то врачи или нет. Убирайтесь к черту! Взгляд его устремился через комнату, и я не удержался, чтобы не посмотреть туда же. Сундук, обыкновенно запертый на замок, на этот раз был открыт, а на подоконнике красовалось странное сооружение из цилиндриков и брусков темно-синего цвета. Эндертон сделал шаг вправо, чтобы оказаться между доктором Эйлин и окном, затем медленно придвинулся к ней: - Вон из моей комнаты! Она даже не шелохнулась. - Я не могу осмотреть человека, который этого не хочет. Но вот что я вам скажу: погода следующие четыре месяца будет все холоднее и холоднее, и если вы не обратитесь за медицинской помощью, к весне вы будете лежать пластом. И это не самое страшное, что с вами может случиться. Он недовольно заворчал и помотал своей спутанной немытой шевелюрой, похожей скорее на воронье гнездо. - Я не собираюсь застрять здесь на четыре месяца. И откуда вам знать, что самое страшное может со мной случиться? Как я себя чувствую - мое дело. Выметайтесь отсюда! - Если я буду нужна вам, Молли Хара знает, как связаться со мной, - сказала доктор Эйлин, поворачиваясь и увлекая меня за собой из комнаты. - Только не мешкайте, когда вам действительно понадобится моя помощь. Если вам не приходилось зимовать на озере Шилин, у вас будет возможность исправить это. Дверь за нами захлопнулась, замок злобно щелкнул. И прежде чем мы с доктором Эйлин успели сказать что-нибудь друг другу, на площадку выпорхнула мать. - У тебя новое увлечение, Молли, - заявила доктор Эйлин вместо приветствия. Со стороны казалось, будто они обе продолжают прерванный час назад разговор. Однако мать только рассмеялась: - Этот? Ни за что на свете! Заходи и не забудь захватить чай. Они зашли в комнату матери и закрыли за собой дверь, оставив меня одного на площадке. Конечно, я мог спуститься вниз и вернуться на улицу играть в снежки. Если бы не Пэдди Эндертон, я бы скорее всего так и поступил. Но его лицо пылало такой яростью, что я боялся, как бы он не подумал, будто это я рассказал о нем доктору Эйлин, и в гневе не пошел за мной и на улицу. Что-то мне не хотелось встречаться с ним наедине. Я юркнул в свою спальню, то есть в бывшую гостевую комнату, и по возможности тихо прикрыл за собой дверь. Спустя всего несколько секунд я услышал скрип открывающейся двери Эндертона, а затем его тяжелые шаги на площадке и лестнице. Вниз вел лишь один путь - я оказался взаперти. Я устроился на кровати, собираясь оставаться здесь до тех пор, пока не услышу, как он вернется. Вряд ли он задержится. Возможно, он только спустился на кухню за горячим питьем, в которое он добавлял спиртное из собственных запасов. В последнее время его завтраки этим и ограничивались. В соседней комнате беседовали мать и доктор Эйлин. В этом не было ничего нового, они при встрече только этим и занимались. Неожиданным для меня было лишь то, с какой легкостью звуки проходили через тонкую перегородку гостевой комнаты. - Хорошо. Теперь повернись спиной, - это был голос доктора Эйлин. - Дыши глубже. Медленнее! - Ты же знаешь, что ищешь зря. - Надеюсь, зря. Ты вполне здорова, Молли. Но ты не очень-то стараешься оставаться здоровой и дальше. - Я питаюсь правильно... - последовало глубокое, редкое дыхание, - ...много сплю. И эта лестница - куда лучше любой зарядки. - Я не об этом. Твое здоровье зависит еще и от _т_о_г_о_. Я не мог видеть, что они там делают, но мать рассмеялась: - С этим-то? Я же сказала тебе: ни за что на свете. Ни за что, хоть озолоти меня. - Приятно слышать. Но такой у тебя впервые. Несколько секунд было относительно тихо, слышалось только глубокое дыхание матери. Потом доктор Эйлин продолжила: - Ты же знаешь, это чертовски опасно - принимать их всех так, как ты делаешь. - Не пугай меня. До _э_т_о_г_о_ никогда не доходило. Я очень осторожна, - вдох-выдох, вдох выдох. - За все время был один только раз, и то я теперь не уверена, был ли он вообще. Тебе бы он понравился, Эйлин, - вдох-выдох, вдох-выдох. - Так или иначе, все в порядке, разве нет? - Лучше, чем в порядке. Если не считать того, что ты относишься к тем чудачкам, которые считают, что у всех обязательно должен быть отец. Но, Молли, я имею в виду другую опасность, и ты это прекрасно знаешь. Ты не боишься подцепить что-нибудь? - Так ты здесь из-за этого? - Я здесь для того, чтобы лечить местных больных. Но речь сейчас не о них. В Сорока Мирах запросто можно подцепить тысячу вирусов, и космолетчики приносят их с собой сюда. - Ты думаешь, Пэдди Эндертон - этот человек в спальне... - Нет, я не его имею в виду. На вид у него обычные для космолетчика нелады с легкими, усугубленные тяжелой травмой. Он в ужасном состоянии, но я боюсь гораздо худших вещей. Те вирусы, о которых я говорю, - мы еще не встречались с ними. И можно не сомневаться, имеющимися у нас лекарствами с ними не справиться. Если ты не боишься за себя, подумай хотя бы о Джее. Я чуть не подпрыгнул на месте как любой, кто слышит свое имя, менее всего ожидая этого. - Он уже давным-давно не болел, - сказала мать. - Не так, как ты думаешь. Подумай, Молли, сколько ему сейчас лет? - Шестнадцать. День рождения был в прошлом месяце. - Значит, шестнадцать. Ты замечала в нем какие-нибудь перемены? - Ты хочешь сказать, созревает ли он? Нет еще. Но разве это так уж необычно? - Нет. - Теперь настала очередь доктору Эйлин вздохнуть. - Я все время встречаюсь с этим в моих поездках. Мальчики шестнадцати, семнадцати, даже восемнадцати лет, не достигшие половой зрелости. Но так же не должно быть! И так _н_е _б_ы_л_о_ полсотни лет назад. - Я никогда не знала, что было по-другому. - А я знаю. Я помню то время. И я видела старые медицинские карты - столетней, двухсотлетней давности. Понимаешь, они все еще хранятся в Миддлтауне, на восточном берегу. Если верить им, мальчики достигали половой зрелости к двенадцати годам. И знаешь ли ты, что девочек рождалось столько же, сколько мальчиков? Реакции матери я не видел, зато знаю, какой эффект это сообщение произвело на меня. _Д_е_в_о_ч_е_к _с_т_о_л_ь_к_о _ж_е_, _с_к_о_л_ь_к_о м_а_л_ь_ч_и_к_о_в_! Я был знаком со множеством мальчишек, но девочек знал только трех. Да и тех, собственно говоря, знал плохо, потому что их не пускали в школу вместе с нами и все время держали взаперти по домам. Им не разрешалось выходить ни на рыбалку, ни на прогулку. - Но почему так? - удивилась мать. - Сама хочу знать. Но почти наверняка дело в этой проклятой планете. - Мне казалось, ты любишь Эрин. - Люблю. Но не настолько, чтобы закрывать на все это глаза. - Почему же это началось _с_е_й_ч_а_с_, а не сотни лет назад? - Потому, что мы живем в изоляции. Когда существовала Сверхскорость... - Только не начинай опять, Эйлин. - Закрывая глаза на существование проблемы, никогда не решишь ее, Молли, пусть все остальные и слышать о ней не хотят. В те времена существовал постоянный приток на Эрин нужных нам материалов и продуктов из сотен различных миров. К нам поступали растения, животные, пища и прочие припасы - поступали каждый день. Но сейчас мы изолированы, и так уже несколько столетий. Если не считать, конечно, тех крох, что попадают к нам из Сорока Миров. И все это чертовски плохо. Биохимия человеческого организма и местная природа - я думаю, они плохо подходят друг другу. Близки, но не совпадают. И это заставляет меня с тревогой думать о нашем будущем. Что будет через сто или двести лет? Люди жили дольше, чем живут сегодня, ты этого не знала? Дольше на тридцать или сорок лет. Не знаю, может быть, дело в нехватке в пище каких-то микроэлементов, или сам рацион неудачен, или виноваты какие-то токсины, или что-то в составе атмосферы Эрина... Подобное заявление было для доктора Эйлин необычно долгим и подробным, но конец его я упустил: по лестнице загрохотали шаги Пэдди Эндертона. Я прислушался. Он медленно взобрался на площадку и остановился. Последовала долгая и необъяснимая пауза, потом я услышал, как открылась и закрылась его дверь. Я поднялся. Там, у матери в комнате, разговор перекинулся на то, не стоит ли заставить меня есть больше свежих овощей. Я состроил запертой двери гримасу. Я и так ел их больше, чем хотелось бы. Настало время бежать - сквозь снегопад - в Толтуну. Когда я вернусь, Пэдди наверняка успокоится, особенно когда я доложу ему "ничего нового" - самую приятную для него новость. Я и сейчас считаю, что идея была не так уж плоха. Если не считать того, что, когда я приоткрыл дверь и вынырнул на площадку, там меня уже поджидал Пэдди Эндертон собственной персоной. Одна его лапища сцапала меня за руку, другая зажала рот. Он навалился на меня так, что рот его оказался всего в дюйме от моего уха. - Ни звука, Джей Хара, - просипел он. - Нам с тобой надо потолковать кой о чем. И не вздумай брыкаться, или я сделаю тебе больно. Мне и так было больно. Но я счел благоразумным помалкивать, и мы зашли в его комнату. Дверь закрылась. Только теперь я был не с той ее стороны, с какой хотелось бы. 5 Эндертон усадил меня на свою неприбранную постель и придвинул кресло поближе, так что мы сидели лицом друг к другу на расстоянии пары футов. - Эта баба, - у него не было в руках ни ножа, ни другого оружия, но я знал, захоти он, ему ничего не стоит управиться со мной и так. - Кто она, и зачем ты притащил ее в мою комнату? Я струсил. Я рассказал ему все. Я объяснил, что доктор Эйлин Ксавье - старый друг нашей семьи и поэтому так что заходит к матери без предупреждения. У меня не было возможности рассказать ему о ней. Поведав это, я продолжал в том же духе, выкладывая все, что знал о докторе Эйлин. Все время, что я распинался перед ним, он ерзал в своем кресле. Глаза его перебегали с меня на окно, за которым все шел снег, на запертую дверь, на странное сооружение из синих трубок, смотревшее на озеро. Кроме того, он постоянно подливал себе в грязный стакан бесцветную жидкость из бутылки без этикетки. - Она слишком много видела, - сказал он, когда я кончил, и вытер рот тыльной стороной ладони. - Если бы я подумал, что она... Вопрос в том, проболтается ли она? Где она живет? - К югу отсюда, на берегу, сразу за Толтуной. Доктор Эйлин не из болтливых. - Не считая бесед с матерью, добавил я про себя. - А что вы имели в виду, когда сказали, что она видела слишком много? Он долго смотрел на меня, так что у меня перехватило дыхание. - Ну, - произнес он наконец, - что-то вроде этого... В его голосе появились вкрадчивые нотки, которых я еще никогда не слышал. - Ты сообразительный малый, Джей, и я полагался на тебя все эти недели. Я был добр к тебе, по крайней мере старался, и ты это знаешь. Но я хочу быть еще добрее. Ибо вижу я день, когда Джей Хара будет знаменит как лучший космолетчик, что когда-либо взлетал с Эрина. И когда этот день настанет, хотел бы я, чтобы Джей Хара говорил всем, что он был другом и партнером с Пэдди Эндертона. Я не знал, что ответить ему, мне оставалось только сидеть и разглядывать поры на его большом потном лице. Впрочем, я и не смог бы сказать ничего, поскольку его одолел новый приступ кашля. Только оправившись от него, он продолжил: - Ведь правда, мы с тобой партнеры - ты и я. Я доверяю тебе как партнеру. На Эрине не было еще мальчишки, да и взрослых не так много, кто видел и слышал то, что я хочу показать и рассказать тебе сейчас. Глянь-ка сюда, Джей. Он поднялся и подошел к синим трубкам на окне. Их было немного, и вся система казалась слишком простой, чтобы годиться на что-то, но Эндертон поколдовал над ней немного, затем щелкнул выключателем сбоку. - Посмотри в эти окуляры. - Он протянул мне пару холодных трубок, не прикрепленных к остальным. Я послушался... и чуть не выронил их из рук. Я увидел космопорт Малдун: купола, стартовые башни, силовые решетки - все покрытое тонким слоем белого снега. Но этого не могло быть! Порт находился от нас в десяти милях если не больше, на другом берегу озера. Я оторвался от окуляров и подошел к окну. Ветер на улице крепчал, снег валил все сильнее. Я с трудом мог разглядеть за снежной завесой даже берег озера. - Но это ведь не Малдун, правда? - Он самый. - Эндертон щелкнул другим переключателем. - Попробуй теперь. Я увидел то же самое, только еще ближе. Теперь в поле зрения находился только один купол с башнями лифтов по бокам. - Но как этой штуке удается видеть сквозь снег, если мы не можем? - Не знаю. Какая разница как, главное - видит. - Он щелкнул третьим рычажком. - А теперь? На этот раз можно было разглядеть даже людей, съежившихся под ударами ветра на крыше купола. Тут меня пронзила совершенно ужасная мысль: конечно, я плавал в Малдун, но попав туда, не слишком-то рьяно искал этих его двух Полулюдей. Вместо этого я околачивался на стартовой площадке, слушая космические байки. И все это время он мог, не выходя из комнаты, наблюдать за мной! И тут же я сообразил, что скорее всего не мог. Картинка в нижней части была нерезкой, а ниже пятнадцати футов над землей на ней вообще ничего не было видно. Виновата в этом была, судя по всему, кривизна поверхности Эрина. А это значило, что, хотя Эндертон и мог наблюдать за тем, что творится в Малдуне, люди на земле оставались вне поля его зрения. Если, конечно, он не смотрел откуда-нибудь с крыши. Должно быть Эндертон принял мой облегченный вздох за восхищение. Он довольно кивнул: - Теперь ты знаешь, как с комфортом смотреть на запуски. Последние несколько дней я только это и делал. И сдается мне, приближается конец навигации. Благодаря моим путешествиям в Малдун я знал, что он имеет в виду. В начале зимы все космические экипажи, которые хотят провести конец года дома, слетаются в Малдун. Они спускаются на планету со своих космических кораблей в челноках, и навигация завершается. Порт погружается в зимнюю спячку, команды разъезжаются из Малдуна по домам. Большинство отправится на восток, в Скибберин и другие большие города, но каждый год кто-нибудь из космолетчиков обязательно оказывался на западном берегу нашего озера. - А Толтуну вы так же хорошо видите? - спросил я. Город был гораздо ближе, так что никакая кривизна поверхности планеты не спасла бы меня. Но прежде чем он настроил свой аппарат, я уже знал ответ. Каким бы волшебным образом видел ни этот аппарат сквозь снегопад, сквозь стены он смотреть не мог. А Толтуна была скоплением домов, заслонявших от Эндертона улицы и площади, не говоря уж о внутренних помещениях гостиниц и магазинов. - Тебе хотелось бы иметь такую штуку? - спросил Эндертон, пока я убеждался в правильности своих расчетов. - Иметь? Да она стоит бешеных денег! - Конечно, стоит. Если только найдется кто-то, способный их заплатить. Здесь таких нет. - Он забрал у меня окуляр и вернулся к креслу. - Этот телекон изготовлен в глубоком космосе. И он будет твоим, если только ты мне поможешь еще немного. Видишь ли, я должен знать, кто прилетел с концом навигации в Малдун. Я почти готов, но мне нужно еще несколько ясных дней. - Готовы к чему? - не понял я. - Свалить отсюда. Я имею в виду - уходить на запад. Что, эта твоя докторша бывает в порту? - Никогда. Все ее пациенты живут к западу и к северу от нас. - Хорошо. Но завтра и послезавтра тебе придется еще пару раз сплавать на разведку в Малдун. До конца навигации важнее заниматься этим и не отвлекаться на Толтуну. Должно быть, это был самый неудачный момент обрадовать его, но у меня не было выбора. - Мистер Эндертон, я не могу плавать в такую погоду. Уже зима, и ветер слишком сильный. Вчера меня дважды чуть не перевернуло. - Не можешь плавать, да? - буркнул он, и лицо его налилось кровью. - Скажи лучше, не хочешь! - Его пальцы судорожно сжались, а взгляд приковал меня к месту. - Но разве так необходимо плавать туда? Я хочу сказать, я мог бы сидеть целый день у этого, как его, телекона, - я ткнул пальцем в устройство на окне, - и видеть все, что творится в порту Малдун. - Ты не увидишь то, что происходит на земле. Я уже пытался. Не пойдет, Джей Хара. Он встал и шагнул ко мне. Наверное, отчаяние навело меня на мысль, которая, как я думаю, и убила Пэдди Эндертона. - Отсюда, конечно, ничего не увидишь, - сказал я. - Но водонапорная башня в Толтуне всего в нескольких минутах ходьбы отсюда. Она достаточно высокая, и у нее наверху есть круглая площадка, на которую можно залезть. Если бы я забрался наверх с вашим телексном, клянусь, я смог бы увидеть и то, что происходит на земле в Малдуне. Еще не договорив, я сообразил, что эта идея имеет и свои отрицательные стороны. Я сам вызвался лезть на водокачку (я делал это уже как-то раз, летом, на спор) и сидеть на лютом морозе бог знает сколько, глядя через озеро на то, что творится в Малдуне. Это выглядело ненамного привлекательнее единственной альтернативы - слепой ярости Пэдди Эндертона. - Возможно, возможно, - произнес он, уставившись на меня. Думаю, он говорил это больше себе, нежели мне. Он подошел к полке и взял с нее плоский черный прямоугольник, свободно умещавшийся у него на ладони. - Три дня, - пробормотал он, потыкав пальцем куда-то в его поверхность. - Три дня. Ну что ж, сойдет. - Мне надо _с_а_м_о_м_у_ осмотреть Малдун с верхушки этой твоей башни. Тогда решим. На какое-то ужасное мгновение мне показалось, будто он предлагает нам двоим забраться на водокачку немедленно, в эту жуткую метель. Но он застыл, погруженный в собственные мысли, сжимая в лапах кружку с питьем. Обо мне он как будто забыл. Как будто. Когда я, потихоньку двинулся к двери, он вдруг вскочил и загородил мне дорогу быстрее, чем я мог от него ожидать. - Что ты собираешься сказать докторше и твоей матери о нашей разговоре? - Лицо его находилось всего в паре дюймов от моего. - Ничего. - Не надо быть гением, чтобы выбрать единственно правильный ответ. - Ни слова. Он поднял руку, и я испугался, что он схватит меня. Но он только хлопнул меня по плечу. - Славный парень! Теперь иди. И когда снег перестанет, покажешь мне эту водокачку. После этого мне было позволено уйти. И тут до меня дошло, что мне светит кое-что поопаснее плавания по зимнему озеру. Мне предстояло торчать на верху высокой башни вместе с Пэдди Эндертоном. Злым Пэдди Эндертоном. Пьяным Пэдди Эндертоном. С Пэдди Эндертоном, который, если ему не понравится то, что мы увидим... Я кубарем скатился по лестнице. Меня всего трясло. В комнате Эндертона царил собачий холод, в этом не было ничего странного. Если не считать того, что спустя полчаса, когда я отогрелся у теплой печки на кухне, моя дрожь так и не утихла. Водокачка, если смотреть на нее снизу, от основания, казалось, поднимается до самых небес. И, как я уже знал по опыту, сверху она казалась еще выше. И мне предстояло забраться на эту верхотуру, волоча на спине груз в четверть моего веса! Телекон был прибором волшебным, но уж никак не легким. Я мог утешаться только тем, что Пэдди сгорбился под грузом не меньше моего. На смотровую площадку вело сто сорок восемь скоб. Я знал это по предыдущему подъему. После семидесятой скобы была маленькая площадка, дающая возможность перевести дух. Потом следовал еще более долгий подъем на верхнюю площадку. Я взялся за первую скобу и начал карабкаться вверх. Эндертон запретил мне предупреждать мать о том, куда мы собрались, но теперь я был даже рад этому. Она бы точно испугалась, так же сильно, как был сейчас напуган я сам. Мы договорились, что я лезу первым и останусь на промежуточной площадке до тех пор, пока Эндертону не останется до нее скоб десять. Тогда я полезу дальше, а он задержится отдохнуть. Я без приключений добрался до площадки и только там обнаружил, что у меня не хватает духу посмотреть вниз - как там идут дела у Эндертона. Вместо этого я смотрел на свинцово-серые воды озера, на далекие купола и вышки космопорта. Давешний снегопад прекратился к полудню, светило яркое солнце, ветер был не сильный. Самая погода для плавания через озеро. Зато здесь было _х_о_л_о_д_н_о_. Мы нарочно дожидались полудня, чтобы воздух прогрелся, а солнце самым удобным для, нас образом освещало Малдун. И все же дыхание вырывалось у меня изо рта клубочками пара. Я был тепло одет, и, пока двигался, мерзли только нос и щеки. Но что будет потом? И это я сам предложил проторчать на верхушке башни Бог знает сколько времени, не отрываясь от телекона! Если я и не разобьюсь насмерть, то уж точно превращусь в сосульку! Тут я ощутил несильный удар по коленке, и услышал хриплый, нетерпеливый голос Эндертона: - Чего ждешь? Лезь дальше. Я посмотрел вниз, что было с моей стороны большой ошибкой. Пэдди был прямо подо мной, ожидая очереди ступить на площадку. Далеко под ним, словно игрушечные, были разбросаны домики, дороги, изгороди, поля. Казалось невозможным, что и наш дом отсюда, всего с половины высоты водокачки, будет казаться таким крошечным. Чтобы побороть страх, я начал карабкаться дальше так быстро, как только мог. Даже слишком быстро. Только когда моя левая нога соскользнула с очередной скобы, и на короткую, но страшную секунду я повис на руках, я снизил темп до разумного предела. Я задыхался. Но скоро надо мной нависла круглая туша резервуара. И наконец я вытянулся на настиле площадки, переводя дух. Только теперь я понял, что громкое дыхание, которое я слышал, принадлежало не только мне, но и Эндертону. Как я не догадался раньше? Возьмите человека, чьи легкие повреждены долгой работой в космосе, да в придачу несчастным случаем. Заставьте его дышать воздухом таким ледяным, что даже здоровяк Джей Хара весь продрог. И наконец, заставьте его лезть на стофутовую башню с тяжелым грузом на спине. Эндертон никогда не доберется до площадки. Он ослабнет и упадет. На какую-то секунду даже хотелось, чтобы он упал, но затем я спохватился и решил спуститься и помочь ему. По крайней мере надо было посмотреть вниз - как он там. Но прежде чем я сделал движение, скобы подо мной заскрипели, и слабый хриплый голос произнес: - Возьми... мешок... пока я не упал. Я перегнулся через край отверстия. При взгляде вниз у меня сразу же закружилась голова, и мелькнула странная мысль: "Что за чушь! Я хочу быть космолетчиком и боюсь высоты!" И все же я сосредоточил внимание на Пэдди Эндертоне. Он висел всего в нескольких скобах от площадки. Его обычно бледное лицо окрасилось в неестественно сине-фиолетовый цвет. Рюкзак с частями телекона был достаточно близко от меня, чтобы я мог схватить его за лямки и потянуть вверх. Спустя двадцать секунд, задыхаясь и дрожа, мы лежали лицом к лицу, на узкой галерейке, опоясывавшей верх башни. Несомненно, у Пэдди Эндертона было много недостатков - больше, чем я знал тогда, - но уж в недостатке воли его никак нельзя было упрекнуть. Пока я думал, что он умирает, он уже выпрямился, глядя через озеро в сторону порта Малдун. - Ах... - произнес он, - ах... - Он судорожно глотал воздух, поэтому слова выдавливал из себя урывками: - Неплохо... Малдун... Сойдет... Сойдет... Он сделал знак, чтобы я помог ему, и начал доставать из рюкзаков детали телекона. Даже в его трясущихся руках они, казалось, сами соединялись друг с другом. Основная часть прибора была собрана за пару минут; мне же оставалось только сидеть и смотреть. В последнюю очередь Эндертон вынул окуляры. Он нацелил их на дальний берег и испустил странный свистящий звук, словно весь воздух разом вышел из его легких. - Вот и все, - произнес он. - Все кончено. Мне конец. Он прислонился спиной к стенке цистерны и положил окуляры на настил. Я поднял их и посмотрел сам. Холодный металл обжигал кожу. Порт Малдун был виден как на ладони. По голосу Эндертона я ожидал сразу же увидеть безрукого мужчину, несущего на спине безногого брата. Но ничего необычного в порту я не заметил. Он был тих и спокоен, между зданиями слонялось не больше десятка человек. И тут я сообразил, что именно было не так. Когда я побывал там в последний раз, порт гудел как улей. Теперь он был почти пуст. Конец навигации. Я все еще смотрел на опустевший порт, когда Эндертон вырвал у меня окуляры и развернул аппарат. Я не сразу понял, что он делает. Он осматривал южный берег и дорогу, ведущую в Толтуну. - Ничего не видно, - пробормотал он наконец. - Но это еще ничего не значит. Они умеют искать. Они уже в пути. Они могут быть здесь в любой момент. Эндертон отложил окуляры в сторону и рискованно свесился через парапет. Сначала он глянул в сторону Толтуны, потом - в противоположную. - Та дорога по берегу, - резко произнес он. - Что там дальше, на севере? Она идет вдоль берега или сворачивает? - Вдоль берега, но не все время. Сначала она уходит восточнее, потом сворачивает у моста в Тулламоре. Я сам там не бывал, но доктор Эйлин - часто. Она говорит, что по глубокому снегу там вообще не проехать. Эндертон не сказал ничего, только схватил телекон и начал разбирать его и запихивать детали в мешок. Я не представлял себе, как это один человек сможет утащить весь этот груз. Только когда он поставил ногу на верхнюю скобу, я понял, что он оставляет его здесь. - Но телекон... - Ничего с ним здесь не сделается. - Он спустился еще на три скобы. - Он твой. Можешь забрать его, когда хочешь. Пошли. Я не имел ни малейшего представления, что он собирается делать, но оставаться на верху водокачки мне тоже не особенно хотелось, а воздух становился все холоднее. Я в последний раз взглянул на мешок с телексном, закинул на спину пустой рюкзак и полез следом. Я не смотрел по сторонам, а тем более я не смотрел вниз, но слышал отчетливо бормотание Эндертона подо мной: - На север нельзя. В Толтуну нельзя. Они наверняка перекрыли дороги. Значит, вода. Ничего другого не остается. Спускаясь, я считал скобы. После семьдесят восьмой мы оказались на промежуточной площадке. Эндертон не останавливался отдохнуть, я - тоже. На сто тринадцатой я, наконец, осмелился посмотреть вниз. Эндертон был уже у самой земли. Лицо его приобрело пурпурный цвет, каждый вздох отдавался стоном. Я продолжал спуск, и вскоре под моими башмаками захрустел снег. Блаженное чувство облегчения и безопасности овладело мной. Только на мгновение. Ибо секунду спустя Пэдди Эндертон схватил меня за руку. Он оперся на мое плечо, одновременно увлекая меня вниз по холму - прочь от дома. - Не туда! - запротестовал я, делая попытку вырваться. - Нет. Только туда! - Его пальцы сжались еще сильнее, и я вскрикнул от боли. - Мы плывем через озеро, Джей! - Но мы не можем! Через полчаса стемнеет! Этот довод он проигнорировал. - Ваши вещи остались дома! - Все нужное у меня с собой. - Он похлопал себя по карману. - Кончай разговор. Ты меня повезешь. Сейчас. - Но мама не знает, где я. Я не могу. - Можешь, если тебе дорога жизнь. Или ты думаешь, Молли Хара предпочтет увидеть сына мертвым? Выбирай! Свободной рукой он полез в карман и вытащил оттуда нож с тонким лезвием. - Ты переправишь меня в порт Малдун, Джей Хара. Сегодня. Или я, не сходя с этого места, перережу тебе глотку и попытаюсь переплыть озеро сам. 6 Раньше мне казалось, я смогу описать, каково это - плыть через озеро Шилин зимней ночью, когда порывы ветра швыряют маленький парусник, а у твоего горла - лезвие ножа. Но я не могу, как ни стараюсь. Наверное, страх сродни боли в ушах или в животе. Когда она проходит, ты знаешь, что это было с тобой недавно, что было больно, очень больно, но стоило ей пройти - и ты уже не можешь почувствовать ее снова или хотя бы вообразить. Я знаю, что в лодке, должно быть, было ужасно холодно, но не помню, чтобы мерз. Я должен был поставить парус и править на далекие огни порта Малдун, но этого я тоже не помню. Все, что я помню, - это сумасшедшее чувство облегчения, когда в четверти мили от берега Пэдди Эндертон убрал нож и вытащил из кармана тот же маленький прямоугольник из черного пластика, который он вертел в руках дома. Казалось, будто с тех пор миновали недели, хотя на самом деле это было только вчера. Теперь он сделал с ним что-то другое, так как воздух вокруг карточки вдруг наполнился разноцветными светящимися точками, которые к тому же двигались. Эндертон долго смотрел на них, потом его рука протянулась в самую середину этого сияния. Огоньки погасли. В его руках снова был неприметный черный прямоугольник. Наверное, восхищение при виде этих волшебных огней послужило причиной того, что я не заметил перемены в самом Эндертоне. Уже тогда, когда мы спустились с водокачки и продирались сквозь метель к пристани, дыхание его сделалось совсем хриплым и болезненным. Оказавшись же в лодке, я был слишком занят, чтобы обращать на него внимание. Теперь же каждый его выдох был громким болезненным стоном. Внезапно он схватился за горло. Его лицо казалось в темноте белым пятном, и я наклонился поближе. В этот момент он кашлянул, дернулся и упал ничком, ударившись головой о мое колено, а затем - с глухим стуком - о деревянную банку. Поначалу я решил, что он сделал это нарочно. Потом, очнувшись, я протянул руку и потряс его за плечо: - Мистер Эндертон! Он лежал лицом вниз, зацепившись ногами за банку. Если бы не это, я думаю, он свалился бы за борт. Но так или иначе, лодка была слишком узкой, и у меня не хватало сил, чтобы поднять или хотя бы перевернуть его. Я наклонился к нему, почти прижавшись к его голове лбом. Он дышал, но редко и неровно. Я посмотрел вперед. Мы одолели не больше четверти пути. Ветер был попутный, огни порта ярко сияли в темноте, и мы могли бы без особых затруднений попасть туда. Но что я там буду делать? Я не сомневался, что у Пэдди Эндертона были на этот случай свои планы, но какие именно, я не знал. А учитывая то, что порт пуст, вряд ли кто-нибудь поможет мне вытащить его из лодки. С другой стороны, что он сделает, если я поверну обратно, а он придет в себя и обнаружит, что я нарушил его приказ? За меня все решила погода. Пока я сидел, не зная, что предпринять, вновь пошел снег. Спустя всего несколько минут огни Малдуна исчезли за белой завесой. Я наклонился и обшарил карманы Пэдди. Найдя нож, я выкинул его за борт. Только после этого я развернул лодку, вновь поставил парус и направил ее к восточному берегу. Огни Толтуны тоже не были видны, поэтому править приходилось наугад. Мне повезло - я подошел к берегу всего в паре сотен ярдов к югу от нашего причала. Подвести лодку к причалу и привязать ее мне не составило труда, но даже в хорошую погоду я не смог бы дотащить Пэдди Эндертона до дома. Ему пришлось остаться в лодке - лежа ничком с припорошенной снегом спиной и непокрытой головой, - пока я бежал домой, молясь про себя, чтобы мать не отправилась искать меня, чтобы дома оказался хоть кто-то, способный помочь. Мать была на кухне. И дядя Дункан тоже. - Вот, Молли, - сказал он, когда я ворвался в дом. - Я ведь говорил тебе, что с ним все в порядке. - Джей! - начала было мать. - Я тысячу раз говорила тебе... - И тут она увидела мое лицо. - Мистер Эндертон... - выдохнул я. - Ему очень плохо. На берегу. Я не могу втащить его. В обществе гостей-космолетчиков матери нравилось разыгрывать из себя слабую и беспомощную. На деле-то она не была такой, и ее реакция была лучшим тому подтверждением. - Потерял сознание? - спросила она. - Когда я его оставил, он был без сознания. - Ладно, - сказала она, ничего больше не спрашивая. - Дункан, мне нужно одеяло и что-нибудь, на чем его можно будет нести. Нет, сама найду. Ты бери фонарик и наши пальто. Быстро. Мать взялась за дело. И сразу же я почувствовал себя совершенно опустошенным. Все, чего мне хотелось, (это лечь на пол - прямо здесь, на теплой кухне) и уснуть. Но и этого я не мог: мать вновь послала меня на улицу. Показывать дорогу. Пэдди Эндертон не сдвинулся с места с той минуты, когда я его оставил, и на какое-то мгновение мне показалось, что он мертв. Но он застонал, когда дядя Дункан вытаскивал его, и бормотал что-то невнятное, когда его заворачивали в одеяло. Я стоял рядом, готовый в случае необходимости помочь, но все, что мне позволили - это светить фонариком. Мать и дядя Дункан отнесли его в дом и уложили на кушетку, поближе к огню. Цвет его лица был ужасен: свинцово-серый если не считать розовых пятен на скулах. Мать прижалась ухом к его груди и оставалась в этом положении довольно долго. Наконец она выпрямилась и подошла к стулу у кухонного стола, на котором я сидел. - Мне очень жаль, Джей, - тихо сказала она, - но тебе придется выйти еще раз. Мы сделаем все, что можем, но без помощи врача он умрет. Что заставило его выйти в озеро в такую погоду с его-то легкими? Она даже не ждала моего ответа, хотя он был у меня наготове. - Ты знаешь, где живет доктор Эйлин. Иди к ней. Скажи ей, что случилось. Скажи, что твоя мать говорит, что это срочно, и приведи ее с собой. Иди, и постарайся обернуться побыстрее. И прежде, не успев опомниться, я вновь оказался в морозной тьме на южной дороге. Снежные хлопья бесшумно ложились мне на плечи. С самого начала снегопада по дороге не прошел никто; местами я проваливался в снег по колено. Я брел, упрямо наклонив голову. Хорошо хоть ветер дул мне в спину. По крайней мере глаза и лицо оставались незапорошенными. Все остальное было менее утешительным. День меня измотал - как душевно, так и физически, - и я едва держался на ногах. Не одолев и сотни ярдов, я остановился, не в силах сделать более ни шага. Так я никогда не доберусь до доктора Эйлин. Я просто-напросто свалюсь от усталости, и первый, кто пройдет утром по этой дороге, наткнется на мой окоченевший труп. На мысль, спасшую мне жизнь, меня подтолкнул ветер. До меня вдруг дошло, что стоит спуститься с дороги к берегу, и я окажусь точно в том месте, где привязана моя лодка. С попутным ветром будет проще простого дойти до домика доктора Эйлин у озера. Даже ночью черные воды озера и белый заснеженный берег не дадут мне сбиться с пути. Я еще обдумывал все это, а ноги уже сами шагали вниз к причалу. Спустя пару минут я был в лодке, стряхивая снег с паруса. Еще минута - и лодка плавно скользила вдоль берега. Плавание представлялось мне сущей ерундой, но как обычно, действительность оказалась не такой простой и приятной, как рисовало мое воображение. Пальцы окоченели почти сразу же, так что приходилось держать румпель одной рукой, пока вторая отогревалась под курткой. Затем настала очередь... гм... нижней части тела. Это не шутка - три четверти часа сидеть съежившись на деревянной банке. Штаны промокли довольно быстро, и ощущение оказалось не из приятных. В довершение всего я пережил несколько неприятных минут, когда потерял из вида береговую линию. Однако с этим справиться оказалось проще всего - достаточно было взять курс левее, и вскоре я увидел огни Толтуны, а там уже и дом доктора Эйлин показался. Оставалось неясным одно: будет ли она дома, или чей-то срочный вызов выгнал ее в ночь. Так или иначе, в одном я был уверен: дом доктора Эйлин - последний пункт моих сегодняшних странствий. Разумеется, в этом я тоже ошибся. Вообще на протяжении тех двух дней каждый раз, когда, как мне казалось, я знал, как повернутся события, на деле все происходило с точностью до наоборот. Доктор Эйлин была дома и, несмотря на поздний час, совершенно одета. Поэтому стоило мне произнести: "Мама говорит, это очень срочно", как она втолкнула меня в свой глайдер и направила его на север, к нашему дому. Хорошо, что машина прилетела над заснеженной дорогой так же легко, как над чистой. Еще большей удачей было то, что доктору Эйлин приходилось порой жить в машине по несколько дней, так что на маленькой плитке в задней части салона можно было подогреть еду и питье. Поэтому не успели мы миновать Толтуну, как я снова почувствовал себя человеком. Я, по мере возможности, ответил на вопросы, рассказав о прерванном плавании в порт Малдун, о приступе у Пэдди Эндертона, о его симптомах и о моем отчаянном решении добраться до нее по воде. Последний вопрос вызвал, похоже, наибольший интерес. Доктор Эйлин спокойно сидела в водительском кресле и вела глайдер быстро, но аккуратно. Я сидел за ее спиной, не глядя по сторонам - тем более, что стоило нам тронуться, как все скрылось за белой пеленой. - Я правильно поняла, - неожиданно произнесла доктор Эйлин, - что ты не мог пройти по дороге, потому что там не было утоптанной тропы? - Верно. От нашего дома до Толтуны не проходил никто. - Значит, с тех пор кто-то по ней прошел. И не один. Посмотри сам. Снег уже заметал следы, но они виднелись еще достаточно четко. Пять или шесть разных следов, и все они вели в направлении, куда ехали мы сами. Обратно не вел ни один след. Я вылез из машины и пошел по следам, совершенно уверенный в том, что вот-вот они свернут с дороги в гору или вниз, к берегу. Следы не сворачивали. Они тянулись непрерывной цепочкой и упирались прямо в крыльцо нашего дома. Даже тогда я не встревожился. Удивился, да. Кому понадобилось навестить нас в такой час, в такую погоду? Но опасности я не чувствовал. Зато доктор Эйлин остановила машину в двадцати ярдах от дома и осторожно ступила в глубокий снег. - Подожди-ка здесь, Джей, - сказала она. Но было уже поздно. Я выбрался из машины следом за ней. На крыльце, сразу за кромкой нанесенного снега, виднелся странный бело-красный комок. Я подбежал к нему. Это был Чум. В луже крови. Мой маленький горностай был распорот от шеи до хвоста и пригвожден к деревянной ступеньке одним из наших длинных кухонных ножей. - Джей! - окликнула меня доктор Эйлин. Но я уже распахивал входную дверь, заранее содрогаясь от того, что увижу. То, что предстало моему взгляду, поначалу оправдало самые худшие мои опасения. В гостиной - ни души, но вся мебель была изломана и перевернута. На полу лежал, вытянувшись, Пэдди Эндертон. Его лицо потемнело, и он не дышал. Все кухонные шкафы и полки были распахнуты, а их содержимое вышвырнуто на пол. И никаких следов матери или дяди Дункана. Пока доктор Эйлин осматривала Пэдди Эндертона, я бросился наверх. Лестничная площадка была пуста. Дверь гостевой - в данный момент моей - спальни раскрыта настежь, внутри царил тот же разгром. Все мои пожитки валялись, разбросанные по полу. Ощущая в животе неприятную пустоту, я толкнул дверь в спальню матери. Она была там - лежала лицом вверх на кровати. Пальто, которое было на ней, когда я отправлялся к доктору Эйлин, было сорвано, платье разодрано от шеи до талии. Руки ее были связаны, на рту - широкая повязка из обрывка платья, на левой щеке - ссадина. Но когда я бросился к ней, она открыла глаза и оторвала голову от подушки. - Доктор Эйлин! - крикнул я, почти сорвавшись на визг. Я повернул голову матери, чтобы добраться до узла на кляпе. - Мама здесь, живая. Ее били! Пока я возился с кляпом, Эйлин Ксавье взлетела по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и ворвалась в спальню. - Посторонись, Джей, - она оттолкнула меня и перерезала кляп одним движением скальпеля. А я и не заметил, как он оказался в ее руках. Мать закашлялась и выплюнула комок материи. Доктор Эйлин отступила на шаг и быстро осмотрела ее с головы до пят. - Дункан Уэст? - спросила она. Мать отрицательно мотнула головой. Она попыталась сказать что-то, но у нее вырвался только кашель. - Джей, посмотри в третьей спальне! - повернулась ко мне доктор Эйлин. Теперь-то я понимаю, что она просто отсылала меня из комнаты, чтобы осмотреть мать. Но тогда это просто не пришло мне в голову, и я двинулся в мою старую комнату наполовину уверенный в том, что найду там тело дяди Дункана. Я ошибался. Комната была пуста в том смысле, что в ней никого не было. Зато разгром тут царил почище, чем в других комнатах. Бес было не просто разбросано, все было разбито на мелкие куски - содержимое Эндертонова сундука, шкафов, полок. Стол лежал вверх ножками. Занавески сорваны и располосованы. Матрас выпотрошен, и клочья набивки были раскиданы по всей комнате. Даже окно было распахнуто настежь, и кто-то явно проверял лезвием ножа, не спрятано ли что-нибудь под слоем снега на карнизе. Я совершенно бестолково топтался минуту-другую среди всего этого бедлама, потом опомнился, закрыл окно и вернулся в спальню к матери. Она уже сидела. - Дядя Дункан... - начал я. - С ним все в порядке, - сказала доктор Эйлин. - Он ушел сразу за тобой поискать помощи где-нибудь еще. Задолго до того, как они здесь появились. Мать кивнула, подтверждая это, и одарила меня улыбкой. Улыбка вышла, впрочем, несколько кривоватой. - Мистер Эндертон? - спросил я. - Его... его... Я вдруг обнаружил, что никак не могу выговорить конец вопроса. - Боюсь, он мертв. - Доктор Эйлин помогла матери подняться на ноги. - Умер собственной смертью, спустя несколько минут после того, как ты ушел. Что бы он там ни делал сегодня, эта нагрузка оказалась слишком большой для его сердца. - Должно быть, она заметила мое виноватое выражение лица. - Не скисай, Джей. Видишь ли, я вряд ли смогла бы спасти его, будь я здесь вовремя. Он не следил за своим здоровьем даже после того, как я его предупредила. Ладно, дай руку матери и давай выбираться отсюда. Вы оба проведете ночь у меня. - Вы думаете, они вернутся? - Я не знал, кто это "они", но смертельно их боялся. Они убили Чума просто так, ни за что ни про что. Он был самым безобидным из всех безобидных зверьков на свете, пухлый комочек меха, который ни на кого никогда не нападали. - Мы не знаем, кто они такие, - ответила доктор Эйлин, - поэтому неизвестно, вернутся они или нет. Но они очевидно искали что-то, старательно искали и все же не нашли. Их было четверо, и я не знаю, захочет ли кто-нибудь из них попытаться еще раз. - Не думаю, что попытается. - Голос матери был чуть громче шепота. Мы накинули на нее пальто и повели из комнаты. - Они спорили, уходя. Они... они сменили тему. Она посмотрела на свое изорванное платье, потом на доктора Эйлин. - Тебе чертовски повезло, Молли, - заявила доктор Эйлин. - Повезло, что их головы были заняты другим, что времени у них было в обрез. - Не без моего участия, Эйлин. - Судя по голосу, мать приходила в себя. - Я не удержалась от некоторых комментариев. Так, мелочь, просто чтобы они слегка перессорились. - Но куда они делись потом? - обратился я к доктору, открывавшей нам дверцу машины. - Мы видели следы, ведущие сюда, и никаких - обратно. Она не ответила, только указала рукой на спуск к озеру. К воде вели несколько цепочек припорошенных снегом следов. Похоже, не один я додумался до того, что плыть в лодке гораздо легче, чем пробиваться по заснеженной дороге. Однако когда я погрузился в мягкое кресло докторской машины и закрыл глаза, в мою усталую голову закралась еще одна мысль: загадочные налетчики, возможно, руководствовались совсем другими соображениями. В отличие от глубокого снега на глубокой воде не остается следов. 7 Что касается следующего утра и большей части дня, то я их проспал. Поэтому, что бы там ни говорила доктор Эйлин насчет писания "понаслышке", про этот день я ничего больше сказать не могу. По крайней мере, до той минуты, когда я уселся на кухне у доктора Эйлин перед миской, полной сортовых оладий, и сковородкой с яичницей. Напротив восседал дядя Дункан собственной персоной. Он зевал, потягивался и всеми прочими способами выказывал недовольство тем, что ему не удалось выспаться. За завтраком - хотя по времени это был скорее обед - выяснилось, что он вернулся к нам домой, притащив с собой, за неимением никого другого местного ветеринара. То, что они застали в доме, немало их озадачило: полнейший разгром, труп Пэдди Эндертона на полу и никаких следов ни меня, ни матери. Как люди рационального склада ума, они, вместо того, чтобы вываливаться на снегопад, разожгли печь и оставались в доме до утра. Налетчики, кто бы они ни были, больше не возвращались, и, в конце концов, дядя Дункан решил отправиться к доктору Эйлин. Матери повезло меньше. Она сидела наедине с мертвым Эндертоном, когда в дом без предупреждения ворвались четверо мужчин. Вид Пэдди Эндертона, лежавшего без признаков жизни, привел их в ярость. - Они не могли в это поверить, - рассказывала мать. - Самый большой из них подбежал к нему и пнул его йогой, ругаясь так, будто тот умер нарочно, чтобы им досадить. "Проклятый Черный Пэдди" - так они его называли. Старший обыскал одежду Эндертона, потом послал остальных обыскать дом, а сам допрашивал меня. Ну а я как могла прикидывалась дурочкой. Сказала, что Эндертон только снимал у меня комнату наверху и почти не спускался вниз. Больше я и сама-то ничего не знала, так что казалась, поди, дура дурой. - Да уж, наверное, - согласилась доктор Эйлин. Все утро она провела у пациентов, да и сейчас снова собиралась, уходить. - Ты можешь их описать? - Наверное. Только смысла в этом мало, разве только если сама увижу их снова. Они космолетчики, в этом я уверена, но больше ничего необычного в них не было. - Никого без рук или без ног? - неожиданно для всех выпалил я и покраснел, увидев реакцию Дункана Уэста. Он смотрел на меня как на полоумного. - Я пыталась заставить их проговориться, что они ищут, - продолжала мать, - но у меня ничего не вышло. Я открыл было рот, готовый рассказать всем о телеконе, что остался на верхней площадки водокачки. Но следующие слова матери отмели это предположение. - За чем бы они ни охотились, - сказала она, - размером это не больше ладони - судя по местам, где они искали. Они рылись всюду, ничего не находили, и бесились все больше. Потом начали ломать вещи. Вот тогда и мне досталось немного - так, чуть-чуть, они просто злобу срывали. Потом они пошли наверх и там связали меня. Сдается, они имели на меня и другие виды, но тот, большой, приказал им забыть об этом: мол, шеф ждет, а шеф сказал не усердствовать с рыжей бабой. - Тебе повезло, - заметил дядя Дункан. - Ну уж, не знаю, - улыбнулась ему мать, обращаясь тем не менее к доктору Эйлин. - Мне кажется, еще минут пять, и я сумела бы заставить их вцепиться друг дружке в глотку. - Или перерезать твою, - заметила доктор Эйлин. - Молли, ты неисправима. Пошли. Отвезу вас с Джеем домой. А потом найду в Толтуне четверых мужиков покрепче, чтобы остались с вами во избежание неприятностей. Я выглянул в окно. Небо было чистым, выпавший снег быстро таял. - Перегоню-ка я лодку домой, - сказал я. - Лучше сделать это сейчас. - Ладно, - без особого энтузиазма согласилась мать. - Только на этот раз никаких фокусов далеко от берега. Мне не хотелось бы думать, что ты увиливаешь от уборки комнаты. Выражение "убирать комнату" приобрело в этот день совершенно особый смысл. Пока они выходили из дома, я понял, что мать права. Мне _н_е х_о_т_е_л_о_с_ь_ возвращаться домой. Но к уборке это не имело никакого отношения. Скорее, это было воспоминание о Чуме - походя убитом и пришпиленном к крыльцу. Что бы там ни натворил Пэдди Эндертон, что бы ни хотели от него те, другие, этого делать они не должны были. У меня сразу пропал аппетит. Я вымыл посуду, накинул пальто и пошел туда, где была привязана моя лодка. Ночное плавание и то, что за ним последовало, представлялись теперь каким-то нереальным сном. Я даже удивился, обнаружив все таким, каким оставил ночью: наспех убранный парус, заснеженные банки и дно лодки. Пришлось прежде навести в лодке хоть какой-то порядок. Я взял деревяшку побольше и, используя ее как лопату, начал сгребать снег и скидывать его за борт. Не прошло и двух минут, как я наткнулся на черную пластиковую карточку. Она лежала на дне. Там, где выпала из рук Пэдди Эндертона. Мать ясно и недвусмысленно наказала мне без промедления плыть домой. Но никакая сила во Вселенной не помешала бы мне усесться на дно лодки и рассмотреть эту загадочную штуку. Она было тонкой, не толще обычной пластиковой кредитной карточки, и на первый взгляд ее поверхность была гладкой. При более тщательном рассмотрении я обнаружил на ней дюжину чуть заметных углублений, каждое в размер подушечки пальца. Я нажимал на все - сначала по очереди, потом попарно. Никакого результата. Но ведь появился же минувшей ночью странный узор из светящихся точек! Что делал Эндертон? Я попытался вспомнить и довольно скоро пришел к выводу, что не имею об этом ни малейшего представления. Не то, чтобы я не мог вспомнить; просто в тот момент было темно, и пока вспыхивали эти странные огоньки, я вряд ли обращал на карточку больше внимания, чем на нож, что был у него в руках. Еще минуту-другую я ломал голову, потом сдался и вылез из лодки на причал. Доктора Эйлин Ксавье дома уже нет. Она везет мать к нам. Вопрос только в том, задержится ли она у нас настолько, чтобы я успел застать ее, если отплыву сейчас же? А если нет, куда она поедет дальше, домой или к пациентам? В очередной раз за эти дни за меня все решил ветер. Он усиливался; маленький вымпел на мачте зеленым пальцем указывал на север. На север. Домой. Я запихнул пластиковую карточку во внутренний карман куртки так, чтобы у меня не возникало соблазна возиться с ней в неподходящее время, поставил парус и отправился домой. Была идеальная погода для прогулки под парусом: тихая и ясная, с попутным ветром. Тишина нарушалась только шелестом рассекаемой воды. В любой другой день я наслаждался бы каждым мгновением такого плавания. Только не сегодня. Я почти не замечал царившей вокруг меня красоты, и все по причине, которая кому-нибудь другому показалась бы мелкой в сравнении с другими неприятностями. Мать моя унижена и избита. Пэдди Эндертон - мертв. Дом - разгромлен. Но я думал только о Чуме. Когда я вернусь домой, мне придется выдернуть нож, пригвоздивший его к крыльцу, унести маленькое тельце от дома и закопать его. Перед моими глазами отчетливо стояла картина; четверо разъяренных мужчин вываливаются из дома на заснеженную улицу. Чум, исполненный веры в то, что весь мир любит его, что каждый бегущий человек собирается с ним поиграть, радостно бросается им навстречу. Человек шарахается от неожиданности и, выругавшись, взмахивает ножом... По крайней мере все произошло быстро. Чуму повезло - он умер, так и не поняв, что произошло. Но это мало утешало меня. Лодка подошла к пристани у нашего дома. Я ощупал карман. Одно я знал наверняка: если они искали именно эту вещь, от меня они ее не получат... ...если только я смогу им помешать. Эта мысль неожиданно пришла мне в голову, когда я начал подниматься наверх по тропинке. Мои шаги замедлились. Еще пара шагов - и меня увидят из дома. Машины доктора Эйлин на дороге не видно. Скорее всего она уже уехала, а мать сидит дома в окружении решительно настроенных мужиков из Толтуны. Наверное, она уже начала уборку. А если нет? Допустим, мать и доктор Эйлин еще не добрались сюда, а те, кто врывался в дом ночью, вернулись и ждут теперь не дождутся... кого? Меня? И того, что лежит у меня в кармане. Я немного отошел по тропинке назад и опустился на одно колено. Здесь было любимое убежище Чума - нора, которую он старательно выкопал и выстелил сухими листьями. Я вытащил черный пластиковый прямоугольник и сунул его в круглое темное отверстие. И тут же отшатнулся: мои пальцы наткнулись на холодный, мокрый мех. Труп Чума. И никто, кроме моих близких, не знал об этом его убежище. Я вскочил и, не выпуская из рук пластиковой карточки, бегом бросился к дому. Когда мне оставалось пробежать каких-то двадцать ярдов, с грохотом пушечного выстрела распахнулось окно, и в нем показалась голова матери. - Джей! Я что тебе говорила? Домой, быстро! Я остановился. - Чум... - Я позаботилась о нем. Я отнесла его в его норку. Если ты хочешь, чтобы он был похоронен где-нибудь еще... - Нет, - я не мог поднять на нее глаза, хотя она только хотела помочь мне. - Там его дом. Пусть остается. Я сунул Эндертонову карточку в карман и побрел в дом. Кухонные шкафчики и полки снова стояли и висели на своих местах, обломки были убраны. Три мужчины из Толтуны играли за столом в карты. Я знал их. Это были крепкие, уверенные в себе люди. Они кивнули мне в знак приветствия. - Я не трогала твою комнату, - сказала мать. - Мне казалось, ты предпочтешь разбирать ее сам. Пойдем посмотрим. Когда мы оказались на верхней площадке, я понизил голос до шепота: - Мама! Я нашел то, что эти люди искали ночью. Она застыла в дверях гостевой спальни и торопливо оглянулась на лестницу. Первый раз в жизни мне показалось, что она боится. - Ступай в мою комнату, - сказала она и, пропустив меня вперед, плотно закрыла за нами дверь. - Ну, что ты там нашел? Я вынул такую безобидную на вид карточку из черного пластика и рассказал ей, откуда она у меня. Взяв ее у меня из рук, мать повертела ее перед глазами. - У него вчера эта штука работала, - сказал я. - Он заставил ее светиться в воздухе какими-то огоньками. Но я не знаю, как ее включать. Что это, а? - Не знаю. - Мать присела на краешек кровати. Ее комната тоже приобрела почти нормальный вид. Она потыкала пальцем в углубления на пластике. - Если хочешь знать мое мнение, я бы сказала, что эта вещь сделана не на Эрине. И вообще не в Сорока Мирах. Это значит, она очень старая, еще до Изоляции. Было очень странно слышать от нее такие рассуждения. - А мне казалось, ты не веришь в Сверхскорость. - О, я просто не спорила с Дунканом. Он говорит, что ее никогда не было. Но если бы ты побывал в большом музее в Роскоммоне, ты бы убедился в том, что мы давным-давно прилетели сюда с другой звезды и что люди и грузы на протяжении веков прибывали на Эрин. И так было до того дня, когда эта связь исчезла. - Что же ты тогда не свозила туда дядю Дункана, не показала ему? - Очень просто. Ему жаль времени. Он говорит - и я отчасти с ним согласна - какая разница? _Т_е_п_е_р_ь_ у нас нет Сверхскорости, так что надо приспосабливаться к жизни без нее. Я и сама не любительница копаться в прошлом, а уж Дункан Уэст как никто другой живет только сегодняшним днем. За это он мне и нравится. Он здесь в настоящем. - А где, кстати, он сам? - До меня вдруг дошло, что его нет в доме. - Ушел, как только убедился, что я под надежной охраной. Он сказал, что бы там ни было вчера, а сегодня ему надо зарабатывать на хлеб. Все время, пока мы говорили, мать внимательно изучала черную пластинку, пытаясь нажать углубления в разных сочетаниях. - Вот! - сказала она наконец. - Вот как она работает. Я наклонился поближе. Никакого намека на красивую трехмерную игру огоньков, что я видел в лодке, зато на темной поверхности высветился ряд цифр и обозначились круглые пятна. - Как ты это сделала? - Я ее только включила. Она, наверное, была защищена от случайного срабатывания. Чтобы включить ее, надо нажать одновременно сюда, сюда и сюда. Видишь? Три пальца одновременно надавили на пластинку. Цифры исчезли, осталась только ровная черная поверхность. Стоило матери надавить еще раз, цифры появились снова. - Но что это такое? - спросил я. - Не знаю точно, но мне кажется, это что-то вроде калькулятора. Так или иначе, трудно поверить, что прошлой ночью они искали именно эту штуку. Держи, - она протянула ее мне. - Теперь, когда Пэдди Эндертон умер, у тебя на нее больше прав, чем у кого бы то ни было. Она встала. - Ладно. Займись пока разборкой своей комнаты и комнаты, где жил Эндертон. Постарайся привести их в порядок. Складывай все, что принадлежало мистеру Эндертону, отдельно. Потом вынесешь это на лестницу. Когда разберешься с его барахлом и решишь передохнуть, можешь возиться с этим калькулятором. - Ночью это был не просто калькулятор. - И тут я сообразил, что красивые огоньки были дисплеем. Странным, но дисплеем. То, что я держал в руках, вполне могло быть и калькулятором. Или чем угодно еще. - Как ты думаешь, дядя Дункан сможет заставить эту штуку работать? - Поговори с ним, хотя нет, не думаю. Что бы это ни было, наверняка это микроэлектроника. Его недостаточно просто встряхнуть. Встряхнуть. Это замечательно характеризовало талант Дункана Уэста, хоть и не полностью объясняло его. Слава его гремела по всему южному побережью озера Шилин, где он пробавлялся (и неплохо), починяя любые механические устройства, вышедшие из строя. Мне приходилось видеть машины, которых притаскивали к нашему дому на буксире отчаявшиеся, проклинавшие все на свете владельцы, а час спустя они уезжали прочь своим ходом - после того, как Лункам поколдовал над механическими потрохами их драндулетов. Иногда это было не так быстро и легко. Я помню, как после обеда он засиживался за столом над сломанными часами. Утром, когда я вставал к завтраку, весь стол был завален винтиками и колесиками, а дядя Дункан сидел над ними все в той же позе. Как сказала мать, он был весь в настоящем; возможно, поэтому точное время так волновало его. Как правило, где-нибудь к полудню все винтики и колесики бывали собраны воедино, и дядя Дункан, уходя, уносил с собою идеально работающие часы. Я посидел у окна, ломая голову над загадкой Пэдди Эндертона, и решил, что меня и самого не вредно было бы встряхнуть. Мать просила убраться в комнате, но, разумеется, я об этом тут же забыл. Слишком уж тянула меня к себе эта загадочная черная пластинка. Включать и выключать ее оказалось проще простого - после того, как мне это показали. Ненамного сложнее было использовать ее как обычный калькулятор. Для этого достаточно было найти точки, соответствующие арифметическим действиям. Но ведь этим ее возможности не ограничивались! Целых три ряда углублений были предназначены неизвестно для чего. Поэтому я продолжал свою работу - если только так можно назвать то бессистемное (и безрезультатное) тыканье пальцами - еще несколько часов. Один раз за это время в комнату заглянула мать. Как ни странно, она вышла, не сказав ни слова. В конце концов мои усилия увенчались-таки успехом, хотя моей заслуги в этом нет ни капельки. Все знают шутку об обезьяне, которая если дать ей пишущую машинку и неограниченное время, настучит шедевр. Примерно то же имело место и со мной. Я наткнулся на сочетание, с моей точки зрения ничем не отличавшееся от других. Внезапно пластинка исчезла, а воздух передо мной наполнился крошечными разноцветными светящимися точками. Я бестолково таращился на них, одновременно пытаясь вспомнить, что же именно я сделал. Два обстоятельства были мне ясны с самого начала. Во-первых, это не совсем то, что сотворил Пэдди Эндертон ночью. Эти огоньки не двигались. Во-вторых, хотя поверхность пластинки сделалась почти невидимой, как бы растворившись в дымке, я продолжал видеть цифры. Это была мучительная минута. С одной стороны, я должен проверить, верно ли я запомнил сочетание "кнопок" с тем, чтобы в любой момент воспроизвести объемное изображение, с другой - я отчаянно боялся выключить эту штуку. А вдруг я не смогу включить ее снова? Наверное, лучше всего было бы пойти к матери и показать ей, чего я добился. Даже если я не смогу повторно воспроизвести картинку, это было бы уже неплохо. Вместо этого я выключил дисплей. Следующие полминуты я, задыхаясь от волнения, проделывал все необходимые операции, пока воздух над пластинкой вновь не наполнился светящимися точками. Я повторил это еще три раза и записал последовательность операций. Только после этого я занялся самими огоньками. Они образовывали в пространстве клубок странной формы, не сферу, а, скорее, что-то вроде пончика. Я попытался сосчитать их. Дойдя до сотни, я бросил эту затею, но решил, что всего их в четыре-пять раз больше. Я очень осторожно коснулся одной точки пальцем и не почувствовал ничего. Когда палец занял место, где находилась светящаяся точка, та попросту исчезла и возникла вновь на том же месте, стоило мне убрать палец. Мать иногда называет меня невосприимчивым к цвету, но на деле это не так. Я и в самом деле не очень-то разбираюсь в цветах одежды - в жизни нет ничего менее интересного. Зато не было ничего интереснее наблюдать цвета на дисплее Пэдди Эндертона. Я насчитал там двадцать оттенков от темно-фиолетового до ослепительно-алого. Преобладающим цветом был оранжевый. Примерно треть точек представляла собой оттенки этого цвета различной интенсивности - от тускло-коричневого янтарного до цвета ослепительно тлеющей головни. Единственным цветом, которого я не видел вовсе, был зеленый. Я откопал в свалке на полу чистый лист бумаги и выписал на нем мои подсчеты по количественному соотношению разных цветов. Это было увлекательное занятие, но я не мог отделаться от мысли, что все мои потуги - мартышкин труд. Конечно, я старался изо всех сил, но у меня не было никакого плана действий. Пора было переходить к более упорядоченным экспериментам. Я протянул руку и коснулся одной из цифр на пластинке. И вдруг изображение ожило. Точки начали двигаться с различной скоростью - те, что были ближе к центру, двигались быстрее тех, что по краям. Они скользили вокруг общего центра словно крошечные бусы по невидимым глазу проволочкам. Повторное нажатие различных цифр лишь изменяло скорость этого вращения. Нажав на "ноль" можно было заморозить их в пространстве, "единица" приводила их в едва уловимое глазом движение, а на "девятке" вся система делала оборот за несколько секунд. Две цифры, нажатые поочередно, дополнительно ускоряли вращение до тех пор, пока на цифрах "девяносто девять" все не слилось в мерцающее облако. Любая третья цифра игнорировалась. Ладно, с цифрами ясно. А что с черными кружочками? Я потянулся к пластинке, и только тут заметил, что за спиной у меня стоит мать. - Молодец, Джей, - сказала она. - Я не зря в тебя верила. А теперь лучше спустись пообедать. К этому занятию можно будет вернуться и потом. Она ни слова не сказала насчет того, что беспорядок в комнате, пожалуй, увеличился, а в мою бывшую спальню - комнату Пэдди Эндертона - я даже не заглядывал. - Это не калькулятор, - сказал я. - Нет. По крайней мере я таких еще не видела. Хорошо бы показать это Эйлин Ксавье. Она обещала заглянуть к нам позже. Пошли - и мать чуть не за руку отвела меня на кухню. Я поел. Не помню что. Мамина стряпня была тут ни при чем. Просто мыслями я был еще наверху, и кончики пальцев зудели от нестерпимого желания прикоснуться к черному пластику. К тому же трое мужчин, приглашенных доктором Эйлин охранять нас, говорили так много и громко - преимущественно о способах консервирования мяса, - что кто угодно рвался бы прочь из кухни. Разумеется, с их стороны было очень любезно заботиться о нашей безопасности, и в этом отношении им цены не было. Однако, глядя на них, я понимал тягу матери к космолетчикам. Даже Пэдди Эндертон, грязный Пэдди Эндертон находил более интересные темы для разговора, чем преимущества засолки перед вялением или маринованием. День клонился к вечеру, небо уже темнело, когда я вернулся наверх. Теперь на моих плечах лежала большая ответственность, и я ощущал ее груз, когда включал этот калькулятор, или дисплей, или что-то-там-еще. Ведь если к нам собирается доктор Эйлин, мне надо быть в состоянии ответить на ее возможные вопросы. Самым главным из них был один, который я то и дело задавал себе сам, но ответа не знал до сих пор: если это и есть то, что искали те четверо, ч_т_о_ в _н_е_м _т_а_к_о_г_о _в_а_ж_н_о_г_о_? Для меня этот предмет был забавной головоломкой, интересной игрушкой, но уж во всяком случае не той вещью, ради которой стоит идти на угрозы или убийство. Я положил пластинку перед собой, включил дисплей, поставил его на небольшую скорость и начал изучать три ряда темных пятен. В конце концов я научился пользоваться ими - это оказалось не так сложно. Хотя при неподвижном или, наоборот, слишком быстро движущемся изображении я вряд ли бы обнаружил, в чем там дело. Всего-то надо было, не сводя взгляда с изображения, нажимать в центр трех темных рядов. И, если смотреть внимательно, внутри светящегося клубка появлялась еще одна - неподвижная - ярко-зеленая точка. Поэкспериментировав еще немного, я выяснил, что нажатием на другие пятна можно перемещать зеленую точку в любом направлении. Вверх, вправо, влево, вперед, назад... "Ну и что? - задавала вопрос скептическая часть моего ума. - Тоже мне прогресс. У тебя есть калькулятор со странным дисплеем. Что все-таки этот дисплей показывает?" Ответа у меня не было. Я остановил движение, нажав на "ноль", потом заставил зеленую точку слиться с ярко-оранжевой. Оранжевая искорка исчезла, но больше ничего не произошло. Я вздохнул и пробормотал: "Мне этого никогда не понять". И в этот миг зеленая звездочка вспыхнула ярким светом. В некотором роде это была победа, хотя я ни капельки не чувствовал себя победителем. Ибо дойдя до этого места, я не мог продвинуться дальше. Зеленая точка горела себе и горела, словно уговаривая меня сделать с ней хоть что-нибудь. А я не мог. Я приказывал. Я махал руками. Я жал ее, эту проклятую пластинку. Я делал все это разом. Дисплей решительно отказывался реагировать, будто насмехаясь надо мной. И в довершение всего именно в это время мать привела в комнату доктора Эйлин. Подобно маме, доктор Эйлин была ко мне гораздо снисходительнее, чем я сам. Я и близко не подошел к ответу на вопрос о назначении этой штуковины, но она внимательно выслушала рассказ обо всем, что я делал, и смотрела, как я включаю и выключаю дисплей. - Включается голосовой командой, готова биться об заклад, - произнесла она в конце концов. - Вы хотите сказать, она будет слушаться всего, что я ей скажу? Я уже пробовал. - Я верю. Но я думаю, ты просто не знаешь пароль. - Доктор Эйлин повернулась к матери. - Молли, Джей сотворил чудо. Но нам нужна помощь профессионалов - космолетчиков, историков. Не знаю, что это за вещь, но уверена: она не из Сорока Миров. - Ты хочешь сказать, она сделана еще до Изоляции? Я так и сказала Джею. - Я имела в виду гораздо большее. Разумеется, эта технология пришла откуда-то извне. Но посмотри-ка на этот прибор, - мы с матерью склонились над карточкой, - на его состояние. Ему нет двухсот или трехсот лет. Он н_о_в_ы_й_. Им начали пользоваться год или два назад. - Но это значит... - Мать запнулась, и на короткое мгновение на ее лице появилось выражение, какого я не видел еще никогда. - Если он новый, - продолжала она, - и если это не наша технология, значит... значит, в системе Мэйвина больше Сорока Миров. - Вот именно! - Теперь что-то изменилось и в голосе докторе Эйлин. В нем появилось возбуждение, которого мне тоже не доводилось еще слышать. - Молли, я думаю, вещь, которую Джей держит в руках, что бы это ни было, как бы она сюда ни попала, фантастически важна. Ее изготовили на Базе Сверхскорости. И вновь мать стала самой собой. Ее голос звучал удивленно и чуть слышно. - Б_а_з_а_ Сверхскорости? Но Эйлин, такой базы никогда не существовало. Разве нет? 8 Где-то в полночь я вышел на крыльцо и прислонился к перилам, глядя на сонное озеро. - Ступай спать, быстро, - сказала мне мать пару минут назад. - У тебя выдался тяжелый день. Тебе надо отдохнуть. Конечно, она была права. Только я знал, что мне нет смысла ложиться. Во всяком случае с такой, идущей кругом головой. Вместо этого я вышел на улицу. Судя по всему, мать и доктор Эйлин были взбудоражены не меньше моего: когда я выходил, они продолжали разговор, словно меня не существовало. База божьей скорости! - Если ты признаешь существование кораблей Сверхскорости, - говорила доктор Эйлин, - то по чистой логике ты должна признать возможность существования где-то в системе Мэйвина и базы этих кораблей. - Почему? - вмешался я. - Потому что любая машина требует время от времени починки. Корабли Сверхскорости должны были иметь в каждой звездной системе место, где бы их могли обслуживать или ремонтировать. - А почему они тогда прекратили прилетать к нам? - Вот этого никто не знает. Некоторые ученые считают, что сам принцип Сверхскорости нес в себе семена своей гибели. Якобы то, что лежало в основе двигателей Сверхскорости, разрушало пространственно-временной континуум, так что их не стоило вообще изобретать и строить. Религиозные деятели говорят, будто Изоляция Мэйвина и Сорока Миров есть наказание за наши грехи на Эрине. И, разумеется, я тысячу раз слышала, будто Сверхскорости вообще не было, что это всего лишь легенда. - Она посмотрела на мать в упор. - Ты можешь ответить этим людям, что человечество родом не с Эрина, это очевидно, и спросить, каким образом мы сюда попали. Впрочем, это ничего не даст. Большинство таких людей и в эволюцию-то не верят. Они верят только в то, что видят собственными глазами - ну, например, в Джея, сидящего напротив. Подозреваю, это был камешек в огород Дункана Уэста, хотя вслух его имя и не упоминалось. Так или иначе было ясно, во что она ставит таких людей. Я посмотрел на маленькую пластмассовую пластинку, лежавшую перед нами на столе. Мы все еще не знали, почему из-за нее готовы были убить человека. Но если она действительно попала сюда с Базы Сверхскорости, она представляла собой достаточную ценность для доктора Эйлин, да и для меня тоже. Эх, знать бы еще, в чем она, эта ценность... - Вы думаете, Пэдди Эндертон был на этой Базе? - спросил я. - Вряд ли. Были бы и другие доказательства. - Так они есть! Я рассказал про телекон и определитель направления, который он мне дал. - Хорошо бы посмотреть завтра, - сказала доктор Эйлин, обрекая меня на еще один головокружительный подъем на водокачку. - Но я имела в виду более явные доказательства. Если бы он побывал там сам, он вернулся бы с такими доказательствами. И не делал бы из этого секрета. Но из того, что ты рассказал, следует одно: он знал, где находится эта База. И собирался лететь туда. Вот почему он так рвался в порт Малдун. И те, другие, знали, что он знает. Вот почему они были здесь вчера. У меня был еще один существенный вопрос. - Но если корабли Сверхскорости больше не прилетают к нам, почему так важна эта самая База? - Джей, ты что, хочешь свести своими вопросами доктора с ума? - вмешалась мать. - Ступай спать! Но доктор Эйлин уже отвечала: - Потому что остается шанс того, что на этой базе хранится исправный корабль Сверхскорости. Резервный корабль. Как бы иначе экипажи Сверхскорости отправлялись в рейс, зная, что ничто их не страхует? Если она сознательно выбирала слова, способные лишить меня сна, она вряд ли нашла бы лучшие. Всего пару месяцев назад моей самой заветной мечтой были полеты к Сорока Мирам. И вот доктор Эйлин предлагает нечто позволяющее летать к другим звездам! Но мать не сдавалась. - Спать, Джей. Нам с Эйлин еще много о чем надо поговорить. Я взял со стола Эндертонов прибор и вышел. Минуту спустя я стоял на крыльце, вглядываясь в далекие огни космопорта Малдун. После вчерашнего я думал о нем несколько по-другому. Туда рвался Эндертон. Люди, что били мою мать и убили Чума, были космолетчиками и, скорее всего, отправились в Малдун. И этот же Малдун был воротами из нашего мира в систему Сорока Миров, а теперь и к Базе Сверхскорости. Эти люди ушли, так и не получив нужной им информации. Она была у меня в руках, но оставалась мне недоступной. Она ждала кого-то, кто подберет к ней ключ. Включается голосовой командой, сказала доктор что-что Эйлин. Ну, а голос у меня есть. Я вернулся в дом и поднялся к себе. Но спать не лег. Потребовалось несколько минут, чтобы восстановить изображение, которое мне удалось получить днем: зеленую искорку, перемещавшуюся среди других огоньков. Если есть слова, которые заставят эту штуку сделать что-то еще, какими они должны быть? - База Сверхскорости! Никакой реакции. - Сверхскорость! Корабль Сверхскорости! Сорок Миров! Пэдди Эндертон! Гм... Информация! Данные! Координаты! Ввод! Вывод!.. Ничего. Либо прибор был таким же глупым, каким казался на первый взгляд, либо я не с того начал. Я сел и злобно уставился на невинно выглядевшую пластинку. Глупый... Г_л_у_п_ы_й_... А что, если я, напротив, имею дело с прибором весьма хитроумным? Тогда я должен не бросать ему одно слово, с которым он не знает, что делать, а задавать вопросы. - Я хочу иметь доступ к не выведенным на дисплей данным! Ответ был мгновенным. В воздухе под движущимися огоньками возникло что-то вроде открытой коробочки. Слева от нее светилась надпись: "Первый уровень информации". Сама коробочка была пуста. - Но здесь ничего нет! - возмутился я. - Где сама информация? Ничего не изменилось. Я говорил и говорил, я приказывал, но так и не в силах был добиться какого-то изменения. И только выговорив все - по моему разумению - возможные команды, я сообразил, что команды голосом и зеленая точка должны быть как-то связаны между собой. В данный момент точка висела в пустоте. А что, если я требовал информацию ни о чем? Я остановил движение, набрав "ноль". Затем осторожно совместил зеленую искорку с одним из ржаво-оранжевых огоньков. Ну наконец-то! "Открытая коробочка" больше не была пустой. В ней горело слово "Лискаролл". Под ним располагалось шесть девятизначных чисел. Пять из них почти не менялись - только последние знаки, и то очень медленно, - зато шестое быстро увеличивалось. Я нашарил на столе свой листок бумаги и написал: "Лискаролл". Потом отдал новую команду: - Выдай мне второй уровень информации! Если на свете существует недостаток информации, то существует также и ее избыток. Через "коробочку" проплывали бесконечным потоком строка за строкой. Я читал, не понимая почти ничего: "...первичные данные получены путем спектрального анализа поверхности; состав в процентах к общей массе: водород - 0.44, гелий - 0.20, литий - 0.01, бериллий - 0.00, бор - 0.00, углерод - 0.06, азот - 0.05, кислород - 0.08, фтор - 0.01, неон - 0.00..." Список продолжался бесконечно. Я не стал пытаться записать все это, но передернул зеленую точку к новому огоньку, на этот раз бледно-янтарного цвета. - Первый уровень информации! "Коробочка" опустела. И наполнилась снова. "Корофин" - гласило первое слово. Под ним снова было шесть чисел, одно из которых быстро менялось. Я усвоил урок и не стал запрашивать второй уровень информации. Методично передвигая зеленую точку, я записывал выскакивающие в "коробочке" слова. Тили, Тимахо, Мойнелти, Клэрин, Улла, Драмкерин... Ни одно слово не повторялось дважды. Каждому соответствовало шесть девятизначных чисел. Я уселся за стол с намерением исписать весь лист. Начну с верхней точки дисплея и точка за точкой буду опускать зеленое пятнышко-курсор. Вскоре я устал и продолжал свое занятие чисто механически - скорее всего, чтобы избежать необходимости думать головой. РОККОРИ, АРДСКУЛЛ, ТИМОЛИН, БЕЛЛИБЭЙ, КАЛЛДАФФ, ЭРМОЙ, ТАЙРЕЛЛА, МОЙРА... И затем, почти не осознавая, что делаю, я обнаружил, что записываю слова: "_П_э_д_д_и_н_а _У_д_а_ч_а_". Я замер и перечитал надпись. Это могло быть название, ничем не отличавшееся от остальных. Это подтверждали и обычные шесть девятизначных чисел. Или это означало: Пэдди Эндертон. "Пэддина Удача" могла быть его собственной характеристикой того, что показалось сейчас в "коробочке". Была уже глубокая ночь, но это ничего не значило. Я ринулся в комнату матери, захватив с собой включенный дисплей. Я думал, что разбужу ее, но в спальне ее не оказалось. Она была внизу. Трое наших охранников спали без задних ног в гостиной. Тоже мне защитнички! Мать и доктор Эйлин сидели друг напротив друга за кухонным столом. Между ними красовались открытая бутылка и два стакана. Никогда еще я не видел, чтобы мать пила вино, если в доме нет ее гостей-космолетчиков. Я вдруг понял, что не одному мне не спится. Последние два дня для меня выдались, конечно, утомительными. Но матери наверняка пришлось поволноваться побольше моего. Ее допрашивали, били, ей угрожали худшим. Ей пришлось в одиночку сидеть у трупа Пэдди Эндертона, хоронить бедного Чума. - Ты чего проснулся? - спросила она. - Я и не ложился. Не спится. Я положил пластинку и исписанный листок на стол и ткнул пальцем в надпись на табло. - Эта зеленая точка означает что-то под названием "Пэддина Удача". Как по-твоему, это имеет отношение к Пэдди Эндертону? Мать внимательно разглядывала сияющий нимб точек-искорок, но Эйлин Ксавье, похоже, больше интересовали табло-"коробочка" и мои записи. - Откуда ты взял эти названия? - Это слова, которыми этот калькулятор, кажется, обозначает точки. У каждой свое название. - Только названия? Ничего больше? - Там много всего. Я только не знаю, что все это означает, поэтому не стал записывать. Доктор Эйлин отложила листок. Глаза ее сияли от возбуждения. - Покажи-ка! Я передвинул зеленый курсор к ярко-красной точке, которую уже проходил, и скомандовал: - Первый уровень информации! "Ардскулл", - гласила надпись. Под ней, как и прежде, были шесть непонятных чисел. Точнее, непонятных для меня. Доктор Эйлин перевела дыхание. - Джей, у тебя получилось! Гордись своим сыном, Молли! - Я им и горжусь, - ответила мать. - По большей части. Мне бы еще понять, что именно у него получилось. - Эти красные точки, - махнула рукой доктор Эйлин, - обозначают м_и_р_ы_. Слова, что Джей выписал на листке - это названия самых крупных астероидов в Лабиринте. Я думаю, этот дисплей - изображение Лабиринта. А "Пэддина Удача", бьюсь об заклад - это место, где Пэдди Эндертон надеялся найти Базу Сверхскорости. - Но здесь же не сказано, как туда попасть, - возразила мать. - Это всего-навсего картинка, пусть и объемная. - Так и было бы, когда бы не вот это, - и доктор Эйлин показала на цифры под надписью "Ардскулл". Я не космолетчик, и слабо разбираюсь в планетах и их спутниках. Но шести чисел достаточно, чтобы обозначить местонахождение любого космического объекта. Готова поспорить, что пять чисел, те, что почти не меняются, означают характеристики орбиты. А шестая - положение объекта на этой орбите. Этого вполне достаточно, чтобы найти его. - Там есть и другая информация. Я вернул зеленую точку к огоньку "Пэддиной Удачи". После того, как на дисплее появились название и координаты, я ясно произнес: - Первый уровень информации! Табло неожиданно опустело. - Странно, - удивился я. - Во всех других случаях получалось. Почему не получилось сейчас? - Потому что Пэддина Удача отличается от всех естественных астероидов Лабиринта. - Доктор Эйлин встала и заходила вокруг стола. - Боже мой, Молли, ты хоть понимаешь, что все это значит? Неудивительно, что эти мужики ночью готовы были разнести дом и тебя на клочки - только бы найти эту вещицу. Необходимо рассказать всем, что мы обнаружили. А потом нанять корабль и отправиться туда! - Минуточку. - Мать протянула руку, остановив доктора Эйлин на полуслове. - Ты делаешь то, в чем все время обвиняешь меня. Ты делаешь поспешные выводы. С чего ты взяла, что эта Пэддина Удача - то же самое, что База Сверхскорости? - Вещь, которую держит в руках Джей, не может быть сделана в Сорока Мирах. - Возможно. Но ты же утверждала, что сам Пэдди Эндертон на базе не был. Если так, откуда у него тогда этот калькулятор? - Не знаю. Ты цепляешься за мелочи. Есть один единственный способ выяснить все - посмотреть самому. - Хорошо. Но последнее, что ты можешь сделать, - это дать знать о всем этом кому угодно. - Мать оглянулась и понизила голос, хотя, чтобы разбудить храпящих мужиков в соседней комнате потребовалось бы что-то куда более громкое. - Объяви о том, где ты была и что нашла, _п_о_с_л_е т_о_г_о_, _к_а_к _в_е_р_н_е_ш_ь_с_я _о_б_р_а_т_н_о_. Чем меньше народу будет знать это, тем меньше мы рискуем. Мордовороты, что были здесь сегодня ночью, были бы счастливы узнать планы твоего путешествия. Доктор Эйлин опустилась на свой стул. - Ну, кому-то об этом все равно придется сказать. Тебе придется помочь мне найти корабль и нескольких заслуживающих доверия звездолетчиков. - Ладно. Корабль мы найдем. Но я не могу включиться в это дело напрямую, Эйлин. - Почему это? - Из-за тех, что были здесь ночью. Я узнаю их - а они меня. И если они меня увидят, ты с таким же успехом можешь расклеивать объявления о своем путешествии и о его цели. - Тогда я сама найду корабль. - Это ненамного лучше. Для этого нужен мужчина, Эйлин. Иначе это будет выглядеть подозрительно. Кто и когда слышал о женщине, отправляющейся в космос? - Это совсем другое дело, и ты это знаешь. Мать, конечно, могла это знать. Я - нет. Но в тот момент я как-то не придал значения этим словам. - Меня-то они не видели! - заявил я. - Меня они не знают. Я - мужчина. Давайте я найду корабль. Мать покачала головой: - Ты молодчина, Джей. И все же ты слишком молод. И это после всего того, что я сделал! Я схватил калькулятор Издан Эндертона и прижал его к груди. - Слишком юн, чтобы зафрахтовать корабль, - произнесла доктор Эйлин. - Да, пожалуй. Но разве он так уж юн, чтобы _л_е_т_е_т_ь_? Посмотри на его лицо, Молли. Он как никто другой заслужил это. Мать посмотрела на меня. А я - на нее. Наверное, это были самые долгие секунды в моей жизни. И наконец она кивнула. - Хорошо, - медленно произнесла она. - Ты заслужил это, Джей. Честно заслужил. Ты можешь лететь с доктором Эйлин - если она полетит. - Я полечу, - твердо заявила доктор Эйлин. - Хорошо, - повторила мать и тут же добавила непроизвольно: - А теперь спать, Джей. Ты только посмотри на часы! 9 Мне известны два способа заставить время тянуться бесконечно. Первый - это попасть куда-то, где никогда не был, и заниматься там сотней новых и интересных вещей. Пройдет только два дня, а тебе покажется, что ты был здесь всю свою жизнь, и трудно будет поверить в то, что ты покинул дом совсем недавно. И другой способ: ждать чего-то, ждать, ждать и ждать, не в состоянии ускорить ход событий. Именно это случилось со мной через две недели после той минуты, когда доктор Эйлин объявила, что мы отправляемся в космос, на Пэддину Удачу. Пока кто-то делал всю интересную работу, мне приходилось сидеть дома, помогая матери и на всякий случай оставаясь начеку: а вдруг вернутся те ночные посетители? В течение первой недели опасность постепенно сходила на нет. Поскольку Пэдди Эндертон не оставил завещания, а наследники его, если и существовали, были нам неизвестны, мать и доктор Эйлин решили отвезти его пожитки в Скибберин и продать с аукциона. Полученные деньги должны были покрыть расходы на похороны Эндертона и ремонт нашего дома. Однако вышло так, что мы не получили ни пенни. Незадолго до аукциона склад в Скибберине был взломан, и все, что в нем хранилось, - похищено. Правда, мать считала, что так оно и к лучшему, поскольку все это делало нас менее соблазнительной мишенью. Миновала еще одна бестолковая неделя. Лункам Уэст, знавший слишком много, чтобы ему не доверять, был послан в Малдун. Стараясь по возможности сохранить тайну, он пытался зафрахтовать корабль с экипажем. Зимой это было не так просто - большая часть экипажей отдыхала по домам. Доктор Эйлин вернулась к объездам своих пациентов, одновременно без лишнего шума договорившись с жившим на северном берегу озера Шилин врачом, чтобы тот подменил ее на время отъезда. Были у нее и другие дела, о которых я узнал позже. Она наведывалась к нам каждые два-три дня, но запомнился мне только один ее визит, когда она передала мне то, что сама называла "Тайнами Лабиринта". В этой книге были названия астероидов и их координаты, по шесть координат на каждый. Сравнивая этот список с Эндертоновым калькулятором-дисплеем-и-бог - знает-чем-еще, я обнаружил, что многие названия там и тут совпадают. Координаты совпадали не во всем, но доктор Эйлин сказала, что разница происходит от того, что в книге за точку отсчета принимался центр Мэйвина, а в приборе - то, что она назвала "центром масс нашей звездной системы". Пэддиной Удачи в книге доктора Эйлин не было, но она сказала, что так и должно быть. В Лабиринте куда больше астероидов, чем их сосчитали и обследовали, так что малые тела в список просто не вошли. Я спросил ее, что значит "малые", и был поражен, узнав, что к ним относятся все, имеющие в диаметре меньше мили или двух, - как раз столько, сколько от нашего дома до Толтуны. Собственно говоря, только тогда я задумался о подлинных масштабах Сорока Миров. В тихий безветренный день, когда температура поднялась выше нуля, я вновь вскарабкался на верхнюю площадку водокачки. В четыре захода (довольно-таки изматывающих) я спустил на землю телекон и в следующий же визит доктора Эйлин продемонстрировал его ей. Она сказала, что это лишнее доказательство существования неизвестных нам технологий, но что она не видит, какое это может иметь отношение непосредственно к Пэддиной Удаче, и даже не стала брать его с собой. Я забрал его в свою спальню (к этому времени я перебрался в нее обратно) и использовал для ежедневных наблюдений за космопортом. Там царило затишье. За неделю я видел не больше двух стартов. Большую часть времени, когда мне не надо было помогать матери (а она, сдается мне, делала все от нее зависящее, чтобы я не сидел без дела), я проводил у себя наверху, играя с калькулятором. Очень скоро выяснилось, что он годен на гораздо большее, чем я мог предположить вначале. Конечно, я мог указать на любой из астероидов Лабиринта и получить множество данных, запрашивая "второй уровень информации", "третий уровень"... ну, и так далее. Я мог узнать состав астероида (то, что я увидел в первый раз, но не понял, что это такое), там были подробности, называемые "дельта-ви", разъясняющие, как кораблю попасть с одного астероида на другой за то или иное время, список высадок на объект... Для того, кто собирался путешествовать по Лабиринту, все это не имело цены. Однако для нас все это не имело значения. Мы собирались на Пэддину Удачу и только на Пэддину Удачу. Впрочем, иногда я начинал сомневаться, верно ли мы угадали значение этого места. Возможно, людям, вломившимся в наш дом, нужны были данные об известных астероидах Лабиринта. Или они вообще искали что-то совсем другое, о чем мы даже понятия не имели. Я общался с Пэдди Эндертоном больше, чем мать или доктор Эйлин. Он был груб, неотесан и грязен. Но он был чертовски практичен. Он никогда не заводил со мной разговора о Сверхскорости, ни разу. Что бы там ни думала доктор Эйлин, я никак не мог представить себе Пэдди хоть капельку заботящимся о существовании Базы Сверхскорости или о будущем цивилизации Эрина. Если уж он обозвал это место "Удачей", значит, он рассчитывал, что оно даст ему богатство и ничего больше. И все же у меня не было времени сожалеть об этом: одновременно произошла тысяча событий. Время начало совсем другой отсчет, да так, что я с трудом вспоминаю сейчас, что следовало за чем. Началось это с того, что поздним вечером к нам заехала доктор Эйлин. У нее были новости от Дункана Уэста. Он нашел и зафрахтовал корабль под названием "Кухулин" [Cu Chulаinn, "пес Куланна" (ирл.), герой ирландских мифов, персонаж многочисленных саг], укомплектованный экипажем, и теперь занимался закупкой продовольствия и снаряжения и переправкой их на корабль. Он с трудом управлялся один и попросил доктора Эйлин, чтобы меня отрядили ему на помощь и поскорее. Я был готов ехать хоть немедленно, что и высказал вслух. Мать не ложилась спать почти до утра, дошивая мне куртку - как у настоящего космолетчика - и темно-синие брюки. Рано утром она отправила меня в Толтуну на машине доктора Эйлин, а там меня посадили на отправлявшийся в Малдун автобус. Был один кошмарный момент, когда я боялся, что мать начнет обнимать меня на глазах у пассажиров. Но все обошлось. Езды до Малдуна вокруг южной оконечности озера Шилин от силы часа четыре. Всю дорогу я сгорал от нетерпения. Ведь до сих пор я бывал в порту непрошенным гостем, зато теперь возвращался туда как настоящий космолетчик. На конечной остановке я вскинул на плечо свой рюкзак и направился к грузовым пакгаузам, где надеялся застать дядю Дункана. Я хотел видеть все, и я хотел, чтобы все меня видели. Жаль только, что зимний порт почти пуст. На деле, я думаю, меня вообще не замечали. Так что мое триумфальное явление Дункану Уэсту прошло гораздо скромнее, чем мне представлялось. Он даже не поздоровался со мной, только кивнул и продолжал говорить что-то широкоплечему скуластому человеку, обладателю рыжих волос и чисто выбритого красного лица. Тот оглянулся на меня, но ничего не сказал, продолжая отрицательно качать головой. - Вот откуда идут деньги. - Дядя Дункан никогда не повышал голос, но сегодня был настойчивее, чем обычно. Мне показалось, что спор длится уже довольно долго. - Я не участвую в этом своими деньгами, так что у меня нет полномочий менять условия договора. Но запомните золотое правило: у кого золото, тот и устанавливает правила. - Только не в космосе, - ответил его собеседник. Голос его звучал глухо, как из могилы, свистящее дыхание выдавало в нем космолетчика, так что, закрыв глаза, его вполне можно было спутать с Пэдди Эндертоном. - Вам надо было сразу же сказать о том, что у вас на уме, - продолжал он сердито, - и мы бы тогда же отказались. Вы говорите, что не можете изменить условия сделки. Ладно, я тоже не могу. Если вы хотите, чтобы на борту "Кухулина" летела женщина, это ваше дело. Но я не могу дать на это своего согласия. Вы знаете про женщин и космос. Поговорите с шефом, увидите, что он вам скажет. Он вернется завтра, - и он нацелил свой длинный нос на меня. - А это что, еще один сюрприз? - Нет. Это Джей Хара. Я говорил вам, что он приедет. - Дункан повернулся ко мне. - Познакомься, Джей, это Том Тул, интендант "Кухулина". Ты будешь работать со мной и с ним. Тул не протянул руки, но бросил на меня долгий, задумчивый взгляд. - Джей Хара, - произнес он наконец. - Уж больно ты молод. Да ладно, я и сам начинал молодым. Можешь составить список грузов в порядке уменьшения массы? - Конечно! - Если я и не умел, то собрался научиться, не откладывая. - Тогда держи. - Он протянул мне длинный печатный список. - Найди эти грузы на стеллажах, вон там, и размести их по порядку. Самые тяжелые вначале. Затем перевози их к челноку. Так их грузят: самые тяжелые ближе к центру тяжести челнока. - Он снова обратился к Дункану: - Если вы не можете изменить условия сделки, кто с вашей стороны может? - Доктор Ксавье. Доктор Эйлин Ксавье. Я уверен, что она завтра приедет повидаться с капитаном. - Это что, одна из двух женщин, которые хотят лететь? - Да, одна из двух. - Сколько ей лет? Шеф обязательно спросит об этом. - Много. Где-то около шестидесяти пяти. - Хоть это хорошо. А другая? - Моложе. Тридцать пять. - Дунган, похоже, собирался сказать что-то еще, но заметил, что я стою и слушаю. - А ну за работу, Джей. Не для того я вызывал тебя в Малдун, чтобы ты стоял столбом. Я медленно двинулся вдоль стеллажей с грузами, но успел услышать Тома Тула: - Тридцать пять. И наверняка хорошенькая. Вот не повезло - так не повезло. Помяните мои слова: ваша докторша и шеф еще из-за нее схлестнутся. Доктор Эйлин и капитан "Кухулина" и впрямь имели неприятный разговор - как и предсказывал Том Тул. Я присутствовал при этой сцене, хотя понял далеко не все. Доктор Эйлин, должно быть, появилась в Малдуне ночью, так как утром уже завтракала со мной и дядей Дунканом в единственном не закрытом на зиму кафетерии. Там нас и нашел Том Тул. С ним был высокий, стройный мужчина, длинные каштановые волосы которого были тщательно заплетены в косичку на затылке. Я ни за что не принял бы его за космолетчика - дышал он нормально, ни щеки, ни глаза его не имели даже намека на лопнувшие сосуды. Но на нем была синяя куртка космолетчика без знаков различия, сидевшая без единой морщинки. Они остановились у нашего столика. - Доктор Эйлин Ксавье? - спросил Тул. В это утро он был очень тих. - Это главный на "Кухулине" человек. Шеф Дэниел Шейкер. Высокий человек протянул доктору Эйлин руку. - Лучше просто Дэн Шейкер, - произнес он (я так и оцепенел). - Рад познакомиться с вами, доктор. Голос его был чистым и мелодичным, без следа обычной для космолетчиков хрипоты. Но я почти не замечал этого, ибо в голове у меня звенели слова Пэдди Эндертона: "И если это Дэн, да поможет мне тогда Господь! И да поможет Бог тебе, Джей Хара. И всем остальным тоже!" Прошло несколько секунд, прежде чем моя голова снова смогла что-то соображать. Я воззрился на протянутую для рукопожатия ладонь Дэниела Шейкера и убедился в том, что это совершенно нормальная рука. - Ну что ж, доктор, - говорил Шейкер, - я уверен, мы сработаемся, и путешествие будет успешным. Но если верить Тому, до старта нам надо уладить несколько вопросов. Хорошо бы поговорить. Он сделал почти незаметный знак головой Тому Тулу, и тот мгновенно повернулся и вышел. Почти так же, будто ненароком, Дэниел Шейкер кивнул дяде Дункану. - Если вы не возражаете, мистер Уэст, мы хотели бы поговорить наедине. Дункан поднялся из-за стола, и я собрался было последовать за ним, но Шейкер одарил меня самой дружеской улыбкой, осветившей его серые глаза и все лицо. - Значит, ты и есть Джей Хара? Ждешь - не дождешься, когда окажешься в космосе? Я помню, каким был сам в твои годы. - Ждет, - ответила за меня доктор Эйлин. - Однако ступай-ка, Джей. - О, все в порядке. - Дэнни Шейкер махнул в сторону моей тарелки, на которой лежал недоеденный завтрак. - Пусть остается и доедает. Помню, какой аппетит был у меня в шестнадцать. Доктор Эйлин колебалась минуту, потом кивнула. - Я не собираюсь говорить ничего секретного. Однако Дункан Уэст сказал мне, что у вас возникли какие-то сложности. - Совершенно верно, доктор Ксавье, - Шейкер взял с тарелки ломоть хлеба и разломил его, но я обратил внимание на то, что есть он не стал, только крошил пальцами. - У меня есть сложности. Но зависящие не от меня, а скорее от вас. И от моей команды. Том Тул сказал мне, что вы хотите взять в космос женщин. - Только двух. Меня и Молли Хара, - доктор Эйлин кивнула в мою сторону. - Молли Хара - мать Джея. - Мне безразлично, кто она. Вы же знаете, что женщина в космосе - плохая примета. - Знаю. И знаю также, что это полнейшая чушь. - Доктор Эйлин улыбнулась Дэниелу Шейкеру. - Вы показались мне весьма толковым человеком, капитан Шейкер... - Не капитан. Капитан "Кухулина" погиб в результате несчастного случая во время последнего полета. Я здесь за старшего, пока владельцы не наймут нового капитана. - Значит, до тех пор я буду называть вас капитаном. Так или иначе, я уверена, вы знаете, почему женщины не летают в космос. Это не имеет ничего общего с приметами - все это пустые суеверия. Причина та же, по которой женщин не допускают к опасным работам на Эрине или за его пределами. Стоит ли говорить, почему? - Женщины слишком ценны. Слишком их мало, чтобы ими рисковать. - Дэниел Шейкер не сводил глаз с доктора Эйлин, но каким-то образом я чувствовал, что он одновременно следит и за мной. Если не считать рук, механически крошивших хлеб, он сидел совершенно неподвижно. - Женщин надо беречь. Женщин надо держать подальше от опасностей. А космос - опасное место. - Похоже, вы переносите его неплохо. - Доктор Эйлин смерила его взглядом профессионального врача. - Если бы я не знала, ни за что не приняла бы вас за космолетчика. У вас нет следов перепадов давления - ни на коже, ни в голосе. - Я очень осторожен. Приходится быть осторожным, будь то в космосе или на земле. Впрочем, я получил свою долю несчастных случаев, пусть это и не видно по моей внешности, - Шейкер медленно покачал головой, словно вспоминая что-то, затем неожиданно продолжил: - Так что и на собственном опыте я знаю: космос - опасное место. - Не буду спорить. Но согласитесь, то, что женщина в космосе приносит неудачу - это ерунда. - Я могу сказать, что это ерунда, - Шейкер отложил остатки хлеба и скрестил руки на груди, массируя пальцами бицепсы: жест, который мне предстояло увидеть еще тысячу раз. - И вы, доктор, можете сказать, что это ерунда. Но то, что думаю я, имеет мало значения. Мне приходится иметь дело с командой, а насчет того, что думают об этом _о_н_и_, можно не сомневаться. И, подумать, они не так уж неправы. Женщины в космосе - особенно молодые и привлекательные женщины - приносят хлопоты другого порядка. Мой экипаж состоит преимущественно из молодых людей. Сейчас, по окончании навигации они выпускают пар, так что несколько дней все может идти нормально. Но я подозреваю, что наше путешествие продлится значительно дольше. И спустя некоторое время молодая женщина на борту станет подлинным бедствием. И это уж никак не предрассудок. Это суровая правда. - Я понимаю вашу точку зрения, - кивнула доктор Эйлин. - Если бы на Эрине женщин рождалось столько же, сколько мужчин, в космосе их тоже было бы не меньше. Тогда эта проблема и не возникла бы. Но раз так... - Она посмотрела на меня, потом на Дэнни Шейкера. - Так вы говорите, молодые и привлекательные женщины? Ко мне это никак не относится. Я надеюсь, вы не будете возражать против _м_о_е_г_о_ участия в полете? Шейкер встряхнул головой, будто это было для него полнейшим сюрпризом. - Это не совсем то, что я имел в виду, доктор Ксавье. Но я не могу спорить с вашей логикой. Не сочтите это бестактностью, но ваш возраст и впрямь позволяет вам быть на борту в безопасности. Это я переживу. Команда, конечно, поворчит немного, но команда всегда найдет повод поворчать. Это не самый страшный повод, - не прекращая массировать свои бицепсы, он ткнул пальцем в мою сторону. - Только не мать Джея. Надеюсь, мы с вами договорились, что брать с собой Молли Хара означает напрашиваться на неприятности? Странное дело, но на лице доктора Эйлин отразилось скорее облегчение, когда она кивнула: - Полагаю, да. Жаль. Постараюсь объяснить все это Молли. Не знаю, действительно ли доктор Эйлин беспокоилась о воздействии, которое могло оказать на команду присутствие моей матери. Я никогда не думал о матери как о "молодой и привлекательной", хотя судя по количеству космолетчиков, что останавливались у нас дома, она пользовалась у них успехом. Впрочем, у меня не было времени подумать об этом, так как Дэниел Шейкер встал из-за стола. - Значит, догов