иться?
     --  Ты  ведь знаешь, что я  не могу туда поехать. Я  бы просто этого не
выдержала. Так зачем же говорить об этом?
     --  Не накручивай  себя, Глория.  И ты ведь остаешься не одна. С  тобой
будет Виктор. Его главной работой всегда было следить за твоим здоровьем.
     -- Спасибо, -- сказала Глория. -- Большое тебе спасибо. Особенно за то,
что ты говоришь это в присутствии моего сына.
     -- Том уже почти мужчина.
     -- Ты хочешь сказать, что он достаточно взрослый, чтобы...
     --  Я хочу сказать, что он  уже в том возрасте, когда может отправиться
один  на  каникулы и  как следует  поразвлечься  со  своими сверстниками  из
приличных семей. Не так ли, Том?
     --  Думаю, да, -- сказал Том,  но несчастное выражение лица  его матери
заставило его произнести это почти равнодушным тоном. Ему было очень стыдно.
Он  знал, что дедушка  говорит  правду  --  главной работой  его  отца  было
заботиться  о его матери.  Ему  стало  вдруг  очень  неприятно,  даже слегка
затошнило.
     -- Я останусь дома, ма, -- сказал он.
     Глория смерила его злобным взглядом.
     -- Не надо говорить это, чтобы доставить мне удовольствие.
     -- Ты уверена? -- спросил Том.
     Мать сидела, не поднимая глаз.
     -- Мне не надо, чтобы еще и ты заботился обо мне.
     --  Шести недель будет  вполне достаточно, -- сказал Гленденнинг Апшоу.
-- Этого достаточно, чтобы почувствовать вкус свободы. А  когда у тебя будет
свое дело, ты сможешь проводить там отпуск.
     -- Скажи дедушке спасибо, -- произнесла Глория безо всякого выражения.
     -- Спасибо, -- сказал Том.


     Часть шестая
     Небеса

     <i>18</i>
     В первый день летних каникул Том Пасмор, охваченный какой-то непонятной
тревогой, вышел из  дому и бесцельно побрел по  Истерн Шор-роуд в сторону Ан
Дай Блумен.
     В  последние дни учебного года Том побывал на нескольких вечеринках. Он
ходил по  шикарным  комнатам особняков, в которых жили его одноклассники, не
встречая  нигде Сары  Спенс.  Том  удивлялся,  почему  большая  часть комнат
выкрашена  в различные оттенки розового цвета, пока не услышал случайно, как
мать  Поузи Таттл говорит матери Муни  Фаерстоун, что Катинка  Редвинг нашла
лучшего  молодого  декоратора  Нью-Йорка, который просто  гений, когда  дело
касается розового цвета.
     -- Гений -- по-другому не скажешь! И конечно, Катинка нашла его первая.
     Каждый вечер ровно в шесть  я выглядываю из окна,  смотрю на берег,  на
океан,  но  самое  красивое  --  небо: оно такого  же цвета, как  стены моей
спальни.
     В соседней комнате одного  из одноклассников Тома тошнило в ведерко для
льда, а спустя несколько часов другому его товарищу пришло в голову выйти на
песчаный пляж, закатав до колен брюки от фрака.  Но к тому времени небо было
уже таким же черным, как настроение Тома.
     На  последних уроках танца  в  академии мисс  Эллингхаузен Том неуклюже
танцевал танго  с Сарой Спенс, но когда он спросил девушку, заедет ли за нею
сегодня экипаж Ральфа Редвинга,  она тут же помрачнела и стала отрицать, что
ездит домой на его лошадях.
     -- Иногда он действительно присылает экипаж, но очень редко, -- сказала
Сара. --  Редвинги  -- большие  собственники,  но  не стоит делать из  этого
проблему.
     Сара радостно улыбнулась, когда Том сообщил ей, что  поедет в Игл-лейк,
но после  этого стала какой-то молчаливой и напряженной, не то что  в первый
раз, когда  они  танцевали вместе.  После  урока Сара  быстро  спустилась по
лестнице  и  пошла одна  в сторону  Капле Бергофштрассе  --  она по-прежнему
казалась Тому очень красивой, но одновременно почему-то несчастной. Он никак
не мог понять, в чем тут дело.
     Когда  Том пришел на выпускные торжества, проводившиеся обычно во дворе
за  основным  школьным  зданием,  Сара  Спенс,  сидевшая  вместе  с  другими
выпускниками,  повернулась и одарила его  лучезарной улыбкой. Ральф Редвинг,
председательствовавший почти на всех выпускных вечерах, поговорил немного на
тему  "Гражданская  ответственность лидеров  общества",  затем сообщил,  что
намерен  издать книгу под названием "Исторические здания острова", где будут
помещены поэтажные планы и фотографии каждого  дома на  Милл Уолк, где  жили
когда-либо   члены   семейства  Редвингов   (мамы   выпускников  восторженно
зашушукались).  А  потом,  когда  вручили  дипломы и награды.  Том  вышел из
полосатой палатки,  где давали чай, прошел через футбольное поле и посмотрел
в сторону стоянки, где Сара Спенс и ее родители как раз садились в роскошный
фургон Редвингов.
     Том дошел до  угла  Ан  Дай  Блумен и остановился на несколько  секунд,
чтобы  взглянуть  на сияющий в просвете  между домами океан.  Вечером, перед
выпускными торжествами, он заходил к Леймону фон Хайлицу. Снова оказавшись в
его  странной  комнате,  Том  почувствовал себя так, словно  вернулся в свой
истинный дом. Он любил  эту комнату  и ее эксцентричного обитателя,  тем  не
менее  в тот вечер атмосфера  между  ними  была какой-то напряженной. Мистер
Тень очень расстроился, когда Том  сообщил ему, что  поедет на  Игл-лейк, но
больше всего юношу расстроил тот факт, что он упорно отрицал это.
     -- Вы ведь считаете, что я не должен ехать на север, -- сказал он. -- Я
точно это знаю. Хотите, чтобы я остался и работал вместе с вами?
     -- Ты  должен делать  то, что хочешь, --  сказал  фон Хайлиц. -- Просто
сейчас не самое удачное время для такой поездки.
     -- То есть, вы не хотите, чтобы я ехал туда именно сейчас?
     Мистер Тень ответил на его вопрос другим вопросом:
     --   Ты   собираешься   туда   один?   Разве   приглашение   Глена   не
распространялось на твою мать?
     Том покачал головой.
     В  этот вечер  он впервые понял, каким  одиноким был  сидящий перед ним
человек, и  это заставило его острее почувствовать  собственное одиночество.
Если Том уедет с Милл Уолк на  шесть  недель, мистер Тень лишится на все это
время своего единственного  собеседника. Но Том  не мог  заговорить с ним на
эту тему, и весь  остаток вечера фон Хайлиц был  мрачен и  неспокоен, словно
ждал ухода своего гостя,  чтобы сделать нечто  такое, чего Том не должен был
видеть. А Том  чувствовал  себя очень  неловко -- это была  первая серьезная
размолвка между ним  и фон Хайлицом. Том как раз  хотел спросить старика, не
слышал ли он, что произошло  в больнице Шейди-Маунт,  но  в  этот момент фон
Хайлиц встал, подошел к проигрывателю и поставил пластинку.
     --  Это  Махлер,  --  сказал  он, и  спустя  несколько  секунд  комнату
наполнили выстрелы и  стоны  умирающих  на  поле битвы. Старик  опустился  в
кресло, положил ноги на столик и  закрыл  глаза. Том молча  вышел  из  дома.
Сегодня фон Хайлиц чем-то напомнил ему дедушку. Нельзя было ожидать от столь
неординарной личности, чтобы он вел себя так же, как простые смертные.
     Том поднял глаза и увидел, как дверь огромного  дома в испанском стиле,
стоящего на углу Седьмой улицы, широко распахнулась.  Тому тут же захотелось
стать невидимым,  а  секунду  спустя --  очутиться внутри  дома. Сначала  на
ступеньках  появилась  маленькая, коричневая  с  белым собачка, натягивающая
поводок и лающая в его  сторону.  Том постарался  исполнить хотя бы одно  из
своих желаний --  отступил в тень красной  телефонной  будки. И тут из  дома
вышла Сара,  одетая в  синюю блузку с закатанными  рукавами,  белые  шорты и
белые тенниски. Рассмеявшись,  она сказала  что-то  собаке  и  захлопнула за
собой дверь.
     Сара и  рвущийся с поводка песик быстро спустились по красным кирпичным
ступенькам и  пошли по мощеной  камнем  дорожке  к  улице. Том смотрел,  как
качаются из стороны в сторону изящные бедра Сары. Она размахивала  свободной
рукой, но спину держала очень прямо. Волосы  девушки  вздрагивали при каждом
шаге. Собачка  выбежала на  тротуар и потянула  свою хозяйку в  другой конец
квартала.
     Том  вышел из-за  телефонной будки  и  стал смотреть вслед  удалявшейся
Саре.  Потом  он  пересек Ан Дай  Блумен и пошел вслед за ней  на  некотором
расстоянии.  День,  которого  он  не  замечал  раньше,  теперь  казался  ему
удивительно  свежим  и ярким:  солнечный  свет  падал  на  сияющие волосы  и
красивые  плечи  Сары.  Тому  нравилось  просто  наблюдать  за ее  походкой,
смотреть,  как двигаются ее загорелые стройные  ноги, едва касаясь тротуара,
словно к ступням ее были приделаны крылышки.
     Том прибавил шагу. Он не  понимал, почему ему так хочется спрятаться от
Сары, и не знал, что скажет ей, когда наконец догонит.
     В этот момент Сара оглянулась и заметила его.
     -- Том!  -- воскликнула она и остановилась так резко, что передние лапы
собаки  повисли в воздухе. Повернувшись к  Тому, она  переложила  поводок  в
другую  руку и сделала шаг в сторону собаки,  которая, почувствовав свободу,
тут же принялась обнюхивать ближайшее дерево.
     -- Почему ты стоишь  и улыбаешься?  -- требовательно  спросила Сара. --
Почему ничего не скажешь?
     --  Я как раз собирался догнать тебя, -- сообщил Том в ответ на  второй
вопрос.
     -- Хорошо, -- сказала  Сара. -- Ты поможешь мне с Бинго. Кажется, вы не
встречались с ним раньше?
     Том покачал головой и поглядел на собачку, которая присела, прижав уши,
и завиляла хвостиком.
     Сара наклонилась, чтобы  погладить  песика,  продолжавшего смотреть  на
Тома умными, внимательными глазами.
     -- Скажи Тому, что тебя зовут Бинго. Он ведь не знает тебя.
     -- Сколько ему лет? -- спросил Том.
     --  Семь.  Я  рассказывала  тебе о  нем, но  неудивительно,  что ты  не
помнишь.  Это  было  во время моего визита  в больницу тогда, после  аварии.
Когда я покрыла себя позором.
     Том снова покачал  головой. Склонив голову  набок и высунув язык, Бинго
терпеливо ждал, пока хозяйка продолжит наконец их прогулку.
     -- Мне подарили его в тот день, когда я узнала об аварии, -- продолжала
Сара.
     -- Значит, мы с ним ровесники, -- произнес Том, сам  плохо понимая, что
имеет  в виду. Взглянув на  изменившееся  выражение лица  Сары,  он поспешил
добавить.  --  Извини, это, наверное, звучит  странно.  Я  хотел  сказать...
знаешь, я и  сам не знаю, что хотел сказать. -- Том сделал  шаг вперед, Сара
улыбнулась ему, хотя в глазах ее по-прежнему было изумление, и пошла рядом.
     -- Я даже не знаю, в какой колледж ты собираешься,  -- сказал Том после
паузы.
     -- О! Меня приняли в Холлинз и Гучер, но я собираюсь в Маунт Холиоук --
мне больше нравится название, к тому же Муни Фаерстоун приняли туда же... --
Сара искоса посмотрела  на Тома  и открыла, но тут же снова закрыла  рот. --
Том, -- сказала она, потом замолчала, посмотрела на бегущего впереди Бинго и
только  после  этого наконец  произнесла: --  Мои родители хотели,  чтобы  я
училась  в  пансионе  для  девочек, но меня это устроит только на  ближайшие
год-два. Я уже подумываю о переводе -- смешно, правда, ведь мы еще не начали
учиться? Бадди  считает, что мне  надо перебраться в Аризону. А куда  будешь
поступать ты?
     -- Наверное в Тулейн. Если меня туда примут.
     -- Тогда я, может быть, переведусь в Тулейн,  -- Сара  подняла  на него
глаза, и Том вдруг вспомнил,  как она смотрела на него  тогда, в больнице --
за детским  личиком Сары проступало  уже тогда ее  теперешнее  лицо,  и Тому
очень  хотелось коснуться ее. Сейчас  ему  тоже хотелось обнять Сару, но она
заговорила снова, прежде чем он успел на это решиться:
     -- Ты действительно  приедешь этим летом на Игл-лейк? -- Том кивнул. --
Послушай, я ведь не думала об этом всерьез тогда, когда говорила  с тобой на
уроке  у  мисс  Эллингхаузен.  Всякий  раз,  разговаривая с тобой, я  говорю
что-нибудь  такое  дурацкое,  что  мне хочется  умереть на  месте,  когда  я
вспоминаю об этом потом.
     -- Почему?
     -- Но  если ты действительно приедешь  на север,  я думаю,  все будет в
порядке. Правда?
     -- А что должно быть в порядке?
     -- Ну, ведь Игл-лейк немного  необычное для тебя место, не  так ли? Том
внимательно посмотрел на Сару.
     -- Тебе оно, наверное, кажется совсем не  таким, как  нам. Поэтому  я и
спросила. -- Том молчал. Сара остановилась и тихонько взяла его  за руку. --
Я знаю, твоя мама утонула, ммм, умерла...
     На  секунду оба  они застыли  в замешательстве:  Том вспомнил  газетные
заголовки  из  альбома  Леймона  фон Хайлица  и  фотографию  Джанин  Тилман,
наполовину высунувшей из экипажа красивую стройную ногу.
     -- О,  Боже,  -- сказала Сара. --  Вот, опять. Я  не знаю, что  со мной
такое. Пожалуйста, извини.
     Казалось, Сара вот-вот расплачется.
     -- Но это была вовсе не моя мама, -- сказал Том. -- Это была моя...
     -- Я  знаю, я знаю, -- быстро произнесла  Сара.  --  Даже  не могу себе
представить, что... -- я знаю, что это была твоя бабушка, но у меня в голове
вдруг мелькнуло -- наверное, это потому, что я никогда  не видела твою маму,
вот я и подумала, что... -- Сара в отчаянии замахала руками.
     Бинго зарычал. Том и Сара посмотрели сначала на него, потом,  проследив
за его взглядом, на угол дома. Собака рвалась с поводка, продолжая рычать.
     -- Тут несложно запутаться, -- Том знал это по собственному опыту.
     -- Но я ведь ляпнула это с такой уверенностью! -- Сара покраснела. -- И
как это меня приняли в  колледж? И вообще в высшую школу? О,  Боже, я говорю
как Редвинги!
     -- Ты просто ошиблась, -- успокоил ее Том.
     Бинго продолжал издавать сердитые звуки и рваться с поводка.
     --  Бинго! --  воскликнула  Сара.  --  Он  очень не  любит,  когда  его
держат... -- По-прежнему потрясенная своей ужасной оговоркой, Сара позволила
собаке  увлечь  себя  вперед. -- Мне так  стыдно, --  Сара пожала плечами  и
сделала рукой извиняющийся жест.
     А  Том вдруг  понял, что должен  непременно отправиться в Шейди-Маунт и
разузнать,  что произошло  с Нэнси Ветивер.  Через секунду ему уже казалось,
что он вышел из дома именно с этим намерением.
     --  Мне  надо  сходить  в  одно место, --  сказал  Том,  обгоняя Сару и
нетерпеливо рычащего Бинго. -- Все в порядке, Сара! Скоро увидимся!
     Девушка закатила глаза и покачала головой.
     -- Извини еще раз, -- крикнула она ему вслед.


     <i>19</i>
     Дойдя до дальнего угла Седьмой улицы, Том обернулся  и увидел, что Сара
смотрит  ему  вслед.  Маленький терьер по-прежнему  рвался с  поводка.  Сара
сделала  шаг вперед и помахала Тому рукой.  Том помахал  ей в ответ и  начал
переходить через Йоркмин-стер-плейс. Дома, которые он  знал всю свою  жизнь,
обращали  к  нему свои холодные,  безжизненные  фасады.  Брызги  стоящих  на
лужайках  фонтанов  казались ему  разлетающимися  во все  стороны песчинками
сахарного песка. Сквозь открытые окна Том видел пустые комнаты со стоящими в
них роялями и висящими на стенах портретами.
     Он  прошел  по  Салисбери-роуд,   мимо   Эли-плейс,   Стоунхендж-серкл,
Виктория-террас и  Омдурман-роуд. Между Омдурман-роуд  и Балаклава-лейн дома
стали поменьше. Они  теснее лепились друг к другу, а ближе  к Ватерлоо-парад
это  были уже обычные  трехэтажные бетонные и  кирпичные дома,  отделявшиеся
друг  от  друга только  толстыми  деревянными  заборами.  Несколько  детишек
катались по улице на трехколесных велосипедах. Мужчина, читавший  газету  на
пороге  своего  дома,  подозрительно поглядел на Тома, но тут  же вернулся к
своему  занятию, когда увидел перед собой самого обычного подростка с Истерн
Шор-роуд.
     Машины, велосипеды и повозки, запряженные пони двигались в обе  стороны
по  Калле Берлинштрассе. Мимо проехала машина скорой помощи, затем еще одна.
Сделав еще несколько шагов, Том увидел, что  на круг  в  конце улицы выехали
сразу  четыре полицейские машины,  на  крышах  которых  вращались  зажженные
мигалки.  Над  воем  сирен скорой  помощи и  сверканием  мигалок возвышалось
красное кирпичное здание, в котором Том  провел почти три месяца, когда  ему
было десять лет. Вокруг машин быстро собралась толпа.
     Как только  зажегся  зеленый  свет.  Том  кинулся через  улицу  и  стал
продираться сквозь толпу, глазеющую на полицейские машины.
     Перед  вращающейся дверью,  ведущей в приемный покой, стоял полицейский
лет  двадцати пяти в безукоризненно выглаженной, без единого пятнышка форме,
а  лицо под козырьком фуражки выглядело  удивительно  бледным. Его пуговицы,
пояс и сапоги излучали самое настоящее сияние. Полицейский смотрел  на улицу
поверх голов толпы.
     -- Что случилось? -- спросил Том  полную женщину  с большим пластиковым
мешком в руках.
     Женщина наклонилась в его сторону.
     -- Мне повезло  -- я как раз проходила здесь, когда подъехали  копы, --
сказала она. -- Судя по всему, здесь кого-то убили.
     Том прошел через пустой участок, отделявший толпу от горделиво несущего
свою службу полицейского. Тот угрюмо посмотрел  на  него и снова уставился в
пространство. Когда же Том начал подниматься по ступенькам, полицейский снял
руку с кобуры и сложил ладони на груди.
     -- Вы не могли бы сообщить мне, что случилось, офицер, -- попросил Том.
Он был  примерно  на  фут выше блюстителя  порядка,  и тому пришлось задрать
голову, чтобы заглянуть Тому в лицо.
     -- Вы входите или нет? -- спросил он. -- Если нет, отойдите отсюда.
     Том  толкнул  вращающуюся  дверь  и  сделал несколько  шагов  в сторону
столика, за которым регистрировали больных. И тут же неподвижно застыл.
     Тому казалось, что  он как бы заново проживает свое прошлое. Он  помнил
крошечный приемный  покой с двумя-тремя креслами  и деревянной перегородкой,
отделявшей его от такого же крошечного  офиса.  Сейчас же приемный покой был
размером с  небольшую железнодорожную станцию, вдоль  стен  стояли  с  обеих
сторон  деревянные  скамейки  и пластиковые  стулья.  На  нескольких стульях
сидели  пациенты,   одетые   в  махровые  халаты   и   занятые  в   основном
разглядыванием  собственных   рук,  лежащих  на  коленях.  Усатый  старик  в
кресле-качалке поднял  на  вошедшего Тома мутные глаза, и с нижней губы  его
закапала слюна.  В дальнем конце  большого зала стояла новая перегородка  из
матового стекла, отделяющая зал от офиса. За перегородкой несколько женщин в
накрахмаленных  халатах ходили  между  шкафчиками  с картотекой,  сидели  за
письменными столами, поднеся к уху телефонные трубки или разглядывая лежащие
перед ними карточки.
     Между вращающейся дверью  и перегородкой стояли две группы полицейских,
напоминавшие Тому  футбольные  команды  перед матчем. В  холле  было гораздо
темнее, чем на улице.
     -- Что  вы тут делаете, Натчез? -- кричал офицер, стоявший в большей из
двух групп. -- Это наша работа!
     Том как раз пытался проскользнуть мимо сидящих на стульях стариков, но,
услышав фамилию полицейского, быстро поднял голову. Коренастый полицейский в
штатском прошептал что-то своим товарищам и двинулся в сторону конкурирующей
группы.  Мускулистый, уверенный в себе,  он напоминал атлета. На  щеках  его
горел лихорадочный румянец.  Двое  офицеров посторонились, чтобы  пропустить
Натчеза, затем  сомкнулись у него за спиной, на лицах их Том  прочел скрытую
враждебность.  И  тут он вспомнил,  где  слышал это имя: Натчез был одним из
двух детективов, обыскивавших дом мистера фон Хайлица.
     Том  решил, что  лучше  будет  присесть  и  подождать,  по-а разойдутся
полицейские. Детектив  Натчез  подошел к  лифту  и  нажал  на кнопку.  Часть
полицейских  продолжала  смотреть  на  него,  те  же, с  кем  он  только что
разговаривал, разошлись в разные стороны.
     -- Сегодня должна прийти моя дочь, -- сказал старик.
     -- Вы не знаете, почему здесь столько полицейских? -- спросил его Том.
     Нижняя челюсть старика отвисла, глаза его были красными.
     -- Ты знаешь  мою дочь?  -- спросил он, не обращая внимания  на  вопрос
Тома.
     Старик схватил его за плечо и притянул к себе.
     -- Кто-то умер, -- сказал он. -- Кого-то  убили. Сегодня у моей  дочери
день рождения.
     Том  вырвал руку.  Ему  казалось, что  в земле  образовалась гигантская
воронка и он медленно в нее падает.
     -- Они хотят убить ее насовсем, -- продолжал старик. -- Но я не дам им.
     Тут  к ним подъехал на инвалидной  коляске другой старик, которому явно
не  терпелось принять участие  в  разговоре. Том  поспешно  встал.  Один  из
полицейских взглянул на него  с какой-то безликой враждебностью. Том опустил
глаза и отвернулся.  Взгляд его упал на ноги второго старика, одетые в синие
брюки  и  черные,  начищенные до  блеска  ботинки  с  блестящими  пуговками,
высовывающиеся из=под халата. На первом старике, с которым он заговорил, как
и на всех остальных больных, были  пижама  и  шлепанцы. Том  заглянул в лицо
старика в лакированных ботинках, и тот взглянул на него в ответ.
     Больше он, пожалуй, ничем не  отличался от остальных пациентов -- седые
волосы, рассыпанные по лицу, отвисшая губа  и дрожащая голова. Он сжал халат
у  горла  и нагнулся к Тому, словно желая  что-то сказать. Юноша отступил на
шаг назад, но глаза старика притягивали его. В глазах этих светился живой ум
и  проницательность  --  их  никак  нельзя  было  принять за  глаза  старого
маразматика. И  тут Том вздрогнул, а потом чуть не закричал от  изумления --
он вдруг понял, что видит перед собой Леймона фон Хайлица.
     Взглянув через  плечо,  Том  увидел, что  враждебно настроенный  офицер
движется в сторону  Натчеза.  На лице  его ясно  читалось  намерение сказать
что-то  неприятное.  Том  опустился на  стул, стоящий рядом  с коляской  фон
Хайлица, и быстро взглянул на него, затем отвел глаза. Мистер Тень  нанес на
лицо  толстый  слой  грима  и  приклеил  густые  темные брови  поверх  своих
собственных. Лицо его выглядело изможденным, тупым и бессмысленным.
     -- Не оборачивайся, -- произнес старик, почти не шевеля губами.
     Том молча  глядел на  постепенно пустеющий зал.  Офицер,  возглавлявший
одну из групп, подошел  к одному из письменных столов, остальные направились
к входной двери и лифтам. Тому снова показалось, что они двигаются как-то не
слишком активно.
     -- Что вы здесь делаете? -- прошептал он.
     -- Сегодня вечером у меня дома, -- послышалось в ответ, хотя фон Хайлиц
снова даже не разжал губы.
     -- Кто-то умер? -- спросил Том.
     -- Уходи! -- приказал  фон Хайлиц, и юноша вскочил с места,  словно его
вдруг укололи острой булавкой.
     Он прошел  через просторный пустой зал и, когда поравнялся  с лифтом, в
котором  уехал  детектив  Натчез,   двери   лифта   открылись,  и  Натчез  в
сопровождении  двух полицейских в форме вытолкнули  оттуда каталку, накрытую
простыней,  под  которой,  вне  всяких сомнений, находился  труп.  Том снова
почувствовал, что проваливается в воронку в земной поверхности.
     "Это все я, -- подумал  он. --  Я  написал письмо,  и  вот этот человек
мертв".
     -- Могу я чем-то помочь  тебе?  --  женщина, сидевшая  за перегородкой,
опустила на рычаг телефонную трубку и взглянула на Тома холодными глазами, в
которых  было ясно  написано, что она вовсе не  горит желанием  оказать  ему
помощь.
     -- Я, я просто заходил сюда навестить  своего приятеля,  -- пробормотал
Том. -- А потом увидел в холле полицию и...
     -- Никого ты не навещал, -- сказала медсестра.
     -- Что? -- не понял Том.
     -- Ты никого  не  навещал  в  этой больнице, -- у женщины  были жидкие,
тусклые  черные  волосы, зачесанные  над  низким узким  лбом, на  переносице
висели очки с небольшими стеклами. --  Я видела, как ты  вошел  в зал  всего
несколько минут  назад,  и  единственные пациенты,  с  которыми ты вступал в
контакт, -- эти  два  старика в инвалидных колясках у стены.  Ты сам  уйдешь
отсюда или попросить, чтобы тебя вывели?
     -- Не могли бы вы сначала сказать мне, что здесь случилось, -- попросил
Том.
     -- Это не твое дело.
     -- Уже два человека сказали мне, что здесь кого-то убили.
     Глаза медсестры расширились от удивления и возмущения.
     -- Я хотел  повидать Нэнси Ветивер, -- сказал Том. -- Она -- медсестра,
которая...
     -- Сестру Ветивер? Так значит теперь уже не больного, а сестру Ветивер?
А  кого ты  захочешь  повидать  дальше?  Людовика  Четырнадцатого?  Персонал
больницы слишком загружен,  чтобы отвлекаться на всяких бродячих котов вроде
тебя. Офицер! Офицер! Подойдите,  пожалуйста сюда, --  вдруг  громко позвала
она.
     Все  полицейские,  находящиеся в зале,  одновременно  повернулись в  их
сторону,  и,  поколебавшись несколько секунд, офицер, который послал  наверх
детектива Натчеза, направился  к  письменному  столу. Он ничего  не  сказал,
только  поглядел  сперва  на  Тома,  затем   на  медсестру  с   напряженной,
вымученной, неестественной улыбкой.
     -- Офицер... -- начала медсестра.
     -- Что тут, черт возьми, происходит? -- перебил ее полицейский.
     Неожиданно  вся  эта  сцена  показалась  Тому  чудовищно  неправильной.
Откровенная  враждебность полицейского  привела медсестру в  замешательство.
Том  еще раз  поглядел  вокруг  и  отметил  про  себя,  что половина мужчин,
находящихся в зале,  были на что-то  очень  злы,  остальные же скрывали  под
маской равнодушия откровенное злорадство.
     --  Этот  молодой человек, -- снова заговорила медсестра,  -- проник  в
больницу  под   вымышленным  предлогом.  Он  говорит  что-то  об   убийстве,
расспрашивает меня о медсестрах, он нарушает...
     -- Меня это  совершенно не волнует, милая девушка, -- покачав  головой,
офицер отошел от перегородки.
     --  Так  вот  как  вы  относитесь  к  своим  обязанностям,  -- визгливо
закричала  медсестра. В  этот  момент она  увидела человека, от  которого  с
большей  вероятностью можно  было получить помощь. -- Доктор, вы не поможете
мне -- подойдите, пожалуйста, на секунду.
     Доктор  Бонавентуре  Милтон как  раз  выходил  из  коридора  справа  от
письменного стола, за которым сидела  разъяренная медсестра, в сопровождении
худого  смуглого  мужчины  в  синей   форме,  обшитой  галуном.  Толстенький
маленький  доктор в пенсне и черной "бабочке"  перевел взгляд с медсестры на
своего спутника и улыбнулся.
     --  Конечно,  мисс Драгонетт,  --  сказал он.  --  У вас что,  возникли
какие-то проблемы с моим другом?
     -- С другом?! -- удивлению медсестры не  было предела. -- Этот  молодой
человек   говорит  что-то  об  убийстве,   пытается  ворваться  в  больницу,
спрашивает об одной медсестре -- я хотела вывести его.
     Доктор Милтон сделал рукой успокаивающее движение.
     -- Я уверен, что мы  сможем это  уладить,  мисс Драгонетт. Этот молодой
человек  --  Том Пасмор,  внук Гленденнинга Апшоу.  Я  встречался с  ним две
недели назад в Клубе основателей. Так что ты хотел, Том?
     Мисс Драгонетт  поняла, что придется сдаться, и теперь сверлила глазами
стоящего рядом с доктором офицера.
     --  Я  просто проходил  мимо, когда увидел полицейские машины.  Вот я и
решил зайти узнать, что случилось -- ведь дедушка так и не перезвонил мне по
поводу  Нэнси Ветивер...  --  Том взглянул в лицо  офицера в ярко украшенной
форме, и его  поразили одновременно две вещи -- во-первых, выражение ледяных
глаз полицейского, во-вторых, смутное ощущение, что он уже видел его раньше.
     --  Неудивительно! -- воскликнула в ответ  на последние слова Тома мисс
Драгонетт.
     --  Что-нибудь  случилось?  --  произнес полицейский,  и на  этот  раз,
внимательно оглядев  его лысый череп  и лоснящееся лицо, Том  узнал капитала
Фултона  Бишопа. У Тома все похолодело внутри -- на секунду  ему  захотелось
быстро  повернуться и убежать. Капитан был гораздо ниже ростом, чем казалось
по  телевизору. Одного взгляда  на  этого  человека было  достаточно,  чтобы
понять: он  начисто  лишен чувства  юмора.  Бишоп  напоминал  средневекового
палача,  готового  приступить к  пыткам,  какими  их изображают на старинных
картинах.
     Доктор Милтон  быстро  перевел взгляд с Тома на капитана  Бишопа, затем
снова вопросительно взглянул на юношу.
     -- Я не думаю, что за этим  кроется что-то  серьезное, -- сказал он. --
Просто мальчик пришел сюда навестить сестру Ветивер -- своего старого друга.
Кстати,  Том,  перед  тобой  -- тот  самые  капитан  Бишоп, который  раскрыл
зверское убийство мисс Хасслгард.
     Ни Том, ни капитан Бишоп не проявляли ни малейшего желания пожать  друг
другу руки.
     -- Сегодня несчастливый  для нас день, -- продолжал доктор.  -- Один из
людей  капитана, патрульный по  фамилии Менденхолл, умер  сегодня утром.  Мы
сделали все, что  могли,  но у него были такие серьезные  ранения  --  можно
сказать, что  он умер смертью  героя,  после того как первым  ворвался в дом
убийцы. Мы думали, что сможем вытащить его и делали все  возможное, несмотря
на нежелательное  вмешательство, --  доктор  многозначительно  посмотрел  на
Тома. -- Но  примерно полчаса назад бедный  Менденхолл ушел  от нас. Все это
так трагично!
     -- Но почему здесь столько полиции? --  Том почти не слышал собственных
слов -- он только что снова провалился в воронку.
     -- Мы приехали за телом, -- безо всякого выражения произнес Бишоп.
     -- Все его объяснения неубедительны, -- снова вмешалась в разговор мисс
Драгонетт. -- Он что-то говорил об убийстве.
     -- Старик,  сидящий  у  стены,  сказал  мне  об  этом.  Он  очень стар,
наверное, не стоило придавать этому смысла.
     Теперь оба -- и доктор Милтон, и капитан Бишоп в упор смотрели на Тома.
     -- Какой именно старик? -- спросил капитан.
     Том поглядел на сидящих вдоль стены. Фон Хайлица среди них уже не было.
     -- Старик  в желтом  халате, --  Том  снова  повернулся к доктору. -- А
вообще-то я шел повидать Нэнси Ветивер.
     --   Мистер  Уильямс  не   знает   даже,   какое   сегодня  число,   --
прокомментировала мисс  Драгонетт. -- Он сидит здесь весь день  и  ждет свою
дочь, но старик не узнал бы ее, если бы она вошла сейчас в эту дверь. Но это
вряд ли произойдет, так как дочь его живет в Бангоре, штат Мэн.
     -- Мы поговорим с вами позже, доктор, --  капитан  Бишоп быстро  прошел
через зал и исчез за вращающейся дверью.
     Доктор Милтон со вздохом посмотрел ему вслед.
     -- Что вы  собираетесь  делать?  Вы не  хотите... -- не унималась  мисс
Драгонетт.
     Но доктор Милтон только покачал головой.
     -- Я сам позабочусь об этом, мисс Драгонетт, -- сказал он. -- Пойдем со
мной, Том.
     Доктор  повел Тома по коридору справа от  стола,  из-за которого только
что вышел. Он взял Тома под руку и сказал:
     --  Я  хочу убедиться, что правильно понимаю ситуацию.  Ты пришел  сюда
поискать  сестру Ветивер --  из-за  разговора, который  слушал в доме своего
дедушки. Хотел убедиться, что с ней  все в  порядке,  не  так ли?  В зале ты
увидел  полицию и  присел рядом со  стариком, который  стал бормотать что-то
насчет убийства.
     -- Все было именно так, -- подтвердил Том.
     --  Ты  конечно,  понимаешь, что  все очень  переживают, когда  умирает
полицейский. Это глубоко затронуло его товарищей.
     Слова Милтона немного не подходили для описания  картины, которую видел
Том.  Неужели это было проявление глубокой скорби? Том вспомнил  две  группы
полицейских,  на лицах которых отражались либо враждебность либо откровенное
торжество.  Тома охватило вдруг чувство вины. Ему  казалось, что он бредет в
густом тумане, ничего не видя и не ощущая.
     Доктор внимательно посмотрел Тому в глаза.
     -- Ты ведь  понимаешь, что надо  быть осторожным,  Том. Ты наверняка не
хочешь никого расстраивать. В наши дни  люди очень вспыльчивы. Особенно всех
взбудоражила  история Хасслгарда.  Ты ведь  умный мальчик из хорошей  семьи,
перед тобой -- большая счастливая жизнь.
     -- Этот полицейский, Менденхолл, умер из-за дела Хасслгардов?
     -- Можно сказать и так, -- доктор начинал раздражаться.
     -- Из-за письма, которое получил капитан Бишоп?
     -- Откуда ты знаешь о письме? Кто сказал тебе...
     -- Это передавали в выпуске новостей. Но никто кроме капитана Бишопа не
видел этого письма, не так ли?
     -- Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь.
     -- Я  говорю о том,  что...  что  в письме  вполне  могло быть написано
что-то совсем  другое.  Что  если  там  ничего не  было о  бедном полукровке
Фоксвелле  Эдвардсе,  недавно  освобожденном  из  тюрьмы?  Что  если  письмо
доказывало,  что Мариту Хасслгард убил кто-то совсем  другой? Что  ее смерть
тесно связана с тем, что происходило в казначействе.
     --  Это  просто  нелепо,  --  сказал  доктор. -- Здесь  только что умер
человек.
     -- А  те, кто  собрался  здесь по  этому поводу,  выглядят  не  слишком
несчастными, -- заметил Том.
     -- Что ж, офицеры полиции  не  всегда  бывают лояльны. Но что пытаешься
сделать  ты,  Том. Рассуждаешь  о  каких-то  существующих  и  несуществующих
письмах, задаешь вопросы об убийстве...
     -- Как  мог этот человек, Менденхолл, быть нелояльным, если он умер при
исполнении служебных обязанностей. К чему же он был нелоялен?
     Доктор Милтон едва сдерживался, чтобы не взорваться.
     --  Послушай меня внимательно. Лояльность --  это верность людям своего
круга. Ты знаешь, кто они  такие. Твои соседи, твои друзья, твоя семья.  Они
-- это ты. И никогда не пытайся убежать от себя.
     Доктор выпрямился и поправил жилет.
     -- Ты должен жить в этом мире рядом с нами, Том, -- доктор посмотрел на
часы.  --  Я хочу, чтобы  мы оба забыли об  этом разговоре. У меня еще очень
много  дел. Пожалуйста, передай  от  меня привет маме и  дедушке.  -- Быстро
взглянув на Тома, Милтон оставил  его и пошел в сторону зала. Однако, сделав
несколько  шагов,  доктор  обернулся.  --  Кстати, сестра  Ветивер  временно
отстранена от работы. И забудь обо всем этом, Том.
     -- А Хэтти Баскомб?
     На этот раз доктор рассмеялся.
     -- Хэтти Баскомб! Думаю, ты найдешь ее где-нибудь в туземных кварталах,
если  она  еще жива.  Эта женщина  ушла от нас  много лет назад.  Думаю, она
бормочет  где-нибудь заклинания  над  обглоданной куриной костью. Колоритная
была особа, не правда ли?
     -- Да, очень, -- машинально согласился Том.


     <i>20</i>
     --  Я  звоню  предложить:  не  хочешь  ли  ты  отправиться  со мной  на
экскурсию.
     Было начало пятого, и Том разговаривал по телефону  с Сарой Спенс. Отец
его был  все еще  в своем офисе на Калле  Хоффманн или занимался тем, чем он
обычно занимался, когда отсутствовал дома, -- а Глория Пасмор  сидела у себя
в комнатке. Вернувшись из больницы, Том приоткрыл  дверь спальни. В лицо ему
ударил  запах   виски.  В  комнате  играла   тихая  музыка,  а  мать  спала,
раскинувшись в одежде  на кушетке.  Это называлось у нее  "вздремнуть  после
обеда".
     -- Предложение звучит заманчиво, но  я немного занята, -- сказала Сара.
-- Мы  с мамой готовимся к поездке на  север. Папа неожиданно объявил, что в
этом году  мы отправимся  туда пораньше, так  что на  сборы  у нас  остается
только два  дня. Он еще сказал, что мы полетим туда на самолете Редвингов. Я
нигде  не  могу  найти  Бинго. Хотя,  конечно  же, смешно так беспокоиться о
Бинго. А что за экскурсия? -- спросила Сара после паузы.
     -- Я думал, мы просто сходим куда-нибудь погулять.
     --  А ты  не побледнеешь и  не убежишь,  если я опять ляпну  что-нибудь
жутко нелепое?
     Том рассмеялся.
     --  Нет.  И на этот раз я  даже не  вспомню, что мне срочно надо быть в
другом месте.
     -- Значит, ты хочешь  начать с того  места, на котором мы остановились?
Что ж, мне нравится эта идея.
     -- Я хотел  предложить  что-нибудь новенькое, -- сказал Том.  --  Давай
прогуляемся в старый туземный квартал.
     -- Я никогда не была там.
     --  Я тоже. Никто  из жителей восточной части острова  никогда  даже не
думал о том, чтобы побывать там.
     -- А это не слишком далеко?
     -- Не очень. Мы пробудем там не больше получаса.
     --   А  что  мы  будем  делать?  Обследуем  притоны  курильщиков  опия,
организуем  торговлю  белыми рабами  или станем охотиться  за похищенными из
казначейства деньгами?
     -- Какие книги ты больше любишь читать, Сара?
     -- В основном те, которые видела у  тебя в руках в школе. Я только  что
закончила "Красную жатву". А что мы все-таки будем делать?
     -- Я хотел поискать там одну свою старую знакомую.
     --  Так это экскурсия или приключение? Я заинтригована. И еще мне очень
интересно, что это за старая знакомая.
     --  Одна  женщина,  которую  я  знал когда-то  давно.  Она  работала  в
больнице.
     --  Та  медсестра, которая  считала тебя очень умным?  Я  помню  ее. Но
почему  она живет  в  туземном квартале?  Может, ты  должен освободить ее из
притона разврата, и хочешь, чтобы я помогла тебе отвлечь от нее туземцев?
     --  Это  не  та  медсестра, о  которой ты думаешь, -- Тома рассмешили и
одновременно немного  смутили слова Сары.  -- Ее зовут  Хэтти Баскомб. Но  я
надеюсь, что она расскажет мне что-нибудь о той, другой.
     -- Ага! -- сказала Сара. -- Я так и знала. Ну,  хорошо, я отправляюсь с
тобой, чтобы защищать тебя, Том Пасмор.  Ты берешь с собой револьвер или мне
поискать свой?
     -- Давай возьмем оба.
     -- И  еще  одно  --  мне кажется,  это должна  быть  не  пешеходная,  а
автомобильная экскурсия.
     -- Я не умею водить машину, -- признался Том.
     --  Зато  я умею. Я -- настоящий ас. Могу ехать под пулями преступников
не хуже героев Дэшила Хэммета. К тому же по пути я смогу поискать Бинго.
     -- Мне зайти за тобой или?..
     -- Просто жди меня у своего дома через пятнадцать минут. Я буду в шляпе
с полями, закрывающими лицо, за рулем шикарного автомобиля.

     Двадцать  минут  спустя   Том  откинулся  на  спинку  кожаного  сиденья
небольшого белого "мерседеса" с откидным верхом и очень громким двигателем и
смотрел,  как  Сара  Спенс,  чуть  наклонившись  вперед,  давила  на  педаль
акселератора. Они проехали на желтый свет и свернули на Калле Дроссельмейер.
     -- Вообще-то Бинго никогда не выкидывал ничего  подобного, --  говорила
Сара. -- Он  не слишком любит приключения и беспокоится обычно только о том,
покормят ли его вовремя.
     -- А что будет с ним, когда ты уедешь на север?
     -- Мы посадим его в конуру.
     -- Значит,  Бинго  догадался, что через пару дней  его ждет  конура,  и
удалился поразмышлять на эту тему. Готов спорить, что к обеду он будет дома.
     -- Замечательная идея! -- воскликнула  Сара.  -- Даже  если ты не прав,
мне уже легче. Хотя вообще-то Бинго -- не слишком задумчивый пес.
     --  Мне  он  тоже  не показался таким, --  кивнул  Том.  Ему  нравилось
смотреть, как Сара  ведет машину, нравилось находиться в  ее  обществе.  Том
подумал, что никто из его знакомых  не водит машину так спокойно  и в то  же
время  с  таким  азартом. Мать обычно превышала скорость  миль на пять и всю
дорогу что-то  невнятно бормотала  себе под  нос, а отец все время  гнал как
сумасшедший и  ненавидел других водителей, особенно  если  им  удавалось его
обогнать. Сара  весело рассмеялась  над словами Тома. Затем, притормозив  на
светофоре, она вдруг быстро нагнулась и поцеловала Тома.
     --  Задумчивый пес, -- сказала Сара.  --  Задумчивый пес -- это ты, Том
Пасмор.
     Загорелся зеленый свет, и маленький белый "мерседес" рванул с места. Их
осветил   яркий   солнечный   свет,   и  Том  на   мгновение  испытал  почти
нечеловеческое  наслаждение.  Чувство  вины,  преследовавшее  его  последнее
время,  неожиданно  исчезло.   Сара   снова  рассмеялась  --  наверное,  над
выражением его  лица. Люди  на  тротуарах провожали глазами летящую мимо них
машину солнце светило все ярче, и фасады роскошных магазинов, находящихся на
Калле  Дроссельмейер, переливались и сверкали. В  открытых  кафе сидели  под
зонтиками нарядные мужчины и женщины. В одной  из сияющих витрин стоял макет
железной дороги -- крохотный паровозик тянул вагончики мимо гор и занесенных
снегом  перевалов,  а  затем снова возвращался  на такую же  крошечную Калле
Дроссельмейер. Том видел в окнах отражение "мерседеса" и представлял себя  и
Сару на  этой крошечной  улице в  крошечной белой машинке. В  воздухе парило
ощущение рая -- рая простых, обыденных вещей.
     "Ауэр, -- вдруг подумал Том. -- Наш. Час".
     Он вспомнил,  что  уже испытывал  однажды нечто  подобное.  Погребенный
где-то  в  глубине  воспоминаний  континент  его  детства  вдруг  всплыл  на
поверхность сознания, и Том вспомнил ощущение предвкушения, ожидания великих
событий, грядущих открытий в запретном месте...
     Они  подъехали к  дальнему  концу  Калле Дроссельмейер, где возвышалось
серое,  похожее на тюрьму здание отеля  "Сент Алвин". Много лет назад  здесь
убили  какого-то  человека  --  какой-то  скандал  закончился  еще   большим
скандалом,  о котором  родители запретили Тому читать, к тому же, он был еще
слишком мал, чтобы понять, что к чему.
     -- С  тобой  гораздо интереснее, чем с  Бадди, -- сказала Сара. --  Его
обычно интересуют только магазины, в которых продается оружие.

     --  Ты  думал когда-нибудь о том, кем хочешь  стать? --  спросила Сара,
когда они  спускались  с  холма к Могром-стрит.  -- Наверняка  думал  --  я,
например, размышляю  об этом все время.  Мои родители хотят,  чтобы  я вышла
замуж  за  симпатичного  молодого  человека  с кучей  денег и  жила  в  двух
кварталах  от них.  Они  не  могут даже представить,  что  я захочу для себя
другой участи.
     -- А  мои  родители  хотят,  чтобы я  зарабатывал кучу  денег и  жил  в
восьмистах милях от них. Но сначала я должен получить диплом инженера, чтобы
открыть собственную строительную фирму. Мистер Хэндли хочет, чтобы я написал
роман  о Милл Уолк. Дедушка  хочет, чтобы  я всегда держал  рот на  замке  и
вступил в  общество  Джона Бирча. Администрация Брукс-Лоувуд хочет,  чтобы я
взялся наконец за  ум и научился играть в баскетбол -- сверни здесь, поезжай
вон по той улице, а потом снова поверни  направо -- Мисс Эллингхаузен хочет,
чтобы  я  научился  танцевать танго.  Доктор  Милтон  хочет, чтобы  я вообще
перестал  думать  и  стал   лояльным  гражданином,   будущим  членом   Клуба
основателей.
     -- А чего хочешь ты?
     --  Я хочу -- я хочу быть  тем, кто  я есть на  самом деле. Кем бы я ни
был. Мы приехали. Останови машину и давай выйдем.
     Сара вопросительно  посмотрела  на  Тома,  но тем  не менее  свернула к
обочине и остановила  "мерседес"  почти  в том  же самом  месте, где  Деннис
Хэндли  припарковал  недавно свой "корвет". Они вышли из машины.  Воздух над
Уизел Холлоу был горячим и спертым.
     Запах вареной капусты, исходивший из  окна желтого домика, смешивался с
вонью мусора, гниющего в облепленной мухами куче в  нескольких ярдах вниз по
улице. Куча мусора выросла с тех пор, когда Том был здесь с Деннисом Хэндли:
к ней прибавилось несколько сломанных стульев и скатанных в рулоны ковров, а
также Множество грязных бумажных пакетов. Из окон некоторых домов доносилась
едва различимая музыка, льющаяся из радиоприемников. Где-то далеко заливался
плачем ребенок.
     -- Что здесь горело? -- спросила Сара, принюхиваясь.
     -- Дом и машина. Дом в конце квартала, а машина прямо тут, рядом.
     Сара внимательно окинула  взглядом  пустую  улицу, затем повернулась  к
Тому.
     -- Ты уже был здесь раньше?
     -- Тогда машина еще не сгорела. Водитель бросил ее,  потому считал, что
здесь ее никто не найдет.
     Они вместе пошли вперед по пыльной улице. То, что осталось от "корвета"
Хасслгарда, напоминало  лежащее  на солнце раздавленное насекомое.  Сиденья,
приборная  панель  и  руль выгорели  полностью,  колеса  и  кузов почернели,
кое-где начинала проступать ржавчина.  Кто-то,  скорее  всего ребенок, успел
поковырять ржавчину палкой, которую бросил в пустое окно машины.
     -- А кто был владельцем? -- спросила Сара.
     Том не стал отвечать на этот вопрос.
     -- Я  хотел посмотреть, действительно ли  они сожгли ее.  Я был уверен,
что  они  сожгут  дом  -- потому что  он  был  слишком сильно  поврежден при
перестрелке и мог в любой момент рухнуть. А  они не знали наверняка, что там
внутри.  Но вот  насчет машины я сомневался. Они, наверное, вернулись сюда в
ту  же  ночь,  прихватив  с  собой канистры  с  бензином. --  Он взглянул  в
озадаченное лицо Сары. -- Это была машина Хасслгарда.
     Девушка нахмурилась, но ничего не сказала.
     -- Видишь, как они действуют. Как работают. Они даже не стали открывать
багажник -- просто облили машину бензином и подожгли. И решили таким образом
все проблемы. Ведь  люди, живущие по  соседству, наверняка будут молчать обо
всем, что видели. Они понимают, что если заговорят -- сгорят их  собственные
дома.
     -- Ты хочешь сказать, что машину Хасслгарда сожгли полицейские?
     -- Разве это не ясно?
     -- Но, Том, почему...
     Тому захотелось рассказать  ей  все,  слова  точно  сами  слетали с его
языка:
     --  Это я написал письмо,  которое получил  капитан  Бишоп. Теперь  они
намекают, что  в письме говорилось о  бывшем заключенном Фоксвелле Эдвардсе.
Бишоп говорил об  этом  на пресс-конференции. Письмо  было анонимным, потому
что я не хотел, чтобы они считали его бреднями ребенка,  играющего в сыщика.
Я написал им, как и почему  Фридрих Хасслгард убил свою родную  сестру. А на
следующий день все полетело кувырком. Они убили  Хасслгарда, они убили этого
парня -- Фоксвелла Эдвардса,  они убили полицейского по фамилии Менденхолл и
ранили его напарника, они выпустили это огромное черное облако...
     Том  вдруг поднял руки, пораженный  тем,  что говорит  о таких  ужасных
вещах такой красивой девушке в  синей блузке и белых шортах, которую волнует
сейчас только ее исчезнувший песик.
     -- Это --  то  самое место. Милл Уолк!  Они ждут  от нас, что мы  будем
верить каждому  их слову, продолжать  брать уроки  танцев, обращаться к Бонн
Милтону,  когда мы больны,  восхищаться  выходом в свет книги с фотографиями
домов, в которых жили Редвинги.
     Сара сделала шаг в его сторону.
     -- Не  могу похвастаться,  что  поняла все до конца, но мне кажется, ты
жалеешь, что написал это письмо?
     -- Не  знаю. Не совсем так. Мне жаль, что  погибли эти двое.  Мне жаль,
что  Хасслгарда  не  арестовали. Я не  знал  всего  до  конца.  И  тут  Сара
произнесла нечто такое, что очень удивило Тома:
     -- Может, ты просто отправил это письмо не тому, кому надо?
     --  Ты знаешь,  -- задумчиво произнес Том, -- Возможно, так оно и было.
Там есть детектив по фамилии Натчез -- до недавнего времени я считал, что он
такой  же, как  вся их шайка. Но потом  один человек сказал  мне, что он был
другом Менденхолла. И сегодня утром в больнице я видел, как  он и  некоторые
его друзья...
     -- Почему же ты не подошел к нему?
     -- У меня недостаточно информации. Мне надо предложить ему нечто такое,
о чем он еще не знает.
     -- А кто этот человек? Который рассказал тебе о Натчезе и Менденхолле?
     --  Замечательная личность, --  ответил  Том.  -- Великий человек. Я не
могу  назвать тебе  его  имя,  потому что ты будешь надо  мной смеяться.  Но
когда-нибудь я познакомлю тебя с ним. Познакомлю по-настоящему.
     -- Познакомиться по-настоящему? Это что -- Деннис Хэндли?
     Том рассмеялся.
     -- Нет, это не Хэнд. Хэнд отказался от меня.
     -- Потому что не смог затащить тебя в постель?
     -- Что!
     Сара улыбнулась.
     --  Что  ж,  я очень рада, что это  не  он. Так мы все еще собираемся в
старые туземные кварталы?
     -- А тебе хочется?
     -- Конечно. Несмотря  на  то, к  чему готовят  меня родители, я  еще не
потеряла надежды,  что проживу более интересную  жизнь.  -- Сара подняла  на
Тома глаза,  и выражение их напомнило  ему тот день, когда мисс Эллингхаузен
впервые поставила их  танцевать вместе. -- Мне действительно интересно, куда
ты собираешься. Мне интересно, куда собираемся мы с тобой.
     Саре вовсе  не  хотелось, чтобы Том поцеловал  ее  -- он  видел это  --
просто сегодня она  видела Тома таким, каким он никогда не решался перед ней
предстать. Она не задавала ему вопросы, не высказывала  недоверие. Новый Том
ничем не потряс ее: она ведь шла рядом с ним, шаг за шагом. Девушка, которую
он только что мысленно  обвинил  в  том,  что ее  волнует  только  пропавшая
собака, вдруг показалась ему взрослой и сложной.
     -- Мне  тоже интересно, -- сказал  Том.  --  Наверное, я не должен  был
говорить тебе все это.
     -- Тебе ведь надо было  сказать это  кому-то. Поэтому ты пригласил меня
на эту экскурсию?
     Она снова следовала за ним шаг за шагом -- еще до того, как  он успевал
сделать этот самый шаг.
     -- Ты представишь меня этой Хэтти Баскомб? -- спросила Сара.
     Они улыбнулись друг другу и повернули обратно к машине.
     -- Я рада, что ты едешь  на Игл-лейк, -- сказала Сара. -- Мне  кажется,
там ты будешь в большей безопасности.
     Том вспомнил лицо Фултона Бишопа и кивнул.
     -- Здесь я тоже в  безопасности, Сара, -- сказал он. -- Не волнуйся, со
мной ничего не случится.
     --  Тогда,  если  ты  такой  великий  сыщик,  найди   моего  Бинго,  --
потребовала Сара, включая зажигание и трогаясь с места.


     <i>21</i>
     Том немного побаивался,  что ему снова станет дурно возле Парка Гете, и
теперь он уже плохо  знал, чего ожидает от  визита к  Хэтти  Баскомб, но был
твердо  уверен  в одном  -- ему не  хотелось  выглядеть слабым в глазах Сары
Спенс.  Он еще не сказал ей, как мало знает о местонахождении Хэтти  Баскомб
-- только то, что бывшая медсестра живет где-то в старом туземном квартале.
     Номера улиц, пересекавших Калле Бурле, начинались теперь на тридцать, и
Том с облегчением обнаружил, что не испытывает тошноты. Они с Сарой почти не
разговаривали. Когда  ряды  домов  уступили место  сначала кремовому  фасаду
церкви,  а  затем поляне обсаженной  деревьями, Том попросил  Сару  свернуть
налево  в  конце  следующего  квартала,  что  она и сделала под  самым носом
запряженной в повозку лошади.
     Справа  от  них  дети  тянули  своих родителей  к  киоскам  с  горячими
сосисками и  продавцам воздушных  шаров.  Усталые  тигры  и пантеры  лежали,
распластавшись,  на  каменном полу своих  клеток,  другие  животные  выли  в
загонах, устроенных между клетками. Том закрыл глаза.
     В нескольких кварталах к  югу от Парка Гете  молодые люди  в джинсах  и
футболках  играли  в  крикет,  перед аудиторией,  состоящей  в  основном  из
маленьких детей и бродячих собак. Вдоль  улицы стояли  аккуратные  домики  с
цветами  на  крылечках  и  подоконниках.  У пальм, растущих  вдоль тротуара,
стояли  велосипеды.  Затем  машина  въехала  на  небольшой  холм,  где росли
кипарисы, и за холмом глазам их открылся совсем другой пейзаж.
     За кирпичным зданием заброшенной фабрики  с выбитыми  окнами находились
несколько  таверн  и других  одноэтажных  зданий,  соединенных  между  собой
ветхими   переходами.   По  обе  стороны  улицы  в  окнах  были   выставлены
нарисованные  от  руки  плакаты, возвещавшие:  "Сдаются  комнаты",  "Покупаю
ветошь   по  хорошей  цене",  "Старая  одежда  дешево",  "Продаю  и  покупаю
человеческие волосы", "Кости. Покупаю посуду". Между домами  Том видел время
от  времени тесные дворики, куда почти не проникало солнца. Во дворах сидели
мужчины,  передававшие  по кругу  бутылку  спиртного. За  некоторыми  окнами
виднелись тупые, невыразительные лица.
     -- Я чувствую себя здесь туристом, -- сказал Том.
     --  Я  тоже. Это потому, что нам никогда  не разрешали смотреть  на эту
часть острова. Мы ведь ничего не знаем  о Райских  кущах, и поэтому их можно
считать невидимыми.
     Сара объехала яму, красовавшуюся посреди узенькой улочки.
     -- А что это такое? -- спросил Том.
     -- Ты никогда не слышал о Райских кущах? Этот район был построен, чтобы
переселить людей из старого туземного  квартала, который построили  когда-то
прямо на болоте, и там был очень нездоровый климат. Холера, грипп и еще я не
знаю что. Эти жилища строили в спешке, и очень скоро они пришли в еще худшее
состояние, чем дома в старом квартале.
     -- Откуда ты все это знаешь?
     -- Райские кущи -- один из первых проектов Максвелла Редвинга, хотя его
вряд  ли можно  назвать  одним  из  самых  успешных.  Но, конечно же,  не  в
финансовом  смысле.  Люди,  которые живут  тут,  называют  эти  места  "Раем
Максвелла".
     Том  обернулся,  чтобы взглянуть  еще раз  на покосившиеся  домики:  их
наружные стены  смыкались,  образуя что-то  вроде  крепости,  через  арки  и
проходы Тому  видны были расплывчатые фигуры, двигавшиеся внутри  помещений,
напоминавших лабиринт.
     Они снова  выехали  на солнце,  и  резкий  белый  свет  упал на  бедные
постройки между  стенами  Райских кущ  и  старым туземным  кварталом. Кругом
жались друг к другу  хижины и  хибарки из толя.  То здесь, то там  в  дверях
стояли мужчины с несчастными лицами, У фонаря с разбитой  лампочкой  качался
пьяный, напоминавший Тому испорченный компас.
     Хижины  закончились  у подножия холма. Дальше шли почти вплотную друг к
другу крошечные деревянные домики, как две капли воды похожие один на другой
-- с крытыми крылечками и единственным окошком возле двери. Весь этот район,
занимавший  три-четыре квартала с юга  на север и столько же --  с запада на
восток, казался ужасающе сырым. В дальнем конце туземного квартала виднелось
заброшенное тростниковое поле, превратившееся с годами  в кишащее насекомыми
болото. Оно было огорожено забором, за котором блестела синяя гладь океана.
     -- Итак, вот он  -- старый туземный квартал,  -- сказала Сара. -- После
"Рая Максвелла" не стоит удивляться ничему. А куда мы едем? У тебя ведь есть
адрес этой Хэтти?
     -- Сверни направо, -- сказал Том.
     Машина  повернула на дорогу, идущую вдоль северной  части квартала. Они
оказались перед хибаркой чуть побольше всех остальных и в лучшем  состоянии,
с большой нарисованной от руки вывеской, расположенной под самой крышей.
     -- Сворачивай за этот магазин, быстро! -- потребовал Том. -- Он как раз
выходит из ее двери.
     Сара  посмотрела  на  Тома,  сомневаясь,  что он  действительно говорит
серьезно,  но   Том  действительно  показывал  пальцем   на  магазин.   Сара
переключила скорость и надавила  на  акселератор. "Мерседес" перелетел через
грязь  и камни  дороги  и  резко  затормозил  на  небольшой площадке  позади
магазина. Тому показалось, что они буквально пролетели это расстояние.
     -- Для тебя это слишком быстро? -- спросила Сара.
     В ближайшем к ним окне появилось лицо  маленькой  девочки с косичками и
открытым ртом.
     -- Да уж, -- ответил Том на вопрос Сары.
     -- А теперь, может быть, ты скажешь мне, что происходит?
     -- Прислушайся, -- сказал Том.
     Через несколько секунд они услышали цокот копыт и скрип кожи.
     -- А теперь следи за  дорогой, -- Том кивнул в  ту  сторону, откуда они
только что приехали.
     Звук  копыт  и  колес экипажа какое-то время  приближался,  затем  стал
удаляться  --  очевидно,  экипаж проехал  мимо  магазина.  Через  минуту  он
появился в дальнем  конце дороги, и Том с Сарой увидели, что на козлах сидит
мужчина в черном пальто и черной фетровой шляпе.
     -- Да это же доктор Милтон! -- воскликнула Сара. -- Но что он...
     И тут  из-за угла здания быстро выкатился пушистый комочек, который тут
же оказался на руках у Сары. Когда комочек перестал вертеться и начал лизать
длинным розовым язычком лицо Сары Спенс, Том понял, что перед ними Бинго.
     Сара держала песика обеими руками и изумленно смотрела на Тома.
     -- Я думаю, доктор Милтон увидел песика где-то рядом с больницей, узнал
его и, отправляясь по делу, решил взять с собой, а потом вернуть хозяйке.
     -- Отправляясь по делу? В старый туземный квартал? -- Сара отстранилась
от лижущего ее Бинго.
     -- Он решил, что сказал  мне слишком много.  Зато теперь  я точно знаю,
где живет Хэтти Баскомб.
     Сара посадила Бинго между сиденьями.
     -- Ты  хочешь  сказать,  что  доктор Милтон приезжал  предупредить  эту
женщину, чтобы она  с тобой не разговаривала? Запугать ее или что-то  в этом
роде?
     -- Если я правильно помню Хэтти Баскомб,  с ней этот номер не  пройдет,
-- сказал Том.
     Сара поставила "мерседес"  возле  свежей  кучи конского  навоза, я  Том
вылез наружу.
     -- А  что если доктор просто заезжал к  пациенту?  -- спросила Сара. --
Как по-твоему, существует такая вероятность?
     -- Хочешь пойти со мной и выяснить этот вопрос?
     Сара внимательно посмотрела на Тома, затем погладила Бинго и сказала:
     -- Оставайся здесь!
     Она  вылезла из  машины  и оглядела убогие  домишки,  забор  и огромную
помойку.  В  помойке  копошились  чайки,  оттуда  доносился  запах  гнили  и
человеческих экскрементов.
     -- Наверное, мне все-таки  стоило захватить свой револьвер, --  сказала
Сара. -- Я боюсь, что на Бинго нападут крысы.
     Она обошла вокруг  машины и пошла вслед  за Томом к  порогу  ближайшего
домика. Он дважды постучал в дверь.
     -- Убирайся отсюда! -- послышалось из-за двери. -- Вон! Я сыта тобой по
горло!
     Сара отпрянула и испуганно поглядела в сторону машины.
     -- Хэтти... -- сказал Том, но ему не дали закончить фразу.
     -- Ты уже все  сказал. Хочешь повторить  снова? -- Том и Сара услышали,
как кто-то подошел к двери. -- Я любовалась на тебя тридцать лет, Бони, и не
хочу больше видеть, -- сказала Хэтти чуть более спокойным голосом.
     -- Хэтти, это не Бони, -- произнес Том.
     -- Нет? Тогда это, должно быть, Санта Клаус.
     -- Открой дверь и убедишься.
     Хэтти приоткрыла дверь и выглянула наружу. Цепкие черные глаза обшарили
высокую  фигуру Тома, затем переключились  на  Сару. Дверь приоткрылась чуть
шире.  Седые  волосы  Хэтти  были   зачесаны  надо  лбом,  а  лицо,  сначала
показавшееся Тому злым, теперь выражало искреннее любопытство.
     --  Вы ведь уже взрослые, -- сказала она. -- Что, заблудились? И откуда
вы знаете мое имя? -- Она сердито  посмотрела  на Тома, но тут черты ее лица
смягчились. -- О, Господи, -- пробормотала Хэтти Баскомб.
     -- Я надеялся, что вы узнаете меня, -- сказал Том.
     -- Если бы ты не превратился в великана, я бы узнала тебя сразу.
     Том представил ей Сару, которая стояла в нерешительности во дворе.
     -- Сара Спенс? -- переспросила Хэтти. -- Кажется, я слышала когда-то от
Нэнси Ветивер, что она приходила в больницу навещать нашего мальчика.
     Том  рассмеялся, удивившись  про себя  ее замечательной памяти, а  Сара
сказала:
     -- Да, я приходила. Но как вы вспомнили...
     --  Я  помню всех, кто приходил  навестить Тома Пасмора.  Он был  самым
одиноким мальчиком  из всех, кого я  видела в  Шейди-Маунт  за тридцать  лет
работы. Надеюсь, вы не собираетесь все  время своего визита стоять у меня на
пороге? Заходите в дом!
     Улыбнувшись, Хэтти распахнула  перед ними дверь, и Том с  Сарой вошли в
крохотную прихожую.
     -- Ой, здесь так мило,  -- произнесла Сара  за секунду до того, как Том
успел открыть рот, чтобы сказать то же самое.
     Пол  покрывали аккуратные, чистые циновки  ручной  работы, а на  стенах
висели  почти  вплотную  друг к  другу  самые  разнообразные  репродукции  и
фотографии,  вставленные в деревянные рамки. Здесь были портреты и  пейзажи,
фотографии детей и животных, домов  и  семейных пар. Спустя несколько секунд
Том понял, что все это вырезано из журналов. Хэтти также  вставила в рамочки
открытки, газетные вырезки, письма, переписанные от руки стихи и страницы из
книг.
     Складные  кресла и  стол были отполированы  до блеска, который усиливал
свет бронзовых ламп.  Кровать Хэтти представляла из себя  полированную плиту
из орехового дерева, на которой лежало великое множество небольших подушечек
в  цветастых наволочках. Стол выглядел так, словно за ним сидел когда-то сам
Джордж Вашингтон.  В одном  углу стояла клетка с чучелом ястреба. В  комнате
царили  порядок и  изобилие.  На  плите  вовсю кипел  видавший  виды красный
чайник, рядом стоял у стены белый холодильник, покрытый, как и все остальные
вертикальные поверхности в этой  комнате, фотографиями в рамочках. Том узнал
Мартина Лютера Кинга, Джона Кеннеди, Малькольма Десятого, Поля Робсона, Дюка
Эллингтона,  автопортрет Рембрандта, в  глазах  которого светилась мудрость,
заставлявшая отвести взгляд.
     -- Я стараюсь вовсю, -- сказала Хэтти, заметив, как Том разглядывает ее
жилище. -- Я ведь живу возле одного из самых крупных мебельных магазинов  на
Милл Уолк, -- она  явно  имела  в  виду свалку.  --  Я  давно убедилась, что
богатые  скорее выбросят  хорошую вещь, чем  отдадут ее кому-нибудь.  Я даже
знаю дома, где стояла раньше моя мебель.
     -- Так вы принесли все это со свалки? -- спросила Сара.
     -- Сначала  надо выбрать  хорошую вещь, потом отмыть и  отполировать ее
как  следует. Соседи знают, как я люблю  всякие  картинки,  они приносят мне
рамочки. -- Чайник начал свистеть. -- Я собиралась угостить Бони чашкой чая,
но  он не остался. Бони просто хотел попугать немного старушку Хэтти,  вот и
все, чего он хотел. Но вы двое -- вы ведь не торопитесь?
     -- Мы с удовольствием выпьем чаю, Хэтти, -- сказал Том.
     Пожилая  женщина налила кипятку  в заварочный чайник, затем достала  из
маленького  желтого  буфета  и  поставила  на стол три разные кружки,  пинту
молока и сахар в серебряной  сахарнице. Присев  рядом с ними за  стол, Хэтти
стала рассказывать Саре о бывших владельцах своей мебели.
     Большая  клетка  принадлежала  Артуру  Тилману,  точнее,  миссис  Артур
Тилман, первой миссис Артур Тилман,  так же как бронзовые лампы и кое-что из
обуви  и  одежды.  После  смерти  миссис  Тилман  муж  выкинул  все,  что ей
принадлежало. Маленькое  старомодное  бюро,  в  котором  Хэтти держала  свои
бумаги, и старый кожаный диван стояли раньше у очень известного  джентльмена
по имени Леймон фон Хайлиц, который избавился от половины всей мебели, когда
сделал что-то -- Хэтти  не  знала что -- со своим домом. А большая золоченая
рама, в которой висит картина мистера Рембрандта...
     --  Мистер  фон Хайлиц?  Знаменитый?  -- удивилась Сара,  словно только
сейчас поняв, о ком идет речь. -- Да  он --  один из самых бесполезных людей
на  свете! Никогда  не выходит из дома, никогда  ни с кем не видится. Как он
может быть знаменитым?
     -- Вы слишком молоды, чтобы о нем слышать, -- сказала Хэтти.  -- Думаю,
чай уже заварился. -- Она принялась разливать по  чашкам кипяток. -- К  тому
же  фон Хайлиц иногда выходит из дома -- я точно это  знаю, ведь он приходит
повидаться со мной.
     -- Повидаться с вами? --  воскликнул Том, который был удивлен теперь не
меньше Сары.
     -- Ко мне иногда заходят старые пациенты, --  сказала бывшая медсестра,
улыбаясь  Тому.  --  Мистер  фон  Хайлиц  сам  принес  мне  некоторые  вещи,
принадлежавшие его родителям,  вместо  того чтобы выкинуть  их на помойку  и
заставить меня самой  тащить их домой. Вам он кажется старым  дураком, а мне
напоминает картину мистера  Рембрандта, висящую вон  на  той стене. -- Хэтти
сделала глоток  чая. -- Фон Хайлиц ведь тоже  приходил  навестить тебя, Том.
Тогда, после аварии.
     -- Но чем он был так знаменит? -- поинтересовалась Сара.
     -- Мистера  Тень знал когда-то каждый,  --  ответила Хэтти. --  Он  был
самой знаменитой личностью на  Милл  Уолк. Думаю, он был одним из величайших
детективов  --  вроде  тех,  о  которых  пишут  книги.  Он  многим  доставил
неприятности  -- особенно  тем,  у  кого было слишком много  секретов, и они
боялись, что он все о них  узнает. Им до сих пор неуютно рядом с ним. Думаю,
многие на этом острове предпочли бы, чтобы фон Хайлиц скорее сошел в могилу.
     Сара задумчиво посмотрела на Тома.
     --  Хэтти,   доктор   Милтон   приезжал  сюда,   чтобы   запретить  вам
разговаривать со мной? -- спросил тот.
     -- Позволь мне  задать тебе  один вопрос. Ты  действительно собираешься
подать  иск на Шейди-Маунт  и  надеешься, что Нэнси Ветивер поможет тебе это
сделать?
     -- Он так сказал?
     -- Это  потому, что тебе должны были сделать  вторую операцию -- первую
ведь они провалили. Я сказала Милтону, что Том не  так глуп. Если бы на этом
острове на него  можно было завести  дело, это случилось бы много лет назад.
Но если  ты действительно хочешь  это сделать, Том -- давай, действуй.  Даже
если не выиграешь, хотя бы немного собьешь с Бони спесь.
     -- С доктора Милтона? -- переспросила Сара.
     -- Хэтти как-то сказала мне, что я должен  припрятать вилку и ткнуть ею
как следует в его пухлую руку.
     --  И зря ты этого не  сделал.  В любом  случае,  если тебе нужен адрес
Нэнси,  у меня  он есть.  Я  вижусь  с  ней примерно раз  в неделю --  Нэнси
забегает поболтать  со  мной.  Бони  может  попытаться  вышвырнуть  меня  из
собственного дома, но это будет сложнее, чем он думает.
     -- Он сказал, что выселит вас?
     -- Заставит  меня отодрать от стула  мою старую черную  задницу, так он
сказал, если дословно.  Каждый месяц, кроме июня, июля и августа, я плачу за
аренду  человеку,  который специально  приходит  собирать  деньги  от  имени
компании "Редвинг  холдинг".  Его зовут Джерри  Хазек, и  он как  раз  такой
человек,     которого    надо    послать,    чтобы     угрозами    заставить
семидесятисемилетнюю старуху отдать за квартиру свои последние гроши. Больше
этот парень ни на что  не годится. В сентябре он берет плату сразу за четыре
месяца,  а  на лето  этот негодяй  уезжает  на север вместе с кучкой  других
бездельников, которые состоят на жаловании у Ральфа Редвинга.
     -- Я знаю его, -- перебила Сара. -- Я знаю, о ком вы говорите. Все лицо
в оспинах и всегда выглядит обеспокоенным.
     -- Да, да это он, он!
     -- Ты знаешь его? -- удивился Том.
     -- Конечно. Он возит  Ральфа, когда Ральф пользуется машиной. Он что-то
вроде телохранителя.
     -- Так  ты действительно  собираешься  подать  в  суд на  Бони.  Что-то
непохоже, -- сказала Хэтти.
     -- Нет, не собираюсь, -- ответил Том. -- Просто сегодня утром я виделся
с  ним в больнице и спросил его о Нэнси. Он  сказал, что Нэнси отстранили от
работы, но  не сказал, почему.  Думаю, Бони не хотел, чтобы я узнал  это  от
вас.
     Хэтти  внимательно  смотрела  в чашку.  Морщины на ее лице  вдруг стали
глубже, в глазах отразилась почти невыносимая грусть, и Том вдруг понял, что
эта грусть всегда была там, скрывалась за всем сказанным ею сегодня.
     --  Этот чай  остыл,  --  Хэтти  резко  встала,  подошла  к раковине  и
выплеснула туда содержимое кружки. -- Насколько я понимаю, этот полицейский,
которого подстрелили при  облаве, вчера  умер. Все  это  напоминает  прежние
времена, при Барбаре Дин.
     -- Его фамилия была Менденхолл, -- уточнил Том. --  Да, он умер сегодня
утром. Я видел, как его тело выносили из больницы.
     Хэтти прислонилась к раковине.
     -- Как ты думаешь, Нэнси Ветивер была плохой медсестрой?
     -- Думаю, она одна была такой же хорошей медсестрой,  как вы, -- сказал
Том.
     --  Да,  она   действительно   была  медсестрой,  так   же  как   и  я.
Профессиональной  медсестрой.  Она  могла  бы  стать доктором,  но на  нашем
острове никто бы этого не позволил, поэтому Нэнси  выбрала ближайшую к этому
профессию. У Нэнси не было денег, чтобы выучиться на врача, поэтому она, как
и я, поступила в школу медсестер в Сент-Мэри Нивз, а когда  там увидели, как
здорово она работает,  то  предложили ей место в Шейди-Маунт, -- Хэтти снова
подняла глаза,  в  которых  была  все та  же пронзительная  грусть. -- Такой
девушке,  как Нэнси,  нельзя было запретить  работать,  нельзя было сказать:
делай свое дело чуть похуже, Нэнси, сегодня нам не надо, чтобы ты делала его
хорошо. -- Хэтти  опустила голову и обвила руками  плечи. -- Этот остров  --
особое  место. Проклятое  место.  --  Она отвернулась  и стала  смотреть  на
фотографии в рамках.
     -- Нэнси забегала ко мне несколько раз за последние две недели. Дела ее
шли все  хуже и  хуже. Ведь если ее отстранили от работы, это  означает, что
она  не  может больше оставаться в  своей квартире  -- квартира  принадлежит
Шейди-Маунт. Они говорили ей. Предупреждали ее. -- Хэтти снова повернулась в
сторону Тома  и Сары. --  Знаешь, Том,  Бони  чем-то напуган. Вот  он сказал
тебе, что Нэнси отстранена от работы, но не сообразил придумать убедительную
причину  ее  увольнения.  -- Хэтти  снова обхватила  себя  за  плечи,  и Том
подумал, что она очень похожа на чучело  ястреба в клетке. -- Все это просто
сводит меня с ума. Ведь  я почти поверила ему. -- Она посмотрела на Тома. --
Все в этом деле буквально бесит меня. На нашем острове  есть два закона -- и
два вида медицины.  Бони приходит  сюда  с очаровательной улыбкой,  а  потом
заявляет, что, если я  стану говорить с тобой,  он будет вынужден "поставить
под  сомнение мою лояльность", хотя ему  это будет очень тяжело.  И  это  он
говорит после того, как уже выгнал Нэнси из больницы.  На  этот раз он зашел
слишком  далеко!  -- Хэтти  подошла к  Тому, глаза ее  метали молнии, словно
сидящий в клетке ястреб ожил и готов кинуться на него. Хэтти положила ему на
плечо  свою  худую  старческую руку,  и Тому показалось,  что  он  чувствует
ястребиные когти. -- Бони не знает, кто ты, Том. Ему кажется, что он знает о
тебе все. Что ты такой  же, как все люди на этом острове -- кроме одного. Ты
ведь знаешь, о ком я говорю, не так ли?
     --  Мистера  Тень,  -- Том  бросил  взгляд  на Сару,  которая  спокойно
потягивала чай. -- Вы  сказали  что-то о женщине по имени  Барбара  Дин. Она
была медсестрой?
     --  Какое-то  время.  Барбара  Дин  была  акушеркой,  которая  помогала
принимать роды у твоей матери. -- Хэтти буквально вцепилась в плечо Тома. --
Ты хочешь повидаться с Нэнси Ветивер? Если так, я отведу тебя к ней.
     -- Я тоже хочу пойти, Том, -- сказала Сара.
     --  Ты не  знаешь, где  она  живет, -- Хэтти  резко  повернулась  в  ее
сторону.
     -- Готова спорить, что знаю. Доктор Милтон или кто-то еще  хотел, чтобы
Нэнси делала  то,  что они  хотят,  так?  Остается  вспомнить,  кто  владеет
больницей и чем еще он владеет.
     Хэтти кивнула.
     -- В такой одежде? Нет, ты не можешь.
     -- Не может что? -- спросил Том.
     -- Идти с тобой в Райские кущи.
     Том посмотрел на Хэтти, та удивленно подняла брови.
     -- Тогда  дайте мне переодеться. Все равно во  что. Только прикрыть мою
одежду, раз она не подходит.
     --  Пожалуй,  у  меня есть кое-что подходящее, -- сказала Хэтти. Пройдя
через  комнату, она опустилась на колени перед кроватью и достала из-под нее
чемодан. Открыв его, Хэтти сняла сверху несколько ярких вещей и извлекла  на
свет божий нечто черное  и бесформенное.  --  Никто  не  касался этого кроме
первой миссис Тилман, -- сказала она.
     -- Что это? -- спросил Том. -- Парашют?
     --  Это пелерина,  -- сказала  Сара,  беря  ее из рук Хэтти. --  Да она
просто превосходна!
     Когда  Сара накинула  пелерину на  плечи,  под черным  шелком мелькнула
красная подкладка. Пелерина  закрывала  девушку от шеи до  щиколоток, и Сара
казалась  теперь  лет  на  десять  старше. Перед Томом  была  словно  другая
женщина, более опытная и умудренная жизнью.
     На секунду ему показалось, что он видит Джанин Тилман.
     -- Оу! Мне это нравится! -- воскликнула девушка, и Том понял, что перед
ним -- прежняя Сара  Спенс. Сара  быстро подбежала к окну,  чтобы убедиться,
что Бинго сидит на том месте, где она его оставила. Затем  она выпрямилась и
быстро закружилась по комнате.
     -- Так значит  бабушка  Джеми носила такую штуку? Как  она,  по-твоему,
выглядела?
     Хэтти быстро взглянула на Тома и сказала, обращаясь к Саре.
     -- Заправь волосы внутрь, подними воротник, и мы можем  отправляться  к
Нэнси. Теперь к тебе никто не пристанет, по крайней мере, пока ты со мной.
     Хэтти снова вывела их на жаркое солнце, освещавшее помойку, испускающую
удушливую вонь, кружащихся над ней чаек и ряд одинаковых домов.
     Бинго пролаял несколько раз, но быстро узнал Сару.
     --  А как  мы  поместимся здесь  втроем да  еще с собакой?  -- спросила
Хэтти.
     -- Ничего, если вам придется сидеть на коленях у Тома?
     -- Я согласна, если он не возражает. Мы оставим машину  через дорогу от
Рая Максвелла. Мой друг позаботится о ней -- и о собаке тоже.
     Хэтти села Тому на колени. Весила она ненамного больше Бинго. Он словно
держал на коленях ребенка и мог смотреть на дорогу поверх ее головы.
     --  Берегитесь,  развратные  туземцы,  --  сказала  Сара,   нажимая  на
акселератор.
     -- Господи, помоги нам, -- тихо произнесла Хэтти.
     Вскоре они уже  ехали в  наступившей  темноте  по тесной улочке,  Хэтти
велела  Саре  свернуть на едва видимую  мощеную дорожку, потом они проезжали
под  какими-то  арками,  сворачивали  несколько  раз  за  угол,  ехали  мимо
зашторенных окон и  лупящихся стен,  пока не  оказались в маленьком  мощеном
дворике, над которым виднелся квадрат голубого неба,  словно они были на дне
колодца. Со всех сторон во двор выходили зарешеченные  окна и тяжелые двери,
в воздухе пахло плесенью. Одна из дверей  со скрипом открылась, и на  пороге
показался   бородатый  мужчина   в  кожаной  кепке  и  кожаном  фартуке.  Он
нахмурился,  увидев машину,  но,  узнав  Хэтти  Баскомб,  тут  же согласился
приглядеть за "мерседесом"  и собакой.  Хэтти  представила его как  Перси, и
мужчина взял  Бинго под мышку и повел всех троих вверх по лестнице, затем по
пустым просторным комнатам, заставленным мешками и бочками. Бинго смотрел на
все с живым интересом.
     -- Кто он такой? -- шепнул Том, кивая на Перси.
     -- Торгует костью и человеческим волосом, -- шепнула в ответ Хэтти.
     Перси провел их  через пыльную гостиную и распахнул дверь, выходящую на
идущую под углом улицу. Они стояли напротив входа в "Рай Максвелла".


     <i>22</i>
     -- Теперь идите за мной, -- приказала Хэтти. -- Не останавливайтесь, ни
с кем не разговаривайте и ни на что не глазейте.
     Они перешли  через  улицу.  Том  шагал прямо за  Хэтти, а Сара за  ним,
крепко  сжимая через  пелерину  его  руку.  Сообщающиеся между  собой  дома,
построенные когда-то Максвеллом Редвингом, становились все выше и выше.
     -- Ты уверена, что хочешь пойти с нами? -- тихо прошептал Том.
     -- Шутишь! -- возмутилась Сара. --  Неужели  я отпустила  бы  тебя сюда
одного?
     Хэтти уверенно вошла под какую-то арку  исчезла в темноте. Том  и  Сара
следовали  за  ней,  Становилось  все темнее  и темнее. Они  едва  различали
впереди  силуэт  Хэтти. Становилось  прохладнее, стены домов источали  запах
плесени, гнили и  множество других  неприятных запахов. Они пошли быстрее, и
вскоре вышли вслед за Хэтти из-под другой арки.
     -- Это был первый ярус, -- сказала Хэтти. -- Всего  их три. Нэнси живет
на втором.  Я  никогда не бывала дальше  ее дома, и наверное заблудилась бы,
если бы попробовала.
     Том подумал,  что по первому впечатлению  этот район напоминает немного
тюрьму, немного  -- европейскую  трущобу, но  гораздо  больше, чем первое  и
второе, -- иллюстрацию  из комикса: узкие улочки, соединенные друг  с другом
деревянными проходами, напоминавшими висящие в воздухе телеги.
     Из  двери  рядом  с  освещенным  окном  в  другом  конце  двора  к  ним
направились трое мужчин в лохмотьях.  Хэтти повернулась к ним лицом. Мужчины
остановились и стали перешептываться.  Один их них помахал  Хэтти. Затем все
трое вернулись к своей двери и присели на пороге.
     --  Не бойтесь  этих стариков, --  сказала Хэтти.  -- Они знают меня...
Том! Прочти-ка, что здесь написано.
     Том подошел к Хэтти и посмотрел себе  под ноги.  Он  увидел вделанную в
камень латунную  дощечку  с выгравированными на ней  буквами,  которых  было
почти не видно.  И  все же он  сумел прочитать: "Райские  кущи. Построены по
проекту филантропа Максвелла  Редвинга Гленденнингом Апшоу и компанией "Милл
Уолк  констракшн"  для блага людей этого острова.  1922  год. "Дадим каждому
человеку дом, который он мог бы назвать своим".
     --  Видишь?  --  сказала  Хэтти.  --  Вот  их  лозунг -- "Дадим каждому
человеку  дом, который  он  мог  бы назвать  своим".  И  они  называют  себя
филантропами!
     Двадцать второй год -- за два года до  смерти  его жены, за  три  -- до
убийства Джанин Тилман и  строительства больницы  в Майами райские кущи были
первым  крупным  проектом  "Милл  Уолк  констракшн",  построенным  на деньги
Максвелла Редвинга.
     "Рай  Максвелла"  напоминал  маленький  городок.  Кривые  узкие  улочки
огибали квартал, где было  множество баров, винных магазинов и  жилых домов,
соединенных  на уровне второго этажа деревянными  переходами,  напоминавшими
груженые  телеги. За улицами и  лабиринтами переходов  Том  видел  множество
других улиц, таких  же кривых и узких, с покосившимися деревянными зданиями,
кругом горели  синие и  красные неоновые  вывески: "У Фредо", "Две девочки",
"Бобкэтс плейс". На веревках, протянутых из окна в окно, сушилось белье.
     -- Поберегись там, внизу! -- крикнула женщина  в  окне над их головами.
Она перевернула помойное  ведро,  и  его  содержимое,  казалось,  повисло  в
воздухе, прежде чем выплеснуться на землю. Босой мужчина в рваной одежде вел
по одному из проходов усталого ослика и ребенка в лохмотьях.
     Хэтти  повела  их  в тот  проход,  из  которого только  что  вышла  эта
процессия. На кирпичной стене было  написано белыми буквами название улочки:
"Эджуотер-трейл". Улица проходила под одной из висячих телег.
     --  Старик Максвелл и  твой дед считали, что если назовут здешние улицы
именами  из  своей  части  города,  это  окажет на  местных жителей  хорошее
влияние, -- сказала Хэтти. Здесь есть Йоркминстер-плейс, а по дороге сюда мы
проходили Эли-плейс и Стоунхендж-серкл.
     Сверкнув черными глазами, Хэтти повела их дальше.
     -- А почтальоны не путают названий? -- поинтересовался Том.
     -- Здесь  нет почтальонов,  -- сказала Хэтти,  --  так  же как полиции,
пожарных,  врачей и школ  -- кто хочет, учится  сам -- и никаких  магазинов,
кроме винных. Вообще ничего, кроме того что ты видишь перед собой.
     Они вышли на широкую  мощеную улицу,  окруженную деревянными стенами, в
которых попадались то здесь, то там крошечные окошки. Все те же белые буквы,
которые  кое-где успели отвалиться, сообщали,  что  улица называется Вик или
Террас.  Мимо пробежала толпа грязных ребятишек.  Они прыгали  по  очереди в
ручей, текущий посреди  улицы. Вонь,  стоявшая в  воздухе,  была  почти  что
видимой. Сара закрыла краем пелерины нос и рот.
     Хэтти  перепрыгнула  через  ручей  и  повела  их  вверх  по  деревянной
лестнице. Они прошли по еще одной кривой улочке под названием Ватерлоо-лейн,
которая  вела вверх и  в  темноту.  Затем Хэтти устремилась  вниз по темному
коридору, который привел их к следующей лестнице.
     -- А чем они здесь занимаются? -- поинтересовался Том. -- На что живут?
     --  Они  продают  Перси  вещи  --   собственные  волосы  или  лохмотья.
Некоторые, вроде Нэнси, стараются  выбраться  отсюда. В наши дни молодым это
почти всегда удается. Но есть такие, которым здесь нравится.
     Они вышли  на широкую  площадь, от  которой вели во  все стороны  новые
деревянные проходы, напоминавшие  мостики, в  конце которых  виднелись  ряды
дверей. В одном из проходов стоял, привалившись  к  перилам, мужчина и курил
трубку.
     -- Здесь свой мир, -- сказала Хэтти. --  И сейчас мы  находимся в самом
его  центре. Никто не видит  этого мира, но он здесь, он  существует. -- Она
поглядела на мужчину с трубкой. -- Нэнси дома, Билл?
     Мужчина указал трубкой на одну из дверей.
     -- Как она,  Билл? --  спросила Хэтти,  проходя мимо  мужчины.  Мужчина
поднял голову и оглядел каждого из них из-под полей фетровой шляпы. Лицо его
было очень грязным, покрытым морщинами,  а в сером свете Райских кущ трубка,
шляпа и лицо, казалось, были одного цвета.
     -- Занята, -- ответил он наконец на вопрос Хэтти.
     -- А ты, Билл?
     -- Он внимательно изучал волосы Сары.
     --  Хорошо,  --  произнес  наконец  Билл. --  Помог мужчине  перетащить
пианино. Два дня назад.
     -- Мы  зайдем повидаться с Нэнси, -- сказала Хэтти. Ступая по скрипучим
доскам, они  дошли почти до самого конца прохода. Том взглянул через перила,
а Сара спросила Хэтти:
     -- Билл -- ваш друг?
     -- Он -- брат Нэнси Ветивер.
     Тому захотелось  обернуться и  заглянуть в лицо  Хэтти,  чтобы  понять,
правильно ли  он  ее  расслышал. Но тут на лестнице, нависшей  над дренажной
канавой, бесшумно  появился человек в сером костюме и  серой водолазке. Билл
вынул  изо  рта трубку и  отскочил  от перил.  Человек  в сером двигался  по
второму ярусу  прямо под Томом. Билл знаком показал Тому, чтобы он отошел от
перил.  Поколебавшись,  юноша последовал его  примеру. Человек в  сером  был
абсолютно лыс, и  гладкое лицо его напоминало маску. Том не сразу понял, что
перед  ним  --  не кто иной,  как  капитан Фултон Бишоп.  Хэтти  постучала в
последнюю  дверь -- один раз, потом другой. Капитан Бишоп  не останавливаясь
посмотрел вверх, и Том, едва успевший отскочить, чтобы его не увидели, сумел
разглядеть его глаза, напоминавшие две горящие спички.
     Тут  дверь,  в  которую  стучала  Хэтти,  открылась,  а  капитан  Бишоп
продолжил свой  путь,  углубляясь  все  дальше  и  дальше в "Рай Максвелла".
Гулкое эхо разносило звук его шагов.  Том  услышал, как голос  Нэнси Ветивер
произнес:
     -- Кого это ты привела мне, Хэтти?
     Нэнси улыбнулась подруге, затем Саре и Тому. Она  явно не узнавала его,
но Том подумал, что узнал бы ее сразу, даже если бы просто встретил на одной
из улиц Милл Уолк. Волосы Нэнси, чуть потемнее, чем у Сары, были подстрижены
немного неровно, морщинки по обе стороны рта казались глубже,  чем когда-то,
но все  же  это  была именно  та  женщина,  которая  помогла  Тому  пережить
несколько самых тяжелых месяцев в его жизни.  Том вдруг понял, что любил его
тогда, и какая-то часть его продолжает любить Нэнси сейчас.
     -- К нам заглянул старый пациент, -- сказала Хэтти. Нэнси посмотрела на
Сару,  на Тома, потом снова на Сару, словно пытаясь вычислить, кто же из них
был когда-то ее пациентом.
     --  Вам лучше  зайти  и  присесть,  --  сказала  она  наконец. --  А  я
присоединюсь к  вам через минуту. -- Нэнси  улыбнулась. Она выглядела слегка
обескураженной, но вовсе не раздраженной визитом незваных гостей.
     Хэтти  первой вошла в дом, за ней последовала Сара, а за  Сарой -- Том.
На стульях,  стоящих вдоль  стены, сидели несколько  ребятишек. Некоторые из
них были перевязаны. Все они молча уставились на Сару, которая вынула из под
пелерины свои белокурые волосы.
     -- О, Боже! -- воскликнула Нэнси, когда Том прошел мимо нее. -- Да  это
же Том Пасмор!
     Она  громко  рассмеялась --  заливистым, живым  смехом,  который звучал
немного неуместно  здесь, в  Райских кущах,  а потом  крепко обняла  Тома  и
положила голову ему на грудь. -- Но как  ты сумел вырасти таким огромным? --
Нэнси отпрянула и сказала, обращаясь к Хэтти. -- Он настоящий великан!
     -- Я сказала ему то же самое, но это не произвело на него впечатления.
     Теперь  все дети,  сидящие на стульях,  смотрели  уже не  на Сару, а на
Тома. Он густо покраснел.
     --  И вас я тоже знаю,  --  сказала Нэнси Саре, снова прижимая  к груди
Тома. Я помню, как вы приходили тогда к Тому. Сара -- ведь так вас зовут?
     --  Но  как  вы  можете меня  помнить?  --  Сара выглядела одновременно
смущенной и польщенной. -- Я ведь приходила всего один раз.
     -- Я помню почти все, что  происходит с  моими любимыми  пациентами, --
широко улыбаясь, Нэнси уперла  руки  в бока и стала внимательно разглядывать
их обоих. -- Почему бы вам не присесть на свободные места. А я позабочусь об
этих несчастных созданиях,  и после этого мы сможем поговорить подольше, и я
услышу наконец, почему Хэтти привела вас в это забытое Богом место.
     Сара  скинула с  плеч  пелерину  и  сложила  ее на спинке  стула.  Дети
удивленно разинули рты. Том и Сара  присели на деревянную скамеечку, а Хэтти
опустилась на край стоящей рядом низкой кровати.
     Нэнси переходила от одного ребенка к  другому, меняя им повязки и давая
витамины, выслушивая жалобы,  гладя  детишек  по головам и пожимая им  руки.
Время  от времени  она посылала  какого-нибудь  совсем грязного мальчика или
девочку  к  раковине  в  дальнем  углу комнаты.  Нэнси  смотрела  им  горло,
заглядывала в  уши,  а  когда один худенький мальчик  вдруг горько заплакал,
взяла его на колени и утешала, пока мальчик не успокоился.
     На стене висели два  старых пледа,  застиранные  до  того, что казались
абсолютно бесцветными. На карточном столике,  точно таком же, как в гостиной
у его дедушки, стояла большая красивая лампа. Над раковиной  на стене висела
пустая золоченая рама, сильно пострадавшая от сырости.
     Хэтти увидела, что Том смотрит на раму, и сказала:
     -- Это я принесла ее Нэнси. Пустая она выглядит почти так же прекрасно,
как  с  картиной,  но я  найду для нее еще одну картину  мистера Рембрандта,
такую же, как у меня, -- ты видел.
     --  О,  Хэтти,  мне  не  нужна  картина Рембрандта,  -- сказала  Нэнси,
продолжая  перевязывать палец  маленькому мальчику. -- Я предпочла  бы  твой
портрет. А еще лучше -- почаще  видеть  тебя живьем. Ну ничего, возможно,  я
скоро переберусь в свой прежний дом.
     --  Возможно,  -- сказала  Хэтти. -- А когда ты уедешь  отсюда,  я буду
приходить два-три  раза в неделю перевязывать этих маленьких бандитов.  Если
твой брат не будет возражать.
     Когда ушел  наконец последний  ребенок,  Нэнси вымыла руки,  вытерла их
полотенцем для посуды и посмотрела на Тома печальным долгим взглядом.
     -- Я так рада видеть тебя, даже здесь, -- сказала она.
     -- И я тоже очень рад. Нэнси, я слышал, что...
     Нэнси подняла руку, останавливая его.
     --  Прежде чем мы начнем  серьезный  разговор -- не хочет ли кто-нибудь
пива?
     Хэтти покачала  головой,  а  Том  и  Сара сказали,  что выпьют  бутылку
пополам.
     --  Что  ж,  хорошо,  --  Нэнси подошла  к  стоящему рядом  с раковиной
небольшому холодильнику и вынула  оттуда три бутылки пива, затем  достала из
буфета два стакана, открыла бутылки и вернулась к гостям,  неся в одной руки
стаканы, а в другой сразу все три бутылки. Она дала Саре и Тому по стакану и
по бутылке, а сама села напротив них и сказала:
     -- За ваше здоровье.
     -- И за ваше,  -- рассмеялся  Том.  Он поднял бутылку, словно чокаясь с
Нэнси, а потом  отпил  прямо из  горлышка. Сара налила  немного в  стакан  и
поблагодарила Нэнси.
     --  Раз тебе не  нужен  этот стакан, я, пожалуй, тоже выпью немного, --
сказала Хэтти.
     Том налил ей немного из своей бутылки,  Сара сделала то же самое, и все
четверо молча улыбнулись друг другу.
     -- Ты очень интересовал меня, Том, -- сказала Нэнси.
     -- Я всегда это знала, -- подтвердила Хэтти.
     -- И чем же он так вас заинтересовал? -- спросила Сара.
     -- Том  обладал  особым даром. Он умел видеть вещи. Он видел, например,
как я отношусь к  Бони. Но я  говорю не об этом.  -- Нэнси  шевелила губами,
словно  стараясь  подобрать  правильные слова. -- Я  не знаю  точно, как это
лучше выразить, но иногда, когда я смотрела на тебя, лежащего в кровати, мне
казалось, что ты вырастешь и станешь очень хорошим художником. Потому что ты
глядел на вещи  не так, как другие, видел их составляющие,  о которых другие
даже не подозревали. Иногда казалось, что ты светишься изнутри, иногда, если
ты видел что-нибудь плохое -- что разрываешься на части.
     -- Я говорила ему об этом, -- вставила Хэтти.
     Тому вдруг захотелось почему-то плакать.
     -- У тебя было словно особое предназначение, -- продолжала Нэнси. --  А
говорю я обо всем этом потому, что до сих пор вижу это у тебя на лице.
     -- Ну,  конечно, ты видишь это, -- не унималась Хэтти. -- Это ведь ясно
как божий день. Это видит даже Сара.
     --  Не  впутывайте  в это  меня, --  сказала Сара. -- Он и так  слишком
зазнается.  И дело ведь не в том, что вижу  я  или вы,  или даже он сам, а в
том... -- запнувшись, она смущенно поглядела на Тома.
     -- В том, что он делает, -- закончила за нее Хэтти. -- Ты права. Что ж,
он наверное сделал что-то, раз Бони прискакал сегодня ко мне и рассказал мне
кошмарную историю о том, что Том Пасмор собирается подать в суд на больницу.
Так  что  если здесь появится сам  Том или его адвокаты,  я должна тут же их
выставить. А буквально через минуту в дверь стучит этот юный великан. Я ведь
думала, что передо мною молодой адвокат, пока не разглядела его как следует.
     --  Что-что  сделал  Бони?  --  воскликнула  Нэнси,  и  Хэтти  пришлось
повторить свой рассказ.
     -- Я спросил, почему вас отстранили от работы, -- сказал Том, -- и Бони
жутко разволновался. Там было полно полиции.
     -- Разволновался, -- повторила Нэнси. -- Это было сегодня? В больнице?
     Том кивнул.
     -- О, боже, -- сказала Нэнси. -- Черт побери! что за дерьмо! -- вскочив
со своего места, Нэнси отошла в дальний угол комнаты, открыла и снова быстро
захлопнула ящик комода.
     -- Ты угадала, -- сказала Хэтти. -- Тот парень умер.
     -- Дьявол! -- снова воскликнула Нэнси.
     Сара нашла и крепко сжала руку Тома.
     --  Это имеет  какое-то  отношение к  письму? -- спросила она.  --  Том
сказал мне...
     Он больно сжал руку Сары, и девушка замолчала.  Нэнси повернулась к ним
лицом. Том никогда еще не видел ее такой злой.
     -- Почему вас отстранили от работы? -- спросил ее Том.
     --  Потому что  я  не хотела  дать ему умереть одному. Ему нужно было с
кем-то поговорить. Помнишь, как я приходила когда-то сидеть с тобой?
     -- А они велели вам держаться от него подальше?
     -- Майкл Менденхолл становился  все слабее и слабее, он почти все время
был  в коме, и я не  хотела, чтобы он был  один в те короткие  минуты, когда
приходил в себя. Никто не отдавал  нам прямого приказа держаться подальше от
его палаты, но как  только Бони узнал, что я уделяю Менденхоллу внимание, он
напомнил,  что  наша  обязанность  --  менять  ему  простыни  и  следить  за
выполнением  предписаний врача --  не более того. А  я сказала, что если это
приказ, пусть повесят его на  доске. Бони  ответил, что я прекрасно понимаю,
что он не может этого сделать.
     -- Менденхолл говорил с вами, когда приходил в сознание?
     -- Конечно, говорил.
     -- Вы расскажете мне, что именно вы от него слышали?
     Нэнси тревожно покачала головой. Том повернулся к Хэтти.
     -- Два закона, два вида медицины. Ведь так вы говорили сегодня, Хэтти?
     --  Ты  ведь  прекрасно это помнишь, -- Хэтти насупилась  и снова стала
похожа на ястреба. -- Это мои слова, так что можешь цитировать, я разрешаю.
     -- Сейчас объясню, почему я вспомнил об этом, -- сказал Том.
     Он  рассказал  Хэтти и Нэнси, как  догадался,  что Хасслгард убил  свою
сестру, о своем письме капитану полиции и обо всем, что за этим последовало.
Нэнси Ветивер слушала его, облокотившись на колени.
     --  Это письмо,  --  закончил  Том, -- настоящая причина  того, что вы,
Нэнси, живете сейчас здесь, а не в своей квартире.
     -- Скажи ему  все, Нэнси, -- посоветовала  Хэтти. Ты  уже не расстроишь
его больше, чем он и без того расстроен.
     -- Вы уверены, что тоже хотите это слышать, Сара? -- спросила Нэнси.
     -- В любом случае через два дня я уезжаю с острова, -- ответила та.
     --  Что ж, после всего, что сказал  Том, может  быть,  это не  такое уж
большое дело. -- Нэнси сделала большой глоток пива.  -- Майкл Менденхолл жил
не в  ладу с самим  собой.  Он отправился  в  Уизел Холлоу, чтобы арестовать
человека  по  фамилии  Эдвардс, зная, как  это опасно. Многое  из  того, что
приходилось делать сотруднику Армори-плейс, очень не нравилось Менденхоллу.
     -- И что же ему приходилось делать? -- спросил Том.
     -- Он  сказал, что там работает только один честный детектив  -- Натчез
--  Дэвид Натчез. Он  и несколько его  друзей -- совесть полиции  Милл Уолк,
остальные  же  готовы делать  все,  что им  прикажут.  Прежде чем  остальные
полицейские   успели   сообразить,   что  Менденхолл  --   один  из  честных
сотрудников, они несколько раз обсуждали  в его присутствии весьма скользкие
темы,  хвастались,  что  с  их  помощью   на  Милл  Уолк  все  всегда  будет
по-прежнему.  Пока речь шла об  аресте обычных  преступников  и  поддержании
порядка на улицах, каждый  полицейский мог делать что  ему вздумается -- все
они были под защитой. Честно говоря, Том, все эти  ужасные вещи  не являются
такой уж  большой  новостью для  жителей  Рая Максвелла и старого  туземного
квартала. Мы давно знаем, что представляет из себя полиция.
     -- Но почему же тогда этого не знаем мы? -- спросил Том.
     -- С  Истерн Шор-роуд все выглядит превосходно. Когда люди из восточной
части  города проходят мимо  чего-нибудь слишком грубого  для  их глаз,  они
просто отворачиваются. Из их домов кажется, что полиция работает как надо.
     Том вспомнил Денниса Хэндли и понял, что Нэнси говорит правду.
     --  И так  было всегда, -- продолжала она. -- Если кого-нибудь поймают,
вокруг  этого поднимается шумиха, а потом все успокаиваются,  и  через  пару
дней смотришь -- все опять шито-крыто, и дела идут по-прежнему.
     -- Но Хасслгард наделал гораздо больше шуму, чем обычно, -- сказал Том.
-- Им пришлось принять  кардинальные  меры, причем действовать очень быстро.
Менденхолл говорил о том, что случилось во время ареста?
     -- Немного, -- сказала Нэнси. -- Он не знал даже, кого убил Эдвардс.  И
считал,  что  его прикроет напарник  -- Роман  Клинк,  опытный  полицейский,
прослуживший уже лет  пятнадцать. Майку казалось, что Клинк  слишком  ленив,
чтобы заниматься какими-то махинациями. Он был уверен в его честности.
     -- А откуда они узнали, где находится Эдвардс?
     -- У них был адрес. Майкл подошел к двери первым и крикнул:
     "Полиция!", а потом распахнул дверь. Он думал, что в  доме скорее всего
никого нет, а Эдвардс  давно уже  уплыл  куда-нибудь в Антигуа. И  он  вошел
внутрь...
     -- Один? -- переспросил Том.
     -- Клинк  шел за ним. Не  увидев никого в  гостиной, они  направились в
кухню.  И  вдруг Эдвардс выскочил оттуда  и ранил Менденхолла в живот. Майкл
упал,  а  Клинк тут же начал  стрелять. Майкл  увидел, как  Клинк прыгнул  в
открытую  дверь спальни,  и  тут  начался  настоящий  ужас. Все полицейские,
стоявшие  снаружи, разом закричали, капитан Бишоп орал что-то в  мегафон.  В
доме  раздался еще один выстрел, а в  ответ открыли  огонь снаружи. В  Майка
попали  еще раза четыре. Он был очень  зол --  не было никаких сомнений: они
явно  хотели убить его. Они хотели убить  всех троих, находившихся  в  доме.
Клинка тоже подставили.
     Нэнси  опустила глаза  и сделала еще один  глоток пива, но у  Тома было
такое впечатление, что она не чувствует его вкуса.
     -- Менденхолл многое успел рассказать вам, -- сказал Том. Нэнси подняла
глаза. Она казалась сейчас такой же несчастной, как ее маленькие пациенты.
     --  Я   пересказываю  тебе  общий  смысл,  --  сказала  она.  --  Майкл
разговаривал в основном не со мной. Иногда он считал,  что я -- Роман Клинк.
А  два раза ему казалось, что перед  ним --  капитан Бишоп.  Майкл почти все
время был  без сознания, ему  сделали две очень серьезных  операции. Капитан
Бишоп зашел к нему всего один раз, но в тот день Менденхолл был в коме.
     -- А что с Клинком?
     -- С ним  работы было немного -- только вытащили пулю и зашили рану. На
прошлой  неделе  Билл видел, как он  выходил из бара. Он  сказал, что  Клинк
держался  как  настоящий   герой.  Человек,  покончивший  с  убийцей  Мариты
Хасслгард. Билл сказал, что Клинк был очень пьян.
     -- Билл понимает толк в таких вещах, -- вставила Хэтти.
     -- Мне понадобился целый вечер, чтобы вытянуть из него  хотя бы это, --
сказала Нэнси, улыбаясь  Тому. --  Мой  брат не слишком разговорчив. У  него
доброе сердце. Он  разрешает мне принимать здесь этих несчастных  ребятишек,
хотя это поставило всю его жизнь с ног на голову.
     --  Там, на  балконе,  мы с  Биллом видели капитана Бишопа.  Он шел  по
нижнему ярусу. -- Хэтти и Нэнси переглянулись. -- Бишоп увидел бы меня, если
бы не Билл, который сделал знак, чтобы я отошел от перил.
     -- Ты уверен, что он не заметил тебя?
     --  Не думаю, --  покачал головой Том. --  Я тоже не сразу узнал Бишопа
без формы.
     Хэтти фыркнула. Нэнси по-прежнему выглядела унылой и встревоженной.
     --  Бишоп  обычно скользит мимо, словно  невидимый,  -- Нэнси  невесело
рассмеялась. -- Как только посмотришь на него, тут же хочется  отвести глаза
и никогда не иметь ничего общего с этим человеком.
     -- Наверное, навещал кого-то, -- сказала Хэтти.
     -- Навещал? -- удивился Том.
     -- Этот дьявол родился в Третьем ярусе, -- сказала Хэтти.
     -- Здесь до  сих пор живет  его сестра Кармен, --  добавила  Нэнси.  --
Сидит целыми днями у окна и смотрит из-за занавески на улицу.
     -- Выглядит такой кроткой и мягкой, пока не взглянешь ей в глаза.
     -- И тогда понимаешь, что эта женщина готова перегрызть глотку младенцу
за лишний пенс.
     Нэнси потянулась  и зевнула во весь рот. Даже в  такой нелепой позе она
все  равно казалась Тому  красивой. Потом она  закинула руки назад и выгнула
спину.  Она  немного  напоминала  кошку.  Том  вдруг  понял,  что все  время
разговора смотрел на  лицо Нэнси  и  даже  не обратил  внимание, что  на ней
надето. Сейчас он заметил, что на  Нэнси облегающая белая водолазка, бежевые
джинсы и белые тенниски, такие же, как у Сары, только грязные и стоптанные.
     -- Пора впустить Билла обратно в его комнату, -- сказала Нэнси. -- Было
так приятно  снова  повидать тебя, Том.  И тебя,  Сара. Хотя  не  стоило мне
сегодня так откровенничать.
     Она встала и запустила руку в волосы.
     -- Вы скоро вернетесь к работе? -- спросил Том.
     Нэнси посмотрела на Хэтти.
     --  О, готова  спорить,  что  Бони пришлет  за  мной через  день-два. А
вообще-то, шел бы он к черту.
     -- Ты правильно понимаешь ситуацию, -- кивнула Хэтти. Они направились к
двери. Неожиданно Нэнси снова заключила Тома в объятия и сжала  так  крепко,
что у него перехватило дыхание.
     --  Я  надеюсь...  о,  я  даже  не знаю, на  что  мне  надеяться.  Будь
осторожен, Том.
     Они  вышли  на  улицу, и  только тогда  Том  сообразил,  что  Нэнси уже
отпустила  его.  Билл,  попыхивая  трубкой,  встал с  перил  и  двинулся  им
навстречу.
     -- Как она тебе, Хэт? -- спросил он.
     -- Нэнси -- очень сильная девушка, -- сказала Хэтти.
     -- Она всегда была такой, ребята, -- сказал Билл.
     Том сунул руку в  карман и извлек оттуда первую попавшуюся банкноту. Он
едва разглядел в полутьме,  что это было десять долларов. Он вложил деньги в
руку Билла и прошептал:
     -- Это для Нэнси, если ей что-нибудь понадобится...
     Банкнота исчезла среди лохмотьев  Билла.  Брат Нэнси  подмигнул  Тому и
направился к двери.
     -- О, -- сказал он, оборачиваясь.  -- И как это вы прошли мимо?  -- Том
ничего не понимал. -- А я вас и не заметил.
     Сара схватила  Тома за руку,  и  они  последовали  за  Хэтти  по шатким
деревянным  переходам,  узким  улицам  с  издевательскими  названиями,  мимо
покосившихся стен. Попадавшиеся навстречу дети смотрели на них во все глаза,
а  мужчины  с тяжелым взглядом направлялись к Саре, но, увидев Хэтти, тут же
отступали. Наконец они спустились на первый ярус, прошли под  темной аркой и
вышли  на  тенистую  улицу,  которая показалась им на  этот  раз удивительно
яркой.
     Даже пыльное жилище Перси с темными гостиными и бесконечными лестницами
казалось светлым и  уютным после  "Рая Максвелла". Внизу, в  мощеном дворике
сидели,  уютно устроившись на  дырявом автомобильном  сиденье,  из  которого
выбивался  конский волос, Перси и Бинго.  Песик уткнулся  в складки кожаного
передника Перси и вилял хвостом из стороны в сторону.
     -- С Нэнси все в порядке? -- спросил Перси.
     -- Эту девушку ничто не может выбить из колеи.
     -- Я  всегда  это говорил, -- Перси передал  визжащего  щенка  Саре, но
Бинго  рвался из  рук хозяйки обратно к  кожаному  переднику,  пока  они  не
свернули за угол, но даже  и тогда песик  продолжал рваться в сторону жилища
старьевщика.
     -- Непостоянное животное, -- хмуро проворчала Сара.
     Когда  они сворачивали за угол, по улице, огибающей Райские кущи с юга,
промчалась полицейская машина с визжащей сиреной.
     За ней -- вторая.
     Сара вела машину медленнее, чем на пути к Нэнси, они ехали вниз, к морю
и замусоренным болотам старого туземного квартала.
     --  Вы  очень  понравились мне,  юная  леди,  --  сказала Хэтти,  снова
примостившаяся на коленях у Тома. -- И Нэнси Ветивер тоже.
     -- Да, действительно? -- удивленно переспросила Сара.
     -- Разве  она рассказала  бы так  много, если бы  дело обстояло  иначе?
Нэнси вовсе не болтливая дурочка.
     -- Она безусловно не дурочка, -- с уважением произнесла Сара.
     Возле дома Хэтти забрала у Сары пелерину  и поцеловала на прощанье ее и
Тома.

     Сара уронила голову на руль  и тяжело вздохнула. Через несколько секунд
она выпрямилась и включила зажигание.
     -- Извини, -- сказал Том.
     -- За что это ты извиняешься? -- удивилась Сара.
     -- За  то, что привез тебя в это  ужасное место и впутал  в это ужасное
дело.
     -- А, -- задумчиво произнесла Сара. -- Так вот ты о чем.
     Она резко свернула в сторону.
     Не  сказав  друг другу ни слова,  они  доехали  до  Парка  Гете,  затем
проехали  по оживленной Калле Бурле. Наконец  Сара  открыла рот и  спросила,
сколько времени.
     -- Десять минут седьмого, -- ответил Том.
     -- И  только-то.  Я  думала, уже гораздо  позже. --  Снова  последовала
пауза. -- Наверное, это потому, что там, внутри было темно как ночью.
     -- Если бы я знал, насколько там ужасно, я пошел бы один.
     --  Я  не жалею, что побывала там.  Том, -- сказала Сара.  -- Я  просто
счастлива, что видела  это место изнутри. И  еще я рада, что познакомилась с
Хэтти.
     -- Что ж, хорошо, -- сказал Том.
     Сара  обгоняла по  три машины  за раз, превращая  улицы, по которым они
ехали, в настоящий ад.
     --  Я еще  раз  подписываюсь под тем,  что  сказала  тебе  сегодня,  --
произнесла вдруг Сара. --  Я --  не  Поузи Таттл и не  Муни Фаерстоун. И мое
представление  о  счастье  не  сводится к  удачному  замужеству,  домику  на
Игл-лейк и путешествиям  в  Европу раз в два  года. Мы ведь  видели  сегодня
самых  настоящих туземцев, самые  настоящие  отбросы  общества  и  еще много
такого, чего я никогда  в жизни  не видела. Я действительно открыла для себя
что-то новое и встретила двух  замечательных женщин,  которые не видели тебя
семь  лет, но  по-прежнему  считают отличным  парнем -- Сара резко повернула
руль, огибая  едущий  справа фургон.  -- Всякий  раз,  когда  Хэтти  Баскомб
говорила "мистер Рембрандт", мне хотелось обнять ее.
     Сара обогнала  фургон, водитель которого  разразился  им  вслед потоком
ругательств. Сара помахала ему рукой и прибавила скорость.
     --  Она очень  красивая,  -- сказала Сара, когда они  выехали  из Уизел
Холлоу и  свернули у отеля "Сент  Алвин" на Калле Дроссельмейер.  --  Очень,
очень красивая, правда?
     -- Иногда мне кажется, что она  немного похожа  на своего  ястреба,  --
сказал Том.
     --  На своего  ястреба? -- Сара повернулась к нему с широко открытым от
изумления ртом.
     -- Ну, на того, что сидит в клетке.
     Сара резко отвернулась.
     -- Я имела в виду не Хэтти, а Нэнси. Ведь Нэнси Ветивер очень красивая,
не правда ли?
     -- Что ж, может быть. Она нем