правы, и поэтому верим, что сумеем в конце концов победить. А ты? Сам не ведаешь, прав или нет, и только знай надеешься на свое счастье... Он хотел возразить, но тут они въехали в очередную болотную деревушку, пришлось расспрашивать о новостях, а потом подошел Эрб, чем-то страшно довольный. - Эгей, молодой вождь! - крикнул он весело. - Наши друзья валькинги куда как бойко дерутся у себя в горах - посмотрим теперь, как-то они будут выглядеть в море, носом к носу с герцогом Микалегоном! Чего доброго, еще заплатим им должок-другой, а? - Чему это ты так радуешься? - спросил Эйрар. - Покамест мы удираем, и еще никому не известно, сумеем ли удрать... Долговязый рыбак снял стальной шлем и поскреб в затылке: - Да, вождь Эйрар, ну и вопросы ты иной раз задаешь - ни дать ни взять моя сестрица Эрвилла... или священник. Ну что тут ответить?.. Может, просто ветер опять стал соленым? Вот - можно унюхать... хватит уже с нас неподвижных каменных гор, похожих на валькинговские значки! Эйрар заметил: - Это, между прочим, горы Дейларны. - Ну да, конечно... - Рыбак скривился, усердно соображая. Дейларна под Пиком Бриеллы. Горный пик, нависший над холмами нашей Дейларны, и под его сенью уже развелось полным-полно таких, как Виндхуг - рабов, довольных ярмом. Мы, народ Джентебби, в большинстве своем бедняки, но, по мне, лучше жить в бедности, чем так, как иные богатеи-шелландцы! - А что ты скажешь про герцога Микалегона? - Про Микалегона? Да что говорить, молодой хозяин, мы, вольные рыбаки, плохо петрим во всей этой тонкой политике. Нам хватит и того, что мы избрали Загребным старого Рудра - вот уж кто, я тебе доложу, голова! - но вообще-то я кое с кем перекидывался словечком, и все как один говорят: верно, вовсе не худо было бы поставить его над нами герцогом или там королем. Он человек щедрый, да и отваги ему не занимать. Сидит, понимаешь, в своем замке и плевать хотел что на Валька, что на Империю! Это было уже интересно. - Присоединиться к его пиратскому братству - и щипать Империю? Так, что ли? - спросил Эйрар. - Но ведь мы, кажется, восставали против Валька, чтобы вытащить нашу Дейларну из болота, а не затем, чтобы погубить ее окончательно! - Погубить? Да каким образом, вождь? С Микалегоном мы ее никак не погубим. Он живет свободным в своей высокой твердыне на скале Эригу, и с ним его люди. Слышал я, главный зал там разубран еще побогаче, чем в императорском дворце в Стассии. У герцога всякий вечер по шесть блюд на столе, а воинов развлекают хорошенькие танцовщицы, и самые храбрые и прославленные вольны выбирать любых... - Прямо как в Салмонессе, - пробормотал Эйрар и тотчас вспомнил Гитону, отданную герцогу Роджеру. - Да, там, должно быть, великолепно... А что, скажи, эти девушки - они тоже вольны выбирать? Эрб поднял на него глаза, полные искреннего недоумения. - Выбирать? Но они же танцовщицы... и ведут такую жизнь, потому что она им нравится. Ладно, вождь Эйрар, прости старика, никогда не бывшего молодым - откуда же мне было знать, что ты так смотришь на вещи... ну да Бог с ними с танцовщицами. Я к тому, что на Ос Эригу никто ни перед кем шею не гнет, а герцог знай себе отбивает вылазки миктонцев и держит в страхе язычников и не спрашивает у Империи ни дозволения, ни подмоги. Вот это, я понимаю, жизнь для настоящих мужчин, со сражениями время от времени, чтобы не разжиреть! Эйрар не ответил, глядя на металлически блестевшую ленту реки, вновь показавшуюся по левую руку - дорога, уведшая было их прочь, вновь приблизилась к берегу. В глубине души Эйрар начал уже надеяться, что герцог Микалегон подскажет ему ту золотую середину между Бриеллой и Карреной, которую он почти отчаялся отыскать. Однако покамест говорить об этом не стоило: Эйрар был достаточно умен, чтобы спросить себя самого - а если все дейлкарлы отправятся пиратствовать, подобно Микалегону и его людям? И, конечно, неминуемо начнут при этом нападать один на другого?.. "Без Мелибоэ не разобраться", - решил он наконец, а пока он был занят этими мыслями, ивы стали редеть и постепенно пропали совсем, и к западу, сколько хватит глаз, простерлась равнина песка и грязи, потом - чистый песок, а дальше было только синее море и бурые воды Веллингсведена, тихо изливавшиеся в синеву. Это значило, что наступил самый напряженный момент. Всадники замерли в седлах, следя за тем, как Эйрар Ясноглазый смотрит из-под руки в морскую даль, ища корабли, которым следовало там появиться... если только судьба и вправду сулила им вырваться из западни. - Они не пришли!.. - яростно выкрикнул Эвименес, но Эйрар перебил: - А ну гляньте вон туда, на север: что там за светлые пятнышки на горизонте - то появятся, то пропадут? Эй, рыбаки! Не паруса ли играют на солнце? - Ничего не вижу, - сказал кто-то, но Эрб пригляделся и радостно завопил: - Клянусь Колодцем, паруса! Паруса!.. Некоторое время прошло в молчании. Корабли приближались, и вскоре ни у кого не осталось сомнений - это шел Ос Эригу. Шел прямо к ним. Многие воины спешились, разминая ноги, кое-кто начал шарить по седельным сумкам в поисках еды и питья. Вожди советовались, соображая, что предпринять. - Все зависит, - сказал Альсандер, - от того, делал ли уже герцог высадку на берег в этом походе. Если да, он скорее всего примет нас, стоящих вооруженными на берегу, за местное ополчение и валькинговскую конницу, поднятую по тревоге. В этом случае он, пожалуй, решит высадиться и напасть. А вот если он не подходил еще к берегу - кабы он не посчитал нас терциариями, подоспевшими из Ставорны. Тогда он, чего доброго, повернет прочь. Этот человек знает, чти делает, и военного опыта ему не занимать. Он вывел в море всю свою силу ради неожиданного удара - но на рожон не полезет, за это я поручусь. - Не больно по-рыцарски... - заметил Эйрар, на что карренец расхохотался, а Рогей буркнул сквозь зубы: - Настоящие рыцари нынче - вроде господина Ладомира Ладомирсона, сидят по щелям, слушая, как герольды объявляют награды, назначенные за их головы. Когда же рыцарь заплывает жирком, он превращается в герцога Роджера... Ну да не в том речь. Надо бы нам как-нибудь дать знать на корабли, что мы не враги. Но и тогда остается только гадать, как-то еще нас встретят! Да, тут без толку было махать руками с берега - герцог мог счесть, что его заманивали в засаду. Но в это время к вождям обратились шелландцы и предложили пойти поискать кожаную лодку из тех, что были в ходу в здешних местах. С ними отправились Эрб, несколько рыбаков и Рогей - на всякий случай, в качестве посла. - А не поехать ли и тебе с ними? - подтолкнула Эйрара Эвадне, но того одолела внезапная робость при мысли о встрече - вот так прямо, лицом к лицу! - со столь знаменитым воином и вельможей... да еще и вести с ним переговоры! Он пробормотал нечто невразумительное, отговариваясь котенком... Плейандер глумливо усмехнулся, Эвадне заметила его усмешку и тотчас сцепилась с братом из-за какого-то пустяка. Эйрар затосковал и отправился разыскивать Мелибоэ, а воины, рассевшись на песке, знай беспечно болтали между собой, строили какие-то планы... Философ расположился на склоне дюны, аккуратно подстелив плащ и привалившись спиной к жесткому кустику. Доспехов на нем не было; он пристально глядел в море, где уже совсем отчетливо виднелись стройные корабли. - Я хотел бы, - сказал ему Эйрар, - узнать твое просвещенное мнение по одному философскому вопросу. Сам я долго над ним размышлял, но так и не нашел решения по душе. - Что за вопрос? - Казалось, волшебнику было вовсе не до него. - Я к тому, что - неужели по любой дороге можно прийти только в Бриеллу либо в Каррену? Или все-таки есть еще какой-нибудь путь? - Юноша, я отвечу на любой твой вопрос, только, ради всего святого, прекрати изъясняться загадками. Так что тебе от меня надобно? - Вот что... - Котенок гонялся по песку за сухим листиком, и Эйрар рассеянно наблюдал за ним, подыскивая слова. - Вот что: должны ли все люди полностью подчиняться общему мнению, как утверждал тот дезерион, убитый Плейандером? По мне, это все равно, что быть слепым муравьем. А Эвадне говорит, что другой путь всего один - как у них в Каррене: дети слепцов тоже должны просить милостыню. Но какой же дейлкарл на это согласится? Тут послышался крик, люди побежали к реке, указывая пальцами. Эйрар поднялся на ноги: из-за поворота реки появилась лодка. Она шла как-то странно, боком, чуть ли не вприпрыжку. Потом океанские волны приняли и закачали ее. Воины захохотали, когда сидевший в лодке Рогей очень понятным движением свесил голову через борт: где уж ему, сухопутному человеку, было вынести качку. Мелибоэ даже не повернулся в ту сторону: - Они нашли лодку, не так ли? Что ж, значит, мы спасены... и твоя Дейларна, похоже, на время избавлена от обоих зол. Однако я думаю, что девочка в конечном счете права... как правы утверждающие, будто ни один из нас в итоге не уйдет от старухи с косой. Видишь ли... насколько я понимаю, твой идеал - быть свободным и трудиться всем вместе. Тут все хорошо, пока вместе собираются двое-трое - строить хлев или охотиться на медведя. Но если в страну вторглись враги или случилось что-то еще, с чем не справиться поодиночке - что остается делать, как не признать вождем человека, которого добрая половина в глаза-то не видела, а кое-кто даже и не слыхал, что такой вообще есть? Может ли человек отдать больше, чем его верность и сила мышц? Может ли каждый править? Нет, не может. - Я не вижу, каким образом... - Вот заладил - не вижу, не вижу! Сын Эльвара, я могу лишь раскрыть перед тобой книгу, но читать ее ты должен сам. Однако, так уж и быть, помогу тебе разобрать ее по складам... Итак, - начал он, пристукивая пальцем, - допустим, военный вождь избран. Неважно, каким образом. Итак, у него власть. Но ведь он не бессмертен. Если его убьют в битве - считай, все пропало... если только не сыщется человек, способный без промедления занять его место. Вот так, милый мой, и образуются постоянные правительства: верхи, облеченные властью, и доверяющие этой власти низы. И мне известны лишь два способа поддерживать все это в равновесии. Путь Бриеллы - либо путь Каррены. Ну да, тут, конечно, полно всяких тонкостей и хитростей; все они поименованы в книгах - книги, видишь ли, для того именно и существуют, - но ежели покопаться, всякий раз приходишь либо к одному, либо к другому. Как распознать? Да очень просто: если дело решается происхождением - мы в Каррене. А если арифметикой - перед нами Бриелла. И в любом случае те, что внизу, не больно-то свободны... - Есть еще герцог Микалегон, - напомнил Эйрар. Ему до смерти хотелось спросить, какой путь предпочел бы сам чародей, но робость перед философом и боязнь показаться совсем уж наивным сковывали язык. - Да, есть такой, - ответил Мелибоэ. - Вон он там, в море, на кораблях. Ишь как они сгрудились вокруг лодки - верно, смекнули, что она доставила важные новости. Да, приглядись к нему повнимательнее, Эйрар Счастливчик! Вот у кого свобода, так свобода - хочешь, оставайся при нем, а не хочешь - ступай на все четыре стороны... И маг откинулся назад, прислонясь к кусту и обратив взор на море. Эйрар понял, что разговор кончен, но все-таки спросил еще: - А что за опасность ждала меня в Геспелнице? - Случилось такое, чего тебе, пожалуй, до смерти не расхлебать, - загадочно ответил волшебник и отказался что-либо пояснить, лишь почесал подбежавшего котенка под подбородком... Между тем парусники совсем заслонили утлую лодку; на иных спустили пестрые паруса, так что корабли дрейфовали почти неприметно для глаза. Потом донесся еле слышный за расстоянием голос сигнальной трубы. Эйрар напряг зрение и различил, как по палубам засновали крохотные фигурки, как спущенные шлюпки коснулись воды и побежали к берегу по гребням волн, точно водяные жуки. Один из Звездных Воевод окликнул Эйрара по имени. Пора было снова становиться вождем. Следовало позаботиться о Сивальде, в кровь стершем ногу, разобраться с Гиннбредом, клявшимся, будто у него стащили кинжал. Люди столпились у кромки прибоя, Эвименес ругался, пытаясь навести порядок, а конники снимали вьюки с лошадей. ...Эйрару второй раз предстояло путешествие по морю, но впервые - на таком большом корабле, и оттого он слегка растерялся, когда, взобравшись на борт, увидел трапы вниз и вверх - на полуют - и множество грозных с виду воинов, стоявших на шканцах. Корабль показался ему сущим городом на плаву. - Осторожно - третья ступенька, - сказал кто-то над ухом, но предупреждение запоздало - Эйрар запнулся о сломанную доску и едва не упал. Там, наверху, рядом с похожей на огромного кузнечика баллистой стоял в окружении свиты богатырского роста мужчина, казавшийся еще выше оттого, что Эйрар поднимался к нему снизу по трапу. Он был облачен в ржавую кольчугу, продранную на плече, ни дать ни взять лопнувшую под напором могучих мышц, распиравших ее изнутри. Спутанная грива жестких черных волос падала на широченные плечи, густая борода торчала во все стороны, обрамляя лицо, на котором выделялись кустистые брови и широкий нос. - А это, - прозвучал голос Рогея, - благородный господин Эйрар, владетель имения Трангстед, что в Вастманстеде, родовитый и доблестный вождь, уже дважды преуспевший в том, чего карренским Воеводам не удалось еще ни разу - а именно, повергнуть наземь алый треугольник Бриеллы... - Добро пожаловать, Эйрар из Трангстеда! - прогудел богатырь и сам подался на три шага вперед, чтобы пожать Эйрару руку, словно тот был самое меньшее принцем. - По совести молвить, не Бог знает какая честь переплюнуть карренцев - я-то уж всласть пограбил тамошние города, - но чтобы одолеть Пик Бриеллы, надо быть воистину верхолазом! - Карренские Воеводы... - начал было Эйрар, но прежде, чем он успел хоть словом засвидетельствовать их славу и свою собственную скромность - прославленный герцог уже повернулся навстречу следующему, взобравшемуся по трапу. Это был Альсандер. - Хо-хо! - загремел Микалегон и не просто пожал ему руку, - до хруста стиснул в своей. - Вот кому никаких герольдов не надо! Ах ты, старый Мешок Костей!.. Славными ударами мы с тобой обменивались в прежние времена - и, право, я чертовски рад, что ты нынче со мной, а не против меня! Альсид тоже здесь, я надеюсь? С него причитается: его хитроумие однажды стоило мне доброго корабля... - Валькинги, скоты, убили его, - глухо ответил Альсандер, и Эйрар во второй раз удивился ему. Но тут на палубу поднялись остальные; снова зазвучали приветствия, потом началась суета, паруса поползли вверх. Но не успела флотилия повернуть в открытое море, как послышался крик с мачты одного из кораблей, а потом и из "вороньего гнезда" над их головами. Эйрар тоже поглядел туда, куда указывали вытянутые руки, и увидел: вся гладь Веллингсведена, от одного заросшего ивами берега до другого, была покрыта множеством лодок. - Кажется, мы вовремя оттуда убрались, - сказал Альсандер задумчиво. - Должно быть, толковый барон командует ставорненской терцией! Кто хоть раз видел, чтобы валькинги передвигались на лодках? - Я - не видал, - отозвался Микалегон. - Зато кое-кому из них, пожалуй, придется нынче попробовать передвигаться вплавь. Чтобы хорошенько запомнили на будущее, кто в море хозяин. Эй, шкипер! Держи прямо на них! Да приготовьте-ка катапульты! - Лево руля, - тотчас долетело с кормы. Захлопали над головой паруса, корабль стал разворачиваться. Но командир терциариев вовремя почуял опасность - лодки кинулись под прикрытие берега. Герцог Ос Эригу в гневе топнул ногой по палубным доскам: - Вот так всегда - за удачу приходится платить неудачей! Господа, нашему походу конец: в Малом Лектисе о нас уже знают, а в Смарнарвиде - наверняка узнают прежде, чем мы туда доберемся. Шкипер! Курс домой!.. А вас, судари мои, прошу со мной: я желаю вам кое-что показать. 24. СЕВЕРНОЕ МОРЕ. ЧТО-ТО КОНЧИЛОСЬ ...И с этими словами он растворил низенькую дверцу под полуютом - такую низенькую, что даже Альсандер, намного уступавший в росте и Эйрару, и герцогу, был вынужден пригнуться. За дверцей обнаружилось помещение шириной от борта до борта, с окнами по сторонам и койками под ними. Корабль покачивался, по полу со стуком перекатывалась всякая всячина, наваленная в беспорядке. Герцог Микалегон нырнул под поперечные бимсы, поддерживавшие низкий потолок, и грохнул кулаком во внутреннюю дверь: - Эй там, проснулись? Эйрар не расслышал ответа, но Ос Эригу, явно удовлетворенный им, распахнул дверь. Входя следом за карренцами и Рогеем, Эйрар успел заметить что-то яркое, мелькнувшее в лучах света, вливавшегося сквозь широкие кормовые окна... И вот Микалегон отступил в сторону, поклонился и простер руку жестом ярмарочного зазывалы: - Морской орел нынче скогтил золотых фазанчиков, хо-хо! Как, беззаконные собаки, вы еще не на коленях? Неужели вы не узнаете достославную Аурию, принцессу Империи? И точно: перед ними стояла высокая светловолосая девушка в зелено-золотом одеянии, с капризным ротиком испорченного ребенка и маленькой, червонного золота короной на бледно-золотых волосах, уложенных в замысловатую прическу. Эйрару бросилось в глаза, что губы у нее были накрашены. Почтение к Империи сидело все еще крепко: Альсандер первым медленно преклонил колено, за ним Плейандер и остальные, в том числе Эйрар. Никому не хотелось выглядеть невежей и грубияном. Девушка рассмеялась - звонко, точно золотой колокольчик, - но голос прозвучал почти насмешливо: - Спасибо вам, господа - и поднимитесь скорее с колен, не то как бы я не приняла всерьез вашу готовность служить, да не приказала вам выхватить мечи и прикончить этого так называемого храбреца, воюющего против беспомощных женщин. Нет-нет, только не пытайтесь меня убедить, что вы бы повиновались... Ос Эригу хмыкнул в бороду: - Пожалуй, принцесса. Или... а что, может, найдется среди вас хоть один рьяный поборник Империи, которому захочется треснуть меня по башке? Нету? Жалко, я бы предложил ему честный поединок безо всякого вмешательства со стороны... Другое дело, драться-то ему пришлось бы не за Империю, а за нареченную невесту нашего общего друга, четырнадцатого графа Валька по прозвищу Неразумный... Ладно, хватит трепотни! Мы все-таки воины, а не менестрели. Ступайте, голубки, прогуляйтесь по палубе, а мы пока побеседуем. - Нет, что за манеры! - возмущенно топнула ножкой золотоволосая девушка, когда герцог крепко взял ее за локоток, выпроваживая за дверь. Но Эйрар, по правде говоря, пропустил половину сказанного мимо ушей - ибо, поднявшись с колен и услышав "голубки", огляделся в поисках второй, увидел... и точно молния пригвоздила его к месту. Рядом с принцессой стояла еще одна девушка - и откуда-то он уже знал, что будет следовать за Нею... за Нею всю жизнь, только за Нею, хотя бы это было в некотором роде изменой Гитоне и тому идеалу, что жил в его воображении... Она была невысока ростом, но и не мала, с не Бог весть какими правильными чертами лица. Эйрар заметил точеный подбородок, тонкие ноздри... нет, нет, все не то, можно ли словами описать молнию? Он не взялся бы назвать даже цвет Ее глаз, а в голове сама собой зазвенела песня: "Как я узнаю Ее, Единственную? Что я смогу к Ее ногам положить? Только взгляну в Ее глаза и пропою: жизни не жаль - позволь Тебе послужить..." Да, да, именно так; если бы вызов, брошенный герцогом, касался Ее - Эйрар не колеблясь вышел бы на поединок не то что с Микалегоном - со всем его флотом. А окажись Она невестой Валька - впору было бы бросить восстание и Дейларну и последовать за Ней... чтобы только видеть Ее... чтобы служить Ей... - Ми-и-и-иу!.. - запищал котенок в его поясном кошеле. Она, как раз проходившая мимо, остановилась: - Ой, котеночек!.. А можно взглянуть? Плохо соображая, что делает, Эйрар непослушными пальцами распутал завязки. Во всем мире существовала только Она... только аромат Ее волос и одежд... Перепуганный котенок стрелой вылетел из кошеля, не дался ни ей, ни ему, отчаянно прыгнул - и вцепился коготками в обнаженную руку Эвадне. Выругавшись, воительница яростно встряхнула рукой... котенок сорвался и, отлетев прочь, со стуком ударился в нависающий бимс. Бормоча проклятия, Эвадне рассматривала царапины на руке." Эйрар в два прыжка пересек просторную каюту и подхватил полосатое тельце. Русая головка тотчас склонилась над несчастным зверьком, но даже Ее присутствие Эйрар едва ощутил. Котенок дернулся раз, другой - и безжизненно обмяк у него на ладонях. Эйрар скрипнул зубами, слезы застлали глаза. Девушка тихонько всхлипнула, а герцог Микалегон сказал: - Прими, сударь, мои соболезнования. Право, я сожалею, что прискорбная случайность отняла у тебя любимца здесь, на моем корабле. Увы, ни человек, ни зверь не бессмертен. Но к делу, господа, к делу! Эйрар обрел наконец голос и яростно крикнул: - Не случайность! Это был злой умысел - и я требую отплаты! Его рука сжимала кинжал. Герцог сдвинул грозные брови, но Эйрар не заметил. - Государь, - вмешался Мелибоэ, это не такая уж мелочь, как тебе, должно быть, показалось. Для господина Эйрара кошка - своего рода знамя и талисман, приносящий удачу. Идя в бой, его люди несут перед собой на шесте череп огромной кошки из тех, что водятся в горах Драконова Хребта. Утрата котенка для них - не просто плохое предзнаменование, но и оскорбление... - Вот как? Значит, в самом деле требуется удовлетворение! - Герцог опустился за привинченный к полу стол и грянул по нему кулаком, призывая ко вниманию и тишине: - Вот вам мой приговор. Карренец Эвандер, тебе следует полностью признать свою вину и заплатить виру, какую господин Эйрар посчитает достойной. Либо - поскольку, я вижу, здесь речь идет не о ценностях, но о чести - ты склонишь свой штандарт перед кошачьим значком трангстедца; ибо в его жилах течет благородная кровь, а в тебе ее - ни капли. Либо же, если господин Эйрар того пожелает, вы оба возьмете оружие и будете биться по закону Вольного Братства, до пролития крови - но после того пожмете друг другу руки и примиритесь! - Воистину скор твой приговор, государь Микалегон, - заметил Плейандер. - А кто, собственно, дал тебе право творить над нами суд? - Верно, никто, - ответствовал герцог, - потому что у нас, в Вольном Братстве, всякий волен идти своей дорогой. Если хочешь, я сейчас же прикажу спустить шлюпку и высадить тебя точно в том месте, где ты был подобран. Плейандер и Эвадне бросали на герцога испепеляющие взгляды... но возразить было нечего. Эвименес вытащил платок и стал очень тщательно стирать кровь с руки сестры, но стирать было почти нечего - крохотные коготки едва поранили кожу. Эйрар торопливо провел рукой по глазам и пробормотал: - Не надо мне никакой виры. И пожал руку Альсандеру, зато к Эвадне даже близко не подошел. Ему казалось - если бы их свели вместе, он бы не руку ей протянул, а закричал от ненависти или пырнул карренку кинжалом... Наконец они сели держать совет. Вернее, сперва говорили в основном путешественники, рассказывая о своих похождениях. Слово брал то один, то другой, и страсти постепенно остывали, ибо каждому волей-неволей вспоминалась та поддержка и помощь, которую в трудный час они оказывали друг другу. И блики солнца, игравшего в морских волнах, бродили по потолку над их головами. Герцог Ос Эригу слушал их молча и терпеливо, чего на первый взгляд трудно было ожидать от столь шумного и громогласного человека. Когда же они кончили, он сказал: - Надобно и вам знать, что делается на свете и каким образом весь этот императорский курятник оказался у меня на корабле. Мы отправились в набег, имея в виду пощупать торговцев, что ходят по рекам в Бриеллу. И вот, добравшись до сторожевых мысов Малого Лектиса, что бы вы думали мы видим перед собой? Здоровенное корыто под императорским флагом, заштилевшее у берега. Я, понятное дело, отправляюсь туда в шлюпке засвидетельствовать свое почтение, но тамошний шкипер оказался дурно воспитанным негодяем, вдобавок косым на один глаз... Представляете, велел мне убираться подальше и пригрозил проломить камнем дно моей шлюпки. Ну скажите, разве так принято вести себя в море, где властвует Микалегон? Один из моих ребят живо прострелил ему лапу из арбалета, дабы поучить мерзавца хорошим манерам, и мы с парнями забрались на борт. Боже ты мой, как они там забегали! Точно цыплята из-под ястреба. Одним словом, вместо того, чтобы откланяться и распрощаться, стал я оглядываться по сторонам. И скоро приметил этих двух голубок и их братца, как бишь его там?.. - Принц Аурарий, - подсказал один из моряков. - Ну да. Хотя я назвал бы его Смазливчиком, паршивца несчастного. Так вот, когда я их обнаружил, поднялся ужасный крик и плач, дескать, имперский корабль с членами правящего Дома на борту отнюдь не должен испрашивать у меня позволения. Вообще-то мы на Ос Эригу не больно шапки ломаем перед Домом Аргименеса, но до сих пор всегда блюли Мир Империи, так что Стассии на меня дуться вроде бы не за что; какого ж, думаю, хрена они меня так усердно гнали? Со Смазливчиком, вижу, каши не сваришь, взялись мы снова за косоглазого. Надели ему веревку на шею - тут-то он и раскололся, как миленький. Принцесса, говорит, Аурия едет выходить замуж за графа Валька! Тут я смекаю, что корабль-то, стало быть, уже графов, а не имперский, и в самом лучшем виде захватываю его со всем барахлом. Ну то есть я не знаю, - законники, ученые крысы, может, и придерутся к чему. Вернемся к этому вопросу, когда Вальк запросит мира и свою невесту назад! Эйрар глотнул, пытаясь справиться с волнением, и спросил: - А кто... та другая? - Какая другая? Ах да, это же младшая из сестер, Аргира. Если я что-нибудь понимаю, ты на нее уже глаз положил, а? Что краснеешь? Предупреждаю по-дружески: малышка страсть горда и сварлива, как и все Аргимениды. Представь, отвергла сватовство одного из величайших государей Додекаполиса! Из-за этого ее сюда и послали, вернее, сослали. Девочка, кажется, хочет назло папеньке с маменькой выскочить за какого-нибудь валькинговского графа или барона и ведать не ведает, что семейство именно этого и добивается. Да, не приведи Господь иметь дочерей!.. Однако мы с вами, друзья, заплыли в довольно-таки мутные воды. Может, кто из вас разглядит жемчуг на дне? - Почему мутные? - осведомился Альсандер. - Я никаких тайн тут что-то не вижу. - Не прикидывайся простачком, старый Мешок Костей, я так долго дрался с тобой, что вижу тебя насквозь. Ты же прекрасно понимаешь: более чем странно, что великий граф Вальк не выслал должного эскорта навстречу своей царственной невесте. Скажешь, не так? Альсандер опустил глаза; тени ресниц легли ему на щеки. Вместо него ответил Мелибоэ: - Я могу объяснить, в чем тут дело. - Сделай милость, дед, растолкуй. Ах, холера! Будь у меня борода вроде твоей, я бы ее хоть выкрасил, что ли, чтобы выглядеть поживее. И как только тебя твоя старуха еще не выгнала? - Видишь ли, государь, иные люди находят, что седина - спутница мудрости, - ответствовал Мелибоэ. - Позволь спросить тебя: а кто канцлер у нашего графа, столь неразумного, что это сделалось его прозвищем? - Бордвин Дикий Клык, если только его не сместили. - Граф Вальк - лицо избираемое, не так ли? - Говорят, так. - Теперь предположим, что Вальк женился-таки на горделивой златовласой красотке. - Ну, предположили. Дальше-то что? - А вот что. Кто должен наследовать корону нашего всемилостивейшего монарха, императора Аурариса? - Как кто - Смазливчик! То есть принц Аурарий. - Теперь скажи мне, пожалуйста: сколь вероятно, чтобы этот царственный отпрыск в свою очередь породил наследника? Или хотя бы сумел удержаться на троне - ибо вельможи Скроби куда как горды и пылки?.. - Хо-хо, дед, теперь-то я вижу, куда ты клонишь! Аурия с муженьком становятся наследниками Империи! Да, теперь все ясно, как Божий день. Значит, ты полагаешь, Бордвин нарочно подсунул ее мне? Чтобы никакие имперские фигли-мигли не помешали ему стать пятнадцатым Вальком? Хотя погоди, не слишком ли тонкую игру он затеял - ведь принц-то покамест жив и здоров... - ...и послан вместе с сестрами ко двору Валька Неразумного, - подхватил Мелибоэ. - Какая жалость, если там с ним что-то случится. Какая-нибудь роковая нелепость... - Похоже на то, - сказал герцог, - что наш добрый император Аурарис предпочитает валькинговского наследника своей собственной плоти и крови! Альсандер кашлянул, прочищая горло: - Или на то, что сановники Империи готовы передать престол младшей ветви, причем править, разумеется, намерены сами. Нет ли у нашего императора, скажем, какого-нибудь двоюродного брата? Кулак Микалегона с треском опустился на стол: - Ну и клубок, право слово! Вальк метит в императоры, Бордвин хочет стать Вальком, а императору нужен верный меч для поддержания Мира Колодца в подвластных пределах, что бы там ни вытворяли Двенадцатиградье и Дзик. И самое забавное, что в этой игре мы прикарманили ферзя. Золотого ферзя, хо-хо! Теперь вы. Вы-то чего хотите, люди Дейларны? - Свободы от валькингов! - тотчас воскликнул Рогей, и Эйрар согласно кивнул, отметив краем глаза, как скривил губы Мелибоэ. - Этого равно хотим все мы, - сказал Микалегон. - Да, хотел бы я посмотреть на Каррену, если во дворце Стассии засядет валькинг... ведь он, кажется, уже заявлял о своих якобы правах на Додекаполис? - и ни одного сына Колодца, способного его обуздать! - Незачем ломать голову над таким вздором, - презрительно сказала Эвадне. - Даже провонявшая собачьим дерьмом Народная партия... - Да они первые приветствовали бы его! - перебил герцог. - Валькинги ведь и провозглашают народную власть безо всяких наследных титулов и привилегий - только временные выборные должности, которые назначают граф и Совет. Ха, братья-воители, кабы не пришлось вам еще потуже, чем бедолагам дейлкарлам! Им всего-то до смерти надоел нынешний Вальк - а вам, если жить охота, придется искоренить все гнездо! Чародей Мелибоэ бросил на Эйрара выразительный взгляд, словно желая сказать: "Вот тебе, юноша, все тот же вопрос Бриеллы либо Каррены, только поданный иными словами..." - А ну их к бесу! - продолжал между тем Микалегон. - Болтовня о политике выматывает хуже сражения... Да, поговорим лучше о сражениях, которые, я полагаю, вскоре нам предстоят. Ты, старик, как я слышал, сиживал когда-то на военных советах наших нынешних врагов. Как по-твоему, станут они штурмовать Ос Эригу? - Да - если решать будет не Бордвин, а Вальк, - ответил Мелибоэ. - А впрочем, похитив невесту, ты больно задел их державную гордость, так что нападение в любом случае сделалось неизбежным... - Пальцы волшебника барабанили по столу. - Бордвин, пожалуй, больше всего обидится за честь державы, а не за себя самого... хотя кто его знает, может, и наоборот. Мы обсуждали подобные вещи в бриельском Лицее, пока Вальк Неразумный не принял закона о запрещении магии и не выставил философов за порог. Бордвин хотел бы от имени народа валькингов править и Салмонессой, и Двенадцатью Городами; Вальк желает точно так же править от имени Империи, чтобы со временем прибрать к рукам и ее самое, а ты, государь, благополучно объединил обе стороны против себя. Имперским амбициям Валька грош цена, если не вернется принцесса. С другой стороны, Бордвин тоже далеко не дурак и не станет предпринимать серьезных завоеваний, пока у него в тылу, в твердыне Ос Эригу, сидят такие бедокуры, как эти юные вожди из Дейларны и карренские Звездные Воеводы. Не говоря уж обо мне, непритязательном философе, ну, может, самую чуточку сведущем в чернокнижии... Герцог Микалегон сосредоточенно морщил лоб, силясь не упустить нить его рассуждений. Потом, оживившись, расплылся в улыбке: - Ну да, я же совсем забыл - ты ведь у нас волшебник и прорицатель. А ну, предскажи-ка мне судьбу! Хо-хо, мне ни разу еще никто не гадал, кроме одной шарлатанки-провидицы в Большом Лектисе, куда я как-то пробрался переодетым. Она посчитала меня торговцем шерстью и посоветовала продавать ткани, дескать, будет барыш!.. Мелибоэ запустил пальцы в бороду: - Государь, в конечном итоге всех нас ждет смерть... Стоит ли заранее выяснять, какая именно? Ведь избежать ее нам все равно не дано... - Э нет, дед, так просто ты от меня не отделаешься. Не ленись, давай предсказывай, что ждет нас в этой войне. И вот еще: как бы мне обрести мир и зажить в довольстве, не прикладываясь к Колодцу? - Ты хочешь, чтобы я сделал это при всех?.. - Да, хочу. Такова моя воля. Мелибоэ нахмурил белоснежные брови... но без дальнейших возражений извлек из отделений своего вместительного кошеля несколько щепотей разноцветного порошка, перемешал на столе и предложил Микалегону поджечь снадобье собственными кресалом и кремнем. Сам же начертил пентаграмму и, вытащив Книгу, принялся читать заклинания. Это было Великое Зримое Предсказание! Эйрар тотчас узнал его, хотя сам ни разу не видел, как исполняют его настоящие маги, мастера. Порошки загорелись. Серой змейкой поднялся дымок и, не рассеиваясь, собрался под потолком в плотное неподвижное облачко. Сидевшие смотрели на него, задрав головы и покачиваясь в такт движениям корабля. - Амадор, воладор, амблисектон... - пропел Мелибоэ, и прямо на глазах облачко стало светлеть, заклубилось, потом словно бы отвердело - и внутри него возник сказочный замок, стоящий на тучах. Нет, не на тучах; это океан омывал подножие замка! Крепость поворачивалась, как если бы зрители сидели в лодке, проплывающей мимо. Казалось, стояла ночь - сумрак опустился на стены и высокие башни. В крохотных окошках замерцал свет, как будто там, внутри, шло веселое празднество. Только вот почему-то не было видно гостей, съезжающихся в замок по опускным местам... И вдруг смотревшие ахнули! Из одного, потом из другого окошка вырвался язык огня! Вот стали неслышно проваливаться остроконечные кровли башен... у герцога вырвался яростный крик, но повелительный жест Мелибоэ заставил его умолкнуть. - Эперуаторьон модокаххус... - Облачко заклубилось вокруг обреченного замка и скрыло его, потом вновь прояснилось. Ударил свет, почти невыносимый для глаза. Эйрару показалось, будто кто-то простерся ниц в огромном, величественном зале, выложенном плитами белого и черного мрамора; по сторонам были видны башмаки и юбки придворных. Потом картина сменилась - и вот уже крохотный герцог Микалегон в темно-фиолетовых штанах, при мече, в золоченой кольчуге и белом плаще, украшенном изображением морского орла, гордой походкой шествовал по роскошной мозаике пола, а в вороных, как грозовая туча, кудрях его поблескивала седина, которой нынче не было и в помине. Мужчины и женщины провожали его взглядами, почтительно расступаясь... Подойдя к ступеням у подножия трона, он опустился на одно колено и склонил голову, - ярко сверкнула золотая корона. А на троне... Эйрару на миг померещилось, что у королевы были черты принцессы Аргиры - или, быть может, смуглолицей Эвадне?.. - Но приглядеться как следует он не успел: взвился туман, облачко рассеялось, и Микалегон разочарованно прогудел: - И это все, что ты можешь мне предсказать? Да я и сам справился бы не хуже! Неведомо откуда взявшийся трупный смрад полз по каюте, от него подступала слабость и ощущение болезни, от которой лишь смерть способна избавить... Чародей пожал плечами и сдул со стола кучку золы: - Ты вовсе не обязан следовать пути, который я тебе показал, твоя воля остается свободной. Этот путь - всего лишь самый благоприятный среди многих возможных. Иные, увы, кончаются не столь хорошо... Но до чего я устал! Не найдется ли здесь глоточка вина? - Не родился еще тот, перед кем я по своей охоте преклонил бы колено, - проворчал Микалегон. - А тому, кто вздумает подпалить Ос Эригу, придется сперва проломить головы всему Вольному Братству и мне заодно. Ладно, ну их к дьяволу, все эти колдовские фокусы! Поговорим о насущном. Итак, они нападут. Но какими силами, и кто будет полководцем? Это все, что нам требуется знать - не так ли, а, старый Мешок Костей?.. Он обращался к Альсандеру, и карренец ответил: - Именно так. - Четвертая терция - несомненно, - продолжал герцог, думая вслух. - Она стоит сейчас в Ставорне... и подчиняется лично графу Вальку. Она-то уж точно пожалует ко мне под стены; с нею мы, полагаю, сойдемся на равных. Но как насчет Восьмой, сидящей обычно по укреплениям Норби, по всему Шелланду и Белоречью? Достаточно ли влиятелен Бордвин, чтобы она не двинулась с места? А свежая Двенадцатая? Заменит Восьмую - или отправится на юг, в какой-нибудь заморский поход? Вот сколько вопросов, и не помешало бы ответить на них. - Средство есть, - сказал Эйрар. - В бою на дороге, о котором мы рассказывали тебе, государь, были взяты три пленника - как раз из той самой Двенадцатой. Вели привести их и допросить. Мне приходилось уже убеждаться, что простые воины бывают сговорчивее предводителей. - Тех троих больше нет, Эйрар, - сказал Альсандер. - Я велел убить их перед уходом из Геспелница: боялся, что они сбегут во время перехода и выдадут нас. - И это только доказывает, - заметил герцог, - что даже и медным айном не следует пренебрегать: не оказался бы, чего доброго, этот айн платой за вход в райские врата. Ну что ж, ничего не поделаешь. Однако давайте же подкрепимся! Старик, я смотрю, вот-вот упадет! Эйрар промолчал. Альсандер тоже - да и, пожалуй, правильно сделал. 25. СЕВЕРНОЕ МОРЕ. ТРЕТИЙ СКАЗ О КОЛОДЦЕ Эйрар помнил, как скрипели и постанывали, идя под парусами, рыбацкие шхуны; этот корабль - пел. Ветер, гудевший в снастях, выводил низкую басовую ноту, искрящиеся брызги разлетались из-под форштевня, море переливалось сапфировой синевой, а над головой выгибались пронизанные солнцем огненно-алые паруса. - Тяжко терять друга, - сказала Она. - Но ответь мне, что именно ты потерял? Его телесное присутствие? Или его преданность и любовь - и свою любовь к нему тоже? Если присутствие, его уже не вернуть никакими слезами. А если любовь... мне кажется, ее нельзя вот так потерять. Любовь можно убить только предательством... - Спасибо, милостивая госпожа, - ответил он. - Ты так добра ко мне... ("И не только добра, но и прекрасна, прекрасна!.." - стенало все его существо. Ее присутствие рядом доставляло почти физическую боль.) - Ох, если ты намерен корчить из себя царедворца, отправляйся к Аурии. Она это оценит. Ей только подавай галантные беседы! А я выросла у крестьян с холмов Скроби и предпочитаю речи попроще... - Что ж... - выговорил Эйрар. - Мне было жаль, собственно, не столько утратить котенка... сколько утратить его именно таким образом. Лучше бы я отдал его какой-нибудь шелландской хозяйке. Тебя, говоришь, воспитывали в деревне, ну, а я родился крестьянином. В наших краях не принято так обращаться с домашней зверюшкой... И потом - помнишь, что сказал Мелибоэ насчет символа и талисмана? Я тоже смыслю чуточку в магии, но что он имел в виду - не разберусь. Она выслушала, не перебивая, но потом заметила: - Только не говори мне о своей магии... она запрещена нам, членам императорского Дома, согласно Закону Колодца. Мне кажется, ты просто имел в виду, что карренский Воевода поступил жестоко и неосторожно. - Да... примерно это я и хотел сказать. Но не будешь ли ты так любезна, добрая госпожа, поведать мне - что вообще говорят при дворе о Воеводах? - О, это без сомнения величайшие воины и полководцы из всех, когда-либо живших на свете, но... очень уж большие смутьяны. Они как бы не из нашего времени; им следовало бы жить в Серебряную Пору, когда мы еще воевали с язычниками. Нам больше подходит Народная партия, которая верует в Колодец и Сынов Колодца... так, во всяком случае, говорит мой папа. Залитый солнцем корабль раскачивался на волнах, и вот Ее плечо коснулось его плеча. День был холодный, но все тело так и охватило жаром. "Она принцесса!.." - подумал он и застонал про себя. Потом неловко пошевелился и сказал: - Колодец, Колодец. Все время Колодец. Если я правильно понимаю тебя, с этим тоже не все так уж гладко? Она засмеялась и погрозила пальцем: - Что за допрос! Фу!.. Ни дать ни взять ты явился из Ураведу, как моя пра-пра-бабушка по имени Край... вот уж была, между прочим, крестьянка - не чета нам с тобой, несмотря на то, что мы оба выросли в деревне. Однако сюда идет мой брат - я полагаю, как всегда готовый защитить меня от посягательств злых людей... Эйрар обернулся. Сперва он решил, что принц был постарше него, но потом заметил, что так казалось из-за мешков под глазами на лице капризного, испорченного юнца. У принца был широкий подбородок, но узкая голова и по-ураведийски темные волосы, покрытые роскошной шляпой золотисто-желтого цвета. Он был невысок ростом, но даже на качающейся палубе умудрялся выступать напыщенно-важно. Принцесса Аргира сделала реверанс; Эйрар сдернул шапку и отвесил глубокий поклон. Его слуха достиг смешок моряка, стоявшего у штурвала. - Позволь представить тебе, - сказала Аргира, - господина Эйрара из Трангстеда, что в Вастманстеде, доблестного поборника Дома, Колодца и так далее. Принц Аурарий сделал приветственный жест, ни дать ни взять командуя "вольно" легионам. - Наши верные слуги никогда не будут нами забыты, - жеманно пришептывая, ответил он согласно этикету. - Сестрица, киска моя, наш достойный друг и доброжелатель Ос Эригу кое-что передает нам; следует обдумать ответ. Я попросил бы тебя сопровождать нашу сестру... - Он повернулся уйти, и девушка последовала за ним. Но вдруг принц оглянулся и смерил Эйрара взглядом: - Отлично сложен, хм, хм... Мы будем ждать тебя в сумерки в наших апартаментах. - Если ты не придешь - никто тебя не накажет, - приложив ладошку ко рту, шепнула Аргира. Показала брату в спину язык и поспешила за ним. Но Эйрар все-таки пошел к нему после ужина, - не из почтения или страха, больше из любопытства. Принц возлежал на кушетке, заваленной шелковыми подушками; в воздухе плавал аромат курений, которые привозят с далеких островов Юга. Каюта принца оказалась не особенно велика, но, тем не менее, в ней хватало места и для хозяина, и для двух белокурых юношей, боровшихся по-стассийски - вытянув руки вперед и сцепив пальцы. Тугие узлы мускулов перекатывались на обнаженных телах. Слуги впустили Эйрара, и Аурарий хлопнул в ладоши: - Довольно. Мы объявляем победителем Балиньяна, выигравшего две схватки из трех. А теперь оставьте нас: мы хотим побеседовать с нашим подданным из Дейларны. - Я побил бы его, ваше высочество, если бы корабль не качнуло, - подбирая с полу сорочку, надул губы один из борцов. - Позвольте мне еще раз попробовать! - В другой раз, - изящно отмахнулся принц. - Эта забава начинает надоедать нам... Второй борец молча натягивал одежду; Эйрар изумился выражению капризной ненависти, мелькнувшему на его лице. - Поправь фитилек хризмы, - сказал принц Аурарий, когда они вышли. - Как бишь твое имя, дейлкарл? - Эйрар сын Эльвара из Трангстеда... господин, - отвечал Эйрар, вовсе не в восторге от его снисходительно-величавого тона. Ему была гораздо больше по сердцу простая, дружеская манера, которой придерживались Звездные Воеводы, герцог Микалегон и даже принцесса Аргира, однако он сказал себе, что так уж, видно, было заведено в императорском дворце Стассии - и не захотел выглядеть невежей. - Сразу видно, что тебе редко случалось бывать при нашем золотом дворе, - заметил принц. - Иначе ты бы знал, что к твоему будущему императору и властелину следует обращаться "ваше высочество". Какими умениями ты обладаешь, Эйрар? - Я немного смыслю в волшебном искусстве, ваше высочество, но этим умением я предпочитаю не пользоваться. - И правильно делаешь, ибо оно под запретом. Поди-ка сюда... Он ущипнул Эйрара за руку. - О, какие мускулы! Клянусь, ты уложил бы Балиньяна на обе лопатки, да, пожалуй, и Гарруса. А в чем кроме чернокнижия ты еще преуспел? - Еще я немного умею сражаться, ваше высочество. Принц снисходительно улыбнулся. - Мы, представители цивилизованных народов, считаем это не искусством, но варварством. Только варвары способны калечить прекрасные молодые тела ради того, чтобы похвастаться силой. Вот почему наш мудрый закон не допускает к высоким должностям воинов; после посещения Колодца ты должен был бы придумать себе иное занятие. Что мы можем сделать для тебя, Эйрар?.. Кстати, каким образом тебе досталось подобное имя? Пожалуй, оно могло бы принадлежать члену Дома; мы не вполне уверены в твоем праве носить его... - Ваше высочество, это имя издревле передается в нашем роду, - отвечал Эйрар, предпочтя обойти молчанием первый вопрос: было в этом принце нечто такое, отчего у Эйрара вставали дыбом волоски сзади на шее. - Не страшно. Мы даруем тебе разрешение носить его и далее. Принц вновь улыбнулся, его нога оказалась подле ноги Эйрара, но при следующем же броске корабля трангстедец отодвинулся, сделав вид, что всему виной качка. Улыбка на лице Аурария казалась приклеенной. Он сказал: - Ты еще не ответил, что мы можем сделать для нашего верного подданного и слуги. Кстати, нам доставляет особое удовольствие вливать, так сказать, новую кровь в жилы древних стран. Даже, если ради этого приходится раздавать титулы дейлкарлам, среди которых вообще нет благороднорожденных... Он помолчал, выжидая, чтобы укол попал в цель. Эйрар успел подумать о том, как, должно быть, судили о его происхождении Аргира и остальные, ведь достигли же их ушей какие-то разговоры о его происхождении - вплоть до недоброй памяти поспешного заявления у врат Салмонессы. Принц Аурарий сказал с прежней улыбкой: - В Скроби полным-полно имений, которым недостает лишь крепких хозяев. Впрочем, не лучше ли обсудить это за бокалом вина... Он уже собрался хлопнуть в ладоши, но Эйрар остановил его отчаянным: - Ваше высочество... Улыбка пропала: - Говори, мы слушаем. - Как же я могу владеть имением в пределах Империи, если на мне - ее проклятие? - Как, ты не испил?.. - Из Колодца Единорога? Нет, ваше высочество. - Ну, это легко поправить. Как только ты пригубишь, никакие проклятия более не властны. Но и это мы можем обсудить... в более непринужденной обстановке... Пот покатился у Эйрара по спине и выступил на ладонях, хотя в каюте было не жарко. - Ваше высочество, не сегодня. Мои люди... - Не бойся Балиньяна, это всего лишь слуга. - Ваше высочество, я... Принц Аурарий вздохнул и лениво откинулся на подушки: - Что ж... значит, в другой раз. Разрешаем удалиться. ...На другой день солнце уже клонилось к западу, когда Эйрар увидел Ее на том же месте, у поручней. Она удивленно посмеялась над его мрачной неразговорчивостью; лишь через несколько минут она сумела вытянуть из него, что-де ее братец склонял его к служению Колодцу: истинную причину Эйрар так и не назвал. Аргира взволнованно играла пальцами, словно разматывая невидимую нить. - Не хотела бы я, чтобы ты... чтобы вообще кто-то принимал это служение, - сказала она наконец, и теперь уже она надолго замолкла, между тем как Эйрар не сводил с нее вопрошающих глаз. Всей Дейларне было известно, что и процветанием и самим своим основанием Дом Аргименеса был обязан именно Колодцу, этому чуду Вселенной. Он рад был бы спросить, но почтение сковывало уста, и спустя время она заговорила сама: - Сказать, почему? - Если желаешь, милостивая госпожа... - Да оставишь ты когда-нибудь титулы! И как только не надоест? Вот Аурия, та... а впрочем, слушай... - И она поведала ему эту историю, сидя на нижнем брусе громадной баллисты, прислонившись спиной к поручням, кутаясь в теплый плащ от свежего морского бриза, что шевелил ее волосы, снова и снова роняя на лицо русую прядь - принцесса убирала ее, едва замечая. - Колодец - Колодец Единорога - считают сокровищем нашей семьи. Вы, дворяне Дейларны, с завистью смотрите из-за моря и думаете, какое, должно быть, счастье обладать этим чудом, способным исцелить любую душевную рану. Но задумывались ли вы о цене умиротворения, которое он приносит? Ведь умиротворение одного может стать несчастьем другого. Некогда у меня был братик чуть постарше меня самой - славный, веселый мальчик; мы вместе росли. По обычаю нашего Дома, мы, дети, воспитывались в крестьянской семье на западе, в Скроби. Видишь ли, мы, Аргимениды, считаем, что будущие правители должны хорошо знать свой народ и его нужды. В те дни предполагалось, что я со временем выйду замуж за какого-нибудь знатного заморского государя, а для Аурии подыскивали жениха поближе, в графствах внутри страны. Она ведь должна была наследовать после братика, а Дом не желал в случае чего никаких иноземных претендентов на трон... Хотя теперь сомнительно даже, останется ли наш Дом правящим!.. ...Хутор, где мы воспитывались, стоял среди чудесных зеленых холмов. Я хорошо помню, как они покатыми волнами уходили вдаль, эти холмы... Ты был когда-нибудь в Скроби? Нет?.. Крестьяне, жившие там, были нам добрыми воспитателями и во всем поступали с нами точно так же, как и со своими собственными детьми. У нас были даже обязанности! Я, например, училась ходить за коровами и доить - да, из-под этих самых пальцев брызгало в подойник теплое молоко... А мой братик вместе со жнецами вязал снопы и вместе с ними возвращался, распевая песни, домой, и пил домашний сидр у костров, которые мы жгли по ночам каждую осень... Как же мы были тогда счастливы!.. На праздник Зимнего Солнцеворота нас обычно забирали назад во дворец. Мы уезжали по снежной дороге на санях с колокольчиками, с эскортом всадников, распевая веселые песни. Однажды нам было позволено взять с собой Бардиса. Дорогою он заметил песца, которого собаки выпугнули из чащи; Бардис вскочил на ноги в несущихся санях, выстрелил из лука и уложил его. Я помню: все вокруг было белым, на белом снегу лежал белоснежный песец, а рядом - алое пятнышко крови. "Как красиво!" - воскликнул мой братик, но я очень обиделась, когда Бардис снял шкурку и подарил ее Бродри, а не мне. Я даже плакала потом ночью, в постели. Сейчас бы я, конечно, не стала плакать из-за таких пустяков, а тогда... хотя я думаю, дело было не столько в Бардисе, - понимаешь, я уже привыкла считать своим домом хутор, и вдруг опять оказалась в огромном, холодном дворцовом мраморном зале с его барельефами и каменными кружевами, на огромной кровати с парчовыми занавесями. И мама... она была ласкова со мной... но всегда оставалась величественной императрицей... все время такой царственной, понимаешь? Она как будто не слушала, когда я пыталась рассказать ей о хуторе. Аурия же все время надо мной издевалась, дразнила меня "принцессой Мяу" и твердила, что если я вообще выйду когда-нибудь замуж, то разве только за какого-нибудь светловолосого языческого принца из Дзика... Эйрар сделал движение, и она спохватилась: - Ой, да, Бродри и Бардис, я совсем забыла, ведь ты их не знаешь. Бардис был сыном наших приемных родителей. По мне, так он был куда лучше всех этих знатных придворных юнцов. Он был таким сильным и столько умел... а они годились только плясать и хихикать, да еще разливаться соловьями перед девушками, ну, знаешь, нашептывать всякую чепуху вроде "О моя красавица!.." Я-то прекрасно знала, что никакая я не красавица - обычная застенчивая девчонка, ну точно как... Бардис - он тоже погибал от смущения, попав ко двору. Аурия мне быстро указала все мои недостатки; она говорила, что у меня ножки-соломинки и ужасный крестьянский загар. Все правильно, и Бардис в самом деле подарил песцовую шкурку Бродри, а вовсе не мне. Она доводилась ему двоюродной сестрой и жила на хуторе по соседству, так что мы часто ходили друг к другу и помогали в разных работах - и сеяли вместе, и убирали. Из всех девчонок она была моей самой близкой подругой - сколько ночей мы провели в одной кроватке бок о бок, сколькими секретами поделились! Одним из таких секретов было, что она, кажется, начала нравиться моему братику - он всегда подавал ей руку, переходя по камешкам речку, и очень уж нежно целовал, когда мы здоровались, приходя в гости. У девушек, знаешь ли, острый глаз на такие дела. Она часто говорила об этом и все обдумывала, что сказать и как поступить, если однажды он заговорит с ней о любви. "Ведь он - наследный принц и станет когда-нибудь императором", - пугалась она, а я отвечала ей: "Ну и что? Если ты хочешь быть с ним и стать матерью его детей, никто ведь не воспрещает. Ты же знаешь нерушимый закон нашего Дома, установленный еще королем Аргентарием: наследники не должны вступать в брак только из династических соображений. Вот и наша мама была всего лишь дочерью небогатого рыцаря Бреммери..." "Ах, - вздыхала она и обнимала меня в темноте. - Я и сама не ведаю, чего хочу! Аргира, мне кажется, я люблю, но не знаю, кого - то ли твоего брата, то ли Бардиса... Как странно, правда?" В этом я при всем желании не могла ей помочь. Мой братик был таким жизнерадостным и веселым, он умел читать и управляться с цифрами лучше всякого мага, он знал древние сказания... Сколько вечеров провели мы на хуторе у очага, грызя орехи и лакомясь печеными яблоками! Весь дом спал, а мы не замечали позднего часа, слушая какую-нибудь легенду, которую рассказывал братик... Да, он был во всем молодец. Нельзя было хоть раз увидеть его и не полюбить. С другой стороны, Бардис тоже был жених хоть куда. Я так завидовала Бродри! "Вот счастливейшая из девушек, - думала я. - Такие ребята!.. А мне идти безо всякой любви замуж за какого-то иноземного принца..." Мы очень дружили, все четверо; трудно было даже подумать, чтобы кто-то выбрал кого-то и наше братство распалось. Так дело и шло до тех самых пор, пока после зимнего праздника Бардис не подарил Бродри песцовую шкурку. Грустным было то возвращение домой, на хутор! Мы ведь знали, что наше воспитание у приемных родителей подходило к концу: весной, в первое новолуние после сева, нас заберут во дворец. Братику предстояло поехать с посольством в какую-нибудь страну - учиться придворному обхождению, а мне - сидеть дома и ждать, пока чужеземный вельможа не позарится на императорское приданое и не согласится взять в жены застенчивую деревенскую девку, то есть меня... Так вот, вернулись мы домой, и я очень скоро заметила, как переменилась Бродри. Она больше не была откровенна со мною. Нет, я не берусь осуждать ее - но как только речь у нас заходила о Бардисе или о братике, как будто опускалась завеса, и она говорила о них, точно о полузнакомых. "Она сделала выбор, - думалось мне. - И не хочет говорить, чтобы каким-то образом не сделать мне больно!" В этом, как потом выяснилось, я ошиблась; но зато я очень ясно видела, что наша дружба перестала быть, как прежде, безоблачной. И вот настал день в самом начале весны, когда братик спозаранку отправился к Бродри на хутор, а мы с Бардисом что-то делали дома. Около полудня мы отправились их искать и пошли по тропинке через лесок на холме между двумя хуторами. Горб холма приглушал наши голоса, так что мы наткнулись на них совсем неожиданно. Взобрались на вершину, обошли старый дуб, глядь - а за ним целуются мой братик и Бродри. Я помню - у нее из руки падали на землю фиалки, собранные в лесу... Она первая заметила нас и испуганно отшатнулась, а потом повернулась к Бардису и взмолилась: "Прости меня! Прости!.." "За что? - спросил братик. - Разве не следует радоваться друзьям, если двое из них решили навек скрепить свою дружбу? А именно об этом я и хочу вам всем объявить!" И он вновь потянулся к ней, но тут Бардис преклонил перед ним колено, и я видела, как побелело его лицо и напряглись губы. Он сказал: "Я рад за тебя... мой повелитель и принц..." А Бродри вдруг заплакала: "Ой, что же я наделала! - и прижала руки к щекам, а Бардис все стоял коленопреклоненным, низко опустив голову. - Простите меня, - продолжала она, - ведь теперь получается, что я вам обоим дала слово... а сдержать его смогу только перед кем-то одним... но перед кем, я до сих пор не знаю!" Мой братик так и переменился в лице: подобного с ним никогда еще не бывало. Он спросил Бардиса: "Это правда?" "Господин мой..." - начал тот, но братик перебил: "Не желаю слышать никаких титулов!.. Я-то думал - мы друзья! Но ты, ты..." - и он яростно взглянул на Бродри, и на миг мне показалось, что он был готов ударить ее. Но она встретила его взгляд так гордо и вместе с тем с такой жалостью, что он не поднял руки. Он сказал: - "Нет, я вижу, ты не дурачила нас, ты в самом деле не могла разобраться. Стало быть, мы вправду дружили. Но теперь наша дружба распалась..." Никто из нас не произнес ни слова, и он, помолчав, продолжал: "Задали вы, друзья, задачку вашему принцу... - и довольно резко обратился к Бродри: - Ну так что - выбрала наконец? Должно быть, ты полагаешь, что одержала победу, рассорив друзей?" Она покачала головой: "Разве это победа!.." "Что ж, даже и в это я... почти верю, - сказал тогда братик. - И уж поверьте и вы мне, что я тоже не ищу никаких побед, а хочу, если возможно, сберечь нашу давнюю дружбу: это ведь самое большое наше богатство. И я вижу только один способ - всем вместе отправиться к Колодцу Единорога и испить из него вчетвером. Ты, Бардис, я знаю, жаждешь воинской славы. Ты хочешь, подобно древним героям, с мечом в руке обойти пределы Вселенной. Помнишь, как мы вместе мечтали?.. Теперь выбирай. Ибо я не вижу, каким образом Бродри может достаться одному из нас, не разрушив нашего союза, - разве только у кромки Колодца, куда единорог обмакнет свой завитой рог... Если вам ведом иной путь - научите меня!" "Это верно, - откликнулась Бродри. - Я во всем виновата: я согласна пойти к Колодцу." "А ты, кисонька?" - обратился ко мне братик. "Ну, если тебе того хочется, - ответила я. - Я же не участвовала в вашей ссоре..." "Значит, примешь участие в примирении", - сказал он, и я видела, как он надеялся, что Мир Колодца отвлечет Бардиса от Бродри и, может, заставит его обратить внимание на меня. Я-то знала, что на это надежды немного, но кивнула: "Да, я поеду". Бардис тем временем поднялся с колен и нахмурился: "Сдается мне, все без толку. Любовь, я слыхал, такая штука, что даже Единорогов Колодец не может ни изменить ее, ни направить. Но коли вы трое собрались идти - за мной дело не станет". И вот в разгар весны мы совершили паломничество. Под мраморной аркой Колодца мы все взялись за руки и испили, как велит обычай, пригубив из чаш друг у друга, а потом долго сидели возле врат, советуясь, как же быть дальше. И наконец порешили оставить все как оно есть, пока братик не вернется из своего посольства: пусть, значит, чудесная вода успеет толком подействовать. Помнится, мы были счастливы и спокойны... и ссора как бы уже позабылась, ни один из нас не сомневался - все кончится хорошо. Один только Бардис говорил неохотно, и мы за то его упрекали. Откуда же было нам знать, что этот вечер у врат Колодца - наш самый-самый последний, что никогда уже нам не бывать вместе, что я никогда, никогда больше не увижу своего братика... - Как так?.. - спросил Эйрар изумленно. - Прости великодушно, но до сих пор что-то я не слыхал, чтобы Колодец даровал умиротворение в смерти! - Кто говорит о смерти? - сказала Аргира. - Просто его посольство отправилось в Наарос, а потом... к мерзостному двору Салмонессы. Это там мой брат Аурарий нахватался манер и повадок, от которых... да ты их, кажется, имел уже наблюдать. Уехал мой братик, а вернулся... чужой человек... Он стал так мало похож на Аргименида, что поговаривают даже - хоть сам он про то, конечно, не знает, - не лишить ли его права наследования да не сделать ли Аурию императрицей... Эйрар пытался выговорить какие-то слова сочувствия - и не мог сыскать достойных. - А что же... остальные? - спросил он в конце концов. - Те двое... и ты. Даровал ли вам Колодец... лучшее умиротворение? - Бардис и Бродри уже поженились, я думаю, - сказала Аргира. - Я, впрочем, ни разу не видела их с тех пор, как Аурарий вернулся из посольства. Что же до меня... я еще не нашла успокоения. Быть может, я обрету его в замужестве... или в отказе от того единственного, которое мне пока предлагали. Меня, видишь ли, собрались было выдать за Стенофона, пермандосского тирана... спадарионишку несчастного. Я сказала им: чем к нему, лучше уж я наложу на себя руки. Вот тогда-то меня и отправили в это путешествие. В ссылку, вернее сказать! 26. ОС ЭРИГУ. КУБОК ВОЙНЫ Ос Эригу медленно вырастал из моря. Сперва - всего лишь тень у горизонта, затем - словно бы серый перст, указующий в небеса, на фоне чуть более светлого берега, видневшегося за ним. И постепенно взгляду предстал точь-в-точь сказочный замок из колдовского облачка Мелибоэ. Океанские волны омывали его подножие, так что трудно было сказать, где кончалась каменная кладка, сооруженная руками людей, и начинался природный камень скалистого мыса, служившего основанием замку. С восточной, обращенной к берегу стороны крепости в беспорядке громоздились валуны, меж которыми плескался прибой, а поверху проходил мост, опиравшийся на стройные арки. Посередине моста был устроен подъемный пролет; он был разведен и походил на пустую ладонь, простертую к берегу в запрещающем жесте... - Никак у нас незваные гости! - нахмурился герцог Микалегон. - Я велел держать мост опущенным! Зато карренец Плейандер с трудом переводил дух от восторга. - Я никогда прежде не видел твоей крепости, государь, - сказал он. - Братья говорят, будто я кое-что понимаю в осадах и стенах; так вот, твой замок - поистине один из замечательнейших и самых неприступных в пределах этого мира! Ветер тянул с востока. Корабли обошли замок со стороны моря, где стены, окутанные пеленой брызг, были пониже. Внутренние строения уступами вздымались к сердцу цитадели - главной башне, сложенной из черного железного камня окрестных гор. Башня, мнилось, искоса поглядывала на них крохотными глазами окошек; очень высокая, она тем не менее выглядела приземистой и чем-то похожей на громадную жабу. Никакого флага не взвилось над башней, когда корабли миновали мол, и, попав в затишье у пристани, сбросили паруса и приготовили весла, чтобы причалить. Набережная была вымощена все тем же темным камнем. Возле нее стояло судно, нуждавшееся, как видно, в починке: стеньги были сняты, а палубы - сплошь завалены парусами и такелажем, брошенным в беспорядке. На причале валялся распотрошенный и позабытый тюк; конец размотавшейся ткани печально свисал вниз и плавал в воде. Ближе к берегу пирс был снабжен воротами наподобие опускной решетки. Герцог Микалегон, окруженный воинами, первым сошел с корабля и велел трубить в рог, возвещая о своем прибытии. Эйрар обратил внимание, что люди герцога шли беспорядочной ватагой, даже не пытаясь маршировать стройной колонной, подобно терциариям Бриеллы, Шагал с ними и Висто. Имперские пленники составляли отдельную группку. Принцесса Аурия выступала гордо, не глядя ни влево, ни вправо. Принца Аурария вели под руки двое юношей-борцов; он прижимался то к одному, то к другому, хихикая и что-то нашептывая. Эйрар попытался протолкаться к принцессе Аргире, но не сумел. Внутренний двор крепости оказался ужасающе захламлен, да и пахло там, как в свинарнике. Эйрар с Эрбом отправились осмотреть помещение, выделенное вольным рыбакам-копьеносцам в пристройках у северной стены, и ему там совсем не понравилось. Однако в тот вечер герцог давал пир в зале совета - длинной, насквозь прокопченной палате внутри цитадели, и там было сколько угодно мяса, а пиво так просто лилось рекой. Герцог Микалегон от души участвовал в шумном веселье, сидя на высоком хозяйском сидении. По одну сторону от него устроился Альсандер, по другую - принц Аурарий, почти не притрагивавшийся к еде. В зале совсем не было женщин, отсутствовала даже Эвадне. Эйрар сперва удивился, ибо считал, что уж ей-то к мужскому разгульному обществу было не привыкать; но потом приметил, как герцог ласково трепал по щеке юного виночерпия, а принц не сводил с Плейандера зачарованных глаз, и решил, что понял, в чем дело. Да, Эвадне здесь действительно было незачем появляться... Прислуживали в основном миктонцы, по виду - сущие головорезы, иные даже - в невообразимых головных уборах Дзика. Они проворно наполняли чаши пирующих, но Эйрар избегал пить, гадая, чем могло кончиться нынешнее веселье. Однако под конец появился всего лишь менестрель, который, промочив горло, завел нескончаемую песнь во славу Ос Эригу, где люди свободны. Герцог Микалегон сам подтягивал припев, отбивая такт рукояткой ножа. Когда же песнь смолкла, он поднялся на ноги и воскликнул: - Выпьем за старых Богов сражений и побед - и да сгинет проклятый Колодец! Певец ударил по струнам арфы. Люди в зале вставали один за другим, нестройно крича. Поднялся среди прочих и Эйрар, но лишь чуть пригубил и вновь сел, чувствуя, как по спине побежали мурашки: ведь это было почти святотатство. Его смущение не укрылось от взгляда соседа по столу - одного из офицеров Микалегона, воина с жестким, изборожденным морщинами лицом и шрамом от раны, которая, видимо, когда-то едва не стоила ему глаза. - Не обижайся, империал, - сказал он, впрочем, вполне дружелюбно. - Просто Ос Эригу всегда поступает так в начале войны. - Я дейлкарл, - сказал Эйрар. - Да? Но тише: сейчас герцог скажет тост, а потом начнутся обеты... Чаша Микалегона была снова полна, лицо великана сияло. - Мы в осаде! - провозгласил он. - Там, за мостом, сидит барон Катинэ с Четвертой терцией Бриеллы, и он намерен вести войну до конца. Он хочет разорить гнездо Морского Орла и слышать не желает ни о каких компромиссах. Сегодня утром мы приняли его вызов - посланец барона висит на воротах с той стороны! Он подождал, пока стихнет взрыв восторженных криков, высоко поднял чашу и продолжал: - Клянусь этим Кубком Войны ни с кем не заключать мира и не щадить никого, пока трон четырнадцатого графа Валька не будет низвержен, а барон Катинэ - убит! Кто со мной? Кто - вместе с Вольным Братством Ос Эригу и со мной? И поднес кубок к губам. Пламя факелов заплясало, точно от ветра, когда воины Эригу, а за ними - воины Дейларны и Каррены - вскочили с боевым кличем, размахивая оружием. На сей раз Эйрар осушил чашу до дна, от всей души. Но когда крики стали стихать, а люди - рассаживаться, его шрамолицый сосед остался стоять. Вот он поднял свой кубок и провозгласил: - Клянусь этим Кубком Войны, что последую за герцогом Микалегоном до конца - и не лягу спать под крышей до тех пор, пока не сойдусь с бароном Катинэ в поединке или пока он не будет убит! Он выпил. Зал отозвался приветствиями, хотя и не столь шумными, как в первый раз, воздавая своего рода дань уважения. Следом поднялся Альсандер: - Я здесь чужеземец и вдобавок бывший ваш враг, - сказал он. - И тем не менее, над этим Кубком Войны я произношу обет сражаться плечом к плечу с герцогом Микалегоном. Клянусь не знать покоя и не заключать мира, пока он сам не заключит мир! Клянусь от своего имени и от имени всех нас, шестерых братьев, увидевших свет чудесным образом, двумя тройнями. Клянусь моей родиной, чьи зеленые холмы навеки запечатлены в наших душах, что я войду в карренский Дворец лишь после того, как вожди Народной партии подметут в нем пол своими бородами. Вот какой обет произношу я над вашим Кубком Войны! - Клянемся! - в один голос крикнули Плейандер и Эвименес, и еще прежде, чем зал разразился криком, этот последний добавил: - А я клянусь собственной рукой истребить Стенофона Пермандосского - и возлечь с его сестрой Ликаоникой без его на то дозволения! Восторженный рев, вырвавшийся из десятков глоток, потряс каменные стены. Если раньше морские короли севера были не очень-то высокого мнения о полководцах с Островов, то теперь виночерпии сбились с ног: люди стучали кулаками по столам и пили за здоровье карренцев. Вот это был обет так обет!.. Непрерывный гул повис под сводами зала. Один за другим вставали свободные воины Ос Эригу и произносили клятвы одна другой хлеще. Кто-то сулился утвердить белое копье на высочайшей башне Бриеллы; слышавшие, впрочем, сочли, что это была пустая болтовня, а не обет. Но следом прозвучало обещание принести домой значки трех валькинговских деций - и заслужило всеобщее одобрение. Поднялся Рогей: - Над этим Кубком Войны клянусь поступить с бароном Ванетт-Миллепигом точно так же, как сам Рыжий Барон поступил с детьми синдиков Мариаполя!.. Он почти прорычал эти слова, и люди невольно притихли, слушая его грозный зарок. Долговязый Эрб хотел говорить, однако герцог Микалегон жестом велел ему обождать и кивнул Эйрару, приглашая его произнести свою клятву. Пиво северян было крепким, но Эйрар проглотил его куда меньше, чем любой из присутствующих, и на его почти совсем трезвую голову затея с тостами и клятвами выглядела глуповатой. Он видел, как поджал губы волшебник Мелибоэ. И все-таки выпитое изрядно разгорячило в нем кровь, к тому же отступать было некуда: - Клянусь Кубком Войны, - прозвенел его голос, - что не сложу оружия, пока Дейларна не станет столь же свободной, как Ос Эригу... - он запнулся на миг и с некоторым изумлением услышал из собственных уст: - Клянусь также, что не полюблю и не пойду под венец ни с одной женщиной, кроме Аргиры, принцессы из Стассии... хотя бы весь мир лежал между нами! Поднялся крик, со всех сторон к нему потянулись руки с кубками, но все голоса покрыл раскатистый хохот герцога Микалегона. Принц Аурарий скривился в мерзкой ухмылке. Плейандер надул губы совсем по-мальчишески, а мрачный Эвименес отшатнулся так, что опрокинулось кресло, он приподнялся, опершись на стол кулаком, злые глаза глядели пристально. Волшебник Мелибоэ задумчиво потупился; он выглядел опечаленным - или это только казалось? - Хорошо сказано, - похвалил Эйрара шрамолицый сосед, а кто-то из воинов Ос Эригу уже клялся не есть ничего, кроме вяленой трески, покуда не скормит рыбам дезериона. Длинный зал словно бы плыл и покачивался среди общего гвалта - Кубок Войны обходил его по кругу, обеты звучали один за другим, но Эйрар Эльварсон почти не слушал, мучительно размышляя: "А правильно ли я поступил?.." ...На деле осада началась на следующий день, рано утром, когда люди в крепости только-только просыпались, раздражительные и с тяжелыми головами после выпитого накануне. Скала Ос Эригу была продолжением самого западного отрога Железных Гор, и оттуда, из сосновых лесов, к подъемному мосту замка вела извилистая дорога. И вот, едва забрезжил рассвет, человек, обладавший зрением Эйрара, мог бы различить на этой дороге сквозь мелкий весенний дождик алый треугольник Бриеллы, колебавшийся на походном древке. А кто-нибудь, наделенный столь же острым слухом, расслышал бы вдалеке сквозь туман тонкое пение воинских флейт. Это шли терциарии. - Ну и что они намерены делать? - проворчал Микалегон. - Прыгать через пролет?.. Нет, конечно, у них на уме было кое-что поумнее. Эйрар рассмотрел сквозь занавес дождя, как тусклый металлический блеск опоясал ближнюю гору. По дороге спускалась вереница повозок, влекомых лошадьми, мулами и волами; в повозках сидели рабочие - миктонцы и местные крестьяне, насильно согнанные на работу. Возле моста повозки остановились. Рабочие спрыгнули наземь и принялись выгружать на скалы поклажу - деревья, срубленные в лесу, глыбы камня и глины. Не требовалось великого ума, чтобы понять вражеский замысел: они собирались навести свой собственный мост через перешеек и таким образом достичь замка, подобраться к которому иным путем было невозможно. И они были покамест вне досягаемости метательных машин, стоявших на стенах. Вожди собрались на совет; следовало обсудить создавшееся положение и обдумать ответный удар. - Надо устроить быструю вылазку на лодках, - предложил Микалегон, - и подрубить еще несколько пролетов моста. Добавим им работы! - Пожалуй, - согласился Альсандер. - Когда начинаешь войну, всегда первым долгом нужна хоть маленькая, но победа, чтобы устрашить врагов и заставить их усомниться в себе. - Ну нет, - сказал Плейандер. - Если барон Катинэ - толковый военачальник, а у меня есть основания полагать, что дело обстоит именно так, - он наверняка предвидит возможность подобного маневра; он наверняка держит наготове лучников и баллисты и еще горшки с горячей смолой, чтобы отбить охоту у всякого, кто покусится на мост - особенно ночью. Какая победа, Альсандер? Они же перестреляют нас, как цыплят! Злой и мрачный с похмелья, герцог начал было кричать, что не потерпит в своем замке никаких советчиков и указчиков - но затем сдался. Было решено разослать боевой призыв Кольца по Железным Горам и всему Корошу: тамошние рудокопы испокон веку были большими друзьями герцога Микалегона и всего его рода. Их не будут призывать к открытому восстанию - нет, пускай снаряжают маленькие отряды и теребят в горах валькинговские обозы; перспектива пограбить, вероятно, придаст им еще больше решительности (мысль принадлежала Альсандеру). - Не вижу, кто бы мог справиться с этим лучше Рогея, он дерзок и быстр, - сказал Эйрар. - И вдобавок его лично знают все предводители, носящие Железное Кольцо. Карренским Воеводам не слишком понравилось его предложение: - Ты что, позабыл уже, какую свинью он подложил нам в Шелланде? - Но герцог рявкнул на них и велел заткнуться, и они не стали ни огрызаться, ни спорить: пускай командует сам, да сам и расхлебывает. Мариоланский горец охотно взялся за дело, лишь попросил, чтобы его высадили на берег подальше к северу, в каком-нибудь укромном местечке. - Может быть, в Медвежьем фиорде? - предложил шрамолицый капитан, что сидел рядом с Эйраром на пиру, но тут у Эвадне вырвался смешок, и герцог, побагровев, осыпал капитана ужасающей бранью, так что бедняга, казалось, готов был откусить себе язык. На этом совет вождей завершился. Карренка не обратилась к Эйрару ни словом, и он это заметил. Он побродил немного возле покоев, отведенных имперским наследницам, но, памятуя о своем вчерашнем поступке, так и не решился постучать и спросить принцессу Аргиру. Оставалось надеяться лишь на случай, который ненароком сведет его с ней и даст ему возможность объясниться. Он даже придумал замечательную, с его точки зрения, речь в свое оправдание. Напрасный труд - принцесса не появилась. Зато появился шрамолицый. Он подошел к Эйрару и пожал ему руку, назвавшись Поэ: - ...или, что правильнее, Поэ Глупец, ведь теперь государь наш и вождь нипочем меня не простит... - Почему? - спросил Эйрар больше из вежливости, косясь в сторону двери, из которой в любой миг могла выйти Аргира. - Оговорка, друг, несчастная оговорка, - вздохнул Поэ. - У нас на Эригу порою достаточно оговорки, чтобы все мечты рассыпались прахом. Да, другой бы, пожалуй, вызвал меня на поединок, а старый герцог - тот попросту выставил бы за ворота. Но не таков Микалегон; он хитер - станет меня доводить, пока я не покину Братство по собственной воле... - Только за то, что ты упомянул Медвежий фиорд? Да неужели же подобная мелочь... - Мелочь! Если бы ты только знал, что за нею стоит!.. - Теперь уже Поэ тревожно оглядывался - не подслушивает ли кто. - Дело было почти четыре года назад: нашему государю и предводителю взбрело в голову отправиться на несколько дней порыбачить на маленькой палубной лодке вдвоем с одним уроженцем Короша, не помню точно, как его звали - кажется, Партен или вроде того. Сказано - сделано; вошли они в фиорд, и дул такой славный попутный бриз, и Партен сидел у руля. И вот тут нашему герцогу попался на глаза роскошный медведь, переплывавший с одного берега на другой. Он и возьми в голову, что зверь неплохо смотрелся бы во дворе крепости, если бы исхитриться взять его живьем. Взял он моточек крепкой веревки и велел спутнику править прямо к медведю. Накинул тому петлю на шею... да вот беда, придушить, чтобы не рыпался, не сумел, лишь обозлил. А медведь, не будь дурак, подплыл к лодочке сзади, зацепил когтями корму да и взобрался на борт - его милость, говорят, и ахнуть не успел. На беду, герцог не взял с собою меча, лишь острогу-трезубец, и этой острогой его товарищ ткнул чудовище, когда оно влезало на борт. Тут уж медведь вконец рассвирепел - и ну гоняться вокруг мачты за ними обоими. Что тут было!.. Румпель болтается, парус хлопает!.. Полных три раза обежали они лодку кругом, а потом государев спутник - он, понимаешь, пощуплее был да попроворней - живенько распахнул люк, и они юркнули туда вдвоем, чуть не вниз головами, и успели, по счастью, запереться, пока зверюга раздумывал, лезть за ними или не лезть. Ну и что дальше? Медведь себе расположился на палубе и нипочем не желал уходить, а они сидели внизу, точно два арестанта, а лодку носило по воле волн туда и сюда. Тот человек потом говорил, будто государь Микалегон ругался такими словами, что он уж начал бояться, кабы гром небесный не обратил их обоих в поджарки, а с ними заодно и медведя. Ладно, отдышались они, начали искать хоть какое-никакое оружие. На корме был зарешеченный лючок, в который проникал свет; время от времени медведь подходил к нему, рычал на них и совал внутрь когтистую лапу - ну, знаешь, как они делают, когда ловят рыбешку. Разыскали герцог со спутником на дне два ржавых рыбацких ножа... Микалегон их приспособил к шестам наподобие копий, и они попытались достать ими медведя через решетку. Но и с этим не вышло - прутья помешали удару, и зверю даже не продырявили шкуру, зато сам он махнул этак лапой и сломал одно из их копий, только хрустнуло, и нож покатился по палубе. И тут они видят - веревка на шее медведя запуталась в чем-то, так что теперь он никак не мог их покинуть, даже если бы и захотел. "Что будем делать, государь?" - спросил тот малый. А надо сказать, несмотря на отчаянное положение, ему было безумно смешно, да только он знал, что показывать это Микалегону было небезопасно. Герцог обозвал его идиотом и еще по-всякому, а потом спросил: "Не знаешь ли ты, часом, каких-нибудь заклинаний?" - А парень-то ведь был из Короша, как я уже говорил: они там все помаленьку учатся чернокнижию, это из-за миктонцев и троллей, которые им служат. "Я вправду кое-что знаю, государь, - сказал он. - Боюсь только, медведя мне не одолеть." "Колдуй!.. - зарычал герцог. - Не то уши тебе отрежу, бездельник!" Ничего не попишешь: пришлось бедняге ворожить. Стал он творить заклинание, а герцог знай пыхтел и сопел у него за спиной, да так забавно, что в самый ответственный момент парень все-таки не выдержал, расхохотался и, ежу ясно, испортил все дело. В заклинании-то говорилось о троллях, и они тотчас пожаловали: русалки, тьма-тьмущая русалок, это у нас здесь, на севере, такие тролли морские. Заполонили они всю лодку - и ну украшать ее гирляндами из водорослей и сосновых ветвей, а медведя - гладить да почесывать ему за ушком... еще и отплясывали на палубе, пока государь Микалегон бушевал и ревел от ярости в трюме. Они же страсть любят потешиться, когда кто из нас, людей, вот так сядет в лужу, - если только, конечно, это не горе какое-нибудь. И вот русалки всю ночь отгоняли лодку от берега, и стоял такой тарарам, что двое бедняг так глаз и не сомкнули. Герцога выручили только на другой день, когда прошел слух о миктонском набеге и из замка за ним отрядили корабль. Когда же выяснилось, что произошло - над ним до коликов хохотала вся страна, от гор Короша на севере до островов Джентебби на юге. А сам он дал страшную клятву, что оторвет голову всякому, кто унизит Ос Эригу, вспомнив в его присутствии про этот случай... Понимаешь теперь, что я натворил?.. 27. ОС ЭРИГУ. ОТВЕРГНУТОЕ ВЕЛИКОДУШИЕ Эйрар увидел Аргиру лишь на другой день. Он издали заметил двоих принцесс, прогуливавшихся по крепостной стене, обращенной к морю. Принцесса Аурия тоже заметила Эйрара. Повернувшись, она взяла сестру за руку и что-то ей со смехом сказала. Когда они поравнялись, он склонился в глубоком поклоне, на что золотая наследница Империи ответила весьма прохладным кивком. Принцесса Аргира произнесла какое-то приветствие, но от волнения он не разобрал слов. ...Валькинги трудились всю ночь напролет при свете факелов, шипевших и брызгавших искрами под тихим дождем. Все новые и новые повозки, громыхая колесами, подъезжали и разгружались. Они были еще далеко, но Плейандер посоветовал герцогу заранее провести в замке кое-какие работы. Микалегон собрал каменщиков и велел им возвести во дворе дополнительную стену в форме полумесяца - от южного угла крепости, куда подходил мост, к главной башне и оттуда до гавани. Каменщики взялись за дело; впрочем, по мнению Эйрара, трудились они медленно и не слишком усердно: все время болтали, смеялись и без конца посылали за вином. Никакого сравнения с лихорадочной работой, что шла по ту сторону стен. Герцог Микалегон сам взошел на обращенные к берегу укрепления и велел выстрелить из одной катапульты каменным шаром. Камень упал, изрядно не долетев до врага. Герцог невнятно прорычал что-то и отвернулся. В тот же день, только попозже, к Эйрару, смотревшему со стены, подошел Рогей. Мариоланец успел уже облачиться в грубую робу рудокопов Короша. Он так и сиял, радуясь предстоящему делу: нынче ночью он отправлялся в путь. - Неплохо идут дела у барона, покуда ему никто не мешает, - кивнул он на строительство. - Посмотрим, как запоет Катинэ, когда его люди притомятся и оголодают - а уж об этом мы позаботимся! Эйрар как раз думал, для чего бы могли быть предназначены груды бревен на строящемся мосту. Для осадных орудий их было, по его понятию, многовато. - Счастливо тебе, - сказал он мариоланцу. Потом он спустился во внутренний двор, надеясь застать там если не Аргиру, так Мелибоэ, которого он тоже не видел с той ночи, когда над Кубком Войны звучали обеты. Но вместо них он натолкнулся на Аурария, гулявшего в обществе одного из своих борцов - кажется, Балиньяна. Похоже, и принц, и его спутник пребывали в дурном расположении духа: вслед за хозяином Балиньян едва кивнул головой, отвечая на приветствие Эйрара, и отвернулся. Юноша хотел удалиться, не ввязываясь в разговор. Принц вроде собирался поступить так же, потом все-таки обернулся и медовым голосом произнес: - Эльварсон, тебе незачем стыдиться клятвы, которую ты дал. Для императорского Дома нет ничего оскорбительного в подобных знаках любви... хотя ты в ту ночь, конечно, несколько заболтался. Говорят, будто ты дворянин, имеющий герб - и все-таки негоже трепать попусту ничьи имена, кроме вражеских. Людям благородных кровей надлежит причинять боль лишь тем, кого они ненавидят. - Умоляю, примите мои извинения, - ответил Эйрар. - Ибо, мне кажется, ваша сестра стала меня избегать... - Ты забыл добавить: "ваше высочество", - сказал принц. - А извинений не требуется. Наша сестрица полностью на твоей стороне и, верно, сама тебе об этом поведает... хотя она и привержена цветам суровым и тусклым, словно какая-нибудь крестьянка с холмов Скроби. Да, она предпочитает привлекать внимание иными путями. Она уже говорила тебе о своем намерении скорее умереть, нежели выйти замуж за Стенофона? Ага, вижу, что говорила. Что ж, берегись, ты произнес весьма опасный обет. Поистине, мы страшимся за тебя!.. И он засмеялся - тонко, визгливо. Эйрар молчал, не зная, как отвечать. - Впрочем, не отчаивайся, - продолжал принц. - Нашу сестрицу при дворе никто не принимает всерьез - в том числе даже и она сама... Скажи, тебя устроили подобающим образом? Нам, к примеру, предоставлены совсем не плохие апартаменты и услужение, соответствующие нашему рангу. Там нашлось бы местечко и для наших друзей... Мы не позабудем гостеприимства герцога и однажды замолвим за него слово: когда его станут вешать, мы распорядимся, чтобы палачу подали шелковую веревку... - Спасибо, ваше высочество, я хорошо устроен и ни в чем не нуждаюсь, - ответствовал Эйрар, и на этом разговор прекратился. Дни потянулись за днями. Однажды с юга пришло маленькое судно и доставило новости с островов Джентебби. Бордвин Дикий Клык сам прибыл на Вагей, отметил хартию, перебил непокорных и занялся возведением замка... Валькинги за стенами продолжали упорно трудиться. Им еще предстояло строить и строить, но груженые повозки знай подъезжали, и люди в крепости, вынужденные молча наблюдать это, сделались раздражительны. - Вся штука в том, - сказал как-то Альсандер, - чтобы выучиться терпеливо ждать подходящего случая. На этом зиждется все воинское искусство, о победе я уж не говорю... Дело было вечером; умница Плейандер тотчас отставил кружку эля и высказал осенившую его мысль: - Надо выстроить большую метательную машину, чтобы била дальше валькинговских катапульт. Пусть-ка попляшут! Герцог Микалегон немедля распорядился послать несколько человек на лесистый северный берег за подходящими бревнами. Однако Эйрар услышал, как Звездный Воевода наклонился к Эвадне и сказал ей вполголоса: - Не то чтобы я особенно верил в эту штуковину... пока мы с ней будем возиться, дело успеет дойти до рукопашной. Однако пусть ребята попотеют: это хотя бы займет их, ведь при осаде самое скверное - сидеть и ждать сложа руки... Эйрара очень заинтересовали подобные соображения, он бы с радостью послушал еще, но тут Эвадне заметила его любопытство и немедля спросила: - Ну и как продвигается твой роман с императорской киской? Имел уже счастье погладить ее по шерстке? Да, таких бестолковых любовников, как ты, девушкам остается только насиловать: иначе вы нипочем не догадаетесь, как с ними следует поступать... Она звонко расхохоталась, когда он залился мучительной краской смущения. Поспешно отведя глаза, он увидел, что Мелибоэ манил его пальцем, желая, должно быть, перемолвиться словечком наедине. В тот вечер старый волшебник рано поднялся из-за стола. Эйрар последовал за ним из продымленного зала советов на мощеный двор с его рядами домиков у подножия стен. Мелибоэ неторопливо прохаживался, заложив за спину руки, под усеянным звездным небом. - Юный мой господин, - сказал он Эйрару. - Покамест мне от тебя никакой выгоды, одни сплошные заботы, и я предвижу, что так будет и впредь. И все-таки я продолжаю возиться с тобой, хоть и сам не знаю, зачем. - Это я уже слышал, - сказал Эйрар, может быть, резковато, но в этот момент он чувствовал себя настолько одиноким и всеми покинутым, что готов был лягнуть лучшего друга. - Я думал, ты мне новенькое что-нибудь скажешь. - Ах, молодость, нетерпеливая молодость, - вздохнул чернокнижник. - А между тем, юноша, терпение - это та паутина, в которой порой застревают проворные осы. Немалые труды предпринял я ради тебя... - Он сделал несколько шагов. - Не знаю уж, выдержит ли твоя удачливость те испытания, которым ты постоянно ее подвергаешь. Но коли ты взялся сам прокладывать путь, мое дело - позаботиться о коне. Я в самом деле кое-что предпринял ради тебя и не возьмусь утверждать, что это было легко... Одним словом, потрудись постучаться в дверь, и тебя примет сама принцесса Аурия. - Чего ради? Его светлость герцог Салмонессы тоже меня принимал... - Сбавь-ка тон, юноша. Ты видел, что собой представляет принц Аурарий? Добавим к этому, что старый император уже далеко не тот, каким был когда-то, - и получается, что истинная глава Дома - именно она, принцесса Аурия. - Ну и что? - А вот что: если хочешь все-таки получить свою девочку, не вздумай пренебречь сегодняшним свиданием. На сей раз Эйрар спросил только: - Когда? - Наживка проглочена, - негромко засмеялся волшебник. - Скажем, еще через один оборот песочных часов. Дождись, пока герцог Микалегон напьется до бесчувствия и его унесут почивать, а остальные займутся с танцовщицами. Куда идти, знаешь? - Дом под зеленой крышей возле главной башни, внизу. Вон там... там, где горит огонек. - Вижу по твоему лицу, что ты можешь назвать и число ступенек, ведущих к двери. Итак, юноша, постучись и входи смело; я тоже там буду. Эйрар весь извелся, дожидаясь заветного часа, а потом никак не мог решить, пора или не пора. Люди понемногу покидали зал, слышались громкие возгласы пьяных, которых вели спать, факелы бросали ручейки дрожащего света... - Кто там? - тотчас раздалось из-за двери, когда он наконец отважился постучать. Это был Ее голос! - Эйрар из Трангстеда... - отозвался он, и дверь распахнулась, и за нею в самом деле стояла Она, и Она протягивала ему руку в дружеском приветствии... слишком уж, с его точки зрения, дружеском, чуть-чуть не таком, какое ему грезилось... Она оглянулась внутрь дома: - Все в порядке, Аурия, это он! - И повела его сквозь темную прихожую, а из комнаты донеслось звяканье кресала о камень - это старшая сестра-принцесса встала зажечь лампу. Войдя, он застал ее уже сидящей в кресле и согнулся в неуклюжем поклоне. - Добро пожаловать, господин Эйрар, - проговорила она милостиво и подала ему руку, и он успел взмокнуть, соображая, что делать с этой рукой - то ли пожать, то ли поцеловать. - Какой уж я господин... - пробормотал он и поцеловал тонкие душистые пальцы. И сделал ошибку: он понял это по легкому движению безупречно очерченных губ. - Сядь, - велела Аурия. - Разговор будет достаточно долгий. Золотая головка чуть наклонилась - и, точно повинуясь безмолвной команде, Аргира выскользнула за дверь. Аурия проводила ее взглядом, потом неожиданно наклонилась вперед и обхватила руками колени, и к изумлению Эйрара ее лицо обрело совсем человеческое выражение: - Старый волшебник много говорил о тебе... я и не подозревала, что в Дейларне бытует о тебе столь лестное мнение. Твой совет мог бы быть нам полезен... - Я... я благодарю вас, любезная госпожа, - воспользовался Эйрар выражением, подхваченным у Рогея. Алые губы вновь дрогнули недовольно ("Господи, - подумалось ему, - ну как еще прикажешь тебе отвечать?"), и принцесса спросила: - Что ты думаешь о нашем гостеприимном хозяине? - О герцоге Микалегоне? Он кажется мне человеком, заслуживающим доверия... - ...когда ему ничего иного не остается. Да его собственное Вольное Братство скинуло бы его в один миг, вздумай он отказать вам в убежище - ведь у вас столько воинов и вдобавок карренские Воеводы: совсем не лишняя подмога в войне. Но я о другом. Ты хоть знаешь, что он водит твоего парня, Висто, в Черную башню? Эйрар ощутил, как жарко вспыхнули щеки: - На Ос Эригу всякий свободен... и Висто в том числе... - Ах, господин Эйрар, но ведь за всякую вольность кто-то другой расплачивается потерей, не так ли? Однажды наш герцог испустит дух, либо в сражении, либо просто в постели, и что тогда будет с Ос Эригу и его прославленной вольностью? Во всем, что совершает наш герцог, есть некий изъян - неужели ты не обратил на это внимания? Это касается и продления династии: у него нет наследника, а замок, увы, не принадлежит Империи, чтобы можно было решить дело без насилия, судом. Вот я и боюсь: прежде, чем кто-то другой наденет его корону и возглавит Вольное Братство, очень многие лишатся не только вольности, но и жизни. Слишком многие захотят пользоваться большими свободами, нежели все остальные... - Но стоит ли сейчас об этом задумываться, любезная госпожа? - Стоит. К тому же... - Она вдруг запнулась на полуслове. Эйрар ждал продолжения, гадая про себя, была ли эта запинка нечаянной или нарочитой. - Нет, незачем о том говорить, - сказала принцесса. - Конечно, все слышавшие приняли это за сиюминутный порыв... и ничего подобного ты не имел в виду, как я полагаю. - Чего я не имел в виду, госпожа?.. - Того, в чем ты клялся над Кубком Войны, вступая в Вольное Братство Ос Эригу, а именно, прибрать мою сестрицу к рукам хоть лаской, хоть таской. Я не вижу, кстати, что вообще тебя сдерживает? Действуй, ты ведь вроде бы ходишь здесь в предводителях. А мы - беспомощные пленницы, с которыми всякий может сделать, что хочет! Эйрара бросило в жар, потом в холод, но он постарался ответить спокойно: - Кое-что вам передали верно, но кое-что нет. Я ничего не говорил насчет ласки и таски и не записывался в здешнее Братство. Я вправду поклялся следовать за вашей сестрой по всему свету - но следовать с почтением и любовью. И не за тем, чтобы прибрать ее к рукам... я хотел бы взять ее в жены - по доброму согласию и любви! Аурия подперла кулачком подбородок: - С ума сойти, до чего высокие чувства! Да, с твоими крыльями можно взлететь из маленького имения в Трангстеде к порогу императорского Дома... Неужели все дейлкарлы - вроде тебя? Я припоминаю одного из твоей страны, бывавшего при дворе: Ладомира Ладомирсона, рыцаря. Вот у кого шея, по-моему, вовсе не гнется... И тем не менее, - она вздохнула, - внучке рыцаря Бреммери грех так рассуждать, да и старый колдун утверждает, что ты - достойнейший человек. Но ты еще поклялся - так мне передавали, - освободить Дейларну от графа Валька, нашего законного наместника. И если это правда, значит, ты провозгласил себя моим врагом - на будущее, когда я стану его женой. А значит, киска-сестрица тоже обратится против меня - если только ты ее завоюешь! - Но вы еще ему не жена, - сказал Эйрар, впрочем, без особого жара. - Да, своей клятвой ты провозгласил себя врагом и мне и сестре, - повторила принцесса. - А кроме того, она дитя Колодца и Империи, а ты ими отвергнут и проклят! - Я думал... - начал было Эйрар, но она перебила: - Насколько я понимаю, ты вообще ни о чем не думал. Ну, на худой конец, разве только о том, как бы возглавить это Братство Ос Эригу, отрезанное от всего мира. Ты безнадежный романтик, господин Эйрар. А ведь тому, кто присмотрел себе невесту, рожденную для политики, следует и самому становиться политиком! Отчаяние придало Эйрару решимости: - Не хотите ли вы таким образом сообщить мне, любезная госпожа, что моя надежда на взаимность тщетна, пока я не откажусь от мысли однажды увидеть свободной и счастливой землю, которую я люблю? - Да никоим образом, глупый. Я желаю тебе добра не меньше, чем старый кудесник... - Она даже тронула его за руку, но тут в дверь стукнули дважды, и мимо них неслышно скользнула Аргира; Эйрар проводил ее горестным взглядом. Из прихожей долетели негромкие голоса, и в комнате появился волшебник Мелибоэ: в неярком свете лампы казалось, будто он шел с закрытыми глазами. Он ничего не сказал. Принцесса Аурия мельком глянула на него и вновь обратилась к Эйрару: - По части политики особых препятствий нет. Я открою тебе тайну - смотри, ни звука о ней кому бы то ни было... - она пристально посмотрела в глаза, - ...так вот, наша Канцелярия далеко не в восторге от того, что вытворяет валькинговская держава. Одно дело - разгром Салмонессы, погрязшей в пороке; даже епископы приветствовали ее падение. Можно примириться и с осадой этого замка, ведь, в конце концов, Микалегон - не вассал империи и вдобавок держит нас пленниками. Но невозможно стерпеть то, что они устроили в Мариаполе и Белоречье - да хоть бы даже и здесь: что за манера решать дело вооруженной рукой, без переговоров! - Но ведь все это - деяние графа Валька, разве не так? Я слышал, они... - Не графа, а Бордвина Дикого Клыка, этого полу-предателя и отъявленного негодяя, который плетет интриги, добиваясь графской короны. Вот видишь, мы с тобой оказались-таки союзниками: у нас один враг. Эйрар хотел говорить, но так и не нашел слов. - Так почему бы, - продолжала Аурия, - нам не заключить союз по всей форме, как полагается? Моей сестре как дочери императора приличествует соответствующее приданое... скажем, та самая столица Мариолы, где Бордвин... вел себя столь некрасиво. И к ней любой, какой надо, сюзеренитет в Вастманстеде. Тем самым песенка Бордвина будет спета, а моему будущему супругу останется честь завоевания Салмонессы - он ничего не потеряет. Мы с тобой станем родственниками - неплохо для начала, а? Эйрар спросил: - А... насчет герцога Микалегона? - Как граф Мариолы, ты станешь равен ему. Можешь сразу начинать с ним переговоры - я помогу вам прийти к согласию. Да не забудь, что он-то воюет из-за корысти... - А Хестинга, Белоречье, с ними что будет? - Эк ты замахнулся, господин Эйрар! Я полагаю, они останутся у Валька и отойдут к Ласии. На какой-то миг его умственному взору предстала блистательная картина: Эйрар, бездомный юнец, изгнанный за долги с крохотного хутора - Эйрар, предводитель полусотни - Эйрар, граф Мариолы, получивший все, чего только можно желать... муж принцессы Аргиры... даже рот сам собой приоткрылся от изумления и восторга. Но потом перед глазами друг за другом мелькнули Рогей, отец, Леонсо Фабриций (это было как ожог), и наконец, старый Рудр, вольный рыбак. И он не то что закрыл рот - даже закусил губы. Он сказал: - Нет. - Как нет, - начала было она, и тут вмешался Мелибоэ, сидевший с закрытыми глазами возле стены: - Только философы способны понять, почему следует столь осмотрительно внушать детям идею патриотизма, хотя бы его и почитали за добродетель. На самом деле это вовсе не природное свойство, но лишь замещение той общей любви к людям, о которой нам твердят епископы. Эта разновидность любви признает лишь часть людей таковыми, смотря по тому, светлые ли у них волосы или же они говорят на диалекте Ласии... - Нет, - повторил Эйрар. - Хоть вы герцогом меня сделайте, не соглашусь. К его удивлению, на лице принцессы Аурии отобразился не столько гнев, сколько разочарование. - Хорошо еще, - улыбнулась она, - что мы сделали вид, будто не поняли намека господина Эйрара насчет какого-нибудь города побольше, нежели Мариаполь. Так вы говорите - патриотизм, господин чародей? На мой взгляд, оно не стоит таких высоких названий, это мелкое и узколобое чувство, способное поставить интересы маленького кусочка Дейларны превыше интересов громадной и великой Империи... - Любезная госпожа, - сказал Эйрар упрямо, - как может целое быть великим, если его части унижены? Мелибоэ промолвил все тем же голосом, ровным и безучастным: - Я же говорил вам, что он не согласится. - Что? Ты действительно не согласен? - Аурия поднялась на ноги, одежды зашуршали: - Дозволяем удалиться... как, должно быть, опечалится наша сестра! Эйрар прошел мимо Мелибоэ, застывшего у стены, точно пустоглазая статуя. Отчаяние и надежда сменяли друг друга, захлестывая сознание. "Наша сестра опечалится!" - не ослышался ли он, было ли это правдой? Она не вышла в прихожую, чтобы выпустить его наружу. Лишь выйдя за дверь, в темноту, расслышал он шорох шагов и скрип задвигаемого засова. Где-то с северной, глядевшей на море стороны двора послышались голоса и девичий смех: девушка взвизгнула и умолкла. Луна давно закатилась, цитадель неясной тенью вырисовывалась на фоне звездного неба. Какое-то время Эйрар стоял неподвижно, глядя в небо... Потом кто-то коснулся его руки и легонько стиснул ее, и он стремительно обернулся, хватая кинжал. И с головы до пят покрылся мурашками, осознав, что это была Она. - Что вы... - начал было он, но мановение маленькой белой ладони заставило его замолчать. - Господин Эйрар, - выговорила она торопливо. - Во имя справедливости я должна сказать тебе: это был замысел моей сестры, но не мой. Я уверяю тебя... Настал его черед перебивать.