мор не
собирается писать криминальные романы или детективы? И Деннис пообещал
Глории, которая выпила в тот день на два коктейля больше, чем обычно, что
попытается что-нибудь выяснить.
Незадолго до этого Деннис сказал Тому, что еще в университете начал
собирать редкие издания книг некоторых авторов -- Грэма Грина, Генри
Джеймса, Ф.Скотта Фицджеральда -- и если Том захочет полистать эти книги, он
может прийти в любое время. В пятницу, на следующий день после разговора с
Глорией Пасмор, Деннис спросил Тома, не хочет ли он зайти к нему после
школы, чтобы ознакомиться с книгами и, если ему захочется, взять что-нибудь
почитать. Деннис сказал, что сам отвезет Тома к себе, а потом домой, и Том с
удовольствием согласился.
Они встретились перед кабинетом Денниса и спустились, пробираясь сквозь
толпу мальчишек, по широкой деревянной лестнице, мимо витража с изображением
герба Брукс-Лоувуд. Деннис был очень популярен среди учеников, поэтому
многие останавливались, чтобы поговорить с ним, пожелать ему приятного
уик-энда, а некоторые даже здоровались с Томом, почти не глядя при этом в
его сторону. Если не считать здорового цвета лица, Тома вряд ли можно было
назвать красавцем, хотя в нем и было более шести футов роста. У него были
такие же шелковистые белокурые волосы, как у матери, и плечи его красиво
проступали под помятым твидовым пиджаком (В этот период жизни Тома абсолютно
не волновало, что он надел на себя утром -- он просто не замечал этого). На
первый взгляд он напоминал очень молодого профессора колледжа. Некоторые
здоровались с ним, остальные же вели себя так, словно Том был пустым местом.
Они стояли посредине лестницы, пока закончившие учиться мальчики спускались
вниз, и Деннис объяснял Уиллу Тилману задание на выходные, внимательно
разглядывая Тома, на лице которого играли разноцветные блики, отбрасываемые
цветными стеклами витража. Деннис видел, что Том старался изо всех сил
слиться с толпой -- он словно заставлял себя быть одним из учеников. И,
несмотря на общительность и чувство юмора, которые всегда отличали Тома,
Деннису вдруг стало неприятно стоять с ним рядом.
Вскоре они вышли из школы и оказались на стоянке, где Деннис обычно
ставил свой черный "корвет" с откидным верхом, который выглядел немного
высокомерно среди потрепанных пикапов, старых велосипедов и напоминавших
подводные лодки "седанов", на которых ездили остальные преподаватели. Тому
пришлось сложиться пополам, чтобы поместиться в машине, колени его оказались
примерно на уровне носа. Он улыбнулся, и улыбка тут же сгладила неприятное
впечатление, возникшее у Денниса несколько минут назад. Улыбнувшись в ответ,
Деннис сообщил Тому, что он, наверное, самый высокий пассажир, которого ему
приходилось возить в своей машине.
Выезжая на Скул-роуд, Деннис прибавил скорость. Ветер трепал волосы и
галстук Тома, и у учителя было такое чувство, словно он посадил рядом с
собой на сиденье добродушного большого пса.
-- Тебе, наверное, тесно, -- сказал он. -- Можешь подвинуть сиденье
назад.
-- Я уже подвинул, -- улыбнулся Том. Сейчас он был похож на циркового
акробата.
-- Потерпи, осталось недолго, -- успокоил его Деннис, сворачивая на
Калле Бергофштрассе.
Они проехали мимо дорогих магазинов и оказались на Калле Дроссельмейер
с четырехполосным движением, миновали новый торговый центр "Дос де Майо" и
статую Дэвида Редвинга, первого премьер-министра Милл Уолк, оставили позади
несколько кузниц, палаток предсказателей судьбы, автомастерских и
магазинчиков, где продавали питонов и гремучих змей. Они двигались, как
обычно, в потоке велосипедов и конных упряжек. Дорога их вела мимо
консервной фабрики и сахарного завода дальше на юг, через район под
названием Уизел Холлоу, где была убита собственным сыном женщина, "спавшая
на королевских сокровищах" ("Свидетель").
Деннис свернул на Маркет-стрит, умело объехал фургоны с
продовольствием, припаркованные перед "Остенд-маркет", вылетел на последних
секундах желтого света на Калле Бурле и после этого свернул наконец на
запад.
-- Где вы живете? -- спросил Том.
-- Рядом с парком.
Том кивнул, считая, что речь идет о парке на берегу океана, и Деннис,
должно быть, решил заехать по дороге домой в какой-нибудь магазин.
-- Готов спорить, это мама попросила вас поговорить со мной, -- сказал
он.
Деннис повернул голову и удивленно посмотрел на своего ученика.
-- Почему ты так думаешь?
-- Вы знаете почему.
Деннис не знал, что ответить Тому. Он должен был либо признаться, что
Глория Пасмор рассказала ему об альбоме с газетными вырезками, и тем самым
дать Тому понять, что мать рылась в его вещах, или же отрицать, что Глория
как-то причастна к их сегодняшней поездке и предстоящему разговору. Если он
станет все отрицать, то вряд ли сможет потом упомянуть об альбоме с
вырезками. К тому же Деннис понимал, что, отрицая участие Глории, будет
выглядеть глупо, а это было против его правил. И он, безусловно, отстранится
от Тома, невольно встав на сторону его родителей, а это тоже не в его
правилах.
Следующая фраза Тома только усилила его замешательство.
-- Мне жаль, что вы так расстроились из-за моего альбома, -- сказал он.
-- Конечно, это не может вас не волновать.
-- Что ж, я... -- Деннис замялся, не зная, что сказать дальше. Он вдруг
почувствовал себя виноватым, а Том был достаточно смышленым мальчиком, чтобы
это не заметить.
-- Расскажите мне о ваших книгах, -- попросил Том. -- Мне нравятся
редкие издания и все такое.
Облегченно вздохнув, Деннис начал рассказывать о своей главной удаче --
о том, как нашел в букинистическом магазине в Блусбери рукопись "Потерь при
Пойнтоне".
-- Как только я зашел в этот магазин, у меня тут же возникло чувство,
что я найду там что-то необычное, -- сказал Деннис. -- Я не мистик и не
очень-то верю в предчувствия, но, войдя в тот магазин, я почувствовал, что
мною овладела какая-то неведомая сила. Я сразу вспомнил сцену из "Золотого
котла" Генри Джеймса, когда Шарлотта и принц заходят в антикварный магазин,
чтобы купить Мэгги свадебный подарок -- ты ведь читал эту книгу?
Том кивнул. Он внимательно выслушал перечень книг, выставленных на
продажу в антикварном магазине, описание его владельца и мистического
чувства Хэндли, которое усиливалось по мере того, как он переходил от полки
к полке, о восторге, охватившем его, когда он набрел в задней части магазина
на стеллаж со старыми книгами и наконец обнаружил на нижней полке между
атласом и словарем ящичек с отпечатанными на машинке листами. Деннис открыл
ящик, почти догадываясь, что увидит внутри.
-- Страницы начинались с середины книги. Прочтя несколько предложений,
я сразу догадался, что передо мной -- "Потери при Пойнтоне". Эта книга была
самой первой, которую Джеймс диктовал, причем диктовал не всю, а только
часть. У него стала болеть рука, и он нанял секретаря по имени Уильям
Макалпин. Я сразу понял, что нашел рукопись, отпечатанную Макалпином позже,
в которую он включил также главы, написанные Джеймсом от руки, чтобы послать
ее издателям. Я никогда не смогу это доказать, но мне и не хочется это
доказывать. Я и так знаю, что именно нашел. Я отнес рукопись владелицу
магазина, дрожа, как осиновый лист, и он продал мне ее за пять фунтов,
очевидно, решив, что я сумасшедший, которому все равно, что покупать. Он,
конечно же, решил, что я покупаю рукопись ради ящичка.
Деннис сделал паузу -- отчасти потому, что на этом месте слушатели
обычно начинали хохотать, но еще и потому, что давно не пересказывал никому
эту историю, и теперь на него снова нахлынули чувства, испытанные в тот день
-- триумф и бесконечное ликование.
Слова Тома вернули его на землю.
-- Вы читали об убийстве Мариты Хасслгард -- сестры министра финансов?
-- Том снова повернул разговор в прежнее русло.
-- Конечно, читал, -- ответил ему Деннис. -- Ведь не думаешь же ты, что
я живу, засунув голову в мешок. -- Он взглянул на Тома с некоторым
раздражением. Мальчик успел положить ноги на приборный щиток и теперь
посасывал шариковую ручку, держа ее наподобие сигары. -- Но оказалось, тебе
неинтересно, о чем я говорю.
-- Мне очень интересно все, что вы говорите. Так что же, по-вашему, с
ней случилось?
Деннис вздохнул.
-- Что случилось с Маритой Хасслгард? Ее убили по ошибке. Нападавший
считал, что в машине находится ее брат. Это ведь случилось поздно ночью.
Обнаружив ошибку, убийца засунул ее тело в багажник и быстро покинул остров.
-- Значит, вы согласны с тем, что написано в газетах?
Большинство жителей Милл Уолк придерживались теории, пересказанной
только что Деннисом Хэндли. Та же версия была изложена на страницах
"Свидетеля".
-- В общем, да. Думаю, да, -- сказал Деннис. -- Я не помню точно, что
написано в газете, но, думаю, они правы. Но не можешь ли ты сказать мне,
какое отношение имеет убийство этой женщины к находке рукописи "Потерь при
Пойнтоне".
-- А как вы думаете, откуда появился этот убийца?
-- Наверное, его нанял кто-нибудь из политических противников
Хасслгарда -- из тех, кто против его политики.
-- Каких-то определенных политических действий?
-- Это может быть все что угодно.
-- А вам не кажется, что теперь ему надо быть бдительнее -- нанять
охрану и все такое?
-- Что ж, попытка убить министра провалилась, убийца скрылся. Полиция
ищет его, и, когда найдет, он обязательно расскажет, кто его нанял. Если
кому-то и надо чего-то бояться, так это человеку, заплатившему убийце.
Все это, конечно же, были прописные истины.
-- Но почему, как вы думаете, он засунул тело сестры министра в
багажник?
-- О, какая разница, куда он засунул несчастную Мариту. Это ведь не
играет роли. Убийца заглянул в машину и увидел, что убил сестру
предполагаемой жертвы. Тогда он спрятал тело в чемодан. Но тебе не кажется,
что мы обсуждаем слишком уж мрачные вещи?
-- А вы не помните, что это была за машина?
-- Конечно помню -- "корвет", точно такой же, как этот. Надеюсь, мы
покончили наконец с этим вопросом.
Наклонившись к Деннису, Том вынул изо рта ручку.
-- Почти покончили. Марита была крупной женщиной, не так ли?
-- Я не вижу смысла продолжать...
-- У меня осталось всего два вопроса.
-- Честное слово?
-- Вот первый. Откуда, по-вашему, женщина, убитая в Уизел Холлоу, взяла
деньги, которые она спрятала под матрац?
-- А второй?
-- Откуда, по-вашему, взялось то, чувство, которое охватило вас на
пороге антикварного магазина, -- чувство, что вы обязательно найдете что-то
важное.
-- Мы ведем разговор или просто фантазируем на свободную тему?
-- Вы хотите сказать, что не знаете, откуда взялось это чувство?
Деннис только покачал в ответ головой.
Впервые с тех пор, как они свернули на Калле Бурле, Том обратил
внимание на окружавшие их высокие дома.
-- По-моему, мы едем вовсе не к парку на берегу.
-- Я живу вовсе не у парка на берегу -- с чего ты взял? А, -- Деннис
улыбнулся Тому. -- Я живу возле другого парка -- Парка Гете. Рядом с
кварталами, где раньше торговали рабами. Девяносто процентов домов в этом
районе построены в двадцатые или тридцатые годы. Это добротные солидные дома
с крылечками, арками и другими интересными деталями. Люди напрасно
недооценивают этот район. -- К Деннису вновь вернулось хорошее расположение
духа. -- Не знаю, почему бы школе Брукс-Лоувуд не открыть здесь свой филиал.
Том медленно повернул голову и заглянул в лицо Деннису.
-- Хасслгард не учился в Брукс-Лоувуд.
-- Знаешь, я никак не могу понять, какое это имеет отношение к убийству
его сестры, -- выражение лица Тома почему-то вызвало у Денниса смутную
тревогу. Взгляд мальчика словно обратился вдруг внутрь, а кожа стала
бледной, почти серой, под покрывавшим ее загаром.
-- Не хочешь отдохнуть немного? -- спросил Деннис. -- Я могу
остановиться у парка -- посмотрим на зиггураты.
-- Мне нельзя дальше, -- сказал вдруг Том.
-- Что?
-- Сверните к тротуару и высадите меня здесь. Меня немного тошнит. Не
беспокойтесь обо мне. Пожалуйста.
Деннис остановил машину. Том наклонился вперед и положил голову на
приборную панель.
-- Ты что, действительно думаешь, что я брошу тебя здесь одного? --
удивился Деннис.
Том потерся лбом о панель. Жест этот был таким детским, что Деннису тут
же захотелось погладить мальчика по волосам.
-- Ну, конечно же, нет, Том. Я довезу тебя до своего дома, и ты
полежишь немного.
Он помог Тому откинуться назад и положить голову на спинку сиденья.
Глаза его напоминали сейчас два блестящих камушка.
-- Поедем ко мне, -- сказал Деннис.
Том медленно покачал головой и закрыл лицо руками.
-- Не могли бы вы отвезти меня в другое место? Деннис удивленно поднял
брови.
-- В Уизел Холлоу.
Том внимательно посмотрел на Денниса, и у того возникло вдруг ощущение,
что он разговаривает не с семнадцатилетним подростком, а с сильным взрослым
человеком. Он повернул ключ и снова завел мотор.
-- В какое-то определенное место в Уизел Холлоу? -- спросил он.
-- На Могром-стрит.
-- Могром-стрит, -- машинально повторил Деннис. -- Что ж, это, пожалуй,
не лишено смысла. В какое-то определенное место на Могром-стрит?
Том закрыл глаза, и Деннису показалось даже, что он задремал.
Культура и цивилизация коренного населения Милл Уолк практически
исчезла к началу восемнадцатого века. Единственное, что от нее осталось, не
считая самих туземцев с бессмысленными лицами и гнилыми зубами, -- это две
зиггураты на открытом поле, где устроили потом Парк Гете. На основании одной
из пирамид было написано: "Могром", на другой -- "Рамбишур". Хотя никто
давно не помнил значения этих загадочных слов, местные жители относились к
ним с огромным уважением. В одном конце Уизел Холлоу находилась
Могром-стрит, пересекавшая Калле Рамбишур, в другом -- кафе "Могром" и пицца
"Рамбишур". "Скобяные товары Рамбишур" и "Кузница Могром" соседствовали с
"Ломбардом Рамби-Мог". На Калле Рамбишур находилась школа для детей
туземного происхождения под названием "Зиггурата", аптека "Зиг-Рам", книжный
магазин Могром и магазин "М-Р -- искусственные конечности".
Деннис молча проехал вверх по Калле Бурле, свернул на Маркет-стрит и
снова проехал мимо "Остенд-маркет", затем миновал небольшой подъем,
известный под названием Стрелка Форшеймера. Сбоку от дороги виднелись серые
контуры консервной фабрики Редвингов и сахарного завода Тилманов. Уизел
Холлоу лежал в низине, за высоким холмом. Том по-прежнему сидел с закрытыми
глазами. Деннис направил машину к Могром-стрит.
-- Ну что ж, -- Том резко выпрямился, словно кто-то невидимый потянул
за ниточку, привязанную к его голове. Он весь дрожал от нетерпения. Деннису
показалось, что, если он не прибавит скорость, Том выпрыгнет из машины.
Могром-стрит начиналась у подножья холма, пересекала Калле Рамбишур и
вела к самому центру Уизел Холлоу. Западный конец улицы терялся среди
трущоб, состоявших из хижин, а то и навесов из старых одеял, натянутых на
деревянные столбы. Изредка здесь попадались более добротные дома, сложенные
из розового или белого камня, но гораздо больше было домиков, сложенных из
прислоненных друг к другу фанерных листов. В двух кварталах от дороги
посреди улицы лежала, тяжело дыша, большая черная собака. Козы и куры гуляли
по пожухлой траве между покореженными машинами и разрушенными загонами для
скота. Деннис тщетно пытался сосредоточиться на мелодии рок-н-ролла,
звучащей из динамиков.
Том наклонился вперед и внимательно рассматривал номера домов.
-- Поверните направо, -- попросил он.
-- Ты хоть понимаешь, что я понятия не имею, что происходит?
-- Поезжайте помедленнее.
Деннис повиновался. Том внимательно изучал дона и хижины на ближайшей к
нему стороне улицы. Одна из коз повернула голову в их сторону, а куры
беспокойно забегали по траве. Машина доехала до перекрестка с написанным от
руки указателем "Калле Фридрих Хасслгард". Рядом со знаком вдруг выросли
словно из-под земли двое туземных ребятишек с грязными личиками -- один был
одет к коричневые шорты и держал в руках игрушечное ружье, другой --
абсолютно голый. Они угрюмо и в то же время дерзко рассматривали машину
Денниса.
-- Следующий квартал, -- сказал Том.
Деннис медленно повел машину мимо не сводящих с него глаз ребятишек.
Собака равнодушно подняла голову. Деннис объехал пса, который, тяжело
вздохнув, принял прежнюю позу.
-- Стоп, -- сказал Том. -- Приехали.
Деннис остановил машину. Том наклонился в сторону, чтобы лучше
разглядеть деревянный домик. От рифленой жестяной крыши исходил жар. Домик
казался пустым.
Том открыл дверцу машины и пошел к дому. Деннис ожидал, что Том
заглянет в окно, прежде чем войдет в дверь, но мальчик скрылся за углом
дома. Сидя за рулем "корвета", Деннис чувствовал себя чересчур заметным. Ему
было жарко. Ему показалось вдруг, что кто-то карабкается сзади на машину,
но, высунув голову в окно, он увидел что это просто собака во сне скребет
землю задними лапами. Деннис посмотрел на часы -- с того момента, когда Том
исчез за углом дома, прошло четыре минуты. Он закрыл глаза и застонал. Но
тут снова раздался шелест травы и, открыв глаза, Деннис увидел Тома Пасмора,
идущего обратно к машине.
Том шел очень быстро, и на лице его ничего нельзя было прочесть. Он
снова сложился пополам и упал на сиденье рядом с Деннисом, ни разу не
взглянув на него.
-- Заверните за угол, -- сказал он.
Деннис включил зажигание, отпустил сцепление, и машина двинулась
вперед.
Из домика напротив доносилась мелодия "Ла бамбы", и Деннис подумал
вдруг, как здорово было бы сейчас растянуться на диване и сделать хороший
глоток джина с тоником.
-- Поезжайте вон туда, -- командовал Том. -- Помедленнее.
Деннис свернул на узенькую улочку.
-- Стоп, -- сказал Том. Они подъехали к полуразрушенной стене, и Том
высунулся из машины, пристально вглядываясь в высокую желтую траву, растущую
по другую сторону. -- Дальше! -- Машина снова двинулась вперед, и через
несколько метров оказалась перед зелеными дверями конюшни, переоборудованной
в гараж. Два затянутых паутиной пыльных окошка уныло глядели на узкую улицу.
-- Здесь! -- Том выскочил из машины. Приставив ладони к стеклу, он
заглянул в одно из окон, потом в другое, потом снова в первое. Затем Том
выпрямился и закрыл лицо руками.
-- Теперь наконец все? -- спросил Деннис.
Том вернулся в машину.
-- Я везу тебя домой!
-- Мистер Хэндли, вы должны повозить меня по кварталу. Мы должны
прочесать все улицы в этой части Уизел Холлоу.
"Нет, я должен отвезти тебя домой!" -- ясно звучало в мозгу Денниса, но
вместо этого он произнес:
-- Что ж, если хочешь... -- и "корвет" двинулся дальше.
Они свернули еще на одну улочку, где рядом с хижинами стояли ржавеющие
машины, а за высохшими желтыми газонами виднелось несколько домов побольше.
Козы равнодушно щипали травку рядом с палатками из старых одеял. Том
пробормотал что-то невнятное, напоминавшее кошачье мяуканье. В двадцати
ярдах впереди, по другую сторону улицы стоял точно такой же черный "корвет",
как у Денниса, почти незаметный под кучей мусора -- консервные банки, пустые
бутылки, гниющая луковая шелуха, кусочки облепленного мухами мяса. Из-под
всего этого выглядывала отполированная до блеска машина.
-- Высадите меня здесь, -- Том открыл дверцу, прежде чем Деннис успел
остановить машину.
Том подбежал к "корвету" и положил руки на капот.
На секунду -- на одну секунду, показавшуюся ему бесконечно долгой, --
Тома посетило чувство, напоминавшее дежа вю, скорее это было даже эхо
настоящего чувства. Тому показалось, что он стал невидимым, несуществующим
для мира реальных вещей и вступил в мир, где каждая деталь была преисполнена
великого смысла -- он словно проник под кожу этого мира. Это сладкое и
одновременно тревожное чувство было хорошо знакомо Тому. Том медленно
двинулся к окну рядом с местом водителя. Окно было сплошь в трещинах.
Нагнувшись, он разглядел посредине аккуратное пулевое отверстие диаметром
около дюйма. Место водителя было заляпано кровью, тонкая кровяная пленка
покрывала также соседнее сиденье.
Том обошел машину и, повозившись немного с багажником, наконец открыл
его. Внутри тоже было море крови, но немного меньше, чем на сиденьях. И тут
Том увидел тело, втиснутое в крошечное пространство багажника. Он подошел к
двери со стороны пассажирского места, открыл ее и опустился на колени. Затем
провел пальцами по гладкой черной коже сиденья. На землю посыпались
коричневые хлопья засохшей крови. Он снова стал шарить по сиденью и вскоре
нашел у самой двери, под вспоротой обшивкой, кусочек ваты, пропитанной
кровью. Том просунул палец под обшивку и нащупал внутри округлую
металлическую поверхность.
Он с шумом выдохнул воздух и поднялся на ноги. Тело его было сейчас
необычайно легким, словно он мог бы подниматься все выше и выше, навсегда
покидая эту землю. Призрачное сияние окутало вдруг ржавые колеса, лежащие во
дворе дома напротив, и старый зеленый "седан", стоявший чуть ниже по улице.
Том поглядел на Денниса Хэндли, вытиравшего лоб белым носовым платком, и
лицо его расплылось в улыбке. Он пошел к машине Денниса -- собственные ноги
казались Тому необычайно длинными. И тут внимание его привлекло движение
там, где он вовсе не ожидал его увидеть, и Том резко повернул голову, чтобы
взглянуть на "седан", припаркованный у противоположной стороны улицы. Из
заднего окна машины на него глядело лицо Леймона фон Хайлица. Глаза их
встретились, и оба тут же поняли друг друга без слов. Фон Хайлиц приложил к
губам палец в перчатке.
Деннис Хэндли отвез своего лучшего и самого загадочного ученика домой,
время от времени неуверенно задавая ему вопросы и получая на них невнятные,
односложные ответы. Том выглядел бледным и усталым, и у Денниса возникло
странное чувство, словно он бережет себя для еще одной попытки. Когда он
попытался представить себе, в чем могла бы состоять эта попытка, перед
глазами возникла картина Тома Пасмора, сидящего перед старым "ундервудом" --
таким же, как тот, на котором Деннис печатал отчеты в конце семестра -- и
печатающего одним пальцем посередине чистого листа -- "Дело об окровавленном
сиденье". Через десять минут "корвет" свернул с Ан Дай Блумен на Истерн
Шор-роуд, и через несколько секунд Деннис уже сидел в машине один, наблюдая
за высокой плечистой фигурой Тома, движущейся к дверям дома Пасморов.
Проехав полпути до дома, Деннис вдруг заметил, что превысил предел
скорости миль на двадцать. Он чуть не сбил велосипедиста и только тогда
понял вдруг, что им движет сейчас бессильный гнев.
Недели через две Деннис встретил на обеде у Тилманов изрядно
подвыпившую Глорию Пасмор и заверил ее, что настроение Тома не вызывает
серьезного беспокойства. Это просто очередная фаза переходного возраста. И
он вовсе не пытается дорасследовать убийство сестры министра финансов, нет,
Тома вообще не интересуют подобные вещи.
10
Том Пасмор действительно провел тот вечер за пишущей машинкой. Только
это был не "ундервуд", а маленькая портативная "Оливетти", которую, вняв
настоятельным просьбам Тома, родители подарили ему год назад. Но то, что
печатал Том, было вовсе не началом любительского детективного романа. Это
было письмо, адресованное капитану Фултону Бишопу, детективу, чье имя
упоминалось в "Свидетеле". Он начал писать письмо еще до обеда, но весь
вечер переписывал и переписывал его заново. Под письмом стояла подпись:
"Друг".
Когда Том сложил письмо и положил его в конверт, было уже девять часов
вечера. Пока он печатал, дважды звонил телефон, но Том не стал прерывать
работу. Он слышал краем уха, как хлопнула входная дверь, потом отъехала
машина -- значит, дома остался только один из его родителей. Том подумал,
что у него есть прекрасная возможность выскользнуть из дома, не отвечая ни
на чьи вопросы. Но на всякий случай он все же засунул конверт с письмом
между страницами "Женщины в озере" и, взяв книгу под мышку, вышел из
комнаты.
С лестницы видно было, что в гостиной горит свет, а дверь комнаты,
находившейся с другой стороны, плотно закрыта. Тому слышны были громкие
голоса.
Он тихо двинулся вниз по лестнице, но, не успев спуститься, услышал,
как дверь библиотеки с грохотом распахнулась и на пороге, в облаке
сигаретного дыма, появился его отец.
-- Ты думаешь, я глухой? -- спросил он. -- И не слышу, как ты крадешься
по лестнице, словно монах в бордель?
-- Я просто хотел выйти ненадолго.
-- Что тебе понадобилось среди ночи на улице?
Сегодня Виктор Пасмор успел пересечь черту, за которой человек бывает
уже не просто сильно пьян, а пьян еще сильнее. Это означало, что добродушное
веселье уступило место угрюмой злобе.
-- Я должен отнести эту книгу Саре Спенс, -- он протянул книгу отцу,
который посмотрел на обложку и снова перевел глаза на сына. -- Она просила
занести ее, как только я сделаю домашнее задание.
-- Сара Спенс, -- задумчиво повторил Виктор. -- Вы были когда-то
большими друзьями.
-- Это было очень давно, папа.
-- Ну что ж... иди, -- Виктор оглянулся. В библиотеке работал
телевизор, из динамиков которого доносились крики и пальба. -- Надеюсь, ты
сделал домашнее задание?
-- Да.
Виктор подвигал челюстями, словно собираясь с мыслями, чтобы спросить
что-то еще, и снова заглянул в библиотеку, напоминавшую пещеру, освещенную
изнутри голубым светом.
-- Зайди на секунду сюда, хорошо, -- произнес он наконец. -- Я не хотел
ничего говорить тебе об этом, но...
Том последовал за отцом. Виктор подошел к столику, рядом с которым
сидел, и взял с него недопитый стакан. На экране телевизора появилась
улыбающаяся женщина, державшая в руках огромный флакон с жидкостью для мытья
посуды. Виктор сделал несколько больших глотков из стакана, сел в кресло и
стал внимательно вглядываться в телевизор.
-- Несколько часов назад у меня был странный телефонный разговор. С
Леймоном фон Хайлицом. Это говорит тебе о чем-то?
Том молчал.
-- Я жду ответа.
-- Я ничего не знаю об этом звонке.
-- Как ты думаешь, чего хотел этот старый мошенник? С тех пор, как
умерла мать Глории и мы переехали в этот дом, он не звонил сюда ни разу.
Том пожал плечами.
-- Наверное, он хотел пригласить нас на обед.
-- Насколько я знаю, Леймон фон Хайлиц никого и никогда не приглашает
на обед. Он сидит весь день в своем огромном доме и меняет костюмы, прежде
чем выйти в сад полоть одуванчики -- я знаю, потому что сам видел это -- и
единственный раз он повел себя как человек, когда передал тебе в больницу
книги, после того как ты попал в аварию. И то, на мой взгляд, эти книги
принесли тебе больше вреда, чем пользы, -- Виктор Пасмор снова поднес стакан
к губам, глядя на сына поверх его кромки, словно бросая Тому вызов.
Мальчик молчал.
Виктор опустил стакан и облизал губы.
-- Знаешь, как его называли раньше? Мистер Тень. Потому что он ведь не
существует на самом деле. С ним что-то не так. Некоторых людей все время
сопровождает дурной запах -- ты знаешь, о чем я говорю. В один прекрасный
день у тебя будет собственное дело, сынок. Я понимаю, для тебя это будет
шоком, но придется самому зарабатывать себе на жизнь. И ты должен знать, что
некоторых людей нужно стараться избегать. Леймон фон Хайлиц не работал ни
одного дня в своей жизни.
-- А зачем он звонил?
Виктор снова повернулся к телевизору.
-- Он хотел пригласить на обед тебя. Я сказал старику, что ты сам
примешь решение. Не хотелось сразу посылать его к черту. Пройдет недели две
-- и он забудет об этом.
-- Я подумаю об этом, -- сказал Том, направляясь к двери.
-- Мне кажется, ты не расслышал то, что я сказал. -- Я не хочу, чтобы
ты имел что-то общее с этим мошенником. И твой дедушка скажет тебе то же
самое.
-- Думаю, мне пора идти, -- сказал Том.
-- Запомни, что я сказал.
На улице было темно и душно. Рядом с Томом вдруг возникла из темноты
большая черная кошка Лангенхаймов по имени Коразон.
-- Кори, Кори, Кори, -- позвал ее Том и наклонился, чтобы погладить
животное по мягкой шелковистой спинке. Том почесал ее за ухом, а Коразон
подняла на него загадочные желтые глаза и пошла впереди по дорожке, гордо
подняв свой пушистый хвост. Они дошли до тротуара, и кошка остановилась
рядом с ним в круге яркого света. Том пошел в сторону Ан Бай Блумен, которая
вела в сторону Седьмой улицы, на которой жили Спенсы. Они занимали испанскую
виллу на тридцать комнат с внутренним двориком, фонтаном и часовней, которую
давно превратили в небольшой кинозал. Коразон подняла голову, и в свете
уличного фонаря прозрачные глаза ее показались Тому полными тайны. Она
плавной походкой перешла через улицу и исчезла между домами Джейкобсов и
Леймона фон Хайлица.
Том сглотнул слюну. Он посмотрел на письмо, торчащее из книги, которую
он держал в руках, потом на зашторенные окна мистера фон Хайлица. Весь вечер
перед ним маячил призрак бледного лица фон Хайлица, понимающе глядящего на
него с заднего сиденья брошенного зеленого "седана".
Том шагал по Ан Дай Блумен, через островки яркого света, напоминавшие
по форме песочные часы, пока не оказался перед красным почтовым ящиком.
Тогда он достал из книги длинный белый конверт.
Адрес, напечатанный на конверте: "Капитану Фултону Бишопу, центральное
отделение полиции, отдел расследования убийств, Армори-плейс, Милл Уолк,
район один", выглядел удивительно внушительным. Том просунул конверт в
прорезь ящика, затем снова вынул уголок письма и, помедлив несколько секунд,
решительно втолкнул его внутрь, коснувшись пальцами теплого металла. Только
теперь он отпустил конверт и услышал, как он с шелестом опустился на груду
писем, уже лежавших в почтовом ящике.
Тому стало вдруг не по себе. Он оглянулся и посмотрел на пересечение Ан
Дай Блумен и Седьмой улицы, где стояла, почти невидимая среди ветвей
растущей рядом огромной бугонвилии, деревянная телефонная будка. Том
медленно пошел вниз по улице.
Внутри будки стоял тяжелый терпкий аромат все той же бугонвилии. Том
помедлил несколько минут, проклиная себя за то, что у него никогда не хватит
смелости свернуть на Седьмую улицу и позвонить в звонок дома Сары Спенс,
затем снял трубку и набрал телефон справочной службы Милл Уолк. Оператор
сообщил ему, что на имя Леймона фон Хайлица зарегистрировано четыре номера.
Какой именно ему нужен -- на Калле Ранелах, на Истерн Шор-роуд или...
-- На Истерн Шор-роуд, -- оборвал его Том. Он запомнил номер и быстро
набрал его. В трубке дважды прогудело, а потом Тому ответил удивительно
молодой голос.
-- Возможно, я не туда попал, -- сказал Том. -- Мне хотелось бы
поговорить с мистером Леймоном фон Хайлицом.
-- Это ты, Том Пасмор? -- спросил голос.
-- Да, -- сказал Том так тихо, что сам едва мог расслышать собственный
голос.
-- Похоже, твой отец не хочет, чтобы ты принял мое приглашение на обед.
Ты звонишь из дома?
-- Нет, с улицы, из автомата.
-- Того, что за углом?
-- Да, -- прошептал Том.
-- Тогда увидимся через несколько секунд, -- в трубке раздались гудки.
Том повесил трубку автомата на рычаг, чувствуя, как растет его страх, и
вместе с тем ощущая небывалый прилив жизненных сил.
Из закрытых бутонов бугонвилии проникал наружу божественный запах,
ящерицы и саламандры носились по траве в тени большого дома.
Том вернулся на Истерн Шор-роуд и свернул налево. Внизу за домами,
ритмично разбивались о берег волны прибоя. Вслед за Томом на Истерн Шор-роуд
свернул дребезжащий конный экипаж. Серая ливрея делала кучера, сидящего на
козлах, почти невидимым, гнедые кони с холеными гривами и играющими под
кожей мускулами, напоминали близнецов. Экипаж проехал мимо Тома Пасмора, как
ни странно, почти бесшумно, словно сказочная карета из сновидения, но карета
эта казалась такой реальной, словно это не она, а Том существует во сне.
Экипаж свернул за угол и подъехал к апартаментам Редвингов.
За занавесками окон Леймона фон Хайлица мелькнул свет.
Поравнявшись с дверью, Том вдруг заколебался. Ему очень хотелось быстро
перебежать через улицу и поскорее запереть за собой дверь собственной
комнаты. На какую-то долю секунды он пожалел о том, что сделал сегодня, сидя
в машине Денниса Хэндли. В этот момент он готов был сдаться и вернуться
домой, предпочесть то, что он уже знает, страшной тайне того, что от него
пока еще скрыто. В такие моменты многие люди поворачиваются спиной к тому,
что не успели узнать: слишком велик оказывается их страх перед риском и
опасностью. Они говорят тайне "нет". Том Пасмор тоже хотел сказать "нет", но
вместо этого он поднял руку и постучал в дверь.
Конечно, делая это, он плохо отдавал себе отчет в том, что с ним
происходит.
Дверь отворилась почти мгновенно, и на пороге возникла фигура Леймона
фон Хайлица, словно ждавшего все это время, какое же решение примет Том.
-- Хорошо, -- сказал Леймон фон Хайлиц. Глаза их встретились, и только
сейчас Том вдруг понял, что старик был почти одного с ним роста. -- Очень
хорошо. Добро пожаловать в мой дом, Том Пасмор.
Он отошел в сторону, и Том переступил порог.
На секунду Том застыл от изумления не в силах произнести ни слова. Он
ожидал увидеть за дверью интерьер, привычный для богатых домов Истерн
Шор-роуд. В просторной прихожей непременно должны были быть двери, ведущие в
гостиную с диванами, столиками, креслами, возможно, роялем, за которой
располагалась обычно еще одна гостиная, поменьше и обставленная не столь
помпезно, для приема близких друзей. Еще одна дверь обычно вела в просторную
столовую, украшенную семейными портретами (хотя люди, изображенные на этих
портретах, как правило, не являлись предками хозяев дома). Сбоку должна быть
небольшая дверца, ведущая в бильярдную, отделанную панелями из ореха или
розового дерева. Еще одна дверь ведет в кухню. В доме допускалось также
наличие библиотеки, небольшой художественной галереи и даже оранжереи.
Непременным атрибутом являлась также огромная лестница, ведущая на второй
этаж, к спальням и гардеробным, и еще одна, поменьше, в конце которой
находились комнаты для слуг. Вся обстановка, персидские ковры, скульптуры и
картины в массивных рамах, словно излучающие собственный свет, обилие
драпировок, модные журналы -- все это должно было создавать впечатление
роскоши, на которую не поскупились потратить огромные деньги.
Дом Леймона фон Хайлица не имел ничего общего с остальными домами на
Истерн Шор-роуд.
Сначала Тому показалось, что он попал на склад, приглядевшись, он
понял, что перед ним некое странное сочетание мебельного магазина, кабинета
и библиотеки. Прихожая отсутствовала, большую часть перегородок снесли, так
что входная дверь открывалась в одну огромную комнату, в которой стояло
великое множество ящичков для картотеки, несколько письменных столов, на
некоторых из них валялись в беспорядке книги, на других же -- ножницы, клей
и газетные вырезки. Диваны и кресла стояли почти в полном беспорядке по всей
комнате и были по большей части завалены газетами. То здесь то там
попадались старинные торшеры и низкие лампы, которые используют обычно в
библиотеках. Одни из них горели ярко, как звезды, другие светились
загадочным приглушенным светом. В дальнем конце этой удивительной комнаты,
вплотную к стене, отделанной панелями из красного дерева, красовался большой
обеденный стол в стиле "шератон", покрытый льняной скатертью. На столе рядом
со стопкой книг стояла открытая бутылка красного бургундского.
Приглядевшись, Том заметил рядом со столом стеллаж с книгами, и только тогда
понял, что по крайней мере четверть комнаты заставлена книгами, которые
находились в высоких деревянных стеллажах, поднимавшихся до потолка. Перед
стеллажами стояли библиотечные стулья, кожаные диваны или журнальные столики
с бронзовыми лампами под зелеными абажурами. Стены книг перемежались теми же
деревянными панелями, что виднелись за обеденным столом. На этих узких
промежутках стены висели картины. Том узнал в одной из них пейзаж Моне, а в
другой -- танцовщицу Дега. (Там висели также не узнанные Томом картины
Боннара, Вюлларда, Поля Рэнсона, Мориса Дени и карандашный рисунок Джо
Брейнарда с изображением цветов).
Куда бы ни падал его взгляд, везде Том видел что-нибудь новое. На одном
из столов стоял огромный глобус на подставке, возле шкафчика с картотекой --
велосипед какой-то сложной, не вполне понятной конструкции, между двух
других шкафчиков качался гамак. На огромном столе в дальнем конце комнаты
стояла самая впечатляющая стереосистема, которую Тому приходилось видеть. В
каждом углу комнаты виднелись высокие стереоколонки.
Изумленный всем увиденным, Том повернулся к мистеру фон Хайлицу,
который стоял, скрестив руки на груди, и дружелюбно улыбался, глядя на
мальчика. На Леймоне фон Хайлице был голубой льняной костюм с двубортным
жилетом, бледно-розовая рубашка, темно-синий шелковый галстук и
бледно-голубые перчатки, застегивающиеся на запястьях. Его седые волосы,
зачесанные назад, были по-прежнему густыми, но на лице появилась сеть
морщинок, которых не было несколько лет назад, когда он приходил в больницу.
Том подумал, что пожилой джентльмен выглядит безукоризненно и в то же время
немного по-дурацки. Затем он подумал, что подобрал неверное слово -- нет,
Леймон фон Хайлиц вовсе не выглядел по-дурацки, весь его облик был полон
скрытого достоинства. Он и не мог быть другим. Он всегда был именно таким.
Он был...
Том открыл было рот, но тут же понял, что не знает, что сказать.
Морщинки вокруг рта и вокруг глаз фон Хайлица стали глубже. Он улыбался.
-- Кто вы? -- наконец выдавил из себя Том.
Старик поднял подбородок с таким видом, словно ожидал от Тома большего.
-- Я думал, что ты знаешь -- после того, что видел сегодня утром, --
сказал он. -- Я -- любитель преступлений.
Часть четвертая
Мистер Тень
11
-- Конечно, это звучит немного абсурдно, -- произнес Леймон фон Хайлиц
несколько минут спустя. -- Правильнее, пожалуй, будет назвать меня
детективом-любителем, который увлекается расследованием убийств, но у меня
есть кое-какие претензии к подобной формулировке. Я не могу назвать себя
частным детективом, потому что давно уже не получаю деньги от клиентов. К
тому же меня интересует только один вид преступлений. Глупо было бы
отрицать, насколько силен этот интерес -- мною владеет настоящая страсть, --
но эта страсть -- мое личное дело...
Том отхлебнул кока-колы, которую фон Хайлиц налил для него в бокал из
такого тонкого хрусталя, что он казался почти невесомым.
Мистер фон Хайлиц сидел, слегка наклонившись вперед, на стуле возле
обеденного стола. Спина его была абсолютно прямой, а в руке, затянутой в
перчатку, старик вертел такой же бокал, как у Тома.
-- Ты в чем-то похож на меня, -- произнес он странным, дрожащим
голосом. Том подумал, что у сидящего напротив человека очень добрые глаза.
-- Ты помнишь нашу встречу, когда ты был еще ребенком? Я не имею в виду те
времена, когда гонял тебя и других мальчишек со своей лужайки, хотя по этому
поводу хочу сказать тебе, что я просто не мог позволить...
-- Чтобы мы заглядывали в ваши окна?
-- Именно так.
-- Потому что, придя домой, мы стали бы говорить о том, что увидели? А
вы считали...
Фон Хайлиц ждал, пока Том закончит фразу. Но Том явно не мог найти
нужные слова, и старик сделал это за него:
-- Что моя репутация в этом районе и так оставляет желать лучшего?
-- Что-то в этом роде, -- пробормотал Том.
Мистер фон Хайлиц снова улыбнулся.
-- Тебе никогда не казалось, что люди часто принимают воображение за
ум. А воображение неизменно приводит... -- Он вдруг запнулся и поднял бокал.
-- Что ж, теперь ты, по крайней мере, знаешь, почему я стал известен в
округе как человек злой и брюзгливый. Но мне интересно, помнишь ли ты нашу
самую первую встречу, когда я обратил внимание именно на тебя. Это было в
важный для тебя день.
Том кивнул.
-- Вы пришли ко мне в больницу и принесли книги, -- он улыбнулся. --
Про Шерлока Холмса. И "Убийства на улице Морг".
-- Мы виделись и раньше, но сейчас это неважно, -- прежде чем Том успел
его о чем-то спросить, фон Хайлиц заговорил снова. -- И, конечно, мы
виделись сегодня днем. Ты ведь знаешь, кто убил мисс Хасслгард?
-- Ее брат.
Мистер фон Хайлиц кивнул.
-- И, конечно же, она сидела на пассажирском сиденье "корвета", когда
он это сделал.
-- И положил ее тело в багажник, потому что ему надо было доехать до
Уизел Холлоу, -- подхватил Том, -- а Марита была такой крупной, что
кто-нибудь мог бы увидеть труп в окно машины. Хасслгард родился в Уизел
Холлоу, не так ли?
-- И как ты все это вычислил?
-- Мне помог "Свидетель", -- ответил Том. -- Я давно уже обо всем
догадывался, но сегодня утром вспомнил: в одной из статей говорилось, что
Хасслгард ходил в...
-- Школу Зиггурата. Очень хорошо.
-- А кто та женщина, которая спрятала деньги по его просьбе?
-- Это была его тетушка.
-- Я думаю, Хасслгард украл -- растратил, как вы это называете, -- эти
деньги. Или получил их в качестве взятки...
-- ...и Марита узнала об этом...
-- Она наверняка видела, как он брал деньги, и поэтому считала, что
тоже имеет на них право.
-- ...и потребовала половину или какой-то процент, а брат предложил ей
сесть в машину...
-- Или она сама уселась на сиденье и потребовала, чтобы он отвез ее
туда, где прячет деньги.
-- А Хасслгард нагнулся к окошку со стороны водителя и выстрелил Марите
в голову. Потом закрыл окно и прострелил его, чтобы все решили, что Марита
была за рулем. А тело положил в багажник и поехал в Уизел Холлоу. Там он
бросил машину и вернулся домой. А неделю спустя пожилая женщина была убита
из-за этих денег.
-- И деньги конфисковало правительство Милл Уолк, так что теперь они
снова попадут к Фридриху Хасслгарду, министру финансов.
-- А чего вы ждали там сегодня днем? -- спросил Том.
-- Смотрел, кто придет к брошенному "корвету". Фридрих Хасслгард
обязательно должен был появиться там, чтобы выковырять из дверцы первую
пулю.
-- И что бы вы сделали, если бы он пришел?
-- Просто наблюдал бы за ним.
-- И пошли бы после этого в полицию?
-- Нет.
-- И даже не написали бы туда обо всем, что видели? Фон Хайлиц склонил
голову на бок и посмотрел на Тома так, что мальчик сразу почувствовал себя
неуютно. Взгляд старика словно проникал в самую глубину его мозга, читая все
его тайны и секреты.
-- Ты написал Фултону Бишопу, не так ли? Том удивился, заметив, что
старик смотрит на него с нескрываемым раздражением.
-- А что? Что я сделал не так?
-- Что твой отец сказал тебе обо мне? -- вдруг резко спросил фон
Хайлиц. -- Когда сообщил, что я звонил? Ведь он наверняка не посоветовал
тебе со мной общаться?
-- Да... действительно не посоветовал. Сказал, что лучше вас избегать!.
Сказал, что вы приносите неудачу, и еще -- что раньше вас называли "Мистер
Тень".
-- Это из-за моего имени.
Том судорожно пытавшийся сообразить, что вдруг вызвало неудовольствие
пожилого джентльмена, не понял последней фразы.
-- Ты слышал о Леймоне Крэнстоне? -- спросил фон Хайлиц. Том удивленно
поднял брови.
-- О, Боже, -- вздохнул старик. -- Давным-давно, почти в доисторические
времена, Леймон Крэнстон был героем радиосериала под названием "Мистер
Тень". Но твой отец имел в виду совсем не это, когда не советовал тебе со
мной общаться. -- Старик пригубил вина и снова с недовольным видом посмотрел
на Тома. -- Когда мне было двенадцать лет, моих родителей убили. Жестоко
убили. Вернувшись из школы домой, я обнаружил их трупы. Отец лежал в своей
комнате. В него выстрелили несколько раз, и там было просто море крови. Мать
настигли в кухне возле задней двери. Она, очевидно пыталась убежать. Я
подумал, что мать, возможно, еще жива, и перевернул ее тело. Руки мои тут же
оказались в крови. Ей выстрелили в грудь и в живот. Пока я не перевернул ее
тело и не увидел, что с ней сделали, я не замечал огромной лужи крови на
полу.
-- Убийц нашли?
-- Я нашел их спустя много лет. А тогда этот дом закрыли, а я
отправился жить к дяде и тете, пока полиция расследовала убийство родителей.
Ты вряд ли знаешь, что мой отец был министром внутренних дел в правительстве
Дэвида Редвинга сразу после того, как Милл Уолк получил независимость. Он
был очень важной персоной. Не такой важной, как сам Дэвид Редвинг, но тоже
очень важной. Поэтому следователи старались вовсю. Но расследование быстро
зашло в тупик. Словно желая загладить неспособность найти и покарать его
убийц, отца наградили посмертно Медалью доблести Милл Уолк. Она лежит у меня
где-то здесь, в ящике одного из письменных столов -- могу как-нибудь
показать тебе. -- Теперь фон Хайлиц смотрел не на Тома, а словно куда-то
внутрь себя.
-- Я ждал почти десять лет, -- наконец произнес он. -- Я унаследовал
этот дом и все, что в нем было. Закончив Гарвард, я приехал сюда жить. У
меня было достаточно денег, чтобы не беспокоиться о них до конца жизни. И я
никак не мог решить, чем же заняться дальше. Я мог бы открыть свое дело.
Если бы я был другим человеком, я бы попробовал себя на ниве политики. В
конце концов мой отец ведь был местным святым, мучеником от политики. Но у
меня была другая цель, и я посвятил себя ей целиком и полностью. Я быстро
обнаружил, что полиции мало что удалось выяснить по поводу убийства
родителей. Тогда я решил воспользоваться единственным, чтобы было мне
доступно, -- газетами. Я достал полную подшивку "Свидетеля". Я досконально
изучил все, что произошло в то время, -- передачу собственности, сделки,
связанные с землей, сообщения о прибытии теплоходов, репортажи из залов
суда, некрологи. У меня было столько материала, что пришлось переделать
интерьер дома, чтобы было где все это хранить. Я искал в газетах схему,
которую не мог найти никто, кроме меня. И спустя три года я начал находить
то, что искал. Это была самая утомительная и самая безнадежная работа из
всех, что мне приходилось делать. Но она принесла мне настоящее
удовлетворение. Я чувствовал, что не просто расследую убийство родителей, а
спасаю собственную жизнь. Наконец внимание мое сосредоточилось на одном
человеке. Это был бывший сотрудник секретной полиции, который ушел на покой,
когда это ведомство было распущено. У него были дома на острове и в
Чарльстоне, поэтому он часто уезжал с Милл Уолк. Человек, убивший моих
родителей, выглядел вполне обыкновенно. Вполне сошел бы за дельца,
заработавшего на спекуляциях собственностью столько денег, что мог позволить
себе посвятить остаток жизни игре в гольф. Сначала я думал, что должен убить
его, но быстро понял, что убийца из меня не получится. Я вернулся на Милл
Уолк и поделился результатами своего расследования с министром национальной
безопасности Гонзало Редвингом, который был когда-то другом моего отца.
Неделю спустя убийца вернулся на остров, чтобы принять участие в заседании
благотворительного комитета, и был арестован прямо в порту. Его судили,
приговорили к смерти и вскоре повесили. -- Мистер фон Хайлиц повернулся к
Тому, но тот не мог разглядеть выражения его лица. -- Наверное, это должно
было стать для меня моментом триумфа. Я понял наконец, кто я есть. Понял,
чему должен посвятить жизнь. Я был детективом-любителем -- любителем
преступлений. Но вскоре мой триумф обернулся моим позором. За те месяцы, что
прошли между арестом и казнью, убийца, казалось, ни на секунду не раскрыл
рта. Он умудрился обвинить отца в его же собственном убийстве.
-- Как это? -- удивленно спросил Том.
-- Конечно же, он не утверждал, что отец хотел, чтобы его убили. Этот
человек рассказал, что мой отец был связан с преступной организацией,
действовавшей на острове в период борьбы за независимость. Он был активным
участником всех их махинаций. Они наживались на перераспределении налогов и
доходов от торговли сахаром, на строительстве дорог и вывозе мусора, на
водном транспорте, банках и крупных проектах, которые осуществлялись в то
время. И во всех этих чудовищных злоупотреблениях участвовал мой отец. Если
верить убийце, он попытался надуть членов организации, хотел уменьшить их
долю в доходах, и они наняли этого человека, чтобы он убил отца. Все должно
было выглядеть как попытка ограбления.
-- Но кто именно его нанял?
-- Он так никогда и не узнал этого. Они публиковали свои инструкции в
отделе частных объявлений "Свидетеля", а деньги переводили на счет в
швейцарском банке. В общем, убийца обвинял во всех смертных грехах высшие
чины правительства Милл Уолк, и чем больше он говорил, тем большую ярость
это вызывало -- он явно пытался обвинить весь белый свет, чтобы хоть немного
уменьшить собственную вину. О секретной полиции, в которой он служил, давно
ходили самые нелестные отзывы, поэтому ее и распустили вскоре после
предоставления независимости. После того, как опубликовали все признания
убийцы, против него ополчились все -- даже те, кто считал, что во всех его
историях есть доля правды. Исповедь этого человека обернулась против него.
Мне тоже досталось, как человеку, действия которого повлекли за собой его
арест.
-- Тогда почему?
-- Почему я веду на склоне лет такой странный образ жизни? Почему
недоволен тем, что ты написал письмо капитану Бишопу?
-- Да, -- кивнул Том.
-- Прежде всего я хочу знать, подписал ли ты свое письмо? Том покачал
головой.
-- Так это была анонимка? Умный мальчик! Только не удивляйся, если
полиция не предпримет никаких шагов. Ты знаешь то, что знаешь, и этого
достаточно.
-- Но ведь, получив письмо, полиция наверняка захочет повнимательнее
осмотреть брошенную машину. А когда они найдут вторую пулю, то сразу поймут,
что Хасслгард сказал им неправду.
-- Капитан Бишоп и так знает, что он сказал неправду.
-- Не может быть!
-- Вскоре после казни убийцы моего отца я обнаружил, что, кроме одной
небольшой детали, все, что говорил этот человек, было правдой. Убийство
моего отца заказал кто-то из высших чинов правительства Милл Уолк. Коррупция
стала фактом жизни нашего острова.
-- Да, но это было много лет назад, -- сказал Том.
-- Около пятидесяти лет назад. С тех пор на Милл Уолк изменилось
многое, очень многое. Но Редвинги по-прежнему имеют огромное влияние.
-- Но они больше не члены правительства, -- возразил Том. -- Они
занимаются бизнесом или просто ведут светскую жизнь. Некоторые из них
способны только гонять на автомобилях и устраивать вечеринки, а другие
настолько респектабельны, что вся их жизнь состоит из походов в церковь и
сбора денег на благотворительность.
-- Таковы наши лидеры, -- сказал старик, загадочно улыбаясь. --
Посмотрим, что будет дальше.
Несколько минут спустя Леймон фон Хайлиц встал из-за стола и подошел к
одному из ящичков с картотекой. Том услышал, как он выдвигает металлический
ящичек.
-- Ты был когда-нибудь на озере Игл-лейк? -- крикнул мистер фон Хайлиц.
Из-за стопки газет, лежавшей на шкафчике, мальчику видна была только макушка
пожилого джентльмена.
-- Нет, -- крикнул Том в ответ на его вопрос.
-- Возможно, тебя заинтересует вот это, -- старик появился из-за
шкафчика, держа под мышкой книгу в кожаном переплете. -- У меня есть
охотничий домик на Игл-лейк. Конечно же, он принадлежал еще моим родителям.
Мы проводили лето "на севере", как говорят на Милл Уолк. Так было в детстве.
Вернувшись из Гарварда, я тоже бывал там, -- он положил книгу на стол рядом
с Томом и встал, склонившись, у него за плечом. Фон Хайлиц положил
указательный палец на кожаную обложку, и, подняв глаза, Том увидел, что
старик улыбается. -- То, как ты говоришь, как ты чувствуешь, насколько я
понимаю твои чувства, ведь ты не описал и половины того, что происходит у
тебя в голове, -- все это напомнило мне об этом деле. Это был третий или
четвертый раз, когда я использовал свой метод, чтобы установить личность
убийцы, и, наверное, первый раз, когда сделал свои наблюдения достоянием
общественности.
-- А сколько всего дел вы расследовали? -- неожиданно заинтересовался
Том.
Фон Хайлиц положил руку ему на плечо.
-- Я давно потерял и счет. Думаю, более двухсот.
-- Двухсот! И сколько же из них вы раскрыли? Старик не стал прямо
отвечать на этот вопрос.
-- Когда-то я провел очень интересный год в Новом Орлеане, расследуя
серию отравлений среди преуспевающих бизнесменов. В результате меня тоже
отравили, но я принял меры предосторожности и успел принять необходимую дозу
противоядия, -- фон Хайлиц чуть было не рассмеялся, взглянув на выражение
лица Тома. -- Правда, противоядие, к сожалению, не спасло меня от недельного
пребывания в больнице.
-- Вы пострадали всего один раз? -- спросил Том.
-- Однажды в меня стреляли -- попали в плечо. Четыре раза приходилось
стрелять мне. В штате Мэн здоровенный громила сломал мне руку, когда я
фотографировал "мерседес-бенц", спрятанный в сарае за его домом. Еще двое
мужчин бросались на меня с ножами -- один в нескольких кварталах от того
места, где мы виделись с тобой сегодня днем, другой в отеле под названием
"Коссад Киз" в Бейкерсфилде, штат Калифорния. Однажды меня здорово избил
человек, прыгнувший мне на спину в одной из узеньких улочек близ
Армори-плейс, рядом с отделением полиции. А в городе Форт Уорт, Техас, один
сенатор, убивший около дюжины проституток, чуть не угробил меня, ударив по
затылку молотком. Он проломил мне череп, но я успел выписаться из больницы и
прийти посмотреть на его казнь.
Фон Хайлиц потрепал Тома по плечу.
-- Иногда бывает грустно обо всем этом вспоминать.
-- А вы убивали кого-нибудь.
-- Я убил одного-единственного человека -- того, который сломал мне
руку. Это было в сорок первом году. В конце любого расследования меня обычно
одолевает депрессия, но в тот раз было хуже всего. Я вернулся на Милл Уолк с
загипсованной рукой и месяца два отказывался отвечать на телефонные звонки и
выходить из дому. Я почти ничего не ел. Это было что-то вроде нервного
срыва. В конце концов я сам отправился в психиатрическую клинику и провел
там еще два месяца. "Почему вы всегда носите перчатки? -- спросил меня
доктор. -- Неужели этот мир кажется вам настолько грязным?" Я, помню сказал
ему: "Я и сам такой же грязный, как этот мир. Может, это я не хочу
загрязнять его своими прикосновениями". Однажды я поймал в зеркале свой
взгляд и был поражен тем, что увидел, -- передо мной было лицо взрослого
человека, которым я успел стать незаметно для самого себя. Скоро депрессия
потихоньку отпустила меня, и я вернулся сюда. А потом постепенно стал
отказываться от дел, которые требовали выезда на континент. Через какое-то
время скандал, связанный с убийцей моего отца, забылся, и я стал жить
спокойно. Старик снял руку с плеча Тома и потянул к себе спинку его стула,
чтобы заглянуть мальчику в лицо. -- Несколько лет назад я увидел тебя в
весьма неожиданном месте. И сразу понял, что когда-нибудь мы встретимся и
между нами состоится такой вот разговор.
Фон Хайлиц быстро обошел вокруг стола и сел на свое место.
-- Я хотел показать тебе первые страницы этой книги, а вместо этого
заболтался над самым твои ухом, -- сказал он. -- Посмотри же, что там
внутри, пока ты не заснул совсем.
Но Тому меньше всего хотелось сейчас спать. Он молча смотрел на
сидящего напротив Леймона фон Хайлица, рука которого, затянутая в перчатку,
медленно открывала кожаный переплет. Старик выглядел осунувшимся, черты его
лица казались при мягком свете ламп как никогда благородными, седые волосы
отливали серебром. Том вдруг осознал наконец в полной мере, что перед ним --
вовсе не тень, а реальная личность. В нескольких ярдах от него сидел немного
высокомерный, слегка поблекший и ставший ниже ростом в результате прожитых
лет, великий детектив, человек, фигура которого стоит за тысячами романов,
кинофильмов и театральных пьес. Он не выращивает орхидеи, не впрыскивает
себе семипроцентный раствор кокаина, не произносит фразы типа: "Властители
Афин!". Это просто старик, который редко выходит из дома. И всю жизнь Тома
он жил в доме напротив.
Книга, лежавшая на столе, представляла собой более элегантную версию
его альбома с газетными вырезками. Том прочел на странице слева огромный
заголовок: "Исчезла из дома". Ниже следовал подзаголовок, набранный шрифтом
поменьше: "Джанин Тилман, постоянно проживающую на Милл Уолк, последний раз
видели в пятницу". Ниже следовала фотография эффектной блондинки в меховой
шубе, выходящей из экипажа, запряженного четверкой лошадей. Волосы ее были
зачесаны назад, а шею украшало бриллиантовое ожерелье. Женщина казалась
богатой и холеной, она явно позировала для фотографии -- широкая улыбка
выглядела неестественно. Том сразу понял, что Джанин Тилман сняли в момент
прибытия на благотворительный бал. Она напоминала его мать на старых
снимках, сделанных в те времена, когда та была еще Глорией Апшоу, активным
членом молодежной организации Милл Уолк. Том посмотрел на дату --
семнадцатое июня двадцать пятого года.
-- В тот год я приехал на Игл-лейк шестнадцатого июня, -- сказал Леймон
фон Хайлиц. -- Джанин Тилман была первой женой отца нашего соседа, Артура
Тилмана. Она исчезла в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое. Артур обнаружил
отсутствие жены, когда заглянул утром в ее спальню. Он послал людей по
соседям, чтобы выяснить, не заезжала ли Джанин вечером к кому-нибудь из них,
и узнал, что никого не видел ее с обеда у Лангенхаймов, который они давали
за день до этого. Артур прождал жену весь день шестнадцатого июня, а потом
сел на лошадь и поскакал в полицию ближайшего городка. Обрати внимание.
Поначалу газетные статьи ничем не отличаются от обычной шумихи вокруг
богатой женщины. Про эту молодую пару давно ходили слухи, что они спят в
разных спальнях. -- Фон Хайлиц ткнул пальцем в следующую страницу. -- Вот
это напечатали в тот день, когда я приехал. Артур Тилман сидел у меня на
крыльце, а рядом лежал его любимый сеттер. Он знал, что я должен приехать, и
сказал слугам, что сам выйдет прогуляться с собакой. Артур был человеком
грубым и невоспитанным. Я еще не успел вылезти из экипажа, а он уже объявил
мне, что я просто обязан помочь ему найти жену. -- Заголовок следующей
статьи гласил: "Происшествие выглядит все более таинственным". -- Сказал,
что прежде чем вернуться на Милл Уолк, я должен заехать в их дом в Майами, и
вообще мне не следовало никому сообщать о своем приезде. Он считает
полицейских Игл-лейк не компетентными, но не хочет, чтобы все знали о том,
что он меня нанял. "Вы ведь мистер Тень, -- Артур старался изо всех сил
говорить потише -- обычно он почти кричал на собеседника. -- Вот я и хочу,
чтобы вы, черт побери, вели себя как настоящая тень. Быстро найдите ее и
сообщите об этом мне. Я хочу, чтобы вся эта шумиха поскорее затихла". Он
заплатит столько, сколько потребуется. Затем Артур удивил меня -- ему вдруг
пришло в голову извиниться за то, что он лишает меня отпуска. Я сказал, что
мне не нужны его деньги и я никуда не уеду с Игл-лейк, но готов посмотреть,
чем могу быть полезен на месте. Артура не очень обрадовал такой ответ, но он
не стал особо возражать. Мне сразу показалось, что он почти уверен: Джанин
находится где-то рядом. В любом случае он успел уже пожалеть, что поднял
панику, обратившись в полицию. Из-за всех этих продажных писак он не может
высунуть носа из своего охотничьего домика -- не стоило даже мечтать о том,
чтобы появиться в клубе, а он уже устал оттого, что может говорить теперь
только с собственными слугами и местным констеблем.
Том поглядел на фотографию Артура Тилмана, стоящего рядом с собственным
домом, роскошным строением с двухъярусной лестницей. Это был дородный
мужчина агрессивного вида в твидовом пиджаке и высоких сапогах, заляпанных
грязью. В его суровом одутловатом лице едва-едва угадывались черты сына,
который был теперь соседом Пасморов.
-- Два дня спустя Кэтлин Даффилд, девушка из Атланты, которую готовили
в жены Джонатану, кузену Ральфа Редвинга, ловила рыбу в северной, болотистой
части Игл-лейк и зацепилась за что-то крючком. Джонатан хотел обрезать леску
и перебраться в более интересное место -- никто никогда не рыбачил в
северной части озера. Но тамошний пейзаж казался Кейт более живописным. В
общем, девушка продолжала тянуть, и в конце концов Джонатану пришлось
спрыгнуть в воду, чтобы доказать своей невесте, что она пытается выловить
всего-навсего затонувшую рыбачью лодку. Он проследил за леской под водой и
обнаружил, что конец ее теряется среди водорослей. Рядом Джонатан обнаружил
тюк из ткани, напоминающей старую занавеску. Он нырнул, чтобы рассмотреть
его повнимательнее и, немного развернув ткань, обнаружил в ней тело Джанин
Тилман.
Фон Хайлиц перевернул страницу, и Тому бросились в глаза следующие два
заголовка: "Тело Джанин Тилман найдено в озере. Местный житель арестован по
обвинению в убийстве". На фотографии были изображены трое полицейских в
высоких сапогах и широких кожаных ремнях, стоящие на пирсе на фоне задней
части охотничьего домика Тилманов. На втором снимке -- что-то бесформенное,
прикрытое белой простыней, а на третьем -- человек с совиными глазами шел по
освещенному вспышками коридору в сопровождении полицейских.
"Так вот как выглядит Игл-лейк", -- подумал Том. Он вдруг представил
себе, как Сара Спенс плывет по гладкой поверхности воды с распущенными
волосами и блестящими глазами. Потом он вдруг понял, что уже видел все это
раньше, тогда, давно, еще до аварии -- даже контуры букв, которыми был
набран заголовок, казались ему знакомыми.
-- Человек, которого арестовали, Майнор Трухарт, был наполовину
индейцем и работал проводником. Он прикармливал рыбу и разыскивал места, где
водились крупные окуни, для некоторых жителей охотничьих домиков, в том
числе для Тилманов. Трухарт жил в хижине с женой и детьми. Обычно он бывал
трезвым только до полудня, а затем, выпив, становился или очень забавным или
совершенно несносным, но его все равно нанимали каждое лето -- это стало как
бы традицией. Он немного повздорил с Джанин Тилман за день до ее
исчезновения -- от Трухарта пахло виски, и миссис Тилман прогнала его, но он
стал доказывать, что его состояние не отразится на работе, и тогда Джанин
вышла из себя. Дело происходило на пирсе Тилманов, и все соседи слышали, как
она орала на проводника. Наконец он сдался и побрел прочь. Трухарт
утверждал, что не помнит, что делал остаток дня. Он проснулся в пять часов
утра где-то в лесу, страдая от чудовищного запоя. Полицейские обыскали его
хижину и нашли под кроватью длинноствольный "кольт", который послали на
экспертизу.
-- Это был револьвер Трухарта? -- спросил Том.
-- Трухарт сказал, что у него есть оружие, но этот револьвер ему не
принадлежит. Однако, он узнал его -- некоторое время назад Трухарт продал
этот револьвер судье Бейкеру, пожилому вдовцу, который каждое лето приезжал
на Игл-лейк на две недели. Он увлекался стрельбой по мишеням. Жена Трухарта
сказала, что через их дом прошло много оружия. Ее муж перепродавал
пистолеты, и даже искал редкие экземпляры по просьбе коллекционеров. Но она
не смогла опознать найденный револьвер. Том задумался, потом спросил:
-- А она не смогла вспомнить имена клиентов, которым Трухарт поставлял
оружие?
Леймон фон Хайлиц наклонился в кресле и одобрительно улыбнулся.
-- Боюсь, этот человек был не из тех мужей, которые все рассказывают
своим женам. Но я, конечно же, задумался над тем, что могло случиться с
револьвером судьи Бейкера, особенно после того, как узнал, что судья
отрицает факт покупки оружия. Если бы доказали, что он незаконно приобрел
револьвер, Бейкер лишился бы своего места. Я много думал о том, мог ли
местный проводник, разозлившись на поведение жены одного из клиентов,
застрелить ее и сбросить труп в озеро.
-- И что вы сделали дальше?
-- Я поговорил с судьей Бейкером и его камердинером, Уэнделлом Хазеком,
пареньком с западной части Милл Уолк. Поговорил с людьми в клубе. Потом
пошел в редакцию "Игл-ривер газетт" и просмотрел подшивки за последние
несколько месяцев. Я также имел беседу с местным шерифом, который знал мое
имя из газет. И еще раз побеседовал с Артуром Тилманом.
-- Тилман и был убийцей, -- задумчиво произнес Том. -- Он украл у судьи
револьвер, застрелил жену, сбросил ее труп в озеро в том месте, где почти
никто не бывал, а потом прокрался в хижину проводника и спрятал орудие
убийства под кровать. Наверное, он содрал с окна одну из занавесок и
завернул в нее труп.
-- Представь теперь, в какой ситуации я оказался, -- продолжал старик,
не обращая внимания на слова Тома. -- Прошел год с момента казни убийцы моих
родителей. За несколько месяцев до этого я раскрыл, практически не прилагая
усилий, одно небольшое дело -- просто подметил любопытную деталь, связанную
с обувью, которую носил один из участников событий в день убийства. Это
добавило мне славы, но в то же время заставило почувствовать себя унылым и
опустошенным. Я приехал на Игл-лейк, чтобы забыть обо всем остальном мире и
попытаться решить для себя, чему я хотел бы посвятить остаток жизни. И тут я
встречаю на пороге собственного дома довольно неприятного джентльмена с
огромным псом, и он бросает мне в лицо информацию о новом убийстве и хочет
купить мое время и внимание, то есть, фактически купить меня. "Вы мистер
Тень, не так ли?" Мне сразу же захотелось на самом деле стать тенью, чтобы
прокрасться мимо Тилмана и закрыть дверь перед его босом. Я так устал, что
пообещал ему заняться этим делом, просто чтобы он скорее оставил меня в
покое. Я был почти уверен, что жена сбежала от него. Выспавшись как следует,
я решил не иметь ничего общего ни с кем из Тилманов. Просто не обращать
внимания на эту историю.
-- А потом было найдено тело, -- вставил Том.
-- И арестовали проводника. Артур Тилман тут же объявил, что не
нуждается больше в моих услугах и не хочет, чтобы я продолжал расспрашивать
соседей. Он особенно расстроился, когда узнал, что я разговаривал с
Уэнделлом Хазеком, камердинером судьи Бейкера.
-- Я же сказал, -- радостно воскликнул Том. -- Тилман хотел от вас
избавиться. Он боялся того, что вы можете обнаружить.
-- В общем, да. Помнишь, я сказал, что Тилман считал, что его жена
находится где-нибудь поблизости?
-- Конечно. Тилман знал, что она лежит на дне озера, завернутая в
старую занавеску.
Фон Хайлиц улыбнулся и закашлялся.
-- Возможно, -- сказал он, отдышавшись. -- По крайней мере это очень
умное предположение.
Тому было очень приятно, что его похвалили.
-- Вспомни о том, что Тилман считал меня частным детективом, но, в
общем, человеком своего круга. Он не хотел признаваться постороннему
человеку, что жена, возможно, сбежала от него. А когда ее труп обнаружили в
озере, он перестал волноваться по поводу огласки, и теперь мне не от чего
было его спасать. И он, конечно же, не хотел, чтобы мое расследование
привело к еще более скандальным слухам и сплетням.
-- При чем здесь слухи и сплетни? -- удивился Том. -- Ведь это он убил
ее.
-- Я уже просил тебя подумать, в какой ситуации я оказался, а теперь
хочу, чтобы ты представил себе мое душевное состояние. Как только было
найдено тело, все вокруг начало казаться мне совсем другим. Можно сказать,
что я стал более восприимчивым, более заинтересованным, или что Игл-лейк
стало более интересным. Но дело не только в этом. Озеро стало казаться мне
более красивым.
-- А как вам удалось заставить его сознаться? -- Тому не терпелось
услышать конец истории.
-- Слушай меня. Разгадка -- вовсе не главное в моем рассказе. Я
описываю изменения, которые произошли в глубине моей души. Когда я
прогуливался возле своего охотничьего домика и смотрел на озеро и другие
дома, разбросанные по его берегам, на пирсы, на поленницы, сложенные во
дворе поместья Редвингов, на высокие норвежские сосны и кряжистые огромные
дубы, все это казалось каким-то... словно бы заряженным неведомой силой.
Каждая частичка окружающей природы разговаривала со мной. Каждый листик,
каждая сосновая иголка, каждая тропинка в лесу, птичий крик -- все было
живым, трепещущим, полным значения. Природа обещала мне что-то, звала к
гармонии. Я знал больше, чем знал. За всем, что я видел, существовал другой,
скрытый смысл.
-- Да, -- сказал Том, с удивлением глядя на свои руки, покрывшиеся
вдруг гусиной кожей.
-- Да, -- повторил за ним мистер фон Хайлиц. -- С тобой это тоже
бывало. Я не знаю, как это назвать -- обретением способности видеть
по-другому? Зовом свыше?
Том неожиданно понял, почему Леймон фон Хайлиц всю жизнь носил
перчатки, и чуть было не сказал об этом вслух.
Старик увидел, что Том смотрит на его руки, и сложил их перед собой на
столе.
-- Я прискакал на лошади к дому судьи Бейкера и увидел во дворе
Уэнделла Хазека, который возился со стареньким "купе" судьи. Хазеку было
тогда не больше восемнадцати лет, и он виновато посмотрел на меня, как
только я спрыгнул с лошади. Парень не хотел терять работу и очень боялся,
что я вытяну из него лишнюю информацию.
-- И что же вы сделали? -- Том не мог больше заставить себя посмотреть
на руки фон Хайлица -- он видел на них кровь его родителей, в которой
испачкался много лет назад маленький мальчик, ставший теперь стариком с
эксцентричными манерами.
-- Я сказал Хазеку, что уже знаю о том, что Трухарт продал его боссу
длинноствольный револьвер, а потом судья дал его зачем-то Артуру Тилману.
Мне просто надо было узнать, по какой причине он это сделал. Я обещал ему --
хотя и не вполне искренне, -- что никогда не предам огласке информацию о
незаконной покупке оружия судьей Бейкером. "Никто не узнает, что судья
замешан в этом деле?" -- спросил Хазек. "Никто", -- сказал я. "Судья хотел
избавиться от этого "кольта". Его мушка была сбита, и пуля уходила влево.
Бейкер просто выходил из себя, когда думал о том, что какой-то полукровка
получил хорошие деньги за плохую пушку. Поэтому он продал револьвер мистеру
Тилману, который стрелял так плохо, что не заметил дефекта".
-- Вот здорово! -- воскликнул Том. -- Так вы поймали его! -- Он
рассмеялся. -- Артур Тилман стрелял так плохо, что ему пришлось подкрасться
к жене сзади и держать револьвер на расстоянии двух дюймов от ее затылка,
чтобы не сомневаться, что пуля попадет в цель.
Старик улыбнулся.
-- Артур Тилман не убивал свою жену, но настоящий убийца был бы вполне
доволен, если бы я подумал именно так. Убийца знал, что у Артура существует
прекрасный повод для убийства жены. Джанин не просто была неверна мужу, ее
любовник считал, что она готова бросить Артура и жить с ним. И сам Артур
думал, что она оставила его -- убежала с другим мужчиной.
Второй раз за вечер Том был удивлен настолько, что почти лишился дара
речи.
-- Это и были те неприятности, которых боялся Тилман? -- произнес он
наконец.
Фон Хайлиц кивнул.
-- Все, что мне оставалось сделать, -- это узнать, кто из мужчин,
отдыхавших в то время на Игл-лейк, отлучался из дому в тот день, когда
исчезла Джанин. Я отправился в хижину Трухарта, чтобы узнать, не отменял ли
кто-нибудь назначенной на тот день прогулки. Если бы это не сработало,
пришлось бы опросить еще нескольких проводников. Но этого не потребовалось.
Жена Майнора убиралась в охотничьих домиках почти всех клиентов своего мужа.
Шестнадцатого июня она должна была работать в двух домах. Миссис Трухарт
подошла к первому домику в восемь утра, но хозяин не открыл ей дверь.
Женщина подумала, что он отсыпается после бурной ночи, и прошла через лес ко
второму дому, где должна была убираться. В два она закончила работу и
вернулась к первому домику. И снова никто не отозвался на ее стук и не вышел
на ее крики. Тогда она решила, что хозяин уехал в город или по делам, не
потрудившись предупредить ее об этом. Она нацарапала в записке, что придет
на следующий день, и спокойно пошла домой. Когда миссис Трухарт пришла туда
семнадцатого утром, хозяин открыл ей дверь и извинился. Вчера ему пришлось
неожиданно уехать в Харли, городок в двадцати милях к югу. Он встал
пораньше, чтобы успеть на поезд в шесть тридцать, и вернулся только вечером.
Он заплатил женщине двойную плату за уборку и попросил никому не
рассказывать о его неожиданном отъезде -- он ездил договориться по делу о
продаже недвижимости, которое предпочел бы сохранить пока в тайне.
-- Но если этот человек собирался сбежать с Джанин Тилман, а вместо
этого убил ее, то почему он сам уехал в тот день?
-- Он никуда не уезжал. Хотя Артур Тилман решил, что это именно так.
Миссис Трухарт, убираясь, нашла в мусорном ведре две пустые бутылки из-под
виски, третья, отпитая наполовину, стояла на кухонном столе, во всех
пепельницах было полно окурков. Этот человек заперся в собственном доме и
напился до состояния полной невменяемости. К тому же он велел миссис Трухарт
держаться подальше от комнаты для гостей, и она подумала, что там наверняка
имеются следы пребывания женщины, и хозяин не хочет, чтобы она их видела. Он
был сентиментальным человеком. Застрелив любовницу в затылок после того, как
она отказалась с ним убежать, он оплакивал ее весь следующий день.
Сентиментальность довольно часто становится маской для жестокости.
-- Но кто это был? Как его имя?
-- Антон Гетц.
Том был немного разочарован.
-- Я никогда не слышал этого имени, -- сказал он.
-- Я знаю. Он был очень интересным человеком -- немец, приехавший на
Милл Уолк лет за пятнадцать до описанных событии и сумел нажить состояние.
Он купил отель "Сент Алвин", потом вложил деньги в земли на западе Милл
Уолк. Никогда не был женат. Безукоризненные манеры. Интересные истории из
собственной жизни -- большинство из них, на мой взгляд, были выдуманы. Гетц
построил на углу Седьмой улицы огромный дом в испанском стиле -- там живут
сейчас Спенсы. Этот дом с его помпезной роскошью лучше всего отражал
характер Гетца, -- старик заглянул Тому в лицо и добавил: -- Возможно, тебе
все это кажется красивым. Это действительно красиво в своем роде. К тому же
теперь мы привыкли к этому дому.
-- У вас были какие-нибудь улики против Гетца?
-- Да, конечно. Рано или поздно его бы все равно поймали, потому что
весной, вскоре после того, как завязался их роман с Джанин Тилман, Гетц
решил обновить интерьер охотничьего домика. Старые шторы были сложены в
одном из строений во дворе дома. Пока Джанин не отказалась убежать с ним,
Гетц мечтал о том, что она разведется и выйдет за него замуж, а затем они
вместе вернутся на Милл Уолк. Джанин поддерживала его фантазии, но никогда
не принимала их всерьез.
-- Но откуда вы узнали, что у них был роман? Только потому что уборщица
на застала Гетца дома наутро после исчезновения Джанин?
-- Не только. Прошлым лето я зашел однажды вечером в клуб и на
лестнице, ведущей в бар, чуть не столкнулся с Джанин. Она ничего не сказала,
просто проскользнула мимо меня со смущенной улыбкой. Зайдя в бар, я увидел
Гетца, сидящего за столиком перед двумя бокалами вина и полной пепельницей
окурков. Он сказал, что случайно встретил в баре Джанин Тилман, и тогда я
принял его историю за чистую монету. Но в то лето я ни разу не видел, чтобы
эти двое разговаривали друг с другом, встречаясь на людях. Они вообще
старались не сталкиваться. Я не придал бы этому значения, если бы не тот
вечер в баре, когда они явно провели несколько часов в обществе друг друга.
Поэтому мне пришло в голову, что эти двое лезут из кожи вон, чтобы не
навлечь на себя подозрения.
Фон Хайлиц встал и начал ходить взад-вперед вдоль стола.
-- На следующий день после того, как я разговаривал с миссис Трухарт,
была намечена вечеринка в "Игл-лейк клуб". Конечно, ее отменили, но многие
все равно собрались в клубе, чтобы обсудить последние события и выпить по
бокалу вина. Скорее от нечего делать, чем по какой-либо другой причине. Я
пришел в клуб часов в шесть. Мною все еще владело чувство, которое я только
что попытался тебе описать -- все кругом было полно таинственного,
необъяснимого смысла. Но когда я поднялся наверх и увидел на террасе Антона
Гетца, чувство это тут же сменила глубокая грусть. Несколько дней Гетц
заказывал пищу в домик, избегая появляться на людях. Сейчас он сидел за
столиком с Максвеллом Редвингом, сыном Дэвида, и одним из его кузенов.
Максвелл был в то время патриархом клана Редвингов -- это ему мы обязаны
уходом их многочисленного семейства с политической арены. Он чем-то
напоминал твоего дедушку. Честно говоря, я не был уверен, к кому относится
моя грусть -- к Гетцу, который лихорадочно старался выглядеть как ни в чем
не бывало, или к самому себе -- ведь история подходила к концу. Я подошел к
стойке, заказал выпивку и смотрел на Гетца до тех пор, пока он не поднял
голову и не встретился со мной взглядом. Я кивнул, и Гетц тут же отвел
глаза. Я продолжал смотреть на него, и мне казалось, что я вижу перед собой
всю его жизнь. Все чувства, владевшие мною в последние дни, замкнулись на
этом несчастном человеке, который пытался поддержать беседу с Максвеллом
Редвингом. Гетц снова поднял глаза, увидел меня и сделал большой глоток из
бокала.
Наконец он извинился, встал из-за столика, подошел ко мне и встал
рядом. Его буквально трясло от страха и волнения. Гетц ждал, что я ему
скажу. Когда он вынул из пачки сигарету, я поднес ему зажигалку.
Затянувшись, Гетц отступил на шаг назад и спросил:
-- За кем вы охотитесь?
-- За вами, -- ответил я. -- У вас в любом случае нет шансов: рано или
поздно кто-нибудь задумается о происхождении занавески, в которую завернули
труп. Они быстро выяснят, что вас не было в то утро среди пассажиров поезда
на Харли. И наверняка найдется кто-нибудь, кто видел вас с Джанин. Потом
обыщут вашу лодку и найдут там ворсинки от занавески или пятна крови, или
несколько волосков Джанин. Кровь бросилась Гетцу в лицо. Он оглянулся и
посмотрел на веранду, на болтающих друг с другом Редвингов. Потом резко
выпрямился и спросил, что я намерен делать дальше. Я сказал, что собираюсь
отвезти его в город и сделать так, чтобы Майнора Трухарта выпустили из
тюрьмы. "Вы действительно тот самый мистер Тень?" -- спросил он, а затем
прошептал, повернувшись спиной к веранде и нагнувшись к самому моему уху:
"Дайте мне всего одну ночь. Я обещаю, что не стану пытаться убежать. Просто
хочу провести последнюю ночь на Игл-лейк". Ты ведь помнишь, он был очень
сентиментален. И я решил подарить ему эти несколько часов, оставшихся до
заката.
-- Но почему? Почему вы это сделали?
-- Возможно, это звучит странно, но я хотел дать ему время подумать о
некоторых вещах, пока он был еще свободным человеком. О том, что сделал
Гетц, знали только он и я, и это все меняло для нас обоих. До заката
оставалось не больше двух часов, я собирался следить за домом Гетца на
случай, если он все-таки решит убежать. Итак, я согласился. Покинув клуб, я
быстро пришел к себе домой, спустился к пирсу, отвязал лодку и поплыл на
другую сторону озера. Я решил, что мой небольшой подвесной мотор позволит
мне добраться до места до возвращения Гетца. Но когда я был на середине
озера, кто-то выстрелил в меня.
Том открыл рот от удивления. Он представил себе, как сидит в лодке
посреди озера, а Антон Гетц стреляет в него.
-- Пуля упала в воду примерно в футе от лодки. Проклиная себя за то,
что позволил Гетцу разгуливать на свободе, я лег на дно лодки. Одежда моя
тут же стала мокрой. Через несколько секунд раздался еще один выстрел. На
этот раз пуля пробила борт лодки и пролетела в дюйме от моих волос. Я
свернулся калачиком на дне лодки, не решаясь даже поднять голову. Лодка
двигалась по кругу. Наконец я решился сесть и быстро направил лодку к
причалу Гетца, стараясь оставаться в лежачем положении. Я заглушил мотор и
выскочил из лодки, которая была уже примерно на четверть полна воды. Как
только я вылез, она тут же начала тонуть. Я побежал к дому, чувствуя себя
полным идиотом -- Гетц не только чуть не убил меня, он наверняка успел
убежать. Мне придется признаться в своей ошибке и убедить полицию начать его
поиски. Но пока я доберусь до телефона, Гетц будет уже примерно в двадцати
милях от дома.
Но Гетц никуда не убегал. Дверь его дома была открыта. Я вбежал внутрь
и тут же упал на пол, ожидая нового выстрела. Тут я услышал, как что-то
капает на деревянный пол. Подняв глаза, я увидел Гетца. Он висел на тонкой
леске, привязанной к деревянной балке потолка, которая почти отрезала ему
голову.
-- Но ведь он мог убить вас! -- воскликнул Том.
-- Самое смешное, что ему не пришлось даже красть "кольт" у Артура
Тилмана. Оружие лежало на столике в саду недалеко от пирса Тилманов в ту
ночь, когда Гетц узнал, что Джанин не хочет убегать с ним. Когда она
сказала, что не собирается уходить от мужа, он взял револьвер со столика и
выстрелил ей в затылок. На следующий день Гетцу пришло в голову, что можно
свалить вину на Майнора Трухарта, и после того, как миссис Трухарт ушла от
порога его дома к другим клиентам, он, смертельно пьяный, пробрался в хижину
проводника и бросил револьвер под кровать. Артур Тилман относился небрежно
ко всему -- начиная с оружия и кончая собственной женой.
-- Но кто же тогда стрелял в вас? Ведь это мог быть только Гетц.
Мистер фон Хайлиц улыбнулся, затем сложил руки на затылке и зевнул.
-- Примерно в сорока ярдах от жилища Тилманов находился домик твоего
дедушки, и примерно на том же расстоянии в другую сторону -- граница
владений Редвингов. Прошел всего год с тех пор, как я помог арестовать
убийцу своих родителей и он дал показания о коррупции на Милл Уолк. Конечно,
это мог быть и Гетц. Он мог выстрелить в меня, бросить ружье в воду, а затем
повеситься. Но Гетц был очень хорошим стрелком -- он убил Джанин из
неисправного оружия с расстояния тридцати футов.
Фон Хайлиц перевернул страницу альбома с вырезками.
"Загадка обернулась трагедией" -- гласил заголовок следующей статьи в
"Игл-лейк газетт". Две небольшие статьи по колонке каждая были озаглавлены:
"проводник Трухарт вернулся к рыдающей жене и детям" и "Мистер Тень снова
наносит удар". В середине страницы красовалась фотография удивительно
красивого мужчины с ясными глазами и маленькими темными усиками. Под
фотографией было напечатано: "Убийца Антон Гетц признается во всем частному
сыщику за несколько минут до ужасного самоубийства". Рядом была другая
фотография, поменьше, с которой смотрел на читателей стройный молодой
человек в пиджаке со складками и клетчатой рубашке с расстегнутым воротом.
Судя по выражению его лица, он явно предпочел бы, чтобы фотограф направил
свой аппарат на другой объект. "Двадцатипятилетний детектив-любитель Леймон
фон Хайлиц, известный также как "мистер Тень", не стремится к популярности".
Том смотрел на фотографию молодого человека, которым был когда-то его сосед,
и ему снова казалось, что он уже видел все эти снимки и читал эти слова.
Загадка. Обернулась. Трагедией. Слова эти были как-то связаны с образом его
вечно несчастной матери.
Молодой Леймон фон Хайлиц носил короткую стрижку, хотя и не такую
короткую, как было модно в школе Брукс-Лоувуд в конце пятидесятых, и у него
были такие же высокие скулы и породистое лицо с ястребиным носом, как у
сидящего напротив Тома старика. Лицо мужчины на фотографии казалось
напряженным, он был словно живой сейсмограф -- человек, чья повышенная
чувствительность делала обычную повседневную жизнь почти невыносимой.
Том посмотрел на лицо пожилого джентльмена, дружелюбно глядящего на
него поверх альбома, и вдруг почувствовал, что получил сегодня ключ к
разгадке собственной жизни -- увидел какой-то тайный знак, хотя и не успел
понять его значения.
-- Если хочешь, я разрешу тебе забрать это с собой, -- сказал фон
Хайлиц. -- Мы провели вместе уже довольно много времени, и ты любезно
выслушал поток моих воспоминаний о событиях далекого прошлого. В следующий
раз говорить будешь ты.
Он захлопнул старый альбом и обеими руками протянул его Тому.
Они прошли через комнату к выходу. Тому очень хотелось задать фон
Хайлицу еще один вопрос.
Старик отпер дверь, и Том с удивлением увидел снаружи знаковые дома
Истерн Шор-роуд. История Джанин Тилман и Антона Гетца так захватила его, что
он почти ожидал увидеть за дверью норвежские сосны и высокие дубы, воды
озера и тропинки между домами с балконами и верандами.
-- Знаете что, -- Том вдруг понял, что констатирует факт, а вовсе не
задает вопрос. -- Сомневаюсь, что сериал "Мистер Тень" появился в двадцать
пятом году. Готов поспорить, что эту программу назвали в вашу честь.
Леймон фон Хайлиц, улыбнувшись, закрыл дверь. Том поглядел на часы.
Было уже почти одиннадцать. Он медленно пересек темную улицу и пошел в
сторону дома.
12
Не понимая, что с этого дня начался новый период его жизни, Том Пасмор
пролежал до часу ночи, листая альбом, переплетенный в толстую кожу. На
каждой странице было по нескольку вырезок из самых разных газет,
издававшихся в Новом Орлеане, Калифорнии, Чикаго, Сиэтле. Это были статьи об
убийствах выдающихся деятелей, дешевых проституток, игроков, бездомных
бродяг. Среди статей попадались время от времени телеграммы, адресованные
Леймону фон Хайлицу, Истерн Шор-роуд, Милл Уолк.
"Хочу воспользоваться вашими услугами в деле чрезвычайной деликатности
и огромной важности".
"Моего мужа подозревают несправедливо. Умоляю вас о помощи. Вы -- наша
последняя надежда".
"Если вы действительно так хороши, как о вас говорят, приезжайте
немедленно".
Том рассматривал фотографии своего соседа в газетах из Луизианы, Техаса
и Мэна -- на этих последних рука фон Хайлица была в гипсе, а изможденное
лицо выглядело белым, как мел. Снимок совершенно не гармонировал с полным
триумфа заголовком: "Знаменитый сыщик разоблачает и убивает Убийцу из
красного сарая!"
В каждой статье был описан триумф фон Хайлица -- "Мистер Тень
преуспевает там, где бессильна полиция", "Фон Хайлиц открывает старую тайну
и находит убийцу", "Город дает банкет в честь победы мистера Тени". На этой
фотографии молодой Леймон фон Хайлиц, как всегда безукоризненно одетый и
немного высокомерный, глядел прямо перед собой с загадочной улыбкой, стоя у
стола с запеченными свиными тушами и искрящимся в бокалах шампанским, вокруг
которого собралось около ста человек. Мистер Тень старался избегать
фотографов, но это не всегда ему удавалось. На всех фотографиях он выглядел
так, словно в него целится целый взвод солдат. Фон Хайлиц арестовал или
помог поймать Придорожного душителя, Сумасшедшего с Дип-ривер, Розу Шарона,
Ужас с шоссе номер восемь. Отравитель Гудзонской равнины оказался молодым
фармацевтом поэтичного вида, который испытывал сложные чувства в отношении
шести молодых девушек, каждой из которых предлагал выйти за него замуж.
Веселая вдова, похоронившая четверых здоровых мужей в результате несчастных
случаев, была полной некрасивой женщиной лет шестидесяти, в которой не было
ничего примечательного, кроме разве что цвета глаз -- один был карий, другой
голубой. Гинеколог с Парк-авеню по имени Латер Нелсон, оказался убийцей,
писавшим в "Нью-Йорк Таймс" письма за подписью "Внук Джека-потрошителя".
Монстром с автостоянки из Кливленда, штат Огайо, оказался Горацио М.
Фетерстоун, управляющий региональным отделением фирмы, выпускающей
поздравительные открытки, и отец девяти дочерей. И во всех случаях Леймон
фон Хайлиц -- "известный детектив-любитель, постоянно проживающий на острове
Милл Уолк" "оказал местной полиции неоценимую помощь" или "помог собрать
доказательства" или "с помощью безукоризненных логических построений вывел
теорию, позволившую докопаться до истинного смысла цепи ужасных
преступлений". -- Другими словами, взял на себя работу полиции.
Том листал страницу за страницей, читая о разных делах фон Хайлица.
Мистер Тень работал почти непрерывно в конце двадцатых и в тридцатые годы. В
некоторых статьях о нем говорилось как о "прототипе самого знаменитого
детектива из радиопостановки -- мистера Тень".
Фон Хайлиц проводил свои исследования в гостиничных номерах,
библиотеках и агентствах печати. Последняя фотография детектива,
встречающаяся в альбоме, была помещена под статьей из "Сент-Луис пост
диспэтч", озаглавленной так: "Известный сыщик работает в библиотеках, а не
на улицах". С фотографии смотрел человек с седеющими волосами, сидящий за
столом, заваленном стопками газет, книгами и коробками с бумагой. Если не
считать перчаток на руках, элегантного костюма и высокомерного выражения
лица, он напоминал утомленного работой школьного учителя.
Мистер Тень спешно покинул Сент-Луис, после того как раскрыл убийство
пивовара и его жены, отказавшись давать интервью. ("После триумфа
дедуктивного метода эксцентричный сыщик исчезает из города"). Дальше шло
несколько вырезок, в которых почти не упоминалось имя фон Хайлица.
В Боулдере, штат Колорадо, он раскрыл убийство известного писателя.
Убийцей оказался литературный агент, взбешенный тем, что один из его самых
выгодных клиентов решил впредь пользоваться услугами нью-йоркской фирмы.
Полиция Боулдера сделала заявление, в котором благодарила за помощь
"готового к сотрудничеству детектива-любителя". Не стоило особого труда
догадаться, кто был этот сыщик-любитель, так же как и "анонимный помощник",
помогавший полиции после того, как знаменитый киноактер был найден
застреленным в спальне собственного дома в Лос-Анджелесе, а так же и "некое
частное лицо", появившееся в Албани, штат Джорджия, и давшее несколько
советов следователям по делу об убийстве целой семьи в городском парке.
В сорок пятом году "опытный детектив-любитель, предпочитающий сохранить
свое имя в тайне", дал полиции Коксвилля сведения, необходимые для ареста
почетного стипендиата местного университета по обвинению в убийстве троих
однокурсников.
После сорок пятого года все вырезки носили один и тот же характер. Фон
Хайлиц отказывался от приглашений к сотрудничеству как частных лиц, так и
полиции. Вместо этого он отыскивал в газетах дела, которые его интересовали,
и расследовал их на расстоянии. На телеграммах и письмах с мольбами о помощи
-- "Дорогой мистер фон Хайлиц, у меня есть основания полагать, что я тоже
немного детектив, поскольку мне удалось обнаружить ваше убежище на
острове..." -- стояли пометки "ответа не будет" Если же у фон Хайлица
вызывало интерес то или иное дело, как это было в случаях с Ужасом долины
Фокс-ривер, Зверем с Ловерз-лейн и Татуированным убийцей, он писал письмо с
просьбой выслать подшивку местных газет, а закончив расследование, писал
письмо в полицию. "Некто за пределами штата живет нашими проблемами, --
писал Остин Бир, шеф полиции из Гранд фоке, штат Небраска, после ареста
пожилой женщины, убившей двух детей, ходивших в детский сад напротив ее
дома. -- Однажды мы получили письмо, в котором излагался новый взгляд на
хорошо известные факты. Автор письма знал о нас все -- он поднял дела
многолетней давности об операциях с недвижимостью и выяснил, что миссис
Рупперт имела претензии к семьям убитых детишек. Письмо направило следствие
по новому пути. Должен сказать, что помощь незнакомого друга заставила меня
поверить в существование добрых самаритян". Остин Бир упоминал также, что
письмо было подписано инициалами Л.Ф.Х., которые никому ни о чем не
говорили. Прошло двадцать лет с момента, когда деятельность фон Хайлица
достигла пика-славы, и для миллионов американцев имя легендарного "мистера
Тени" было Леймон Крэнстон, а не Леймон фон Хайлиц.
Перевернув несколько страниц, Том заметил, что статьи о раскрытых делах
исчезли вовсе. Это немного смутило Тома. Альбом, который он листал, в общем,
описывал путь мистера Тени от известности и славы к полной анонимности. Но
на последних страницах не было даже намека на какие-либо дела. Вырезки на
этих страницах были посвящены Милл Уолк, и источником их была в основном
газета "Свидетель", но ни в одном из них не описывали никаких явных
преступлений. Сначала Тому казалось, что вырезки подобраны безо всякой
системы или, может быть, в поисках какой-то тайной связи, такой же
призрачной, как его нынешнее существование.
Даже хронология была нарушена -- некоторые из статей на последних
страницах снова вернули Тома в двадцатые годы. Там были вырезки,
рассказывающие об окончании строительства больницы Шейди-Маунт,
"медицинского учреждения, способного соперничать с любой клиникой мира", как
гордо именовал ее Максвелл Редвинг, первый председатель больничного совета.
На фотографии наиболее уважаемые граждане Милл Уолк были засняты перед
дверью больницы. Среди членов первого совета попечителей Том узнал два
знакомых лица -- доктор Бонавентуре Милтон во фраке, полосатом саржевом
жилете и черном галстуке чем-то напоминал премьер-министра, Том отметил про
себя, что двойной подбородок начал появляться у него еще в те годы. Между
полным, низеньким Максвеллом Редвингом и безмерно довольным собой доктором
Милтоном гордо возвышалась фигура дедушки Тома.
При виде его Том испытал смешанное чувство уважения и страха, почти
ужаса, которое всегда вызывал у него Гленденнинг Апшоу. Лицо Глена,
смотревшее на него с фотографии, было полно решимости расправиться с каждым,
кто посмеет усомниться, что больница Шейди-Маунт -- самое совершенное
медицинское учреждение на свете. На фотографии дедушке было лет тридцать --
значит, он только основал компанию "Милл Уолк констракшн" -- и его огромное
тело выглядело еще более сильны, чем на старых фотографиях в коридорах школы
Брукс-Лоувуд, где Глен Апшоу был заснят в бытность первым учеником школы и
капитаном футбольной команды. "Здесь есть все, чтобы удовлетворить
потребность жителей острова в медицине", -- хвастливо заявляла статья, хотя
на самом деле новая больница была построена в основном для жителей восточной
части острова. Врачи Шейди-Маунт оставляли менее значительных больных на
попечение менее совершенного лечебного учреждения, Сент-Мэри Нивз,
находящегося в западной части острова. Гленденнинг Апшоу стоял в ряду других
попечителей в черном костюме -- он начал одеваться во все черное задолго до
рождения Тома, после смерти своей жены. Огромная ладонь его левой руки
покоилась на львиной голове, украшавшей ручку его зонта. В правой руке
мистер Апшоу держал черную широкополую шляпу.
Любой другой человек, неизменно одевавшийся во все черное, повязывавший
черный галстук и опирающийся на черный зонтик, наверняка был бы похож на
священника, и незнакомые люди на улице называли бы его "святой отец". Но
Гленденнинг Апшоу никогда и никому не напоминал священника. Вид его наводил
скорее на мысль о банковском хранилище или уродливом общественном здании.
Вокруг него всегда была аура светскости, больших денег, шикарных номеров в
первоклассных отелях, кают первого класса на океанских лайнерах, зверского
аппетита, который он удовлетворял за закрытыми дверями. Рядом с ним другие
мужчины, изображенные на фотографии, казались какими-то маленькими.
Том перевернул страницу.
Дальше в альбоме царил полный хаос. Объявления о прибытии теплоходов,
светские приемы, некрологи -- в одном из них сообщалось о смерти судьи
Бейкера. Том удивленно смотрел на это имя, пока не вспомнил, что так звали
человека, продавшего Артуру Тилману длинноствольный "кольт", из которого
застрелили Джанин Тилман. Заседания правительства, выборы, продвижения по
службе, объявления о помолвках и бракосочетаниях. Компания "Милл Уолк
констракшн" построила на Майами больницу на пятьсот койко-мест. Там были
фотографии родителей Тома -- Виктора Пасмора и Глории Росс Апшоу, а также
десятков других обитателей восточных районов острова их возраста и
положения. Приемы в саду, приемы на лужайках, рождественские приемы,
новогодние вечеринки, балы в кантри-клубе.
Том обнаружил еще одну фотографию, которую ему уже доводилось видеть
раньше. Его мать, которой едва исполнилось к тому моменту двадцать лет, в
красивом платье, вылезала из экипажа который привез ее в клуб основателей на
благотворительный бал. Фотография Джанин Тилман напомнила ему именно этот
снимок. И на той, и на другой красивая белокурая женщина выходила из
экипажа. Улыбка Глории Пасмор была такой же неестественной, как и у Джанин
Тилман, но она была на пятнадцать лет моложе, не так увешана драгоценностями
и вид у нее был не такой холеный. Тому вдруг пришло в голову, что даже
тогда, в молодости, еще будучи здоровой, мать его все равно была уязвимой и
беззащитной. Том разглядел на фотографии Гленденнинга Апшоу, который
склонился, подавая дочери руку. В черном фраке он сливался с фоном и был
почти незаметен.
Леймон фон Хайлиц собирал вырезки о самых тривиальных событиях в жизни
Милл Уолк в надежде, что рано или поздно это поможет ему найти отгадку. День
за днем он плел свои сети и ждал, притаившись, словно паук. Последние десять
страниц большого альбома были просто коллекцией разрозненных фактов.
Том перебирал вырезки, отыскивая знакомые имена. Семья Максвелла
Редвинга поехала в Африку на сафари. Все вернулись целыми и невредимыми. Сын
Максвелла, Ральф, объявил, что, так же как и его отец, лишен политических
амбиций и собирается употребить свою энергию "в сфере частного бизнеса, где
столь многое требует его внимания". При этом он утверждал, что деятельность
его всегда будет направлена "на улучшение качества жизни нашего
благословенного острова".
Компания "Редвинг холдинг" купила поместье судьи Бейкера под названием
"Пальмы", находящееся в районе Милл Ки, которое было теперь слишком близко к
разрастающимся кварталам бедноты, чтобы считаться фешенебельным. Здание
переоборудовали изнутри и снаружи, а затем продали семейству Форшеймеров,
которые использовали его под шикарный отель.
Максвелл Редвинг ушел с поста президента "Редвинг холдинг" и назначил
своим преемником сына Ральфа. Человек по имени Уэнделл Хазек, служивший
ночным охранником в "Милл Уолк констракшн" был ранен при попытке ограбления
и удалился на покой с сохранением жалования на всю оставшуюся жизнь. Том
долго пытался вспомнить, где уже слышал имя этого человека, и наконец
вспомнил, что Уэнделл Хазек был шофером и дворецким судьи Бейкера, который
рассказал фон Хайлицу о продаже револьвера.
Два дня спустя грабители были застрелены полицейскими, но похищенные
деньги -- а их было около трехсот тысяч долларов -- так и не нашли.
В следующей статье говорилось о том, что фирма "Милл Уолк констракшн"
объявила о застройке районов к западу от Бухты Вязов.
Продав свою компанию "Милл Уолк констракшн", Артур Тилман умер через
два дня во сне, в окружении родных и близких, а также в присутствии доктора
Бонавентуре Милтона.
Судья Бейкер, Уэнделл Хазек, Максвелл Редвинг и Артур Тилман -- Том
понял наконец, в чем дело. Фон Хайлиц отслеживал дальнейшую жизнь тех, кто
был как-то связан с убийством Джанин Тилман. Это дело было важно для фон
Хайлица не меньше, чем разгадка смерти родителей.