исключением одежды, да еще "гремлина", в котором он и застрелился. Позвонивший мне адвокат сообщил, что Маркус выстрелил себе в голову около шести утра на автостоянке между теннисными кортами и культурным центром Северного землячества, то есть в трех кварталах от "Макдональдса", куда мы с ним заходили. - Но почему он назначил меня душеприказчиком? - недоумевал я. - Мы ведь с ним были едва знакомы. - В самом деле? - удивился адвокат. - В своей комнате он оставил записку, согласно которой вы - единственный человек, способный его понять. Он там написал, что показывал вам что-то, когда вы были здесь. - Это ему, наверное, почудилось, - сказал я. И тут мне вспомнилось, как он меня спросил, вижу ли я птицу, и как лицо его покрылось складками и бугорками, точно кто-то пытался прошить его мелкими стежками изнутри. Глава 2 ТОМ И РОЗА Девушка настойчиво отводила от него взгляд. Она сидела на кровати Дэла, потупив глаза и, несомненно, думала, что он над нею издевается. Да и Дэл смотрел на Тома ошарашенно. - Ради Бога извини, - забормотал Том. - Не знаю, как это у меня выскочило. Во всяком случае я не хотел тебя обидеть. - А я тебя знаю, - сказала она наконец. Одного взгляда ее чуть бледных, переливчатых глаз было достаточно, чтобы у Тома закружилась голова. - Все утверждают, что ты станешь великим магом. - Мне уже слегка осточертело это слышать, - с неожиданной для самого себя резкостью заявил Том. Роза вздрогнула, точно от пощечины. Плечи ее под шелком рубашки Дэла задрожали. - И кто, скажи на милость, эти "все"? - Дэл и мистер Коллинз. Особенно мистер Коллинз. - Он что, говорил с тобой обо мне? - Конечно, и не раз. Еще прошлой зимой. Дэл чему-то улыбнулся. Том, озадаченный, переводил взгляд с него на девушку. - Но прошлой зимой он еще меня не знал... - Знал, - коротко возразила Роза, не вдаваясь в детали. Теперь она не отводила взгляд, а твердо и спокойно смотрела прямо ему в глаза. Том вспомнил, что она на год их старше, но теперь эта разница в возрасте казалась ему десятью годами как минимум: тоненькая и хрупкая, как цветочный стебелек, она в эти минуты выглядела неожиданно по-взрослому, по-женски. И в то же время ее полные губы и высокий лоб так и излучали ранимость. Это впечатление усиливали до сих пор не высохшие, слипшиеся волосы. Том вдруг понял, что завидует Дэлу, его близкому знакомству с этой необыкновенной девушкой. Роза Армстронг своим совершенством походила на прекрасную статую. Ожившую статую... - Он сотворил меня, - внезапно заявила Роза. Том вздрогнул - слова эти его огорошили, но девушка тут же пояснила: - Я была ничем, полным ничтожеством, до знакомства с мистером Коллинзом. В голове у меня не было ни единой мысли. - Она снова взглянула так, словно ее только что глубоко обидели. - Я бы ему простила что угодно... - И часто ты его прощаешь? За что именно? - В основном за то, что он ужасно много пьет, а мне это не нравится. Когда он сильно переберет, он так меняется... Том кивнул: в этом он убедился в полной мере. - А зачем ты тогда, ночью, отправилась на холм, одетая по-зимнему? - спросил он. - Да еще с дымовой шашкой. - Он меня попросил. Одежду тоже дал мне он. - Попросил? И этого, по-твоему, достаточно? - Конечно. - Ты знала, что спектакль этот предназначался для нас? - Ну, я догадывалась, что кто-то должен был меня увидеть. Иначе в этом не было никакого смысла. - А он тебя тоже прощает? - Господи, за что? - Ну, например, за то, что ты зашла сюда. Я встретил его в коридоре, пьяного в стельку. Он сказал, что собирался предостеречь Дэла, но теперь это сделаю я. Хотя он ничего не объяснил, но, полагаю, это предостережение относится к твоему пребыванию здесь, у Дэла. Лицо ее залилось краской. - Да, наверное... То есть, безусловно, мне сюда не следовало приходить. Но, может быть, завтра все утрясется. - То есть когда он протрезвеет? Она кивнула. - Но все равно мне надо уходить. Дэл, я... Ну, ты знаешь. На Тома снова накатила волна ревности: его-то она ни разу не назвала по имени. - Знаю, - ответил Дэл. Девушка, поднявшись, опять посмотрела на Тома так, будто он дал ей пощечину. Или это выражение приклеилось 10-7к ее лицу так же, как неизменная улыбка - к физиономии Бобби Холлингсуорса? Она медленно стянула с плеч рубашку Дэла. В наступившей неловкой тишине Том вскочил: - Подожди. Прежде чем ты уйдешь, могу я задать тебе один вопрос? Она кивнула. - Есть тут еще люди, кроме нас? Ты видела кого-нибудь? - Да. - Смотрела она не на Тома, а на Дэла. - Их тут не было, может, год, а может, и два. Это его друзья. Они остановились в домике, на том берегу озера. - Ясно, - сказал Том. - Они работают вместе с ним, - добавила она, все так же глядя на Дэла. - Мне они не нравятся. Они другие, не такие, как он. - Роза стояла, загородившись рубашкой словно щитом. Вдруг она выпалила: - Они все мертвы... Вот это новость! Наверное, такое ей наплел Коллинз спьяну, и она поверила. - Полная чушь, - заявил Том. - Думай как знаешь - твое дело. Но он мне рассказал, как это все случилось. - Все равно чепуха. "А если нет?" - промелькнуло в голове у Тома. Вслух же он спросил: - И что, он тебе поручил сказать нам это? - Нет. Мне пора идти. Тома охватило нетерпение, смешанное со жгучим желанием воспрепятствовать уходу Розы Армстронг. - А где ты живешь? Тут, в доме? - Вот этого я сказать не могу: не разрешено. - Она наконец скинула рубашку на кровать и улыбнулась Дэлу: - А твой друг и в самом деле многого не понимает... - Если я передам тебе письмо, - не унимался Том, - можешь его отправить? Просто опустить в почтовый ящик? - Вообще-то, это не положено. - Роза грациозно двинулась к двери. - Но ты мог бы попросить Елену. - Эту женщину, то есть старуху? Она не говорит по-английски. - Ну, слово "почта" она, безусловно, поймет. - Впервые Роза улыбнулась. - Надеюсь, когда мы в следующий раз увидимся, ты будешь в лучшем настроении. Она как тень скользнула к двери. - Пока, Дэл! - Переливчатые глаза чуть насмешливо взглянули на Тома. - До свидания, сердитый Том! Роза исчезла. Дэл сидел словно зачарованный, с глуповато-восторженной физиономией. Из коридора донесся легкий топот босых ног как раз в том направлении, в котором он преследовал женщину по имени Елена. Где-то мягко открылась и закрылась дверь, потом все стихло. Том повернулся к Дэлу, погруженному в свои мысли: - Я тут повстречался внизу с братьями Гримм. Они ведь тоже умерли, по-моему... - Дэл ответил лишь улыбкой Джоконды. - Послушай, что это он с ней делает? Гипноз или еще что-то? Дэл не только не отвечал, но даже не шевельнулся. Том, плюнув, подошел к двери и выглянул в коридор. Там было тихо и темно. В лесу все так же горели фонарики, будто сигнальные огни. Приблизившись к окну, он выглянул: Роза Армстронг, пробежав по кафельному полу террасы, принялась спускаться по железной лесенке с холма, где стоял дом. Вот она, вероятно, споткнулась и взмахнула руками, чтобы удержать равновесие. Кожа ее под лунным светом серебрилась. - Теперь ты знаешь, что в доме она не живет, - раздался сзади голос Дэла. Том молча кивнул. В тоне Дэла довольно ясно проскользнула нотка подозрительности. Глава 3 ВОЙНА - История эта произошла на самом деле, - говорил маг, - и называется она "Гибель любви". Ах, мелодрама... Легкий ветерок шевелил копну его густых седых волос. Они втроем сидели на прибрежной гальке: мальчики - лицом к озеру, казавшемуся бездонным в своей голубизне, а Коллинз - напротив них, глядя на круто вздымающийся склон. Справа далеко в воду выступал покосившийся пирс, рядом с ним стоял на сваях домик для хранения лодок. Роза Армстронг была права: от вчерашней холодной ярости Коллинза не осталось и следа. За завтраком мальчики обнаружили на подносе с едой его записку с просьбой к десяти утра спуститься на пляж. Было без четверти десять, когда они сошли вниз по шаткой железной лесенке, все еще прокручивая в уме - каждый по-своему - вечернее свидание с Розой Армстронг. Спустя двадцать минут на берегу появился Коллинз в белой панаме, со скатанным одеялом под мышкой, неся в руке корзину - вроде тех, что обычно берут на пикник. На нем была синяя рубашка с длинными рукавами, легкие серые брюки и сандалии, причем рубашка с брюками слегка болтались на нем, точно он недавно сбросил вес. - Доброе утро, любезнейшие, - приветствовал их маг. - Как, хорошо выспались после наших вчерашних упражнений? Он расстелил одеяло и поставил на него корзину, прикрыв ее панамой. - Садитесь, ребятки. Сегодня у нас урок истории, если, конечно, любовные переживания не слишком отвлекут вас от столь сухой материи. Пришло время поведать вам одну из обещанных историй, - скаламбурил он, - а если вам станет совсем уж тоскливо, можно посмотреть на воду и немного помечтать о Розе Армстронг. - Он добродушно улыбнулся. - Итак, история эта произошла на самом деле... x x x - Уже сейчас ваши познания в области истинной магии неизмеримо превосходят все, что известно девяноста девяти процентам живущих на Земле людей, включая тех, кто считает себя магом. Вернемся же в те далекие времена, когда я сам самостоятельно постигал азы этого древнего искусства, делая первые шаги к тому, чтобы овладеть собственной силой. Перенесемся на сорок лет назад, к концу второго десятилетия нашего века. Речь идет о 1917 годе, том самом, когда Америка вступила в мировую войну. В то время меня звали Чарльз Найтингейл и был я на двенадцать лет старше своего брата, отца Дэла. Я выучился на врача, все годы учебы тренируясь в показывании фокусов - это великолепный способ тренировки кистей и пальцев, - ведь я собирался стать хирургом. Магия была для меня не более чем хобби, хотя уже тогда я чувствовал, что за освоенными мною простенькими фокусами стоит нечто гораздо большее, некая могущественная сила. Медицина же казалась мне единственной областью практической деятельности, более или менее приближенной к той ответственной и внушающей благоговение сфере, к которой я стремился (имея в то же время весьма смутное представление о ней). Я говорю о мире, в котором возможность производить фундаментальные изменения так велика, что вполне естественно внушает трепет. Будь я набожен в обыденном смысле слова, я бы, скорее всего, избрал религиозную стезю, стал бы священником, однако для этого я всегда был чересчур тщеславен. Итак, получив в 1917 году диплом врача, я почти одновременно был призван в армию и отправлен морем во Францию с назначением на перевязочный пункт в Кантиньи. С собой я взял немного: одежду, карты, а также два тома сочинения французского мага Элифаса Леви, умершего в 1875 году. Книга эта, под названием "Доктрины и обряды высокой магии", была написана маловразумительным и чрезвычайно многословным языком, однако ее содержание подтверждало мои догадки о существовании некой могущественной силы. Леви, в частности, подвел меня к мысли о том, что Добро и Зло - сугубо земные, точнее приземленные, понятия и что извечное стремление судить о чем бы то ни было исходя из этих двух категорий и противопоставляя их является глубочайшим заблуждением. Еще я прихватил книжку Корнелия Агриппы, мага эпохи Возрождения, который на вопрос: "Как может человек овладеть магической силой?" - дал следующий ответ (запомните его, ребята): "Силой этой овладеет лишь тот, кто сольется с природой, подчинит ее себе и воспарит выше небес, выше ангелов..." Подчинить себе природу! Этого добиваются и врачи, но какими же нелепыми инструментами - скальпелями и иглой с ниткой для сшивания ран! x x x Высадились мы в Бресте, и после нескольких дней отдыха в лагере Понтанзана нас послали в район Гондрекура. Меня и еще нескольких молодых врачей включили в автотранспортную колонну, состоящую из грузовика, двух санитарных машин и "паккарда", на котором мы и ехали. Маршрут наш проходил по шоссе Бомон - Мандр, а уже из Мандра мы должны были направиться в дивизионный штаб, располагавшийся в Мениль-ла-Туре. Звучит все это просто и незамысловато, если забыть, что путь наш проходил по истерзанной войной стране, а что такое война, я и понятия не имел. С искромсанными телами я, учась в Бостоне, сталкивался лишь в анатомическом театре, а курс чисто военной подготовки у нас был до смешного короток. Я даже не могу вспомнить, каким представлялся мне фронт до того, как я туда попал: наверное, чем-то похожим на развешанные у призывных пунктов плакаты с жизнерадостными солдатами, потрясающими вражескими касками, как скальпами, и с подписями: "А говорили, что мы драться не умеем!" Сразу за Бомоном шоссе шло полем, где, судя по всему, состоялось жесточайшее сражение. Все поле было изрезано зигзагообразными траншеями, изрыто множеством воронок, завалено изодранной в клочья колючей проволокой. Но самым жутким было ощущение того, что нам в лицо дохнула сама Смерть. Немцы были выбиты отсюда еще в 1914 году, но линия фронта проходила совсем неподалеку, параллельно шоссе Флири - Буконвиль, так что раскаты артиллерийской канонады заглушали шум моторов. Никогда еще мне не доводилось видеть что-либо, хоть отдаленно напоминающее это припорошенное снегом поле, по которому прокатился ураган, несущий гибель направо и налево, без разбора. Единственное, с чем я мог сравнить окружающий пейзаж, было колоссальных размеров пожарище: обугленные обломки, беспорядочно разбросанные там и сям кучки мусора под слоем копоти и пепла, полнейший хаос, в котором лишь при очень богатом воображении можно распознать какую-либо вещь. То был, вероятно, последний образ из мирной жизни, представший предо мной на протяжении двух лет. Война - это особый, замкнутый мир, вещь в себе, и тот, кто попадает в этот мир, растворяется в нем без остатка практически мгновенно и никогда уже не сможет полностью вернуться к прежней жизни. Война калечит души, оставляя в них свое клеймо навечно. Мое боевое крещение произошло прямо в кабине "паккарда": колонна наша попала под ураганный артобстрел. Можно, конечно, считать, что нам просто кошмарно не повезло, но всем, в том числе, конечно, и нашему начальству, было известно, что шоссе Бомон - Мандр подвергается обстрелам регулярно, ночью и днем. Может, нас и не послали бы по этой дороге смерти, если б знали, что из всей колонны лишь один останется в живых. Солдаты в шедшем впереди грузовике горланили "Янкидудль", "Сисястую снежную королеву" и "Скажи "о'ревуар", не говори "гудбай"", и тут вдруг воздух прорезал леденящий душу пронзительный свист. Я сразу понял, что это означает. Водитель наш пробормотал: - Говорила же она, что так и будет, - и в тот же миг грузовик впереди разнесло прямым попаданием. - Бо-о-оже! - заорал водитель, вцепившись в руль. Чье-то тело взмыло в воздух, взметнулся столб огня, и грузовик в одно мгновение превратился в груду искореженного металла. Водитель вдавил педаль тормоза, "паккард" занесло к обочине, и мы все посыпались из машины в старую воронку. Снаряды с оглушительным грохотом рвались один за другим. Краем глаза я заметил, как одну из санитарных машин подбросило точно детскую игрушку. Вперемежку с разрывами со всех сторон неслись душераздирающие вопли, рыдания, пронзительные вскрики и стоны. Рядом упала чья-то оторванная рука, тут же, буквально в двух шагах, громыхнуло так, что земля ушла из-под ног, и я погрузился во тьму. Нет, это был не конец. Лицо и руки были у меня обожжены, все тело словно пропустили через мясорубку, голова, казалось, раскололась на куски, однако я остался цел и почти невредим. Везение было просто фантастическим. С того страшного момента и по сей день у меня нет и тени сомнения, что выжил я ради некой великой миссии. Снаряды, градом сыпавшиеся на шоссе, разнесли нашу колонну в клочья. Все стихло так же внезапно, как и началось, и бурлящий кошмар сменился адским пейзажем. Обе санитарные машины были уничтожены. По всей дороге валялись трупы. Поверх кучи искореженного металла, несколько минут назад бывшей грузовиком, лежало почему-то мотоциклетное колесо, самого же мотоцикла сопровождения или его обломков нигде не было видно. Искромсанный осколками "паккард" высовывался из воронки огромной посеревшей сырной головой. Я потянулся за своим вещмешком с книгами, каким-то образом очутившимся возле меня. По всей видимости, в живых больше не осталось никого. Картина разрушения и гибели казалась просто невероятной. Тела и части тел были разбросаны повсюду, они высовывались из воронок, из пылающих остатков автомобилей... То был один из многочисленных, поражающих своим жутким абсурдом эпизодов войны: рутинный, выполняющийся, очевидно, по расписанию обстрел дальнобойной артиллерией - из тех, что ведутся по площадям, а не по конкретным целям, - начисто уничтожил целое санитарное подразделение. Тут я заметил какое-то движение. В воронке между шоссе и полем был человек, живой человек. И я его знал. Мы с ним ехали в "паккарде". Звали его лейтенант Уильям Вандури, такой же молодой врач, как и я сам. Живот его был вспорот то ли шрапнелью, то ли железным обломком грузовика - не знаю чем. Лежал он в громадной луже собственной крови, обеими руками прижимая вываливающиеся из разверстой раны багрово-фиолетовые внутренности. - Ради Бога, дай мне что-нибудь, - заметив меня, простонал он еле слышно. Что я мог ему дать? Все медикаменты остались в разнесенном вдребезги грузовике, а у меня не было ничего, кроме карточной колоды, Элифаса Леви и Корнелия Агриппы. - Господи, помоги же мне, - закричал Вандури. Опустившись возле него на колени, я принялся ощупывать тело вокруг раны, заранее зная, что сделать ничего нельзя. Строго говоря, он должен был давно по крайней мере потерять сознание, однако Господь не был к нему милосерден. Я чувствовал ладонями пульсирующие фонтанчики крови. - Нет лекарств, дружище, даже бинта нет, - сказал я. - Все взлетело на воздух вместе с грузовиком. - Можешь дотащить меня до штаба? - спросил он умоляюще. Глаза его закатились, белки налились кровью так, будто вот-вот лопнут. - Всего три мили... О Боже... Дотащи меня, ладно? - Не могу. Ты умрешь, как только я сдвину тебя с места. Да ты уже на три четверти мертв. - Я разваливаюсь на части! - внезапно взвизгнул он. Кишки выскользнули у него из рук и свалились на мерзлую землю. Казалось, он теряет сознание, и я умолял Всевышнего, чтобы так и случилось. Помню, у него были великолепные белоснежные, ровные зубы - теперь они словно принадлежали кому-то другому, но уж никак не этому искромсанному телу. Что-то поднялось с заснеженного поля. Я аж подскочил на фут: померещилось, что это встает один из мертвецов. Но то была громадных размеров совершенно белая птица, белая сова. Позднее там же, во Франции, мне довелось увидеть ее еще раз, но в тот момент я подумал, что начались галлюцинации. Сова захлопала гигантскими крыльями - в размахе они достигали, по-моему, четырех футов - и запрыгала к нам по усеянному трупами полю. Вандури тоже видел птицу. - Душа, это моя душа! - неистово завопил он. Кровь из него брызнула фонтаном. Птица же уселась на моток колючей проволоки и уставилась на нас каким-то безумным взглядом. Еще не пришедший в себя, оглушенный воплями Вандури, я как будто разобрал ее слова: - Пристрели его. Другого выхода нет. Рука сама потянулась к бедру, где висела кобура с револьвером. Вандури, заметив это движение, заорал: - Нет! О Господи, Господи, Господи, пожалуйста, нет! Подсунув руки ему под мышки, я попытался поднять его. Никогда больше, ни до того, ни после, я, наверное, не слышал столь пронзительного крика, как тот, что издал Вандури, а вслед за ним, как мне показалось, и сова, точно она и в самом деле была его душой. - Видишь, если тебя поднять, твоя нижняя половина останется на земле, - пробормотал я. - Извини, я ничего не могу сделать. Ничего. - Так позови кого-нибудь на помощь... Голова его безвольно повисла, но он все еще был жив. На пепельно-сером лице сверкали белоснежные зубы, точно на рекламе зубной пасты. - Ты не можешь пристрелить меня - ведь я не пробыл здесь и месяца. Этот поистине детский довод подействовал на меня странным образом, как-то сразу отодвинув весь этот ужас: и невероятную птицу, плод галлюцинации, и запах паленого мяса от моих собственных рук и лица, и вонь экскрементов и кишечных газов от Вандури. В голове у меня будто что-то щелкнуло: ведь я же на войне, а война - это вещь в себе. - Нельзя, этого нельзя, - бормотал Вандури, и я понял, что он имеет в виду собственную неминуемую смерть. Ведь он, как и я до того момента, оставался сугубо гражданским человеком. Теперь подумайте, был ли у меня выбор. Если бы я его поднял и понес, как он хотел, то тем самым убил бы его, причем смерть стала бы мучительной. Я мог оставить его в покое, дожидаясь, пока он наконец умрет. Возможно, он прожил бы с полчаса или около того, но муки его в эти полчаса вряд ли доступны человеческому пониманию - было бы милосердней убить его, подняв с земли. Между тем шок, когда боли почти не ощущаешь, уже начинал у него проходить... Впрочем, можно было бы отправиться за помощью, пройти три мили, но результат был бы все тем же: он умер бы в страшной агонии, да к тому же в одиночестве. Вандури часто-часто задышал, как перегревшаяся на солнце собака. В общем, выход был один. Я вытащил револьвер из кобуры, глаза Вандури расширились, и на секунду он вроде бы пришел в себя. Однако тут же бросился ползти куда-то, волоча за собой кишки. Быть может, это судорожное усилие его и убило, но все-таки вряд ли. Я приставил револьвер ему к затылку и спустил курок. Меня окружила адская смесь запахов: собственного горелого мяса и пота, крови и испражнений мертвого Вандури, пороха и обожженного металла. Я поднял вещмешок и побрел по шоссе в направлении, откуда прилетела смерть. По идее, я не должен был испытывать ничего, кроме страха и желания послать все к черту, добраться, хотя бы и пешком, до порта, спрятаться на любом корабле, идущем в Америку, и вернуться домой. В действительности же я чувствовал, что иду навстречу своей судьбе, той судьбе, за которую Уильям Вандури и четверо моих товарищей-врачей заплатили жизнью. А теперь перенесемся на пару месяцев вперед. Полевой госпиталь испытывал страшную нехватку кадров, особенно после гибели Вандури и остальных. Работали мы сменами по девять часов с трехчасовыми перерывами, спали по очереди в маленькой палатке, располагавшейся в нескольких ярдах от палатки побольше - нашей операционной. Можно сказать, что мы ежедневно дышали войной, питались войной и напивались тоже войной. Работа наша заключалась в перевязке, первичной обработке ран и остановке кровотечения, а пациентами были солдаты, которых выносили с поля боя или доставляли с позиций на санитарных машинах. После того как мы наскоро зашивали распоротый живот, ампутировали ногу или накладывали шину, раненых развозили по тыловым госпиталям для более основательного лечения. Вместе с грузовиком мы потеряли помимо одного из докторов трехмесячный запас морфия и прочие необходимые медикаменты, поэтому большинство операций проводилось под местным наркозом или совсем без него. Нередко мы работали при свете фонариков - вот точно таких же, что вы видите на деревьях. К нам попадали в основном девятнадцати-двадцатилетние ребята из Нью-Йорка, Пенсильвании и Коннектикута. Едва придя в сознание, они принимались лихорадочно ощупывать себя: все ли на месте? Не прошло и недели, как в госпитале и даже на позициях все уже знали, что произошло с Вандури. Мои коллеги - высокий рыжий доктор Уизерс из Джорджии и маленький лысый, вечно измученный Лич из Нью-Йорка - полностью одобряли мои действия, как и большинство солдат. Тем не менее я получил прозвище. Ну-ка, догадайтесь, какое? Меня стали называть Коллектором. Даже в нечеловеческих условиях полевого госпиталя номер восемьдесят четыре акт милосердия, совершенный мной в отношении смертельно раненного, продолжал сильнейшим образом давить мне на психику. Нередко я слышал, как за спиной у меня шушукались. Однажды мне на операционном столе попался маленький пехотинец из Пенсильванского полка с распоротым, как у Вандури, животом. Он приоткрыл глаза - операция проходила без наркоза, и его держали двое санитаров, - увидел меня и прошептал: "Боже мой, Коллек..." И тут же умер. - Не бери в голову, - успокаивал меня Лич. - Если я когда-нибудь окажусь на месте того бедняги, надеюсь, ты сделаешь для меня то же самое. Просто ребята настолько измучены войной, что потеряли способность мыслить разумно. Впрочем, была и еще одна причина для такого прозвища: играя в карты с коллегами-врачами и офицерами из соседних подразделений, я "высосал" из их карманов кучу денег. Клянусь, я никогда не мухлевал, просто гораздо лучше, чем они, знал, как в том или ином случае ведут себя карты. После того как у меня осело около четверти полковых денег (большую часть я выиграл у Уизерса, довольно состоятельного да к тому же азартного типа), желающих сыграть со мной резко поубавилось. Уизерс же, поначалу поддержавший меня в случае с Вандури, стал чуть ли не моим заклятым врагом: он был уверен, что я жульничаю. Способствовал тому и разнесшийся (наверняка при участии самого Уизерса) слух о том, что похоронная команда не обнаружила в карманах Вандури ни цента. Ну и кроме всего прочего южанин Уизерс ненавидел северян почти как негров. В общем, на психику действовало буквально все: и изнурительная работа в кошмарных условиях, и чуть ли не ежечасные обстрелы... Я потерял в весе сорок фунтов. Несмотря на страшную усталость, заснуть без выпивки я уже не мог. В карты - пока со мной еще играли - я блефовал отчаянно, точно сидел за карточным столом последний раз в жизни, и, может, еще и это помогало мне выигрывать. Короче, после трех или четырех месяцев такой жизни у меня поехала крыша: я начал воображать себя Уильямом Вандури. Моя таинственная судьба, маячившая совсем близко в тот день, когда я брел по шоссе к линии фронта, столь же таинственным образом теперь испарилась. Если, конечно, не считать такой судьбой лейтенанта Вандури... Однажды я увидел его на только что вывезенных с позиций носилках: своими великолепными зубами он скалился от невыносимой боли, придерживая руками выпадающие из распоротого живота багровые кишки. Он взглянул на меня и проговорил: "Душа моя. Коллектор, моя душа...". Я медленно опустился прямо на землю, и Личу пришлось подменить меня. На следующий день меня осенила простая мысль: Вандури - это я. Просто мне выдали ошибочные документы. Я принялся доказывать это Личу и Уизерсу, и они, кое-как меня утихомирив, послали за полковником. Ему я тоже объяснил, что в действительности меня зовут Вандури, а Найтингейл погиб в первый же день после высадки во Франции. Из зеркала на меня смотрело лицо Уильяма Вандури, я носил одежду Вандури... Полковника я попросил раздобыть мой домашний адрес, чтобы написать жене и детям, поскольку на этой чертовой войне он вылетел у меня из головы. Вместо этого полковник организовал мою отправку в Тур, в неврологический госпиталь, откуда меня через неделю эвакуировали в тыловой госпиталь номер сто семнадцать в Ла-Фоше, где я с другими психами мастерил табуретки и носилки. Домой меня, однако, не отправили, а перевели в Сен-Назер, решив, наверное, что для своей работы я еще вполне гожусь. Именно в Сен-Назере я наконец встретился лицом к лицу со своей судьбой. Впрочем, судьба дала о себе знать несколько раньше: на следующий день после того, как полковник упек меня в дурдом, полевой госпиталь номер восемьдесят четыре был сметен с лица земли прямым попаданием немецкого крупнокалиберного снаряда. Доктор Лич и все, кто там находился, были разорваны в клочья. Выжил лишь ненавидевший меня доктор Уизерс: сдав смену, он отсыпался в другой палатке. И это тоже стало частью моей судьбы. Глава 4 - Располагались мы в конфискованном армией фабричном здании, - продолжал Коллинз. Том взглянул наверх: определенно стало темнее. Красный шар солнца висел над деревьями на другом берегу озера. Между тем часы показывали пол-одиннадцатого. "Очередной фокус, - сказал он себе. - Не обращай внимания, расслабься и слушай дальше". x x x - От довоенного облика этого здания, конечно, мало что осталось: до нас им, очевидно, попользовались немцы. Станки были демонтированы, и на их месте стояли ряды солдатских раскладушек, занимавшие три четверти громадного помещения. Офицерам вроде меня полагались маленькие кабинки с запирающимися дверями. На втором этаже расположился дивизионный штаб. Медицинский персонал занимал и просторный, с газовым освещением, подвал, забитый пружинными диванами и видавшими виды стульями. Госпиталь находился прямо напротив фабрики, поэтому в любое время дня и ночи в подвале было много небритых молодых врачей - либо спящих на диванах, либо дымящих трубками на стульях. Начальство, похоже, решило, что в более или менее нормальной обстановке я приду в себя, а если нет, что ж, через недельку все равно смогу оперировать, не важно под каким именем. Врачей постоянно не хватало, а потому никому и в голову не пришло отправить меня домой. Санитар провел меня к предназначавшейся мне кабинке, назвав при этом лейтенантом Найтингейлом, на что я сразу же отреагировал: - Это ошибка. Меня зовут лейтенант Уильям Вандури. Запомните это хорошенько, рядовой; Взглянув на меня испуганно, он попятился к двери. Проспал я двое суток напролет, а проснувшись, почувствовал зверский голод. Приведя в порядок форму и зашнуровав ботинки, я направился через дорогу в госпитальную столовую. На раздаче хозяйничали черные санитары. Я пристроился в хвост очереди, раздумывая над тем, что теперь жизнь моя мало-помалу войдет в свое русло. Тут от одного из столиков донесся по-южному растягивающий слова голос: - Ну надо же, Коллектор здесь. Опять, наверное, выкачивает денежки из карманов... Я обернулся: взгляд рыжего доктора Уизерса излучал холодную ненависть. Так, значит, и его перевели в Сен-Назер... Он, наклонившись над столом, принялся что-то нашептывать своему соседу. Мне показалось, что собравшиеся в столовой, все до одного, уставились на меня и перешептываются. Бросив пустой поднос, я вышел вон, купил на улице буханку хлеба, немного сыра и бутыль вина, после чего вернулся к себе в кабинку. Чуть позже я еще раз ходил за вином. Чувствовал я себя совершенно опустошенным. Уизерс непременно станет распространять обо мне самые невероятные слухи. Сначала я намеревался немедленно приступить к работе, чтобы доказать, что я еще чего-то стою, однако допущен не был: мне полагалось еще пять дней отдыха. И все эти пять дней я пьянствовал напропалую. Великое это таинство - алкоголь. Он, знаете ли, освобождает путы, связывающие божество, которое незримо присутствует в каждом. Одновременно я перечитал некоторые страницы "Доктрин и обрядов..." и обнаружил в книге то, что ускользало от меня раньше. И тогда я оторвал длинную полоску бумаги, написал на ней "Вандури" и заклеил ею табличку на двери с надписью "Л-т Найтингейл". После этого я достал карты и в продолжение двух часов возился с ними, тасуя и перетасовывая. Если армия пока не нуждалась во мне, почему бы не воспользоваться возможностью попрактиковаться? И так все пять дней: я пил вино, заедал хлебом с сыром и оттачивал свое искусство фокусника - в общем, вел себя как человек, воскресший из мертвых. Эти пять дней стали, вероятно, самым продуктивным периодом моей жизни, по окончании которого я уже не сомневался, что настоящее мое призвание вовсе не медицина, а магия. Книгу Леви я перечитал, наверное, раза три, листая страницы пальцами Вандури, пробегая строчки глазами Вандури. На шестой день я принял душ, переменил одежду и отправился докладывать госпитальному начальству. Дежурный майор оглядел меня с ног до головы, зная, что я - чокнутый. Связываться с умалишенным ему, ясное дело, не хотелось, однако никто не давал ему инструкций отправить меня куда подальше, а значит, работу мне можно было доверить. - Как я понимаю, лейтенант, на имя Чарльза Найтингейла вы теперь не отзываетесь, - сказал он с таким видом, точно ему не терпелось сплавить меня, психа, с глаз долой. - Так точно, господин майор, - ответил Я. - Однако, чтобы избежать возможных недоразумений, я не возражаю, если меня станут называть "доктор Коллектор" до тех пор, пока ошибка не будет исправлена. - Он вытаращил глаза. - Это мое прозвище, - пояснил я, хотя он наверняка уже слыхал его от Уизерса. - Как вам будет угодно, лейтенант. Ваш послужной список безупречен. Я только не хочу никаких неприятностей. Разговаривая с ним, я видел его ауру: грязную, воспаленную ауру мерзавца и труса. Совсем не как у вас, ребята: у вас обоих аура здоровая, чудесная. А вы мою видите? Багровое солнце было сейчас прямо за головой Коллинза, оно слепило Тома, но он все же различил почти черные сполохи на алом фоне. - Я вижу, - отозвался Дэл. - Спустя месяц я повстречался с человеком, у которого была изумительная аура: она сияла всеми цветами радуги. Коллинз на несколько мгновений изобразил эту картину перед ними в воздухе, затем продолжил свой рассказ. x x x - Моя репутация психа и сплетни Уизерса сделали свое дело: поначалу ко мне относились с большим подозрением, однако безупречная работа в операционной постепенно свела его на нет. Здесь было чуть полегче, чем в полевом госпитале номер восемьдесят четыре: недостатка морфия мы почти не испытывали, фиксировать бинты и шины при помощи шнурков и рыболовных лесок тоже не приходилось. Тем не менее работали мы по девять-десять часов в день, постоянно по уши в крови, шалея от душераздирающих воплей и стонов изувеченных бедняг. И все-таки мне было уже гораздо легче: я начинал ощущать свою внутреннюю силу, которая разгоралась все ярче и ярче, словно свет вновь рождающейся звезды. Однажды утром, получив еженедельную увольнительную, я прошелся по уцелевшим от обстрелов книжным магазинам и обнаружил французские переводы "Соломонова ключа", а также книг Фладда и Кампанеллы, знаменитых магов шестнадцатого века. Даже в том кровавом безумии, наскоро штопая солдат лишь для того, чтобы вернуть их в окопы, где они будут убиты, я не терял влечения к иному призванию. Мне нравилось, когда меня называли "доктор Коллектор". Один Уизерс все так же меня ненавидел, воображая, что я обманом выуживал у него деньги за карточным столом. Ненависть его доходила до абсурда: так, он отказывался оперировать за соседним столом и даже питаться со мной одновременно. Постепенно ко мне стала возвращаться память, включая и эпизод с Вандури, так что с этой точки зрения рецепт, прописанный мне полковником, себя оправдал. Но я тем не менее оставался Коллектором и не снимал с двери бумажку с именем Вандури. Казалось, часть его души вошла в меня, и именно в ней я черпал силу. На следующий день после того, как вместе с воспоминанием о выстреле милосердия в затылок умирающего коллеги я вновь обрел свое истинное самосознание, ко мне на операционный стол попал некий рядовой Тайлер из Фолл-Риджа, штат Арканзас. Предстояло удалить ему пулю из легкого. При операции на легких нужно отделить ребра от грудной кости и раздвинуть их, будто распахивая дверь в грудную полость. Пулю я, конечно, вытащил, хотя бедняге Тайлеру пришлось отрезать вместе с ней треть легкого из-за начавшегося заражения. Несмотря на это, я полагал, что шансы выжить у него довольно высоки, в наше время они были бы почти стопроцентными. Операцию эту нельзя было назвать исключительной - за последнюю неделю я, наверное, проделал не менее трех аналогичных. Я уже начал зашивать Тайлера, когда он неожиданно испустил дух. Момент этот я уловил четко: только что его организм издавал тихий, еле различимый звук и внезапно он прекратился. И вот еще что: никогда раньше я не обращал внимания на ауру пациента во время операции, а тут вдруг взглянул на нее - она потемнела, почти что почернела. И в этот миг из груди его выпорхнула большая белая птица - точно такую же мне довелось увидеть тогда, на усеянном мертвецами поле. Сова взлетела без единого звука (в операционной было несколько человек, но ни один ее не увидел) и, запросто пройдя сквозь закрытое окно, исчезла в небе. Каким-то образом я сразу понял, что она отправилась на поиски человека, который послал пулю в Тайлера. А на следующий день я вылечил раненого без всяких инструментов, одними пальцами. x x x Он был темнокожим, звали его Уошфорд. В те времена процветала сегрегация: негры служили в отдаленной Девяносто второй дивизии под командованием собственных офицеров. У нас же они были только денщиками, прислугой на кухне или в лучшем случае санитарами. Они как бы существовали совершенно отдельно: собирались в своем кругу, имели своих девушек - короче, жили своей жизнью. Что же касается этого Уошфорда, пуля прошла через ребра, после чего немного попутешествовала у него внутри, перемалывая потроха. Когда санитар ввез его на каталке, Уизерс только что закончил операцию и повернулся к раковине вымыть руки, даже не взглянув, кого ему подложили. Вернувшись к операционному столу, он сначала на секунду замер, а потом завопил: - Эт-то что еще такое?! Я вам что - ветеринар? Как я уже говорил, был он коренным южанином, из Джорджии, а на дворе стоял тысяча девятьсот семнадцатый год. Это, разумеется, его ни в коей мере не оправдывает, но хоть как-то объясняет его поведение. Все прочие хирурги моментально прекратили работу, а ассистентки Уизерса почему-то посмотрели именно на меня. Раздумывать было некогда: Уошфорд мог запросто умереть от потери крови, его бинты уже набухли. - Я им займусь, а ты возьми моего пациента, - сказал я Уизерсу. Тот, подойдя к моему столу, процедил сквозь зубы: - Если ты, Коллектор, его зарежешь, мне плевать, но ты будешь разочарован: у этой обезьяны нет карманов. Проигнорировав его, я подошел к Уошфорду и снял окровавленные бинты. Ассистентка закрыла его рот и нос марлевыми подушечками, пропитанными эфиром. Сделав разрез, я осмотрел рану, вынул пулю и принялся копаться в разорванных внутренностях. И тут я во всем теле ощутил какую-то мутацию: оно сделалось легким, почти невесомым, словно это я вдохнул эфир. В голове зажужжало, пальцы завибрировали, потом затрепетал и весь я: внезапно пришло понимание того, что я могу это сделать. Ассистентка в страхе посмотрела сначала на мои трясущиеся руки, затем взглянула мне в лицо: мое пристрастие к выпивке не было ни для кого тайной; впрочем, все мы время от времени изрядно накачивались. Однако в данном случае алкоголь был совершенно ни при чем, просто это внезапное понимание моей способности его вылечить потрясло меня до глубины души. Отложив в сторону инструменты, я провел пальцами по разорванным кровяным сосудам. Излучение, невидимое излучение так и заструилось из меня к той кровавой каше, что сотворила пуля, покувыркавшись внутри тела от легкого к печени. И эта кошмарная рана вдруг стала неимоверно быстро затягиваться. Искромсанные ткани восстанавливали свой первоначальный вид, из кроваво-красных становились девственно-розовыми... Ассистентка отшатнулась, издавая под стерильной маской булькающие звуки, а я весь пылал еще неведомым мне таинственным огнем. При этом голова была абсолютно пустой и действовал я чисто автоматически. Выдернув зажимы, я сжал края разреза большим и указательным пальцами и резким движением закрыл рану так, как застегивают "молнию". На этом месте остался лишь розовато-коричневый, почти заживший шрам. Ассистентка Уизерса, сдернув маску с лица, бросилась вон из операционной. - Заберите его, - велел я удивленному санитару: тот сидел, подремывая, у входа, видел, как ассистентка выбежала словно ошпаренная, но что произошло, понятия не имел. Уошфорда увезли, а я побрел в просторный, с кафельным полом, холл у операционной. Перед глазами у меня все плыло. Ассистентка, завидев меня, попятилась. Я уже хотел расхохотаться, но тут заметил, что на мне все еще маска. Тогда я снял ее и опустился на скамейку возле ассистентки. - Не надо меня бояться, - сказал я ей. - Пресвятая Мария, - запричитала она (девушка была ирландкой, а значит, католичкой). Энергия продолжала струиться из меня. Я поднес к лицу ладони в хирургических перчатках - они выглядели так, будто вся кожа с них содрана. - Пресвятая Дева Мария, мать Иисуса, - продолжала бормотать сестра. Лицо ее становилось то белее мела, то пурпурно-красным. - Забудьте то, что видели, - посоветовал я. - Забудьте, и никогда никому об этом ни слова, ясно вам? Она немедленно скрылась в операционной, я же остался поразмышлять над тем, что только что со мной произошло. Было такое ощущение, будто неведомая сила подняла меня на недосягаемую высоту, откуда передо мной раскинулся весь мир, и проговорила мне: "Смотри, все это отныне принадлежит тебе". На мгновение я ощутил, как давление у меня подпрыгнуло и в голове загудело. Постепенно я пришел в себя, поднялся и вернулся в операционную. Уизерс за моим столом заканчивал оперировать. Бросив на меня уничтожающий взгляд, он сделал несколько завершающих стежков, после чего вернулся на свое место. В тот день я провел еще пять операций, но неведомая сила, возродившая Уошфорда, больше ко мне не возвращалась. x x x - Вот и ночь наступила, - произнес маг, посмотрев на небо. Том изумленно огляделся: действительно, на деревьях зажглись фонари, отбрасывая тени на водную гладь озера. - Пора спать. Завтра я вам расскажу о том, как познакомился со Спеклом Джоном и что со мной происходило после войны. - Спать? - недоумевающе спросил Дэл. - А как же... Они с Томом одновременно уставились на обертки из-под сандвичей и грязные бумажные тарелки. - Да-да, вы уже поели, - сказал Коллинз. Лицо его было спокойным, только чуть усталым. - Но мы же тут сидим... - Том посмотрел на часы: стрелки показывали одиннадцать, - всего лишь час. - Мы тут сидим весь день. Значит, увидимся завтра, в это же время. - Он поднялся, и мальчики, ошарашенные, последовали его примеру. - Хочу добавить лишь одно: Уильям Вандури, чьим именем я пользовался некоторое время, навел на меня порчу. Если бы не он, я бы, скорее всего, остался фокусником-любителем, и никогда бы не открылось мне все то, к чему я так стремился. Глава 5 Уже без Коллинза Том и Дэл поднимались по шатким ступенькам, биологические часы каждого из них утверждали, что день только-только начался, однако весь окружающий мир говорил, что наступила ночь. Густая растительность по берегам озера превратилась в сплошную темную массу, трепещущую, дышащую. Поднявшись к дому, мальчики остановились в бледно-желтом электрическом свете и взглянули вниз: Коулмен Коллинз стоял на берегу и смотрел на озеро. - Ты знал, что он когда-то был врачом? - спросил Том. - Нет. Но это многое объясняет. В частности, то, почему он все-таки не послал за доктором, когда я сломал ногу. - Дэл, сунув руки в карманы, улыбнулся. - Если б кость начала срастаться не так или что-то в этом роде, он бы вылечил меня точно таким же образом, как того темнокожего. - Да, - невесело проговорил Том, - вероятно, ты прав. Он наблюдал за Коллинзом: маг вздернул руку, точно сигналя кому-то на противоположном берегу. Спустя несколько секунд рука опустилась, и Коллинз заспешил к домику, где хранились лодки. - Мы в самом деле могли проторчать на берегу весь день? Дэл кивнул, добавив: - Я надеялся увидеться с ней сегодня, а теперь день пропал. - Именно пропал, - заметил Том. - Неизвестно куда и непонятно как. Было десять утра, прошло что-то около часа, и вдруг одиннадцать вечера. Он у нас украл тринадцать часов. - Дэл как-то неуверенно посмотрел на него. - Я вот к чему веду: что может ему помешать украсть у нас неделю или даже месяц? И как он это делает - усыпляет нас, что ли? - Не думаю, - сказал Дэл. - Скорее всего, время убыстряет свой ход. - Бред какой-то. - А твоя беседа с братьями Гримм - не бред? - огрызнулся Дэл и тут же с горечью добавил: - А вот мне они почему-то не явились... - Зато тебе являлись Хэмфри Богарт и Мэрилин Монро. - Предупреждал же дядя Коул, что ты ревнив, - взорвался вдруг Дэл. - Да-да, мы как-то раз беседовали наедине, и он сказал, что в один прекрасный день ты можешь поддаться ревности и зависти, захочешь сделать так, чтобы Обитель Теней принадлежала тебе одному. - Полная ахинея. - Том с трудом сдержался, чтобы не выложить то, что совсем недавно ему поведал Коулмен Коллинз о своем племяннике. - Просто он хочет разрушить нашу с тобой дружбу. - Ничего подобного, - резко возразил Дэл. - Он только сказал, что... - Что я ревнив. Допустим. - Тому подумалось, что в конечном счете Коллинз не так уж был не прав, вот только его предполагаемая ревность относилась отнюдь не к Обители Теней, а к Розе Армстронг. - Ну, вот что я тебе скажу. Ты действительно так жаждешь познакомиться с братьями Гримм? - Прямо сейчас? - недоверчиво спросил Дэл. - Прямо сейчас. - А ты уверен, что у нас не будет неприятностей? - Ни в чем я не уверен. Может, их там сейчас и нет вовсе. - Где "там"? - Увидишь. Дэл пожал плечами: - Ну разумеется, я бы очень хотел встретиться с ними. - Тогда пошли. Дэл обеспокоенно взглянул на берег - Коллинз исчез внутри домика для лодок. Удостоверившись в этом, он последовал за Томом в гостиную. - Все-таки лучше бы нам лечь спать... - Дэл явно нервничал. - Ну и ложись, если тебе так хочется. - Том тут же пожалел, что нагрубил, и уже мягче спросил: - Ты в самом деле устал? - Вообще-то нет. - И я - нет. Мне все-таки кажется, что сейчас десять минут двенадцатого не вечера, а дня. И тем не менее все вокруг опровергало это. Казалось, вся Обитель Теней спала, несмотря на бодрствование ее главных обитателей. Гостиная погрузилась в темноту, только одна лампа продолжала гореть возле дивана. Ковер на полу был тщательно вычищен пылесосом, пепельницы на журнальных столиках сверкали девственной чистотой. Том прошел по полутемному, безмолвному помещению, ожидая, нет, скорее надеясь увидеть где-нибудь тут Елену, бесшумно вытирающую пыль с мебели. - Наверх? - спросил Дэл. - Не-а... Том свернул в коридор. Тут тоже тускло горела лишь одна лампочка. - В Малый театр? - Не-а... Том остановился в месте пересечения двух коридоров: главного с маленьким. - Нет, только не туда, - заартачился вдруг Дэл. - Туда нельзя. - Но я уже был там. - И он тебя видел? - Когда я оттуда вышел, он меня дожидался. - И что - рассвирепел? - Еще как. Но обошлось. Ты же видел, каким он был сегодня. Может, он даже забыл об этом - вчера его здорово развезло. Пойми, Дэл, он сам хочет, чтобы мы их увидели. Иначе их бы здесь и не было. - И они что - просто сидят там, и все? Поговорить-то хоть с ними можно? - Да они тебя сами уболтают, - заверил его Том. - Такого наговорят, что голова пойдет кругом. Ну, вперед. Хочу задать им парочку вопросов. Он свернул в боковой коридор и открыл тяжелую дверь. Глава 6 - Ты только посмотри, Якоб, наш юный друг снова пришел! - воскликнул один из братьев, с лицом добряка. - Ба, а с ним и еще один! - Но этот, другой, раньше никогда не был столь любопытен. - Просто ему не помогал его храбрый братишка. Оба они, отложив свои ручки, вопросительно взглянули на Тома, однако тот замер у двери. Из-за его спины, приподнявшись на цыпочках, выглядывал Дэл. Как и в прошлый раз, братья были во фраках и при галстуках, только вместо рабочего кабинета со всем его уютным беспорядком их окружало нечто совсем другое, хотя, впрочем, хаоса и здесь хватало. Это был интерьер то ли землянки, то ли блиндажа, с потрескавшимися стенами и вбитыми в них гвоздями, на которых висели куртки цвета хаки, фуражки с козырьком и несколько касок. К широкой доске, позаимствованной в школе, была пришпилена кнопками большая бело-зеленая карта, испещренная значками и пометками. Похожий на козлы стол завален топографическими картами, свернутыми в трубку и перевязанными шнурками, и еще какими-то бумагами. Здесь же стоял древний телефонный аппарат с наушниками, валялось еще несколько военных головных уборов, а также шерстяной китель, горела керосиновая лампа. Все это окружали деревянные почерневшие стулья. Инкрустированные письменные столы братьев в эту обстановку ну никак не вписывались. "Штабная землянка, что ли?" - подумал Том. - Совершенно верно, мой юный друг, - сказал Вильгельм. - Нам позволили тут немного поработать. Том шагнул внутрь, принюхиваясь в запаху земли, смешанному с сигарным дымом. Дэл тоже прошел за ним. Откуда-то издалека доносилась артиллерийская канонада. - И где же вы теперь? - осведомился Том. - В Обители Теней, где же еще, - в один голос ответили братья. - И все-таки. Это что - Франция? Или, может, Германия? - Ох, - вздохнул Яков, - обстановка там становится все более угрожающей. Наверное, нам опять придется забрать семьи и двинуться в дорогу. Но в любом случае работа наша будет продолжаться. - Да, брат мой, будет продолжаться, даже если вся Европа погибнет. - Мы ведь не будем ее спасать, вроде тех воробьев, что пожертвовали голосом, спасая спящую царевну? - Ну конечно, брат, не будем. Дэл с восхищением смотрел то на одного, то на другого "сказочника". - Вы были тут все это время? - спросил он наконец. Вильгельм кивнул. - Да, мы всегда тут. А тебя мы знаем, мальчуган. - Я хотел вас кое о чем спросить, - сказал Том, и братья тут же повернулись к нему, как по команде. Лица их были доброжелательными, но при этом деловитыми. А далекая канонада не стихала, отдаваясь гулкими раскатами. Том, однако, продолжал нерешительно мяться. Наконец, собравшись с духом, спросил: - Вам знакомо выражение "навести порчу"? - Знакомо, хоть это и не наше выражение, - ответил Якоб. Лицо его словно говорило: Ну, мальчик, давай дальше, смелее. - Тогда скажите: это дядя Дэла "навел порчу" на тот поезд? Крушение устроил он? - Конечно он, - Якоб ни секунды не колебался. - Ты, мальчик, удивительно догадлив. Кто же, как не он, устроил крушение или, как ты говоришь, "навел порчу"? Ведь это входило в сценарий истории, главные герои которой - вы. Том почувствовал дрожь во всем теле; два снаряда разорвались один за другим совсем близко, так что с земляного потолка посыпалась пыль. - У меня еще один вопрос, - выдавил Том, стараясь унять дрожь. - Знаю, знаю, - сказал Якоб. - Насчет Коллектора, да? - Верно. Скажите: Коллектор - это Скелет Ридпэт? Второй брат, Вильгельм, подавил улыбку. - Это тоже входит в сценарий вашей истории, - ответил Якоб. - Минутку, минутку, - вмешался Дэл, - я ничего не понимаю. Почему это вдруг Скелет Ридпэт - Коллектор? Ведь это всего лишь игра, своего рода шутка, ведь Коллектор существовал, когда Скелета еще и на свете не было. - Время здесь ни при чем, - отрезал Вильгельм. - Но это только шутка, - упорствовал Дэл. - И кроме того, я не верю, что в железнодорожной катастрофе виноват мой дядя. Он на такое ни за что не пойдет. - Знаешь нашу сказку "Мальчик, который не умел дрожать"? - спросил его Вильгельм. - Это тоже своего рода шутка, но в ней масса по-настоящему пугающих моментов. Во многих шутках есть что-то пугающее, такое, что, бывает, леденит душу. И в самом деле, Тома внезапно охватил страх. Братья как бы увеличились в размерах, а от добродушия в их лицах не осталось и следа. - Что же касается твоего второго замечания, - обратился к Дэлу Якоб, - вы помните песенку, которую мышка пела кролику? Мальчики отрицательно покачали головами. - Ну, тогда слушайте. Не вставая из-за столов, братья подогнули колени, наклонились вперед, смешно вздернули головы и запели: Там, там, там, в глубине свалки Шла я и нашла сахарок с жестянкой, Жестянку отфутболила и сгрызла сахарок - Отлично провела я этот вечерок. Там, там, там, в глубине свалки... Внезапно свет потух, и мгновение спустя раздался колоссальной силы взрыв. Том почувствовал, как на голову сыплется земля, потом "землянку" тряхнуло так, что он потерял равновесие, и тут же чьи-то руки грубо толкнули его в грудь, швырнув на Дэла. На него дохнуло жареным мясом, табаком и бренди - кто-то шептал ему в ухо: - Ну, как ты думаешь, мышка "навела порчу" на найденный на свалке сахарок? Или, может, она на кролика "навела порчу"? Руки уперлись ему в грудь, а сзади Дэл, пытающийся из-под него выбраться, лягнул его по голени. Все вокруг грохотало, дребезжало, звенело, каски и одежда попадали с гвоздей на пол, а руки - то ли Якоба, то ли Вильгельма - все прижимали и прижимали его к земле. Их лица разделяло сейчас всего несколько дюймов. - Там, там, там, в глубине свалки, - пропел ему один из братьев прямо в ухо, - шел я и нашел парнишку-сироту.., и больше нас с ним никто никогда не видел. Дэл, поднявшись наконец с пола, в панике заверещал: - Ты как хочешь, а я отсюда сваливаю! Том, плохо соображая, каким-то образом все же добрался до двери и вслед за Дэлом выскочил в коридор. Рука сама потянулась назад, к дверной ручке, но Дэл перехватил ее. - Ты что, спятил? - заорал он. Лицо его позеленело, точно армейское одеяло. - Мало тебе, да? - Я только хотел посмотреть, иначе ради чего все это? - сказал Том. - Хоть один раз я должен увидеть чуть больше того, что он нам дозволяет. - Ты что, решил побороться с ним? Не слишком ли много на себя берешь? - Ох, Дэл... - Лично я не хотел бы, чтоб он нас тут увидел. Том подумал, что это уж точно ни к чему. Тем более что Дэл от страха был совершенно не в себе. - Ладно, идем наверх. - А я и так иду, без твоего позволения, - огрызнулся Дэл. Глава 7 Из коридора напротив своих комнат они выглянули в окно - Коулмен Коллинз только-только поднялся по шаткой металлической лестнице. В свете фонариков его длинная тень легла на плитки террасы. - Фу, - облегченно вздохнул Дэл, - теперь, по крайней мере, мы уверены, что он все это время был внизу. - Да он прекрасно знал, куда мы отправились. Разве все эти "спецэффекты" не его рук дело? - В таком случае мы совершили ошибку, и лично я очень об этом жалею. - Дэл посмотрел на Тома неожиданно злобно, и Том мгновенно приготовился к отражению атаки. - Я считал тебя лучшим своим другом, однако теперь думаю, что он был прав насчет тебя. Ты действительно ревнуешь. И стремишься поссорить меня с ним. - С ума сошел? - только и выдавил из себя Том. Столь нелепое обвинение, да еще услышанное им сразу вслед за почти неприкрытой угрозой от одного из "братьев Гримм", лишило его дара речи. Дэл повернулся к нему спиной и направился к своей двери. Возле нее он остановился, чтобы добавить: - Ты ведешь себя так, словно этот дом принадлежит тебе. По-настоящему я должен тебе все тут показывать, а вовсе не наоборот. - Ты что, Дэл?! - воскликнул Том. Дэл дернулся, как от удара хлыстом. - А хочешь, я тебе кое-что скажу, приятель? - заговорил он со злостью. - Такое, чего никогда не говорил. Хочешь? Ты, надеюсь, не забыл, как дядя несколько раз показывался в Аризоне: на футбольном матче и после, в Вентноре? Ты еще допытывался, почему я не хотел с тобой об этом говорить... - Да потому, что это была его очередная мистификация. - Том обрадовался, что хоть чему-то нашлось более или менее разумное объяснение. - И еще потому, что я тебя недостаточно настойчиво расспрашивал. А он тогда, разумеется, был здесь, а не... - Заткнись. Просто заткнись, и все. Балда, я его там видел с тобой вместе. Ты шел с ним рядом с таким видом, будто вы оба что-то замышляете. Теперь же мне все ясно: ты всегда хотел, чтобы он был только твоим. А ведь он пытался показать мне твое истинное лицо... Дэл, со слезами на глазах, поднял сжатые кулаки, но быстро одумался, повернулся и молча исчез в своей комнате. Через секунду Том услышал, как хлопнула, закрываясь, соединявшая их спальни дверь. Понурив голову, он побрел к себе. Глава 8 Нахлынувшие на него кошмары не шли ни в какое сравнение с тем детским лепетом, что, казалось, так недавно появлялся на доске объявлений в Карсоне. В палатке, превращенной в полевой госпиталь, он оперировал мертвеца, прекрасно понимая, что пациент его скончался, но боясь признаться в этом окружающим. Ведь здесь его считали хирургом, а он не только не знал, отчего же все-таки бедняга помер, но и понятия не имел, что делать дальше. Инструменты абсолютно не слушались его рук. - Там, там, там, в глубине его кишок, - тихонько пропела ассистентка, блондинка с кроткими глазами... - Его забрал к себе Коллектор, да ? Забрал ведь, правда ? Под окровавленными пальцами вдруг что-то шевельнулось, и из развороченной грудной клетки высунулась, как чертик из табакерки, лысая голова грифа. Вслед за этим послышался шелест громадных крыльев. - Хоть один раз должен же я увидеть, - заорал Том на ассистентку, отдавая при этом себе отчет, что как раз увидеть-то он меньше всего хочет... К нему склонился Коулмен Коллинз в бархатном смокинге: - Пойдем со мной, мой мальчик, пойдем со мной, пойдем... ...А Скелет Ридпэт, непонятно какого возраста, вытаращился на него пустым взглядом, в котором была лишь ненасытная алчность. Он сжимал в руках стеклянную сову, а из глаз у него вместо слез капала кровь... ...А в ярком луче прожектора стоял чернокожий человек с лицом мага, удерживая обеими руками уже настоящую сову. Глаза птицы зловеще сверкали. - Возьми ее, - говорил маг. - Впусти ее в себя... - Впусти меня, - вторила ему сова... Том заворочался в постели, потом открыл глаза. Из-за двери в коридор отчетливо слышалось: "Ну впусти же меня". Он зафиксировал в сознании последний обрывок сна, в котором сову протягивал ему Бад Коупленд. - Пожалуйста, - донесся опять голос из-за двери. - Сейчас, сейчас, - пробормотал Том. - Кто там? - Пожалуйста, открой... Том включил лампу у изголовья, натянул джинсы и накинул на плечи рубашку. Затем прошлепал к двери и открыл замок. В темном коридоре стояла Роза Армстронг. - Мне нужно поговорить с тобой, - сказала она, - Я хотела предупредить... В этом доме у тебя могут быть неприятности. - Ну, об этом я уже догадываюсь, - буркнул Том. Ему было неловко за всклокоченные волосы, голую грудь и заспанную физиономию. Роза, не дожидаясь приглашения, проскользнула в комнату. - Эх ты, сердитый Том... - укоризненно произнесла она. - Видишь ли, я хочу выбраться отсюда и пришла просить, чтобы вы с Дэлом мне помогли. Глава 9 Сон в одно мгновение слетел с Тома вместе с недавними кошмарами, и он думал теперь только о стоящей перед ним прелестной девушке с почти взрослым лицом, в желтой блузке и зеленой юбке. Его вдруг осенило, что ведь это цвета Карсона. - Я не говорю, что прямо сейчас: это невозможно, - пояснила она, - Но скоро, так скоро, как только получится. Ты поможешь мне? - А Дэл как? - В том, что тот откажется, у Тома не было сомнений. - Конечно, я знаю Коулмена Коллинза не очень хорошо, но готов поспорить, что, если Дэл сбежит сейчас отсюда, вернуться он никогда уже не сможет. - Не исключено, что он и сам не захочет сюда возвращаться. Можно мне присесть? - Да-да, конечно, извини... Не отрывая от него взгляда, она подошла к единственному в комнате стулу и грациозно опустилась на него. Том видел, что она в отличие от него ничуть не нервничает. Парадокс: с идеей о побеге пришла к нему она, а не наоборот. Интересно, кто из них более привязан к Обители Теней - он или она? - А мне казалось, что ты всем в жизни обязана Коллинзу, - поддел он ее, садясь на пол, так как, кроме кровати, сесть было больше некуда, а мысль об этом почему-то заставляла его смущаться. - Это правда, но дело в том, что он быстро и разительно меняется. В этом году в Обители все по-другому, вероятно из-за твоего приезда. - - Как это - по-другому? Она посмотрела на свои маленькие, изящные ладони. - Раньше было весело. Он пил гораздо реже, не выходил так часто из себя и.., не суетился так. Он как будто потерял над собой контроль, да и не только над собой. Теперь он меня пугает. Этим летом наступило какое-то безумие, точно громадный, неуправляемый механизм работает все быстрее и быстрее, изнутри его сыплются искры, валит дым и в любой момент он может взлететь на воздух, со всеми нами вместе. По крайней мере, такое у меня ощущение. - А почему тебе кажется, что это из-за меня? Сейчас он смотрел на нее словно на прорицательницу, и вроде даже увидел нимб над ее высоким лбом. Ее быстрый, чуть в нос, вермонтский выговор тоже казался каким-то потусторонне-загадочным, а то, что она сказала дальше, просто-таки повергло его в шок: - Вероятно, он к тебе испытывает что-то вроде ревности. Он видит в тебе нечто такое, что, по его словам, сам ты осознать пока не в состоянии - слишком молод. Короче говоря, он понял, что ты можешь превзойти его, поэтому вознамерился сделать тебя своей собственностью, оставить здесь навечно. Он ведь без конца говорит о тебе с тех пор, как впервые узнал о твоем существовании от Дэла, - я слышала это и прошлой зимой, и весной. Да он вообще практически только о тебе и говорит, ну и еще о Дэле. Том вдруг как бы со стороны увидел самого себя: как он одним усилием мысли поднимает бревно в воздух и оно начинает все быстрее и быстрее вращаться вокруг своей оси. - Поверь, я в самом деле думаю, что тебе необходимо бежать отсюда, и пришла вовсе не потому, что мне самой нужна твоя помощь. - Но она ведь все-таки нужна? Почему? - Ну, потому, что... - Взгляд ее точно проник Тому в самое сердце. Грациозным движением Роза поправила волосы, убрала их за уши. - Послушай, ты долго еще собираешься сидеть вот так, на полу? Может, сюда присядешь? - Она глазами показала на кровать. Том послушно сел на краешек постели. Лицо Розы теперь было в каком-то футе от него. Он словно тонул в ее огромных глазах: светло-голубых, с золотистыми и зелеными искорками. - Мне нужна помощь, потому что я боюсь. Боюсь тех людей, ну, помнишь, о которых ты упоминал тогда, в комнате Дэла. - А почему они тебя беспокоят? - Они способны на все, ты сам ведь знаешь. Они не люди - хуже, чем животные. Обычно мистер Коллинз держит их в узде, но этим летом они вроде как оказались без присмотра. Он, конечно, загружает их работой, но если вдруг выдадутся день-два свободных, то... В общем, мне страшно. - Она опять поправила волосы, теперь уже резким, нервным движением. - Им известно, где меня найти. Кроме того, они очень много пьют, а раньше мистер Коллинз им этого не позволял. Мне они всегда внушали отвращение, но раньше я была всего лишь маленькой девочкой, теперь же... Фраза повисла в воздухе, однако смысл ее был ясен. - А почему бы тебе просто не взять да и уехать отсюда? - У меня такое ощущение, будто за мной постоянно следят, точнее, не следят, а просто знают, где я в каждый данный момент нахожусь. Иногда мне удается ускользнуть, чтобы поплавать в озере; впрочем, против этого они ничего не имеют. Сегодня мне понадобилось сделать в городе кое-какие покупки, и меня отпустили. Также им известно, что я время от времени беседую с Дэлом, но это их тоже не беспокоит. Они просто посмеиваются. - На мгновение лицо ее потемнело. - Ненавижу их... Ты не представляешь, как я их ненавижу. Если бы мистер Коллинз оставался таким, каким был всегда, тогда бы... - Она опять не договорила. - Я еще хотела кое-что тебе сказать. Но сначала ответь: ты хочешь бежать отсюда? - А я могу доверять тебе? - вопросом на вопрос ответил Том. - А что? Ах да... Боишься, что это ловушка? Том кивнул: - Ловушек здесь полным-полно. - Так что мне нужно сказать или сделать, чтобы ты поверил?.. - Лицо ее залилось краской. - Том, я ведь совсем одна. Я - такая же, как ты, и мне очень хочется узнать тебя поближе. Я так рада, что ты приехал этим летом... Думаю, мы сможем друг другу помочь. - Наверное, тебе можно доверять... - Строго говоря, Том просто-напросто не мог не верить ей. - Было бы ужасно, если б ты мне отказал в доверии, - улыбнулась она. - Том, я ведь в первую очередь хочу помочь тебе, вернее, нам обоим. Обоим... Слово это, казалось, пронзило его сердце, как и ее быстрые, прямодушно-лукавые взгляды. - А знаешь, Дэл... Как бы это сказать? Ну, он о тебе очень высокого мнения. - Я о нем - тоже, - ответила она, и эта фраза как бы установила некоторую дистанцию между ней и Дэлом. - Я хочу сказать, ты ему небезразлична. - Дэл - всего лишь ребенок. - Роза смотрела на него так прямо, что Том почувствовал, как все переворачивается у него внутри. - Ребенок в смысле физическом. Умственно он весьма и весьма изощрен - таким он вырос, в действительности же ты гораздо его взрослее. Это мне сразу бросилось в глаза, как только я с тобой познакомилась. Ты был тогда таким сердитым... - Сердитым? Да я нервничал как молокосос! Она рассмеялась и вдруг, чуть покраснев, придвинулась к нему и взяла его ладонь в свои. - Том, если бы ты знал, как я жила все это время... Наверное, это глупо - просить спасти меня, точно я царевна из сказки. Мы ведь друг друга почти не знаем, и все-таки у меня такое чувство, что нас уже многое связывает... Если ты попытаешься уговорить Дэла бежать от его дядюшки, это, конечно, разобьет ему сердце... Она придвинулась к Тому вплотную, лицо ее - такое большое, таинственное и прекрасное, как у фотомодели с обложки журнала, - вдруг заполнило все пространство. Когда их губы слились, Том почувствовал себя так, словно все в нем сконцентрировалось на этой маленькой точке соприкосновения их тел. Повинуясь инстинкту, он неловко обнял ее за плечи. Она чуть отодвинулась. - Ты не поверишь, но мне захотелось поцеловать тебя, еще когда мы с тобой увиделись впервые. - А я думал, что ты и Дэл... - Дэл - ребенок, - повторила она, и губы их соприкоснулись еще раз. - Мы сможем иногда встречаться. Не здесь, конечно, я хочу сказать, не в доме. После я объясню, когда и где. И я уже обдумала план нашего побега. Вскоре мистер Коллинз собирается устроить большое шоу, нечто совершенно грандиозное, тогда-то мы и сможем скрыться. Если, конечно, вы с Дэлом поможете. - Куда же мы отправимся? - В деревню, а уж оттуда - куда угодно. В Холмистом Доле мы будем в безопасности. - Мне нужно отправить письмо. - Передай его Елене - она одна бывает в деревне регулярно. Думаю, она тебе не откажет. - Роза поднялась, поправляя юбку. Теперь она, похоже, немного нервничала. - Но будь осторожен. И не обращай внимания на меня, что бы я ни делала, что бы он ни заставлял меня делать. Просто жди моего сигнала. Обещаешь? - Обещаю. - Ты мне веришь? Только честно. - Да. Верю. - Отныне нам необходимо полностью доверять друг Другу. Том кивнул. Сверкнув манящей улыбкой, она выскользнула в дверь. Минутой позже он стоял на балконе, вдыхая теплый, благоухающий ночным лесом воздух и наблюдая, как она спустилась к озеру, на мгновение исчезла за деревьями, потом вынырнула в свете фонарика, обернулась и помахала ему рукой. Он помахал в ответ. Глава 10 Теперь ни о каком сне не могло быть и речи. Перед глазами все еще стояло ее лицо, сначала расплывчатое, а по мере того, как губы их сближались, все более четкое и прекрасное. Поцелуй этот был ни на что не похож, и, уж конечно, менее всего на поцелуи Дженни Оливер или Дианы Дарлинг. Роза Армстронг начисто опровергала весь его предыдущий опыт в этой области. Ее всю - хрупкую фигурку, миловидное личико, слова, жесты - окружал некий таинственный ореол; она была неотъемлемой частью Обители Теней, такой же нереальной и непредсказуемой в своей загадочности, как и все, что его здесь окружало. Даже ее просьба верить ей звучала, скорее, требованием. И целоваться она умела гораздо лучше всех его подружек. Лишь эта ее несколько неожиданная чувственность была в ней вполне реальной, отнюдь не мистической. Он лежал на своей узкой постели, мысли его блуждали. Верить ли в ее искренность? Дэл - всего лишь ребенок... Он сомкнул веки, и в тот же миг перед ним предстала отвратительная своею извращенностью картинка: Роза Армстронг в компании подонков мистера Пита, в обнимку с толстобрюхими, бородатыми Сидом и Торном. Том потряс головой, стараясь прогнать видение, потом опять зажмурился и снова увидел ее, на этот раз с Дэлом. Промучившись таким образом с полчаса, он сбросил одеяло и поднялся. Комната словно давила на него, лишала покоя. Не зная, чем еще заняться, он в конце концов решил написать матери. В тумбочке он как-то заметил бумагу и конверты. Все так же, в нижнем белье, он сел и принялся писать: "Дорогая мамочка! Я очень по тебе скучаю и по папе тоже, как будто он жив и скоро я, вернувшись домой, опять его увижу. Думаю, такое чувство меня будет преследовать еще довольно долго. Мы с Дэлом доехали нормально, а вот перед нами поезд попал в жуткую аварию. Место, где мы с ним сейчас находимся, вероятно, самое удивительное из всех, что существуют на земле. Дядя Дэла - настоящий волшебник, такой, что с ума можно сойти. Он все время повторяет, что и я могу стать великолепным магом, но как, раз этого - быть таким, как он, - мне не хочется совершенно. Я очень хочу домой. Поверь, это не просто тоска по дому, все гораздо серьезнее. Если мне удастся выбраться отсюда, сможешь ли ты вернуться раньше, чем планировала? Наверное, ответ твой я получу не раньше чем недели через две, но очень тебя прошу..." Нет, так не пойдет. Он скомкал листок, швырнул его в мусорную корзину и принялся писать все сначала: "Дорогая мамочка! Потом я все тебе объясню, пока же ограничусь тем, что нам с Дэлом необходимо выбраться отсюда. Можешь ли ты срочно прервать свою поездку и вернуться домой? Ответ, пожалуйста, телеграфируй срочно. Я не разыгрываю тебя, и это вовсе не тоска по дому. Все гораздо серьезнее. Целую, Том". Сложив листок вдвое, он сунул его в конверт, надписал адрес лондонского отеля, где остановилась Рейчел Фланаген, добавил "АВИА" и на всякий случай "СРОЧНО, ВРУЧИТЬ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ", после чего положил конверт на тумбочку. Некоторое время он тупо смотрел на письмо, понимая, что теперь просто обязан уговорить Дэла покинуть Обитель Теней. Отныне он действительно становится предателем, как и говорил маг. Но ведь они с Дэлом смогут стать магами и без Коулмена Коллинза, для этого вовсе не обязательно отгораживаться от всего мира в компании с полоумным алкоголиком... Мысль эта наталкивалась, однако, на невидимое препятствие. Оно упрямо сверлило его мозг, как он ни старался от него избавиться. Препятствием этим была сама Обитель Теней, его подсознательное влечение к этому дому и к его хозяину, подкрепленное уверенностью Коулмена Коллинза в его, Тома, скрытых невероятных способностях. У тебя идеальный возраст... Двух с половиной месяцев совершенно недостаточно... После того как он увидел, что вытворяет Коллинз, магия целиком поглотила Тома, пусть даже сам он не отдавал себе в этом отчета. Понимая, что заснуть теперь уже не сможет, Том оделся, положил конверт в бумажник, а бумажник сунул в задний карман джинсов. Некоторое время он ходил по комнате из утла в угол, стараясь вспомнить, что же такое давеча собирался сделать, прежде чем Роза Армстронг заполнила собой все его мысли. Единственное, что удалось припомнить, - это то, что нужно было на что-то взглянуть... Что-то необходимо было посмотреть... Но вот что именно? Этого он не помнил. Том опустился на стул - на нем сидела она! - и раскрыл Рекса Стаута. Хватило его лишь на десяток страниц: этот упорядоченный, многословный взрослый мир стал ему вдруг настолько противен, что даже в животе заурчало. А может, это от голода? Том решил спуститься вниз и поискать чего-нибудь в холодильнике. По крайней мере, этого Коллинз ему не запрещал. Тихонько прикрыв за собой дверь, он проскользнул по коридору. За вращающейся дверью было темно. Интересно, как выглядит комната мага? Такая же строгая и холодная, как у него? Или что-то похожее на спальню Дэла там, дома, в Аризоне: с фотографиями на стенах и различными магическими приспособлениями? Выяснять это у Тома не было никакого желания. Спуститься вниз, свернуть за угол, в темноту, затем по длинному коридору... Здесь на потолке тускло светилось несколько лампочек. И афиши... Да, точно, он же хотел рассмотреть эти афиши! Первая была из дублинского театра "Гэйети", с надписью вычурными буквами: "ВЕЧЕР ОЧАРОВАНИЯ И ВОЛШЕБСТВА". Чуть ниже в списке участников представления Том увидел: "ХЕРБИ БАТТЕР, чудо механики - маг и акробат". Еще ниже: "Ассистент СПЕКЛ ДЖОН, МАЭСТРО ЧЕРНОЙ МАГИИ". Дальше, более крупными буквами: "ТАКОГО ВЫ ЕЩЕ НЕ ВИДЕЛИ - ПОРАЖАЮЩИЕ ВООБРАЖЕНИЕ ВОЛШЕБНЫЕ ПРЕВРАЩЕНИЯ, НЕДОСТИЖИМЫЕ ВЫСОТЫ ОККУЛЬТНОГО МАСТЕРСТВА". В самом низу афиши среди ирландских главным образом имен Том обнаружил надпись, и в самом деле поразившую его: "Великолепный мистер Пит и его помощники "Странствующие друзья ": музыка и безумие "". Том поискал глазами дату и нашел ее в самом верху: 21 июля 1921 года. Соседняя афиша была на французском и изображала фокусника в черном цилиндре, появляющегося из облака дыма. Уж не отсюда ли Дэл почерпнул идею о том, как начать их представление в школе? Афиша гласила: "МОСЬЕ ХЕРБИ БАТТЕР, ОРИГИНАЛЬНЫЙ ЖАНР. АССИСТЕНТ - СПЕКЛ ДЖОН". И дата: 15 мая 1921 года. Тут были афиши из Лондона, Рима, снова Парижа, Берна, Флоренции. Кое-где таинственный Спекл Джон предшествовал Херби Баттеру, и практически на всех присутствовали мистер Пит и "Странствующие друзья". Даты варьировались между 1919 и 1924 годами. Последняя была из лондонского театра "Вудгрин Импайр", она гласила: "В последний раз! Любимый наш Херби Баттер, завершая сценическую карьеру, дает прощальное представление! Зрителям гарантируются потрясающие сюрпризы, обмороки от ужаса, мурашки по коже!" Иллюстрацией служило изображение молодого человека во фраке, с правильными чертами лица, парящего в позе ныряльщика - руки вытянуты вперед, ноги вместе - над ошеломленной аудиторией. Подпись внизу указывала на присутствие в качестве ассистентов мистера Пита и "Странствующих друзей". Программа перечисляла номера: "Коллектор; Чудеса ментализма; Отрицание законов гравитации; Пламя; Лед; Коллектор-невидимка; Феномены колдовства, невиданные прежде на английской сцене; Причуды магии" и т, п. Дата представления - 27 августа 1924 года. Том кожей ощутил какое-то движение: из гостиной в коридор мелькнула чья-то тень. Дыхание перехватило, он резко обернулся. На него смотрела та самая пожилая женщина Елена. В следующее мгновение она метнулась назад, в гостиную. - Елена! - крикнул Том. - Елена, ради Бога подожди! Он вбежал в гостиную - женщина неловко замерла возле дивана, сцепив руки на животе. Ее черные глаза сверлили Тома. - Пожалуйста, - проговорил он. - Письмо... Почта, понимаешь? Она опустила руки, но на лице ее не дрогнул ни один мускул. Том вытащил бумажник и показал ей письмо. - Почта, - повторил он. - Ты можешь послать письмо? Опустить его в почтовый ящик? - Почта? - переспросила она, взглянув на конверт. - Si. Oui. Ya, - залопотал Том на разных языках. - Почта, почта, да. Прошу тебя. Елена ткнула пальцем в письмо: - Мама? Твой мама? Том закивал: - Да, да, маме, это письмо маме. Пожалуйста, Елена, помоги мне. - Карашо, о'кей. Почта. Она взяла конверт и сунула его куда-то в недра фартука. Затем, не говоря ни слова, прошмыгнула мимо и исчезла. Так, дело сделано. Теперь ему, Розе и Дэлу осталось провести в Обители Теней от силы две недели. Глава 11 На кухне Том включил свет. Как плита, так и холодильник были неимоверных размеров, сделаны из нержавеющей стали - явно ресторанное оборудование. Открыв двойную дверцу холодильника, Том обнаружил настоящее изобилие: штабеля стейков, копченые окорока, горы салата, корзины помидоров и огурцов, галонные бутыли с майонезом, громадные куски жареной говядины - столько продуктов в одном месте он еще не видывал. И это все для двоих: хозяина и домработницы?! Да еще и ресторанная плита для готовки? Ясное дело: помимо Коллинза и Елены это изобилие предназначалось также мистеру Питу, "Странствующим друзьям" и всей честной компании... Порывшись в ящике, Том отыскал длинный нож с костяной ручкой, отрезал кусок окорока и принялся жевать. За этим занятием он наконец вспомнил, что намеревался сделать, и чуть не подавился. Ну конечно, на эту мысль его ведь навели слова "братьев Гримм": "Это тоже входит в сценарий вашей истории". А собирался он еще раз взглянуть в зеркало ванной, чтобы получше рассмотреть Коллектора. Бесспорно, это была шутка, и шутка неудачная, совершенно в духе Обители Теней. Он только взглянет, действительно ли та кошмарная физиомордия имеет что-то общее со Скелетом Ридпэтом. Один раз взглянет, только и всего... И тем не менее внезапно Тома по-настоящему охватил страх. x x x Выйдя из кухни, Том медленно направился по коридору назад, к двери ванной. Здесь он помедлил, в глубине души понимая, что затея эта - разобраться в механизме очередной недоброй шутки Коллинза - по меньшей мере неразумна. А может, это как раз и было бы весьма разумно? Если убедиться, что Коллектор имеет не больше сходства со Скелетом Ридпэтом, чем, скажем, Снейл или Рут, тогда, возможно, его перестанет наконец преследовать навязчивая мысль о некой мистической связи между ним с Дэлом и Скелетом? Тогда, быть может, он удостоверится, что Ридпэт-младший с окончанием школы ушел и из их с Дэлом жизни навсегда? Ну разумеется, так оно и есть, убеждал себя Том, берясь за дверную ручку. Они с ним больше никогда не встретятся... Ему вдруг вспомнилось, как много лет назад, еще в начальной школе, восьмиклассник Стивен Ридпэт набросился на него на спортивной площадке, сбил его с ног, потом еще раз, а затем своими острыми костяшками рассек ему губу. "Грязный маленький ирландский ниггер, грязный маленький ирландский ниггер", - бормотал он, избивая Тома, и по глазам его было видно, что разум его совершенно отключился. Скелет, пуская слюни, со всего размаха вмазал Тому по лицу, и еще раз, и еще, пока кровь не брызнула из носа. Том пытался дать сдачи, но Скелет, тремя годами старше, был гораздо выше его и, как ни худосочен, сильнее; его длиннющие ручищи не позволяли Тому даже приблизиться к нему, в то время как костлявые кулаки не переставая молотили его по физиономии. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы наткнувшийся на них преподаватель не оттащил от Тома свихнувшегося Скелета и не отправил его домой. Гораздо хуже боли было унижение. Раны вскоре зажили, а вот костлявый, похожий на глиста восьмиклассник вернулся в школу, чтобы терроризировать его. Это тянулось, пока сын тренера не перешел в среднюю школу, окончив начальную. Лишь спустя годы на футбольном поле Карсона Том отыгрался: раз за разом он укладывал Скелета на траву - жестко, как только мог, но без нарушений правил, при этом чувствуя, что мстит не только за себя, но и за Дэла. Ну, ладно. Том сглотнул, убеждая себя, что это не более чем розыгрыш, который Дэл еще до него видел сотни раз. Собравшись с духом, он открыл дверь и нащупал выключатель. Его собственное взвинченное лицо смотрело из зеркала. Под выключателем он без труда обнаружил кнопку, вызывающую Коллектора. Он просто высовывается оттуда и сразу убирается прочь, растворяясь в зеркале. Том сделал глубокий вдох и нажал на кнопку. В тот же миг желтый свет сделался темно-красным. В зеркале стала формироваться, будто вырастая из его собственного лица, та самая звероподобная рожа. Тома пронзила мысль, что он сейчас совершает страшную ошибку. И тут пышущая жадной, неутолимой злобой морда начала оживать - багровая, с перекошенным ртом, омертвевшей кожей и темными мешками под глазами. Том издал стон и, попятившись, натолкнулся на стену. Сомнений не осталось: то был Скелет Ридпэт, и никто иной, его настоящая, обнаженная сущность, лишенная остатков человечности. Скелет ухмыльнулся Тому и подался вперед. Ноги Тома сделались ватными: монстр поднимал руки. "Это только галлюцинация в зеркале", - твердил себе Том. Теперь уже все туловище высунулось наружу и тянулось к нему. Охваченный паническим ужасом, начисто забыв о кнопке, Том медленно пятился. Свет падал прямо на рожу чудовища-Скелета. Руки его вцепились в серебристую раму зеркала: он подтягивался, чтобы выбраться на волю. - Назад! - выкрикнул Том, но из горла вырвался лишь слабый шепот. На нижней перекладине рамы появилось колено. Скелет разинул пасть в беззвучном победном вопле и одной ногой перемахнул через перекладину. - Нет! - не закричал, а прошептал Том. Чудовище мгновенно среагировало даже на этот слабый звук, из перекошенной пасти закапала слюна. Коллектор, кажется, был слеп... Ноги его уже достали до раковины, и он, неловко балансируя, спрыгнул вниз, на пол. Том машинально шагнул в сторону и наткнулся на дверь, только теперь про нее вспомнив. Он чуть приоткрыл ее, послышался легкий скрип, и рожа Коллектора мигом нацелилась в ту сторону. Не помня себя от ужаса, Том выскочил, захлопнул за собой дверь и тут же услышал шаркающие шаги Скелета. Том всем своим весом навалился на дверь. В глазах у него потемнело, весь мир перевернулся вверх тормашками, мозг его, казалось, превратился в желеобразную массу. Он почувствовал сначала легкий толчок изнутри, затем более сильный, еще сильнее - так, что он еле удержался на ногах. Из горла Тома вырывался свистящий звук. В голове вертелась только одна мысль: удержать во что бы то ни стало дверь. Следующий толчок едва его не сшиб. Скелет теперь ломился в дверь с разбега, и с каждым его ударом дверь приоткрывалась дюйма на полтора, но Том, навалившись плечом, снова захлопывал ее. "Ну что, - подумал он, - всю ночь так будет продолжаться?" Но нет, пятый удар с разбега сшиб-таки Тома. Дверь хлопнула о стену, и в проеме возникла фигура Коллектора. Руки его подрагивали, физиономия ходила ходуном. На нем был старинного покроя черный, отливающий фиолетовым костюм - вроде тех, что были на персонажах фресок Малого театра. Он подался вперед. Том кое-как поднялся на ноги, и чудище мгновенно повернуло голову на звук, радостно осклабившись. - Прекрасно, прекрасно, - пробормотал Коллектор голосом, отдаленно напоминающим голос Скелета. Он шагнул к Тому, - Я же тебя предупреждал: держись подальше от фортепиано. А ну, снимай рубашку. Хочу взглянуть, какая у тебя кожа. Не помня себя, Том помчался прочь. - Фланагини! - неслось ему вслед. - Фланагини, стой! ФЛА-НА-ГИ-И-ИНИ-И-И!!! Задыхаясь, Том свернул за угол в гостиную. Спрятаться за диван? Или, может, за занавеску? Мысли совершенно перепутались, взгляд безумно блуждал с одного предмета на другой, но все они были слишком малы, чтобы его спрятать. Внезапно вспомнилась Роза Армстронг, в какой-то непонятной связи с этим.., существом. Ну почему же непонятой, мелькнуло в воспаленном мозгу Тома. Все очень просто: Роза жаждала выбраться из Обители Теней, а Скелет - оттуда, из Зазеркалья... - Я видел твою сову, Вандури, твою душу, - прохрипел голос сзади - Теперь ты мой! Том обернулся: багрово-фиолетовый Скелет приближался к нему, шаря пальцами в воздухе. Вот он уже совсем рядом... Том, слабо пискнув, попытался увернуться, но Скелет, выбросив руку вперед, впился костлявыми ледяными пальцами ему в плечо. "Грязный маленький ирландский ниггер!" Том двинул кулаком Скелету по уху изо всех сил, голова чудища, точно резиновая, мотнулась из стороны в сторону, тогда Том размахнулся и ударил его в грудь, оказавшуюся тверже камня. В ответ Скелет обхватил его и повалил на диван. - Славно, славно... - приговаривал он, - ну-ка, дай мне посмотреть, какая у тебя кожа. Ледяные пальцы потянулись к горлу Тома. Скованный ужасом, Том смотрел в пустые глазницы с черными мешками под ними, вдыхал мерзкий запах застоявшейся пыли и паутины, исходящий от монстра. Удивительно, но взгромоздившийся на него верхом Коллектор оказался легким как пушинка, однако пальцы его были цепкими и сильными, словно тиски. "Грязный маленький ирландский..." Внезапно в черных провалах глазниц что-то вспыхнуло, пальцы разжались, и Том почувствовал, что больше никто на нем не сидит. Дверь хлопнула, и там, где должен был быть Скелет, Том увидел в окне лишь фонарики на деревьях. На мгновение он ощутил себя точно в безвоздушном пространстве, в невесомости, но тут же опять вернулся в реальный мир. Коулмен Коллинз в темно-синем халате, из-под которого торчала бледно-голубая пижама, прихрамывая, появился в комнате. - Я нажал на кнопку, идиот ты маленький, - сказал маг. - Никогда не начинай делать что-либо, если ты перевозбужден и можешь забыть, как это завершить. - Он уже было повернулся, чтобы выйти, но передумал: - А вообще, если хочешь знать, ты еще раз доказал свои удивительные способности к магии. Ведь у тебя получилось, понимаешь, получилось! И вот еще что: я спас тебе жизнь, которую ты чуть не потерял из-за своих же способностей. Запомни это. Он смерил Тома взглядом, после чего удалился. Глава 12 Том проковылял в коридор. Коллинз отправился либо в один из своих театров, либо в спальню. Дом снова погрузился в тишину. Бросив взгляд в направлении ванной, Том невольно задрожал и стал подниматься по лестнице. Сверху лился тусклый свет - единственная лампочка горела здесь всю ночь. Добравшись до верхней площадки, он достал носовой платок и вытер пот с лица. Он валился с ног от усталости. В таком же, как у дяди, темно-синем халате Дэл стоял в коридоре, выглядывая в окно напротив своей спальни. - Тс-с-с! - приложил он палец к губам. - Там Роза. Том подошел к нему, и Дэл отодвинулся на несколько дюймов. Когда Том выглянул в окно, сердце его заколотилось. На берегу, совсем недалеко от дома, в кругу света одного из фонариков стояла Роза Армстронг, точнее, не стояла, а безвольно свешивалась, распятая на кресте. Тело ее прикрывали грязные лохмотья, слипшиеся волосы поблескивали в лунном свете, а вместо лица была серовато-белая лошадиная голова. Чуть поодаль, на самом краю светлого круга, маячили две фигуры в масках: одна изображала тонкое, аристократическое лицо молодого человека, другая - скалящуюся ведьму. Обе фигуры были в золотистых, сияющих мантиях. Мистер Пит и Елена? Сначала Тому показалось, что лошадиная голова тоже была маской, но, присмотревшись, он заметил на шее струйки запекшейся крови. - О Господи, - пробормотал Том. Ему вспомнилась серая лошадь, которая ночью несла их с Коллинзом в санях сквозь снежный буран сначала на вершину холма, потом вниз, туда, где он увидел пылающую школу. Вокруг раны на шее вились тучи мух. Вдруг голова приподнялась и, глазами Розы, бросила умоляющий взгляд прямо на Тома. Мгновение спустя фонарик над ней вдруг погас, и в оконном стекле осталось только отражение лиц Дэла и Тома. - Фалада, - проговорил Дэл. - Гусиная пастушка. Помнишь: "О, моя несчастная принцесса, если б королева-мать узнала про твою беду, сердце ее разбилось бы навеки". Вот она, магия, Том, вот то, что стало моей жизнью. И я от этого никогда не отрекусь, от того, что мы только что увидели. Мне наплевать, где ты разгуливаешь по ночам, чем ты занимаешься и что с тобой произойдет: отныне я в твои игры не играю. Запомни это. - Все мы играем в одну игру, - тихо сказал Том. Дэл бросил па него взгляд, полный то ли отвращения, то ли презрения, и скрылся в своей комнате.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *  "КОГДА ЛЮДИ ЖИЛИ В ЛЕСАХ ДРЕМУЧИХ..." "Человек сотворен по образу и подобию Божьему..." Этому утверждению есть саркастическая антитеза: "Бог сотворен по образу и подобию человеческому ". Магия воспринимает оба эти тезиса как истинные". Ричард Кавендиш. "Чернокнижие" Глава I ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ На следующий день (если он действительно был следующим - теперь уверенности у меня не было ни в чем) Дэл вел себя со мной так, будто я - враг рода человеческого, сам сатана, вторгшийся в его мир, чтобы уничтожить все то, что было дорого ему. Началось с того, что завтракал он у себя в комнате в одиночестве, - полагаю, он получил такую же записку, что обнаружил и я на подносе с едой. В записке содержалась просьба быть в девять утра в определенном месте в лесу. Когда я туда явился, он, конечно же, был там. Дэл не только со мной не поздоровался, но даже не взглянул в мою сторону, тем самым определенно давая понять, что дружбе нашей конец. Я был поражен, и в глубине души меня грызло чувство вины. Не знаю как, но Розе удалось передать мне с завтраком еще одну записку - в ней она просила о встрече на берегу озера в десять вечера... Глава 1 Указанное Коллинзом место находилось примерно в полумиле от дома, неподалеку от лощины, где мистер Пит и "Странствующие друзья" развлекались в первую ночь. Согласно записке, нужно было от пляжа повернуть налево и идти прямо, до шестого фонарика. Путь этот при свете дня оказался не в пример легче, нежели во тьме. Добравшись до назначенного места, Том уселся на траву и принялся ожидать дальнейшего. Записку Розы Армстронг он уничтожать не стал, а спрятал под рубашку, поминутно вытаскивая и перечитывая: "Дорогой мой, сегодня вечером, в десять, у домика для лодок. Люблю тебя, Р.". Дорогой мой! Люблю тебя! Как было бы здорово, если б маг снова сдвинул время (или что он там с ним делал), если бы Том немедленно, прямо сию минуту увидел Розу выходящей ему навстречу из воды. Ему, конечно, не терпелось расспросить ее о кошмарной сцене, виденной вчера вечером, точнее, уже сегодня ночью, однако куда более жгучим было желание просто обнять ее. Пять минут спустя на опушке появился Дэл в накрахмаленной голубой рубашке и джинсах с отутюженными зачем-то складками. Конечно же, работа Елены... Скользнув по Тому полным ненависти взглядом, Дэл опустился на траву и принялся снимать прицепившиеся к штанинам репьи. - Как дела? - окликнул его Том. Дэл, согнувшись в три погибели, выискивал репейник. Выглядел он вполне выспавшимся, хоть и немного напряженным. Его густые черные волосы были аккуратно причесаны; казалось, что даже нижнее белье выглажено тщательнейшим образом. - Нам нужно поговорить, - сказал Том. Дэл отшвырнул последний обнаруженный репей, пригладил и так гладко зачесанные волосы и обернулся посмотреть на дом. - Ты что, решил игнорировать меня? Не поворачиваясь к нему, Дэл произнес: - Что-то тут воняет, наверно, крыса сдохла. - Послушай, я к тебе обращаюсь... - Наверно, крысе появляться здесь не следовало бы. Том замолчал - это было уже слишком. Так они и сидели на жаре, не говоря ни слова и даже не глядя друг на друга, пока Коулмен Коллинз не застал их обоих врасплох, совершенно бесшумно возникнув на поляне. На нем был элегантный черный костюм, красная сорочка и черные лакированные туфли - выглядел он артистом, только что покинувшим сцену по завершении спектакля, имевшего огромный успех. - Вы уже здесь, ребятки? Отлично. Прошу внимания: сегодня нам предстоит напряженный день. Сейчас вы услышите вторую часть истории под названием "Гибель любви", и я еще раз прошу вас быть внимательными. Он улыбнулся им, однако Том не смог выдавить ответную улыбку. Маг по-птичьи наклонил голову, подмигнул, и, откуда ни возьмись, позади него материализовался высокий черный стул. - Какая-то у нас напряженная атмосфера, а? - проговорил он. - Хотя, быть может, это и неплохо... Ну, приступим. Если первую часть моего повествования можно назвать "Исцелившийся лекарь", то вторую - "Кошачий король умер, да здравствует король!" Коллинз поставил ногу на перекладину табуретки, взглянул на мальчиков, как ястреб, нацеливающийся на жертву, и начал: - Вскоре после описанных мною событий среди чернокожих солдат начали циркулировать слухи о, скажем так, нетрадиционном способе лечения, который я применил в отношении капрала Уошфорда... Глава 2 - Нельзя сказать, чтобы подобная популярность меня обрадовала. Таинственная сила росла во мне, однако мне была пока неведома ни ее истинная мощь, ни уготованное ей предназначение в моей жизни, поэтому мне до поры до времени хотелось сохранить ее в тайне. Даже если бы она вдруг проявила себя во время операции над очередным беднягой, вроде Уошфорда, не думаю, что я применил бы ее: необходимо было, во-первых, свыкнуться с тем, что я ею обладаю, а во-вторых, попрактиковаться в иных условиях, где бы за мной не наблюдало столько лишних глаз. Как вы, мои дорогие, понимаете, природа этого загадочного дара была для меня тогда совершенно необъяснимой, точно так же я не был уверен относительно возможных последствий. Кроме того, я полагал, что являюсь единственным в своем роде, так сказать, феноменом, - видите, до какой степени я был тогда невежествен. Все мои знания ограничивались творениями Леви и Корнелия Агриппы, и уж конечно, я не подозревал о существовании в различных уголках земного шара множества таких же, как я, уникумов, объединенных в целое сообщество последователей тайной доктрины, не говоря уже о традициях, которые формировались веками, тысячелетиями. Я был словно ребенок, нарисовавший карту звездного неба и вообразивший, что он придумал науку астрономию. Настороженно-внимательные взгляды, которые бросали на меня работавшие в столовой и в амбулатории негры, мешали мне. До меня стали доходить их разговоры. Не знаю, кто был инициатором - то ли сам Уошфорд, то ли, что более вероятно, наш санитар; в любом случае мне это было неприятно. Как я уже говорил, негритянская дивизия существовала как бы сама по себе, отдельно от нас. Солдаты-негры дрались отчаянно, многие из них были настоящими героями, однако мы, белые, их просто не замечали. Лишь иногда кто-то из нас забредал, большей частью спьяну, в места расположения их подразделений. Мне рассказывали, что свободное время они проводят гораздо увлекательнее, чем мы. Многие француженки считали негров весьма симпатичными и никогда не относились к ним как к людям второго сорта. Места их досуга стали исключительно популярными среди населения, в особенности женского пола, и даже после войны негритянские ночные клубы в Париже были поистине легендарными. Их, правда, взяла под контроль "белая" мафия, тогда как во время войны, по крайней мере там, где был я, редкий белый решался заглянуть в квартал, где были расквартированы американские солдаты-негры. Именно там находился книжный магазин "Либрэри Дюпри", куда я заглядывал несколько недель подряд, пока в один прекрасный день (случилось это уже после эпизода с Уошфордом) не обратил внимание на темнокожего рядового, который регулярно оказывался там одновременно со мной. Между тем он никогда не покупал книг, и, хотя мне не удавалось поймать его взгляд, я чувствовал, что он за мной наблюдает. Спустя несколько дней он появился в столовой. Заметил я его не сразу - из-за куртки, которую обыкновенно носят уборщики посуды, чем он и занимался. Я попытался перехватить его взгляд, но он лишь молча покосился на меня и прошел мимо. Во время следующего моего посещения "Либрэри Дюпри" там находился уже другой чернокожий солдат. Он наблюдал за мной уже в открытую, а когда мне пришло на ум пригвоздить его ответным взглядом к месту, я чуть не потерял голову. Вне всякого сомнения, это был маг. Достаточно мне было на миг скреститься взглядом с совершенно незнакомым мне сержантом-негром, которого я впервые в жизни видел и от которого во всех смыслах меня отделяла пропасть, чтобы понять, что это брат мой и что он сам знает об этом. Хотелось бы, ребята, чтобы и вас хоть раз в жизни посетило такое же ошеломляющее чувство узнавания и сопричастности, которое познал я в тот момент. Человек этот тотчас же отвернулся и вышел из магазина, а я еле удержался, чтобы не броситься за ним. На другой день кто-то из уборщиков столовой, когда я уже выходил, незаметно сунул мне в карман записку. Сердце у меня заколотилось: я ожидал чего-нибудь подобного с того момента, как встретился в книжном магазине с магом. Едва выйдя на улицу, я прочел лаконичную надпись: "У книжной лавки в девять вечера". Больше мне ничего и не было нужно. Я принял душ и, весь дрожа от нетерпения, отправился на работу в операционную. Что бы это ни было, оно приблизилось ко мне вплотную, и я намеревался встретить это с высоко поднятой головой, без колебания и дрожи. Если это действительно моя судьба, что ж, нужно смело идти ей навстречу. Глава 3 - Ровно в девять я был у книжного магазина - единственный белый во всем квартале, я чувствовал себя точно зверь в зоопарке. Возле одной из заколоченных лавок, чуть поодаль, кто-то играл на банджо - звук был горячим, вибрирующим, будто электрическим. Вечерний воздух был теплым и влажным. Проходящие мимо темнокожие солдаты бросали на меня любопытные, а временами открыто враждебные взгляды. Пару раз я ощутил, что их останавливала только офицерская форма - вот если бы я был хорошо поддавшим солдатом, да еще с недельным жалованием в кармане... В общем, чувствовал я себя соответственно ситуации: в незнакомом, чуждом окружении, на пороге неизвестности, которая тоже могла оказаться враждебной. В четверть десятого мимо прошел солдат-неф, еле заметно кивнул мне и, не останавливаясь, прошествовал дальше. Я почти мгновенно понял, что от меня требовалось, но к тому времени он уже успел дойти до угла. Когда я туда добрался, то заметил, что он сворачивает за другой угол. Так он водил меня туда-сюда по узеньким извилистым улочкам Сен-Назера. Сгустились сумерки. На улицах было полным-полно чернокожих солдат, они громко разговаривали, смеялись, пели, иногда что-то кричали мне вслед. Несколько раз я думал, что потерял своего проводника, однако в последний момент мне удавалось поймать взглядом его скрывающуюся за очередным поворотом фигуру. Эта часть города была мне совершенно незнакома, даже названия улиц ничего не говорили. Он вел меня не только по "негритянскому" району, но и по кварталу "красных фонарей",