ько избавь меня, пожалуйста, от таких разглагольствований. Ты, несомненно, надеялся: не успеет Вальк слететь с трона, и мир обернется раем. Как бы не так! Вы, затевающие войны и готовые к гибели ради высоких идей - вы обречены гибнуть без толку, ибо всегда найдутся другие Вальки, пускай под новыми именами. Да как ты смеешь называть этих людей подлецами? Быть может, Дейларна, о которой мечтаешь ты, столь же ужасна для них, как их Дейларна - для тебя! - Мы хотим, чтобы каждый был свободен... - От чего - и ради чего? Да, твой синдик, пожалуй, от тебя не отстал. Он ведь, кажется, говорил об освобождении от налога на стены и о прекращении рабства? А твои родственники, "союзники", хотели бы освобождения от кровавых раздоров? Или тебя прельщает свобода, как понимает ее герцог Микалегон - свобода отбивать добро у людей, которые ему ничего худого не сделали? Нет, нет, юноша, поднимай знамена, вели трубить в трубы, бери города... но только не спеши радеть о благе ближнего, пока этот ближний сам не поймет, в чем оно, его благо. И вообще, ты воюешь потому, что так тебе хочется - вот как я изучаю философию... - До сих пор его голос годился резать железо; неожиданно он улыбнулся. - И заметь: за валькингов я вовсе не заступаюсь. Не выношу их! Долой Валька, говорю я, и я с тобой всем сердцем... И, кстати, есть вещи куда посерьезнее всех твоих ребяческих метаний, вызванных столь же ребяческими угрызениями совести. Ты уже рассказал обо всем остальным предводителям - карренцам, Галлилю и прежде всего Рогею, который свою мать заподозрит в том, что она сама у себя украла молоко из груди?.. - Нет, потому что это означало бы пытки и смерть. Я совсем не хочу, чтобы синдикам или моей родне начали выдирать ногти... - Вот этого я и боялся. - По лбу волшебника вверх от переносья разбежались морщины. - Будь уверен: твой добрый друг Богатей сам раззвонит о ваших с ним переговорах... если еще не раззвонил. Только он представит все так, будто ты выслушал их вполне благодушно, ни в чем не обвинил и не пригрозил наказать - естественно, потому, что твое семейство замешано... - Синдики тоже замешаны. - О нет, мой юный герцог, ошибаешься. Обвинители никогда и ни в чем не бывают замешаны. У них одна цель: свести все к разговорам, в которых они столь преуспели. Ты очень опасен в бою - но и Вальк столь же опасен. Предположим, вы схватитесь, и сильнейший одержит победу: где ж наши синдики? Да они при малейшей возможности попросту свергнут вас обоих и усядутся - Совет против Совета, а золотые ауры будут сиять, как звезды на небе. Вот мир, который им по душе! Эйрару подумалось: оказывается, он и не представлял себе, как низко могут пасть люди. Но вслух он сказал только: - Как же не попасться на удочку? - Ах... - Чародей Мелибоэ потер пальцем нос. - Ты, небось, думаешь, юноша, что я просто так мелю языком. Отнюдь... тебе приходилось уже наблюдать, на что способен, хм, скромный философ. Я помогу тебе средствами магии. Но поскольку граф издал указ, воспрещающий наше искусство, и моя хижина была сожжена, а карлик Коббо убит - мне недостает кое-какого оборудования. Не мог бы ты приказать, чтобы мне доставили некоторые аппараты, могущие отыскаться в Нааросе? - Не надо помогать мне средствами магии! - сказал Эйрар. - Я должен решить это дело теми средствами, которыми я сам располагаю... иначе решение окажется недолговечным. А насчет аппаратов я прикажу - но только ради твоего удовольствия. И он распрощался с магом, но тут же за ним снова пришли: оказывается, в устье Наара вошел корабль под императорским стягом. Эйрар поспешил в гавань, и точно: к пирсу швартовался тот самый корабль, на котором отбыл господин Ладомир Ладомирсон. Оказывается, рыцарь успел уже побывать в Хейре и там узнать о взятии Наароса. Он так и сиял: его миссия увенчалась полным успехом. По его словам, во дворце Стассии был созван большой имперский Совет, и на этом Совете он обвинил Сынов Колодца в излишней любви к золоту Валька. Те стали отнекиваться, и тогда он выложил всю правду о страданиях Дейларны под управлением графа, о кровавой резне в Мариаполе, а также о том, чем все неминуемо кончится, если замужество принцессы Аурии состоится, как предполагалось. Брачный контракт был разорван на месте: никто не посмел отстаивать его, опасаясь обвинения в подкупе. Дворяне Скроби освободились от колдовских чар и весьма гневались на то, что кому-то удалось обвести их вокруг пальца. Поговаривали даже о том, чтобы покарать Ванетт-Миллепига. Проклятие Империи было отныне снято с восставшей Дейларны - но не осуждение Колодца, поскольку его Сынам и священникам всякая война ненавистна. Выслушав местные новости - о том, что Эйрара избрали предводителем армий - господин Ладомир сделался очень серьезен, а вечером попросил о свидании наедине и о том, чтобы во время оного к ним никого не впускали. Слуга принес кресла, выставил чаши сладкого светлого меда - и удалился. Когда за ним закрылась дверь, старый рыцарь поставил свой кубок, а потом, не слушая возражений, преклонил перед Эйраром колено и поцеловал его руку: - Мой государь. - Встаньте скорее! - смутился наследник Трангстеда. И нипочем не желал сесть, пока не сядет господин Ладомир. - Благодарю вас, вы поступаете благородно, господин герцог... - И рыцарь слегка изменился в лице: - Если только вы останетесь герцогом. Откуда нам знать, как будет ваш выборный титул воспринят законниками Стассии!.. - Какой там я герцог! - сказал Эйрар. - И я совсем не претендую ни на какой титул: я всего-навсего избран военным вождем... и то в основном потому, что все прочие замешаны в каких-то склоках и никак не могут из них выпутаться. Да я это призрачное герцогство хоть завтра с себя сложу! Рыцарь отхлебнул меда, не сводя с Эйрара глаз. - Государь, - сказал он. - Вот именно это я больше всего и страшился услышать от вас. Нет, вы не должны, вы не можете, вы... вы не смеете даже думать о том, чтобы однажды в самом деле сложить с себя герцогство! Точно так же, как наш венценосный повелитель, император Аурарис... хотя бы теперь он и правил с помощью регентов и во всем на них полагался... - Я не собираюсь никем править, да и не хочу, - сказал Эйрар. - Государь, выслушайте меня... а потом, если будет на то ваша воля, отправьте в вечную ссылку за превышение полномочий. Повторю еще раз: не смейте допускать даже мысли о том, чтобы отказаться от власти, к которой призвал вас Господь, чьи пути столь неисповедимы. Теперь все держится на том, чтобы она, эта власть, осталась в ваших руках и ни в коем случае не перешла в чужие. Рогей слишком дерзок и порой безрассуден, Галлиль и я - слишком стары, Оддель - женат, а вожди Скогаланга - никому не известны. Итак, все зависит от вас: спасение Дейларны, а возможно, и самое Империи от зарвавшихся завоевателей с Бриелльского Пика... Несмотря на торжественный тон старого рыцаря, Эйрар не смог удержаться от улыбки: - И весь этот груз вы хотите взвалить на мои бедные плечи? Да неужели возраст - такая уж помеха правителю? - Государь изволит шутить: признак здравого рассудка... Однако прошу вас поверить мне: я самым серьезным образом утверждаю, что правитель сегодня должен быть молод... и притом не связан брачными узами. Все слышали мой рассказ на пристани нынче утром, но рассказал я не все. Я не имел права рассказывать все в присутствии столь многих ушей - и ртов, разумеется. Достаточно кому-нибудь обронить словечко, способное долететь до Ласии - и наши планы будут непоправимо расстроены. Дело в том, что в решении имперского Совета, отменившего проклятие и замужество принцессы Аурии, есть некий изъян. - Какой же? - спросил Эйрар ошеломленно: все добрые вести, привезенные рыцарем, рассыпались в прах на глазах. Господин Ладомир пожал плечами: - А как это обычно бывает?.. Совет был неполон - как, впрочем, и тот предыдущий, ныне признанный незаконным. Не было представителей обеих Ласий, Брегонды, Аквилема, хоть они и числятся имперскими. Не было никого из Пермандоса, Бербиксаны, Каррены... да и из Скроби - не все. Созвав подобный Совет, я, вероятно, поступил не вполне достойно и не вполне по-рыцарски: я готов пойти в храм и принести должное покаяние... Но дело-то в том, что, как видите, все может быть с одинаковой легкостью создано - или разрушено. И, пожалуй, будет разрушено, если только мы не пустим в ход верное средство избежать каких бы то ни было придирок. Я говорю о личной связи с Империей. - Как же это устроить? - спросил Эйрар, и сердце учащенно затрепетало в груди. - А вот как. Когда я описал прискорбнейшие последствия, могущие проистечь от брака ее высочества принцессы Аурии с Вальком, его императорское величество сами попросили меня стать опекуном наследников, и Совет дал свое согласие. - Рыцарь раскрыл было кошель, намереваясь достать подтверждающий это пергамент, но Эйрар замахал руками, и он продолжал: - Итак, государь герцог, я предлагаю закрепить будущность страны брачным союзом между вами и принцессой из Дома Аргименеса. Теперь вы поняли, с какой стати требовался именно юный правитель? И неженатый?.. Вы должны навеки стать герцогом! - Только не с Аурией!.. - вырвалось у Эйрара, но господин Ладомир лишь улыбнулся: - Не волнуйтесь. Я слышал кое-что, достаточно ясно говорившее о вашем выборе, государь. Итак - мы договорились? - Да... да, если только она пожелает... - сказал Эйрар и тотчас снова нахмурился: - Однако военная мощь валькингов никуда от этого не денется - как справиться с ней? - Не забывайте: в вашей руке будет меч Дома... и вот еще что - вы уж простите, государь, старика, немало повидавшего на своем веку - как ни печально, остается еще одно облачко на небосклоне... на небосклоне, столь ясном и совершенном во всех иных отношениях... - О чем вы, господин?.. - Не называйте меня господином: я ваш слуга. Увы, речь идет о ваших сношениях, в словах и на деле, с приспешниками Бриеллы. Эйрар, наследник Трангстеда, медленно выпрямился. - Вы говорите о моем отце? Вы хотите, чтобы я приговорил собственного отца? Господин Ладомир тоже встал. И как ни высок был юный правитель, старый рыцарь все же превосходил его на полдюйма. - Государь, кто здесь упоминал о каких-либо приговорах? Только не я. И тем не менее: тот, кому мы присягаем на верность, не имеет права давать ни малейшего повода для сомнений. Есть же места, где ваш батюшка мог бы жить в безопасности и покое - острова Джентебби, например... или какие-нибудь укрепленные хутора в Скогаланге... - Это мой отец, - сказал Эйрар. - Подумайте хорошенько, государь. Утро вечера мудреней. И он откланялся, оставив Эйрара перед блистательной перспективой: любовь!.. счастье и слава!.. - и от всего этого отказаться... ради валькинговского "союзника"? И если он вправду откажется - будет ли это в самом деле означать погибель Дейларны? Господин Ладомир говорит, что все зависит от его выбора; а ведь рыцарь сведущ и опытен, как никто. Неужели все бросить?.. Но, с другой стороны, во что верить людям, если он сам?.. "Смотри-ка, сынок, что я тебе принес!" - радостный голос отца, добывшего горную ласку на шапочку мальчугану... смех матери... а как они пели дома, все вместе, строфу за строфой... Первый урок магии, зимняя ночь, звезды над Вастманстедом: "Гляди, вон там скачет всадник, вооруженный дубинкой... а видишь, сынок, как Единорог указует кончиком рога на маленькую светлую звездочку?.." 57. НААРОС. ДЕНЬ СВАДЬБЫ И все-таки треволнениям того вечера было суждено померкнуть по сравнению с событиями следующего дня. Эйрар допоздна провалялся в постели, продолжая полусонно обдумывать, как бы все-таки справиться с неразрешимой задачей, что подсунула ему жизнь. Но вот за окном послышались крики, потом в дверь постучали, и Эйрар, поспешно одевшись, отправился в гавань встречать прибывший корабль. Судя по обводам, корабль был из Двенадцатиградья, но не боевой, а высокобортный торговый. Над кормой корабля вилось знамя, которого никто не смог опознать: зеленый куст, объятый огнем. Вот бросили сходни, и на причал, сопровождаемый трубачом, спустился герольд в форменном плаще и потребовал проводить его к барону Наароса. - Если тебе непременно нужен рыжий Барон, разворачивайся и мотай в Малый Лектис, - хмыкнул Рогей, с несколькими лучниками вышедший на пирс. - По нашим последним сведениям, он направлялся именно туда... - Тогда проводите меня к виконту! - Виконта ты, верно, найдешь в цитадели, но я, уволь, с тобой не пойду. Вряд ли меня там ласково встретят! Герольд был невысок, с острым, настороженным лицом. Он резко, по-птичьи, поворачивал голову туда и сюда и даже морщил нос, точно пытаясь вынюхать правду. - Где же ваш предводитель, все равно кто? Я привез ему послание от имени Двенадцати Городов! Эйрар вышел вперед: - Я здесь. - Труби, трубач!.. Я прислан сюда, в Наарос, их высочествами, шестью спадарионами Пермандоса, дабы объявить вашему барону и предводителю, кто бы он ни был, следующее. Граф Вальк, владетель Дейларны, предоставил помощь и кров мерзостному изменнику и тирану, Стенофону-без-титула, а также некоторым другим старейшинам Народной партии Пермандоса, Каррены и Ксифона, по каковой причине названные города заявляют оному Вальку о своем открытом неповиновении и провозглашают войну без пощады и перемирий, доколе означенный Стенофон не будет выдан нам для справедливого наказания. Тебя же я знать не знаю и не повинуюсь тебе! И он побледнел, ожидая удара, но все-таки вытащил из-за пояса железную рыцарскую перчатку и собрался было метнуть ее наземь, но не успел: его вмиг окружили, почти оглушив и совершенно сбив с толку громким радостным криком - пока наконец вперед не протолкался Эвименес и не сдернул с головы шапку: - Узнаешь меня? Узнаешь?.. - А как же! - расплылся в щербатой улыбке посланец Двенадцати Городов. - То есть, сударь, я знаю вас, братьев, но который вы есть, сказать затруднюсь. Всем принесли выпивку, а герольда с доставившим его шкипером повели в ратушу, где они вдвоем рассказали, что произошло за морем. Стенофон слишком долго не возвращался из плавания, и народ Пермандоса, озлобленный его жестоким правлением, сперва начал ворчать, а потом перешел от слов к делу. Сторонников единоличного спадариона прогнали, власть перешла к партии Гильдий. Новость быстро добралась до Каррены, и та тоже поднялась против Народной партии, замучившей городской люд непосильными налогами. К тому же, будучи отлучены от Империи за отсутствием представителя в Совете, карренцы лишились права торговать в городах Стассии, равно как и обращаться за умиротворением к колодцу. Тем временем из Дейларны перестали приходить корабли торговцев шерстью, испокон веку приносившие немалую прибыль. - По мнению купечества, это могло означать только одно - какие-то волнения в северных странах, куда отправился Стенофон. А что, если он потерпел поражение или даже погиб в какой-нибудь схватке? Когда же разнесся слух, что Империя отказалась далее поддерживать Валька, решение было принято немедля: война! Выслушав, Эвименес сказал радостно: - Государь Эйрар, по-моему, нам не о чем больше мечтать. Пермандос и Каррена! Теперь мы сможем доставить тебе не менее двенадцати сотен тяжеловооруженных конников. Если будет время на сборы, то и больше, но этих - немедля. Приказывай! Эйрар ощутил прилив вдохновения, точь-в-точь как в тот вечер, когда он единым духом родил план засады против деции в урочище Вороньей Башни. И с восторгом осознал, что до сего часа страшился исхода битвы с непобедимыми терциариями; но теперь страх исчез - чего бояться, когда с ними рыцарская конница Двенадцатиградья? А перед внутренним оком мгновенно, во всех подробностях встал план будущего сражения. Он обратит против валькингов привычный им способ ведения боя! Он открыл рот говорить, но едва издал звук - господин Ладомир опередил его: - А цена? Смуглолицый Звездный Воевода слегка даже обиделся: - А чего вы хотите? Мы-то с братьями - ваши союзники и особо торговаться не будем, но воинам в самом деле придется платить. Скажем, по одному золотому ауру в месяц на каждого конного и по пол-аура - на каждого пешего. А нам, полководцам - половину того, что остальным всем вместе. Право грабить на поле битвы, во взятых лагерях и городах. И острова Джентебби во владение. Мы бы заново отстроили все, что там разрушено, и правили от вашего имени. - Немалая плата, - угрюмо, исподлобья глядя на Воевод, заметил Черный Галлиль. - Больше, чем запрашивали с Мариолы, - сказал Рогей. Эвименес поджал губы и ответил только последнему: - Когда нас нанимали гильдии Мариаполя, мы были бездомными бродягами, объявленными вне закона, и мало что могли предложить, кроме своего искусства. А теперь мы - и впрямь Воеводы, можем привести сюда армии. Ха, неужели вы в самом деле считаете, что ваши недоноски-крестьяне смогут выстоять против воинов Валька без поддержки настоящих солдат? Спросите хоть своего герцога Эйрара - я же вижу, как он хмурится на каждом смотру. И, между прочим, эта сумма куда меньше той, что мы взяли тогда с Полиолиса - помните, братья? Или с короля страны Гезибус, что в Ураведу, за то, что вернули ему трон! На некоторое время воцарилась мертвая тишина. Потом Галлиль сказал: - Как хотите, но для нас это цена непомерная. Она окончательно разорит страну... и потом, синдики ни за что не согласятся платить. Да они к Вальку скорее перебегут! Рогей ударил по столу ладонью: - Победа и освобождение никогда дешево не даются. Но вот чего я решительно не могу переварить: неужто мы собрались избавиться от власти одного чужеземца, чтобы тотчас посадить себе на шею других? Неужели нельзя снять это условие? - Нет, - сказал Эвименес. - Слишком долго мы бродяжничали по свету. Нам нужна тихая гавань... хотя бы на случай новых переворотов у нас дома. В деньгах мы могли бы еще уступить, но в этом - нет. Эйрар увидел, как безнадежно помрачнели лица сидевших. Однако он был согласен с Рогеем: острова Джентебби не должны отпасть от Дейларны. Ни в коем случае не должны. Но тут вновь подал голос господин Ладомир Ладомирсон: - А что вы скажете, благородные карренцы, если вместо сюзеренитета над Джентебби я предложу вам положение куда прочней и надежней любого, о каком только вам приходилось мечтать? И притом такое, которое навеки скрепило бы дружбу Каррены с Дейларной - и послужило бы вам платой сразу за все? - А именно? - спросил Эвименес. Тогда рыцарь вытащил пергамент - тот самый, что он хотел показать Эйрару, - и бросил шуршащий свиток на стол: - Здесь сказано, господа, что ваш покорный слуга назначен опекуном имперских наследников, пребывающих ныне здесь, в Нааросе. И я бы очень хотел собрать юные мечи Каррены вокруг древнего меча Аргименеса. Итак, что вы скажете насчет брачного союза с правящим Домом? С ее высочеством принцессой Аурией? Плейандер провел языком по губам, глядя на братьев. Альсандер ответил просто, но непреклонно: - Никогда в жизни - хоть за дюжину графских корон. Слишком болтлива! Кто-то захохотал - кажется, Микалегон. Эвименес долго молчал, потом проговорил: - Да. Но вот если бы не с ней, а с меньшой... - на что Эйрар ответил коротко и резко: - Нет! - С вашего позволения, государь, - поклонился рыцарь и объяснил: - Господа, принцесса Аргира выходит замуж за нашего государя и предводителя, герцога Эйрара, который поведет воинов Дейларны на бой, - это решение не может быть отменено... Так значит, вы отвергаете наше великодушное предложение? Это ваше последнее слово? Тогда считаю своим долгом предупредить вас со всей откровенностью: мы - дейлкарлы и верные сыны Империи, которая, в случае разрыва отношений, пойдет на союз даже с Вальком, однако не даст чужеземцам владеть какой-либо частью этой страны... - Ну и скатертью дорога, - глядя мимо него, сказал Эвименес и повернулся к остальным: - Давайте-ка, братья, кончим этот пустой разговор! В гавани стоит пермандосский корабль: сядем на него да и вернемся домой! Альсандер и Плейандер уже начали подниматься следом за ним из-за стола, но тут вмешалась Эвадне: - Нет, братья. Они замерли. - Нет, братья! - повторила она. - Сдается мне, нынче вы заломили слишком высокую цену: эта сделка - с душком! Вы что, в своей жадности позабыли о нашем брате Альсиде, до сих пор не отомщенном? И о брате Эвиде, томящемся у Валька в застенке? Или мы собираемся до конца дней странствовать по белу свету, выигрывая битвы лишь затем, чтобы промотать плату в ближайшей таверне? Нет, братья. Я смотрю, уж очень вы дорожите свободой... а я... я готова отдать свою. Господин рыцарь и опекун! Распространяется ли ваше опекунство также и на принца?.. Господин Ладомир потянулся к пергаменту: - Здесь говорится об "имперских наследниках", сударыня. Я полагаю, мне следует ответить вам утвердительно. - А раз так, - продолжала Эвадне, - я в присутствии всех заявляю, что прошу руки принца Аурария. Мое приданое - приданое спадариона Каррены. Это отдельно от братьев. Но я думаю... я уверена, что братья присоединятся ко мне и во имя величия нашего города откажутся от своих притязаний... кроме права на военную добычу: этого права у нас никто не волен отнять. Сперва Звездные Воеводы ошеломленно вытаращили глаза. Но потом согласно кивнули - сперва Альсандер, за ним остальные. Кулак герцога Микалегона с грохотом обрушился на стол: - Полторы женщины и полумужчина!.. Во парочка будет!.. ...А дальше все было просто. Позвали писца, и писец составил все необходимые бумаги. На корабль послали гонца с наказом спешить немедля в Каррену, собирать войска именем Звездных Воевод и по их поручению. Когда все начали расходиться, Эвадне протолкалась к Эйрару: - Государь и возлюбленный, моя утраченная любовь! Прими искупительную жертву и мою последнюю службу. Будь счастлив и... не поминай лихом... Он хотел поцеловать ее, но она выскользнула из его рук. Он успел заметить лишь слезы, блестевшие на ресницах. Тогда Эйрар направился было к Аргире, но господин Ладомир его не пустил. Время подгоняло их, спешное венчание должно было состояться назавтра, а Дейларна, как и Дзик, держалась обычая, согласно которому жених накануне свадьбы не должен видеть невесту. Зато нужно было позаботиться кое о каких мелочах, и вот из гильдии портных явился горбатый мастер с двумя подмастерьями - у одного бегали глаза, другой пускал слюни, - снимать мерку с трангстедца для свадебного одеяния. А пока они этим занимались, с севера прибыл скороход: - Дорога на Ставорну перекрыта... похоже, граф Вальк двинулся наконец! Эйрар беспокойно переминался, горбун-портной хлопотал, а с улицы доносился топот копыт: прибыл новый отряд всадников Хестинги. Потом в двери просунулась чья-то лохматая голова: - Государь, что нам делать с изгнанниками Мариолы, которых привел Вардо? Отменные воины, все с пиками и на конях, только нипочем не желают служить под началом карренцев: они говорят, Звездные Воеводы виновны в поражении у Марскхаунской дамбы! Но самое скверное началось вечером, после ужина, точно Эйрару не достаточно было целого дня переживаний. Началось с того, что Рогей и Оддель пригласили его хорошенько повеселиться в последнюю холостяцкую ночь. Он отказался, и у друзей обиженно вытянулись лица, даже послышалось что-то насчет того, что некоторые, дескать, уже начали зазнаваться. Но едва он успел задуматься о тяжком бремени вновь приобретенной власти - пожаловала депутация синдиков: Богатей с двумя новыми спутниками. Они желали бы знать, обдумал ли уже государь Эйрар высказанные ими соображения, и если да, то каков будет ответ?.. Сам не свой от усталости и раздражения, Эйрар ответил: - Да, обдумал! Но заключить мир сегодня - значит предать всех, кто избрал меня военным вождем, да и саму Империю, под чьим знаменем я выйду на бой! А вы, небось, уже раструбили по городу, что я готов все и вся по дешевке продать прихлебателям Валька? Синдик шерстяной гильдии пропустил это обвинение мимо ушей. Он спросил: - Почему вы, государь, так боитесь мира, которого, во имя Колодца, жаждет народ? А что до Империи и ее знамени... не обольщайтесь. Старый император выжил из ума: завтра ему еще что-нибудь присоветуют, и он снова послушается. Подумайте: ведь до сего дня граф был женихом его дочки!.. ...И разговор стал походить на шахматный поединок, бесплодный и бесконечный. Но тут вошел господин Ладомир и весьма выразительно глядел на синдиков, пока они не откланялись - пообещав, впрочем, еще вернуться к этой беседе. - Ни за что! - проводил их Эйрар. - Или, во всяком случае, не со мной! Богатей вновь улыбнулся своей рыбьей улыбкой... Когда же за ним закрылась дверь, старый рыцарь вновь подступил к Эйрару все с тем же мучительным вопросом: - Все-таки вы обязаны ответить мне, государь: с кем вы? Что вам дороже? И чем скорей вы ответите, тем лучше. Выбирайте - и придерживайтесь своего выбора. Интрига - привилегия и развлечение правителей. Но совершаться она должна руками их слуг! И снова две воли столкнулись в безысходном, затяжном поединке, похожем на первый. С той только разницей, что имперский советник удалился в конце концов со словами: - Я должен по крайней мере заручиться неопровержимыми доказательствами, что ваша привязанность к родственникам, государь, не повлечет за собой измены нашему делу. ...Оставшись один, Эйрар забрался в постель и стал ждать рассвета, чувствуя себя в свой предсвадебный день несчастнейшим из людей. Все тело мучительно ныло, он уже знал, что поспать навряд ли удастся, разве только урывками. Он попробовал думать о красоте и очаровании Аргиры - самая мысль о том, чтобы обладать ею, доставляла блаженство... Но как только его голова коснулась подушки, он перенесся в какой-то иной мир и понял: ему предстояла вещая ночь из тех, что, казалось, всегда предшествовали крутым изломам его судьбы. ...Безумные всадники мчались сквозь его сон; золотая корона манила издалека. Потом зажглись холодные зимние звезды - восходило созвездие Единорога, и он изо всех сил устремился к нему, но гнусный червь, виденный когда-то в хижине Мелибоэ, растерзал его крылья, и он, упав, покатился куда-то в бездну по нескончаемому крутому откосу, и вдруг все кончилось, и его обняли белые руки, принесшие покой, и он спросил: "Это смерть?" - в то же время сознавая, что спит, - и откуда-то явилась песня: Ночь под безлунными небесами, где плещут сполохи - бледные отраженья огней городов, полоненных тенями, а вдалеке - бессильных ратей движенье... ...И тут Поэ Глупец осторожно коснулся его шеи под ухом, без шума, по-походному разбудив. Поэ держал в руке свечу, а за окном разливался металлически-синий предутренний свет. - Что случилось, друг? - спросил Эйрар. - Плохо дело, боюсь! - ответил Поэ. - В доме, где ты посадил под стражу двоих старых "союзников", твою родню, ночью слышался топот и какое-то мяуканье. Там вспыхивали синие огни и кто-то страшно кричал! Эйрар мигом оказался на ногах: - Идем! Улицы были еще по-ночному пустынны, лишь изредка попадались вышедшие на прогулку коты, да еще реже - пьянчужки, храпящие у порогов. Поэ шепотом обратился к стражнику, застывшему у дверей маленького каменного дома в квартале ювелиров. Стражник сжимал побелевшими пальцами древко копья и клялся Богами и грифонами - никто и ничто не проникало внутрь дома сквозь эту единственную дверь; но этак с час тому назад они с напарником в самом деле услыхали тяжелый топот наверху, а потом вспыхнули колдовские огни и раздались кошмарные крики... ...Нижний этаж, где прежде была лавочка, теперь пустовал. Эйрар взлетел наверх по ступеням, но дверь оказалась заперта изнутри. На стук никто не откликнулся, и он уже примеривался ударить плечом, но Поэ отсоветовал: - Это очень крепкий дуб, государь герцог... позволь лучше мне! - и, вынув короткий меч, принялся умело и ловко рубить дверь. С каждым ударом на пол опадали длинные завитые стружки. Тем временем шум привлек внимание горожан. На другой стороне улицы распахнулось окно, высунулась голова любопытного, потом еще и еще. Кто-то закричал: - Стража!.. Парень, карауливший дверь, вышел наружу и попытался успокоить людей. По знаку Морского Орла на шлеме в нем признали воина Ос Эригу; собравшаяся толпа зашумела громче, люди явно решили, что за изменниками явился палач, а они заперлись и не даются. Эйрар услышал крики: - Несите веревку! - Огня!.. Зажгите огонь! Дыра в двери была шириной всего в несколько дюймов, и Эйрар знал, что надо спешить, спешить изо всех сил - и все-таки ему пришлось спуститься вниз, вновь выйти наружу и предъявить себя горожанам. Те узнали его и разразились восторженным ревом, и Поэ Глупец со всех ног помчался за стражей, а молодой герцог напутствовал его: - Да пусть прихватят топоры... Но люди услышали, как Эйрар отдавал приказание, и откуда-то вмиг появился добрый топор и широкоплечий малый при нем. Ему потребовалось всего несколько ударов, - посыпались щепки, и вот уже можно было просунуть руку вовнутрь и откинуть засов. Дверь то ли отворилась, то ли попросту рухнула... Толпа любопытных почти втолкнула Эйрара через порог, и он тотчас понял: здесь поработал Мелибоэ. В комнате витал не только запах смерти - был еще и другой, настолько жуткий, что простодушного силача, рубившего дверь, немедленно вырвало. И воздух был до того напоен магией, что глаза лезли из орбит. - Назад! - крикнул Эйрар. - Назад, если вам дорога жизнь и душа! И сам не посмел сделать дальше ни шагу, пока по его просьбе ему не передали мешочек зерна. Выложив вокруг себя пентаграмму, он начал произносить самое страшное отвращающее заклятие из всех, какие знал... Но вот знакомая слабость отозвалась дрожью в коленках, и страх исчез с лиц зевак, заглядывавших с лестницы, а потом исчезли и сами зеваки, потому что прибежал Поэ и привел с собой стражников. Поздно!.. Слишком поздно... За маленькой прихожей виднелась комната побольше. Окно в комнате было слегка приоткрыто, а с подоконника на пол тянулась длинная полоса зеленой, гнусно пахнущей слизи, а справа и слева - отметины грязных когтей... След вел в спальню, и Эйрар понял, почему ему снился червь, ноющий за прутьями клетки. Ночной ужас обрел плоть: на полу спальни лежал отец - его родитель, его учитель и друг - лежал, уставив седую бороду в потолок - неподвижный, иссохший, бескровный, точно вырезанный из мрамора - и рядом с ним дядя Толо, лицом вниз, с прокушенным затылком... развороченная плоть была бледна и лишена даже капельки крови... Эйрар отчаянно закричал и рухнул на пол, проваливаясь во тьму... Он не знал, сколько минуло времени. Но вот в храмах и на улицах зазвонили колокола, и кто-то подошел к нему со словами: - Сегодня твоя свадьба, государь. Пора наряжаться! Ему помогли подняться и под руки проводили по ступенькам на улицу, и люди обнажали перед ним головы, бормоча что-то сочувственное. Никто больше не требовал вздернуть предателей: горожане искренне соболезновали его горю. Но за пределами квартала ювелиров, там, куда не дошли скорбные вести, шапки летели в небо, а со всех сторон слышалось: - Да здравствует Хозяин Дейларны! - Счастливой свадьбы тебе, государь! Его уже поджидал господин Ладомир, а с ним Рогей и Микалегон - два шафера. - Мой отец умер, - простонал Эйрар, и тут горе и слабость, причиненная страшным заклятием, совсем скосили его, он подломился в коленях и упал на застланную коврами скамью. Рыдания душили его. Старый рыцарь коснулся его плеча, произнося добрые и достойные слова утешения. Но они не облегчили душу, как не облегчила ее и совсем уже дикая мысль, что по-настоящему сейчас мог бы помочь лишь один человек - Мелибоэ-чернокнижник, Мелибоэ-философ - Мелибоэ, который и послужил причиной всему. Эйрару показалось, что измученный мозг стянуло узлами... и, как ни странно, именно это ощущение все-таки придало ему сил и помогло справиться со слезами. - Я должен идти, - сказал рыцарь, обрадованный тем, сколь действенны оказались его увещевания. - Мне следует побеседовать с невестой, ибо я, как опекун, замещаю ее отца. И он удалился. - Ну так что, парень? - спросил герцог Микалегон. - Собираешься пережить своих предков - или как? И протянул Эйрару кружку с глотком огненного вина. Явился горбатый портной и принес одеяния. Явился священник и принялся наставлять Эйрара в предстоявшем обряде. А снаружи неслись радостные клики, писк скогалангских свистков мешался с торжественным звоном колоколов, город полнился ликованием, сладкое вино лилось в чаши, люди шутили и подзадоривали друг друга... Аурарий считался престолонаследником, и его свадьба, конечно, должна была совершиться первой. Время тянулось. Эйрар никак не мог взять в толк, о чем это говорил ему священник, и в добрых глазах святого отца росло недоумение: юноша вновь и вновь забывал, как следовало отвечать на вопросы. И вот наконец, сияя и пританцовывая, по ступеням взбежал мальчик-посыльный с новеньким значком Кошки, вышитым на рукаве, и радостно объявил: - Все готово! Пожалуйте, государь! К тому времени Эйрар успел прийти в себя настолько, чтобы спросить: - Где Мелибоэ?.. Ему ответили, что нынче с самого утра колдуна никто не видал, а вообще-то он безвылазно сидел в своем курятнике с тех самых пор, как ему доставили отысканные в городе философические инструменты. Трубы пели на улицах. Эйрару все еще казалось, что кожа лица натянута, точно на барабане, и тем не менее, все вместе - музыка, взгляды, необычность происходившего - словно бы сговорилось встряхнуть его, вдохнуть силы. Микалегон подсадил его в свадебный экипаж, хлопнув по плечу со словами: - Держись, парень! Вспомни Медвежий фиорд - я-то тогда уже понял, ты не из той породы, чтобы сдаваться! В соборе не оказалось епископа, обряд совершал простой священник - духовный владыка Наароса был валькингом, и его отпустили с Богом по его просьбе. Преклоняя колени подле Аргиры, Эйрар покосился на нее и понял: она знает, что у него случилась беда. Как бы то ни было, он ухитрился запутаться лишь в одном ответе - насчет того, что он, дескать, берет эту женщину в жены безо всякого приданого, кроме крови короля Аргименеса в ее жилах - да и то, вопрос не входил в обычную службу и был задан лишь ради имперской наследницы. Под звуки флейт и звон струн, под крики скачущих свадебных танцоров их повели прочь от алтаря, через боковой неф к двери наружу. - Я скорблю вместе с тобой, - шепнула она, и ему подумалось: "Первые слова, произнесенные моей женой!" Поскольку титул принца был выше, его свадебный пир происходил в ратуше, а для свадьбы Эйрара отвели зал гильдии кожевников. Зал был убран со всей подобающей роскошью, но неистребимый запах кож витал в воздухе, вливаясь сквозь высокие окна. Люди, кому надо было поздороваться или попрощаться, переходили с пира на пир. Герцог Микалегон пил больше всех и без конца сыпал шутками, далеко не всегда пристойными. Уже горели факелы, когда Аргиру и Эйрара подняли с мест под звуки свадебной песни: - "И наедине оставляем..." - последние слова еще звучали за дверью на лестнице, когда герцог Эйрар обнял и прижал к сердцу ту, что некогда клялся завоевать... Но его страстное объятие осталось почти безответным, а потом ее руки безвольно повисли вдоль тела, и его ищущие губы натолкнулись на холодную щеку... холодную, как щека Гитоны тогда... как ледники неведомых северных гор... Он выпустил ее и отшатнулся, шепча едва слышно: - Ты... не любишь... ты не желаешь меня? Аргира, единственная моя!.. На улице фальшиво протрубил рог, кто-то - судя по голосам, вольные рыбаки - лупил в сковородки, выкрикивая бесстыжие свадебные напутствия своей родины. Принцесса Аргира взглянула ему прямо в глаза: - Государь Эйрар, я твоя жена и принадлежу тебе по праву. Ты волен развязать мой девичий пояс и поступить со мной, как тебе вздумается. Но любить... Я уже говорила тебе когда-то: Семь Сил стоят между нами. Я - дочь Колодца... а ты в эту ночь, для любой женщины самую драгоценную, приходишь ко мне, осквернив себя магией - магией нечистой и смертоносной! Что же я могу тебе подарить?.. На миг его объяло желание стиснуть ее в объятиях, стиснуть грубо и властно. Он даже оглянулся на приготовленную постель... Но только на миг. С улицы вновь донеслись веселые непристойности, но Эйрар ответил на них криком, полным ярости и отчаяния: - Я покончу с ним!.. Покончу!.. Схватил меч и как безумный ринулся в двери, а потом - по лестнице вниз. 38. БЕЛОРЕЧЬЕ. БРАЧНАЯ НОЧЬ - Ах, юноша... - сказал Мелибоэ. - А ведь другой на твоем месте еще и благодарил бы меня за то, что я избавил мир от худшего твоего врага. Ума не приложу - и с какой это стати случайные обстоятельства рождения налагают на людей столь крепкие узы, что они уже и не вольны выбирать друзей, которых следует держаться?.. Пойми, юноша, от этого зависело твое будущее, и не только твое - многих и многих. Старика невозможно было обратить в нашу веру. Тут мы сошлись, я и твой рыцарь-советник, большой, между прочим, негодяй в некоторых отношениях... Сбитый с толку, Эйрар только и нашелся сказать: - Негодяй? Рыцарь Ладомир?.. - Он самый - господин Ладомир Ладомирсон. Ну да, он доверху полон красноречия и высоких стремлений, с этим я соглашусь. Мне приходилось видеть подобных ему: Валька Неразумного, например. Цель Валька - соединить два народа - столь высока, что средства становятся безразличны. Вроде того, как если бы он учил своих детей плавать и не слишком печалился, начни они при этом тонуть... Эйрар не стал спорить с ним. Он сказал: - Насчет Валька не знаю, а вот тебя нынче точно интересовала цель, но никак уж не средства. Кроме того, ты пытаешься направлять судьбы других людей - а ведь ты, помнится, сам говорил мне когда-то, что никому из смертных не стоит этого делать. И еще я знаю: ты одним ударом убил моего отца и мою любовь. Ты не имеешь права жить в свободной Дейларне. И ты не будешь в ней жить. Мелибоэ пожал плечами: - Нынче ты не потерял ничего такого, чего тебе не случалось бы уже утрачивать в прошлом... так что с философской точки зрения ты, конечно, неправ. А высоких целей у меня нет вовсе, кроме одной - наблюдать за судьбами мира. И мне вовсе нет нужды подавать кому-то советы... Поступай, словом, как знаешь... а мне не привыкать к доле изгнанника. Я слышал, Дзик - красивая страна, да и народ там не столь щепетилен... Не даст ли ваша светлость мне корабля, чтобы я мог уехать? Так кончилась эта встреча - еще одна встреча, завершившаяся разрывом. А утром с севера впервые пришли вразумительные новости: привез их гонец, скакавший без отдыха несколько дней. По его словам, Вальк медленно двигался к югу, везя множество боевых машин и собираясь брать Наарос. Шел всего с тремя терциями: для большего числа невозможно было добыть съестные припасы. Легкой кавалерии при нем также было мало, конница в основном осталась охранять дороги из обеих Ласий, потому что рудокопы Короша и горцы Корсора действовали весьма решительно, и даже по большаку едва удавалось подвозить припасы из Бриеллы. А подвозить приходилось - Норби был до костей обглодан зимней войной, да и из-за моря ничего не поступало. Кто призвал Корсор к восстанию? - неважно, кто; Вальк сидел в Ставорне, и первейшей заботой военного герцога Эйрара теперь было как можно скорее выдвинуться вперед, чтобы ухватить-таки бриельскую крапиву посреди Белоречья - и выдернуть с корнем. В ту же ночь он стремительно ускакал из Наароса, взяв с собой конников-хестингарцев и латников из Каррены. Рогею с лучниками и легкой пехотой ведено было поспешать следом, а за ними и Микалегону - так скоро, как только смогут его секироносцы. Плейандер и Эвименес пока оставались в Нааросе - принимать и направлять запоздалое пополнение и ту помощь, которую вышлет Двенадцатиградье. Скороходы мчались в Хестингу - предупредить, чтобы конница шла через Драконов Хребет мимо Графской Подушки и не особенно таилась в пути. Если она подоспеет вовремя - хорошо; если нет - графу Вальку все же придется отрядить часть войск для застав по восточным дорогам, и уж хестингарцы не дадут спокойно спать никому, а в особенности стражам обозов. Аргира вышла поцеловать Эйрара на прощание, когда он садился в седло. Он не стал ей рассказывать об изгнании чародея: "Завоевывать таким способом ее сердце? - покорно благодарю..." - и оттого ее губы в прощальном поцелуе были все так же неподвижны и холодны. Зеленый наряд деревьев казался еще по-весеннему свежим. Эйрар ехал на север той же самой дорогой, по которой он шел когда-то в Наарос, беседуя со славным лучником-валькингом - как его звали?.. Вспомнить не удалось. Но там, где от дороги отделялась тропа, ведшая к хижине колдуна, деревья были черны и безжизненны, и вид их резанул сердце Эйрара куда больше, нежели вид самого Трангстеда, мимо которого также пролег его путь. Ибо хижина Мелибоэ была разрушена до основания - мертвая, заброшенная руина, - а Трангстед, который они миновали на следующее утро, был совершенно цел и... совсем незнаком. Заборы, отделявшие его когда-то от хутора сыновей Виклида, расположенного южнее, и от имения Сумарбо, лежавшего севернее, были снесены подчистую: три владения слились в одно большое поместье, которое при валькингах обрабатывали рабы. Сам дом был перекрашен в другой цвет. И - ни души вокруг... К ночи воины разбили лагерь на обращенных к Белоречью склонах Вастманстедского нагорья. Эйрару, как вождю, подыскали дом для ночлега, но он туда не пошел, хотя накрапывал дождик. Еще через сутки они заночевали в деревушке под названием Коббинг. Здесь всем хватило места под крышей - в домах на полу, на худой конец, по сараям. Сердобольные воины привели Эйрару смазливую салмонесскую девку в корсете с оборванными шнурками. Эйрар от нее отказался, и девушка досталась Альсандеру, благо карренец был полностью лишен подобного благородства. За Коббингом начинается чисто белореченская местность, хоть и принято считать, что это все еще земля Вастманстеда. Кабанья Спина, синеющая на востоке, обрывается, но за ней уже громоздятся скалистые кряжи Драконова Хребта. А на западе вздымаются чуть более пологие, но почти столь же величественные склоны Щитовых Холмов, за которыми лежат Шелланд и Скогаланг. Северный большак извилист в этих местах, хотя валькинги, выстроившие его, всегда предпочитают прямые дороги. Они воздвигли у каждого поворота по укрепленному форту, но все эти форты теперь пустовали. Иные стояли попросту брошенными, на других оставил следы огонь - дело рук восставших белореченцев. Местные жители по одному, по двое присоединялись к отряду, но всадников среди них было мало, и Эйрару пришлось приказать им собираться в опустевших фортах и ждать Микалегона. Эйрар спешил. Он догадался еще разослать весть женщинам и старикам Белоречья: "Уходите и прячьтесь в укромных местах: скоро здесь начнутся сражения!" А карренец Альсандер предложил жителям собирать в тех же фортах провиант для войск, которые еще должны были подойти. Хестингарские разведчики малыми группками разлетались вперед и по сторонам - на запад и на восток, - разузнавая, что слышно. Пока что услышанное вселяло надежду. Вальк, кажется, прочно засел в Ставорне, запасаясь необходимым для дальнего перехода; Ванетт-Миллепиг, нааросский Рыжий Барон, был избран полководцем. Весенним утром, туманным и дождливым, Эйрар со всадниками прибыл в Торгстед - город, по праву называемый Сердцем Белоречья. Город был невелик: всего сорок домов, сложенных из прочного камня, остальные - деревянные, недавно построенные. Валькинги основали поблизости колонию и населили ее салмонесцами. Этот беспомощный народ то ли не сообразил, то ли не сумел разбежаться, хотя в воздухе уже явственно пахло войной. Эйрар велел выселить их из домов, прежде отнятых у дейлкарлов - и держать под строгим надзором. Еще не хватало, чтобы бедолаги попались на глаза валькингам и вольно или невольно предупредили их, что за встречу им здесь готовили! Большак проходит прямо через Торгстед, деля его надвое. Город стоит над самым Нааром: иные дома глядятся с кручи в реку. На ту сторону переброшен каменный мост. Еще одна дорога - скромный проселок - ведет из Торгстеда через Щитовые Холмы в Скогаланг. Перейти Наар вброд невозможно, западный берег зарос густыми деревьями; Эйрар рассчитывал, что река надежно прикроет левый фланг его войска. На другой стороне валькинги, по обыкновению, вырубили весь лес вдоль обочин дороги, но со времени последней рубки просеку заполонила зеленая поросль. Эйрар собрал всех ремесленников, какие нашлись, и приставил их строить четыре моста там, где на восточном берегу зелень была погуще: не Бог весть какие крепкие мосты, - только для битвы. На северной окраине города, между домами, тянулся к Наару старый, высохший и замусоренный ров. Когда-то, еще во дни войн с язычниками, за ним выстроили частокол. Салмонесцам велели вычистить ров и пообещали награду, а когда Рогей привел скогалангцев - лучших плотников Дейларны, - Эйрар тотчас отправил их чинить древнюю деревянную стену. Он собирался поставить здесь Микалегона с его тяжеловооруженной пехотой и очень боялся, не смяли бы терциарии немногочисленных секироносцев. Сам большак он велел перегородить - но так, чтобы преграду можно было мигом убрать и выпустить карренских латников для ответной атаки. Совсем рядом со рвом, у дороги, стоял высокий каменный дом. Его верхний этаж удобно выдавался вперед, и Эйрар решил устроить здесь крепость. В верхнем этаже прорубили пол и приготовили изрядный запас оружия и смолы: смолу станут кипятить в котлах и передавать наверх... Восточный фланг доставил всего больше забот. Здесь расстилались луга, покрывавшие обширный, пологий склон длиной в несколько сотен шагов, и лишь потом начинались деревья и высился каменистый откос. Пращуры, некогда основавшие Торгстед, с этой стороны также ограничились частоколом и рвом. Эйрару это не годилось. Он знал: валькинги попытаются проникнуть в город именно отсюда, чтобы обойти его войско и сбросить его в быстрый Наар, а потом двинуться дальше на юг. Старый ров заплыл совершенно, и Эйрар понимал, что им уже не успеть выкопать новый; Альсандер с ним согласился. Все-таки они сделали, что могли - завалили весь луг срубленными деревьями. Заостренные сучья переплетались, обращенные в ту сторону, откуда должен был подойти враг... За завалом встанут пешие дейлкарлы-копейщики: вольные рыбаки, привыкшие метать гарпуны, и с ними белореченцы и мариоланцы с их длинными копьями для рукопашного боя, а вот лучники сосредоточатся на другом крыле - за. Нааром. Врагу будет не так-то просто добраться до них, зато сами они смогут целиться терциариям как раз в правый бок, не заслоненный щитами. Одним словом, валькингам предстояло пройти между лучниками и копейщиками и попасть прямо в объятия Микалегону с его тяжелой пехотой, укрытой за частоколом. А за спиной Микалегона будут ждать своей очереди всадники, закованные в броню - целый тагой конных карренцев ("Только бы он вовремя подоспел!.."), готовый тотчас ринуться вперед, буде валькинги дрогнут, - или прикрыть отход, если все рухнет... А впереди всех, под самым носом врага, не давая до времени раскусить приготовленную хитрость, станут гарцевать стремительные всадники Хестинги: они без труда увернутся от прямого удара и уйдут через город или за Наар по наведенным мостам. - Хороший план, - похвалил Альсандер. - Ничего другого, кажется, и не придумать. Люди прибывали и прибывали - дюжинами, двадцатками. Маленький Торгстед, отродясь не видевший столько войск, преисполнялся нетерпения и надежды. С утра до вечера Эйрар не знал ни минуты покоя: назначал командиров в отряды вновь подошедших ополченцев, заглядывал к стрельникам, спешно готовившим стрелы. Зато по ночам, оставаясь один, он всякий раз подолгу лежал без сна, с мукой сердечной думая об Аргире, - вот уже две недели от нее не было весточки. А еще он думал о том, долго ли он сможет продержать здесь свое войско - еда оскудевала, хотя Эвименес бесперебойно присылал груженые повозки из Наароса; и еще о том, как все опять-таки рухнет, вздумай Вальк идти к югу через Шелланд и скогалангское побережье... - На этот счет не очень волнуйся, - успокоил его Альсандер. И не ошибся. Стоял прекрасный солнечный день, когда вернулись разведчики-хестингарцы и привезли подобранного ими человека из Норби. Он шел с валькинговскими "союзниками" и был одет и снаряжен, как они, однако сумел доказать, что Железное Кольцо его родной провинции внедрило его в их ряды как шпиона. - Вальк наконец изготовился к походу, - сообщил житель Норби. - Он движется сюда по большаку с тремя терциями и некоторым количеством конницы. Терциарии говорят, что южная Дейларна восстала и собирает силы в Белоречье: граф намерен дать сражение и подавить бунт, прежде чем он как следует разрастется... Граф даже не потащил с собой осадные машины, установленные на тяжелых телегах: он рассчитывает взять Наарос без спешки, уже после того, как бунтовщики будут разогнаны. Зато набрал кавалерии, сняв всех, кого было можно, с охраны дорог. В Шелланд, дабы избежать беспорядков, отправили полутерцию. А еще одна - как только запасется провизией - двинется через Корсор и вокруг северных отрогов Драконова Хребта в Хестингу, жечь хутора. Поговаривают и о том, будто Империя объявила Вальку войну. Это известие очень всех обозлило, граф поспешно разослал во все стороны глашатаев с наказом опровергать столь злостные измышления на каждом углу, объявляя себя, как и прежде, законным императорским наместником. Однако ни от кого не укрылось, что два барона с весьма пышной свитой отправились из Ставорны прямиком в Лектис. Зачем бы это? В Стассию поплывут, не иначе... Итак, битва близилась. Еще через день в Торгстед прискакал новый отряд хестингарцев: трое ехали привязанные к лошадям, бледные от потери крови. Им довелось схватиться с конницей валькингов прямо на дороге, совсем близко от города. Прежде, чем ранеными занялся лекарь, изобретательный Альсандер дал им проехать через весь лагерь, чтобы вид кровавых повязок вселил в души воинов ярость, вдохновляя их к битве... Зато Эйрар страшно переживал и готов был жалеть о том, что его выбрали предводителем. Ибо Эвименес и его карренцы все еще не появлялись - а ныне требовалось не просто поколотить валькингов, не просто нанести им поражение - надо было полностью разгромить их, раз и навсегда переломив хребет их державе. Без латников на это не приходилось рассчитывать... А назавтра возвратились еще хестингарцы: они столкнулись с отрядом вражеской конницы и разогнали его, но потом напоролись на терциариев - всего в двух пеших переходах от города... И все-таки Эйрар зря волновался. В тот же день, поздно вечером, когда он сидел без сна в тяжком раздумье, с улицы долетел многоголосый радостный крик, замелькали факелы и - ура, ура! - вошел Эвименес, верный Эвименес, приведший полных три тагоя карренцев, пятнадцать сотен пик. Покрытая пылью, громыхающая колонна растекалась по городку, заполняя улицы и переулки... - В Наарос пришел карренский флот, - рассказывали латники. - И еще тьма кораблей на подходе, везут подкрепление! - Твоя Аргира, - поведал Эйрару Эвименес, - в хлам рассорилась из-за чего-то с господином Ладомиром. Старик сел на корабль и уехал в Стассию - кажется, насовсем. Представляешь - не взглянула на него, когда он со всеми прощался! По его словам, Аурарий держал в Нааросе роскошнейший двор, вне всякого сомнения полагая себя правителем и судией. Тем не менее, большинство горожан предпочитало обращаться за правосудием к Галлилю - или даже к его жене. В свою очередь Эйрар изложил ему свой план сражения, и Эвименес одобрил. А узнав, что ему предстояло возглавить решающий натиск, он в восторге извлек до половины свой меч и со стуком вдвинул его обратно в ножны: - Ну, держитесь, ублюдки! Ужо, пощекочут вам задницы наши карренские зубочистки... Еще день - и разведчики донесли: приближавшиеся валькинги встали лагерем вскоре после полудня, что у них было совсем не в обычае, - но, как всегда, обнесли лагерь на скорую руку частоколом. Судя по всему, они знали, где именно ожидало их войско Дейларны - и были исполнены решимости прорубить себе путь. Изрядно намучившись, они даже переправили часть конницы на левый берег Наара, и в сумерках та начала продвигаться сквозь чащу как раз туда, где устроились лучники. Пришлось Эйрару отправить к ним хестингарцев, хотя это до некоторой степени обнаруживало его хитрость в центре позиции и подставляло по удар скогалангцев, стоявших возле мостов. Он снова заволновался, решив было, что валькинги выискивают обходной путь, но Альсандер велел не придавать этому значения: - Так всегда: тот, с кем дерешься, обязательно нащупает нечто, тобою упущенное. Вот, помнится, в Ураведу... Но Эйрару - все называли его теперь Хозяином Дейларны, не иначе - было не до воспоминаний об Ураведу. Предстояла битва, победа или поражение, жизнь или смерть. Столь многое зависело от исхода сражения, что собственная судьба представлялась ему пустяком. Ему даже казалось порой, будто он наблюдал за всем происходившим словно бы со стороны, как когда-то, ребенком, когда у камина звучали рассказы о деяниях старины: узнать бы поскорее, чем кончится!.. "Аргира... - думалось ему. - Аргира! Как бы я ласкал и лелеял тебя, как бы мы любили друг друга!.. Поймешь ли ты когда-нибудь, что я иначе не мог - что я должен был произнести заклятие и войти в комнату, где мертвым лежал мой отец... Чем же я провинился перед тобой? Тем, что отец когда-то преподал мне, мальчишке, азы колдовской науки? Или тем, что я взял в товарищи чернокнижника Мелибоэ той ночью в болоте, когда моя собственная судьба, да что там - судьба всей Дейларны висела на волоске? Что же все-таки я сделал не так? За что лишился той первой любви, - хоть она и была на самом деле лишь тенью настоящей, великой любви, наполнившей всю мою жизнь - и тоже погибшей, и мне теперь наплевать, что со мной случится завтра? В чем моя вина, моя ошибка, Аргира? И неужели я всю жизнь обречен страдать из-за нее?.." Но размышления были бесплодны, и он отбросил их, надел шлем и отправился в обход боевых порядков, в последний раз проверяя, все ли готово: если уж валькинги разбили лагерь средь бела дня, можно ждать, что завтра они нападут ни свет ни заря... Снаружи, на улице, дымно горели костры. Воины разогревали еду, болтали, передавали из рук в руки бутылки. Увидев Эйрара, стоявшего в дверях, они приветствовали его радостным ревом: молодого герцога любили и уважали в войсках. Потом долетел шум с того конца улицы, где к городу подходил южный тракт. Эйрар вгляделся... оттуда приближались какие-то люди. В меркнущем свете дня удалось различить троих всадников со знаменем, обвисшем в неподвижном воздухе - что там было изображено, поди разбери. За всадниками стройной колонной шагали пешие воины. Вот прозвучала команда, и они с лязгом остановились, а те трое поехали прямо к Эйрару, так и не успевшему далеко отойти от дверей. Один из них, юноша, на чьем одеянии была вышита красная роза, гибким движением покинул седло. - Господа! - сказал он и сдернул шляпу, украшенную щегольским фазаньим пером. - Не подскажете ли, как найти высокочтимого Эйрара из Трангстеда, предводителя войска Дейларны? Эйрар ответил: - Это я. Великан, подъехавший следом за юношей, грузно спрыгнул наземь с коня. Щеголь представил его: - Барон Йовентиньян из Скроби, посланец Империи. Барон пожал Эйрару руку и протянул меч рукоятью вперед в знак повиновения. - Я прислан сюда Советом и Регентами Империи, - пророкотал он, - дабы вооруженной рукою помочь в борьбе с подлым отступником и чародеем графом Вальком Бриелльским. Я привел четыре сотни обученных воинов. Они в твоем распоряжении, государь... при одном только условии: что здесь не прибегают к магии, колдовству или чернокнижию, ибо это противоречит установлениям Колодца, провозглашенным его величеством, светлой памяти императором Ауреолом! - Никакой магии! - сказал Эйрар и от души стиснул руку барона. - Ты прибыл как нельзя более вовремя, достойный Йовентиньян: на нас идет собственной персоной граф Вальк, завтра битва, и воины нужны до зарезу. Не хочешь ли познакомиться со славным Микалегоном, некогда герцогом Ос Эригу, но отныне - герцогом свободной Дейларны? Йовентиньян на миг призадумался, слегка откинув голову: имя Микалегона явно резало его имперское ухо, - но потом поклонился, и две огромные ладони соединились в пожатии. - Проголодались, поди? - спросил Микалегон. - Быстро же вы одолели неблизкий и тяжкий путь - пешком, да в доспехах! Всего на день отстали от карренцев, а ведь это наездники, каких поискать! Барон охотно дал втянуть себя в разговор: - Да нет, ничего страшного. В нааросском порту нас встретил спадарион Плейандер, чья сестра с недавних пор замужем за нашим принцем, его высочеством Аурарием. Он сказал, что, мол, собирался спешно везти сюда боевые машины, но в нас, воинах, определенно больше нужды, и отдал нам приготовленные повозки. Да, кстати, - повернулся он к Эйрару, - в одной из повозок вас ожидает ее высочество принцесса Аргира. Я пытался ее отгово... ...Шеренги воинов Скроби в остроконечных высоких шлемах изумленно взирали на молодого герцога, мчавшегося мимо них со всех ног, отнюдь не по-герцогски. Она приехала - она в самом деле приехала!.. И она улыбалась ему. Но, помогая сойти наземь, он так и не посмел обнять ее, - лишь бестолково бормотал что-то о грядущем сражении и о смертельной опасности, которой она себя подвергала... Он вел ее к дому, где поселился, и отчего-то обоим было неловко. И потом, его еще ждало множество дел. Надо было найти в лагере место для ночлега неожиданному подкреплению из Скроби; надо было определить им место в завтрашней битве (большую часть - к Микалегону, один хороший отряд - на правое крыло, к копейщикам); и всех накормить. Стояла уже глубокая ночь, огни лагеря угасали и лишь караульные перекликались, обмениваясь паролем, когда Эйрар наконец освободился и смог присоединиться к жене. Он спросил ее: - Зачем ты приехала?.. - Разве ты не хочешь, чтобы я... была рядом с тобой? - отвечала Аргира. - Я не знаю, чем кончится битва... но я разделю твою участь, какой бы она ни была. Я все равно не пойду замуж на Стенофона! И... прости меня, мой повелитель. Я безвинно оскорбила тебя. Господин Ладомир сознался мне, что это он, поправ свою клятву советника, велел магу сгубить твоего отца... Он содрогнулся: - Господин Ладомир!.. А мне-то он всегда казался... благороднейшим человеком... Но как же ты могла счесть меня таким подлецом?.. Стало быть, ты... в самом деле... ты говорила, что ты не... что я... но ведь я все еще волшебник! - Любимый, - сказала Аргира. - Я передумала много дум, сидя одна в Нааросе. Я не могу изменить тебя... да и не хочу. Оставайся волшебником, если хочешь. Я просто люблю тебя, вот и все. А завтра... завтра я могу потерять тебя навсегда... Глядя ему в глаза, она развязала поясок. И платье мягко зашуршало, соскальзывая к ее ногам. 39. БЕЛОРЕЧЬЕ. ИСТОРИЯ НЕ КОНЧАЕТСЯ Когда откипела страсть, и они тихо лежали, прижавшись друг к другу, Эйрар сказал: - Ты так хорошо понимаешь людей - объясни же мне, почему я до последнего цеплялся за старого колдуна? - Нетрудно объяснить, мой повелитель, - отвечала Аргира. - Все оттого, что каждый разговор с ним приносил тебе нечто новое. Даже доведенный до крайности, ты не позволил расправиться с ним, потому что его ответы были по-прежнему неожиданны. Сегодня я нова для тебя, любимый, но придет день, и я тебе надоем... - Никогда, никогда!.. - и он запечатал ее уста поцелуем. - Ты моя, и ничто больше не важно. Подумай, однако: я изгнал из страны человека, лучше всех ко мне относившегося... моего второго отца. Да если бы не он, мы с тобой никогда и не встретились бы! Она прильнула к нему, мурлыча, как котенок: - Нет, любимый. Его колдовство всегда было злым. Оно всегда подводило. Не будь Мелибоэ - все равно было бы восстание против Валька... и всех его стенофонов. И ведь ты сам отыскал путь в Ос Эригу, где я находилась. Любовь - волшебство гораздо более сильное, чем все его заклинания... Эйрар был не вполне в этом уверен, но ответил лишь счастливым вздохом. И тут кто-то заколотил в дверь, крича: - Валькинги зашевелились!.. Выскочив наружу, Эйрар Эльварсон невольно припомнил, как еще вчера ему было поистине наплевать и на исход сражения, и на собственную судьбу: лишь бы побыстрее все кончилось. Теперь - не то! Впереди по-прежнему ждали кровь, ужас и смерть - но за спиной, здесь, в городе, оставалась Она, любимая, единственная!.. Он приставил к ней верных хестингарских ребят: если битва будет проиграна, они умчат ее прочь. Перекусив на скорую руку, Эйрар выехал к войску - в полном вооружении, но с непокрытой головой, ибо ничто так не воодушевляет воинов перед боем, как личное присутствие вождя. Нени из Баска вез перед ним знамя - череп горной кошки на древке. Они как раз объехали правое крыло войска, когда крики и металлический лязг, донесшийся слева, с той стороны долины, поведал им - за Нааром, среди деревьев, уже рубились с вражеской конницей. - Надеюсь, у Рогея хватит ума повернуть против них лучников, - сказал он Альсандеру, на что тот ответил: - Ни на кого нельзя полагаться так, как на себя самого. Потому-то мы уповаем на Царствие Небесное, вместо того, чтобы строить рай на земле с помощью ближних. Однако Рогей, я думаю, справится... Смотри! Он вытянул руку. Там, впереди, из-за горба дороги сперва выплыло легкое облачко пыли, а затем появились первые ряды терциариев. Они двигались ровным, сомкнутым строем, от края до края обочин, готовые проломить, прорубить себе путь сквозь Торгстед. Колыхались щиты, вскинутые на плечо, верещали флейты, плыли над головами алые треугольники. Эйрар развернул коня - скакать на левый фланг, покуда пылкий Рогей не приказал своим людям стрелять прежде времени... Но поспеть туда было уже невозможно. Эйрар едва достиг города, когда запели серебряные свистки Скогаланга, и лучники, притаившиеся за Нааром, поднялись на ноги, одновременно натягивая тетивы. Безжалостный ливень стрел, выпущенных почти в упор, обрушился на вражескую колонну с правой стороны, не прикрытой щитами. Валькинги десятками падали замертво: кованые наконечники пригвождали шлемы к головам, наручи к рукам, а руки - к ребрам. Передние ряды терциариев в смятении качнулись влево - навстречу метателям копий, засевшим среди поваленных деревьев. Но у валькинговских отрядов были опытные предводители. Увидев, в какую переделку угодила первая терция, вторая не стала ломиться вперед. Она перестроилась, закрылась щитами и двинулась прямо на лучников. Наткнувшись на реку, терциарии кинулись к легким мостам, наведенным Эйраром для собственных нужд. Тем временем воины первой терции - а их все еще было немало - упрямо лезли через поваленные деревья, растаскивая преграду, не обращая внимания на летящие дротики, рубя головы копейщикам. Бой шел теперь на обоих флангах - и тут-то появилась третья терция и устремилась напролом через Торгстед. Эйрар слышал, как подавала сигналы вражеская труба. Потом с левого крыла примчался гонец: - Они прорвались у второго моста, а нас слишком мало! Пришлось отправить на выручку пол-тагоя карренцев. Латники выхватывали мечи, спешиваясь для рукопашной. Но некогда было смотреть, что там происходило, равно как и спешить туда самому. Упорный, жестокий бой шел уже по всей линии. Короткие мечи валькингов звенели у частокола о секиры воинов Микалегона. Стрелы Скогаланга еще летели, хотя и не так густо, как прежде - многие вовсю рубились возле моста, - но волей-неволей все больше валькингов перемещалось на другой край. Немало терциариев повисло там на завалах, однако часть все же просочилась, потом еще и еще. Копья мариоланцев не могли их сдержать. Как это часто бывает, упорство и доблесть сами по себе еще не означали победы. Валькинги закричали яростнее. Эйрар увидел: кое-кто из его воинов бросил оружие и, смалодушничав, бросился наутек... - Где Йовентиньян? - крикнул он. Барона быстро нашли: по счастью, он был достаточно опытным военачальником и без крайней необходимости не ввязывался в бой сам. - Друг Йовентиньян, - сказал ему Эйрар, - если нам не удастся остановить вон тех, справа, мы пропали. Бери своих людей и ступай... - и повернулся в седле: - Скажите Эвименесу, пусть атакует. Еще не время, но и ждать дальше нельзя... Сам он под своим знаменем отправился вместе с Йовентиньяном и бойцами из Скроби. Барон извлек их из гущи сражения, они успели устать, намахавшись мечами; лишь немногим приходилось сталкиваться с военным искусством валькингов прежде сего дня. Доспехи у них, однако, были превыше всяких похвал: дротики терциариев со звоном отскакивали от нагрудных пластин, точно капли дождя от панциря черепахи. Когда же доходило до рукопашной, тяжелые мечи Скроби с одинаковой легкостью прорубали щиты и кольчуги, отсекая прочь головы и руки, занесенные для удара. Под Эйраром убили коня, он дрался пешим и все косился на зеленый куст, видневшийся неподалеку, прикидывая, не теснят ли его назад, и наконец понял, что атака отбита, что чаша весов начала клониться в их сторону... Конечно же, главное произошло посередине, на дороге. Валькинги уже успели в двух или трех местах проломить частокол, когда карренцы опустили пики на упоры и пришпорили лошадей. Они застали Бриеллу врасплох - терциарии дрались разрозненными кучками - и снесли все на своем пути, одних затоптав, других пригвоздив. Кружась в вихре сражения, Эйрар вдруг услышал, как боевой клич валькингов сменился криками боли. Воин, с которым он рубился, бросил меч и высоко поднял щит, сдаваясь, и Эйрар вскинул глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как стальная лавина карренцев растеклась по лугам, сметая валькинговские тылы... И солнце, оказывается, уже клонилось к закату. Вечером были пленники, был пир горой и веселье, а вокруг лежали убитые и покалеченные, и свирепые, необузданные карренцы вовсю грызлись с Хестингой и Скогалангом из-за добычи, взятой во вражеском лагере. Невозмутимые воины Скроби стояли на страже вокруг Эйрара, сидевшего рядом с супругой. Она перевязывала ему йогу - в пылу сражения он не заметил удара, но теперь немного хромал. Он позаботился уберечь Аргиру от зрелища герцога Микалегона, счастливого и сияющего, с головой четырнадцатого графа Валька в руке, позаботился, чтобы она не узнала, как мариоланец Рогей один за другим обрубил все пальцы барону Ванетт-Миллепигу, взятому в плен, и лишь потом прикончил его... Победа, победа! Свободная Дейларна, карренец Эвид, наконец-то спасенный из заточения, и вечная слава. Быть может, кто-то уже решил, что на этом наша история завершается? Ничуть не бывало. Проследим ее немного дальше: настала осень, с деревьев полетели багряные листья, и в Наарос, где Хозяин Дейларны лакомился сладким вином, явился запыхавшийся гонец: - Государь Эйрар, нашествие! К островам Джентебби подходит тьма-тьмущая кораблей языческого Дзика. При них магия, которая пугает наших людей. Язычники же клянутся, что отнюдь не считают себя обязанными хранить мир с тобой, государь, ибо ты не осенен благодатью Колодца... - Возлюбленный мой и повелитель! - сказала Аргира. - Не испить ли тебе из Колодца со мною и с ними, чтобы наверняка отвести беду? - Я соберу ополчение Мариолы и Вастманстеда, - ответствовал Эйрар. - Нет мира вовне нас - есть лишь тот, что внутри! И не понял, почему она вдруг заплакала.