али  побольше
хвороста.
     Симеон догадался, что у Найла на уме.
     - Ты считаешь, это разумно?
     - Я  в  этом уверен.  Кроме того,  ему бы не спалось спокойно посреди
города.
     - А что скажет мать?
     - Она поймет.
     Вайг, разбуженный поднявшейся топотней, сел и протер глаза.
     - Что мечемся? Пора трогаться?
     - Пока нет. Вставай, надо помочь.
     - Ты что задумал?
     - Ему место здесь,  в этой пустыне,  -  сказал Найл.  - Ты бы в самом
деле хотел, чтобы наш отец лежал в мраморном склепе?
     Какое-то  время Вайг  задумчиво смотрел на  брата.  Наконец,  покачал
головой.
     - Нет. Честно говоря, я всегда был против такой затеи.
     Он  поднялся на  ноги.  Братья  вместе  подняли  гроб  и  опустили на
середину костра. Прогоревшие кусты креозота сразу смялись, и гроб просел
на  жаркие угли.  Его  окутал сонм  красных искр.  Эмаль начала вскипать
пузырьками,  затем занялась огнем.  Найл дослал в  пламя заодно и крышку
гроба. Когда люди возвратились с кустами креозота и сушняком, Найл велел
побросать все это в костер.  Через десять минут жар поднялся такой,  что
все невольно подались в сторону. К этому времени гроба уже не было видно
среди трескучих извивов пламени.
     Глядя,  как  обращаются в  дым и  пепел останки отца,  Найл безмолвно
ликовал.  Печаль  и  огорчение остались в  прошлом -  извечная цель,  не
дающая человеку рваться вперед. Яркие языки пламени заставляли мечтать о
будущем.
     Когда огонь превратился в груду пламенеющих углей,  Найл повернулся к
Манефону:
     - Прикажи людям собирать поклажу. Пора подаваться к дому.