елен относительно своего имени... В чем дело? - Робин Броадхед. О, Боже, да! - сказала Долли. Она выглядела удивленной и пораженной. - Миллионер! И Вэн поднял голову и подошел. - Робин Броадхед, конечно. Я его хорошо знаю, - похвастал он. Во рту у Клары неожиданно пересохло. - Знаешь? - Конечно. Знаю много лет. Да, конечно, - сказал он, припоминая, - я слышал, как он спасся из черной дыры много лет тому назад. Как интересно, что ты тоже там была. Понимаешь, мы деловые партнеры. Я получаю от него и его предприятий почти две седьмых своего дохода, включая роялти, которые выплачивают мне компании его жены. - Его жены? - прошептала Клара. - Ты что, не слушаешь? Я сказал, да, его жены! А Долли мягко добавила: - Я много раз видела ее на ПВ. Когда ее включили в число десяти самых изящных женщин, когда она получала Нобелевскую премию. Она очень красива. Милая! Не хочешь ли еще выпить? Клара кивнула, голова снова заболела, но она смогла собраться и сказать: - Да, пожалуйста. Еще выпить. Почти два дня Вэн старался быть хорошо расположенным к бывшей подруге своего делового партнера. Долли была добра и старалась помочь. В их ограниченном наборе ПВ-лент не было снимков С.Я., но Долли с помощью своей куклы показала карикатуру на Эсси, а когда соскучившийся Вэн потребовал, чтобы она показала представление с куклами, сумела отделаться от него. У Клары было много времени для размышлений. Хоть она была ошеломлена и измучена, простые арифметические действия были ей доступны. Она потеряла больше тридцати лет своей жизни. Нет, не своей - жизни всех остальных. Она не больше чем на день-два старше того момента, как оказалась в обнаженной сингулярности. Тыльные стороны ладоней у нее исцарапаны и избиты, но на них нет темных пятен старости. Голос у нее охрип от боли и усталости, но это не голос старухи. Она не старуха. Она Джель-Клара Мойнлин, чуть старше тридцати, но с ней произошло нечто ужасное. Когда она проснулась на второй день, усилившаяся и локализовавшаяся боль подсказала ей, что она больше не получает уколов обезболивающего. К ней склонился Вэн с мрачным лицом. - Открой глаза, - рявкнул он. - Можешь теперь немного отработать свой полет. Какой неприятный человек! Но она жива, ей становится лучше, и она должна испытывать благодарность. - Звучит разумно, - сказала Клара, садясь. - Разумно? Ха! Не тебе решать, что разумно; я здесь решаю, - объяснил Вэн. - У тебя только одно право на моем корабле. Ты имела право быть спасенной, и я тебя спас; все остальные права принадлежат мне. Особенно потому, что из-за тебя мы возвращаемся на Врата. - Милый, - неуверенно сказала Долли, - это не совсем так. У нас достаточно пищи... - Не той пищи, что мне нужна! Заткнись! И ты, Клара, должна ответит за причиненные беспокойства. - Он протянул руку за спину. Долли, очевидно, поняла, что ему нужно, и сунула ему в руку тарелку со свежевыпеченным шоколадным печеньем. Он взял печенье и принялся есть. Ну и тип! Клара убрала волосы с глаз и холодно взглянула на Вэна. - Как я тебе отплачу? Как она? - Конечно, - ответил Вэн, жуя, - она прибирается в корабле, но еще... О! Хо! Ха-ха, забавно, - он подавился, разбрасывая кусочки шоколадного печенья. - Ты имеешь в виду постель? Какая ты глупая, Клара, я не совокупляюсь с некрасивыми старухами. Он потянулся за печеньем, а Клара стерла с лица крошки. - Нет, - сказал он серьезно, - речь о более важном. Я хочу все знать о черных дырах. Клара села, старясь говорить мирно. - Все произошло очень быстро. Я не очень много могу тебе рассказать. - Расскажи, что можешь. И не пытайся врать! О, Бог мой, подумала Клара, сколько мне еще терпеть это? И "это" означало не просто невыносимого Вэна - всю ее возобновившуюся и лишенную смысла жизнь. Ответ на вопрос "сколько" - одиннадцать дней. Достаточно времени, чтобы самые большие синяки на руках и теле побледнели, чтобы лучше узнать Долли Уолтерс и пожалеть ее, узнать Вэна и научиться презирать его. Но недостаточно, чтобы преодолеть усталость и решить, что же делать с жизнью. Но жизнь не ждет, пока она будет готова к ней. Корабль Вэна вошел в док на Вратах. И вот она здесь. Сам запах Врат изменился. И уровень шума другой - гораздо громче. Больше всего изменились люди. Казалось, на астероиде нет ни одного человека, который мог бы узнать Клару после ее отлета тридцать лет - тридцать дней - назад, в зависимости от того, каким временем пользоваться. Много людей в форме. Это ново для Клары и не очень приятно. В "старые дни", как бы субъективно ни понимать это выражение, людей в военном можно было увидеть раз-два за день. В основном это были получившие увольнительную члены экипажей с крейсеров четырех держав. И никто из них не имел оружия. Теперь все не так. Военные повсюду, и все вооружены. Послерейсовые отчеты тоже изменились. Вы возвращались, грязный, истощенный, испуганный, потому что до последнего момента не были уверены, что выбрались благополучно, и вас тут же усаживали перед оценщиками, собирателями данных и бухгалтерами. Что именно вы нашли? Что в этом нового? Чего оно стоит? Непрерывно задавались вопросы, а от оценщиков зависело, будет ли ваш полет жалкой неудачей или - это бывало гораздо реже - принесет вам богатство. Изыскателю Врат нужно уметь выживать, когда он закрывается в своем непредсказуемом корабле и устремляется в Безумную Волшебную Поездку. Но для того чтобы процветать, нужно не только это. Нужно благоприятное заключение допрашивающих. Эти допросы никогда не были приятны, но теперь все стало гораздо хуже. Никакой единой команды корпорации не было. Было четыре команды, по одной от каждой державы-учредителя. Размещались они теперь в зале, где когда-то помещался главный ночной клуб и казино - в Голубом Аду, и в нем были выделены четыре небольших помещения, каждое с флагом на двери. Бразильцы допрашивали Долли. Представители Китайской Народной Республики захватили Вэна. Американский военный полицейский взял Клару за руку, и когда лейтенант в форме советской военной полиции нахмурился и схватился за свой "калашников", американец тоже нахмурился, и рука его потянулась к "кольту". Впрочем, это не имело значения. Как только Клара закончила с американцами, за нее взялись бразильцы, и какая разница, вооружен ли ведущий тебя солдат "кольтом" или "пазом"? На пути от бразильцев к китайцам Клара увидела Вэна, потного и раздраженного. Он шел от китайцев к русским. И Клара поняла, что у нее есть основания быть довольной. С ней обращались грубо, властно, зло, но, по-видимому, Вэну досталось еще больше. Она не знала почему, но каждый его допрос продолжался вдвое дольше, чем у нее. А ее тоже допрашивали долго. Каждая группа указывала, что она должна быть мертва, что ее банковский счет давно перешел во владение Корпорации "Врата", что никакой премии за полет с Хуаном Генриеттой Сантос-Шмитцем не полагается, так как это не полет корабля корпорации; а что касается премии за полет к черной дыре, то ведь она не вернулась в своем корабле. У американцев она добилась по крайней мере надежды на научную премию: кто еще побывал внутри черной дыры? Ей сказали, что этот вопрос будет рассмотрен. Бразильцы заявили, что этот вопрос должны обсудить представители всех четырех держав. Китайцы сказали, что все зависит от того, как интерпретировать награду, полученную Робинеттом Броадхедом, а русских эта тема вообще не интересовала; они хотели знать только, нет ли у Вэна связей с террористами. Допросы продолжались бесконечно, а потом почти столько же времени заняла медицинская проверка. Медицинские программы никогда раньше не встречались с человеком, который выдержал разрывающие воздействия за барьером Шварцшильда, и не отпускали ее, пока не сфотографировали каждую кость и связку и не взяли образцы всех ее жидкостей. А потом ее привели в бухгалтерскую секцию и выдали твердую карточку, на которой было напечатано: МОЙНЛИН, Джель-Клара Текущий счет - 0. Полагается в виде премии - в настоящее время не установлено. У бухгалтерской секции ее ждала Долли Уолтерс, раздраженная и уставшая. - Как дела, милая? - спросила она. Клара скорчила гримасу. - О, это очень плохо. Вэн еще там, - объяснила она. - А я сижу уже несколько часов. Что ты собираешься делать? - Не знаю, - медленно ответила Клара, перебирая немногие возможности человека, который оказался на Вратах без денег. - Да. Я тоже, - вздохнула Долли. - С Вэном, понимаешь, никогда нельзя знать. Он может остаться здесь надолго, потому что его могут начать расспрашивать об этих штуках на корабле, а я думаю, он их получил незаконно. - Она глотнула и быстро сказала: - Смотри, вот он. К удивлению Клары, Вэн, подняв голову от карточек, улыбнулся ей. - А, - сказал он, - моя дорогая Джель-Клара. Я изучал твое юридическое положение. Весьма многообещающее, я думаю. Обещающее! Она неприязненно взглянула на него. - Ты хочешь сказать, что через сорок восемь часов меня выбросят в космос за неуплату счетов. Я бы не назвала такое положение многообещающим. Он посмотрел на нее, решил, что она шутит. - Ха-ха, очень остроумно. Так как ты не привыкла иметь дело с крупными суммами, позволь порекомендовать тебе одного банкира, который может быть очень полезен... - Перестань, Вэн. Это не забавно. - Конечно, не забавно! - Он нахмурился, как прежде, потом выражение его смягчилось, стало недоверчивым: - Неужели... неужели тебе не сказали о твоем иске? - Что за иск? - Иске к Робинетту Броадхеду. Мой юридический советник говорит, что ты можешь получить половину всего его состояния. - Вздор, Вэн, - нетерпеливо сказала она. - Не вздор! У меня отличная юридическая программа. Это положение о том, что теленок следует за коровой, если ты понимаешь. Ты должна получить половину его награды за тот полет; ведь ты имеешь равные с ним права; и на все, что он после этого заработал, потому что все это связано с первоначальным капиталом. - Но... Но... О, это глупо! - выпалила она. - Я не собираюсь судиться с ним! - Конечно, будешь! Как же иначе? Как иначе ты получишь то, что тебе принадлежит? Я ежегодно сужусь не менее двухсот раз, Джель-Клара. А тут речь идет об очень большой сумме. Ты знаешь, сколько стоит Броадхед? Гораздо больше, чем я сам! - И с добродушным отношением одного богатого человека к другому: - Конечно, временно ты можешь испытывать какие-то затруднения, пока не вынесен приговор. Позволь мне предложить небольшую сумму взаймы... минутку... - Он внес необходимые изменения в карточку. - Вот. Удачи! И вот она, моя утраченная любовь Джель-Клара Мойнлин, еще более утраченная после того, как была найдена. Она хорошо знала Врата. Но знакомые ей Врата ушли в прошлое. Жизнь ее пропустила удар сердца, и все, что она знала, чем интересовалась, о чем заботилась, за треть столетия неузнаваемо изменилось, а она, как зачарованная принцесса в лесу, проспала все это время. - Удачи! - пожелал Вэн, но какая удача может ждать спящую красавицу, чей принц давно женился на другой? - Небольшую сумму взаймы, - сказал Вэн, и она узнала, что он имел в виду. Десять тысяч долларов. Достаточно, чтобы несколько дней платить по счетам. А что потом? Конечно, думала Клара, интересно узнавать то, за что умирали люди в ее время. И вот, найдя комнату и поев, она направилась в библиотеку. В ней больше не было катушек с магнитными лентами. Все хранилось в устройствах, представлявших второе поколение молитвенных вееров хичи (молитвенные веера! так вот что это такое!), и ей пришлось заплатить библиотекарю, чтобы ее научили ими пользоваться ("Библиотечное обслуживание, 125 долларов за час, вычтено 62,5 доллара" - появилась запись на ее карточке). Стоит ли дело того? Для Клары, оказалось, не очень. На столько вопросов получены ответы! И странно, как мало радости принесли эти ответы. Когда Клара была изыскателем на Вратах, вопросы и ответы были буквально делом жизни и смерти. Каково значение символов на контрольной панели кораблей хичи? Какой набор данных означает смерть? Какой - награду? Теперь ответы получены, ну, может, не на все вопросы. Остается прежде всего вопрос, кто такие хичи. Но тысячи и тысячи ответов на другие вопросы, даже такие, которые тридцать лет назад и не думали задавать. Однако ответы не доставили ей удовольствия. Вопросы утрачивают свою значительность, если знаешь, что ответы уже есть в книге. Но была группа вопросов, которые ее заинтересовали. Обо мне. Робинетт Броадхед? О, разумеется. О нем обширные сведения. Да, он женат. Да, он еще жив и даже здоров. К тому же явно счастлив. И почти так же плохо - он стар. Он не поседел, не одряхлел, конечно, на голове сохранились все волосы, лицо без морщин, но это все Полная Медицина Плюс, безошибочный поставщик здоровья и молодости для тех, кто может заплатить. Но все равно он стар. Толстая массивная шея, уверенная улыбка - всего этого не было у испуганного смятенного человека, который сломал ей зуб и поклялся всегда любить ее. Так что у Клары появилась возможность количественно измерить термин "всегда". Это период значительно меньше тридцати лет. Основательно расстроившись в библиотеке, она побродила по Вратам, чтобы посмотреть, что тут изменилось. Астероид стал безличнее и цивилизованней. На Вратах появилось множество коммерческих предприятий. Супермаркет, фабрика быстрой пищи, стереотеатр, клуб здоровья, прекрасные новые туристические пансионаты, сверкающие магазины сувениров. На Вратах теперь есть чем заняться. Но не для Клары. Единственное, что привлекло ее интерес, это казино в веретене, сменившее старый Голубой Ад, но такую роскошь она себе позволить не может. Не может и многое другое. Она чувствовала себя угнетенно. В женских журналах ее юности было множество смешных маленьких хитростей, чтобы победить депрессию. Вычисть раковину. Позвони кому-нибудь по ПВ. Вымой волосы. Но раковины у нее нет, а кому она может позвонить на Вратах? Вымыв в третий раз волосы, она снова подумала о Голубом Аде. Несколько небольших ставок, решила она, не принесут вреда ее бюджету, даже если она и проиграет - просто придется отказаться от излишеств... После одиннадцатого поворота колеса у нее не осталось ни пенни. Выходила со смехом и толкотней группа туристов из Габона, за ними у короткого узкого прилавка Клара увидела Долли. Она подошла к ней и спросила: - Не угостишь ли меня выпивкой? - Конечно, - без энтузиазма ответила Долли, делая знак бармену. - Тогда, может, дашь мне взаймы? Долли удивленно рассмеялась. - Все проиграла? Слушай, ты выбрала не тот номер. Я бы не угощала тебя выпивкой, если бы какой-то турист не дал мне пару монет на счастье. - Когда подали хайбол, Долли разделила маленькую кучку сдачи на две равные части и передвинула одну к Кларе. - Можешь снова попытать счастья у Вэна, - сказала она, - но он сейчас в дурном настроении. - Это не новость, - сказала Клара, надеясь, что виски ее подбодрит. Зря надеялась. - О, хуже обычного. Он в глубоком дерьме, - Долли икнула и удивилась. - А в чем дело? - неохотно спросила Клара. Говорить ей не хотелось, но она считала, что это своего рода плата за угощение. - Его рано или поздно поймают, - сказала Долли, отпивая виски. - Он такой тупица: прилетел сюда, а ведь мог высадить тебя где угодно и набрать своих проклятых конфет и тортов. - Ну, я предпочла бы это место, - сказала Клара, думая, так ли это на самом деле. - Не будь дурой. Он это не ради тебя сделал. Считает, что ему все всегда сойдет с рук. Потому что он тупица. - Она мрачно посмотрела на бутылку. - Даже любит, как тупица. Тупо, если ты меня понимаешь. Приходит с таким выражением на лице, словно забыл комбинацию пищевого шкафа. Раздевает меня и начинает. Толкается туда, сюда, вертит то, это. Мне нужно написать для него руководство. Ничтожество. Клара не помнила, на сколько порций выпивки хватило сдачи, - вероятно, на несколько. Чуть позже Долли вспомнила, что должна купить смесь для печенья и шоколадный ликер. Еще чуть позже Клара поняла, что хочет есть. Поняла, потому что ощутила запах пищи. У нее еще оставалось немного сдачи в кармане. Недостаточно для приличного обеда, и, конечно, гораздо разумнее вернуться в комнату и съесть уже оплаченную еду, но какой смысл быть разумной? И запах совсем рядом. Она прошла через что-то вроде арки из металла хичи, заказала наобум и села как можно ближе к стене. Разняла сэндвич, чтобы посмотреть, что она ест; вероятно, синтетика, но не продукт пищевых шахт или морских ферм, которые она ела в прошлом. Неплохо. Не очень плохо во всяком случае, но в это время никакое блюдо не показалось бы ей вкусным. Ела она медленно, анализируя каждый укус, не потому что ей нравилась пища, а откладывая свой следующий шаг. А предстояло ей решить, что делать с оставшейся частью жизни. Потом она почувствовала, что все зашевелились. Уборщица протирала пол вдвое энергичней, поглядывая через плечо при каждом взмахе метлы; продавцы за прилавком распрямились, говорили отчетливей. Кто-то вошел. Женщина, высокая, не молодая, красивая. Густые пряди рыжеватых волос падают на спину, говорит приятно, но решительно, и с работниками, и с посетителями, проверяя пальцами, нет ли на полках грязи, пробуя печенье, поправляя передник на уборщице, убеждаясь, что подставка для салфеток полна. Клара смотрела на нее, узнавая, с чувством, близким к страху. Она! Та самая! Женщина, чей портрет она много раз видела в библиотеке, когда узнавала о Робинетте Броадхеде. С.Я.Лаврова-Броадхед открывает новую 54 фабрику быстрой пищи в Персидском заливе. С.Я.Лаврова-Броадхед дает название новому космическому транспорту. С.Я.Лаврова-Броадхед составляет новую информационную программу. Хотя сэндвич - последнее, что могла себе позволить купить Клара, доесть его оказалось невозможно. Она, отвернувшись, стала пробираться к двери, сунула сэндвич в мусоросборщик и вышла. Идти ей можно было только в одно место. Увидев, что Вэн один, она решила, что это прямое указание провидения. Она приняла верное решение. - Где Долли? - спросила она. Он лежал в гамаке и мрачно жевал свежую папайю - Клара не могла себе представить, сколько это стоит. - Да, действительно, где? Я бы сам хотел знать. Я ей покажу, когда она вернется, да! - У меня нет денег! - сказала она. Он презрительно пожал плечами. - И я пришла сказать, что ты в опасности, - продолжала она, выдумывая на ходу. - У тебя собираются конфисковать корабль. - Конфисковать! - завопил он. - Звери! Ублюдки! О, когда я увижу Долли!... Это она им рассказала о моем специальном оборудовании! - Или ты сам, - безжалостно сказала Клара, - потому что болтал слишком много. У тебя только один выход. - Один выход? - Может быть, если ты достаточно смел и умен. - Смел! Умен! Ты забываешься, Клара! Ты забываешь, что первую часть своей жизни я один... - Нет, я ничего не забыла, - осторожно ответила она, - ты мне не давал такой возможности. Но теперь важно то, что ты сделаешь. Запасы на борту? - Запасы? Конечно, нет. Разве я тебе не говорил? Мороженое - да, конфеты - да, но шоколад и печенье... - К дьяволу шоколад, - сказала Клара, - а так как Долли нет, когда она нужна, к дьяволу и Долли. Если хочешь сохранить корабль, стартуй немедленно. - Теперь? Один? Без Долли? - С заменой, - ответила Клара. - Для кухни, для постели, для чего угодно - я к твоим услугам. И я опытна. Может, готовлю не так хорошо, как Долли, зато люблю лучше. Во всяком случае чаще. А у тебя нет времени на размышления. Он долго смотрел на нее, раскрыв рот. Потом улыбнулся. - Поставь эти ящики на пол, - приказал он, - а этот пакет сунь под гамак. И еще... - Минутку, - возразила она. - У меня есть ограничения. Я не могу перенести все сразу. - Что касается твоих ограничений, то мы их со временем установим, уверяю тебя. А теперь не спорь. Просто бери эту сетку и заполняй, а пока ты это делаешь, я расскажу тебе историю, которую слышал много лет назад от Мертвецов. Два изыскателя обнаружили что-то очень ценное в черной дыре, но не знали, как извлечь это оттуда. Один наконец сказал: - Я знаю. У меня с собой кошка. Привяжем ее к сокровищу, и она вытянет его. А второй ответил: - Какой ты дурак! Как может кошка вытащить сокровище из черной дыры? И тогда первый сказал: - Нет, это ты дурак, а не я. Увидишь, это будет легко. У меня есть хлыст. Я не встречался с Джель-Кларой Мойнлин до случая с черной дырой. В те дни Робин не мог позволить себе приобрести такую совершенную информационную систему, как я. Но в течение ряда лет я много о ней слышал от Робина. В основном, какую вину он испытывает за ее смерть. Они вдвоем вместе еще с несколькими отправились в научный полет в корабле Корпорации "Врата", чтобы исследовать черную дыру; их корабли оказались захваченными; Робин сумел освободиться. Для того, чтобы испытывать чувство вины, логической причины не было. Больше того, Джель-Клара Мойнлин, вполне привлекательная женщина, не оказалась незаменимой - Робин довольно быстро заменил ее целым рядом женщин, установив наконец долговременные отношения с С.Я.Лавровой, не только привлекательной женщиной, но и моей создательницей. Хотя я запрограммирован угадывать мотивы и побуждения человека, в его поведении есть нечто, чего я никогда не пойму. Я не знал Джель-Клару Мойнлин, когда Робин был с ней связан. Кстати, и самого Робинетта Броадхеда я тогда не знал, потому что он был слишком беден для такой сложной программы. Хотя я непосредственно не могу испытывать физическую храбрость (поскольку не испытываю и страха), я высоко оцениваю их мужество. И так же высоко - их невежество. Они не знали, что движет их кораблями. Не знали, как действует навигационная система, как работают приборы, Не умели читать карты хичи. Поразительно, как много можно достичь с такой ничтожной информацией. 16. ВОЗВРАЩЕНИЕ ВО ВРАТА Врата дали мне мои миллионы, но от них же все мои беды. Прилететь сюда - все равно что встретиться с самим собой. Я встретил себя, молодого, растерянного, пришедшего в ужас, отчаявшегося человека, у которого было только две возможности: отправиться в полет, где можно погибнуть, или остаться там, где никто не хочет жить. Вот последнее не изменилось. Тут по-прежнему никто не хочет жить, хотя люди живут и все время прилетают и улетают туристы. Когда мы причаливали, я сообщил своей программе Альберту Эйнштейну, что сделал философское открытие, именно, что все уравновешивается. На Вратах стало безопасней, зато на Земле гораздо опасней. - Может, существует закон сохранения несчастья, который определяет среднее количество несчастий на каждого человека, и мы можем лишь отклоняться в том или ином направлении. - Когда вы начинаете так рассуждать, Робин, - вздохнул он, - я думаю, так ли хороши мои диагностические программы. Вы уверены, что у вас нет болей от последней операции? - Он сидел, вернее, казался сидящим на краю стула и при этом руководил посадкой нашего корабля, но я знал, что вопрос его риторический. Разумеется, он все время следит за моим состоянием. Как только корабль сел, я достал информационный веер Альберта, сунул его в карман и направился на свой новый корабль. - Не хочешь оглядеться? - спросила Эсси с тем же выражением, с каким смотрел на меня Альберт. - Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? - Мне просто хочется взглянуть на новый корабль, - ответил я. - Можем встретиться позже. - Я знал, что ей не терпится побыстрее посмотреть, как работают здесь ее любимые предприятия быстрой пищи. Конечно, я тогда не знал, с кем она встретится. И вот ни о чем особом не думая, я вошел в люк своей новой, построенной людьми личной космической яхты, и будь я проклят, если не волновался при этом. Сбывались мои детские фантазии. Становились реальностью. И все это мое, и здесь все есть. Вернее, почти все. Большая каюта с прекрасной анизокинетической кроватью и настоящий туалет за соседней дверью. Забитый продуктами холодильник и что-то очень похожее на настоящую кухню. Два рабочих кабинета, один для Эсси и один для меня, а в их стенах дополнительные койки, если мы захотим общества. Первый построенный людьми двигатель для полета быстрее света, вообще это первый гражданский корабль, способный совершать такой полет, ну, конечно, некоторые части хичи, снятые с исследовательских кораблей, но в основном все сделано людьми. И двигатель очень мощный. Есть место и для Альберта - гнездо для информационного веера с его выгравированным именем. Я поставил его на место, но не активировал, потому что наслаждался одиночеством. Множество вееров с музыкой, спектаклями, книгами, справочниками, со специальными программами, способными сделать все, что мне захочется - и Эсси тоже. Экран, скопированный с одного из больших экранов транспорта "С.Я.", в десять раз больше маленьких нечетких экранов исследовательских кораблей. На корабле есть все, о чем я только мог подумать, и нет у него только одного - имени. Я сидел на краю анизокинетической кровати - странное ощущение: давление направлено вверх, а не с боков, как в обычной кровати, - и думал об этой проблеме. Хорошее место для таких размышлений, потому что я хотел назвать корабль именем женщины, которая будет делить со мной эту постель. Но ведь я уже назвал ее именем транспорт. Конечно, это препятствие можно преодолеть. Я могу назвать корабль "Соня". Или "Эсси". Или "Миссис Робинетт Броадхед", хотя это очень глупо. Дело срочное. Мы готовы к вылету. Нас ничего не удерживает на Вратах, но я не могу лететь в безымянном корабле. Я отправился в рубку управления и сел в кресло пилота. Оно сконструировано для человеческого зада, и это огромное усовершенствование по сравнению со старым стилем. Ребенком на пищевой шахте я часто сидел в кухне перед микроволновой печью и воображал себя пилотом корабля хичи в каком-нибудь далеком углу вселенной. Сейчас я делал почти то же самое. Я протянул руку, коснулся колес курсового набора, сделал вид, что нажимаю сосок двигателя, я фантазировал. Все в том же отчаянном беззаботном стиле, как ребенок, представлял себя несущимся в космических просторах. Кружил вокруг квазаров. Летел на огромной скорости к соседним галактикам. Проникал в силиконовое облако вокруг центра. Встречал хичи! Входил в черную дыру... И тут фантазия рухнула, потому что слишком близко подошла к действительности, и я понял, как назову корабль. Моя находка прекрасно соответствует Эсси, но не повторяет название "С.Я." "Истинная любовь". Превосходное имя! Но почему я так сентиментально, меланхолично настроен? Словно страдаю от неразделенной любви. Об этом я не хотел думать. Теперь, когда название выбрано, надо кое-что сделать. Отметиться в регистре, проверить правильность заполнения страховочных документов, - мир должен быть извещен о моем решении. Лучше всего это сделать, поручив Альберту. Поэтому я потрогал веер, чтобы убедиться, что он надежно вставлен, и включил его. Я не привык еще к новому Альберту, и он удивил меня, появившись не в своей голографической рамке и даже не возле веера, но в дверях главной каюты. Он стоял, опираясь локтем в ладонь другой руки, в свободной руке трубка, и мирно оглядывался, словно только что вошел. - Прекрасный корабль, Робин, - сказал он. - Поздравляю. - Я не знал, что ты можешь так бродить повсюду. - В сущности я и не брожу, мой дорогой Робин, - дружелюбно заметил он. - В мою программу входит максимальное приближение к реальности. А появляться словно джин из бутылки - совсем не реалистично. - Ты аккуратная программа, Альберт, - признал я, и он улыбаясь, ответил: - И к тому же я все время настороже, если можно так сказать, Робин. Например, я полагаю, что ваша добрая жена в данный момент направляется сюда. - Он сделал шаг в сторону - что совсем необязательно, - и вошла Эсси, тяжело дыша. Выглядела она так, словно пыталась скрыть свое замешательство. - В чем дело? - спросил я, сразу встревожившись. Она не сразу ответила. - Ты, значит, ничего не слышал? - спросила она наконец. - О чем? Она выглядела одновременно удивленно и облегченно. - Альберт? Ты еще не установил связь с информационной сетью? - Я как раз собираюсь это сделать, миссис Броадхед, - вежливо ответил он. - Нет! Не делай этого! Вначале нужно внести некоторые поправки относительно Врат... - Альберт задумчиво поджал губы, но промолчал. Я был не столь молчалив. - Выкладывай, Эсси! В чем дело? Она села на место коммуникатора, обмахиваясь. - Этот негодяй Вэн, - сказала она. - Он здесь! По всему астероиду о нем говорят. Удивительно, что ты не слышал. Фу! Я так бежала! Боялась, что ты расстроишься. Я снисходительно улыбнулся. - Операция была несколько недель назад, Эсси, - напомнил я ей. - Я не настолько изнежен - и вообще не понимаю, почему я должен расстраиваться из-за Вэна. Ты должна быть больше во мне уверена. Она пристально взглянула на меня, потом кивнула. - Это правда, - согласилась она. - Я вела себя глупо. Ну, что ж, пора за работу, - продолжала она, вставая и направляясь к двери. - Но помни, Альберт: никакой связи с сетью, пока я не вернусь! - Подожди! - воскликнул я. - Я хочу сообщить тебе новость. - Она остановилась, и я гордо сказал: - Я нашел название для корабля. "Истинная любовь". Как тебе нравится? Она думала долго, и на лице ее совсем не было радостного выражения. Потом сказала: - Да, очень хорошее название, Робин. Бог благослови этот корабль и всех, кто полетит на нем. А теперь мне нужно идти. Прошло двадцать пять лет, но я по-прежнему не вполне понимаю Эсси. Я сказал об этом Альберту. Он удобно сидел перед туалетным столиком Эсси, разглядывая себя в зеркало. Пожал плечами. - Может, ей не понравилось название? - спросил я. - Очень хорошее имя! - Я тоже так считаю, Робин, - согласился он, отворачиваясь от зеркала, чтобы померцать мне. - Я полагал, что я не вполне понимаю, потому что я машина, а она человек. А что же в вашем случае? Я смотрел на него слегка раздраженно, потом улыбнулся. - Ты очень забавен с этой своей новой программой, Альберт, - сказал я ему. - Почему ты делаешь вид, что смотришь в зеркало? Я ведь знаю, что ты видишь не так. - А что вы видите, глядя на "Истинную любовь", Робин? - Почему ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? - ответил я, и он вслух рассмеялся. Раньше Альберт тоже мог смеяться, даже шутить, но всегда было ясно, что смеется изображение, картинка. Можно было считать это изображением реальной личности, если угодно - посмотрим правде в глаза: я так обычно и считал, - как, например, изображение в П-фоне. Но не было... как бы это назвать... присутствия. Теперь оно было. Я не мог обонять его. Но его присутствие в комнате ощущалось не только зрением и слухом. Температура? Ощущение массы? Не знаю. Но все равно я чувствовал, что в комнате еще кто-то есть. - На самом деле ответ, - уже серьезно сказал он, - таков: моя новая внешность есть эквивалент вашему новому кораблю, или новому воскресному костюму. Можете использовать и другие аналогии. Просто хотелось проверить, нравится ли мне эта новая внешность. Гораздо важнее, нравится ли она вам. - Не скромничай, Альберт, - ответил я. - Очень нравится, но я бы хотел, чтобы ты связался с информационной сетью. Мне бы хотелось, например, знать, как продвигаются дела с поиском террористов. - Конечно, я выполню ваш приказ, Робин, - сказал он, - но миссис Броадхед выразилась совершенно определенно. - Ну, я не хочу, чтобы ты вышел из строя, выполняя противоречивые команды своих хозяев. Вот что я сделаю, - сказал я, вставая; у меня над головой загорелась лампа. - Выйду в коридор и сам подключусь к информационной сети. Надеюсь, я не забыл, как это делается. - Конечно, вы можете это сделать. - Голос его почему-то звучал обеспокоенно. - Но в этом нет необходимости, Робин. - Конечно, нет, - согласился я, остановившись на полпути к выходу. - Но я любопытен. - А что касается вашего любопытства, - он улыбался, набивая трубку табаком, но мне показалось, что улыбка слегка принужденная, - что касается этого, то вы должны знать, что до посадки я находился в постоянном контакте с сетью. Новостей нет. Возможно, однако, что само отсутствие новостей интересно. И даже обнадеживающе. Я все еще не привык к новому Альберту. Снова сел, рассматривая его. - Вы загадочный сукин сын, доктор Эйнштейн, - сказал я. - Только когда сообщаю информацию, которая неясна сама по себе. - Он улыбнулся. - Генерал Манзберген до сих пор не получил вашего послания. Сенатор говорит, что сделает все, что сможет. Мэтр Исинжер сообщает, что Квятковский и наш друг из Малайзии не откликнулись на его усилия связаться с ними, а от албанцев получено короткое сообщение: - Не волнуйтесь. - Значит, что-то происходит! - Я снова вскочил. - Что-то может происходить, - поправил он, - и мы можем только дать ему произойти. Во всяком случае, Робин, - он заговорил ласково и льстиво, - я лично предпочел бы, чтобы вы сейчас не покидали свой корабль. И по одной важной причине: откуда вы знаете, что вас не поджидает человек с пистолетом в кармане и вашим именем в списке? - Террорист? Здесь? - Здесь или в Роттердаме. Почему одно место предпочтительней другого? Хочу напомнить вам, Робин, что у меня есть опыт в такого рода делах. Некогда нацисты оценили мою голову в двадцать тысяч марок; будьте уверены: я сделал все, чтобы их никто не заработал. Я остановился в дверях. - Кто? - Нацисты, Робин. Группа террористов, захвативших контроль над Германией много лет назад, когда я был жив. - Когда ты был что? - Я хочу сказать: когда был жив тот реальный человек, чье имя вы мне дали. Но с моей точки зрения, это отличие недостойно упоминания. - Он с отсутствующим видом сунул в карман набитую трубку и сел так естественно и по-дружески, что я автоматически тоже сел. - Да, я еще не привык к тебе новому, Альберт, - сказал я. - Ну, для этого нет лучше времени, чем сейчас, Робин. - Он улыбался, прихорашиваясь. Какая-то в нем появилось вещественность. Старые голограммы показывали его в десятке характерных поз, в мешковатом свитере или в тенниске, в носках натянутых или спущенных, в туфлях или шлепанцах, с трубкой или с карандашом. Сегодня на нем тоже тенниска, но поверх нее один из тех мешковатых европейских свитеров, которые застегиваются на пуговицы и имеет карманы. Такой свитер можно было бы назвать пиджаком, если бы он не был связан из шерсти. К свитеру приколот значок с надписью "Два процента", а короткая щетина на подбородке свидетельствует, что сегодня он не брился. Ну, конечно, не брился! И никогда не бреется, это ведь голографическая проекция компьютерного конструкта, но такая убедительная и живая, что я чуть не предложил ему свою бритву! Я рассмеялся и покачал головой. - Что значит "два процента"? - Ах, - застенчиво сказал он, - это лозунг моей юности. Если два процента человечества откажутся воевать, войн не будет. - Ты и сейчас в это веришь? - Я надеюсь на это, Робин, - поправил он меня. - Но должен признать, что новости не очень подкрепляют эту надежду. Хотите узнать остальные новости? - Наверно, - сказал я, и он снова прошел к туалетному столику Эсси. Сел перед ним, лениво поигрывая ее бутылочками с духами и женскими украшениями; так нормально, так по-человечески, что это отвлекало меня от смысла его слов. И хорошо, потому что все новости плохие. Террористы действовали все активнее. Уничтожение петли Лофстрома было первым шагом в этом, и по всей этой части Южной Америки развернулась кровавая война. Террористы отравили главный резервуар Лондона токсином ботулизма, и теперь лондонцам предстояло помучиться от жажды. Такие новости мне не нужны, и я сказал об этом Альберту. Он вздохнул и согласился. - Когда я был жив, жизнь была мягче, - сказал он задумчиво. - Конечно, тоже не совершенная. А вы знаете, Робин, я мог бы стать президентом государства Израиль? Да. Но я понимал, что не должен принимать это предложение. Я всегда был за мир, а государству иногда приходится вести войну. Леб однажды сказал мне, что все политики ненормальные, и боюсь, он был прав. - Он выпрямился, лицо его прояснилось. - Но есть и хорошие новости, Робин! Премия Броадхеда за научные открытия... - Что, что? - Вспомните, Робин, - нетерпеливо сказал он, - система премий, которую вы организовали перед самой операцией. Она уже начала приносить плоды. - Ты решил загадку хичи? - Ах, Робин, я понимаю, вы надо мной смеетесь, - с мягкой укоризной сказал он. - Конечно, пока ничего такого значительного. Но есть физик на Лагуна Бич... Бекферт? Вы знаете его работы? Тот самый, что предложил систему для достижения плоского пространства? - Нет, я даже не знаю, что такое плоское пространство. - Ну, - сказал он, сдаваясь перед моим невежеством - в данный момент, я думаю, это не имеет значения, но сейчас он работает над математическим анализом недостающей массы. Похоже, Робин, этот феномен совсем недавний! Каким-то образом в последние несколько миллионов лет к вселенной была добавлена масса. - Ах, вот как, - сказал я, изображая понимание. Но я его не обманул. Он сказал терпеливо: - Если вы помните, Робин, несколько лет назад Мертвец - женщина - из того корабля, что сейчас называется "С.Я.Броадхед", заставила нас поверить, что этот феномен связан каким-то образом с деятельностью хичи. Мы тогда не обратили на это должного внимания. - Помню, - сказал я. Сказал почти правдиво. Я вспомнил, что у Альберта появилась дикая идея, будто по какой-то неясной причине хичи заставляют вселенную сократиться до первичного атома, чтобы произошел новый Биг Бэнг и возникла новая вселенная с иными физическими законами. Потом он изменил свое мнение. Он в свое время объяснял мне причину, но я забыл. - Мах? - спросил я. - Что-то имеющее отношение к этому парню Маху? И к человеку, по имени Дэвис? - Совершенно верно, Робин! - он зааплодировал, радостно улыбаясь. - Гипотеза Маха указывает на причину этого, но парадокс Дэвиса делает невероятным действие этой причины. И вот Бекферт аналитически показал, что парадокс Дэвиса неприложим, если число расширений и сокращений вселенной конечно! - Он встал и принялся бродить по комнате, слишком довольный собой, чтоб сидеть спокойно. Я не понимал, чему он радуется. - Альберт, - неуверенно сказал я, - ты хочешь сказать, что вселенная нас раздавит, превратит в... как ты это называешь... в флоэму? - Совершенно верно, мой дорогой мальчик! - И от этого ты так счастлив? - Именно! О, - сказал он, остановившись на полпути и глядя на меня, - я понимаю вашу проблему. Но это не произойдет скоро. Не раньше чем через миллиард лет, это точно. Я сидел, глядя на него. К этому новому Альберту надо привыкнуть. Он не замечал ничего необычного, продолжал счастливо рассказывать о новых идеях, возникших в связи с премиями, и о том, какие мысли приходили ему в голову. Новые мысли? - Минутку, - сказал я нахмурившись, потому что чего-то я здесь не понимал. - Когда? - Что когда, Робин? - Когда ты об этом думал? Ты был отключен все время до нашего разговора... - Совершенно верно, Робин. Когда я был "отключен", как вы выражаетесь. - Он померцал. - Миссис Броадхед снабдила меня встроенной базой данных, хардвер. Я не перестаю существовать, когда меня отключают. - Я не знал этого. - Вы себе не представляете, какое это для меня удовольствие! Просто думать! Всю жизнь я только этого и хотел. Молодым человеком я плакал из-за невозможности посидеть и подумать - например, реконструировать доказательства хорошо известных математических и физических теорем. Теперь я часто могу это делать, и гораздо быстрее, чем когда я был жив! Я глубоко благодарен вашей супруге за это. - Он наклонил голову. - А вот и она, Робин. Миссис Броадхед? Я только что вспомнил, что еще не выразил вам благодарность за новое программирование. Она удивленно посмотрела на него, потом покачала головой. - Дорогой Робин, - сказала она, - я должна кое-что сказать тебе. Минутку. - Она повернулась к Альберту и произнесла три или четыре фразы по-русски. Он серьезно кивнул. Иногда мне нужно много времени, чтобы понять, но теперь я наконец понял. Происходит что-то такое, о чем я должен знать. - Послушай, Эсси, - сказал я встревоженно; тем более встревоженно, что я не знал, из-за чего собственно тревожусь, - что случилось? Вэн натворил что-то? Она серьезно ответила: - Вэн улетел с Врат, и вовремя улетел, потому что его ждали большие неприятности с Корпорацией "Врата" и со многими другими. Но я хочу поговорить не о Вэне. О женщине, которую я видела в своем магазине. Она очень похожа, дорогой Робин, на женщину, которую ты любил до меня, на Джель-Клару Мойнлин. Так похожа, что я решила - она ее дочь. Я смотрел на нее. - Что?.. Откуда ты знаешь, как выглядела Клара? - О, Робин, - нетерпеливо сказала она. - Двадцать пять лет, а я специалист по обработке информации. Думаешь, я не захотела узнать? Я очень хорошо ее знаю. Все сохранившиеся записи. - Да, но... у нее не было дочери. - Я смолк, думая, а уверен ли я в этом. Я любил Клару сильно, но не очень долго. Вполне возможно, что в ее жизни были эпизоды, о которых она мне не рассказывала. - Вообще-то, - практично сказала Эсси, - прежде всего я подумала, что она может быть твоей дочерью. Только теоретически. Но возможно. Она могла забеременеть от тебя. Но теперь... - Она вопросительно повернулась к Альберту. - Альберт? Поиск завершен? - Да, миссис Броадхед. - Он кивнул. Выглядел он очень серьезным. - В данных о Джель-Кларе Мойнлин нет никаких сведений о ее ребенке. - И что же? Он достал трубку и принялся вертеть ее. - Сомнений в ее личности нет, миссис Броадхед. Она прилетела два дня назад вместе с Вэном и зарегистрировалась. Эсси вздохнула. - Тогда, - храбро сказала она, - сомнений вообще нет. Женщина в магазине была сама Клара, а не самозванка. В этот момент больше всего на свете мне требовалось успокаивающее оздоровляющее присутствие моей старой психоаналитической программы Зигфрида фон Психоаналитика. Мне нужна была помощь. Клара? Жива? Здесь? И если невозможное возможно, что же мне делать? Легко сказать себе, что я ничего не должен Кларе, что все долги я уже заплатил. Платой были долгие годы печали, глубокой безнадежной любви, чувство утраты, от которого меня не излечили окончательно три десятилетия. Ее отняли у меня, я не мог перепрыгнуть через пропасть, и единственное, что помогло мне это перенести, - в конце концов я убедил себя в том, что это НЕ МОЯ ВИНА. Но пропасть каким-то образом оказалась преодолена. И вот у меня верная жена и установившаяся жизнь, и в этой жизни нет места для женщины, которую я обещал любить всегда. - Больше того, - сказала Эсси, наблюдая за моим лицом. Я не очень хорошо участвовал в разговоре. - Да? - Больше того. Вэн прилетел с двумя женщинами, не с одной. Вторая женщина - Долли Уолтерс, неверная жена человека, с которым мы виделись в Роттердаме, помнишь? Молодая особа. Плачет, краска на глазах потекла. Очень красивая женщина, но не очень умная. Военная полиция США арестовала ее, когда Вэн улетел без разрешения, поэтому я решила с ней поговорить. - С Долли Уолтерс? - О, Робин, слушай меня, пожалуйста! Да, с Долли Уолтерс. Но она очень мало могла мне сказать, потому что у военной полиции на нее другие планы. Американцы хотели переправить ее в Высокий Пентагон. Бразильская военная полиция попыталась помешать им. Большой спор, но победили в конце концов американцы. Я кивнул, показывая, что слушаю. - Понятно. Американцы арестовали Долли Уолтерс. Эсси пристально посмотрела на меня. - Как ты себя чувствуешь, Робин? - Все в порядке. Я только слегка обеспокоен. Надеюсь, эти трения между американцами и бразильцами не помешают им объединить данные. - Ага, - сказала Эсси, кивая. - Тогда понятно. Я видела, что ты обеспокоен, но не могла понять, почему. - Тут она прикусила губу. - Извини, дорогой Робин. Я тоже расстроена. Она села на край кровати, раздраженно поморщилась, когда за нее принялся анизокинетический матрац. - Прежде всего практические вопросы, - сказала она, нахмурившись. - Что нам теперь делать? Есть несколько альтернатив. Во-первых, лететь исследовать объект, обнаруженный Уолтерсом, как и планировалось. Во-вторых, попытаться собрать больше информации относительно Джель-Клары Мойнлин. В-третьих, поесть что-нибудь и хорошенько выспаться, прежде чем что-то предпринимать, потому что... - укоризненно добавила она, - не забывай, Робин, что ты еще не оправился от серьезной внутриполостной операции. Лично я склоняюсь к третьей альтернативе, а ты? Я все еще обдумывал этот трудный вопрос, когда Альберт откашлялся. - Миссис Броадхед? Мне пришло в голову, что не очень дорого обойдется - возможно, в несколько сотен тысяч долларов, - если мы наймем одноместный корабль и отправим его на фоторазведку. - Я смотрел на него, стараясь понять, к чему он ведет. - Таким образом, - объяснил он, - корабль сможет найти объект, в котором вы заинтересованы, определить его местонахождение, наблюдать за ним, а потом доложить нам. Сейчас на одноместные корабли спрос небольшой, и на Вратах есть несколько пригодных к действию. - Хорошая мысль! - воскликнула Эсси. - Решено, так? Организуй все необходимое, Альберт, и одновременно приготовь нам что-нибудь вкусное для первой еды на... на новом корабле "Истинная любовь". Я не возражал, и так мы и поступили. А не возражал я потому, что был в шоке. Самое плохое в шоковом состоянии то, что вы не сознаете, что в нем находитесь. Мне казалось, что у меня ясная голова и я все замечаю. Я ел то, что ставили передо мной, и не замечал ничего странного, пока Эсси не уложила меня в большую упругую постель. - Ты ничего не говоришь, - сказал я. - Потому, дорогой Робин, что последние десять раз, как я к тебе обращалась, ты молчал, - ответила она, совсем не обвиняюще. - Увидимся утром. Тут я достаточно быстро сориентировался. - Ты собираешься спать в каюте для гостей? - Да. Я не сердита, дорогой, я даже не расстроена. Просто тебе нужно немного отдохнуть. - Наверно. То есть я хочу сказать, милая, что это хорошая мысль, - сказал я, начиная понимать, что на самом деле Эсси очень расстроена, и даже подумал, что мне нужно взволноваться из-за этого. Я взял ее за руку и поцеловал запястье, прежде чем отпустить, и заставил себя снова завести разговор. - Эсси? Мне следовало посоветоваться с тобой, прежде чем называть корабль? Она поджала губы. - "Истинная любовь" - хорошее название, - рассудительно сказала она. Но, похоже, какие-то оговорки у нее были, и я не понимал, почему. - Я спросил бы тебя, - объяснил я, - но мне это дело показалось щекотливым. То есть спрашивать человека, в честь которого называешь. Все равно что спросит, что тебе купить ко дню рождения, а не самому придумать. Она улыбнулась. - Но, дорогой Робин, ты всегда спрашиваешь меня об этом. Это неважно. Да, "Истинная любовь" - прекрасное название, особенно когда знаешь, что эта любовь ко мне. Я думаю, Альберт снова подсунул мне снотворное, потому что сразу уснул. Но проспал я недолго. Три-четыре часа спустя я лежал в анизокинетической кровати, сна ни в одном глазу, совершенно спокойный и очень озадаченный. На периметре Врат, где расположены причальные доки, действует из-за вращения небольшая центробежная сила. Низ становится верхом. Но в "Истинной любви" этого не происходило. Альберт развернул корабль, и теперь та же сила, что удерживает нас от всплытия над поверхностью астероида, нейтрализует и воздействие его вращения; меня слегка прижимает к мягкой постели. Я слышал негромкий гул корабельных систем жизнеобеспечения, они сменяли воздух, поддерживали давление в канализации и выполняли все остальные работы, чтобы корабль жил. Я знал, что стоит мне позвать Альберта, и он появится. Стоило попытаться его вызвать, просто чтобы посмотреть, войдет ли он в дверь или, чтобы позабавить меня, выползет из-под кровати. Вероятно, он мне в пищу подмешал не только снотворное, но и транквилизатор: проблемы больше меня не беспокоили, хотя я понимал, что не решил их. Какие проблемы решать? Это первая проблема. Мои приоритеты за последние несколько недель так часто менялись, что я не знал, что поставить на самый верх. Трудная болезненная проблема террористов, и ее важно решить не только ради меня; но она несколько передвинулась после рассказа Уолтерса в Роттердаме. Там он представил мне новую проблему. Существует проблема моего здоровья, но она, кажется, решена хотя бы временно. А теперь новая и неразрешимая проблема - Клара. Я могу справиться с этими проблемами. Со всеми вместе и с каждой в отдельности. Вопрос - как? Что мне делать, когда я встану? Я не знал ответа на этот вопрос и потому не вставал. Постепенно я снова уснул, а когда проснулся, обнаружил, что я не один. - Доброе утро, Эсси, - сказал я, беря ее за руку. - Доброе утро, - ответила она, по-дружески знакомо прижимая мою руку к щеке. Но говорить она начала не о привычном. - Ты себя хорошо чувствуешь, Робин? Прекрасно. Я думала о нашей ситуации. - Понятно, - сказал я. Я чувствовал, что напрягаюсь; мирная расслабленность куда-то исчезла. - О какой ситуации? - О ситуации с Кларой Мойнлин, конечно, - сказала она. - Я вижу, что тебе трудно, дорогой Робин. - О, - неопределенно ответил я, - это случается. - Такую ситуацию мне нелегко обсуждать с Эсси, но ее это не остановило. - Дорогой Робин, - сказала она; голос ее в полутемной каюте звучал спокойно и мягко, - тебе нельзя держать это в себе. Если закроешь в себе, взорвется. Я сжал ее руку. - Ты брала уроки у Зигфрида фон Психоаналитика? Он мне обычно говорил это. - Хорошая была программа, этот Зигфрид. Пожалуйста, поверь, я понимаю, что творится в твоем сердце. - Я знаю, только... - Только, - кивнула она, - тебе трудно говорить об этом со мной, которая в этом случае - Другая Женщина. Без которой не было бы проблемы. - Неправда, черт побери! - Я не собирался кричать, но, должно быть, во мне действительно что-то заперто. - Неверно, Робин. Правда. Если бы я не существовала, ты мог бы поискать Клару, несомненно, нашел бы ее и решил, что делать с этой тревожной ситуацией. Вы могли бы снова стать любовниками. А может, и нет: она ведь молодая женщина, Клара. Не захотела бы изношенную развалину со множеством замененных частей в любовники. Нет, это я беру назад. Прости. Она немного подумала, потом поправилась: - Нет, неправда. Я нисколько не жалею, что мы любим друг друга. Я высоко это ценю - но проблема остается. Только, Робин! Никто в этом не виноват. Ты ни в чем не виноват, я не виновата и, конечно, Клара Мойнлин не виновата. Так что вина, тревога, страх - все это в твоей голове. Нет, Робин, пойми меня правильно. То, что в голове, может причинять страшную боль, особенно такому совестливому человеку, как ты. Но это бумажный тигр. Подуй на него, и он улетит. Проблема не в возвращении Клары. Проблема в том, что ты считаешь себя виноватым. Очевидно, не только я мало спал. Эсси явно неоднократно репетировала свою речь. Я сел и принюхался. - Ты принесла с собой кофе? - Только если хочешь, Робин. - Хочу. - Я подумал с минуту, пока она давала мне кофе. - Ты права, - сказал я, - я это знаю. Чего я не знаю, это, как говаривал Зигфрид, как внести это знание в свою жизнь. Она кивнула. - Признаю свою ошибку, - сказала она. - Мне следовало включить подпрограмму Зигфрида в программу Альберта, вместо, допустим подпрограммы изысканной кухни. Я уже думала об изменении программы Альберта, потому что это на моей совести. - О, милая, это не твоя... - ...вина, нет. Это центр нашего разговора, так? - Эсси наклонилась вперед, быстро поцеловала меня, потом озабоченно сказала: - Ох, подожди, Робин, я беру назад поцелуй. Вот что я хочу тебе сказать. Ты сам мне это часто говорил. В психоаналитическом анализе сам психоаналитик неважен. Важно то, что происходит в голове пациента, то есть в твоей. Поэтому психоаналитик может быть машиной, даже весьма примитивной; или придурком со зловонным дыханием; или человеком с докторским дипломом... или даже мной. - Тобой! Она сморщилась. - Мне приходилось слышать от тебя и более лестный тон. - Ты собираешься заниматься со мной психоанализом? Оно оборонительно пожала плечами. - Да, я, а почему бы и нет? Как друг. Добрый друг, разумный, готовый выслушать. Обещаю не осуждать. Обещаю это, дорогой Робин. Я позволю тебе разговаривать, драться, кричать, плакать, если хочешь, пока не станет ясно, чего ты хочешь и что чувствуешь. Сердце мое растаяло. Я мог только сказать: - Ах, Эсси... - Заплакать я мог бы без особого труда. Вместо этого я отхлебнул еще кофе и покачал головой. - Не думаю, чтобы это сработало. - Я испытывал сожаление, и, должно быть, оно отразилось в моем голосе, но я также чувствовал себя... как бы это сказать? Заинтересованным. Технически заинтересованным. Заинтересованным проблемой, которую необходимо решить. - Почему не сработает? - воинственно спросила она. - Послушай, Робин, я все это хорошо обдумала. Я хорошо помню, что ты мне говорил, и сейчас повторю для тебя. Ты говорил, что лучшая часть сеанса - это когда ты идешь на него, репетируя, что скажешь Зигфриду, представляя себе, что он скажет и что ты ему ответишь. - Я так говорил? - Поразительно, как много помнит Эсси из нашей болтовни четверть века назад. - Точно так, - самоуверенно сказала она, - так почему же не я? Только потому что я лично вовлечена? - Ну, конечно, это делает задачу трудней. - Трудное нужно делать немедленно, - весело заявила она. - Невозможное иногда требует недели. - Будь благословенна, - сказал я. - Но... - я немного подумал. - Понимаешь, вопрос не только в выслушивании. Хорошая психоаналитическая программа принимает во внимание не только вербальные выражения. Понимаешь, что я хочу сказать? "Я", который говорит, не всегда знает, что он хочет сказать. "Я" блокирует что-то, потому что выпустить все эти старые чувства значит снова ощутить боль, а "я" не хочет боли. - Я буду держать тебя за руку, дорогой Робин, когда тебе будет больно. - Конечно. Но разве ты поймешь все невербальное? Это внутреннее "я" выражается символами. Снами. Фрейдистскими оговорками. Неожиданными отвлечениями. Страхами. Потребностями. Подергиванием и подмигиванием. Аллергиями - все это, Эсси, и еще тысячи подобных вещей, вроде слабости-импотенции, затрудненности дыхания, чесотки, бессонницы. Не хочу сказать, что у меня все это есть... - Безусловно, не все! - ...но все это части словаря, который понятен Зигфриду. А тебе нет. Эсси вздохнула и признала свое поражение. - Тогда приведем в действие план Б, - сказала она. - Альберт! Включи свет. Заходи! Медленно в комнате загорелся свет, и в дверь вошел Альберт Эйнштейн. Он не зевал и не почесывался, но казался только что вставшим с дивана пожилым гением, готовым ко всему, но еще не проснувшимся полностью. - Ты нанял фоторазведочный корабль? - спросила Эсси. - Он уже в пути, миссис Броадхед. Мне не казалось, что я дал на это согласие, но, может, и дал. - А послания отправлены? - Все, миссис Броадхед. - Он кивнул. - Как вы приказали. Всем высшим военачальникам и членам правительства США, которые в долгу перед Робином. Их просят использовать все свое влияние, чтобы побудить Высокий Пентагон разрешить нам свидание с Долли Уолтерс. - Да. Так я приказала, - согласилась Эсси и повернулась ко мне. - Так что, видишь, нам остается только одно. Отыскать Долли. Отыскать Вэна. Отыскать Клару. Вот тогда, - голос ее звучал твердо, но выглядела она теперь не так уверенно и очень уязвимо, - тогда мы увидим, что увидим, Робин, и удачи всем нам. Она двигалась быстро, я не успевал за ней, и в направлении, на которое я не давал согласия. Глаза мои выпучились от удивления. - Эсси! Что происходит? Кто сказал... - Сказала, дорогой Робин, я. Это очевидно. Невозможно иметь дело с Кларой как с призраком в подсознании. Но вот с реальной Кларой, лицом к лицу, можно иметь дело. У нас только один путь, верно? - Эсси! - Я был глубоко шокирован. - Ты послала все эти сообщения? Ты подделала мою подпись? - Подожди, дорогой Робин, - сказала она, тоже глубоко шокированная. - Какая подделка? Я подписывала сообщения "Броадхед". По-моему, это моя фамилия. Мне кажется, я имею право подписываться своей фамилией. Я права? Я раздраженно смотрел на нее. Доброжелательно раздраженно. - Женщина, - сказал я, - ты для меня слишком умна. Мне кажется, что ты заранее знала каждое слово в этом разговоре. Она самоуверенно пожала плечами. - Я тебе много раз говорила, дорогой Робин, что я специалист по обработке информации. Знаю, как обращаться с информацией, особенно когда субъектом ее является человек, которого я знаю двадцать пять лет, горячо люблю и хочу, чтобы он был счастлив. Да, я подумала о том, что ты смог бы разрешить, и пришла к неизбежному заключению. Я бы этого не сделала, если бы не необходимость, Робин, - закончила она, вставая и потягиваясь. - И сделаю все, что смогу, включая и такой вариант: я удаляюсь, скажем, на шесть месяцев, чтобы вы с Кларой смогли найти решение. И вот десять минут спустя, пока мы с Эсси мылись и одевались, Альберт получил разрешение на старт, вывел "Истинную любовь" из дока, и мы были на пути к Высокому Пентагону. У моей дорогой жены Эсси есть множество добродетелей. Одна из них - альтруизм, от которого у меня иногда перехватывает дыхание. Другая - чувство юмора, и иногда она наделяет им свои программы. Для полета Альберт оделся как лихой пилот - кожаный шлем с разлетающимися ушами, белый шелковый шарф обмотан вокруг шеи, он сидел, вжавшись в пилотское кресло, и свирепо смотрел на приборы. - Оставь эти глупости, Альберт, - сказал я, он повернулся ко мне и застенчиво улыбнулся. - Я только пытался развлечь вас, - сказал он, снимая шлем. - Ты и развлек. - И действительно, мне стало смешно. И в целом я себя чувствовал хорошо. Единственный способ подавить депрессию от нерешенных проблем - это идти им навстречу. И мы так и поступали. Я ценил любящую заботу жены. Мне нравился полет в прекрасном новом корабле. Мне даже понравилось, как аккуратно голографический Альберт избавился от шлема и шарфа. Они не исчезли вульгарно. Он просто скомкал их и засунул себе между ногами. Вероятно, они исчезли, когда никто этого не видел. - Управление кораблем занимает все твое внимание, Альберт? - спросил я. - Нет, Робин. Но у меня, конечно, есть полная навигационная программа. - Итак, твое появление здесь - просто еще один способ нас позабавить. Тогда забавляй меня по-другому. Поговори со мной. Расскажи о том, что тебя всегда интересует. Ты знаешь. О космологии, и о хичи, и о Значении Всего, и о Боге. - Если хотите, Робин, - охотно согласился он, - но прежде всего взгляните на поступившее сообщение. Эсси подняла голову от резюме о настроениях клиентов, а Альберт стер с большого экрана изображение звезд, и на нем появился текст: Робинетт, мальчик мой, для парня, который заставил бразильцев согласиться, ничего не жалко. Высокий Пентагон предупрежден о твоем посещении; передана просьба принять тебя вежливо. Можешь появляться там в любое время. Манзберген - Клянусь Богом, - удивленно и обрадованно сказал я, - они согласились! Передали все данные! Альберт кивнул. - Похоже, что так, Робин. Я думаю, вы имеете право быть довольным своими усилиями. Эсси подошла и поцеловала меня в шею. - Подписываюсь под этим утверждением, - промурлыкала она. - Превосходный Робин! Человек с огромным влиянием. - Вздор, - сказал я, улыбаясь. Не мог сдержать улыбку. Если бразильцы передали свои разведывательные данные американцам, американцы смогут сопоставить их со своими и покончить с проклятыми космическими террористами и их проклятым, сводящим с ума ТПП. Неудивительно, что генерал Манзберген доволен мной! Я сам был собой доволен. Это показывает, что когда проблемы кажутся совершенно неразрешимыми, стоит решить одну, и остальные уже не так страшны. - Что? - Я спросил, заинтересованы ли вы в продолжении разговора, - печально сказал Альберт. - Конечно. Я думаю, да. - Эсси вернулась в свой угол, но продолжала смотреть на Альберта, а не занялась своими отчетами. - Тогда, если вы не возражаете, - застенчиво сказал Альберт, - я бы хотел поговорить не о космологии и недостающей массе, а о своей предшествующей жизни. Эсси, нахмурясь, открыла рот, собираясь заговорить, но я поднял руку. - Пусть говорит, любимая. Мне кажется, что я тоже не очень настроен сейчас на недостающую массу. И вот продолжался недолгий счастливый перелет к Высокому Пентагону, а Альберт, откинувшись в пилотском кресле и сложив руки на круглом животике, вспоминал прежние времена в патентной конторе в Швейцарии, и то, как бельгийская королева аккомпанировала его скрипке игрой на пианино; а тем временем моя третьей степени подруга Долли Уолтерс с пристрастием допрашивалась офицерами Высокого Пентагона; а тем временем мой еще-не-друг Капитан скрывал следы своего посещения и горевал из-за утраченной любви; а тем временем моя когда-то-более-чем-подруга Клара Мойнлин была... была... Не знаю, что делала Клара тем временем. Да и не хотел знать никаких подробностей. Один из самых небольших артефактов, оставленных хичи, - анизокинетическая сумка. Это простой инструмент, который способен преобразовывать давление, распределяя его в разные стороны. Теория этого процесса оказалась одновременно сложной и элегантной. А использование людьми - гораздо менее элегантным. Наиболее популярный продукт, использующий анизокинетическую технику, - это постельный матрац, чьи "пружины", как утверждалось, повышают сексуальную активность. Сексуальную активность! Сколько времени и ума было затрачено на это! Видеть себя глазами Робина интересно, но не очень приятно. Программа миссис Броадхед давала мне возможность говорить, действовать и даже мыслить, как подлинный Альберт Эйнштейн, если бы он дожил до того, чтобы выступать в моей роли. Робин, кажется, считает это гротеском. В определенном смысле он прав. Люди - гротескные существа! Робин не вполне понимает парадокс Дэвиса, но он ведь не понимает и гораздо более известный парадокс Ольберса, который мучил астрономов девятнадцатого столетия. Ольберс утверждал: если вселенная бесконечна, должно существовать бесконечное количество звезд. Это значит, что мы должны видеть не индивидуальные звезды на черном небе, а сплошной купол ослепительно белого звездного света. И он доказал это математически. (Он не знал, что звезды сгруппированы в галактики, а это меняет всю математику). И вот столетие спустя Пол Дэвис заявил: если вселенная действительно циклична, если она все время расширяется и сжимается, то возможно существование части материи, которая не участвует в этом сжатии и таким образом переходит в следующую вселенную; но в таком случае в бесконечное время количество такой материи бесконечно возрастет, и мы снова увидим небо Ольберса. Но он не знал, что количество сокращений, оставляющих часть материи, не бесконечно. У нас как раз происходит самое первое из них. 17. СОБИРАЯ КУСОЧКИ Труднее всего в новой жизни Кларе было не раскрывать рот. Она всегда отличалась вспыльчивым характером, а с Вэном легко было поругаться. Ему нужны были только еда, секс, общество и иногда помощь в управлении кораблем - когда он этого хотел, а не в другое время. А Кларе нужно было время подумать. Подумать о поразительном крушении своей жизни. Она всегда смотрела в лицо возможности погибнуть - если не храбро, то по крайней мере стойко. Но ей никогда не приходила в голову возможность застрять в черной дыре на целое поколение, а мир будет продолжать двигаться без нее. Это нужно было обдумать. Вэна потребности Клары не интересовали. Когда она ему для чего-нибудь была нужна, он ее использовал. Когда она не была ему нужна, он давал это понять очень ясно. Не его сексуальные требования беспокоили Клару. В целом это не более неприятно и так же безлично, как посещение туалета. Любовная игра для Вэна заключалась в том, что он снимал штаны. Действие происходило в его темпе, и происходило очень быстро. И использование ее тела беспокоило Клару меньше, чем отвлечение внимания. Лучшее время для Клары наступало, когда Вэн спал. Но это продолжалось недолго. Вэн спал мало. В это время Клара беседовала с Мертвецами или готовила себе что-нибудь, что особенно не любил Вэн, или просто сидела и смотрела в пространство - и это действие приобретает особый смысл, когда это пространство от тебя на расстоянии вытянутой руки и тебя от него отделяет только экран. И обычно, стоило ей расслабиться, раздавался пронзительный насмешливый голос: - Опять бездельничаешь, Клара? Какая ты лентяйка! Долли уже напекла бы мне целую миску печенья! Или еще хуже, если он просыпался в игривом настроении. Тогда достаются маленькие бумажные свертки, и флакончики, и серебристые бутылочки с розовыми и пурпурными таблетками. Вэн только что открыл для себя наркотики. И хотел разделить это открытие с Кларой. И иногда, от скуки и раздражения, она позволяла уговорить себя. Она не станет вводить в кровь, нюхать или глотать то, что не может определить, и большую часть из того, что определяет, тоже не станет. Но кое-что она принимала. Эйфория продолжалась недолго, но она была благословенным отвлечением от пустоты жизни, которая икала, умирала и пыталась возродиться снова. Слушать ругань Вэна, даже заниматься любовью с Вэном - все это лучше, чем пытаться избежать его вопросов, на которые она не хотела отвечать честно... - Клара, как ты думаешь, я найду своего отца? - Никакой надежды, Вэн, старик давно мертв. ...потому что, конечно, он старик. Человек, ставший отцом Вэна, вылетел с Врат в одноместном корабле как раз тогда, когда мать Вэна начала беспокоиться из-за пропущенной менструации. В записях он значился пропавшим. Конечно, он мог оказаться в черной дыре. И все еще может находиться там, застывший во времени, как недавно Клара. Но шансы на это невелики. Самое поразительное для Клары - среди многих поразительных явлений, возникших за эти тридцать лет, - легкость, с какой Вэн находил и интерпретировал старые карты хичи. В хорошем настроении - это был своего рода рекорд: хорошее настроение продержалось четверть часа - он показал ей карты и те объекты на них, где он уже побывал, включая и ее черную дыру. Когда хорошее настроение испарилось и Вэн сердито отправился спать, Клара осторожно расспросила Мертвецов об этом. Нельзя сказать, чтобы Мертвецы вполне понимали карты, но их отрывочные знания намного превосходили знания современников Клары. Некоторые знаки на картах оказались очень простыми, даже очевидными, например, Колумбово яйцо, - когда вам объяснят их значение. Мертвецы с удовольствием сообщали это Кларе. Но только нужно было не давать им отвлекаться. Цвета изображенных объектов? Очень просто, говорили Мертвецы: чем синее, тем дальше, чем краснее, тем ближе. - Это показывает, - шептал самый педантичный из Мертвецов; кстати, это была женщина, - это показывает, что хичи знали о законе Хаббла-Хьюмасона. - Пожалуйста, не рассказывайте мне, что это за закон Хаббла-Хьюмасона, - сказала Клара. - А остальные знаки? Похожие на крестики, с маленькими лишними черточками? - Это большие установки, - вздыхал Мертвец. - Как Врата. И Врата-2. И Пищевая фабрика. И... - А вот эти галочки? - Вэн называет их вопросительными знаками, - шептал слабый голос. Действительно, похоже, если перевернуть сверху вниз и поставить точку. - Большинство из них черные дыры. Если взять координаты 23, 84... - Тише! - закричал Вэн, вскакивая с койки. - Я не могу спать под этот глупый крик! - Мы не кричим, Вэн, - миролюбиво сказала Клара. - Не кричите! - закричал он. - Ха! - Пошел к пилотскому креслу и сел, сжав кулаки, согнувшись. - А что, если я хочу есть? - Правда, хочешь? Он покачал головой. - Или хочу заняться любовью? - Хочешь? - Хочу, хочу? С тобой всегда приходится спорить! И ты плохая повариха и в постели не так хороша, как говорила. Долли была лучше. Клара обнаружила, что задержала дыхание, и заставила себя выпустить воздух медленно и молча. Она не могла заставить себя улыбнуться. Вэн улыбался, довольный, что взял верх. - Помнишь Долли? - жизнерадостно спросил он. - Ты убедила меня оставить ее на Вратах. Там правило: "Кто не платит, тот не дышит", а у нее нет денег. Интересно, жива ли она еще? - Жива, - проворчала Клара, надеясь, что это правда. Долли всегда найдет кого-нибудь, кто оплатит ее счет. - Вэн? - начала она, отчаянно пытаясь сменить тему, пока не стало еще хуже. - Что означают эти желтые вспышки на экране? Кажется, Мертвецы этого не знают. - Никто не знает. Если не знают Мертвецы, глупо думать, что я знаю. Ты иногда такая глупая, - пожаловался он. И как раз в этот момент, когда Клара достигла точки кипения, снова послышался тонкий голос Мертвой женщины: - Координаты 23, 84, 97, 8, 14... - Что? - удивленно спросила Клара. - Координаты 23... - Голос повторил числа. - Что это? - спросила Клара, и Вэн решил ответить. Поза его не изменилась, но выражение лица стало иным - менее враждебным. Более напряженным. Испуганным. - Это координаты на карте, конечно. - А что они показывают? Он отвернулся. - Установи их и посмотри. Кларе было трудно оперировать узловатыми колесами: весь ее предыдущий опыт учил, что это равносильно самоубийству; тогда еще не была известна их функция по установке координат, и перемена курса оказывалась непредсказуемой и обычно смертельно опасной. Но на этот раз произошло только следующее: изображение на экране замерцало, изменилось, застыло, показывая... что? Звезду? Черную дыру? На экране видно было что-то кадмиево-желтое, а вокруг не менее пяти перевернутых вопросительных знаков. - Что это? - спросила Клара. Вэн медленно повернулся и посмотрел. - Очень большая, - сказал он, - и очень далеко. Мы летим туда. - Вся воинственность с его лица исчезла. Клара почти пожалела об этом, потому что теперь на лице было выражение неприкрытого ужаса. А тем временем... Тем временем Капитан и его экипаж приближались к завершению первой фазы, хотя это не принесло им радости. Капитан все еще оплакивал Дважды. Ее стройное блестящее тело, лишенное личности, убрали. Дома его просто пометили бы в конвертер: хичи не сентиментальны по отношению к трупам. На корабле конвертеров нет, поэтому тело просто выбросили в космос. Оставшаяся часть Дважды теперь присоединилась к умам предков, и, осматривая свой новый просторный корабль, Капитан бессознательно касался время от времени сумки на животе, где сейчас находится Дважды. Это не просто личная потеря. Дважды управляла автоматическими аппаратами, и без нее трудно будет завершить работу. Дворняжка старается изо всех сил, но у нее нет опыта в такой работе. Капитан нервничал рядом с ней, но ничем не мог помочь. - Не уменьшай скорость, стабильной орбиты еще нет, - просвистел он, потом добавил: - Надеюсь, они выдержат твои толчки. Дворняжка напрягла мышцы челюсти, но ничего не ответила. Она знала, почему Капитан так нервничает. Но наконец он был удовлетворен и похлопал Дворняжку по плечу, показывая, что она может выпустить груз. Огромный пузырь наклонился и повернулся. На нем от полюса до полюса появилась темная линия, и он раскрылся, как цветок. Дворняжка, удовлетворенно свистя, выпустила свернутый парусник и позволила ему отплыть. - Им нелегко пришлось, - заметил связист, подойдя и остановившись рядом с Капитаном. Капитан дернул животом - у хичи это эквивалент пожатия плечами. Парусник уже далеко отошел от пузыря, и Дворняжка начала закрывать грузовой корабль. - А как твое задание, Башмак? Люди по-прежнему болтают? - Боюсь, что больше, чем раньше. - Соединенные умы! Какие успехи в переводе их орания? - Умы работают. - Капитан мрачно кивнул и прикоснулся к восьмиугольному медальону, прикрепленному к сумке между ног. И едва успел остановиться. Конечно, он получит удовлетворение, узнав у соединенных умов о результатах их работы, но это не смягчит боль: ведь среди них и Дважды. Конечно, рано или поздно он ее все равно услышит. Но еще не сейчас. Он выдохнул через ноздри и обратился к Дворняжке: - Закрой его, отключи энергию, и пусть плавает. Пока мы больше ничего не можем сделать. Башмак. Передай им. Скажи, что нам жаль, что мы не можем сейчас сделать для них еще что-нибудь, но мы вернемся. Белый-Шум, покажи мне расположение всех кораблей в пространстве! Навигатор кивнул, обратился к своим инструментам, и через мгновение экран заполнился множеством мерцающих комет с желтыми хвостами. Цвет ядра означал расстояние, длина хвоста - скорость. - Который из них делает глупости с нарушителем порядка? - спросил Капитан, и поле на экране сократилось, на нем осталась только одна комета. Капитан удивленно зашипел. Этот корабль, когда он смотрел в последний раз, спокойно стоял в доке в своей системе. Теперь он движется с очень большой скоростью и далеко ушел от своей системы. - Куда он направляется? Белый-Шум дернул мышцами-веревками. - Нужно время, Капитан. - Делай! При других обстоятельствах Белый-Шум обиделся бы на такой тон. Хичи не разговаривают друг с другом невежливо. Но нельзя не обратить внимания на обстоятельства. Сам по себе факт, что люди обладают аппаратом, дающим доступ в черные дыры, ужасен. Еще хуже, что они заполняют пространство своей громкой бессмысленной болтовней. Кто знает, что еще они сделают? А смерть товарища по экипажу - последняя соломинка; таких несчастливых рейсов не было с тех далеких дней, когда Белый-Шум еще не родился - тогда они узнали о существовании других... - Не понимаю, - сказал Белый-Шум. - Ни вижу ничего по их курсу. Капитан хмуро смотрел на загадочную картину на экране. Чтобы читать ее, нужно обладать специальными знаниями, но Капитан знал достаточно и видел: вдоль геодезической линии ничего достойного внимания. - А вот это шаровое скопление? - спросил он. - Не думаю, Капитан. Оно не прямо на линии полета, а больше ничего нет. Ничего вдоль линии до самого края Галактики. - Умы! - послышался голос сзади. Капитан обернулся. За ним стоял Взрыв, специалист по проникновению в черные дыры, его лицевые мышцы бешено извивались. Его страх передался Капитану, прежде чем Взрыв напряженно сказал: - Продли геодезическую линию. - Белый-Шум, не понимая, взглянул на него. - Продли за пределы Галактики! Навигатор взглянул на объект, потом изменил установки. При этом его мышцы тоже начали дергаться. Экран замерцал. Туманная линия протянулась дальше. Она прошла район, где не было ничего, кроме пустого пространства. Не совсем пустого. Из тьмы на экране возник темно-синий объект, бледный, слегка желтоватый. Он был пятикратно обозначен сигналом опасности. Все члены экипажа зашипели, шипение их прекратилось, когда геодезическая линия уперлась в этот объект. Хичи переглянулись, никто из них не знал, что сказать. Корабль, способный причинить величайший вред, идет именно туда, где ждет этот ужас. 18. В ВЫСОКОМ ПЕНТАГОНЕ Высокий Пентагон - это не совсем спутник на геостационарной орбите. Это пять спутников на геостационарных орбитах. Орбиты не совсем идентичны, так что пять этих бронированных металлических кусков танцуют вальс друг с другом. Вначале Альфа вдали, а Дельта ближе всего к Земле, потом положение меняется, и теперь дальше всех Эпсилон, а ближе, может быть, Гамма, потом партнеры меняются, и так далее. Можно спросить, почему сделали именно так, а не построили один большой спутник. Ответ: пять спутников гораздо труднее поразить, чем один. А я лично думаю: потому что командные пункты на орбите у Советов и Китая - цельные сооружения. Естественно, США захотели показать, что они эту работу могут сделать лучше. Или по крайней мере по-другому. Все это идет от времени войн. Некогда, говорят, это было последнее слово в оборонительной тактике. Огромные лазеры таких спутников способны уничтожить любую ракету на расстоянии в пятьдесят тысяч миль. Может быть, и так оно и было. Во время их постройки и еще три месяца спустя. А потом и противник стал использовать разные трюки с радарами, и все вернулись к прежнему положению. Но это совсем другая история. Так что четыре пятых Пентагона мы видели только на своих экранах. Нас направили к корпусу, где размещаются жилые помещения гарнизона, администрация - и тюрьма. Это Гамма, шесть тысяч тонн металла и мяса, размером с Большую Пирамиду и примерно такой же формы, и мы тут же убедились, что как бы сердечен ни был генерал Манзберген на Земле, здесь нас приветствовали, как приветствуют болячку. Прежде всего, нас заставили ждать разрешения на выход из корабля. - Может, у них приступ безумия, - предположила Эсси, глядя на экран, где виден был только металлический корпус Гаммы. - Это не причина, - сказал я, а Альберт добавил: - Особенно сильного удара не было, но боюсь, они ждут худшего. Я слишком много войн повидал, и мне это не нравится. - Он трогал пальцами свой значок "Два процента" и для голограммы вел себя слишком нервно. Но сказал он правду. Несколько недель назад, когда террористы обрушили свой удар из космоса через ТПП, на станции все сошли с ума на минуту. Буквально на одну минуту, не больше. И хорошо, что не больше, потому что на одиннадцатой станции за минуту восемь секунд полагалось привести в боевую готовность ракеты, нацеленные на земные города, и они были готовы. Вот-вот - и вылетели бы. Но не это беспокоило Эсси. - Альберт, - сказала она, - не играй в игры, от которых я нервничаю. Ты на самом деле не видел ни одной войны. Ты всего лишь программа. Он поклонился. - Как скажете, миссис Броадхед. Я только что получил разрешение на то, чтобы открыть корабль. Вы можете выйти в спутник. Мы вышли. Выходя, Эсси задумчиво оглянулась на оставленную в корабле программу. Ожидавший нас лейтенант не казался очень дружелюбным. Он провел пальцами по чипу с данными корабля, словно пытался проверить, не проступают ли магнитные чернила. - Да, - сказал он, - мы получили сообщение относительно вас. Но я не уверен, что бригадир может сейчас встретиться с вами, сэр. - Мы хотим видеть не бригадира, - ласково объяснила Эсси. - Нам нужна миссис Долли Уолтерс, которую вы держите здесь. - О, да, мэм. Но бригадир Кассата должен подписать ваш пропуск, а сейчас он очень занят. - Он извинился, что-то зашептал в фон, после чего лицо его слегка прояснилось. - Прошу вас, сэр и мэм, - сказал он и вывел наконец из причального помещения. Если долго не практиковаться, утрачиваешь навык движения в низкой или нулевой силе тяжести, а я давно не практиковался. К тому же у меня затекла шея. Все это для меня ново. Врата - это астероид, в котором хичи давным-давно прорыли туннели и выложили их своим любимым голубым металлом. Пищевая Фабрика, Небо Хичи и все остальные большие сооружения, которые я посещал в космосе, тоже были построены хичи. Меня смущало, что я впервые нахожусь на космической станции, сооруженной людьми. Она казалась мне более чужой, чем станции хичи. Нет знакомого голубоватого свечения, только окрашенная сталь. Нет веретенообразного помещения в центре. Нет изыскателей, испуганных или торжествующих, нет музея, где выставлены образцы технологии хичи, найденные во всех концах Галактики. Зато много военных в мундирах в обтяжку и почему-то в шлемах. И самое странное: у всех кобуры, но все пустые. Я пошел помедленнее и сказал Эсси: - Они как будто не доверяют своим людям. Она взяла меня за воротник и показала вперед, где ждал лейтенант. - Не говори о хозяевах, Робин, когда тебя могут услышать. Вот. Мне кажется, мы пришли. И вовремя: я уже начал уставать от усилий, с какими тащил себя по коридору с отсутствующей силой тяжести. - Сюда, сэр и мэм, - гостеприимно сказал лейтенант, и, конечно, мы послушались. Но за дверью оказалась только пустая комната с несколькими откидными сидениями у стен. Больше ничего. - А где бригадир? - спросил я. - Как, сэр, я ведь вам уже сказал, что сейчас он очень занят. Встретится с вами, как только сможет. - И с улыбкой акулы закрыл дверь; и мы с Эсси одновременно заметили интересную особенность этой двери: на ней не было внутренней ручки. Как и все, я иногда представляю себе, что меня арестовали. Вы живете своей жизнью, пасете рыб, или подсчитываете чьи-то расходы, или пишете замечательную новую симфонию, и вдруг неожиданный стук в вашу дверь. "Не сопротивляться! Пошли", - говорят вам, и защелкивают наручники, и читают ваши права, а затем вы оказываетесь именно в таком месте. Эсси вздрогнула. Должно быть, у нее бывали такие же фантазии, хотя не знаю более безупречной жизни, чем у нее. - Глупо, - сказала она скорее себе, чем мне. - Жаль, что тут нет кровати. Могли бы с пользой провести время. Я похлопал ее по руке. Я понимал, что она пытается подбодрить меня. - Говорят, они заняты, - напомнил ей. И вот мы ждали. Полчаса спустя без предупреждения я почувствовал, как напряглось у меня под рукой плечо Эсси. На лице ее неожиданно появилось безумное гневное выражение. И у себя в голове я почувствовал быстрый болезненный яростный сдвиг... И тут же все прошло. Мы посмотрели другу на друга. Всего несколько секунд, но я понял, почему здесь все заняты и не носят с собой оружие. Террористы снова ударили - но на этот раз удар получился скользящий. Когда наконец вернулся лейтенант, он был очень весел. Не хочу сказать, что он стал относиться к нам дружелюбнее. Достаточно дружелюбен, чтобы широко улыбнуться, и достаточно враждебен, чтобы не объяснить почему. Прошло немало времени. Он не извинился, просто провел нас к кабинету бригадира, улыбаясь по пути. А в кабинете, с его пастельными стенами, на которых висела голограмма Вест-Пойнта, с серебристым разогревателем пищи, который пытались использовать как зажигалку для сигар, бригадир Кассата тоже улыбался. Было не очень много подходящих объяснений для такого веселья, и потому я выстрелил наудачу. - Поздравляю, бригадир, - вежливо сказал я, - с поимкой террористов. Улыбка исчезла, потом появилась снова. Кассата - низенький человек, полнее, чем предпочитают военные медики; бедра распирали его кремовые шорты; он сидел на краю стола. - Как я понял, мистер Броадхед, - сказал он, - цель вашего посещения - свидание с миссис Долли Уолтерс. Вы, разумеется, можете увидеться с ней, в соответствии с полученными мной указаниями, но я не могу отвечать на ваши вопросы, касающиеся безопасности. - А я ничего не спрашиваю, - ответил я. И, чувствуя взгляд Эсси зачем-ты-настраиваешь-против-себя-этого-типа на шее, добавил: - Вы очень добры, разрешая нам свидание. Он кивнул, очевидно, соглашаясь, что он добр. - Но я хотел бы задать вопрос вам. Не скажете ли, зачем она вам? Взгляд Эсси продолжать обжигать меня, поэтому я не ответил, что не скажу. - Конечно, - солгал я. - Миссис Уолтерс провела немало времени с моим другом, с которым мне хотелось бы увидеться. Мы надеемся, что она сможет помочь нам связаться... с моим другом Нет смысла уточнять пол моего друга. Они, конечно, уже допросили Долли Уолтерс, вытянули из нее все сведения и теперь знают, что речь может идти только о двух людях. И вряд ли из этих двух я назову Вэна своим другом. Бригадир удивленно посмотрел на меня, потом на Эсси, потом сказал: - Эта Уолтерс очень популярная юная леди. Не стану вас больше задерживать. И вернул нас лейтенанту, с которым мы продолжили экскурсию. Лейтенант оказался никуда не годным гидом; он вообще ничего не говорил. А было чем поинтересоваться: Пентагон проявлял все признаки недавних неприятностей. Пока мы не видели следов повреждений, но в предыдущем припадке безумия ущерб понесла тюрьма. Дежурные уничтожили программу, закрывающую камеры. К счастью, они их при этом открыли, иначе потом их в камерах ждало бы немало скелетов. Проходя мимо камер, я увидел, что все они открыты, а в коридоре скучают охранники, следя, чтобы заключенные не вышли. Лейтенант остановился и коротко поговорил с дежурным офицером, и, пока мы ждали, Эсси прошептала: - Если они не поймали террористов, почему бригадир так хорошо с тобой обошелся? - Хороший вопрос, - ответил я. - А вот тебе другой. Что он имел в виду, говоря о популярности молодой леди? Лейтенант был шокирован разговором в строю. Он тут же прервал разговор с лейтенантом военной полиции и провел нас к камере, дверь которой, как и во всех остальных, была открыта. Указал внутрь. - Там ваша заключенная, - сказал он. - Можете с ней поговорить, но она ничего не знает. - Это я понимаю, - ответил я. - Иначе вы бы не разрешили мне с ней говорить, верно? - И получил еще один гневный взгляд Эсси. Она права, конечно. Если бы я его не рассердил, лейтенант мог бы проявить тактичность и отойти на несколько шагов, чтобы мы могли поговорить с Долли Уолтерс наедине. Но он вместо этого встал в открытой двери. А может, все равно не проявил бы. Я скорее за второе предположение. Долли Уолтерс - детского роста женщина с высоким детским голосом и плохими зубами. И не в лучшей форма. Она испугана, утомлена, рассержена и раздражена. А я чувствовал себя немногим лучше. Я полностью, обескураживающе понимал, что вот эта стоящая передо мной молодая женщина недавно провела несколько недель в обществе моей любимой - одной из моих любимых - одной из двух на самом верху списка. Говорю об этом легко. Но на самом деле это совсем не легко. Я не знал, что делать и что сказать. - Поздоровайся, Робин, - подсказала Эсси. - Миссис Уолтерс, - послушно сказал я, - здравствуйте. Я Робин Броадхед. У нее сохранились манеры. Она, как воспитанный ребенок, протянула руку. - Я знаю вас, мистер Броадхед, а с вашей женой мы встречались недавно. - Мы вежливо пожали друг другу руки, и она печально улыбнулась. Только потом, увидев ее куклу Робинетта Броадхеда, я понял, чему она улыбалась. Но она выглядела и удивленной. - Мне сказали, что меня хотят видеть четверо, - сказала она, глядя в поисках остальных на молчаливого лейтенанта. - Нас только двое, - ответила Эсси и ждала моего продолжения. Но я молчал. Не знал, что сказать. Не знал, о чем спрашивать. Если бы тут была только Эсси, я мог бы сказать Долли Уолтерс, что для меня значит Клара, и попросить у нее помощи - любой помощи. Или если бы тут был только лейтенант, я бы просто не обращал на него внимание, как на мебель. Но они тут были оба, и я стоял молча, а Долли Уолтерс смотрела на меня с любопытством, а Эсси - выжидающе, и даже лейтенант тоже смотрел на меня. Эсси вздохнула - подчеркнуто сочувственный звук - и приняла решение. Взяла на себя командование. Повернулась к Долли Уолтерс. - Долли, - резко сказала она, - вы должны простить моего мужа. Все это для него очень болезненно по причинам, которые было бы сейчас сложно объяснить. Простите и меня тоже за то, что позволила военной полиции увести вас; для меня тоже эта история болезненна. Важно то, что мы сделаем сейчас. А сделаем следующее. Прежде всего добьемся вашего освобождения отсюда. Во-вторых, мы приглашаем вас сопровождать нас в полете к Вэну и Джель-Кларе Мойнлин. Вы согласны? Для Долли Уолтерс такой темп был неподсилен. - Ну, - сказала она, - я... - Вот и хорошо! - подхватила Эсси, кивая. Сейчас займемся организацией. Вы, лейтенант! Отведите нас назад на наш корабль "Истинная любовь", и немедленно. Лейтенант открыл рот, шокированный, но я опередил его. - Эсси, может, сначала увидеться с бригадиром? Она сжала мне руку и посмотрела на меня. Взгляд сочувственный. А пожатие - сигнал Робин-закрой-рот - чуть не сломало мне пальцы. - У бедняжки, - жалобно сказала она лейтенанту, - недавно была серьезная операция. На корабле его лекарства, и он как можно быстрее должен их получить. Если моя жена Эсси решила что-то сделать, лучше сразу дать ей такую возможность. Что она задумала, я не знал, но было совершенно ясно, что мне следует делать. Я стал вести себя, как пожилой человек, недавно перенесший серьезную операцию, и позволил ей повести себя под конвоем лейтенанта по коридорам Пентагона. Шли мы не очень быстро, потому что коридоры Пентагона были заполнены. Лейтенант остановил нас на перекрестке, и мимо нас провели группу заключенных. Почему-то освобождали целый блок камер. Эсси толкнула меня в бок и показала на мониторы на стене. На одном были только надписи: Седьмой комиссариат, Туалеты для заключенных, Причал номер пять и другие. Зато на другом... На втором мониторе было изображение причала, и приближалось что-то большое. Большое, громоздкое, построенное людьми. То, что это не артефакт хичи, видно было с первого взгляда. Дело не только в линиях и в том, что сооружено оно из серой стали, а не из голубого металла хичи. Главное свидетельство - зловещие ракеты, торчащие из гладкого корпуса. Я знал, что Пентагон испытывает шесть таких кораблей, пытаясь оборудовать их двигателем для полетов быстрее света. И я на это не жаловался: ошибки строителей этих кораблей были учтены при сооружении "Истинной любви". Но вооружение кораблей видеть неприятно. На кораблях хичи его никогда не бывает. - Пошли! - рявкнул лейтенант, глядя на нас. - Вы не должны здесь находиться. Идемте. - Он двинулся по относительно пустому коридору, но Эсси задержала его. - Сюда быстрее. - Она указала на стрелку "К причалу". - Запрещено! - выпалил он. - Не для доброго друга Пентагона, который заболел, - ответила она и потянула меня за руку, и мы двинулись в самый запруженный и шумный коридор. У Эсси есть свои тайны, но эта разъяснилась довольно быстро. Сюда вели захваченных террористов с крейсера, и Эсси просто хотела на них взглянуть. Крейсер перехватил украденный корабль, как только тот вышел из полета быстрее света. И выстрелил в него. Очевидно, на борту было восемь террористов - восемь! В корабле хичи, предназначенном для пятерых. Трое выжили и попали в плен. Один был без сознания. У одного не хватало ноги, но он был в сознании. А третий был сумасшедшим. Именно этот третий привлекал к себе всеобщее внимание. Не он, а она, молодая черная девушка - говорят, из Сьерра-Леоне, - и она непрерывно кричала. На ней была смирительная рубашка. По ее виду девушку давно держали в этой рубашке, ткань ее грязна и дурно пахнет, волосы у девушки спутанные, лицо бледное, как у мертвеца. Кто-то окликнул меня по имени, но я вместе с Эсси протискивался вперед, чтобы взглянуть получше. - Она говорит по-русски, - сказала Эсси нахмурившись, - но не очень правильно. Грузинский акцент. Очень сильный. Говорит, что она нас ненавидит. - Я мог бы догадаться, - ответил я. С меня достаточно. Когда лейтенант пробился к нам сквозь толпу, выкрикивая яростные приказания расступиться, я позволил ему оттащить меня, а потом снова услышал, что меня окликают по имени. Значит, это не лейтенант? Это вообще не мужской голос. Голос доносился из толпы переводившихся заключенных, и я увидел, кто это. Китаянка, Джейни как там ее? - Боже, - сказал я лейтенанту, - а ее-то за что арестовали? Он рявкнул: - Это военная тайна и не ваше дело, Броадхед. Пошли! Вам нельзя здесь быть! Нет смысла спорить с человеком, принявшим решение. Я больше его не спрашивал. Просто подошел ближе и спросил Джейни. Все остальные заключенные тоже были женщины, а охранники - все, несомненно, давно не получавшие увольнительные или получившие нахлобучку от кого-то типа лейтенанта, - все они хорошие люди. Смолкли и слушали. - Оди полетел сюда, потому что взяли его жену, - сказала она с таким выражением, словно говорила: "Это запущенный случай сифилиса". - Поэтому мы полетели сюда на шаттле, а как только вышли, нас посадили в тюрьму. - Броадхед, - кричал лейтенант, - это была последняя соломинка. Вы идете, или я вас арестую! - И он положил руку на кобуру, в которой уже было оружие. Эсси улыбнулась ему, улыбнулась вежливо. - Не волнуйтесь, лейтенант, - сказала она, - нас ждет "Истинная любовь". Остается только найти бригадира и решить некоторые вопросы. Лейтенант вытаращил глаза. - Мэм, - он запинался, - мэм, вы не сможете увидеться с бригадиром здесь! - Конечно, сможем. Мой муж нуждается в медицинской помощи, поэтому он должен оставаться на корабле, верно? А бригадир Кассата вежливый человек, правильно? Вест-Пойнт? Курсы манер, вежливости, прикрывания кашля и чихания. И передайте бригадиру, что у нас отличный бурбон, и моему мужу нужна помощь, чтобы его прикончить. Лейтенант с безнадежным выражением ушел. Эсси посмотрела на меня, я посмотрел на Эсси. - Что теперь? - спросил я. Она улыбнулась и погладила меня по голове. - Прежде всего я должна отдать распоряжения Альберту относительно бурбона - и кое-чего еще, - сказала она и произнесла несколько фраз по-русски. - А теперь подождем бригадира. Бригадир пришел вскоре, но к этому времени я о нем почти забыл. Эсси болтала с караульным, оставленным лейтенантом, а я размышлял. И думал я - для разнообразия - не о Кларе, а о безумной африканке и ее почти таких же безумных сообщниках. Они меня пугали. Террористы вообще меня пугают. Прежде были ООП [Организация Освобождения Палестины], и ИРА [Ирландская Республиканская Армия], и пуэрториканское националисты, и сербские сепаратисты, и дети богатых американских, немецких или итальянских родителей, выражающие презрение к своим папочкам, - да, множество террористов, всех сортов и оттенков, но они все были разъединены. И больше всего меня пугало, что они объединились. Бедные и рассерженные научились объединять свой гнев и свои возможности, и теперь не было сомнений в том, что они могут заставить мир слушать себя. Захват одного корабля их не остановит; на какое-то время станет полегче, только и всего. Но для того чтобы решить эту проблему, смягчить их гнев, разрешить их нужды - для этого нужно нечто большее. Лучший и, возможно, единственный выход - колонизация планет типа Пегги, но он очень медленный. Транспорт может перевезти к лучшей жизни ежемесячно три тысячи восемьсот бедняков. Но за этот месяц рождается примерно четверть миллиона новых бедняков, и легко произвести фатальный арифметический подсчет: 250.000 - 3.800 = 246.200 новых бедняков появляется ежемесячно. Единственная надежда - новые гораздо большие транспорты, сотни и тысячи их. Сотня удержит нас на нынешнем уровне. Тысяча излечит сразу и навсегда - но откуда возьмутся эти тысячи больших кораблей? Потребовалось восемь месяцев и гораздо больше моих денег, чем я предполагал, чтобы построить "Истинную любовь". А во сколько обойдется в тысячу раз больший корабль? Из размышлений меня вывел голос бригадира. - Это совершенно невозможно, - говорил бригадир. - Я позволил вам увидеться с ней, потому что меня просили об этом. Забрать ее с собой - это вне обсуждения! - Я подошел к ним, взял Эсси за руку, и он сердито посмотрел на меня. - Еще вопрос о мужчине Уолтерсе и этой китаянке, - сказала Эсси. - Мы их тоже хотим захватить с собой. - Правда? - спросил я, но бригадир не слушал меня. - Что еще, Бога ради? - спросил бригадир. - Не хотите ли, чтобы я передал вам свою секцию Пентагона? Или один-два крейсера? Эсси вежливо покачала головой. - Спасибо, но наш корабль удобнее. - Боже! - Кассата вытер лоб и позволил Эсси отвести себя к креслу и к обещанному бурбону. - Ну, что ж, - сказал он, - Уолтерса и эту Джи-ксинг ни в чем серьезном не обвиняют. Просто они не имели права прилетать сюда без разрешения, но если вы их заберете, мы об этом забудем. - Великолепно! - воскликнула Эсси. - Теперь остается только женщина Уолтерс! - Я не могу взять на себя ответственность, - начал он, но Эсси не дала ему закончить. - Конечно, нет! Мы, конечно, понимаем это. Поэтому обратимся к высшему начальству, правильно? Робин! Позвони генералу Манзбергену. Немедленно, чтобы не было никаких проволочек. Нельзя спорить с Эсси, когда она в таком настроении, к тому же мне хотелось знать, к чему она ведет. - Альберт, - сказал я. - Сделай это, пожалуйста. - Конечно, Робин, - послушно ответил он, только голосом; экран осветился, появился генерал Манзберген за своим столом. - Доброе утро, Робин, Эсси, - сердечно сказал он. - Я вижу, с вами Перри Кассата - поздравляю вас всех! - Спасибо, Джимми, - ответила Эсси, искоса поглядывая на бригадира, - но мы позвонили не поэтому. - Да? - Он нахмурился. - Давайте побыстрее, ладно? У меня важное совещание через девяносто секунд. - Нам потребуется меньше, дорогой генерал. Мы просим приказать бригадиру Кассете передать нас Долли Уолтерс. Манзберген удивился. - Зачем? - Чтобы она помогла нам отыскать исчезнувшего Вэна, дорогой генерал. У него тоже есть ТПП. В общих интересах заставить его вернуть. Генерал добродушно улыбнулся ей. - Минутку, милая, - сказал он и наклонился к своему закрытому от прослушивания фону. Бригадир, возможно, удивился, но сохранил наблюдательность. - Тут отставание, - заметил он. - Разве у вас не мгновенное радио? - Нет, - лживо объяснила Эсси. - У нас корабль маленький, энергии не хватает, - еще одна ложь, - и мы ее бережем. А вот и опять генерал! Генерал ткнул в сторону Кассаты. - Разрешаю, - рявкнул он. - Они достойны доверия, мы перед ними в долгу - и к тому же они могут избавить нас от неприятностей в будущем. Передайте им тех, о ком они просят, под мою ответственность. А теперь, ради Бога, позвольте мне идти на совещание - и не звоните, если только не начнется четвертая мировая война! И вот бригадир ушел, качая головой; и очень скоро военные полицейские привели к нам Джейни Джи-ксинг, несколько минут спустя появился Оди Уолтерс, а гораздо позже Долли Уолтерс. - Приятно снова вас всех видеть, - сказала Эсси, приветствуя их на борту. - Я уверена, у вас есть о чем поговорить, н