нашарить, а на берегу, на вершине утеса, стоит Заклинательница, и вихрь, который она сама накликала, раздувает ее синие одеяния, пока она всячески старается возчику помешать. Как выразился однажды забредший к нам рифмоплет: древнейшая, мол, битва человека со стихиями ветров и воды. Ужас сколько стихов он по этому поводу сочинил. Он-то, между прочим, и объяснил нам, что во всем этом деле с сундуком мы, здешние, всего пуще ценим именно показуху. Зрелище, вот оно что! Да что пересказывать: надеюсь. Колли уже починил свою арфу, так что ты сам эту песню услышишь, здесь, в этой самой комнате, и не далее как нынче же вечером! Вандиен поймал себя на том, что снова кивает. Он порадовался, что здесь не было Ки, которая уселась бы по другую сторону стола, и стала бы насмешливо ухмыляться, и была бы, прах побери, совершенно права. Он продолжал есть, но еда неожиданно утратила всякий вкус. Значит, показуха! А он, Вандиен, - наемный шут! Все-таки он тихо сказал: - Зролан предложила мне немалую плату. Причем не только деньгами. - Конечно, конечно! - озабоченно подхватил Хелти. - Не сомневайся, тут все без вранья. Но плату ты получишь только в том случае, если вытащишь-таки сундук. Нет, Зролан никогда не посулит больше, чем она в состоянии заплатить. Опять же, деревенский совет никогда не жмется с кубышкой, приготовленной к празднику для возчика. Может, потому, что награду еще не приходилось выплачивать... - Хелти помедлил и пояснил: - Из этих денег они мне возмещают за стол и ночлег нанятого возчика. Остальное тратят во время праздника Середины Зимы. У нас тут не жадничают, когда речь идет о нашем же удовольствии, - заверил он Вандиена. - Ясненько... - Вандиен задумчиво помешал ложкой похлебку. До сытости было еще далеко, но сам процесс еды вдруг показался ему слишком утомительным. Так, значит, не было реальной возможности не то что убрать с лица шрам - даже и подзаработать. Человек, не придающий особого значения рукобитью, на его месте встал бы и ушел прямо сейчас, даже не попытавшись ничего предпринять. Но только не Вандиен. Что думали о нем другие, ему было, в общем, наплевать, но вот ронять себя в своих собственных глазах он ни в коем случае не собирался. Итак, он, оказывается, дал слово прилюдно выставить себя дураком. И значит, быть посему. Он сделает все, что в его силах, а там будь что будет. Хелти изумился и даже отчасти встревожился, когда погрустневшую физиономию возчика неожиданно искривила усмешка. Ну и типа добыла Зролан, - а впрочем, чего еще от нее ждать?.. Вандиен поднял кружку, осушил ее и с пристуком поставил на стол. Хелти сразу подхватил ее и помахал рукой подростку, который кончил отскребать шлак и золу и пошел за новой порцией зля. - Не желаешь осчастливить меня еще какими-нибудь милыми маленькими откровениями насчет дела, которое мне предстоит? - почти весело спросил Вандиен. - Нет, нет, что ты... Вот разве что... может, захочешь познакомиться с Заклинательницей, которая будет колдовать против тебя? Я к тому, что бороться - это, конечно, да, но враждовать-то зачем? Тем более что оба вы - гости нашей деревни, приглашенные на праздник Храмового Отлива. И не то чтобы она выбрала лично тебя, м-м-м, в жертву, просто в этом году подвернулся именно ты... - Вот именно, - сказал Вандиен. - Так что все правильно, никаких обид, все друзья, все друг друга любят. Пью за тебя, моя соперница! Мальчик поднес кружку, и Вандиен высоко поднял ее. - Вот именно... - В голосе Хелти не слышалось абсолютной уверенности. Слова Вандиена звучали обнадеживающе, но за легкостью тона ощущались несгибаемые углы. С другой стороны, как ни крути, а искать другого возчика времени уже не оставалось. Про себя Хелти твердо решил, что следующий раз отрядит подыскивать возчика кого угодно, только не Зролан. С этим парнем, похоже, каши не сваришь и веселья, какого следует, не дождешься. И, что еще хуже, брюхо на еду и выпивку у него, похоже, бездонное. С какой стороны ни посмотри - паршивая сделка. И ничего уже не поделаешь. Хелти попытался рассеять мрачное настроение возчика и сказал: - В этом году нам прислали на редкость славную Заклинательницу. Сейчас совсем не то, что в прежние времена, когда Заклинательницы очень гневались на нас за наш праздник и потом неделями подряд насылали на деревню шторма. Теперь, по счастью, они поняли, что он на самом деле для нас означает: ничего особо серьезного, просто немножко притворства, веселья и отвлечения от больно уж непростых рыбацких будней. Ну так вот, нынче прислали нам веселую славненькую малышку. Вообрази, она хочет пожить прямо здесь, с нами, в гостинице, как будто она такая же, как все! Похоже, она недавняя ученица - это судя по цвету ее одежд и еще по тому, что чешуйки на ней такие тоненькие-тоненькие, не очень присмотришься, так и не заметишь. Другое дело, ветер раздуть умеет что надо. Нет, честно, такой милой да приветливой у нас еще не бывало. Чем, ты думаешь, она вчера вечером занималась? Наколдовывала ветерок детишкам для змеев, чтобы каждый смог запустить, даже мелюзга. По нашим меркам, чтобы ты знал, это что-то новенькое: обычно они держатся со всей вежливостью, но так, словно едва переносят наше веселье. А нынешняя, кажется, решила сама повеселиться не меньше нас. Нет, ты только представь себе: собираемся мы все прошлым вечером вот тут, у огня, и готовимся спеть несколько песен. Празднество наше очень старое, песен поется много, надо же, сам понимаешь, освежить кое-что в памяти. Ну а певцы из нас, рыбаков, еще те: редко все же приходится этим заниматься. Получалось у нас не столько мелодично, или как там это называется, сколько громко и от души. И вот, только мы как следует вошли в раж и начали в такт грохать кружками по столам, как вдруг, слышим, вливается в нашу капеллу голосок совсем другого разлива. Такой высокий, чистый да ясный, точно птичка надумала заговорить на человеческом языке. Все мигом замолкли, давай оглядываться по сторонам, и точненько: вот она, стоит на лестнице. Вот когда во рту у нас у всех пересохло и все подумали одно и то же: сколько, значит, она там простояла, сколько всего успела услышать? Песенки-то у нас тут всякие водятся, и в старых, ясное дело, о Заклинательницах поется не шибко почтительно. Ну и как по-твоему, что она дальше сделала? Нипочем не догадаешься. А сделала она вот что: допела песню одна за весь хор, улыбнулась нам и сошла вниз. "Дай-ка мне кружечку вашего самого лучшего пива, - говорит она, - а я вам спою старую-престарую песню, какой вы никогда не слыхали, хоть и сложена она об этой самой вашей деревне. Мы ее так и называем: "Деревня пахарей моря"... И вот так прямо и заводит песню, и вправду на старый-престарый мотив, только забирает до того высоко, что ни одному из нас, хоть тресни, ни одной ноты не взять. И, поди же ты, песня таки оказалась про Обманную Гавань, и как мы собираем морской урожай, и еще там было полно шуточек насчет того, как усердно мы пашем волны во время Храмового Отлива, разыскивая то, чего на самом деле там отродясь не бывало. - Туго доходят до меня такие шуточки, - медленно проговорил Вандиен. Его низкий, негромкий голос прозвучал разительным контрастом веселому изумлению, которым так и захлебывался Хелти. - Нет, там вправду очень смешно, - продолжал старый рыбак. - Мы, мол, высылаем мужика с упряжкой, и он вспарывает волны, поворачивая туда и сюда, совсем как пахарь, взрезающий борозды, чтобы бросить в них зерно, только весь наш урожай - рыба из моря... Нет, я, конечно, все не так рассказываю, надо тебе послушать, как это звучит на самом деле, все в рифму, и слова все время играют, всякие там двойные значения и... - Я не про то. - Вандиен говорил по-прежнему тихо, но словесный поток, извергаемый Хелти, сразу же прекратился. - Это-то даже и я понимаю. Я к тому... что там насчет поисков того, чего отродясь не бывало? - Зролан!.. - Хелти буквально прошипел это имя, выдохнув его тоном бессильного попрека. - Слушай, парень, мне из-за тебя плохо сейчас станет. Неужели она тебе не сказала, - Заклинательницы испокон веков отрицали, что там, в храме, вообще что-то есть? Сами они говорят, что насылают свои шторма больше из-за того, что совать любопытные носы в разрушенный храм - в любом случае святотатство... - Так существует или не существует сундук, который я приперся вытаскивать? - каменным голосом осведомился Вандиен. - Не существует, - неожиданно послышалось сзади. Голос, прозвучавший из-за его плеча, дышал шелковистой мягкостью, но вместе с тем чувствовались в нем чистота и мощь, которую могли породить только годы постоянных упражнений. Вандиен повернулся не спеша, запретив себе выказывать удивление. Мало кому удавалось подобраться к нему незамеченным. Ей вот удалось. - Заклинательница Киллиан... - с почтительным придыханием обратился к ней Хелти. - Наш разговор был весьма откровенным, надеюсь, он не прогневал тебя? Этот парень нанялся, толком не зная наших обычаев и не ведая, чего от него на самом деле хотят. Я просто... - Успокойся, добрый хозяин. Как же можно обижаться на правду?.. Твое имя, возчик? Какое-то время Вандиен смотрел на нее снизу вверх, не торопясь отвечать. Росточка она была не слишком впечатляющего. Пожалуй, она была этак на полголовы выше его самого, но в основном за счет стоячего капюшона. Если бы ее лоб остался таким же, как тогда, когда она еще была человеком, ее и Вандиена брови оказались бы на одном уровне. Стройное худенькое тело с головы до пят окутывали бледно-голубые одежды, оставлявшие открытыми лишь лицо и руки до запястий. Быстрый глаз Вандиена сейчас же подметил тонкую чешую, едва начинавшую голубеть по краям. И чешую, и голубой оттенок можно было принять за безукоризненно выполненный рисунок на коже, но это был не рисунок. Ее ногти понемногу превращались в такие же роговые чешуи, только более плотные. Бровей и ресниц на лице не было уже давно, чешуи покрывали даже губы, только на них они были слегка розоватыми. Настоящая Заклинательница Ветров. Вандиена всю жизнь строго предупреждали: ни в коем случае не открывай им своего имени. И он молчал, словно немой. - Его зовут Вандиен, - нарушил неловко затянувшееся молчание Хелти. - Прошу тебя, присаживайся. Заклинательница Киллиан. Может, принести тебе чего-нибудь перекусить? Потупившийся было Вандиен взял свою кружку, поднес ее ко рту и смело уставился на Заклинательницу поверх нее, одним глотком влив в себя добрую половину содержимого. Он видел, как заметался Хелти, но ему не было до этого дела. Ему не слишком понравилось, как тот без спросу обошелся с его именем. Пускай теперь покрутится. Может, подавится... Но Киллиан как ни в чем не бывало опустилась на скамью рядом с Хелти. Казалось, она не ощущала никакой неловкости. Ее капюшон удивительно изящно покачивался в такт каждому ее движению, точно мягкий хохолок птицы, бредущей по мелководью. Если бы не этот капюшон, она вполне сошла бы за обычную молодую женщину, намотавшую на себя несусветное количество ткани. Серые, совсем человеческие глаза с подкупающей девической искренностью смотрели на Вандиена. Нет уж, строго напомнил он сам себе. Нет в ней ничего человеческого и тем более невинного. Может, было когда-то, но теперь - нет. - Он разговаривать-то умеет, этот твой возчик? - поддразнила его Киллиан. - Когда ему есть что сказать, - парировал Вандиен. - Неужели тебе нечего сказать той, что станет бороться с тобою назавтра? - Ее серые глаза улыбались Вандиену и в то же время словно бы не ему, так, будто он был непослушным ребенком, а Хелти - не в меру любвеобильным родителем. - Да вроде как нечего, - сквозь зубы выдавил Вандиен. - Как жалко. А я-то ждала встречи с моим супротивником, думала оценить, довольно ли он хорош, чтобы противостоять моему искусству. Неужели ты так молчишь оттого, что загодя оробел? Уж не задумал ли ты удрать под покровом ночи, Вандиен, неужто мы с тобой так и не померяемся силами? - Сама-то не удерешь? - Вот как? Ты думаешь, это облегчило бы твой труд? Значит, не будь ветра, свищущего в лицо, ты плескался бы в воде до полного удовольствия и в самом деле нашел что-нибудь в затопленном храме? Да, если бы наши храмы, древние и новые, не строились только для нас и не посвящались лишь нам, я бы испытала искушение позволить тебе сделать попытку. - Ну, уж так-то зачем, уж так-то зачем, - поспешил вмешаться обеспокоенный Хелти. Он поднялся, и его тяжелая ладонь легла на плечо Вандиена: - Ни к чему нам тут твое злоязычие, молодой человек. Все правильно, тебя малость надули насчет работы, которую ты должен исполнить. Мне очень жаль, что так вышло. Но раз уж вышло, то прими все как есть, твердо и весело, как положено порядочному человеку. Выше голову, не журись! Неужели так трудно пережить пару дней на всем готовом, в теплой чистой комнате с мягкой постелью и вообще всем, чего душенька пожелает? Правильно, богачом ты у нас тут не станешь, но Зролан, уж верно, порассказала тебе, как мы принимаем возчика, которого пригласили! Хочешь новый плащ? Пожалуйста. Новые сапоги? Только намекни. Когда дело касается гостей, у нас тут скупердяйничать не принято. Ну и что, если тебя сюда хитростью заманили? Заманили, но ведь не обидим! Давай, парень, придумай, что слупить с нас себе в утешение, и не злись. А ты, госпожа Заклинательница Киллиан, прошу, сделай милость, не принимай слова нашего возчика очень уж близко к сердцу, хорошо? Он одолел неблизкий путь, добираясь сюда, умотался до полусмерти и оголодал, и в горле у него совсем пересохло. Думал, тут его золотые горы ждут не дождутся, ан глядь, за все мучения - рыбный чоудер да новые сапоги! Это ж совсем святым надо быть, чтобы настроение не испортилось. Сейчас он в горячей ванне отмокнет да полежит отдохнет малость, и все как рукой снимет. А? - Широкая ладонь, лежавшая на плече Вандиена, предостерегающе отяжелела. Когда же Вандиен поднялся, Хелти не только не убрал руку, но даже помог ему подняться и направил гостя к лестнице. - Вот увидишь, все будет в порядке. Встанешь завтра как новенький, с улыбкой на лице и боевым духом в груди... - Вне всякого сомнения, - сказал Вандиен. Обращался он к Хелти, но смотрел на Заклинательницу Ветров. Что за родители наградили свою дочь такими глазами? И как они себя чувствовали, когда их дитя ушло от них к Заклинательницам? Или, может быть, она разделила судьбу множества маленьких девочек, которые однажды вышли из дому погулять - и более уже не возвратились? Помнила ли эта Киллиан свою семью?.. И вот тут большой серый глаз Заклинательницы подмигнул Вандиену, да так девически кокетливо, что у него кровь в жилах похолодела. Он медленно взошел наверх по ступенькам. Хелти, оставшийся внизу, громогласно призвал кого-то по имени Джени, требуя приготовить ванну для гостя. Лестница привела Вандиена в коридор, скудно освещенный окошками по обе стороны. Он отметил про себя, что лестница была без перил, и заранее решил вечером не напиваться. Две из шести дверей, выходивших в коридор, были закрыты. Вандиен на скорую руку осмотрел остальные четыре и выбрал самую большую и хорошо проветриваемую спальню. Оконные ставни были распахнуты настежь и прихвачены защелками, чтобы не болтались, и по комнате без помех гулял свежий морской бриз. По гостиничным меркам комната была обставлена вовсе не плохо. Была здесь и ванна - крепкая деревянная лохань, способная вместить человека куда крупней Вандиена. На деревянной подставке, простой, но в то же время изящной, стоял кувшин и при нем тазик. Кровать была снабжена соломенным тюфяком, двумя толстыми покрывалами и шерстяным одеялом, свернутым в ногах. Имелся даже сундук, на тот случай, если постояльцу понадобится куда-то сложить свое имущество. На полу красовались две потертые звериные шкуры: одна у кровати, другая возле лохани. Завершал обстановку спальни деревянный табурет. Вандиен с большим облегчением сел на кровать. На какое-то мгновение он позволил себе понуро ссутулиться, потом расправил плечи, протер слипающиеся глаза и убрал со лба волосы. Тут в дверь постучали, а потом распахнули ее плечом прежде, чем он успел отозваться. Джени явно приходилась старшей сестрой девочке, протиравшей столы: сходство было несомненное. Она внесла два ведра воды, от воды шел пар. Мальчик-слуга, вошедший следом за Джени, тащил такую же ношу и еще два грубых полотенца, переброшенные через плечо. - Твоя ванна, возчик! - объявил мальчишка, выливая воду в лохань. - Да, а то вдруг он подумает, что это суп, - хмыкнула Джени и, скосив глаза на Вандиена, пожала плечами - что, мол, с глупенького возьмешь. Рубашка прямо-таки пугающе подробно обрисовывала ее грудь. Вандиен задумался о том, с кем она пытается заигрывать - с ним или со слугой. Парнишка не подал виду. Бросил полотенца на табурет и протопал вон из комнаты. Джени оглядела комнату, запустила руку в карман передника, извлекла пригоршню сушеных трав и бросила в воду. Потом наклонилась размешать, по-прежнему искоса поглядывая на Вандиена. Вандиен сидел молча и ждал. Джени выпрямилась и вытерла мокрую руку о передник. - Нужно еще что-нибудь, возчик? - Да нет, спасибо, - сказал Вандиен. - Тут и так все гораздо приличней, чем я ожидал. - Ты не стесняйся, проси, что в голову взбредет, - продолжала Джени. - Возчику, приглашенному на Храмовый Отлив, ни в чем нет отказа, так что не робей. Вандиен ответствовал с самым серьезным видом: - Я постараюсь. - Ну ладно тогда. - Джени снова оглядела комнату и коротко вздохнула. - Тогда я пошла. Приятно помыться. - Спасибо. Джени проследовала к двери и весело улыбнулась Вандиену, закрывая ее за собой. Оставшись один, он со вздохом наклонился стащить с ног сапоги. Может, ему и в самом деле стоило попросить новую обувь; эти сапоги определенно видали лучшие времена. Стянув через голову рубаху, Вандиен уронил ее на пол и не стал поднимать. Рубаха представляла собой целую летопись, запечатлевшую и его возню со скильями в ручье, и все подробности путешествия по пыльному большаку. Потом в ту же кучу полетели пачканые-перепачканые штаны. Сперва вода показалась, ему слишком горячей, но, постепенно погрузившись в нее, Вандиен всем телом ощутил, как она смывает не только грязь, но и усталость. Зачерпнув ковшиком, он полил себе на голову. Потом откинулся назад и сполз пониже, так, что небритый подбородок коснулся воды. Опершись затылком о край лохани, Вандиен блаженно закрыл глаза... - Я забыла ведерки! Вандиен даже не вздрогнул и сам этому подивился. Он открыл глаза и увидел Джени, стоявшую в дверях. - Я просто пришла забрать ведра, - сказала она. Прозвучало это вызывающе и колко. - Вообще-то, это и хорошо, что ты заглянула, - сообщил ей Вандиен. - Хочу тебя кое о чем попросить... Не в службу, а в дружбу... - О чем же? - У Джени округлились глаза. - Когда понесешь ведерки, может, заодно захватишь мои штаны и рубаху? Их не помешало бы постирать. И... - Вандиен призадумался, - я был бы весьма благодарен, если бы ты мне подыскала что-нибудь подходящее на смену... - Хорошо, возчик. - Голос Джени стал скучным. Она подхватила ведерки и повесила на руку его грязную одежду. Дверь хлопнула так, что на сей раз Вандиен вздрогнул. М-да, тут уж ничего не поделаешь. Он только спросил себя: а был ли я сам когда-либо таким же молодым, как эта Джени?.. Он снова сполз пониже в горячую воду, из потаенных глубин тела начал выходить холод, и только тут Вандиен как следует понял, до какой степени промерз по дороге. Он снова откинул голову на край лохани и блаженно обмяк... Дверь потихоньку растворилась. Вандиен не стал оборачиваться, хотя происходившее начинало уже его утомлять. - Может, тебе спину потереть, возчик? - Знаешь, Джени, - сказал Вандиен, - моя спина находится на том же самом месте, сколько я себя помню. Так что я уж как-нибудь ее разыщу и вымою сам. А ты займись - знаешь чем? Поди прогуляйся по берегу, набери красивых ракушек и положи их в коробочку. Когда-нибудь, когда тебе будет столько лет, сколько мне сейчас, а чувствовать ты себя будешь так, словно ты еще вдвое старше, ты заглянешь в коробочку и сразу вспомнишь себя теперешней - маленькой девочкой, которой не терпится скорее стать взрослой. А теперь - брысь!.. И он, всколыхнув воду, повернулся в лохани и указал ей на дверь... Только все дело было в том, что у двери, прислонившись к ней спиной, стояла вовсе не Джени, а Зролан, стояла и лукаво улыбалась ему. Ее темные глаза поблескивали. - А в тихом-то омуте, оказывается, кто-то живет, возчик Вандиен. Даже тут заметно... Вандиен смущенно осел в своей лохани. Как ни странно, Зролан своим присутствием действовала на него куда больше, чем юная Джени. - Я, наверное, показался тебе напыщенным дураком, - пробормотал он. - Я даже и пытаться не буду тебе объяснить... - Нет нужды. Я видела, с каким лицом она удалилась отсюда. Знаешь, есть определенная порода женщин - и возраст тут ни при чем, - которые не до конца уверены в своих чарах и ни за что не станут заигрывать с красивым мужчиной, боясь быть отвергнутыми. Но когда они видят человека с изуродованным лицом или, к примеру, сухорукого калеку, тут-то они и говорят себе: "Кто еще, кроме меня, способен разглядеть истинные качества, скрытые за этим увечьем? О, ему наверняка польстит мое внимание, я сумею одарить его тем, что ему, верно, так редко перепадает..." И она делает предложение, уверенная, что парень помрет на месте от счастья и изумления, - с ума сойти, она сочла его привлекательным, он ей понравился! Ну что, я права? Как ни скверно, она попала в самую точку. Но Вандиен только сказал: - Знаешь, Зролан, что-то я не в настроении рассуждать о шрамах прямо сейчас. Если бы меня предупредили, что омовение возчика входит в список праздничных зрелищ, я бы распорядился стащить эту лохань вниз, в общую комнату. Не сердись, пожалуйста, но... И он мотнул головой в сторону двери. - Нет уж, придется тебе потерпеть, - отозвалась женщина. - Потому что другого случая перемолвиться наедине у нас может и не быть. В общей комнате все время полно посторонних ушей, а ко мне в дом без конца заскакивают соседи: у кого зубы болят, у кого живот вспучило или там плечо растянул - давай, Зролан, лечи. Так что будем разговаривать здесь... - Да? А что ты скажешь Джени, когда она выдумает еще предлог и снова сунет сюда нос? Она, кстати, скоро вернется, я ее за чистой одеждой послал... - Насколько я ее знаю, она и без твоего поручения выдумает целую кучу предлогов. Чего-чего, а сообразительности маленькой паршивке не занимать. Уж то-то спокойным местом станет гостиница, когда она наконец найдет себе мужика! Но вернемся к нашим баранам: нос она сюда не сунет, потому что, спускаясь по лестнице, видела, как я входила. Она не посмеет открыть дверь: мало ли что тут Бабушка совершает над чужаком! Но хватит об этом. Оставь мысли о плоти и слушай, что я тебе скажу... Вандиен молча смотрел на нее из лохани, ожидая продолжения. Она же неторопливо прошлась по комнате, разгладила покрывала на постели, встряхнула и по-своему сложила полотенца и наконец присела в изножье кровати. Откинув назад черные волосы, она тряхнула головой, рассыпав их по спине. Это было движение, достойное молодой женщины, даже еще более непринужденное, чем у Джени. Она повернулась лицом к Вандиену, и он увидел, что все признаки возраста подевались неизвестно куда. Кому какое дело до морщин на лице и костлявых запястий? Стоило посмотреть ей в глаза, и делалось очевидно, что верить подобным приметам было нельзя. Вандиен смотрел на нее с неослабным вниманием. - Так, значит, - сказала она, - ты думаешь, что мерзкая старуха подло обманула тебя? Да, такая мысль его посещала, но теперь ей больше не было места. - Я... - Я тебя не обманывала. Все, что я сказала тебе, - чистая правда. В храме Заклинательниц действительно хранится таинственный сундук, и, если ты его вытащишь, ты получишь шесть штук золота и избавишься от шрама на лице. - Похоже на то, - проворчал Вандиен. Хелти только что заставил его устыдиться собственной доверчивости. Но вот пришла Зролан, улыбнулась, сказала несколько слов - и недавние сомнения показались ему слабостью. - Да чтоб ему, этому Хелти! - вспыхнула Зролан. - Ему и этой ручной Заклинательнице, которой они нас осчастливили. Вот так наговорит неизвестно чего, смотришь, возчик и сник. Спрашивается, может ли человек победить, если он заранее настроился на поражение? И вот так каждый раз! Поболтают с Хелти - и даже не пытаются ничего отыскать. Так, поплещутся, побарахтаются сколько-то там часов в штормовом море - и бегом назад в гостиницу, к выпивке, к горячей еде, к теплой постели, в которой уже с нетерпением ждет смазливая девка. Превратить благородное дело в ярмарочное кривлянье!.. Неужели не понятно, что за всем этим стоит скользкая хитрость Заклинательниц? Или, может, ты думаешь, Вандиен, что так, как теперь, было всегда? Нет и нет! Во дни моего детства Храмовый Отлив объединял и сплачивал нашу деревню. Нам не было нужды нанимать возчика: каждый взрослый и здоровый житель лез в воду на поиски сундука. Что было за время! Шторма, насылаемые Заклинательницами Ветров, жестоко хлестали нас, но не могли поколебать нашу решимость. А теперь и сундук превратился в легенду, потому что успело вырасти поколение дураков, никогда его не видавших. Что им россказни старших? Пустой звук! А ведь есть, есть в этой деревне прямые потомки тех, кто не только видел сундук, но даже и прикасался к нему. Тех, кто сумел объяснить остальным, что вытащить его не в человеческих силах: нужна, мол, упряжка. По их словам, сперва надо было передвинуть несколько тяжелых камней, да и сам сундук куда как увесист... Вот с тех-то пор мы и начали каждый раз нанимать возчика. Другое дело, деньги имеют свойство терять привлекательность, когда Заклинательница Ветров гонит на тебя свирепую бурю. И однажды я поняла, что одни денежные посулы не могут достаточно укрепить ничей дух. Нужна более, скажем так, убедительная причина. Много лет я пытаюсь объяснить им это, но все без толку. Откуда им знать, как холодит сердце колдовской шторм, как он лишает человека сил и решимости! Им-то никогда не приходилось сражаться с бурей, насланной Заклинательницами... Вот так и вышло, что в этом году я отправилась в путь самолично. Я разыскала возчика и снабдила его достаточным поводом проявить стойкость. Этим возчиком стал ты. Глаза Зролан смотрели пронизывающе. И Вандиен, который сам нередко пускал в ход обаяние собственного взгляда, не устоял. Дело Зролан стало его делом; ее решимость воспламенила его душу. Он только спросил: - Но как же вышло, что они утратили тот боевой дух, который поныне движет тобой? - У них слишком короткая память! А кое-кто уже и вовсе ничего не знает! - выкрикнула Зролан. - Как по-твоему, отчего когда-то задрожала и провалилась земля? Это все Заклинательницы, это их богохульство унесло на дно морское нашу деревню! Я сама слышала об этом от бабушки!.. Она умолкла: горло перехватило от ярости, она не могла продолжать. Грудь ее вздымалась, выдавая охватившие ее чувства. Вандиен молча смотрел на нее. Она была так стара - и в то же время так молода! Гнев зажег искры в ее глазах, к щекам прихлынула кровь, отчего увядающая кожа вспыхнула совсем по-юношески. Прах побери, она ему нравилась! Это пришло неосознанно, как дыхание: ему показалось, что он знал ее всю свою жизнь. Она - друг. Ей можно доверять, как доверяют человеку, с которым прожил бок о бок целые годы. И все-таки... Здравый смысл нашептывал ему в ухо, и голос его был голосом Ки. Эта женщина либо спятила от старости, либо... просто спятила. В истории, которую она тут ему задвигала, было полно дыр. Что ею на самом деле двигало? Месть за пращуров, потонувших давным-давно?.. М-да. Надо будет повнимательнее прислушиваться к Хелти. И уж по крайней мере сделать все возможное, чтобы выбраться из нынешней передряги с наименьшим ущербом. Неужели Зролан держала его за такого уж доверчивого простачка? Или, может, решила, что ей повезло на такого же свихнутого, как она сама?.. - У тебя там уже вода, поди, остывает, - сказала Зролан, и Вандиен даже вздрогнул, осознав вдруг; сколь надолго затянулось молчание. Он поерзал в воде. Да, будь здесь Ки, она точно обозвала бы его остолопом. И напомнила, что вмешиваться в чужие ссоры - самое распоследнее дело. И вообще, когда он отучится действовать по первому побуждению?.. Но Ки здесь не было. - Так есть там сундук? - неожиданно спросил Вандиен. - Или нету? - Есть, - просто ответила Зролан, и голос ее прозвучал, как колокол правды. - И вытащить можно? - Если руки людские что-то куда-то положили, значит, другие руки людские могут это извлечь. Оставался только один вопрос. Вандиен с трудом выдавил его из себя: - И ты действительно можешь выплатить мне шесть штук да еще и шрам с лица смыть? Зролан поднялась. Когда она улыбнулась ему, он понял, что эту улыбку она хранила для него, лично для него, с момента своего рождения. Было в ней обещание превыше всех обещаний. - Если ты, человече, выполнишь свою часть сделки, то почему бы и мне не выполнить свою? - спросила она. - Но каким образом? - не отставал Вандиен, и она поняла, что речь шла не о деньгах. Молча улыбнувшись еще раз, она взяла с табурета полотенце и бросила ему. А потом вышла и тихо притворила за собой дверь. Вандиен вылез из воды, которая действительно успела остыть, потянулся и закутался в полотенце. Кожа на пальцах размокла, стала бугристой. Обмякшее тело мечтало только об одном: забраться в постель и спать, спать... Дверь снова отворилась. - Это лежало на пороге с той стороны, - сказала Зролан, входя. Она положила в ногах кровати чистую коричневую рубашку, какие носят рыбаки, и штаны к ней. И вновь исчезла за дверью. Вандиен и рта раскрыть не успел. Он рухнул в постель, не удосужившись ни вытереться, ни сказать "спасибо" хотя бы вслед Зролан. Покрывало было пухлое, легкое и мягкое. Какое блаженство!.. И тут дверь распахнулась в очередной раз, и он услышал: - Вот еще что, Вандиен... Он устало пробормотал: - У вас тут стучать вообще не принято? - Представь себе. Так вот, у тебя язык не отсохнет, если ты намекнешь Джени, что она, мол, чудо как мила и хороша собой. Всего-то пара добрых слов, и, глядишь, проснется в девке достоинство, может, хоть задумается, прежде чем прыгать на шею следующему путешественнику, которого сюда к нам занесет. И, чтобы ты знал, она тебе может кое-что порассказать, если только ты ее к себе расположишь. Зролан вышла из комнаты, и Вандиен поспешно сел на кровати: - Погоди!.. - Она остановилась, снова заглянула внутрь, и он спросил: - Ты-то мне все рассказала? Или, может, сейчас сюда еще кто-нибудь прибежит с необыкновенными соображениями?.. Зролан улыбнулась ему: - Скажу тебе еще кое-что. Самое последнее. Прежде чем укладываться, закрой ставни, пока кашель не подхватил. Хотя ладно, лежи уж... сама закрою. Быстрым шагом она пересекла комнату, со стуком опустила ставни и заперла щеколдой, чтобы не распахнул порывистый ветер. Комната погрузилась в благословенную полутьму. - Спасибо, - пробормотал Вандиен, закапываясь поглубже в недра постели. - На тебя вся моя надежда, возчик, - сказала Зролан из потемок. Он не слышал, как она подходила, только почувствовал, как его лба коснулись ее губы. Это были жаркие губы возлюбленной; это были бестелесные губы Богини. Странная ласка. Вандиен знал самые разные ритуалы вежливости, но ничего подобного до сих пор не встречал. Тем не менее он почему-то не удивился. Более того: улеглось все, что грызло его изнутри, все тревоги, сомнения и заботы. Тело его блаженно расслабилось, разгладилось лицо. Его накрыло пушистое, мягкое, теплое облако сна, бездонного сна. Как выходила из комнаты Зролан, он уже не слыхал. 11 А потом из полнейшего НИЧТО возникло НЕЧТО. Оно было молочно-опаловым и вращалось, точно медленный жернов. Оно было непередаваемо громадным. Оно неумолимо, тяжеловесно надвигалось на Ки. Прошло время, и в далеком-далеком, давно позабытом закоулке сознания шелохнулся некий инстинкт. Она лениво наблюдала за тем, как ее собственная левая рука выпустила голову Дреша и неуклюже, корявым крючком, потянулась к далекому светящемуся колесу. Нет, Ки не плыла, не ползла, не... она совсем не делала никаких попыток сдвинуться с места. Колесо отделяло от кончиков ее пальцев расстояние примерно в две длины ее тела. Нет, между ними пролегала целая жизнь. Оно было где-то там, по ту сторону звездно мерцающих точек. Оно вообще не было вещественным. Так, мерцающая фреска на дальней стене мироздания. Блаженная сонливость окутывала разум Ки. Она знала, что была здесь всегда. Когда-то, в незапамятные времена, ей приснился сон, будто она к чему-то тянулась. К чему? Зачем?.. Она не помнила. Однако какая-то искра, некий призрак цели все еще побуждал ее левую руку двигаться вперед, неуверенно шевеля пальцами. Почему-то ей следовало это делать, вот и все. Движение ее руки было неотъемлемой частью всей этой тьмы, припудренной точками света, неотъемлемой частью вечного полета-неподвижности. Ки спала и видела сон, растянувшийся на добрую дюжину жизней. ...Миновали эпохи, но прикосновение все-таки состоялось. Пальцы слегка мазнули по сияющей молочной стене. Их кончики погрузились в теплое, податливое вещество. Потом погрузилась вся кисть. И она ощутила неожиданную щекотку: наступило пробуждение. Ки, проснувшись, принялась бороться, словно утопающий, которому удалось приподнять голову над поверхностью. Мерцающая стена расступалась под пальцами, но опоры, чтобы зацепиться и вылезти, не давала. Ки скорее втягивало, всасывало вовнутрь. Вот ее лицо коснулось теплой поверхности и пробило ее... По жилам пробежал ток жизни, всю кожу радостно закололо. Нахлынувшие ощущения восхитили Ки, но одновременно и обессилили. Она ввалилась в реальность и рухнула, как мешок... - Встать!.. Дреш не оставил ей времени ни прийти в себя, ни поразмыслить: его приказ заставил ее вскочить на ноги и побежать по смутно мерцавшему коридору, вдоль ряда одинаковых закрытых дверей. Голова мага поводила глазами туда и сюда, цепко ощупывая каждую дверь, мимо которой проносила его Ки; серая стена... серая дверь... опять серая стена... еще одна серая дверь... Ее зрение снова было крепко связано со зрением Дреша, и от того, как он стрелял глазами направо-налево, у Ки начала кружиться голова. Она и так все еще не могла переварить всего разнообразия вновь обретенной жизни. Ки кое-как продвигалась вперед, пошатываясь и плохо понимая, что происходит. Дреш рывком остановил ее у одной из дверей, ничем не выделявшихся среди других. - Внутрь! - рявкнул он и заставил ее тело выполнить приказ еще прежде, чем Ки успела сознательно повиноваться. Дверь легко уступила нажатию руки, пропустила ее и бесшумно закрылась. Ки оказалась в небольшой, аскетически обставленной комнате. Постепенно ее дыхание успокоилось, и она смогла как следует оглядеться. Комната смахивала и на келью, и на тюремную камеру. В ней не было никакой мебели, кроме низкой кровати, в изножье которой лежали свернутые одеяла. Ки с усталым вздохом присела на постель и бережно поставила рядом с собой голову чародея. И принялась растирать натруженные, занемевшие руки, заново привыкая к таким понятиям, как время и физическое пространство. На левой руке обнаружился отпечаток - ровный вдавленный полукруг. Такой след могли оставить только чьи-то зубы. Дреш перехватил едва оформившуюся мысль: - Ну да, зубы. Мои. А что мне еще оставалось делать? Должен же я был хоть за что-нибудь ухватиться? Если хочешь знать, ты меня чуть не выронила... Но, если честно, - и тут Ки расслышала в его голосе невольное восхищение, - для простого смертного, не претендующего на какое-либо искусство по части прыжков, ты совершила настоящий подвиг. Сколько раз Рибеке рисковала жизнью, надеясь на свое превосходство в мастерстве? И вот, пожалуйста, мы с ней сравнялись! - Второй раз у меня так не получится, - сказала Ки. - Лучше даже и не требуй. - Так говорят все женщины, родив первого ребенка. И тем не менее как-то находят в себе силы, когда опять приходит нужда. Придется и тебе, Ки, расстараться, потому что другого выхода у тебя нет. Только не надо загодя думать об этом и зря волноваться. Волнение лишь подтачивает силы, а они тебе пригодятся... Ки насмешливо фыркнула: - А то мне без этого не о чем беспокоиться. По-моему, мы сиганули как раз в самую середку ихнего улья... - Здесь, если я что-нибудь понимаю, живут ученицы, - ответил колдун. И пояснил: - Тут есть коридоры - нарочно для тех, кто еще не владеет искусством совершать прыжки, не подвергая опасности свою жизнь. Собственно, я надеялся попасть в несколько иное место, но мы и так приблизились к цели. Мое тело уже не так далеко отсюда. И чем меньше расстояние, тем больше я могу пользоваться энергией, заключенной в моих членах... - Ну так давай разделаемся с этим поскорее, - сказала Ки. Подняв голову, она уже привычно устроила ее на сгибе левой руки. Темная прядь упала при этом ей на глаза. Она провела по лбу пятерней, но волосы никуда не делись. Ки вздохнула и убрала черные кудри Дреша с их общих глаз. - А быстро мы с тобой приспособились друг к дружке, Ки, - хмыкнул маг. - М-да, может, стоит подумать о том, чтобы вообще отказаться от поисков моего тела? Пусть себе лежит у них и лежит. Я бы слегка пользовался твоим телом по мере необходимости, а ты оставалась бы моей верной носильщицей и спутницей... - Ну уж нет, - сказала Ки. - Скорее, я соглашусь быть лошадью, на которой ездит какой-нибудь брориан. Ладно, Дреш, может, хватит трепа, а? Тут такая прорва дверей, значит, и учениц хватает. Что, если какая-нибудь войдет прямо сейчас? - Неужели ты столь низкого мнения о моих возможностях, Ки? Комната, в которой мы сидим, пустует уже давно. В ней почти истерлись следы той, которая жила здесь когда-то. Полной безопасности для нас это, конечно, не означает, но, пока мы не выбрались из гнезда Заклинательниц, лучшего убежища нам уже не видать... - Тихо!.. - Острого слуха Ки достигло невнятное бормотание нескольких голосов: кто-то шел мимо по коридору. Страх окатил ее, словно волной. Она долго вслушивалась в удалявшиеся шаги. Когда наконец снова установилась тишина, Ки перевела дух, и воздух вырвался из легких с судорожным всхлипом. - Ну что? - сказала она почти умоляюще. - Идем забирать твое тело или нет? - Идем, - ответил колдун. - Давай, выгляни в коридор и спроси первую попавшуюся ученицу, как пройти. А потом рысью вперед, да не забудь вежливо узнать у Рибеке, не попадались ли ей случайно в последнее время какие-нибудь ящики или сундуки с расчлененным телом некоего волшебника... Ки мрачно замолчала, но ее молчание никакого впечатления на волшебника не произвело, и она нехотя спросила: - Так что делать-то будем? - Не знаю, - отозвался Дреш. - Или ты полагаешь, что я только и делаю, что выманиваю обратно у Заклинательниц части собственного тела?.. Все зависит от того, что станут делать они. Сейчас я не в состоянии на равных сразиться с Рибеке и той другой Заклинательницей полного Посвящения, которая, как я чувствую, также бдит над моим телом. Нужно обождать, пока они отправятся передохнуть или пока мы не обзаведемся оружием... - А если они сумеют вскрыть коробки? - Если я это почувствую, нужно будет пойти на риск и броситься спасать мое тело. - Ты уверен, что ощутишь, если они влезут в коробки? Дреш длинно, с шипением выдохнул: - Я почувствую. Я... надеюсь, что почувствую... - Так ты уверен или нет? - ошарашенно настаивала Ки. - Известны ли тебе, Ки, пределы моего могущества? - спросил Дреш. - Нет, не известны. Ты вообще разбираешься в волшебстве ровно настолько, чтобы побаиваться меня и постоянно сердиться. Ты, как и положено дуре, жутко гордишься тем, что ты, дескать, "просто человек", как если бы моя способность к магии была каким-то врожденным уродством, а не искусством, дающимся тяжким трудом и, поверь уж мне, немалыми жертвами. Вот ты по своей простоте и приписываешь мне силы, которыми вообще никто не в состоянии обладать. Так вот, я знаю пределы своих возможностей, ибо я - маг. А что касается Заклинательниц... Что вообще кто-либо может сказать о них, кроме того, что вот такая-то - Заклинательница Ветров? Я волшебник и в магии кое-что смыслю. Но и я разделяю тот ужас и отвращение, которое ты и тебе подобные испытываете по отношению к Заклинательницам. К этим... существам, которые отказываются от облика, данного им при рождении, перенимая внешний вид давно исчезнувшей расы! О том, что они могут и чего не могут, я способен только строить догадки. Но поскольку сам я - не Заклинательница, истинные высоты и глубины их искусства мне недоступны. Я не знаю, чем они в действительности владеют, а чем - только прикидываются, что владеют, ради устрашения черни... - Значит, ты не уверен, - кивнула Ки. - Может, они там уже оба ящика распотрошили, а ты ни сном ни духом?.. И она медленным движением опустила голову Дреша обратно на кровать рядом с собой. - Ну нет, я бы почувствовал! - возмутился Дреш. - Или ты полагаешь, что я выжил бы в своем нынешнем состоянии, если бы им удалось вытянуть всю силу из моего тела и особенно рук? Вот если бы я при этом пользовался чужим телом, я бы остался в живых. Но и только. Волшебство - не только искусство ума, это еще и искусство тела. Мне пришлось бы заново проходить весь путь учения... В голосе Дреша явственно прозвучало отчаяние. Мысль Ки, однако, летела совсем иными путями. - А я? - зло осведомилась она. - А обо мне ты подумал? - Что?.. - не сразу понял погруженный в невеселые размышления Дреш. - Я спрашиваю, что будет со мной? Если Заклинательницы опустошат твое тело, пока мы тут сидим и болтаем, я останусь при голове мертвого чародея. И что дальше? - Заклинательницы тебя ОСТАНОВЯТ, - спокойно пояснил Дреш. - Неужели до тебя еще не дошло? - Убьют? - Нет! - фыркнул Дреш. - Есть, конечно, дикари, но не все же. Нет, тебя не убьют. Тебя ОСТАНОВЯТ. Поместят в НИЧТО, в НИКУДА. - Ки напряженно хмурилась, пытаясь уразуметь, и Дреш пояснил: - Как репку в погреб, если тебе это понятней. - Вроде того, как когда мы прыгали? - У Ки по всей коже пробежали мурашки. Бессмысленная вечность, наполненная замерзшими сновидениями. Жуть!.. - Вот именно, - подтвердил Дреш, довольный, что до нее наконец дошло. Ки опустила голову на руки. Ее веки были сомкнуты, но она продолжала видеть противоположную стену глазами Дреша. - Почему я?.. - спросила она в пространство. - Потому что ты обещала предпринять все, что будет в твоих силах, и подписала свое имя. Контракт, Ки, контракт! - Да уж, - пробормотала она. - Контракт... 12 Вандиен проснулся в темноте и в тепле. Несколько долгих мгновений он лежал неподвижно, наслаждаясь блаженным покоем на грани бодрствования и сна. Он попробовал заново погрузиться в сон, но это ему не удалось. Отдохнувшее тело чувствовало себя исцеленным, разум был ясен и чист. Его с непреодолимой силой тянуло скорее приступить к делу, к тому же появились новые идеи, которых не было и в помине, когда он засыпал. За работу, скорее за работу! Скатившись с постели, он приоткрыл ставни и выглянул наружу. День понемногу клонился к вечеру. Вандиен посмотрел вниз, на свою упряжку, и обнаружил, что скильи мирно спали на том же месте, где он их и оставил. Отлично. Ближе к вечеру надо только будет проверить все ремни сбруи, чтобы удостовериться, выдержат ли они ночное испытание. Оторвав взгляд от упряжки, Вандиен обвел глазами низенькие дома Обманной Гавани. Чуть не из каждого окошка торчали на древках пестрые праздничные знамена. Посреди улицы расположился со своим хозяйством кукольник. Ребятишки, которых по малости их лет еще не брали в море за рыбой, кучкой стояли вокруг. Время от времени с той стороны доносились взрывы веселого хохота. Вандиен послушал и улыбнулся. Отлив уже начался. Придерживая откинутый ставень, Вандиен смотрел на отступавшие волны. Как обманчиво было их движение. Каждая набегавшая волна, казалось, докатывалась точно до того же места, что и предыдущая, однако линия прилива уже обнажилась - отчетливая линия, извилисто проложенная по песку. Ее составлял мелкий мусор, выброшенный морем, пустые раковины и обрывки водорослей. Вандиен знал, что попозже ночью над водой окажется большая часть старой деревни. Изломанные стены домов высунутся наружу, точно сгнившие зубы давно умершего чудовища. Когда отлив достигнет низшей отметки, будет вовсю сиять луна. Обнажится почти все, но только не храм. Он дальше других зданий был выдвинут в сторону моря: собственно, он стоял между деревней и океаном. Когда земля опустилась, храм погрузился всех глубже. А с ним - и все его тайны. Может, там потонул не только таинственный сундук, но и сколько-то Заклинательниц?.. Вандиен не слышал, чтобы хоть кто-нибудь об этом упоминал... Он различил в море несколько лодок: одни из них двигались к берегу, другие - от него. Плоскодонные шаланды промышляли вдоль отмели, а более мореходные дори, у которых каждый конец мог с равным успехом служить и носом и кормой, отправлялись подальше и искали добычу на глубине. Возле самого берега Вандиен заметил подростков на самодельных лодчонках, а то и вовсе на плотах. Вооружась заточенными палками, они беззвучно и медленно двигались вперед, выжидая, чтобы какая-нибудь придонная тварь выдала себя трепетом плавника или движением клешни. Тут же следовал быстрый удар копьеца; когда его извлекали снова, на нем порою извивалась пронзенная добыча. Ветер холодил Вандиену лицо, и он без труда вообразил себе ледяное прикосновение воды. Тем не менее ребятня была сплошь босиком, и в основном голая по пояс. "Ах, эта юность с ее способностью не обращать внимания на погоду..." - вздохнул про себя Вандиен. Сунув под ставень скрученное полотенце, он заклинил его в полуприкрытом состоянии. Недавняя темнота в комнате сменилась сумерками, что оказалось отнюдь не лишним, когда пришлось влезать в незнакомую чужую одежду. Надо будет не забыть и попросить потом, чтобы принесли свечи. Коричневая рубаха висела мешком: видно, ее шили на человека, который превосходил Вандиена и ростом, и шириной плеч. Взяв свой ремень, он потуже стянул ее в поясе. Слишком широкая рубаха пузырилась выше ремня, что слегка раздражало, но ткань была чистая, мягкая и радовала тело. Штаны, которые он стянул на себе гашником, тоже оказались ему длинноваты, но Вандиен неожиданно для себя нашел, что в просторных штанах даже удобней. И вот уж в чем у него не было ни малейших сомнений, так это в том, что зрелище он собой представлял довольно смешное. Ну и шут с ними, пускай себе смеются. Выйдет у них со Зролан что-нибудь или не выйдет, а остальной деревне почему бы за свои денежки и не похохотать! Вандиен поискал взглядом сапоги, но там, куда он их бросил, их не было. Они обнаружились возле двери: кто-то счистил с них напластования грязи и от души промаслил морщинистую старую кожу. Кто это так о нем позаботился? Джени? Зролан?.. Вандиен только покачал головой, дивясь собственной беспечности. Мало ли каких еще незваных посетителей он мог проспать. И на том спасибо, что красть у него было совсем нечего. Вандиен собрал слишком длинные штанины у щиколоток и всунул ноги в сапоги. Общая комната, бывшая поутру такой пустой и безлюдной, преобразилась. Народ сновал туда-сюда и шумел. Вандиен даже задержался чуть-чуть на ступеньках. Рыбаки внизу развлекались, что называется, от души. Гул голосов нарастал и стихал, подобно морскому прибою; дружный хохот можно было уподобить пенистым гребням волн. Большинство было одето в том же роде, что и Вандиен, только поярче. Женская одежда почти не отличалась от мужской, - он углядел всего одну женщину в свободном платье, да и та была беременна. Рыбаки сопровождали свою речь диковинными жестами и заливисто хохотали, запрокидывая головы. Большинство здешнего народа составляли отменные здоровяки, по сравнению с которыми Вандиен сам себе показался хрупким подростком. Густо пахло пивом и горячей похлебкой. В огромном камине, из которого утром выгребали золу, теперь ревело веселое пламя. Перед ним были расставлены скамьи, и на них, откинувшись, восседали только что вернувшиеся с промысла: от сапог на ногах, вытянутых к огню, поднимался густой пар. Душа Вандиена живо отозвалась на их непринужденное веселье и заразительный смех. Компанейский дух, царивший внизу, подобно еде, пробуждал аппетит, а сердце радовал еще больше. Мрачная меланхолия, еще недавно владевшая им, улетучилась без следа. - Вандиен!.. - Из глотки Хелти вырвался такой рев, что весь прочий гвалт на миг прекратился. - Вот он, наш возчик! И, чтоб мне, выглядит возчиком куда больше, чем раньше! Спускайся к нам, парень, а вы, олухи, ну-ка живо освободите ему местечко возле огня! Джени, где ты там! Быстренько сюда миску самого лучшего, что есть в котле, да кружечку самого холодненького!.. Вандиен спустился по скрипучим ступенькам. Разговор в комнате возобновился, несколько тише прежнего, но слышать вокруг себя общий гомон все равно было приятно. Рыбаки приветливо кивали и расступались, пропуская его. Кое-кто поглядывал на его шрам, но и изрядная часть собравшихся могла похвастаться покалеченной рукой или ногой, а иные - и физиономией, разукрашенной не хуже, чем у него самого. Его рубец, чего уж там, был отметиной выдающейся, но здешний народ явно не видел ничего особенного, если у кого-то не хватало пальца или рука была разорвана острым крючком. Среди этих людей Вандиен почувствовал себя своим: если он чем и выделялся, так разве меньшим ростом и изящным телосложением. Он опустился на скамью так, словно это была лодка. Он еще не успел как следует усесться, когда подоспевшая Джени сунула ему в руки миску с горячущим чоудером, а рядом на скамью поставила кружку холодного пива. Вспомнив наставления Зролан, Вандиен воспользовался случаем, чтобы с улыбкой заглянуть девушке в глаза. К его изумлению, щеки у нее так и вспыхнули. Она нахмурилась и спаслась бегством на кухню. У него не было времени поразмыслить об этом: ему начали представлять присутствовавших, и их было столько, что он, конечно, не запомнил и половины. Вообще-то, когда доходило до общения с местными жителями, равных Вандиену было немного, Он, как бродячий кот, в совершенстве умел пробраться на уютное местечко возле огня и обаять кого надо. Сколько раз именно обаяние и умение им пользоваться помогали ему добыть себе еду и ночлег. Может, кому-то он и казался законченным циником, но в действительности таковым не являлся. Если уж на то пошло, все дело было в древнейшем понятии о гостеприимстве, которого придерживался его народ. В краю, где он вырос, хороший рассказчик, внимательный слушатель, да и просто улыбчивый парень всегда могли рассчитывать на хороший прием... И не только в том краю. Вандиен давным-давно убедился: в любой деревне, где людям и посплетничать-то было особо не о чем, кроме как о мелких поступках соседа, побасенки путешественника служили самой ходовой монетой. Выше ценилось только одно: возможность поведать свои, давно приевшиеся истории свежему слушателю. Вандиен и слушал, поблескивая глазами и предвкушающе улыбаясь в нужных местах. Приканчивая чоудер, он успел ознакомиться со всеми подробностями и нынешней ловли, и той, что состоялась на прошлой неделе. Он от души посочувствовал Рыжему, которого угораздило зацепить рыбину, слишком крупную для его лодки: пропали не только две сети, но и часть оснастки. Еще он узнал, что Сара, по всей видимости, родит еще до новолуния, и рыбацкую удачливость новорожденного станут предсказывать по тому улову, который завлечет в сети... послед. Прямо у ног Вандиена на полу расположилась Берни: она чертила на досках угольком, извлеченным из очага, и яростно препиралась с Хелти по поводу того, в каком именно месте перевернулась со своей командой Ди - во время страшного шторма прямо перед праздником Храмового Отлива, пять лет назад. Потом к огню протолкался молодой человек с арфой, завернутой в полотно. Колли, сообразил Вандиен. Парень только что прибыл с моря: его лицо и руки были красными от холода. Лицо, кстати, у Колли было широкое, квадратное, и ладони такие же, с короткими толстыми пальцами, никак не позволявшими заподозрить в нем музыканта. Однако стоило ему развернуть свою арфу и начать подстраивать струны, как Берни и Хелти прекратили спор, а все, кто был в общей комнате, подошли поближе. Колли облизал потрескавшиеся губы и с улыбкой оглядел притихших людей. Потом повернулся к Вандиену, и тот обратился в слух. Колли пробежал пальцами по струнам и вопросительно посмотрел на друзей. - Нет, не эту! - решительно приговорил Хелти. - Слишком она печальная для вечеринки перед Храмовым Отливом. Давай-ка что-нибудь повеселее! Рыжеватые брови Колли проказливо затрепетали: раздался новый аккорд. - Ты что, Колли! - возмущенно завопил Рыжий. - Ребятня еще спать не улеглась, а ты такое!.. Ну, может, потом, попозже, когда их по домам разгонят... - Он умеет разговаривать с помощью арфы, - произнес тихий голос над самым ухом Вандиена. Он покосился в ту сторону и увидел, что Джени сумела отвоевать себе местечко с ним рядом. - Вся деревня хохотала, когда его батюшка отдал половину летнего улова за эту арфу, да еще и отдал ее сыну-простачку. Кто бы мог подумать, что мальчишка так ею овладеет, а голоса такого второго ни у кого больше нет... Вандиен молча кивнул. Сама того не ведая, Джени сообщила ему гораздо больше, чем можно выразить просто словами. Она не только поведала ему, как Колли стал певцом. Она еще и с полной невинностью объявила ему, к кому по-настоящему стремилось ее сердце. Колли между тем вопросительно обозревал комнату. Движение плеча, протянутая ладонь, - что, мол, желаете услышать? - Спой нам песню чинщиков сетей! - раздался голос, и Вандиен этот голос узнал. Вскинув глаза, он увидел Зролан, сидевшую на ступеньках лестницы. Она устроилась на самом верху, там, куда едва достигал мерцающий отблеск свечей, и в полутьме ее лицо и фигура казались совсем девичьими. Вандиен невольно спросил себя, давно ли она сидит здесь, наблюдая за суетой внизу, а сама оставаясь незамеченной. Пальцы Колли тем временем побежали по струнам, извлекая мелодию. Грянул не слишком стройный хор голосов. Мелодия оказалась незамысловатой; ближе к концу песни Вандиен уже орал ее вместе со всеми и, как все, азартно отбивал такт сапогом. - Давненько мы ее не пели, - заметил Хелти, когда песня кончилась и на какое-то время сделалось тихо. - Во-во, а я еще одну такую припоминаю, - подал голос седеющий старый рыбак, устроившийся в уголке. - Как там бишь она называлась... ну да Колли наверняка сразу выдаст мотив. А начинается она так: "Луна встает за кормой, серебря мои сети..." - "Лунная рыба-свеча"! - долетела подсказка Зролан из сумерек наверху. - Верно!.. - обрадовался старик, а пальцы Колли без промедления отправились в путешествие по струнам. Эту песню большинство молодежи сперва попросту слушало. Подтягивать начали, только когда удалось запомнить припев. Песня была на Общем, но со всякими старинными словами, которые удачно попадали в рифму. Старая песня, сообразил Вандиен. И поют ее нынче так редко, что молодежь даже и слов не знает. Песня, ко всему прочему, была про любовь, так что старики начали переглядываться с юношеским задором в глазах. А за спиной Вандиена раздавался голосок Джени, и чувствовалось, что девушка подпевала от всего сердца. Улучив момент, он покосился в ее сторону, но она, увлекшись, не заметила. Она не сводила глаз с юного Колли... А тот не стал дожидаться, пока хор отзвучит до конца: последние аккорды ловко перетекли в начало следующей песни. Старик в углу немедленно узнал ее и расплылся в довольной улыбке, с готовностью вспоминая давно знакомые строки. И вновь старомодные окончания слов выдали