рве окончательно поняли, что не будет никакого прощения, никакой отмены приказа об изгнании. Последние скептики, последние сомневающиеся вынуждены были сдаться под давлением этих пристальных, неумолимых и тусклых взглядов. Сорве теперь потерян навсегда. Их новым домом будет Грейвард. Это решено. За несколько часов до отплытия Лоулер зашел в самую отдаленную часть острова, туда, где высокая дамба противостояла океану. Наступил полдень. Вода сияла, словно зеркало, отражая прямые солнечные лучи. Со своего наблюдательного пункта на возвышении Вальбен всматривался в раскинувшийся перед ним океанский простор и пытался представить себя на борту корабля, плывущего по бескрайним просторам. Ему очень хотелось понять, продолжает ли волнующийся простор Гидроса внушать ужас его возбужденному сознанию, или все уже пришло в норму. Оказывается, страх оставил Вальбена в ту пьяную ночь у Делагарда. Он больше и не думал возвращаться, смирившись с твердостью человеческой сущности. Лоулер всматривался в бескрайние просторы вод и не видел ничего, кроме океана, который теперь не вызывал у него ни ужаса, ни страха. Самые разные мысли роились в голове Лоулера, отражая его смятенное состояние: "У меня нет причин бояться чего-то... Просто поменяю Сорве на корабль, который тоже является своеобразным островом, только поминиатюрнее. Но ведь какие-то опасности могут поджидать меня или нет? Например, судно может затонуть во время бури или его раздавит Большая Волна... Тогда я погибну. Ну и что? Все равно, рано или поздно, придется умереть... Это не ново! И тем не менее, есть шанс благополучно добраться до Грейварда. Корабли не так уж часто тонут в океане. Нет! Я выйду на берег и начну новую жизнь... Обязательно начну!" Лоулер теперь ощущал не столько страх перед предстоящим путешествием, сколько время от времени возвращавшуюся боль от расставания со всем тем, что его связывало с Сорве. Тоска приходила неожиданно и так же внезапно исчезала, чтобы вернуться вновь. Но привязанность к родным пенатам постепенно начала ослабевать. Вальбен стоял, повернувшись спиной к селению, всматриваясь в темные безграничные океанские просторы, и ему казалось, что легкий бриз, дувший в его сторону, уносит с собой прошлое, старые привязанности и воспоминания, связанные с внушающим почтительный страх отцом, с милой и загадочной мамой, с почти забытыми братьями. Его детство, взросление, брак, оказавшийся столь непродолжительным, годы, проведенные в качестве врача острова Сорве, в качестве д-ра Лоулера своего поколения - все начало медленно покидать Вальбена. Неожиданно он почувствовал необъяснимую легкость, словно появилась возможность оседлать этот ласковый бриз и улететь на нем на Грейвард. Душа Лоулера освободилась от оков прошлого. Все, что удерживало его здесь, исчезло в одно мгновение. Все... ЧАСТЬ ВТОРАЯ. К ПУСТЫННОМУ МОРЮ 1 Первых четыре дня путешествия прошли спокойно, подозрительно спокойно. - Странно, очень странно, вот что я вам скажу, - заметил Гейб Кинверсон и торжественно покачал головой. - К этому времени уже следовало бы ожидать неприятностей. Все не так просто посреди этой пустоты, - произнес он, посматривая на лениво-спокойные синевато-серые волны. Небольшой ветерок раздувал паруса. Корабли держались вместе, не спеша продвигаясь по зеркальной поверхности моря на северо-запад, по направлению к Грейварду, их Новому Дому, новой жизни. Для семидесяти восьми путешественников, бездомных изгнанников это казалось вторым рождением. Но может ли рождение - неважно, первое или второе - быть таким легким? Сколько так будет продолжаться? День? Два? Неделю? В первые сутки их плавания, когда они еще находились в заливе, Лоулер обнаружил, что его постоянно тянет на корму, чтобы взглянуть на удаляющийся и постепенно исчезающий Сорве. Вначале остров возвышался за кораблем подобно огромному желто-коричневому кургану. Он все еще казался таким реальным и таким достижимым. Вальбен хорошо различал знакомую центральную часть и отходящие от нее загибающиеся боковые ответвления, серые шпили вааргов, электростанцию, беспорядочно разбросанные постройки верфи Делагарда... Ему даже порой казалось, что он видит сумрачный строй джилли, спустившихся к берегу, чтобы наблюдать за отплытием шести кораблей. Затем цвет воды начал меняться. Густой насыщенный тон мелководья залива сменился фоном океана - темно-синим с сероватым оттенком. Это говорило о том, что они уже довольно далеко отошли от берега и остров остался позади. У Лоулера возникло странное ощущение: за его спиной захлопнули дверь, и он летит вниз с огромной высоты. Теперь, когда под ними больше не было искусственного дна залива, Сорве начал быстро уменьшаться в размерах, сделавшись узкой темной полоской на горизонте, и вскоре совсем исчез из поля зрения. Потом океан станет приобретать другие цвета. Все будет зависеть от микроорганизмов, в нем обитающих, от климата, от выбросов на поверхность веществ из глубоководных слоев. Различные моря получили свои названия от цветового тона преобладающего оттенка: Красное, Желтое, Лазурное, Черное. Самым опасным считалось Пустынное море, бледного льдисто-голубого цвета, полностью оправдывавшее свое имечко: в нем не обитало никаких живых существ. Большие океанские просторы тоже не отличались обилием обитателей и в этом смысле напоминали Пустынное море. Но маршрут экспедиции пролегал вдали от сих мест. Корабли плыли плотной группой в форме пирамиды, придерживаясь друг друга в любое время дня и ночи. Каждым судном командовал один из капитанов Делагарда, за исключением того, где поместили одиннадцать монахинь. Эти женщины сами справлялись с управлением. Нид предложил им одного из своих людей в качестве навигатора, но они, как и следовало ожидать, отказались. - Управлять судном не так уж и сложно, - заявила Делагарду сестра Халла. - Мы будем наблюдать, что делаете вы, и станем все в точности повторять. Вот и вся наука... Во главе флотилии, в самой вершине пирамиды, шел флагманский корабль Нида Делагарда "Царица Гидроса". Им командовал Госпо Струвин. За ним на одинаковом расстоянии следовали два других: "Звезда Черного моря" под руководством Пойтина Стайвола и "Богиня Сорве" с Бамбером Кэдреллом в роли капитана; за ними - еще три в ряд, на несколько большем удалении друг от друга: в середине - судно с монахинями, "Крест Гидроса"; его с обеих сторон окружали "Три луны" под командованием Мартина Янсена и "Золотое солнце", командиром которого назначили Дамиса Сотелла. Теперь, когда Сорве полностью исчез из поля зрения, вокруг простирались только небо, океан, плоский горизонт и неторопливо катящиеся волны. Странное ощущение умиротворения снизошло на Лоулера. Он обнаружил, как, в сущности, легко отдаться чувству бесконечности всего этого и полностью раствориться в нем. Море абсолютно спокойно, ничего не предвещает опасности... Вот только Сорве более невидим... Исчез... Ну и что? Сей остров больше не имеет никакого значения. Лоулер прошел по палубе, спиной чувствуя силу ветра, заставлявшего судно двигаться вперед и все более отдалявшего его от того, что он считал родным и до боли знакомым. У фок-мачты стоял отец Квиллан, одетый в темно-синюю накидку из какого-то необычно легкого материала, воздушного и мягкого, который он, вероятно, привез с собой из другого мира. На Гидросе подобных тканей просто не существовало. Вальбен остановился рядом с ним. Священник махнул рукой в сторону моря. Оно напоминало огромный голубой самоцвет, ослепительно сияющий, его слегка выпуклая зеркальная поверхность простиралась беспредельно, охватывая планету единой блистающей сферой. - Глядя на все это, трудно поверить, что на свете существуют и другие вещи, кроме воды, не правда ли? - Да, безусловно. - Такой огромный океан... Такая пустота повсюду... - И сие заставляет поверить в то, что Бог действительно существует, не так ли? Иначе и не подумаешь, созерцая величие и безграничность этой бездны. Квиллан удивленно взглянул на собеседника. - Неужели? - Не знаю. Ведь я вас спрашивал. - Лоулер, а вы верите в Бога? - Мой отец верил. - Но не вы? Вальбен пожал плечами. - У папы была Библия. Он часто читал ее нам. Но она уже давно утеряна... А может, кто-то ее украл. Я кое-что помню из нее: "И сказал Бог: "Да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды..." И назвал Бог твердь небом". То небо, которое над нами, отец Квиллан? Или выше обычного? А те воды, которые за ним, - это океан Вселенной? - Священник посмотрел на него с нескрываемым удивлением. - "И сказал Бог: "Да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша". И стало так. И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями". - Вы что, знаете всю Библию наизусть? - изумленно поинтересовался Квиллан. - Только этот маленький отрывок, первую страницу. Оставшуюся часть я так и не смог понять. Всех этих пророков, царей, битвы и тому подобное... - А Иисуса? - Повествование о нем находилось в самом конце. Я до него просто не добрался. - Лоулер взглянул в сторону бесконечно удаляющегося горизонта, голубого изгиба в вечность. - Так как здесь нет суши, это, очевидно, означает, что Бог собирался создать на Гидросе нечто другое, совсем не похожее на твердь Земли. Как вы думаете? "И назвал Бог сушу землею..." А сушу, покрытую водой, - Гидросом, так, наверное? Какой же это великий труд - творить огромное множество разных миров! Не одну Землю, а все космические тела Галактики! Ириарте, Феникс, Мегало Кастро, Дарма Барма, Ментироза, Копперфилд, Набомба Зом - все это великолепие, миллион и одну планету... Причем с разными целями для каждой из них. В противном случае зачем было создавать такое количество? Ведь их сотворил один и тот же Бог, не так ли? - Не знаю, - растерянно ответил Квиллан. - Ведь вы же священник! - Но сие не значит, что я должен все знать, и даже не означает, что мне что-либо известно об этом. - А сами вы верите в Бога? - спросил Лоулер. - Не знаю. - А вообще во что-нибудь верите? Некоторое время отец Квиллан молчал. Его лицо подернулось маской непроницаемости и смерти, словно душа на мгновение покинула тело. - Не думаю, - наконец ответил он. Здесь море казалось более плоским, чем с острова. Темнота наступала внезапно, буквально обрушиваясь на океан. Солнце проносилось по западной части неба, на секунду зависало над головой и погружалось в его пучину. Практически мгновенно мир вокруг них чернел, и на небосклоне появлялось созвездие Креста. Команда "Царицы Гид роса" делилась на две вахты: четыре часа на посту, затем - столько же для отдыха. Люди каждой смены вместе завтракали, обедали и ужинали. В состав первой подкоманды входили Лео Мартелло, Гейб Кинверсон, Тила Браун, Гхаркид, Даг Тарп и Госпо Струвин; второй - Нейяна Гольгхоз, Сандира Тейн, Данн Хендерс, Делагард, Оньос Фелк, Лис Никлаус и отец Квиллан. Для офицерского состава не существовало отдельного стола; Делагард и Струвин, хозяин корабля и его капитан, питались на камбузе вместе с другими членами экипажа. Лоулера, не имевшего строго фиксированного расписания работы, так как необходимость в его услугах могла возникнуть в любое время дня и ночи, полностью освободили от дежурств. Такая ситуация позволяла ему не нарушать привычные биоритмы: утром он ел на рассвете со второй вахтой, вечером - с первой сменой, на закате. Но сие "послабление" вызывало в нем ощущение некой свободы и отсутствия реальной связи со всем происходящим вокруг. Уже в первые дни плавания в каждой подкоманде стал формироваться дух коллективной общности. Вальбен же не принадлежал ни к той, ни к другой. - Сегодня похлебка из зеленых водорослей, - сообщила Лис Никлаус, когда первая вахта заполнила помещение камбуза, - запеченные плавники рыбы-часового, пироги с рыбной начинкой, салат из мягких "ягод". Шла третья ночь плавания. Меню по-прежнему оставалось неизменным; Лис каждый раз делала одно и то же веселое объявление, словно ожидая всеобщей радости по поводу, ее заявления. Большей частью она сама готовила пищу, иногда ей помогал Гхаркид или сам Делагард. Питание было скудноватым и вряд ли можно рассчитывать, что в ближайшем будущем что-то изменится. Оно состояло в основном из сушеной рыбы, пирогов с рыбой, водорослей и хлеба, приготовленного из них же. Дополнением к этому рациону служил очередной улов Гхаркида: свежие водоросли и морская живность. Пока в его сети не попадалось ничего интересного, кроме рыбы-часового. Стаи внимательных, словно чего-то с нетерпением ожидающих копьеносых тварей, следовали за флотилией от самого Сорве. Главными рыбаками на судне являлись Кинверсон, Тила Браун и Хендерс. Их рабочее место, оборудованное всеми необходимыми снастями, располагалось на корме. - Сегодня легкий день, - небрежно заметил Струвин. - Слишком легкий, - недовольно пробурчал Гейб, склоняясь над тарелкой. - А ты что, хочешь ураганов? Или желаешь искупаться в Большой Волне? Кинверсон пожал плечами. - Просто не доверяю спокойному морю. Даг Тарп, поддев вилкой еще один кусок пирога, поинтересовался: - Лис, как на сегодня обстоят дела с водой? - Еще по нескольку глоточков, чтобы запить эту трапезу, - и все. - О, черт! Такая пища, знаешь ли, возбуждает жажду. - Нас она еще больше замучает, если за первую неделю выпьем весь наш запас пресной воды, - заметил Госпо. - И ты знаешь это не хуже, чем я. Лис, принеси, пожалуйста, немного сырого филе рыбы для радиста. Перед тем как покинуть Сорве, островитяне нагрузили на корабль столько емкостей с пресной водой, сколько только смогли втиснуть в трюм. Но даже при этом условии они располагали всего лишь трехнедельным запасом на момент отплытия, да и то при весьма экономном пользовании. Их дальнейшее существование полностью зависело от дождей во время плавания, но если их не будет, придется искать другие источники пресной воды или иные способы утоления жажды. Употребление в пищу сырой рыбы оказалось вполне удачным приемом. Все это знали, но Тарп не хотел даров моря. Он нахмурился и поднял глаза, окинул недовольным взглядом сидящих за столом и проворчал: - Оставим это. К черту отвратительную сырую рыбу-часового! - Ты не будешь испытывать жажды, - спокойно заметил Кинверсон. - И аппетита! - заключил Даг. - К черту! Предпочитаю жажду! Гейб пожал плечами. - Как угодно. Через недельку-другую у тебя изменится мнение на сей счет. Лис поставила на стол тарелку с мясом бледного зеленоватого цвета. Влажные куски сырой рыбы она завернула в свежие водоросли. Тарп угрюмо уставился на блюдо, затем покачал головой и отвернулся. В отличие от него Лоулер через несколько минут принялся за поданное средство для утоления жажды. Сырая рыба показалась Вальбену прохладной на вкус. Она успокаивала, почти заглушала желание пить. Почти... - Док, а у вас какое мнение по данному вопросу? - недовольно спросил Даг. - Не так уж и плохо. - Гм... Может, я просто лизну? - предположил радист. Кинверсон расхохотался, не поднимая головы от тарелки. - Ну и болван! - Что ты сказал, Гейб? - Хочешь, чтобы я повторил? - Вы, двое! Если собираетесь подраться, отправляйтесь на палубу, - потребовала Никлаус, с отвращением поглядывая на мужчин. - Драться? Я с Дагом? - изумился Кинверсон (он мог одним пальцем свалить Тарпа). - Лис, не говори глупостей. - Ты хочешь почесать кулаки?! - крикнул тщедушный радист, его маленькое красное личико с острыми чертами еще больше налилось кровью. - Давай! Думаешь, я испугался тебя? - А следовало бы, - мягко порекомендовал ему Лоулер. - Он раза в четыре сильнее, чем ты. - Вальбен широко улыбнулся и бросил взгляд в сторону Струвина. - Если мы исчерпали нашу сегодняшнюю квоту на питьевую воду, то как там насчет бренди, Госпо? Он явно облегчит наши страдания. - Правильно! Бренди! - заорал капитан. Лис протянула ему фляжку. Госпо какое-то мгновение рассматривал емкость с кислым видом. - Это же бренди с Сорве! Давайте побережем его до более тяжелых времен. Дай мне напиток с Кхувиара, пожалуйста. Никлаус достала из шкафа другую флягу, смахнула с нее пыль. Струвин провел по бутыли рукой и расцвел улыбкой ценителя. - Кхувиар, да! Они там по-настоящему знают толк в бренди. Да и в вине тоже... Бывали на этом острове, док? Ага... Выходит, что никто не посетил сии райские кущи! Они там пьют день и ночь! Самые счастливые люди на всей планете. - Почему же? Мне приходилось заглядывать в те места, - откликнулся Кинверсон. - Они там вечно пьяные... Ничего не делают, только пьют и блюют, а потом снова пьют. - Но что эти бездельники пьют! - зашелся в восторге Струвин. - Ах, что они пьют! - Но как же жители острова могут существовать, а тем более выполнять какую-то работу, если никогда не бывают трезвыми? - удивился Лоулер. - Кто у них занимается рыбной ловлей и починкой сетей? - Да никто, - ответил Госпо. - Это мерзкое и грязное место. Они находят в себе силы протрезветь ровно настолько, чтобы выйти в залив и собрать охапку винных водорослей, которые затем перегоняют в бренди или делают из них вино. После сих трудов праведных островитяне вновь напиваются. Вы бы не поверили, что так можно жить! Они одеты в лохмотья, ютятся в лачугах из водорослей, как джилли... В резервуарах у них гадкая солоноватая водица... Отвратительное место! Но кто сказал, что острова должны быть похожи? Они всегда разные, один отличается от другого. Мне всегда казалось, что каждый остров имеет свое собственное лицо, не похожее на другое... Правда, Кхувиар не назовешь личиком. Скорее, это пьяная морда. Вот так-то, Тарп. Ты говоришь, хочешь пить? Попробуй немного бренди с Кхувиара. Будь моим гостем, угощайся. - Я не люблю бренди, - угрюмо ответил Даг, - и тебе это хорошо известно, Госпо. Кроме того, от него только еще сильнее хочется пить. Он сушит слизистые оболочки полости рта. Не так ли, док? Вы должны знать об этом. - Он с шумом выдохнул воздух из легких. - Черт с вами! Давайте сюда сырую рыбу! Лоулер передал ему тарелку. Даг подцепил вилкой кусок, окинул его изучающим взглядом так, словно никогда ничего подобного не видел, и наконец откусил крошечную частичку, повертел ее языком во рту, проглотил - и задумался. Затем откусил еще. - Э! - сделал он глубокомысленный вывод. - Вполне... Не так уж и плохо. - Болван! - повторил Кинверсон, улыбнувшись на этот раз. После окончания трапезы все поднялись на палубу для смены вахты. Хендерс, Гольгхоз и Делагард, копавшиеся в снастях, отправились на камбуз, а Мартелло, Тила Браун и Кинверсон заняли их места. Яркое сияние Креста делило ночное небо на четыре части. Море было настолько спокойным, что созвездие отражалось в нем подобно ровной полосе белых огоньков, зажженных прямо на воде и уходящих куда-то в неизведанные дали, постепенно тускнея, теряя яркость и наконец исчезая совсем. Лоулер стоял, облокотившись на леер ограждения, и смотрел на мерцающие точки фонарей на других пяти кораблях, следовавших за флагманом четким треугольником. "Вот и весь Сорве, - подумал Вальбен, поеживаясь от прохладного ветерка, - переселившийся на воду. Здесь все жители маленького острова, разместившиеся на шести кораблях: Тальхеймы и Таналинды, Катцины и Янсены, Свейнеры, Сотеллы и все остальные... Знакомые имена, старые добрые приятели..." После наступления темноты на всех судах на леерах ограждений зажигались специальные факелы, изготовленные из сушеных водорослей. Они очень долго горели, выбрасывая дымные оранжевые языки пламени. Делагард с особым пристрастием следил за тем, чтобы все корабли держались вместе, ни в коем случае не нарушая заданное им расположение. На каждом судне имелась рация, и они всю ночь, до самого утра, поддерживали непрерывную связь друг с другом. Никто не должен отстать и тем более сбиться с курса. - Внимание, начинается бриз! - раздался голос капитана. - Освободите фортек! Лоулера приводило в восторг искусство моряков лавировать против ветра. Он жалел, что так плохо разбирается в этом. Мореходство представлялось ему почти волшебством, мистической завораживающей тайной. На кораблях Делагарда, значительно более внушительных, нежели те мелкие рыбацкие ялики, на которых островитяне выходили в залив и совершали робкие вылазки за его пределы, на каждой из двух больших мачт находился огромный треугольный парус из плотно переплетенных бамбуковых волокон, под которым, в свою очередь, располагался четырехугольный, закрепленный на рее. Еще одно треугольное полотнище меньшего размера устанавливалось между мачтами. Главные паруса крепились к тяжелым деревянным рейкам-боковинам и удерживались при помощи сложной сети канатов, снабженных специальными приспособлениями, включавшими и зажимы разнообразной формы. Они управлялись посредством фалов, пропущенных сквозь систему блоков. При обычных условиях для поворота парусов требовалась группа из трех человек, четвертый при этом находился у руля и подавал команды. Команда, в которую входили Мартелло, Кинверсон и Браун, работала под руководством Госпо Струвина; в другой смене Нейяна Гольгхоз, Данн Хендерс и сам Делагард меняли конфигурацию парусов, а Оньос Фелк, хранитель карт и навигатор, занимал место Струвина в рулевой рубке. Сандира Тейн выступала в роли запасного члена экипажа во время вахты Госпо, а Лис Никлаус - в подкоманде Фелка. Лоулер обычно стоял где-нибудь сбоку и наблюдал за тем, как они бегают, выкрикивая фразы вроде: "Паруса ставить! Марсовые к вантам! Каждая секунда дорога! Марса фалы отдай! Крепи!" Снова и снова, по мере того, насколько менялся ветер, вахтенные опускали паруса, поворачивали и закрепляли их в новом положении. Каким-то образом, независимо от того, дул ли попутный бриз или нет, люди добивались того, что судно двигалось строго по намеченному курсу. В этой работе никогда не принимали участия только Даг Тарп, Натим Гхаркид и Лоулер. Радист был слишком хрупок и хил для манипуляций с канатами, кроме того, ему постоянно приходилось отлучаться в свою рубку, чтобы поддерживать контакт с другими судами. Привлекать отца Квиллана к выполнению обязанностей по кораблю считалось не совсем приличным; работа Гхаркида ограничивалась дежурством по кухне и ловлей водорослей. Лоулер же, который с радостью оказал бы любую помощь в этом деле, стеснялся попросить своих товарищей научить его сему прихотливому искусству и потому оставался в стороне, ожидая приглашения, но оно так и не последовало. Как всегда, Вальбен стоял у ограждения палубы и наблюдал, как работает команда. Совершенно неожиданно что-то с шумом и свистом вылетело из темных морских вод и ударило его по лицу. Он сразу же почувствовал боль ожога на щеке, болезненное ощущение жжения и рези охватило всю поверхность кожи, словно по ней прошлась грубая и острая чешуйчатая терка. Все вокруг наполнилось сильным и неприятным кисловатым запахом моря, который постоянно усиливался. У ног Лоулера что-то шлепнулось на палубу. Он опустил глаза - крылатое существо величиной с ладонь билось о доски настила. В первое мгновение Вальбен подумал, что это - скиммер, но те элегантны и грациозны, с радужным отливом чешуи красивого тела, отличающегося великолепными аэродинамическими данными. Кроме того, они никогда не выпрыгивают из воды после наступления темноты. Это же маленькое ночное летающее чудовище больше напоминало бледного и дряблого омерзительного червяка с крошечными черными глазками-бусинками и извивающейся лентой коротких твердых колючек на спине. Именно этими шипами-колючками тварь и царапнула Лоулера по лицу. Морщинистые крылья остроугольной формы двигались в неприятном пульсирующем ритме, с каждым мгновением замедляя судорожные подергивания. Извиваясь у ног Вальбена, это мерзкое существо оставляло на палубе влажный след из черноватой слизи. Хотя оно производило явно отталкивающее впечатление, теперь создание казалось вполне безобидным и даже жалким, издыхая на борту корабля. Омерзительность сей твари ошеломила и потрясла Лоулера. Он встал на колени, чтобы получше рассмотреть ее. Но мгновением позже Делагард, оказавшийся рядом, поддел тело маленького монстра носком своего грубого башмака и одним ловким движением перебросил его через ограждение в воду. - Зачем вы это сделали? - удивился Вальбен. - Чтобы оно не смогло подпрыгнуть и откусить вам нос, док. Разве вы не узнали знаменитую рыбу-ведьму? - Рыбу-ведьму? - Да. Правда, это всего лишь детеныш. Вырастая, они становятся довольно крупными и весьма коварными. - Делагард развел руки примерно на полметра, демонстрируя длину взрослой особи. - Если вы не знаете, что за существо перед вами, док, не подходите к нему на расстояние, с которого оно может укусить. Запомните это надежнейшее правило. - Буду иметь в виду. Нид прислонился к ограждению и широко улыбнулся Лоулеру, но в глазах промелькнуло что-то заискивающее. - Ну, как вы находите жизнь в море? - Он вспотел во время своего дежурства на реях, раскраснелся и был разгорячен работой. - Согласитесь, океан - чудесное место. - Да, не лишен очарования, - не совсем довольным тоном пробурчал Вальбен. - Что-нибудь не так? Слишком маленькая каюта? Недостаточно веселая компания? Однообразный пейзаж? - Нид, убирайся к черту! Делагард вытер следы слизи рыбы-ведьмы со своего башмака. - Э? - удивленно произнес он. - Я ведь просто пытался поговорить по-дружески... Лоулер спустился в трюм и прошел в свою каюту, расположенную на корме. В этой части судно освещалось чадящими лампами с рыбьим жиром, установленными в костяные патроны. Он шел по узкому затхлому проходу, где темноту почти не рассеивал свет этих довольно мощных светильников. У него защипало в глазах от чада и духоты. Он слышал, как волны разбиваются о борт корабля, эхом отдаваясь во всем его теле, резонируя и искажаясь. Сверху доносился глухой звук мачт, скрипевших в гнездах своих креплений. Как корабельный врач, Лоулер имел право на отдельную каюту, одну из трех, расположенных в кормовой части судна. Рядом располагался-капитан Струвин. Делагард и Лис занимали самое большое помещение, располагавшееся дальше, напротив переборки правого борта. Все остальные жили в носовой части, теснясь в двух узких отсеках, которые обычно использовались для размещения пассажиров во время регулярных межостровных рейсов. Первой смене достался угол у левого борта, второй - у правого. Кинверсон и Сандира оказались в разных вахтах, и оттого им приходилось жить раздельно. Лоулера это удивляло. Не то чтобы это имело какое-то значение, кто и где спит - в этих переполненных жилых отсеках оставалось так мало возможностей для уединения, что если кому-то вдруг захотелось бы заняться любовью, то пришлось бы заползать в грузовое отделение, расположенное под каютами, и совокупляться там, забившись в щель между ящиками. Но являются ли они супружеской парой, как утверждал Делагард, или все-таки нет? Очевидно, нет, и Вальбен начинал понимать это. Если их что-то и связывает, то сия связь явно не очень-то крепка. Гейб и Сандира почти не замечали друг друга с самого начала плавания. Возможно, произошедшее между ними на Сорве - если вообще что-то произошло - являлось коротким эпизодом, мимолетной связью, случайным, поспешным соединением тел, способом убить время. Лоулер плечом толкнул дверь своей каюты и вошел. Помещение имело площадь чуть больше встроенного стенного шкафа. В нем находилась койка, стояли тазик для умывания и маленький деревянный сундучок, в котором доктор хранил немногочисленные личные вещи, захваченные с Сорве. Делагард не позволил ему взять нечто большее, и Лоулер прихватил с собой одежду, рыболовные снасти, несколько кастрюль, сковород и тарелок, зеркало и, конечно, земные реликвии. Он хранил их на полке рядом со своим ложем. Все остальные вещи: свою скромную мебель, лампы, украшения, которые Вальбен собственноручно изготовил из разных морских материалов, - пришлось оставить джилли. Его медицинские принадлежности, лекарства, небольшая библиотечка рукописных текстов по специальности находились наверху, в передней части судна, в каюте, служившей изолятором. Главные же запасы медикаментов хранились внизу, в грузовом отсеке. Лоулер зажег свечу и осмотрел при помощи зеркала, представлявшего собой грубый бесформенный кусок морского стекла, свою щеку; его много лет назад изготовил для него Свейнер. Отражение в нем выглядело довольно приблизительно, нечетко и туманно. Стекло высокого качества считалось на Гидросе большой редкостью, где единственным источником кремния служили груды особых водорослей, добытых со дна заливов. Но Вальбену нравилось это зеркало, каким бы неровным и мутным оно ни было. Столкновение с рыбой-ведьмой, по-видимому, не причинило серьезного вреда. Над левой щекой у него остался небольшой порез, который немного саднил в том месте, где красноватые колючки мерзкой твари вонзились в кожу, - и это все. Лоулер продезинфицировал ранку бренди. Его шестое - врачебное - чувство подсказывало, что причин для беспокойства нет. Рядом с бутылкой спиртного стояла фляга с настойкой "травки". Несколько мгновений Вальбен задумчиво рассматривал ее: он уже принял свою дозу транквилизатора перед завтраком и сейчас не испытывал особой нужды, чтобы вкусить забвения и отрешения. "Но какого черта?! - мелькнула мысль в возбужденном мозге. - Какого черта ты смотришь на наркотик?!" Спустя полчаса Лоулер уже шел по направлению к жилому отсеку команды в поисках собеседника, хотя еще даже не знал и не представлял точно, с кем бы ему хотелось пообщаться. Только что снова произошла смена вахт. На дежурство вышла вторая смена, и отсек по правому борту, естественно, оказался пуст. Лоулер заглянул в другую каюту и увидел там Кинверсона, спящего на своем месте, Натима Гхаркида, сидящего, скрестив ноги и закрыв глаза, словно медитируя, Лео Мартелло, что-то пишущего при скудном свете лампы (листы бумаги лежали перед ним на низеньком деревянном ящике). "Работает над своим бесконечным эпосом", - решил Лоулер. Поэту исполнилось тридцать лет. Он обладал крепким телосложением и энергией, бьющей через край. Лео летал и прыгал по кораблю, словно на пружинах. Выглядел Мартелло очень оригинально: большие карие глаза, живое открытое лицо, вечно полностью обритая голова... Его отец прибыл на Гидрос по собственной воле. Как добровольный изгнанник, он спустился на поверхность в космической капсуле и появился на Сорве, когда Вальбен еще бегал в коротких штанишках. Прибыв на остров, быстро обжился и женился на Джинне Сотелл, старшей сестре Дамиса. Обоих уже не было в живых: их поглотила Большая Волна, когда они на маленькой лодочке вышли в море в неположенное время. С четырнадцати лет Мартелло работал на верфи у Делагарда, но главным предметом гордости и самым важным делом своей жизни он считал огромную поэму, в которой, по его словам, рассказывалось о великом переселении с обреченной Земли в другие миры Галактики. Лео говорил, что трудится над ней уже много лет, но никому пока не удавалось услышать или прочитать что-то большее, чем несколько строчек из этой таинственной эпопеи. Лоулер остановился в дверях, не желая помешать поэту. - О! Доктор! - обрадовался Мартелло. - Вы как раз вовремя. Именно вы-то мне и нужны. Послушайте, дайте какое-нибудь средство от солнечных ожогов. Знаете, перегрелся сегодня. - Давайте посмотрим. Лео сбросил с себя рубашку. Его тело покрывал отличный загар, но теперь под ним начали проступать красные пятна. Солнце Гидроса было намного ярче того, под которым происходила эволюция человеческого рода, и поэтому Лоулеру приходилось непрерывно заниматься лечением рака кожи, солнечных ожогов и других дерматологических заболеваний. - Ничего страшного, - произнес Вальбен, закончив осмотр. - Зайдите утром ко мне в каюту, и я что-нибудь придумаю, хорошо? Если боитесь не уснуть, могу дать средство от бессонницы. Прямо сейчас... - Все будет в порядке. Я обычно сплю на животе. Лоулер кивнул. - Кстати, как продвигаются дела со знаменитой поэмой? - Медленно. Переделываю пятую Песнь. - А можно мне посмотреть? - произнес Вальбен, удивляясь собственной просьбе. Казалось, Мартелло тоже очень удивился, но подвинул к нему один из листков, изготовленных из водорослей. Лоулер расправил его. Лео писал, как неумелый школьник: неаккуратно, неровно и волнообразно. Длинные корабли устремлялись вперед В ночь ночей, в бесконечную тьму, К призывному свету золотых, сияющих звезд. Так уходили наши отцы... - И наши матери тоже, - тихо добавил Вальбен. - Да, и они тоже, - согласился Мартелло, не скрывая своего раздражения замечанием доктора. - О них будет другая Песнь, немного дальше. - Ну что ж, хорошо, - прокомментировал Лоулер. - Это сильная поэзия. Конечно, я не считаю себя большим знатоком в данной области, но вижу, вам не очень-то нравится рифма? - Она устарела много столетий тому назад, доктор. - Неужели? Я и не знал. Отец частенько читал мне наизусть стихи, написанные на Земле. В то время еще любили творить в рифму. Вот старый мореход. Из тьмы Вонзил он в гостя взгляд. "Кто ты? Чего тебе, старик? Твои глаза горят!" - Что это за стихотворение? - поинтересовался Лео. - Оно называется "Сказание о старом мореходе" и в нем рассказывается о путешествии по морю, об очень трудном плавании. И мнится, море стало гнить, - О Боже, быть беде! Ползли, росли, сплетясь в клубок, Слипались в комья слизняки На слизистой воде. - Очень здорово! Вы его до конца помните? - Всего несколько случайных отрывков, - ответил Лоулер. - Нам нужно как-нибудь встретиться и поговорить о поэзии, доктор. Я и не предполагал, что вы знаете стихи. - Счастливое выражение лица Мартелло на мгновение омрачилось. - Мой отец тоже любил старинную поэзию. Он привез с собой сборник земных поэтов... Вы в курсе этого? - Нет, - ответил Лоулер, явно взволнованный этой новостью. - И где же этот сборник? - Его больше нет. Он находился в лодке с моими родителями, когда они погибли. - Как бы мне хотелось перелистать его! - разочарованно воскликнул Вальбен. - Иногда мне кажется, что я жалею об исчезновении этой книги не меньше, чем о смерти отца и матери, - тихо произнес Лео и искренне добавил: - То, что сказано сейчас мною, чудовищно, не правда ли, доктор? - Нет, я так не думаю. Мне хорошо понятно твое состояние... "Кругом вода, но не испить ни капли, ни глотка", - подумал Лоулер и сказал: - Послушайте, Лео, зайдите ко мне сразу же после окончания вашей утренней смены. Я постараюсь что-нибудь сделать с вашей обожженной спиной. Кругом вода, но не испить Ни капли, ни глотка. Немного позже Вальбен вновь оказался один на палубе, под ночным небом с пульсирующей темнотой над головой и прохладным бризом, упорно дувшим с севера. Полночь уже миновала. Делагард, Хендерс и Сандира вновь оседлали корабельные реи, обмениваясь загадочными словами. Созвездие Креста располагалось прямо в центре небесного свода. Лоулер взглянул на него, не переставая удивляться тому, как точно воспроизводится в небе геометрически правильный крест. "Боже, - мелькнула сумасшедшая мысль в голове Вальбена, - как же велика твоя сила! Только ты мог так идеально верно разместить эти тысячи немыслимо громадных шаров взорвавшегося водорода!" Он все еще помнил неуклюжие строчки стихов Мартелло: Длинные корабли устремлялись вперед В ночь ночей, в бесконечную тьму... "А может быть, одно из солнц в этом грандиозном созвездии - земное? Нет, нет... Говорят, эту звезду нельзя увидеть с Гидроса, - продолжал размышлять Лоулер. - Сияющие точки, составляющие Крест, совсем иные. Но где-то там, далеко, в этой вселенской тьме, сокрытое в ярких лучах звезд этого созвездия, находится маленькое желтое солнце, под живительным светом которого началась великая человеческая сага... К призывному свету золотых, сияющих звезд. Так уходили наши отцы. И наши матери тоже... То солнце, неожиданная вспышка свирепой жестокости которого уничтожила им же самим когда-то бережно взращенную жизнь... Оно, обратившееся в конце концов против собственного творения, направило на Землю смертоносные стрелы жесткой радиации, мгновенно превратив мир, где зародилось человечество, в почерневший огарок". Он всю свою сознательную жизнь грезил о Земле. Это началось с тех пор, как дед рассказал ему историю о мире их предков. Но и до сего времени Терра оставалась для Вальбена величайшей загадкой. Гидрос был слишком изолирован, слишком удален от каких угодно научных центров. Рядом - никого, кто смог бы поведать ему об истинной Земле. Почти все земное недоступно: музыка, книги, искусство, история... Только отрывочные сведения доходили до него, разрозненные сведения. Например, Вальбен знал, что существовало нечто, называвшееся оперой, но он не мог представить себе, что это за зрелище. Люди, поющие какую-то историю? И при этом одновременно играет сотня инструментов? Лоулер никогда не видел, чтобы в одном месте собиралась сотня мужчин и женщин. Соборы? Симфонии? Подвесные мосты? Шоссе? Он слышал эти слова, но вещи, ими обозначенные, казались загадочными. Загадки, загадки, одни загадки... Загадки Земли, ответы на которые давно утеряны. Этот маленький шарик, - значительно меньше Гидроса, по крайней мере, так говорили - породивший империи и династии, царей и генералов, героев и преступников, сказки и мифы, поэтов, певцов, великих мастеров искусства и науки, храмы и башни, статуи и обнесенные крепостными стенами города - словом, все то таинственное великолепие, которое Лоулер едва ли мог вообразить, проведя всю свою жизнь на жалком и нищем, заполненном водой Гидросе. Земля, породившая людей и после столетий труда и дерзаний пославшая их в ночь, в бескрайнюю тьму, к отдаленным мирам равнодушной Галактики... И снова перед внутренним взором Вальбена предстала страшная картина из его сна: мгновенная вспышка радиации, выжженные земные просторы, опустевшие выгоревшие города... "Да, дверь нашего дома захлопнулась за спиной, и мы уже никогда не сможем вернуться и открыть ее, - с горечью подумал он. - Человечество осталось в одиночестве, брошенное на произвол судьбы, затерянное среди звезд". ...К призывному свету золотых, сияющих звезд... И вот мы здесь, на борту крошечной песчинки, влекомой волнами огромного и бескрайнего моря, на планете, которая сама по себе не более чем такая же песчинка в огромном темном океане, облекающем нас всех. И не плеснет равнина вод, Небес не дрогнет лик. Иль нарисован океан И нарисован бриг? Лоулер не помнил следующие строчки, но и прозвучавшего было достаточно. Тряхнув головой, словно избавляясь от одолевших его мыслей, он спустился в трюм, в свою каюту, чтобы хоть немного поспать перед наступлением следующего дня. Вальбену приснился новый сон о Земле, совсем не похожий на те, виденные им раньше в течение многих лет. На этот раз сновидение принесло с собой не картины гибнущей прародины человечества, а огромное полотно, изображающее исход с нее, полет к звездам. И вновь он парил над знакомым голубовато-зеленым шаром из своих снов. Взглянув вниз, Лоулер увидел тысячи изящных сияющих иголочек, поднимающихся с Земли, может быть, целый миллион. Словом, так много, что было невозможно подсчитать их. Все они устремлялись к нему, взмывали с поверхности голубой планеты, устремляясь в космос непрерывным потоком. Мириады крошечных световых точек, пронзающих тьму, окружавшую Землю. Это корабли странников Вселенной, тех, кто решил покинуть родной шарик, корабли исследователей, путешественников, переселенцев, отправляющихся в неизведанное, прокладывая путь от своей прародины к бесчисленным звездам Галактики. Лоулер следил за ними, отыскивая взором по всей Вселенной, провожая взглядом до самого конца перелета, до множества тех миров, названия которых известны большинству, но для него они оставались столь же таинственными, волшебными и недостижимыми, как и сама Земля: Набомба Зом, где море алого цвета и солнце - голубое; Альта Ханналанна, на которой огромные неповоротливые черви с самородками драгоценного желтого самоцвета во лбу роют туннели в пористой почве; Галгала, золотой мир; Ксамюр, где воздух напоен восхитительными ароматами, а наэлектризованная атмосфера мерцает и лучится красотой; Ириарте, Ментирозо; Мулано, мир двойного солнца; Рагнарок, Олимпус, Малебольге, Энсалада Верде и Санрайз... И даже Гидрос, тупиковый мир, из которого нет возврата. Космические корабли устремлялись с Земли во все концы Вселенной. И где-то в пути свет Терры навсегда гас для них. Лоулер метался в беспокойном сне и вновь - уже в который раз! - видел эту страшную вспышку пламени, за ней опускалась непроглядная тьма и звучал последний вздох по погибшей планете. Но, казалось, никто не замечает ее гибели. Все спешили все дальше, дальше, дальше... Следующее утро принесло тот самый роковой день, когда Госпо Струвин пнул ногой то, что ему показалось сваленными в беспорядке мокрыми канатами желтого цвета, и выкрикнул свой последний вопрос: "Эй, кто здесь оставил эту сеть?" - Я же говорил вам, - повторял потом Кинверсон несчетное количество раз, - что не верю спокойному морю. А отец Квиллан вновь произнес: - "Да, и если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла" (псалом 22:4). 2 Смерть Струвина оказалась слишком неожиданной, - они находились в плавании так недолго - чтобы смириться с ней или даже просто осознать ее. На Сорве уход в мир иной был обыденной повседневностью: вы заплывали слишком далеко в залив на своей рыбацкой лодке, и внезапно начиналась буря; вы прогуливались по кромке защитной дамбы острова - поднимается Большая Волна и уносит в открытое море; иногда находите каких-нибудь вполне аппетитных, на первый взгляд, моллюсков, которые оказываются не такими уж безобидными и тому подобное. Создавалось, однако, впечатление, что корабль можно считать неуязвимой территорией. Возможно, именно поэтому все хватались за это ложное утверждение, хотя на самом деле судно было весьма беззащитно, подобно пустой деревянной скорлупке, маленькой щепке, плывущей посреди немыслимо огромного пространства. Лоулер ожидал, что по пути на Грейвард, несомненно, будут трудности, нервное напряжение и всякого рода лишения, каких-нибудь два-три несчастных случая в качестве испытания для его порой весьма ограниченных познаний в медицине, _но смерть_... Здесь, в этих спокойных водах? Смерть _капитана_? И на расстоянии всего пяти дней от Сорве! Так же, как жутковатое спокойствие первых суток путешествия казалось странным и подозрительным, так и гибель Струвина теперь воспринималась словно зловещее предупреждение, даже предзнаменование, новых бедствий, которые не замедлят объявиться. Путешествие сплотило всех, они еще больше сблизились, притягиваемые друг к другу так, как затягивается новая кожа вокруг заживающей раны. Люди стали заведомыми оптимистами с нарочито демонстративной надеждой на лучшее будущее и с не менее показной внимательностью к состоянию предельно напряженной психики своих товарищей. Делагард объявил, что примет командование кораблем на себя. Чтобы уравновесить обе вахты, Оньоса Фелка перевели в первую. Ему пришлось самому возглавить группу Марталло - Кинверсон - Браун, а Нид управлялся с составом Гольгхоз - Хендерс - Тейн. После того минутного срыва и утраты контроля над собой при известии о гибели Госпо Делагард старался сохранять видимость абсолютной уверенности в себе, холодного профессионализма и совершенной неустрашимости. Сильный и непоколебимый, он стоял на своем капитанском мостике, наблюдая за пересменкой вахт и за порядком в парусном хозяйстве. Ветер дул с востока. Путешествие продолжалось. Со дня смерти Струвина прошло четверо суток, а ладони Лоулера все еще продолжали саднить, обожженные живой "сетью", пальцы сгибались с большим трудом. Сложный узор из красноватых линий поблек и сделался бледно-коричневым, но, скорее всего, Тила оказалась права, и у него теперь навсегда останутся шрамы. Это его не слишком беспокоило - и без того тело покрывали следы порезов и ссадин как результат неосторожности в различные периоды жизни. Вальбена больше тревожила проблема с пальцами. В его профессии требовалась особая гибкость и чувствительность всей пятерни, причем не столько для проведения хирургических операций, сколько для осмотра и пальпирования тел пациентов, что являлось одной из главнейших составляющих процесса диагностирования. Он не сможет воспринимать ту информацию, что дают врачу организмы больных, с помощью негнущихся одеревеневших пальцев. Тилу тоже беспокоило состояние рук Лоулера. Появившись на палубе, чтобы приступить к работе в своей вахте, она сразу заметила его, подошла и ласково взяла ладони Вальбена в свои руки, как тогда, в первые мгновения после гибели Струвина. - Да-а... Они не очень-то хорошо выглядят, - с тревогой призналась Браун. - Ты пользуешься своей мазью? - Естественно. Хотя теперь от нее совсем мало толку. - А другое лекарство? Ну, те розовые капли? Болеутоляющие? - О, да! Да. Я не могу представить себе существование без них. Она слегка помассировала его пальцы. - Ты такой хороший человек, такой серьезный мужчина... Если с тобой что-то случится, мое сердце разобьется. Я так испугалась за тебя, когда увидела, как ты борешься с этой тварью, убившей капитана. А когда узнала, что тебе обожгло Руки... Ее не слишком правильное лицо со вздернутым носом озарилось выражением самой искренней преданности. Она выглядела несколько грубовато, но глаза сияли теплом участия. Очень здорово смотрелся контраст между золотистым цветом волос Тилы и оливковым оттенком ее гладкой кожи. Браун была сильной простой девушкой, и то чувство, которое она старательно демонстрировала в эту минуту, оказалось открытым проявлением любви, любви, не признающей никаких условностей. Осторожно, не желая причинять ей излишнюю боль, жестоко и поспешно отталкивая от себя, Лоулер с доброй и одновременно уклончивой улыбкой убрал руки. "Как же легко принять от Тилы ее дар, - подумал Вальбен, - а затем найти где-либо укромный уголок в грузовом отсеке и предаться наслаждениям, в которых я так долго себе отказывал... Ведь я же не монах, - напомнил себе он. - Я не принимал обетов безбрачия и воздержания, но зато утратил веру в собственные чувства. Не хочу полагаться на них даже в столь безопасном приключении, каким может оказаться эта любовная интрижка". - Как ты думаешь, - неожиданно спросила Браун, - мы выживем?! - Выживем? Конечно. - Нет, - сказала она, нервно покусывая губы, - я все еще продолжаю бояться... Вдруг мы все погибнем в океане? Госпо открыл счет... - Все будет хорошо, - поспешно перебил ее Лоулер. - Я говорил об этом раньше и повторяю сейчас. Струвину не повезло, вот и все. Всегда есть кто-то, кому приходится отдуваться. - Я хочу жить, хочу добраться до Грейварда. Там меня ждет жених... Мне сказала об этом сестра Фекла. Она предсказала мое будущее перед самым отплытием... сказала, что в конце путешествия я найду себе мужа. - Сестра Фекла многим наговорила массу глупостей по поводу завершения экспедиции. Не следует придавать большого значения болтовне гадалок. Но если тебе очень хочется найти себе мужа, Тила, то я могу только пожелать, чтобы слова Феклы сбылись. - Я хочу, чтобы он был старше меня... Умный и сильный, способный многому научить меня и по-настоящему полюбить... Да и кто меня учил чему-то, кроме корабельных работ? Вот и приходится гнуть спину на Делагарда, плавать на его судах. Я никогда не выходила замуж, но теперь... пришло мое время. Меня можно назвать привлекательной, не правда док? - Да, да, очень привлекательной, - промямлил Лоулер и подумал: "Бедная девушка..." Неожиданно он почувствовал себя виноватым за то, что не может полюбить ее. Браун отвернулась от него, словно осознав, что беседа развивается не в том направлении. Спустя мгновение она произнесла: - Я все думаю о тех маленьких вещицах с Земли, что ты показал мне в своей каюте... О тех красивых штучках... Как они милы! Я попросила тогда одну из них, и ты отказал мне, мягко, но отказал. Так вот, теперь я передумала. У меня нет больше желания иметь их, потому что они - прошлое, а мне нужно будущее! Доктор, вы слишком много живете в прошлом! - Гм-м... Прошлое - значительно более просторное место, чем будущее. В нем много любопытного. - Нет! Нет! Будущее огромно, оно никогда не кончается. Вот подожди, ты увидишь, насколько я права. Тебе следовало бы выбросить это старье, но ты никогда не решишься... - Тила улыбнулась ему нежно и немного застенчиво. - Извини, мне нужно идти на реи. Ты очень приятный человек. Мне казалось, что я должна сказать об этом, чтобы ты знал - у тебя есть верный друг. Выпалив последнюю фразу, она повернулась и убежала. Лоулер наблюдал, как девушка быстро поднимается на мачту, а в голове звучало: "Бедная Тила. Бедная Тила... Бедная..." Неожиданно мысли Вальбена изменили свой бег: "Какая же она очаровательная девушка, но я никогда не смогу полюбить ее. Полюбить той любовью, что она заслуживает. И все-таки она очень хороша, очень". Браун ловко и быстро карабкалась по вантам и через мгновение оказалась уже высоко у него над головой. Она взбиралась по веревочным лестницам, подобно одной из обезьянок, которых он помнил из детских книжек с картинками, повествовавших о непостижимом мире суши, рассказывавших о том, какой была Земля с ее джунглями, пустынями, ледниками, обезьянами и тиграми, верблюдами и быстроногими лошадками, полярными медведями и тюленями, козами, скакавшими с утеса на утес. Что же такое "козы"? Ему приходилось рисовать их в своем воображении, основываясь на тех туманных намеках, которые он запомнил из детских историй. Они были косматыми и длинноногими... Да, да, с длинными ногами, в них словно кто-то вставил упругие стальные пружины. Утесы представлялись, как большие неровные выступы скал, чем-то похожие на огромные куски древовидных водорослей, но во много-много раз тверже. Обезьяны походили на маленьких уродливых человечков коричневого цвета, волосатые и хитрые, они прыгали по ветвям деревьев, визжа и тараторя. Тила нисколько не напоминала их, но двигалась там, на реях, словно находилась в своей родной стихии. Лоулера поразило, что он никак не мог вспомнить собственные ощущения в то время, когда занимался любовью с Аней, матерью Тилы, двадцать лет тому назад. Вальбен помнил только сам факт этих отношений, но все остальное: слова, которые Анна произносила в те минуты, то, как она двигалась, форма ее груди - все ушло, исчезло из его памяти. Ушло и исчезло, как Земля. Словно между ними ничего и не происходило. Лоулер припомнил, что Аня имела такие же золотистые волосы, как и ее дочь, и такую же гладкую темную кожу, только глаза были голубыми. Вальбен тогда чувствовал себя очень несчастным, страдая от тысячи душевных ран, причиненных исчезновением Мирейль. В сей миг на его пути и повстречалась Анна, и предложила ему небольшое утешение. "Какова мать, такова и дочь, - подумал Лоулер. - А может, Тила и любовью занимается так же, управляемая бессознательной генетической памятью? Не исчезнет ли она в моих объятиях, превратившись в собственную мать? А если я обниму Тилу, то, возможно, в моей душе воскреснут утраченные воспоминания об Анне... Может, все-таки провести эксперимент? Нет, не стоит... Не стоит". - Рассматриваете водяные цветы, доктор? - поинтересовался отец Квиллан, неожиданно оказавшись рядом. Лоулер оглянулся. Священник обладал неприятной способностью приближаться неслышной, скользящей походкой. Казалось, он материализуется из воздуха, словно состоял из эктоплазмы, незримо перемещавшейся вдоль ограждения борта. - Водяные цветы? - переспросил рассеянно Вальбен. Его почти рассмешило, что отец Квиллан застал его погруженным в сладострастные помыслы. - О, да... А ведь он и не заметил их. В это роскошное солнечное утро водяные цветы усеяли всю океанскую гладь. Они представляли собой прямые мясистые стебли примерно с метр длиной с яркими, величиной с кулак, споросодержащими образованиями на верхушках. Все они отличались кричащей, режущей глаз цветовой гаммой: ярко-алые с желтоватыми лепестками, покрытыми зелеными полосками, и со странно раздувшимися черными воздушными пузырями под "бутонами", которые находились под водой, удерживая цветы на плаву. Даже высокая волна не могла потопить их - они тут же выныривали, подобно неутомимым куклам-неваляшкам. - Чудо устойчивости, - заметил Квиллан. - Урок всем нам, не так ли? - произнес Лоулер, внезапно ощутив желание прочесть проповедь. - Мы должны постоянно состязаться с ними в этом умении. В жизни нам приходится получать удары и всякий раз выпрямляться, принимая прежнее положение. Водяные цветы, прекрасные в своей неуязвимости, стойкости и способности переносить любые толчки, - отличный пример для подражания. Но и мы не менее упруги и выносливы, не правда ли, святой отец? - Если это касается вас, доктор, то совершеннейшая правда. - Неужели? - Вы-пользуетесь очень большим уважением, надеюсь, вам сие известно? Все, с кем бы мне ни приходилось беседовать, высоко ценят ваше терпение, выдержку, мудрость, силу воли. Особенно, силу воли. Мне говорили, что вы один из самых крепких, сильных и выносливых людей в нашем сообществе. Казалось, священник описывает какого-то другого, совершенно другого, значительно менее уязвимого и более непреклонного человека, чем Вальбен Лоулер. Доктор хмыкнул и смущенно произнес: - Возможно, я и произвожу подобное впечатление со стороны, но как же все ошибаются. - А я всегда полагал, что личность - это именно то, каким предстает в жизни человек перед окружающими, - резонно заметил священник. - Ваши мысли о самом себе - вещь абсолютно ненадежная и не имеющая никакого значения. Вас могут оценить объективно и по достоинству только другие люди. Лоулер бросил в его сторону удивленный взгляд. Длинное суровое лицо Квиллана казалось совершенно серьезным. - И вы в это верите? - поинтересовался Вальбен, замечая, что в его голосе начинают проскальзывать нотки раздражения. - Давно уж не слышал подобной ерунды. Но нет, конечно, нет... Вы просто шутите, не правда ли? Знаю, вам нравятся шутки такого рода. Священник промолчал. Они застыли рядом, освещаемые первыми лучами утреннего солнца. Лоулер уставился в пустоту за бортом, которая утратила четкость очертаний и превратилась в большое расплывчатое пятно, состоящее из множества подпрыгивающих разноцветных клякс, - бессмысленный танец водяных цветов. Несколько секунд спустя Вальбен принялся уже более пристально всматриваться в происходящее на поверхности океана. - Думаю, что даже водяные цветы не так уж неуязвимы, - заметил он, указывая на воду. Пасть какого-то огромного подводного существа показалась в дальнем конце пространства, заполненного разноцветными водорослями. Оно медленно двигалось среди них, не поднимаясь на поверхность и образуя темную зияющую пропасть, в которую десятками проваливались яркие цветы. - Какими бы ни были ваши стойкость и сопротивляемость, но настанет момент, и появится нечто такое, что обязательно проглотит вас. Разве не так, отец Квиллан? Ответ священника унес внезапный порыв ветра, и вновь воцарилось холодное молчание. В памяти Лоулера продолжали звучать слова святого отца: "Личность - это именно то, каким предстает в жизни человек перед окружающими. Ваши мысли о себе - вещь абсолютно ненадежная и не имеющая никакого значения". Совершенная чушь! Не правда ли? Конечно, чушь. И тут Вальбен услышал свой собственный голос, зазвучавший помимо его воли. - Отец Квиллан, почему вы решили прибыть на Гидрос? - Почему? - Да, почему? Это ведь чертовски неуютная и негостеприимная планета для любого человека. Она создана не для нас... Мы живем в крайне стесненных условиях. Кроме того, попав сюда, вы обречены остаться здесь навеки. Эту планету нельзя покинуть. Почему вам захотелось навсегда застрять в подобном мире? Глаза священника странным образом оживились, и он с жаром произнес: - Я прибыл сюда, потому что ощутил неотразимое очарование Гидроса. - Ну-у, это не ответ. - А вы... - в голосе Квиллана послышалось нечто новое, словно он почувствовал, что Лоулер подталкивает его произнести вслух то, о чем не хотелось говорить. - Давайте определим мой приезд следующим образом... Э... Я прибыл сюда потому, что это место, где собираются все отбросы Галактики. Здесь мир, населенный всякого рода изгоями, отщепенцами, отребьем космоса. Так выглядит Гидрос, не правда ли? - Конечно, нет. - Все вы - потомки преступников. В остальной части Галактики больше нет подобных людей, в других мирах все мыслят и живут более здраво. - Я очень сомневаюсь в вашем утверждении. - Лоулер не мог поверить, что Квиллан говорит совершенно серьезно. - Да, мы действительно потомки преступников, вернее, некоторые из нас. Сие - не тайна. Мы все знаем... Моего прапрадеда выслали сюда из-за какого-то несчастного стечения обстоятельств, вот и все... Правда, он случайно убил человека. Но предположим, что вы правы, и мы - просто отбросы и потомки отбросов. Почему же тогда вам захотелось поселиться среди нас? Холодные голубые глаза священника сверкнули. - Неужели вам не все ясно? Это мой мир, он близок мне. - Гм-м... Здесь вы можете вершить свои святые дела и вести нас к спасению? - Ни в малейшей степени. Я прибыл на Гидрос ради себя, а не ради вас. - Ах, так! Вы прилетели сюда из чистейшего мазохизма и желания наказать себя за какое-то прегрешение... Верно, отец Квиллан? - Тот промолчал, но Лоулер чувствовал, что, должно быть, попал в самую точку. - Но за что? За преступление? Вы же только что сказали об отсутствии преступности там... - Мои преступные действия оказались направленными против самого Бога, - перебил собеседника священник, - и это сделало меня фактически одним из вас, то есть изгоем, отщепенцем по природе. - Преступления против Бога, - задумчиво повторил Вальбен. Господь представлял для него понятие столь же туманное, далекое и загадочное, как и джунгли, обезьяны, утесы и козы. - Что же вы могли совершить против него? Если Он всемогущ, то, следовательно, неуязвим, ну а если не всемогущ, то какое имеет право называться Богом? Кроме того, неделю или две назад вы говорили, что не верите в него. - Что само по себе уже является преступлением против Него. - Но только в том случае, если вы являетесь убежденным верующим. А вдруг Его нет? Тогда какой вред вы можете причинить чему-то несуществующему? - У вас стиль священника при ведении казуистического спора, - одобрительно заметил Квиллан. - Вы серьезно заявили тогда о своей нетвердости в собственной вере или пошутили? - Да, вполне серьезно. - Вы не играли в словесные игры? Не предлагали мне немного дешевого цинизма ради мгновения пустого развлечения? - Нет. Ни в коем случае. Клянусь! - Священник протянул руку и пожал запястье Лоулеру - странный, излишне доверительный жест, который в другое время Вальбен мог бы счесть за недопустимую бестактность, но сейчас показавшийся необычайно искренним, идущим от чистого сердца. Очень тихо священник произнес: - Я посвятил себя служению Господу, будучи еще совсем молодым человеком. Возможно, это звучит довольно высокомерно, я знаю... Но в реальности сие означало тяжелую и неприятную работу, не просто долгие молитвенные собрания в холодных, продуваемых всеми ветрами залах в самые неподходящие часы дня и ночи, но также выполнение обязанностей настолько мучительных, что только врач, я полагаю, способен по-настоящему понять мое прошлое состояние. Омовение ног нищим, так сказать. Но таков наш крест. Я прекрасно знал, на что иду, и не ждал за это никаких наград. Но чего совершенно не представлял, Лоулер, о чем поначалу ни в малейшей степени не догадывался, оказалось то, что чем больше и самоотверженнее я служил Богу, трудясь на благо страдающего человечества, тем больше подвергался периодам абсолютного духовного опустошения. В течение длительных промежутков времени я чувствовал себя отрезанным от Вселенной, окружавшей меня, человеческие существа делались противны мне и чужды, равно как и представители инопланетных цивилизаций... Я терял последние крохи веры в ту Высшую Силу, которой поклялся посвятить всю свою жизнь. Появлялось чувство полного одиночества... Описать словами такое просто невозможно. И чем больше я работал, тем более бессмысленными начинали казаться все усилия... Жестокая грубая шутка: я надеялся стяжать Божью благодать, а вместо этого Он одарил меня крепчайшими дозами неверия и откровенного безбожия. Лоулер, вы слушаете? - И что же, по вашему мнению, вызывает у вас это чувство пустоты? - Поэтому-то я и прибыл сюда... Хочу попытаться понять это. - Но почему именно на Гидрос? - Потому что здесь нет Церкви... Лишь несколько рассеянных по планете человеческих общин... Да и сам Гидрос враждебен нам. И не потому, что отсюда никуда не уйдешь. - Во взгляде Квиллана теперь светилось нечто особенное, выходящее за пределы понимания Лоулера, озадачивавшее не меньше, чем свеча, горящая пламенем вниз. Казалось, он взирал на Вальбена из глубин некой всепожирающей вечности, порождением которой являлся сам и в которую жаждал вернуться. - Понимаете, я хотел потерять себя здесь и через это найти собственное "я"... Или, по крайней мере, отыскать Бога. - Бога? Где? На дне этого громадного океана? - Почему бы и нет? Кажется, в других местах Его наверняка не найдешь. - Не знаю... - начал Лоулер, но тут сверху раздался крик: - Земля! Тила Браун словно пропела это слово и продолжила: - Остров с северной стороны! Остров с северной стороны! В этой части океана не было никаких островов ни к северу от того места, где они сейчас находились, ни к югу, ни к востоку, ни к западу. Если бы дело обстояло иначе, все уже давно жили бы предвкушением этой встречи. Но никто никогда не упоминал о том, что здесь есть какие-то плавучие сооружения. Оньос Фелк, находившийся в рулевой рубке, издал возглас откровенного недоумения. Качая головой, хранитель карт направился к Тиле, тяжело ступая по палубе своими кривыми ногами. - Что ты там такое болтаешь, негодная девчонка? Какой еще остров? Что ему делать в этой части океана? - А мне откуда знать? - огрызнулась Браун, уцепившись одной рукой за ванты и повиснув над головами людей. - Не я же его сюда поместила. - Но там не может быть никакого острова! - Залезайте сами сюда, старая сушеная рыба, и посмотрите! - Что?! Что ты сказала? Лоулер приставил ладонь ко лбу и стал пристально всматриваться в указанном Тилой направлении. Единственное, что он узрел, - водяные цветы, подпрыгивающие на волнах. Но вдруг Квиллан толкнул его в бок. - Док! Во-он там! Видите? Видел ли он? Ну да, конечно. Лоулеру показалось, что он рассмотрел вдали нечто похожее на тонкую желто-коричневую линию в северной стороне горизонта. Но остров ли это? Можно ли говорить об этом с уверенностью? К этому времени все выбежали на Палубу и носились взад и вперед. В центре всей этой суеты возвышался Делагард, несмотря на свой небольшой рост, с драгоценным глобусом-картой в одной руке и подзорной трубой из желтоватого металла в другой. Оньос Фелк, семеня ногами, подбежал к капитану и потянулся за глобусом. Нид бросил на него уничтожающий взгляд и, что-то прошипев, отмахнулся от хранителя карт. - Но мне же надо взглянуть... - Убери руки! - Девчонка говорит, что там какой-то остров. Я хочу ей доказать невозможность подобного предположения. - Она ведь что-то видит, не так ли? Возможно, это действительно остров. Оньос, ты же ничего не знаешь, ничего... Преисполненный неистовой, прямо-таки демонической энергии, Делагард оттолкнул ошалевшего Фелка и начал взбираться по реям, помогая себе локтями и зубами, при этом он не выпускал из рук глобус и подзорную трубу. Нид быстро достиг нужной ему перекладины, устроился на ней поудобнее и приставил трубу к глазу. Внизу, на палубе, воцарилась гробовая тишина. Казалось, прошло бесконечно много времени, прежде чем Делагард глянул на столпившихся людей и растерянно сказал: - Черт меня побери, но там действительно остров! Он передал подзорную трубу Тиле и стал лихорадочно водить пальцем по глобусу, прослеживая маршруты соседних плавучих сооружений. - Не Вельмизе? Нет! Не Салимин? Может, Каггерам? Нет... Нет... Кентруп? Нид отрицательно покачал головой. Все внимательно, затаив дыхание, наблюдали за ним. "Целый спектакль", - подумал Лоулер. Делагард передал глобус Браун и забрал у нее трубу, похлопав ее при этом по ягодицам. - Дьявол всех нас возьми! Новый остров, вот что это такое! Они его строят прямо у нас на глазах! Вы только посмотрите... Бревна! Леса! Дьявол всех нас возьми! - Он бросил подзорную трубу на палубу, Данн Хендерс ловко подхватил ее, не дав приземлиться на настил палубы, и приставил к глазу. Остальные столпились вокруг. Делагард спускался вниз, бормоча себе под нос: - Дьявол всех нас возьми! Дьявол всех нас возьми! Труба переходила из рук в руки. Через несколько минут корабль приблизился к новому острову на достаточно близкое расстояние, чтобы видеть воочию происходящее впереди. Лоулер смотрел на приближающееся сооружение с удивлением и благоговейным трепетом. На данный момент это была еще довольно узкая постройка, возможно, в двадцать-тридцать метров шириной и около ста - в длину. Самая высокая точка острова поднималась над водой метра на два, напоминая холм или горбатый спинной хребет какого-то колоссального морского животного, основная часть тела которого скрывалась в пучине океана. Примерно дюжина джилли неторопливо сновала по нему, таская бревна и скрепляя их при помощи специальных волокон. Море вокруг буквально кипело жизнью и активной деятельностью. Некоторые из существ, копошившихся там, несомненно, джилли. Лоулер хорошо разглядел их. Маленькие купола их голов то поднимались над поверхностью воды, то исчезали под ней подобно чашечкам водяных цветов. Но, кроме того, Вальбен узнал и длинные, гладкие и блестящие тела ныряльщиков, суетившихся среди двеллеров. Они выносили стволы древовидных водорослей из глубины, передавали их прямо в воде джилли, а те тут же обтесывали заготовки, придавая им нужную конфигурацию. Затем двеллеры передавали готовые детали по цепочке на берег, где другие существа-рабочие уже тащили их дальше и подготавливали к установке. К правому борту флагмана приблизилась "Звезда Черного моря", на палубе которой тоже метались человеческие фигуры, размахивая руками и показывая в сторону строящегося острова. К другому борту быстро подплывали "Богиня Сорве", на небольшом расстоянии от нее следовали "Три луны". - Во-он там - платформа, - указал Гейб Кинверсон. - С северной стороны, налево. - Господи, да! - восхищенно отозвался Делагард. - Боже, какой она величины! За островом, словно на буксире, следовало то, что на первый взгляд казалось вторым плавучим сооружением. На самом же деле это было огромное морское животное, на которое походил поначалу строящийся новый "дом" для джилли. Платформы являлись самыми крупными обитателями океана на Гидросе из тех, о которых приходилось слышать людям. Они превосходили по размерам даже всепожирающих, похожих на китов, существ, именовавшихся "ртами", выглядевших тоже крайне своеобразно: огромные и плоские, глыбообразные, по форме близкие к прямоугольнику, и настолько малоподвижные, что вполне могли сойти за настоящий остров. "Рты" бесцельно дрейфовали по морям, пассивно процеживая воду и добывая таким образом живущие в ней микроорганизмы. Они как бы отфильтровывали жидкость сквозь щели, расположенные по всему периметру их тел и напоминающие оригинальные сетки от насекомых. Как им удавалось в течение дня поглощать достаточное для поддержания жизни количество пищи даже при условии непрерывного питания, выходило за пределы любых рациональных объяснений. Лоулер полагал, что они, будучи столь же неповоротливы, как плоты при сплаве, с точки зрения обмена веществ являлись просто гигантскими кусками почти лишенного всякой чувствительности мяса. Тем не менее в их громадных лиловых глазах, расположенных в три ряда (шесть в каждой линии) на спине - каждое "око" по величине превосходило ширину плеч среднего человека, - казалось, дремал некий таинственный разум. Время от времени платформа заплывала в залив Сорве, почти касаясь брюхом настила основания. Однажды Лоулер рыбачил на мелководье на своей лодке и, сам не понимая как, оказался прямо над этим морским чудовищем. Посмотрев вниз, он, к своему глубочайшему изумлению, встретился взглядом с рядом этих огромных печальных глаз, взиравших на него сквозь прозрачную воду с отстраненностью божества и даже - по крайней мере так ему показалось - с каким-то загадочным состраданием. Все внимание людей, столпившихся на палубах кораблей, было приковано к кипевшей на поверхности моря работе. Создавалось впечатление, что платформа используется в качестве обычной строительной площадки. Группы джилли прилежно трудились на ее широкой спине. Они сновали по колено в воде, сплетая и скручивая длинные волокна водорослей, подававшихся на эту живую опору из моря блестящими зелеными щупальцами, не уступавшими по толщине человеческой руке. Эти извивающиеся конечности отличались удивительной гибкостью и были снабжены пальцевидными выростами на концах. Никто - даже сам Кинверсон - не мог сказать, какому животному они принадлежат. - Как здорово, что все эти животные работают вместе! Лоулер повернулся к священнику. - Никто никогда не видел раньше, как строится остров. Например, я ни разу об этом не слышал. Насколько мне известно, всем плавучим сооружениям Гидроса по нескольку сот или даже тысяч лет. Так вот оно, строительство! Боже, какое зрелище! - Когда-нибудь настанет день, - заметил Квиллан, - и на этой планете возникнет своя суша... Пройдут миллионы лет - морское дно поднимется... Создавая эти искусственные острова и выбираясь на них из океана, джилли готовят себя к следующей стадии эволюции. - Откуда вы сие знаете? - Вальбен от изумления захлопал ресницами. - В семинарии на Санрайзе мне пришлось изучать геологию и теорию эволюции. Вы ведь не думаете, что служители церкви занимаются только обрядами и священным писанием? Или, по-вашему, мы должны понимать Библию буквально? Гидрос отличается весьма спокойной геологической историей, знаете ли... Здесь не наблюдалось значительных сдвигов коры, которые могли бы создать горные цепи и целые континенты, выбросив из пучин первозданного океана огромные массы пород, как это произошло в тех мирах, где есть суша. Поэтому все здесь осталось на первоначальном уровне, и большая часть планеты находится под водой. Со временем океан способен уничтожить любую сушу, которая поднялась над его поверхностью, но все подвержено переменам... Давление в планетарном ядре нарастает, внутреннее гравитационное напряжение постепенно вызывает колебания - и через тридцать миллионов лет, сорок миллионов или пятьдесят... - Подождите, - прервал его Лоулер. - Что там такое происходит? Внезапно Делагард и Даг Тарп принялись орать друг на друга. Данн Хендерс, покраснев от волнения, тоже ввязался в эту перепалку. Маленький радист слыл очень нервным и вспыльчивым человеком, постоянно спорившим с кем угодно и по любому вопросу, но то, что обычно спокойный и уравновешенный Данн пришел в такое неистовство, сразу же привлекло внимание Лоулера. Естественно, он подошел к ним. - Что происходит? - Небольшой случай неповиновения, вот и все. Док, я сам справлюсь с этим. Похожий на клюв нос Тарпа побагровел, складки кожи на шее затряслись от возмущения. - Мы с Хендерсом предложили подплыть к острову и попросить у джилли убежища, - пояснил он Вальбену. - Нам показалось, что можно стать на якорь поблизости и помочь им в строительстве. Тогда между нами с самого начала возникнут партнерские отношения... Но Делагард запротестовал и приказал продолжать плавание на Грейвард. А вы знаете, сколько еще времени нам находиться в пути, сколько еще коварных "сетей" смогут забраться к нам на борт, прежде чем мы доберемся туда?! Только Бог в курсе того, что ожидает нас в будущем. Кинверсон говорит о везении... Он прав - мы не встретили почти ничего по-настоящему нам враждебного, но в дальнейшем... - Мы плывем на Грейвард, - ледяным тоном оборвал его Нид. - Вот видите, видите?! - По крайней мере, мы должны поставить этот вопрос на голосование, как вы думаете, док? Чем дольше нам придется находиться в плавании, тем больше растет опасность попасть под Большую Волну или встретить каких-нибудь жутких существ, о которых нам рассказывал Гейб, или угодить в страшный ураган... Да мало ли что может случится! А здесь строят остров. Если джилли и пользуются помощью ныряльщиков и всяких других животных, даже платформы, почему бы им не принять и нашу помощь? Делагард бросил на инженера свирепый взгляд. - С каких это пор двеллеры стали нуждаться в нашей помощи? Хендерс, вы же прекрасно помните, как обстоят дела на Сорве. - Но здесь же не Сорве! - А какая разница? Везде одинаково. - Откуда такая уверенность? - резко возразил Данн. - Послушай, Нид, нам нужно переговорить с другими кораблями, вот и все. Даг, пойди и свяжись с Янсеном, Сотеллом и с остальными... - Тарп, ни с места! - отрывисто бросил Делагард. Радист переводил взгляд с одного на другого и не шевелился, его лицо покраснело, а щеки подергивались от гнева. - Послушайте меня! - заорал Нид. - Неужели вы на самом деле хотите поселиться на этом несчастном маленьком плоском островке, для завершения строительства которого потребуются еще месяцы и даже годы? А где вы будете жить? В хижинах из водорослей? Или вы видели здесь ваарги? Есть ли здесь залив, из которого мы сможем добывать все необходимое для жизни? Да и потом... Они же просто не примут нас, прекрасно зная, что мы выселены с Сорве! Каждому джилли на Гидросе это известно. Уж поверьте мне. - Если эти не примут людей, - тихо и зловеще произнес Тарп, - то почему, по-твоему, на Грейварде нас встретят иначе? Лицо Делагарда побагровело. Какое-то мгновение казалось, что сей аргумент действительно уязвил его. Лоулеру впервые пришла в голову мысль, находившаяся до сего времени в уголках подсознания: "А ведь Нид ничего не сказал о ходе переговоров с Грейвардом... Уладил ли он вопрос о переезде с истинными хозяевами острова? Лишь люди, живущие там, согласились нас принять, а..." Но Делагард очень быстро овладел собой. - Даг, ты ни черта не смыслишь в том, о чем говоришь! С каких это пор мы должны испрашивать разрешения на эмиграцию у джилли? Если они разрешили людям поселиться на своем острове, то их уже больше не интересует, кто именно будет жить у них под боком. Они едва ли могут отличать одну группу людей от другой. До тех пор, пока мы не посягаем на ту территорию, где живут на Грейварде джилли, я не думаю, что существование с ними будет представлять для нас какую-то сложность. - Ты слишком самоуверен, - отрезал Хендерс. - Зачем нам плыть в такую даль, если у нас нет такой необходимости. Может быть, удастся высадиться на каком-либо более близком острове, на котором пока нет человеческого поселения. Эти джилли вполне могут согласиться принять нас. Возможно, они обрадуются нашей готовности помочь им в строительстве. - Ну, конечно! - отозвался Делагард раздраженно. - И особенно им понадобятся радист и инженер. Именно о них аборигены давно уже мечтают! Ладно, хорошо... Вы, двое, желаете жить на этом острове? В таком случае, плывите к нему. Ну! Вы, оба, прыгайте за борт! Живо! - Он схватил Тарпа за воротник и потащил к ограждению. У Дага от неожиданности отвисла челюсть и глаза стали огромными, как блюдца. - Ну! Отправляйтесь! - Подождите! - спокойно вмешался Лоулер. Нид отпустил Тарпа и наклонился вперед, покачивая головой. - У вас есть свое мнение по данному вопросу, док? - Если они прыгнут за борт, я отправлюсь вслед за ними. Делагард рассмеялся. - Черт возьми, док! Да никто не собирается прыгать! За кого вы меня, черт побери, принимаете? - Вы действительно имеете желание услышать мой ответ? - Послушайте, - уже более спокойным тоном произнес Нид, - все эти разговоры сводятся к одной простой вещи... Корабли принадлежат мне... В настоящее время я являюсь капитаном этого судна и главой всей экспедиции в целом и никому не позволю это оспаривать. По своей душевной щедрости и из чистого благородства я пригласил всех жителей Сорве воспользоваться моим флотом для путешествия к новому дому на острове Грейвард. Именно туда мы и направляемся, поэтому голосование по поводу того, следует ли нам попытаться обосноваться на этой щепке, принимаемой за остров, совершенно исключено. Если Даг и Данн хотят остаться здесь, - превосходно, я сам их туда препровожу. Но никаких голосований и изменений не потерплю! Их просто не будет! Ясно? Данн? Даг? Док, вы все поняли? - Делагард сжал кулаки, готовясь дать отпор любому, кто станет противоречить. - Насколько я помню, именно из-за твоих амбиций мы и попали в сию переделку, Нид. Это ведь тоже произошло по твоей душевной щедрости и чистому благородству? - Данн, заткнитесь! - одернул заговорившего Лоулер. - Дайте подумать. Он взглянул в сторону нового острова. Корабль подошел настолько близко к нему, что без особого труда можно было разглядеть желтоватый отблеск в глазах джилли. Казалось, аборигены занимаются своим делом и не обращают никакого внимания на приближающуюся флотилию с людьми на борту. Внезапно Лоулер понял, что Делагард абсолютно прав, а Хендерс и Тарп глубоко заблуждаются. С какой бы радостью он ни принял известие о завершении их путешествия, но Вальбен прекрасно знал: предложение обосноваться на этом недостроенном клочке псевдосуши не стоит принимать всерьез. Остров представляет собой, как правильно заметил Нид, крошечную деревянную щепку, едва выглядывающую из воды. Даже если джилли согласятся принять их, для людей просто не найдется места. - Хорошо, - спокойно сказал Лоулер, - в данном вопросе я полностью согласен с вами, Нид. Здесь нет места для нас. - Прекрасно! Прекрасно! Очень разумно с вашей стороны, док. Я всегда могу положиться на вас при принятии разумных решений, не правда ли? - Делагард сложил руки рупором и крикнул Тиле, все еще остававшейся на реях. - Паруса по ветру! Уходим отсюда! - Нам следовало бы поставить вопрос на голосование, - пробурчал Даг Тарп, потирая руку. - Забудьте, - посоветовал ему Лоулер. - Мы всего лишь гости на приеме у мистера Делагарда. 3 В начале следующей недели погода начала решительно меняться. По мере того, как корабли продолжали следовать своим курсом на северо-запад, в направлении Грейварда, они оставляли позади тропическую зону с ее жарким солнцем и чистым голубым небом вечного лета, парившего в этих широтах. Теперь они вступали в моря умеренного пояса. Вода стала прохладной, сырые промозглые туманы поднимались от поверхности океана, когда со стороны экватора дули теплые ветры. К полудню туманная дымка рассеивалась, но широту небосклона все чаще заполняли барашки облаков, а порой его надолго затягивали тяжелые низкие тучи. И все же одна особенность предыдущей климатической зоны сохранялась по-прежнему: ни капельки осадков. Ни одного дождя не прошло с тех пор, как они покинули Сорве, и это начинало вызывать беспокойство. Здесь море выглядело совершенно иначе. Знакомые воды Внутреннего бассейна остались далеко позади. Теперь экспедиция находилась в Желтом море, которое четкой линией иного цветового тона отделялось от голубых вод, простиравшихся к востоку отсюда. Густая, неприятного вида пена, состоящая из микроскопических водорослей желтовато-рвотного цвета с длинными красными полосками внутри, подобно темным сгусткам крови, покрывала поверхность во всех направлениях до самого горизонта. Эта омерзительная пенка оказалась весьма плодородной. Вода буквально кишела жизнью, большей частью необычной и новой для изгнанников с Сорве. Крупные и неуклюжие широколобые рыбы величиной с человека с матовой синего цвета чешуей и черными глазами, казавшимися незрячими, плавали вокруг корабля, словно бревна. Временами выныривал на поверхность морской леопард - и мгновенно эта "маленькая рыбешка" исчезала в его пасти. Однажды в полдень здоровенное трубообразное существо метров двадцати в длину с челюстью, напоминающей топорик, объявилось между флагманским кораблем и носом судна Бамбера Кэдрелла и с оглушительным шумом продефилировало в кильватере флагмана, бешено взбивая воду своей страшной мордой. Когда этот дьявол исчез, повсюду на желтой поверхности моря остались разрубленные куски широколобых синих рыб. Затем откуда-то снизу появились маленькие "бесенята" с такими же топорообразными челюстями и начали жадно пожирать эти плавающие остатки. Здесь также присутствовало много и того вида рыбы, что составлял основной рацион обитателей Сорве. Эти старые знакомые тоже кружили по желтым водам, порой выставляя напоказ щупальца с острыми, как лезвие бритвы, концами, но при этом оставались на безопасном расстоянии от рыболовных снастей Кинверсона. Целые армии из миллионов маленьких многоножек со сверкающими прозрачными телами проделывали в желтой пене широкие проходы, которые тут же смыкались за ними, вновь заполняясь той же гадкого вида "накипью". Гхаркид принес полную сеть этих существ. Они копошились и неистово бились в ячейках, сходя с ума от прямого солнечного света и всеми силами пытаясь вернуться обратно в воду. Даг Тарп, решив подшутить, высказал предположение, что эти многоногие создания должны быть неплохи на вкус. Натим тут же сварил их в желтой морской воде и съел с выражением абсолютного безразличия на лице. - А ведь действительно неплохо, - подытожил он. - Попробуйте. Прошло два часа после смелого эксперимента "огородника" - никаких признаков отравления не проявилось. Тогда и другие тоже решили рискнуть. Лоулер вошел в их число. Многоножек съедали полностью. Они похрустывали на зубах и отличались от другой пищи сладковатым незнакомым привкусом и очевидной питательностью. Мелкие ракообразные ни у кого не вызвали никакой отрицательной реакции. После этого Гхаркид провел целый день за своими рыболовными снастями, отлавливая их тысячами. В тот вечер на корабле закатили самый настоящий пир. От других обитателей Желтого моря людям было гораздо меньше пользы. Странствующие зеленые медузы, абсолютно безвредные, но служившие источником невероятного количества грязи, взбирались по борту на палубу в огромных количествах, где моментально начинали разлагаться. Их приходилось сгребать и выбрасывать в море - работа, порой занимавшая целый день. В одном районе этого водного пространства черные твердые стебли какой-то крупной водоросли со стручками поднимались на высоту семи-восьми метров над поверхностью по утрам, а в теплый полдень эти "бобы" взрывались, бомбардируя суда тысячами мелких семян-дробинок, от которых люди, бросив работу, бросались искать укрытие. В Желтом море обитала и рыба-ведьма. Группами по-десять-двадцать особей эти червеобразные создания с жужжанием и свистом проносились над волнами, пролетая метров по сто за раз, отчаянно размахивая своими заостренными кожистыми крыльями-плавниками с непонятной жутковатой целеустремленностью, пока не падали снова в воду. Иногда они мелькали почти у самого корабля так близко, что Лоулер даже различал ряды твердых красных колючек у них на спинах; тогда он невольно подносил руку к левой щеке, где еще до сих пор оставались царапины после той первой встречи с этой тварью. - Зачем они летают? - спросил Вальбен как-то раз Кинверсона. - Они что, пытаются поймать кого-то из живущих на воздухе? - В воздухе никто не живет, - резонно заметил Гейб. - Скорее всего, это их кто-то ловит. Они видят огромную пасть, разверзшуюся сзади, и стараются убежать, а полет - не такой уж плохой способ спасти собственную шкуру. Кроме того, их воздушные пируэты связаны с брачным периодом. Впереди, на некотором расстоянии, летят самки, за ними следуют самцы. Те из них, кто способен планировать быстрее и дальше, получают себе невест. - Неплохая система отбора, если главными качествами, которые они хотят воспроизвести в потомстве, являются скорость и выносливость. - Будем надеяться, что нам не доведется увидеть эту тварь в действии. Они могут взлетать тысячами, заполняя все вокруг. При этом рыбы-ведьмы делаются совершенно безумными. Лоулер показал на царапины на щеке. - Представляю! Маленькая бестия шмякнулась об меня на прошлой неделе... Так она же была одна! - Какого размера? - без особого любопытства спросил Кинверсон. - Ну-у... сантиметров пятнадцать в длину. - Вам просто невероятно повезло, что она оказалась такой маленькой, - прокомментировал Гейб. - Будьте осторожнее: здесь кругом хватает всякой дряни. - Вы слишком много живете прошлым, доктор, - как-то заметила ему Тила. Но как же ему не жить прошлым?! Ведь оно жило в нем. И не только Земля, это далекое и мифическое место, но и Сорве, особенно Сорве, где он появился на свет, где вырос и стал тем доктором Лоулером, который пользуется уважением соплеменников, никогда не позволял забыть о себе. Прошлое возвращалось к нему постоянно. И вновь оно воскресло в нем, когда Вальбен стоял, опершись на перила, и всматривался в странные и таинственные дали Желтого моря. ...Ему десять лет, и дедушка позвал его в свой ваарг. Три года назад дед оставил врачебную практику и проводил свободное время, прогуливаясь у дамбы. Он как-то весь сморщился, кожа стала желтоватого цвета - все понимали, что старик долго не протянет. Отставной доктор был очень стар, он даже помнил переселенцев первого поколения и своего собственного деда Гарри Лоулера, Гарри Основателя. - Я тут кое-что припас для тебя, мой мальчик, - произнес дед. - Иди сюда... Ближе... Видишь вон ту полку, Вальбен? Ну, где лежат земные реликвии? Принеси их мне. Там находились четыре вещицы с Терры: два плоских и круглых металлических предмета, один большой кусок заржавевшего железа и осколок глиняного сосуда с росписью. Когда-то их здесь было шесть, но две другие вещи - маленькая статуэтка и кусок грубого камня - теперь находились в ваарге отца Вальбена. Дед уже начал раздавать свое имущество наследникам. - Ну вот, малыш, - сказал дедушка, - возьми их... Эти реликвии принадлежали моему деду Гарри, которому достались от его деда, взявшего их с собой с Земли, когда он отправился в космос. Теперь они - твои. - И он протянул Вальбену осколок глиняного сосуда, расписанный оранжевыми и черными красками. - Но почему не отца и не брата? - Это - твое, - повторил дед. - Чтобы ты вспоминал о Земле... и обо мне. Ты же будешь беречь их, не так ли? Ведь это последние шесть вещей с Терры, которые остались у нас. Если мы их потеряем, нам уже негде найти нечто подобное. Ну вот... возьми, возьми. - Он вложил их в ладони Вальбена. - Вот... Это из Греции. Возможно, когда-то ее держал в руках Сократ или Платон, а теперь она принадлежит тебе. Это оказался последний раз, когда ему пришлось поговорить со своим дедушкой. Много месяцев после того дня Вальбен не расставался с тем кусочком керамики и куда бы ни шел, брал его с собой. Стоило Лоулеру потереть ладонью о его неровную шершавую поверхность, и возникало ощущение, что Земля оживает у него под рукой и из кусочка глиняного сосуда с ним разговаривает сам Сократ или Платон. ...Ему пятнадцать лет. Его брат Койри, ставший моряком, приехал домой погостить. Брат на девять лет старше Вальбена, самый старший из трех детей доктора Лоулера. Средний - маленький Бернат - умер так давно, что его почти никто не помнит. Койри должен был стать островным врачом, но его не интересовала медицина; врачебная практика привязала бы к одному-единственному клочку "суши". Море, море и еще раз море - вот к чему постоянно стремился старший из отпрысков Лоулера. Итак, он стал моряком, и письма от него стали приходить из таких мест, названия которых ничего не говорили Вальбену: Вельмизе, Сембилор, Тетопаль, Мейза Мейзанда. А теперь вот Койри приехал сам, правда, ненадолго, сделав остановку на Сорве по пути на Симбалимак, остров, расположенный в море, которое носило красивое название Лазурного и казалось таким далеким, словно находилось в другом мире. Вальбен не видел брата четыре года и не знал, чего можно ожидать от этой встречи. У приехавшего в гости было такое же лицо, как и у их отца, те же черты лица, которые начали проявляться и у младшего Лоулера: тяжелая нижняя челюсть, длинный прямой нос... Но кожа гостя настолько загорела и обветрилась, что напоминала старую выделанную шкуру рыбы-ковра, а на щеке у него - широкий шрам лилового цвета, протянувшийся от уголка глаза до рта. - Одна морская тварь постаралась, - объяснял Койри, - но я ей отомстил. - Он хлопнул Вальбена по плечу. - Э, да ты здорово вырос! Стал таким же высоким, как и я. Правда, весишь поменьше. Нужно поправляться, дружок. - Брат подмигнул. - Поплыли со мной как-нибудь на Мейзу Мейзанду. Вот там-то ты узнаешь толк в еде! У них каждый день пир... А женщины! Какие женщины, парень! - Он нахмурился. - Ты ведь уже бегаешь за бабами? Что я спрашиваю? Конечно, бегаешь! Да? Ну... Вэл, как насчет путешествия? Когда я вернусь с Симбалимака, ты поплывешь со мной на Мейзу Мейзанду? - Ты же знаешь, я не могу уехать отсюда, Койри. Мне нужно учиться. - Учиться? - Я занимаюсь с отцом медициной. - О! Да, конечно! Совсем забыл об этом. Ведь ты будешь следующим доктором Лоулером. А разве тебе нельзя немного поплавать со мной по морям? - Нет, - ответил Вальбен, - нельзя. И тут он понял, почему дед отдал ему кусочек земной керамики, а не старшему брату. Койри больше никогда не возвращался на Сорве. Вальбену исполнилось семнадцать, и он с головой ушел в свои занятия медициной. - Настало время научиться делать вскрытие, - как-то сказал ему отец. - До сих пор мы занимались теорией... Но рано или поздно нужно заглянуть внутрь этого мешка, что величается телом. - Может, подождем, пока я закончу курс анатомии, - предложил Вальбен, - чтобы лучше понять то, что увижу во время вскрытия. - Ну нет! - отрезал отец. - Сей процесс сам по себе является лучшим уроком по анатомии. И Лоулер-старший ввел его в операционную, где на столе под легкой простыней из морского салата лежало тело. Он сдернул покров, и Вальбен увидел тело старухи, седой, с отвисшими грудями, съехавшими к подмышкам. Мгновением позже Лоулер-младший понял, что знает ее. Это мать Бамбера Кэдрелла, Санта, жена Маринуса. "Ну, конечно, я неизбежно узнал бы любого мертвеца, - подумал тогда Вальбен, - ведь на острове всего шестьдесят жителей. Все они мне хорошо знакомы. И все же... Жена Маринуса, мать Бамбера лежит вот так передо мной, совершенно обнаженная, мертвая..." - Она умерла сегодня утром практически мгновенно. Просто упала в своем ваарге. Маринус принес ее тело... Скорее всего, причина смерти коренится в сердце, но нужно проверить, и ты должен принять участие. - Отец взял чемоданчик с хирургическими инструментами и тихо сказал: - Я тоже не испытываю большого удовольствия от каждого нового вскрытия, но это необходимо, Вальбен. Ты должен знать, как выглядят печень, селезенка, легкие, сердце. Об этом нельзя узнать только из книг. Кроме того, тебе необходимо научиться отличать здоровые органы от больных. А мы здесь, на острове, не располагаем большим запасом тел для исследований. Так что представляется великолепная возможность посмотреть все на практике, и ты не смеешь упускать подвернувшийся случай. Лоулер-старший выбрал нужный скальпель, показал Вальбену, как правильно держать его в руке, и сделал первый надрез, а затем начал обнажать тайны тела Санты Кэдрелл. Лоулеру-младшему сделалось страшно. В тот первый раз он почувствовал себя не в своей тарелке. Затем до него дошло, что можно к этому приспособиться, привыкнуть к кошмару и ужасу осквернения священного храма человеческого тела. Спустя какое-то время сие занятие даже увлекло его, но перед этим ему пришлось научиться забывать о многом и воспринимать тело только как сочетание внутренних органов разного цвета, структуры и формы. Но в ту ночь, когда он закончил свои занятия и зашел за большой резервуар с Бодой Тальхейм, чтобы "пообщаться" с ней наедине, и его руки скользнули по ее гладкому теплому животу, Вальбен вдруг почувствовал, что никак не может отделаться от мысли о полном сходстве увиденного сегодня с живым человеком: под этой туго натянутой кожей такое же сочетание внутренних органов разного цвета, строения и формы, такие же извивы кишок и все такое прочее. Он коснулся упругой груди Боды и снова в памяти всплыли распотрошенные сегодня молочные железы с очень сложным строением. Вальбен отдернул руки от прелестного тела Тальхейм так, словно от его прикосновений и ласк оно начало превращаться в труп покойной Санты. - Что-нибудь не так, Вэл? - Нет, нет... Все в порядке. - Ты не хочешь... - Конечно, хочу, но... я не знаю... - Давай я помогу тебе. - Да. О, Бода! Да! Через несколько мгновений все стало на свои места. Тем не менее он продолжал задаваться вопросом, смогут ли когда-нибудь его руки прикоснуться к женскому телу без того, чтобы в воображении не оживали непрошеные и нежелательные, но такие яркие картины ее поджелудочной железы, почек, фаллопиевых труб. И тут Вальбен впервые по-настоящему понял, насколько усложняет жизнь профессия врача. Образы давно прошедших времен... Призраки, которые никогда не оставят его. Три дня спустя Лоулер отправился вниз, в трюм корабля, за медикаментами, захватив с собой только маленькую свечу, чтобы освещать дорогу. В полумраке он чуть не столкнулся с Кинверсоном и Сандирой, выходившими из-за ящиков. Они вспотели, одежда - в беспорядке; пара несколько удивилась, увидев его. Не могло возникнуть никаких сомнений по поводу их занятий в грузовом отсеке. Гейб без всякого смущения взглянул ему прямо в лицо и произнес: - Доброе утро, док. Сандира не произнесла ни слова, только поплотнее запахнула свою накидку спереди и прошла мимо, никак не выказав своих чувств, лишь на мгновение встретившись с Лоулером взглядом и тут же отведя глаза. Казалось, она не столько смущена, сколько просто никого не хочет допускать в свою личную жизнь. Уязвленный произошедшим, Вальбен кивнул так, словно случилась совершенно нейтральная встреча, и продолжил свой путь за лекарствами. Это было первое полученное им очевидное доказательство того, что Кинверсон и Тейн - любовники, и боль, которую оно причинило ему, оказалась намного сильнее ожидаемой. Он вдруг вспомнил слова Гейба о брачных обычаях рыб-ведьм, сказанные несколько дней тому назад, и задался вопросом: "Не скрывается ли за этими фразами какая-нибудь хитрая и лукавая насмешка, нацеленная на меня?" "Невесты достаются тем, кто летает быстрее..." Нет. Конечно, нет. Лоулер знал, что у него самого имелась масса предлогов и возможностей завести роман с Сандирой еще на острове, но он предпочел не делать этого по причинам, которые тогда казались вполне разумными. Почему же это так задело его теперь? "Ты хочешь ее больше, нежели способен сам себе в этом признаться, не так ли?" - ехидно спросил внутренний голос. "Да, хочу! Особенно сейчас", - отозвался Лоулер про себя. "Но почему? Может, потому, что у нее роман с другим мужчиной?" "Какое это имеет значение?" Он действительно хотел ее. Лоулер знал об этом и раньше, но ничего не предпринимал. Наверное, пришла пора поразмыслить в тишине над тем, почему так получилось. Позднее, в тот же день, Вальбен снова повстречал их, на этот раз на корме, у мостика с краном, поднимавшим и опускавшим тяжелые рыболовные снасти. Создавалось впечатление, что Кинверсон, поймав нечто необычное, хвастается перед ней: гордый охотник, демонстрирующий добычу своей женщине. - Док? - крикнул Гейб, просунув голову под край мостика, и улыбнулся. Его улыбка показалась Лоулеру одновременно добродушно-дружеской и пренебрежительно-снисходительной. - Док, пожалуйста, подождите, задержитесь на минутку. Здесь есть кое-что такое... Вас должно заинтересовать это... Первым желанием Лоулера было отрицательно покачать головой и пойти своей дорогой, но ему не хотелось доставлять им удовольствие от понимания того, что он их избегает. Да и чего, собственно говоря, бояться? Увидит следы мужских пальцев на ее теле? Ну и что? Он обозвал себя идиотом и стал взбираться по лесенке на вспомогательный мостик. У Кинверсона здесь находился целый арсенал рыболовных принадлежностей, закрепленных в специальных нишах: багры, крюки, крючки и крючочки, лесы. Тут же лежали и сети, которыми пользовался Гхаркид для отлова водорослей. Изящное существо зеленоватого цвета, немного похожее на ныряльщика, но поменьше, неподвижно лежало на настиле в желтоватой лужице, словно Гейб только что его выловил. Лоулер никак не мог отнести увиденное создание к какому-либо известному ему виду. Скорее всего, млекопитающее, получающее кислород прямо из воздуха, подобно многим обитателям океана Гидроса. - Что это такое? - удивленно спросил он Кинверсона. - Мы не совсем уверены, док... Существо имело низкий скошенный лоб, удлиненную морду с короткими серыми усиками и грациозное, обтекаемой формы тело, заканчивающееся трехлопастным хвостом. У него очень сильно выделялся спинной хребет. Передние конечности оказались плоскими и напоминали ласты, как у джилли, короткие и острые. Его глаза, черные, крупные и блестящие, были открыты. Казалось, существо не дышит, но оно не выглядело мертвым. Глаза словно старались что-то выразить. Что же именно? Страх? Удивление? Кто знает... Ведь это глаза из чуждого людям мира. Может, в них застыло беспокойство? - Это создание попало в одну из сетей Гхаркида, и я затащил его сюда, чтобы разобраться, - произнес Кинверсон. - Знаете, можно всю жизнь провести, плавая по океану Гидроса, и все равно постоянно встречать нечто новое, невиданное раньше. - Он толкнул неведомое существо в бок. Оно ответило на это слабым, едва заметным движением хвоста. - С ним все кончено. А ведь приятная на вид малютка. - Позвольте мне посмотреть поближе, - попросил Лоулер. Он опустился на колени и положил руку на бок неизвестному существу. Кожа оказалась теплой и липкой на ощупь. Возможно, его лихорадило. Вальбен уловил едва заметные признаки дыхания. Создание посмотрело вниз, словно наблюдая за движениями доктора, но без особого интереса. Затем оно открыло рот, и Лоулер поразился, заметив странную сеть из древовидных ростков в ротовой полости, походившую на сферическую структуру из переплетавшихся белых тонких волокон, забивших все свободное пространство и глотку существа. Все нити соединялись в один толстый ствол, который уходил вниз по гортани. Лоулер надавил руками на брюхо млекопитающего и почувствовал под ладонями что-то твердое там, где, по идее, все должно