авая при этом, что навеки обречен оставаться на Гидросе?! Так как джилли решительно отказывались рассматривать любые предложения относительно строительства космодрома, путешествие сюда ни для кого не предусматривало возвращения обратно, и каждый совершающий его прекрасно все понимал. И тем не менее, они продолжали прибывать. Правда, понемногу, но тонкий ручеек переселенцев никогда не иссякал. Решившие прилететь на Гидрос избирали жизнь изгнанников и отшельников на морских берегах, которые и берегами-то можно назвать с трудом, предпочитали существование в мире без деревьев и цветов, птиц и насекомых, без лугов, поросших зеленой травой, без пушистых зверей и без тех, у которых имелись копыта, без спокойствия, без удобств, без достижений современной техники, раскачиваемые бесконечными приливными волнами в столь же бесконечном плавании от полюса до полюса и обратно на плетеных островах в мире, созданном лишь для существ с плавниками и ластами. Лоулер не знал, почему Квиллан решил прилететь на Гидрос. Подобные вопросы обычно не задавались. Возможно, его наказали за что-то, а может, это своеобразный способ уничижения. Но в любом случае, он прибыл сюда вовсе не для исполнения обязанностей священника. Церковь Всех Миров представляла собой секту, отколовшуюся от постпапистского католицизма, и у нее, насколько знал Лоулер, на Гидросе не имелось последователей. Квиллан также не производил впечатления как миссионер: он с момента появления здесь не делал никаких попыток обратить в свою веру жителей Сорве, но это и не имело принципиального значения, так как религия никогда не интересовала островитян. "Бог слишком далеко от нас", - любил говорить отец Вальбена. На какое-то мгновение выражение лица Квиллана сделалось мрачным, словно он задумался над безрадостной перспективой провести остаток своих дней на Гидросе. Потом священник спросил: - А вам не надоедает все время жить на одном месте? И никогда не хочется что-то изменить? Неужели вам не интересно, как протекает жизнь на других островах? - По большому счету... нет, - ответил Лоулер. - Мне показалось, что Тибейр почти ничем не отличается от нашего Сорве. И внешне он практически такой же, и жизнь такая же... Просто я не был знаком с его жителями. Если одно место ничем, по сути, не отличается от другого, гораздо разумнее оставаться там, где ты все хорошо знаешь, и с теми, с кем прожил всю жизнь. - Вальбен прищурился, размышляя. - По-настоящему меня интересовали только другие _миры_, планеты, которые имеют сушу, настоящие и твердые космические тела. Интересно бы повидать те места, где можно много дней подряд идти и так и не добраться до моря, где все постоянно живут на твердой почве, а не на каком-то острове, обитают на огромном континенте, которому нет конца и края, на этом массивном куске настоящей суши с городами, горами и широкими реками. Но для меня только что сказанное - не более чем пустые бессмысленные слова. Города... Горы... Мне бы хотелось узнать, что такое деревья, птицы и растения, на которых распускаются цветы. Меня очень интересует Земля... Даже снится, что она все еще существует, а я хожу по ней, дышу ее воздухом, чувствую ее твердь под ногами. Я пачкаю в земле свои руки, она набивается мне под ногти... Ведь на Гидросе нет и намека на почву, вы же это понимаете... Только песок с морского дна. - Лоулер бросил быстрый взгляд на руки священника, на его ногти, будто под ними могла сохраниться грязь с Санрайза. Квиллан прекрасно понял состояние Вальбена, улыбнулся, но ничего не сказал. - На прошлой неделе в Доме нашей общины я краем уха услышал вашу беседу с Делагардом, святой отец. Вы говорили о той планете, на которой вам пришлось жить до прибытия сюда, и каждое ваше слово врезалось мне в память. Ведь вы рассказывали о Земле, не так ли? О Земле, кажущейся беспредельной: вначале вы идете по лугу, затем заходите в лес, за ним начинаются горы, а за горами - пустыня... Во время вашего повествования я все сидел и пытался представить, как это выглядит. Увы! Мне этого никогда не узнать... Отсюда невозможно попасть в другие миры. Для нас они не существуют. А так как все места на Гидросе абсолютно одинаковы, следовательно, я не склонен к странствиям. - Мне нечего спорить с вами, - согласился Квиллан, а затем добавил: - Хотя это и не так уж типично, не правда ли? - Нетипично? Для кого? - Для людей, живущих на Гидросе. Я имею в виду никогда не путешествовать. - Ошибаетесь, святой отец. Среди нас все-таки есть путешественники. Им нравится каждые пять-шесть лет переселяться с острова на остров. Правда, некоторое не находят в этом никакого удовольствия... Я бы сказал, таких большинство. Меня можете спокойно отнести к последней категории. Квиллан задумался. - В самом деле, - пробормотал он рассеянно, словно размышляя о чем-то чрезвычайно сложном. Казалось, священник исчерпал весь запас вопросов и теперь ему хотелось представить некий весомый и крайне значимый вывод из всего услышанного. Лоулер наблюдал за ним без особого интереса, вежливо ожидая, не пожелает ли его собеседник сказать еще что-то. Но пауза затягивалась, и Квиллан, по-видимому, не собирался прерывать ее. - Ну что ж... - протянул Вальбен, - пора открывать свою лавчонку. И он направился в сторону вааргов. - Подождите, - крикнул вслед священник. Лоулер обернулся. - Да? - Доктор, с вами все в порядке? - А что такое? Я выгляжу больным? - Нет, скорее, расстроенным, - ответил Квиллан. - Обычно вы ведете себя иначе. Когда я впервые вас встретил, вы произвели на меня впечатление человека, который принимает жизнь без предвзятостей и просто живет день за днем, час за часом... Но сегодня утром... Нет, у вас явно что-то случилось... Эти ваши романтические излияния по поводу иных миров... Не знаю, но мне кажется, это не совсем похоже на вас. Конечно, я не могу утверждать, что хорошо знаю вашу натуру... Лоулер недоверчиво взглянул на священника. Он не мог рассказать ему о трех мертвых ныряльщиках в сарае на пирсе Джолли. - Прошлой ночью меня увлек ряд вопросов... Я плохо спал из-за этого... Вот уж не предполагал, что сие будет заметно. - От меня вообще трудно что-либо скрыть, - улыбнулся Квиллан. Взгляд его бледно-голубых глаз, обычно смотревших отчужденно и равнодушно, показался в этот момент необычайно проницательным, почти пронизывающим. - Для сего не нужно быть сверхнаблюдательным... Послушайте, доктор, если вам захочется побеседовать со мной на какие-либо отвлеченные темы или просто снять тяжесть с души и тела... Лоулер широко улыбнулся и показал пальцем на свою обнаженную грудь. - На этом теле не такой уж большой груз. - Вы прекрасно понимаете, о чем я говорил, - заметил священник. На несколько секунд показалось, что между ними возникла некая таинственная, неуловимая связь, что-то вроде напряжения, вызвавшего в душе Вальбена неприятные ощущения. Затем Квиллан снова добродушно улыбнулся, пожалуй, слишком добродушно. Улыбка выглядела вежливой, неопределенной, мягкой, словно специально предназначенной для установления какой-то дистанции между ними. Он поднял руку, и этот жест мог быть с одинаковой вероятностью истолкован и как благословение, и как проявление желания поскорее отделаться от собеседника. Священник кивнул, повернулся и пошел своей дорогой. 3 Приближаясь к своему вааргу, Лоулер заметил, что там его ожидает женщина. Ее длинные темные волосы развевал легкий ветерок. "Пациентка", - подумал он. Она стояла к нему спиной, и доктор никак не мог понять, кто это. По крайней мере, у четырех представительниц прекрасного пола на Сорве были такие же прически. В квартале, где жил Лоулер, стояло около тридцати вааргов, ближе к оконечности острова располагалось еще примерно шестьдесят. Правда, некоторые из них пустовали. Постройки выглядели, как нечто похожее на пирамиду высотой в два метра, заканчивающуюся тупой и неровной верхушкой, которая имела отверстия, устроенные таким образом, чтобы дождь попадал внутрь жилища только в случае сильнейшего ливня, да и то не всегда. Ваарги были построены из какой-то шершавой разновидности целлюлозы, сморщившейся и грубой, - очередного продукта моря (другого источника строительного материала просто и быть не могло). Их возвели давным-давно. Исходные компоненты для стен жилищ оказались на удивление прочными и стойкими. Если ударить по поверхности ваарга палкой, то создавалось впечатление, что она - из металла. Первые поселенцы, прибыв на остров, сразу же обнаружили эти пирамидальные строения и приспособили их под временные дома. Это случилось около ста лет назад, но до сих пор люди продолжали жить в них. Никто не знал, каким образом они здесь появились и с какой целью. Практически на каждом островке имелись "поселки" из вааргов. Предполагали, что это заброшенные гнезда каких-то вымерших существ, деливших территорию с джилли, которые обитали в жилищах совершенно иного типа - в шалашах из водорослей. Один раз в несколько недель аборигены оставляли свой "дом" и строили новый. Пирамидальные строения казались символом нерушимости и постоянства в этом струящемся водном мире. - Что это такое? - поинтересовались первые поселенцы, и джилли коротко ответили: - Ваарги. Что значит данное слово, никто не знал, а общение с аборигенами даже теперь являлось делом довольно сложным и непредсказуемым. Когда Лоулер подошел ближе, то понял, что женщина, ожидающая его, - Сандира Тейн. Подобно священнику, она тоже считалась новичком на Сорве. Эта высокая серьезная молодая особа приехала с острова Кентруп несколько месяцев назад на одном из кораблей Делагарда. Она занималась ремонтом и обслуживанием лодок, сетей, корабельного оборудования, но главной сферой ее интересов, скорее всего, являлись сами гидранцы. Лоулер слышал, что Сандира является одним из основных специалистов по культуре, биологии и прочим аспектам жизни населения этой планеты. - Я не слишком рано? - смущенно поинтересовалась Тейн. - В принципе, нет, если вы сами так не считаете. Заходите. Вход в ваарг Лоулера представлял собой низкую треугольную дыру в стене, похожую на дверь для гномиков. Он наклонился и прошел внутрь. Сандира последовала за ним. Они были примерно одного роста. Тейн казалась чем-то озабоченной, занятой какими-то мыслями, тяжелыми и мрачными. Тусклый утренний свет пробивался сквозь щели в вершине ваарга. На нижнем уровне перегородки, изготовленные из того же материала, напоминающего металл, разделяли помещение на три маленькие неправильной формы комнаты: его кабинет, спальню и прихожую, которую Вальбен использовал в качестве гостиной. "Скорее всего, сейчас где-то около семи, - подумал Лоулер. - Не мешало бы позавтракать. Но придется пока отложить сие мероприятие". Он, как бы между прочим, влил несколько капель настоя из наркотических трав в кружку, добавил немного воды и выпил смесь маленькими глотками, словно лекарство, прописанное самому себе для ежедневного употребления по утрам. В каком-то смысле так оно и было. Вальбен виновато посмотрел на свою пациентку. Она, слава Богу, не обратила никакого внимания на этот странный ритуал, а продолжала рассматривать его маленькую коллекцию предметов с Земли. Всякий приходивший сюда непременно интересовался собранием реликвий Лоулера. Робким движением она коснулась неровного края оранжево-черного черепка и провела по нему пальцем, затем вопросительно посмотрела на Лоулера. Он улыбнулся. - Эта штука из того места, которое когда-то называлось Грецией, - пояснил Вальбен. - В давние времена на Земле все знали, где она находится. Мощные алкалоиды, содержавшиеся в настойке, быстро завершили свое движение по крови Лоулера и почти мгновенно достигли мозга. Он почувствовал, как улетучивается напряжение, вызванное неприятными ранними встречами. - У меня кашель, - сказала Тейн, - и никак не прекращается. Словно по подсказке, она разразилась оглушительным сухим кашлем. На Гидросе подобная штука - явление обычное, вполне тривиальное, как и в любом другом месте, но тем не менее, оно свидетельствует о чем-то довольно серьезном. Все островитяне прекрасно знали об этом. Дело в том, что здесь существовал один паразитический грибок, обитавший в воде - обычно в северных умеренных широтах - и размножавшийся спорами, попадающими в организмы различных морских существ. Эти "семена" выбрасывались грибками прямо в атмосферу в виде плотных черных облаков. Одна такая спора, попав через дыхательные пути в тело морского млекопитающего в момент его выхода на поверхность за очередной порцией свежего воздуха, тут же обосновывалась в пищеводе и почти мгновенно начинала прорастать, выбрасывая густую сеть ярко-красных отростков, без труда проникающих в легкие, пищеварительную систему, даже в мозг. Внутренности зараженного организма превращались в плотно упакованную массу ярко-алой паутины. Цель действий этого грибка - отыскать респираторный пигмент, гемоцианин, содержащий медь. У большинства обитателей моря на Гидросе это вещество содержалось в крови, что придавало ей голубоватый оттенок. Сей паразит, по-видимому, тоже каким-то образом использовал гемоцианин. Смерть от грибковой инфекции бывала медленной и страшной. Зараженный организм раздувался от газов, выделяемых "захватчиком", и беспомощно плавал на поверхности, но через какое-то время неизбежно погибал; вскоре после этого сквозь свищ, образованный грибком в животе зараженной особи, прорастали созревшие структуры паразита. Образовывалась шарообразная масса, которая очень скоро будто раскалывалась, высвобождая новое поколение зрелых грибков, те, в свою очередь, производили новые тучи спор - и все повторялось заново. "Семена" грибка-убийцы могли укореняться и в легких человека, что не приносило особой выгоды паразиту: организмы людей не производили гемоцианин, но "диверсант" в поисках этого вещества вторгался во все органы, что, по сути, оказывалось бессмысленной тратой энергии с его стороны. Первым симптомом грибковой инфекции в человеческом организме являлся непрекращающийся кашель. - Расскажите немного о себе, - попросил Лоулер. - А потом мы посмотрим, что происходит с вами. Он вытащил новую папку для ведения истории болезни из ящика и написал на ней имя Сандиры Тейн. - Сколько вам лет? - Тридцать один. - Где родились? - На острове Хамсилейн. Лоулер взглянул на пациентку. - Это на Гидросе? - Да, - ответила она несколько раздраженно. - Конечно. - Ее охватил новый приступ кашля. - Вы никогда не слышала о Хамсилейне? - спросила Сандира, когда смогла преодолеть болезненный приступ. - Островов много... А я очень мало путешествую. Но об этом вообще не приходилось слышать. Кстати, в каком море он дрейфует? - В Лазурном. - В Лазурном, - повторил Вальбен, изумляясь. У него было весьма туманное представление о месте названного моря на огромном шарике Гидроса. - Подумать только! Должно быть, вы проделали немалый путь, не так ли? - Она ничего не ответила. После короткой паузы доктор поинтересовался: - Вы ведь приехали к нам с Кентрупа, и не так давно? - Да. - И вновь ее тело сотряслось от кашля. - Сколько времени вы здесь живете? - Три года. - А до этого? - Восемнадцать месяцев на Вельмизе... Два года на Шактане... Около года на Симбалимаке. - Тейн бросила на него холодный взгляд и едко заметила: - Кстати, Симбалимак тоже находится в Лазурном море. - Я слышал об этом острове, - заметил Лоулер. - А до этого я жила на Хамсилейне. Таким образом, Сорве - мой шестой дом, если можно так выразиться. Вальбен занес все услышанное в историю болезни. - Состояли в браке? - Нет. Он записал и это. Характерное для островитян нежелание вступать в брак с жителями собственного "плавучего дома" породило обычай неофициальной экзогамии на Гидросе. Одинокие люди, собиравшиеся образовать семью, как правило, переплывали в поисках пары на другой остров. И если столь привлекательная женщина так часто меняла место жительства и при этом ни разу не была замужем, то, значит, либо она излишне привередлива в своем выборе, либо ее вообще не интересует проблема создания семьи. Лоулер подозревал, что Сандира действительно никого не искала. Единственный человек, с которым она, по наблюдениям доктора, проводила время в течение этих нескольких месяцев ее пребывания на Сорве, оказался Гейб Кинверсон, местный рыбак. Хмурый, немногословный, с грубым скуластым лицом, Гейб считался сильным и как-то по-звериному притягательным мужчиной, но он явно не принадлежал к числу тех счастливчиков, которые, по мнению Вальбена, могли претендовать на сердце Сандиры Тейн, если, конечно, исходить из предположения, что она ищет мужа. Да и Кинверсон никогда не стремился к браку. - Когда у вас начался этот кашель? - поинтересовался Лоулер. - Восемь или десять дней назад. Около последней Ночи Трех Лун. - У вас случалось нечто подобное раньше? - Нет, никогда. - Лихорадка, боли в груди, озноб? - Нет. - При кашле есть выделения? Ну-у, слизь или кровь? - Слизь? Вы хотите сказать, жидкость? Нет, такого не наблюдается. У нее начался очередной приступ. На глаза навернулись слезы, щеки покраснели, все тело сотрясалось. После этого Тейн еще долго сидела, опустив голову, и казалась бесконечно измученной и несчастной. Лоулер ждал, пока к ней вернется способность нормально дышать. - В тот момент, - наконец произнесла Сандира, - мы находились не в тех широтах, где растет грибок-убийца. Я постоянно твержу себе об этом... - Сие ничего не значит, знаете ли. Споры могут переноситься ветром на многие тысячи километров. - Большое спасибо. - Неужели вы серьезно считаете, что заразились грибком? Тейн подняла голову и почти свирепо посмотрела на него. - Откуда мне знать?! Возможно, меня уже всю сверху донизу изнутри опутали эти чертовы красные нити, а я ничего не знаю. Единственное, что мне известно наверняка, - кашель не прекращается. Только вы в состоянии объяснить, почему. - Возможно, - согласился Вальбен. - А может, и нет... Ладно. Давайте посмотрим. Снимите рубашку. Он извлек стетоскоп из ящика стола - смешной до нелепого инструмент, представлявший собой небольшой цилиндр из морского бамбука, к которому были прикреплены две гибкие трубки с жесткими пластиковыми наушниками на концах. Лоулер практически не располагал ничем из современного медицинского оборудования, не говоря уже о последних новинках техники. Ему приходилось обходиться примитивными вещицами, средневековым инструментарием. Рентгеновское сканирование могло бы за пару секунд помочь определить, заражена его пациентка или нет. Но где взять рентгеновскую установку? Гидрос почти не контактировал с "внешним миром", поэтому не существовало ни торговли, ни ввоза, ни вывоза хоть какого-либо товара. Им просто посчастливилось, что здесь имелось такое примитивное оборудование. И вот такие недоучки-врачи, которые могли оказать элементарную медицинскую помощь. Люди, жившие на этой планете, испытывали недостаток во всем. Население было немногочисленным, а его профессиональные возможности - весьма ограниченными. Сандира, обнаженная до пояса, стояла у рабочего стола Лоулера и наблюдала, как он приготавливает стетоскоп для исследования. Она выглядела довольно неплохо: стройна, даже немного худовата; длинные руки с небольшими твердыми мускулами; груди - маленькие, округлые и далеко расположенные друг от друга. Черты ее широкого лица словно концентрировались в его центре: небольшой рот, тонкие губы, узкий нос, холодные серые глаза. Лоулер с удивлением подумал, что же такого привлекательного он поначалу нашел в ней. Бесспорно, ее внешность не имела ничего такого, что традиционно считается красивым. "Наверное, все дело в осанке Тейн, - начал строить умозаключения Вальбен, - в том, как она себя подает... Голова гордо поднята на длинной шее, выдающаяся вперед сильная челюсть, подвижные, проницательные и живые глаза. Черт возьми! Эта женщина прямо-таки пышет энергией и агрессивностью". К своему удивлению, Лоулер обнаружил - она физически волнует его, и не потому, что ее тело сейчас наполовину обнажено, - ничего необычного в наготе, частичной или полной, не было - а из-за той энергии и силы, которую излучала Тейн. Уже прошло много времени с тех пор, как он в последний раз увлекся женщиной. Теперь безбрачная жизнь казалась ему проще и удобнее, свободной от боли и суеты - для этого, правда, пришлось преодолеть первоначальные ощущения одиночества и пустоты. Его любовные отношения, за редким исключением, терпели фиаско. Единственный брак Вальбена, заключенный в возрасте двадцати трех лет, продержался меньше года. Все, что последовало за ним, имело фрагментарный, случайный и весьма непродолжительный характер. Но легкая вспышка возбуждения быстро прошла. Через мгновение он снова стал только врачом, осматривающим больную, - доктором Лоулером. - Откройте рот, - попросил он. - Так... Шире, шире. - Не получается. - Ну, а вы все-таки постарайтесь. Она выполнила его просьбу. У Лоулера имелась небольшая трубка с лампочкой на конце - устройство, доставшееся ему от отца. Там была крошечная батарейка, которую приходилось перезаряжать через каждые несколько дней. Вальбен просунул сие примитивное приспособление в горло Сандиры и начал детальный осмотр. - Ну? Все в "красных нитях"? - поинтересовалась она, когда доктор закончил свои манипуляции. - Не похоже... Просто небольшое воспаление в области надгортанника. Словом, ничего особенного. - А что такое "надгортанник"? - Своеобразный клапан, защищающий ваши голосовые связки. Совсем не то, о чем стоит беспокоиться. Он приставил стетоскоп к ее груди и принялся внимательно прослушивать легкие. - Вы слышите, как там прорастают "красные нити"? - Ш-ш-ш... Лоулер медленно перемещал цилиндр прибора по твердому и плоскому участку между холмиками грудей, выслушивая сердце, а затем переместил стетоскоп на поверхность грудной "клетки. - Я пытаюсь уловить шумы, свидетельствующие о воспалении перикардия, - пояснил Вальбен, - то есть "сумки", в которой помещается сердце. Кроме того, стараюсь определить шумы в легких... Сделайте глубокий вдох и не выдыхайте. Постарайтесь не кашлять. Сразу же - и это в порядке вещей - у нее начался новый приступ. Лоулер не отнимал трубки стетоскопа от ее груди, несмотря на кашель. Любая информация пригодится в том или ином случае. Постепенно приступ закончился, лицо Сандиры вновь побагровело - она выглядела измученной и страдающей. - Извините, - еле слышно произнесла Тейн. - Когда вы попросили не кашлять, ваши слова прозвучали, словно сигнал, и я... Она снова зашлась в кашле. - Не волнуйтесь... Полегче, полегче... На этот раз приступ закончился быстро. Он внимательно выслушивал легкие, кивал и снова выслушивал. Все выглядело вполне нормально. Но Лоулер никогда раньше не сталкивался со случаями заражения грибком-убийцей. Единственное, что знал Вальбен об этом, сводилось к услышанному от отца и от врачей с других островов. "Можно ли с помощью стетоскопа, - думал он, - распознать признаки этого заболевания?" Лоулер прослушал ее легкие со спины, затем попросил поднять руки и пропальпировал бока, стараясь обнаружить хоть какие-то признаки патологических изменений. При этом она корчилась и подергивалась, словно от щекотки. Вальбен взял кровь для анализа и отправил Сандиру за ширму, чтобы получить мочу на исследование. У него имелся своеобразный микроскоп, изготовленный руками Свейнера. Его разрешающая способность была невелика, но все-таки этот примитивный прибор давал возможность проводить лабораторные анализы. Ведь, в конце концов, он знал так мало. Его пациенты являлись для Лоулера повседневным укором в недостаточном профессионализме. Большей частью в своей работе он шел путем проб и ошибок. Его познания в медицине представляли собой жалкую смесь из наследия прославленного доктора Бернета Лоулера, его отца, отчаянных догадок и предположений, из опыта, накопленного в результате тяжкого труда и за счет здоровья и жизней пациентов. Лоулеру едва исполнилось двадцать шесть, когда умер его отец. К этому времени Вальбен постиг только азы медицинского искусства, но пришлось принять на свои плечи тяжелую ношу единственного врача на Сорве. Нигде на Гидросе не существовало возможности получить настоящую врачебную подготовку, не говоря уже о современных медицинских инструментах, не было лекарств, кроме тех, которые Вальбен сам составлял и добывал из морских организмов, своего воображения и молитв. Во времена его покойного знаменитого отца на Санрайзе существовала какая-то благотворительная организация, иногда перебрасывавшая на планету посылки с медикаментами и оборудованием, но сии "подарки" были немногочисленны и редки. Их приходилось распределять между множеством островов. Но это происходило так давно! Населенная часть Галактики представляла собой огромный мир. О людях на Гидросе, вернее, небольшой горстке мужчин и женщин, с течением времени просто стали забывать. Лоулер делал все возможное в своей области, но этого оказалось просто недостаточно, хотя он и стремился к совершенству, пусть и относительному. Когда у него появлялась возможность, Вальбен стремился получить консультацию у врачей с других островов, надеясь чему-нибудь научиться у коллег. Их познания в медицине были не менее туманны и немногим более профессиональны, нежели его собственные, но он понял, что иногда в ходе подобного обмена незнаниями и недоумениями могла родиться искра истинного понимания. Иногда... - Можете одеться, - произнес Лоулер. - Это грибок, как вы считаете? - Гм... Это всего лишь нервный кашель, - ответил Вальбен. В этот момент он рассматривал каплю крови под микроскопом. Что там такое красное на красном? Может быть, алые грибковые волокна, скручивающиеся в алом тумане? Нет. Конечно, нет! Это всего лишь обман зрения. Перед ним - нормальная кровь. - С вами все в порядке, - произнес Лоулер, подняв глаза от микроскопа. Она все еще стояла, обнажив грудь и застыв в тревожном ожидании. В ее глазах мелькала тень недоверия. - А почему вам так хочется думать, что у вас сия страшная болезнь? - поинтересовался Вальбен. - У вас всего-навсего просто кашель... - Напротив, я хочу, _чтобы у меня не было_ ее. Поэтому и пришла к вам. - Но вы действительно здоровы, если, конечно, не считать приступов кашля. - Он тоже хотел надеяться на лучшее, и кажется, причин для сомнений не находилось. Лоулер, наблюдая за тем, как Сандира набрасывает на плечи рубашку, вдруг почувствовал, что ему действительно интересно, а было ли у нее что-нибудь с Гейбом Кинверсоном. Вальбен, мало интересовавшийся местными сплетнями, как-то не задумывался об этом раньше, и когда сейчас мысль об их отношениях пришла в голову, его поразило неприятное ощущение, вызванное таким ходом суждения. - Извините, вы случайно в последнее время не переживали какого-нибудь сильного стресса? - спросил доктор. - Сознательно? Нет. - Может быть, вы много работали? Плохо спали? Наконец, неудачный роман, а? Тейн посмотрела на Лоулера как-то по-особому. - Нет. Ни то, ни другое, ни третье. - Поверьте, иногда мы переживаем сильнейшее потрясение, но просто не замечаем этого. Стресс становится частью нашей повседневной жизни. Я продолжаю настаивать на своем заключении - невротический кашель. - И это все? - в ее голосе прозвучало явное разочарование. - Гм... Вы все-таки _хотите_, чтобы это было заражение грибком-убийцей? Хорошо! Так вот, это заболевание, вызванное спорами грибка. Когда оно достигнет той стадии, на которой красные нити станут расти у вас из ушей, накройте голову мешком - не пугайте соседей. В любом случае, они будут думать, что ваше общество опасно для них. Но, естественно, настоящая беда придет к ним тогда, когда вы начнете распространять споры... Правда, все это случится немного позже... Тейн расхохоталась. - Не знала, что вы обладаете чувством юмора. Отличная шутка! - Я вовсе не шучу. - Лоулер взял ее руку, не понимая, делает ли все это для того, чтобы вызвать в ней какие-то чувства или из чистейшей фамильярности, разыгрывая "старого доброго дока". - Послушайте, я не нашел у вас никакой физической патологии. Поэтому, скорее всего, ваш кашель - не более чем нервный симптом, развившийся по какой-то причине. Как только вы начинаете кашлять, сразу же раздражаете поверхность гортани, слизистую оболочку и тому подобное... Приступ усиливается за счет самого себя и становится сильнее и сильнее. Со временем он проходит сам, но это занимает довольно много времени. Я дам вам препарат, угнетающий невротические реакции, так называемый транквилизатор. Он снимет сформировавшийся у вас рефлекс на период, достаточный для того, чтобы прошло механическое раздражение гортани. В конце концов, вы перестанете подавать самой себе сигнал на кашель... Его удивила собственная щедрость - он решил поделиться наркотическими каплями. Вальбен никогда никому не упоминал об этой травке, не говоря о том, чтобы прописывать в качестве лекарства. Но сейчас Лоулер полагал, что поступает правильно. Тем более, наркотика у него хватало. Доктор извлек из шкафчика маленькую бутыль из сушеной тыквы, влил в нее несколько десятков граммов розовой жидкости и закрыл емкость пробкой из морского пластика. - Это лекарство, полученное мной из одной разновидности водорослей, растущих в лагуне. Принимайте по пять-шесть капель каждое утро, но не больше, на стакан воды. Учтите, вещество довольно действенно. - Он пристально посмотрел на нее изучающим взглядом. - Данное растение содержит много сильных алкалоидов, способных свалить с ног любого. Попробуйте просто пожевать его веточку - и вы целую неделю пролежите без чувств. А может быть, вообще не придете в себя. Здесь, - Лоулер указал на бутылочку, - очень небольшая концентрация, но все равно будьте поосторожнее. - Вы сами принимали его, когда мы вошли сюда, не так ли? "Итак, она обратила внимание, - заметил про себя Вальбен. - Острый взгляд, внимательный наблюдатель... Интересно". - Видите ли, я тоже иногда нервничаю, - пробурчал доктор. - Не я ли заставила вас беспокоиться? - Все мои пациентки доставляют беспокойство в большей или меньшей степени... Ведь, по сути дела, я не такой уж большой знаток медицины, и мне не хочется, чтобы об этом догадывались. - Он нарочито громко рассмеялся. - Нет, все не так... Конечно, я знаю медицину не столь хорошо, как мне бы хотелось, но вполне достаточно, чтобы справляться со своими врачебными обязанностями. Так вот, мной замечено, что это лекарство прекрасно снимает любые стрессы... Теперь вы можете принять свою первую дозу прямо здесь и сейчас. Лоулер собственноручно отмерил необходимое количество наркотика и разбавил водой. Она пила маленькими, осторожными и неловкими глотками. Кстати, ее нос смешно дернулся, когда Сандира ощутила странный сладковатый вкус алкалоидов. - Ну, что? Почувствовали? - поинтересовался Вальбен. - Прямо с ходу! Эй! А неплохая выпивка! - Возможно, слишком неплохая... Несколько коварная. - Он сделал запись в ее истории болезни. - Пять капель на стакан воды каждое утро, не более! У вас теперь не должно быть никаких приступов до начала следующего месяца. - Слушаюсь, сэр! Выражение лица Тейн полностью изменилось. Теперь она выглядела менее напряженной и подавленной, холодные серые глаза потеплели, в них даже блеснули шаловливые искорки; немного расслабились мышцы губ и щек. Сандира даже как бы помолодела. Помолодела и стала еще красивее. Никогда Лоулеру не приходилось наблюдать результат действия своего зелья со стороны, а тут он сразу же убедился в действительно поразительном эффекте. - Но как вам удалось обнаружить это средство? - заинтересованно спросила Тейн. - Джилли используют сию травку в качестве мышечного релаксанта во время охоты в заливе. - Наверное, вы хотели сказать "двеллеры"? Эта поправка истинной педантки застала Вальбена врасплох. Двеллеры... Так называли себя представители разумных видов существ, обитавших на Гидросе. Но всякий поживший на этой планете хотя бы несколько месяцев, как правило, начинал называть их "джилли". "Возможно, такое название не было в ходу на тех островах, откуда прибыла Сандира, - подумал Лоулер, - ну, там... в Лазурном море. Может быть, так говорит молодежь... Мода на слова тоже меняется". Он напомнил себе, что она на десять лет моложе его, но, скорее всего, Тейн воспользовалась этим термином из уважения, считая себя специалистом по культуре джилли. Черт с ними, со словами! Каковы бы ни были ее вкусы и прихоти, он постарается вести себя с ней полюбезнее. - Ну, хорошо, двеллеры, - согласился Лоулер. - Они срывают парочку отростков, обматывают их вокруг приманки и подбрасывают ее рыбе. Когда та проглатывает предложенный лакомый кусочек, то становится вялой и сама беспомощно приплывает к берегу. Аборигены подходят и собирают добычу, нисколько не боясь щупалец с острыми, словно кинжал, окончаниями. Мне рассказывал об этом старый моряк по имени Джолли... В то время я еще бегал в коротких штанишках. Позднее эти "сказки" почему-то припомнились... Я пошел в гавань и сам посмотрел на процесс ловли. А потом... Потом собрал немного этих водорослей и поэкспериментировал с ними. Мне показалось, что их можно использовать в качестве анестезирующего средства. - И ваши ожидания оправдались? - Что касается рыбы, то да. Но мне не так уж часто приходится оперировать их. Проверяя полученную вытяжку на людях, я обнаружил довольно неприятную штуку: та доза вещества, которую можно использовать в качестве обезболивающего, одновременно является и летальной. - Вальбен мрачно улыбнулся. - В то время я обучался азам хирургии. Это происходило путем проб и ошибок. К сожалению, последних случалось больше. Постепенно я понял, что очень слабый раствор сока этой водоросли представляет собой великолепный, чрезвычайно сильный транквилизатор. В чем вы и сами сейчас убедились... Потрясающее лекарство! Мы могли бы продавать его в различных районах Галактики, если бы иметь средства для транспортировки. - И никому ничего не известно о данном веществе, кроме вас? - Кроме меня и... джилли, - добавил Лоулер. - О, извините! Двеллеров... А вот теперь и вас. Здесь, на Сорве, потребность в транквилизаторе невелика, - усмехнулся доктор. - Знаете, сегодня утром я проснулся с совершенно безумной идеей в голове: попытаться убедить двеллеров, чтобы они позволили нам установить оборудование для опреснения воды на их новой электростанции. Конечно, в том случае, если им удастся запустить ее. Я собирался выступить перед ними с прочувствованной речью о межвидовом сотрудничестве. Это была, бесспорно, глупая мысль из разряда тех, что приходят по ночам и развеиваются, словно дым, с восходом солнца. Они никогда бы не согласились на подобное предложение. Черт возьми, мне следовало бы смешать хорошую дозу сей миленькой травки с водичкой и хорошенько угостить их... Тогда, держу пари, джилли позволили бы нам делать все! Странно, но Сандира не рассмеялась, выслушав его рассказ. - Вы, наверное, снова шутите? - Скорее всего. - Послушайте, доктор, если вы говорите серьезно, то даже и не помышляйте об этом - все равно у вас ничего не получится. Просто сейчас не время просить двеллеров о каких бы то ни было услугах. Дело в том, что мы стали их довольно сильно раздражать. - Чем? - удивленно спросил Вальбен. - Не знаю. Но что-то в нашем поведении выводит их из себя. Прошлой ночью мне пришлось побывать на территории аборигенов... У них там происходило что-то вроде большого совещания. Когда они заметили мое присутствие, то повели себя отнюдь не дружелюбно. - А разве джи... двеллеры бывают дружелюбными? - Со мной, да. Но прошлой ночью они не захотели даже беседовать. Двеллеры не подпустили меня и приняли при этом позу явного неудовольствия. Ведь вам известен язык их жестов? На сей раз тела аборигенов остались напряженными и застывшими, словно бревна. "Дело в ныряльщиках, - подумал он. - Джилли, должно быть, узнали о них. В этом-то и загвоздка..." Но сейчас Лоулер не хотел обсуждать эту проблему ни с ней, ни с кем бы то ни было вообще. - Главная трудность в отношениях с представителями других цивилизаций, - заметил Лоулер, - проистекает из того, что они - чужие. Даже когда нам кажется, что мы их понимаем, нам ни черта неясно, и я не вижу выхода из данного тупика. Итак... Послушайте, если кашель не пройдет через два-три дня, приходите снова, а я проведу еще некоторые анализы. Но перестаньте постоянно думать о грибке-убийце, хорошо? Чем бы ни вызывалось ваше недомогание, "красная паутина" "здесь ни при чем. - Приятно слышать, - сказала Сандира и вновь подошла к полке с земными реликвиями. - Все эти вещи с Земли? - Да. Их собрал мой прадед. - В самом деле? Настоящие земные вещи? - Она робким движением руки коснулась египетской статуэтки и осколка камня из какой-то очень знаменитой стены, правда, из какой, Лоулер даже не помнил. - Настоящие вещи с Земли! Никогда раньше не видела ничего подобного. Земля мне всегда казалась чем-то выдуманным, плодом фантазии. Словом, ничего реального. - Для меня она вполне реальна, - заметил Вальбен. - Но я знаю многих, которые чувствуют по отношению к ней то же, что и вы... Если кашель повторится, сообщите, хорошо? Тейн поблагодарила его за помощь и поддержку и покинула ваарг Лоулера. - Настало время позавтракать, - почти пропел вслух доктор. - Наконец-то! Что там у нас? Ага! Аппетитное филе рыбы-хлыста, тост из водорослей и немного свежего сока манагордо. Неплохо... Увы! Слишком уж много времени он провел в ожидании утренней трапезы - желание есть пропало начисто. Вальбен лишь притронулся к еде и отодвинул тарелки в сторону. Через полчаса у входа в ваарг появился второй пациент. Брондо Катцин, владелец рыбного рынка на Сорве, очень неудачно взял в руки еще живую рыбу-стрелу, и толстый гладкий шип ее оперения пяти сантиметров длиной насквозь проткнул его левую ладонь в самой середине. - Ну только подумать, какой же я идиот! - не переставая, повторял действительно туповатый Катцин, мужчина с выпирающей бочкообразной грудью. - Только подумать! Его глаза буквально вылезали из орбит от страшной боли, а рука, раздувшаяся и словно покрытая блестящей коркой, казалась в два раза больше нормального размера. Лоулер вырезал шип, прочистил рану, чтобы удалить яд и остатки грязи, способные вызвать раздражение, затем дал рыботорговцу болеутоляющие таблетки. Тот, не отрываясь, смотрел на свою распухшую ладонь и сокрушенно качал головой. - Нет! Каков идиот! - повторял Катцин снова и снова, словно заведенный. Вальбен надеялся, что ему удалось в достаточной степени обработать рану, помешав инфекции распространяться далее. Но если чистка прошла неудачно, придется ампутировать кисть или даже целую руку. "Заниматься врачебной практикой было бы во сто крат легче, - подумал он, сокрушенно качая головой, - имей мы сушу, космодром и хоть ничтожно малую часть современной медицинской техники... Но я и так делаю все возможное с помощью тех крох знаний и оборудования, что имеются у меня. Ох-хо-хо! Что ж, рабочий день начался". 4 В полдень Лоулер вышел из ваарга, чтобы немного отдохнуть от работы. Сегодняшнее утро оказалось одним из самых насыщенных по сложности за последние несколько месяцев. На острове с общей численностью человеческого населения в семьдесят восемь человек, большинство которого не могло похвастаться отменным здоровьем, Вальбен порой целыми днями, а то и месяцами, сидел без единого пациента. В такое время он проводил утренние часы, прохаживаясь у залива и собирая лекарственные водоросли. Частенько ему помогал Натим Гхаркид, указывая полезные экземпляры. А порой Лоулер просто вообще ничего не делал, гулял или плавал, выходил в залив на рыбацкой лодке и подолгу сидел в ней, созерцая море. Но сегодня все шло не так. Сначала пришла Дана Сотелл со своим маленьким сынишкой, у которого держался сильный жар; потом - Мария Хайн с жалобами на боли в животе из-за слишком большого количества ползучих устриц, съеденных ею прошлым вечером; за ней появился Нимбер Таниминд, страдающий хронической дрожью и мигренями; затем приковылял молодой Гард Тальхейм с растяжением лодыжки из-за неосторожного катания на скользкой поверхности морского вала. Лоулер произносил свои обычные врачебные "заклинания", применял подходящие мази и настойки и отсылал всех домой с традиционными словами утешения и оптимистическими прогнозами. Скорее всего, завтра или послезавтра они почувствуют себя намного лучше. Нынешнего доктора нельзя было назвать светилом медицины, но его невидимый помощник, д-р Плацебо, как правило, ухитрялся позаботиться о проблемах его пациентов нисколько не хуже, чем сам Вальбен. Теперь же, когда поток больных иссяк, Лоулер подумал, что неплохо прописать и самому себе небольшую прогулку на свежем воздухе. Он вышел на яркое полуденное солнце, потянулся, сделал несколько гимнастических упражнений, чтобы разогнать кровь в затекших конечностях, и взглянул вниз, в сторону береговой полосы. Там находился залив, такой знакомый и родной, что у Вальбена иногда замирало сердце из-за страха однажды не увидеть его. Откуда брались такие мысли, он и сам не представлял. По его спокойным, огражденным от морских ураганов водам пробегала нежная рябь. Сейчас он выглядел удивительно красиво: зеркальная поверхность, отливающая золотом, походила на огромное сияющее зеркало. Темные стебли разнообразной морской флоры лениво покачивались на отмелях, а дальше, в более глубоких местах, блистающие на солнце плавники то и дело разрезали сверкающую поверхность. Парочка судов Делагарда, пришвартовавшаяся у пирса верфи, мерно покачивалась в такт с волнами прилива. У Лоулера возникло ощущение, что этот миг летнего полдня будет длиться вечно, а ночь и зима - никогда не наступят. Внезапное чувство спокойствия и наслаждения жизнью охватило его Душу. - Док, - донесся голос слева. Вернее, даже не голос, а какой-то хрип, оставшийся от былых времен, возглас со свалки отбросов, казавшийся состоявшим из пепла и хлама. Жалкий, высушенный, выжженный до неузнаваемости остов когда-то существовавшего уверенного баса, баса, в котором Вальбен все-таки признал голос Делагарда. Нид пришел по южной тропе от береговой полосы и теперь стоял между вааргом доктора и небольшой емкостью, в которой Лоулер хранил собранные лекарственные водоросли. Кровь прилила к лицу Делагарда, он весь казался помятым и потным, его глаза странно остекленели, словно после только что перенесенного удара. - Что, черт побери, произошло еще? - предельно раздраженным голосом поинтересовался Лоулер. Нид сделал беспомощное движение ртом, как рыба, выброшенная на берег, и ничего не сказал. Вальбен впился пальцами в его толстые мясистые руки, встряхнул их. - Вы можете говорить? Ну, черт бы вас побрал! Рассказывайте, что случилось. - Да-а... Да-а, сей-час, - промычал судовладелец, мотая головой из стороны в сторону, словно раскачивал увесистый молот. - Все очень плохо. Еще хуже, чем я предполагал. - Что же все-таки случилось? - Эти проклятые ныряльщики! Джилли действительно страшно разгневаны из-за них... Они собираются отомстить нам! И очень, очень серьезно. Именно об этом я и пытался вам сказать сегодня утром... Ну, там, в сарае... Лоулер растерянно заморгал. - Во имя всего святого! О чем вы говорите? - Вначале дайте мне глоток бренди. - Ну, конечно. Пойдемте в дом. Вальбен налил большой стакан густой жидкости цвета морской воды и после минутного размышления - стаканчик для себя. Делагард выпил содержимое одним глотком. Доктор снова наполнил емкость. Через какое-то мгновение Нид начал говорить, но так, словно устало пробивался сквозь чащу слов, пытаясь побороть некий дефект речи. - Ко мне только что приходили джилли... Около дюжины... Вышли прямо из воды у верфи и попросили моих рабочих пригласить меня для беседы. - Джилли?! На территории людей?! Такого уже не случалось несколько десятилетий. Они никогда не заходили южнее мыса, на котором построили свою электростанцию. Никогда! Делагард посмотрел на собеседника, пытаясь найти сочувствие и поддержку. - "Чего вы хотите?" - спросил я у них, используя при этом самые вежливые жесты. Лоулер, поверьте, все происходило предельно - предельно! - дипломатично. Думаю, меня посетили большие джилли, хончо, но не буду настаивать на этом. Их невозможно отличить друг от друга. Как бы там ни было, но выглядели они весьма значительно и представительно. "Ты Нид Делагард?" - спросили вышедшие из моря, будто не знали и так. Я ответил, что да... Тогда джилли схватили меня... - _Схватили вас?!_ - Да, да! Схватили в самом прямом смысле этого слова... Положили на меня свои маленькие ласты... Прислонили к стене моего собственного здания и не позволили сделать ни шагу. - Вам просто посчастливилось, что после всего этого вы находитесь здесь и можете рассказывать сию историю. - Оставьте ваши шутки! Док, я клянусь вам, от страха чуть не наложил в штаны. Думал, они собираются прямо там же выпотрошить меня и сделать отбивную. Вот! Посмотрите! Следы их когтей на руке. - Он продемонстрировал уже начавшие исчезать красные пятна. - Лицо у меня тоже распухло... Посмотрите... Я попытался отвести голову в сторону, и один из них ударил меня, возможно, случайно, но... Посмотрите, посмотрите! Двое держали меня, а третий приложил свой нос к моему лицу и начал говорить мне, - да, да, именно _говорить!_ - издавая громкие гудящие звуки: у-ум уанг ху-у-у-у-уф фи-и-и-и-изт уанг ху-у-у-у-уф фи-ии-и-изт... В первые секунды меня словно околдовало... Я ничего не понимал, но потом все стало ясно. Они повторяли снова и снова свои "уу" до тех пор, пока полностью не удостоверились, что я их понял. Это был ультиматум. - Голос Делагарда понизился. - Нас выгнали с острова... и дали тридцать дней на сборы... Мы должны убраться отсюда - все до одного! - Что?! В жестких маленьких глазках его собеседника появился безумный блеск. Он жестом попросил еще немного бренди. Лоулер налил, даже не глядя на стакан. - Любой человек, оставшийся на Сорве после отпущенного срока, будет сброшен в лагуну и ему не позволят выйти на берег. Все постройки, возведенные нами, будут уничтожены... Верфь, резервуар, эти вот здания на площади - все! Вещи, оставленные нами в вааргах, выбросят в море. Все океанские суда, если мы их оставим в гавани, подвергнутся затоплению. Док, с нами покончено! Мы уже больше не считаемся жителями Сорве... Кончено, пути назад нет! Лоулер смотрел на Делагарда, не в состоянии поверить услышанному. В душе кипела целая гамма чувств: утрата смысла происходящего, депрессия, отчаяние... Его охватило смятение. Покинуть Сорве? _Покинуть Сорве?!_ Вальбен задрожал. Сделав усилие, он сумел взять себя в руки, вновь отыскать путь к утраченному на несколько минут внутреннему равновесию. - Гибель нескольких ныряльщиков в результате несчастного случая на производстве - это определенно в высшей степени неприятное происшествие, - произнес Лоулер тоном, совершенно лишенным каких-либо эмоций. - Но подобная реакция на сей несчастный случай, безусловно, чрезмерна. Должно быть, вы неправильно поняли джилли. - Клянусь дьяволом! Я понял все, как есть! У нас нет никаких шансов... Они достаточно четко разъяснили... - Значит, мы все должны уйти? - перебил его Вальбен. - Да, да! Через тридцать дней. "Правильно ли я понимаю его? - засомневался Вальбен. - Черт! Это происходит в реальности или в моем воображении?!" - И они объяснили причину? - сухо спросил доктор. - Джилли сказали, что причина - в ныряльщиках? - Конечно, - промямлил Нид низким и хриплым голосом, севшим от страха. - Именно то, что вы говорили сегодня утром... Помните? "Джилли всегда известно, чем мы занимаемся..." Шок начал уступать место гневу. Делагард, не задумываясь, поставил на кон жизнь обитателей острова и - проиграл. Джилли предупреждали его: "_Никогда больше не делай этого, иначе мы, вышвырнем вас отсюда_". И тем не менее, Нид не послушался. - Какой же вы подонок, Делагард! - Господи! Я не знаю, каким образом им удалось это обнаружить... Ведь принимались все меры предосторожности... Мы принесли ныряльщиков ночью; пока они находились в сарае, не снимали покрывал, лачуга на замке... - Но джилли знали! - Знали, - согласился Делагард. - Эти чертовы джилли в курсе всех дел! Вы трахаетесь с чужой женой, а им уже известно. Правда, их это мало интересует, но стоит угробить парочку ныряльщиков, и джилли сразу становится не просто интересно - они буквально начинают сходить с ума... - Что аборигены сказали вам, когда произошел предыдущий несчастный случай с ныряльщиками? Они тогда предупреждали вас не пользоваться услугами здешних созданий? Говорили о своих условиях, если произойдет нечто подобное еще раз? Нид молчал. - Что они вам сказали? - настойчиво повторил свой вопрос Лоулер, сурово посматривая на собеседника. Делагард облизал губы. - Сказали, заставят нас покинуть остров, - пробормотал он, не поднимая головы, словно провинившийся школьник. - Тем не менее вы не послушались, ведь так? - А вы бы могли поверить этому?! Господи, Лоулер, мы живем здесь уже сто пятьдесят лет! Они же ведь не противились, когда прибыли первые поселенцы... Люди "упали" им на головы прямо из космоса, но разве джилли сказали нам: "Убирайтесь вон, мерзкие и уродливые волосатые твари, совершенно чуждые нам!" Нет! Нет, они просто не обратили внимания... - Но ведь был же случай с Шаликомо, - перебил говорившего Вальбен. - Господи! Когда это произошло?! Еще до того, как мы с вами появились на свет... - А нужно бы помнить! Тогда аборигены убили много наших на Шаликомо... Причем совершенно невинных людей. - Это же были другие джилли! И иная ситуация. Делагард сжал кулаки и щелкнул пальцами. Его голос зазвучал громче и увереннее. Казалось, он быстренько избавился от чувства вины и стыда, которое только что владело им. Нид обладал великолепным навыком восстановления собственной значимости. - Шаликомо - это исключение, - отрезал судовладелец. - Те джилли решили, что на острове слишком много людей, а площадь - маленькая. Они потребовали, чтобы некоторые покинули "плавучие дом". Но обитатели Шаликомо не смогли прийти к соглашению по поводу того, кто должен уехать и кто остаться. Практически никто не уплыл... В конце концов джилли сами решили вопрос о количестве, а остальных просто-напросто убили. Словом, дела давно минувших лет, - заключил Делагард. - Да, минувших, - согласился Лоулер, - но почему вы так уверены, что такое не может повториться? - Потому что аборигены нигде больше не проявляли особой агрессивности и враждебности по отношению к людям, - отрезал Нид. - Да, они нас _не любят_, но и не мешают заниматься своими делами, пока мы находимся на своей половине острова и не становимся слишком многочисленны. Люди собирают бурые водоросли, ловят рыбу в неограниченных количествах, строят здания, охотятся за другими обитателями моря... Словом, делают все, что явно не должно нравиться джилли. Однако они не возражают... И если мне удалось научить нескольких ныряльщиков добывать металлы с океанского дна, от чего выгоду могли бы получить не только мы, но и местные обитатели, откуда я мог знать, что их так выведет из себя гибель нескольких животных во время работы, которую они... они... - Возможно, вступил в действие принцип последней капли, - предположил Лоулер. - Той самой, что переполняет чашу терпения. - Хм-м? - Да, существовала когда-то на Земле такая поговорка, но сие не столь важно... Какова бы ни была причина, случай с ныряльщиками довел джилли до крайней степени раздражения, и теперь они намерены изгнать нас отсюда. Вальбен на мгновение закрыл глаза и представил, как он сам упаковывает вещи и садится на судно, отправляющееся на какой-нибудь другой остров. В сознании, подобно пульсу, билась одна-единственная мысль: "Мы должны покинуть остров Сорве... Мы должны покинуть Сорве... Мы должны покинуть... Мы должны..." - Это потрясло меня, смею вас заверить... Я никак не ожидал ничего подобного... Стоять, прижатым к стене двумя громадными джилли, которые держат тебя за руки, а третий упирается в тебя носом и говорит: "Вы все должны убраться в течение тридцати дней с острова или пеняйте на себя", поверьте, не совсем приятная штука. Что я должен был чувствовать в эту минуту, док, да еще учитывая собственную вину?! Сегодня утром вы сказали об отсутствии совести у некоторых индивидуумов... имея в виду меня... Но ведь вы ни черта не знаете обо мне! Считаете старину Делагарда грубияном, невеждой и преступником, но что вы, собственно говоря, знаете обо мне?! Прячетесь здесь от проблем, напиваетесь до одурения и позволяете себе судить других, у кого в одном мизинце больше энергии и честолюбия, чем во всей вашей... - Прекратите, Делагард! - Вы сказали, что у меня нет совести... - А разве она у вас есть? - Поверьте мне, Лоулер, я чувствую себя последним подонком, виновником случившегося... Мне ведь тоже "посчастливилось", знаете ли, родиться здесь. Не стоит бросать на меня эти высокомерные взгляды потомка первых переселенцев. Моя семья жила на Сорве с самого начала... Так же, как и ваша. Фактически мы и построили весь этот остров. Мы, Делагарды! И слышать теперь, что тебя выбрасывают, словно кусок протухшего мяса, и вместе с тобой всех остальных... - Интонация речи Нида вновь изменилась. Его гнев затих. Он заговорил тише, появились нотки искренности и почти сожаления о содеянном. - Я хотел бы, чтобы вы знали - всю ответственность за произошедшее беру на себя и собираюсь... - Постойте, - перебил его Вальбен, поднимая руку, - вы слышите шум? - Шум? Какой шум? Где? Лоулер наклонил голову в сторону двери. - Да, - согласился Нид, кивнув, - теперь и я слышу... Наверное, что-то случилось. Но доктор, не слушая его, уже вышел из ваарга и поспешно направился на треугольную площадь, разделявшую две группы пирамидальных строений. На площади располагались три старых, видавших виды здания - по сути, три лачуги, три грязные хижины, - каждое занимало одну сторону свободного пространства между вааргами. Самое высокое строение - школа, стоявшая на небольшом возвышении. На ближайшем из двух склонов, ограничивающих площадь, приютилось маленькое кафе, хозяйкой которого являлась Лис Никлаус, женщина Делагарда. Немного дальше возвышался общественный центр. Перед школой стояла небольшая группка детей вместе с двумя своими учителями. Перед общественным центром как-то ошалело, словно безумные, неправильными кругами двигались около полудюжины мужчин и женщин. Лис Никлаус вышла из кафе и, открыв рот, тупо уставилась в пространство. На противоположной стороне площади стояли два капитана Делагарда: приземистый громоздкий Госпо Струвин и худощавый длинноногий Бамбер Кэдрелл. Они находились в начале склона, который вел на это свободное пространство от побережья, и держались за перила, словно опасаясь внезапной приливной волны. Между ними, будто разделяя площадь своей массой, как растерянное животное, стоял неуклюжий торговец рыбой Брондо Катцин, уставившись на свою незабинтованную руку, как будто с ней случилось нечто совершенно невероятное. Но нигде не было заметно никаких признаков несчастного случая и какой-либо жертвы происшествия. - Что происходит? - поинтересовался Лоулер. Лис Никлаус сразу повернулась к нему всем телом. Это была высокая, крупная и полная женщина со спутанными соломенного цвета волосами и такой загорелой кожей, что та казалась совсем черной. Делагард жил с ней уже целых пять или шесть лет - со дня смерти своей жены - и не хотел связывать себя новыми узами брака. Возможно, как считали некоторые, он стремился сохранить свое состояние для детей и передать его им, не делясь ни с кем. У Нида выросло четверо сыновей, и все в данный момент обитали на других островах. Словно задыхаясь, владелица кафе хриплым голосом произнесла: - Бамбер и Госпо только что пришли с верфи... Они сказали, там сейчас джилли, которые говорят... говорят нам... Делагарду... Ее речь начала превращаться в какое-то нечленораздельное бормотание. Морщинистая, сухонькая и маленькая Менди Таналинд, уже очень старая мать Нимбера, едва слышно прошамкала: - Мы должны покинуть остров! Мы должны покинуть остров! Мы должны покинуть Сорве! Старушка пронзительно захихикала. - В этом нет ничего смешного, - с укором произнес Сандор Тальхейм. Он выглядел не менее старым, нежели Менди. Старик гневно замотал головой, потрясая всеми своими подбородками и мешками отвисшей кожи. - И все из-за каких-то нескольких животных! - яростно воскликнул Бамбер Кэдрелл. - Из-за трех мертвых ныряльщиков! "Итак, страшная новость стала всеобщим достоянием. Жаль, очень жаль. Людям Делагарда следовало бы держать язык за зубами, - подумал Вальбен, - пока мы не нашли выход". Послышалось чье-то всхлипывание. Менди Таналинд снова захихикала. Брондо Катцин наконец вышел из ступора и принялся злобно бормотать, повторяя снова и снова: - Грязные, вонючие джилли! Грязные, вонючие джилли!.. - Что тут стряслось? - спросил Делагард, появившись Наконец на тропе, что вела от ваарга Лоулера, тяжелой поступью двигаясь в сторону площади. - Ваши ребята, Госпо и Бамбер, взяли на себя труд снабдить население новостями... - пояснил Вальбен. - Теперь всем все известно. - Что? Что?! Ублюдки! Я им шеи сверну! - Слишком поздно. Площадь постепенно наполнялась народом. Лоулер увидел Гейба Кинверсона, Сандиру Тейн, отца Квиллана, Свейнеров, а за ними еще и еще... Собиралась целая толпа, сорок, пятьдесят, шестьдесят... Практически все жители Сорве. Пришли даже сестры-монахини и остановились маленькой тесной группой - своеобразной женской фалангой. Появился Даг Тарп затем подошли Мария и Грен Хайн. Прибежал семнадцатилетний ученик Лоулера, Йош Янсен, который со временем должен был стать следующим врачом на этом острове. Важно прошествовал Оньос Фелк, хранитель карт. Натим Гхаркид оставил свои "грядки" с водорослями и пришел сюда прямо оттуда в рабочей одежде, мокрой до пояса. К этому моменту новость разошлась уже по всем вааргам человеческой общины острова. На лицах собравшихся на площади отражались самые различные настроения и эмоции: шок, удивление, недоверие. "Неужели это правда?" - как будто спрашивали люди друг друга. - Послушайте все! Нет никаких причин для беспокойства! - прокричал Делагард. - Мы все уладим. Гейб Кинверсон подошел к Ниду. Он казался вдвое выше владельца верфи, настоящая скала, а не человек, с массивным выступающим подбородком, широченными плечами и холодными сияющими глазами. Его всегда окружала аура огромной и опасной силы, которая может быть устремлена и на вас. - Они вышвырнули нас? - спросил Гейб. - Они в самом деле сказали, что мы должны покинуть Сорве? Делагард кивнул. - В нашем распоряжении тридцать дней, а затем мы должны убраться. Джилли очень четко это разъяснили. Им нет дела, куда мы отправимся. Единственное требование - не оставаться здесь. Однако я постараюсь все уладить. Можете рассчитывать на меня. - А мне лично кажется, ты уже все уладил, - возразил Кинверсон. Нид сделал шаг назад и злобно глянул на Гейба, словно готовясь к драке. Но морской охотник, казалось, был больше озабочен, чем озлоблен. - Тридцать дней - и на все четыре стороны, - пробормотал он, скорее обращаясь к самому себе, чем к собеседнику. - Но это уже предел всему. - Кинверсон повернулся спиной к Делагарду и пошел прочь, почесывая затылок. "Вполне возможно, что Гейба это не так уж и заботит, - подумал Лоулер. - Большую часть времени он проводит в море в полном одиночестве, занимаясь ловлей тех видов рыбы, что не заходят в залив. Кинверсон никогда не принимал активного участия в деятельности человеческой общины на Сорве и плыл по жизни примерно так же, как острова Гидроса по океану, чуждый окружающим, независимый, хорошо защищенный от многих проблем. Гейб всегда следовал какому-то своему собственному принципу". Но все остальные были взволнованы новостью до умопомрачения. Маленькая и хрупкая женщина с золотистыми волосами - жена Брондо Катцина Элияна - разразилась неудержимым потоком слез. Отец Квиллан попытался успокоить ее, но и сам начал как-то странно потирать глаза. Старые неуклюжие Свейнеры что-то говорили друг другу тихими напряженными голосами. Несколько более молодых женщин старались объяснить суть происходящего своим встревоженным детям. Лис Никлаус вынесла из своего кафе кувшин бренди из морских трав, и он стал быстро переходить из рук в руки. Мужчины передавали емкость друг другу, делая из нее по большому глотку с мрачным видом отчаяния на лицах. - И когда же конкретно вы собираетесь со всем этим разбираться? - тихо поинтересовался Лоулер у Делагарда. - У вас есть какой-либо план? - Конечно, - ответил Нид. Внезапно он преисполнился некой безумной энергией. - Я же сказал вам, что принимаю на себя полную ответственность за все происходящее... На коленях поползу к джилли, буду лизать их задние ласты и вымаливать у них прощение. Рано или поздно они отступят и не станут принуждать выполнять условия этого абсурдного ультиматума. - Меня прямо-таки восхищает ваш оптимизм, - саркастически заметил Лоулер. Но Делагард, не обращая внимания на издевку доктора, продолжил: - Если аборигены не пойдут на уступки, я предложу отправить в изгнание меня одного. Не наказывать всех, а только одного меня... Виноват лишь я. Перееду куда-либо... На Вальмиз или на Симбалимаке... Да куда угодно! И никто больше не увидит меня и моей уродливой физиономии на Сорве. Я все это скажу им - мое признание вины должно сработать. Они ведь разумные существа! Джилли поймут, что вышвыривать с острова такую старуху, как, например, Менди, для которой здесь родной дом, бессмысленно и глупо. Я - негодяй, я - убийца несчастных ныряльщиков покину Сорве в одиночестве... Хотя не думаю, что до этого дойдет... - Может, вы и правы... А вдруг, нет? - Если будет нужно, я стану ползать перед джилли на коленях. - И вы пришлете одного из сыновей с Вельмизе, чтобы он управлял верфью... Ну, на тот случай, если вас заставят покинуть остров, не так ли? Делагард взглянул на своего собеседника с нескрываемым изумлением. - А что же в этом плохого? - Джилли могут решить: "А он не так уж и искренен в своем согласии покинуть родные пенаты". Мышление у них развито прекрасно... А вдруг второй Делагард окажется ничем не лучше первого? - Вы хотите сказать, они не удовлетворятся моим изгнанием? - Именно об этом я и толкую вам почти целый час. Возможно, они потребуют от вас чего-то большего. - Например? - А если джилли заявят вам, что простят всех остальных жителей острова при одном условии: никто из вашего семейства никогда не должен появляться на Сорве, а ваши верфи нужно снести? Глаза Делагарда сверкнули. - Нет, - решительно сказал он, - они не могут потребовать такого. - Откройте глаза, несчастный! Джилли уже потребовали, а потребуют еще больше. - Но если я уеду, если я действительно уеду... если мои сыновья поклянутся никогда не причинять вреда ныряльщикам... Лоулер отвернулся от него. Шок, охвативший Вальбена вначале, уже прошел; простая фраза "Мы должны покинуть Сорве" уже вошла в его душу, разум, в самые глубины его естества, и он смирился с ней. Теперь, все взвесив, Лоулер относился к происходящему значительно более спокойно, но постоянно задавал самому себе один и тот же вопрос: "Почему за одно мгновение у меня отняли все то, на чем держалось мое существование в этом мире?" Он вспомнил то время, когда ему удалось посетить Тибейр. Как неуютно чувствовать себя среди незнакомых лиц и слышать имена незнакомых людей, о которых ничего неизвестно, проходить по тропинке и не знать, куда она приведет! Вальбен тогда так радовался возвращению домой, а ведь отсутствовал на Сорве всего лишь несколько часов... И вот теперь ему придется уехать в другое место и провести там остаток дней своих; придется жить среди чужих людей; его имя - Лоулер с острова Сорве - утратит всякий смысл, он станет просто безликим "кем-то", пришельцем, чужестранцем, вторгшимся в незнакомое общество, в котором для него нет ни места, ни цели в жизни. Это не так-то легко принять. И все же после первого мгновения ужасной растерянности и утраты ориентиров на него снизошло чувство душевного онемения; Вальбен готов был воспринять все что угодно, словно он стал столь же равнодушен к изгнанию, как Гейб Кинверсон или Гхаркид, бродяга и странник. Это показалось Лоулеру крайне необычным. "Может быть, я просто еще не успел осознать по-настоящему происходящее?" - допытывался сам у себя доктор. К нему подошла Сандира Тейн. Ее лицо покраснело, а на лбу выступила испарина. Внешность и поза женщины прямо-таки кричали о предельном волнении, охватившем ее душу, и о злорадном самодовольстве. - Я же говорила вам, что мы раздражаем двеллеров! Ведь так? Похоже, правдивость моего предположения полностью подтверждается. - Да, вы оказались правы, - согласился Лоулер. Какое-то мгновение она изучающе рассматривала его. - Нам действительно придется покинуть остров... У меня нет ни малейшего сомнения. - Ее глаза блеснули. Казалось, Сандира торжествовала победу, и это состояние опьяняло. Лоулер вдруг вспомнил, что Сорве - уже шестой по счету остров, который она меняет за тридцать один год жизни. Переезды, судя по всему, не слишком осложняли ее существование. Вполне вероятно, что Тейн получает от них удовольствие. Он кивнул. - Почему вы так уверены в этом? - Двеллеры никогда не меняют своих решений. Если они что-то сказали, то верны данному слову при любых обстоятельствах. А убийство ныряльщиков - с их точки зрения - значительно более серьезная вещь, чем гибель каких-то других морских обитателей. Ведь двеллеры не возражают против нашего выхода в залив для рыбалки. Они и сами поступают подобным образом. Но ныряльщики - совсем другое дело. Аборигены считают своим долгом оберегать их, даже опекать. - Да, - согласился Лоулер, - полагаю, так оно и есть. Сандира посмотрела ему в глаза, благо они были одного роста. - Вы прожили здесь много лет, не так ли? - Всю жизнь. - О, простите. Тогда вам придется очень тяжело. - Справлюсь, - ответил он. - На каждом острове может пригодиться еще один врач. Даже такой недоучка, как я. - Вальбен рассмеялся. - Ну, а что у нас с кашлем? - С тех пор ни одного приступа... Ваше лекарство - просто чудо. - Вот видите. Внезапно рядом с Лоулером вновь появился Делагард. Не считая нужным извиняться за вмешательство в беседу, Нид поинтересовался: - Док, вы не сходите со мной к джилли? - Зачем? - Они знают вас и уважают. Вы сын знаменитого отца, это добавляет вам популярности... Аборигены считают вас серьезным и честным человеком. Если я пообещаю им покинуть Сорве, вы сможете поручиться за меня... Я обязательно сдержу обещание уехать и больше никогда не возвращаться... - Джилли поверят вам и без моей поддержки, если вы им скажете об этом. Они считают, что разумные существа не способны лгать. Даже вы... Но все равно ничего не изменится. - Ладно, Лоулер. Все-таки пойдемте со мной... - Пустая трата времени! Лучше займитесь составлением плана эвакуации. - Ну, по крайней мере, давайте попытаемся. Нельзя верить на слово, что жидкость сладкая, пока не попробуешь. Вальбен задумался. - Прямо сейчас? - Нет, после наступления темноты, - сказал Делагард, озираясь по сторонам. - Сейчас они никого не захотят видеть. Джилли слишком заняты торжествами по поводу открытия новой электростанции. Два часа назад им все-таки удалось запустить ее. Они провели кабель от побережья до своей части острова, и по нему пошел ток. - Что ж, молодцы! - Встретимся у дамбы на закате, хорошо? А потом пойдем и побеседуем с ними вдвоем. Согласны, Лоулер? Всю середину дня доктор провел в тишине своего ваарга, пытаясь осмыслить значение отъезда с острова лично для себя. Он с разных сторон примеривался к этой неприятной перспективе, стараясь приучить себя свыкнуться с ней. За все это время не появилось ни одного пациента. Делагард, выполняя свое обещание, данное утром, прислал ему несколько бутылей с бренди из трав, и Лоулер уже приложился неоднократно к содержимому, но без особого эффекта. Он начал подумывать о принятии очередной дозы своего транквилизатора. Правда, попозже Вальбен пришел к выводу, что наркотик в нынешней ситуации - это не очень-то хорошая идея. Даже сейчас он чувствовал себя довольно спокойно: его ощущения не являлись привычным беспокойством, а скорее, стали отупением души, тяжелым грузом депрессии, против которых его розовые капельки были совершенно бессильны. "Я скоро покину Сорве, - в очередной раз подумал Лоулер. - Мне предстоит жить где-то еще, на неизвестном острове, среди людей, чьи имена, предки и внутренний мир для меня - незнакомая земля". Он пытался убедить себя, что никакой трагедии нет. Не пройдет и нескольких месяцев - вернется ощущение дома, будь Вальбен на Тибейре или на Вельмизе, или Кентрупе... Да где угодно! Казалось, подобное смиренное приятие собственной участи немного помогло. Смирение... и даже безразличие... Трудность состояла в том, что Лоулер никак не мог удержать себя в этом состоянии душевного онемения. Время от времени внезапный приступ растерянности вновь охватывал его, наплывало ощущение невосполнимой утраты и непереносимого ужаса. После таких неожиданных переживаний процесс самоуспокоения приходилось начинать заново. Когда наступил вечер, Лоулер вышел из своего ваарга и направился к дамбе. На небосклоне сияли две луны. Вернулся на свое место и слабый фонарик Санрайза. Залив полыхал красками заката, по нему пролегли длинные полосы золотого и лилового цвета, быстро угасавшие и переходившие в серую гамму ночи прямо на глазах. Темные очертания таинственных морских созданий виднелись на мелководье. Здесь царил мир и покой. Мысли о предстоящем путешествии вновь вернулись к Лоулеру. Он бросил взгляд в сторону бескрайнего, враждебного и непостижимого океана, раскинувшегося за пределами бухты. Сколько им придется плыть, прежде чем они найдут остров, готовый принять их? Неделю? Две? Месяц? Вальбен никогда раньше не выходил в открытое море даже на один лень. В тот раз, когда он побывал на Тибейре, это выглядело, как обычная прогулка на рыбацкой лодке неподалеку от прибрежных отмелей. Неожиданно Лоулер понял, что боится моря, которое представлялось ему в виде огромной пасти размером с целую планету, проглотившей весь Гидрос одним чудовищным глотком еще в глубокой древности, не оставив ничего, кроме крошечных плавучих островов, созданных джилли. Море не подавится и им, если он попытается пересечь его. "Господи! Это все полнейший идиотизм, - злясь на самого себя, подумал Вальбен. - Ведь такие люди, как Гейб Кинверсон, каждый день выходят на просторы океана и с ними не происходит ничего страшного. Нид Делагард совершил не менее сотни путешествий на другие острова, а Сандира Тейн приплыла на Сорве с такого далекого клочка тверди в Лазурном море, что я даже и не слышал о нем. Все будет хорошо... Все будет хорошо... Сяду на один из кораблей Делагарда - и через неделю-другую попаду в свой новый "дом". И все же... Темнота, бескрайность и неодолимая мощь ужасающего всеохватывающего океана..." - Лоулер? - вдруг раздался голос из темноты. Он оглянулся. Во второй раз за нынешний день из сумеречной тени навстречу ему вышел Нид Делагард. - Ну, - тихо произнес владелец верфи, - вот и стемнело... Пойдем поговорим с джилли. 5 На электростанции аборигенов горели огни, их цепочка убегала прямо за изгиб береговой линии. Еще больше сияющих точек - их было десятки, возможно, сотни - вытянулось вдоль улиц городка джилли. Неожиданная катастрофа изгнания совершенно заслонила собой другое важное событие этого дня - началось производство электроэнергии с помощью турбин. У местных жителей существовала своеобразная техника, находившаяся примерно на уровне восемнадцатого-девятнадцатого столетия Земли. Они уже изобрели некое подобие электрической лампочки. В качестве нити накала в ней использовались волокна морского бамбука, находившего широкое применение в здешней промышленности. Эти "светильники" оказались страшно дороги и сложны в производстве, а большая гальваническая батарея, являвшаяся главным источником энергии на острове, представляла собой довольно неуклюжее и ненадежное сооружение, производившее электричество крайне вяло и с многочисленными сбоями из-за постоянных поломок и несовершенства. И вот теперь - после скольких же лет работы? - электрические лампочки зажглись от нового и неиссякаемого источника энергии - моря, теплая вода с поверхности которого превращалась в пар, заставлявший вращаться турбины генератора. Джилли согласились позволить людям, живущим в другой части Сорве, воспользоваться электроэнергией в обмен на помощь в производстве отдельных компонентов. Свейнер должен был делать лампочки, Данн Хендерс собирался помочь с изготовлением и прокладкой кабеля. Лоулер вместе с Делагардом, Нико Тальхеймом и некоторыми другими являлся инициатором этого соглашения, этой маленькой победы в деле межвидового сотрудничества. Сей договор стал результатом шестимесячных медленных и упорных переговоров. "И вот не далее, как сегодня утром, - вспомнил Вальбен, - я надеялся приступить к разработке следующего коллективного предприятия... Правда, на этот раз - в одиночку. Кажется, что с начала дня прошло не несколько часов, а миновал целый миллион лет. И вот мы сейчас стоим в ночной темноте и собираемся умолять хозяев острова позволить нам остаться на Сорве..." - Мы пойдем прямо в хижину хончо, хорошо? - предложил Делагард. - Нужно начинать с самых верхов. Лоулер пожал плечами. - Как скажете. Они обошли вокруг электростанции и направились на территорию джилли, продолжая идти вдоль берега залива. Здесь остров резко расширялся, поднимаясь от низкого побережья за дамбой к широкому круглому плато, на котором располагалась большая часть поселка аборигенов. Широкая возвышенная площадка заканчивалась крутым обрывом, где массивная деревянная стена, защищавшая Сорве от морских волн, отвесно спускалась в океанские воды, неистово бившиеся далеко внизу. Селение джилли представляло собой неправильную окружность. Самые важные постройки - в центре, остальные хаотическими группками размещались на периферии. Главное отличие строений внутри круга от внешних заключалось в надежности и устойчивости конструкций: внутренние построены из тех древовидных водорослей, что и основание самого острова, внешние же напоминали кое-как слепленные юрты из влажных зеленых водорослей, в беспорядке наваленных поверх шестов и распорок из морского бамбука. От них исходил отвратительный запах гниения. Солнце постепенно высушивало мокрый покров жилищ, когда же он окончательно высыхал, его сдирали и заменяли новым. У джилли даже существовала специальная бригада, которая занималась разрушением старых "юрт" и строительством новых. Потребовалось бы полдня, чтобы пройти ту часть Сорве, что принадлежала аборигенам. К тому моменту, когда Лоулер и Делагард вошли во внутреннюю часть селения, Санрайз уже зашел, и на небе ярко сиял Крест Гидроса. - А вот и они, - произнес Нид, указывая вперед. - Позвольте мне первому вступить в разговор. Если я начну их раздражать, вмешаетесь вы. Я вовсе не против... Можете сказать им, какое я дерьмо... Словом, говорите все, что, по вашему мнению, может на них хоть как-то подействовать. - Неужели вы и в самом деле думаете исправить положение? Полдюжины джилли - мужские особи, как решил Лоулер, - приближались к ним со стороны внутренней части селения. Оказавшись на расстоянии десяти-двенадцати метров от людей, они остановились и выстроились в форме прямой линии. - Ш-ш-ш, - оборвал Вальбена Делагард. - Я не хочу слышать от вас ничего подобного. Нид поднял руку и сделал жест, означавший "Мы пришли с миром". Это было традиционное приветствие, с которым люди обращались к двеллерам. Ни один разговор не начинался без него. Теперь, по традиции, аборигены должны ответить "траурным" свистом, который переводился примерно так: "Мы принимаем вас, пришедших с миром, и ждем ваших слов". Но на сей раз они никак не ответили, а просто стояли и рассматривали людей. - У меня появились дурные предчувствия по поводу исхода нашего предприятия... А у вас? - тихо произнес Вальбен. - Подождите... Подождите, сейчас... Делагард повторил свой жест миролюбия, затем продолжил: "Мы ваши друзья и относимся к вам с величайшим уважением". В ответ один из джилли издал непристойный звук. Их сверкающие глазки, расположенные близко у основания крошечных голов, с холодным безразличием всматривались в лица двоих людей, стоявших перед ними. - Позвольте, я попытаюсь, - пробормотал Лоулер. Он сделал шаг вперед. Ветер дул ему прямо в лицо, принося запахи джилли, и Вальбен почувствовал их сырой мускусный запах, смешанный с ароматом гниющих водорослей, покрывавших их жилища. Доктор сделал жест "Мы пришли с миром". Никакого ответа. Не последовало реакции и на знакомый жест "Мы ваши друзья". Выдержав паузу, Лоулер снова предпринял отчаянную попытку: "Нам нужны собеседники, облеченные властью". Один из джилли снова издал непристойный звук. Вальбен невольно задумался: "А не тот ли это абориген, что урчал и храпел на меня так угрожающе сегодня рано утром? Ну, там, у электростанции..." Делагард рискнул смягчить создавшееся напряжение, просигналив: "Прошу прощения за невольное вторжение". В ответ - молчание и отстраненные взгляды холодных безразличных глаз. Лоулер попробовал изменить ситуацию: "Чем мы можем загладить свою вину за нарушение правил хорошего тона?" И снова никакой реакции со стороны аборигенов. - Грязные подонки, - пробормотал Делагард. - Как бы мне хотелось проткнуть их жирные животы! - Они понимают это, - сказал Лоулер, - и поэтому не хотят общаться с нами. - Я ухожу. Говорите с ними сами. - Если вы полагаете, что игра стоит свеч... - Вы у них пользуетесь хорошей репутацией. Напомните им, кто вы такой и кем был ваш отец. - А другие предложения у вас есть? - поинтересовался Вальбен. - Послушайте, я просто пытаюсь помочь... Ну, давайте... Приступайте к делу так, как считаете нужным. Я жду вас на верфи. Зайдите туда на обратном пути, заодно расскажете о ходе переговоров. И Делагард поспешно растворился во тьме. Вальбен еще на несколько шагов приблизился к застывшей шестерке аборигенов и вновь начал с приветственного жеста. Затем он представился: "Я Вальбен Лоулер, врач, сын Бернета Лоулера, врача, Великого Целителя, которого вы наверняка помните, человека, который спас ваших детей от страшной беды - гнойничкового заболевания плавников". В сложившейся ситуации присутствовала сама госпожа Мрачная Ирония: именно так начиналась речь, которую доктор репетировал сегодня ночью. В конце концов он получил возможность выступить с ней, хотя и в совершенно иной обстановке и по абсолютно другому поводу. Джилли смотрели на него и не отвечали. "По крайней мере, они перестали издавать непристойные звуки", - успокоил себя Лоулер и взмахнул руками, изображая: "Нам приказано оставить остров. Это правда?" Двеллер, стоявший слева, издал шелестящий звук, означающий подтверждение. "Это причинит нам горе. Можете ли вы изменить свой приказ?" Последовал негативный ответ от джилли, стоящего справа. Лоулер безнадежно уставился на них. Ветер крепчал, бил ему в лицо, принося с собой тяжелый запах, издаваемый самими аборигенами. Он снова почувствовал приближение приступа тошноты. Джилли всегда представлялись ему существами странными и загадочными, даже немного отталкивающими. Он понимал, что их нужно воспринимать как нечто должное, как один из аспектов того мира, в котором жили люди, словно они - своеобразное напоминание о небе и океане. Но, несмотря на то, что человеческая община и аборигены обитали рядом, их пути никогда не пересекались, джилли оставались творениями совершенно иного мира. Чужими. "Они и мы... Люди и представители других ареалов обитания... Между нами не может быть никакого родства, никакой связи. Но почему? - частенько задумывался Лоулер. - Ведь для меня сей мир не менее родной, чем для них". Оборвав поток собственных мыслей, Вальбен продолжил свой монолог, обращаясь к стоявшим перед ним двеллерам: "Те ныряльщики погибли в результате несчастного случая. Никто не хотел причинить им зло". Бум! Взвизг! Хвш-ш! Это означало: "Нас не интересует, почему это произошло. С нас довольно и того, что это случилось". За шеренгой стоявших джилли то вспыхивал, то гас тусклый зеленоватый свет, выхватывавший из темноты странные сооружения, - статуи? машины? идолов? - что занимали открытое пространство в центре селения: непонятные по своему назначению куски и осколки металлов, которые с таким упорством и настойчивостью добывались из тканей мелких морских животных и собирались в создававшие впечатление хаотических, тронутых ржавчиной груды металлолома. "Делагард обещал больше никогда не использовать ныряльщиков", - просигналил Лоулер, переходя к по-детски наивным унизительным переговорам и надеясь, что эта фраза хоть как-то изменит напряженную обстановку. Взвизг! Бум! Полное безразличие. "Не могли бы вы подсказать нам, как можно все изменить к лучшему? Мы сожалеем о случившемся, весьма сожалеем". Никакого ответа! Холодные желтые глаза, пристально, но отстраненно всматривающиеся в него. "Это же полнейший идиотизм! - подумал Вальбен. - Все равно, что спорить с ветром". - Черт возьми! - крикнул он, дублируя слова жестами. - Но ведь здесь и _наш дом_! Три грохочущих звука. "Найти другой дом? - переспросил Лоулер. - Но мы любим это место! Я здесь родился. Мы никогда не причиняли вам вреда, никто из нас! Мой отец... Вы знали его... Он помог вам, когда..." И вновь - непристойный звук. Далее продолжать разговор было совершенно бессмысленно. Вальбен полностью осознал всю его бесполезность. Он начинал раздражать их. Вот-вот придет черед грохочущих звуков, сердитого храпа и гнева. Тогда-то уж может произойти все что угодно. Коротким взмахом плавника один из джилли дал понять, что встреча окончена. В их желании поставить на этом точку сомневаться не приходилось. Лоулер сделал жест разочарования, вместе с тем выражая огорчение, душевную боль и тревогу. Один из двеллеров неожиданно разразился быстрой последовательностью раскатистых звуков, которые можно было истолковать почти как выражение сочувствия. Или это только показалось Лоулеру? В этот момент, когда Вальбен предавался размышлениям, одно из существ вышло из ряда джилли и, к великому изумлению парламентера, шаркая ластами, стало приближаться к нему, протягивая "руки"-плавники. От удивления Лоулер не мог сдвинуться с места. Что это? Двеллер навис над ним, подобно каменной стене, "Вот оно, - пронеслось в голове доктора, - нападение, случайный, но несущий смерть взрыв раздражения у джилли". Вальбен застыл, словно статуя. Отчаянный рефлекс самосохранения истошно вопил внутри него, призывая к бегству, но не хватало сил сдвинуться с места. Двеллер схватил его за руку, притянул к себе и накрыл ластами в тесном удушающем объятии. Лоулер почувствовал, как острые загнутые когти слегка впились в спину, удерживая его с какой-то странной таинственной нежностью. Почему-то сразу вспомнились красные отметины, продемонстрированные ему Делагардом. "Ну, ладно, - подумал доктор. - Делайте, что хотите. Пусть все идет к черту!" Ему еще никогда не приходилось так близко стоять с джилли. Абориген прижал его голову к своей мощной груди. Вальбен слышал, как там бьется сердце двеллера - раздавалось не знакомое человеческое "тук-тук", а неведомое "тамтам-там, там-там-там". Загадочный мозг джилли находился всего в нескольких сантиметрах от его щеки. Вонь, исходившая от аборигена, заполняла легкие Лоулера; у него закружилась голова, подступила тошнота, но он по какой-то непостижимой причине не испытывал ни капельки страха. Эта фантастическая ласка двеллера казалась чем-то невероятным, поэтому в душе Вальбена просто не осталось места для боязни. Подобная близость существа из другого мира перемешала все представления о них в голове доктора. Ощущение, сравнимое по силе с ураганом, и столь же мощное, как сама Великая Волна, пронизывало всю его сущность. Во рту он почувствовал вкус водорослей, а по жилам вместо крови вдруг побежала соленая морская вода. Несколько мгновений джилли удерживал его, словно пытаясь что-то сообщить ему - _что-то_, совершенно не передаваемое словами. И это объятие нельзя было назвать ни дружеским, ни враждебным; его смысл находился вне пределов понимания Лоулера. Хватка сильных конечностей существа хотя и казалась грубой, не приносящей каких-либо приятных ощущений, но в намерения джилли явно не входило причинить вред. Вальбен чувствовал себя, словно младенец, которого ласкает странная уродливая и холодная кормилица, или подобно крошечной кукле, что прижимает к груди некое громадное животное. И тут двеллер отпустил его, оттолкнул от себя и, шаркая ластами, снова вернулся к остальным. Лоулер продолжал стоять, не двигаясь с места. Его пробирала дрожь. Он наблюдал за тем, как джилли, не обращая внимания на него, тяжело повернулись и отправились обратно в селение. Вальбен застыл и долго смотрел им вслед, ничего не понимая. Затхлый запах застоявшейся морской воды, исходивший от аборигенов, еще не рассеялся. Лоулеру почему-то показалось, что теперь этот аромат будет вечно преследовать его. "Должно быть, они прощались, - наконец сделал вывод доктор. - Конечно, прощались! Последнее "прости" от джилли, нежное прощальное объятие. Гм... Возможно, не такое уж и нежное, но, по крайней мере, вполне дружелюбное. Хм!.. Неужели есть основания так думать? Наверное, нет. Но и предполагать что-то другое тоже не приходится... Ладно, назовем это жестом прощания, - решил он, - и наконец поставим точку в сем запутанном предложении". Была уже глубокая ночь, когда Лоулер сдвинулся с места и стал пробираться вдоль берега мимо электростанции. Он спустился по склону к верфи, а оттуда - к покосившемуся деревянному домику, в котором жил Делагард. Нид считал ниже своего достоинства обитать в ваарге. Кроме того, по его словам, он всегда стремился быть поближе к своему бизнесу, то есть верфи. Вальбен застал Делагарда в полном одиночестве. Он не спал, а сидел за столом и пил бренди при мигающем свете коптящего светильника. Комната из-за обилия разбросанных в беспорядке вещей казалась маленькой. Чего здесь только не было: крючки, лески, сети, весла, якоря, груды шкур рыбы-ковра, бутылки со спиртными напитками - все это громоздилось во всех свободных уголках, создавая впечатление склада, а не жилого помещения. Так выглядел дом самого богатого человека на острове. Делагард принюхался и усмехнулся. - Фу, воняете, словно джилли... Что вы там делали с ними, трахались, что ли? - Угадали. Вам следовало бы тоже попробовать. Возможно, кое-чему научились бы. - Очень смешно! Но ведь вы _действительно_ воняете, как джилли. Неужели они пытались применить к вам силу? - Один из них коснулся меня, когда я уходил, - ответил Лоулер. - Думаю, чисто случайно. Пожав плечами, Нид спросил: - Ладно... Вы чего-нибудь добились? - Конечно, нет. Неужели вы и в самом деле считали, что мне удастся что-то изменить? - Надежду никогда нельзя терять... Такой парень, как вы, естественно, смотрит на мир иначе... но надеяться надо. У нас ведь есть еще целый месяц! За это время они могут изменить свое решение. Док, выпьете со мной? Лоулер взял чашку и залпом проглотил содержимое. - Пора бы выбросить это дерьмо из головы, Нид. Настало время отказаться от всех фантазий на счет того, что джилли могут передумать. Делагард поднял глаза. В тусклом мерцающем свете его круглое лицо казалось еще более тяжелым, тени подчеркивали отвисшие мешки под глазами, делая щеки, обветренные и загорелые, похожими на обвисшие челюсти. Глаза Нида стали как будто меньше, в них мелькали тени беспокойства и усталости. - Вы так думаете? - Без всяких сомнений. Они по-настоящему хотят избавиться от нас. Что бы мы ни делали и что бы ни говорили - ничего не изменится. - Это они вам так сказали? - А зачем джилли говорить? Я достаточно долго прожил рядом с ними, чтобы знать одну простую истину: у них слова никогда не расходятся с делом. И вы прекрасно знаете об этом. - Да, - задумчиво согласился Делагард, - знаю. - Пора посмотреть правде в лицо. Нет ни малейшего шанса, что мы сумеем их уговорить изменить решение. Как вы считаете, Делагард? Или думаете иначе? Ради Бога, скажите, _шанс еще есть_? - Полагаю, что нет. - В таком случае, когда же вы перестанете надеяться на успех? Или мне напомнить вам еще раз о Шаликомо, когда после их приказа люди не покинули остров? - Так то на Шаликомо и давным-давно... А мы живем на Сорве и сейчас. - Но джилли остаются джилли. Неужели вы хотите повторения трагедии Шаликомо? - Док, вы прекрасно знаете ответ на свой вопрос. - Ну что ж, хорошо. Вы с самого начала понимали, что надежд на изменение решения двеллеров не существует, поэтому просто демонстрировали бурную деятельность ради того, чтобы показать всем, насколько вас озаботил тот кошмар, в который вы одним легкомысленным движением руки ввергли всех нас. - Считаете, я дурачил людей? - Да, таково мое мнение. - Но это не так. Неужели вы не понимаете, что я чувствую, оказавшись единственным виновником сей беды? Лоулер! Как тяжело признаться самому себя и сказать: "Нид, ты последняя дрянь!" За кого вы меня принимаете? За бессердечное животное, за кровопийцу? Вы считаете, я просто разведу руками и сообщу всем вокруг: "Ну что ж, миленькие... Ну, побаловались маленько с этими чертовыми ныряльщиками... Знаете, кое-что у нас с ними не сработало, и потому нам всем придется убираться к черту на рога. Извините за причиненные неудобства... До свидания, до скорой встречи"... Док, Сорве - мой дом. Я чувствовал, что должен хотя бы показать, как бьюсь-над решением общей проблемы, дабы исправить тот вред, который сам причинил. - Хорошо. Вы пытались... Мы оба пытались, и у нас ничего не вышло, чего, кстати, и следовало ожидать. Ну, а теперь что будем делать? - Чего вы ждете от меня? - Я вам уже говорил... Хватит пустой болтовни о лобызании ласт у двеллеров! Мы должны подумать, как нам покинуть остров и куда направиться. Нужно начать планирование эвакуации, Делагард. Вы все это породили, вы единственный виновник... Значит, ваша прямая обязанность - искать прямой выход из создавшегося положения. - По сути дела, - медленно произнес Нид, - я как раз этим и занимался. Сегодня вечером, когда вы продолжали вести переговоры с аборигенами, я написал и отправил письма на три своих корабля, осуществляющих в настоящее время паромные перевозки, чтобы они немедленно повернули обратно и возвратились на Сорве в качестве транспортных судов для нас. - Ну, и куда же они повезут людей? - Вот... Выпейте еще. - Делагард наполнил стакан Лоулера, не дожидаясь просьбы с его стороны. - Позвольте мне кое-что показать вам. Он открыл шкафчик и извлек оттуда морскую карту, представлявшую собой составленный из отдельных пластиковых пластин глобус около шестидесяти сантиметров в диаметре. Его собрали из нескольких десятков полос различного цвета, соединенных воедино умелой рукой искусного мастера. Изнутри этого разноцветного "шарика-Гидроса" раздавалось тиканье часового механизма. Лоулер склонился над чудесной вещицей. Морские карты здесь всегда считались редкостью и очень ценились. На его долю редко выпадала возможность рассматривать их со столь близкого расстояния. - Отец Оньоса Фелка, Дисмас, изготовил его пятьдесят лет тому назад, - благоговейно произнес Делагард. - Мой дед купил этот глобус у него, когда старина Фелк решил заняться перевозками и ему понадобились деньги на строительство кораблей. Вы помните флот Дисмаса? Три судна. Жуткое дело... Заплатить за три корабля, продав морскую карту, и затем сразу их потерять! Особенно жаль, если вы расплатились за них самой лучшей картой, когда-либо изготовленной человеком. Оньос отдал бы за нее все... Но с какой стати я стану ее продавать? Правда, иногда я позволяю ему пользоваться этой штукой. Круглые лиловые медальончики размером с ноготь медленно перемещались вверх и вниз по карте (их было примерно тридцать или сорок, а возможно, и больше), приводимые в движение механизмом, расположенным внутри. Большинство двигалось по прямой от одного полюса к другому, но время от времени один из них почти незаметно соскальзывал на соседний слой - другой меридиан, примерно так же, как настоящий остров порой смещается немного на восток или на запад, увлекаемый плавным течением, несущим его к одной из верхних точек Гидроса. Лоулера поразило совершенство, с которым изготовили эту уникальнейшую вещь. - Вы разбираетесь в картах? - поинтересовался Делагард. - Вот это - острова... Здесь - Внутреннее море... А вот эта точка - Сорве. Маленькая лиловая клякса медленно двигалась вверх неподалеку от экватора на фоне зеленой полосы глобуса, по которой она перемещалась: неприметное пятнышко, движущаяся капелька краски - и ничего больше. "Слишком маленькая, чтобы вызывать столь сильную привязанность", - подумал Вальбен. - Здесь изображен весь мир... Ну, по крайней мере, такой, каким мы его себе представляем. Это - населенные острова. Лиловым цветом обозначены занятые людьми... Вот это - Черное море, это - Красное, а вот там - Желтое... - Почему не видно Лазурного моря? - спросил Лоулер. Казалось, вопрос несколько озадачил и удивил Делагарда. - Вот здесь... Довольно далеко, практически в другом полушарии. А что вам известно о нем, док? - О, ничего особенного. Кто-то недавно упомянул в беседе это название, вот и все. - Гм... До Лазурного моря чертовски долгий путь, - глубокомысленно заметил Делагард и повернул глобус, чтобы показать Вальбену его обратную сторону. - Вот... Пустынное море... А это большое пятно - Лик Вод. Помните те потрясающие истории, которые рассказывал о нем старый Джолли? - Этот старый дряхлый лжец? Неужели вы верите, что ему в одиночку удалось достигнуть Бездны? Делагард невесело подмигнул. - Замечательные истории, не правда ли? Лоулер кивнул и на короткое мгновение позволил воспоминаниям унести себя на тридцать пять лет назад. Он представил себе потрепанного странствиями старика с его частенько повторяющимися рассказами о плавании по Пустынному морю, о таинственной и сказочной встрече с Ликом Вод, островом, столь огромным, что на нем бы уместились все другие островки мира, нечто широкое и потрясающее, закрывающее собой все пространство до самого горизонта, поднимающееся подобно черной стене из океанских вод в том отдаленном уголке планеты. На морской карте Лик представлял из себя просто темное неподвижное пятно размером с человеческую ладонь, огромную, неправильной формы, кляксу на фоне бескрайнего пустого пространства противоположного полушария, расположенную в самом низу, почти в районе южного полюса. Он повернул глобус и вновь принялся пристально рассматривать медленно движущиеся пятнышки островов. Лоулера удивляло, что эта карта, так давно сделанная, способна указывать и поныне точное месторасположение островов. Вне всякого сомнения, различные кратковременные и трудно предсказуемые погодные явления периодически отклоняют их от первоначального курса, но создатель этого глобуса все это учел, воспользовавшись какой-нибудь "научной магией", заимствованной из мира большой науки, процветающей в иных мирах Галактики. На Гидросе все вещи были столь примитивны, что Лоулера всегда удивляло, когда тот или иной механизм работал как положено; он прекрасно знал - на других обитаемых планетах Вселенной дела обстоят совершенно иначе, на планетах, где есть суша, где нужные металлы всегда под рукой и где существует возможность полетов в космосе. Технические чудеса Земли, древней потерянной прародительнице человечества, вместе с землянами перенеслись в те новые миры. Но на Гидросе ничего подобного не наблюдалось. - Как вы думаете, насколько точна карта? - поинтересовался Вальбен после небольшой паузы. - Принимая во внимание, что ей как-никак пятьдесят лет... - А появилось ли что-нибудь новое на Сорве или вообще на всей планете за последние пятьдесят лет? Запомните! Это лучшая морская карта, которой мы располагаем. Старина Фелк считался искуснейшим мастером, и он получал информацию от всех, кто хотя бы раз выходил в море. После этого Фелк сравнивал свои сведения с наблюдениями, сделанными из космоса. Так что будьте уверены - карта точна. Чертовски точна! Лоулер, не отрываясь, следил за движениями островов, словно завороженный. Вполне возможно, карта действительно давала надежную информацию. А вдруг это не так? Кто может точно сказать? Он вообще никогда не понимал, как кто-то, вышедший в море, отыскивал обратный путь на свой родной остров и - что еще более удивительно - достигал какого-то очень далекого "плавучего дома". Ведь не нужно забывать - все они, и корабли, и острова, находились в постоянном движении. "Мне следует при случае расспросить об этом Гейба Кинверсона", - подумал Вальбен. - Ну, хорошо. И каков же ваш план? Делагард указал на карту, где маячила кляксочка Сорве. - Видите этот остров к юго-западу от нас? Он движется по соседней полосе... Это Вельмизе. Он перемещается на северо-восток, причем с гораздо большей скоростью, чем мы. Примерно через месяц Вельмизе будет находиться довольно близко от Сорве. Потребуется всего каких-то десять дней, чтобы добраться до него... Я намереваюсь написать письмо сыну, что живет там, и узнать, смогут ли они принять нас всех, семьдесят восемь человек. - А если не смогут? Ведь Вельмизе - очень маленький остров. - Есть альтернативные варианты... Вот Салимин, движущийся с другой стороны. Когда мы будем вынуждены покинуть наш остров, он приблизится к нам на расстояние двух с половиной недель пути. Лоулер задумался о перспективе провести это время на корабле в открытом море под обжигающими лучами солнца и иссушающими порывами соленого морского бриза с вяленой рыбой в качестве неизменного корабельного рациона. Две с половиной недели не видеть вокруг ничего, кроме безграничного океана! Он протянул руку, взял бутылку бренди и налил себе еще один стакан. - Если и Салимин не примет нас, в запасе имеются Каперам, Шактан и Грейвард... Кстати, на последнем живут мои родственники. Думаю, что-нибудь получится... Но до него потребуется плыть восемь недель. Восемь недель?! Лоулер попытался представит