авлять их Кармен Бишоп -- та сожгла бы их, как только Глен покинул бы остров. Глен доверил их Хазеку, потому что Хазек -- отпетый негодяй. Когда мой дедушка инсценировал ограбление собственной компании, Хазек хранил для него украденные деньги. Он помог ему растянуть эти деньги на много лет. Дедушка привык ему доверять. Натчез медленно кивнул и подвинул лежащий на столе пистолет поближе к руке Глена, так что он оказался поверх записок. -- Романтическое представление о справедливости, черт побери, -- произнес он. -- Это только часть того, чего я добивался, -- сказал Том. -- Остается еще моя мать. Ей придется многое узнать о своем отце, но я не хочу, чтобы она узнала, что он был застрелен, пытаясь убить собственного внука. -- Но то, что ты делаешь, заставит его казаться еще хуже, чем он был. Ведь от всего этого создается впечатление, что Глен сломался, -- Натчез взял со стола пистолет и вытер рукоятку носовым платком. -- Он не может казаться хуже, чем был на самом деле, -- сказал Том. -- Вы не правы. Все же у меня романтические представления о справедливости. -- Тебе кажется, что жизнь похожа на книгу, -- сказал Натчез. Держа пистолет за ствол, он обошел вокруг стола и поймал свисавшую вниз руку Гленденнинга Апшоу. Затем он вложил ему в руку револьвер и положил на курок указательный палец. Теперь Глен сидел за собственным письменным столом со склоненной вперед головой, открытым ртом и глазами. Язык чуть высовывался изо рта. Натчез взял его за волосы и поднял голову. Затем он изогнул руку с пистолетом так, что дуло касалось раны. Поморщившись, он положил указательный палец поверх пальца трупа и нажал на курок. Пистолет сработал с глухим рычащим звуком, и голова Глена резко откинулась назад. Кровавые волосы, мозги и куски кости разлетелись, ударившись о стену за спиной трупа. Сначала Натчез отпустил голову трупа, а потом руку, чтобы дать ей упасть и выронить пистолет. -- Что ж, иногда жизнь действительно похожа на книгу, -- произнес Том Пасмор. 70 Через два месяца после второй смерти Гленденнинга Апшоу, ясным сентябрьским днем Том Пасмор сидел на железной скамейке у входа в зоопарк, находившийся в Парке Гете. Мимо шли нескончаемой толпой мужчины и женщины, окруженные, как правило, целым выводком детишек. Почти все они направлялись к лотку торговца воздушными шариками или к тележке с мороженым, стоявшими там, где мощеная дорога уступала место бетонному покрытию, ведущему вниз, к клеткам зоопарка. Том заметил, что люди, катящие коляски, всегда расслабляются, ступая с мощеной дороги на бетон. Они сразу выпрямляются, и видно, как напряжение оставляет их мускулы. Некоторые люди, проходящие мимо Тома, невольно останавливались на нем взглядом: на молодом человеке был серый костюм в тонкую белую полоску, жилет с лацканами, темно-синяя рубашка и темно-красный галстук, а на ногах -- пара коричневых мокасин. Было три часа дня, в пыльных промежутках между камнями дорожки лежали пустые пачки из-под сигарет, примятые многочисленными каблуками, коричневые крошки от раздавленных картофельных чипсов, и прямоугольный кусочек хлеба, который пыталась поделить между собой кучка взволнованных воробьев. Остальные скамейки стояли гораздо ближе к входу в парк, среди них были и пустые, но Том специально выбрал именно эту, чтобы иметь возможность заметить входящую в парк Сару Спенс раньше, чем она увидит его. Тому хотелось посмотреть на нее взглядом, не замутненным страстью и нежностью, прежде чем они снова будут принадлежать друг другу. Тому очень хотелось, чтобы они снова принадлежали друг другу, но ничуть не меньше ему хотелось взглянуть на Сару со стороны, по-настоящему увидеть хотя бы на несколько секунд, понять, что представляет из себя эта девушка. После пожара Том видел Сару всего один раз в зале суда, где ее отец давал показания по делу о расследовании деятельности компании Ральфа Редвинга. Сам Том ждал своей очереди дать показания о том, как нашел в кабинете тело своего дедушки. Судейским чиновникам пришлось изрядно попотеть за последние два месяца. Никогда еще не Милл Уолк не слушали одновременно столько уголовных дел. Дела эти были связаны друг с другом, накладывались друг на друга, вытекали одно из другого, и Том имел к большинству из них лишь косвенное отношение, но все же он честно просидел три недели на скамейке для свидетелей, ожидающих вызова для дачи показаний. Как только отец Сары дал показания, Спенсы уехали с Милл Уолк. Том понимал, что процессы и расследования будут длиться еще не менее года, но его роль в этом деле была закончена. Ему по-прежнему приходилось проводить по полдня в обществе адвокатов и юристов, но уже совсем по другому поводу, не имевшему ничего общего с событиями, сообщения о которых заполняли страницы "Свидетеля". Сара прошла через ворота парка с группой гуляющих, выделяясь среди них так же, как кардинал в красной мантии выделяется среди своей свиты, и легкой походкой направилась к зоопарку. На ней были облегающие выцветшие джинсы, заправленные в высокие ковбойские сапоги, и рубашка навыпуск, напомнившая Тому Кипа Карсона, а на бедрах болтался широкий ремень. Волосы девушки отросли достаточно, чтобы она могла собрать из сзади в хвост, из которого выбивались непослушные белокурые прядки, падавшие Саре на лоб. Сара опоздала на пятнадцать минут, и теперь быстро шла вдоль скамеек, скользя по ним глазами. Она посмотрела на Тома, не узнав его, и стала рассматривать сидевших на следующей скамейке, но тут взгляд ее остановился, и девушка снова посмотрела в его сторону. Повернувшись, Сара подошла к Тому, на губах ее играла растерянная улыбка. Том встал, чтобы поздороваться. -- Видел бы ты себя со стороны, -- произнесла Сара. -- Ты похож на призрак кого-то другого. -- И ты тоже, -- сказал Том. -- Я имею в виду одежду, -- уточнила девушка. -- А я нет. Я имею в виду тебя. Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга в упор и не зная, что сказать. -- Знаешь, мне немного неловко, -- произнесла наконец Сара. -- Сама не пойму почему. Тебе тоже? -- Нет, -- покачал головой Том. -- А я готова спорить, что да. Если бы мы танцевали сейчас вместе, я бы наверняка почувствовала, как ты дрожишь. Том снова покачал головой. -- Я очень рад, что твоя мама разрешила тебе прийти сюда, -- казал он. -- О, после всего, что произошло, она уже не так злится на тебя, -- сделав шаг вперед, Сара обняла Тома за талию. -- Я видела тебя в зале суда. -- Я тоже заметил тебя. -- Ты случайно не звонил мне домой? Один раз, сразу после того, как в газете появилась статья о пожаре? Том кивнул. -- Я так и знала. Я сразу подумала, что это ты. Я не верила, что ты мог умереть после того, как вынес меня из горящего дома. Это была ошибка. -- Но тебя ведь обожгло? -- участливо спросила Сара. -- Да так, не очень. Сара заглянула в лицо Тому, словно пытаясь прочесть его мысли, и убрала руки с его талии. -- Почему ты решил прийти сюда? -- спросила она. -- Потому что я никогда здесь не был, -- сказал Том и сам обнял Сару за талию. Они влились в толпу, движущуюся к клеткам. -- Мы как-то проезжали мимо, помнишь? Я подумал еще тогда, что хорошо было бы посмотреть на животных. Ведь они так давно сидят в этих клетках. И я подумал, что они заслуживают нашего визита. -- Визита вежливости, -- сказала Сара. Они прошли мимо первого ряда клеток, все еще привыкая к тому, что снова вместе, и взвешивая каждое слово, которое собирались сказать друг другу. Черная пантера ходила по своей клетке кругами, а лев лежал на земле, словно рыжий мешок, наблюдая сквозь прутья клетки за львицей, мирно дремавшей, повернувшись спиной к зрителям. Том и Сара свернули на тропинку, ведущую к слонам и Обезьяньему острову. Издалека слышался лай морских львов. -- Теперь все стало по-другому, -- сказала Сара. Том снял руку с талии девушки и засунул в карман. -- Редвинги теперь в Швейцарии. Я слышала, что Фриц пошел там в школу. Представляешь себе Фрица Редвинга в швейцарской школе? -- Не очень-то. Думаю, Фултон Бишоп тоже в Швейцарии. Он успел вовремя сбежать. А Ральф Редвинг наверняка даст ему какую-нибудь работу. -- Они все в Швейцарии, -- сказала Сара. -- Мой отец говорит, что у них по-прежнему куча денег. -- У них всегда будет куча денег. -- Слоны медленно гуляли по своей огромной клетке, время от времени поднимая хоботами целые снопы соломы. Какой-то человек, просунув руку сквозь прутья клетки, протянул слону орех, и тот, наклонив к нему свой хобот, взял орех быстрым, изящным движением. -- У них всегда будет куча денег, огромные дома, коллекции картин, машины, люди, которые на них работают, но им всегда будет этого мало. Ведь у Редвингов никогда больше не будет собственного острова. -- Мы по-прежнему друзья? -- спросила Сара. -- Конечно, -- кивнул головой Том. -- Я никому не рассказывала всего, что ты говорил мне, -- заверила его Сара. -- Я знаю это, -- сказал Том. -- Я рассказала кое-какие вещи своему отцу, но он понял в этом не больше, чем я. А может, он вообще мне не поверил. -- Наверняка не поверил. У него теперь другая работа? -- Да, у папы другая работа. Так что нам не придется продавать дом. Все обошлось более или менее нормально, правда? -- В основном да, -- подтвердил Том. Они подошли к Обезьяньему острову, на котором первобытные люди с хвостами и шерстью по всему телу лазили по каменистому холму, отделенные рвом с водой от обычных людей. Дети визжали от удовольствия, когда обезьяны перемещались с одного конца острова на другой. Ссорились из-за пищи, скакали друг у друга на спине, ругались, дрались маленькими кулачками, поворачивались к публике и что-то тараторили на своем языке, выражая гнев или взывая к сочувствию. -- Тебе, наверное, жаль твоего дедушку, -- сказала Сара. -- Мне жаль, что он был тем, кем был. Мне жаль, что он принес столько вреда, -- "Она и она папа", -- зазвучал в его ушах голос матери. -- Я был очень подавлен, когда мне в конце концов пришлось признать... -- Сара улыбнулась, глядя на проделки обезьян, а Том улыбнулся Саре. -- В общем, ты понимаешь -- когда мне наконец пришлось признаться себе в том, что он за человек. -- После его самоубийства? -- Нет, еще до этого, -- сказал Том. -- На день-два раньше. "Она и она папа. Потому что нас было только двое в этом доме". Сара отвернулась от обезьян. -- Это было так ужасно -- то, что случилось с твоим другом. Я имею в виду мистера фон Хайлица. -- Сара посмотрела на него со смешанным выражением сочувствия и любопытства, и Том сразу понял, что последует дальше. -- Да, -- сказал он. -- Это было ужасно. -- Ты знал, что он оставит тебе все свое состояние? -- Нет. Я ничего не знал об этом, пока со мной не связались его адвокаты. -- А теперь ты живешь в его доме? -- Да, после того, как там все прибрали. Они шли по дорожке мимо бурых и белых медведей, сидящих в маленьких отдельных клетках. Медведи лежали на земле, испачканные собственными экскрементами. -- Насколько я понимаю, тебе не придется работать, -- сказала Сара. -- Да, мне не придется ходить на службу. Но все же у меня будет очень много дел. Надо окончить Брукс-Лоувуд, отучиться в колледже, а потом я вернусь сюда и решу, что делать дальше. -- Это ведь его одежда, да? -- Мне нравится носить его одежду. -- И ты собираешься одеваться так же в школе? -- удивилась Сара. -- А ты собираешься одеваться так же в Холиоук? -- ответил вопросом на вопрос Том. -- Я не знаю, -- ответила Сара. -- И я тоже не знаю. -- Том? -- Что? -- Ты злишься на меня? -- Нет. Наверное, этот зоопарк нагоняет на меня тоску. Сара повернулась к медведям, явно расстроенная словами Тома. -- Ведь он оставил тебе миллионы, правда? Мой отец сказал, что миллионы. Разве это не здорово? Знать, что ты можешь делать все, что пожелаешь? Разве не здорово? -- Я не хотел его денег, -- сказал Том. -- Я хотел быть рядом с ним, продолжать узнавать его. -- Но почему он оставил все тебе? -- Я любил заходить к нему поболтать, -- Том улыбнулся. -- Может быть, он хотел, чтобы я взял в этой жизни правильный старт. -- А что сказали на это твои родители? Они приближались к высокому темному зданию в дальнем конце зоопарка, над входом которого висела табличка с надписью "Дом рептилий". -- Меня что-то не очень тянет в Дом рептилий, -- сказал Том. -- А тебя? Сара покачала головой. -- Так что же сказали твои родители? -- Когда я рассказал об этом матери, она была слишком поражена, чтобы что-то сказать, но все же ей было приятно. Ей тоже нравился Леймон фон Хайлиц. -- Приятно, -- повторила Сара. -- Еще бы ей не было приятно. -- Маме пришлось подписать кучу бумаг, но она плохо понимала, о чем в них говорится. Гораздо больше ее волновало то, что я переехал. Но в конце концов я ведь живу теперь всего-навсего через улицу. Я прихожу домой обедать, и мы много разговариваем. Маме становится немного лучше. А мой отец ничего не сказал, потому что его не было дома, когда все это случилось. Он исчез. Сбежал. Не думаю, что мы еще когда-нибудь его увидим. На лице Сары отразились одновременно тревога, озабоченность и отчаяние. -- Но тебя, похоже, не очень волнует, вернется ли он обратно, -- сказала она, когда Том замолчал. -- Напротив, волнует -- я надеюсь, что он никогда не вернется. Мы все гораздо счастливее с тех пор, как он исчез. -- И твоя мама? -- Она немного скучает по нему, но все же -- да, теперь она намного счастливее. Она ведь не очень-то любила его, так же, впрочем, как и меня. -- Все так изменилось, -- Сара чуть не плакала, произнося эту фразу. -- Все изменилось очень давно, просто никто не хотел этого замечать. -- А как насчет нас с тобой? -- Теперь мы знаем друг друга гораздо лучше. -- Но это еще не все, -- сказала Сара. -- О, мы пропустили морских львов. Я слышала их лай, но мы так их и не видели. -- Мы прошли мимо одной тропинки, -- сказал Том. Они вышли на дорожку с другой стороны от клетки с пантерой, и взгляд Тома вдруг встретился с глазами ее обитательницы. Все похолодело у него внутри. Пантера была сумасшедшей. -- Том понял это сразу, и все же она была красива той первозданной красотой, которую не способно победить даже сумасшествие годами сидящего в клетке животного. Пантера была великолепна, она словно светилась изнутри, и сама ничего не могла с этим поделать. Она могла только молча излучать это великолепие, как усталые львы в соседней клетке. -- Ты хочешь вернуться? -- спросил Том у Сары, по-прежнему не сводя глаз с пантеры. -- Это всего-навсего маленький грустный зоопарк, не правда ли? -- сказала Сара. -- Нет, я не хочу вернуться. Давай лучше уйдем отсюда и пойдем куда-нибудь в другое место. Пантера отвела глаза, сделала очередной круг по клетке и снова поймала взглядом глаза Тома. Глаза ее были огромными и желтыми, и в них словно застыл немой вопрос. Наверное, пантера хотела спросить его: "Кто ты?" или "Что ты собираешься делать?" -- Том! -- воскликнула Сара. -- Эта пантера смотрит на тебя! И Том понял вдруг, что это одно и то же -- кто он и что он собирается делать. -- Ты что, издеваешься надо мной? -- теребила его Сара. -- Том! Пантера снова и снова кружила по своей клетке.