ранно, - пробормотал Сильвер. - Я боюсь. - Знаю, а почему? - Ты что, не понимаешь? - Может быть. - Пойдем домой, - проговорила я. - Пожалуйста. Быстрее. Мы шли молча, подметая плащами снег, будто средневековые принц и принцесса. Я пугалась каждый раз, когда кто-нибудь встречался нам по дороге. Узнают ли они его? Ополчатся ли на нас? Но как они догадаются? Разве в выпуске новостей им не сказали ясно, что робота невозможно спутать с человеком? Подойдите поближе, вы увидите кожу, подобную поверхности кастрюли, - твердый-претвердый металл. (Я разглядывала ее ближе, чем любая камера, и не пыталась обманывать себя. Кожа беспористая, но не безжизненная, гладкая, но не твердая. Из металла, но не металлическая...) И походка деревянная, и неуклюжие жесты, которые всегда их выдают - неумело управляемая марионетка. И неспособность отыскать дорогу в городе. Самостоятельно что-то решить. Но те, кто видел роботов в тот день, когда они свободно ходили по городу, поверят ли они, что допустили тогда глупую ошибку? Почему бы и нет? Мы верим в то, во что хотим, правильно? Я ведь никто не захочет поверить, что машины, которые отнимают работу у тех, кто в ней нуждается, отнимут у нас еще и наши песни, наши фантазии, наших любовников. Кто-то указал "Электроник Металз", как им следует поступить и что говорить. Совэйсона, как всегда, выставили козлом отпущения, и он сделал то, что от него требовалось. Преподнес нам ложь. Правдоподобную утешительную ложь. Интересно, какую компенсацию гарантировал Э.М. Городской судебный исполнитель? Должно быть, огромную. Ведь им пришлось изъять свой самый потрясающий товар. Им пришлось подпортить его, чтобы наглядно продемонстрировать перед видеокамерой его полнейшую бесполезность. Какие могут быть сомнения, что роботы были демонтированы? Расчлененные золотые торсы, вращающиеся золотые колесики под черными глазами, и медные - под золотыми. - Ты зубами клацаешь, - сказал мне Сильвер. - Знаю. Пожалуйста, не будем останавливаться. По видео не показывали ни одного из Сильверов. Ни серебряную девушку, ни серебряного мужчину (брата и сестру Сильвера). Почему это вдруг? Не хотели лишний раз напоминать, что был и серебряный образец? Ведь нужно было уверить тех, кто своими главами видел, как они похожи на человека, что они не более, чем косолапые косноязычные автоматы. Чтобы они проглотили. Сказать людям, что они видели только золотых и медных роботов. И про серебряных они просто забудут. Про Сильвера с темно-красными волосами и янтарными глазами. Но почему, мистер Городской судебный исполнитель и мистер Директор Э.М., почему, скажите на милость, нужно забыть про Сильверов? Потому что одна из этих проклятых штуковин до сих пор на свободе. Один безупречный, человекоподобный - богоподобный - вдохновенный робот. Да если добрые граждане об этом узнают, они нас всех линчуют. Я-то думала, что теперь живу в реальном мире. Куда там. Квартира на улице Терпимость, наши выступления, наше романтичное, поэтическое существование - как все это далеко от настоящей жизни! Просто-напросто другой кокон. А теперь его разрубили пополам. Я никому не говорила, где я. Никто об этом не знает. Значит, никто не знает, где Сильвер. Будут искать? Да ну, безумие. Мы дошли до нашего дома и поднялись наверх. Я представила, как из темноты перед дверью вырастают тени. Но никаких теней не было. Мы открыли дверь. Сейчас вспыхнет свет и прозвучит голос: "Сдавайтесь!" Но комната была пуста. Даже кошка куда-то убежала. Он подвел меня к радиатору, включил его, и мы вместе стали ждать, пока тепло распространится по комнате. - Сильвер, - сказала я. - Нам нельзя отсюда выходить. - Джейн, - отозвался он. - Ведь это происходит уже давно, а мы просто ничего не знали. Разве нас что-то беспокоило? - Это удача. Нам просто везло. - Я куплен, за меня заплачено, - продолжал он, - наверное, они меня списали. - Они не могут тебя списать. Городской совет наверняка заключил с ними соглашение. Им нельзя оставлять тебя на свободе. - Я смотрела на его профиль, искаженный темнотой. - Разве ты сам не боишься? - Нет, не боюсь. Не думаю, что я вообще могу бояться. Ты научила меня некоторым эмоциям, но не этой. Страх, как и боль, - защитная реакция. Я не чувствую ни боли, ни страха. Видимо, я не предназначен по большому счету для самозащиты. - Не надо, - сказала я, - так уже хуже. - Да, я понимаю. - Нам нельзя выходить, - снова повторила я. - Долго? - Не знаю. - А еда, а квартплата? - Тогда я пойду одна. Я сжала его запястье - текучее движение сильных пальцев в ответ на мою хватку. - Пожалуйста, не спорь со мной, - попросила я. - Я и не спорю, - ответил он. Лицо его было угрюмым. Мы долго простояли так, не двигаясь, в темноте. Грубо возвращенные к реальности, мы не выходили из квартиры пять дней. Это было страшное, безнадежно замкнутое существование. Мы обсуждали странные темы, вроде того, сможет ли он защитить меня от нападения: каковы расстояния между звездами; на что похожи внутренности стен. Подумывали о том, чтобы прогуляться у развалившегося дома, но так и не рискнули. Я жила на яблоках и печенье. Надежды не было, не видно было этому конца. Наконец, меня выставило на улицу конфузное обстоятельство. Поскольку в прошлом месяце я пропустила контрацептивные уколы, у меня началась менструация, как в двенадцать лет. Я сознавала, что это может случиться, но по беспечности не приняла никаких мер. Так что скорее не голод, а необходимость соблюдать гигиену выгнала меня в этот полный опасностей мир. Я бежала по улице Терпимости, по бульвару. Всюду мне мерещились обвиняющие глаза. Из-под навеса возле подземки вышагнула женщина и поймала меня за руку. "Вот эта сучка, которая спит с роботом". Но она сказала вовсе не это. - Мы скучаем по вас на базаре. Люди спрашивают о вас обоих. Где он? Надеюсь, не болен? - О нет. Сейчас просто холодно. Я забыла, о чем еще говорили. Так, пара фраз, и она меня отпустила. Когда я вернулась домой, меня трясло. Но потом я согласилась с Сильвером, который снова и снова повторял, что все это только доказывает, что ничего не изменилось. На следующий день я снова вышла одна. Ходила по улицам, заглядывала в магазины. Несколько раз люди здоровались со мной. Никто меня не обвинял. Напряженный проводок внутри меня ослаб и провис. Отречение Э.М. было слабой волной, которая ударилась о берег города и откатилась, никем не замеченная. Сидя по-турецки на латунной кровати и тихонько наигрывая на гитаре, он сказал мне: - Завтра выйдешь еще раз, и если ничего не случится, вечером пойдем вдвоем. В качестве эксперимента. - Нет... - Да. Или ты скатишься до того, что будешь глотать свечи, как голодная кошка. И на следующий день я вышла часа в три дня. Я шагала по замерзшим тротуарам, свернула в пассаж, где мы выступали в первый раз и я так боялась петь. Как будто это так страшно - петь. Я оглядела пассаж. В арочном проходе никого не было, но люди спешили туда-сюда, в магазины и из магазинов. С одного из выступов наверху свисала длинная прозрачная сосулька, направленная как стрела, туда, где стояли Джейсон и Медея, глядя на меня с непроницаемыми улыбками. 2  - Привет, Джейн. - Привет, Джейн. - О-о, какое у тебя серебряное лицо. - Да, Джейн, чересчур серебряное. Грим или это от него подхватила? Сердце дико заколотилось о ребра, дыхание спуталось в горле, я попыталась контролировать свой голос - я этому училась, когда начинала петь. Но у меня это плохо получалось. - Кого подхватила у чего? - переспросила я. - Батюшки, - сказал Джейсон, - какая безупречная грамматика. У своего оригинального дружка-актера. Знают ли они? Как они здесь оказались? Будто нарочно поджидали меня... Не отвечай. Смени тему. Отделайся от них. - Не холодновато ли сегодня? - произнесла я. - Это тебе-то в таком шикарном плаще? - Это его? - осведомилась Медея. - Чей? - Твоего невоспитанного приятеля. - У меня много невоспитанных приятелей. - О, - сказала Медея. - Уж не нас ли она имеет в виду? - Она не хочет о нем говорить. Очевидно, ссора любовников. Какой позор, что приходится жить с ним в этих трущобах. Знают. И, кажется, знают все. Но известно ли им, где именно я живу? Где Сильвер? Как они... - Если вы говорите о том рыжем, которого видели на мосту, - сказала я, - то мы с ним в самом деле разошлись. Он уехал на восток. - На восток? - Уехал из штата. - (Как Совэйсон и Э.М. с их новой линией машин для фермеров). - Представилась хорошая возможность получить хорошую роль. - И оставил тебя совсем одну? В этих трущобах? - Джейсон, - сказала я. - Ну, с чего ты взял, что я живу где-то здесь? - А как же. Ты ушла от матери, и мать остановила действие твоего полицкода, заморозила кредит и все такое. Потом мы тут поспрашивали в округе. Тебя описали во всех деталях - тощая, выбеленные волосы. Слышали мы и о том, что вы поете на улицах вместе с дружком, который уехал на восток. Как это смело, если не умеешь петь. Вы это делали так же, как и мы? Нам сказали, что вы ходите сюда, в этот пассаж. Они меня искали. Возможно, без всякой другой причины - просто из любопытства и злобы. А сегодня был как раз тот день, когда мы с Сильвером обычно ходили в пассаж - и это они тоже выяснили и ждали тут специально. Кстати, я и не думала никогда, что мы приходим сюда в один и тот же день и в одно и то же время. И вот нарвалась прямо на них. Они знают, что он робот, они говорили с Египтией или Кловисом. Но... они не выяснили, где мы живем, иначе неминуемо бы нагрянули туда. (Представляю себе их ухмыляющиеся физиономии в дверном проеме.) Конечно. Никто не знал, где мы живем, мы никому об этом не говорили. Даже музыкантов, в чьи каморки захаживали, мы никогда не приглашали к себе. - Но все же, - сказала я, - здесь я не живу. Чистая случайность, что мы встретились. - А-а. Поразительное совпадение, - сказал Джейсон. - Где же ты живешь, Джейн? - спросила Медея, улыбаясь, и глядя на меня глазами кобры. Как я ее ненавидела, как были отвратительны ее голубые завитые волосы! - Где живу? Возле Олд-Ривер. - И ты никогда не открываешь окна? - Нечасто. - Там интересно. - Да. Знаете, мне надо идти. Пока, - сказала я. - Пока, Джейн. - Пока, Джейн. Когда я выходила из пассажа, они стояли вместе абсолютно неподвижно, и я едва не повернулась и не кинулась домой. Но стоило мне вдохнуть морозный воздух улицы, скрипя ботинками по снегу, как я вдруг поняла, что ускользнула слишком просто. Почувствовав легкое головокружение, я пересекла улицу, вошла в Кейси-Китченз и двинулась по проходу между кухонными приборами. Задержавшись перед хромированным миксером, я увидела на его округлой поверхности искаженное текучие изображение Джейсона и Медеи, проскользнувших в дверь. Притворись, что не имеешь понятия об этом. Затеряйся в толпе, оторвись от них. О Боже, Там было мало народу. Ни у Кейси, ни в кулинарии. Я обошла десятки магазинов, но толпы, в которой можно скрыться, нигде не было. Я попыталась оторваться от них, кружа по улочкам, сворачивая в такие переулки, о которых знала только потому, что бывала там с ним. Устремлялась к дорогам с большим движением, желая оставить их позади - или заставить проскочить мимо. Но они каким-то образом продолжали висеть у меня на хвосте. Я видела их отражения в витринах магазинов. Зашло солнце. Но в сгустившихся сумерках ярко загорелись фонари. Было уже поздно, а я не могла пойти домой. Меня трясло от холода, гнева и страха. Вбежав в комиссионный магазин, я попыталась скрыться за изъеденными молью меховыми пальто. Я уже было думала, что мне удалось это сделать, как вдруг, пробираясь к противоположной двери, я с ужасом услышала хриплое хихиканье Джейсона. Оно прошило меня, как пуля, и я пустилась бежать. Выскочив из магазина, я бросилась вниз по улице, то и дело поскальзываясь; меня заносило на поворотах, и я хваталась за фонарные столбы, чтобы удержаться на ногах. Погонятся ли они за мной? Хоть бы они ушли и переломали себе ноги... Они продолжали преследование, хотя я их и не слышала, - они бежали, как ласки, куда лучше меня. Ничего не соображая, я добралась до площади перед круглосуточным базарчиком со светильниками на рыбьем жире. У меня кололо в боку и, когда я остановилась, чтобы отдышаться, они настигли меня и встали по сторонам, как синевато-серые тени. - Чего это ты бежишь, Джейн? - Вы что, преследуете меня? - закричала я. - Разве? - спросила Медея у Джейсона. - Вроде того, - рассудительно сказал он. - Мы решили проводить тебя домой. - Только ведь река совсем в другой стороне, Джейн. А теперь что? Я учащенно дышала, это давало мне время на размышления, хотя я вряд ли на это способна. Нельзя вести их к Сильверу, в квартиру на улице Терпимости. Но идти и к Олд-Ривер тоже нельзя, они не отстанут от меня до самых дверей, а у меня не было там никаких дверей. - Не нужно меня провожать, - проговорила я. - Мы считаем, что нужно, - сказала Медея. - Ведь тебе опасно ходить одной без полицкода, мы просто уверены в этом. - Вы уверены в том, что хотите посмотреть, где я живу. - А ты почему-то этого не желаешь? - В чем тут причина, Джейн? - Мы же твои друзья. Куда мне пойти? Куда привести их, чтобы им надоело и они отстали? У меня даже денег при себе не было, так, несколько монет. Я не могла засесть в ресторане. И мне нельзя было оставаться на улице. Руки и ноги заледенели и ничего не чувствовали, глаза горели. Сейчас они скажут: "Ты же замерзла, хочешь домой, так чего же не идешь, или ты там что-то прячешь, робота, например?" - Я иду не домой, - выпалила я. - Почему же, Джейн? - Собираюсь повидать Египтию. - О-о. - Лица у них вытянулись. Кажется, я сделала удачный ход, но уверенности в этом не было. - Ты хочешь сказать, что собираешься смотреть эту идиотскую пьесу, в которой она занята? - Она не устает повторять, - сказала Медея, - Джейн должна прийти ко мне на премьеру. Джейн придет, или я умру. Не может же она вот так меня бросить. - Медея слегка нахмурилась. - Но ты и не собираешься ее бросать, не правда ли? Медея произнесла все это очень похоже на Египтию, только не ее прекрасным голосом. К моей панике примешалось чувство вины. Египтия поступила со мной так благородно, а я даже не позвонила ей, не поблагодарила ее, не пожелала, чтобы у нее все было хорошо. Думаю, что она потеряла интерес ко мне и моему любовнику, который был для нее безделушкой, я выбросила ее из головы, как будто все это сделал для меня добрый волшебник. Но она не затаила на меня злобы. Она осталась славной, нежной, доброй. А сегодня ее первый выход в роли Антекры, которая спрашивает у павлина о прахе своих братьев. Преодолевая свой собственный ужас, я представила себе ее мучения. - Ну, хорошо, - сказал Джейсон, - мы все-таки пойдем с тобой. Мы и так хотели. По крайней мере, на Остров. Мы отправились втроем. У него на шее, у нее на запястье посверкивали полицкоды. Как бы я хотела, чтобы этих штучек не было - я бы их убила. Районы, не отстроенные после толчка, завалил снег. С неба, как снежинки, сыпались звезды. Сильвер! Сильвер! Египтия, прости меня, но для меня это лишь шанс ускользнуть от этих тварей, до тебя мне дела нет... о Господи, дай мне шанс! - Пойдем в Южный Арбор к флаеру, - сказал Джейсон. Над разрушенными зданиями поднялся Астероид. В ледяном воздухе он выглядел более крупным, чем обычно, и в его свечении лица молодых конвоиров казались сине-зелеными, - оптическая иллюзия, не более того. Со мной они больше не разговаривали, но то и дело перекидывались словами между собой, иногда обо мне. - Все актеры жутко глупые. - Да, вечер предстоит неприятный. Но раз так хочет Джейн... - Как она похудела. Совсем не по схеме. - Интересно, что скажет мать. Они знали, что они - мои конвоиры. Но все же по большому счету они просчитались. Я увела их в другую сторону. Да еще придумала для этого вполне разумное обоснование, и теперь они не могли быть уверены, что я кого- то или что-то от них скрываю. Не вполне уверены. Мы добрались до платформы флаера как раз в четыре тридцать. Когда они втаскивали меня в ярко освещенную тыкву, я попыталась ускользнуть, но они не позволили. - Идем же, Джейн. - Я только что вспомнила, что мне нечем платить. Джейсон заколебался. Они жуткие скряги, несмотря на свои богатства и вороватость, и я надеялась, что это заставит их отступиться от меня, но он сказал Медее: - Ты ведь можешь за нее заплатить? И Медея, без всякого выражения на лице, затаив ненависть, ответила: - Да, я заплачу за нее. И за паром тоже. Джейн ведь теперь бедненькая. - Помнишь, - сказал Джейсон, - как она предложила оплатить наш счет в Джеггиде и не оплатила, а они добрались до папочки и стрясли с него деньги. Вот смеху-то было. Мы уселись. Флаер, золотой пузырь с шампанским, медленно поднялся в городское небо, а я готова была заплакать от отчаяния и боли в оттаивающих пальцах. Сильвер ждал меня. На улицах опасно. У меня не было полицкода. За себя он бояться не может, а за меня? - Интересно посмотреть отсюда на здания внизу, - сказал Джейсон. Ты только представь, если бы у нас были маленькие бомбочки, можно было бы кидать их туда. Бац. Бац. - Тогда бы они выглядели куда привлекательнее, - благодушно отозвалась Медея. - В горящем виде. Будьте вы прокляты. Вот был бы на свете ад, отправить вас туда навсегда, и визжите там, сколько душе угодно. В ожидании парома собралась большая толпа, и Джейсон взял меня за руку. Он был чуть выше меня. Я подумала, не столкнуть ли его с пирса в воду. Но он ведь выплывет. Прибыл паром, и мы поднялись на него. Огибая деревья, он поплыл к Острову. - Спектакль начнется не раньше полуночи, - пожаловался Джейсон. - Джейн знает. Больше шести часов придется слушать излияния Египтии. - Как ты думаешь, - произнесла Медея, - чем мы могли развлечь Египтию? Напустить, например, в коробки с гримом тараканов? - Тсс, - прошептал Джейсон. - Ты скажешь Джейн, Джейн скажет Египтии. И не будет сюрприза. - Или налить в колготки клея. - Какая задушевная мысль. Интересно, что такое задушевные отношения с Египтией? - О, Джейсон, пожалуйста, поцелуй мне палец на ноге, - простонала Медея, - это такой экстаз, это заставляет меня чувствовать себя женщиной. Я стояла у поручней, смотрела на водовороты, образуемые паромом, и почти их не слушала. Наконец, мы добрались до пирса, сошли с парома, и на лифте поднялись наверх. Положение было безвыходное. Джейсон говорил с дверью Египтии, называя себя и Медею и не упоминая обо мне, а мне было уже все равно. Мертвые растения вокруг протягивали к нам свои окаменевшие когтистые лапы. Этот ужасный вечер был каким-то странно сверкающим. Я вспомнила, как приходила сюда в последний раз и прикусила язык, чтобы сдержаться. Если бы к двери опять подошел Лорд, это был бы конец. Дверь открылась, за ней не было никого, кроме наших собственных отражений в зеркалах, когда мы вступили внутрь. Там было очень тихо, и я ощутила запах ладана и сигарин, а также теплый смолистый аромат горящих сосновых шишек. Никого не было, казалось, и в огромной гостиной, хотя повсюду горели желтые свечи. Все выглядело уютно, роскошно и гостеприимно, и мне стало легче. И тут я едва не вскрикнула. В камине пылал огонь, а над одним из массивных кресел повернулась голова, и языки пламени образовывали малиновый нимб вокруг темно-рыжих волос. Это был Сильвер. Это был... - Если вы по дороге сперли что-нибудь, - сказал Кловис, - то, пожалуйста, положите на место. Ради вашей же пользы. Египтия, которая в эту самую минуту накладывает на лице последние мазки, может сама превратиться в Антектру или - хуже того - впасть в истерику. О Боже Всемогущий, если бы нашелся благодетель, который прикончил бы вас обоих. Я сглотнула. - Привет, Кловис. Медленно и элегантно повернувшись, узрев меня и вскочив на ноги, он застыл на месте, и я поняла, почему ошиблась. Вьющиеся волосы Кловиса были отпущены до плеч и слегка подкрашены рыжим. Подражание Сильверу? Кривое зеркало? Нас разделяла недоброжелательность, но, увидев его снова, я испытала огромное облегчение. - Джейн, это ты? Под белым париком и в серебряном гриме? - Это не парик. Это мои натуральные ненамолекулизированные волосы. Да, это я. - Мне стало очень жарко, я расстегнула плащ и позволила ему сползти с плеч. - Боже мой. Дай-ка я на тебя посмотрю. Он пересек комнату, остановился в ярде, разглядывая меня, и сказал: - Джейн, ты потеряла фунтов тридцать. Я всегда это знал. Ты действительно прекрасный мальчик, примерно пятнадцати лет. С грудями. Тут из моих глаз неудержимо хлынули слезы. Джейсон хихикнул, и Кловис сказал: - А вы оба ступайте на кухню и пошарьте в погребе на предмет вина. Сухого красного - Слаумо, если еще осталось. - Ты в самом деле полагаешь, что мы так и сделаем? - поинтересовалась Медея. - Думаю, да, - сказал Кловис. - Если вы не хотите, чтобы ваш папочка узнал, что вы вытворили на прошлой неделе. В который раз. - Папочке все равно, - сказала Медея. - Тут ты ошибаешься. Папочке далеко не все равно, - возразил Кловис. - На другой день он говорил с моим, и оба согласились, что вам неплохо было бы подучиться. Ваш папаша горит желанием занять вас чем-нибудь вроде того, чем занимается Дэвидид. Заставит изучать что-нибудь вроде ила по цвету и плотности, но с гораздо более мерзким запахом. - Врешь, - сказал Джейсон. - Разве что в смысле предмета изучения. Но больше ни в чем. Можете проверить, если не принесете вина. Медея резво, как ящерица, выскользнула из гостиной. Джейсон, влекомой нитью, которая их соединяла, пристально посмотрев на Кловиса, последовал за ней. Я перестала плакать. Увидеть этих жутких близнецов в таком незавидном положении было неожиданностью. - Что они такого выкинули, раз так тебя испугались? - Ограбление магазина и небольшой поджог. Я решил заплатить штраф, пока дело не дошло до их отца, который действительно подумывает отправить их в ссылку. - Зачем же ты платил? - А почему бы нет? Я чувствовал себя благородным. И теперь я могу их шантажировать. Кстати, из-за этого маньяка Остина мне понадобится новое оборудование для спиритических сеансов. Полагаю, Джейсон с этим справится. Ну, а ты-то как? - Я... - Прежде всего, почему ты решила придти именно сегодня? Увидела где- нибудь рекламу этой мерзопакостной пьесы? Афишу, которой пора заинтересоваться полиции? Нет, я совсем не против твоего прихода. В последние три недели Египтия и себя, и всех остальных загоняла до сумасшествия. Никто с ней больше не хочет разговаривать. Вот будет потеха, если суфлер не станет ей подсказывать текст. Но теперь, по крайней мере, не будет воплей: "О, почему со мной нет Джейн?" - Кловис! - Да, Джейн? Я смотрела в его красивое лицо. Кловис был последним, что оставалось от моего прошлого. Был ли он моим врагом? Я так считала, когда он позвонил и отнял у меня Сильвера. Я так считала, когда он покраснел и стал глумиться надо мной, а я дала ему пощечину. Но и только. Могла ли я ему довериться? Мог ли он мне помочь? Ведь раньше помогал. - Кловис, я должна немедленно уйти. - Если ты это сделаешь, смерть Египтии будет на твоей совести. Не говоря уже обо мне. - Я должна уйти, и так, чтобы близнецы не отправились за мной следом. - А они это сделают? - Они меня просто загнали, преследовали весь день, и я не могла от них отвязаться. Я не могла пойти домой. - Я старалась не придвигаться к нему близко, потому что знала, что он не любит, когда к нему прикасаются, но мне просто физически необходима была его поддержка. - Джейн, я видимо непростительно туп. Но почему ты не могла пойти домой? - Кловис, да как ты не понимаешь? - Подожди, давай разберемся. Ты порвала с Деметрой. Живешь в каком-то шалаше, если только не стала профессиональной танцовщицей в стриптизе. А почему эти... - Ты видел передачу об "Электроник Металз"? - Я никогда не слушаю новости. Если ты хотела спросить, знаю ли я, что эта фирма закрылась, - да, знаю. Думаю, они хотели предотвратить революцию масс. Немного успокоившись, я внимательно смотрела на него. - А что Египтия? Ведь она официальная владелица одного из роботов, производство которых остановлено. - Какими вдруг суровыми и испытующими стали твои глаза. Ты совсем не похожа на милую маленькую Джейн, которую я знал раньше. Египтия? О, они ей звонили. Сказали, не соблаговолит ли она вернуть своего робота, поскольку это была ошибка, которая может плохо кончиться. Ей вернут все деньги плюс премию в качестве компенсации. Последовала долгая пауза, и я начала сомневаться, уж не играет ли он со мной. - И что ответила Египтия? - напомнила я. Египтия спросила: "Какого такого робота?", и когда ей разъяснили, объявила, что робот уже несколько недель стоит в кладовой, и она слишком занята, чтобы утруждать себя возней с ним. А что касается премии, то деньги ее больше не волнуют. Ее интересует самопознание через искусство. Она будет счастлива питаться дикими смоквами и жить в пустыне и так далее и тому подобное. Чтобы отвязаться, они отключились. После этого звонков, по-моему, не было. Они явно пришли к заключению, что забытый в чулане робот, принадлежащий эксцентричной, потерявшей память и очень богатой актрисе, не стоит их бессонных ночей. Или просто не захотели привлекать внимание общественности, устраивая скандал. Мои глаза сами собой расширились. - Так она и сказала? - В точности так. Я знаю это, потому что в тот момент имел несчастье находиться рядом, - кивнул Кловис. - Конечно, я очень удивился и, когда она отвернулась от видео, спросил: "Разве Джейн не приходила и не забирала робота себе?" Египтия распахнула свои топазовые глаза, совсем как ты сейчас - свои. "О! Да, - воскликнула она, - я совсем про это забыла. Его забрала Джейн". Забавно, не правда ли? - Она что, забыла? - Ты ведь знаешь, кого она любит. Целиком и полностью погружена в себя. Для Египтии никто не существует, кроме нее самой да этих диких богов, которые насылают на нее то душевный подъем, то упадок сил. Это ты влюбилась в него, Джейн. А Египтия влюблена только в Египтию. - И ты позвонил в Э.М., чтобы разъяснить ошибку? - С какой стати я бы это сделал? - Из злорадства, - сказала я. Он усмехнулся и опустил глаза, чем немало удивил меня. - Джейн, он был со мной. Согласен, это совсем особый опыт. Шекспир разразился бы парой сонетов. Но я только в миллионный раз убедился, какое дерьмо большая часть человечества. Тебя интересует, сообщу ли я, что ты и Сильвер до сих пор сожительствуете? Именно это я должен с изумлением предположить. И именно об этом, опять-таки предполагаю, пронюхали наши маленькие поджигатели. Корпорация сыщиков Дж. и М. Я прерывисто вздохнула, и сказала твердым голосом. - Да, Кловис. - Вот тебе ответ: нет. Ах, какое облегчение. - Э.М. знает свое дело. Если они проведают, что он все еще гуляет на свободе... - То от него останутся лишь зубчики часового механизма. Его слова оглушили меня, ужас и страх вернулись снова. Да еще эти изверги могли появиться в любой момент. - Знаешь, - начал Кловис, - я, кажется, догадываюсь, как Джейсон тебя выследил. Но я перебила его: - Кловис, ты не можешь одолжить мне немного денег? Или просто дать? Не знаю, смогу ли я вернуть. Но если бы мы выбрались из города, уехали на север... - Мысль хорошая. Деньги ты можешь взять. Но только представь, что Э.М. или Совет устроили засады на шоссе, на линиях флаеров, ведущих за город. Я смотрела как будто сквозь него. - О Боже. Об этом я не подумала. - Не вешай нос. Я сочиняю альтернативный план. Оставайся здесь, немного подожди. Мне нужно кое-кому позвонить. - Кловис! - Да. Меня зовут именно так, а не Иуда Искариот, так что расслабься. - Какой план? - Ну ты совсем как твоя потрясающая мамаша... Другой голос полоснул меня, как ножом, так что я покачнулась: - Джейн! Джейн! Я медленно обернулась. Египтия стояла на маленькой лестнице, ведущей в спальню. Она кинулась ко мне, как будто ее подхватил резкий порыв ветра, вспенивавший воздух. Она подлетела, и вцепилась в меня, не давая пошевелиться. - Джейн, Джейн, Джейн. Я знала, что ты придешь. Знала, что ты поймешь и придешь, потому что ты мне так нужна. Ах, Джейн... я так боюсь. Я чувствовала, что утопаю в потоке ее слов, и первым движением было оттолкнуть ее. Но она держала меня крепко, как любовника, а ужас ее вылился в какое-то странное нечленораздельное гудение, как у проводов под напряжением. - Потом продолжим, - сказал Кловис. - Кловис... - Положись на меня. Я знаю, что делаю. - Он пошел в сторону кухни. - Пойду, посмотрю, как там Слаумо. Египтия обвила меня, как змея, обволокла запахом своих духов, и я стала понемногу успокаиваться. Хорошо, что мой любимый не подвержен истерикам, как я. Он, наверное, ждет меня, не испытывая никакого страха, думая, что я зашла к кому-нибудь из наших общих знакомых, может быть, ужинаю с ними. Кловис нам поможет. И мы покинем наш прекрасный дом, белую кошку, с которой подружились. - Египтия, - сказала я, слезы снова приготовились выступить у меня в глазах. - Не надо бояться. Все будет замечательно. Она отодвинулась и храбро улыбнулась, а я разразилась смехом, как недавно - слезами. Египтия была ошарашена. - Почему ты надо мной смеешься? - Потому что внутри у тебя сумятица, а снаружи ты такая красивая! Ее кожа под театральным гримом, бархатилась, как персик, на веки были наложены терракотовые тени с золотыми блестками. Золотые блестки были рассыпаны также по плечам и груди. Волосы, выкрашенные в бледно-голубой цвет, падали тщательно завитыми локонами, и наверху красовалась маленькая золотая корона. На ней было платье из золотых и серебряных чешуек, а вокруг тонких рук несколько раз обвивались темно-голубые заводные змейки с рубиновыми глазами. Самое удивительное было то, что в ней действительно чувствовалось величие, несмотря на ужас во взгляде, нелепую эгоманию и ранимость. И я продолжала смеяться, пока она, хотя и несколько обиженно, тоже не засмеялась. Изнемогая от хохота, мы упали на тахту, и ее слоистое чешуйчатое платье издало такой звук, будто пустые жестянки покатились по лестнице. Мы вскрикнули, замолотили руками и ногами, ее восточные комнатные туфли разлетелись по гостиной. 3 Было три бутылки Слаумо, и мы с Кловисом и Египтией сидели и потягивали вино при свечах. Джейсон и Медея пили кофейную шипучку, от которой у меня мгновенно начиналась икота. Близнецы уселись на полу в другом конце гостиной и стали играть в шахматы. Они могли что-нибудь там слямзить, но Египтии не было до этого дела. Она знала, что не переживет этот вечер. У нее перед глазами было два варианта своей смерти. Один - ее первый выход на сцену. У нее разрывается сердце. Или она умрет в финале, не в силах вынести напряжение. Это было совсем не смешно. Она действительно этого боялась. Театр был небольшой, да и аншлага не ожидалось. На премьерах в зале сидели, как правило, несколько критиков да видеогруппа, которая снимала несколько кадров, а потом их могла и не показать. Но для Египтии это было самое страшное, и будь я на ее месте, то дрожала бы точно так же, хотя все же меньше, чем перед моим дебютом на улице. Египтию грыз страх провалиться - провалить себя. Или, как она выразилась, провалить Антектру. Она твердила слова своей роли, то расхаживая по гостиной, то опускаясь на тахту, дико смеялась, плакала - к счастью, ее грим слезами не смывался. Она потягивала Слаумо, оставляя на стакане золотые крылья бабочек от своих губ. - Она девственница. Ее сексуальное электричество направлено на саму себя. Она движима печалью, муками и яростью. Ее обуревают демоны собственной ярости. Когда она говорила, казалось, что она знакома со всеми этими эмоциями, хотя на самом деле, вряд ли она хоть раз их испытала. И описания состояний Антектры, очевидно, были ремарками, которые она заучила, как роль. - Ураган страсти. Сумею ли я это показать? Иногда я чувствую, что энергия этой роли сосредоточена во мне, как в вулкане. Но теперь... хватит ли у меня сил? - Да, - сказал Кловис. - Да, - сказала я. - Моя ладья пытками доводит твою до смерти, - сказал Джейсон на другом конце комнаты. - Энергия, - говорила Египтия, рыская между свечами, как пантера, - может поглотить меня. Мне все равно, правда, все равно, если она меня убьет. Но я умру с сознанием выполненного долга... ах, Джейн, ты меня понимаешь, не правда ли? - Да, Египтия. Кловис скрыл зевок за длинными волосами, и я подумала о Сильвере. Не то чтобы я все это время не думала о нем. Просто тревога отошла на задний план, подобно тому, как притупляется зубная боль, когда принимаешь болеутоляющее. Сознание опасности и несчастья, мое беспокойство за Сильвера, который не знает, куда я пропала, ловушка, в которую я угодила и из которой, очевидно, не выбраться, - это была тупая боль. Вино, роскошная обстановка, страх Египтии - болеутоляющее. Боль была легкой и переносимой, так что я могла отвлечься от нее. Но когда свет падал на волосы Кловиса - огненные! - боль вспыхивала снова. Каждый раз я едва не вскакивала, чтобы бежать из квартиры в ночь. Близнецов Кловис, конечно, задержит. Но тогда они поймут, что были правы. И я не смогу воспользоваться помощью Кловиса. Под велюровой курткой у него была вышитая рубашка. Похоже, он копировал Сильвера вполне сознательно. Могла ли я довериться Кловису? Впрочем я уже сообщила ему все, кроме адреса. - Моя королева покупает себе свободу, позволяя твоему коню отсечь ей левую руку, - сказала Медея. - Я очень надеюсь, - проговорил Кловис, - что они не проделывают эти экзекуции над твоими шахматными фигурами, Египтия. - Весь мир - шахматная доска, а люди - фигуры, - произнесла Египтия. Цитата? - Ах, склоните голову перед окровавленным прахом. Опуститесь на колени перед тираном, порабощенная земля. Мир не тот. Боги мертвы. Опустись на колени, ибо надлежит тебе сделать это. Отринь гордость и опустись. - Мой конь кастрирует твоего коня. - Это невозможно. Мой конь в полной броне. - Ну и что. Там в ней как раз самые слабые звенья. Я не могла даже позвонить Сильверу. Рядом стоял телефон, к нему мог подойти смотритель, но я не помнила номера. Да если бы и вспомнила и позвонила, это разоблачило бы меня: значит, кто-то у меня дома все же есть. Можно было бы позвонить по параллельному наверху у Египтии, но на этом аппарате, пока бы я набирала номер, загорелись бы голубые лампочки, Джейсон и Медея их увидят. Специально будут следить. - Женщины дворца, - продекламировала Египтия, - мой брат был богом для вас. А для этих зверей он - падаль. Он брошен на растерзание коршунам. - Батюшки, - сказал Кловис, - да эта пьеса - просто истерическая мелодрама. Я больше этого не выдержу. - Не дразни меня, Кловис! - вскричала в отчаянии Египтия. - Половина одиннадцатого, - сказал Кловис. - Я пошел вызывать такси. - Боже! - воскликнула Египтия. - Разве уже пора? - Пожалуй, да. Джейн, налей еще порцию. Я не была убеждена, что это ей необходимо, хотя вино, казалось, совсем ее не пьянило. Она облачилась в свой костюм, немного испачкав его гримом. Разрыв между ее эмоциональным накалом и настроением остальной частью труппы был слишком велик. "Они мне ничего не дают!" - все повторяла она. Однако, другие актеры, занятые в спектакле, служили для нее своеобразной опорой, не позволяющей упасть, и жаль, что они этого не сознавали. Я принесла ее серо-голубое меховое пальто с капюшоном. Она купила это пальто в тот самый день, когда я привезла Сильвера в Чез-Стратос. - Ах, Джейн. Ах... Джейн... - Я здесь. - Мой голос прозвучал так, будто я ее терпеливая и внимательная старшая сестра. Добрая, переживающая за нее. Участливая. Прямо как Сильвер. - Дже-е-е-е-йн... Она вперилась в меня. Ее ждала гильотина, тележка скоро покажется в дверях. - Все будет хорошо, - сказала я ей. - Быть может, Астероид упадет прямо на Театр Конкордасис. Вскоре появился Кловис. - Такси будет на пирсе через полчаса, - сказал он, посмотрел на меня и вполголоса добавил: - Я позвонил еще кое-куда. - Кловис... - пробормотала я, поняв, что он начал осуществлять свой загадочный план. - Потом. - Он взглянул на Джейсон и Медею, которые озабоченно уставились на нас. - Вы бы, ласточки, успели еще по-бысторому прикончить кого-нибудь на доске, мы уходим через десять минут. - Ох! Жуткая пьеса, - сказал Джейсон. - Можете не ходить, - предложил Кловис. - Да нет, мы пойдем, - сказала Медея. - Хочется побыть с Джейн. Мы так давно с ней не виделись. - Господи, что за странный вечер, - сказал Кловис, когда мы вышли в фойе перед шахтой лифта. - А что такое? - поинтересовался Джейсон. - Откуда я знаю, - ответил Кловис. Подошел лифт, и Египтия затрепетала в моих руках. Пока мы спускались к парому, наступила ночь, и дома стали похожи на россыпи драгоценных камней. Вокруг все замерло, запорошенное снегом. На пароме было пусто, по ту сторону нас уже ожидало такси. Поднявшись по Большой лестнице и пройдя мимо фонтана, который зимой не работал, мы добрались до театра в одиннадцать пятнадцать. Здесь я впервые увидела Сильвера. У главного входа народу было немало. Обогнув толпу, мы вошли через служебный вход и проследовали в уборную Египтии. Там работал радиатор, но трястись Египтия не переставала. - Отец мой сражен, брат подло срезан. Смерть - наследие Дома Павлинов. Все гибнут. Все, кроме Джейн. Джейн, не оставляй меня. - Мы лучше подождем на улице, - сказала Медея. Я знала, что они будут наблюдать за дверью. Теперь мне в любом случае нужно остаться, у Кловиса могут быть для меня новости. Какими бы они ни были. Волноваться уже не было сил. Я пребывала в состоянии глухой апатии, однако в любую минуту могла сорваться и броситься в квартиру на улице Терпимости. Мимо по коридору прошел молодой человек по имени Коринф, стуча металлическими башмаками и меланхолично жуя цыплячью ножку. Двадцать минут спустя, заглянул красивый стройный мужчина, режиссер. - О, ты уже здесь, - сказал он Египтии. Она умоляюще посмотрела на него, но с ней он уже покончил. На следующие постановки ей можно было не рассчитывать, несмотря на ее доступное богатство. Это читалось в его глазах. - Последний совет, дорогая, - проговорил он. - Постарайся не забывать, что в составе, кроме тебя, есть и другие актеры. Она открыла было рот, но он уже вышел, хлопнув дверью так, что едва не слетела с петель. Ремонта тут не было давненько. - Они ненавидят меня, - ошеломленно прошептала она. - Я была с ними такой щедрой, разделила с ними свой дом, свою любовь. А они ненавидят меня. Для правды было сейчас не время. По крайней мере, для такой. - Они завидуют, - сказала я. - Они чувствуют, что ты их всех затмишь. Против Антектры тоже все ополчились. Это может тебе даже помочь. - Визг павлина, - сказала она, - птицы, предвещающие несчастье, проклятие и смерть. Я подновила ее грим. Смогла ли бы я сделать то, что предстояло ей? Думаю, смогла бы, хотя наверное, боялась бы больше, чем сейчас Египтия. - Ты не изменилась, Джейн, - сказала она, рассматривая меня в грязном зеркале, как будто увидела в первый раз. - Ты похорошела. Ты фея. Такая спокойная. И мудрая. - Это потому, что я не одна, - сказала я, не успев сообразить, что лучше промолчать. - Правда? - рассеянно отозвалась она. Кловис был прав, она забыла. - У тебя появился любовник, Джейн? Да, Египтия. Серебряный любовник. - Можно сказать и так. Следующим вопросом она меня дико напугала: - Джейн, а что случилось с роботом? - Ну... - я постаралась взять себя в руки. - Он просто чудо. - Да, - задумчиво проговорила она, - красивее и искуснее любого мужчины. И нежнее. Ты не находишь? И его песни. Он пел мне любовные песни. Он знал, что мне очень нужна любовь, что я живу любовью... Чудесные песни. А его прикосновения, как он ласкал меня, и... Она замолчала как раз в тот момент, когда я почувствовала, что не смогу больше слушать ее излияния. Над нашими головами вдруг завыла сирена, и мы в испуге бросились друг к другу, не успев сообразить, в чем дело. За сиреной последовал жестокий смех. Очевидно, это была "шуточка", приготовленная специально для нее. - Через пять минут поднимется занавес, Египтия. Я испугалась, не случится ли с ней припадка. Но она вдруг совершенно переменилась. - Ты иди, Джейн, - проговорила она. - Мне нужно побыть одной. На улице Джейсон и Медея сразу окружили меня. - Наши места в третьем ряду. Дурной тон со стороны Кловиса заказать именно их. Ты займешь место Хлои, оно хуже всех. Забавно, что у тебя нет билета, раз ты собиралась сюда придти. На самом деле Кловис приготовил им другой сюрприз - он подменил билеты. Близнецы, к своему ужасу, обнаружили, что сидят в первом ряду и даже не рядом, а в разных концах. - Безобразие, - сказал Кловис. - Какая путаница. Несомненно, театр объявил нам вендетту. Теперь близнецам придется весь спектакль выворачивать шеи, проверяя, на месте ли я. Когда мы с Кловисом уселись в конце ряда, он заговорил: - Ты уходишь сразу после первой реплики Египтии. Насколько мне известно, в это время по проходу пронесутся десять болванов, а когда они доберутся до сцены, начнется гроза. Спецэффекты тут просто зверские. Джейсона и Медею это отвлечет. Тогда ты и можешь уходить. Если они и заметят, то им понадобится полчаса, чтобы пробиться наружу, а если повезет, они столкнутся со второй сменой шествующих по проходу, какая-то там процессия. - Джейсон и Медея одновременно обернулись, и Кловис помахал им. - Если они меня спросят, я скажу, что тебе стало плохо. - Они поймут, что это неправда. - Разумеется. Твоя репутация меня нисколько не интересует. Но им это мало поможет. - Кловис, ты сказал, что дашь мне немного денег. - Завтра вы ловите тачку и отправляетесь по шоссе до восемьдесят третьей дороги. На это денег наскребешь? - Да. - На восемьдесят третьей отпускайте такси и идите пешком к Обвальному склону Каньона. - Это же всего в нескольких милях от дома матери. - Ну и что? Сомневаюсь, что вы ее там встретите. Я это место выбрал потому, что это уже не город, но еще и не граница штата, поэтому там не будет ни наблюдений, ни шпионов. И еще потому, что Джем сможет посадить там СВВ. - Что? - Самолет с вертикальным взлетом. Грохочущая летающая машина, вроде Бэкстера, который так любит твою мать. Джем - инженер-испытатель и летчик Хисторика Антиква Корпорейшен. Он позаимствует эту тарахтелку, как обычно, в музейном ангаре, приземлится у Каньона и доставит вас, куда захотите. Он пообещал мне это, когда звонил ему час назад. Кстати, сообразительностью он не отличается, и если ты не скажешь сама, что твой дружок робот, то он никогда не догадается об этом. Тем не менее, куда- нибудь он вас доставит. А потом вернется и проведет вечер со мной. Честно, Джейн, я молюсь за тебя. - Кловис, я... - Берите любой багаж, если он полегче, скажем, рояля. В этих машинах полно места. Он передаст вам деньги. Банкнотами, если успею выцарапать их в банке. Надеюсь, ты не собираешься рыдать, кидаться на колени - кстати, а есть ли тут ковер? Да, есть, - в припадке благодарности? Вилять передо мной хвостом? - Нет. Но я никогда не забуду, что ты сделал для меня. Никогда. - Джем тоже получит массу удовольствия. Но я постараюсь лучше об этом не думать. - Я бы хотела... - Ты бы хотела, чтобы я был гетеросексуальным и мы бы могли сбежать вместе. - Я бы хотела отблагодарить тебя должным образом, но не знаю, как. - Я не могу быть крестным отцом твоих деток. Хотя бы потому, что их у тебя не будет. - Ну, почему же? Тем же путем, что и Деметра. Сильвер, я думаю, будет потрясающим приемным отцом. У меня вообще никакого отца не было. - И ты ничего не потеряла, - сказал Кловис. И в этот момент свет, тускло освещавший бедное помещение театра, внезапно погас. Публика неодобрительно загудела. - Джейн, - снова заговорил он, - я забыл еще об одной чертовски важной вещи. Послушай, Джейсон нашел тебя с помощью самодельного наводящего устройства. Проверь всю одежду, в которой ты встречалась с ним до сегодняшнего дня. Ищи что-нибудь маленькое. - Что ты сказал? - Ты меня слышала. Конечно, оно не настолько точное, чтобы указать квартиру, но подобраться они к тебе, как видишь могут, довольно близко. Это их новая игра на месяц. - Но я... Из-под взвивающего занавеса хлынул жуткий красновато-коричневый свет. Мы замолчали, но в голове у меня все кипело. Наводящее устройство? Пэйшенс Мэйдел Бридж, Джейсон, бегущий мимо меня, потом Медея - нужно было все это хорошенько вспомнить, но тут передо мной открылась сцена в клубах кровавого дыма. Из дыма на помост выступила Египтия, оцепеневшая, ничего не видящая, посверкивающая своими блестками. Секунду я не понимала, что с ней произошло. А произошло то, что она стала Антектрой. Она казалась лунатиком, спасшимся от взрыва - оглушенным, обесчеловеченным. Ее страшная красота била в глаза. Она протянула вперед руки, держа в них кусок размалеванной под кровь ткани. - Склоните головы, - сказала она нам, - склоните головы, - и мое сердце перевернулось. Она повторила свою реплику. А потом голос ее вдруг понизился, как у певицы, едва ли не на целую октаву: - Склоните голову перед окровавленным прахом. Опустись на колени перед тираном, порабощенная земля. Она казалась безумной, и все мы, бездыханные, повисли на ее словах, как на веревке. - Мир не тот, Боги мертвы. Я содрогнулась. Она будто вышла из могилы. Конечно же, она вела себя так, будто других актеров не существовало. Их не было. Они всего лишь тени. Только Антектра жила в ее жгучей агонии, на фоне разрушенного пейзажа. - Отринь гордость и опустись. Как и тогда, я сидела загипнотизированная. Ниоткуда не раздалось ни звука, потом послышались шаги и клацанье оружия. По проходам неслись десять воинов, и на этот раз публика отозвалась одобрительным гулом. - Возрыдайте, небеса! - голос Египтии перекрывал шум войны. - Возрыдайте кровью и пламенем. Войны скучились перед ней. Раздался удар грома. Сцену прорезала молния. Египтия на своем помосте, казалось, была охвачена огнем. - Пошла, - тихо произнес Кловис. - Что? - Уходи, дура. - А-а... - Вскакивая я, споткнулась и едва не выпала в проход. Под прикрытием бешеных вспышек я бросилась к выходу и выбежала в отрезвляющий холод городской ночи. На автобус денег у меня хватило, но пришлось очень долго ждать. Когда я спрыгнула на своей остановке, на часах в автобусе было уже час двадцать шесть минут. Я отсутствовала больше десяти часов. Кловис не задумывался о том, что меня ждет человек, ведь это всего лишь машина. Хотя, пожалуй, Кловис больше так не считал. Конечно, несмотря на мое долгое необъяснимое отсутствие, он оставался спокойным, невозмутимым и рассудительным, особенно если учесть, сколько я твердила ему об опасности, в которой мы находимся. Но у него же механический разум. Я бежала по улицам, будто сквозь плотную темную воду, до того густая была ночь. Когда я влетела в квартиру, он стоял посреди радужного ковра. Верхний свет был включен, и я видела его очень отчетливо. Как будто я выбралась из обвала и начала обретать равновесие. Но он стоял абсолютно спокойный, без всякого выражения на лице. - С тобой, - спросил он, - все в порядке? - Да. - Нам повезло, что ты меня застала. Я с семи часов искал тебя, и сейчас собрался опять уходить. - Уходить? Но ведь мы договорились... - Я думал, на тебя могли напасть, - тихо произнес он. - Или убить. Я не могу описать, как он это сказал, но его голос потряс меня, вышиб из головы все слова и мысли. А поскольку и слова, и мысли, и события этого вечера, были необычайно важны, я немедленно начала восстанавливать их, преодолевая оцепенение. - Нет. Послушай, я расскажу тебе, что случилось, - проговорила я так спокойно, как будто отвечала на вопрос, которого, видимо, следовало ожидать от разумной невозмутимой машины. И я, торопясь, рассказал ему все. Он внимательно слушал. Через минуту он опустился на тахту и склонил голову, а я села рядом, чтобы закончить рассказ. - Уйти я не могла. И даже позвонить не могла - я не помнила номер телефона внизу, и потом надо было ждать Кловиса. Это кажется безумием, но разве нам не стоит рискнуть? Уехать завтра куда-нибудь? Как два разоблаченных шпиона. По-моему, стоит. - Ты так боишься этого города и не без оснований, - сказал он. - Уехать отсюда - единственный выход для нас. - Ты меня осуждаешь? Зря. У меня очень веские причины бояться. Я жила с этим страхом весь день и весь вечер. Он обнял меня одной рукой, и я легла рядом с ним. И почувствовала огромное расстояние между нами. Он был, должно быть, где-нибудь в миле отсюда. - Египтия, - медленно произнесла я, сама не зная, зачем, - Египтия изумительна. Я слышала только несколько ее реплик... Сильвер, в чем дело? Я даже и не знала, что ты умеешь сердиться. Но я не виновата. Я не могла прийти сюда. Если ты думаешь, что это глупости и паникерство, то, по крайней мере, поверь, что это искреннее паникерство и не совсем глупости. А потом еще Кловис сказал про это наводящее устройство. О, Господи, мне надо проверить... Но он крепко сжал мою руку, и я поняла, что двигаться Нельзя, и осталась лежать, ожидая, что он скажет. Наконец, он заговорил тихо и быстро. В его мелодичном голосе трудно было обнаружить следы каких-нибудь чувств, кроме, пожалуй, крупинки юмора. - В свое время ты пыталась научить меня исследовать собственные эмоции, то есть тому, для чего я предназначен. Выходит, я был не прав. Или же все- таки научился этому, как приобрел и другие чисто человеческие свойства. Когда тебя не было... - Но я, правда, не могла, - прошептала я. - Я знаю. И знаю, что ты жива и здорова. Но я не знал этого, пока ты не вошла в дверь. Будь я человеком, я бы места не находил. Будь я человеком, ч бы обошел все больницы в этой части города. - Прости меня. Мне очень жаль, что так получилось. - Самым странным был внутренний процесс, через который я себя проводил, во время которого я представил себе, что ты лежишь где-то мертвая, и значит, я никогда больше не буду с тобой снова. Ты спрашивала, могу ли я бояться. Могу. Тебе придется на слово мне поверить, что и этом теле, которое не дрожит, не потеет, не проливает слез, действительно сидит трехлетний ребенок, который очень интенсивно все это переживает. Его голова была наклонена, и я не видела лицо. Я обхватила его руками и крепко-крепко прижала к себе. Вместо радости за него я почувствовала что-то вроде стыда. Я поняла, что опять неумышленно совершила непростительный поступок. Ибо я окончательно и бесповоротно доказала, наконец, его человечность: показала, что он зависит от других существ своего вида. 4  От землетрясения город содрогнулся в начале шестого утра. Я проснулась от того, что латунная кровать начала двигаться. Сильвер, который мог ввести себя в состояние, подобное психостетическому трансу, - это был полный покой и отсутствие чувства времени - Сильвер вышел из него раньше меня. Я подумала, что это сон. Было темно, если не считать слабого снежного блеска из-за полуоткрытых занавесок. Потом я увидела, что занавески открываются сами собой, подергиваясь каждый раз на несколько дюймов. - Это земной толчок, - сказал он мне. - Но, судя по ощущениям, не сильный. - Ничего себе не сильный! - воскликнула я, садясь на кровати. Она сместилась не меньше, чем на фут. Весь дом вибрировал. Я уловила зловещий шум на улице, какие-то стоны, треск и визг, которые я сначала приняла за крики ужаса, доносящиеся из города. - Мы должны бежать на улицу? - спросила я. - Нет. Все уже успокаивается. Первый толчок был минут за десять до этого, почти незаметный. Ты даже не проснулась. С полки свалилась свеча. - Ой, Сильвер! А где кошка? - Ты вспомни, ее здесь и не было. - Да, верно. Я буду скучать по этой кошке... И что это в голову лезет, когда вокруг такое творится? Он мягко засмеялся и потянул меня обратно в кровать. - Просто ты по-настоящему не боишься. - Действительно. А почему? - Ты ведь со мной, и ты мне доверяешь. А я сказал тебе, что все в порядке. - Я тебя люблю, - сказала я. В окно ударилось что-то тяжелое и мягкое. Потом раздался дребезжащий звук. Наконец, все стихло. Я выскочила из кровати и подошла к окну. Толчок, видимо, на самом деле был незначительным, хотя сравнивать мне было не с чем. Какой-то частью сознания я ожидала увидеть на горизонте обрушившийся и захлестнутый огнем город - я нередко видела это в репортажах с места толчков по каналу новостей. Но горизонта вообще не было видно. Как три гигантские змеи, балки вздымались над осевшим зданием, разбросав снег во все стороны, как катапульты. Ком этого снега и вляпался в наше окно. К чему бы такое предзнаменование? Я слышала приглушенный гул голосов. Люди высыпали на улицу и обсуждали, что произошло. Потом мимо дома проехал робот скорой помощи, его не было видно, но сирена была слышна; и еще, и еще. Хотя толчок был сравнительно мягким, несчастные случаи не исключены. Я подумала о них с состраданием: мне это не грозило, мы были в безопасности. Потом обрадованно вспомнила, что спектакль Египтии должен был закончиться до толчков. Они с Кловисом, видимо, не пострадали. Только когда мы вернулись в постель, разделив последнее яблоко, я вспомнила о доме матери на высоких стальных опорах. Может быть, спуститься в фойе и позвонить ей? Но там наверняка полно людей, звонивших своим родственникам. Что же все-таки я чувствовала? Я поделилась сомнениями с Сильвером. - С ее домом ничего не случилось, - сказал он. - Он хорошо укреплен. Единственная проблема - высота, но на опорах должны быть компенсаторы, - Интересно, беспокоится ли она за меня. Не знаю. Ах, Сильвер, я не знаю. Прожила с ней всю жизнь, а теперь не знаю, волнуется ли она за меня. Вот ты бы волновался. - Да, я очень волнуюсь. Немного погодя в дверь постучал смотритель и спросил, как мы себя чувствуем. Я крикнула, что хорошо, и спросила о его белой кошке. - Кошка и ухом не повела. Вот ведь животное. Если они не убегают, значит, ничего страшного. Когда он ушел, я почувствовала себя неловко, поскольку не сказала, что мы собрались уезжать. В виде квартплаты за последний месяц мы оставим в квартире все, что сможем. Я хотела попрощаться с кошкой. Деметра всегда говорила, что кошки вряд ли могут поддержать домашний уют, что они царапают вещи и оставляют шерсть на подушках, и она была права, ну и что, черт возьми? Я заснула рядом с Сильвером, и мне приснилось, что Чез-Стратос упал с неба. Повсюду валялись обломки и камни, а вокруг суетились космонавты, держа неуместные здесь подносы с чаем и тостами. - Мама? - спросила я у обломков. - Мама, ты где? - Иди сюда, дорогая, - сказала мать. Она стояла на маленьком холме, облаченная в золотые доспехи. Я с ужасом увидела, что ее левая рука отсечена, но один из роботов уже приделывает ее обратно. Я подошла к ней, и она обняла меня, но доспехи были твердыми, я не могла прижаться к ней, мне было неудобно. - Боюсь, твой брат мертв, - сказала она, приветливо улыбаясь мне. - Мой... брат... - Да, дорогая. И отец тоже. Я заплакала, хотя не знала, кто они такие. - Ты можешь записать это на пленку, - сказала Деметра. - А когда я вернусь, то послушаю ее. - Куда ты уезжаешь? - спросила я. - Делать сельскохозяйственные машины для фермеров, я же тебе говорила. - Не помню. - Потому что не хочешь помнить. Иди, Джейн. Отпусти мои доспехи. Бэкстер Эмпайр взмыл с развалин в пыльное небо, распластав нас всех по земле поднятым при взлете вихрем. На том месте, где стояла мать, теперь лежала разрубленная на куски обезьяна, и я подумала, не мой ли это брат. Потом обезьяна превратилась в совершенно невредимого Джейсона, и он сказал мне: - Привет, Медея. Я подсунул наводящее устройство в павлина. Ну, не смешно ли? Когда я проснулась, уже светало. Сильвер был под душем, я слышала, как сверху низвергаются каскады воды. Я лежала и смотрела, как проясняется голубое небо на нашем потолке, и облака, и птицы, и радуга. Я не стала удерживать слезы, и они полились из глаз. Я никогда больше не увижу этот потолок. Помимо всего прочего я должна оставить здесь и куртку с павлинами. Неужели они действительно проклятые птицы? Одежда матери, пьеса Египтии, моя куртка. Я должна оставить и ту одежду, которая была под курткой в тот вечер, когда мы встретили у моста Джейсона и Медею. Я вспомнила, как Джейсон задел меня, удирая. Может, это бегство было отчасти преднамеренным. Оба они квалифицированные карманщики, блестящие клептоманы, оба запросто могли прицепить к ткани что-нибудь липкое. Правда, еще ночью я вывернула наизнанку всю эту одежду и ничего не нашла. Может, штучка отвалилась, тогда понятно, почему они не смогли точно меня вычислить. Она, наверное, лежит где-нибудь поблизости, сбивая их с толку. Но вполне вероятно, что она сработана так ловко, что мне ее не углядеть, хотя она сидит здесь, и неудача Джейсона объясняется лишь ее несовершенством, которое он, дай срок, устранит. Микромагнит в спиритическом бокале Кловиса был почти невидимым, а Джейсон делал его еще год назад. Они наверняка сидели у моста, нарочно поджидали, когда мимо пройдет какой-нибудь интересный тип, чтобы установить прибор, а кого еще могло занести, кроме идиотки Джейн? Как бы то ни было, нельзя рисковать, забирая одежду с собой. Я оставила даже ботинки, которые были на мне в тот вечер - у меня нашлась пара других, поношенных, - и даже белье. Я понимала, что устройство не может проникнуть глубоко, но нельзя было оставлять противнику ни одного шанса. Когда Сильвер вышел из ванной, я встала под душ сама. Я отвела себе только три минуты на то, чтобы оплакать малиновый потолок, голубые стены и кита-аэронавта. Одевшись, мы оставили часть квартплаты и последнюю банку мяса для кошек "Кип-Колд-Китти-Мит" на латунной кровати. Сильвер написал смотрителю записку, где объяснял, что приятель предложил нам работу в театре на востоке. Я уложила в матерчатые сумки одежду, полотенца, прочие мелочи и, по какому-то странному суеверному побуждению, три законченные на тот момент части моей рукописи. Думаю, мне тогда уже показалось, что наше бегство станет только приложением ко всей истории. Или просто хотелось вести дневник, как леди-путешественницы в прошлом. Сильвер нес сумки и еще гитару. Мне был поручен голубой зонтик. Еще не было десяти, когда мы тайком выбрались из дома. Белая кошка беспечно шествовала по другой стороне улицы. Она перебежала ее, чтобы поприветствовать нас. Я едва не задохнулась от слез. - Вот бы взять ее с собой. - Старику она нужна больше, чем нам. Он к ней очень привязан. - Да, я знаю. - Мы купим кошку. - Разве мы сможем? - Мы сможем даже научить ее петь. Мои слезы покатились прямо кошке на нос, так что она отпрыгнула, нечаянно наградив меня царапиной на запястье. - Вот тебя, - сказал он. - Подарок на прощание. Мы рассчитывали пройти пешком до центра города. Взять такси от нашего района до предместья было почти невозможно. Как только мы свернули на бульвар, я увидела, что мы недооценили масштаб землетрясения. Выгнутая и перекошенная, как непрочная детская игрушка, надземка вздымалась в воздух, и, словно волна, перекатившись через какой-то порог, обрушивалась вниз, на улицу. Взглянув на нее, я сразу вспомнила те ужасные скрип и визг, которые услышала под утро и приписала смещению балок. Дело было в рабочем районе, поэтому вокруг надземки никто не хлопотал, если не считать пары фургонов с оборудованием для сноса, которые кружили поблизости. Автодорога была, однако, закрыта. В одной из уцелевших лавок мы купили несколько пончиков. Женщина смотрела на нас сквозь пар из закипающего чайника. - Джек потерял все свое стекло. Все разбилось. Мы сказали ей, что очень сожалеем, допили чай и вышли. Само по себе землетрясение не было сильным, однако этим районам, не укрепленным после прошлых толчков, оно нанесло ощутимый урон. Казалось, оно вернулось, чтобы собрать остатки дани, упущенные двадцать лет назад. На первом же перекрестке мы в замешательстве поняли, что дорога на бульваре была закрыта не просто так: здесь сгрудились машины, неистово и бесцельно гудящие друг на друга, как обезумевшие звери. Чуть подальше несколько двадцатипятиэтажных зданий, треснувших при предыдущем толчке, на этот раз рухнули и завалили собой всю улицу, дорога была тоже завалена, там был кромешный ад. Когда мы приблизились к Арбору, нас остановил патруль роботов, один из многих, перекрывающих улочки и переулки. Линия машин была смята, они были вдавлены одна в другую на эстакаде, которая теперь имела форму надутого паруса. - Это ужасно, - бессмысленно произнесла я. - Посмотри на это здание, - сказал он. Я посмотрела. Казалось, ничего особенного в нем нет. Только через десять минут до меня дошло, что он отвел мои глаза от чего-то лежащего в сточной канаве, что я приняла всего лишь за выброшенную сумку... К тому времени, когда мы добрались до подземки в Бич, меня охватил уже настоящий страх. Слабый по шкале толчок не пропустил ни одной трещины или щели и разодрал их. Улице Терпимости очень повезло. - Судя по всему, - сказал Сильвер, - главная сила толчка сосредоточилась далеко от того места, где находится дом твоей матери. - Да. А Кловис как раз на ее пути. - Ты хочешь пойти на Нью-Ривер и посмотреть? - Нет. По-моему, мы слишком бросаемся в глаза. Но я ему позвоню. Я зашла в будку и набрала номер Кловиса. Сначала ничего не произошло, потом раздался щелчок. Я подумала, что это автоответчик, но вместо этого механический голос произнес: "Вследствие сейсмических дислокаций эти линии временно не работают. Мы подчеркиваем, что это не значит, что ваш абонент находится в зоне поражения, просто повреждены видео- и аудиолинии, ведущие к вашей будке." Я дрожала. Я боялась и за Кловиса, и за нас обоих. Наверное, это бессердечие, но я исступленно спрашивала себя, нарушит ли это наш план. Я представила себе незнакомого Джема, который должен был за нами прилететь, погребенной под обрушившейся башней или пол обломками СВВ из Хисторики. Прежде чем выйти, я по телефону узнала время. Было двадцать две минуты одиннадцатого, а у Обвального Склона нам надо было быть к двенадцати - если план еще в силе. Надо действовать так, будто все в порядке. - Сильвер, линии отключены. - Была и такая вероятность. - Сколько у нас денег? Он сказал. - Мы можем вызвать такси. Думаю, они и сюда приезжают из Бич. - Можно, - предложил он, - сделать крюк и проехать мимо домов на Нью-Ривер, посмотреть, как они там. Если там вообще есть, где проехать. Это все упрощало. Компания такси могла отказать ехать из бедного района Бич за город. Случалось иногда, что такси вызывали, угоняли на равнину и ломали там. Но я сказала, что нужно заехать на роскошную Нью- Ривер, и они согласились. Такси прибыло через пять минут. Мы ехали по незнакомым боковым улочкам. Повсюду торчали роботы-полицейские. Я была подавлена и устрашена тем, во что превратился город. Во мне боролись облегчение и паника. План вполне мог провалиться, но даже если и так, все это затянется надолго и кому придет в голову разыскивать мужчину с посеребренной кожей? Когда мы обогнули Рейсин и стали подниматься по подземному тротуару, который раньше предназначался только для пешеходов, показалась Нью-Ривер, и я затаила дыхание. Дэвидид, исследователь ила, мог бы провести здесь не один рабочий день. Казалось, будто кто-то, орудуя огромной лопатой, повернул реку вспять. Сверкающая ледяная грязь большими кольцами лежала по берегам и на улицах, ей были заляпаны фасады зданий. Но они стояли, мы проехали мимо дома Кловиса. Там не выпал ни один кирпич, и хотя несколько коробок с кондиционерами в первой галерее слегка покосились, выше все было нетронутым. Думаю, это река приняла на себя все давление, - сказал Сильвер. - Тогда он должен быть в безопасности. Такси закружило по городу, как обломок кораблекрушения, попадая в пробки и выбираясь из них. Только через тридцать пять минут мы попали на шоссе. Там мы сначала двигались очень медленно. Люди съезжались отовсюду, одни - чтобы узнать о судьбе родственников и друзей, другие - просто поглазеть. Канал местных новостей, конечно же, передал сообщение о землетрясении, добавив бесполезное предостережение: "Пожалуйста, оставайтесь дома, поскольку поручиться ни за что нельзя". В такси были часы со стеклянным циферблатом. - Почти десять минут двенадцатого. Можем не успеть, - сказала я. Мы мчались по этой дороге столетие назад, над ней висели пурпурные грозовые тучи, у меня на сердце был серебряный ноготь, я боялась и говорить с ним, и молчать. - Джейн, если человек прилетает на СВВ и сажает эту штуковину, то, по- моему, вполне допустимо предположить, что он может подождать несколько минут. Такси внезапно куда-то свернуло. - Куда это он? - Прямо по курсу восемьдесят третья. - Откуда ты знаешь? - Вложенная в мою программу география города простирается на несколько миль за предместье. А знаешь ли ты, что в новом городе я буду таким же беспомощным, как и ты? - Через минуту он тихо сказал мне: - Джейн, посмотри. Я выглянула в окно над покрытой снегом землей, у верхнего устья Каньона, где посверкивали воздушные линии, будто золотые нити, увидела другие линии - вертикальные. А в небе - крошечное облачко, холодное, голубое и неподвижное. Чез-Стратос, этот нелепый дом, стоял на месте в целости и сохранности. Что-то во мне погасло. - Ах, Сильвер. И все же я так рада. - Я знаю. Еще минута - и мы нырнули в скат зазубренного ущелья, которое вело к Обвальному склону Каньона. Не собираясь рисковать протекторами, такси затормозило. Чтобы расплатиться, пришлось выгрести все до единой монеты. Но это было справедливо. Вскоре мы, он - с сумками и гитарой, я - с зонтиком в руках, уже шли к тому месту, где вырублены ступени. Каньон, образовавшийся после древнего землетрясения, задолго до Астероида, не пострадал от нового. На дне, между вывороченных глыб, была площадка, абсолютно гладкая, без деревьев и камней, покрытая слежавшимся голубоватым, как алюминий, снегом. Прекрасное место для посадки СВВ. Укромное и доступное только таким вот образом. - Мы его не пропустили? - спросила я и улыбнулась сама себе. Мы бы все равно его увидели, это же все рядом. - О, меня это очень беспокоит. Внизу было очень холодно. Мы стояли как в углублении металлической ложки. До нас долетало эхо, слышался даже какой-то шепот. Грохот самолета будет просто оглушительным. - Он, конечно, опаздывает, - сказала я. - Пять минут. - Восемь минут. Что мы будем делать, если он не прилетит? - Ты его проклянешь. Я понесу тебя обратно в город. - Что-что? - Понесу тебя. Двадцать-тридцать миль. Можно их все пробежать со скоростью восемьдесят миль в час, если хочешь. Шоссе сравнительно плоское. Я засмеялась, и мой смех зазвенел в серебряной ложке. - Если его не будет, я, пожалуй, рискну. - Не надо рисковать. - Это не привлечет внимания. И тут я услышала самолет. - Ах, Сильвер. Разве не здорово? Все получается. Я посмотрела вверх, но увидела только лавандово-голубой небосвод. - Сильвер, ты видишь самолет? - Нет, - сказал он, - не вижу. И причина этого, по-моему, в том, что никакого самолета нет. Как только не искажает стены Каньона посторонние звуки. - А что это тогда? - Машина. Вот послушай. Тормозит. - Кловис? - Значит, что-то не так. Свои ощущения я могу описать только так: как будто одновременно раскрылись клапаны на моем теле, и из меня стал вытекать драгоценный жизненный сок. Я чувствовала при этом физическую боль и тошноту. Мои губы окоченели, язык одеревенел, не знаю, как еще я могла ими двигать. - Сильвер... Позади нас скалы. Я не могу через них пролезть, а ты можешь. Ты можешь их перепрыгнуть, короче преодолеть и оказаться на той стороне. И потом дальше по Каньону. Я не могу с тобой, потому что если ты меня понесешь, это будет слишком медленно. Потому что поверхность - не плоская. Ты сказал, нужна плоская поверхность. Он повернулся и взглянул на меня. Его лицо было внимательным, в глазах горели холодные красно-золотые огоньки. - Через скалы перебраться не так-то просто. Это займет очень много времени. - Тем более нужно торопиться. - Что это? - Не знаю. Но я знаю, что ты должен бежать. Сейчас, Сильвер. - Только с тобой. - Со мной они ничего не сделают. - Они могут с тобой сделать все, что угодно. У тебя нет больше полицкода. Ведь если им нужен я, а меня здесь не будет... Он понял смысл моих слов раньше меня самой. Он всегда гораздо лучше меня знал, что они... что они... - Мне все равно, Сильвер. Пожалуйста, прошу тебя, беги. Он не двинулся, только повернул лицо к тому месту, откуда мы пришли, и я, в бессильном отчаянии, стала смотреть туда же. И он сказал: - Любовь моя, в любом случае у них должны быть способы не пустить меня далеко. Они. Пять фигур спускались по ступенькам на площадку. На всех были меховые пальто и шапки. Они походили на медведей. Это было смешно. Они довольно неторопливо направились к нам. Не думаю, чтобы это была осторожность, хотя было скользко. Никого из них я не знала, но потом вдруг снег ослепительно сверкнул в двух стекляшках. СВВ не прилетел. Его просто не существовало. Существовал "Электроник Металз". Кловис все-таки нас предал. - Еще есть время, - прошептала я. - Нет, уже все, - ответил он, отвернулся от них и встал передо мной так, чтобы я не могла их видеть. Он заслонил их, как когда-то давно заслонил от меня резкий свет внешнего мира. - Послушай, - сказал он. - Не обращай на них внимания. Сейчас твое дело - слушать меня. Я люблю тебя. Ты - часть меня. Я - часть тебя. И от этого ты никуда не денешься. Я буду с тобой всю твою жизнь. - Нет, Сильвер... Сильвер. - Да. Поверь мне. Это правда. А этого я не боюсь. Я боюсь только за тебя. Понимаешь? Я помотала головой. Он взял мои руки, прижал к своему лицу, посмотрел на меня и улыбнулся. А потом оглянулся - они были уже совсем близко. Впереди шел Совэйсон. - Ты просто глупая девчонка, - сказал он мне. - Пресмыкаешься перед имуществом своей подруги. Это, э-э, незаконно, как ты знаешь. Вряд ли он меня узнал, но настроен был столь же враждебно. Я заставила его тащиться в такой холод. Вечно ему достается самая грязная работа: то утихомиривать сброд и отвечать на гневные звонки, то запирать ворота, то давать интервью, корча из себя кретина, то гоняться за сбежавшими машинами и малолетними дурочками по зимним окрестностям города. Мои слова не могли бы ничего изменить, но я все же пыталась что-то выдавить из себя, а Совэйсон, оскалившись, сказал мне: - Тебе повезло, если ничего не вышло из строя. Разве ты не знала, какими опасными могут быть эти игрушки? Испорченная линия. Да, тебе чертовски повезло. Я хотела было их умолять, но остановилась. Сильвер стоял рядом со мной, молча глядя на них. Никто из них не посмотрел ему в глаза. - Э-э, да. Давай сюда сумки, леди, - сказал Совэйсон. - Хм, вы, пожалуйста, возьмите гитару, - добавил он в адрес одного из четырех медведей. - Это имущества Э.М. Сильвер тихо опустил сумки. Люди схватили их. Он протянул гитару тому, на кого указал Совэйсон, и тот сказал: - Спасибо... тьфу ты, черт, - и захлопнул рот. - Да, они вполне убедительны, - сказал Совэйсон. - Пока у них не вышибет прокладку. Ну, а теперь, юная леди. Ваше такси мы остановили на дороге. Оно доставит вас обратно в город. - У нее не хватит денег, - сказал Сильвер. Они все вздрогнули. Совэйсон поперхнулся. Он махнул рукой другому медведю. - Ступайте положите, э-э, деньги в эту проклятую тачку. Только до города. Медведь кинулся прочь. Послушные прихвостни. Если бы Сильвер сопротивлялся, справились ли бы они с ним? А потом я увидела, как Совэйсон достает что-то из кармана. Он стал вертеть предмет в руках, и я разглядела в нем кнопки. - Не надо, - сказал Сильвер. - Не делайте этого при ней. Совэйсон снова поперхнулся, отравлял воздух своим дыханием. - О, не волнуйся. Уж не думаешь ли ты, что мы понесем тебя к машине, когда ты можешь дойти сам? Давай, пошел. Левой-правой, левой-правой. Сильвер двинулся, и я пошла за ним. Медведи от нас не отставали. Мы поднялись по ступенькам и выбрались из ущелья. Наверху стояло наше такси, к нему прислонился один из медведей. - Заплатил и велел отвезти до центра, - бодро отчитался он. - Все в порядке, мистер Совэйсон? - В полном. Совэйсон и за ним Сильвер направились к автомобилю. Я хотела пойти туда же, но один из медведей поймал меня за руку и не пустил. Мои сумки лежали возле такси. - Пожалуйста, вот ваша машина. - Позвольте мне, - начала я, - позвольте мне поехать с вами. Хотя бы... до центра. - Извините, мадам. Нельзя. - Ну, пожалуйста. Я ничего вам не сделаю, - сказала я мужчине, дергая его за рукав и пытаясь улыбнуться. Он отцепил мою руку и взволнованно заговорил: - Это всего лишь куча металла. Я знаю, что похоже - но это не человек. Они опасны. Он может ранить вас. Мы их просто расчленяем. Переплавляем. Через час все уже будет кончено. Времени нет. Жалеть тут не о чем. Я отпустила его, и он вернулся к ним. Сильвер был выше их всех. Он шел, как актер в роли юного короля. Плащ развевался у него за плечами. На волосах играл бело-голубой дневной свет, когда он шел от меня к длинной черной машине, похожей на древний катафалк. Чтобы залезть в машину, Сильвер грациозно нагнулся. Ее окна были затемнены, как очки Совэйсона, и больше я его не видела, даже огня в волосах... волосах... волосах... Совэйсон тоже сел в машину. Позвал остальных. Тот, который меня остановил, побежал, поскользнулся и едва не упал. - Пожалуйста, - сказала я в пустое пространство между нами. Машина тронулась, выбрасывая из-под колес комья снега. Это была мощная машина. Она рванулась вперед и стала быстро уменьшаться. - Пожалуйста, - сказала я. Она скрылась. Я машинально нащупала дверцу такси, открыла ее и погрузила туда сумки и зонтик. Потом забралась внутрь сама и захлопнула дверцу. Я сидела в такси. Я не плакала. Только издавала какой-то очень низкий звук, не могу его описать. Перестать я, казалось, не могла. Наверное, я все еще пыталась выговорить "Пожалуйста". Я сидела и смотрела на часы в такси. Через час все будет кончено. Когда от меня уходят, это ничего. Просто уходит весь мир. Все будет кончено через час. Меня кошка поцарапала, запястье болит. Я посмотрела на часы. Я не представляла себе, что они с ним сделают. Меня это не волновало. Я не чувствовала, что он умер. "Джек потерял все свое стекло. Все разбилось". Когда час прошел, я сняла левый ботинок, разбила им стекло часов в такси и, отыскав осколок покрупнее, полоснула им по венам. Кровь очень красная. Я начала согреваться. Все потемнело. Но в темноте зажигались и оставались гореть маленькие яркие серебряные огоньки... Когда он умрет, разбейте его на маленькие звездочки, из них получится такое замечательное небо, что весь мир сразу влюбится в ночь... Где-то вверху что-то двигалось и ревело. Это падало небо. Небо состояло из звездочек Сильвера: его рук, ног, конечностей, туловища. Он был расчленен, как Осирис. Небо упало в Каньон. Вскоре дверца такси распахнулась. - О, Господи, - сказал кто-то. Я услышала, что его выворачивает, и он пытается удержать спазмы. Но я закрыла глаза и погрузилась в сон. 5 Больница мне вспоминается в слабых вспышках белых расплывающихся пятен, как испорченная видеопленка. Да и не нужно описывать ни ее, ни боль, которая не сосредоточивалась в одном каком-то месте, а прошивала насквозь все тело, так что я не могла повернуться. Эта боль была физической. За ней пряталась другая, тонкая и серая, она тянулась и тянулась, как лента. Иногда я видела сны. Я была ребенком, и кто-то швырял моего черного мохнатого мишку в огонь. Он распадался на части, потом таял, и я вскрикивала от ужаса. Еще был сон, что я собираюсь на встречу с моим отцом, с мужчиной, от чьей спермы я была рождена. Но куда я ни прихожу, надеясь его там найти, его нигде не оказывается. Это все символы. Мне не снился... он мне не снился. Я не приходила полностью в сознание до тех пор, пока не оказалась в знакомой комнате, только не могла сперва понять, в какой именно. Тогда я попыталась сдвинуться с места, но ноги не слушались меня. Простыни были из темно-зеленого атласа. А в кресле сидел Кловис и смотрел на меня. Его волосы все еще были длинными, но теперь просто темными, демолекуляризированными. А черты лица заострились, и оно стало каким-то священным. - Извини за простыни, - сказал он. - Я совсем забыл. Завтра я их сменю. Кловис. Я лежала в кровати Кловиса, в его квартире. Я была с Кловисом. Который нас предал. У меня пересохло во рту. Я тихо произнесла. - Здравствуй, Иуда. Он медленно покачал головой, как будто знал, что от быстрых жестов у меня кружится голова. - Нет, Джейн. Это не я. Чувствовала ли я что-нибудь? Хотелось ли мне его ударить, убить? Нет. Мне ничего не хотелось. Я даже не хотела больше умереть. Слишком много хлопот. Но, заговорив с ним, я обязана была начать с этого. - Ты позвонил в Э.М. Ты сказал, где мы будем. - Да нет же. - Ты знал, что мы там будем, потому что обещал, что туда прилетит СВВ. - Он и прилетел. Думаешь, кто тебя нашел? Бедняга Джем. Он наложил жгут и отнес тебя в самолет. Потом пролетел на этом летающем корыте над городом, что строжайше запрещено, и приземлился на крыше Стейт Империал Хоспитал. Больница была забита пострадавшими от землетрясения, как бочка селедками, но он заставил их принять тебя. Никогда бы не подумал, что он на такое способен. Сейчас он накачивается транквилизаторами, но это вряд ли поможет ему вернуть прежний цвет лица. Господи, Джейн, что же ты над собой сделала! - Если он и прилетел, то слишком поздно. Ты заверил Э.М., что они будут первыми. - Он опоздал, потому что пол-Хисторики рухнуло от толчка. Джем просто не мог раньше пройти через контрольный пост. - Я не хочу с тобой разговаривать и не хочу здесь быть. - Отлично. Я знаю, что ты думаешь, будто в этой довольно невзрачной истории я - главный злодей. Я оставлю тебя одну. Лежи здесь, пока не окрепнешь и не сможешь ходить. Он встал и отошел, превратившись в пятно, размывавшее края моего обзора. Когда пятно почти совсем поглотило его, он сказал: - Звонила твоя мать. Она звонит каждый час. Хочешь, она приедет? Мне вдруг захотелось заплакать. Это было очень трудно. Слезы не хотели литься. Это было все равно что пытаться вздохнуть жизнь в камень. Когда я прекратила попытки, сердце у меня бешено колотилось, и Кловис снова стоял надо мной. - Джейн... - Нет. Не надо матери. - Больше я ничего не могла выговорить. Наконец Кловис ушел. Тогда я попыталась вылезти из кровати, но не смогла, и это последнее, что я помню. На запястьях у меня были белые непромокаемые бинты. Через месяц мне в больнице снимут швы, и никаких рубцов не останется. Об этом Кловис написал в записке, оставленной на кофейном столике. Еще он обещал заплатить за лечение. Или Деметра заплатит. Он же освободит от своего присутствия это жилище для меня в тот день, когда решит, что я набралась достаточно сил, чтобы встать. Казалось, он доверяет мне. Казалось, он уверен, что я не буду повторять давешнее представление. К чему? Для этого у меня не хватило энергии. Чтобы умереть, нужно столько решимости. Если кто-нибудь не поможет. В записке также говорилось, что он просил Деметру не звонить, но пару раз телефон оживал, и я знала, что это была она. Во второй раз я дотянулась и вслепую включила его. - Здравствуй, мама, - сказала я. - Ого! - Мужской голос, смех. - Может, я и не совсем мужик, но за маму меня еще ни разу не принимали. Я вздохнула. Подумала, что надо быть вежливой, и проговорила: - Прошу прощения. - Да ничего. Кловиса, конечно, нет? - Нет. - Черт подери. Ты ему скажешь, что звонил Лео? - Хорошо, Лео, - тупо повторила я. - До свидания, - сказал он и отключился. Я нацарапала внизу на записке Кловиса: "Звонил Лео." Я пошла в зеленую ванную и очень долго лежала в воде. Иногда я пыталась заплакать. Сознание работало медленно и тяжело. Нельзя подавлять печаль. Подавляла ли я печаль? Я думала о Сильвере. Пыталась заплакать. Слез не было. Я столько в свое время плакала по самым глупым причинам: над видиками, книгами, от смущения и детского страха. Теперь я плакать не могла. Когда я услышала лифт, то даже обрадовалась, что больше не придется быть одной. Я слышала, как в квартиру вошел Кловис, начал было насвистывать обрывок какой-то мелодии и вдруг перестал. Упрямство заставило меня вылезти из ванны и в голом виде пройти через всю комнату к спальне прямо перед его носом. Он посмотрел на меня и отвернулся. Я снова забралась в постель и лежала там, пока он, наконец, не вошел. - Ты голодна? Кухня ломится от яств. Трюфели, паштет, яйца нагелик, ростбиф... и даже торт. Я испытала огромное облегчение от того, что могла себе позволить игнорировать его. Вдруг он заорал на меня: - Ну, ей Богу же, Джейн, это не я. Хочешь, я расскажу тебе, что случилось? Я не ответила, и он стал ругаться, а потом снова вышел. Я долго лежала одна, пока в животе у меня не стало урчать от зверского голода. Голод был каким-то далеким, но настойчивым. Наконец, я встала и открыла шкаф для гостей, куда Кловис аккуратно повесил всю мою одежду из сумок. В животе урчало и булькало, а я трогала свои вещи и вспоминала, как они сидели на мне рядом с Сильвером, и все пыталась заплакать, но слез не было. Черные, заляпанные краской и грязью джинсы, так неумело ушитые в поясе. Меховая куртка. Вышитое шерстяное платье. Платье эпохи Возрождения. Изумрудный плащ с каймой, испачканной растаявшим снегом, а вот платье, которое я в трущобах ни разу не надевала, в этом черном платье я ходила той ночью в "Электроник Металз" и видела представление роботов, всех, кроме Сильвера. Потому что Сильвер был слишком человечен, чтобы пройти полную проверку, в это время он находился в камере, без глаз, без рук - я открыла рот, чтобы разрыдаться, но не разрыдалась. Какой смысл в печали, ужасе или гневе? На кого это произведет впечатление? Кто сможет расставить все по местам? Закон? Совет? Бог? Но я вытащила черное платье из шкафа, подержала его перед собой и с безразличным удивлением заметила, что у него отодран один рукав. Секунду я стояла неподвижно, потом уронила платье на пол, взяла халат, надела его и вышла. Кловис полулежал на тахте меж черных подушек и пил яблочное вино. - Я вижу, тут Лео звонил, - сказал он. - С этим не будешь спорить. - Это Джейсон с Медеей, - проговорила я. - Ты же написала, что Лео. - Ты знаешь, о чем я. Это Джейсон и Медея. Просто ответь. - А ты мне поверишь? - Рукав черного платья. - Устройство Джейсона было всажено в ткань, оно поглощает цвет, поэтому почти невидимо. Размером с ноготь твоего мизинца. Но очень липкое. Я решил, что ты не захочешь, чтобы оно оставалось в твоей одежде. И выбросил его в мусорный ящик. Если ты хочешь продолжать бедняцкую жизнь, я куплю тебе новое платье. Или новый рукав. Я пошла на кухню, сделала несколько тостов, поджарила яичницу с ветчиной и жадно съела все это, стоя рядом с плитой. Пока я ела, я не думала ни о Сильвере, ни о Джейсоне, ни о Медее. Когда я снова вошла в комнату, Кловис набрасывал на листке бумаги, не знаю, что именно. - Если хочешь знать правду, - сказал он, - я тебе расскажу. - Это имеет какое-то значение? - Думаю, да. Для меня. Мне вовсе не хочется быть современной мини- версией Черной Смерти, Я встала у окна и посмотрела на реку. Было еще светло, на воде сверкала фольга льда. Грязь была большей частью смыта. В зданиях зажигались огни - драгоценные камни. Ну и что? - Кстати, ты знаешь, что Египтия стала звездой? - В театре? - спросила я. - Не совсем. Театр почти разрушен толчком. Это ведь был действительно антикварный сарай. Хотя неплохой сюжет для видео. Они ее называли Девушкой, Которая Сотрясла Город. И как-то еще. Неужели я забыл? А! Девушка, Которая Взорвала Дом. - Я рада, - сказала я, повторяя свою прежнюю мысль, - что все случилось, когда спектакль уже кончился. - Не совсем. Это случилось во время вечеринки. Да, мы как раз сидели в зрительном зале и пили довольно скверное шампанское, когда в пять минут шестого на нас свалилась эта проклятая крыша. Как бы то ни было, это был чертовски глупый вечер. Драма. Египтия. Ты же знаешь, она не умеет изображать. Она живет всем этим. Весь секрет волшебства Египтии состоит в ее сосредоточенности на себе. Что бы она там ни говорила, она верит в себя, и это захватывает. Поэтому она действительно звезда. Уже подписаны контракты на видео. Будут съемки в Африке. Она сейчас уже там. Я тебе все это рассказываю не просто так, - сказал он. - Вдруг ты захочешь узнать, где она. Я тогда стояла у окна и говорила отражению: "Я люблю тебя." И он это понял. Боль резанула меня так сильно и быстро, что я прижалась лбом к стеклу. Почему они не дали мне умереть? Я была бы теперь в темноте, где нет никаких забот, нет нитей, связывающих тебя с бездушным роботом. Ведь он - всего лишь сумма металлических деталей, механизмов. Без души, без чувства времени. - Джейн, ты слушаешь? - Да, кажется. Было ли ему страшно? Несмотря на все то, что он сказал, чтобы утешить меня. Наверное, это было для него очень больно - умирать подобным образом, хотя он вроде и не мог чувствовать боли. Я научила его испытывать наслаждение, или, скорее, он сам научился с моей помощью. Но если наслаждение, то почему и не муки? Благодаря мне он позвал страх и потребность. А он помог мне научиться жить. И все, чего я хотела сейчас, это умереть. - Ах, Джейн, - сказал Кловис. Он встал рядом со мной и неуклюже, утратив свою обычную элегантность, взял меня за руку. - Джейн, ну что ты в самом деле. Ты должна преодолеть его в себе. То есть нет. Его ты никогда не преодолеешь. Ты должна преодолеть это в себе. - Зачем? - спросила я. Наверное, хотела знать. - Для того... о, Господи, я не знаю. - Он открыл мне целый мир. Он говорил мне, что стал частью меня, что он будет со мной всю мою жизнь, и этого уже ничем не изменить. Теперь я - единственное, что от него осталось. Они разбили его на кусочки и бросили в огонь. - Я знаю, - сказал Кловис, продолжая держать меня за руку. - Расплавили. Как металлолом. - Знаю. - Я - все, что от него осталось. Только его часть и будет отныне существовать. И вот тут-то я заплакала слезами. И Кловис, сам того не желая, на удивление нежно держал меня за руку. Позднее он рассказал, как в Э.М. узнали про нас и как нас нашли. Когда я ушла из театра, публика стала реагировать все более и более оживленно. Египтия держала ее в своих руках, и постепенно другие актеры прекратили попытки оттащить ее от рампы. Успех был огромный, а победителей не судят. Во втором антракте актеры заходили к ней в уборную, передавая замерзшие розы и признаваясь в любви. И она, великодушная, ранимая Египтия, приняла их обратно в свое сердце. В последней сцене Антектра закалывает себя, совершая возлияние кровью, дабы умилостивить тень своего брата. Это, как и все остальное, попало на пленку. Потрясенная видеогруппа добилась того, чтобы протолкнуть ее уже в ночном трехчасовом выпуске местных новостей. Начавшаяся после всего этого вечеринка была буйной. Кловиса, который намыливался было уйти, припер к стенке Лео, актер- импрессарио из конкурирующей труппы. Он как раз уговаривал Кловиса сыграть Гамлета в новой шуточной версии пьесы под названием "Кровожадный Эльсиньор", когда здание сотряс толчок. Сначала этого никто не заметил, но потом потолок треснул напополам и в зал посыпались куски штукатурки и цемента. Смертельных случаев не было, но пострадавших оказалось немало, и на сей раз кровь была настоящей. Кловис, невредимый, выбрался из-под обломков и обнаружил, что ослепительно белая Египтия неподвижно стоит на сцене в состоянии какого-то кататонического транса. Она всегда очень боялась землетрясений. Сны, картины смерти и разрушения, нарисованные ее фантазией, подготовили ее к этому моменту. Она знала, что достигла вершины, и теперь боги могут смести ее оттуда. Но она стояла в самом опасном месте и тем не менее уцелела. Очевидно, до сих пор она не замечала, что меня там нет. А когда начала выходить из транса, то спросила обо мне. И Джейсон, вытирая кровь от многочисленных порезов, сказал: "Джейн ушла в трущобы забавляться со своим любовником-роботом". Она ничего не поняла, тогда он продемонстрировал свое колдовское устройство и рассказал, как нас выследил. Теперь я понимаю, что Джейсон и Медея никогда бы не рассказали о нас властям. Гораздо интереснее отыскать нас самим, они не хотели прерывать игру. Но Египтия - пожалуй, я могу себе представить, что творилось в ее голове. Она наверняка слышала и бессознательно усвоила то, что говорили об усложненных образцах роботов Э.М. Из своего собственного опыта она знала, что это более чем правда. Чудесный любовник, чудесный музыкант. Мужчины могут стать не нужны, сказала она тогда. А это, конечно, означало, что и все люди могут стать ненужными. И, мне кажется, совсем как безработные, ненавидящие машины за то, что они отнимают у них работу, Египтия пришла в ужас от того, что может потерять все, чего только что добилась. Она была гениальна. Теперь об этом знали все и падали у ее ног, и ее Судьба раскинулась перед ней сверкающей дорогой. Но что если машина обладает еще большим талантом? О, я вовсе не считаю, что она так прямо и подумала. Египтия не думает, она чувствует. Как сказал Кловис, она просто живет, существует. Наверное, это началось еще с вечеринки в Вавилоне, где актеры много говорили о мастерстве Сильвера. Может быть, они упоминали и о других роботах, тех, что умеют играть на сцене. Зароненное когда-то зерно, наконец, проросло в ней. Земной толчок был как бы последней каплей. Для меня он казался предзнаменованием, для нее - был. Она все еще оставалась Антектрой, и та отлично умела прочитывать знамения. Не выйдя до конца из транса, она отправилась домой с Коринфом. Возможно, той ночью она провела еще одно сопоставление, и это решило дело. Ибо раз Сильвер выше в ее постели, он мог запросто быть выше также и в профессии. Около девяти утра, когда мы с Сильвером шли по городу, она позвонила в Электроник Металз. Официально им владела она. У меня он находился незаконно. Но как меня найти? Нужен хотя бы какой-то указатель. И тогда она дала им адрес Джейсона и Медеи. Джейсон не хотел с ними объединяться, но за Э.М. неумолимо стоял Городской совет. Ему скрутили руки. Надеюсь, это очень больно. Э.М. изъяла передатчик Джейсона. Все это потом рассказала Кловису Медея, в том числе и о роли Египтии. Историю дополнил Коринф, вылезший из ее постели. В тот вечер, когда я ушла из "Электроник Металз", думая, что не люблю его, что набор электрооборудования не может ничего для меня значить, и отправилась в Джеггид, сидела там и пила кофин через соломинку с шоколадным привкусом - вот тогда-то Джейсон и Медея и прицепили его мне на руку. Свирепый щипок. Для них это обычное дело. Я даже не подавилась. Но этот щипок был отнюдь не приветственным жестом, это была маленькая штучка, намертво прикрепленная к моему рукаву. Крошечная, замаскированная так, что не обнаружить. Я-то думала, что они сделали это вечером у моста, но все произошло гораздо раньше, в Джеггиде, где они поджидали какую-нибудь жертву и обрадовались, когда ей оказалась я. Сначала я их разочаровала. Поехала к Кловису, потом в Чез-Стратос - место назначения они определяли по тому направлению, в который шел след. А потом я отправилась - какой сюрприз - в трущобы. И осталась там. (Подумать только, ну зачем я взяла с особой это платье? Разве мало было других? Я его даже ни разу не надевала. Вероятно, как символ того, что в нем я тогда спасла его от смерти. Это самое платье его потом и погубило.) Они, близнецы, весьма усердно пытались меня найти. Думаю, что в тот вечер, когда мы встретились у Пэйшенс Мэйдель Бридж, они нарочно крутились поблизости, разделив район на участки, высматривая меня. Несовершенство устройства заключалось в том, что его сигналы размывались, когда оно находилось в здании. Нетрудно было вычислить, что если я ехала в направлении Нью-Ривер, а потом четкий след пропадал, значит, я нахожусь в квартире Кловиса. А если ехала к Каньону - то у матери. Но трущобы их заинтриговали, и, не в силах точно установить мое местонахождение, они прочесывали их вдоль и поперек. А когда мы с Сильвером вышли из дома на улице Терпимости, с черным платьем в одной из сумок, сигнал стал ясным, как звездочка. К тому времени, когда Э.М. конфисковала прибор, его размывала только тонкая оболочка такси. Они решили, что лучше всего просто поехать за нами, несмотря на сумятицу после толчка. Еще проще оказалось захватить нас у Обвального склона. А СВВ опоздал. Так вот все и случилось. И больше я ничего добавлять не буду. Незачем. Теперь-то уж, думаю, я закончу свою летопись. Руки, наверное, перестанут болеть, когда уберут швы, а может быть, это психосоматическая боль, тогда она продлится месяцы или годы, или вообще не отпустит меня всю жизнь. Я рада, что это все не Кловис. Я рада, что когда позвонил Джейсон, Кловис тут же отключил телефон. Египтия кажется мне героиней истории, которую мне кто-то рассказал. Я ее даже не возненавидела. Для ненависти тоже нужна энергия. Звонила мать, и я поговорила с ней. Это было похоже на разговор с незнакомым человеком. Мы были взаимно вежливы. Она сказала, что восстановила мою кредитную карточку на две тысячи И.М.У. в месяц. И полицкод теперь будет работать. Я поблагодарила ее, но не возьму ее денег. Как-нибудь обойдусь и без них. Полицкод я оставила в квартире на улице Терпимости. Кловис обещал мне достать другой. Приходила повидаться Хлоя. Она не знала, что мне сказать. На другой вечер вместе с Кловисом пришел Лео и оставался здесь два дня. Я все еще жалею, что не умерла. Но снова это сделать я не смогу. Эта убийственная теплота подкрадывается ужасно медленно. Сгущающаяся тьма со звездами, сделанными из моего любовника. Теперь я иногда вижу его во сне. Он снится мне таким, каким я увидела его в тот раз, без глаз, с обнаженным часовым механизмом. На него спускаются огромные молоты. Его расплавляют в печах. А он будто ничего не чувствует. Проснувшись, я лежу и смотрю в темноту комнаты Кловиса. Кажется, вчера ночью после одного из таких снов я встала, зажгла свет и начала писать эту последнюю часть. Я говорила Кловису об этих записях. Теперь это книга. Автобиография. Или греческая трагедия. Кловис сказал: "Ради всего святого, не пытайся это напечатать. Тебя посадят в тюрьму. А там, я слышал, ужасно кормят." Почему-то я никогда не думала, что это можно опубликовать. Я лишь воображала незнакомца, который через много лет наткнется на эти страницы в защищенном от сырости контейнере, спрятанном, скажем, под какой-нибудь половицей в трущобах. Странно. Я не хотела начинать эту последнюю часть, а теперь, кажется, не могу остановиться. Если я поставлю точку, это разорвет последнюю нить, связывающую меня с ним. С моей любовью. Да, она всегда будет со мной, но самого его не будет. Я буду одна. Я буду одна. Но я уже одна. Эти клочки бумаги не могут мне помочь.  * Часть 5 *  Мама, ты со своим состоянием можешь купить Городской совет? Да, Джейн. И не один раз. Я очень рада, мама, потому что именно это я и собираюсь сделать. Джейн, я тебя совершенно не понимаю. Да, мама. Ты никогда меня не понимала. Но давай на этот раз будем обе вести себя как взрослые. Отличная мысль, дорогая. Городской Совет, мама, я хочу купить для того, чтобы без помех опубликовать мою рукопись. Может быть, ты расскажешь мне, о чем эта рукопись? Ты совершенно права, мама, там есть и про тебя. И не в очень выгодном свете. Правда, я могу изменить все имена. Твой дом расположить где- нибудь в другом месте. И так далее. Джейн, мне очень хотелось бы знать, зачем тебе это нужно? Не для того, чтобы заработать. Не для того, чтобы кого-то скомпрометировать. Не для того, чтобы всколыхнуть бедноту, к которой теперь принадлежу. В общем-то, я и сама не знаю. Это и не меланхолия, и не ожесточение. Хотя последняя часть тронула бы тебя, мама, наверняка бы тронула. Тебе бы следовало прочитать... 1 К тому времени, когда швы сняли и я прошла первый сеанс противорубцового лечения ("Джейн, ну нельзя же быть ходячей рекламой нигилизма"), Лео предпринял третью и самую удачную попытку внедриться в квартиру Кловиса. Конечно, его собственная квартира была в триста раз хуже. Но все же главным была безрассудная страсть. Лео мне нравился. Казалось, он совсем не был возмущен моим присутствием в квартире и даже заигрывал со мной: "Боже мой, ну почему она не мальчик?" Я так и не поняла, такт или неведение удерживали его от замечаний по поводу моего состояния. Кловис, однако, потерял покой и часто уходил из дому, оставляя Лео с