вдруг молитвенно склонил голову. Болельщики свистели и вопили, арбитр сохранял олимпийское спокойствие. Наконец питчер изогнулся для стремительного третьего броска. -- Последний удар, -- сказал Координатор. -- Заметили, ветеран абсолютно хладнокровен, а молодой японец сейчас лопнет от злобы. Игроки на бейсе сбились в кучу и замерли. О'Тул не стал больше мешкать и дал мощный питч кетчеру, очевидно, намереваясь одним ударом свалить и Кацуяму, и ещЕ одного игрока, пробирающегося вдоль бейса к воротам... Но, увы, мяч прошел мимо цели и... Гонг! Босоногий Кен с воинственным кличем отбил мяч в дальний левый угол поля. На трибунах творилось нечто невообразимое, когда Кацуяма неторопливо обходил все бейсы и с каждого отвешивал церемонный поклон толпе. Затем точно так же он поклонился Зеке О'Тулу, застывшему на площадке в позе Наполеона. На электронном табло загорелся финальный результат: "ХИРОСИМСКИЕ КИТЫ"-5 "НЬЮ-ЙОРКСКИЕ АНГЕЛЫ" -- 4 С ОБЩИМ СЧЕТОМ ИГР 4: 3 "ХИРОСИМСКИЕ КИТЫ" ВЫХОДЯТ ПОБЕДИТЕЛЕМ В МИРОВОМ ПЕРВЕНСТВЕ. На невидимом судне, облетающем Землю, лилмикские контролеры изучали недавнее событие по пространственновременным решеткам, словно какое-то пятнышко под микроскопом. -- Прослеживаются четкие исторические параллели, -- констатировала Родственная Тенденция. -- Ритуальный проигрыш давнего антагонизма. -- А кроме того, общий энтузиазм публики от мирного состязания двух могущественных держав, бесспорно, приближает Мировой Разум к Единству, -- добавило Бесконечное Приближение. -- Мне кажется, -- высказалось Душевное Равновесие, -- Примиряющий Координатор заранее знал исход матча. Что ж, нельзя не согласиться: его гипотеза о великой планетарной гармонии в данном случае себя оправдывает. Поэтически настроенная Умственная Гармония дольше всех молчала и наконец внесла свой несколько двусмысленный вклад в дискуссию. -- А вы не находите, что американцы на стадионе приветствовали победу "Китов" даже с большим пылом, чем японцы?.. Примиряющий Координатор одарил всех мысленной улыбкой. -- Все вы весьма проницательны. Сохраните глубоко в душе эту коллекцию метафор и возвращайтесь к ней время от времени, как к средству разрешения противоречий, связанных с Землей. Когда атомные бомбы разрушат Тель-Авив и Димону, мы будем оплакивать их вместе со всем человечеством. Но помните: вероятностные решетки можно сдвинуть огромным усилием воли. Любовь и эволюция действуют избирательно... Ну, бывайте здоровы! Часть III ВТОРЖЕНИЕ 1 ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЪЕНА РЕМИЛАРДА В 2052 году, когда опека симбиари над Землей давно окончилась и человеческие магнаты были наконец допущены в правящий орган Содружества, мой внук Поль Ремилард в первом обращении к галактическому Консилиуму заявил: -- За оперантность приходится платить двойную цену. Первая -- нежелательное, но неизбежное отчуждение от латентных представителей собственной расы и вытекающие отсюда страдания. Вторая цена не столь очевидна... это обязанность высшего интеллекта бескорыстно служить умам, стоящим на ступеньку ниже его на эволюционной лестнице. Лишь когда вторая цена добровольно заплачена, наступает некоторое облегчение от боли первой... К тому времени слова Поля уже стали трюизмом, поскольку эту максиму операнты обсуждали уже более шестидесяти лет. А впервые она была высказана во вступительной речи Тамары Сахвадзе перед первым конгрессом метапсихологов в Алма-Ате (сентябрь 1992 год), и отдельные группировки метапсихологов решительно оспаривали еЕ. И лишь после Вторжения этот принцип вошел в единый устав, проповедуемый молодым оперантам их преподавателями, прошедшими стажировку в Содружестве, однако наша своенравная раса так и не приняла его целиком, пока в 2083 году не учинила Метапсихический Мятеж и не усвоила жестокий урок, едва не разрушив Содружество, досрочно принявшее Землю под свою благосклонную сень. У читающих эти строки приверженцев Единства истина сомнений, разумеется, не вызывает. Она стара, как "noblesse oblige" [Положение обязывает (франц.).] или Евангелие от Луки 12, 48 ["И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут".]. Что до оперантных умов, которые еЕ отвергли и пытались уклониться от долга, то либо ныне их нет в живых, либо они перевоспитались -- все, за исключением вашего покорного слуги. Долгое время я полагал, что меня терпят как безвредный символ уцелевшего мятежника, единственного, кто не носит на себе мета-психическое тавро и болтается где-то посередине между нормальными и оперантами, кто приобщен к Единству, лишь благодаря своему именитому семейству; а мою непричастность относят скорее за счет природного упрямства, нежели какого-либо злонамеренного сопротивления. Однако, подходя к концу первого тома своих мемуаров, я все больше склоняюсь к тому, чтобы пересмотреть эту скромную самооценку. А вдруг в том, что я держусь на отшибе великого балета, есть высшее мое предназначение? Должно быть, я вношу в повествование свежий, нестандартный взгляд, иначе меня бы не заставили писать мемуары. Лето 1992 года выдалось на редкость дождливым не только в Новой Англии, но во всем северном полушарии, как будто само небо разделяло всеобщую скорбь нового Армагеддона. Это была подлинная человеческая трагедия: полмиллиона убитых, более двух миллионов бездомных, бессчетное число искалеченных. А ко всему этому -- потеря священной для иудеев, христиан и мусульман земли, утрата, имеющая не только материальное, но символическое значение. Установки, взорванные исламскими террористами в Тель-Авиве и Димоне, весили около десяти килотонн каждая. От взрыва мгновенно вспыхнули склады израильского ядерного оружия, и радиоактивное облако распространилось к северу, охватив территорию Израиля и соседней Иордании общей площадью сорок тысяч квадратных километров. Таким образом, земли, включающие Иерусалим и Амман, сделались непригодными для обитания. Размеры бедствия настолько потрясли планету, что событие (во всяком случае, на первых порах) начисто лишилось политической окраски. Люди всех племен и верований скорбели вместе, формировались многонациональные партии добровольной помощи, колокола христианских церквей непрерывно звонили за упокой. Мечети принимали под свой кров обездоленных мусульман, а евреи во всех странах оплакивали не только погибших собратьев и утерянный Иерусалим, но и свои разбитые мечты о мире. -- Мы не можем за всем уследить, -- оправдывались адепты ВЭ. -- Нас слишком мало, а удар был нанесен внезапно. Что правда, то правда, однако люди не могли избавиться от ощущения, будто их предали. Метапсихический "хэппи-энд" обернулся жестокой насмешкой. Операнты не только не сумели предотвратить катастрофу, но и даже в поисках виновных ничем не помогли. Прошло больше года, прежде чем обычные эксперты ООН в сотрудничестве с Интерполом выследили заложивших бомбы членов иранской террористической клики и привлекли их к суду. Чокнутый техник-пакистанец, что за большие деньги раздобыл для них плутоний, сам погиб в катастрофе. Через шесть недель дожди вымыли радиоактивные скопления в воздухе. Однако губительные изотопы проникли глубоко в почву и опустились на дно морей. Большая часть планеты оживала, как после Хиросимы и Нагасаки, но Священную Землю уже нельзя было спасти. Посевы и скот погибли на зараженных смертельной радиацией полях, уцелевшее сельское население наводнило несколько незатронутых городов, отчего возникли острая нехватка продовольствия и массовые беспорядки. Правительство Иордании было вынуждено подать в отставку. Израильские власти перевели столицу в Хайфу и заверили народ в том, что они полностью контролируют ситуацию. Но уже в августе экспертная комиссия заявила, что и без того шаткая экономика еврейского государства понесла сокрушительный урон. Начался массовый исход в Соединенные Штаты, Канаду, Южную Африку. Евреи восточного происхождения и христиане-арабы перебрались в Марокко. Из мусульман легко нашли себе пристанище лишь те, кто имели банковские счета на западе, а основной массе мусульманского населения податься было некуда. Человеческих жертв насчитывалось гораздо больше среди евреев, зато подавляющее большинство мусульман осталось без крова. Христианские страны не желали предоставить им убежище, связывая беженцев с террористами, которые своим призывом к эскалации Армагеддона в полномасштабный джихад усугубили положение невинных собратьев по вере. Откликаясь на гнев общественности, политики Европы, обеих Америк и Тихоокеанского бассейна единодушно устранились от такой экономической и социальной обузы, как прием беженцев. Организация "Исламский конгресс" гордо заявила, что сама позаботится о своих несчастных сыновьях и дочерях. Однако время речей прошло, и на поверку оказалось, что один только Иран готов открыть двери значительному количеству иммигрантов. Другие исламские страны испугались экономических и политических последствий такой акции. Но согнанные с родных мест мусульмане-сунниты не торопились отдаться на милость фантастического шиитского режима в Иране. Их привели в ужас уверения аятоллы в том, что Армагеддон оправдан шариатом. Беженцы не без оснований подозревали, что от них потребуют присяги на верность приютившему их государству и пошлют на вечную войну с Ираком. Потому лишь несколько сотен отчаянных откликнулись на приглашение аятоллы. А полтора миллиона мужчин, женщин и детей разместилось в лагерях для беженцев на Аравийском и Синайском полуострове и существовало на случайные подачки, пока Китай не изъявил готовность расселить их в провинции Синьцзянь. В начале сентября началась массовая воздушная переброска людей, а к концу года последние семьи перекочевали в "землю обетованную". Следившие за перемещением работники Красного Креста и Красного Полумесяца отмечали, что беженцев на новом месте встретили очень тепло. В тех отдаленных краях издавна жили их собратья по вере: уйгуры, киргизы, узбеки, таджики, казахи; сообща трудились, орошали пустыни, превращая их в оазисы, и все было бы прекрасно, не разразись гражданская война в Средней Азии. Да ещЕ китайцы замыслили захватить Казахстан. Только Вторжение спасло жителей многострадального Синьцзяна от участи пушечного мяса. Оно же вернуло паломникам Иерусалим. Ученые Содружества обезвредили от убийственной радиации Священную Землю, и тысячи прежних обитателей высказались за возвращение. Но поскольку статуты Содружества наложили запрет на любую форму теократического правления, ни Израиль, ни Иордания не возродились как отдельные государства. Территория Палестины отныне управлялась Конфедерацией землян (правопреемником ООН), находившейся на первых порах под протекторатом симбиари и галактического Консилиума. 21 сентября 1992 года, в последний понедельник лета, дождь лил как из ведра. Тот день стал памятной датой и для меня, и для моей лавки. Волнения начались с самого утра, когда я распаковал партию книг, которые выписал из Вудстока на прошлой неделе. В основном это была научная фантастика и приключенческая литература пятидесятых годов в бумажных обложках; я купил три короба за тридцать долларов. Сразу же заприметив довольно редкое издание "Зеленолицей девушки" Джека Уильямсона, я решил, что она одна оправдает мои расходы. Затем наткнулся на вполне сносный экземпляр из первого тиража приключенческого романа Чарли Чана "Китайский попугай" -- этот я смогу сбыть, как минимум, за пятнадцать долларов однофамильцу автора, профессору физики из Дартмута. Несмотря на ненастье и ревущий за окнами ураганный ветер, я повеселел и принялся беззаботно насвистывать. Покупателей в такую погоду ждать не приходится, зато я спокойно разберу товар. Наконец на самом дне короба я увидел потертый конверт из крафта с карандашной пометкой "ВСКРЫВАТЬ ОСТОРОЖНО!!!" Внутри прощупывалась книжонка небольшого формата. Я взрезал конверт, вытряхнул содержимое на рабочий стол, и у меня глаза на лоб полезли. Передо мной лежал "451° по Фаренгейту" Рея Брэдбери из коллекционного издания "Баллантайна" 1953 года тиражом всего в двести экземпляров да ещЕ с подписью автора на титуле. Вдобавок переплет из белого коленкора был новехонький, без единого пятнышка. Как невероятную драгоценность я положил томик на чистый лист оберточной бумаги и понес в глубь лавки, где размещался мой кабинет. Бережно держа свое сокровище, я уселся за компьютер и вызвал таблицу текущих цен на раритеты; пальцы мои дрожали, нажимая на клавиши. Судя по отразившимся на экране бешеным ценам, даже подержанная копия могла бы уйти за шесть тысяч долларов, не говоря уже о новом экземпляре. Я снова забарабанил по клавишам и принялся изучать группу состоятельных библиофилов, гоняющихся за моей находкой: техасский фонд фэнтази, врачи из Бель-Эйра, собиратель Брэдбери из Уокигана (Иллинойс), графиня Арундельская, университетская библиотека на Тайване и самый перспективный покупатель -- известная писательница из Бантера (Мэн), автор нашумевших романов ужасов, совсем недавно начавшая собирать редкую брэдбериану. Хватит ли у меня нахальства запросить десять тысяч? Может, имеет смысл пригласить мадам к себе, показать книгу и попробовать прочесть в еЕ уме, на какую сумму она готова раскошелиться? В голове не укладывается -- вместе со всеми остальными книга мне досталась за какие-то тридцать долларов! Совесть у тебя есть? Я вздрогнул и поднял голову. В открытую дверь увидел, как в лавку входит Люсиль Картье с какой-то незнакомой женщиной. Спешно поставив им умственный барьер, я вышел из кабинета, плотно закрыл за собой дверь и любезно улыбнулся нежданным гостям. -- Привет, Люсиль. Давненько не видались. -- Пять месяцев. (Вполне в твоем духе облапошить бедную вдову!) Не смеши, меня. Есть закон caveat vendor [Торговой прибыли (лат.).], которого придерживаются все книготорговцы. -- Говорят, в последнее время ты очень занята. -- Не то слово. (Хотя далеко не так занята, как ты, espиce du canardier! [Снайпер (франц.).]) -- Чему обязан? (Что за туманные остроты?) Начнем с того, что тебя очень ЗАНИМАЮТ мои отношения с Биллом Сампсоном! -- Познакомься, Роги. Доктор Уме Кимура. Она приехала к нам на стажировку из Токийского университета в рамках научного обмена между Дартмутом и японской Ассоциацией парапсихологов. -- Enchante [Очень приятно (франц.).], доктор Кимура. Я оборвал принимавшую опасный оборот телепатическую связь с Люсиль и сосредоточил все внимание на восточной гостье, что было, кстати сказать, совсем не трудно. На вид лет сорок. Весьма soignйe [Грациозна (франц.).], с фарфоровым лицом, оттененным слегка подкрашенными губами. Шерстяной берет, весь в каплях дождя, низко надвинут на слишком большие для японки чуть раскосые глаза под длинными черными ресницами. Дождевик из серебристой кожи с широким поясом, подчеркивающий тонкую талию, и черный свитер с высоким воротом. Какой-то особенно непроницаемый ум -- должно быть, на Востоке своеобразная манера ставить экраны. Люсиль продолжала: -- Мы с Уме работаем над новой программой исследования психокинетических аспектов творчества... -- С Дени? -- Я удивленно приподнял брови. -- С кем же еще? -- отрывисто бросила Люсиль. -- Я теперь нештатный сотрудник лаборатории, как будто не знаешь! -- Мы с ним теперь почти не видимся, -- вздохнул я. -- Насколько мне известно, после алма-атинского конгресса он не вылезает из Вашингтона. А вам с доктором Кимура удалось побывать в Алма-Ате? -- О да! -- Глаза и ум очаровательной японки засветились от блаженных воспоминаний. -- Грандиозное событие! Собралось около трех тысяч метапсихологов и более трети из них в той или иной степени операнты! Сколько интересных докладов и дискуссий! Сколько теплоты, понимания! -- Сколько политических интриг и сплетен! -- угрюмо добавила Люсиль. -- Не говори, это хорошее начало, -- возразила Уме. -- На будущий год решено провести конгресс в Пало-Альто. Там особое внимание будет уделено самой неотложной задаче -- обучению молодых оперантов. Я нахмурился, вспомнив шумиху по поводу выдвинутого Дени и поддержанного Тамарой предложения о всеобщих тестах на оперантность. На конгрессе оно прошло большинством голосов. Люсиль и Уме явно не разделяли моего скептицизма. -- Не понимаю, в чем проблема! -- сказала Люсиль. -- Техника испытаний вполне надежна. А необходимость увеличить число оперантов после Армагеддона ни у кого не вызывает сомнений. -- И все же в резолюцию надо было включить пункт о добровольном характере испытаний. -- Оставь, пожалуйста! -- отмахнулась Люсиль. -- Весь смысл в том, чтобы обследовать всех, неужели непонятно? Я пожал плечами. -- При своих блестящих способностях ты чересчур наивна, детка. Уме озадаченно посмотрела на меня. -- Вы полагаете, мистер Ремилард, в Соединенных Штатах возникнут сложности? В Японии универсальную программу приняли на "ура". -- Еще какие, -- ответил я. -- Давайте пообедаем вместе и обсудим взлеты и падения независимой американской души. Уме убрала экран всего лишь на секунду, но то, что я успел увидеть, очень меня обнадежило. -- Благодарю вас. Я и Люсиль будем просто счастливы. Я и Люсиль! Стало быть, tкte-а-tкte отменяется! Я едва не заскрежетал зубами и тут же заметил циничную насмешку в глазах Люсили. -- Я с удовольствием выслушаю твое мнение насчет социально-политических последствий оперантности, -- заметила она. -- Ты ведь принимаешь их так близко к сердцу. А тебе не интересно, зачем, собственно, мы сюда пожаловали? Мы с Уме работаем с людьми, способными метапсихически порождать энергию. Дени говорит, что у тебя это однажды получилось в стрессовом состоянии. Правда, что ты просверлил дырочку в стекле? -- Да, выстрелил случайно, -- пробормотал я. -- Дени очень рекомендует привлечь тебя. Впрочем, у него есть опасения, что свой трюк ты проделал, поскольку находился в стрессовом состоянии, и в лабораторных условиях повторить его не сможешь. Проклятая девчонка беспардонно обшаривала мой ум, причем не принудительными, а совершенно иными импульсами. Позднее я узнал, что это начальная коррекция, предварительное умственное обследование. Одновременно Люсиль бомбила меня телепатическими вопросами на скрытом модуле: Что ты наболтал Биллу? Говори, ЧТО, продажная крыса, cafardeur [Сплетник (франц.).] чертов! -- Я тогда со страху чуть в штаны не наложил, если угодно, называй это стрессовым состоянием. Уме хихикнула, а Люсиль продолжала осыпать меня руганью: Tu, vieux saoulard! Ingrat! Calomniateur! Allez -- dйballe! Foutu alcoolique [Ну ты, старый пропойца! Неблагодарная свинья! Клеветник! Давай, выкладывай все! Алкоголик поганый! (франц.)]! Приятно сознавать, что ты не совсем отреклась от своего французского наследия, детка, однако не могу с тобой согласиться: в строгом смысле я не алкоголик, а просто пьяница. Психологу-экспериментатору вроде тебя следует различать эти тонкости. В уме Люсиль продолжала осыпать меня бранью, но внешне сохраняла полнейшее хладнокровие. -- Роги, мы будем очень рады, если ты разрешишь поставить над собой серию простейших опытов. Это займет месяца два, всего по часу в день. Ты ведь уже прошел курс лечения у доктора Сампсона, не так ли? Я уверена, что творческий потенциал у тебя в полном порядке. Способность излучать энергию встречается крайне редко, и ты можешь в значительной степени расширить нашу психокреативную концепцию. (ЧТО ТЫ СКАЗАЛ БИЛЛУ ОБО МНЕ?) -- Надо подумать. (Ничего такого, о чем бы он сам не подозревал.) Подозревал? Подозревал?! Она по-прежнему общалась со мной на скрытом модуле, а внешне даже пыталась улыбаться, но еЕ бешенство быстро переполнило чашу, и оттуда выплеснулось достаточно в общий телепатический спектр, чтобы японка что-то почувствовала. -- И знаешь что, -- неожиданно заявила Люсиль, -- мы, пожалуй, заберем у тебя простреленное стекло. Я слегка опешил от подобной наглости, а она, воспользовавшись моей растерянностью, направила мощнейший коррективно-принудительный снаряд мне прямо промеж глаз. Удар, достойный самого Дени (впоследствии я узнал, что именно он научил Люсиль этой технике). Я с трудом устоял на ногах. Она могла бы вывернуть наизнанку мой ум, словно старый драный носок, но ей не повезло: ведь внутренности моего черепа она видела вблизи только раз, когда разыграла у меня в квартире добрую самаритянку после записи "60 минут". Если бы я раскололся, она бы вытянула всю мою подноготную, включая Призрака. Но я не раскололся. -- Психоанализ и впрямь подействовал благотворно, -- выдавил я. -- Старик Сампсон первоклассный психиатр. Не знаю, как тебя и благодарить за то, что познакомила меня с ним. Если мое стекло может хоть отчасти служить благодарностью -- возьми, ради Бога. Только мне кажется, что для ваших психокреативных опытов я не самый подходящий экземпляр. Спроси хоть Билла, он подтвердит. -- Уже подтвердил! -- Она разрыдалась и выбежала из лавки, так сильно хлопнув дверью, что маленький колокольчик сорвался с крюка и упал на пол. -- Bon dieu de merde [Дерьмо собачье (франц.).], -- пробормотал я. Мы с Уме переглянулись. Знает ли она? -- Кажется, я знаю больше, чем следует, -- с грустью сказала японка. -- Люсиль мне доверяет. У них с доктором Сампсоном что-то не клеится. Не понимаю почему, но она во всем винит вас. Она права, мистер Ремилард? То, чего не добилась Люсиль, с легкостью достигла Уме, причем без всякого принуждения. -- Да, -- со вздохом признался я. -- Почему? -- Я не стану излагать вам своих мотивов, доктор Кимура. Достаточно сказать, что я сделал это для блага Люсиль. И Сампсона. -- Они друг другу не подходят, -- кивнула она, избегая моего взгляда. -- Все это поняли, но не сочли себя вправе вмешиваться в их личные отношения. Люсиль чувствовала молчаливое неодобрение Группы и оттого, кажется, ещЕ сильнее привязалась к Биллу. -- Знаю. Я подошел к двери, нагнулся, подобрал колокольчик и повесил его на место. Дождь немного утих. -- А у вас разве есть право встревать между ними? -- спросила Уме. Я обернулся к ней. -- Мне безмерно жаль девушку, но у меня есть такое право. -- Ответьте ещЕ на один вопрос... Вы действительно оклеветали еЕ перед Биллом? -- Нет. -- Я на мгновение открыл перед ней ум, давая понять, что не сказал Сампсону ничего, кроме правды. Моя милая собеседница задумчиво покачала головой. -- Теперь мне ясно, почему она изо всех сил оттягивала наш визит к вам, хотя Дени очень настаивал, чтобы мы включили вас в программу. А сегодня вдруг сама предложила. Она уже неделю ходит как в воду опущенная. Кажется, сразу же после нашего возвращения из Алма-Аты у них произошло решительное объяснение. Все сходится. Конгресс широко освещался, и у многих открылись глаза на метапсихическую Страну Чудес. С одной стороны, зловещая принудительная функция. С другой -- недобрые предзнаменования и страх перед программой умственных испытаний. А я вел свою подрывную деятельность с третьей стороны, и когда Сампсон дал мне по физиономии, я воспринял это как первый успех. В середине июля я прервал свой курс психоанализа, заложив в душу психиатра изрядную долю сомнений и страхов. Алма-Ата довершила дело, так что поручение Призрака я выполнил на совесть... Дерьмо собачье! Уме положила руку в черной перчатке на рукав моего старого твидового пиджака. -- Тем не менее с программой надо что-то делать. Вам, конечно, нелегко работать с Люсиль, но, может быть, вы согласитесь работать со мной? Исследование психокреативных импульсов крайне важно. Я тоже умею вызывать слабое излучение фотохимической энергии, но направить психоэнергетику в виде когерентного луча такой силы, кроме вас, ещЕ никому не удавалось. Вы не хотите ознакомиться с коррелятами физической и психической энергии, постулированными в Кембридже?.. Тогда приоткройте капельку свой ум. Вот так, спасибо... Voila! Сложнейшая умственная конструкция на какую-то долю секунды сверкнула передо мной. При всей дьявольской абстракции я еЕ понял! Трансмиссия Уме соотносилась с обычной телепатической речью, как вездеход "Турбо Ниссан ХХЗТТ" с велосипедом. Нет, словесно я не мог бы объяснить это понятие, но был уверен, что запомню его и смогу передать на языке символов. -- Черт возьми! -- восхитился я. Так это и есть ваша новая техника обучения? Именно еЕ вы используете для тренинга оперантности? -- Да. Называется двусторонний трансфер. Позволяет координировать деятельность полушарий мозга. Я непременно научу вас и другим инструктивным приемам, если только вы согласитесь на эксперимент. -- А вы соблазнительница! (Мягко говоря! Причем инструктивная техника не составляет и половины еЕ соблазнов...) Ученая женщина включила на полную мощность реостат своего очарования. Я сознавал, что это лишь вариант принуждения, волевое усилие, направленное на то, чтобы подчинить себе мою волю, но как она это проделывает! Куда до неЕ Люсиль! -- Мы уважаем ваше желание не смешиваться с оперантной массой. Обещаю вам, мистер Ремилард, никто не посмеет оказывать на вас давление. -- Называйте меня Роже. -- И с Люсилью осложнений не будет. Я договорюсь с Дени, и он поручит ей другую серию экспериментов. -- Хорошо, доктор Кимура, на таких условиях я согласен. -- Называйте меня Уме. -- Она обворожительно улыбнулась. -- Вот увидите, Роже, мы поладим. Надеюсь, ваше приглашение на обед остается в силе? -- Мне страшно, вдруг ты разочаруешься! -- прошептал я. -- Прежде я кое-что умел, но это было так давно. -- Я чувствую огромную латентную силу. Надо только еЕ разбудить. Горечь и подавленное насилие перекрыли благословенные источники энергии. -- Насилие? Уме, я самое безобидное существо на свете. -- О нет, далеко не самое. Твой невероятный психокреативный резервуар запечатан внутри тебя, это очень опасно. Если энергия не получит творческого выхода, она неизбежно обратится на разрушение. Творчество заложено в душе каждого человека, но у женщин оно редко выходит на уровень сознания, а выливается в инстинкты -- материнство, например. А большинство мужчин и мизерная часть женщин с творческими задатками чувствуют необходимость работать, созидать, несмотря на то что процесс весьма болезненный. Недаром говорят, "муки творчества", ведь радость его человеку дано вкусить много позже, когда процесс успешно завершен и наступает полное удовлетворение. С другой стороны, разрушением ты наслаждаешься уже в самом процессе, только это удовольствие темное, злобное, безрадостное. Разрушитель не в силах останавливаться, иначе тьма поглотит его и он попадет в ад, который сам себе уготовил. -- Донни... -- Тс-с, Роже. Не думай о своем несчастном брате. Сейчас ты должен думать о себе... и обо мне. Мы ясно видим друг друга в темноте. Голубая аура Уме в глубине сгущается и теплеет, а по краям посверкивает золотом. Моя желто-лимонная корневая чакра с дымчато-фиолетовым внешним ореолом приобретает внутри карминный оттенок, свидетельствующий о том, что дух силен, а плоть слаба. -- Не волнуйся. У нас есть время. -- Ее губы касаются моего лба, щек, рта. -- На Западе это называют carezza [Лаской (итал.).], но часто пренебрегают ею, потому что вы слишком нетерпеливы, вам нужен взрыв, освобождение, а в моих краях любовники стремятся погрузиться в море неугасимого света. Ее губы и глаза излучают золотистое сияние. Наши умы распахнуты настежь; чтобы испытать синхронное наслаждение, говорит она, мы должны знать друг о друге все. Уме ничего не скрыла, и тем не менее навсегда осталась для меня тайной... как, наверно, и я для нее. Первую ночь мы провели в еЕ маленьком, скромно обставленном домике на Радсборо-роуд. Из обстановки мне бросились в глаза глиняные вазы причудливой формы с красиво расставленными в них голыми ветвями, сухими стеблями, узловатыми корнями. Не переставая лил дождь. Из водосточной трубы за окном спальни с грохотом вырывался поток воды. Уме предельно искренна в своем вожделении. Я тоже честен насчет моего abaissement du niveau psychique [Падения духовного уровня (франц.).]. Психоанализ не слишком помог мне, разве что избавил от страхов и не дал окончательно спиться. У меня сильные сомнения в успехе наших творческих экспериментов, признался я. Тогда надо сменить стиль общения, заявила Уме. Я опять позволил себе усомниться, но она лишь одарила меня улыбкой вековой мудрости. -- Мы будем продвигаться очень медленно, -- говорит она, покрывая поцелуями мои плечи, чуть касаясь кончиками пальцев моих безвольно повисших рук. -- Молчи, постарайся ни о чем не думать. Просто отдыхай во мне. Не стремись к возбуждению. Мой ум будет общаться с твоим, а тело поделится творчеством. И в тебе произойдет ответная реакция, постепенное нарастание энергетического потенциала. Ложись, откинься на подушки и обними меня... Я покоряюсь и читаю у неЕ в уме страницы прошлого. ... Замкнутый, болезненный ребенок. В семье три дочери, она старшая. Живут в Саппоро, на Хоккайдо, самом северном из японских островов. Мать была учительницей, теперь домашняя хозяйка. Отец не очень удачливый фотограф. Родители произошли от островных аборигенов -- айну. Свое наследие супруги считают постыдным, но оно предательски проявилось в светлой коже, больших глазах и волнистых волосах старшей дочери. Она для них живой укор, поэтому еЕ не балуют. ... Девочке шесть лет. Отец снимает еЕ крупным планом для какого-то рекламного заказа. Она послушно позирует, но ей хочется поскорее вырваться из душной комнаты и поиграть на улице с подружкой. Лицо этой подружки, нечеткое, однако узнаваемое, появляется на трех следующих кадрах вместо лица Уме. ... Отец потрясен. Делает несколько пробных снимков, и чудо свершается вновь. Он начинает понимать, что происходит, и кричит: -- Уме, девочка моя, повтори-ка ещЕ раз! ... Дочь изо всех сил старается ему угодить: она впервые чувствует его любовь и восхищение. Эксперименты длятся неделями. Как выяснилось, она может оставлять отпечатки не только на пленке, находящейся в фотоаппарате, но и без него, если, конечно, пленка не засвечена. Вначале еЕ "умографические" образы разнятся по четкости, в зависимости от того, вызваны ли они из воображения или "считаны" с натуры. Лучшие снимки получаются на "Полароиде". Все, что требуется от Уме, это смотреть в объектив и думать о каком-либо предмете, в то время как отец снимает. Он фиксирует почти каждую мысль дочери, осыпает девочку похвалами и мечтает о миллионах иен, которые наживет, когда откроет шоу-бизнес. ... В город из поселения айну приезжает дед Уме и, узнав о чуде, заявляет отцу: -- Твоя дочь одержима демонами и принесет тебе несчастье. Отец лишь усмехается. Он пересмотрел массу литературы и нашел два описания подобных случаев. В 1910 -- 1913 годах психолог по имени Томокити Фукуро делал "умственные" снимки, и точно такие же опыты проводил американский врач Юл Эйзенбад над гостиничным портье Тедом Сериосом. Правда, мысли Сериоса в большинстве своем были смазаны, а вскоре он утратил свой уникальный талант. С маленькой Уме такого не случилось. Она практикуется как в цвете, так и в черно-белом изображении, достигая все большей четкости. ... И вот наступает миг открытия. Девочка будет участвовать в телепередаче, наряду с другими фотолюбителями. Они с отцом готовились к этому целый год, однако на публике еЕ охватывает неожиданное смущение. Выступление провалилось. Через неделю отец попадает под поезд метро. ... Телевизионный дебют все же принес свои плоды. Девочкой заинтересовалась видный парапсихолог Рейко Сасаки. Эта женщина стала ей второй матерью. Родная мать только рада от неЕ избавиться. Под внимательным и тактичным руководством Уме снова начинает выдавать ментальные снимки. У неЕ обнаруживаются и телепатические способности. Она получает хорошее образование с помощью доброго доктора Сасаки, становится еЕ ассистентом в исследовательской работе. ... Опыты показывают, что Уме создает конкретные образы своих мыслей путем излучения потока фотонов, извлекаемых не из естественного источника света, a ex nihilo [Из небытия (лат.).], из какой-то иной реальности, что подтверждает гипотезы сторонников новой универсальной теории поля. ... Странная одинокая девочка превратилась в сильную, целеустремленную женщину. Доктор Сасаки умерла, настоящая мать тоже. У сестер Уме отсутствует метапсихический дар. Обе обзавелись семьями и почти не поддерживают отношений со старшей. Я слышу, как Уме напевает: Как осенний свет, Отпечатались в мозгу Мыслей кружева. Она вся окутана золотым сиянием, груди еЕ как молодые луны, плоть -- как тайна синей полночи, в которую я погружаюсь, испытывая невообразимое блаженство. Тонкие руки ткут лучистое рассветное полотно вокруг нас, едва колеблемое отдаленными звуками бурлящего снаружи потока. Она прижимает пальцы к моей груди, к горлу, и там под еЕ прикосновениями распускаются огненные цветы лотоса. Моя аура меняет окраску с болезненно-желтой на розово-золотистую. Пальцы начинают выводить таинственные узоры у меня на спине, и кожа хранит их прохладные светящиеся следы. Моя плоть понемногу выходит из спячки. Вцепившись мне в плечи, Уме изгибается назад, и я целую золотой бутон у неЕ над сердцем. Сладкий источник меж моих губ расширяется, пульсирует, обретает радужную окраску. Свет, струящийся из еЕ ладоней, обволакивает и согревает меня. Она вдруг отстраняется, а я испускаю протестующий вопль. Доверься мне! У нас ещЕ столько времени... Я покрываю страстными поцелуями извивающееся тело, одетое в астральный огонь. Вижу ритмичные бледно-голубые вспышки с золотым ореолом над еЕ лоном, пупком, сердцем, ложбинкой шеи. Соски изливают на меня звездное сиянье. Я снова обрел былую силу и весь горю. Умоляю, впусти меня! Но она лишь разводит в стороны мои руки, беспомощно повисшие вдоль тела, и воспламеняет каждый нерв. Мне хочется еЕ сокрушить, поглотить, проткнуть раскаленным жезлом, сжечь дотла. Нет, говорит Уме, рано. Подожди, милый, подожди. Слезы отчаяния и ярости обжигают мне лицо. Я проваливаюсь в грохочущую бездну, ослепленный далеким, недоступным мерцанием. А она подводит звездные огни к моим глазам... и в моем мозгу расцветает, непрерывно меняя форму, невиданно прекрасный психокреативный лотос. Мощный поток энергии струится от моего мужского естества наверх, вдоль позвоночника, проникая в голову и конечности. Уме парит над чашей цветка, точно сверкающий ecu azurй [Небесный треугольник (франц.).]. Наконец она позволяет заключить еЕ в объятия и медленно опускается на меня. Я проникаю в неЕ так глубоко, что, кажется, насаживаю на острие сердце, и мы сливаемся в экстазе, наслаждаясь нашим общим многоцветным великолепием. Оргазма как такового нет, мы просто делим блаженство, не зная насыщения и любуясь фантастическим цветком, который сами сотворили. Мы создали его вместе и поклонялись ему часами, пока незаметно не погрузились в сон. Мы разомкнули тела, но память о ночных трудах все ещЕ соединяла нас. Наутро мы проснулись довольные, умиротворенные и навеки стали лучшими друзьями. Да, именно друзьями, а не любовниками в обычном понимании. Каждый жил своей жизнью, не связывая себя обязательствами. Мы скорее напоминали музыкантов, исполняющих дуэт необыкновенной красоты и гармонии, произведение искусства, которое по отдельности ни один из них не смог бы создать. Секс выполнял вспомогательную функцию, и поскольку творения наши носили абстрактный характер, ускользали, словно замирающая музыка, их нельзя было назвать любовью. И тем не менее они внутренне облагораживали нас обоих. А вот эксперименты в лаборатории обернулись полным фиаско. Под контролем я не смог породить ни эрга, не говоря уже о когерентном луче. Техника внешней спирали вызывала у меня только жуткие головные боли. (Внутренняя же спираль оказалась превосходным дополнением к carezza.) Я проторчал в испытательной камере гораздо больше, чем предполагалось, и в конце концов меня списали за ненадобностью, а простреленное стекло отправили на склад. -- Возможно, твоя психокреативная функция со временем и станет оперантной, -- заявил Дени, -- но я не питаю особых надежд. Наша техника успешнее сказывается на молодых субоперантах, а тебе уже сорок семь, и твои метафункции покрылись налетом невротических шлаков, накопленных в течение десятилетий. Основная психоэнергетика, видимо, навсегда останется латентной и будет проявляться лишь в условиях сильнейшего нервного стресса. -- Ну и пускай, -- ответил я, радуясь тому, что меня миновала участь подопытного кролика. -- Я вполне обойдусь без нее. Тут я ошибся... как, впрочем, не раз ошибался в своей пестрой биографии. Люсиль Картье и Билл Сампсон пережили бурный разрыв. Мало-помалу (возможно, здесь не обошлось без тонкой работы Уме) Люсиль убедилась, что я не желал ей зла, и простила меня. На Рождество 1992 года мы отпраздновали примирение, и Люсиль преподнесла мне в подарок "незаменимую для закоренелого холостяка вещь" -- темного пушистого котенка. "Будет ловить мышей и скрашивать твое одиночество в долгие зимние вечера". Тот котенок и стал Марселем Первым. Когда я обнаружил, что он не только телепат, но и принудитель, у меня уже не было сил с ним расстаться. 2 Выдержки из заключительной беседы между капитаном орбитальной станции и членами десантной исследовательской команды из совместной советско-американской экспедиции на Марс Лабиринт Ночи, Марс 2 ноября 1992 Гаврилов. Володя, где ты находишься? Ключников. В тридцати двух метрах (помехи)... эпицентр тумана прямо под нами. Завеса не такая плотная, как вчера, но все время поднимается, оттого что солнце (помехи)... прорывы, участки таяния (помехи). Гаврилов. Повтори, Володя. Плохо тебя слышу. Ключников. Спустился в ущелье на тридцать два метра. Спуск легкий, но верхняя граница тумана поднимается. Слышишь, Андрей? Гаврилов. Понял. Туман поднимается... Сканирую другие расщелины Лабиринта Ночи. Большинство заполнено туманом. Возможно, вчерашняя пылевая буря вызвала конденсацию очагов. Туман тебе мешает? Ключников. Пока нет... Тебе удалось что-нибудь заснять. Гаврилов. Только негативные видеосигналы. Слушай, Уэйн, ты бы потряс как следует свою чудо-камеру. Стерджис. Да я трясу эту сволочь с тех пор, как мы вышли на гребень, а она ни в зуб ногой (помехи)... что-то заклинило. Но может быть и другая причина, к примеру, перебои в питании -- тогда надо будет зафиксировать (помехи)... и обойтись фотокамерой. Она работает хорошо, так что мы все заснимем. А на видеофильме поставь крест, Андрей. Гаврилов (смеется). Видно, придется поверить вам на слово, что вы спускались в Лабиринт Ночи. Вы уж, пожалуйста, свистните, как увидите зеленых человечков. Стерджис. Не сомневайся. Старик Тарс Таркас собственной персоной выползает из тумана (помехи)... красные скалистые слои. Берем пробы. Осадочные породы, на первый взгляд никаких следов макроископаемых. К востоку преграда из вулканических отложений. На обратном пути подойдем поближе и отщипнем кусочек. Ключников. Уэйн, ты заметил, что пыль в расщелинах уже не такая сухая и воздушная? Скорее похожа на мокрый песок. Возьму немного (помехи)... в нижних слоях ещЕ более заметно отвердение. Здесь внизу каменные россыпи имеют пористый вид. Внешне напоминают кораллы, но структура иная. Признаков жизни нет. Стерджис. Эй... слышишь? Эй! Ключников. Что? Стерджис. Вот здесь. Вроде неглубокая пещера. Тебе не кажется, что лед тает? Ключников. Кажется. Затянулись (помехи)... не та, как вчера. Пыль словно сдуло. Беру пробы: Стерджис. Ого! Вот он, туман! Ключников. Засвети фонарь на шлеме. Стерджис. Есть, командир... Так чуть лучше. Спуск легкий (помехи)... проклятый песок. Есть камни с острыми краями. А кроме того (помехи)... Ключников. Уэйн, не так быстро. Я тебя не вижу. Стерджис. Прости, Володя. Я хотел... Вот проклятье! Теперь видишь меня? Ключников. Да. Туман, язви его душу, сгущается, как сбитые сливки... Стерджис. Э-э, погляди-ка! Направь фонарь на скалу! Ключников. Мокрая как будто. Гаврилов. Повторите, повторите! Вы наткнулись на влажные скалы? Стерджис. Похоже, местами лед плавится. Беру образцы. Ключников. Туман... сплошной туман. Пористые скалы покрыты льдистой коркой. Что, если спуститься пониже? Стерджис. Эй, подожди меня! Ключников. Усраться можно! Стерджис. Ух ты, черт! Это же надо! Гаврилов. Что? Что вы обнаружили? Ключников. Много оранжевого света, он пробивается сквозь туман. Скалы точно подернуты сверкающей пеленой. И она гораздо темнее льда. То сине-зеленая, то коричневая. Ей-богу! Меняет цвет на глазах! Стерджис. Она живая! Гаврилов. По-вашему, это жизнь? Стерджис. Во всяком случае, на химическую реакцию не похоже. Но я ведь только геолог. Постепенно приобретает вид студенистых морских водорослей. Очень медленно набухает. Должно быть, замерзшая масса... Какая там у нас температура, Володя? Кажется, действительно растаявший лед. Ключников. Минус семнадцать по Цельсию. Стерджис. Ты смотри, жара! Видимо, на дне расщелины геотермальный источник. Помните, кто-то высказывал гипотезу насчет системы сообщающихся кратеров... словно изъеденных червоточиной... Гаврилов. Жизнь. Жизнь на Марсе! Великое открытие, ребята! Как раз к семидесятипятилетию нашей революции. Стерджис. И у нас юбилей. Пятьсот лет назад Колумб открыл Америку. Гаврилов. Ну да, конечно! Вот здорово! Стерджис. Почти на том самом месте, где мы ожидали... в трещинах. Берем образцы. Черт! Крепкая, зараза! Щуп не берет, Володя! Ключников. Может, попробуем алмазный бур? Стерджис. Это мысль. Вещество напоминает сверхпрочный упругий пластик. Так и должно быть, верно?.. Не хотел бы я поселиться в таком Богом забытом месте!.. Ох! У тебя микропила под рукой? Ключников. Сейчас. Вот... Кажется, выходит. Думаю (помехи)... упакуй остальные образцы. Так (помехи)... ещЕ метров на десять вниз, хочу измерить температуру и сделать атмосферный (помехи)... дольше здесь оставаться. Гаврилов. Ты спускаешься, Володя? У меня помехи. Ключников. Внутри камни (помехи)... поглубже разведать (помехи)... на скалах. Аморфности не наблюдаю, но имеется радиальная симметрия, как у медуз. Лепешка около пятнадцати (помехи)... и два, сантиметра три толщиной. Стерджис. Господи Иисусе! Она разъедает пластину из нержавеющей стали. Ключников. Фантастика (помехи)... чертовы пробы! Уэйн, да оторви ты свою задницу, спускайся и посмотри! Стерджис. Что за оказия? По-моему, наконечник бура отклонился. Ключников (помехи)... очень красивые, с оттенком ультрамарина, поглощают зелено-коричневые (помехи)... своим собственным светом. Гаврилов. Володя! Командир Ключников, ответь! На связи сильные помехи. Ключников. Сказочное царство. Красота. Спускайся, Уэйн! Стерджис. Володя, ты прекратишь наконец (помехи)... так уверен, что эта штука до нас не доберется? Может, она опасна? Кислота или что там (помехи)... хреново. Чтобы сплав ванадия и стали проржавел!.. Ты меня слышишь? Командир? Ключников. Иду! Трудно поверить (помехи)... справа от скалы. Гаврилов. Десант, десант, на связи орбитальная станция! Почему не отвечаете? Ключников. Заткни пасть, Андрюша, мы заняты (помехи)... жизненные формы несказанной красоты. Твердые, очень упругие, а некоторые био (помехи)... их от этой скалы и в мою коллекцию. Стерджис. Эй, Володя! Поднимайся немедленно, слышишь? Не трогай их. Они живые! Ключников. Да ладно! Чего ты сдрейфил, как (помехи)... такой активный. Давай (помехи, крик)... Стерджис. Володя! Гаврилов. Вова! Командир! Владимир Максимович! Стерджис. Я иду, иду!.. Гаврилов. Уэйн! Он что, зацепил марсианина? Стерджис. Эй, Володя? С тобой все в порядке... О-о-о, нет! Гаврилов. Уэйн, что стряслось? Стерджис (помехи)... враждебный мир. Скажи им, Андрей. Куда угодно, только не на Марс. О Боже! Я все ещЕ (помехи)... лететь в растворяющемся (помехи, крик)... на скафандре маленькие капли... Первичный бульон сине-зеленого цвета. Запомни, Андрей (помехи)... Люблю тебя, Рут (помехи)... Конец связи. 3 Округ Дю-Паж, Иллинойс, Земля 20 января 1993 Председатель Национального республиканского комитета слишком медленно подходил к сути дела, потому Киран О'Коннор отвлекся и вдруг услышал неидентифицированный умственный голос: Засушенные эмбрионы вновь погружаются в воду... и плывут в отрешенной печали. -- Многие сочли бы рассмотрение этого вопроса преждевременным, однако позвольте вас заверить, что Комитет по выдвижению кандидатур от Республиканской партии придерживается иного взгляда, -- говорил Джейсон Кессиди. -- В ноябре мы потерпели сокрушительное поражение. Можно сказать, сели в калошу. Президент выезжает на программе экономического процветания, которую демократы украли у нас, а кроме того, ему удалось убедить избирателей, что метапсихические мирные инициативы -- его личное достижение. Плывут в сверкающем море... кровь оттаяла и снова струится... они набухают, обретая форму... Кто-нибудь слышит голос? -- мысленно спросил Киран. Четверо из пяти сидящих вокруг камина в эту зверски холодную ночь встрепенулись, прислушались. И лишь бригадный генерал в отставке Ллойд А. Баумгартнер невозмутимо потягивал свой "драмбюи", упершись взглядом в роскошный ковер перед очагом Кирана О'Коннора. Его мысль была у телепатов как на ладони: когда же наконец этот болван приступит к делу и объявит, что они намерены выдвинуть мою кандидатуру в президенты от Республиканской партии на выборах 1996 года? Джейсон Кессиди продолжал: -- Было время, когда кандидатов утверждали в чаду партийных съездов, а после введения предварительных выборов баллотирующиеся стали разворачивать кампанию за год вперед. (Нет, Кир, я ни хрена не слышу.) И я ничего, подхватил Лен, кроме нетерпения нашей Золушки в генеральских погонах. Бедняжка не может дождаться, чтоб ей примерили хрустальный башмачок. Взгляните на этот благородный профиль! Ну прямо Гари Купер! А серебряный чуб!.. Идеал политической марионетки! Невиль Гаррет. Нет, хоть убей, никаких посторонних звуков. Арнольд Паккала. Да и откуда? Прислугу вы приказали отпустить. Кроме нас шестерых, в доме никого нет. -- Нынче, -- разглагольствовал Кессиди, -- процедура выдвижения президентских кандидатур во многом усложнилась и требует долгого стратегического осмысления. После недавнего поражения Национальный комитет разрабатывает эту стратегию совместно с мистером Уиндхемом и мистером Гарретом, уполномоченными по общественным связям, а также с целым рядом юридических консультантов. "Вроде мешка с деньгами Кирана О'Коннора, -- отметил про себя генерал. -- Теперь понятно, зачем он откупил "Макгиган -- Дункан аэроспейс" и оставил меня председателем исполнительного комитета, несмотря на мои проколы со Звездными Войнами. И почему этот ищейка Гаррет так заинтересовался моей былой космической славой..." Эмбриональная музыка... Кровь... пищит, визжит, бурлит, журчит... это песнь воскресения из мертвых... Киран. Прочеши все здание и подвалы, Арнольд. Я слышу голос и ещЕ какую-то чертову музыку. Слушаюсь, шеф. -- По нашим прогнозам, схватка на выборах в девяносто шестом будет ещЕ ожесточеннее. Нынешний президент, отбывший два срока и снискавший беспрецедентную в истории страны популярность, наверняка выдвинет своего собственного ставленника, и не для кого не секрет, что им будет сенатор Пикколомини. Еще один хрен моржовый, подумал генерал. -- Мы, конечно, могли бы настаивать на кандидатуре, выдвинутой прошлой осенью. "Могли бы, с тем же успехом! -- внутренне усмехнулся Баумгартнер. -- Что-что, а достойно проигрывать вы умеете". -- Однако же у Пикколомини очень сильная позиция благодаря его программе борьбы с наркотиками, дружбе с президентом и несомненному личному обаянию. Вот-вот, подавал ему безмолвные реплики визави, выставлять против него вашего продажного лидера Скроупа все равно что сесть против ветра. -- Мы уже изучили и отвергли многих претендентов, ибо ни один из них не обладает подходящим имиджем. Дело в том, что нам необходима новая платформа в ответ на возникновение недвусмысленной угрозы национальной экономике и безопасности. И наш будущий кандидат должен полностью соответствовать этой платформе. Нам нужен человек смелый, авторитетный, а главное -- чтящий традиционные патриотические ценности. Человек, способный оказать решительное, не замутненное псевдолиберальным глобализмом противодействие прогнозируемой нашими экспертами катастрофе. Генерал Баумгартнер нахмурился. -- Какой катастрофе, Джейс? За председателя ответил Киран О'Коннор: -- К концу года ближневосточные поставки нефти будут полностью блокированы в результате эскалации исламских войн в Персидском заливе и Аравии. Вновь избранный президент и конгресс, контролируемый демократами, не решаются направить войска в тот регион, похваляясь тем, что якобы являются партией мира. (Вот, опять! Слышишь, Арнольд?) Морские твари... голотурии, ракообразные... печальные и веселые... танцуют и поют в кровавой воде... Это танец смерти и рождения... Паккала. Я не ощущаю постороннего присутствия в радиусе всей усадьбы. Вы нервничаете в последнее время, а тут ещЕ северное сияние. Может, какой-нибудь новый метапсихический феномен вроде амплитудных перепадов радиоволн... Киран. Да нет, не то... Ладно, Арнольд, не бери в голову. -- Налицо все признаки грядущего энергетического кризиса, -- продолжал Кессиди. -- Термоядерную энергию мы сможем использовать не раньше, чем лет через двадцать. Поэтому нефтяные поставки из Персидского залива имеют жизненно важное значение для всех промышленно развитых стран. Мало того, что нам грозит страшная экономическая депрессия, так ещЕ "третий мир" погрузится в пучину анархии. Положение в Африке уже чревато взрывом, вдобавок назревает вооруженный конфликт между Индией и Пакистаном. "Неужели это не блеф? -- спросил себя Баумгартнер -- Неужели Америка и впрямь движется навстречу крупнейшей катастрофе со времен Второй мировой войны? Если так, то кто бы ни был президентом, он неизбежно окажется в шкуре Гарри Трумэна, когда тому пришлось выбирать между оккупацией Японии и атомной бомбой... Всемилостивый Боже! Никакая метамагия не удержит Америку от этой клоаки! Только сильная власть человека, внушающего людям уверенность. Лидера, который не отдаст страну на растерзание коммунистам и шотландским лунатикам с их утопическими прожектами". Танец... водный танец с эмбрионами... Я уже полтора месяца вынашиваю его... с тех пор как мы узнали, что Nonno [Дедушка (итал.).] умирает. "О Господи!" -- мысленно произнес Киран. Танец в память о Nonno... Гораздо более прочувствованный, чем идиотские похоронные обряды... Я хочу, чтобы ты его увидел, папа... Если он тебе понравится, я смогу перемести, представление на сцену... -- Рубеж века, -- торжественно провозгласил Кессиди, -- может оказаться самым опасным периодом во всей американской истории! "И в этот период отдельные группировки сколотят себе немыслимый капитал, если им удастся завладеть Белым домом, -- думал Баумгартнер. -- О'Коннор и вся его клика полагают, что я стану им подыгрывать... Не на того напали, я вам не слизняк Скроуп. Вы только посадите меня в Овальный кабинет!.." -- События стремительно разворачиваются, -- продолжал Кессиди. -- У нас уже сейчас есть возможность одержать убедительную победу в девяносто шестом... при наличии подходящего кандидата. Сильной ответственной личности. -- По-моему, -- проговорил генерал, -- этих умственных выродков... этих метапсихов ни в коем случае нельзя допустить на политическую арену. -- Безусловно, -- подтвердил О'Коннор. -- Партийные стратеги внимательно изучают метапсихическое движение. Оно ставит под угрозу сам символ американской свободы. Вот почему нам нужен человек, который окажет решительное противодействие назначению оперантов на правительственные посты. -- К ногтю засранцев! -- рявкнул генерал. Остальные хмыкнули. Я танцую для тебя, папа... и для Nonno... Я не пойду завтра на его похороны, я буду оплакивать его в танце... И тебя... И себя... Киран. Шэннон. Арнольд Паккала. Ваша дочь, сэр? Киран. Чертов голос!.. Она... она здесь, поставила экран и угрожает. Наверняка ей все известно... Паккала. Где она? Я позабочусь об этом. Киран. НЕТ. Я сам. Кончай бодягу, Джейс. Надо поскорей убрать его отсюда. Невиль, езжайте к тебе. Вместе с Джейсом и Арни обработаете его... -- Наши эксперты на восемьдесят шесть процентов уверены, что к двухтысячному году в Белом доме будет президент от Республиканской партии, -- промолвил Кессиди. -- В девяносто шестом вероятность несколько меньше, и все же стоит попытаться. Национальный комитет единогласно избрал нового кандидата. Это вы, генерал. -- Джентльмены!.. -- встрепенулся Баумгартнер. -- Я... Я несказанно польщен. Оставив гостей в библиотеке, Киран поспешил в соседнюю комнату, где был установлен монитор внутренней связи. Нажал кнопку под номером 16, и на экране предстал закрытый бассейн в подвальном помещении особняка. Там царила полная темень, лишь глубоко под водой, ритмично покачиваясь, светился кобальтовый сгусток. Из усилителя доносились отрывистые звуки симфонии Эрика Саги "Засушенные эмбрионы", исполняемой на синтезаторе. Киран надавил кнопку верхнего освещения и подсветки бассейна. Но свет не зажегся. -- Шэннон! -- спокойно позвал он в микрофон. Он увеличил изображение пловчихи на экране. Ей уже исполнилось восемнадцать, хотя выглядит она двенадцатилетней. Только ноги длинные, великолепной формы, а тело совсем детское, угловатое, плоская грудь, по-мальчишески узкие бедра. На ней белый закрытый купальник Длинные волосы расплылись по воде чернильным пятном; их естественный тициановский цвет затемнила иссиня-черная аура. От раскинутых в стороны рук отходят длинные нити, и кажется, она плетет из них что-то в своем поминальном подводном танце. Наконец он разглядел: вены на кистях взрезаны и выпускают в воду нитевидные потоки крови. -- Шэннон, это я. Ты меня слышишь? Слышу, папа! Личинки голотурий льнут к матери... а она мурлычет: отстаньте, детки... освободитесь, если можете, и празднуйте свою беспозвоночную победу... только берегитесь света! -- Шэннон, выходи из воды. Выходи. ВЫХОДИ. Под перезвон электронной музыки Киран включил принуждение на полную мощность. По лбу струился пот, он невольно задерживал дыхание, приказывая дочери последовать его примеру. Но расстояние слишком велико -- не дотянуться. К своему ужасу, он почувствовал умственную хватку. Нет... Я должна закончить танец... Спускайся, папа, посмотри на меня вблизи... твои беспозвоночные уже уехали... не хочешь ли теперь взглянуть на моих?.. Я тебе помогу... ГОЛОТУРИИ ПЛЕТУТ ПАУТИНУ, МОКРЫЙ ФИОЛЕТОВЫЙ ШЕЛК... -- Черт бы тебя подрал! -- резко отпрянув, он поставил барьер еЕ мозговому зонду. Она лишь рассмеялась. Синий свет померк с окончанием первой части эмбриональной симфонии. Началась вторая, огненно-рыжая. Это танец Edriophthalma, ракообразного существа с бесчерешковыми глазами... и меланхолическим нравом... Оно живет уединенно, в глубокой норе, просверленной в толще скалы... Nonno! Дорогой дедушка Эл, хочешь, л уйду с тобой, хочешь, завернусь в красный водяной саван и направлю глаза внутрь? -- Шэннон -- ради всего святого! Музыка звучала мрачной пародией похоронного марша. Пловчиха подтянула ноги к груди, скрючилась, как зародыш в околоплодном пузыре, выпустила из легких серебристый поток воздуха, словно состоящий из сплющенных монеток. Киран вылетел в холл и бросился к лифту. Едва нажал кнопку подвального этажа и двери закрылись, ощутил жжение в груди. Не хватало воздуха, что-то давило на барабанные перепонки, алый туман застилал глаза, смертельная тяжесть ощущалась в паху. Маленькая дрянь! Он слишком еЕ распустил... Выйдя из лифта, он, шатаясь, двинулся по длинному коридору с искусственным подогревом. Это третья, и последняя, часть... У веселой Podophtalma глаза на подвижных стебельках... Эти ракообразные -- ловкие и неутомимые охотники, но они должны соблюдать осторожность: их собственная плоть тоже очень вкусна!.. Ешь или тебя съедят, Nonno. Такой мир тебе достался, а мне -- тем более... если я захочу жить... Веселые, скачущие ритмы и хрупкое видение, что извивается под черной водой, оставляя позади себя два одинаковых следа золотистой крови... Киран бежал неуклюже, будто шлепая ногами по воде. Мимо гимнастического зала, кабинок с горячим душем, к открытой двери бассейна. Темно. Пахнет хлорированной водой. Синтетическая музыка звенящим эхом отражается от кафельных стен. Шэннон! -- взревел его ум. Веретенообразное фиолетовое сияние в бассейне сделалось ярче. Потом словно бы торпеда прорезала воду ослепительным взрывом белого света. Из усилителей несся игривый симфонический финал Эрика Сати. Вместе с ним подходил к концу причудливый подводный балет дочери Кирана О'Коннора. Наконец у него вырвался судорожный выдох. Зрение прояснилось, и он подошел к распределительному щиту на стене. Вспыхнуло люминесцентное освещение, озарив бассейн олимпийского размера и плывущую на спине девушку в белом купальнике. Веки сомкнуты, волосы разметались, точно водоросли, руки раскинуты наподобие распятия. Она улыбалась. Моему Nonno. Дедушке в день его погребения. С любовью от Шэннон. -- Выходи! -- приказал ей Киран. Она сделала несколько сильных гребков назад и поднялась по лесенке, глядя на него из-под ресниц с дрожащими на них капельками воды. Ум еЕ сверкал ярко и был неподвластен ни прощупыванию, ни принуждению. -- Надеюсь, ты оценил мой танец, папа. Я и тебе его посвящаю. Он взял еЕ руки, перевернул их кверху ладонями, осматривая запястья. Порезы Неглубокие, сухожилия, к счастью, не задеты, но кровь сочилась непрерывно, смешиваясь со струящейся по телу водой и образуя на полу розоватые лужицы... Он повернулся к ней спиной и на ходу бросил: -- Пошли в гимнастический зал. Надо тебя подлечить. Она без звука последовала за ним. В аптечке великолепно оборудованного спортзала нашлись перекись водорода, мазь с антибиотиком и все прочее. Он усадил еЕ на массажный стол и закутал в огромное полотенце, прежде чем аккуратно скрепить края ран пластырем и надеть сверху непромокаемые эластичные бинты. -- Теперь прими горячий душ, -- мягко посоветовал он, -- только осторожно, не повреди результаты моих трудов. -- Спасибо, папа. -- Она исподлобья поглядела на него. -- Ты ведь не потащишь меня к врачу накладывать швы? Мне самой ничего не стоит затянуть порезы. Я просто хотела... почувствовать эффект. -- Ты просто хотела напугать меня до смерти, -- проговорил он все тем же ровным тоном и начал отмывать перепачканные кровью руки. -- Может, и так. -- Как тебе удалось выбраться из монастырской школы среди ночи? -- Я взяла машину Типпи Бетюн и приехала. Машину спрятала в саду Голдменов и прошла пешком всю подъездную аллею. Вы были так заняты своими гнусными политическими махинациями, что мне не составило труда задурить вам Мозги и пробраться сюда. Я обращалась только к тебе. Ты разве не пользуешься скрытым каналом телепатической речи, направленной только одному человеку? Стало быть, она все слышала! -- Представляешь, какой шум поднимется, когда монахини поймут, что ты смылась? Она пожала плечами. -- Пойду приму душ. Влажным полотенцем он подтер следы крови на полу. Его прислуга состоит из оперантов, которым он хорошо платит не только за работу, но и за умение держать язык за зубами, но лучше, если никто не узнает о еЕ выходке. Это крайность -- даже для Шэннон. Он обратился к ней на расстоянии: Ты должна рассмотреть подсознательные мотивировки своего ребяческого поступка. Твое чувство вины за себя/нас иррационально, как и поиски твоего/моего/дедова воображаемого злодейства. А стремление оторваться от меня/семьи/нашего умственного наследия не просто иррационально -- бессмысленно. Нам не дано заново родиться. Мы уже есть. Он убрал принадлежности первой помощи, уселся в массажное кресло "Панасоник Шацу", включил установку. Волны вибрации сняли стресс. Почти час ночи. Сегодня похороны Большого Эла. Девочка любила старого мафиози и не сочла лицемерием, когда он на смертном одре рассказал о жизни, прожитой в грехе, покаялся и принял последнее причастие. Пропади все пропадом!.. Она бы последовала за Элом, если б он не унизился перед ней... не взмолился! Вообще-то он сам виноват. Попытка самоубийства стала кульминацией накопившихся стрессов, а он, будучи в курсе, проявил преступное невнимание к еЕ развивающимся умственным силам. Она патологически застенчива, интровертна. У неЕ с детства были суицидальные наклонности, но он не принимал их всерьез. Трансляция из Эдинбурга оказалась для неЕ глубокой душевной травмой, на которую наложились смерть Большого Эла и постепенное осознание невероятных отцовских амбиций. Ее надо привязать, иначе все кончится безумием либо саморазрушением. Но привязывать собственную дочь!.. Шэннон, стоя под душем, напевала в уме репризу из симфонии ракообразных. Музыкальная пародия неуместно сочеталась с образом монументального склепа, символа итало-американской скорби, который с наступлением дня примет бренные останки Альдо Камастры. Шэннон, спросил Киран, знаешь, почему соотечественники твоего деда предпочитают склепы обычному захоронению в землю? Я никогда об этом не задумывалась. В их стране кладбищам тысячи и тысячи лет. Место в земле на вес золота. И зачастую, когда вырывают новую могилу, натыкаются на старые скелеты. Их вытаскивают и помещают в специальное костехранилище, все вперемешку. Какой ужас! И только тела, захороненные в мавзолеях, наверняка не постигнет такая участь. Свой извечный страх они привезли и сюда, в Америку, он стал традиционным. Традиции -- самые разнообразные -- великая движущая сила. О да, слыхала я извращенные оправдания Эла и его шайки. Старая как мир история о бедных угнетенных крестьянах на Сицилии. Они использовали еЕ как подспорье своей алчности. Но к тебе-то она не имеет отношения! Ты ведь не забитый иммигрант. У тебя есть умственные силы, и ты мог обратить их на благо человечества, как все сознательные метапсихологи. Но ты не собираешься примкнуть к ним, не правда ли, папа? Ты будешь наживаться и постепенно прибирать к рукам весь мир с помощью своей оперантной мафии. Ты так считаешь? -- Так оно и есть. Шэннон вышла из душа в белом махровом комбинезоне; волосы она замотала полотенцем. Ее ум излучал волны отвращения, отчаяния, но голос оставался спокойным. -- Ты хуже, чем Большой Эл, потому что намеренно связался с мафией. Он и другие были скованы традициями, а ты всего лишь хладнокровно рассчитал свою выгоду. Ты направил средства, добытые преступным образом, по законным каналам и сумел замести следы. Зятю Большого Эла никто не ставит в вину его происхождение, поскольку он умеет применить к людям свое "особенное" обаяние. Не вставая с кресла, Киран рассмеялся. -- Любопытно, удовлетворит ли тебя власть над президентом Баумгартнером или ты намерен стать властелином мира? -- А тебя сделать маленькой принцессой, -- добавил он. Забинтованными руками она обхватила себя за плечи и поглядела на него сверху вниз. -- Нет, -- произнесла она с гордым достоинством. -- Танец эмбрионов помог мне принять решение. Я брошу монастырскую школу и переселюсь в Дартмут. Быть может, профессор Ремилард примет меня в штат радетелей о мире. Я не собираюсь тебе вредить, но с тобой не останусь. Глупо и наивно ставить себя выше нормальных людей. Эдинбургская демонстрация на многое открыла мне глаза. А ещЕ эта удивительная русская женщина и Дени Ремилард с его образовательной программой для всех оперантов... -- Да, он неплохо смотрелся на телеэкране, -- признал Киран. -- Почти такой же обаятельный принудитель, как твой старый порочный отец. Но он идеалист и абсолютно не понимает, какие законы движут миром нормальных людей. Знаешь, твоего Ремиларда и его приспешников ожидает довольно страшное прозрение. -- Нет, не знаю! -- выпалила Шэннон. -- Может, ты мне скажешь? Киран поднялся и пристально посмотрел ей в глаза. Ее снова охватила дрожь, губы посинели. Наверно, все-таки много крови потеряла. -- Скажу, если тебе действительно интересно. Только не здесь. Я бы выпил кофе с бренди. Присоединишься? Он двинулся к двери; Шэннон поплелась следом. -- Знаю, ты считаешь меня ребенком, -- сказала она уже у лифта. -- Вероятно, ты прав, но как ты можешь думать, что я стану вместе с тобой плести твои паучьи сети? -- Попытайся корректно ставить вопросы. Ты с детства жила на всем готовом, Байард и Луиза окружили тебя своими преданными заботами. Не всем так повезло. Мне -- нет. Джейсу, Арнольду, Адаму, Лиллиан, Кену, Невилю и многим другим, кого ты огульно называешь оперантной мафией, -- тоже. В своем стремлении избавить тебя от потрясений я, кажется, допустил ошибку. Следовало бы давно поведать тебе историю гонимого меньшинства, к которому мы с тобой принадлежим. Из застекленного холла открывался вид на холмистый заснеженный ландшафт. Дом был выстроен на восточном склоне самого высокого холма, и даже сейчас, посреди глубокой зимней ночи, раскинувшийся в сорока милях отсюда город освещал небо подобием рассвета. Двери лифта закрылись, и Киран нажал кнопку третьего этажа. -- Я была даже не потрясена, а раздавлена, когда увидела демонстрацию Макгрегора. Он показывал свои фокусы, как будто все это... вполне естественно. И я подумала: нет, не должно быть по-твоему, нельзя прятать свои силы и употреблять их на благо себе одному. Когда операнты начали открываться, я так разнервничалась, что чуть не умерла. Я тоже хотела рассказать всем о себе, но испугалась... -- И не без оснований. Она глядела на него глазами побитой собаки. -- Да, мы другие, но не до такой же степени! Ты видел, с каким энтузиазмом все приняли Психоглаз и другие метапсихические программы? Оппозицию составляют только фанатики и невежды, не способные оценить, сколько добра мы можем сделать. Как только нормальные узнают, что такое оперантность... -- Они попытаются нас убить, -- закончил Киран. Шэннон оцепенело уставилась на него, впитывая во всех деталях переданный им ужасающий образ. Они в молчании вступили в то крыло особняка, что до сих пор официально было для неЕ закрыто, хотя потихоньку она давно облазила его вдоль и поперек. Здесь помещались отдельные апартаменты для почетных гостей, святилище с компьютерным оборудованием, содержащим огромный банк данных, и установками оптической связи, станция приема спутниковых передач, загадочная "реабилитационная палата", куда время от времени поселяли новых завербованных оперантов, и, наконец, таинственная запертая комната, которую прислуга благоговейно называла командным пунктом, а Киран -- своим кабинетом. Там Шэннон бывать ещЕ не приходилось. Да и вообще, кроме самого Кирана и Арнольда Паккалы, туда никому не было доступа. И вот они остановились перед бронированной дверью, где вместо ручки и замочной скважины вмонтирована маленькая золотая пластинка. Он правой рукой нажал на нее. Послышался электронный перезвон. -- Откройся! -- скомандовал Киран, и дверь беззвучно отодвинулась, впуская их. Шэннон удивленно озиралась. Отец улыбнулся. -- Нравится тебе мой кабинет? Мне -- очень. Теперь ты можешь приходить сюда одна, когда пожелаешь. Я перепрограммирую кодовый замок. Но без специальных инструкций к оборудованию прикасаться нельзя. Если хочешь, начнем инструктаж прямо сейчас. -- Да. -- Садись, я приготовлю кофе. -- Он открыл ящик низенького стола и достал кофеварку. -- Иногда я представляю себе эту башню как высокотехнологичный аналог той горы, откуда дьявол показывал Иисусу все царства мира [Евангелие от Матфея, 4, П.]. Если бы я был властелином Земли, то прекрасно мог бы отсюда наблюдать за своими владениями... Тебе "Кону" или "Навьеру"? -- "Кону", -- прошептала она и присела на краешек банкетки, обитой коричневой кожей. Совсем ребенок -- умственные барьеры полностью сняты. Киран подошел к ней, размотал тюрбан на голове, пригладил влажные волосы и поцеловал в макушку. Одновременно он послал в незащищенный мозг команду, дабы предотвратить сознательную попытку закрыться, пока он еЕ не выпустит. Этой техникой он овладел сам, инстинктивно, в попытке приковать к себе первые уязвимые умы. Когда это было?.. Еще до еЕ рождения. Папа, у меня какое-то странное чувство. Расслабься, детка. Он подал ей дымящийся кофе, плеснув туда марочного коньяку, потери его собственной психической энергии быстро восполнялись. Боязнь ступора, тормоза, оказалась напрасной. "Вот, -- подумал он, -- думаем, что знаем себя, а выходит, совсем не знаем! Должно быть, все любящие отцы носят глубоко в душе этот подавляемый инстинкт. Интересно, ещЕ кто-нибудь из оперантов обнаружил его в себе? Едва ли. Иерогамия -- старая тайна, умершая вместе с кельтскими и греческими жрецами... чересчур цивилизованный ум шарахается от нее". -- Тебе лучше? Она улыбнулась сонными глазами. -- Да. Вкусный кофе. -- Пей, я ещЕ налью. Он бросил на спинку стула клетчатый кардиган, снял с шеи голубой шелковый шарф, красовавшийся в открытом вороте рубашки. -- Я думала, кофе меня возбудит. А веки все равно слипаются. -- Темные ресницы затрепетали. Она отставила пустую чашку и откинулась на заботливо подложенную им мягкую подушку. -- Можешь остаться здесь на ночь. Я тут часто сплю. Единственное место, где чувствуешь себя в полной безопасности, как в маленькой цитадели. Шэннон закрыла глаза. -- Снег идет. Я вижу в уме, как под холодным ветром кружатся хлопья. От них веет таким одиночеством. -- Ее бледное лицо почти сливалось с цветом комбинезона. -- Отныне одиночество тебе не грозит, Ты войдешь в нашу группу. Запомнит ли она? Другие не запомнили -- никто, кроме Арнольда, чья любовь оказалась достаточно сильна, чтобы преодолеть постгипнотическую суггестию, "Ты ничего не вспомнишь, -- внушал он ей, -- если сама не захочешь". -- Мне опять холодно, -- пробормотала она. -- Чуть-чуть... -- Дай я тебя согрею, -- сказал он и потянулся к выключателю. Шэннон запомнила. 4 Эдинбург, Шотландия, Земля 7 апреля 1994 Джеймс, Джин и Нигель набросились на сандвичи с привычной для адептов ВЭ прожорливостью, и только Алана Шонавон, не замечая стоящей перед нею тарелки, задумчиво смотрела из окна паба на знаменитую статую собаки, уныло съежившейся под дождем. Какой-то японский турист бестрепетно щелкнул камерой и поспешил вдоль по улице. Две монахини под одним зонтом направлялись к дверям паба перекусить, старик в черном дождевике, размахивая полиэтиленовым пакетом, неторопливо двигался к воротам церкви. Алана вздохнула и налила себе немного чаю в чашку. -- Неужели ты будешь его пить? -- спросил Нигель. -- Он же остыл совсем! Обхватив чайник обеими руками, он вперил в него пристальный взгляд и торжествующе усмехнулся, когда из носика вырвалась струя пара. -- Какой утилитарный талант! -- заметила Джин Макгрегор. -- С таким мужем в доме не нужны ни микроволновая печь, ни электроодеяло. Нигель наполнил чашку Аланы. -- Вот и я то же самое твержу этой прелестной леди, да все без толку. -- Милый мой, я на роль жены не подхожу, -- с отсутствующим видом проговорила Алана. -- Чушь! -- откликнулся Нигель. -- Я не из тех, кто легко сдается. Так что пей свой чай и ешь сандвичи, Набирайся сил для нового полета в Даллас. Наверняка формула сверхзагадочной кожи спрятана там, в доме субподрядчика-изготовителя. -- Скука! -- Алана отхлебнула чаю. -- Пять месяцев ищем эту формулу. Ну почему упрямые янки просто не передадут еЕ русским, вместо того чтобы почем зря гонять нас с Тамарой? Как будто у оперантов других дел нет! -- Они проводят эксперименты, -- сказал Джеймс. -- Испытывают наши возможности и нашу смелость. Классический американский вариант "Не влезай, убьет!". Держу пари, формула спрятана в свинцовом ящике, заперта в бронированный сейф, опутанный колючей проволокой, сквозь которую пропущен ток. И вся эта хреновина находится под непроницаемым куполом на островке, посреди пруда с аллигаторами. Но мы еЕ найдем, несмотря на все препоны, и пошлем копии в Вашингтон и Москву по дипломатическим каналам. А затем известим мировую прессу и запишем себе ещЕ одну победу в борьбе за мир во всем мире, дабы со спокойной душой ждать следующей конфронтации. -- Но ведь им, в сущности, наплевать на военные тайны друг друга, -- жалобно возразила Алана. -- Вопрос только в том, кто кого обойдет. От того, что они выбросили на свалку большую часть ядерного оружия, их жажда обладания миром ничуть не уменьшилась. А мы с нашими мирными инициативами играем в их шарады. -- Да ты, кажется, и впрямь ожидала мгновенного пришествия Золотого века! -- иронически заметил Джеймс. -- Ну, во всяком случае, надеялась на какие-то изменения к лучшему. -- Алана опять выглянула в окно. (Старик в черном дождевике настороженно озирался и перелистывал какую-то книжонку.) -- Призрак ядерной войны между сверхдержавами больше не витает над нами, но застарелая вражда Востока и Запада никуда не девалась, а маленькие страны, как прежде, цепляются за свои раздоры. Война в Саудовской Аравии, война в Кашмире, война в Ботсване, война в Боливии... -- И мне уже не помолиться у Стены Плача, -- добавил Нигель, -- а твой чай опять остывает... Ну что ты нашла в этом старом бродяге? -- Странно, -- сказала девушка, -- в уме он напевает "Милостив буди... ". Мне отсюда видно, что он в страшном смятении, и я бы легко прочла его мысли, но из-за молитвы ничего не могу разобрать. Может, бедняга заблудился? -- Нормальные тоже изобрели способ ставить экраны, -- вставила Джин, -- любопытно, правда? Даже наши Кэти с Дэвидом к этому пристрастились. Сколько раз уж я за ними подмечала: телереклама, школьные стишки и прочая дребедень так и крутятся в хитрых маленьких умишках, а на самом деле явно замышляют какую-нибудь новую шалость. -- Будем надеяться, что их технику не переймут дипломатические круги, -- хмыкнул Нигель. -- Уже переняли, если верить Дени Ремиларду, -- отозвался Джеймс. -- Но, к счастью, нормальные не способны долго удерживать что-либо в мозгу... Да, кстати, сегодня рано утром Дени сообщил мне важные новости. В Дартмуте на средства, свалившиеся с неба в дымовую трубу, открывается отделение метапсихологии. Дени возглавит его и получит полный статус профессора. -- Счастливчик! -- вздохнул Нигель. -- А наш университет только и думает, как бы сплавить нас какому-нибудь министерству. -- И он пропел сочным тенором: Мы не терпим грубой лести, Нам иной не надо чести, Как служить на побегушках у министров короля! -- У Дени есть и плохие новости. -- Джеймс понизил голос. -- Билль об универсальных метапсихических тестах для всех американских детей похоронен в сенате, как и наши мирные инициативы в Уайтхолле. Союз гражданских свобод и церковь восстали. Поэтому испытания будут проводиться на строго добровольных началах. Кто-то высказал требование, чтобы публиковать хотя бы имена участников и результаты испытаний, но Дени убежден, что влиятельные круги в Вашингтоне и это зарубят на основании конституционного права на личные тайны. Я спросил у него, не ощущает ли он консолидации антименталистских настроений, он сказал, что нет. Скорее, безразличие. Нормальное население якобы воспринимает метапсихические чудеса как нечто само собой разумеющееся, вроде космических полетов. -- Нас считали героями! -- провозгласил Нигель. -- Пока не были демонтированы последние ядерные установки в Северной Дакоте и Сковородные! Теперь наш удел забвение! Так выпьем за былую славу! -- Он поднял кружку с пивом. -- Новая книга Дени уже подписана в печать, -- добавил Джеймс. -- Он назвал еЕ "Эволюция ума". Говорят, она немного встряхнет публику. Надеюсь, парень не слишком зарвался. Иной раз он меня поражает своим высокомерием, и наверняка это не по нраву американской публике. Янки -- поголовные сторонники равноправия, только и знай твердят, что люди созданы равными и заслуживают одинакового отношения. Конечно, реальная жизнь опровергает подобные претензии, но помогай Бог всякому, кто выступает за элитарность. -- Он запил пивом большой кусок сандвича. -- А вот мы любим аристократию -- и все тут! -- заявил Нигель. -- Говори за себя, кошерный шотландец! -- проворчала Джин. Последовал обмен расистскими любезностями, затем все, кроме Аланы, сосредоточились на еде. Она же по-прежнему пребывала в задумчивости и наконец обратилась к Макгрегору с неожиданным вопросом: -- А в книге Дени даются объяснения предчувствиям? -- Что, опять? -- всполошилась Джин, -- Еще одно предзнаменование? -- Не знаю. Твердой уверенности нет, просто какое-то смутное чувство. Вот прямо сейчас. -- Да не слушайте ее! -- отмахнулся Нигель. -- Она просто отлынивает от очередного экскурса в Даллас. -- С этим не шутят! -- одернула его Джин, -- Во всяком случае, те, кто выросли в горах. У нашей Кэти тоже такое бывает, и мне частенько делается не по себе от еЕ предсказаний. В отличие от прочих метафункций, этот дар у нее, по-моему, сверхъестественный... -- Она обернулась к Алане. -- А предчувствие доброе или злое? -- Трудно сказать. Такого у меня ещЕ не было. Никаких видений, никакого предостережения грозящей беды. Вроде бы даже наоборот. Она усмехнулась и опять посмотрела в окно. Старик, согнувшись в три погибели, копался в своем пакете, и струи дождя щедро поливали его шею. -- Все ещЕ поет молебен, -- тихо заметила Алана. -- И чем-то очень удручен. Быть может, это его предчувствие? -- Забавно, что тебя вдруг заинтересовал научный аспект гаданий и предсказаний, -- заявил Нигель. -- Я только вчера отстаивал перед Литлфилдом и Шнейдером эффект хрустального шарика, как вполне законную метафункцию. Это что-то вроде стихийного сжатия временных решеток или просверливания дырки в континууме посредством самопринуждения. Теоретически возможно увидеть будущее или прошлое точно так же, как настоящее с далекого расстояния. И там и тут прилагается волевое усилие, только в первом случае к пространству, а во втором -- ко времени. -- Но как ты объяснишь образ будущего, возникающий ниоткуда? -- медленно выговорила Алана. -- Провидение, которого не загадывал? Нигель смутился. Допил оставшееся в кружке пиво. -- С точки зрения динамической теории поля это объяснить довольно трудно. Видишь ли, узловые моменты, называемые "событиями", требуют... предпосылки, если угодно. А коль скоро предчувствие не вызвано принудительной силой реципиента, возникает вопрос: каков источник силового вектора? Это может быть другой человек. Или коллективное подсознание человечества, согласно теории Ургиена Бхотиа. -- Или просто ангел, -- предположил Джеймс Макгрегор. Алана вздрогнула. -- Вы смеетесь надо мной! Джеймс стал рыться в бумажнике, ища чековую книжку отделения парапсихологии. Наконец найдя еЕ, помахал официантке. -- Если устранить принуждение ясновидца как провокатора предчувствия и воздействие других разумных существ, населяющих физическую Вселенную, тогда загадка неразрешима. Генератор вне всяких измерений! Движущая сила, находящаяся вне восемнадцати динамических полей, но укладывающаяся в три матричных поля. Угрюмая официантка подошла и сделала отметку в чековой книжке. -- Ты говоришь о Боге? -- спросила Алана. -- Не обязательно. Универсальная теория поля не подразумевает Бога, или Космической Всеобщности, или Омеги, или чего-либо в таком роде. Но если что-то подобное существует вне пределов физической Вселенной, то должно быть и средство общения данной сущности с данной Вселенной. Дени Ремилард верит в Бога и утверждает, что некая интегральная сущность -- или целый набор их -- действует как связующее звено между всеобщностью и Вселенной. Она даже имеет хорошее название в религиозной традиции: ангел! Слово означает "посланец". -- Он размашисто расписался на отрывном талоне и сунул книжку в карман. Алана подозрительно прищурилась. -- Ты что, всерьез веришь, что видения инспирированы ангелами? Джеймс пожал плечами. Все четверо поднялись и пошли к вешалке за плащами. -- Я этого не говорил. Но такова одна из гипотез Ремиларда. А ты понимай как хочешь, детка. -- Все ещЕ чувствуешь это? -- тревожно спросила еЕ Джин. -- Ты очень бледная и почти ничего не ела. -- Пустота, -- прошептала девушка, пытаясь улыбнуться. -- А за ней тоже пустота. -- Возьми меня под руку, -- решительно сказал Нигель. Алана отвела глаза. -- Нет, не надо. Прошу тебя, Нигель! -- Нет проблем, -- беззаботно усмехнулся он и распахнул перед ними дверь. Обе женщины вышли под дождь. Старик у церковных ворот теперь стоял на коленях и по-прежнему что-то бормотал, роясь в пластиковом мешке. Дождь вымочил его редкие седые волосы, прилипшие к морщинистым щекам. Внезапно он поднял дикие глаза и застыл, увидев Алану. -- Не должен находиться у тебя... прорицатель, гадатель, ворожея, чародей... ибо мерзок перед Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего! [Библия, Вт., 18, 10, 12.] Алана резко остановилась, из ума еЕ вырвался крик, она стала заталкивать Джин обратно в паб, но не успела. Старик выхватил из мешка автоматический пистолет и выпустил пять потоков желтого огня, громом раскатившегося по старой улочке. Лицо Аланы сделалось алым и бесформенным, а сердце перестало биться ещЕ до того, как она опустилась на землю. Джин пуля угодила в шею. Она упала на руки Джеймса, и еЕ жизненные силы фонтаном заструились на темную от дождя мостовую. -- Ворожеи не оставляй в живых! [Библия, Исх., 22, 18.] -- крикнул старик и, бросив оружие, юркнул в церковный двор. Джеймс опустился на колени, обнимая Джин, и услышал, как ум еЕ произнес то, что голос был уже не в силах произнести: Кэти и Дэвид... люби их... продолжай работу... Он наклонился и поцеловал ее; рассудок отказывался принять происшедшее. Только не она. Только не так. Они были до смешного счастливы вдвоем. Полная идиллия все тринадцать лет совместной жизни, творчества, сотрудничества, воспитания зачатых в любви детей. Такой конец просто невозможен. Я всегда с тобой, сказала она. Он снова поцеловал еЕ и вдруг услышал дикий вопль. Потом кто-то пихнул его в спину, и он увидел Нигеля, вихрем несущегося к церковным воротам. Не надо, предостерегла его Джин, останови его. Джеймс продолжал сжимать еЕ в объятиях, и она сумела собрать остатки принудительных сил. Беги, пока не поздно! Он бережно опустил еЕ на камни. Люди, ахая и крича, вываливались из паба. У тротуара остановилось несколько машин, откуда выглядывали искаженные ужасом лица. Расталкивая пешеходов, Джеймс помчался к церковному двору. Под одним из вековых деревьев, только что покрывшихся нежной весенней листвой, он увидел бушующее оранжевое пламя. Нигель стоял рядом, и его мягкое интеллигентное лицо напоминало мраморные слепки, что украшали все надгробья вокруг. Посреди огня яростно извивался человек, испуская пронзительные крики. Джеймс сорвал с себя плащ, набросил на горящего и стал катать его по мокрой земле. Внезапно, не говоря ни слова, Нигель прыгнул на Джеймса сзади, развернул к себе и вцепился ему в глаза. Джеймс выпрямился, ухватил приятеля за кисти, оторвал его руки от своего лица. Зрение в одном глазу застилала кровавая пелена. -- Нигель! Опомнись, ради Христа! -- Не мешай! Пусть эта свинья сгорит! -- прохрипел Вайнштейн и вонзил зубы в правую руку Джеймса. Обезумев от боли, Джеймс приподнял низкорослое плотное тело Нигеля над землей и отбросил к дереву. Тот упал, слабо застонав, а Джеймс снова повернулся к человеку, тлеющему под плащом. Со всех сторон двора сбегались люди; слышался вой полицейской сирены. Пламя погасло. Джеймс размотал плащ и увидел обугленные черты фанатика: ястребиный нос, дерзкий изгиб бровей, впалые щеки -- лицо, чем-то очень похожее на его собственное. В глазах без ресниц неумолимый блеск, открытый рот искривился в победной ухмылке. Джеймс отшвырнул плащ и похромал к Нигелю, который, обхватив ствол дерева, безуспешно пытался встать. Рукав дождевика порван, на лысом черепе расползся багровый кровоподтек Джеймс протянул коллеге левую руку, помогая ему подняться. Нигель в благодарность перевязал укушенную правую руку друга своим носовым платком. Подоспели полицейские и начали задавать им бесконечные утомительные вопросы. Доктора Нигеля Вайнштейна арестовали по обвинению в преднамеренном убийстве. Позже его выпустили под собственный залог и подписку о невыезде для присутствия на третьем конгрессе метапсихологов, проходившем в Эдинбурге. Доклада он не представил. В феврале 1995 года суд присяжных оправдал его "за недостаточностью улик". Однако дело получило мировую огласку, и тем самым был нанесен непоправимый ущерб метапсихическому движению. 5 Судно слежения "Крак Рона'ал" (Крон 466-010111) Сектор 14: Звезда 14-893-042 (Ланда) планета 4 (Ассавомпсет) Галактический год: 1-357-627 8 августа 1994 года Чудовища крондаки славятся на все Галактическое Содружество своей извечной мудростью, непоколебимой объективностью и железной выдержкой. Однако у огромных существ со щупальцами есть ещЕ одно качество, о котором не подозревает ни одна конфедерация, кроме Лилмика. В те редкие моменты, когда они уверены, что ни один чужеродный ум не наблюдает за ними, крондаки любят предаться безудержной похоти. Супружеские пары в уединенной обстановке отбрасывают всякое достоинство и осмотрительность и на короткий промежуток времени полностью погружаются в чувственный экстаз. Они хмелеют от своего сластолюбия и жадно впитывают блаженные ощущения, порожденные их тяжеловесной любовью. Лишь гии, эти чемпионы нимфомании, могут потягаться с крондаками в минуты праздности. Страстные интерлюдии заканчиваются, но память о них остается надолго и окрашивает обычную флегматичность крондаков. И какое-то время монстры испытывают нетипичные приливы добросердечия. Как раз в таком настроении два старших планетолога приблизились к солнечной системе Ланды в четырнадцатом секторе. Компартивистка Дога-Эфу Алкай и еЕ партнер Атесор Лума-Эру Ток получили весьма необычное задание от основного сектора на Молакаре (Тау-Кита-2). Они должны были самостоятельно, без обычного сопровождения, состоящего из смешанных рас Содружества, выполнить обзорный облет четвертой планеты Ланды, которая подвергалась наблюдению уже много галактических тысячелетий. Некогда выказавший многообещающие перспективы для колонизации, этот мир имел несчастье очутиться в критической близости от сверхновой звезды 14-322-931 В-С2. Взорвавшись, звезда ' выпустила во всех направлениях волну высокоэнергетических частиц, а также рентгеновских и гамма-лучей, отчего нормальная фоновая радиация, пронизывающая систему Ланды, усилилась на порядок и оказала губительный эффект на биоту единственного обитаемого мира. Убийственная волна пронеслась мимо Ланды два галактических тысячелетия (5476 земных лет) назад. Власти, отвечающие за обзор четырнадцатого сектора, решили, что пришла пора выяснить, не остыла ли облученная планета до состояния, пригодного для колонизации. Полномасштабной съемки не требовалось. Такие опытные аэрофотосъемщики, как Дога-Эфу и Лума-Эру, смогут и на глаз определить, следует ли списывать этот мир со счетов. Солнечная система Ланды располагалась на внешнем краю пояса Ориона, на расстоянии примерно 6360 световых лет от Молакара. Передвигаясь с обычной скоростью, звездный корабль двух планетологов должен был достичь цели за 17, 19 субъективных галактических дней. Два раза в день, когда судно входило в слои субкосмического пространства и покидало их при помощи трансформатора ипсилон-поля, два живых организма на борту пережили мгновения ужасающей боли, которую переносили с крондакийским стоицизмом. Но в промежутках между трансформацией, оставаясь вдвоем в сером лимбе гиперкосмоса, ученые охотно сбрасывали внешний декор. Уже более пяти тысячелетий парочка не наслаждалась таким долгим медовым месяцем, поэтому, когда путешествие подошло к концу, супруги с большой неохотой покинули свое супружеское ложе, наполненное глицерином, имадазолидиновой мочевиной и изо-иохимбином. Конечный прорыв должен был произойти с минуты на минуту. Пошатываясь из стороны в сторону, крондаки прошли в камеру слежения, уселись на мягкие надувные подушки и стали ждать. Маленький индикатор на приборном щитке засветился, едва механизм трансформатора соприкоснулся с ипсилон-полем. В иллюминаторе виднелась только серая облачность... затем последовал невероятный скачок, сопровождаемый агонией, и мгновенное освобождение. Они вышли в космическое пространство близ системы Ланда. Миниатюрное солнце отличалось умеренной массой и яркостью и не имело спутников. Оно излучало золотисто-желтое свечение минимальной активности внутри сказочного ореола в форме бабочки, пронизываемого жемчужными экваториальными потоками и полярными перистыми облаками. Пять из семьи четырнадцати планет мгновенно предстали многоокому взору крондаков, но все они были гигантскими газовыми скоплениями, не представляющими никакого интереса для возможных колонизаторов. Лума-Эру выключил механизм разбега и задействовал генераторы магнитно-гравитационного излучения. Затем перевел управление кораблем с автоматического на щупальцевое. Ро-поле -- ползучая сеть слабого фиолетового огня -- вмиг одело внешнюю черную обшивку сфероида. Он легко скользил на безынерционном ходу, значительно приближаясь к скорости света. Затем остановился на геосинхронной орбите в нескольких сотнях километров от планеты, окутанной голубовато-зеленой дымкой. -- Только, пожалуйста, без трюков, -- томно заметила Дота-Эфу, все ещЕ находясь под впечатлением только что пережитого буйства плоти. -- Чем скорей мы закончим съемку, тем скорей пойдем обратно на Молукар. -- Первая пара глаз Лума-Эру была затянута пеленой страсти, а кожный покров светился розовыми пятнами несказанного удовлетворения. -- Наша миссия, Алкай, едва ли закончится результативно, учитывая близость бедной планеты к сверхновой звезде. -- Вот здесь ты прав, -- отозвалась Дога-Эфу и, не отрываясь от иллюминатора, любовно погладила бородавчатый спинной выступ мужа. -- Эй, взгляни-ка! Облачный покров разрушен только на пятьдесят процентов, и видны ледяные наросты. Но озоновый слой наверняка превратился в лохмотья. Какое несчастье для всех форм жизни!.. -- Давай-ка вызовем последнюю съемку. Это было так давно, а благодаря тебе, о соблазнительница, мои мнемонические функции изрядно притупились. Он дал задание компьютеру, и в умах обоих сверкнули данные, приводимые в сокращении. ОЦЕНОЧНАЯ СЪЕМКА -- 14-893-042-4 В высокой степени обитаемый мир является типичным небольшим металлолитоидом с экваториальным радиусом в /5902 км/ и средней плотностью /5, 462 г/см3/. Планета имеет никеле-железную сердцевину и внутренний обогрев, обусловленный естественной радиоактивностью. Координаты диполярного магнитного поля -- 06: 2: 05: 9. Планета Четыре освещается тремя взаимосвязанными лунами: А -- полый литоидный гигант с диаметром 0, 22 и массой 0, 01 от первичной; В и С -- литоидные карлики, едва достигающие одной тысячной массы А и вращающиеся на одинаковых расстояниях от гиганта. Имея осевой уклон в 19, 35°, планета обращается вокруг своего солнца почти по правильной круговой орбите. Ее год эквивалентен 611, 3 галактическим дням, а день -- 93 временным единицам. Планетарное альбедо составляет 39, 7%. Атмосфера Планеты Четыре находится в общедоступных параметрах для рас Содружества: 22, 15% кислорода, 0, 05% двуокиси углерода и 77, 23% азота с противовесом, состоящим из благородных газов, водорода, озона, различных рассеянных газов. Облачные скопления последнего окутывают около 62% поверхности планеты. Участки почвы занимают 19% площади, остальные -- 81% -- покрыты океанами из диоксида водорода со средней соленостью 3, 03%. Гидросфера на 20% эпиконтинентальна и очень мелка. Имеется много пресноводных озер небольшой площади. Литосфера имеет подвижно пластинчатую структуру четвертого класса с базальтовым обрывистым дном морей и гранитными континентами. Два континента сравнительно велики, пять гораздо меньше. Присутствуют группы островов континентального класса и множество обширных излучин у границ океанических чаш. Горные цепи в зонах тектонической активности образуют два основных массива; некоторые вершины превышают 6000 м. Материки являются остатками разрушенных высот в результате прежних почвенных подвижек. На островных полукружьях, океанических грядах и в тектонических областях наблюдается умеренная вулканическая деятельность. Планета Четыре обладает в целом теплым и влажным приморским климатом, в котором отсутствует полярное и континентальное оледенение. Тропический климат преобладает на экваториальном поясе, где летние температуры превышают 40°С, а зимы отсутствуют. Диапазон температур в среднеконтинентальных широтах следующий: лето свыше 40°С; зима -- свыше 10°С. На островах температуры, как правило, ниже летом и выше зимой. Один небольшой континент близ Северного полюса имеет летний температурный максимум 23°С и зимний минимум -- 5°С. На самом большом континенте в районе экватора имеется одна небольшая пустыня, заслоненная от дождей прибрежной горной грядой. Жизненные формы Планеты Четыре являются C-H-O-N-S-Fe-o6разными, преимущественно аэробными. Как в подводном, так и в наземном мире существуют крупные популяции одноклеточных и многоклеточных автотрофных растений. Насчитывается около 690 000 фототрофов, хемотрофов и миксотрофов, причем основную часть микро -- и макрофлоры составляют зеленые фототрофы. Около 60% выделяемой ими энергии поглощают гетеротрофные жизненные формы. Гетеротрофы включают около 2 000 000 особей одноклеточных, растений и животных -- морских, водоплавающих, пресмыкающихся и летающих. Большинство фауны, а также растений и одноклеточных подвижно. У высших особей животных наблюдаются проявления гомеостаза, двусторонней симметрии, бисексуальности и эндоскелетной структуры тела с тенденцией к цефализации. Самая развитая жизненная форма -- яйцеживородящее двуногое -- находится на уровне, предшествующем сознанию, с мозговыми характеристиками 67: 3: 462. Мозговую эволюцию тормозят низкая рождаемость и присутствие в экосистеме шести крупнейших хищников; два из них летающие. ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ПЛАНЕТАРНАЯ ОЦЕНКА Пригодна для колонизации с возможной экологической модификацией до пятой степени. ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ КОЭФФИЦИЕНТЫ РАСОВОЙ СОВМЕСТИМОСТИ Симбиари -- 89%. Гии -- 80%. Полтроянцы -- 48%. Крондаки -- 13%. -- Н-да, -- печально вздохнула Дота-Эфу, -- даже поверхностное сканирование показывает, сколь огромен, понесенный ущерб. Облачный покров поврежден на пятьдесят процентов. Климат похолодел в связи с оледенением, а вытекающее из него опущение уровня морей обнажило практически все континентальные шельфы. Почти все острова слились с сушей. -- Вот тебе и колонизация! С уменьшением количества островов в качестве мест свиданий их репродуктивная психология испытывает урон и яйца остаются неоплодотворенными. -- Лума-Эру задействовал систему мониторов и одновременно свернул корабль с орбиты. Достигнув планетарной тропопаузы, черный сфероид резко остановился и завис в ярко-голубом небе, освистываемый реактивными ветрами. -- По крайней мере, магнитосфера восстановилась. Однако приобрела обратное направление. -- Этого-то я и боялась. А как насчет озонового слоя? -- Приблизился к нормальным параметрам Солнца. -- Он взглянул на монитор, регистрирующий радиацию; его пора было перезарядить. -- Альбедо в целом ниже двадцати восьми процентов. Ультрафиолетовое и солнечное вихревое проникновение в норме. Точно так же с космической радиацией. Дота-Эфу принялась изучать атмосферные данные. -- Содержание кислорода понизилось на полных два процента, азота -- повысилось на один. Двуокись углерода понизилась с пяти до трех сотых... А показания биотической дифференциации... Ты только посмотри! В результате усиления радиоактивности, ультрафиолетового открытия и общего разрушения экологической ниши погибла почти половина растительных особей и ещЕ больший процент животных. -- Могло быть хуже, Алкай, к тому же планета была, на мой взгляд, перенаселена видами. Остаточные особи, вероятно, заполнили пустующие ниши и расселились посвободнее... не говоря уже о благотворных мутациях. Основной ущерб, нанесенный биоте сверхновой звездой, кажется, восполнен. -- Но мир до сих пор надо считать разрушенным. Он мигнул первичной оптикой в знак согласия. -- Их либидо по сей день не представляет больших возможностей для Гии, а климат чересчур сухой и холодный для Симбиари. Для нас же, напротив, он остается достаточно жарким и обедненным кислородом, и слишком сильна гравитация. Потенциальными колонизаторами могут быть только полтроянцы, но и для них, пожалуй, жарковато, если не считать околополярных областей. -- И не забывай, нам пришлось бы значительно модифицировать организм наших маленьких лиловых братьев. Планета никогда не обладала сернистыми источниками в достаточном количестве. К тому же здесь нет и пригодных фотосинтезаторов, чтобы удовлетворить их аппетиты. -- Твоя правда, -- согласился он. -- Ну что, станем утруждать себя съемкой поверхности? Или предпочитаешь сразу списать еЕ за ненадобностью и более не травмировать нашу чувствительность, повысившуюся благодаря недавнему приятному опыту. Она заколебалась. -- Я бы хотела спуститься, Ток, если не возражаешь. Слишком много времени потрачено, чтобы позволить себе оставлять сомнения. -- Хорошо. Не доверяя приборам, он провел быстрое