мешная тьма. Единственным звуком, который мог слышать Алекс, оставалось его собственное дыхание в трубке подачи кислорода. Он махнул рукой. Решительно ничего не изменилось. Он несколько секунд просидел и уже готов был снять шлем, когда вдруг понял, что именно этого ему и следовало ожидать. В компьютерной модели время стремительно неслось дальше, но первый моментальный снимок будущего должен был поступить к Алексу только через тридцать секунд. Этот снимок пришел к нему не в виде какого-то описания или образа, а как воспоминание. Алекс помнил весь прошедший год, но с различной степенью детальности. Политика Солнечной системы представала очень далекой и смутной, тогда как все, что касалось лично его, было отчетливым. Он убедил начальство, что его модель является верным способом подхода к предсказанию, его повысили в должности, он съехался с Кейт -- вопреки воплям и протестам его матушки и всего остального семейства. Была это реальная программа или просто благие пожелания? Алекс по-прежнему пытался это решить, когда -- щелк! -- еще один полный год впрыгнул в его сознание. Вот тебе и вся сглаживающая функция! Похоже, она совсем не работала. Слияние семейств Лигонов и Мобилиусов произошло -- но как и когда? Кто на ком женился? Этого Алекс припомнить не мог, хотя он странным образом был уверен, что он с Люси-Марией в законный брак не вступал. Присутствовали здесь и другие новости, нечеткие и перепутанные, приходящие из дальних уголков системы Юпитера. Там были обнаружены сигналы, пришедшие, вполне возможно, со звезд. Это могло означать обнаружение внеземного разума. Послание изучалось -- уже было изучено -- и было отброшено как фальшивка. Или нет? Кажется, оно по-прежнему где-то маячило. Алекс чувствовал, как начинает нарастать его замешательство. В будущем оказывалась целая бесконечность точек ветвления, и модель не могла всех их проследить. Алекса преследовало неотвязное чувство, что с некоторыми выборами программы он решительно не соглашается, но прежде чем он успел проанализировать причины -- щелк! -- и в его разум влился еще один год. Было это всего лишь три года назад или множественные годы неким образом переплетались? Солнечная система избегла великой катастрофы, которая покончила бы со всей жизнью от Меркурия до Нептуна и дальше. Но это не было то постепенное вымирание, которое предсказывали прогоны модели. Эта катастрофа должна была стать быстрой, предельной и всеобщей. Но ее не произошло. Тогда почему она вообще здесь появилась? За это несла ответственность программа. Несостоявшееся событие должно было иметь весьма высокую вероятность, иначе его бы в воспоминаниях Алекса не оказалось. Он попытался покопаться в поисках подробностей и лучшего понимания, но было уже слишком поздно. Щелк! Что-то стряслось на Земле -- война, природная катастрофа, технологический сбой? Открытия на Тритоне, гигантском спутнике Нептуна. Гибель исследователей облака Оорта. Еще добрый десяток событий внезапно ворвался в сознание Алекса. Он должен был сразу понять, что ничего у него не выйдет -- даже главные события целого года невозможно было осмыслить за полминуты. Кейт оказалась реалисткой, а он нет. (Они теперь жили вместе? Это Алекс не мог сказать.) Щелк! Темп все нарастал, год сжимался до почти что до ничего. Что же случилась с гарантированными тридцатью секундами на каждый год? Путешествие на Венеру -- интересно, зачем? Смерть кого-то из членов семьи. Алекс не смог понять, кого. Колоссальный дождь комет, что приносились из облака Оорта, угрожая всей Солнечной системе. Быть может, именно здесь был источник катастрофы для всего человечества? Нет, удалось развернуть что-то вроде отражательного щита. Щелк! Воспоминание о каком-то совещании, где перед Алексом были разложены демографические карты Солнечной системы. Десять миллиардов человек -- максимум того, что когда-либо предсказывала его модель. Но общее число продолжало расти. Щелк! Его матушка, чье лицо меняет цвет и течет точно горячий воск. Кузина Юлиана сохнет и умирает -- вместе со всеми остальными симбионтами? Таких данных там не было. Разрушительные силы высвобождались по всей Солнечной системе -- силы столь же мощные, какими они были в период Великой войны. Но Алекс видел только их тень, некий нереализованный потенциал. Не было ли это предупреждением о грядущем холокосте? Щелк! Теперь воспоминания пришли не как отдельные образы, а как огромный совместный прилив. Невод распался, миры Юпитера сделались необитаемы, Марс не выходил на связь, разбитые аванпосты на спутниках Урана едва-едва цеплялись за жизнь. И сам Алекс. Где же он был? Он допустил капитальную ошибку в планировании модели. Он не сделал там допуска для собственной смерти. Если бы его Факс "умер" внутри модели, что бы тогда случилось со связью? Не мог бы он тоже умереть? Щелк! Миры Солнечной системы лежали во мраке. Алекс в одиночестве сидел где-то на внешних рубежах, по ту сторону планет, по ту сторону пояса Эджворта-Куйпера, глядя в сторону слабой искорки далекого Солнца. Щелк! Воспоминания об одиночестве и безмолвии. Зачем он сюда явился? В поисках безопасности? Благодаря некому неизученному накоплению несбывшихся воспоминаний Алекс знал, что он теперь -- единственное живое существо в пределах многих световых лет. Сколько он уже был один? Как долго он еще будет здесь оставаться? "Где стол был яств, там гроб стоит..." Внезапно ВР-шлем был сорван с головы Алекса. Весь мир заполнил свет -- такой яркий, что ему пришлось крепко зажмуриться. Затем Алекс услышал незнакомый голос, что кричал ему сквозь лучезарность: -- Прошло уже полчаса, и ты что-то бубнил себе под нос. Я не могла понять, что именно. Пришлось тебя оттуда вытащить. Алекс? Алекс? С тобой все хорошо? С ним явно было не все хорошо. Алекс пронесся далеко вперед во времени -- к гибели человечества и еще дальше. Он парил в одиночестве на самом краю вселенной. После такого потрясения с ним никак не могло быть все хорошо. -- Я так и знала, что нельзя тебе этого позволять, -- произнес голос. -- Проклятье, какая же я была дура! Вот. Понюхай. Едкие пары наполнили его носоглотку. Алекс охнул и задохнулся. Сердце его бешено застучало. Он открыл глаза, и комната вокруг него замерцала и закрутилась. -- Алекс! -- П-порядок. Я... мм... в п-порядке. -- Что-то не очень похоже. Кто ты такой? Скажи мне, как тебя зовут, кто ты и где находишься. -- Я Алекс... Лигон. -- Комната немного успокоилась. Алекс горбился в кресле, и кто-то -- Кейт... что еще за Кейт? -- на него смотрел. -- Я... мм... где я? Я... был... -- Алекс! Что с тобой стряслось? Когда я сняла ВР-шлем, твои глаза готовы были выпрыгнуть из орбит, а зрачки страшно расширились. Алекс помотал головой -- но не с тем, чтобы выразить несогласие, а с тем, чтобы ее прояснить. -- Не знаю. Не могу нормально думать. Дай мне форсаж. -- Нет. Пойми, Алекс, это скверная идея. -- Мне нужно. Я должен получить форсаж. Умственная перегрузка, слишком много будущих. Слишком много, слишком быстро. -- Ты пожалеешь. Потом тебе будет совсем плохо. -- Давай. Закрыв глаза, Алекс откинулся на спинку кресла. Казалось, прошли многие часы, прежде чем он наконец почувствовал у себя на виске холодный спрей форсажа Нейрлинга. Мир внутри его черепной коробки уравновесился и пришел в фокус. Алекс открыл глаза. Кейт укоризненно на него смотрела. -- Я в полном порядке, Кейт. Все хорошо. Но пройдет много дней, прежде чем я разберусь со всем, что я испытал. Просто голова кругом идет. Но здесь моя собственная вина. Я должен был заранее знать, что произойдет. -- А я должна была запретить тебе даже пытаться. Но меня остановили твои слова о том, что ты уже подобный эксперимент проделывал. -- Только не с вошедшим в работу Неводом. -- Пульс Алекса уже начал замедляться. Форсаж Нейрлинга оказывал свое действие, и теперь он должен был получить по меньшей мере три часа ясности в голове. Развалившись в кресле, Алекс потер лоб. Какую-то минуту назад все оттуда и до основания черепа жутко болело. Голова будет болеть снова, когда форсаж потеряет свой эффект, но в данный момент Алекс чувствовал, что может понимать и объяснять все, что угодно. -- Я расскажу тебе, -- сказал он, -- что, как мне кажется, происходило. Хотя я могу ошибаться. У Невода достаточно компьютерных возможностей, чтобы принимать в рассмотрение тысячи ветвей одновременно и выбирать из них наиболее подходящую. Факс слишком примитивен, чтобы задействовать его более, чем в одном варианте будущего, но человек, судя по всему, не так прост. Я принимал образы многих возможностей -- настолько многих, что мне с ними было не справиться. -- Алекс, я перестаю тебя понимать. -- Ничего удивительного. Я же не рассматривал эти элементы предсказательной модели вместо с тобой. Вообще-то я бы рассмотрел. Но ты настаивала, чтобы я выработал отчет, который сможет понять даже Маканелли. -- Действительно. Но если ты предполагаешь, что я идиотка вроде Лоринга Маканелли... -- Нет, вовсе нет. Я просто говорю о том, на что я тратил свое время. Я пытался выработать упрощенную версию для Маканелли, а это означало, что некоторые из самых заковыристых элементов я вынужден был оставить в стороне. Затем нам неожиданно пришлось отчитаться перед Солом Глаубом и Магрит Кнудсен, и я применил тот же подход... -- Информация, Алекс. Мне нужна информация. Что именно тебе пришлось выпустить из рассмотрения? -- Все вероятностные элементы модели. -- Тогда ты прав. Мы никогда ничего подобного не обсуждали. Ты всегда настаивал, что твоя модель детерминистская. Если только ты не находишься в режиме "моментального интерактива", когда в модель вовлечен человек, она всегда выдает одни и те же результаты. -- Все верно. Выдает. Но это не означает, что там нет вероятностных элементов. -- Алекс уже чувствовал легкую досаду на то, что Кейт так медленно его понимает. -- Знаешь, Алекс, теперь уже моя голова кругом идет. Вернись назад, расслабься и вспомни, с кем ты разговариваешь. Я, конечно, не Лоринг Маканелли, но я сейчас не под форсажем, и я далеко не гений, когда речь о моделях заходит. -- Постараюсь. -- Алекс вспомнил краткий совет от ведущего ученого прошлого столетия: "Объяснение должно быть максимально простым, но не еще проще". Впрочем, Кейт сейчас этот совет цитировать не стоило. -- Я собираюсь воспользоваться аналогией. Я опасался делать это с Лорингом Маканелли, потому что из того, что ты мне рассказала, я заключил, что он не отличит аналогию от реальной вещи. Но я часто думаю о предсказательной модели именно так. Представь себе, что наша модель играет в шахматы и что теперь ход модели. Она прекрасно знает позицию на доске, но доска эта -- не обычная шахматная с шестьюдесятью четырьмя клетками и максимум тридцатью двумя фигурами; наша доска -- это вся протяженная Солнечная система с по меньшей мере пятью миллиардами человек, а также с неопределенным числом компьютеров и природных особенностей. Модель должна рассмотреть все взаимодействия всех этих элементов, а затем решить, как доска, скорее всего, будет выглядеть через один ход. Скажем так -- один ход означает один день от сегодняшнего. Противник -- в данном случае человечество и Природа -- делает ход. Затем модель должна решить, как доска будет выглядеть в той точке, которая на два дня впереди. После чего противник ходит снова, снова и снова. Модель в каждом случае должна решить, какой вид примет доска. Она делает предсказание. Кейт кивала -- несколько неуверенно, но все же кивала. -- Лучшие шахматисты человечества, -- продолжал Алекс, -- могут заглянуть на десять или даже на двенадцать ходов вперед. Имея представление, как доска будет выглядеть через много ходов, они соответственно делают свой следующий ход. Как они это делают? Прежде всего, мы точно знаем, что они это делают не вслепую. Они также не делают этого посредством оценки каждого возможного хода, который может сделать их противник, и выбора лучшего для себя. Во вселенной просто не хватит времени, чтобы применить такой подход, пусть даже он использовался более ранними и примитивными программами игры в шахматы. На самом деле шахматист, основываясь на своем опыте и интуиции, присваивает вероятность успеха конкретной последовательности ходов, принимая в расчет каждый разумный ход, который может сделать противник. Последовательности с низкой вероятностью успеха затем отбрасываются. Они даже не выходят на уровень сознательного рассмотрения. Высоковероятностные последовательности изучаются и сравниваются. Наконец шахматист делает ход. Данный ход предлагает лучшие шансы на победу, учитывая все ходы, которые в будущем может выбрать противник. Предсказательная программа сталкивается с той же проблемой, что и шахматист, только в данном случае эта проблема еще серьезней. Программа не знает, что ее "противник" -- природная вселенная плюс пять с лишним миллиардов человеческих "фигур" -- станет делать день за днем, все дальше и дальше. Даже со всеми компьютерными возможностями Невода краткосрочное предсказание должно будет прогоняться до скончания века. Поэтому модель, подобно шахматисту, вынуждена работать с вероятностями. И, подобно шахматисту, она устраняет варианты с низкой вероятностью, если только мы, посредством введения экзогенных переменных, не настаиваем на том, чтобы она эти варианты все-таки рассмотрела. Если же мы это делаем, модель автоматически конвертирует данное низковероятностное будущее в высоковероятностное. Но даже в этом случае, когда мы заходим далеко в будущее, вариант, на рассмотрении которого мы настаивали, может упасть в вероятности, если данная экзогенная переменная была введена лишь в одной временной точке. С точки зрения модели, никогда не бывает одного-единственного варианта будущего. Существует большое число возможных вариантов, ответвляющихся и все больше отклоняющихся друг от друга, чем дальше мы заглядываем вперед во времени. В итоге то, что модель выдает нам как будущее -- это просто тот его вариант, которому модель приписывает наибольшую вероятность. -- Алекс сделал паузу. -- Вид у тебя что-то не слишком радостный. -- А чему мне радоваться? Ты рассказываешь мне, что мы славно продвинулись, и мы представляем отчет моему начальнику, начальнику моего начальника и начальнику начальника моего начальника, где обо всех этих вещах говорится так, будто это слово Божье, доставленное со священной горы. А теперь ты заявляешь, что то, о чем они услышали, было всего лишь одной из миллиарда триллионов вероятностей. -- Нет. На самом деле модель намного умнее. Все возможные варианты будущего будут прогрессировать, и по мере своего продвижения они будут отклоняться друг от друга. Это неизбежно. Можешь представить себе эти варианты будущего как фотоны, образующие конус, который расширяется по мере удаления света от своего источника. Но если ты суммируешь абсолютно все вероятности для абсолютно всех вариантов, ты должна получить единство -- некое будущее все же должно случиться. Модель рассматривает тысячи вариантов будущего, для которых вычисленные вероятности наибольшие, и производит оценку дисперсии. Насколько конус тех вероятных вариантов будущего расширился во времени? Если число, которая модель вычисляет, окажется выше заранее установленного значения, тогда модель выдаст сообщение, что с данными параметрами будущее представляется неопределенным. -- Но такого никогда не происходит. По крайней мере, такого не случалось ни в одном из прогонов, за которыми я наблюдала. -- Это хорошие новости, а не плохие. Это означает, что все вероятные варианты будущего достаточно схожи, а это свою очередь представляет собой причину для веры в нашу модель. Маловероятные варианты будущего со временем выгружаются, если только мы не настаиваем на их рассмотрении посредством введения экзогенных переменных. Чего я не ожидал и с чем у меня возникла проблема, пока я находился в режиме "моментального интерактива", так это с тем, что во время прогона программы я оказался способен воспринимать другие варианты будущего -- возможно, даже невероятные. Им просто не хватало времени, чтобы выгрузиться. -- Алекс чувствовал, как эти варианты бродят у него в голове. Кометные дожди, дезинтегрирующие симбионты, обнаружение внеземного разума, загадки на Тритоне... -- Итак, наиболее вероятные варианты будущего очень похожи друг на друга, -- заключила Кейт. -- А ты в самом конце по-прежнему взаимодействовал с моделью. Ты должен был их увидеть. Как они выглядели? Она лучилась одновременно тревогой и надеждой. Алекс на мгновение задумался, не дать ли ей тот ответ, который она хочет услышать, но потом решил, что отчеты об этом прогоне все равно откроют всю правду. -- Ничего утешительного они нам не предлагают, -- сказал он. -- Результат абсолютно тот же, что и раньше: через столетие ни одного живого человека не останется. Солнечная система будет пустой и безжизненной. 17. Через три часа, когда Алекс вышел из неестественного приподнятого состояния от форсажа Нейрлинга, собственная голова стала казаться ему давленой дыней. Потребовалось бы много дней, чтобы разобраться со всем потоком сгруженной в него информации -- даже если бы он не оказался в послефорсажной яме. Худшее, что можно было в таком состоянии предпринять, это посетить нелегкий семейный совет, и Кейт не замедлила ему об этом сказать. -- Никогда не слышала большей глупости. -- Она заставила Алекса съесть миску супа, а теперь сидела на краю кушетки, держа его голову у себя на коленях и гневно на него взирая. -- Тебе следует оставаться в постели. -- Я бы очень хотел. Разве я сейчас не здесь? -- Алекс во всю длину вытянулся на кушетке. -- Но пойми, Кейт, я обязан. Я обещал семье. -- К черту эту семью. Все они дьявольски эгоистичны и никогда ничего для тебя не сделают. -- А я и не хочу, чтобы они что-то для меня делали. Они много лет пытались устроить меня на всякие должности в "Лигон-Индустрии", которые совершенно меня не устраивали. -- Болеутоляющие, которые Алекс принял, похоже, не помогали. Они только углубляли послефорсажную яму и почти лишали его возможности размышлять. -- Но я должен пойти на этот совет. Я сказал, что буду там в четыре часа. -- Тогда давай я им позвоню и скажу, что в четыре часа тебя там не будет. Я буду просто счастлива это для тебя сделать. В чем Алекс нисколько не сомневался. Гнев Кейт не уменьшился со времени принесения им извинений, но теперь он, похоже, перекинулся с Алекса на остальную часть его семейства. -- Пойми, Кейт, если ты поговоришь с Проспером Лигоном или с моей матушкой, ты не просто сообщишь им, что я не смогу прийти на совет. Ты их не иначе как взбеленишь. А потом ты потеряешь свою работу. -- Чушь. Я не потеряю свою работу. Алекс отметил, что Кейт не стала отрицать того, что она их наверняка взбеленит. -- Точно тебе говорю, -- сказал он. -- Твоя работа окажется под угрозой. Причем это не будет какая-то прямая угроза, с которой мы что-то сможем поделать. Загадочный нажим придет откуда-то сверху. "Лигон-Индустрия" существует очень давно. У нее столетняя репутация. -- Гм. Этот звук Алекс принял за знак согласия. Кейт была в высшей степени сообразительна, когда дело касалось взаимодействия государства с частным капиталом. Она лучше него знала, чего старая компания с хорошими связями может добиться в плане политического влияния. Алекс сел на кушетке. -- Уже четвертый час. Я должен идти. Когда он стал нашаривать свои ботинки, Кейт нахмурилась, но уже не стала пытаться его удержать. -- Просто будь с ними тверд, -- сказала она. -- Сразу скажи им нет. Они не смогут тебя заставить. Последнее высказывание лишь демонстрировало то, как слабо она представляла себе семью Лигонов. Однако Кейт внимательно за ним наблюдала, и Алекс осторожности ради не стал облачаться ни в одну из традиционных одежд, обычно считавшихся необходимыми для семейного совета. Кейт это заметила и одобрительно кивнула. -- Вот это правильно. Если они будут плохо с тобой обращаться, просто наплюй на всю эту семью. Пошли их к черту, любимый. Я знаю, как скверно ты себя чувствуешь, но помни одно: даже если все мозги вытекут у тебя из ушей, ты все равно будешь в сто раз умнее кузена Гектора. Быть в сто раз умнее кузена Гектора особым утешением не казалось. Куда более важным было обращение "любимый" и краткий поцелуй Кейт на прощание. Длинная поездка от квартиры Кейт до корпорации Лигонов осталась каким-то смутным пятном. Алекс лишь раз вышел из ступора, когда в одном из быстрых транзитных коридоров мимо него проплыла мерцающая реклама. Потрясающие новости! Только в "Парадигме". Секретное сообщение в Ганимедский архив! Чужаки уже в пути! Хорошо информированный источник сообщает, что со станции в юпитерианской точке Л-4 было передано сообщение, где говорится о том, что в Солнечную систему скоро прибывают чужаки. Принесут ли они мир? Принесут ли они войну? Все подробности прямо сейчас можно узнать в инфостудии "Парадигма". Алекс не испытал ни малейшего побуждения поддаться рекламе и поискать связи с инфостудией "Парадигма". Объявление скорее показалось ему указанием на что-то у него в голове. Один из вариантов будущего, рассмотренный и отвергнутый предсказательной программой, включал в себя принятие послания со звезд. Судя по всему, этот вариант оказался отброшен в пользу другого, более предпочтительного, но он возник на ранней стадии прогона. Могло ли это быть настолько рано -- в тот самый день, когда прогон выполнялся? Не следовало ли ему передумать и заинтересоваться? Насколько старым было то "секретное сообщение", о котором кричала "Парадигма"? Алекс знал, что это одна из самых сенсационных инфостудий, где "потрясающие новости" порой могли иметь десятилетнюю давность. Впрочем, что бы Алекс ни собирался в связи с этим предпринять, теперь ему пришлось бы повременить, ибо он уже приближался к бронзовым двустворчатым дверям корпорации Лигонов. Уставившись в размещенную на уровне глаз камеру, которой предстояло распознать образ его сетчатки, он подождал, пока тяжелые двери неслышно раскроются. За ними его ожидал Факс третьего уровня, а также, в вящему изумлению Алекса, дядя Каролюс. Обычно у дядюшки не находилось для него времени. Сегодня же Каролюс изучил бледное как полотно лицо Алекса, откровенно ему подмигнул и сказал: -- Ну что, приятель, славно отметился? Судя по твоему виду, она сущая тигрица. Затем дядюшка провел озадаченного Алекса в конференц-зал. Только пять позиций были отмечены на овальном столе с мраморной столешницей, включая сиденье для Алекса. Это был плохой знак. Отсюда вытекало, что на совете будут присутствовать только самые старшие члены семьи. Кроме самого Алекса, который определенно старшим не являлся, там находились Лена, дедушка Проспер, дядюшка Каролюс и двоюродная бабушка Кора. Алекс тут же отметил одно важное упущение. -- А где двоюродная бабушка Агата? Он адресовал свой вопрос матушке, но ответил на него Проспер Лигон. -- Агата нездорова. -- Вы хотите сказать, что она больна. Но ведь она не может заболеть. Двоюродная бабушка Агата, как она сама с готовностью подчеркивала, являлась одним из главных успехов программы "Симбионт". Пять лет тому назад она была слабой и дряхлой столетней старухой. Теперь же, в возрасти ста десяти лет, Агата наслаждалась активной общественной и половой жизнью. Древняя ослиная голова Проспера неохотно кивнула. -- К сожалению, должен это признать. Агата больна. И нам еще только предстоит выяснить, насколько серьезно. Тон дедушки был скорбным, но Алекс подметил, как блеснули его желтоватые зубы. История двоюродной бабушки Агаты широко использовалась в рекламных материалах компании "Сильва-Симбионты". Особенным успехом пользовались ее фотографии до и после преображения в симбионты, а также сопутствующий риторический вопрос: "Что вы предпочитаете: быть молодым и здоровым или старым и больным?" Было очевидно, в каком направлении устремлялись мысли и надежды Проспера Лигона. Если бы двоюродная бабушка Агата и впрямь заболела -- или, того лучше, умерла, -- это определенно сбило бы спесь с "Сильва-Симбионтов" и снизило бы объем их продаж. А "Сильва" как раз являлась одной из тех компаний, чей рост опустил "Лигон-Индустрию" на самое дно первой десятки наиболее успешных корпораций в Солнечной системе. -- Однако, -- продолжил Проспер, -- состояние Агаты не имеет отношения к теме нашей сегодняшней встречи. Должен, Алекс, с прискорбием тебе сообщить, что мы получили от Сайруса Мобилиуса самое что ни на есть огорчительное сообщение. Прежде чем мы начнем, я хочу спросить, не желаешь ли ты сделать по этому поводу какое-либо заявление? Какое еще заявление? Алекс по очереди взглянул на все лица, но никакой подсказки не усмотрел. Правда, дядюшка Каролюс еще раз с намеком ему подмигнул. -- Честно говоря, не знаю, о чем мне предполагается сделать заявление. -- Очень хорошо. Раз ты решил изображать неведение, пусть так и будет. Несколько дней тому назад ты вместе с твоей матушкой отправился на встречу с Сайрусом Мобилиусом и его дочерью Люси-Марией. Когда Лена и Мобилиус ненадолго отлучились, ты, судя по всему, убедил Люси-Марию отправиться с тобой в увеселительную прогулку по нижним уровням Ганимеда. Такое название, как клуб "Эники-беники", что-нибудь тебе говорит? -- Да. Она меня как раз туда и привела. -- Люси-Мария утверждает обратное. В клубе "Эники-беники", как она настаивает, ты без ее ведома подложил какой-то модифицирующий поведение наркотик в ее в иных отношениях безвредную выпивку. Она ничего не помнит о дальнейших событиях -- до тех пор, пока служба безопасности не обнаружила ее в неком частном заведении. Она находилась там абсолютно голая, на нее было совершено сексуальное нападение, и анализы показали присутствие в ее теле множества разнообразных наркотиков. Люси-Марию доставили домой, где она рассказала своему отцу, что, хотя она не может утверждать этого с уверенностью, именно ты был виновной стороной, а с остальными, присутствовавшими в клубе, она даже толком не разговаривала. Хотел бы ты теперь сделать заявление? Хотел бы ты, в частности, чтобы мы потребовали проведения анализа ДНК для установления того, что не ты являлся персоной, подвергшей ее насилию? Алекс покачал головой. С его точки зрения, подвергнуть Люси-Марию насилию попросту не представлялось возможным, ибо она всегда оказывалась в двух шагах впереди тебя. Но вряд ли стоило рассказывать об этом семье. Что же касалось анализа ДНК, то здесь у Алекса имелись блестящие шансы сесть в лужу. Он не был уверен, со сколькими персонами он в ту ночь занимался сексом, зато был чертовски уверен, что не с одной. Проспер Лигон, упираясь взглядом в столешницу, и словно бы обращаясь вовсе не к Алексу, а к ней, продолжил: -- Если тебе со своей стороны больше предложить нечего, нам придется признать твою вину. Двоюродная прабабушка Кора уставила на Алекса каменно-укоризненный взор. Лена Лигон сказала: -- Ах, мой дорогой, я так в тебе разочарована. А дядюшка Каролюс поинтересовался: -- Слушай, а как она вообще? -- Нет нужды говорить, -- продолжил Проспер Лигон, -- что Сайрус Мобилиус теперь считает Алекса Лигона беспутным повесой, совершенно неподходящим в качестве брачного партнера для его невинной дочери. Слово "невинный" все-таки Алекса достало. Голова у него дьявольски раскалывалась, а тут его вдобавок ни за что ни про что распинали. Он припомнил совет Кейт: "Наплюй на всю эту семью. Пошли их к черту". Но теперь они его самым натуральным образом оплевывали. И Алекс взорвался: -- Для его невинной дочери! А Люси вдобавок не сказала, что я ее самым первым оттрахал? Потому что если сказала, то это гнусная ложь! Ручаюсь, мужчин у нее было больше, чем сейчас на центральном ганимедском эскалаторе толпится! Двоюродная бабушка Кора ахнула, дядюшка Каролюс загоготал, а Проспер Лигон ядовито заметил: -- Мы не расспрашивали Сайруса Мобилиуса на предмет предыдущего сексуального опыта его дочери. И даже не намеревались. Элементарный итог данного дела, Алекс Лигон, таков, что ты подвел свою семью. Теперь, если мы надеемся заключить союз с империей Мобилиуса, нам придется искать его другими способами. И к счастью, подобный вариант, кажется, становится возможен. Люси-Мария, судя по всему, весьма заинтересована твоим кузеном Гектором. -- Гектором? -- удивился Алекс. -- Но он же полный идиот! -- Ну-ну, -- вмешался Каролюс. -- Ты, между прочим, о моем сыне разговариваешь. Хотя не сказал бы, что я с тобой не согласен. Но Сайрус Мобилиус -- заботливый отец, и если все пойдет как надо, он согласится. -- Если? -- прорычал Проспер. -- Это "если" для меня новость. Я полагал, что согласие Мобилиуса уже достигнуто. -- Дело не в нем. Дело в ней. -- Люси-Мария артачится? -- Не совсем. Но кто-то вбил ей в голову совершенно придурочную идею. Она хочет, чтобы Гектор "себя проявил". -- В том смысле, что он может детей иметь? -- Черт побери, нет. Если бы Люси-Марии требовалось всего-навсего доказательство его плодовитости, я бы ей целую кучу предоставил. Я за его "ошибочки" по всему Ганимеду расплачиваюсь. Нет, Люси-Мария хочет, чтобы он совершил какое-то великое и благородное деяние. -- Какого рода деяние? -- А хрен его знает. -- Дядюшка Каролюс нахмурился. -- Но поехать куда-нибудь на лошади и угрохать огнедышащего дракона он вроде как не может. Гектор говорит, что он сам хочет об этом поразмыслить и придумать что-то ценное для семьи. Вот только насчет поразмыслить у него хуже всего. Думает тут как раз Алекс. -- Думать-то он думает, но толку от этого мало. -- Проспер Лигон снова повернулся к Алексу. -- Ты задолжал семье некую исключительную услугу в качестве компенсации за то, что ты натворил. -- Я не натворил ничего такого, что Гектор уже сотню раз не проделал. -- Сравнение с твоим кузеном в данном случае не в твою пользу. Он, по крайней мере, делает для семьи, что может. Я скажу тебе, чего именно мы от тебя ожидаем. Мы как раз обсуждали это перед твоим прибытием. -- Проспер обвел взглядом стол, получая от всех одобрительные кивки, а затем продолжил: -- Ты присутствовал на нашем последнем семейном совете, когда было принято решение согласиться на контракт второй фазы проекта "Звездное семя". Наша выгода от этой работы -- а также, если быть откровенным, судьба самой "Лигон-Индустрии" -- зависит от получения прав на промышленные операции в системе Сатурна. Эти права тесно связаны с арендой маленького спутника под названием Пандора. Припоминаешь ты этот вопрос -- или ты весь тот совет о похотливых наслаждениях грезил? -- Вы меня с Натали и Рашелью, моими помешанными на сексе кузинами перепутали. Я прекрасно помню все, что на том совете говорилось. Натали и Рашели предполагалось войти в контакт с текущим арендатором и трахать его до тех пор, пока он не забудет, где верх, где низ, и какой теперь день недели. Я был всего лишь второстепенной поддержкой. А что случилось? Неужто наши близняшки-нимфоманки забастовали? Грубые слова и сексуальные ссылки не оказали на Проспера Лигона никакого эффекта. Голова старого осла покачнулась -- словно бы скорее от грусти, чем от гнева, -- и дедушка Проспер сказал: -- Оскорбления близких членов семьи не могут компенсировать твоего собственного провала, Алекс. Или ты отрицаешь, что у тебя есть семейный долг и семейная ответственность? -- Я всегда старался для семьи, как мог. Сам факт того, что я нахожусь здесь, где у меня нет никакого желания пребывать, это доказывает. -- Очень хорошо. Теперь у тебя есть еще одна возможность это доказать. Натали и Рашель, по той или иной причине... -- тут Проспер Лигон сухо кашлянул, -- оказались неспособны организовать встречу с текущим арендатором Пандоры. Оценивая некоторые дошедшие до нас слухи, а также учитывая интересы и натуру арендатора, мы считаем, что у тебя есть лучший шанс на успех. Мы хотим, чтобы ты взял на себя эту задачу. Сюрпризом для Алекса это не стало -- загадочный билет в систему Сатурна служил достаточно откровенным намеком. -- Вы хотите сказать, это потому, что он компьютерами и компьютерными моделями интересуется? Если он настоящий отшельник, этого будет недостаточно. В Солнечной системе есть десятки компьютерных модельеров, но он не согласится встретиться ни с одним из них. Он определенно не согласится встретиться со мной. -- Подумав о своей предсказательной модели в ее нынешнем катастрофическом состоянии, Алекс продолжил: -- Даже если он согласится со мной увидеться, в данный момент у меня просто нет возможности куда-то отбыть. Моя работа находится на критической стадии. Лена Лигон покачала головой и самым что ни на есть сладчайшим и урезонивающим голосом произнесла: -- Ах, Алекс, дорогой Алекс, удостой же нас хоть небольшого доверия. Поверь, мы знаем, что делаем. Проспер Лигон поднял голову и добавил: -- Твоя мать, Алекс, гораздо мудрее тебя. Она понимает одну вещь, которой ты, судя по всему, не понимаешь, а именно: у "Лигон-Индустрии" есть влияние и связи, которые простираются до высочайших уровней правительства системы Юпитера. Признаешь ли ты истинность данного утверждения? Не более часа тому назад Алекс вдалбливал эту же самую идею в голову Кейт Лонакер. Он кивнул. -- Мы чувствуем, что твой внеочередной отпуск, чтобы провентилировать упомянутый вопрос на Пандоре, получит одобрение. Мы всего лишь просим тебя навестить текущего арендатора и аргументировать нашу позицию. -- А если он не захочет со мной встретиться? -- У нас есть серьезные основания полагать, что захочет. Могу еще раз упомянуть о том, что мы обладаем корпоративными ресурсами, масштабы которых ты, судя по всему, недопонимаешь и недооцениваешь. У Алекса уже был готов ответ. Он собирался сказать, что возьмет на себя данную задачу в надежде на то, что это позволит ему поскорее смыться с семейного совета. Но тут дверь в конференц-зал резко распахнулась. Все повернули головы. На пороге стояла двоюродная бабушка Агата. Ее одежда оставалась достаточно официальной по стилю, однако блузка, которой недоставало обычной, тщательно подобранной броши, была распахнута, обнажая идеально оформленную грудь. -- Что, без меня начали? -- сказала Агата. -- Упадок хороших манер -- очевидный симптом этой декадентской эпохи. -- Она достаточно бодро прошла вперед, но какими-то странными, боковыми движениями, точно больной краб. Пока двоюродная бабушка Алекса занимала свое место за столом, дядюшка Каролюс внезапно сказал: -- Мы думали, ты заболела. -- Чушь. Ну, и какое дело у нас первое по порядку? Она обращалась к Просперу, но ей ответила Лена Лигон: -- Послушай, Агата. Что-то не так. Ты желтая. Как только его матушка об этом сказала, Алекс и сам это заметил. Кожа двоюродной бабушки Агаты была слегка желтоватого оттенка, но по-настоящему это демонстрировали ее глаза. Обычно белки их были абсолютно чистыми, даже с некоторым намеком на голубизну, которая говорила об идеальном здоровье. Теперь же эти белки были мутно-желтыми, чуть ли не бурыми. -- Чушь, -- снова сказала Агата. -- Ты, Лена, вечно что-то воображаешь. -- Ты сказала мне, что больна. -- Проспер Лигон встал из-за стола и подошел к ней. -- Предполагалось, что ты отправишься в "Сильва-Симбионтов", чтобы тебя там осмотрели. Ты там была? -- Нет. Абсолютно пустая трата времени. Я превосходно себя чувствую. -- Агата прижала руку к правому боку, как раз над грудной клеткой. Алекс заметил легкое дрожание ее пальцев. Тогда он оглядел остальных. Они, похоже, понятия не имели, в чем тут дело. -- Бабушка Агата, вам больно? -- Понятное дело, нет. Разумеется, ее ответ не стал сюрпризом. Одно из преимуществ симбионта заключалось в том, что один из внутренних организмов заботился о болевых симптомах, пока другие латали повреждение. -- Это материнская двуустка, -- заключил Алекс. И, когда остальные тупо на него воззрились, продолжил: -- Такая большая ерундовина вроде червя, которая над печенью симбионта сидит. С ней что-то не так. Может статься, она даже издохла. Взгляните на симптомы. У бабушки Агаты желтуха, потому что ее печень как следует не разлагает желчь. И я также думаю, что ее печень порядком распухла -- там, где она руку прикладывает. -- Чушь. Я отлично себя чувствую. -- Но словам двоюродной бабушки Агаты недоставало обычной четкости, и она уже клонилась набок в кресле. Проспер, без всякого намека на спешку, произнес: -- Данный семейный совет закончен. Каролюс, Алекс, помогите мне. Кора, вызови скорую помощь. -- От кого? -- От "Сильва-Симбионтов", конечно. Это их ответственность. Каролюс сказал: "Ха! Вот тебе и "Сильва". Полетели ее триллиончики", после чего подошел к другому боку Агаты. Алекс был менее расторопен. Он наблюдал за своей матушкой. На ее идеальном лице он впервые в жизни заметил неприкрытую тревогу и ужас. -- Они сказали, с ней будет полный порядок. Кейт помедлила с зажженной спичкой в руке. -- Кто "они"? -- "Сильва-Симбионты". Очевидно, гибель одной из крупных двуусток редка, но это уже случалось раньше. Они вынут ее из бабушки Агаты, вставят запасную, и она будет как новенькая. Кейт зажгла свечу и задула спичку. -- Что-то в таком роде они и должны были сказать, разве нет? Либо все замечательно, либо им придется признать, что в преображении в симбионты таится некая фундаментальная опасность. По возвращении Алекса она приветствовала его бурным признанием: "Я тут все думала и думала. Ты должен мне все-все рассказать". Еще более откровенными, чем слова Кейт, были ее одежда и обстановка в квартире. Они носила обтягивающий брючный костюм бледно-голубых тонов, прекрасно демонстрирующий ее фигуру и подчеркивающий цвет ее глаз. Свет был приглушен, а на кухне дымилось ароматное блюдо в керамическом горшочке. На том месте, где должен был сесть Алекс, стояла бутылка виски и графин талого льда с Каллисто -- напитки, которые он предпочитал любому вину несмотря на все усилия Кейт "привить ему вкус". Стол был убран свечами, побегами плюща, а также листочками венерина башмачка. Зная приверженность Кейт языку цветов, Алекс заглянул в справочную базу данных, пока она вынимала горшочек из плиты. "Побег плюща, с усиками: усердие в доставлении удовольствия". И "Венерин башмачок: завоюй меня и сохрани". И то, и другое Алекса очень даже устраивало. Он не собирался поминать недавнее прошлое, если бы сама Кейт этого не сделала. -- Я думаю, что быть симбионтом опасно, -- сказал Алекс. -- У меня были по поводу них какие-то странные видения, когда я находился внутри предсказательной модели. -- Он решил, что именно так следует об этом сказать. Он действительно находился "внутри" модели, когда она прогонялась, и "видения" также казались более уместным словом, чем "факты". Все, что Алексу удалось сохранить после выхода из модели, оставалось страшным беспорядком перепутанных во времени впечатлений. -- Хочу тебе, впрочем, еще об одном сказать, -- продолжил он. -- После того, как мы покинули "Сильва-Симбионтов", дядюшка Каролюс забавное признание сделал. "Они в дерьме по уши и даже нырнуть не могут, -- сказал он. -- У нас есть видеозапись семейного совета, где Агата плетется как краб и на вид желтее банана. Я позабочусь о том, чтобы эти веселые картинки завтра же в СМИ оказались -- как досадная утечка, естественно. Мы заявим, что понятия не имели о том, как они за стены "Лигон-Индустрии" вышли". -- Грязная тактика. -- Кейт снова наполнила бокал Алекса. -- Что я тебе говорила? Везде, где кучи денег, там и теневые методы бизнеса. Они сидели друг напротив друга за таким маленьким столиком, что их колени неизбежно соприкасались. -- Ну ладно, -- продолжила Кейт. -- Одни лишь главные события меня не устраивают. Расскажи мне все подробности. Опиши каждую секунду начиная с того момента, как ты вошел в "Лигон-Индустрию", и кончая тем, как ты оттуда вышел. Это была трудная задача, но Алекс сделал все, что мог. Он славно поел, прилично выпил и говорил беспрерывно, пока Кейт потягивала вино и молча слушала. Раз она нахмурилась, когда Алекс сказал, что не стал отрицать секса с Люси-Марией или еще с кем бы то ни было в "Эниках-бениках". Зато Кейт хлопнула в ладони от восторга, когда он упомянул о том, что вспомнил ее совет: "Наплюй на всю эту семью. Пошли их к черту" -- и описал свою вспышку гнева. -- Браво, Алекс. Именно этого они и заслуживают. -- Очень может быть. Но в дальнейшем я уже не так твердо держался. Если я получу одобрение на несколько дней отпуска, я дьявольски обязан попытаться увидеться с тем чудаком, что на Пандоре болтается. Я этого делать не хочу, но отказаться никак не мог. -- Больше об этом не думай. Я шепну словечко начальству, что твое присутствие в лаборатории жизненно необходимо. Собственно говоря, так оно и есть. -- Сомневаюсь, что у тебя это получится. Проспер Лигон говорил очень уверенно. Он всегда заранее свою диспозицию проверяет. -- Тут у Алекса возникла еще одна мысль. Он рассказал обо всем, что случилось с тех пор, как он прибыл в корпорацию Лигонов, но не охватил тот период, пока он туда добирался. -- Послушай, Кейт, по пути на семейный совет я какую-то новостную рекламу заметил. И тут же вспомнил что-то схожее в предсказательной модели. Ты ничего не слышала о посланиях со звезд? -- По обычным каналам ничего такого не было. -- Там и не должно было быть. Это был экстренный выпуск "Парадигмы". -- Тогда это скорее всего мусор. Хочешь, чтобы я проверила? -- Если не трудно. -- Алекс не сказал "если сможешь". Кейт так работала в сети, как у него никогда не получалось. -- Только не сейчас. -- Конечно, не сейчас. Ты уже с едой закончил? -- Да. Кейт положило руку на горлышко бутылки. -- А с выпивкой? -- Не совсем. -- Алекс вдруг понял, что голова у него уже не болит. Он чувствовал себя хорошо -- и умственно, и физически. Тогда он изъял у Кейт бутылку. -- Еще бокальчик -- для медицинских целей. Знаешь этимологию слова "виски"? Оно происходит от кельтского слова "асквибэ", что значит "живая вода". Старожилы на Земле знали, о чем они говорят. -- Только не пей слишком много. Знаешь, что еще твои старожилы про алкоголь говорили? "Спиртное повышает желание, но портит исполнение". Таким образом отметались в сторону все вопросы насчет того, что будет дальше. Беспокоиться на этот счет Кейт не следовало. Потянувшись под стол, Алекс сжал ее колено. День был долгий и во многих отношениях кошмарный, зато ночь ожидалась просто волшебная. Если и дальше заимствовать у старожилов, то, пожалуй и это: "Все хорошо, что хорошо кончается", И еще вот что: "Нерожденное завтра и мертвое вчера -- что о них заботиться, когда сегодня сладкое?" Не говоря уж о таком: "Распутная голова распутный хвост порождает". Алекс не понимал, что говорит вслух, пока Кейт очень твердо не вынула у него из руки бутылку. -- Когда ты начинаешь цитаты бормотать, это значит, что с тебя уже довольно. -- Я замечательно себя чувствую. -- Очень хорошо. Замечательно себя чувствовать не запрещается. -- Кейт поставила бутылку на боковой столик и протянула руку, чтобы поднять Алекса на ноги. -- А вот что Алексу Лигону запрещается, так это завтра утром сказать мне, что он не знает, с кем этой ночью сексом занимался. 18. Гудение наверняка производила Магрит Кнудсен, снова пытаясь до него добраться. Как пить дать опять насчет этой инфернальной семейки Лигонов и необходимости для Совы с ними встретиться. Но на сегодня Свами Савачарья уже испытал все раздражение, какое только мог себе позволить. Тогда он установил линию с минимальной скоростью передачи информации из внешнего мира, специально рассчитанную на то, чтобы вконец достать и обозлить любого звонящего человека, и удалился в безопасное одиночество Цитадели. Пора было список "четыре-сигма" рассмотреть. Этот список автоматически составлялся личными программами Совы в их постоянном поиске по всей Солнечной системе аномалий достаточно невероятных, чтобы их особо отметить. Название "четыре-сигма" было, как прекрасно понимал Сова, весьма обманчивым. Оно предполагало, что его интересуют предметы, имеющие всего лишь один шанс из десяти тысяч на существование, что было истинной правдой. Однако данное название также подразумевало, что подобные события имеют нормальное распределение, что определенно являлось неправдой. Сова был слишком ленив, чтобы выдумывать более подходящее название. Он знал, чего он хочет от программы, да и в любом случае следующий шаг оставался целиком за ним, никоим образом не подлежа количественной оценке. Сова искал связи между пунктами списка "четыре-сигма", дабы умножить шансы и обратить вероятность из одной десятитысячной хотя бы в одну трехсотую. Прошло уже несколько дней с тех пор, как он в последний раз изучал список, и несколько новых пунктов привлекли его внимание. 1) Некто запрашивал у Центрального транспортного управления разрешение на высокоскоростной транзит между юпитерианскими точками Л-4 и Л-5, что являлось беспрецедентным событием в опыте программы, а также в опыте Совы. Он поставил вопросительный знак, чтобы проследить за полетом. 2) Стремительное падение на пять процентов имело место в общей оценке корпорации "Сильва-Симбионты", совпадающее по времени с заявлением о рекордно высоких прибылях. Это определенно была аномалия, причем не имеющая очевидного смысла, однако Сова слишком хорошо в этом разбирался, чтобы тратить время на лишние раздумья по этому поводу. Еще подростком он пришел к тому выводу, что значение, присвоенное корпорации инвесторами, представляет собой случайное блуждание, модифицированное внутренней информацией. 3) Произошла рекордного размера солнечная вспышка, на четверо суток удвоившая интенсивность солнечного ветра по всей системе. Сова и это проигнорировал. Такое событие определенно являлось аномальным, однако даже в самом своем параноидном настроении Сова не склонен был подозревать Солнце в активном вмешательстве в человеческие дела. 4) За последние шесть суток в Сети Головоломок на уровне Мастеров не появилось ничего нового. Это заставило Сову сесть прямее и задуматься. Он был слишком занят собственными заботами, чтобы отслеживать текущую активность Сети Головоломок, но в прежнее время ни одного столь длинного интервала без по меньшей меры одной новой проблемы на уровне Мастеров не случалось. Что-то должно было происходить, и Сову не на шутку раздражало то, что он не был в эти события вовлечен. Тогда он поставил еще один вопросительный знак, чтобы проследить за данной тенденцией и посмотреть, когда она закончится. Если же она не закончится, программа должна была через день-другой его предупредить. 5) О меньшем числе человеческих рождений сообщалось для одного дня предыдущего месяца по сравнению с любым другим днем за целое десятилетие. Сова бросил быстрый взгляд на значения для дней до и после и стер данный пункт из списка. Здесь он усмотрел простую работу законов вероятности. Статистический максимум и минимум с необходимостью должны были наблюдаться в какой-то день, и только если бы этот образчик проявился снова, он стал бы достоен дальнейшего рассмотрения. Сова уже было настроился стереть также и следующий пункт -- сильнейшую вулканическую активность Ио, безусловно коррелирующуюся с солнечной вспышкой, -- когда медленный, булькающий голос послышался из динамика, подсоединенного к внешней линии с низкой скоростью передачи информации. В-п-у-с-т-и-т-е. Ни один человек не смог бы так замедлить темп своей речи и по-прежнему остаться внятным. Сова повысил скорость подачи данных на линии. -- Морд? -- А кто еще, по-вашему? -- отозвался ядовитый голос. -- Ну, дайте же мне наконец пристойную скорость. -- Только не в среде Цитадели. Потребуется некоторое время, чтобы закрыть Цитадель, а затем я перейду в Невод и вас приму. -- Ну да, конечно, чего торопиться? Секунда времени на ваших всего лишь заставит меня почувствовать, будто я год прождал. -- Не особенно вам сочувствую. Вы многозадачны, и мы оба это знаем. У вас есть для меня полезная информация? -- Понятное дело, нет. -- Цитадель закрылась, Невод открылся, и мрачная длинноносая физиономия Морда появилась на экране. -- Я просто пришел компанию вам составить. Выпьем по капельке? -- Ну-ну, Морд, такой сарказм вам не к лицу. Что вы узнали? -- Сначала вы. Что там у вас? -- Касательно Надин Селасси и того мальчика, который с ней был? -- Сами знаете. Нечего тут ваньку валять. -- Я изучил орбитальные геометрии и пришел к выводу, что с высокой степенью вероятности местом их назначения, когда они покинули астероид Геральдик, стал Марс. Имевшийся у них корабль обладал способностью к планетарному приземлению, что само по себе важно. Однако... -- Сова поднял руку, лишая Морда всякой возможности его перебить, -- Марс мог стать не более чем отправным пунктом. Ведение регистрации на Марсе поразительно быстро вернулось в норму. Можно с уверенностью сказать, что ни один человек, соответствующий физическому описанию Надин Селасси, не присутствовал на планете через пять лет после окончания Великой войны. -- Итак, либо они умерли на Марсе, либо оттуда убрались. В любом случае, мы снова теряем их след. -- Возможно, и не теряем. Я сделал еще один шаг вперед. Предположим, что они покинули Марс в какой-то момент трехлетнего интервала после их отбытия с Геральдика. Каким тогда стало бы возможное место их назначения? Некоторые мы с легкостью можем вычеркнуть. Возвращение на Пояс в его разгромленном состоянии означало бы неминуемую смерть. Они могли бы направиться в систему Юпитера, но там их прибытие определенно было бы отмечено. Даже если бы они отправились в один из лагерей для беженцев на Каллисто, их присутствие и состояние также оказались бы зарегистрированы. Я просмотрел архивы и не обнаружил там никаких признаков того, кто мог бы быть Надин Селасси. Все, что находится за системой Юпитера, скажем, один из спутников Сатурна, в конце Великой войны не смогло бы обеспечить им проживания. Таким образом, остается одна возможность. -- Земля, -- скрипучим голосом произнес Морд. -- Черт побери, они на Землю отправились. Надин Селасси, должно быть, совсем обезумела. Эта проклятая планета была в то время грудой развалин. -- Возможно, не столько обезумела, сколько отчаялась. Я снова изучил орбитальную механику. Землю было бы относительно легко сравнить с любым из вариантов, о которых я упомянул. Кроме того, Земля не подверглась полному опустошению. Северное полушарие действительно было обращено в руины, однако южное уцелело. -- Только вот если бы они там приземлились, кто-то сделал бы об этом отметку. Их прибытие значилось бы в архивах. Я так понимаю, что его там нет, иначе вы бы сразу к нему перешли и лишний раз мне мозги не компостировали. -- Никакого подобного прибытия зарегистрировано не было. Для меня это говорит лишь о том, что они, скорее всего, приземлились в северном полушарии. -- Прямо в гуще тех тератом, которых туда сбросил Пояс? Вы как пить дать шутите. Им там пришлось бы куда хуже, чем на поверхности Луны. -- Не совсем так. В северном полушарии подбирали уцелевших. Не столь многих и никого, кто по возрасту и описанию соответствовал бы Надин Селасси. Однако было спасено несколько тысяч человек. -- Это слишком много. -- Нет, если мы ограничим сферу нашего внимания маленькими детьми, что в данной ситуации выглядит логичным ходом. Я запросил банки данных на предмет всех детей младше десяти лет, кто был спасен на всей поверхности северного полушария Земли в соответствующий временной отрезок. -- Сова, я просто поражен. Вы и впрямь работали. А я тут думал, вы там сидите и онанизмом занимаетесь. -- Я, как вы выразились, работал. И теперь ваша очередь этим заняться, потому что дальше я продвинуться неспособен. -- Как так? -- Припоминая то, что вы рассказали мне про аномалии, обнаруженные при вскрытии умершей на Геральдике девочки, я попытался получить медицинские данные о всех детях, спасенных после окончания Великой войны в северном полушарии Земли. У меня есть их имена, однако любую другую документацию в какой-либо форме прямого доступа мне раздобыть не удалось. Она защищена досадными соображениями личной секретности. Вы, однако, способны подойти к данной проблеме с множества различных углов... -- Вас понял. Я почти всюду могу пролезть. Ладно, посмотрю, что мне удастся сделать. Теперь моя очередь. Как только я прибыл, вы сразу спросили, что у меня есть. -- И что? -- Я пошел другим путем. Вы мне плешь проели про Кладезь вооружения. Тогда я решил пойти и это дело поискать. Я знал, что нет никакой надежды в старых и установившихся базах данных, потому что вы и другие фанаты Великой войны годами их штудировали. Если я хотел что-то найти, искать следовало в новых, маленьких базах данных, которые стали интерактивными с введением в строй поисковых машин Невода. -- И вы его нашли? -- В голосе Совы прозвучало редкое возбуждение. -- Нет, подобная удача мне не улыбнулась. Было бы уж слишком на такое надеяться. Но я все-таки обнаружил несколько очень странных клочков и обрывков. В частности, в дюжине разных мест я нашел упоминание о Надин Селасси. Большинство из них оказались просто списками персонала, занятого оружейными программами Пояса. Однако были два любопытных исключения. Первым стал список чего-то, названного "планетарным оружием". Я оставлю вам этот список, и вы сами сможете решить, что эта ерунда из себя представляет, но похоже, что словосочетание "планетарное оружие" использовалось для проведения различия с оружием открытого космоса. Но это все равно странное наименование, поскольку большая часть оружия может использоваться всюду, как на поверхности планеты, так и в космосе. -- Если только данное оружие не было разработано для поражения чего-либо, что в космосе не обнаруживается -- скажем, растений или животных. Оружием подобного рода стали использованные на Марсе "вселенские раздолбаи". -- Очень может быть. Вот только раздолбаи находились в другом списке Пояса -- в том, где перечислялось оружие, предназначенное для использования против личного состава и материальной части. Но в том первом списке было кое-что еще более странное. Согласно ему, до окончания войны Надин Селасси "полностью закончила и протестировала" некое новое оружие. Оно было классифицировано как оружие планетарного разрушения. Вы можете подумать, что это была как раз одна из тех штуковин, которые вожди Пояса должны были использовать на Земле, на Марсе или даже на одном из населенных спутников Юпитера. Тогда вот вам мой вопрос: почему же они его не использовали? Если это и впрямь было оружие, способное уничтожить целую планету, его бы вполне хватило, чтобы закончить войну, победителем в которой сразу же после его использования стал бы Пояс. -- Возможно, полномасштабная версия так и не была произведена. Вы сказали, что оно было только протестировано. -- Нет. Судя по всему, рабочая версия, снабженная системой доставки, была готова к использованию. Сова закрыл глаза и так долго сидел молча, что Морд в конце концов не выдержал: -- Эй, вы! Вы там, часом, не спать собрались? -- Никоим образом. -- Сова открыл глаза. -- Мне так же недостает объяснения, как и вам. Оружие, способное к разрушению в планетарном масштабе, законченное, протестированное и готовое к использованию. Заманчиво было бы предположить, что вожди Пояса воздержались от применения столь ужасного оружия по причинам гуманизма, но все, что мы знаем о Великой войне, говорит нам о том, что подобный милосердный мотив не может быть приложен к военным усилиям вождей Пояса. Они убили бы абсолютно всех людей на внутренних планетах и во всей системе Юпитера, если бы это позволило им выиграть войну. -- Итак, вы со мной согласны. У нас есть загадка. -- Действительно. Причем загадка, представляющая чисто абстрактный интерес, если бы не мое подозрение -- нет, даже убеждение, -- что это оружие не было уничтожено. Оно покинуло Пояс вместе с Надин Селасси, отправилось с ней на астероид Геральдик и далее... Но где же оно теперь? -- Вы меня поняли. Я позволю вам поломать голову над этой загадкой, а сам тем временем посмотрю, не удастся ли мне заполучить медицинские данные из земных архивов. Что-то еще? А то меня сейчас здесь не будет. -- Я только повторю мое более раннее предупреждение. Остерегайтесь. Весь компьютерный и коммуникационный профиль Солнечной системы изменился с тех пор, как Невод вошел в работу. Я могу зафиксировать существенную разницу, не будучи, правда, способен определить ее или оценить количественно. -- То же самое здесь, но еще явственнее. Я привык перемещаться свободно, а теперь приходится смотреть, куда прыгаешь. Я с некоторых пор вообще не перемещаюсь и не получаю доступ к новому информационному файлу, заранее все не проверив. Ищите меня здесь через неделю или больше. Если меня не будет, можете считать, что меня что-то сцапало. Беда в том, что я толком не знаю, что меня может сцапать. Косоглазая физиономия Морда исчезла с дисплея, оставляя Сову в странном беспокойстве. Морд был всего лишь программой; верно, куда более сложной, чем большинство программ, но все-таки не более чем пятью миллионами строчек алгоритма и кода. С другой стороны, можно ли было сказать что-то большее о человеческом сознании? Утрата Морда стала бы столь же скорбной, что и потеря любого человека. И пустой дисплей, дверной проход в Невод, вдруг показался Сове мрачным и зловещим. 19. В КОМПАНИИ ЛЮДОЕДА... "Ведьма Агнези" была проверена, заправлена и готова к старту. Джек Бестон, прибыв за считанные минуты до назначенного времени, сказал Милли только одно: -- Время путешествия с поверхностной гравитацией Ганимеда в качестве ускорения корабля станет слишком долгим. Поэтому я установлю одно земное "жэ". Согласны? Получив от Милли изумленный кивок -- а какой еще выбор у нее имелся? -- Джек скрылся в своих апартаментах и запер дверь. Его исчезновение Милли очень даже устроило. Ее не столько волновало отсутствие Людоеда, сколько его присутствие. Что же касалось ускорения, то одно земное "жэ" было в шесть раз больше того, к чему она привыкла на Ганимеде, и гораздо больше того, что ей когда-либо приходилось испытывать. Вероятно, Милли предстояло ощутить себя сделанной из свинца, но поскольку это означало более быструю дорогу, она вполне могла потерпеть. Милли подошла к интерфейсу с пилотом. -- Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до станции "Цербер" в юпитерианской точке Л-5? Пилот представлял собой Факс четвертого уровня в облике благородного мужчины с невозмутимым лицом и легкой сединой на висках. Он нахмурился, словно бы обдумывая вопрос Милли, хотя ответ мог быть предоставлен компьютером через считанные микросекунды. -- Предполагая, что я не получу никаких запросов на смену ускорения, предусмотренное графиком среднее время перелета включая переворот в средней точке составит восемь запятая шесть десятых суток. Расстояние перигелия будет триста восемьдесят девять миллионов километров. -- Но это заведет нас внутрь Пояса. -- Совершенно верно. Мы окажемся ближе к Солнцу, чем многие астероиды. Однако с нашими бортовыми системами регистрации материи никакой опасности столкновения не существует. Могу я еще чем-то вам помочь? -- Пока нет. -- Тогда я надеюсь, что полет вам понравится. Если будет что-то, посредством чего я смогу сделать его еще более приятным, спрашивайте без колебаний. А теперь, пожалуйста, займите ваше сиденье. По графику мотор должен будет завестись через тридцать секунд, но он не сможет этого сделать, пока все пассажиры не будут соответствующим образом размещены. Милли прошла пристегнуться к одному из шарнирных кресел. Ответ пилота ее удивил, хотя не должен был бы. Солнечное ускорение на расстоянии Юпитера составляло всего лишь пару сотых сантиметра в секунду за секунду. Учитывая, что мотор был способен выдавать ускорение в гравитацию Ганимеда и больше, орбиты вокруг Внешней системы были практически как на ладони. Перелет от юпитерианской точки Л-4 к точке Л-5 должен был стрелой послать "Ведьму Агнези" между Солнцем и Юпитером почти по прямолинейной траектории. В точке переворота кораблю предстояло оказаться почти равноудаленным от планеты и от Солнца. Милли откинулась на спинку мягкого кресла. Еще несколько секунд -- и корабль уже двигался. Сила, которую почувствовала Милли, оказалась на удивление нежной. Если это было все, что ей предстояло перенести, то никаких проблем не предвиделось. Из иллюминатора по левую руку она наблюдала станцию "Аргус", заметно вращающуюся вокруг своей оси и теперь обращенную лицом к Милли. Затем она поняла, что станция "Аргус" на самом деле не движется. Корабль поворачивался в нужное положение. И вдруг, пока эта мысль все еще сидела у Милли в голове, могучая сила схватила ее и крепко вжала в сиденье. Так вот, значит, что такое одно земное "жэ"! Милли казалось, что она едва может дышать. Груди, всегда по ее мнению слишком большие, теперь сделались куда более, чем косметической проблемой. Они стали тяжелыми грузилами, прижатыми к ее бокам. И ей предполагалось это переносить? Как долго? Более восьми суток, сказал пилот. Милли закрыла глаза. Даже восьми минут было бы слишком много. Она неопределенное время беспомощно пролежала, пока не уловила в каюте посторонний звук. Тогда она открыла глаза. Перед ней стоял Джек Бестон. Казалось, он ни от какого ускорения не страдал. -- Вот. -- Он протянул Милли шприц. -- Одно земное "жэ" в течение недели с небольшим не причинит вам никакого вреда, но нет смысла испытывать неудобства. Только помните, что в первые несколько часов резкие движения делать не стоит. У Милли элементарно не хватило дыхания для ответа. Она взяла шприц. Если это была часть какого-то коварного людоедского плана, и укол должен был погрузить ее в бессознательное состояние, чтобы Джек смог затем с ней совладать, то и черт с ним. В ее нынешнем состоянии быть в бессознательном состоянии казалось куда лучше, чем бодрствовать. -- Не сюда. -- Бестон схватил шприц и перенаправил его в определенную точку на шее Милли. До этого она, совершенно раскоординированная и с весящей целую тонну рукой, невесть как нацелила шприц в спинку сиденья у себя за головой. -- Вам нужно, чтобы это как можно скорее подействовало, -- продолжил Людоед. -- Поэтому лучше всего колоть в сонную артерию. Да и где угодно подействует лучше, чем если вы креслу укол сделаете. Это была вроде как шутка, и Милли попыталась улыбнуться. Сделав усилие, она ощутила, как кожа на лице движется в странных направлениях и порядком натягивается. Как все это выглядело со стороны, можно было только догадываться. Она позволила Бестону направить иглу и нажала на поршень, когда он сказал: "Ну, давите". После чего почувствовала, как холод разливается по шее. Людоед несколько секунд выждал, внимательно на нее глазея. -- Как вы теперь себя чувствуете? -- Точно так же. -- Но это было не так. Во-первых, Милли заговорила, что минуту назад казалось невозможным. Груди снова стали ощущаться как груди, а не как свинцовые грузила на грудной клетке. Милли отстегнула ремни, что притягивали ее к сиденью, и начала вставать. Джек Бестон положил ей руку на плечо. -- Еще рановато. Посидите пару часиков и отдохните. Позвольте вашему телу привыкнуть. А потом я вас в физкультурный зал провожу. Во время своей быстрой экскурсии по кораблю Милли подметила это тщательно продуманное помещение и отвергла его как пунктик человека, у которого денег больше, чем здравого смысла. -- Вы собираетесь там заниматься? -- Мы оба собираемся. В первые день-другой очень спокойно, очень осторожно. При высокой гравитации мышцы укрепляются удивительно быстро, но очень легко заработать растяжение сухожилия или разрыв ткани. И Джек Бестон удалился в свои апартаменты, оставляя Милли недоумевать на его счет. Что это был за человек? Был он заинтересован в ней лично, как настаивала Ханна Краусс? Если так, то никаких признаков этой заинтересованности Бестон не проявлял. Был он Людоедом, как настаивали решительно все? Тогда он был довольно благовоспитанным Людоедом. Милли пришлось ждать двое суток, прежде чем она смогла на эти вопросы ответить. "Ведьма Агнези" размеренно летела вперед, ее ускорение не менялось. Тело Милли постепенно приспособилось к беспрецедентному полю ускорения. Двигаясь медленно и осторожно, она напоминала себе, что люди в подобном силовом поле в свое время эволюционировали. Большую часть времени Джек Бестон оставался в своих апартаментах, а Милли держалась своих. Дважды в день они встречались, чтобы поесть, позаниматься физическими упражнениями и поболтать ни о чем. Людоед оставался беспокойным и неугомонным, но не слишком коммуникабельным. Милли не скучала. Для скуки она оставалась слишком озабоченной. Она все время была занята, дотошно анализируя и переанализируя свою работу, высматривая, не допустила ли она какой-то промашки, которую все остальные на станции "Аргус" распознать не смогли, и прикидывая, войдет она в историю как крупная первооткрывательница или как очередное ничтожество, приемщица несуществующего сигнала со звезд. Если Милли брала перерыв, то лишь за тем, чтобы подойти к иллюминаторам и поглазеть наружу. Когда они достигнут точки переворота, Солнце, корабль и Юпитер окажутся почти точно на прямой линии. Милли уже могла видеть интенсивное сияние Солнца из одного иллюминатора и широкую физиономию Юпитера в противоположном. Ганимед, где жили ее родные и который до недавнего времени был ее домом, почти не просматривался. Солнечная система казалась предельно пустой. И Милли чувствовала себя совсем одинокой. Ближе к вечеру третьего дня Джек Бестон появился и спросил, не пожелает ли она пообедать с ним в его личных апартаментах. Милли не смогла придумать никакой причины для отказа, а потому согласилась, но когда подошло время, и она постучала в его дверь, то ощутила изрядную неловкость. Пока Милли проходила в гостиную, ей пришлось напоминать себе, что, насколько знал Людоед, она здесь еще не бывала. Она немного побродила там, рассыпая комплименты на предмет изящного дизайна мебели и дорогого декора. Наконец Бестон сказал: -- Знаете, на станции "Аргус" у меня сложилась репутация настоящего параноика во всем, что касается безопасности. На самом же деле я ни о чем, кроме проекта, не забочусь. Вот Зеттер действительно помешана на безопасности, но только не я. И когда я купил этот корабль, он уже поступил ко мне с системой слежения, смонтированной в личных апартаментах. Это означало, что он знал о том, как Милли тут шныряла? Должно быть. Она внимательно на него посмотрела. На лице у Людоеда застыло задумчивое выражение, но он определенно не был расстроен -- по крайней мере так, как была расстроена Милли. -- Извините. Когда я попала на борт, я подумала... раньше мне на таком корабле бывать не доводилось... так что я просто... -- Не извиняйтесь. Знаете, что я прежде всего ищу в человеке, который поступает работать на станцию "Аргус"? Ненасытное любопытство -- почти ко всему во вселенной. -- Бестон махнул Милли на кресло у низкого столика, а сам, скрестив ноги, опустился на подушки напротив. Затем он мрачно ей улыбнулся. -- Конечно, когда определенные люди проявляют такого рода любопытство, мне это вовсе не нравится. Но к вам, Милли, это отношения не имеет. Вы в последнее время выпуски инфостудий просматривали? -- Нет. С тех пор, как мы станцию "Аргус" покинули. -- А я просматривал. Весть о том, что у нас есть возможный сигнал со звезд, мы послали только в два места: на станцию "Цербер" и в Центральный архив Ганимеда. Сигнал, который ушел на Ганимед, был зашифрован, и в таком виде его должны были сохранить. Но произошла утечка, и кто-то его расшифровал. В инфостудии "Парадигма" о нас прошла болтовня. Большая ее часть, как можно было ожидать, несусветная чушь, но там определенно говорится, что у нас есть послание от внеземного разума. Ваше имя упомянуто. Пока весь этот шум не уляжется, он будет приличной занозой в заднице. Сотни шустрых ребят из СМИ будут за вами гоняться. -- А что я им скажу? -- За всю свою жизнь Милли еще не встречала ни одного сотрудника инфостудии. -- Вы их будете ко мне отсылать. -- В зеленых глазах Джека Бестона заблестело радостное предвкушение. -- Я дам им больше того, что они попросят. Я предложу им информацию -- если они скажут мне, откуда взялась ганимедская утечка. -- А вы уверены, что утечку дал ганимедский архив? Сигнал, который вы послали на станцию "Цербер", не был зашифрован. -- Его и не требовалось зашифровывать. Станция "Цербер" заперта так же плотно, как задница Ублюдка. Он убьет любого члена своего проекта, который даст такого рода утечку, потому что хотя он и проиграл с первоначальным открытием, он надеется быть первым с интерпретацией. -- А я думала, гонка закончена. -- Нет, пока мы не узнаем, что именно означает сигнал. -- Тогда зачем вы вообще послали сообщение на станцию "Цербер"? -- Обдуманный риск. Нам нужны данные Ублюдка для подтверждения. Либо так, либо ждать годами, пока изменится наше положение на орбите. А я слишком нетерпелив, чтобы подобных вещей дожидаться. -- Он оторвал взгляд от Милли и стал смотреть на то, как пара небольших серверов прокрадывается с кухни и размещается на низком столике. -- Ладно, черт с ним, с Ублюдком. Я приглашал вас пообедать, а не с работой надоедать. Угощайтесь. Раскрывая створки своего сервера, Милли задумалась, чего ей следует ожидать. Ранний осмотр кухни предполагал такой уровень кулинарии, какой ей и не снился. Облегчением стало найти в сервере ту пищу, на которой она выросла. Возможно, следовало выразиться по-другому. Эта пища выглядела как та, на которой она выросла. Милли положила себе на тарелку самое минимальное количество еды. Она вспомнила предупреждение Ханны насчет "обольщения новеньких сотрудниц" и собственные слова Джека "я слишком нетерпелив, чтобы подобных вещей дожидаться". Если он рассчитывал к ней подкатить, не добавил ли он в еду немного психотропного препарата, чтобы повлиять на ее настроение? Ткнув вилкой маленькую зеленую горошинку, Милли ее попробовала. Джек Бестон пристально за ней наблюдал. -- С вами все в порядке? Вы себе почти ничего не положили. -- Пожалуй, я немного удивлена. -- Милли указала вилкой на тарелку. -- Это замечательно, но такую же пищу мы дома ели. -- Вы хотите сказать, она слишком простая, не высококлассная? -- Ну, я бы так не сказала. -- Но вы могли так подумать. -- Джек нагрузил свою тарелку раз в десять больше, чем Милли, но пока что не проглотил ни кусочка. -- Прошу прощения, но когда дело доходит до еды, вкусы у меня достаточно примитивные. Думаю, они развились в ранний период моей жизни, а рос я в небогатой семье. Богатство потом на меня обрушилось. -- Я знаю. -- Ханна вам рассказала? -- Да. -- Еды, которую вы себе положили, не хватит даже мышку накормить. И пока что вы только самую маленькую горошинку попробовали. Что вам еще Ханна рассказала? Милли отложила вилку. -- Раз вы так настаиваете, то Ханна посоветовала мне соблюдать осторожность. У вас есть привычка, сказала она, волочиться за женщинами из числа ваших подчиненных, особенно за новенькими. А я прибыла самой последней. Людоед глазел на нее и задумчиво кивал головой. Вот теперь он наверняка ее уволит. -- Вы из-за этого нервничаете, -- сказал он, -- и это портит вам аппетит. -- Возможно. -- А возможно, есть тут и кое-что еще. -- Джек потянулся через стол, чтобы взять ее за руку, но Милли ее отдернула. Тогда он кивнул. -- Вы действительно нервничаете. Возможно, вы беспокоитесь о еде и думаете, что с ней может быть что-то не так. Теперь я собираюсь сказать вам несколько вещей, Милли Ву, и поверите вы мне или нет, но после того, как я выскажусь, либо мы будем сидеть здесь и обедать как цивилизованные люди, либо вы уйдете и на весь оставшийся рейс запретесь в вашей каюте. Выбирать вам. В любом случае, зла на вас я держать не стану. Во-первых, при первой же нашей встрече я нашел вас очень привлекательной. Во-вторых, я также знаю, что у меня есть определенная репутация, и в том, что вам рассказала Ханна, есть доля правды. Но мне бы хотелось, чтобы Ханна рассказала вам кое-что еще. Я никогда в жизни не пытался использовать положение, деньги, влияние или нажим, чтобы склонить девушку к сексу, если она сама того не желала. Я не заинтересован ни в какой форме принуждения. Я также никогда не пытался ни с какой целью накачать кого-либо наркотиками, будь то женщина или мужчина. Джек сделал паузу, и Милли заметила, что его руки, все еще протянутые над столом, слегка дрожат. -- Ханна мне этого не говорила, -- пробормотала она. -- Я рада, что вы сказали. И я вам верю. -- Хорошо. Потому что теперь, насколько я понимаю, мы подошли к самому трудному. Я сказал вам, что нахожу вас привлекательной, и это так. Но если бы вы отважились прийти ко мне сегодня вечером и предложили заняться сексом -- я вовсе не говорю, что вас когда-либо посещала подобная мысль, -- вас ждало бы большое разочарование. Разве вы не видите, что я дьявольски напряжен и нервозен? Так происходит уже много дней, и никакого отношения к вам это не имеет. Я пригласил вас пообедать только за тем, чтобы хоть как-то переключиться. -- Это из-за визита на станцию "Цербер"? -- Можете выражаться точнее. Меня тревожит вовсе не станция. Меня тревожит Филип. Ну, вы знаете... Ублюдок. -- Знаю. Просто я никогда раньше не слышала, чтобы вы его по имени называли. -- Милли уже чувствовала себя гораздо лучше -- несмотря на то, что дискомфорт Джека, казалось, только нарастал. -- Но я вас не понимаю. Я думала, мы находимся в абсолютно выигрышном положении. Он даже не знает, где искать. -- Нам придется ему сказать, чтобы получить подтверждение. -- Но направление сигнала всего лишь малая частичка того, что мы узнали. Мы по-прежнему будем далеко впереди. Что он сможет сделать, чтобы изменить ситуацию? -- Если бы я знал, я бы так не беспокоился. Есть у вас старшая сестра? -- Нет. Две младших и еще младший брат. -- Вам повезло. Старшие вечно себя начальством считают. Филип всего на пару лет меня старше, но еще с тех пор, как мы были маленькими детьми, во всех ситуациях, что бы мы ни делали, он всегда умел обставить все так, чтобы впереди оказаться. Даже с этим проектом, который был целиком моей идеей. То же самое и теперь. Я так из-за него психую, что уже убежден в том, что у него и на сей раз это получится. Даже хотя я представить себе не могу, как это может получиться. Странное дело, но, наблюдая за ним через столик, Милли видела перед собой совсем другого Джека Бестона. Да, он был Людоедом, жестоким надсмотрщиком, который нещадно хлестал кнутом весь персонал проекта "Аргус" в юпитерианской точке Л-4. Но в то же самое время он был нервным ребенком, до смерти боящимся того, что изворотливый старший брат может разрушить его планы. Милли вдруг захотелось обнять его и сказать, что все будет хорошо. Это по множеству разных причин стало бы ошибкой. "А вот если ты почувствуешь симпатию к дьяволу, считай, что ты в беде". Милли верила всему, что ей сказал Джек -- за исключением, пожалуй, его импотенции. На этот счет мужчина был крайне ненадежным источником. Тем не менее, она зашла так далеко, что потянулась через стол и похлопала его по ладони. -- Вы победите. Я в этом уверена. -- Милли нагнулась и принялась поднимать накрытые блюда на стол. -- Извините, что подозревала неладное насчет пищи, но если честно, то перед тем, как сюда прийти, я была чертовски голодна. Думаю, это эффект повышенной гравитации -- того, что наши тела пытаются удвоить мышечную массу всего за несколько дней. Тарелку Джека Милли оттолкнула в сторону. -- Все это уже остыло. Надо снова начинать. -- Она взяла для него чистую тарелку, открыла блюда и принялась накладывать им обоим щедрые порции всего-всего. -- Теперь мы поедим, а раз вы хотите отвлечься, то я вам это удовольствие обеспечу. Вы спросили про мою семью. По-моему, это самая малоинтересная компания в Солнечной системе. Я расскажу вам про дядю Годфри и тетю Мэри, про Джинджера, Сару и Лолу, про вечно сонного кузена Питера, и я буду продолжать, пока вы пощады не запросите. 20. ...И В КОМПАНИИ УБЛЮДКА Через восемь дней с небольшим ускорение в одно земное "жэ" вместо чувства странного дискомфорта и возможной непереносимости стало вызывать чувство не менее странного комфорта. Можно было хоть всю жизнь прожить на внешних рубежах Солнечной системы, но что-то глубоко внутри тебя помнило, откуда ты родом. Глазея на приближающуюся станцию "Цербер", Милли испытывала едва ли не сожаление от того, что снова окажется в среде с микрогравитацией. Джек дрейфовал по кабине управления, то и дело медля, чтобы взглянуть на место их назначения. Он казался более расслаблен, чем во время их первого совместного обеда. Возможно, Милли удалось убедить его в том, что не существует такого способа, каким его брат Филип смог бы перехватить преимущество, а возможно, он просто смирился с неизбежной близостью конфронтации. По той или иной причине, но последняя часть путешествия оказалась более легкой, чем первые дни. Милли не спускала глаз с приближающейся станции. Эта конструкция оказалась замечательно схожа с той, которую они покинули в юпитерианской точке Л-4. Здесь имелся тот же обширный набор антенн, те же скелетные решетки, чтобы регистрировать призрачное прохождение высокоэнергетичных нейтрино, та же центральная громада жилого модуля. Проделав полпути по Солнечной системе, Милли оказалась лицом к лицу с факсимиле той станции, которую они покинули. Кто с кого копировал? Если верить Джеку, Ублюдок все идеи похищал у младшего брата. В отличие от Джека, Милли испытывала огромное желание увидеться с Филипом. Пока что она даже фотографий его не видела. У нее самой была одна сестра, очень на нее похожая, и еще одна, с которой у Милли не было решительно никакого сходства -- хотя другие члены семьи утверждали, что они это сходство видят. Как мог выглядеть Филип? И что еще более важно -- каким он был внутренне? Милли чувствовала, что понемногу начинает понимать Джека. Он представлял собой странную смесь полной самонадеянности и абсолютной неуверенности. Эта комбинация была интригующей и в высшей степени привлекательной. Легко было увидеть причину его предположительно бесчисленных романов на станции "Аргус". Милли уже не чувствовала уверенности, что их инициатором всегда оказывался именно Джек. -- Мы готовы к стыковке. Если вас не затруднит приготовиться к прибытию... -- Пилот Факс подождал, пока Милли усядется. Джек с неохотой прекратил свои блуждания и тоже пристегнулся. Громада станции "Цербер" нависала за иллюминатором, застилая половину звездного поля. "Ведьма Агнези" прокладывала себе дорогу к набору пусковых башен у нее на боку. Стыковка была выполнена с нечеловеческой точностью. Милли едва ощутила сотрясение от контакта, после чего зажегся указатель с инструкцией оставаться на своих сиденьях. Мгновения спустя мигающий зеленый огонек известил их о том, что переходной шлюз присоединен, а перепад давлений нормализован. -- Вот мы и прибыли. -- Джек уже отстегнулся. Чувствовалось, что он слегка задыхается. -- Идемте. В голосе его звучала нервозность. Милли же чувствовала колоссальное возбуждение и была полна радостных ожиданий. Ее надежды больше недели придерживались, но теперь, в ближайшие несколько часов, был шанс, что обнаруженный ею импульс -- аномалия Ву-Бестона -- будет удостоверен как исходящий из-за пределов Солнечной системы, как настоящий сигнал с межзвездных расстояний. Она держалась позади, пока Джек направлялся на выход. Когда дверца раскрылась, Милли оказалась в начале длинного переходного шлюза, совершенно идентичного тому, через который она покинула станцию "Аргус". В тридцати метрах оттуда, в другом конце трубы, им навстречу двигалась фигура, которую с первого взгляда легко было принять за Джека Бестона. Филип Ублюдок. Джек продвигался вперед, а Милли держалась за ним, пока два брата не встали лицом к лицу в полуметре друг от друга. Никто не подал руки. -- Привет, Джек. -- Филип Бестон кивнул. Теперь, оказавшись ближе, Милли смогла увидеть различия. Филип был того же роста, но более крепкого сложения. У него были те же самые рыжие волосы, однако в отличие от поблескивающих зеленых щелок Джека его глаза были голубые, широкие и невинные. Кроме того, в отличие от Джека, его улыбка казалась непринужденной и искренней. -- А это... -- Филип ступил мимо своего брата, -- должно быть, знаменитая Милли Ву, первооткрывательница аномалии Ву-Бестона. -- Тут он сделал паузу и нахмурился. -- Вы правда Милли Ву? -- Да. А что, что-то не так? -- Вовсе нет. -- Ублюдок взял ее руку в свои ладони и крепко ее пожал. -- Мои извинения. Я просто удивился, увидев девушку столь юную и -- если мне будет позволено немного галантности -- столь привлекательную. И вы сделали такое важное открытие! Рад приветствовать вас на станции "Цербер" и с нетерпением жду возможности вместе с вами поработать. Аура радушия, исходящая от его брата, заставила Джека показаться совсем мрачным и нервозным, когда он уточнил: -- В плане подтверждения. Только в плане подтверждения. -- Джек, мой дорогой братец, разве я стал бы предполагать что-то еще? -- Филип снова повернулся к Милли. -- Как вы можете видеть, мой брат остается прискорбно подозрителен в отношении меня и моих намерений. -- Чертовски твердо остаюсь, -- прорычал Джек и двинулся вперед по переходному шлюзу, в недра станции "Цербер". -- Причем по множеству веских причин. Когда мы сможем обсудить подтверждение? Филип развел руками в адрес Милли, словно бы говоря: "Ну что с ним можно поделать?", а затем повел ее вперед. -- Когда тебе будет угодно, -- сказал он. -- Мой персонал с нетерпением ожидал вашего прибытия. Как и я. -- Вот в это я охотно верю. -- В самом конце переходного шлюза Джеку пришлось подождать, пока его брат подойдет и укажет, куда им дальше идти. Внешне станция "Цербер" сильно напоминала станцию "Аргус", но внутри должны были существовать большие различия. Милли не собиралась выяснять, какие именно. Ей потребовалось больше недели, чтобы начать разбираться в сплетении коридоров станции "Аргус", а здесь она не должна была задержаться достаточно надолго, чтобы усилия того стоили. Предполагая, помимо всего прочего, что ей будет предоставлена свобода этим заняться. Филип всего несколько метров провел их по коридору, а затем ввел в анфиладу комнат. -- Вот здесь вы и остановитесь. Как Джек, несомненно, вам объяснил, мы здесь не чувствуем себя достаточно свободно, чтобы предложить вам полную экскурсию по станции "Цербер". Если вы все же пожелаете покинуть эти апартаменты, я настаиваю, чтобы вас при этом сопровождал один из моих сотрудников. -- Другими словами, он не хочет, чтобы мы тут слишком много чего увидели. -- Джек прошел вперед и уселся за длинный стол. -- Давай без лишней возни. Ты знаешь, зачем мы сюда прибыли и чего мы хотим, а мы совершенно точно знаем, чего хочешь ты. Филип Бестон повернулся к Милли и вопросительно поднял брови. -- Я намеревался перейти к обычной учтивости и предложить вам подкрепиться после долгой дороги. Однако, если вы испытываете желание сразу же перейти к делу... -- Испытываем. -- Джек казался так же нервозен, как Филип спокоен и расслаблен. -- Ты уже подготовился к подтверждению? -- Настолько, насколько это вообще возможно, учитывая отсутствие критической информации. Все блоки находятся в полной готовности. Нужно просто установить их в точные фазы. При этих словах даже Филип проявил толику волнения. Милли почувствовала, как атмосфера в комнате медленно накаляется. С точки зрения Джека Бестона, проблема была очень проста. Станция "Цербер" была снабжена столь же превосходным оборудованием, что и станция "Аргус". Если речь шла о чувствительности, выбрать между ними было бы затруднительно. Главным вопросом оставалось то, на какое конкретное направление в космосе следовало настроить блок приемных устройств. Без этой информации Филип Бестон охотился бы вслепую. С другой стороны, как только Джек Бестон передал бы брату направление сигнала, они оказались бы на равной ноге. Станция "Цербер", скорее всего, пропустила бы анализ регистрации, который выполнили Милли и ее коллеги на станции Л-4; а если сигнал оказался бы подтвержден, то местные сотрудники располагали в равной мере первоклассным оборудованием, чтобы выполнить важнейшую задачу интерпретации сигнала. Последовало долгое молчание. Джек Бестон, до этого такой торопливый, теперь, похоже, задумался. В конце концов брату пришлось его подстегнуть: -- Я полагаю, сигнал по-прежнему там? Надеюсь, он не проявился лишь ненадолго, чтобы потом исчезнуть? Джек лишь удостоил его циничного взгляда. Милли понимала, в чем тут проблема. Если сигнал исчез, блок антенн на станции "Цербер" невозможно было настроить на верное направление. Следовательно, подтверждения состояться не могло. Сигнал требовалось наблюдать одновременно из точек Л-4 и Л-5. -- Послушай, -- сказал наконец Филип Бестон. -- Я в точности знаю, что ты по этому поводу чувствуешь. Если бы мы поменялись местами, я чувствовал бы то же самое. Но моя лучшая команда много часов находилась в готовности, ожидая вашего прибытия. Если ты решил передумать, иди обратно на свой корабль и возвращайся на станцию "Аргус". -- Можешь быть уверен, я так же подозрителен, как и ты, но я не идиот. Конечно, сигнал по-прежнему там. Или, по крайней мере, был там час тому назад, когда я связывался со станцией с нашего корабля. -- Регулярные импульсы на световой скорости? -- Филип Бестон покачал головой. -- Знаешь, если мы хотим выполнить все с максимально возможной точностью, нам следует организовать совместное вовлечение твоих компьютеров и моих. Таким образом нам не придется компенсировать время задержки сигналов. -- Конечно. Я не против -- если ты не против. -- Джек обменялся взглядом со своим братом, и несколько мгновений спустя оба кивнули. Милли поняла, что только что стала свидетельницей важного согласия. Совместное вовлечение компьютеров свело бы к нулю коммуникационные задержки; однако оно также сильно увеличило бы тот риск, что секретная информация одной станции стала бы доступна другой. Ни один из братьев не желал этого допускать. Каждый явно чувствовал свою конкурентоспособность -- пусть даже Джек и выиграл первый раунд, зарегистрировав аномалию. Джек барабанил пальцами по столешнице, глазея в никуда. Наконец он взглянул на Милли. -- Ну ладно. Вперед. -- Дать координаты? -- Вы правильно меня поняли. -- Джек повернулся к Филипу. -- Я полагаю, достаточно будет один раз это сказать? Все разговоры в этой комнате записываются? -- Просто представь себе, что мы поменялись местами. Подумай, что бы ты предпринял, и предположи, что то же самое справедливо и здесь. -- Филип Бестон утратил все следы своей первоначальной непринужденности. Поворачиваясь к Милли, он казался еще напряженней своего брата. -- Координаты источника сигнала, будьте так любезны. Милли не требовалось сверяться с записной книжкой. -- Что касается 5:82:34 часов 97/09/04, то координаты источника в стандартной эклиптической системе координат 2050 года были следующими: склонение 38 градусов 22 минуты 17,3 секунды южной широты, азимут 231 градус 54 минуты 52,6 секунды. Угасание сигнала по мере отклонения от наблюдаемого направления максимума сигнала подчиняется круговому нормальному распределению с величиной один-сигма в 1,3 угловых секунды. Никакого движения источника сигнала за период наблюдения в пять недель отмечено не было. Однако, в первые три недели настройка блока не была точной, а следовательно, движение в пределах двадцати угловых секунд оставалось нерегистрируемым. -- Спасибо. -- Филип говорил с придыханием. -- Каково направление сигнала относительно базисной линии между Л-4 и Л-5? -- Угол чуть больше тридцати двух градусов. Не оптимальный. -- Но чертовски неплохой. Мы теряем лишь фактор в две единицы по угловому разрешению. Моим сотрудникам потребуется приблизительно десять минут, чтобы настроить на это направление самые чувствительные наши антенны, но после этого им придется провести предварительные наблюдения и выполнить оптимизирующее сканирование. У нас будет около часа, чтобы дождаться результатов. В течение этого времени я был бы счастлив предложить вам экскурсию по станции "Цербер". -- Филип взглянул на Джека. -- Существует, безусловно, несколько мест, которые я не вправе вам показывать. Джек покачал головой. -- Я пас. Вы, Милли, можете пойти, если вам интересно. Милли кивнула. Филип взял ее под руку. -- Если мне будет позволено высказать столь смелую мысль, то я считаю, что это разумное решение с обеих сторон. Подозреваю, мой брат знает интерьер станции "Цербер" не хуже любого здесь работающего, хотя это его первый визит. Эта ремарка, не сомневалась Милли, скорее была адресована Джеку, чем ей. Оба брата многие годы всеми способами шпионили друг за другом. Милли задумалась, увидит ли она того "инсайдера", на которого Зеттер косвенным образом ссылалась во время первой служебной встречи Милли с Людоедом. Одно она знала с уверенностью: если она и впрямь этого человека увидит, ей не удастся разглядеть ни малейшего намека на его возможную связь с Джеком Бестоном и станцией "Аргус". Милли позволила Филипу Бестону ее вести. Она видела команды регистрационного анализа, хотя и всего лишь через стеклянные перегородки; войти и познакомиться с ними ей не предлагали. Затем Милли заметила дверь с табличной ТОЛЬКО ДЛЯ ГРУППЫ ПО ИНТЕРПРЕТАЦИИ и задумалась о той активности, которая могла происходить внутри. Выглядывая из иллюминаторов, она видела большие распределенные блоки антенн, теперь мало-помалу поворачивающиеся, чтобы оптимизироваться для принятия сигнала с какого-то конкретного направления в космосе. Впрочем, не просто с какого-то конкретного направления. С ее направления -- с направления аномалии Ву-Бестона. Филип Бестон явно гордился своим оборудованием и своими сотрудниками, но Милли воспринимала все увиденное лишь какой-то периферической зоной своего мозга. Главное же ее внимание оставалось сосредоточено на процедуре подтверждения, которая сейчас как раз начиналась, а также на вопросе, на который предстояло ответить в течение нескольких ближайших часов: как далеко находится регистрируемый сигнал? Массивные блоки детекторов на станции "Аргус" и станции "Цербер" могли точечно засечь направление отдаленного источника с точностью до половины угловой секунды или даже лучше. Две станции разделяли примерно 1,3 миллиарда километров. Одна из них была впереди Юпитера, а другая преследовала его в шестидесяти градусах от полного оборота планеты вокруг Солнца. Благодаря этой длинной базисной линии станция "Цербер", станция "Аргус" и отдаленный источник сигнала образовывали вершины очень высокого и узкого треугольника. Слежение за направлением от источника, увиденным с двух наблюдательных станций, давало величину крошечного угла в вершине этого вытянутого треугольника. Угловой информации вкупе с длиной базисной линии было достаточно для определения расстояния до источника сигнала. На практике, однако, наблюдения обеспечивали лишь нижний предел этого расстояния. Если источник находился слишком далеко, с юпитерианских точек Л-4 и Л-5 не удалось бы пронаблюдать никакого углового различия, что оставляло действительное расстояние неопределенным. Впрочем, и этот результат Милли сочла бы вполне удовлетворительным. Таким образом был бы установлен тот факт, что источник сигнала, где бы он ни был, находится далеко среди звезд, а не в непосредственной близости к Солнечной системе. Милли знала все цифры наизусть. Угол между направлением источника и базисной линией, соединяющей юпитерианские точки Л-4 и Л-5, составлял 32 градуса. Если параллакс -- разница между направлением источника, увиденным со станции "Цербер" и со станции "Аргус" -- составлял одну угловую секунду, то источник должен был находиться на расстоянии пятнадцати световых лет. Измеренный параллакс в половину угловой секунды означал бы, что источник находится вдвое дальше, по меньшей мере в тридцати световых годах. Одна угловая секунда уже оказывалась за пределами разрешающей способности антенн двух наблюдательных станций. Тогда можно было бы сказать только лишь то, что сигнал испускается с расстояния по меньшей мере в пятьдесят световых лет. Филип Бестон, судя по всему, подметил рассеянное состояние Милли. Он взглянул на часы. -- Вы, надо полагать, уже увидели все, что хотели, и я уверен, что у вас масса других вещей на уме. Никаких результатов мы еще примерно полчаса не получим. Вы желаете вернуться в ваши апартаменты? Или я могу заинтересовать вас легкой закуской и чашкой чая? Вообще-то Милли чувствовала, что должна вернуться к Джеку. С другой стороны, что бы они тогда стали делать? Сидеть, глазеть друг на друга и ждать? Это был не самый захватывающий способ проводить время, пока не поступят результаты. -- Думаю, от чашки чая я бы не отказалась. Ее мысленные колебания, должно быть, как-то проявились, поскольку Филип улыбнулся. -- Тяжкий выбор, не правда ли? Насладиться компанией Людоеда или провести еще немного времени с Ублюдком? Впрочем, это несправедливая постановка вопрос. Подозреваю, вас заинтересовала перспектива немного подкрепиться, а не сомнительное удовольствие от моей компании. Он явно с ней заигрывал. В принципе Милли было без разницы, но она не хотела его поощрять. Никто ничего не рассказывал ей про отношение Филипа Бестона к молодым женщинам, однако наследственность была могучей силой. Она улыбнулась в ответ, сказав: "Чашка чая и небольшая закуска с вами или с Джеком мне бы не помешала" -- и оставила следующий ход ему. Во время краткой экскурсии по станции "Цербер" они прошли мимо какого-то подобия столовой. Филип кивнул и повел Милли совсем не в том направлении. В результате они оказались в другой, меньшей по размеру и уединенной комнате. Когда они вошли, он аккуратно закрыл за собой дверь. Еда и питье уже стояли на специальном столике, что заставило Милли задуматься о том, насколько это предложение планировалось заблаговременно. Не дожидаясь подсказки Филипа, она обеспечила себя сахарным пирожным, чашкой горячего зеленого чая и уселась напротив него за низкий столик со стеклянной столешницей, поддерживая комфортную дистанцию в метр с небольшим. Филип примерно с полминуты молчал. Ел он медленно и аккуратно -- как и сама Милли. Наконец он сказал: -- Вы, судя по всему, просто роскошно поработали. Я аномалию Ву-Бестона имею в виду. Непохоже на Людоеда делиться славой, если только он не понимает, что любой при одном взгляде на работу поймет, что она ваша и только ваша. Милли глотнула немного чая и нейтральным голосом отозвалась: -- Джек всегда поступал со мной в высшей степени справедливо. -- Вы в этом уверены? У Джека всегда была репутация страшной жадины. Вы, конечно, можете сказать, что это не мое дело, но какую финансовую награду он вам дал за открытие? Милли молча на него уставилась. Эта тема у них с Джеком Бестоном даже никогда не всплывала. -- Условия, установленные в завещании относительно использования унаследованных денег, весьма специфичны, -- продолжил Филип. -- Существуют солидные фонды для вознаграждения первооткрывателя подлинного сигнала СЕТИ, и не должно возникнуть никакой сложности при санкционировании подобного использования. И, разумеется, еще более существенные награды установлены для тех индивидов, которые смогут интерпретировать полученный сигнал. Я так полагаю, Джек вам обо всем этом рассказал? Затянувшееся молчание Милли было само по себе ответом. -- Гм. -- Указательным пальцем Филип Бестон потер ободок своей пустой чашки. -- Извините меня, но я некоторым образом начинаю подозревать, что мой братец Джек вас капитально надул. Хочу сделать вам предложение -- это всего лишь предложение, но я бы хотел, чтобы вы за несколько следующих часов его обдумали и сказали мне, что вы по этому поводу чувствуете. Хорошо? Милли чувствовала, что от нее требуется что-то большее, нежели просто сидеть, глазеть и кивать. -- Какого рода предложение? -- Вы совершили крупное открытие. Оно официально известно как аномалия Ву-Бестона. Далее, для среднего обитателя Солнечной системы один Бестон ничего не хуже другого. Средний человек не знает, Ву-Джек это или Ву-Филип Бестон, и ему глубоко на это плевать. Кроме того, для той же самой средней персоны существует весьма слабое различие между станцией "Аргус" и станцией "Цербер" -- обе они находятся на внешнем рубеже неизвестности. Ведь вы, как я понимаю, долгосрочного контракта на работу с Джеком не подписывали? Милли помотала головой. -- А это означает, что вы в любой момент вольны уйти. Далее, если вы прибудете сюда и станете работать на меня, могу заверить вас в трех вещах. Во-первых, вы будете удостоены полной и продолжительной чести за ваше открытие. Во-вторых, я организую для вас получение максимально возможной финансовой награды за это открытие, включая учетверение вашего текущего жалованья. А в-третьих -- со временем это окажется важнее первых двух пунктов -- вы займете старшее положение в интерпретационной группе на станции "Цербер". -- Филип поставил свою чашку на столик перед собой. -- Никогда не забывайте этого, Милли. Регистрация важна, подтверждение не менее важно; однако главной славы и признания общественности будет удостоена та персона или группа, которой удастся интерпретировать сигнал со звезд. Разве вы не хотите стать первой, кто сможет сказать, что этот сигнал означает, и указать его ценность для всего человечества? Подумайте об этом. Милли подумала. И решила, что Филип Бестон полн