возникло неприятное ощущение, что Гарри описывает отношение к нему Пэт Колдуэлл, своей бывшей жены. Майкл уложил наконец Конора Линклейтера на край кровати, которую горничная не посчитала нужным застелить, снял с приятеля черные кроссовки и расстегнул ремень на брюках. Конор стонал, его бледные, покрытые венами веки вздрагивали. Рыжеволосый, с бледной кожей Конор выглядел сейчас лет на девятнадцать. После того, как Линклейтер сбрил бороду и свои безобразные усищи, он опять стал похож на самого себя, каким друзья помнили его по Вьетнаму. Майкл накрыл друга запасным одеялом, которое нашел в ванной в одном из шкафов. Затем он включил лампу с другой стороны кровати и потушил верхний свет. Если бы он только мог предположить, что Линклейтер заночует у него, он заказал бы люкс. Одноместный номер не предполагал дополнительных спальных мест для надравшихся посетителей. Биверс наверняка поселился в люксе (хотя Гарри ни на секунду не пришло в голову предложить Конору свой диван). Было без нескольких минут двенадцать. Майкл включил телевизор, убавил громкость. Затем присел на ближайший стул и снял ботинки. Повесил пиджак на спинку другого стула. Чарльз Бронсон, очевидно изображавший ирландца, стоял на обочине дороги и смотрел в бинокль на серый "Мерседес", припаркованный во дворе виллы в стиле эпохи Георга. Через несколько секунд машину охватило пламя. Майкл взял телефон и поставил его на стол рядом с собой. Горничная аккуратно расставила на столе бутылки, в которых еще что-то оставалось, помыла и поставила один в другой пластиковые стаканчики, убрала пустые бутылки и затянула целлофаном тарелку с сыром. В ведерке по горлышко в воде стояла последняя бутылка пива. Рядом плавали серебристые льдинки. Майкл взял верхний стакан, погрузил его в ведерко, зачерпнул воды вместе со льдом и сделал большой глоток. Конор что-то пробормотал, перевернулся и уткнулся лицом в подушку. Майкл вдруг решился: он поднял трубку и набрал номер жены. Вполне возможно, что Джуди не спит -- лежит в постели и читает какой-нибудь роман, не обращая внимания на телевизор, который сама же недавно включила, чтобы не скучать. После двух гудков последовал звук снимаемой трубки, затем шелест пленки -- у Джуди был включен автоответчик. -- Джуди не может разговаривать с вами в данный момент, но если вы назовете после сигнала свое имя, номер телефона и оставите сообщение, она свяжется с вами так скоро, как только возможно. Он подождал сигнала. -- Джуди, это Майкл. Ты дома? -- автоответчик Джуди был подключен к аппарату в ее кабинете, смежном со спальней, и если она еще не спит, то должна услышать его голос. Джуди не отвечала, пленка продолжала шелестеть. Он наговорил на автоответчик пару ничего не значащих фраз, пожелал Джуди спокойной ночи и обещал вернуться поздно вечером в воскресенье. В постели Майкл прочел несколько страниц книги Стивена Кинга, которую он захватил с собой. Конор Линклейтер перекатился на другой край кровати. Ничто в романе не показалось Майклу страшнее или любопытнее, чем то, что происходит в реальной жизни. Мир был полон жестокости и совершенно неправдоподобных событий, и Стивен Кинг, похоже, знал об этом. Прежде чем Майкл погасил свет, он успел, обливаясь потом, пронести "Мертвую зону" через военную базу во много раз большую, чем Кэмп Крэнделл. Вокруг лагеря, обтянутого по периметру колючей проволокой, стояли покрытые деревьями холмы. Теперь там все было выжжено так, что местами деревья напоминали скорее палки, торчащие из золы. Майкл прошел мимо целого ряда пустых палаток и только тогда осознал, что кругом царит тишина -- он был в лагере один. Все покинули лагерь, а он отстал от своих. Перед штабом красовался пустой флагшток. Он прошел мимо пустого здания, ощущая запах гари. И тут Майкл вдруг понял, что это не сон. Он действительно был во Вьетнаме. Это остальная часть его жизни -- сон. Ведь во сне Пул никогда раньше не чувствовал запахов. Да и сны его были в основном не цветными. Он увидел старую вьетнамскую женщину. Она стояла рядом с ямой, в которой горели облитые керосином экскременты, и безучастно смотрела на Майкла. Из ямы поднимался черный дым, застилавший небо. Пул был в полном отчаянии. "Погодите-ка, -- вдруг осенило его. -- Если все именно так, то сейчас должен быть тысяча девятьсот шестьдесят девятый год, не больше". Он открыл "Мертвую зону" и забегал глазами по первой странице в поисках информации о годе издания. Сердце в груди его, казалось, взорвалось, лопнуло, как воздушный шарик. Право на издание куплено в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. Он никогда не покидал Вьетнам. Все это было лишь сном длиной в девятнадцать лет. 5 Обжора Биверс у Мемориала 1 Пул проснулся с воспоминаниями о дыме, шуме, артиллерийском огне и людях в форме, бегущих в сторону горящей деревни. Усилием воли он заставил себя тут же забыть о кошмаре. Майкл подумал, что ему надо зайти в магазин "Уолденбукс" на Уэстерхолм и купить книжку для Стаси Тэлбот, своей двенадцатилетней пациентки, которую он должен был вскоре навестить в больнице Святого Варфоломея. Потом он вспомнил, что находится в Вашингтоне. В голове окончательно прояснилось, и следующее, что пришло ему в голову, была мысль, что надо выяснить, жив ли еще вообще Тим Андерхилл. Он даже представил себя стоящим посреди аккуратного кладбищенского дворика рядом с могильной плитой Андерхилла, на которую смотрит одновременно с грустью и облегчением. Или Андерхилл все-таки сошел с ума и продолжает жить войной, которая давно закончилась? Конора не было на кровати. Майкл подполз к дальнему ее краю и увидел друга спящим на полу. Пул втащил его обратно на кровать, а сам отправился в ванную принять душ. Когда Майкл вышел из ванной, Конор уже сидел на одном из стульев, обхватив голову обеими руками и тихо постанывая. -- Сколько сейчас времени? -- спросил он. -- Около половины одиннадцатого. -- Достав из дорожной сумки носки и нижнее белье, Майкл начал одеваться. -- Я -- покойник, -- стонал Конор. -- Давно уже так не напивался. -- Он посмотрел на Пула сквозь растопыренные пальцы. -- А как я вообще сюда добрался? -- Я немного помог тебе. -- Спасибо, парень. Пора начинать новую жизнь, черт возьми. Последнее время я многовато пил, старел, опускался, о-ох... -- Конор выпрямился и оглядел комнату глазами человека, слабо понимающего, где он находится. -- А где мои вещи? -- В комнате Тино, -- сказал Майкл, застегивая рубашку. -- Ничего не помню. Но, наверное, действительно оставил у него все свое барахло. Мне так хочется, чтобы он все-таки поехал с нами. Наш Пумо-Пума. Он обязательно должен согласиться. Эй, Мики, можно мне принять душ, прежде чем я отправлюсь наверх? -- О, Боже, а я-то как раз вымыл там все к приходу горничной, -- пошутил Майкл. Конор неуверенно прошелся по комнате. Майкл подумал про себя, что так, должно быть, ходят больные, оправляющиеся после инсульта. Дойдя до ванной и взявшись за ручку двери, Конор неожиданно закашлялся. Волосы на голове его напоминали торчащие во все стороны рыжие иголки. -- Я вчера бредил или Обжора действительно обещал одолжить мне пару штук зеленых? Пул кивнул. -- Он действительно собирается это сделать? Пул опять кивнул. -- Никогда не мог понять, что у этого парня на уме, -- пробормотал Линклейтер, захлопывая за собой дверь ванной. Засунув ноги в мокасины, Пул подошел к телефону и набрал номер Джуди. Она не отвечала, автоответчик тоже не был подключен. Майкл повесил трубку. Через несколько минут позвонил Биверс, чтобы сообщить им с Котором, что он заказал на всех завтрак у себя в номере, и если Майкл хочет, чтобы ему досталось больше одной порции "Кровавой Мэри", то лучше ему поторопиться. -- Больше одной порции? -- переспросил Майкл. -- Думаю, ты вряд ли занимался этой ночью тем же, чем я, -- сказал Гарри. -- Прелестная леди, одна из тех, о которых я говорил тебе вчера, ушла всего пару часов назад, так что я не успел пока протрезветь. Майкл... постарайся убедить Пумо, что на свете есть веши куда более важные, чем его ресторан, хорошо? -- Он положил трубку, прежде чем Майкл успел что-нибудь ответить. 2 В номере Биверса была не только гостиная с раздвижными дверьми, которые открывались на балкон, но и столовая, где Майкл, Пумо и Гарри сидели теперь за круглым столом, уставленным тарелками с едой, корзинками с булочками, блюдами с тостами, колбасой, беконом и яйцами по-бенедиктински. Конор сидел на диване в гостиной, скрючившись над чашкой черного кофе, стоящей перед ним на столике. -- Я поем чего-нибудь попозже, -- заявил он. -- Давай, давай, набирайся сил перед дорогой, -- сказал Биверс, ковыряя вилкой яичный желток. Черные волосы Гарри блестели, глаза сияли. Белая рубашка была только что из упаковки, бабочка выглядела безукоризненно. На спинке стула Гарри висел строгий темно-синий пиджак в широкую белую полоску. В общем, выглядел он так, будто ему надлежало предстать не перед Мемориалом погибшим во Вьетнаме, а по меньшей мере перед Верховным судом. -- Ты по-прежнему настроен серьезно? -- спросил Пумо. -- А ты? Тино, ты необходим нам. Как мы можем отправиться без тебя? -- Вам придется попробовать. Но ведь все это прожекты, не правда ли? -- Только не для меня, -- ответил Гарри. -- А как ты, Конор? Тоже решил, что я дурачусь? Сидящие за столом посмотрели в сторону Линклейтера. Он выпрямился, неожиданно ощутив себя объектом всеобщего внимания. -- Нет, раз ты решил оплатить мне дорогу, -- ответил он. -- Значит, не дурачишься. Теперь Биверс вопросительно взглянул на Майкла, которого немного раздражало полунасмешливое выражение его глаз. -- А ты, друг наш Майкл? -- А разве ты вообще способен дурачиться, Гарри? -- ответил тот вопросом на вопрос, не желая поддерживать заданный Биверсом тон беседы. Но Гарри продолжал смотреть на него в упор, ожидая услышать нечто большее, вернее, точно зная, что он это услышит. -- Кажется, я согласен попробовать, Гарри, -- произнес наконец Майкл, ловя на себе косой взгляд Тино Пумо. 3 -- Не согласитесь ли удовлетворить мое любопытство? -- Гарри Биверс наклонился с заднего сиденья к водителю такси. -- Какое впечатление мы на вас производим? Я хочу сказать, мы четверо, как компания? -- Вы это серьезно? -- удивился шофер. -- Этот парень серьезно? -- спросил он Пула, сидящего рядом с ним на переднем сиденье. Тот кивнул. -- Ну же, давайте, отвечайте, -- настаивал Биверс. -- Мне любопытно. Водитель взглянул на Гарри в зеркало, затем опять на дорогу, а после этого -- на Пумо и Линклейтера. Водитель был небритым мужчиной лет пятидесяти с небольшим опухшим лицом. При малейшем его движении до сидевшего рядом Майкла доносился запах пота, пропитавшего давно не стиранную рубашку, и чего-то еще, больше всего напоминавшего запах перегоревших электрических проводов. -- По-моему, вы, парни, совсем не подходите друг к другу. Ну никак. -- Водитель подозрительно покосился на Пула. -- Эй, если вы из "Скрытой камеры" или что-нибудь в этом роде, то лучше выметайтесь из машины. -- Что ты хочешь сказать, почему мы не подходим друг другу? -- спросил Биверс. -- Мы -- одна команда. -- Я говорю, как мне кажется. -- Шофер опять взглянул в зеркало. -- Вы похожи на преуспевающего адвоката, может, на лоббиста или кого-нибудь еще из тех, кто начинает карьеру, урвав кусочек от общего пирога. Парень рядом с вами выглядит, как старый сводник, а тот, что рядом с ним, похож на работягу после запоя. Парень около меня, наверное, преподает в высшей школе или что-нибудь в этом роде. -- Надо же, сводник, -- обиженно протянул Тино Пумо. -- Уж так мне кажется, -- сказал шофер. -- Сами же спросили. -- А я действительно работяга после запоя, -- подтвердил Конор. -- А ты, Тино, если как следует задуматься, старый сводник и есть. -- Я угадал, да? -- обрадовался водитель. -- А что я выиграю? Ведь вы, парни, из "Колеса фортуны", правда? -- Вы это серьезно? -- поинтересовался Биверс. -- Я первый спросил. -- Но я хотел бы знать... -- снова начал Биверс. Конор попросил его заткнуться. Водитель самодовольно ухмылялся весь остаток пути до Конститьюшн-авеню. -- Тут уже близко, -- сказал вдруг Биверс. -- Остановите. -- А я думал, вам надо к Мемориалу. -- Я сказал, остановите. Таксист резко свернул к обочине и нажал на тормоз. -- А можете вы устроить, чтобы я увидел Ванну Уайт? -- спросил таксист, глядя в зеркало. -- Уж будь уверен, -- пообещал Биверс, выскакивая из машины. -- Тино, расплатись с ним. -- Он держал дверь, пока Пумо с Линклейтером выходили из машины, затем захлопнул ее. -- Надеюсь, ты не дал этому придурку на чай? -- спросил он Тино. Тот пожал плечами. -- В таком случае, ты тоже придурок. -- Биверс повернулся и направился в сторону Мемориала. Пул догнал его и потел рядом. -- А что я такого сказал? -- почти прорычал Биверс. -- Просто этот парень хам, вот и все. Надо было вообще дать ему по зубам. -- Успокойся, Гарри. -- Ты ведь слышал, что он мне сказал, разве нет? -- Пумо он вообще назвал старым сводником. -- Тино -- сводник. Он сводит наши желудки с восточной кухней. -- Пошли помедленнее, иначе мы оторвемся от остальных. Гарри обернулся и посмотрел на Пумо и Линклейтера, которые шагали футах в тридцати позади них. Конор поймал его взгляд и улыбнулся. -- Ты никогда не уставал нянчиться с этими двумя? -- спросил Гарри Майкла. -- Так ты дал или не дал ему на чай? -- крикнул он Пумо. -- Совсем чуть-чуть, -- с непроницаемым лицом произнес Тино. -- Таксист, который вез меня вчера, захотел узнать, что испытываешь, убивая людей, -- сказал Майкл. -- "Что чувствуешь, убивая людей", -- передразнил Биверс невидимого обидчика, -- Ненавижу этот вопрос. Если им так интересно, пусть сами убьют кого-нибудь и узнают. -- Но настроение лейтенанта явно улучшалось. Их наконец догнали Пумо и Линклейтер. -- Что ж, главное, что мы -- одна команда и понимаем это. -- Мы -- свирепые убийцы, -- сказал Пумо. -- А кто такая, черт возьми. Ванна Уайт? -- спросил Конор. В ответ Тино весело рассмеялся. Когда друзья подошли наконец к Мемориалу, они были уже не компанией из четырех человек, а частью толпы. Мужчины и женщины, идущие через лужайку к Мемориалу, вполне могли быть теми же самыми, с которыми стоял вчера рядом Майкл Пул, -- опять ветераны в разношерстной форме самых разных подразделений, люди постарше в фуражках, женщины одного с Майклом возраста, державшие за руки полусонных детишек. Синий в белую полоску пиджак Гарри Биверса придавал ему вид запутавшегося вконец гида туристической группы. -- Если задуматься, все мы -- лишь кучка неудачников, потерявших почти все еще там, -- прошептал Гарри Биверс на ухо Пулу. Тот ничего не ответил: он наблюдал за двумя мужчинами, направлявшимися к Мемориалу. Один из них, лет шестидесяти пяти, тощий, как бамбуковая палка, опирался на металлические костыли и перебрасывал вперед ноги, которые выглядели, как протезы. Его спутник ехал на деревянной инвалидной коляске, и ему приходилось приподниматься каждый раз, когда требовалось крутить колеса. И эти люди спокойно разговаривали и смеялись как ни в чем не бывало, приближаясь к Мемориалу. -- Ты нашел здесь вчера имя Коттона? -- спросил Пумо Майкла, прерывая его мысли. Пул покачал головой: -- Давайте найдем сегодня. -- Давайте, черт побери, найдем всех, -- сказал Конор Линклейтер. -- А зачем же еще мы здесь? 4 Пумо записал все интересовавшие их имена и где они находятся на обороте карточки "Американ Экспресс": "Денглер -- четырнадцатая западная, строка пятьдесят два (это Майкл помнил). Коттон -- тринадцатая западная, строка семьдесят три. Тротман -- тринадцатая западная, строка восемнадцать. Питерс -- четырнадцатая западная, строка тридцать восемь. И еще Хьюбск, Ханнапин, Рект, а также Барредж, Вашингтон, Тиано, Роули и Томас Чэмберс -- жертвы Я-Тук с их стороны. Жертвы снайпера Элвиса -- Лоури, Монтегна, Блевинс". И еще многие. Вся задняя сторона карточки была исписана мелким, убористым почерком Тино Пумо. Друзья стояли на каменных плитах дорожки, глядя на имена, навечно впечатанные в черный гранит. Конор поплакал немножко перед именем Денглера, Пумо присоединился к нему около надписи: "ПИТЕРС НОРМАН ЧАРЛЬЗ", вспомнив их бессменного полкового врача. -- Черт побери, -- бормотал Конор, -- Доку бы сидеть сейчас на тракторе и волноваться, будет ли дождь. -- Четыре поколения семьи Питерса обрабатывали землю на одной и той же ферме в Канзасе. И Питерс любил сообщать всем, что хотя он временно и исполняет обязанности их врача и патологоанатома, по ночам он слышит запах полей Канзаса ("Это запах Спитални, а не Канзаса", -- пошутил тогда Коттон). Теперь поле Питерса обрабатывали его братья, а то, что осталось от Питерса Нормана Чарльза после того, как вертолет, на борту которого он вводил плазму Ректу Герберту Уилсону, врезался в землю и сгорел, покоилось на сельском кладбище. -- Наверняка ворчал бы, что правительство плохо заботится о нем и других фермерах, -- предположил Биверс. Майкл Пул опять увидел огромный флаг с золотыми кистями, который уже видел вчера. Высокий лохматый молодой человек держал это знамя, пристегнутое к широкому поясу. Рядом с ним, почти не видная за большим блестящим венком, стояла белая табличка, на которой красными буквами было написано: "Нет любви сильнее". Майкл вспомнил, что читал в газете об этом парне, бывшем морском пехотинце, который стоял на одном месте непрерывно в течение двух суток. -- Видели в газетах статью об этом парне? -- спросил Пумо. -- Он держит этот флаг в честь военнопленных и пропавших без вести. -- Как будто это оживит их, -- сказал Биверс. -- Думаю, что дело не в этом, -- произнес Майкл Пул. И тут, как и вчера, Пулу опять показалось, что черная громада Мемориала как бы надвигается на него, как бы делает шаг вперед. Весь мир расплылся перед глазами. Однажды Пулу пришлось простоять несколько часов по пояс в воде, подняв свой М-16 и мачете, так что руки постепенно начали ныть, затем болеть, потом чуть ли не отваливаться. Рядом с ним в точно таком же положении, пытаясь защитить от воды свою амуницию, стоял Роули Томас Чэмберс. Вокруг них носились рои москитов, облепляя лица, забиваясь в нос, так что каждые несколько секунд приходилось выдувать их оттуда. Пул устал тогда настолько, что, если бы Роули предложил подержать оружие за него, заснул бы где стоял. Ноги облепляли пиявки, которыми кишела вода. -- О, Боже, -- произнес Пул, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Он вытер глаза и посмотрел на остальных. Конор тоже плакал, а обычно неподвижное лицо Тино Пумо выражало на сей раз охватившие его чувства. Гарри Биверс смотрел на Майкла. Лицо его было абсолютно непроницаемо. -- Это так действует на тебя? -- спросил он Пула. -- Конечно, -- ответил тот, чувствуя, что его начинает раздражать бесчувственность Биверса. -- А ты от этого застрахован, да? -- Вряд ли, Майкл, -- покачал головой Гарри. -- Просто привык держать в себе свои чувства. Так меня воспитывали. Но сейчас я думаю о том, что к нашему списку надо добавить еще несколько имен. Маккенна, Мартинсоны. Дантон и Гюберт. Помнишь? У Майкла не было ни малейшего желания описывать Биверсу, что он переживает по этому поводу. Он тоже знал по меньшей мере одно имя, которое следовало бы тоже написать на этой стене. Биверс продолжал смотреть на Майкла. -- Ты ведь понимаешь, что все мы разбогатеем на этом деле, правда? -- Из каких-то своих побуждений, совершенно непонятных Пулу, Гарри ткнул его в грудь указательным пальцем, который при ближайшем рассмотрении оказался наманикюренным, затем повернулся к Тино и Конору и начал что-то говорить им про Мемориал. Майкл все еще ощущал болезненное прикосновение его указательного пальца. -- ...только имен сюда внесено недостаточно, -- доносился откуда-то издалека голос Биверса. В ноздри Пула забились сотни умирающих москитов, умирающие пиявки все сильнее впивались в усталые, умирающие мышцы ног Пула. Он понимал, что это неизбежно: вновь и вновь будут возвращаться они на Дальний Восток, повторяя самих себя в девятнадцать лет -- испуганных, невежественных, дурашливых юнцов. Часть вторая ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ОТЪЕЗДУ 6 Биверс отдыхает 1 -- Мэгги никогда не вернется сюда, -- сказал Джимми Ла в ответ на вопрос Гарри Биверса, продолжая наливать вермут в бокал поверх кусочков льда и какой-то жидкости покрепче, которой он плеснул туда перед этим. -- С нее хватит. -- Хватит этой жизни или хватит Тино? -- спросил Гарри. Джимми постелил на стойку бара чистую салфетку с надписью "Сайгон" красными буквами поверх силуэта рикши, поставил на нее выпивку Биверса и едва заметным движением руки убрал старую, промокшую и истрепавшуюся салфетку. -- Тино -- слишком обыкновенный для Мэгги, -- сказал он, подмигнул Гарри и отступил на несколько шагов назад. Гарри оказался лицом к лицу со злобными демонами с кошачьими бакенбардами, наклеенными на зеркало за спиной Джимми, которых до этого не было видно. Эти несимпатичные лица показались Гарри Биверсу на удивление знакомыми. Он знал, что видел такие же искаженные злобой лица где-то в Первом корпусе, но никак не мог вспомнить где. Было четыре часа, и Гарри зашел в бар, чтобы убить время до того момента, когда ему предстояло звонить своей бывшей жене. Джимми Ла занялся смешиванием какого-то слабенького коктейля для единственного, кроме Гарри, посетителя -- гомика с огромным желтым чубом и накрашенными розовыми тенями веками. Гарри крутанулся на стуле и посмотрел в сторону столовой ресторана Пумо. Она была обставлена бамбуковыми стульями и бамбуковыми столиками со стеклянными крышками. Над головой медленно вращались вентиляторы с лопастями, напоминавшими полированные коричневые весла. Белые стены были расписаны пальмовыми листьями и зелеными ветками, создавая ощущение, что Сидней Грин-стрит вот-вот войдет целиком в двери ресторана. За перегородкой в дальнем углу зала два вьетнамца в белых передниках резали овощи. За их спинами на плите готовились какие-то блюда. Еще дальше колыхалась полупрозрачная штора. Гарри слегка наклонился, чтобы лучше видеть, и вздрогнул, как бывало каждый раз, когда он видел Винха, шеф-повара Пумо. Винх был родом из Ан-Лат, одной из деревушек, через которые прошли в свое время части Первого корпуса. Ан-Лат находилась всего в нескольких милях от Я-Тук. Маленькая, улыбающаяся вьетнамская девочка пыталась проскользнуть через занавеску внутрь ресторана. Она почти добралась до перегородки, когда Винх все-таки схватил ее за плечо. Личико ребенка разочарованно вытянулось, дверь в кухню захлопнулась, и оттуда донеслись сердитые крики Винха по-вьетнамски. С четкостью слуховой галлюцинации Гарри услышал за правым плечом голос М.О.Денглера, сопровождаемый отдаленными криками и орудийными залпами. Бледные лица демонов мерцали в полутьме бара. Гарри вспомнил, гце он видел их, -- это были лица маленьких черноволосых женщин, бросавшихся на него с кулаками и выкрикивавших ему в лицо: "Ты -- десятый, ты -- десятый". Гарри охватило вдруг такое чувство, будто он погрузился в первозданный хаос. Он ощутил ужас, вдруг представив себе, что не существует на самом деле, как существуют другие люди вокруг него -- те, кто проще относится к жизни. Откуда-то издалека Биверс услышал собственный голос, спрашивающий, что делает в кухне ребенок. Джимми Ла подошел поближе: -- Это Хелен, младшая дочурка Винха, -- пояснил он. -- Они вместе толкутся иногда на кухне. А Хелен, наверное, хотела поискать Мэгги. Они давние подружки. -- У Тино, должно быть, масса забот, -- Гарри постепенно удалось взять себя в руки. -- Вы видели "Виллидж Войс"? Биверс покачал головой. Только сейчас он заметил, что успел инстинктивно засунуть руки в карманы, чтобы не было видно, как они дрожат. Джимми поискал в стопке меню рядом с кассовым аппаратом и достал газету, которую протянул через стойку Гарри последней страницей вверх. "Доска объявлений Войс" -- прочитал Гарри над тремя колонками личных посланий самых разных видов и размеров. Два объявления были взяты в кружок. Первое гласило: "Котик, чертовски по тебе соскучилась. Буду в среду у "Майкла Тодда" в десятом номере. Бродяжка". Второе послание было написано заглавными буквами: "РЕШИЛА, ЧТО НЕ МОГУ РЕШИТЬ. МОЖЕТ БЫТЬ, "МАЙКЛ ТОДД", А МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕТ. ЛА-ЛА". -- Понимаете теперь, что я имею в виду? -- спросил Джимми. Теперь он был занят тем, что доставал из-под стойки бокалы и складывал их в раковину. -- И оба эти объявления поместила твоя сестра? -- спросил Гарри. -- Наверняка, -- кивнул Джимми. -- У нас вся семейка сумасшедшая. -- Мне жалко Тино. Джимми ухмыльнулся и поднял глаза от раковины. -- А как поживает доктор? Есть какие-нибудь изменения? -- Ты же знаешь его, -- ответил Гарри. -- С тех пор как умер его сын, с ним стало не так уж весело общаться. -- А он тоже отправляется с вами на охоту? -- спросил Джимми после паузы. -- Мне бы больше понравилось, если бы ты называл это миссией, -- вместо ответа сказал Гарри. -- Слушай, а Тино что, вообще не собирается показываться сегодня? -- Может, попозже, -- ответил Джимми, глядя в сторону. У Пумо в ресторане жили двое вьетнамцев, он разворотил всю кухню, чтобы убить нескольких тараканов, и вел себя, как подросток, с Мэгги Ла, точнее "ЛА-ЛА". Старый друг Обжоры Биверса превратился в еще одного... -- Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить словечко, которым называл таких людей М.О.Денглер, -- микса. -- Скажи ему, что я советую отправиться к "Тодду" с огромным ножом за поясом. -- Что ж, сестренку это очень позабавит. Гарри посмотрел на часы. -- Вы будете в Тайпее во время своей миссии, Гарри? -- спросил Джимми, впервые за время их разговора проявляя признаки настоящей заинтересованности. Биверс почувствовал, что его снова пробирает дрожь. -- А вы с Мэгги из Тайпея? И тут его осенило. Кто, собственно, сказал, что Тим Андерхилл живет непременно в Сингапуре? Гарри был однажды в Тайпее в увольнении, и вполне мог себе представить, что Тим Андерхилл предпочел бы жить там, например, где-нибудь среди кварталов Чайна-таун или Додж-сити. Он понял вдруг, что высшая справедливость не дремлет, как это принято считать, что все было предопределено и продумано заранее. Бог все спланировал на свой вкус. Гарри вновь опустился на свое сиденье, заказал еще мартини и, решив отложить скандал с бывшей женой еще минут на двадцать, стал слушать, как Джимми Ла расписывает прелести ночной жизни в столице Тайваня. Джимми поставил перед Биверсом дымящуюся чашку кофе. Гарри засунул сложенную салфетку во внутренний карман пиджака и взглянул еще раз на злобных демонов. Перед глазами Биверса вновь встал ребенок, бросающийся на него с занесенным ножом. Сердце учащенно забилось, и Гарри испытал облегчение, лишь когда глоток горячего кофе обжег ему язык. 2 Через некоторое время Гарри стоял около платного телефона-автомата рядом с мужским туалетом, находившимся внизу, в конце узкого коридора. Он пытался разыскать свою бывшую жену в галерее Мэри Фарр, которая находилась в помещении бывшего склада в Сохо, на Спринг-стрит. Пэт Колдуэлл Биверс училась в одной школе с Мэри Фарр и, когда галерея некоторое время назад полностью пришла в упадок, стала принимать в ней участие, сделав одним из основных объектов своей неразумной благотворительности. (В самом начале увлечения Пэт искусством Гарри пришлось мужественно перенести несколько обедов с художниками, чьи произведения состояли из ржавых трубок, в беспорядке разбросанных по полу, или из поставленных в ряд алюминиевых горбылей, или из каких-то розовых, покрытых чем-то похожим на бородавки, столбиков, каждый из которых напоминал Биверсу огромный член. Он до сих пор не мог поверить, что, выставляя подобный бред, можно заработать хоть какие-то деньги). Мария Фарр сама ответила на звонок. Это был хороший знак. -- Мария, -- начал он, -- как приятно снова слышать твой голос. -- На самом деле ее низкий голос, произносящий слова так, как будто она ворочает булыжники, напомнил Гарри о том, как не любил он эту женщину. -- Мне нечего сказать тебе, Гарри, -- послышалось из телефонной трубки. -- Думаю, это к счастью для нас обоих. Пэт еще там? -- Если бы она и была здесь, я бы тебе не сказала, -- Мария повесила трубку. Еще один звонок -- на автоответчик Пэт. Она просила искать ее по такому-то номеру в редакции "Рильке-стрит" -- литературного журнала, который являлся еще одним объектом благотворительности его бывшей супруги. Редактор журнала Уильям Тарп, в отличие от Марии Фарр и ее художников, провел всего несколько вечеров в обществе Гарри Биверса и вероятно поэтому успел составить себе мнение о муже Пэт лишь по внешнему виду, пока еще вполне приличному. -- "Рильке-стрит". Уильям Тарп слушает. -- Билли, мой мальчик, здравствуй. Это Гарри Биверс -- бывший муж одной из твоих самых преданных поклонниц. Надеялся найти ее у тебя. -- Гарри! Тебе повезло. Мы с Пэт как раз обсуждаем тридцать пятый номер. Это будет красивый журнал. Заедешь? -- Если пригласят, -- ответил Гарри. -- Как ты думаешь, могу я поговорить с нашей дорогой Патрицией? Через несколько секунд Гарри услышал наконец голос своей бывшей жены: -- Как это мило, что ты позвонил, Гарри. Я как раз думала о тебе. Ты в порядке? Значит, знает, что Чарльз уволил его. -- В порядке, в порядке, в полном. Сегодня на меня вдруг накатило праздничное настроение. Почему бы не выпить или не пообедать вместе, после того как тебе надоест щекотать яйца старины Билли? Пэт несколько секунд переговаривалась, о чем-то с Уильямом Тарпом, затем произнесла в трубку: -- Через час, Гарри. -- Неудивительно, что я буду восхищаться тобой до конца своих дней, -- сказал Биверс, но Пэт поспешно положила трубку. 3 Биверс попросил шофера остановиться у винного магазина и подождать, пока он купит что-нибудь выпить. Он перешел через дорогу и зашел в магазин, напоминавший скорее сарай или погреб, освещенный голубоватыми неоновыми вывесками: "Импорт", "Пиво", "Отличное шампанское". Он направился было в сторону последней вывески, но остановился, увидев, что его обогнали три молодые женщины с панковскими коками на голове и в одежде, призванной оскорблять общественное мнение. Панки всегда вызывали у него живой интерес. Девицы шушукались по поводу цен на дешевые вина, и их разноцветные головки причудливо дергались в такт издаваемым смешкам, напоминая разноцветные орхидеи. Одна из девушек была почти того же роста, что и Гарри. Волосы ее были раскрашены в белое и розовое. Взяв тонкими пальцами бутылку бургундского, она задумчиво вертела ее в руках. Все трое были одеты в разное рванье, которое выглядело так, будто его подобрали на улице. Самая низенькая девушка подалась вперед, чтобы рассмотреть бутылку, выбранную ее подругой. Кожа девушки была смуглой, почти желтой. Гарри понял, что знает ее. Затем девушка повернулась так, что профиль ее отчетливо обозначился на фоне неоновой вывески, и Биверс увидел, что перед ним не кто иной, как Мэгги Ла. Гарри двинулся вперед, улыбаясь мысли о том, какой, должно быть, контраст являют собой лохмотья Мэгги Ла и его строгий деловой костюм. Мэгги неожиданно отделилась от подруг и двинулась вдоль при лавка. Остальные последовали за ней. Высокая девушка положила белую руку на смуглое плечо китаянки. Гарри увидел ее щеку покрытую грубой щетиной. Высокая девушка была мужчиной. Гарри неподвижно застыл, улыбка постепенно исчезала с его губ. Мэгги потрепала небритого панка ладонью по щеке, и все трое двинулись дальше вдоль прилавка, так и не заметив Гарри. Мэгги и ее друзья перешли к одному из боковых прилавков, заставленному холодильниками с прозрачными дверцами. Только тут Гарри вспомнил, что вообще-то зашел сюда купить бутылку шампанского, чтобы задобрить Пэт. В этот момент Мэгги Ла с выражением сосредоточенного интереса на лице открыла дверцу одного из холодильников. Она достала оттуда бутылку "Дом Периньон", которая тут же исчезла среди ее лохмотьев. Ей потребовалось на это чуть больше секунды. Неожиданно Гарри представил себе темное, холодное горлышко бутылки, покоящееся между грудей Мэгги. Не задумываясь над тем, что он делает, Гарри Биверс открыл стеклянную дверцу и достал бутылку "Дом Периньон". Перед глазами стояло лицо вьетнамской девчушки, пытающейся пробежать через дверь кухни "Сайгона". Гарри засунул бутылку под пиджак. Ее, однако, было видно. Мэгги Ла и ее странные друзья направились к кассовым аппаратам, стоящим у выхода из зала. Гарри засунул руку под пиджак, перевернул бутылку и затолкал ее горлышком в брюки. Затем он застегнул пиджак и пальто. Бутылка все равно торчала, но уже не так заметно. Гарри двинулся вслед за Мэгги к кассам. Кассиры нажимали на кнопки аппаратов и ставили купленные бутылки на специальные движущиеся ремни. Мэгги и компания прошли мимо одного из аппаратов и счастливо миновали охранника, отдыхающего у витрины. Насколько мог видеть Гарри, они благополучно вышли в дверь. -- Эй, Мэгги, -- закричал он и бросился в проход рядом с ближайшим свободным аппаратом. -- Мэгги! Охранник поднял на него глаза и нахмурился. Гарри продолжал махать руками в сторону двери. Теперь уже все, кто находился в этой части магазина, обратили на него внимание. -- Увидел старую приятельницу, -- объяснил Гарри охраннику, который не счел нужным никак прокомментировать его заявление, а лишь молча отвернулся и вновь облокотился на стекло витрины. Когда Гарри вышел на тротуар, Мэгги уже нигде не было видно. Всю дорогу до Дуэйн-стрит, где находилась редакция, Гарри смотрел по сторонам, надеясь увидеть девушку. Когда такси остановилось наконец перед дверью склада, служившего теперь редакцией, Гарри подумал, что там, куда он направляется, миллион точно таких же девчонок. 4 Гарри Биверс вручил бутылку шампанского изумленному, бормочущему слова благодарности Уильяму Тарпу, затем минут пять или десять лицемерно восхищался макетом очередного номера "Рильке-стрит". Затем он отвез поблекшую и начинающую седеть Пэт Колдуэлл Биверс, которая все больше напоминала ему овчарку, полжизни бегавшую вокруг него кругами, в ресторан "Трайбика", одно из тех заведений, которые Тим Андерхилл называл жутко модными кабаками. Стены были покрыты красным лаком, на столиках стояли лампы с латунными подставками. Официанты появлялись и исчезали совершенно бесшумно. Гарри вспомнил о Мэгги Ла, подумал о бутылках шампанского и других интересных вещах, которым приходилось когда-либо покоиться между ее маленькими, но несомненно очень соблазнительными грудями. И все это время он продолжал выдумывать всевозможную чушь о характере их "миссии". Хотя Пэт изредка улыбалась и, казалось, наслаждается вином, супом, рыбой, временами Гарри казалось, будто Пэт прекрасно понимает, что он врет. Как и Джимми Ла, она спрашивала его о том, как выглядит Майкл, как, по мнению Гарри, идут у него дела, и Гарри на все вопросы отвечал, что все в порядке. В улыбках Пэт было сожаление -- о нем, о самой себе, о Майкле Пуле или же обо всем человечестве -- Биверс так и не смог определить. Когда наступил наконец момент попросить в долг, Пэт бросила только: -- Сколько? -- Около двух тысяч. Она полезла в сумочку, достала оттуда чековую книжку и перьевую ручку и безо всякого выражения на лице выписала чек на три тысячи долларов, который молча протянула ему через стол. -- Естественно, это в долг, -- сказал Гарри. -- Ты очень помогла мне этими деньгами, Пэт. Я не шучу. -- Итак, правительство хочет, чтобы вы выследили этого парня и разузнали, не он ли тот загадочный убийца? -- В общих чертах это так. Но не совсем. Все-таки это частная миссия. Именно таким образом мы и будем потом иметь права на книгу и на съемки фильма, и на все такое прочее. Ты, разумеется, понимаешь, что я сообщаю тебе все это строго конфиденциально. -- Конечно. -- Я знаю, ты всегда умела читать между строк, но... В общем, я даже не собираюсь дурить тебя и утверждать, что в этом деле нет ничего опасного. -- Да, да, я понимаю, -- закивала Пэт. -- Не хочется даже думать об этом, но если вдруг случится так, что ты больше не увидишь меня живым, мне хотелось бы быть похороненным на Арлингтоне. Пэт снова кивнула. Гарри начал нетерпеливо оглядываться в поисках официанта. -- Я до сих пор иногда жалею, что ты оказался во Вьетнаме. Слова Пэт неприятно взволновали его. -- А в чем дело? -- спросил он. -- Я остался собой. Я всегда был самим собой и не был никем, кроме самого себя. Они расстались перед дверью ресторана. Пройдя несколько метров, Гарри с улыбкой обернулся, уверенный в том, что Пэт смотрит ему вслед. Но она шла прямо вперед, слегка ссутулившись, и вечно набитая до отказа сумка, как обычно, качалась у бедра. Гарри пошел в свой банк. В вестибюле было пусто. Биверс достал свою карточку и, воспользовавшись одним из банковских автоматов, внес на свой счет деньги по чеку Пэт и по еще одному чеку, добытому им сегодня, а затем снял четыреста долларов наличными. У газетной стойки на углу он купил порнографический журнал, сложив его так, чтобы нельзя было разглядеть обложку, засунул под мышку и отправился на Двадцать четвертую Западную улицу, где подыскал себе квартиру вскоре после того, как Пэт сказала ему -- так серьезно, как, пожалуй, ни разу не говорила с ним за все время их брака, -- что вынуждена требовать развода. 7 Конор работает 1 Конор Линклейтер думал о том, что после встречи с друзьями в Вашингтоне к нему на удивление часто стало возвращаться прошлое, как будто Вьетнам был его настоящей жизнью, а все, что произошло потом, -- лишь воспоминанием. Ему все труднее становилось сосредоточиться на настоящем -- "тогда" продолжало вмешиваться в его жизнь, иногда даже физически. Несколько дней назад старик Дейзи, ни о чем не подозревая, вручил ему снятую когда-то Коттоном фотографию Тима Андерхилла, стоящего в обнимку с одним из своих "цветочков". Было четыре часа дня, а Конор все еще лежал в постели, страдая после первого серьезного перепоя со дня посещения Мемориала. Все считали, что с возрастом становится легче справляться с такими вещами, но Конору казалось, что все наоборот. Тремя днями раньше у Конора была работа, которая давала возможность платить за квартиру по меньшей мере все то время, которое пройдет, пока Пул и Биверс организуют поездку в Сингапур. Его наняли плотничать. На Маунт-авеню в Хемпстеде, всего в трех минутах езды от крошечной квартирки Конора, в которой почти не было мебели, юрист-миллионер лет шестидесяти по имени Чарльз ("Зовите меня Чарли") Дейзи, недавно женившийся в третий раз, решил переделать весь первый этаж своего особняка по вкусу новой жены -- кухню, две столовых -- для обеда и для завтрака, комнату для отдыха, прачечную и квартирки слуг. Подрядчика Конора -- пожилого человека с седой бородой -- звали Бен Роим. Конор уже работал на него три-четыре раза. Бен Роим был настоящим гением, когда дело касалось работ по дереву и, как многие настоящие мастера, был непредсказуем -- все зависело от настроения, но уж для него-то плотницкое дело было не просто тем, чем приходится заниматься, чтобы заплатить за квартиру. Работа с Роимом была для Конора близка к удовольствию, насколько работа вообще может быть близка к удовольствию. В первый день работы Конора Чарли Дейзи пораньше приехал домой из офиса и прошел прямо в столовую, где Бен и Конор настилали новый дубовый паркет. Юрист долго стоял и смотрел на плотников. Конору было немного не по себе. Он боялся, что клиенту может не понравиться его внешний вид. Чтобы не сводило колени от ползанья по паркету, Конор обвязал их тряпками. Еще он завязал платок вокруг лба (платок напомнил ему о Тиме Андерхилле, о "цветочках" и спокойной, тихой беседе). Сейчас Конор думал, что его вид может показаться Дейзи чересчур расхлябанным. Поэтому он особенно не удивился, когда тот сделал шаг в его сторону и кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Бен и Конор быстро переглянулись. Клиенты, особенно клиенты с Маунт-авеню, могли подстроить тебе какую-нибудь пакость просто так, от плохого настроения. -- Молодой человек, -- произнес Дейзи. Конор поднял голову, испуганно моргая и только сейчас начиная осознавать, что стоит на четвереньках перед одетым с иголочки миллионером. -- Я правильно угадал? -- спросил его Дейзи. -- Вы ведь были во Вьетнаме, правда? -- Да, сэр, -- ответил Конор, приготовившись к неприятностям. -- Молодец, парень! -- Дейзи подошел пожать руку Конора. -- Я знал, что не ошибся. Выяснилось, что единственный сын Дейзи тоже был теперь одним из имен на одной из стен Мемориала. Его убили в Хью. Следующие две недели у Конора была самая замечательная в его жизни работа. Почти каждый день он узнавал что-нибудь новое от Бена Роима -- всякие мелочи, имевшие отношение не только к технике работы по дереву, но, в неменьшей степени, к увлеченности и уважению к своему делу. Через несколько дней после того, как Дейзи пожал руку Конора, он появился однажды в конце дня, неся серую замшевую коробочку и кожаный альбом с фотографиями. Бен и Конор как раз делали новую переборку в кухне, которая выглядела при этом, как после взрыва бомбы -- развороченный пол, торчащие отовсюду проволока и трубы. Дейзи добрался до них через все это и сказал, указывая на альбом и коробочку: -- Пока я не женился второй раз, это было единственное, что согревало мне душу. Коробочка оказалась футляром для медалей сына Дейзи. На блестящем атласе лежали Пурпурное Сердце, Бронзовая Звезда и Серебряная Звезда. В альбоме было множество фотографий, сделанных во Вьетнаме. Дейзи болтал без умолку, тыча пальцами в фотографии заляпанных грязью танков М-48 и голых по пояс юнцов, обхвативших друг друга за плечи. "Все-таки путешествия во времени -- не такая уж чушь", -- подумал Конор, сожалея о том, что у этого болтливого старикашки-юриста не хватает ума, чтобы помолчать и дать фотографиям говорить самим за себя. Потому что фотографии действительно говорили. Хью, где убили молодого Дейзи, был на территории Первого корпуса. Это был Вьетнам Конора, и все, что он видел сейчас на фотографиях из альбома, казалось ему знакомым. Здесь была даже долина А-Шу -- бесконечные горные гряды и колонна людей, один за другим карабкающихся вверх, ступающих все в ту же грязь. (Денглер: "Раз я миновал долину А-Шу, мне не страшно уже ничего на свете, потому что я -- самый психованный сукин сын в этой долине"). Мальчишки-солдаты на фоне пацифистского знака, намалеванного на стене госпиталя в джунглях, один из них с грязной марлевой повязкой вокруг голой руки. Конору представилась вдруг на месте лица этого парня улыбающаяся, радостная физиономия Денглера. Конор глядел на изможденное, заросшее лицо человека, пытающегося улыбнуться через ствол М-60, установленного на темно-зеленом вертолете. Вот в таком же погибли Питерс и Герб Рект, пытаясь переправить плазму, пулеметные ленты и еще шесть человек, не считая самих себя, через гористую местность всего-то миль на двадцать от Кэмп Крэнделла. Конор внимательно вглядывался в цилиндрические отверстия на ленте М-60. -- Вы, кажется, узнали вертолет? -- спросил Дейзи. Конор кивнул. -- Много таких видели в те дни? И снова Конор смог только кивнуть в ответ. Два молоденьких солдатика, которые наверняка провели на полях сражений не больше недели, сидели на поросшей травой насыпи и пили из пластиковых стаканчиков. -- Этих ребят убили вместе с моим сыном, -- сказал Дейзи. Влажный ветер взъерошил короткие волосы солдат, тощие коровы паслись на развороченном поле за их спинами. Конор почувствовал во рту вкус пластика -- затхлый, неприятный вкус теплой воды, налитой в пластиковый стаканчик. Монотонным голосом человека, говорящего скорее самому себе, чем слушателям, Дейзи снабжал комментариями изображения людей, очищавших от осколков трехдюймовых ракет крышу какого-то дома, кучки солдат, копошащихся около деревянной лачуги, которой предстояло вскоре стать резиденцией ефрейтора Уилсона Мэнли, солдат, курящих травку, солдат, спящих прямо на пыльной пустоши, напоминавшей Конору окраину Эль-Зед-Сью, улыбающихся солдат с непокрытыми головами, позирующих рядом с равнодушными ко всему вьетнамскими девушками. -- Здесь есть один парень, которого я не знаю, -- сказал Дейзи. Как только Конор разглядел лицо, на которое указывал Дейзи, голос юриста стал доноситься до него как будто бы откуда-то издалека. -- Парень -- большой прохвост, правда? Уверен, что он путался с этой маленькой девчонкой. Дейзи ошибался, и ошибался он от чистого сердца. Должно быть, третья жена вдохнула в него новые силы -- иначе зачем бы ему приходить домой в полпятого. Огромным солдатом, изображенным на фотографии, с шеей, повязанной платком, был Тим Андерхилл. А "девчонка" была одним из его "цветочков" -- юношей, настолько женственным, что ему бы действительно родиться девочкой. Оба, улыбаясь, позировали фотографу на узенькой улочке, забитой "Джипами" и рикшами, должно быть, в Да-Нанге или Хью. -- Сынок, -- донесся до Конора голос Дейзи. -- С тобой все в порядке, сынок? Несколько секунд Конор размышлял, согласится ли старик отдать ему фотографию Андерхилла. -- Ты весь побелел, сынок. -- Не беспокойтесь, -- ответил Конор. -- Все нормально. Остальные фотографии он лишь просмотрел мельком. -- Все очень просто, -- не унимался Дейзи. -- Ты никак не можешь забыть все эти ужасы. Затем Бен Роим решил, что им нужен еще один человек для оклейки кухни, и нанял Виктора Спитални. Конор немного опоздал на работу. Когда он вошел в разоренную кухню, то увидел незнакомца с грязными белыми волосами, забранными в длинный хвост, который слонялся вдоль каркаса новой переборки. На нем была хлопчатобумажная рубашка поверх водолазки, под довольно объемистым животом болтался видавший виды пояс с инструментами. Конор заметил свежую ссадину на его переносице и следы других ссадин на костяшках пальцев левой руки. Белки глаз были в красных прожилках. В памяти Конора тут же всплыли ямы, от которых исходил омерзительный запах горящего дерьма, облитого керосином. Опять Вьетнам. Бен Роим и остальные плотники и маляры сидели на полу, попивая из термосов свой утренний кофе. -- Конор, познакомься с нашим новым рабочим. Том Войцак, -- представил новичка Бен. Прежде чем неохотно пожать руку, протянутую Конором, Войцак несколько секунд тупо смотрел на нее. "Вы, придурки, да вы только попробуйте. Эта ссань -- то, что доктор прописал, для ваших желудков", -- вспомнилось Конору. Все утро Войцак и Линклейтер наклеивали пленку в разных концах кухни. В одиннадцать часов, после того как миссис Дейзи принесла, а затем унесла поднос с кофе, Войцак пробурчал: -- Видел, как она подошла ко мне? Прежде чем мы закончим эту работу, я побываю в спальне у этой сучки и буду трахать ее прямо на полу. -- Ну уж конечно! -- рассмеялся в ответ Конор. Опрокинув чашку кофе, Войцак кинулся через кухню и встал вплотную к Конору, скалясь и глядя на него в упор. -- Не смей попадаться на моем пути, гомик чертов, -- прошипел он. -- Иначе тебя будут долго искать. -- Отвали, -- Конор оттолкнул Войцака. Больше всего на свете ему хотелось сейчас продуманным ударом сбить этого придурка с ног, а затем удушить его одной левой. Но Войцак брезгливо отряхнул то место, куда толкнул его Конор, и вернулся к работе. В конце рабочего дня, закинув пояс с инструментами в угол кухни, Войцак молча наблюдал, как Конор собирает свои вещи. -- Ну чем не гомик? -- произнес он. Конор захлопнул сумку с инструментами и спросил: -- У тебя много друзей, Войцак? -- Думаешь, эти люди собираются тебя усыновить? Они не собираются тебя усыновить. -- Оставь это, -- Конор встал. -- Итак, ты тоже был там? -- спросил Войцак, постаравшись, чтобы в голосе его звучало как можно меньше любопытства. -- Да. -- Секретарем-машинисткой? Чувствуя, как нарастает внутри гнев, Конор повернулся к выходу. -- В каком подразделении ты служил? -- Девятый батальон. Двадцать четвертый пехотный полк. Смех Войцака напоминал скрип песка. Конор шел, не останавливаясь, пока не оказался достаточно далеко от дома. Усевшись на мотоцикл, Конор долго сидел неподвижно, глядя на темно-серые камни мощеной дорожки и стараясь ни о чем не думать. Небо, да и сам воздух вокруг казались такими же серыми, как гравий. Он чувствовал, что мелкие камушки набились ему в ботинки. В какую-то секунду ему захотелось завести свой "Харлей" и катить куда глаза глядят, наслаждаясь скоростью и ощущением покрываемого расстояния, и так ехать и ехать, не останавливаясь, много-много миль. Скорость и расстояние всегда наполняли Конора приятным ощущением легкости и какой-то пустоты. Конор представил себе нескончаемые шоссе, лежащие перед ним, неоновые вывески отелей, гамбургеры, нарисованные на придорожных закусочных. Скрючившись у руля мотоцикла, Конор слышал, как внутри дома захлопали двери. Послышался густой баритон Бена Роима. Как хотелось сейчас Конору, чтобы Майкл Пул позвонил ему прямо сегодня и сказал: "Мы выезжаем, малыш. Пакуй вещи и встречай нас в аэропорте!" Бен Роим открыл дверь и пристально посмотрел на Конора, натягивая свою тяжелую ворсистую фланелевую куртку. -- До завтра? -- Мне некуда больше ехать, -- сказал Конор. Бен Роим кивнул. Конор завел мотоцикл и рванул с места, не дожидаясь, пока из дверей дома покажутся остальные рабочие. Дня три-четыре Войцак и Конор игнорировали друг друга. Когда Чарли Дейзи, унюхав еще одного ветерана, появился с коробочкой медалей и фотоальбомом, Конор положил инструменты и медленно вышел из комнаты. Он почувствовал, что не может находиться рядом, пока Войцак будет пялиться на фотографию Тима Андер-хилла. Ночью, накануне того дня, который неожиданно оказался последним днем его работы в доме Дейзи, Конор проснулся в четыре часа утра в середине ночного кошмара, главными участниками которого были М.О.Денглер и Тим Андерхилл. В пять Линклейтер встал с постели, сварил кофе и выпил почти полный кофейник перед тем, как отправиться на работу. Куски ночного кошмара преследовали его все утро. Вот они с Денглером сидят съежившись в какой-то траншее -- пережидают бомбежку. Тим Андерхилл тоже должен быть где-то здесь -- или в темном конце траншеи, или в другой траншее, рядом, потому что его густой звучный голос, похожий на голос Бена Роима, перекрывает даже шум бомбежки. В Долине Дракона не было траншей. Труп лейтенанта с раскинутыми в стороны ногами сидит в дальнем углу траншеи. Кровь, стекающая из перерезанного горла, залила и пропитала уже всю форму. -- Денглер, -- произносит во сне Конор Линклейтер, -- Денглер, погляди на лейтенанта. Придурок втянул нас в эту заварушку, а теперь он мертв. -- Очередная вспышка озаряет небо, и Конор видит, что изо рта лейтенанта Биверса торчит карточка Коко. Конор хватает Денглера за плечо, и безжизненное тело товарища валится к его ногам. Конор видит изуродованное лицо Денглера и все ту же карточку, торчащую изо рта. Он кричит во сне и наяву и от собственного крика просыпается. Конор пришел на работу пораньше и стал дожидаться остальных. Через некоторое время показался "Блейзер" Бена Роима, в котором ехал он сам и еще два члена бригады, жившие в том же районе города, что и Бен. У обоих ребят были маленькие дети и им надо было платить за квартиру, но оба были слишком молоды, чтобы успеть побывать во Вьетнаме. Наблюдая, как они вылезают из машины, Конор поймал себя на том, что испытывает по отношению к ребятам почти отцовские чувства -- им явно недоставало опыта, чтобы почувствовать разницу между Беном Роимом и другими подрядчиками. -- Сегодня тебе получше. Рыжик? -- спросил его Бен. -- Свеж, как утренняя роса, -- ответил Конор. Чуть позже подкатил Войцак на какой-то длинной черной машине которая вся была расписана причудливым орнаментом вплоть д( дверных ручек. Когда они приступили к работе, Конор впервые заметил, что Войцак делает свое дело так, будто работает на подрядчика, который торопиться скорее сорвать куш, ремонтируя бараки. Бен Роим был весьма взыскателен, и чтобы угодить ему, требовались идеально ровные и гладкие швы. Работа Войцака выглядела так же неаккуратно, как и его жуткая машина. На пленке были вздутия, морщины, горбы, которые останутся там навсегда и будут видны даже после того, как стены покроют штукатуркой и двойным слоем краски. Войцак заметил, что Конор внимательно приглядывается к его работе. -- Что-нибудь не так? -- спросил он. -- Почти все не так, парень, -- ответил Конор. -- Ты уже работал когда-нибудь на Бена? Войцак отложил инструменты и подошел к Конору. -- Ты, рыжий мудак, ты смеешь говорить мне, что я не могу делать свою работу?! Ты что, еще не понял, что я стою дюжины таких, как ты? Думаю, что ты все еще здесь только потому, что писал кипятком, глядя на картинки этого старикана -- нашего хозяина. -- Эти картинки отснял его сын, -- сказал Конор. -- Эти картинки отснял один черномазый по имени Коттон, -- возразил Войцак. -- О, черт! -- Конор почувствовал, что ему необходимо сесть. -- Коттон был в одном взводе с молодым Дейзи, тот и договорился, что купит у него копии фотографий -- ты, болван. -- Я знал Коттона, -- медленно произнес Конор Линклейтер. -- Я был рядом, когда парнишка покупал фотографии. -- Мне наплевать, кто сделал эти фотографии. Мне наплевать, жив он, мертв или что-то среднее. И мне плевать, что все тут считают тебя героем, потому что в моих глазах, парень, ты -- куча дерьма. Войцак сделал еще шаг в сторону Конора, и тот разглядел на дне его глаз смесь ярости и отчаяния, загнанные так глубоко, что невозможно было разобрать, чего же было больше. -- Ты слышишь меня? Я был в боях двадцать один день. И двадцать одну ночь. -- Просто надо как-то исправить твой брак, вот и все, -- прервал Войцака Конор. Войцак больше ничего не слышал. Зрачки его глаз напоминали булавочные головки. -- Блядь!!! -- заорал он. -- Я думал, ты любишь блядей, -- спокойно произнес Конор. -- Я клею хорошо! -- орал Войцак. Бен Роим прекратил их ссору, долбанув со всей силы кулаком по дереву. За спиной подрядчика стояла миссис Дейзи с кофейником в руках. Войцак устало улыбнулся ей. -- Хватит! -- сказал Бен Роим. -- Не могу я работать с этим остом, -- не унимался Войцак. -- Этот парень сам довел меня, -- запротестовал Конор. -- Чарли хватит удар, если он услышит грубые выражения в своем доме. -- Миссис Дейзи явно нервничала. -- Возможно, по нему этого не скажешь, но Чарли довольно старомоден. -- Кто в конце концов отвечает за оклейку? -- вопил Войцак. Он нагнулся и поднял с пола инструменты. -- Я хочу только, чтобы мне дали делать мою работу. -- Но посмотрите, как он ее делает! Бен Роим повернул к Конору угрюмое лицо и сказал, что им нужно поговорить. Он провел Конора по коридору в другую комнату. Конор слышал, как за его спиной Войцак бормотал про него какие-то гадости миссис Дейзи, которая визгливо хихикала. Бен обошел все дырки в полу комнаты и прислонился к голой стене. -- Этот парень -- муж моей племянницы Эллен. Он пережил тяжелые времена, там, во Вьетнаме. Тебе не надо рассказывать мне, что он делает работу, как моряк на пятый день запоя. Я просто делаю для него все, что могу. -- Бен посмотрел на Конора, но не смог долго выдержать его взгляда. -- Жаль, что не могу сказать тебе чего-нибудь поприятнее, Рыжик. Ты -- хороший рабочий. -- Можно подумать, я прохлаждался на пикниках все то время, что был в Наме, -- Конор покачал головой и замолк. -- Я заплачу тебе вперед за несколько дней, -- сказал Бен Роим. -- А летом у нас будет еще работа. Лето было еще не скоро, но Конор сказал: -- Не беспокойтесь обо мне. У меня совсем другие планы -- отправляюсь в путешествие. Роим смущенно помахал ему рукой. -- Держись подальше от баров, Конор. 2 Когда Конор вернулся на Уотер-стрит в Саут-Норуолке, он обнаружил, что не может вспомнить ничего из того, что произошло с тех пор, как он ушел от Бена Роима. Как будто бы он заснул, едва забравшись на мотоцикл, и проснулся только когда поставил его у дома. Конор устал, у него было ужасное настроение -- какая-то пустота внутри. Непонятно, как он не попал в аварию, сидя в таком состоянии за рулем. Конор не понимал, почему он все еще жив. Он по привычке вынул почту из ящика. Кроме обычной ерунды, которую рассовывают по почтовым ящикам рекламные агенты, и политических листовок, там был длинный белый конверт с маркой Нью-Йорка, надписанный от руки. Конор зашел в квартиру, выкинул рекламные проспекты и политические листки в корзину для бумаг и достал из холодильника пиво. Посмотрев на себя в зеркало над кухонной раковиной, он увидел морщины на лбу и синяки под глазами. Конор выглядел больным -- стареющим и больным. Он включил телевизор, швырнул пальто на единственный стул и повалился на кровать. Затем он открыл конверт достал оттуда голубой прямоугольничек, оказавшийся банковским чеком. Конор внимательно изучил его. После нескольких секунд смущения и недоверия он еще раз перечитал надпись на чеке. Это был чек на две тысячи долларов на имя Конора Линклейтера, подписанный Гарольдом Дж. Биверсом. Конор заглянул внутрь конверта и нашел записку: "Мотор запущен! Свяжусь с тобой по поводу перелета. С приветом, Гарри (Обжора!)". 3 Конор очень долго смотрел на чек, затем засунул его и записку обратно в конверт и стал прикидывать, куда бы все это спрятать. Если он положит конверт на стул, то сядет на него, если на кровать -- то может потом случайно засунуть в автомат в прачечной вместе с простынями. Если положить на телевизор, то, напившись, Конор может случайно принять конверт за мусор. Наконец Конор решил остановиться на холодильнике. Он встал с кровати, открыл дверцу холодильника и положил конверт на пустую полку прямо под упаковкой пива "Молсон Эйл". Конор плеснул в лицо водой, причесался и переоделся в тот же костюм, в котором ездил в Вашингтон. Затем Конор отправился в бар "У Донована" и выпил четыре коктейля еще до того, как появились остальные завсегдатаи бара. Конор не мог разобраться в своих чувствах: чего было больше -- счастья по поводу получения чека и предстоящего отъезда или же горечи от того, что он потерял работу из-за этого осла Войцака. В конце концов он решил, что скорее счастлив, чем несчастлив, и по этому поводу стоит заказать еще порцию выпивки. Бар постепенно заполнялся народом. Конор долго пялился на симпатичную женщину, пока не почувствовал себя трусом. Тогда он сполз с табуретки и попытался заговорить с ней. Девушка училась что-то там такое делать на компьютерах (в определенное время суток все женщины, которых можно было встретить "У Донована", сообщали вам, что они учатся что-то там делать на компьютерах). Они выпили вместе. Конор спросил ее, не захочет ли она посмотреть его маленькую квартирку. Женщина ответила, что он забавный парнишка, и согласилась. -- Ты настоящий домосед, правда? -- спросила девушка после того, как он включил свет в квартирке. Потом, после занятий любовью, она спросила его о полосах на спине и животе. -- "Эйджент Оранж", -- ответил Конор. -- Хотелось бы мне научить их всех как следует произносить эти слова. И вот теперь он один боролся с последствиями запоя, больше всего желая увидеть сейчас Майка Пула и поговорить с ним об "Эйджент Оранж", поинтересоваться новостями о Тиме Андерхилле. 8 Майкл Пул работает и отдыхает 1 -- Все решено, -- произнес Майкл. -- В январе в Сингапуре медицинская конференция, организаторы предлагают скидку на билеты туда и обратно. Он поднял глаза от номера "Американского терапевта". В ответ Джуди только сжала губы, не отрываясь от телешоу "Сегодня". Джуди завтракала, стоя у некоего подобия стойки посреди кухни. Майкл сидел один за длинным кухонным столом. Три года назад Джуди объявила, что кухня морально устарела, оскорбляет ее эстетические чувства и стала совершенно бесполезной, и потребовала переделать ее. Теперь она каждое утро завтракала стоя в восьми футах от стола, за которым сидел муж. -- А какая тема конференции? -- спросила Джуди, по-прежнему глядя на экран. -- "Педиатрия в травматологии". С подзаголовком "Травматология в педиатрии". Джуди бросила на него чуть иронический, но вполне дружелюбный взгляд и с хрустом откусила кусочек тоста. -- Все должно сработать, -- продолжал Майкл. -- Если повезет, мы сможем отыскать Андерхилла и решить все вопросы за неделю-две. Авиабилет будет действителен лишнюю неделю. Джуди так и не повернулась к нему. -- Ты прослушала вчера сообщение Конора на моем автоответчике? -- С чего бы это мне слушать твои сообщения? -- Гарри Биверс послал Конору чек на две тысячи долларов, чтобы покрыть расходы на поездку. Никакой реакции. -- Конор не мог в это поверить. -- Как ты думаешь, они правильно сделали, что заменили Тома Брокоу Брайаном Гамбелом? Я всегда считала его каким-то чересчур легковесным. -- А мне он всегда нравился. -- Ну что ж, возможно ты прав, -- Джуди обернулась, чтобы поставить в раковину свои почти не испачканные тарелку и чашку. -- Это все, что ты хочешь сказать? Джуди повернулась к мужу, явно едва сдерживаясь: -- Ах, извините. Мне позволено добавить что-то еще? Ну так вот, мне не хватает по утрам Тома Брокоу. Если честно, старина Том иногда возбуждал меня. (Четыре года назад, в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, после смерти их сына Роберта -- Робби, -- Джуди положила конец их с Майклом физической близости.) Шоу больше не кажется мне таким интересным, как и многое другое на этом свете. Но я думаю, так иногда бывает, не правда ли? С сорокалетними мужьями ведь тоже происходят иногда странные вещи. -- Джуди посмотрела на часы и гневно взглянула на мужа. -- У меня всего двадцать минут, чтобы добраться до школы. Умеешь ты выбрать момент... -- Ты так ничего и не сказала по поводу поездки. Джуди вздохнула. -- Как ты думаешь, где Гарри Биверс взял деньги, которые он послал Конору? На той неделе звонила Пэт Колдуэлл. Она рассказала, что Гарри плел ей какие-то байки о правительственной миссии. -- О? -- Несколько секунд Майкл молчал. -- Гарри любит воображать себя Джеймсом Бондом. Но не все ли равно в конце концов, где он взял эти деньги. -- Хотелось бы мне понять, почему тебе так необходимо лететь в Сингапур в компании пары психов, чтобы разыскать еще одного такого же психа. Джуди нервно одернула полу своего парчового жакета. На секунду она показалась Майклу похожей на Пэт Колдуэлл. Джуди не пользовалась косметикой, и в ее светлых волосах давно уже поблескивали серебристые седые пряди. Затем она одарила наконец мужа первым прямым, открытым взглядом за это утро. -- А как же твоя любимая пациентка? -- Посмотрим. Я скажу ей обо всем сегодня. -- А твои компаньоны займутся всеми остальными, не так ли? -- И все с огромным удовольствием. -- А ты с не меньшим удовольствием будешь рыскать по всей Азии. -- Но ведь совсем недолго. Джуди опустила глаза и улыбнулась. В улыбке этой было столько горечи, что у Майкла похолодело внутри. -- Я хочу знать, не нуждается ли Тим Андерхилл в моей помощи. Он -- наше недоделанное дело. -- Я понимаю только одно. Была война, ты убивал людей, в том числе детей. Что ж, в этом суть войны. Но когда война закончена, она должна быть закончена. -- Я думаю, что в каком-то смысле не заканчивается ничто и никогда. 2 Это была правда. В Я-Тук Майкл Пул действительно убил ребенка. Обстоятельства дела были туманны, но факт оставался фактом: он выстрелил и убил ребенка, стоявшего в тени сарая. Майкл ни в чем не был выше Гарри Биверса. Он был таким же, как Гарри Биверс. В прошлом Гарри Биверса тоже был ребенок, с которым он столкнулся лицом к лицу, как и Майкл Пул с малышом, стоявшим в тени сарая. Все было по-другому, только исход дела оказался одинаковым, и именно исход дела имел значение для них обоих. Несколько лет назад Майкл прочел в каком-то романе, названия которого он даже не запомнил, что ни одна история не существует в отрыве от своего прошлого, и именно прошлое делает понятной для нас эту историю. Это было правдой и касалось не только историй из книг. Майкл был тем, чем он был сейчас, -- педиатром сорока одного года, проезжающим через небольшой городок с томиком "Джейн Эйр", лежащим рядом на сиденье, -- отчасти и потому, что убил ребенка в Я-Тук, но в гораздо большей степени потому, что, прежде чем он вылетел из колледжа, Майкл встретил хорошенькую старшекурсницу по имени Джудит Рицман и женился на ней. Когда его призвали в армию, Джуди писала ему два-три раза в неделю, и Майкл до сих пор помнил некоторые ее письма наизусть. В одном из них она сообщала, что хочет, чтобы их первый ребенок был мальчиком, и собирается назвать его Робертом. И Майкл, и Джуди были такими, какими они стали из-за всего, что сделали или не сделали в прошлом. Он женился на Джуди, он убил ребенка, а потом пил, и пил, и пил, чтобы забыться. Джуди содержала мужа, пока он заканчивал медицинский колледж. Роберт -- его милый, ласковый, красивый, всегда унылый Роберт -- родился в Уэстерхолме и прожил свою скучную, не богатую событиями и ничего в сущности не значившую маленькую жизнь в этом небольшом городишке, который обожала его мать и ненавидел его отец, Робби поздно начал говорить, поздно начал ходить, плохо учился в школе. Но Майкл очень быстро понял, что ему в сущности наплевать, будет ли его сын учиться в Гарварде и вообще будет ли он учиться колледже. Робби принес в его жизнь радость. Когда мальчику было пять лет, из-за частых головных болей его положили в больницу, где работал отец. Тогда-то у него и обнаружили первую раковую опухоль. Потом были другие опухоли -- на спинном мозге, на печени, на легких. Майкл купил сынишке белого кролика, которого Робби назвал Эрни в честь одного из героев "Сезам-стрит". Когда Робби ненадолго становилось лучше, он таскался с этим кроликом по всему дому, как обычно таскаются дети с плюшевыми мишками. Болезнь Робби продолжалась три года -- три года, внутри которых, казалось, существовал свой отсчет времени, свой собственный ритм, никак не связанный с ритмом окружающего мира. Когда Майкл оглядывался назад, ему казалось, что годы эти прошли очень быстро -- тридцать шесть месяцев уложились не более чем в двенадцать. Внутри же этого срока каждый час тянулся неделю, неделя -- год, а все эти три года унесли с собой молодость Майкла Пула. Но, в отличие от Робби, он пережил их -- эти три года. Он качал сына на руках, когда тот боролся уже за каждое свое дыхание, -- в конце концов Робби довольно легко расстался с жизнью. Майкл положил своего дорогого мертвого мальчика на кровать и, наверное, в последний раз обнял жену. -- Я не хочу видеть этого проклятого кролика, когда вернусь домой, -- сказала Джуди. Она хотела, чтобы Майкл убил зверька. И он действительно чуть не убил кролика, хотя приказание жены напоминало ему волю злой королевы из сказки. Как и жена, Майкл дошел до такой степени отчаяния, что вполне был способен на это. Однако вместо этого он отнес кролика в поле на северной окраине Уэстерхолма, вынул клетку из машины, открыл дверцу, и Эрни выпрыгнул наружу. Он огляделся вокруг своими маленькими глазками (немного напоминавшими глаза Робби), немного попрыгал около клетки и стремглав кинулся в лес, видневшийся неподалеку. Сворачивая на стоянку около госпиталя Святого Варфоломея, Майкл вдруг понял, что ехал от своего дома на Редкоут-парк до Оутер Белт-роуд, на которой стояла больница, то есть практически через весь город, со слезами на глазах. Он проехал семь поворотов, пятнадцать дорожных знаков, восемь светофоров и одну из забитых машинами нью-йоркских дорожных развязок на Белт-роуд, практически ничего не видя. Он не помнил, как ехал через город. Его щеки были мокрыми, глаза распухли. Майкл достал носовой платок и вытер лицо. -- Не будь кретином, Майкл, -- сказал он сам себе, взял с сиденья "Джейн Эйр" и вышел из машины. Огромное, неправильной формы сооружение цвета сгнивших осенних листьев с башенками, контрфорсами и крошечными окошками, вкрапленными в фасад, стояло прямо напротив автомобильной стоянки. Главной обязанностью Майкла было осматривать всех младенцев, родившихся за ночь. С тех пор, как в одноместную палату больницы положили Стаси Тэлбот, то есть уже два месяца, раз в неделю, в те дни, когда Майкл навещал ее, он старался задержаться в палате для новорожденных подольше. После того, как был осмотрен последний младенец и Майкл заглянул ненадолго в послеродовую палату, чтобы удовлетворить свое любопытство относительно женщин, произведших на свет этих карапузов, он направился наконец к лифту, чтобы подняться на девятый этаж, в онкологическое отделение. Лифт остановился на третьем этаже, и внутрь вошел Сэм Стайн, хирург-ортопед, с которым Майкл был знаком. У Стайна была красивая белая борода и массивные плечи. Он был на пять-шесть дюймов ниже Майкла Пула, но вид у Стайна был настолько самоуверенный, что создавалось впечатление, что он смотрит на Майкла сверху вниз, хотя на деле ему приходилось изрядно задирать свою бороду, чтобы заглянуть коллеге в глаза. Лет десять назад Стайн неправильно прооперировал ногу одного из юных пациентов Майкла, а затем долго объяснял постоянные жалобы мальчика на боль истерией. Наконец, после неудачных попыток свалить вину на всех по очереди терапевтов, которые наблюдали мальчика, в особенности на Майкла Пула, Стайна заставили повторно прооперировать ногу ребенка. Ни Стайн, ни Майкл не забыли этого эпизода, и Майкл больше никогда не направлял к нему своих больных. Стайн взглянул на книгу в руках Майкла, нахмурился и посмотрел на панель лифта, чтобы определить, где они находятся. -- Как подсказывает мне мой опыт, доктор Пул, у приличного медика обычно нет времени отдыхать за чтением романов, -- сказал он. -- А я и не отдыхаю, -- ответил Майкл. Майкл дошел до двери палаты Стаси Тэлбот, не встретив по пути ни одного из почти семидесяти врачей Уэстерхолма (Майкл как-то подсчитал, что примерно половина этих людей с ним не разговаривает. А из оставшейся половины немногим пришло бы в голову задуматься над тем, что он делает в онкологическом отделении. Для них он был просто обычным, нормальным медиком). Майкл предполагал, что для кого-нибудь, вроде Сэма Стайна, то, что происходило сейчас со Стаси Тэлбот, тоже не выходило за рамки обычной медицины. Для него же это было не просто медицинским случаем, это напоминало ему о том, что случилось с Робби. Майкл вошел в палату и погрузился в темноту. Глаза девочки были закрыты. Майкл помедлил несколько секунд, прежде чем подойти к ней. Шторы были опущены, свет потушен. В застоявшемся воздухе висел запах цветов из магазинчика на первом этаже больницы. Грудь Стаси едва заметно вздымалась под сеткой переплетенных трубок. На простыне рядом с рукой девочки лежал томик "Гекльберри Финна". Судя по закладке, Стаси почти дочитала книгу. Майкл подошел к кровати. Девочка открыла глаза. Узнав Майкла, она улыбнулась. -- Я рада, что это вы. Стаси Тэлбот давно уже не была его пациенткой. По мере того, как болезнь захватывала один за другим разные ее органы, девочку передавали от одного специалиста к другому. -- Я принес тебе новую книжку, -- сказал Майкл, кладя томик на стол. Затем он сел рядом с девочкой и взял ее руки в свои. От иссохшей кожи Стаси исходил жар. Майкл видел каждый волосок бровей девочки. Волосы Стаси выпали, и на голове ее была пестрая вязаная шапочка, придававшая ей немного восточный вид. -- Как ты думаешь, у Эммалин Грандерфорд был рак? -- спросила Стаси. -- Думаю, что нет. -- Я все надеюсь прочитать в книге про кого-нибудь вроде меня, но, наверное, нет таких книг. -- Ты -- не совсем обычный ребенок. -- Иногда я думаю, что все это не может происходить со мной на самом деле. Что я просто все это выдумала, а на самом деле лежу дома, в своей постели и притворяюсь больной, чтобы не идти в школу. Майкл открыл карточку Стаси и прочитал сводку надвигающейся катастрофы. -- Они нашли еще одну, -- сказала Стаси. -- Я вижу. -- Наверное, опять повезут на процедуры, -- Стаси попыталась улыбнуться Майклу, но ей это не удалось. -- А я даже люблю ездить на сканирование. Это такое грандиозное путешествие -- мимо поста. По всему коридору. И еще на лифте! -- Должно быть, действительно интересно. -- Я все время падаю в обморок и должна лежать, лежать и лежать. -- И женщины в белом исполняют каждое твое желание. -- К сожалению. Глаза девочки неожиданно расширились, и она сжала горячими пальцами руку Майкла. Через несколько секунд Стаси расслабилась и сказала: -- В такие моменты мне приходит в голову, что кто-то там, кто бы это ни был, который выслушивает наши молитвы, наверное, уже не может слышать моего имени. -- Я посмотрю, -- сказал Майкл. -- Может быть, мне удастся устроить, чтобы кто-нибудь из медсестер вывозил тебя время от времени из палаты, раз тебе так нравится путешествовать, особенно на лифте. На секунду личико Стаси озарилось улыбкой, в глазах даже мелькнуло некое подобие надежды. -- Я как раз хотел сказать тебе, что и сам отправляюсь в путешествие, -- сказал Майкл. -- В конце января я уеду недели на две-три. -- Маска болезни снова вернулась на лицо Стаси Тэлбот. -- Я еду в Сингапур. А может быть, еще и в Бангкок. -- Один? -- Нет, с несколькими друзьями. -- Очень таинственно. Думаю, я должна поблагодарить вас за то, что вы меня предупредили. -- Я пришлю тебе оттуда тысячу открыток с жонглерами, подбрасывающими в воздух змей, и со слонами, переходящими улицы, по которым ездят рикши. -- Договорились -- я путешествую в лифте, а вы путешествуете по Сингапуру. Не стоит беспокоиться. -- Буду беспокоиться, если захочу. -- Не надо делать мне одолжений, -- Стаси отвернулась. -- Я действительно не хочу, чтобы вы обо мне беспокоились. У Майкла было такое чувство, что все это уже происходило с ним когда-то. Он наклонился и погладил лоб Стаси. Девочка поморщилась. -- Мне очень жаль, что ты на меня сердишься. Я зайду навестить тебя на следующей неделе, и мы сможем подробнее все обсудить. -- Откуда вы знаете, что я чувствую? Я ведь такая глупенькая. И вы понятия не имеете, что творится у меня внутри. -- Хочешь верь, хочешь не верь, но, мне думается, я представляю себе, что творится у тебя внутри. -- Вы когда-нибудь видели камеру для сканирования изнутри, доктор Пул? Майкл встал. Когда он наклонился, чтобы поцеловать Стаси, девочка отвернулась. Выходя из комнаты, Майкл слышал, как она плачет. Прежде чем покинуть больницу, он несколько секунд помедлил около поста. 3 В тот же вечер Пул обзвонил всех остальных по поводу чартерного рейса. -- Конечно, запиши меня, парнишка, -- сказал Конор Линклейтер. -- Это просто замечательно, -- сказал Гарри Биверс. -- А я уже беспокоился, когда ты наконец свяжешься с нами. -- Тебе известен мой ответ, Майкл, -- сказал Тино Пумо. -- Кто-то должен приглядывать за лавочкой. -- Считай, что ты только что стал любимым героем моей жены, -- сказал ему Майкл. -- Ну хорошо. Но все-таки... может быть, ты возьмешь на себя труд помочь нам раздобыть адрес Тима Андерхилла? Его книгу напечатало издательство "Гладстон Хаус". Кто-нибудь там должен знать его адрес. Они договорились, что перед отъездом соберутся выпить все вместе. 4 В один из вечеров на следующей неделе Майкл Пул возвращался домой из Нью-Йорка в снежную бурю. На обочине дороги, напоминая трупы на поле битвы, валялись опрокинутые машины, многие сильно разбитые и покореженные. В нескольких сотнях ярдов впереди видна была мигалка полицейской машины. Красный свет сменялся желтым, затем синим. Машины двигались в одну линию, едва видные за пеленой снега, мимо казавшейся огромной белой машины "скорой помощи" и полисменов, размахивавших светящимися жезлами. На секунду Майклу показалось, что он увидел Тима Андерхилла, всего облепленного снегом и похожего на гигантского белого кролика. Тим стоял рядом с машиной и размахивал фонарем. Чтобы остановить Майкла? Или чтобы осветить ему путь? Повернув голову, Пул увидел, что принял за Тима огромное дерево, засыпанное снегом. Желтый отсвет полицейской мигалки упал на переднее сиденье. 9 В поисках Мэгги Ла 1 Пумо казалось, что все пошло вкривь и вкось и в один прекрасный момент все развалилось на части. Тино ненавидел отель "Палладиум", он ненавидел "Майкла Тодда". Еще он ненавидел "Ареа", "Рокси", "Си-Би-Джи-Би", "Маник", "Данситерию" и "Ритц", потому что Мэгги так и не появилась ни в одном из этих мест. Он мог часами сидеть в баре, напиваться, пока не упадет замертво, и все это приведет лишь к тому, что сотни завсегдатаев ночных баров будут иметь возможность пнуть его ногой, прежде чем приложиться к следующей бутылке "Роллинг Рок". Когда Тино в первый раз прошел мимо швейцара в огромный, напоминавший амбар зал, который использовали в "Палладиуме" для приемов и вечеринок, он явился туда прямо с нескончаемого заседания бухгалтерской группы "Сайгона". На нем был его единственный серый фланелевый костюм, купленный еще до войны во Вьетнаме и достаточно тесный, чтобы вместить в себя Целиком сегодняшнего Пумо. Тино слонялся в толпе, пытаясь отыскать глазами Мэгги Ла. Постепенно он стал замечать, что все, с кем он сталкивался, пристально смотрят на него несколько секунд, а затем расступаются, чтобы дать пройти. Посреди зала, полного народа, Пумо был окружен чем-то вроде карантинной зоны, санитарного кордона пустоты. Однажды, услышав за спиной громкий смех, Пумо обернулся, чтобы посмотреть, не сможет ли и он разделить всеобщее веселье, но лица смеявшихся тут же превращались в каменные маски, встретившись с его взглядом. Наконец Пумо удалось, пробравшись к стойке, обратить на себя внимание молодого бармена с подкрашенными глазами и белым коком на макушке. -- Я интересуюсь, не знакома ли вам девушка по имени Мэгги Ла, -- начал Тино. -- Я рассчитывал встретить ее здесь сегодня вечером. Она -- китаянка маленького роста, симпатичная. -- Я знаю ее, -- ответил бармен. -- Наверное, Мэгги появится попозже. Тино вдруг жутко разозлился на Мэгги. "Может быть, "Майкл Тодд", а может быть, и нет. Ла-ла", -- вспомнилось ему. Теперь-то Пумо ясно понимал, что эта записка -- очередной трюк, чтобы поиздеваться над ним. Он быстро отошел от стойки и вскоре обнаружил, что стоит перед белокурой девушкой, которой на вид было лет шестнадцать. На обеих щеках ее были нарисованы звездочки, одета она была в некое подобие блестящей черной ночной рубашки. Девушка была как раз во вкусе Тино. -- Я хочу, чтобы ты пошла со мной ко мне домой, -- сказал Пумо. Девушка немедленно разрешила для Тино загадку странного поведения окружающих: -- Я не хожу домой с легавыми из отдела наркотиков, -- сказала она. Это было примерно через неделю после Хэллоуина. Следующие две недели он не отлучался из ресторана. Борясь с тараканами, ему пришлось разворотить всю кухню. Как только он вместе с дезинфекторами отдирал одну из панелей стены, оттуда прыскали сотни насекомых, желая спрятаться от света. Их убивали в одном месте -- на следующий день они появлялись в другом. Долгое время они жили за кухонной плитой. Чтобы отрава не испортила пищу, Пумо и персонал кухни огородили плиту и все места, где они собирались морить насекомых, пластиковыми щитами, так чтобы ничего не попало на столы, где готовили еду. Они оттащили тяжеленную плиту на середину кухни. Шеф-повар Винх жаловался, что они с дочкой не могут спать ночью из-за постоянного шороха внутри стен. Винх с дочкой недавно перебрались в "офис" -- небольшую комнатку в подвале ресторана, потому что сестра Винха, в доме которой они жили, ждала еще одного ребенка, и ей потребовалась их комната. Обычно в "офисе" стояли кушетка, письменный стол и коробка с бумагами. Теперь письменный стол перенесли в гостиную Пумо, а Винх и Хелен спали на полу на матрацах. Эта недопустимая ситуация из временной грозила перерасти в постоянную. Хелен не только плохо спала, она к тому же мочилась в постель каждый раз, когда все-таки засылала. Винх утверждал, что недержание Хелен усилилось после того, как она увидела Гарри Биверса, сидящего в баре. Все вьетнамцы считали Гарри Биверса дьяволом, насылающим проклятия на детей. Чем было вызвано это мистическое убеждение, Пумо понять не мог, но с этим ничего нельзя было поделать. Иногда, когда Тино слышал в очередной раз эту чушь, ему хотелось просто-напросто удавить Винха, останавливало его не только то, что это грозило тюрьмой, но, что еще хуже, он никогда не сможет найти себе нового шеф-повара. Одна головная боль накладывалась на другую. Мэгги так и не появилась и за следующие десять дней не прислала ему ни одной весточки. К тому же по ночам Пумо стал сниться Виктор Спитални, выбегающий из пещеры в Я-Тук, облепленный осами и пауками. Министерство здравоохранения прислало ему повторное предупреждение, а инспектор бормотал что-то об использовании не по назначению нежилого помещения. В офисе действительно сильно воняло мочой. За день до того, как в "Войс" появилось следующее послание Мэгги Ла, опять звонил Майкл Пул и попросил выяснить, не знает ли кто-нибудь в издательстве "Гладстон Хаус", где живет Тим Андерхилл, если, конечно, у Тино есть время. -- Да, конечно, -- пробурчал в ответ Пумо. -- Как не быть. Целый день валяюсь в постели с томиком стихов. Он все-таки нашел в справочнике телефон издательства. Женщина, ответившая на звонок, переадресовала его в редакцию. Там женщина по имени Коразон Фэйр сказала, что ничего не знает об авторе по имени Тимоти Андерхилл и отослала его к некой Дине Меллоу, которая отослала его к Саре Гуд, которая отослала его к Бетси Флэгг, которая вроде бы говорила, что что-то слышала об Андерхилле. Оказалось, что нет. Дальше его направили в отдел рекламы, где он переходил из рук в руки от Джейн Бут к Мэй Апшоу, а от нее к Марджори Фэн, которая отошла от телефона минут на пятнадцать, а затем появилась вновь с информацией, что лет десять назад мистер Андерхилл написал в издательство письмо, в котором просил никому не сообщать его местонахождение и не давать о нем никакой информации, рискуя в противном случае вызвать сильное недовольство автора, а связываться с ним и пересылать почту следует через агента мистера Фенвика Тронга. -- Фенвик Тронг? -- переспросил Пумо. -- Это его настоящее имя? На следующий день была среда. Пумо отвез Винха на рынок, Хелен в школу и вышел около газетного стенда на углу Восьмой улицы и Шестой авеню, чтобы купить свежий номер "Виллидж Войс". Ему попадались по дороге и другие стенды, которые были даже ближе к дому, но именно этот стенд находился всего в нескольких кварталах от небольшого кафе "Ля Гросериа", где Пумо сможет посидеть в зальчике, освещенном неярким солнечным светом, падающим сквозь большие окна, выцедить пару чашечек "Капучино" в окружении похожих на балерин изящных официанточек с белыми утренними лицами и прочитать каждое слово на "доске объявлений" "Виллидж Войс". Он нашел объявление Мэгги прямо над картинкой посреди страницы: "Мой вьетнамский котик! Попробуй еще в том же месте в то же время? Синяки и татуировки. Ты должен полететь на восток с остальными и взять свою девочку с собой". Наверное, брат Мэгги слышал от Гарри Биверса об их поездке и сообщил сестре. Пумо попытался представить себе, как это будет, если он отправится в Сингапур с Майклом Пулом, Линклейтером, Гарри Биверсом и Мэгги Ла. У Тино тут же сжался желудок и показалось, что "Капучино" отдает медью. Мэгги наверняка захватила бы с собой кучу шмоток, которые пришлось бы тащить ему, причем большую их часть -- в бумажных пакетах. Она из принципа потребовала бы, чтобы Пумо хотя бы раза два сменил отель, флиртовала бы с Майклом Пулом, пикировалась с Гарри Биверсом и милостиво разрешала бы присутствие Конора Линклейтера. Тино почувствовал, что его начинает прошибать пот. Он подал знак, чтобы принесли счет, расплатился и вышел. Несколько раз в течение дня Пумо набирал номер Фенвика Тронга, но у агента все время было занято. В одиннадцать часов он отдал в общем-то ненужные распоряжения о закрытии ресторана, принял душ, переоделся и заторопился в заднему входу отеля "Палладиум". Минут пятнадцать Пумо стоял и мерз у входа вместе с остальными, напоминая самому себе одну из собак в проволочном загоне, пока наконец кто-то не узнал его и не пропустил внутрь. "Если бы не та статья в "Нью-Йорке", -- подумал Пумо, -- мне вообще не удалось бы войти". На сей раз на нем был пиджак от "Джорджио Армани" и элегантные черные брюки, серая шелковая рубашка и узкий черный галстук. Его могли бы принять за сутенера, но уж никак не за инспектора отдела по борьбе с наркотиками. Пумо раза два прошелся взад-вперед по бару с бутылкой пива в руках, прежде чем понял наконец, что Мэгги Ла обвела его вокруг пальца два раза подряд. Он пробрался через толпу к одному из столиков, за которым, освещаемые пламенем свечей, шептались о чем-то экстравагантно одетые молодые люди. Но Мэгги не было и среди них. "Все пошло прахом, -- думал Пумо. -- В какой-то момент -- я не успел заметить в какой -- жизнь моя перестала иметь смысл". Вокруг крутилась молодежь. Из невидимых колонок доносились оглушительные раскаты рок-музыки. Тино вдруг очень захотелось оказаться дома, полежать на диване в джинсах и послушать "Ролинг Стоунз". Все равно Мэгги не появится ни сегодня, ни в другой раз. В один прекрасный день какой-нибудь здоровенный юнец -- ее новый дружок -- появится на пороге Пумо, чтобы забрать пластмассовое радио, маленький желтый фен и пластинки с этой жуткой лающей музыкой -- все, что осталось от Мэгги. Пумо протиснулся в бар и заказал водку с мартини со льдом. "Не забудь оливку, разбавь вермутом и не жалей льда", -- требовал Майкл Пул в сомнительном заведении Мэнли, где, конечно же, не было ни оливок, ни льда, а только кувшин с какой-то весьма подозрительной "водкой", которую, как утверждал Мэнли, он достал у какого-то майора из Первого десантного. -- Впервые за сегодняшний вечер ты выглядишь счастливым, -- произнес низкий голос за спиной Пумо. Он обернулся и увидел создание неопределенного пола в причудливом одеянии. Кожа над ушами создания была чисто выбрита. Блестящие черные волосы стояли дыбом на самой макушке и ниспадали на спину. Под балахоном создания Пумо удалось наконец разглядеть грудь, а под широким поясом -- бедра, видимо, все-таки женские. Пумо попытался представить себе, каково оказаться в постели с женщиной, у которой выбрита половина головы. Минут через пятнадцать девица уже прижималась к Пумо на заднем сиденье такси. -- Укуси меня за ухо, -- сказала она. -- Прямо здесь? Девица подняла голову, Пумо обнял ее за плечи и сомкнул зубы на мочке уха. Над ушами была видна теперь жесткая черная щетина. -- Сильнее, -- потребовала девушка. Пумо укусил сильнее, она удовлетворенно вскрикнула. -- Ты не сказала мне, как тебя зовут, -- вспомнил Пумо. Рука девушки скользнула ему в брюки, она потерлась грудью о его руку. Тино почувствовал приятное возбуждение. -- Друзья зовут меня Дракула. Но не потому, что я сосу кровь. Она не позволила Пумо включить свет в коридоре, и пришлось пробираться в спальню в темноте. Девушка, хихикая, толкнула Пумо на постель. -- Ложись, -- сказала она, расстегнула ремень Тино, сняла с него ботинки и спустила брюки. Он освободился от пиджака и сдернул галстук. -- Тино красивый, -- промурлыкала Дракула. Она наклонилась и лизнула его член. -- Каждый раз, когда я это делаю, я чувствую себя как в церкви, -- сказала девушка. -- О-о-о, -- застонал Пумо. -- Где ты была всю мою жизнь? -- Ты не хочешь знать, где я была, -- длинным ногтем девушка пощекотала мошонку Пумо. -- Не беспокойся, у меня нет дурных болезней. Я просто живу в приемной у доктора. -- Почему? -- Наверное, мне нравится чувствовать себя женщиной. Вымотанный, окончательно утомленный действием алкоголя Пумо позволил ей продолжать. Дракула уселась ему на грудь, напоминая всадника из племени апачей. -- Тебе нравится Дракула? -- спросила она. -- Думаю, я женюсь на Дракуле, -- сказал Пумо. Девушка расстегнула и скинула рубашку, обнажив упругие, торчащие в разные стороны груди. -- Укуси меня, -- потребовала она, тыкая ими Пумо в лицо. -- Сильно. Пока я не скажу остановиться. Пумо легонько куснул один из сосков, девушка в ответ вдавила костяшки пальцев в его висок. -- Сильнее, -- она впилась ногтями в его член. Пумо укусил ее уже со всей силой. -- Сильней! -- Он повиновался. Наконец он почувствовал на губах вкус крови, девушка вскрикнула, застонала и крепко сжала руками его голову. -- Хорошо, хорошо. -- Одной рукой она снова нащупала член Пумо. -- Все еще стоит? Хороший Тино. Наконец она позволила ему опустить голову. -- А теперь маленькая Драк отправляется обратно в церковь. Пумо рассмеялся и откинулся на подушку. Он думал, слышен ли был крик Дракулы Винху и Хелен. Решил, что скорее всего нет -- их разделяло два этажа. Наконец Пумо кончил, фонтаном разбрызгав сперму по щекам и по лбу девушки. Она уселась теперь так, что обе руки Пумо оказались прижатыми к простыне ее ногами, и несказанно удивила его тем, что начала обеими руками втирать сперму в лицо. -- Никогда так не кончал с тех пор, как мне было двадцать, -- сказал Пумо. -- Но мне больно рукам, когда ты так сидишь. -- Бедный мальчик, -- Дракула потрепала его по щеке. -- Я буду тебе очень признателен, если ты все-таки слезешь с моих рук. Девушка торжествующе взглянула на Пумо и со всей силы ударила его в висок. Пумо попытался подняться, но получил еще один удар. На несколько секунд он отключился, а очнувшись, увидел блестящие в торжествующей ухмылке зубы Дракулы и руку, занесенную для нового удара. Пумо закричал, и кулак немедленно обрушился на его голову. -- Убивают! -- орал он, но никто не слышал. Всего девушка нанесла Пумо ударов двадцать, прежде чем он отключился окончательно, тупо глядя на ее губы, испачканные спермой и размазавшейся губной помадой. 2 Когда Пумо пришел в себя, было уже темно. Он не мог сказать, сколько времени провалялся без сознания. Болело все его тело, боль волнами расходилась от двух очагов -- головы и мошонки. Губы распухли и казались каждая размером с бифштекс. Тино в панике схватился за свой член -- все было в порядке. Пумо поднес руки к лицу -- они были темными от крови. Пумо поднял голову, чтобы взглянуть на свое тело. Острая боль пронзила виски. Тяжело дыша, Пумо уронил голову на подушку, затем поднял ее более осторожно. Он весь продрог. Тино увидел собственное голое тело, лежащее на мокрых от крови простынях. Волнами накатывала и ненадолго отпускала боль. Теперь губы уже казались размером с кирпич каждая. Влажными от крови пальцами он коснулся лица. Пума начал обдумывать, как бы ему подняться с кровати. Неожиданно заинтересовавшись, который час, Пумо поднял к глазам левую руку и обнаружил, что на ней нет больше часов. Пума огляделся. С тумбочки возле кровати исчезло радио с часами. Он осторожно сполз к краю кровати, нащупал пол одной ногой, а затем опустился на оба колена. Облокотившись грудью о кровать, Пумо пришлось проглотить рвоту, наполнившую рот. Когда Тино поднялся на ноги, у него закружилась голова и потемнело в глазах. Саднящими руками он схватился за изголовье кровати. Боль продолжала пульсировать в висках. Сжав руками голову, Пумо медленно дотащился до ванной. Не зажигая свет, он умыл лицо холодной водой и только после этого осмелился взглянуть на себя в зеркало. На него смотрела гротескная пурпурная маска, лицо человека-слона. Желудок Тино снова сжало и, прежде чем он упал на пол, его еще раз вырвало. 10 Сны и разговоры 1 -- Да, я лежу, и нет, я не изменил своего мнения по поводу поездки, -- Пумо разговаривал по телефону с Майклом Пулом. -- Ты бы посмотрел сейчас на меня. Или лучше не надо. Меня нельзя сейчас никому показывать. Я почти никуда не выхожу, чтобы не пугать детей. -- Это какая-то новая шутка? -- Хотелось бы мне, чтобы это было шуткой! Меня избила и ограбила психопатка. -- Ты хочешь сказать, что тебе разбили физиономию? -- Что-то в этом роде. Я когда-нибудь объясню, каким образом, хотя, честно говоря, обстоятельства весьма и весьма пикантные. -- Ну хотя бы намекни. -- Что ж, никогда не снимай никого по имени Дракула. -- Из трубки послышался смешок. -- Я остался без часов, без радио с часами, новых ботинок от "Маккриди и Шрайбера", ремня с кошельком, зажигалки "Данхилл", которая, правда, не работала, пиджака от "Джорджио Армани", всех кредитных карточек и трехсот долларов наличными. К тому же, когда он или она уходил, дверь внизу осталась незапертой, и какой-то чертов бродяга забрался внутрь и обоссал весь холл. -- И как ты теперь себя чувствуешь? О, Боже, какой глупый вопрос. Я хочу сказать, как ты вообще себя чувствуешь. Почему ты сразу же не позвонил мне? -- Как я чувствую себя вообще? Вообще я чувствую, что убил бы сейчас кого-нибудь, не моргнув. Эта история просто потрясла меня. Мир полон жестокости, нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. С каждым в любой момент может случиться что-нибудь страшное. Из-за этой психопатки или психопата я, кажется, боюсь теперь выходить на улицу. Каждый, кто не дурак, должен бояться выходить на улицу. Послушайте, будьте осторожны там, в Сингапуре. Не рискуйте зря. -- Хорошо, -- пообещал Майкл. -- Единственное, что вышло из всего этого хорошего, так это то, что вернулась Мэгги. Оказывается, я просто-напросто разминулся с ней в том баре, где снял эту Дракулу. Бармен рассказал ей, что видел, как я ушел с кем-то другим. Мэгги пришла на следующий день, чтобы проверить, и увидела мою физиономию в два раза больше ее обычного размера. Так что Мэгги решила вернуться. -- В любом дерьме попадаются алмазы, как говорит Конор, или что-то там в этом роде. -- Да, я говорил с агентом Андерхилла. Вернее, с его бывшим агентом. -- Ну не томи. -- В общем, наш парнишка действительно уехал в Сингапур, как и обещал. Тронг -- хочешь верь, хочешь не верь, а этого агента зовут Фенвик Тронг -- не знает, живет ли он там до сих пор. Там все как-то странно. Чеки Андерхиллу пересылали в какой-то там небольшой банк в Чайна-таун. Тронг никогда даже не знал его адреса. Он пересылал ему почту на какой-то почтовый ящик. Время от времени Андерхилл звонил, чтобы поругаться, пару раз он увольнял Тронга. Я так понял, что за те шесть лет, что они работали вместе, звонки становились все более обидными, оскорбительными. Тронг говорил, что Тим каждый раз бывал пьян или под наркотиком, или и то и другое вместе. Через несколько дней он звонил опять и со слезами умолял Тронга на него работать. Наконец тому показалось, что это уж слишком, и он ответил, что не может больше работать на Андерхилла. Видимо, с тех пор тот обходился без агента. -- В таком случае не исключено, что Тим все еще там, но разыскивать его нам придется самим. -- И у него наверняка не в порядке с головой. Я бы на твоем месте тоже остался дома. -- Итак, разговор с агентом убедил тебя, что Тим Андерхилл скорее всего, и есть Коко. -- Мне хотелось бы ответить нет, но... -- Мне тоже хотелось бы, чтобы ты ответил "нет". -- Так что подумай -- действительно ли он стоит того, чтобы рисковать из-за него собственной шеей. -- Я нисколько не сомневаюсь в том, что Тим Андерхилл стоит того, чтобы рисковать из-за него жизнью, гораздо больше, чем этого стоил Линдон Бейнз Джонсон. -- Что ж, давай прощаться, а то идет моя лучшая половина, -- закончил разговор Пумо. 2 -- Мне кажется, на свете не существует больше взрослых мужчин, -- сказала Джуди. -- Если они вообще когда-нибудь существовали. Теперь есть только выросшие мальчишки. Это просто ужас какой-то, Майкл очень умный, очень внимательный человек, он отдает всего себя работе, но то, во что он верит, это же просто смешно. Когда дело доходит до определенных вещей, выясняется, что у него совершенно детская система ценностей. -- У него, по крайней мере, есть хоть какая-то система ценностей, -- сказала Пэт Колдуэлл. Этот разговор, как и многие другие их разговоры, происходил по телефону. -- Иногда мне кажется, что у Гарри она если и есть, то в зачаточном состоянии. -- Майкл до сих пор верит в армию. Он пытается это отрицать, но это правда. Эта детская игра кажется ему реальностью. Ему нравилось быть частью целого. -- Гарри тоже, видимо, жил настоящей жизнью только во Вьетнаме. -- Весь фокус в том, что Майклу хочется назад. Опять быть одним из отряда. -- А Гарри, мне кажется, хочется делать хоть что-нибудь. -- Что-нибудь делать? Но ведь он мог бы найти работу. Опять работать юристом. -- М-м-м, что ж, может быть. -- Ты знаешь, что Майкл собирается продать практику, точнее, свою долю? Что он хочет перебраться в Уэстерхолм и работать в трущобах? Ему кажется, что он делает недостаточно. У него пунктик, что надо работать в таком месте, чтобы иметь право считать себя настоящим врачом. Не пытаться заняться политикой, а быть ближе к жизни. -- Значит, он решил использовать эту поездку, чтобы лишний раз все обдумать? -- предположила Пэт. -- Он решил использовать эту поездку, чтобы поиграть в армию. Об этом его комплексе вины по поводу Я-Тук я вообще не хочу упоминать. -- О, а Гарри всегда гордился тем, что произошло в Я-Тук. Когда-нибудь я покажу тебе его письма. По поводу Я-Тук я вообще не хочу даже упоминать. 3 В ночь перед отъездом в Сингапур Майклу Пулу приснилось, что он бредет ночью мимо гор к людям в форме, сидящим вокруг костра. Подойдя ближе, Майкл видит, что это не люди, а призраки: через их тела просвечивает костер. Призраки смотрят, как он приближается. Форма их была изодрана и заляпана грязью. Во сне Майкл просто спокойно отметил про себя, что ко