ходит.  Майкл  поймал  взгляд  Пумо,
выходящего  из соседнего сарая. У того было  лицо человека, не знающего, что
делать, и Майкл ничего не мог сказать ему по этому поводу, поскольку не знал
сам.
     Вьетнамцы орали, визжали, плакали.
     --  Тяжелая  артиллерия!  --  продолжал  вопить  Биверс.  --  Подожгите
деревню.
     Андерхилл,  которому  был  адресован последний приказ,  пожал  плечами.
Спитални дал очередь по яме и радостно  рассмеялся, когда оттуда послышались
крики.
     Биверс прокричал  еще что-то и побежал к яме.  Вокруг  Пула все бежали,
стреляли, поджигали  один  за другим  сараи. "Вот  так,  наверное,  выглядит
преисподняя",  -- подумал Майкл. Биверс наклонился над канавой  и вытянул на
свет божий розовенькую голую девочку. "Они прятали детей,  -- подумал Майкл.
-- Вот  почему было так тихо. Они услышали, что мы подходим, и послали детей
в  укрытие". В  воздух  поднимались протестующие  крики стариков-вьетнамцев,
смешавшиеся  для Майкла  с запахом горящего дерева  сараев,  удушливым чадом
горящей травы  и запахом смерти, исходившим  от  горящей земли. Пулу  слышно
было, как трещит огонь, пожирающий сараи. Биверс держал извивающуюся девочку
над головой, как  рыбак, хвастающийся  хорошим уловом. Он  что-то кричал, но
Майкл не  мог  расслышать слов. Он понес девочку  перед собой  на  вытянутых
руках. Дойдя  до  дерева с огромной кроной и массивным стволом, состоящим из
нескольких, сросшихся вместе, он  взял девчушку за ноги  и  ударил головой о
дерево.
     -- Это оно! -- кричал Биверс. -- Это оно, поняли?
     Спитални дал очередь по курятнику, подстрелив двух кур и петуха.
     Биверс раскрутил  извивающееся  тельце девочки, и от следующего удара о
дерево голова ее раскололась, как  орех. Лейтенант откинул прочь свою жертву
и вышел на середину деревни.
     -- А  теперь  спросите этих  людей  об  Элвисе,  -- потребовал  он.  --
Вытяните правду из этих чертовых засранцев.
     Андерхилл заговорил с одним из стариков, который дрожал от  страха и от
гнева  одновременно,  и  получил   в  ответ  длинную  тираду  по-вьетнамски,
заставившую его покачать головой.
     -- Вы хотите посмотреть, как это делается? Что ж, смотрите.
     Биверс  кинулся на середину круга и  рывком поднял  на ноги  маленького
мальчика, которого Пумо вынес  из сарая. Мальчик  был слишком напуган, чтобы
что-то сказать, но  старуха, прижимавшая его к себе, начала громко  скулить.
Биверс ударил ее  по лбу прикладом, и старуха  опрокинулась навзничь. Биверс
схватил мальчика за горло и приставил дуло 0.45 к его виску.
     -- Элвис? Элвис?
     Мальчик что-то пролопотал.
     -- Ты знаешь его. Где он?
     Над  деревней поднимались клубы  дыма,  в воздухе  висел  запах  жженой
соломы и горелого мяса. Спитални направил огнемет на то, что  еще осталось в
яме.  За  спиной  лейтенанта,  мальчика,  стариков рушились  один  за другим
сгоревшие сараи. Андерхилл  опустился на  колени  рядом  с ребенком  и мягко
заговорил с ним по-вьетнамски. Мальчик, похоже, не понимал ни слова из того,
что говорит ему Тим.
     Пул увидел, что Тротман приближается к сараю,  в котором  он только что
убил вьетконговца, и махнул  ему рукой,  чтобы тот  не заходил туда. Тротман
зашел в соседний сарай. Через минуту над крышей вспыхнуло желтое пламя.
     -- Мне нужна его голова! -- вопил Биверс.
     Пул  начал пробираться сквозь  дым к  сараю,  где лежал оставленный  им
труп. Он  хотел вытащить  его  до того, как  подожгут сарай.  Все  уже пошло
кувырком.  Ни  один  сарай не обыскали  толком,  прежде чем  поджечь. Биверс
просто  сошел с  ума, после того как в них кинули гранату. И где, интересно,
список? Майкл считал, что после того, как все постройки сгорят до основания,
все-таки  имеет  смысл  обыскать  то, что  осталось от  деревни  на  предмет
тайников. Может,  вся  операция  обернется  не такой  уж  безуспешной. Майкл
увидел  Денглера,  по-прежнему полусонного и всего  покрытого пылью, который
направлялся к яме, чтобы посмотреть, что делает Спитални.
     Проблема состояла в том,  чтобы не дать  Биверсу перебить всех  детей и
стариков. Если Майкл обнаружит в сарае мертвого снайпера, что представлялось
вполне вероятным, лейтенанту наверняка  придет в голову покарать всю деревню
за укрывательство вьетконговцев.  Тогда  можно  будет  увеличить  количество
трупов  при  подсчете вдвое-втрое и  преподнести  это  в  качестве  сюрприза
Жестянщику,  для  которого  это   станет  очередной  ступенькой  на  пути  к
продвижению.
     Первый и последний раз  за время своей службы в армии Пул спросил себя,
чего требует  от него в  данный момент долг, что ждет от него Америка. Рация
Пула  запищала, но он не обратил внимания. Перешагнув через  труп Роули,  он
вошел в сарай.
     Внутри было дымно и пахло порохом.
     Пул сделал еще несколько шагов и увидел тело, скорчившееся на коленях у
дальней стены.  Черноволосая  голова и  коричневая рубашка были  мокрыми  от
крови.  Нигде не было видно гранаты. Пул  обратил наконец внимание на размер
трупа и понял, что убил не Элвиса -- он  убил карлика. Майкл еще раз оглядел
помещение  в  поисках  гранаты. Неизвестно почему  ему  вдруг  стало  тяжело
дышать. Он глядел на маленькие вымазанные в грязи  руки убитого. Это не были
руки карлика,  это вообще  не были руки взрослого человека, они  были сплошь
заляпаны  грязью,  но  несмотря на  это было  видно, какие они маленькие,  с
тонкими пальцами. Пул покачал головой. Пот тек по нему ручьями. Он взял труп
вьетконговца за плечо и повернул, чтобы заглянуть ему в лицо.
     Для этого практически не  понадобилось усилия. Перед Майклом  было лицо
мальчика лет девяти-десяти. Пул позволил трупу опуститься обратно на пол.
     --  Но  где  же  все-таки  граната?  -- спросил он сам  себя совершенно
спокойным,  нормальным  голосом.  Он перевернул одним ударом  некое  подобие
туалетного столика, с которого посыпались булавки, гребенки и пара солнечных
очков. Он перевернул все,  что  было в сарае,  -- циновки, жестяные  кружки,
соломенные  корзины, несколько старых фотографий. Майкл понимал,  что просто
пытается отвлечь себя  чем-то,  чтобы  как  можно дальше отодвинуть  момент,
когда неизбежно придется  признаться себе в  том, что  он  натворил. Гранаты
нигде не было. Секунду Майкл стоял неподвижно. Рация снова запищала, и голос
Биверс выкрикнул его имя.
     Пул наклонился  и  поднял  тело  мальчика. Весил  труп  немногим больше
собачьего. Майкл повернулся  и побрел сквозь дым к выходу из сарая. Когда он
вышел, вопли стариков-вьетнамцев вновь ударили в уши.
     Андерхилл  удивленно  поднял  глаза,  когда  увидел  Пула,  идущего ему
навстречу с мертвым мальчишкой на  руках,  но  ничего  не сказал. Женщина  с
перекошенным от  горя  лицом вскочила на ноги  и протянула  руки  к Пулу. Он
передал ей мертвого ребенка. Прижимая к себе труп, женщина вернулась обратно
в круг.
     Затем  над деревней появились внезапно  несколько  "фантомов", заглушив
своим  ревом треск  пожара  и  человеческие крики.  Старики вновь вжались  в
землю, огромные  самолеты пролетели над деревней и развернулись  в  воздухе.
Лес слева от пещеры превратился в один огромный огненный  шар. Звук при этом
был такой, как будто заработали разом тысячи ветряных мельниц.
     -- Я убил мальчика, -- сказал сам себе Пул.
     В следующее мгновение  Майкл осознал, что ему абсолютно ничего не будет
за то, что  он сделал. Лейтенант Биверс  размозжил о дерево голову маленькой
девочки. Спитални сжег  детей, которые прятались в  канаве. Если только весь
их отряд не отдадут  под трибунал,  Майклу ничего  не  грозит. Все  это было
слишком ужасно. Никаких  последствий.  То, что произошло, происходило вечно,
на любой  войне.  Все, что окружало Пула,  -- горящие сараи, клубящийся дым,
земля под сапогами, сбившиеся  в кучу  старики  и  старухи,  --  на какую-то
секунду  показалось ему абсолютно нереальным. Он чувствовал  себя так, будто
мог оторваться от земли и взлететь, если бы захотел.
     Но он  решил  не взлетать. Это было серьезно. После того, как ты сделал
такое, становишься как Элвис.  Взлетев,  не можешь быть  уверен, что сможешь
опуститься обратно.
     Майкл  поглядел  налево и с  удивлением обнаружил, что большинство  его
товарищей  стоят на краю деревни  и смотрят, как  горит  лес.  Когда  же они
успели отойти  от сараев? Майклу вдруг показалось, что они попали в какую-то
дыру во  времени, иррациональное  пространство,  зону  блокировки,  где  все
внезапно меняет  свои места,  а он не видит  и не знает об этом.  Теперь ему
отчетливее  представлялось  нереальность  происходящего  -- горящий лес  был
всего лишь картинкой  на огромном экране, а горящие сараи -- местом действия
фильма,  местом, где жили люди,  задействованные  в  сюжете. Это был плохой,
страшный  сюжет,  но  если пересказать  его  весь,  картинка  растает  и зло
испарится. Совсем. Как будто ничего никогда не было. Так будет гораздо лучше
--  будто всю  эту историю  засунули миру  в задницу и все пропало. И  надо,
конечно,  полетать, пока  есть такая возможность,  потому  что, в  сущности,
абсолютно неважно, вернется он на землю или нет, потому что это ведь не было
реальным  миром --  это просто кино. И то, что  они видят сейчас, это только
способ  избавиться от  навязчивого сюжета, прокрутив его обратно. Вот сейчас
исчезнет деревня.
     Теперь Пулу хорошо виден  был уродливый багрово-серый холм. В основании
холма, как складка на камне, виднелся вход в пещеру.
     -- Все вон там, -- услышал Майкл голос лейтенанта Биверса.
     3
     Пул  чуть   не  закричал,  когда   увидел,  как  М.О.Денглер  вслед  за
лейтенантом побежал к пещере. Лейтенанта Биверса больше,  чем кого бы то  ни
было, требовалось  прокрутить  в  обратную  сторону.  Никто  не  должен  был
следовать за ним -- и уж во всяком случае не М.О.Денглер.
     Майклу хотелось закричать, предупредить Денглера, чтобы тот не следовал
за Гарри Биверсом, не становился его прикрытием. Затем он увидел, что Виктор
Спитални бежит  вслед за  лейтенантом  и  Денглером.  Сегодня  Спитални  был
солдатом. Он  был  раскален  докрасна и  непременно  хотел  попасть в пещеру
вместе с Денглером и лейтенантом.
     Пумо выкрикнул  имя  Спитални,  но  тот  только  повернул голову  в его
сторону, продолжая бежать. Майкл подумал, что Спитални, бегущий с повернутой
головой, напоминает ему  изображение на гравюре. Наконец все трое исчезли  в
пещере.
     Пул повернулся  в сторону  деревни  и  увидел, что  к  нему пробирается
сквозь дым Тим Андерхилл. Оба они слышали звуки выстрелов,  раздававшиеся из
пещеры. Потом они оборвались так неожиданно, будто их и не было вовсе. Сзади
раздался   треск  и  грохот  рушащегося  сарая.   Жители  Я-Тук   продолжали
пронзительно выть.  Из пещеры вновь послышались выстрелы. Стреляли очередями
из М-16.  Майкл вышел  наконец из своего  оцепенения и побежал сквозь дым  в
сторону пещеры.  Краем  глаза он  видел, что один из  стариков, должно  быть
главный в этой деревне,  встал  посреди круга. Он  держал  в руках обгорелый
кусочек бумаги и что-то кричал высоким пронзительным голосом. Кусты слева от
деревни все  еще  горели,  время  от времени  ветер вздымал  снопы  искр.  В
некоторых местах горела даже сама земля. Деревья догорали и рассыпались, как
сигаретный пепел. Облако  дыма заслонило от  Майкла вход в пещеру, и,  когда
Пул подбежал наконец к отверстию, из-за висящего неподвижно  дыма он услышал
нечеловеческие крики.
     Через  секунду  из пещеры пулей вылетел Виктор Спитални. Лицо  его было
ярко-красным,  а кричал Спитални так, будто его только что пытали. Он скорее
не  бежал,  а  выделывал  какие-то безумные  прыжки,  будто  человек,  через
которого пропустили несколько разрядов электрического тока. Наверное, он был
ранен, но крови видно не было. Он бормотал что-то непонятное, что постепенно
сложилось в фразу:
     -- Убейте их...
     Затем он свалился прямо  в пепел недалеко от  пещеры. Он начал кататься
по земле, явно не владея своим телом настолько, чтобы подняться на ноги. Пул
быстро  вынул  из рюкзака  плащ-палатку  и  наклонился  над Спитални,  чтобы
закатать  его  в  брезент. Все  лицо и шея Спитални были в  красных  пятнах,
припухшие глаза крепко зажмурены.
     --  Осы, -- кричал Спитални. -- Меня всего облепили. Майклу видно было,
как у сараев все жители  деревни  пристально смотрят в  их сторону,  пытаясь
понять, что происходит.
     Пул  спросил  Спитални  о  Денглере  и  лейтенанте,  но  тот  продолжал
вздрагивать и твердить свое. Спэнки Барредж присел рядом с ними на корточки,
перевернул  запеленатого в плащ-палатку Спитални на живот и начал лупить его
по спине. Затем он рассмеялся.
     -- Да здесь нет никого кроме тебя, дурака!
     -- Загляни внутрь  и сосчитай, сколько там убитых  ос, --  настаивал на
своем Спитални.
     Пул  встал, как только увидел  Денглера,  выбирающегося  из пещеры. Тот
выглядел  еще бледнее, чем до  этого, лицо его,  покрытое грязью, было почти
серым.  Ружье  болталось  в  безвольно висящей  правой  руке,  а глаза  были
затуманены то ли шоком, то ли зверской усталостью.
     -- Коко, -- произнес Денглер, и все переглянулись.
     -- Что? -- переспросил Пул. -- Что случилось?
     -- Ничего.
     -- Ты убил Элвиса? -- спросил Спэнки Барредж.
     -- Ничего не случилось,  --  сказал  Денглер. Он сделал несколько шагов
вперед,  поднимая  сапогами пепел и искры,  затем  посмотрел через выжженное
пространство  на стариков-вьетнамцев,  которые стояли среди того,  что  было
когда-то их деревней, и смотрели прямо на него.
     Пул  слышал, что вьетнамцы что-то кричат, но ему понадобилось несколько
секунд, чтобы разбить гомон на голоса, а голоса на слова. Они кричали:
     -- Номер десят, номер десят...
     -- Кто стрелял?
     --   Хорошие  ребята,   --   Денглер  вымученно   улыбнулся  куда-то  в
пространство.
     -- С лейтенантом все в порядке?
     Интересно,  какой  ответ на этот вопрос ему на самом  деле  хотелось бы
услышать?
     Денглер пожал плечами.
     -- Ты  --  номер  десят,  --  доносились  писклявые  голоса со  стороны
деревни.
     Майкл  понял  вдруг, что  ему  вот-вот  придется войти  в  пролом между
камнями. Сколько можно  откладывать? Он войдет в пещеру и увидит перед собой
ребенка, протягивающего руки в темноте.
     -- Знаешь что? -- как-то монотонно произнес Денглер. -- Я был прав...
     -- Был прав по поводу чего?
     -- По поводу Господа Бога.
     Спитални стоял  теперь  в  лучах солнечного  света.  Он  снял рубашку и
тяжело дышал. Плечи его покрывали какие-то странные укусы, пуки, спина, лицо
--  все было в  кровоточащих красных пятнах. Он напоминал тарелку мяса. Норм
Питерс начал смазывать плечи Спитални какой-то белой маслянистой жидкостью.
     Пул отвернулся от Барреджа и пошел по дымящейся земле в сторону Норма и
Спитални. Через  секунду Спэнки присоединился к нему. Чувствовалось, что ему
тоже не очень хочется заходить в пещеру.
     Сделав  несколько  шагов, Пул  услышал в  небе гул  вертолета. Он нашел
глазами  на  небе  маленькую черную точку  и  подумал:  "Это плохо.  Улетай.
Возвращайся обратно".
     4
     --  Ничего  не могу понять, --  сказал Питерс. -- Посмотрите  сюда. Это
лишено всякого смысла, по крайней мере, для меня.
     -- Денглер вышел оттуда? -- спросил Спитални. Пул кивнул.
     --  Что  лишено  смысла? --  спросил он, но едва задав вопрос,  тут  же
понял,  о чем речь.  Узкое лицо  Спитални с  мелкими чертами лица постепенно
начинало проступать  по мере того,  как спадала опухоль. Теперь хорошо  были
видны  его  глаза, да и  лоб  больше не напоминал изрытую взрывами  землю, а
казался вполне гладким, только покрытым красной сыпью.
     --  Здесь нет  пчелиных  жал! --  сказал  Питерс. -- Должно  быть,  они
оставили их в улье.
     -- Черта с два  у  них нет жал, -- вопил Спитални. -- Вот лейтенант так
все  еще  и не  вышел оттуда. Лучше вам  завернуться во  что-нибудь  и пойти
вытащить его.
     -- Даже если бы это были осиные жала, то, чем я тебя намазал,  не сняло
бы опухоли, а только уняло бы боль.
     --  На,  пососи,  --  огрызнулся Спитални, изучая  свои костлявые руки.
Укусы постепенно уменьшались и были теперь уже просто красными точками.
     Майкл  смотрел, как приближается  вертолет, который был  уже размером с
муху.
     --  Это осы, -- настаивал Спитални. -- Готов спорить, что наш  Пропащий
Босс  там,  внутри, они  его закусали до смерти. Придется,  ребята, поискать
себе другого лейтенанта.
     Он поглядел  на Пула с таким выражением  лица, которое бывает у собаки,
когда она заставляет вас понять, что тоже умеет думать.
     -- Это имеет свою хорошую сторону, правда? Мертвого нельзя  отдать  под
трибунал.
     Пул смотрел, как исчезают постепенно с кожи Спитални красные точки.
     --  Есть ведь единственный  способ замять все  это, ты  знаешь не  хуже
меня. Надо все свалить на лейтенанта. Так и надо сделать.
     Теперь вертолет, приближавшийся к  ним на фоне палящего солнца, казался
почти что огромным. Он снижался, и вот уже задрожала трава под его колесами.
Ниже, за разрушенной  деревней, за злополучной ямой,  лежал  луг, на котором
паслись быки. Далеко слева, среди деревьев, беспорядочно росших на  холме, с
которого спустился отряд, казалось, отдавался гул садящегося вертолета.
     И тут Майкл вдруг услышал голос Гарри Биверса, громкий и ликующий:
     -- Пул! Андерхилл! Мне нужны два человека. Джекпот!!!
     Биверс показался у входа  в пещеру. Пул  увидел человека,  находящегося
наверху блаженства. Вся нервная энергия, заключенная в лейтенанте, вырвалась
теперь наружу. Он похож был на человека,  который не  понимает,  что ему так
хорошо сейчас только лишь  потому,  что он пьян. Пот градом  катился по лицу
лейтенанта, глаза его были влажными.
     -- Где мои два человека!
     Пул сделал знак Барреджу и Пумо, которые двинулись к пещере.
     -- Я хочу,  чтобы из  этой пещеры вынесли все, что там есть.  Воины, мы
попадем сегодня в шестичасовые новости!
     Воины?  Никогда  еще  Гарри  Биверс  не  был  так   похож  на  злобного
инопланетянина, который усвоил земные привычки из телевизионных программ.
     -- Вы -- номер десять, -- кричала им одна из старух.
     -- Номер  десять в  ваших программах, номер один  в  ваших  сердцах, --
заявил Биверс Пулу и обернулся к журналистам, которые уже  бежали  к  ним по
дымящейся траве.
     5
     И все, что случилось потом, прямо проистекало из  того, что вырвалось в
тот  день  изо  рта  Гарри Биверса.  "Ньюсуик", "Таймс",  передовицы  многих
крупных  газет,  телевизионные  обзоры   новостей.  А  затем  --  постепенно
остывающая память,  воскрешающая, как  на старых  фотографиях,  гору риса  и
высокую стопку русского оружия,  которое вынесли из пещеры  Барредж и  Пумо.
Я-Тук была вьеткон-говской деревней,  и все ее  жители мечтали только о том,
чтобы  убивать американских  солдат. Но на этой  фотографии  не было  трупов
тридцати детей, потому что единственные трупы,  найденные в Я-Тук, были  те,
что оставались в яме  --  два мальчика  и девочка лет тринадцати. И еще тело
мальчика помладше -- лет семи.  Чуть позже был найден на холме труп  молодой
женщины.
     После того, как улетели репортеры, стариков и старух отправили в лагерь
для  перемещенных лиц в Ан-Ло. Жестянщик и те, кто был над ним, описали этот
случай в донесениях, как "наказание пособников я лишение вьетконговцев одной
из баз для  вербовки новых сил и хранения  оружия и  продовольствия". Урожай
Я-Тук был отравлен, а старики-буддисты  уведены от склепов, где покоилась их
родня. Они знали,  что так будет, с того  момента,  как запылали их дома,  а
может  быть, еще с того, когда Биверс убил свинью. Они исчезли, растворились
среди  обитателей  Ан-Ло,  пятнадцать  ничем  не примечательных  стариков  и
старух.
     Когда  Пул и  Андерхилл углубились  в  пещеру,  на  них налетело облако
назойливых  москитов, которые  бились в лицо, попадали  в рот и глаза. Майкл
размахивал  руками  перед  лицом  и  двигался  так  быстро,  как только мог.
Андерхилл  следовал  за ним в ту  часть пещеры, куда насекомые почему-то  не
залетали. Это было как  раз  то место, откуда  раздавались  выстрелы. Теперь
кровь,  казалось, впитывалась  стенами,  исчезала  на  глазах, как  исчезали
опухоли  и волдыри, а  затем  и красные пятна на лице  покусанного Спитални.
Пещера сужалась и расширялась, распадалась на части. Чуть  дальше они  нашли
еще одну гору риса, еще дальше  --  деревянную  парту  и стул,  причем парта
выглядела  так, будто  ее  принесли  сюда  из  родной  школы Майкла  Пула  в
Гринвиче, штат Коннектикут. Предприятие начинало казаться безнадежным -- они
никогда не дойдут до конца этой пещеры, потому что  она не  имеет конца, она
вращается  вокруг себя самой. Они вошли  в грот, полный пустых металлических
ящиков. Андерхилл глубоко вздохнул и покачал  головой. Пул тоже почувствовал
этот  запах -- запах страха,  крови, пороха  смешивался с  жутким зловонием,
который Пул  мог описать  только в очень неприличных выражениях. Здесь пахло
не мочой, не калом,  не  потом, не гнилью, это также не  был тот характерный
острый запах, который исходит от напуганного  до  смерти животного. Это было
нечто куда  более ужасное.  Майкл наконец определил  это кошмарное зловоние,
как запах  боли.  Так должно было пахнуть в  месте, где индеец  Джо заставил
Тома Сойера смотреть, как он  насилует  Бекки  Тэтчер,  прежде чем убить  их
обоих.
     Пул   и  Андерхилл  вернулись  наконец  в  центральную   часть  пещеры.
М.О.Денглер выносил наружу один  из ящиков с  оружием, говоря что-то Виктору
Спитални.
     --  Человек  горя,  познавший  грусть,  --  отвечал,  а  скорее  всего,
повторял, Виктор  Спитални. -- Человек горя, познавший грусть, человек горя,
познавший грусть. Человек горя, познавший... мать твою. Господи Боже!
     -- Успокойся, Вик, --  сказал ему Денглер.  -- Что бы это ни было,  это
уже  прошло. --  Но тут он  вдруг  покачнулся,  будто  чья-то  сильная  рука
опустилась сверху ему на голову. Колени Денглера подогнулись, он уронил ящик
с  оружием, который опустился на землю с громким грохотом,  в то  время  как
Денглер  упал почти бесшумно. Спитални услышал звук, обернулся, посмотрел на
упавшего Денглера, но продолжал нести свой ящик к выходу.
     -- Здесь нет  детей, --  вопил снаружи Денглер. -- На  войне не  бывает
детей.
     Что ж,  он  был  прав -- детей действительно  не  было.  "Интересно, --
подумал Майкл, -- может быть, это жители Ан-Лак вывели остальных детей через
противоположный вход в пещеру".
     Когда  Питерс  снимал  последний  слой  бинта,  Денглер  застонал.  Все
обернулись и увидели коричневую от запекшейся крови рану, от которой исходил
неприятный запах.
     -- Тебе придется покинуть нас на несколько дней, -- сказал Питерс.
     -- Куда  пошел  лейтенант?  --  Денглер почти  со  страхом  озирался по
сторонам, пока  Питерс перебинтовывал его руку. -- Вы  видели как изо рта  у
него вылетали летучие мыши?
     --  Я  дал  ему  кое-что,  -- пояснил  Питерс.  -- Это поможет Денглеру
выкарабкаться.

     В темноту, которая поможет нам выкарабкаться.
        <i>25</i>
        <i>Возвращение домой</i>
     1
     Когда друзья  приземлились  в Сан-Франциско, у  всех троих  так  гудела
голова от недосыпания и выпитого накануне коньяка, что им казалось, будто бы
сейчас часа четыре утра, хотя на самом деле уже наступил полдень. В огромном
зале сотни людей следили за тем, как  соскальзывают из окошка на транспортер
их  чемоданы.  С  приведенной в  порядок  бородой  и коротко  подстриженными
волосами Тим Андерхилл  выглядел  каким-то тощим и очень  усталым. Плечи его
были сгорблены,  он напоминал великовозрастного студента с застывшим на лице
вопросительным выражением.
     Когда друзья  направились со своими чемоданами  к помещению  таможни, в
толпе пассажиров  появился человек в форме, который выбрал несколько человек
и  разрешил им выйти из  здания аэропорта  без таможенного  досмотра.  Люди,
которых  он выбрал, все были мужчинами среднего  возраста, напоминавшими  по
виду служащих крупных  корпораций. "Коко тоже был здесь, -- думал Пул. Глаза
таможенника на  секунду задержались на нем  и побежали дальше. -- Коко стоял
на этом самом месте и видел все, что вижу сейчас я. Он полетел из Бангкока в
Сингапур,  затем  пересел  на нью-йоркский рейс,  где встретил стюардессу по
имени  Лиза Майо и неприятного  молодого миллионера.  Он  беседовал с ним во
время перелета, а вскоре после того, как лайнер приземлился, Коко  убил его.
Я готов спорить, что он это сделал, я готов спорить, спорить..."
     Пул еще раз представил себе Коко, который  стоял на том же самом месте,
где стоит сейчас он. По спине Майкла побежали мурашки.

     Гарри  Биверс  поднялся  со  своего места,  как только увидел,  что его
друзья  выходят из-за  загородки для  прибывающих пассажиров.  Он перешагнул
через собственные чемоданы и ручную кладь и начал пробираться к Майклу Пулу.
     Они встретились  перед конторкой, Биверс протянул руки и молча заключил
Майкла в объятия, обдав  его запахом  алкоголя, одеколона  и  мыла,  которое
выдают в самолетах. Пул чувствовал себя так, будто его благодарят за отвагу,
проявленную на поле брани.
     С  драматическим  выражением лица  Биверс снял  руки с  плеч  Майкла  и
обернулся к Конору Линклейтеру. Но  прежде чем он успел  вручить тому  Орден
Почетного Легиона, тот протянул ему руку. Биверс сдался и пожал ее.  Наконец
лейтенант обернулся к Тиму Андерхиллу.
     -- Итак, это ты, -- сказал он.
     Андерхилл чуть не рассмеялся в голос.
     -- Разочарован?
     Во  все  время  перелета  Пул  думал, что  выкинет Гарри Биверс, увидев
Андерхилла, который  прибыл с остальными и был  явно невиновен. Существовала
небольшая  возможность, что тот поведет  себя действительно плохо,  например
немедленно  оденет   на  руки   Тима  наручники,  изображая  арест  опасного
преступника  гражданскими  лицами.  Фантазии  Гарри  Биверса  умирали  очень
тяжело, и  Пул понимал, что он не откажется так  просто и от этой,  которая,
вероятно, лежала в основании многих других.
     Но  хорошее  воспитание  и,  как  ни  странно, чувство  ответственности
одержали верх, что очень удивило Пула.
     -- Нет,  если ты  собираешься помогать нам, -- ответил Биверс на вопрос
Андерхилла.
     -- Я тоже хочу остановить его, Гарри, -- сказал Тим. -- Конечно, я буду
помогать вам, чем только смогу.
     -- Ты сейчас не колешься? -- спросил Биверс.
     -- У меня вообще все не так плохо, -- ответил Тим.
     -- Хорошо. Но вот  еще что.  Мне нужно  твое  подтверждение, что ты  не
станешь  использовать  полученную информацию  об этом  деле в нелитературных
произведениях.  Можешь писать  об  этом книгу --  мне все равно. Но права на
саму информацию должны принадлежать мне.
     --  Конечно,  --   сказал  Андерхилл.  --  Я   не  смог   бы   написать
нелитературное произведение, даже если бы попытался.  Я не буду мешать тебе,
если ты не станешь мешать мне.
     -- Мы можем  работать вместе, -- объявил Биверс. Он заключил Андерхилла
в  объятия  и  сказал, что  теперь они в одной  команде. --  Только дай  мне
сделать на этом деньги, хорошо?

     Когда друзья летели  в Нью-Йорк,  Майкл сидел  рядом с  Биверсом. Конор
сидел у окна,  а Андерхилл впереди Пула.  Биверс довольно  долго рассказывал
совершенно невероятные истории о своих похождениях в Тайпее:  о  том, как он
пил кровь змеи и  испытывал потрясающие сексуальные переживания  в  обществе
проституток,  актрис,  фотомоделей.  Затем  Гарри  наклонился  к   Майклу  и
прошептал:
     -- Нам  надо быть осторожными с  этим парнем, Майкл. Мы  не  можем  ему
доверять, и это  главное. Почему, ты думаешь, я пригласил  его поселиться  у
меня? Так будет удобнее следить за ним.
     Пул устало кивал.
     Затем Биверс сказал  довольно  громко,  так  чтобы  его  могли услышать
остальные:
     --  Я хочу,  чтобы вы,  ребята, задумались кое о  чем.  Через некоторое
время после  возвращения нам придется встретиться  с полицией. И это создает
кое-какие проблемы. Сколько из того, что мы знаем следует рассказать им?
     Андерхилл обернулся и вопросительно оглядел друзей.
     -- Думаю, мы  должны договориться  о том,  чтобы соблюдать  в этом деле
определенную конфиденциальность. Мы начали с того, что решили сами разыскать
Коко, и  этим же должны закончить. Мы  должны  все время идти на шаг впереди
полиции.
     -- Спасибо, я догадался, -- пробормотал Конор.
     -- Надеюсь, все остальные присоединятся к нашему соглашению.
     -- Мы посмотрим, -- сказал Майкл.
     --  Надеюсь,   речь  не  идет   о  том,  чтобы   нарушать   закон?   --
поинтересовался Андерхилл.
     -- Мне все равно, как вы  это  назовете, -- сказал Биверс. --  Я только
хочу сказать,  что мы не должны сообщать полиции  кое-какие  детали,  должны
оставить их  при себе. Кстати, полицейские время  от времени поступают точно
так же. Не распускать язык и глубже вникать в курс дела.
     -- А  что мы  можем сделать?  -- поинтересовался Конор.  Биверс  тут же
изложил несколько возможностей.
     --  Например, у нас есть два-три  факта, неизвестных полиции. Мы знаем,
что Коко -- Виктор Спитални, и мы знаем, что человек по  имени Тим Андерхилл
посетил наконец Нью-Йорк, а не киснет до сих пор у себя в Бангкоке.
     -- Ты  не  хочешь говорить копам, что мы ищем  Спитални? -- переспросил
Конор Линклейтер.
     --  Мы  немножечко поиграем в  немых.  Они  сами  разберутся,  кого  не
хватает, а кто на месте. --  Биверс наградил Конора довольно снисходительной
улыбкой. -- А вот вам еще один факт, который, на мой взгляд, очень важен для
нас. Спитални упоминал имя этого человека, -- кивок в сторону Андерхилла. --
Разве нет?  Чтобы заставлять репортеров  приезжать к нему. Думаю,  так было,
судя по тому, что нашли в Гудвуд-парке. Вот я и говорю, что пора приниматься
за дело всерьез.
     -- А как это сделать, Гарри? -- спросил Андерхилл.
     -- В каком-то смысле  эту идею подсказал мне Пумо, когда мы встречались
перед отъездом в ноябре. Он говорил о своей девчонке, помните?
     --  Да,  я  помню, -- обрадовался  Конор. -- Он  говорил мне. Маленькая
китаяночка морочила Тино, как хотела. Она публиковала для него  объявления в
какой-то там газетке. И подписывала их "Молодая Луна".
     -- Тре бон, тре, тре бон, -- пробормотал Гарри.
     -- Ты хочешь поместить объявление в "Виллидж Войс"? -- спросил Майкл.
     --  Ведь  это   же   Америка.   Давайте  проведем  рекламную  кампанию.
Растрезвоним  о   Тиме   Андерхилле  по  всему   городу.   Если   кто-нибудь
поинтересуется,  всегда  можем  сказать,  что  хотим найти однополчан. Таким
образом, нам не придется упоминать настоящего имени Коко. Думаю, нам удастся
сорвать с этого дерева несколько персиков.
     2
     Они  ехали  в фургоне с тремя рядами сидений  и багажным отделением  на
крыше. Даже внутри  воздух был  холодным,  так что Майклу  пришлось покрепче
запахнуть  пальто  и  пожалеть,  что он не  захватил  с  собой свитер, когда
собирался  в дорогу. Он  чувствовал себя здесь  чужим  и одиноким. Пейзаж за
окнами фургона  казался одновременно знакомым и незнакомым. Казалось, прошло
очень много времени с тех пор, как он видел все это в последний раз.
     По обе  стороны  шоссе жались  друг к другу, будто бы  тоже спасаясь от
холода,  уродливые  домишки.  Темнело.   Никто  из   пассажиров  фургона  не
разговаривал. Даже семейные парочки.
     Майкл вспомнил, как увидел во сне Робби, державшего фонарь.
        <i>26</i>
        <i>Коко</i>
     Возвращение  домой  всегда проходит  одинаково.  И  возвращаться всегда
немного  страшно.  Кровь и Мрамор  --  они всегда дома. Ты должен  проложить
дорогу в пустыне и тогда сможешь потрясти небеса и землю, море и сушу. Иди в
пустыню, потому что никому не удастся пережить его пришествие.
     Ты возвращаешься к тому, что  было недоделано, и теперь это  тянет тебя
сюда  --  недоделанное,  сделанное плохо  или  просто  не очень  хорошо.  Ты
возвращаешься к тому, что  разжевало  тебя и  выплюнуло, к тому, что сделал,
хотя этого не следовало делать, к тому, что приближалось  к тебе с доской, с
веревкой, с кирпичом.
     Все это было в книге, даже Кровь и Мрамор были в книге.
     В книге  пещера была рекой, по берегу  которой  бродил маленький  голый
мальчик,  покрытый  замерзшей  грязью  (но на  самом  деле  это  была  кровь
женщины).  Он  прочитал  эту  книгу  с начала  до  конца и  обратно. Так они
говорили  дома  -- с начала до конца и  обратно. Коко помнил, что купил  эту
книгу,  потому что когда-то, в  другой  жизни, он  знал ее  автора, но очень
скоро книга выросла у него в руках до необъятных размеров и сделалась книгой
о  нем самом.  Коко чувствовал себя  так,  будто  он  находится  в свободном
падении. Словно кто-то скинул его с вертолета. Тело его покинуло само  себя,
движимое таким привычным,  таким  знакомым  страхом, оно  встало и  пошло  в
книгу, которую Коко держал в руках.
     Такой знакомый всепоглощающий страх.
     Он помнил самую ужасную  вещь на свете. Это действительно было страшнее
всего. Коко  помнил,  как его  тело научилось  покидать его. Это Кровь отпер
вечером дверь спальни и  скользнул в крошечную комнатку. От тела его исходил
сырой  и горячий  запах  мира  вечности. Светлые  волосы  казались в темноте
серебристыми.
     <i>Ты не спишь?</i>
     Всякий, кто  не спал, мог видеть  две полицейские  машины и мог понять,
что происходит. Машины  стояли  около дома,  где он нашел пристанище, как бы
предлагая войти в них.
     Тот  чернокожий  сказал  мистеру  Партриджу,  который  сидел  внизу  за
конторкой, о том, что Коко поселился в этой комнате. Тот  поднялся в комнату
Коко, и тогда его тело очередной раз вышло из него.
     --  Что  это  значит? -- спросил мистер Партридж.  -- Вы,  психи  очень
любите под конец приползать сюда. Что, нет другого места?
     -- Это мое место, а не ваше, -- сказал ему Коко.
     --  А вот мы  посмотрим, --  сказал мистер  Партридж и  вышел, не забыв
перед этим внимательно оглядеть стены комнаты.
     Дети оборачивались и кричали ему вслед.
     "Ты не агент по туризму,  -- сказал  ему тот чернокожий.  -- У  тебя  у
самого есть билет только в один конец".
     Коко повернулся и пошел вниз по улице, в сторону метро. Все необходимое
лежало  у него  в  рюкзаке, а  какое-нибудь  пустующее  место  всегда  можно
отыскать.
     Затем  Коко вспомнил,  что потерял карты со слоном, остановился и обнял
себя обеими руками. Перед ним возвышался Кровь, волосы его были серебряными,
а голос холодным и злым.
     <i>Ты потерял их?</i>
     Вся жизнь  Коко показалась ему вдруг  такой же тяжелой, как наковальня,
которую он нес в руках. Ему хотелось бросить наковальню.  Теперь  кто-нибудь
другой может  продолжить  его  работу -- после всего, что сделано, закончить
будет легко. Он может отойти от дел, Он может вернуться в себя. Или убежать.
     Коко знал одно -- он может прямо сейчас сесть в самолет и улететь  куда
угодно.  В Гондурас летают самолеты компании "Нью-Орлеанз". Он  смотрел.  Вы
приходите в "Нью-Орлеанз" -- и вот он ваш самолет. Птица-свобода.
     Образ из книги, который так поразил Коко, проник в его мозг, и он видел
себя потерявшимся ребенком, вымазанным засохшей грязью, который бродит вдоль
грязной холодной  реки посреди города. Собаки и  волки скалят на него острые
зубы, скрипит открывающаяся дверь,  сквозь замерзшую грязь пролезают кончики
пальцев,  зеленые  от  начавшегося  разложения.  Страх  и   чувство   потери
охватывают Коко, и он бросается в поисках убежища к открытой двери.
     Мертвые дети закрывают лица руками.
     У него нет дома и он мог бы отойти от дел.
     Стараясь не рыдать или,  по крайней мере, не показывать, что рыдает, он
уселся на пороге.  По другую сторону стеклянной  двери пустой мраморный холл
вел  к  целому   ряду  лифтов.  Он  увидел   смешных,   словно  нарисованных
полицейских,  толпящихся возле его  комнаты. Он видел пиджаки  и рубашки  на
вешалках (и карты на столе). Слезы покатились по щекам Коко. Его бритва, его
зубная  щетка. Отобранные вещи, потерянные вещи, украденные вещи, умирающие,
мертвые вещи...
     Коко увидел в глубине пещеры Гарри Биверса. Отец шептал ему в  ухо свои
вопросы. Гарри наклонился к Коко, глаза его сверкали, лицо блестело от пота.
"Уходите отсюда, воины, -- сказал лейтенант, и изо рта  его вылетела летучая
мышь. -- Или разделите со  мной славу". В  кровавой мешанине на  земле подле
лейтенанта он увидел маленькую руку со скрюченными пальцами. Тело Коко вышло
из самого себя. Под ароматом  вечности можно было  различить запахи  пороха,
мочи, кала. Биверс повернулся, и Коко увидел,  что его возбужденный член еле
помещается в брюках.  Все части его истории слились воедино --  он  встретил
самого себя, он путешествовал с начала до конца и обратно.
     Коко  снова выглянул из  своего  укрытия  за дверью и увидел,  как мимо
проехали одна за другой две полицейские  машины.  Они оставили  наконец  его
комнату.  Наверное, оставили там всего одного человека. Может,  Коко  сможет
войти туда и поговорить о лейтенанте.
     Коко  встал  и расправил  плечи. В его комнате  будет  один  человек, с
которым он сможет поговорить, -- эта мысль действовала успокаивающе. Если он
заговорит, все сразу  изменится, он будет свободен, потому что как только он
заговорит, этот человек поймет, что такое с начала до конца и обратно.
     Несколько  секунд  Коко смотрел на  себя  как бы  со  стороны: человек,
стоящий у входа в дом, обхватив себя руками  за плечи и ссутулившись, потому
что он был  охвачен огромным горем.  Простой я спокойный дневной свет,  свет
обыденной реальности, лежал на всем, что было перед ним. За эти секунды Коко
увидел  свой  собственный  страх,  и  это  зрелище  одновременно  испугало и
ошеломило  его.  Он  мог вернуться и сказать: "Я совершил ошибку". Вокруг не
было  ни  демонов, ни ангелов.  Драма  возмездия сверхъестественных  сил,  в
которой  он  так  долго принимал  участие, улетала  прочь  по длинной улице,
полной такси и  других  машин, и Коко был просто обычным человеком, одиноким
на холодном ветру.
     Он дрожал, но уже не плакал. Коко  вспомнил  вдруг лицо той девчонки  в
гостиной Тино Пумо, и это воспоминание подсказало ему, в каком районе города
он сможет почувствовать себя лучше всего.
     Он понесет наковальню дальше и посмотрит, что произойдет.
     Когда Коко вышел из метро, он  ощутил каждой клеточкой своего тела, что
сделал правильный  выбор. Метро привезло его  за пределы  Америки.  Он снова
очутился на Востоке. Даже запахи здесь казались одновременно более нежными и
более  резкими.  Коко  приходилось  делать  над  собой  усилие,  чтобы  идти
медленнее и дышать ровнее. С сильно  бьющимся сердцем он шел мимо  вывесок с
иероглифами. Коко  был  так  голоден,  будто не ел  целую неделю.  Последняя
трапеза, которую он помнил, была в самолете.
     Неожиданно голод напомнил о себе столь настойчиво, что Коко показалось,
будто он  способен, открыв рот,  проглотить  все эти магазины  до последнего
кирпича, все эти  вывески, все кастрюли и чайники, находившиеся внутри, всех
уток  и угрей,  которых подавали в ресторанах,  мужчин  и  женщин, идущих по
улице, дорожные знаки, светофоры, почтовые ящики и телефонные будки.
     Он остановился лишь для того,  чтобы  купить "Таймс", "Пост" и "Виллидж
Войс", прежде чем свернуть в первый попавшийся Ресторан.
     Когда  Коко подали еду,  весь мир поплыл перед  ним,  время растаяло, и
пока он ел, он возвращался в те счастливые времена, когда жил внутри слона и
каждый вздох делал вместе со всем его огромным телом.
     В газетах писали, что водитель троллейбуса выиграл около двух миллионов
долларов с помощью какой-то штуки под названием "Лотто". В районе города под
названием Инвуд был скинут с крыши десятилетний Элтон Седарквист.  В Бронксе
выгорел целый  квартал. В Анголе человек  по  имени  Йонас  Савимби завладел
шведским  станковым   пулеметом   и  пообещал   расстрелять   каждого,   кто
приблизится.  В маленькой  деревушке  в  Никарагуа  были убиты и изуродованы
монах  и двое  монашек. С начала до конца и обратно. Вот уж действительно. В
Гондурасе  правительство Соединенных Штатов  потребовало около двухсот акров
земли под очередной полигон -- это  был их кусок земли, а теперь он наш. Мы,
как всегда, пообещали  от  всей души, что когда-нибудь эта земля опять будет
их.  А пока что мы широко  открыли рот, и двадцать акров  оказались у нас  в
желудке.  Коко чувствовал запах смазки, в которой хранится оружие, он слышал
звук шагов  одетых в сапоги  солдат, слышал, как руки  передергивают затворы
винтовок.
     Все боги земли  повернулись к  нему, и на лицах их можно  было прочесть
вопрос.
     Но страницы, где помешали информацию о недвижимости, где он рассчитывал
найти  сообщение  о  дешевой  и  уютной  комнатке,  которая  сдается  внаем,
во-первых, были написаны каким-то странным языком, скорее напоминавшим шифр,
который  Коко не  вполне понимал,  а  во-вторых,  там  практически  не  было
объявлений  о  жилье  в Чайна-таун.  Единственное, что  предлагалось  в этом
районе города, была квартира с двумя спальнями на  Конфуциус-роуд, да еще за
такую бешеную цену, что сначала Коко решил, что это опечатка.
     -- Что-нибудь еще? -- спросил  официант на кантонском диалекте, так как
Коко заказывал именно на этом языке.
     --  Я  закончил, спасибо, -- сказал  Коко. Официант что-то нацарапал  у
себя в  блокноте, вырвал листочек  и положил его рядом  с тарелкой.  Посреди
зеленоватого листочка отчетливо видно было пятно жира.
     Коко  смотрел, как оно  увеличивается в диаметре. Он отсчитал  деньги и
положил  их  на стол.  Затем  посмотрел  вслед официанту, направлявшемуся  в
другой конец зала.
     -- Они отняли у меня дом, -- сказал он.
     Официант обернулся и удивлено заморгал.
     -- Теперь у меня нет дома.
     Официант кивнул.
     -- А где твой дом?
     -- Мой дом в Гонконге, -- ответил официант.
     -- Ты не знаешь никакого места, где я мог бы поселиться?
     Официант покачал головой, затем сказал:
     -- Вы должны жить с такими же, как вы сами.
     Он повернулся к Коко спиной  и прошел  в  переднюю часть ресторана, где
перегнулся через конторку и стал заунывно-визгливым голосом объяснять что-то
человеку, сидящему за кассой.
     Коко порыскал глазами по последней странице "Виллидж  Войс". Объявления
казались  ему   еще   более  бессмысленными,   чем  шифровки   на   странице
недвижимости.  Но вот  глаза его наткнулись на одно сообщение,  показавшееся
ему необычным. Оно было  адресовано вселенной и, возможно, кому-нибудь вроде
Коко,  кто потерялся  в ее огромном пространстве:  "ДУШАЩЕЕ, ПРИВОДЯЩЕЕ  ВСЕ
ЧУВСТВА  В  ОЦЕПЕНЕНИЕ  ГОРЕ.  ТЫ  ДОЛЖЕН  НАЙТИ  ТО,  ЧТО  ПОТЕРЯНО".  Коко
почувствовал напряжение,  будто бы это объявление действительно  могло  быть
помещено сюда тем, кто знал и понимал его.
     В это  время  Коко заметил,  что  еще один  человек  в  передней  части
ресторана смотрит на него с блеском в глазах, который мог быть вызван только
обещанием денег. Коко сложил газету и поднялся, чтобы подойти к нему. Он уже
знал, что нашел для себя комнату.
     Последовало обычное формальное знакомство, неизменно включавшее в  себя
выражение удивления по поводу того, что Коко владеет кантонским диалектом.
     -- Я питаю  пристрастие  ко всему китайскому, --  сказал Коко. -- Очень
жаль, что мой кошелек не так велик, как мое сердце.
     Блеск глаз владельца ресторана сделался после этих слов не столь ярким.
     -- Но  я с удовольствием заплачу  подобающую цену за все, что вы будете
так  добры  мне  предложить,  и  вы  также  приобретете   мою   безграничную
благодарность.
     -- А как вы остались без жилья?
     -- Моя комната понадобилась хозяину для других нужд.
     -- А ваши вещи?
     -- Со мной все, что у меня есть.
     -- У вас нет работы?
     --  Я писатель. Правда, не очень известный. Владелец ресторана протянул
ему руку.
     -- Я -- Чин Ву-фу.
     -- Тимоти Андерхилл, -- произнес Коко, отвечая на рукопожатие.
     Чин знаком показал Коко, чтобы тот следовал за ним. Они вышли на улицу.
Коко, морщась от холода, надел рюкзак и последовал за Чином на Вайард-стрит.
Тот довольно быстро  шел  вперед,  также ежась от  холода.  Они прошли  пару
кварталов  и  свернули   на  узкую  пустую   Элизабет-стрит.  Пройдя  еще  с
полквартала, Чин нырнул  в  какую-то арку и исчез.  Затем вновь  появился  и
показал  Коко,  чтобы тот  шел за ним. Коко очутился в небольшом  выложенным
кирпичом заднем дворике какого-то дома, где  едва уловимо пахло растительным
маслом. Коко отметил про себя, что в этот дворик явно никогда не заглядывает
солнце. Сюда выходили  задние стены  и пожарные  выходы соседних домов.  Все
было  замечательно. Китаец в темном костюме показал Коко на дверь, ведущую в
полуподвальное помещение.
     -- Спустимся вниз, -- сказал владелец ресторана, ныряя в темный колодец
с крутой лестницей.
     Коко последовал за ним.
     Спустившись  вниз, Чин зажег свисающую со шнура голую лампочку  и долго
перебирал множество ключей, висящих на огромном кольце,  прежде чем  открыть
одну  из  дверей. Не  говоря ни слова, он распахнул ее перед  Коко  и жестом
предложил войти внутрь.
     Коко ступил в абсолютную темноту. Он  сразу понял, что здесь именно то,
что ему надо. Еще до того,  как Чин Ву-фу потянул руку к шнуру и зажег свет,
Коко понял,  что  находится в четырехугольной комнате  без  окон. Стены были
темно-зеленого цвета, на  полу валялся матрац,  по которому бегало тараканье
семейство. Еще  здесь был складной стул, ржавая раковина и самой примитивной
конструкции туалет за ширмой  в углу. Он не может говорить с полицией, но он
может отыскать Майкла Пула, а Майкл Пул был человеком, способным понять, что
такое с начала  до конца и обратно. Гарри Биверс был дорогой назад, а  Майкл
Пул  был  узкой,  едва  заметной  тропкой  ведущей  вперед  из  этой  убогой
комнатушки. Наконец  зажглась  еще одна  голая  лампочка,  тускло осветившая
комнату. И  вдруг  здесь,  на нескольких метрах  глубины под Элизабет-стрит,
Коко всей кожей почувствовал  ветер, дующий вдоль замерзшей  реки. Боль была
иллюзией.
        Часть шестая
        НАСТОЯЩИЙ ВКУС ЖИЗНИ
        <i>27</i>
        <i>Пэт и Джуди</i>
     1
     -- Что, так плохо? -- спросила Пэт.
     -- Да ты не знаешь  и  половины  всего, -- Джуди Пул глубоко вздохнула,
как  ни  странно,  вполне довольная  тем, что они дошли до этой части своего
разговора.  Было  семь тридцать, и  женщины  беседовали уже  около получаса.
Майкл Пул вернулся домой три дня назад.
     Джуди услышала легкий вздох на той стороне провода и быстро спросила:
     -- Я отрываю тебя от чего-нибудь?
     -- Вовсе нет. -- Последовала пауза. -- Но Гарри  звонил  мне всего один
раз,  и  я не  могу сообщить  тебе  ничего  нового.  Они все  еще собираются
поговорить с полицией, да?
     Они  уже обсуждали этот  вопрос минут  примерно десять  в самом  начале
разговора, но Джуди с охотой опять вернулась к нему.
     --  Я  уже  говорила тебе  -- они  считают, будто знают  кое-что о том,
почему был убит Тино.  Ты думаешь, это  все фантазии? Хотелось бы мне, чтобы
это были фантазии.
     -- Все это звучит так знакомо, -- сказала Пэт. -- Послушать Гарри,  так
он всегда знает подоплеку всех странных историй.
     -- Как бы то  ни было, -- сказала  Джуди,  возвращая разговор в прежнее
русло, --  ты не знаешь самого  худшего. Я жутко волнуюсь.  Я едва заставляю
себя встать  с постели  утром, а когда занятия в школе кончаются и пора идти
домой, я все тяну  и  тяну с этим, занимаюсь разной  чепухой, сама иногда не
понимая, что я делаю. То брожу по школе, проверяю, нет ли мусора, то начинаю
дергать двери классов,  чтобы  убедиться, что они заперты. А когда я прихожу
домой, у меня такое чувство, будто разорвалась какая-то бомба, сравняв все с
землей и не оставив ничего, кроме зловещей тишины.
     Джуди сделала паузу, но не для того, чтобы до  Пэт яснее дошел смысл ее
слов, а  скорее  для  того,  чтобы  самой  привыкнуть  к мысли,  только  что
зародившейся в ее голове.
     -- Знаешь, на  что  это  похоже?  -- продолжала она.  -- Так было после
смерти Робби. Но тогда, по крайней мере,  Майкл был дома. Он ходил на работу
и делал  все,  что  положено. Он  был рядом  по ночам. И я знала,  что с ним
происходит, а значит, знала, что делать.
     -- А сейчас ты не знаешь, что делать?

     -- Вот именно.  И поэтому я едва  могу заставить себя вернуться вечером
домой. Мы с Майклом ни разу не поговорили по-человечески с тех пор как он...
перестал работать. А Гарри, думаешь, работает все это время? Сомневаюсь.
     -- Гарри -- не  моя  проблема,  -- быстро ответила  Пэт. -- Я желаю ему
удачи.  Надеюсь, что он  начнет  работать. Ведь он  потерял  место, разве не
знаешь? Мой брат не мог больше ладить с Гарри и тому пришлось уволиться.
     -- Твой брат делает успехи.  Впрочем, как всегда, -- сказала  Джуди, на
секунду пожалев, что она так никогда и  не видела знаменитого старшего брата
Пэт Колдуэлл.
     -- И я  думаю, Чарльз дал Гарри денег.  У него вообще доброе сердце. Он
не  хочет,  чтобы  Гарри  страдал.  Мой  брат, наверное,  один из тех,  кого
называют истинными христианами.
     -- Истинный  христианин, -- повторила Джуди.  Голос ее  от зависти стал
каким-то скучным. -- Неужели такие еще встречаются?
     --  Думаю,  встречаются, особенно среди  пятидесятивосьмилетних  хозяев
юридических контор.
     --  Можно  задать тебе нескромный вопрос? Клянусь, что  это  интересует
меня  не просто из  любопытства.  --  Джуди сделала  паузу,  чтобы дать  Пэт
возможность оценить  смысл сказанного. -- Мне хотелось  бы узнать побольше о
твоем разводе.
     -- Что именно интересует тебя?
     -- Более или менее все.
     -- О, бедная Джуди. Я догадываюсь,  что с тобой происходит. Это никогда
не бывает легко. Вот и с Гарри Биверсом не так просто было развестись.
     -- Он тебе изменял?
     --  Конечно,  он  мне  изменял, -- подтвердила  Пэт. -- Все друг  другу
изменяют. -- В устах Пэт это заявление не звучало цинично.
     -- Майкл -- нет.
     --  Но  ты,  да. Догадываюсь,  что это  и  есть  настоящая тема  нашего
разговора.  Но если ты хочешь знать,  почему я на самом деле оставила Гарри,
то, пожалуй, я могу сказать об этом пару слов. Настоящей причиной был Я-Тук.
     -- Продолжай, продолжай, -- сказала Джуди.
     -- То,  что он сделал в Я-Тук. Я  даже не знаю толком,  что это было. И
думаю, что никто этого не знает.
     -- Ты хочешь сказать, что он все-таки убил этих детей?
     --  Я  уверена,  что Гарри убил этих детей, Джуди, но сейчас речь не об
этом. А я сама не знаю, о  чем, да и не очень хочу знать.  Мы прожили вместе
десять лет,  но в один прекрасный  день  я вдруг  увидела отражение Гарри  в
зеркале. Он просто завязывал галстук, но я поняла, что не могу больше жить с
этим человеком.
     -- Так в чем же дело?
     -- Не знаю. Чарльз говорил мне, что у Гарри сидит внутри демон.
     -- Так ты развелась из-за того, что  тебя посетило какой-то мистическое
чувство, связанное с тем, что случилось десять лет назад и за  что Гарри уже
судили и признали виновным?
     -- Я развелась потому, что мне показалась непереносимой мысль, что этот
человек  еще  когда-нибудь дотронется до меня. -- Пэт на секунду умолкла. --
Он совсем не такой, как Майкл. Майкл всегда сознавал свою ответственность за
то, что случилось тогда, Гарри же никогда ни о чем ни на секунду не пожалел.
     Джуди нечего было на это сказать.
     -- Итак, я увидела, как мой муж завязывает галстук, и я поняла. Но  еще
до  того  даже, как я поняла, рот мой открылся, чтобы произнести,  что Гарри
должен переехать и дать мне развод.
     -- И что он?
     -- В конце концов Гарри понял, что я действительно имела в виду то, что
сказала, и,  чтобы  сохранить  свою работу  у Чарльза,  он выехал без особых
эксцессов.  -- Через  секунду  Пэт добавила:  --  Конечно, я  чувствую  себя
обязанной  платить  ему  алименты,  что и делаю.  Гарри может,  не  работая,
поддерживать приличный уровень существования всю оставшуюся жизнь.
     "Что  такое приличный  уровень, -- поинтересовалась про себя  Джуди. --
Двадцать тысяч долларов? Пятьдесят? Сто?"
     -- Я так поняла, что тебя интересуют практические подробности  развода,
-- сказала наконец Пэт.
     -- Не стану тебя обманывать.
     -- Это с успехом делают все остальные, почему бы и тебе не попробовать?
-- голос Пэт звучал несколько театрально. -- А Майкл говорит что-нибудь?
     -- Достаточно. -- Тишина. -- Нет. -- Тишина. -- Не знаю. Он слегка не в
себе после того, что случилось с Тино.
     -- Значит, ты не говорила с ним о разводе?
     --  Майкл  как будто бы ускользает, скрывается из  виду, и мне никак не
удается затянуть его обратно на нашу территорию. На мою территорию, ко мне.
     Пэт  подождала, пока Джуди перестанет плакать в трубку, затем спросила:
-- А ты  говорила  ему о том парне,  с которым встречалась, пока  Майкла  не
было?
     -- Он спросил меня, -- заскулила Джуди, вновь теряя контроль над собой.
--  Я   и   не  собиралась  скрывать,   но   он  спросил  так...   Будто  бы
поинтересовался, не находила ли я его ключей от квартиры. Эта девчонка Стаси
Тэлбот занимает его гораздо больше, чем я. И он ненавидит Боба, я знаю.
     -- Симпатичного, стабильного мужчину, который плавает на яхте  и играет
в теннис.
     -- Ты права.
     -- Это, в  сущности,  не  важно,  но я как-то не  предполагала, что они
знакомы друг с другом.
     --  Они  встречались  однажды  на   рождественской  вечеринке,  которую
устроили у нас на факультете, и Майкл  решил, что Боб чересчур  высокомерен.
Может, он действительно немного высокомерен.  Но он по-настоящему  преданный
своему делу человек --  Боб преподает английский в высшей школе,  потому что
считает, что это важно. Его никто не заставлял избрать именно это поприще.
     -- Майкл,  похоже, решил, что ему не обязательно поддерживать практику.
-- ("И оставаться женатым", -- добавила про себя Пэт).
     -- Почему  же это вдруг  не  обязательно? -- жалобным голосом  спросила
Джуди.  -- Почему он так  тяжело работал, чтобы добиться этой практики, если
не собирается ее поддерживать?
     Вопрос был риторическим, и Пэт не стала отвечать.
     -- Я так  испугана, -- продолжала Джуди.  -- Это очень  унизительно.  Я
ненавижу это.
     -- Как ты думаешь, у твоих отношений с Бобом есть какое-то будущее?
     --  В жизни Боба Банса  нет свободной  комнаты,  -- голос Джуди  звучал
теперь сухо. -- Хотя на первый взгляд кажется, что все наоборот. У него есть
спортивная  машина. У него есть яхта и теннис. У него есть  его работа,  его
студенты,  Генри Джеймс. У  него есть мать. Не думаю, что среди всего  этого
хватит места для жены.
     --  А, -- произнесла  Пэт. -- Но  ведь ты начинала встречаться с ним не
имея в виду брак?
     --  А  разве так  не удобнее? Подожди минутку...  --  Джуди  отошла  от
телефона на несколько минут. Пэт Колдуэлл  услышала звуки,  похожие на  стук
кубиков льда о металлический поднос. Затем раздался звон стекла о стекло.
     -- Мистер Бане любит виски со льдом в бокале с соломинкой. Именно это я
себе и приготовила.
     Пэт  опять  услышала звон  льда в  бокале, который подняла или опустила
Пэт.
     -- Ты никогда не чувствуешь себя одинокой? -- спросила Джуди.
     --  Звони мне всегда, когда захочешь пообщаться, --  сказала Пэт.  -- Я
приду и составлю тебе компанию, если захочешь.
        <i>28</i>
        <i>Похороны</i>
     1
     --  То есть, что  значит,  там  будет  полиция? --  спросила  Джуди. --
По-моему, это просто смешно.
     Было  десять часов утра следующего дня,  и  Пулы  везли  в своей машине
Гарри Биверса и Конора Линклейтера на похороны Тино Пумо в небольшой городок
Милберн, штат Нью-Йорк.  Они ехали уже часа два и, спасибо пояснениям  Гарри
Биверса, умудрились заблудиться, отыскивая  короткую дорогу.  Гарри сидел на
переднем  сиденье "ауди"  Майкла и вертел  в руках трубку  радиотелефона.  А
Джуди сидела сзади с Конором Линклейтером и разложенной дорожной картой.
     --  Ты не  понимаешь самого  главного в полицейской  работе,  -- заявил
Гарри Биверс. -- Ты всегда так агрессивна в своем невежестве.
     Рот Джуди приоткрылся от удивления, и Гарри поспешил добавить.
     --  Извини, мне  не  надо было этого говорить. Прости,  прости. Я очень
близко  принял  к  сердцу  смерть  Тино.  Правда,  Джуди,  я  чувствую  себя
виноватым.
     --  Придерживайся  указателей  на Бингхэмптон, -- посоветовал Конор. --
Насколько я понимаю, мы находимся сейчас в сорока-пятидесяти милях от места.
И вы не могли бы сменить тему?
     -- Это дело  об убийстве, -- сказал Биверс. -- Такое случается нечасто.
И тот,  кто  ведет  расследование,  наверняка будет  на  похоронах  и  будет
внимательно  изучать  нас, да и всех,  кто там  будет. Для  него это хорошая
возможность изучить круг общения  Пумо. К тому же,  он наверняка думает, что
тот, кто убил Тино, придет посмотреть, как его закопают в землю. Копы всегда
приходят на подобные мероприятия.
     -- Жаль, что Пэт не  смогла  поехать  с нами, -- сказала Джуди.  -- И я
ненавижу все эти ансамбли.
     Гарри выключил радио.
     Некоторое время они молча ехали  мимо заснеженных пустых полей и темных
деревьев,  стоящих,  как  солдаты  в строю.  То здесь, то  там среди полей и
деревьев  виднелись  домики  фермеров.  Джуди  то  и  дело сморкалась, Конор
вцепился в развернутую карту.
     "Прошлое умерло,  -- думал Майкл. -- Перестало быть частью настоящего и
сделалось действительно прошлым".
     Когда  Майкл  вернулся  в  Уэстерхолм,   нервная  и  напряженная  Джуди
встретила его  поцелуем,  в  котором ясно угадывалось отвращение. Вот  он  и
дома.  Жена  расспрашивала  Майкла  о Сингапуре,  Бангкоке,  о  том,  каково
путешествовать с Гарри Биверсом. Джуди  наливала  из початой бутылки дорогое
виски, купленное,  вероятно, специально  к этому  дню. Она прошла за Майклом
наверх и стала смотреть, как он распаковывает вещи.  Затем Джуди последовала
за  Майклом в  ванную. Он  включил  воду.  Джуди все еще  сидела в ванной  и
слушала отредактированный рассказ  Майкла  о поездке, когда муж  спросил ее,
хорошо ли прошел обед с Бобом Бансом.
     Джуди нервно закивала головой.
     Майкл еле  вспомнил об этом и спросил  просто так, но у него было такое
чувство,  будто жена  ударила  его или кинула  что-нибудь  ему в  голову. Он
поднес ко рту бокал и сделал большой глоток дорогого виски.
     Майкл  задал  вопрос,  ответ на который  знал  заранее,  и ожидания его
оправдались.
     --  Хорошо,  -- сказал Майкл, но Джуди  поняла, что  он  все знает. Она
сделала долгий глоток виски и вышла из ванной.

     -- Трудно поверить, что  Тино Пумо родом из такого местечка, -- сказала
Джуди. -- Он всегда казался человеком сугубо городским, ведь правда?
     "А ведь действительно, -- подумал Майкл, --  ничего  удивительного, что
Тино всегда казался Джуди прирожденным горожанином".
     -- Хорошо выглядело  бы на его могильной плите, -- вмешался  в разговор
Конор, -- "Здесь лежит один придурок-горожанин".
     2
     Собор  Святого Михаила, на  удивление  огромный для  такого  небольшого
городка, действовал как-то подавляюще на  небольшое общество, собравшееся на
похороны  Энтони Фрэнсиса Пумо. Майкл был одним из тех, кто нес гроб. С того
места, где  он стоял, видны  были  несколько старушек, с полдюжины  мужчин с
обветренными лицами, которые, должно быть, ходили с  Пумо в школу, несколько
парочек помоложе и пожилая чета, полная горделивого  достоинства Здесь также
был тощий раскосый  человек, державший за руки  прелестного ребенка. Винх  и
его дочка. В  дальнем  углу  церкви стоял высокий усатый человек  в красивом
костюме и мужчина помоложе в еще более красивом костюме, чье лицо показалось
Майклу  смутно  знакомым.  Среди  несущих  гроб  был коренастый  приземистый
мужчина  с широким лицом, напоминавшим  лицо Тино Пумо,  и  сильный жилистый
старик с длинными руками -- брат и отец Тино, ушедший на покой фермер.
     Угловатый  пожилой   священник  с  блестящими  седыми  волосами  описал
застенчивого  пытливого  мальчика-школьника, который "с честью выполнил свой
долг во Вьетнаме" и "показал свою внутреннюю силу, не потонув в мутных водах
ресторанного бизнеса  в  большом городе,  который в конце  концов отнял  его
жизнь".  Именно  так воспринималась смерть Тино местными жителями -- один из
детей их городка заблудился  в джунглях  Нью-Йорка и  пал жертвой  свирепого
зверя.
     На кладбище,  пока священник читал  молитву, Майкл стоял рядом с Джуди,
Биверсом и Котором; время от времени он поднимал голову и смотрел на тяжелые
серые  облака. Он видел, что  Томми Пумо, брат Тино,  с явной  враждебностью
смотрит на Винха. Томми наверняка был тяжелым человеком.
     Сначала отец и брат, а за ними и все остальные  бросили по горсти земли
на крышку гроба
     Отойдя от могилы. Пул услышал громкие раздраженные голоса, доносившиеся
с  автомобильной  стоянки.  Томми  Пумо, размахивая руками, убеждал в чем-то
хорошо  одетого человека, чье лицо  еще в соборе показалось Майклу знакомым.
Брат Пумо явно негодовал. Человек, улыбаясь, что-то  сказал ему, лицо  Томми
перекосилось я он  сделал шаг вперед  в направлении  собеседника,  продолжая
размахивать руками.
     -- Давайте посмотрим, что там происходит, -- сказал Биверс и направился
к автостоянке.
     -- Извините меня, сэр, -- раздался голос за спиной Майкла. Он обернулся
и увидел высокого  усатого человека, которого  тоже заметил еще в соборе.  У
человека  были  роскошные   пушистые  усы,   от  него   веяло  тщеславием  и
уверенностью в себе. Чувствовалось,  что  мужчина привык командовать. Он был
примерно на дюйм выше Майкла и хорошо сложен.
     -- Вы -- доктор Пул? И миссис Пул? Гарри перестал спускаться с холма, у
подножия  которого  располагалась  автостоянка,  оглянулся и  прислушался  к
разговору.
     -- А вы -- мистер Биверс? -- спросил его мужчина.
     Лицо Гарри расплылось в улыбке, будто ему сделали комплимент.
     --   Я  --  лейтенант   Мэрфи,  --  продолжал  мужчина.  --   Расследую
обстоятельства смерти вашего друга.
     -- А, -- Биверс бросил торжествующий взгляд в сторону Джуди.
     Мэрфи удивленно поднял брови.
     -- Мы как раз думали, когда же к нам подойдут.
     Мэрфи никак не отреагировал на эти слова.
     -- Я хотел бы переговорить с вами в доме отца, -- сказал он. -- Ведь вы
собираетесь побывать там, прежде чем уедете?
     -- Мы в вашем распоряжении, лейтенант, -- сказал Гарри.
     Улыбнувшись,  Мэрфи  отвернулся  и  начал  спускаться с  холма.  Биверс
вопросительно взглянул  на  Майкла  и  кивнул  в направлении  Джуди, как  бы
спрашивая, рассказал  ли ей  Пул об Андерхилле.  Тот покачал головой. Друзья
наблюдали,  как детектив,  спустившись с холма, подошел к отцу Тино и что-то
сказал ему.
     -- Мэрфи, -- сказал Гарри Биверс. -- Ну разве не  замечательная фамилия
для детектива!
     -- Почему он хочет поговорить с вами? -- спросила Джуди.
     --  Расследует  прошлое  Пумо,  надо  заполнить  пустые   места  в  его
биографии, чтобы получить полную картину. -- Биверс засунул руки в карманы и
обернулся, чтобы еще раз оглядеть  кладбищенский двор. Там оставались теперь
только несколько пожилых пар.
     --  Малышка Мэгги, черт  возьми, так и не появилась, -- произнес Гарри.
-- Интересно  было бы узнать,  что <i>она</i>  рассказала  Мэрфи о нашей  маленькой
увеселительной поездке?
     Биверс  собирался сказать  что-то еще,  но осекся,  увидев, что  к  ним
подходит еще один  из присутствовавших на похоронах -- человек,  на которого
кричал Томми Пумо.
     --  Хороший полицейский,  плохой  полицейский, --  прошептал  Биверс  и
отвернулся с безразличным видом, только что не насвистывая.
     Подошедший   к  ним  мужчина  натянуто  улыбнулся   Майклу  и  Джуди  и
представился Дэвидом Диксоном, адвокатом Тино.
     -- Вы, должно быть,  его  старые  армейские  друзья? Рад познакомиться.
Впрочем, мы, кажется, встречались раньше.
     Они с  Майклом быстро вычислили,  что  виделись  несколько  лет назад в
"Сайгоне".
     Биверс повернулся  наконец  лицом к  остальным, и Майкл представил их с
Диксоном друг другу.
     -- Очень мило с вашей стороны, что вы приехали, -- сказал Гарри.
     -- Мы  с Тино  много  времени  проводили  вместе,  разрабатывая  разные
маленькие хитрости. Хотелось бы  думать,  что  мы были друзьями, а не просто
адвокатом и клиентом.
     -- Лучшие  клиенты действительно  становятся друзьями, -- сказал Гарри,
тут  же  напуская на  себя  вид  профессионала.  --  Кстати,  я  -- помощник
адвоката.
     Диксон не  обратил  внимания  на последние  слова Гарри.  --  Я пытался
уговорить Мэгги  Ла приехать  со  мной,  но она считает, что вряд  ли сможет
перенести это. И она опасалась, что семья Тино  не будет  знать, как  с  ней
обращаться.
     -- У вас есть телефон Мэгги? -- спросил Биверс. -- Я хотел бы связаться
с ней, так что если есть...
     -- Не сию минуту, -- оборвал его Диксон.
     Майкл   заполнил  возникшую  неловкую  паузу,  спросив   о  вьетнамском
шеф-поваре.  Интересно, собирается ли он отправиться  вместе с остальными  в
дом мистера Пумо?
     Диксон рассмеялся.
     -- Вряд ли Винху будут очень рады в доме Тино. Вы  разве не видели, что
только что устроил мне Томми Пумо?
     --  Наверное,  он  слишком  тяжело переносит  смерть брата, --  сказала
Джуди.
     --  Здесь дело скорее не  в горе,  а  в жадности,  -- Тино оставил все,
включая  ресторан и  квартиру  над  ним,  человеку, который,  по его мнению,
приложил  больше  всех  усилий,  чтобы   помочь  ему  добиться   процветания
заведения.
     Все внимательно слушали Диксона.
     --  Это,  конечно,  оказался  Винх. Он будет продолжать  вести  дела  в
ресторане. Мы откроем его почти тогда же, когда предполагал Пумо.
     -- А брат хотел получить ресторан?
     -- Томми хотел деньги. Несколько лет назад  Тино одолжил деньги у отца,
чтобы купить первые два этажа здания. Можете представить себе, что произошло
за  это время  с  ценой  на недвижимость.  Томми решил,  что  вот-вот станет
богачом, и теперь с ума сходит от злости.
     Внизу, у подножия  холма, одна из пожилых пар, дольше всех остававшаяся
у могилы  Пумо, подошла к Майклу, и мужчина сказал, что они проводят всех  к
дому мистера Пумо.
     Когда  они,  проехав  по  какой-то  проселочной  дороге,  добрались  до
аккуратного  двухэтажного  фермерского домика,  женщина,  которая  оказалась
теткой Тино Пумо, сказала:
     -- Поставьте машину прямо на шоссе, параллельно дому. Так делают все. И
мы с Эдом делаем именно так.
     Она обернулась к Конору, на коленях которого сидела Джуди.
     -- Вы ведь не женаты, не так ли, молодой человек?
     -- Нет.
     -- Что ж, я хочу, чтобы вы познакомились  с  моей  дочерью. Она  там, в
доме, помогает готовить и накрывать на стол.  Симпатичная девочка и зовут ее
так же, как и меня Грейс Холлит. Вам наверняка будет, о чем поболтать.
     -- Я с удовольствием помогу вашей дочери разносить напитки я пироги, --
вмешался в разговор Гарри. -- Как насчет меня?
     --  О, вы чересчур  знамениты, а этот человек -- простой парень,  вроде
нас. Ведь вы зарабатываете на жизнь руками, правда?
     -- Я -- плотник, -- ответил Конор.
     -- Это видно невооруженным глазом, -- сказала Грейс.
     3
     Почти сразу же, как только друзья вошли  в дом, Уолтер Пумо, отец Тино,
отвел Майкла и Гарри в сторону и сказал, что хочет поговорить с ними с глазу
на  глаз.  Стол,  стоящий  посреди  комнаты,  был уставлен  едой --  окорок,
индейка, миски размером  с  небольшие лодки,  полные  картофельного  салата,
пышные блинчики, куски масла. Вокруг стола суетилось множество народу, внося
и  переставляя  тарелки  с  едой.  Остальная  часть  комнаты была  наполнена
женщинами.  Конора  взяли  за  руку и  представили  хорошенькой  молоденькой
блондинке.
     <i>--</i> Я знаю, где  мы можем найти пустое место, -- сказал  Уолтер Пумо. --
По крайней мере, надеюсь. Ваш друг, я вижу, занят нашей крошкой Грейс.
     Старик повел их по коридору в заднюю часть дома.
     --  Если  они  придут и в эту комнату, мы их просто выставим, -- сказал
Уолтер. Уолтер Пумо был на голову ниже Майкла и Гарри, зато шире раза в два.
Его огромные плечи закрывали почти весь коридор.
     Старик заглянул в комнату, затем кивнул друзьям:
     -- Заходите, парни.

     Майкл и Гарри зашли в тесную  комнату, гае стояли старый кожаный диван,
круглый  стол,  заваленный фермерскими  журналами,  металлический  ящик  для
картотеки  и  весьма  неопрятный  письменный стол,  рядом  с  которым  стоял
кухонный стул. По стенам висели газетные вырезки, фотографии и дипломы.
     -- Покойная  жена называла эту комнату  моей берлогой, -- сказал Уолтер
Пумо.  -- Мне  всегда  очень  не нравилось  это  слово  --  берлоги бывают у
медведей, у барсуков. Я просил старуху называть  это моим офисом, но  каждый
раз,  когда я  отправлялся  сюда, упрямая  женщина  говорила:  "Опять  пошел
прятаться в своей берлоге?"
     Чувствовалось, что нервы старика на пределе.
     Отец Тино выдвинул на середину комнаты стул, а друзьям указал на диван.
Он улыбнулся, и Майкл подумал, что ему, пожалуй, очень нравится этот старик.
     -- Все на свете меняется, ведь правда? -- сказал Уолтер. -- Было время,
когда я был  уверен, что знаю  о своем мальчике  больше, чем кто-либо еще на
этом свете. Об обоих моих мальчиках. А теперь я даже не знаю, с чего начать.
Вы видели Томми?
     Майкл кивнул. Он почти физически  ощущал волны нетерпения, исходящие от
Гарри Биверса.
     --  Том --  мой сын,  и я люблю его, но не могу сказать, что мне  очень
нравится, какой  он. Впрочем, Томми не  очень волнует,  нравится он вам  или
нет.  Его больше интересует то, что  ему может с этого перепасть. Но Тино --
Тино вылетел из родимого гнезда, как, в общем-то, и должны, наверное, делать
сыновья.  Вы  двое,  парни,  знали  его  лучше, чем я, поэтому  я и  захотел
несколько секунд посидеть с вами с глазу на глаз.
     Майкл чувствовал себя  неловко. Гарри Биверс то закидывал ногу на ногу,
то опять садился ровно.
     -- Я хочу <i>увидеть</i> его, -- сказал старик. -- Помогите мне увидеть его. Я
не испугаюсь, что бы вы ни рассказали. Я готов ко всему.
     -- Он был хорошим солдатом, -- сказал Гарри.
     Старик глядел в пол, пытаясь бороться с охватившими его чувствами.
     --  Что  ж, -- сказал он. -- В  конце концов, все в  этом  мире покрыто
тайной.  Послушайте, лейтенант.  Вот -- эта земля, здесь мой  дед  всю жизнь
холил и лелеял ее, следил за  погодой,  за  урожаем, и отец  мой делал то же
самое, и я делаю то  же самое уже почти что  пятьдесят лет. Томми никогда не
любил  землю так,  как надо любить  ее,  чтобы заниматься всем  этим, а Тино
вообще никогда не видел фермы -- взгляд  его всегда был устремлен во внешний
мир. Последний  раз когда мое имя  упоминалось  в  милбурнской  газете, меня
назвали "истинным землеустроителем". Я никакой не землеустроитель, но я и не
фермер.  Я -- сын фермера, вот кто я. Это  чертовски удобно. -- Он  взглянул
прямо в глаза Майклу, и тот почувствовал, что понимает о чем говорит старик.
-- Тино призвали. Томми был слишком молод а Тино пришлось отправиться на эту
войну. Он был мальчиком -- красивым мальчиком. Не думаю, что он  был хорошим
солдатом. Но он был готов к жизни. А когда Тино вернулся, то он вообще плохо
представлял себе, кто он такой.
     -- И все-таки я повторяю -- он  был  хорошим солдатом, -- сказал Гарри.
-- Он был настоящим мужчиной. Вы можете им гордиться.
     -- Знаете,  что убеждает меня в том, что  Тино был мужчиной? Он оставил
свою собственность  тому,  кто  больше  этого  заслуживает.  Томми собирался
возбудить дело, но я отговорил его. И я говорил по  телефону с той девушкой.
Мэгги. Она мне понравилась. Поняла, что происходит у  меня в голове,  раньше
чем  я сказал об этом. Каждый мужчина  раз  в жизни должен  встретить  такую
женщину. Если, конечно, повезет. Вы знаете, ее тоже чуть не убили. -- Старик
покачал головой. -- Но я не даю вам вставить ни слова, парни.
     -- Тино был хорошим  человеком. Щедрым и одновременно ответственным. Он
не любил  всякую мерзость  и очень  любил свою работу. Война затронула всех,
кто в ней участвовал, но Тино выпутался куда лучше многих.
     -- Он собирался жениться на этой Мэгги?
     -- Возможно, да, -- ответил Майкл.
     -- Надеюсь, она вышла бы  за него  замуж. Майкл ничего не ответил,  так
как увидел по глазам старика, что тому не терпится задать следующий вопрос.
     -- Что случилось с ним там? Почему Тино надо было кого-то бояться?
     -- Он просто жил в Нью-Йорке.
     --  Он... он как будто бы чувствовал, что нечто угрожает ему. -- Старик
вновь  посмотрел  Пулу в глаза. -- Мой дед дал бы взятку полицейскому, отвез
убийцу в поле и забил бы его  там  до смерти. Или,  по  крайней мере,  он бы
долго обдумывал такую возможность. А у меня даже нету больше поля.
     -- И немного рано предлагать взятку лейтенанту Мэрфи, -- сказал Биверс.
     Старик уронил руки на колени.
     -- Я думал, Мэрфи говорил с вами там, на кладбище.
     --  Извините,  я  должен  отлучиться,  --  сказал  Биверс. Уолтер  Пумо
откинулся на спинку стула и проводил  Гарри глазами. Обоим было  слышно, что
Гарри свернул налево, в сторону гостиной.
     -- Тино не очень любил этого парня, -- сказал старик.
     Майкл улыбнулся.
     -- Он любил тебя, доктор. Можно мне звать тебя Майкл?
     -- Сделайте одолжение.
     --  Сегодня утром полиция арестовала человека  -- Мэрфи  сообщил мне об
этом  сразу, как приехал. Его еще не опознали,  но  полицейские считают, что
это тот самый, который убил моего мальчика.
     После  того,  как Майкл  и мистер  Пумо покинули "офис"  и вернулись  в
гостиную, старика окружили,  тараторя наперебой, все его родственники. Джуди
хмуро посмотрела на  Майкла из другого конца комнаты,  где она беседовала  с
человеком, казавшимся чуть старше Майкла и Гарри.
     Гарри Биверс схватил Майкла за  руку и увлек его к  выходу.  Он  явно с
трудом скрывал что-то весьма неприятное.
     -- Все ужасно, Майкл,  -- зашипел Гарри ему в ухо. -- Они  поймали его.
Он признался.
     Через синее  в полосочку  плечо Гарри Майклу видно  было, как лейтенант
Мэрфи пытается пробраться в их сторону.
     -- Спитални? -- спросил он.
     -- А кого же еще, мать его!
     Лейтенант Мэрфи подошел уже достаточно  близко, чтобы бросить на друзей
почти что заговорщический взгляд, который, видимо, следовало расценивать как
приказ держать язык за зубами.
     -- Успокойся, -- сказал Майкл.
     Огромный полицейский очутился наконец рядом с ними.
     --  Хотел сообщить вам  приятную новость, --  сказал он Майклу. -- Если
только это еще не успел сделать мистер Биверс.
     -- Я ничего не  говорил, -- сказал Гарри. Мэрфи снисходительно поглядел
на него.
     -- Сегодня утром мы  получили  то,  что, по крайней мере, выглядит  как
признание. Я не видел подозреваемого, потому что был уже на пути сюда, когда
его арестовали совсем по другому обвинению. Во время допроса он признался.
     -- А что это за другое обвинение? И как его зовут?
     --  Парень, как  я  понял, не совсем  в себе. И настоящего  имени он не
назвал. Я надеюсь, что вы двое захотите взглянуть на него.
     -- А почему  вы  этого хотите?  --  спросил Биверс. --  Ведь  он же уже
признался.
     -- Что ж, скажу.  Я думаю, вы могли знать его во Вьетнаме. Возможно, он
даже не помнит своего настоящего  имени. А мне хотелось бы быть уверенным  в
том, кто передо мной, и хотелось бы, чтобы вы мне помогли.
     Пул  и Биверс  согласились  явиться для опознания  в  один из  участков
Гринвич Виллидж в следующий понедельник.
     --  Мы  арестовали  его по ряду  обвинений  -- преднамеренное убийство,
разбойное  нападение  с  целью убийства,  ношение  оружия.  История  немного
странная.  Этот тип проник  в кинотеатр на Таймз-сквер, когда там показывали
"Игры кровососов" или еще какой-то шедевр вроде этого.
     Он выхватил  нож и стал практически отпиливать голову какого-то  парня,
которого угораздило  держать руку между ног. Справившись с этой задачей,  он
принялся за тех,  кто сидел впереди. А люди даже не замечали, что сидящим за
ними  одному за другим  перерезали  горло.  Наконец  поднялся  шум,  который
услышал  вышибала. Он бросился на убийцу и получил  рану в  легкое.  В  этот
момент наш героя разразился речью о том, что он достаточно долго терпел всех
грешников этого мира, но теперь собирается навести порядок. И начать решил с
Сорок второй улицы.
     К  ним  подошли  Конор  Линклейтер  и  Грейс-младшая,  чтобы  послушать
историю, которую рассказывает лейтенант.  Девушка успела целиком и полностью
завладеть рукой Конора.
     -- Представьте  себе  держащегося за живот вышибалу, истекающего кровью
парня с перерезанным  горлом, двух  человек с  менее  серьезными ранениями и
весь кинотеатр, вопящий от ужаса.
     Мэрфи был позером, и ему явно  нравилось быть в центре общего внимания.
Глаза его возбужденно сверкали.
     -- В конце  концов ему пришлось выбежать в фойе. К  тому времени кто-то
уже успел позвонить нам, и четверо патрульных повязали его  прямо у аппарата
с  попкорном.  Его отвели в участок  и  взяли  показания  примерно у  дюжины
свидетелей. Самое забавное, что  как только  мы привели парня  в участок, он
тут же успокоился. Сказал, что не хотел причинять столько хлопот. Просто его
кое-что беспокоило последнее  время, и он не выдержал.  Он надеется, что его
не продержат тут долго, поскольку  ему нужно сделать  много важных вещей  по
заданию самого Господа Бога. Когда мы оформили документы и сообщили ему, что
придется задержаться на некоторое время, парень сказал, что нам еще, кстати,
наверное важно будет узнать, что он убил человека по  имени Пумо на  прошлой
неделе, в квартирке на антресолях над рестораном на Гранд-стрит.
     Конор посмотрел себе  под ноги и покачал головой. Биверс покусывал губы
и недовольно моргал.
     -- Этот человек довольно подробно описывает  интерьер квартиры, но есть
несколько  пунктов,  которые  не  вполне  нас  удовлетворили.  Поэтому после
опознания хотелось бы обсудить кое-что с вами тремя.
     Когда Мэрфи отошел  от друзей, его место заняла появившаяся из столовой
Джуди.
     -- Говорили с лейтенантом? -- спросила  она. -- Тут все судачат  о том,
что он якобы уже поймал убийцу Пумо.
     -- Похоже, что да, --  сказал Майкл.  Он  рассказал жене о том,  что их
попросили присутствовать на опознании.
     4
     Все воскресенье Пулы  вели себя друг с другом натянуто-вежливо, так что
человек  посторонний,  глядя  на  них, подумал  бы, что  перед ним не  очень
дружелюбные, едва знакомые друг с другом люди. Это был первый день с момента
возвращения Майкла из Бангкока, который  они целиком провели  вместе,  и они
как никогда чувствовали, какой непрочной,  едва толще яичной скорлупы,  была
их близость  друг  другу.  Майкл видел,  что Джуди  хочет  "предать  прошлое
забвению", что означало для них двоих продолжение той жизни, которую супруги
вели  последние четыре года, со дня смерти  их сына. Если он сможет простить
ее неверность -- простить, так и не коснувшись этой темы  вслух, -- то и она
будет делать вид, что ничего такого не было.
     Утром Джуди  принесла мужу  в  постель  номер "Таймс"  и чашку горячего
кофе. Сделала она это  из чувства  долга, но Майкл,  как  ни странно, ощущал
груз ответственности  гораздо больше, чем Джуди. Он пил кофе и лениво листал
страницы  журнала, а  Джуди сидела рядом на постели и жизнерадостно сообщала
ему обо всем, что  произошло за последние несколько недель в  ее школе.  Вот
она, обычная жизнь, казалось, говорило ее лицо. Вот так мы и живем, разве ты
не помнишь? И разве это не замечательно?
     Они  вдвоем ползли через этот долгий день  -- ели ленч в отеле "Генерал
Вашингтон",  потом долго гуляли по окрестностям между пустых  бурых газонов,
на которых то здесь, то там мелькали таблички "Продается", мимо новых домов,
напоминавших диковинные фантазии из стекла и бетона. Супруги  закончили свою
прогулку возле утиного пруда посреди Тарлоу-парка. Утки плавали парочками, и
каждый  зеленоголовый  селезень   бдительно   отгонял   других,   пытавшихся
приблизиться к его серенькой подружке. Майкл сидел на скамейке  возле пруда.
На секунду ему захотелось опять оказаться в Сингапуре.
     -- И как это было -- вновь заняться сексом после стольких лет перерыва?
-- спросил он жену.
     -- Опасно, -- ответила Джуди. Ответ был лучше, чем ожидал Майкл.
     Через некоторое время Джуди сказала:
     -- Майкл, ведь ты понимаешь, что мы принадлежим этому месту.
     -- Я не знаю, чему принадлежу, -- ответил Майкл.
     Жена заметила  на  это,  что он  просто преисполнен жалостью к себе. За
словами ее чувствовалась уверенность  в том, что  жизнь их уже  установилась
раз и навсегда, что эта жизнь и была настоящей жизнью.
     У  Майкла  весь день  было  такое  ощущение, будто все, что  он делает,
происходит не с ним, а с кем-то другим. Наверное, так чувствуют себя актеры,
подумал Майкл, и только в  этот  момент окончательно осознал,  что весь день
старательно играет роль мужа.
     Он рано пошел  спать, оставив явно довольную этим Джуди смотреть "Театр
шедевров".   Майкл  переоделся  в  пижаму  и  стал  чистить  зубы,   пытаясь
одновременно читать книжное обозрение "Таймс".
     Джуди  несказанно  удивила  его, протиснувшись  в  ванную  и  подмигнув
отражению мужа в зеркале. Не менее удивительным было и то, что на Джуди была
розовая ночная рубашка  и что она  явно собиралась  улечься в постель еще до
конца "Театра шедевров".
     -- Сюрприз! -- сказала Джуди.
     Человек, роль которого играл Майкл, ответил:
     -- Привет!
     -- Не возражаешь, если присоединюсь к  тебе? -- Джуди взяла свою щетку,
пустила воду, намочила щетину  и  щедро выдавила толстый слой пасты.  Прежде
чем засунуть  щетку в рот, Джуди спросила отражение Майкла, которое как  раз
собиралось начать полоскать рот:
     -- Ты удивлен, ведь правда?
     Тогда Майкл понял: она тоже играет. Это в значительной степени  утешило
его.  Если  бы  в  подобной сцене  было  хоть  что-то, имеющее  отношение  к
реальности, это заставило бы Майкла сойти с ума от боли и отчаяния.
     Когда  он,  обогнув Джуди  сзади, вышел из  ванной,  жена помахала  ему
свободной рукой и пробормотала:
     -- Пока.
     Ступая ногами другого  человека, Майкл  подошел  к своему краю постели,
чужими пальцами включил лампу  на  тумбочке у кровати, и уложил чужое тело в
чужую постель. Затем он открыл "Послов" и с облегчением обнаружил, что книгу
читает все-таки он, а не другой человек.
     Книга была  о некоем Стренсере,  которого  послали в  Париж,  чтобы  он
привез оттуда одного молодого  человека, подозреваемого в растрате. Стренсер
скоро  обнаружил,  что Чед Ньюсом --  так  звали парня  -- был скорее просто
очарован  Парижем, чем преследовал  какие-то дурные  цели. И он вовсе не был
уверен, что ему необходимо вернуться. Сам Стренсер неделями откладывает свое
возвращение,  обнаруживая  каждый день все новые, более тонкие и  интересные
оттенки мыслей и  чувств. Он жив,  и он в мире с самим собой, и возвращаться
вовсе не хочется.
     Как  только Майкл приступил к чтению, он почувствовал,  что имеет много
общего со Стренсером.  Ведь они с друзьями  тоже отправились  в путешествие,
чтобы вернуть сбившегося  с  пути товарища,  а  нашли его  совершенно другим
человеком, который был  гораздо лучше того,  которого они знали раньше. Пулу
было  интересно, сможет ли  Стренсер в результате подавить  себя и  все-таки
вернуться домой. Вопрос вопросов.
     Джуди  тоже легла в постель и  придвинулась к Майклу гораздо ближе, чем
обычно.
     -- Потрясающая книга, -- произнес Майкл.
     Это почти не было игрой, но все-таки одновременно было.
     -- Я вижу, тебя она по-настоящему захватила. Майкл опустил книгу, чтобы
убедиться, что  Джуди по-прежнему играет, и увидел, что, конечно же, так оно
и есть.
     -- Ты, наверное, спутала меня с Томом Брокоу, -- сказал он.
     -- Я не хочу терять тебя, Майкл, -- Джуди играла, но относилась к своей
игре очень серьезно. -- Отложи книгу.
     Майкл положил роман на тумбочку  и обнял  жену. Она поцеловала  его. Он
сделал вид, что ответил на поцелуй. Джуди просунула руку за резинку пижамных
брюк и стала ласкать его.
     -- Неужели ты действительно делаешь это?
     -- Майкл, -- пробормотала  она. Через секунду розовая ночнушка отлетела
в сторону.
     Майкл  целовал  ее с горячностью  очень хорошего  актера. На мгновение,
поддавшись ласкам Джуди, его член напрягся, но, в отличие от своего хозяина,
он не умел играть, так что все ограничилось одной секундой.
     Объятия  Джуди стали крепче, она легла на Майкла  сверху. Юмор ситуации
улетучился, и теперь актерство Майкла отдавало лишь грустью. Некоторое время
Джуди извивалась, осыпая поцелуями лицо и шею Майкла.
     Она  дразнила Майкла  языком, прижималась грудью к его лицу.  ля  успел
забыть вкус сосков жены,  какими маленькими и упругими они были. На какое-то
жестокое, опасное мгновение Майкл вспомнил, как налились груди жены в первые
месяцы беременности, и его плоть тут  же отреагировала на эти  воспоминания.
Но тут  Джуди изменила дозу, и Майкл увидел,  каким холодным  и безжизненным
сделали  ее  тело  настоящие  чувства,  которые  испытывала  эта  женщина  в
отношении  мужа.  И  возбуждение  тут  же  прошло.  Джуди   долго  старалась
расшевелить мужа, затем  отчаялась и  остановилась, по-прежнему прижимаясь к
Майклу. Руки ее дрожали.
     --  Тебе же не нравится делать это, -- произнес Майкл. -- Скажи правду.
Ведь тебе это отвратительно?
     Джуди  пробормотала что-то нечленораздельное, голос ее звучал при  этом
так,   будто  разрывают  на  две   половины  шелковую   материю.  Затем  она
выпрямилась, стоя на коленях, и пребольно ударила мужа в грудь. Лицо ее было
искажено порывом страсти, но в глазах светились лишь ненависть и отвращение.
Затем  она  соскочила с  кровати и  ее  маленькое,  но довольно плотное тело
метнулось в другой конец комнаты. Майкл попытался вспомнить,  сколько раз за
прошедшие четыре года он пытался со все возраставшим  чувством натянутости и
ожиданием неизбежной неудачи заняться любовью с  этим телом. Наверное  около
ста раз --  но только не  в последний год. Джуди  схватила  рубашку и рывком
нацепила ее на голову. Затем она выбежала, хлопнув дверью спальни.
     Майкл  услышал, как Джуди  мечется по гардеробной. Вот под ней скрипнул
стул. Затем она набрала по телефону какой-то номер, судя по количеству цифр,
местный. И швырнула  трубку на  рычаг  с такой силой, что  телефон забренчал
почти как  дверной  звонок. Тело  Майкла начало расслабляться  и  постепенно
опять становиться его собственным  телом. Джуди снова набрала номер, кажется
тот  же  самый.  Он услышал,  как  жена  вздыхает,  и  представил  ее  лицо,
напоминавшее неподвижную маску. Трубка снова ударилась о клавиши.
     --  Дерьмо,  --  пробормотала Джуди.  Затем  она  набрала  чей-то более
длинный  номер, возможно Пэт Колдуэлл. После нескольких долгих секунд  Джуди
начала что-то говорить приглушенным, едва узнаваемым шепотом.
     Майкл вновь взял  с тумбочки  роман Джеймса, но обнаружил, что не может
читать  --  слова как  будто оживали и расползались по странице. Майкл вытер
глаза и все прояснилось.
     Стренсер  был  на  вечеринке в  городском саду  у скульптора по фамилии
Глориани.  Там  собралось  блестящее  общество. Люди бродили по  саду  среди
сияющих  фонарей. Стренсер  болтал с  молоденькой  американкой,  которую все
называли Малышка Билхэм и которая ему очень  нравилась. Майклу  хотелось  бы
оказаться в этом саду, стоять рядом с  Малышкой Билхэм с бокалом шампанского
и слушать, что говорит Стренсер.  Интересно, остальные люди испытывают те же
эмоции, читая эту книгу, или так происходит только с ним?
     "То, что человек теряет, он теряет навсегда, -- говорил Стренсер.  -- И
не надо ошибаться, думая, что может быть по-другому".
     Майклу  по-прежнему слышно  было  бормотание Джуди, напоминавшее теперь
голос некоего враждебного призрака.
     Пул понял,  что прислушивается, как  только Джуди  повесила  телефонную
трубку.  Она прошла через гардеробную,  открыла  дверь и вновь  ворвалась  в
спальню, стараясь не смотреть на Майкла. Затем Джуди  вышла в коридор. Майкл
слышал, как она спускается  по лестнице. Из  кухни  послышалось позвякивание
посуды. Что бы  ни случилось,  теперь Пул опять  принадлежал реальности. Его
тело опять было  его телом,  а не телом актера. Он закрыл книгу  и  вылез из
постели.
     В  маленькой гардеробной Джуди  зазвонил телефон.  Майкл подумал было о
том,  чтобы  взять трубку, но  потом вспомнил, что  подключен  автоответчик.
Майкл подошел к двери гардеробной и услышал мужской голос, который говорил:
     -- Мир движется от начала к концу и обратно. И разве есть на свете горе
больше моего? Я подожду,  я  уже жду. Мне нужна твоя помощь. Узкая  тропинка
теряется у меня под ногами.
     И этот голос тоже был голосом призрака. Майкл поразился этой мысли.
     Когда он  вошел  на кухню, Джуди  как раз  отошла от плиты, на  которую
поставила  кипятиться  чайник.  Теперь  она  стояла,  оперевшись  спиной  на
подоконник,  руки ее безвольно висели. Джуди взглянула на Майкла так, словно
он был свирепым чудовищем, готовым в любой момент наброситься на нее.
     Если бы она улыбнулась  или сказала  что-нибудь вполне обыденное, Майкл
снова почувствовал бы себя актером, играющим  роль. Но Джуди не улыбнулась и
не заговорила.
     Майкл  обогнул  стол.  Сейчас  Джуди  казалась  старше   и  меньше  той
разъяренной женщины с горящими ненавистью глазами, которая ударила его.
     --  Звонил твой сумасшедший, -- сказал Майкл.  Джуди покачала головой и
вернулась к плите.
     -- Сказал, что не может найти дорогу. Я его понимаю.
     -- Прекрати, -- Джуди сжала руки в кулаки.
     Засвистел чайник. Джуди разжала пальцы, затем  взяла чайник и  плеснула
кипятку в чашку с растворимым кофе. Затем размешала его нервными судорожными
движениями.
     Наконец Джуди заговорила:
     -- Я не собираюсь терять все, что  имею, -- сказала она. <i>--</i> Может, ты и
сошел  с  ума, но я не  обязана  отказываться от всего,  что мне дорого. Пэт
говорит,  что мне  нужно  просто  успокоиться,  но  самой.  Пэт  никогда  не
приходилось ни о чем беспокоиться, ведь правда?
     -- Разве?
     -- Ты прекрасно знаешь, что это  именно  так. --  Джуди глотнула кофе и
поморщилась.  -- Удивительно,  как  это  ты отложил  наконец  свою  дурацкую
книжку?
     -- Если ты думала, что она дурацкая, почему дала ее мне?
     Джуди отвела глаза, как ребенок, которого уличили во лжи.
     -- Ты все время давал  книжки своей маленькой подружке, -- сказала она.
--  Мне  тоже  дал  эту  книгу  один человек.  Я  думала,  она поможет  тебе
успокоиться.
     Майкл облокотился о стол и внимательно взглянул на жену.
     -- Я не собираюсь уезжать из этого дома, -- сказала она.
     -- А тебе и не надо уезжать.
     -- Я  не собираюсь обходиться без всего только потому, что ты болен. --
На лице  Джуди отразились на  секунду  ее  чувства,  затем дно  снова  стало
совершенно безжизненным. -- Вчера Пэт рассказывала мне о Гарри. Она сказала,
что он внушал ей отвращение  -- непереносима была даже  мысль о  том, что он
может к ней прикоснуться. Вот и ты испытываешь то же самое ко мне.
     -- Все совсем наоборот. Это ты ненавидишь меня.
     -- Мы женаты уже четырнадцать лет, и мне лучше знать, что я чувствую.
     --  И  я тоже  знаю, что испытываю. Могу  и  тебе  рассказать,  как  ты
заставляешь меня чувствовать, только вряд ли поверишь.
     -- Тебе не надо было отправляться в  это сумасшедшее путешествие. И нам
обоим нужно  было остаться  дома  вместо того,  чтобы тащиться  в Милберн  с
Гарри. После этого все стало еще хуже.
     -- Ты всегда  хотела, чтобы я никогда никуда не ездил. Ты считаешь, что
я убил Робби, и хочешь, чтобы я вечно оставался здесь и продолжал платить за
это.
     --  Забудь  о Робби, -- остервенело завопила Джуди. -- Забудь  его!  Он
мертв!
     -- Я пойду с тобой к психотерапевту. Слышишь? Мы оба должны пойти туда.
Вместе.
     --  Знаешь, кому действительно нужен психотерапевт? Тебе! Это ты болен,
а не я! Наш брак был вполне удачным, пока ты не уехал.
     --  Пока  не уехал  куда? --  Майкл повернулся, вышел из  кухни и молча
поднялся по лестнице.
     Он  долго  лежал без сна, вслушиваясь в  темноту. Из кухни слышно было,
как  открывают и закрывают  шкафы. Наконец Джуди  поднялась  по  лестнице. К
удивлению Майкла, она шла в направлении спальни. Джуди заглянула в дверь.
     --  Я только  хотела сказать, хотя и знаю, что  ты не  поверишь, что  я
действительно хотела,  чтобы этот день был  для  тебя  особенным.  Я  хотела
<i>сделать</i> его для тебя особенным.
     Даже  в темноте  ему было видно выражение гнева, отвращения и недоверия
на лице жены.
     --  Я лягу спать в комнате для гостей. И не уверена, что мы по-прежнему
состоим в браке, Майкл.
     Примерно с  полчаса Майкл пролежал без сна, закрыв глаза, затем оставил
попытки  уснуть и вновь  открыл Генри  Джеймса. Книга была  как  бы чудесным
садом, на  который  Майкл  смотрел, стоя посреди помойки. По  помойке бегали
крысы, ковырялись среди  мусора  грязные чайки, а в  саду мужчины и женщины,
окруженные  ореолом интеллектуальной утонченности, кружились в  неподражаемо
красивом танце. Пул спускался и  спускался с мусорной кучи к чудесному саду,
но с каждым его шагом тот только отдалялся.
     5
     Майкл проснулся от  звуков, доносящихся из ванной. Джуди принимала душ.
Через  несколько минут она  зашла в  комнату, обернутая  в  большое  розовое
полотенце.
     --  Что ж, --  сказала она,  -- мне надо идти  на работу.  Ты  все  еще
настаиваешь на том, чтобы ехать в Нью-Йорк?
     -- Я должен.
     Джуди достала из  шкафа  платье  и покачала головой,  давая  понять что
случай безнадежный.
     --  В таком случае, у  тебя вероятно не останется времени  заехать ни в
больницу, ни в офис.
     -- Возможно, я заскочу ненадолго в больницу.
     -- Возможно, ты заскочишь в больницу, а потом отправишься в Нью-Йорк.
     -- Именно так.
     -- Я надеюсь, ты помнишь, что я сказала вчера вечером.
     Джуди буквально сорвала платье с вешалки и метнулась в гардеробную.
     Майкл  вылез из постели. Он чувствовал себя  усталым и  подавленным, но
больше не казался  себе ни  актером, играющим роль,  ни  человеком, которого
засунули в чужое  тело.  И  тело, и грусть были  его  собственными. Он решил
отвезти Стаси Тэлбот еще одну книгу и долго шарил глазами по полкам, пока не
наткнулся на что-то подходящее.
     Прежде чем выйти из дома,  Майкл  спустился в подвал, чтобы заглянуть в
чемодан, куда он положил после смерти Робби некоторые его вещи. Он не сказал
об этом Джуди, потому что она настаивала, чтобы все, что принадлежало Робби,
было  отдано  кому-нибудь  или  уничтожено.  Чемодан  был  некой  реликвией,
относившейся к  тем  временам, когда  родители Майкла любили путешествовать.
Когда-то,  переезжая в  Уэстерхолм, Майкл  и Джуди  наполнили его  книгами и
одеждой.  Майкл  опустился на  колени перед  открытым  чемоданом.  Там  были
бейсбольный  мячик,  рубашка  с  коротким  рукавом  и  лошадями   на  груди,
потрепанный зеленый диметродон и целый выводок динозавров поменьше. На самом
дне лежали две книги -- "Варвар" и "Варвар-король". Пул вынул книги и закрыл
чемодан.
        <i>29</i>
        <i>Опознание</i>
     1
     Часа через  полтора,  направляясь к Манхеттену как будто на автопилоте,
Майкл Пул заметил  на сиденье  потрепанную  детскую книжку  и только  сейчас
понял,  что держал  ее в  руках все время, пока  находился  в больнице.  Это
напоминало  историю  с человеком, который  ищет  очки,  в  то время как  они
находятся  у  него  на  носу.  Словно  книга  тоже  сделалась  прозрачной  и
невесомой.  Теперь же она  казалась тяжелой, как кирпич, достаточно тяжелой,
чтобы  сломать оси автомобиля. Сначала  Майклу захотелось вышвырнуть книгу в
окно,  потом  -- свернуть  на  ближайшую  бензозаправку,  позвонить Мэрфи  и
сказать,  что он не  может сегодня  приехать.  Биверс и  Линклейтер опознают
Виктора Спитални, Мэгги  Ла  подтвердит, что он именно тот  человек, который
хотел ее убить, и все будет в порядке.
     Но затем Пулу  пришло  в голову,  что ему  просто  необходимо  в данный
момент  нечто, что могло бы вернуть его в мир  реальности,  и  он решил, что
поездка в Нью-Йорк и присутствие на опознании сделают это лучше всего.
     Майкл поставил машину в гараж  на  Юниверсити-плейс и зашел  в участок.
Последние несколько дней погода стояла ясная, и хотя температура по-прежнему
не поднималась выше сорока по Фаренгейту, в воздухе уже чувствовалось тепло.
По узеньким улочкам Гринвич Виллидж шли  без пальто люди, в основном немного
моложе самого Пула. Они улыбались, и вид  у всех  был такой, будто их только
сегодня выпустили из тюрьмы.
     Представления Майкла  о  полицейском участке  сформировались  на основе
кинофильмов, и  он  очень  удивился, увидев  простой скромный  фасад здания,
напоминавшего скорее школу. Только надпись над дверью  и полицейские машины,
стоящие  рядом,  убеждали  в  том,  что  Майкл попал именно туда,  куда  ему
надлежало явиться.
     Интерьер  здания  поразил  его  не меньше. Вместо  высокой  конторки  и
хмурого  лысого  ветерана, первое, что  увидел Пул,  был  американский флаг,
стоящий  рядом с ящичком  с  наградами. Затем  его внимание привлек  молодой
человек  в  форме,   перегнувшийся  через  небольшое  окошко   в   стене   и
вопросительно глядевший на вошедшего.
     -- Я пришел по просьбе  лейтенанта Мэрфи, -- пояснил Майкл. -- Я должен
присутствовать на опознании в одиннадцать часов.
     Молодой человек исчез, и Майкл услышал зуммер,  сообщавший,  что нажали
на  кнопку автоматического отпирания двери. Он открыл дверь, располагавшуюся
рядом с окошком. Молодой человек поднял глаза от какой-то папки.
     --  Остальные  на  втором  этаже,  --  сказал  офицер.  --   Я  попрошу
кого-нибудь вас проводить.
     Из-за спины молодого человека на Пула  смотрели еще несколько офицеров.
Здесь  царила  деловая  обстановка,  рождавшая  в  Майкле  чувство,  что  он
наблюдает за компанией  мужчин, занимающихся  своим делом. Это напомнило ему
атмосферу ординаторской в больнице Святого Варфоломея.
     Другой  полисмен,  еще  моложе   первого,  провел  Майкла  по  Длинному
коридору, увешанному досками для объявлений. Парень шумно дышал ртом. У него
была толстая шея, ленивое полное лицо с кожей оливкового  цвета. Он старался
не встречаться с Майклом базами.
     -- Наверх, -- небрежно бросил полицейский, когда они с Майклом дощли до
лестницы.  Он поднялся  по  лестнице вслед  за  Майклом и  провел его еще по
одному  длинному  школьному коридору.  Скоро они  остановились у  двери,  на
которой была написана буква "Б".
     Пул  толкнул дверь и тут  же  увидел  Гарри Биверса,  который  при  его
появлении громко воскликнул:
     -- Кого я вижу!
     Гарри стоял у стены, скрестив руки на груди, и разговаривал с низенькой
круглолицей китаянкой. Пул поприветствовал Биверса  и  поздоровался с Мэгги,
которую  видел  два  или три раза  в  "Сайгоне".  От  девушки исходили волны
иронии, как бы отделяя ее от Гарри. Она неожиданно  сильно пожала его руку и
изобразила на  лице вымученную улыбку.  Девушка  была необыкновенно красива,
тем более что смазливое личико не скрывало того, что его хозяйка еще и умна.
     --  Очень мило с вашей  стороны,  что вы  согласились  проделать  такой
долгий  путь из Уэстчестера, -- сказала она без всякого акцента с  абсолютно
чистым  произношением, напоминавшим даже английское,  так  как  Мэгги  очень
тщательно проговаривала звуки.
     -- Пришлось ему присоединиться к нам -- плебеям, живущим в этом грязном
городе, -- сказал Биверс.
     Не обращая внимания  на  слова Гарри, Пул поблагодарил  Мэгги  и уселся
рядом с Конором Линклейтером за один из столов, стоящих в комнате.
     -- Привет, -- сказал Конор.
     Комната тоже напоминала о сходстве всего здания со школой. Она походила
на  класс,  только без учительского стола. В другой стороне,  прямо напротив
Майкла и  Конора,  была длинная  зеленая доска.  Биверс  продолжал  говорить
что-то о правах на экранизацию.
     -- Ты в порядке, Мики? -- спросил Конор. -- Ты как в воду опущенный.
     Пул  снова  мысленно увидел  потрепанную  детскую  книжку,  лежащую  на
сиденьи его машины.
     Биверс взглянул на них сверху вниз.
     -- Используй мозги,  которые дал тебе Господь Бог, парень, -- сказал он
Конору. --  Конечно,  человек  в плохом  настроении. Ему  пришлось  покинуть
очаровательный городок, где нет  даже  тротуаров, потому  что заборы выходят
прямо на дорогу, и провести несколько часов на вонючем шоссе. У них ведь там
фазаны и куропатки  вместо голубей, эрдельтерьеры и живые олени вместо крыс.
Разве ты на его месте не чувствовал бы себя как в воду опущенным? Отнесись к
этому парню с пониманием.
     -- Эй, я из Саут-Норуолка, --  сказал Конор. -- У нас тоже нет голубей.
Вместо них чайки.
     -- Помоечные птички, -- сказал Биверс.
     -- Успокойся, Гарри, <i>--</i> попросил Майкл Пул.
     -- Мы пока еще можем нормально выпутаться  из этого всего, -- заговорил
Биверс на другую тему.  --  Просто говорить надо не  больше того, что от нас
требуют.
     -- Так что же случилось? -- шепотом спросил Майкла Конор.
     -- Сегодня утром умер пациент.
     -- Ребенок?
     Майкл кивнул:
     --  Маленькая  девочка.  --  Он  почувствовал  вдруг,  что  ему  просто
необходимо произнести вслух ее имя: -- Стаси Тэлбот.
     Сказав это, Майкл  почувствовал,  что  смерть  Стаси  приобрела  как бы
совершенно  иное  значение. Горе его не  уменьшилось,  но стало как бы более
конкретным,  понятным. Он, Майкл  Пул,  был самим  собой,  и  это  были  <i>его</i>
чувства. Пул  понял  вдруг,  что  Конор Линклейтер  стал  первым  человеком,
которому он рассказал о смерти девочки.
     Когда  он последний раз виделся со  Стаси,  она была очень утомлена и у
нее была температура. Свет  резал девочке глаза и обычная отвага обреченного
сегодня  ей  явно  изменяла. Однако  она  проявила  определенный  интерес  к
историям, которые  рассказывал ей Майкл, даже взяла его  за руку  и сказала,
что ей очень нравится начало "Джейн Эйр", особенно первая фраза.
     Пул открыл книгу,  чтобы  прочитать ее: "В тот день не было возможности
отправиться на прогулку".
     Стаси улыбалась ему.
     Сегодня  утром  одна  из  медсестер  попыталась было остановить Майкла,
когда он направлялся в палату Стаси, но Пул едва заметил ее. Он никак не мог
забыть разговора с доктором Сэмом  Стайном, произошедшего незадолго до этого
в коридоре  первого этажа. Стайн, которому только  чудом  удалось избежать в
свое   время  ответственности  за  хирургическую  ошибку,  с  присущими  ему
наглостью  и трусостью  одновременно  заявил. Майклу, что  сожалеет, что его
компаньоны  добились  не большего с "мальчиками" Майкла  Пула -- врачами,  с
которыми  у  Майкла  была  совместная  практика. Стайн, видимо,  считал, что
Майклу должна быть вполне ясна подоплека этого