активных двигателей преследующих его самолетов. Никому еще не удавалось поймать первака в его первом, как это выразиться, порыве или приливе жизненной энергии, - не знаю точно, что они чувствуют при этом. А нам придется смириться с потерей чего угодно - от пары дорогостоящих скоростных истребителей вместе с экипажем до нескольких сотен акров плодороднейшего чернозема. Хебстер аж застонал. - Но ведь в его мозгу были запечатлены результаты исследований, проводившихся на протяжении восемнадцати лет! - М-да. Такие вот дела. Количество тупиков, возникших перед нами, исчисляется уже сотнями тысяч. Не менее. Но каковы бы ни были цифры, уже близок конец. Если мы не сможем расколоть пришельцев на строго лингвистическом уровне, они так и останутся для нас загадкой и тогда - точка, конец главы! Наше наиболее эффективное оружие для них все равно, что пускаемые из трубочки детьми мыльные пузыри, а наши лучшие умы годятся разве для того, чтобы быть при них слугами, превратившись в псов, униженно виляющих перед ними хвостами. И вот перваки - это все, что у нас осталось. Может быть, с ними и можно было бы толком переговорить, как с людьми, да вот мешают их хозяева. - Да ведь вся загвоздка как раз в том, что с ними уже никак не удастся толком поговорить - в противном случае, их бы не считали перваками. Браганца согласно кивнул. - Но поскольку они все-таки когда-то были людьми - самыми обыкновенными людьми - вот что главное, то вся надежда только на них. Мы всегда понимали, что когда-нибудь, возможно, нам придется рассчитывать только на них как на единственный реальный путь к контакту. Вот почему столь суровы законы, оберегающие перваков. Вот почему находящиеся в резервациях временные лагеря перваков, окружающие поселения пришельцев, охраняются самыми отборными воинскими подразделениями. Ведь по мере нарастания у людей чувства возмущения и душевного разлада первоначальные настроения подвергать перваков линчеванию все больше трансформируются в овладевающее массами страстное желание учинить грандиозный погром. "Человечество превыше всего" начинает ощущать себя достаточно сильным, чтобы бросить вызов Объединенному Человечеству. И, скажу вам, Хебстер, честно: в данный конкретный момент никто из нас толком не знает, кому удастся спасти шкуру, если дело дойдет до подлинной бойни. Но вы один из тех немногих, кому удавалось договариваться с перваками, работать с ними... - Только на чисто деловой основе. - Должен признаться, вы продвинулись в деле налаживания с ними контактов в тысячи раз дальше, чем мы, несмотря на все те огромные усилия, которые прилагали. И какая безжалостная ирония заключается в том, что единственным людям, которым удалось наладить хоть какое-то общение с перваками, решительно наплевать на нависшую над человечеством угрозу краха цивилизации! Вот так! Вся суть теперь в том, что в возникшей политической ситуации вы тонете, находясь в одной лодке с нами. Понимая это, мои люди готовы очень о многом забыть и даже документально обосновать, что вы вполне респектабельный бизнесмен. Что вы на это скажете? - Все это как-то нелепо, - задумчиво произнес Хебстер. - Никакие новые знания, полученные от пришельцев, не смогли бы добавить трезвомыслия нашим ученым. Едва став перваками, они тут же начинают метать громы и молнии в других членов своих семей и толочь воду в ступе. Как будто преступив какую-то незримую черту в своем сближении с пришельцами, они начинают в своих действиях опираться на всеобъемлющие законы космического масштаба, гораздо более глубинные, чем усваиваемые нами причинно-следственные закономерности. Лицо оэсковца мало-помалу начало багроветь. - Так вы с нами или нет? Запомните вот что, Хебстер: в такие времена, как наше, человек, упорно цепляющийся за бизнес, как правило, в историю попадает как предатель. - По-моему, случай с Клейнбохером - это последняя капля, - не обращая внимания на Браганца, продолжал рассуждать вслух Хебстер. - Нет никакого смысла пытаться постичь образ мыслей пришельцев, если это сопряжено с потерей лучших людей. Я предлагаю вот что: давайте напрочь откажемся от всяких дальнейших попыток жить с пришельцами на равных в одной и той же вселенной. Давайте сосредоточимся на чисто человеческих проблемах и будем молить судьбу о том, чтобы в один прекрасный день инопланетяне не заявились в наиболее плотно населенные людьми местности и не приказали нам убираться прочь. Зазвонил телефон. Браганца опустился в свое вертящееся кресло, но поднимать трубку не торопился, продолжая пристально глядеть на Хебстера. И только после того, как аппарат издал добрых полдюжины мелодичных трелей, произнес в микрофон самый минимум, какой можно себе позволить в телефонном разговоре: - Говорите... Он здесь... Я передам ему... Пока. Поджав губы, он какое-то время еще глядел на Хебстера, затем резко развернулся к окну. - Ваша контора, Хебстер. Похоже, с вами хотят встретиться жена и сын по личному вопросу. Именно с ней вы развелись десять лет тому назад? Хебстер кивнул спине следователя и снова поднялся. - По всей вероятности, хочет получить причитающиеся ей дивиденды по начисленным за полгода алиментам. Мне нужно уйти. Пребывание Сони в помещении компании слишком неблагоприятно влияет на моральное состояние моих служащих. Подобный звонок означал крупные неприятности - он это сразу понял. Выражение "Жена и сын" служило кодом, посредством которого администрация должна была извещать президента о том, что в "Хебстер секьюрити инкорпорэйтед" произошло нечто весьма серьезное. Он не виделся с женой с тех пор, когда, поставив ее в крайне затруднительное положение, добился передачи контроля за пожизненное содержание. - Послушайте! - рявкнул ему вдогонку Браганца, когда Хебстер направился к выходу. - Я вот что скажу вам: вы не хотите присоединиться к нам - ладно! Вы, прежде всего, бизнесмен, а уж потом гражданин нашей планеты - ладно! Вот только с этого момента особенно тщательно следите за тем, чтобы ваше рыльце не оказалось в пушку, Хебстер. Стоит вам теперь хоть раз оступиться, и мы навешаем на вас всех собак. Мы не только устроим самый громкий показательный процесс за всю историю нашей древней планеты, но и по ходу дела швырнем вас и всю вашу организацию на растерзание волкам. Уж мы-то позаботимся о том, чтобы "Человечество превыше всего" раскромсало в пух и прах "Хебстер билдинг". Хебстер в недоумении пожал плечами. - А для чего, собственно? Что вам это даст? - Ха! Это доставит нам море удовольствия. Такого, какого мы еще никогда не испытывали. А заодно и на какое-то время позволит нам ослабить тот напор со стороны широких слоев общественности, недовольных все более растущим влиянием чепэвистов, который мы уже давно довольно остро ощущаем. Совсем не исключено, что по мере развития судебного разбирательства по делу "Хебстер секьюрити" Демпси потеряет контроль над своими головорезами, и они в самом деле устроят давно обещанное кровопускание. Это вызовет такой взрыв ярости, что привлечение армейских подразделений к усмирению мятежников будет встречено с одобрением большинством населения. И тогда мы расправимся и с самим Демпси, и с самыми неистовыми из чепэвистов, так как Джон Кью Объединенного Человечества [перефразировка общепринятого в американской прессе условного обозначения рядового американца, называемого Джон Кью Паблик] на собственной шкуре к немалому своему удовлетворению убедится, какую серьезную опасность представляет из себя толпа. - И это, - с горечью заметил Хебстер, - придерживающееся высоких нравственных идеалов, законопослушное мировое правительство! Кресло снова развернулось, и кулак Браганца обрушился на письменный стол со всей впечатляющей силой молотка мирового судьи, выносящего окончательный, не подлежащий обжалованию вердикт. - Нет, отнюдь нет! Это ОСК, полномочная и в высшей степени полезная организация Объединенного Человечества, специально созданная для налаживания взаимоотношений между пришельцами и людьми. Это ей присущи те качества, в существовании которых у мирового правительства вы изволили усомниться! Более того, это ОСК находится на самой передней линии огня в тот момент, когда власть закона и мирового правительства могут быть опрокинуты ураганом, вызванным действиями безответственных демагогов. Неужели вы думаете, - голова Браганцы угрожающе наклонилась вперед, глаза превратились в две узкие щелки, не выражавшие ничего, кроме презрения, - что карьера и состояние, даже жизнь, такой, извините, откровенно эгоистической гниды, как вы, Хебстер, будут представлять хоть какую-нибудь ценность для организации, защищающей интересы двух миллиардов людей, дружно доверивших ей свое благополучие? Оэсковец многозначительно ударил себя в грудь - черные, всклокоченные волосы, покрывавшие ее, топорщились сквозь кое-как застегнутый френч. - Браганца, говорю я себе сейчас, тебе очень повезло, что этот тип настолько алчен, что не подловил тебя на сделанном ему предложении. Только представь на мгновенье, какое это будет удовольствие подсечь его на крючок, когда он в конце концов допустит ошибку! А сняв с крючка, тут же отшвырнуть чепэвистам, чтобы они, обезумев от представившейся возможности расправиться с ним, сами себя и уничтожили! Убирайтесь, Хебстер, не хочу с вами иметь ничего общего! "Я совершил ошибку", - после некоторого раздумья признался себе в душе Хебстер, стоя на улице перед бывшим складом боеприпасов и щелчками пальцев подзывая к себе гирокэб. ОСК была наиболее могущественной из всех не находящихся в непосредственном подчинении правительства организаций, созданных Объединенным Человечеством. Для человека в его положении навлечь на себя неудовольствие подобной организации было столь же опасно, как водителю такси вслух усомниться в законнорожденности инспектора дорожного движения, остановившего его за нарушение правил пересечения перекрестка. Но что он мог сделать? Согласиться работать в ОСК означало работать под руководством Браганца - но еще с юношеского возраста Элджернон Хебстер крайне ревниво следил за тем, чтобы абсолютно никто не смел помыкать им. Кроме того, это означало бросить свой бизнес - а ведь осталось еще чуть-чуть поднапрячься и подождать какое-то время, и его компания, несмотря ни на что, все-таки могла бы стать самой могущественной корпорацией планеты. Но хуже всего было то, что это потребовало бы от него полнейшей социальной переориентации, отказа от признающего только власть цифр мировоззрения бизнесмена, а ведь только оно одно находилось в полном согласии с наиболее сокровенными чаяниями его души. Швейцар, поджидавший его у входа в здание компании, быстрой походкой направился впереди него в боковой коридор, который вел к персональному лифту президента фирмы, и торжественно отступил в сторону, когда распахнулись дверцы. Кабина лифта остановилась на двадцать третьем этаже. С замиранием сердца Хебстер осторожно продвигался по коридору под пристальным наблюдением многочисленных служащих, которые с выпученными глазами, застыв, стояли вдоль стен. У входа в широкопрофильную лабораторию 23-В двое дюжих молодцев в серых мундирах его личной охраны тотчас же расступились, пропуская его внутрь. Если их вызвали на работу после того, как он предоставил всем им отгул, это могло означать только полномасштабное чрезвычайное положение, введенное в здании компании. Он надеялся на то, что объявлено оно было своевременно, чтобы предотвратить малейшую утечку информации о том, что здесь происходит. - Вполне своевременно, - заверила его Грета Зайденхейм. - Я спустилась сюда завинтить все гайки менее, чем через пять минут после того, как начался весь этот переполох. Полностью перекрыты все этажи с двадцать первого по двадцать пятый и включено прослушивание всех линий связи с внешним миром. Вы имеете право задержать своих служащих еще на час после пяти, что оставляет в вашем распоряжении не более двух часов и четырнадцати минут. Покрытый зеленым лаком кончик ее пальца показывал на дальний угол лаборатории, где взору его предстало валявшееся на полу тело в грязных лохмотьях. Тесей. Из его спины торчала пожелтевшая рукоятка из слоновой кости. Такими кинжалами образца 1942 года любили пользоваться древнегерманские эсэсовцы. Серебряная свастика на эфесе была заменена замысловатым символом, в котором угадывались три готические литеры Ч, П и В. Сочившаяся из раны кровь превратила длинные спутанные волосы Тесея в отвратительную красную тряпку. Мертвый первак, отметил про себя Хебстер, опустив взгляд, потерявший всякую надежду. В ЕГО здании, в лаборатории, куда тайно поместили перваков, опередив Фунатти и Йоста всего лишь на два-три десятка шагов. Налицо было самое тягчайшее преступление - если вообще случится такое, что суду будет предоставлена возможность оценить его тяжесть. - Взгляните-ка на этого грязного дружка перваков! - послышался справа насмешливый и вроде знакомый голос. - ОНИ напуганы! Попробуйте-ка извлечь денежки вот из этого, Хебстер! Президент корпорации неторопливо подошел к худощавому мужчине с полностью обритой головой, привязанному к незадействованному паропроводу. Внимание Хебстера привлек необычный рисунок на доброй половине галстука мужчины, свешивавшегося с шеи поверх лабораторного халата. Только через несколько секунд Хебстеру удалось разобраться в этом выполненном чересчур уж вычурно рисунке. Миниатюрное лезвие безопасной бритвы над черной "тройкой". - Член третьего эшелона руководства "Человечества превыше всего"! - Он же - Чарли Верус из широкопрофильной лаборатории компании Хебстера, - пояснил Хебстеру низкорослый мужчина с покрытым густой сетью морщин лицом. - Меня зовут Маргритт, мистер Хебстер. Доктор Д.К.Маргритт. Это я разговаривал с вами по интеркому, когда прибыли перваки. Хебстер решительно мотнул головой, давая понять другим ученым, которые непроизвольно сгрудились вокруг него, чтобы они отошли в сторону. - Интересно, сколько времени представители руководства "Человечества превыше всего", не говоря уже о рядовых членах, расписываются в ведомостях на получение зарплаты в моих лабораториях? - Не знаю, - съежившись перед Хебстером, ответил Маргритт. - Теоретически ни один чепэвист не может стать служащим у Хебстера. Отделу кадров предписано вдвое более тщательно проверять всех принимаемых на работу, чем это делает ОСК при наборе своих агентов. Скорее всего, так оно и есть. Но что может сделать отдел кадров, если служащий компании присоединяется к ЧПВ после прохождения испытательного срока? В такое время, как наше, когда численность чепэвистов с каждым днем становится все больше и больше, секретным службам безопасности нужно, наверное, удесятерить свой персонал, чтобы уследить за всем этим! - Когда я говорил с вами сегодня в первый раз, вы высказались не очень-то одобрительно в отношении Веруса. Как по-вашему, является вашей прямой обязанностью ставить меня в известность о том, что перваками займется один из членов руководства ЧПВ? Подбородок коротышки слегка затрясся. - Мне платят за руководство исследованиями, мистер Хебстер, а не за политическое воспитание сотрудников лаборатории или голосование за партию, которую вы поддерживаете. Презрение - типичное презрение ученого-исследователя к бизнесмену-предпринимателю, выплачивающему ему жалованье, но сейчас оказавшемуся перед лицом крупных неприятностей - сквозило в каждом произнесенном им слове. "Почему, - раздраженно отметил про себя Хебстер, - люди всегда с презрением относятся к человеку, который умеет делать деньги? Даже перваки сегодня утром в его кабинете, Йост и Фунатти, Браганца, Маргритт, который проработал в его лабораториях в течение многих лет. Ведь это единственный талант, который дан ему от Бога. И, безусловно, столь же редкий и полезный, как талант пианиста". - Мне никогда не нравился Чарли Верус, - продолжал начальник лаборатории, - но у нас не было каких-либо оснований подозревать его в чепэвизме! Он, по-моему, был кооптирован в третий эшелон примерно неделю тому назад. Верно, Берт? - Угу, - раздалось из противоположного конца комнаты. - В тот день он появился на работе на час позже и заявил, что когда-нибудь, мы, может быть, с гордостью расскажем своим внукам о том, что работали в одной лаборатории с Чарльзом Болопом Верусом. - Лично я, - заметил Маргритт, - подумал, что он, возможно, только что закончил книгу, в которой доказал, что пирамида Хеопса ни больше, ни меньше, как пророчество в камне наших нынешних достижений в области текстильного производства. Верус был как раз такого рода ученым. Но, по-видимому, тогда его воодушевило маленькое лезвие для безопасной бритвы. Повышение он, по-моему, получил авансом как бы в качестве предварительной платы за то, что в конце концов сделал сегодня. Хебстер аж заскрежетал зубами, когда бритоголовый пленник попытался было, хотя и безуспешно, плюнуть ему в лицо, и поспешил назад, к двери в лабораторию, где его личная секретарша разговаривала с охранником, который дежурил все это время в лаборатории. За ними, прислонившись к стенке, стояли Ларри и Лузитания, тихо, но взволнованно переговариваясь на тарабарском наречии. Они явно были потрясены до глубины души. Лузитания то и дело выщипывала крохотных слоников из своего рубища, которые, смешно дрыгая ногами в воздухе и пронзительно трубя, взрывались как какой-то несуразной формы мыльные пузыри, когда она роняла их на пол. Ларри нервно почесывал сбившуюся комком бороду и периодически взмахивал рукой в сторону потолка, который уже был утыкан пятью или шестью десятками точных копий кинжала, пронзившего сердце Тесея. Хебстер не мог не испытывать страха перед тем, что может произойти с его зданием, если у перваков не приведи Господь, что-то еще осталось от людей, и они вдруг начнут действовать так, как поступают обычно люди, стремящиеся к тому, чтобы обезопасить себя. - Послушайте, мистер Хебстер, - начал охранник, - мне велели не... - Ради Бога! - сердито бросил Хебстер. - В этом нет вашей вины. Даже отдел кадров мне не в чем упрекнуть. Это я и мои эксперты заслуживаем гильотины за то, что так бездарно отстали от эпохи. Мы умеем проанализировать любую тенденцию, кроме той единственной, которая сделает всех нас ненужными. Грета! Я хочу, чтобы мой вертолет на крыше был готов к вылету и приведен в состояние готовности стартоплан в "Ла Гардиа" [крупнейший аэропорт в окрестностях Нью-Йорка в начале пятидесятых годов, к которым относится написание данной повести]. Пошевеливайся, девочка! А ты... Уильямс, верно? - спросил он, наклоняясь, чтобы прочесть фамилию охранника на его служебном значке, - а ты, Уильямс, упакуй этих двух перваков в мой вертолет наверху и дожидайся вылета в самом скором времени. Все остальные! - громко обратился он к сотрудникам лаборатории и зевакам, собравшимся в коридоре. - Домой вас отпустят в шесть. Вам будет оплачен один час сверхурочной работы. Как только Хебстер вышел из лаборатории, Чарли Верус запел. К тому времени, когда Хебстер достиг лифта, несколько клерков в коридоре демонстративно подхватили гимн ЧПВ. Когда Хебстер остановился перед дверьми лифта, ему стало ясно, что добрая четверть младшего обслуживающего персонала, как мужчины, так и женщины, подпевали надтреснутому тенору Веруса: Слава, слава человеческим дерзаньям! Для потомков сохраним Землю родную! Меч карающий торжественно целуя, Холуев пришельцев растерзаем! Аллилуйя, человече, Аллилуйя, Человече, Аллилуйя, Аллилуйя! "Если подобное возможно в коридорах "Хебстер секьюрити", - болезненно морщась, подумал Хебстер перед входом в личный кабинет, - то что удивляться тому, насколько быстро растет влияние ЧПВ среди широких народных масс?" Разумеется, многих их этих поющих следовало бы рассматривать скорее как сочувствующих, чем как непоколебимых адептов, как людей, которых привлекает хоровое пение и чье сердце согревают марширующие толпы энтузиастов - но в любом случае, очень важно знать, какой еще рывок нужно сделать этому движению, чтобы стать мощной политической силой. Единственным, хотя и несколько слабоватым утешением для Хебстера, было явное понимание опасности в рядах высшего руководства ОСК, которое готовится предпринять беспрецедентные шаги в качестве ответного демарша. К несчастью, эти беспрецедентные меры применены будут, скорее всего к нему самому, Хебстеру. "В моем распоряжении осталось чуть меньше двух часов, - вспомнил Хебстер, - в течение которых можно еще попытаться увильнуть от ответственности за наиболее серьезное преступление в современном уголовном кодексе". Он поднял трубку одного из телефонов. - Рут! Я хочу переговорить с Вандермеером Демпси. Соедините меня с ним напрямую. Рут отреагировала немедленно и уже через несколько мгновений он услышал знакомый голос, звучный, неторопливый, тягучий, как расплавленное золото. - Привет, Хебстер. Говорит Вандермеер Демпси. - Он сделал паузу, чтобы набрать как можно больше воздуха в легкие, затем продолжал откровенно высокопарным тоном. - Человечество - пусть не всегда впереди, но, впереди или позади - всегда Человечество! - Тут он рассмеялся. - Последняя новинка. Мы ее прозвали нашим телефонным тостом. Нравится? - Очень, - почтительно ответил Хебстер, ни на секунду не забывая о том, что его бывший ведущий телевикторин может стать церковью и государством одновременно. - Мистер Демпси, от моего внимания не ускользнуло, что вы издали новую книгу, и мне интересно... - Какую именно вы имеете в виду? "Антрополитику"? - Точно. Великолепное исследование! Так и хочется постоянно цитировать многие строки из нее, особенно из первой главы. Например, вот эту: "Человек! И не больше, и не меньше!" В трубке раздался хрипловатый, но еще достаточно сочный смех. - Юноша, достойные частого цитирования строки имеются в каждой главе всех моих книг! У себя в штаб-квартире я запустил целый писательско-поэтический конвейер, способный выдавать на-гора до пятидесяти пяти легко запоминаемых сентенций или эпиграмм на любую злободневную тему в течение десяти минут. Не говоря уже о способности производить политические метафоры и шутки в две-три строчки с сексуальным подтекстом! Но вы не стали бы мне звонить только для того, чтобы обсудить достоинства продукции моего литературного конвейера, каким бы глубоким ни было его эмоциональное воздействие. Так в чем все-таки дело, Хебстер? Ну-ка выкладывайте все по порядку. - Дело вот в чем, - начал Хебстер, несколько приободренный откровенным цинизмом заправилы чепэвистов и слегка раздосадованный нескрываемым презрением с его стороны по отношению к себе, - сегодня я немножко посудачил о том, о сем с нашим общим приятелем, неким П.Браганца. - Я знаю. - Знаете? Откуда? Вандермеер Демпси снова рассмеялся - неторопливым добродушным смехом толстяка, самодовольно поглаживающего себя по пузу. - Шпионы, Хебстер, шпионы. Они у меня практически повсюду. Политика - это на двадцать процентов шпионаж, на двадцать процентов организация и на шестьдесят процентов выжидание подходящего момента. Мои шпионы докладывают мне обо всем, что вы делаете. - Но ведь у них не было ни малейшей возможности рассказать о том, что именно обсуждали мы с Браганца. Верно? - О, рассказали, юноша, еще как рассказали! - его такой внешне непринужденный смех, понял вдруг Хебстер, был одновременно и своего рода дыхательным упражнением для регулярной прочистки горла. Хебстеру вспомнилось его изображение на телеэкране: голова, похожая на распухший до огромных размеров апельсин, едва ли не на три четверти разверзшийся в лучезарной улыбке рот. На голове не было ни единой волосинки - все они вплоть до последней реснички и даже волосяного мешочка, регулярно удалялись электролитическим методом. - Согласно донесениям моих агентов Браганца выдвинул несколько заманчивых предложений от имени Особой Следственной Комиссии, которые вы - поступив, позволю себе заметить, очень правильно - немедленно же отвергли. Судя по всему, это здорово его расстроило, и он объявил, что стоит с этого момента уличить вас хоть раз в каком-нибудь неблаговидном поступке - ведь ни для кого не секрет, что именно благодаря множеству самых мерзких начинаний вы и стали одним из богатейших на всем земном шаре людей - он использует вас в качестве приманки для нашего гнева. Должен признаться, я искренне восхищен, прямо-таки в восторге от этого бесхитростного, даже наивного замысла! - И совсем не собираетесь кусаться? - поинтересовался Хебстер. В этот момент в кабинет вошла Грета Зайденхейм и, подняв руку к потолку, несколько раз покрутила ею. Хебстер понимающе кивнул. - Как раз наоборот, Хебстер, еще как станем кусать! Даже с еще большим пылом, чем намеревались до этого. Мы с удовольствием проглотим эту провокацию, которую придумала для нас ОСК, и осуществим революцию во всемирном масштабе. Обязательно осуществим! Вот так, мой мальчик. - Только через мой труп! - Хебстер попытался было и сам рассмеяться, но сумел лишь слегка прочистить горло. - Вы правы - как раз такой разговор и состоялся между мной и Браганца. Возможно, вы правы и в том, что станете делать, когда в ход пойдут булыжники и бейсбольные биты. Однако, если вы не против того, чтобы значительно облегчить свою задачу, то есть тут у меня одна мыслишка... - Крайне сожалею, мой мальчик. Никаких сделок, Хебстер. Такие вот дела. Неужели вам не ясно, что мы сами не хотим облегчать все это? По этой же самой причине мы ничего не платим своим шпионам, несмотря на риск, которому они себя подвергают, и неизмеримо возросшее богатство "Человечества превыше всего". Мы обнаружили, что шпионы, которых мы привлекаем, исходя из идейных соображений, работают гораздо лучше и подвергают себя куда более серьезным опасностям, чем те, которых побуждает работать на нас материальная заинтересованность. Да, мы отчаянно нуждаемся в "деле Хебстера" для того, чтобы воспламенить население. Напряженность в обществе нам нужно довести до такого уровня, чтобы смятение охватило службы безопасности и вооруженные силы, чтобы заволновались даже те консервативно настроенные граждане, которые обычно недовольно качают головами при виде наших массовых шествий, и чтобы они побросали свой мелкий бизнес и присоединились к участникам погромов и грабежей. Вот этого как раз и будет вполне достаточно, чтобы весь земной шар перешел под контроль "Человечества превыше всего". - Орел - вы выигрываете, решка - я проигрываю. И вновь зажурчало тягучее золото смеха Демпси. - Понятно, что вы имеете в виду, Хебстер. Независимо от того, чья возьмет верх, ОЧ или ЧПВ, от вас на песках веков останется только грязное пятно. Вы упустили свой шанс, когда мы четыре года тому назад обратились к патриотически настроенным бизнесменам за пожертвованиям. Не так уж мало ваших конкурентов оказались в состоянии усмотреть эффективность взаимозависимости экономики и политики. Уодрэн из инвестиционного треста "Ундервуд" ныне в составе первого эшелона руководства ЧПВ. А вот среди ваших высших администраторов нет ни одного, у кого бы на лацкане или галстуке было бы лезвие. Но даже несмотря на это, что бы с вами ни случилось, судьба будет к вам куда милосерднее, чем к первакам. - Пришельцы могут воспротивиться истреблению своей челяди. - Не существует никаких пришельцев! - совершенно другим голосом ответил Демпси. Впечатление было такое, будто он настолько оцепенел, что едва не потерял дар речи. - Нет пришельцев? Такова ваша самая последняя политическая установка? Но сами-то вы ведь так не считаете! - Есть только перваки - существа, которые сложили с себя ответственность, лежащую на людях, и поэтому оказались в состоянии делать то, что кому-то и может показаться чудесами, но чего настоящие люди никогда не станут делать, потому что это ниже их собственного достоинства и связано с потерей человеческого облика. А пришельцев как не было никогда, так и нет сейчас. Пришельцы - это созданный перваками миф. - Идеальный способ обращаться с не очень-то приятными фактами, проворчал Хебстер. - Делать вид, будто они просто не существуют. - Если вам так приспичило обсуждать такой мираж, как пришельцы, - раздраженно возразил ему Демпси, - то боюсь, нам не о чем больше говорить. Вы определенно становитесь перваком сами, Хебстер. В трубке раздался щелчок отбоя. Хебстер задумчиво провел пальцем по ободу корпуса микрофона. - Он сам верит в подобную чушь! - с ужасом произнес он. - Ему приходится самого себя непрерывно уверять в том, в чем он убеждает своих последователей - в том, что если кто-то настолько нас превосходит, что остается для нас непостижимым, то уж лучше просто считать, что его не существует вовсе! Только теперь Хебстер заметил, что Грета Зайденхейм давно дожидается у дверей с чемоданчиком и двумя пальто. - Я не вправе уговаривать вас, Грета, лететь вместе со мной, но... - начал он, встав из-за стола и направляясь к выходу. - Да ладно, - перебила его Грета и стараясь от него не отставать, засеменила вслед за ним. - Я понимаю, что это не будет увеселительной прогулкой, но куда все-таки мы держим путь? - В Аризону. В самое первое и крупнейшее из всех поселений пришельцев. Туда, откуда к нам прибыли друзья с такими чудными именами. - А что вы можете сделать там такое, чего нельзя сделать здесь? - Честно говоря, Грета, сам не знаю. Просто решил, что мне не помешало бы немного проветриться. А коль так, то почему бы не отправиться туда, откуда с самого начала пошла вся эта заваруха, и не познакомиться со всем этим поближе? Я из тех бизнесменов, кому по душе импровизация. Мне не привыкать принимать на ходу самые серьезные решения. На вертолетной площадке их ждали плохие вести. - Мистер Хебстер, - уныло произнес пилот, - стартоплан захвачен оэсковцами. Мы все равно отправляемся в путь? Если на борту этого драндулета, то нам не удастся улететь достаточно далеко. Да и скорость сами понимаете, не та. - Все равно вылетаем, - подумав немного, ответил пилоту Хебстер. Они забрались в кабину. Двое перваков сидели на полу в самом хвосте, фыркая и сопя - они все еще взволнованно переговаривались друг с другом. Уильямс почтительно поздоровался с боссом. - Кроткие, как ягнята, - произнес он. - Должен вам сказать, они и в самом деле сотворили вдруг одного ягненка. Мне пришлось вышвырнуть его из кабины. Громоздкий широкофюзеляжный летательный аппарат медленно поднялся в воздух и взял курс на юго-запад. - Определенно произошла утечка информации, - сердито проворчала Грета. - Они прослышали о мертвом перваке в стенах нашего здания. Где-то в организации все-таки образовалась щель для этой утечки, которую я оказалась не в состоянии своевременно найти. ОСК стало известно о гибели первака, и теперь она за нами охотится. Вот такой я оказалась расторопной и умелой! Хебстер только улыбнулся ей в ответ. Ей вовсе не стоило слишком уж увлекаться самобичеванием - она была и расторопным, и очень умелым работником. Такой же высокий профессионализм был характерен и для отдела кадров, и для дюжины других подразделений компании. Таким был и сам Хебстер. Вот только вся структура организации и ее сотрудники подбирались для нормальной работы в политически стабильной обстановке. Кто тогда мог помыслить о политических шпионах! Если даже Демпси удалось пораспихивать соглядатаев и саботажников по всем функциональным подразделениям "Хебстер секьюрити", то почему то же самое не мог сделать Браганца? "Меня поймают, - подумал со страхом Хебстер, - еще до того, как я по-настоящему пущусь в бега. И бросят за решетку до того, как удастся найти укромное местечко в котором можно было бы отсидеться, пока все не успокоится". Его, по всей вероятности, отдадут под суд и организуют показательный процесс, который войдет в историю под названием "Процесс по делу кровавого Хебстера". Преступление, которое ускорило революцию во всемирном масштабе. - Мистер Хебстер, они становятся все беспокойнее, - раздался сзади голос Уильямса. - Может быть, попытаться как-нибудь успокоить их, подбодрить? Хебстер резко привстал, в нем проснулась надежда. - Нет, - ответил он охраннику. - Оставьте их в покое! Он теперь очень пристально следил за возбужденными перваками. Может быть, как раз сейчас вдруг и произойдет то, ради чего Хебстер забрал их с собою в полет! Несколько лет сумбурных торговых отношений с перваками дали ему возможность изучить их. Они способны на гораздо большее, чем те мелкие фокусы, которые то и дело показывают, или бытовые поделки для ублажения не в меру требовательных покупателей, одуревших от избытка всевозможных товаров в обществе потребления. На фоне неба за окнами вертолета появились две риски. Еще несколько мгновений - и стало ясно, что это реактивные перехватчики с опознавательными знаками Особой Следственной Комиссии. - Пилот! - крикнул Хебстер, не отрывая глаз от взволнованно теребящего бороду Ларри. - Бросьте органы управления! Живо! Вы меня слышите? Это ПРИКАЗ! Уберите руки с органов управления! Пилот неохотно повиновался, откинувшись к спинке кресла. Приборная панель в одно мгновенье исчезла, только град раскаленных докрасна фрагментов брызнул в хвостовую часть салона. И одновременно с этим мерный рокот лопастей превратился в оглушительный визг обезумевших саксофонов, а сами они стали темно-фиолетовыми. Скорость вращения лопастей настолько возросла, что звучание их перешло в ультразвуковой диапазон, а вертолет буквально стрелою взмыл вверх, оставив перехватчиков далеко внизу. Через пять секунд они были уже в Аризоне. И, как тюки, вывалились из своего фантастического летательного аппарата на песок пустыни, испещренный редкими островками чахлой полыни. - Я даже не хочу понимать, во что это вдруг превратилась моя ветряная мельница, - заметил пилот, - и какая сила заставила ее развить такую сумасшедшую скорость - но каким это образом первак догадался, что фараоны хотят достать нас? - Не думаю, что он понимал это, - пояснил Хебстер, - но у него хватило сообразительности, чтобы почувствовать, что его везут домой, а вот эти неизвестно откуда взявшиеся истребители намерены этому помешать. Вот он и сделал то, что было в его интересах, в свойственной людям манере. Он защитил себя! - Домой, - произнес Ларри. Он очень внимательно прислушивался ко всему, что говорил Хебстер, не обращая внимания на струйку слюны, стекавшую из правого уголка его рта. - Демагог, демпинг, дозатор. Дом - это там, где ненависть. Дом, запертый на все замки. Лузитания запрыгала на одной ноге и одарила всех какой-то особой, не такой, как у других женщин, чувственной улыбкой. - Домовой, - игриво произнесла она, - это всего-навсего - домашний уют. Гга-хрю. Ларри поплелся вслед за нею, в три ноги на двоих. Затем медленно и не очень охотно оторвался от земли и побрел прямо по воздуху, когда дорогу им преградило множество небольших валунов, но с острыми, как бритва, верхними краями. - Прощайте, друзья, - произнес Хебстер, обращаясь к своим спутникам-людям. - Я ухожу вслед за своими новыми приятелями, чтобы собственными глазами увидеть то волшебство, что скрывается за этим бурым маревом пустыни. И помните вот о чем: когда оэсковцы сообразят, что ваше появление здесь каким-то образом связано вот с этим необычным вертолетом - постарайтесь, кстати, держаться как можно ближе к нему, - то самым умным с вашей стороны будет свалить все на меня. Будто бы я силой принудил вас подняться на борт вертолета. Можете сказать им, что я ушел в глубь пустыни искать спасение, прикинув что уж лучше стать перваком, чем козлом отпущения, и беспомощно смотреть на то, как твое добытое тяжким трудом богатство растаскивает такое воронье, как П.Браганца или Вандермеер Демпси. Но я обязательно вернусь - в своем уме или перваком. Он ласково погладил мокрую щеку Греты, затем быстрым и решительным шагом бросился догонять Ларри и Лузитанию. Только один раз он обернулся и улыбнулся, увидев с каким необычайно жалким видом глядят они ему вслед, особенно Уильямс, здоровенный детина, зарабатывавший себе на кусок хлеба тем, что обеспечивал безопасность других людей. Перваки как будто и придерживались какого-то определенного маршрута, но впечатление было такое, будто проложил его кто-то, вдохновленный зрелищем игры на аккордеоне, меха которого периодически то растягивались, то собирались многочисленными складками вместе. Снова и снова они проходили одни и те же места, натыкались на свои ранее оставленные следы, уходили в сторону метров на сто, затем возвращались назад и вновь пускались в путь по собственным же следам, запечатленным на песке пустыни. Вот это и была страна перваков. Аризона. Местность, где возникло первое и самое крупное поселение пришельцев. В этом дальнем углу Юго-Запада бывших США не было уже практически ни одного человека - только пришельцы и их кули [носильщики, грузчики, чернорабочие в странах Юго-Восточной Азии]. - Ларри, - окликнул первака Хебстер, когда в голову ему закралась мысль, все больше и больше его беспокоившая. - Ларри! А ваши... хозяева знают о том, что я с вами? Требовательность тона, которым задал этот вопрос Хебстер, побудила первака обернуться и он, сбившись с шага, споткнулся и плюхнулся наземь. Затем поднялся, сделал кислую мину, глядя на Хебстера и покачал головой. - Вы не бизнесмен, - произнес он. - Здесь не может быть никакого бизнеса. Здесь может быть только вызывающее смех то, что вы возможно, назовете поклонением. Хотя на самом деле это попытки постичь универсальную внутреннюю природу всего сущего. Достичь понимания, полного и вечного, частичного и эфемерного, которое только одно и делает возможным... Он сцепил между собой пальцы вывернутых наружу ладоней в отчаянной, мучительной попытке в доступной для понимания Хебстера форме объяснить смысл того, что он хочет сказать. Затем стал делать медленные круговые раскачивания головы из стороны в сторону. И тут новое потрясение постигло Хебстера - он увидел, что этот пожилой человек плачет. Выходит, внутренний мир перваков действительно во многом подобен психике душевнобольных! Именно это давало человеку постичь то, что происходит вне пределов его понимания, помогало достичь тех вершин мудрости, на которые он не способен подняться вследствие присущих нормальному человеку определенных особенностей мышления. В душе человека появлялась уверенность в том, что уже совсем близка дотоле ускользавшая психологическая земля обетованная, но она тут же исчезала, оставляя неизбывную печаль и тоску, вызванные пониманием собственной умственной несостоятельности. Оставив лишь некоторый проблеск надежды, подкрепляемой чувством удовлетворения за то, что немалым достижением при такой огромной умственной близорукости является даже смутное понимание цели сокровенных желаний. Вопрос теперь только в том, с помощью каких средств достичь этой самой цели. - Когда я впервые здесь появился, - рассказывал то и дело запинаясь, Ларри, вглядываясь в лицо Хебстера, как будто он понимал, о чем думает сейчас бизнесмен, - когда я предпринимал первые попытки понять... Я имею в виду диаграммы и справочники, которые я сюда принес, составленные мною таблицы статистических данных, тщательно прорисованные графики определенных зависимостей... - все это оказалось совершенно не нужным. Все, что мне удалось обнаружить, - мелочи, игрушки, не связанные никакими закономерностями, всего лишь жалкие тени настоящих мыслей. Представляете себе, Хебстер, что значит после всего этого такое познать настоящие законы! Вот увидите, какое это будет счастье... Вы будете служить рядом с нами, обязательно будете! О, какая несравненная душевная приподнятость ждет вас... Речь его вдруг стала бессвязной и взволнованной, заплелись ноги, он вновь повалился ничком на землю. Приблизилась Лузитания, все еще прыгая на одной ноге. - Ларри, - спросила она очень тихо и нежно, - ради чего ты так страстно уговариваешь Хебстера? Ларри поднял на нее удивленный взгляд, затем понимающе кивнул. Двое перваков взялись за руки и с огромным трудом снова выбрались на невидимую дорогу, с которой только что свалился Ларри. Какое-то мгновенье они еще пристально глядели на Хебстера, похожие на двух загадочных оборванцев с какого-то сюрреалистического полотна. А затем исчезли. Вокруг же Хебстера сомкнулся совершенно непроницаемый мрак, как будто кто-то вылил с неба невообразимых размеров флакон туши. Он осторожно попробовал землю у себя под ногами и сел на песок, который все еще оставался горячим после знойного аризонского дня. Теперь! Предположим, подойдет сейчас к нему пришелец. Предположим, пришелец спросит напрямик, чего же все-таки он хочет добиться? Вот на этот вопрос ему будет очень трудно ответить. Элджернон Хебстер, бизнесмен до мозга костей - в данный момент, правда, похоже, в бегах - не знал, чего ему хочется. По крайней мере - от пришельцев. Он, с одной стороны, не хотел, чтобы они покинули Землю поскольку технология, получаемая им от перваков и применяемая в добрых двух десятках отраслей промышленности, была по сути результатом адаптации к земным условиям методов, известных лишь пришельцам. Но, с другой стороны, он не очень-то хотел, чтобы они и дальше оставались на Земле, поскольку всеподавляющее превосходство пришельцев, как кислота, разъедало последние остатки чувства собственного достоинства его обитателей. И в довершение ко всему этому он еще со всей определенностью мог сказать, что лично он ни за что не хочет стать перваком. Что же, в таком случае, ему оставалось делать? Продолжать как ни в чем ни бывало свой бизнес? Что ж, на этот вопрос дал вполне исчерпывающий ответ Браганца. Какой там бизнес, если спрос будет настолько зарегулирован, что по сути вообще перестанет существовать? Да и о каком бизнесе можно говорить, если пришельцев, похоже, совершенно не интересует ничего из того, что выставлено на убогих прилавках человечества? - Но мы обязательно найдем что-нибудь такое, что нужно пришельцам! - громко произнес Хебстер. Но как? КАК? Что ж, индейцы и сейчас продают декоративные одеяла бледнолицым - для поддержания своего существования, для сохранения традиционного жизненного уклада. Но требуют, чтобы платили им только наличными - не приведи Господь, огненной водой! "Если бы только, - подумал Хебстер, - изыскать хоть какую-то возможность встретиться с кем-либо из пришельцев - я бы достаточно быстро обнаружил, что ему нужно, каковы его жизненные потребности!" А затем, когда прямо как по заказу вокруг начали материализоваться самой разнообразной формы бутылки - в виде реторты, в виде вытянутого цилиндра, в виде приплюснутого усеченного конуса, он все понял! Это они формировали в его мозгу вопросы, требовавшие безотлагательного ответа! И пока явно не были удовлетворены теми ответами, которые ему до сих пор удавалось придумать. А им нравилось получать ответы на интересующие их вопросы. В самом деле, очень-очень нравилось. И если он заинтересован в том, чтобы его ответы пришлись им по душе, то почему бы не прибегнуть к уже многократно проверенному методу... Одна из "точек в бутылке" слегка прикоснулась к коре его головного мозга, и он закричал в отчаянии: - Нет! Не хочу! "Дзынь!" - зазвучало в ушах Хебстера, и он стал машинально ощупывать свое тело. Все как будто оставалось на положенных местах, и это приободрило его. Поскольку последние несколько минут испытывал опасение, что его постигнет судьба одной девушки - персонажа древнегреческой мифологии, которая вымолила у Зевса возможность узреть его во всем великолепии и блеске громовержца. Через несколько мгновений после того, как ее просьба была удовлетворена, от этой излишне любопытной особы ничего не осталось, кроме горсти дымящегося пепла. Бутылки кружились вокруг него в странном замысловатом танце, излучая эмоции в какой-то степени сродни любопытству, однако с некоторой примесью удовлетворения и даже восторга. Что могло привести их в восторг? Хебстер был совершенно уверен в том, что именно так можно охарактеризовать испытываемые ими чувства, несмотря на всю разницу в образе мышления. Торопливо забросив в глубины памяти всякую бредень, он извлек было несколько более или менее подходящих мыслей, но по зрелом размышлении отверг и их. Что же пыталось подсказать ему до сих пор не подводившее его особо изощренное чутье бизнесмена? Танец усложнился, стал более быстрым. Несколько бутылок прошмыгнуло ему под ноги, но Хебстер все равно продолжал видеть их, волнообразно двигавшихся и одновременно вращавшихся вокруг своей оси на глубине примерно в три метра под поверхностью Земли - впечатление было такое, будто для них земная кора не только прозрачная, но и легкопроницаемая среда. И хотя Хебстер совершенно ничего не знал о пришельцах - как феномен, они его никогда ничуть не интересовали, - и не понимал, что они пытаются выразить в своем танце - вполне возможно, это было своего рода совещание или соблюдение какого-то ритуала - тем не менее, ему было ясно одно: близится кульминация. Небольшие изломанные линии зеленых молний начали проскакивать между многими из этих несуразных бутылок. Что-то взорвалось у самого его левого уха. Он боязливо провел пальцами по щеке и отодвинулся на несколько шагов. Бутылки последовали за ним, продолжая держать его внутри сферы, образованной их неистовыми перемещениями. Почему ВОСТОРГ? В городах пришельцы обычно зависали почти неподвижно в воздухе, как будто пытаясь понять, чем занимаются и чем живут люди на поверхности Земли. Они казались бесстрастными и дотошными наблюдателями и не проявляли даже малейшей склонности к... к... И вот теперь у него кое-что появилось. Наконец, кое-что возникло. Но что можно сделать с идеей, если у тебя нет возможности сообщить о ней и нет возможности самому действовать в соответствии с нею? ДЗЫНЬ! Повторено было сделанное несколько ранее предложение, теперь в куда более настоятельной форме. ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! - Нет, - завопил Хебстер, попытавшись выпрямиться во весь рост и расправить плечи. И обнаружил, что не в состоянии этого сделать. - Я не хочу стать перваком! В голове у него послышался отрешенный, почти божественный смех. А затем возникло жуткое ощущение какой-то шумной возни в мозгу, как будто два или три существа, отталкивая друг друга, стараются побыстрее выскрести что-то из его памяти. Он плотно сомкнул веки и сосредоточился. Он был близок к цели, очень близок. У него уже сложилось общее представление, но ему нужно было время, чтобы более точно сформулировать пришедшую ему на ум мысль - совсем немного времени на то, чтобы отшлифовать ее, а затем сообразить, как наиболее целесообразно распорядиться ею! ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ! Голова его раскалывалась от боли. Впечатление было такое, будто кто-то высасывает серое вещество мозга из черепа. Он сделал попытку превозмочь боль. Но из этого ничего не получилось. Что ж, будь что будет. Внезапно он весь обмяк, прекратив дальнейшие попытки защитить себя. Однако теперь отчаянные вопли исторгались не только из его глотки, но из самого мозга. Впервые за всю свою жизнь, не зная со всей определенностью, к кому обратиться за поддержкой, все естество Элджернона Хебстера взывало о помощи. - Я могу это сделать! - он то выкрикивал громко эти слова, то мысленно повторял их про себя. - Сэкономить деньги, сэкономить время, сэкономить что вы только ни захотите, - я могу помочь вам сэкономить! Только помогите мне, ПОМОГИТЕ МНЕ... Мы вместе сумеем это сделать - только поторопитесь! Ваши проблемы можно решить... Посредством рационального подхода. Итогового баланса. Только ПОМОГИТЕ... Слова и мысли переплелись у него в голове точно так же, как все сужающиеся кольца пришельцев вокруг него. Он продолжал кричать, продолжал удерживать в воображении мысленные образы, а тем временем где-то внутри него какая-то бесшабашная сила - и это было совершенно уже невыносимо - помимо его воли начала перекрывать один за другим последние клапаны, через которые его сознание еще подпитывалось остатками здравого смысла. Вдруг он почти полностью перестал что-либо ощущать. И столь же внезапно к нему пришло понимание многого такого, о чем он никогда и не мечтал. И даже не задумывался над тем, что когда-нибудь сможет узнать. Он вдруг почувствовал, что каждый нерв его тела находится под контролем его указательного пальца. Он вдруг... ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! - ...вот как это, - произнес кто-то. - Как что, например? - спросил кто-то другой. - Ну... То, что они лежат, и то ненормально. А вот он спит, как и подобает спать человеку. Они во сне корчатся и стонут. Со стороны может показаться, что это не первак спит, а какой-то забулдыга-пропойца. Вот пока мы тут заговорились о стонах, наш малыш, похоже, пришел в себя. Хебстер чуть приподнялся - он увидел, что лежит на армейской койке - и несколько раз тряхнул головой. Почувствовал как оставляют его страхи, а вместе со страхами - он не сомневался в этом - закончатся и все его страдания. Рядом с его койкой стояли крайне озабоченный, даже, пожалуй, расстроенный Браганца и еще один мужчина, скорее всего, врач. Хебстер улыбнулся им обоим, мужественно противясь искушению разразиться потоком нечленораздельных звуков. - Привет, парни, - произнес он. - А вот и я - как несорванный майский орешек. - Вы намерены скрыть от меня контакт с пришельцами! - завопил Браганца. - Ведь вы с ними общались, но перваком не стали! Хебстер оперся о локоть и глянул в сторону откидного полотнища палатки, выполнявшего функции двери, туда, где рядом с входом в палатку напротив застывшего по стойке "смирно", до зубов вооруженного часового стояла Грета Зайденхейм. Хебстер помахал ей рукой, она ответила ему восхитительной улыбкой во весь рот. - Вы нашли меня, когда я, будто какой-то бездомный бродяга, валялся где-то посреди пустыни? - Вас найдешь! - огрызнулся Браганца. - Вас, милейший, приволокли перваки. Впервые в истории они снизошли до такого. А мы просто расположились здесь и дожидались, когда вы вернетесь, по простоте душевной полагая, что коль вы возвращаетесь, значит все будет в полном порядке. Президент корпорации "Хебстер секьюрити" потер пальцами лоб. - Так оно и будет, Браганца, вот так и будет. Одни лишь перваки, так что ли? Им не помогал никто из пришельцев? - Пришельцев? - едва не поперхнувшись, воскликнул Браганца. - Что побудило вас предположить... Какие соображения позволили вам надеяться, что... что пришельцы станут помогать первакам нести вас сюда? - Ну... наверное, мне не следовало употреблять слово "помощь". Но мне почему-то казалось, что в составе группы, доставившей сюда мое бесчувственное тело, находилось несколько пришельцев. Так сказать, в качестве "почетного караула", Браганца. Это было бы по-настоящему красивым жестом, ведь верно? Оэсковец повернулся к врачу, который с нескрываемым интересом следил за разговором. - Может быть, вы выйдете на минутку? - предложил он. Он прошел вслед за врачом к выходу и плотно запахнул полог палатки. Затем вернулся к койке и расположился в ногах у Хебстера. - Так вот, Хебстер, если вы и дальше будете продолжать паясничать, то я выпотрошу ваше брюхо и обмотаю кишками вашу голову. Так что же все-таки произошло? - Что произошло? - Хебстер рассмеялся и медленно, очень осторожно потянулся, как будто опасался сломать руки. - Не думаю, что мне когда-нибудь удастся исчерпывающе ответить на этот вопрос. И в какой-то мере я даже очень рад тому, что не удастся. Вот что я достаточно четко запомнил: у меня появилась одна весьма заманчивая идея. Я мысленно уведомил о наличии у меня такой идеи другую заинтересованную сторону. Мы - эта другая сторона и я - пришли к заключению предварительного соглашения в качестве уполномоченных представителей. Более точные условия соглашения будут оговорены соответствующими руководящими органами обеих сторон, и окончательно ратифицированы после обоюдного признания обеими договаривающимися сторонами. Более того... Да будет уж вам, Браганца будет! Я говорю со всей откровенностью. Опустите, пожалуйста, складной стул. Не забывайте о том, какие муки мне пришлось претерпеть! - Вряд ли они страшнее тех мук, которые грозят всему миру в самом ближайшем будущем, - прогромыхал оэсковец. - Пока вы трое суток прохлаждались в пустыне, Демпси провел генеральную репетицию революции одновременно по всему земному шару. Он оказался достаточно благоразумным, ограничившись шествиями и словесными фейерверками, чтобы не дать нам малейшей зацепки, позволившей бы бросить против его сторонников отряды полиции особого назначения, но совершенно очевидно, что они готовы пустить в ход мускулы тоже. Возможно, это случится даже завтра. Завтра Демпси собирается разглагольствовать по всем программам всемирного телевидения. Вам известен их самый последний лозунг? Верус, обвиняемый в совершении умышленного убийства, провозглашается чепэвистами великомучеником. - И вас поразило, как быстро начинают сбываться ваши самые мрачные подозрения. Сколько сотрудников ОСК оказались скрытыми чепэвистами? - Не так уж много. Но больше, чем мы ожидали. Больше, чем мы могли себе позволить. И Демпси своего добьется, обязательно добьется - теперь вся надежда только на то, что вам удалось добиться по-настоящему крупного прорыва во взаимоотношениях с пришельцами. Послушайте, Хебстер, - буквально взмолился Браганца, - перестаньте водить меня за нос. И не придирайтесь к моим словам или высказанным мною угрозам. В них не было какой-либо личной озлобленности с моей стороны, только страшная тревога за судьбу нашей планеты, людей ее населяющих и правительства, которое мне положено защищать. А если вы все еще питаете ко мне ненависть, то я, Браганца, даю вам полную свободу выместить ее на моей собственной шкуре так, как вам самому заблагорассудится, сразу же после того, как мы выберемся из этой трясины. Но сначала дайте мне знать, на каком мы находимся свете. Судьба очень многих людей да и дальнейшего хода истории зависит от того, чего вам удалось добиться на этом забытом Богом и людьми клочке пустыни. И Хебстер рассказал ему обо всем. Начав с исполненной инопланетянами "Вальпургиевой ночи". - Чем больше я наблюдал за тем, в каком бешеном, абсолютно неупорядоченном ритме пришельцы снуют из бутылки в бутылку, какие сложные эволюции они совершают в пространстве вокруг меня, тем больше меня поражало, насколько при этом они отличались от задумчивых "точек в бутылках", зависающих в местах оживленной человеческой деятельности, и тогда я начал догадываться, что между этими существами имеются серьезные различия, а место куда я попал, не является их "домом" в обычном понимании этого слова. - А как же иначе? И вы выяснили, из какого сектора галактики они сюда прибыли? - Я совсем не это имел в виду. То, что мы выделили эту местность - и подобные ей в пустыне Гоби, в Сахаре, в Центральной Австралии - в качестве резерваций для тех их соплеменников, рассудок которых не выдержал бремени четкого и ясного понимания собственной неполноценности, еще не дает нам достаточных оснований полагать, что пришельцы, скапливающиеся вокруг поселений перваков, выбрали эти же местности в качестве мест своего постоянного проживания. - Вот как? - удивился Браганца. - Иными словами, мы сделали подобное допущение, изначально признавая явное превосходство пришельцев над нами. Но такое допущение, а следовательно, и упомянутое превосходство - базируются на нашем собственном понимании, что лучше, а что хуже. А ведь у самих пришельцев точка зрения на одни и те же вещи может быть совершенно иной, чем точка зрения людей. Вот поэтому-то рассматриваемое сейчас допущение могло оказаться неприменимым по отношению к пришельцам, которых... ну, скажем так... обнаруживают в резервациях. Оэсковец вскочил и несколько раз быстрым шагом обошел палатку, то и дело ударяя своим кулачищем по покрытой потом ладони другой руки. - Кажется, я начинаю... Вот теперь я начинаю... - Точно в таком же состоянии находился тогда и я, когда только начинал догадываться. Предположения, которые не выдерживают груза логических построений, возведенных на их фундаменте, стали причиной банкротства бизнесменов, чьи аналитические способности намного превышают мои, и с которыми я бы не рискнул заключать сделки. Стоит вспомнить, например, о тех четверых брокерах, которые после биржевого краха 1929 года... - Ладно, ладно - перебил его Браганца, снова садясь на стул рядом с койкой. - Так к чему вас тогда в конце концов привели ваши рассуждения? - Я тогда еще ни в чем не был уверен. Ведь мне приходилось опираться только на случайно проносящиеся у меня в голове мысли, вызванные избытком адреналина в крови, и на ясно осознаваемое ощущение какой-то несуразности поведения собравшихся вокруг меня пришельцев. Я совершенно не ожидал подобного поведения с их стороны. Они мне явно напоминали что-то, вернее, даже кого-то. И я был абсолютно убежден в том, что как только я вспомню, кого, главные препятствия будут преодолены. И я оказался прав. - В чем же заключалась ваша правота? Что именно вы вспомнили? - Что ж, для того, чтобы это объяснить, придется совершить некоторый экскурс в недавнее прошлое. Вернуться к аналогии профессора Клейнбохера: бледнолицые спаивают "огненной водой" несчастных индейцев. У меня всегда было предчувствие, что именно где-то в этой аналогии кроется отгадка. И вдруг, думая о профессоре Клейнбохере и наблюдая за тем, как эти всемогущие существа совершенно хаотически снуют вокруг меня, словно не находя себе места и от этого испытывая мучения - такое, во всяком случае, у меня сложилось впечатление, я вдруг понял, в чем заключалась ошибка, которую мы совершаем. Не в самой аналогии, а в том, как мы ее интерпретируем. Мы, можно сказать, собрались колоть орехи молотком, но схватились за боек вместо рукоятки. Бледнолицые в самом деле давали индейцам "огненную воду" - но при этом и получали кое-что взамен. - Что же именно? - Табак. Который, в общем-то, не такое уж страшное зло, если им не злоупотреблять. Однако у белых людей, которые первыми стали курить, голова точно так же шла кругом, как и у тех индейцев, что первыми вкусили спиртного. У алкоголя и табака есть одно общее свойство - они вызывают страшное недомогание, если при первом опыте знакомства с ними принять чрезмерно крупные дозы. Понимаете, Браганца? Пришельцы, находящиеся в резервации для перваков в пустыне Аризона, это больные пришельцы. При столкновении с нашей культурой они столкнулись с чем-то настолько же психологически непереваримым для них, настолько застряло в нашем умственном пищеводе и теперь заставляет нас корчиться от боли нечто такое, что свойственно их культуре и особенностям психики. Вот этих-то больных соплеменников пришельцы и поместили в наши пустынные местности до лучших времен... Пока не удастся устранить причины подобного психологического расстройства. - Значит, нечто такое, что непереваримо психологически... Что же могло им оказаться, Хебстер? Бизнесмен раздраженно пожал плечами. - Не знаю. И не хочу знать. Может быть, у них такой склад ума, что не позволяет бросить решение какой-нибудь проблемы до тех пор, пока не выяснится все до конца, и проблема окажется решена, - но они не могут понять мотивы, которыми руководствуются в своей деятельности люди в силу изначальных коренных различий между ними и людьми. Только потому, что мы не можем понять их, не следует делать вывод о том, что уж они-то понимают нас. - Но ведь все, что умеем делать мы, они умеют делать лучше. - Тогда почему они не перестают подсовывать нам перваков с просьбой снабдить их различными давно уже вышедшими из употребления предметами домашнего обихода или всякой другой трудновообразимой дребеденью? - Они в состоянии продублировать все, что сотворено человеческими руками. - Вот в этом-то, скорее всего, и вся загвоздка, - предположил Хебстер. - Они в состоянии продублировать, но обладают ли они способностью создать все это? Они выказывают все признаки принадлежности к расе существ, которым никогда не приходилось что-либо делать самим. Наверное, они очень быстро эволюционировали в животных, способных осуществлять прямой контроль над материей, и таким образом не прошли те стадии развития, что связаны с изобретением орудий труда и их применением. С нашей точки зрения это является колоссальным преимуществом перед нами, но это же неизбежно поставило их в гораздо более невыгодное положение. Сопутствующая такой власти над материей ущербность может заключаться в недоразвитости искусства и отсутствии основополагающих технических знаний для создания тех предметов материальной культуры, которые невозможно получить посредством прямого воздействия на исходное сырье. Как обнаружилось впоследствии, в этом вопросе я оказался полностью прав. Рассмотрим следующий пример. Музыка не возникает в человеческом обществе как результат теоретических построений. Все это появляется позже, значительно позже. Музыка прежде всего является результатом игры на каком-либо отдельно взятом музыкальном инструменте - тростниковой дудке, обтянутом кожей барабане, наконец, просто человеческой гортани - то есть, функцией чего-то вполне осязаемого, с чем раса, манипулирующая электронами, позитронами и мезонами, никогда даже не столкнется в процессе своего развития. Как только я это понял, то узрел и другие недостатки рассматриваемой аналогии - допущение само по себе. - Вы имеете в виду допущение, что мы, безусловно, менее развиты по сравнению с пришельцами? - Совершенно верно, Браганца. Они умеют делать очень многое, чего мы не умеем, однако и сами очень много не умеют, что не требует даже особенного умения от нас. Можно только догадываться, каким множеством всяких способностей, недоступных пришельцам, располагает род человеческий - оставим эти исследования специалистам. Им хватит работы на доброе столетие. И это даже очень хорошо, поскольку отвлечет их от бесплодной политической борьбы на достаточно длительный период времени. Браганца покрутил в пальцах пуговицу от своего зеленого френча и устремил взор куда-то вдаль, мимо лица Хебстера. - Значит - никаких научных исследований пришельцев? - Естественно - ведь пока что из этого все равно ничего не получается, а жить-то, как никак, надо. Смирившись с этой не очень-то приятной для нас ситуацией. Единственное для нас утешение состоит в том, что то же самое придется сделать и пришельцам. Неужели вам это до сих пор не понятно? Вопрос ведь не в изначальной несовместимости людей и пришельцев. Просто мы не располагаем достаточным количеством фактов, а в данный момент просто не можем добыть их с помощью обычных для наших ученых наблюдений, так как в этом таится психологическая опасность для обеих рас. Наука, мой дальновидный и предусмотрительный друг, это комплекс взаимосвязанных теоретических построений, источником которых может быть только наблюдение! Вспомните, например, о том, что задолго до того, как появилась такая наука, как навигация, многочисленные купцы, прижимавшиеся к берегам или перетаскивавшие волоком свои челны из одной реки в другую, прекрасно знали, как воздействуют на их утлые суденышки различные течения, научились определять их курс по звездам и по относительному положению Луны на небосводе - не питая ни малейшей склонности к тому, чтобы объединить эти разрозненные обрывки знаний в более широкие теории. И только тогда, когда этих обрывков знаний накопилось достаточно много и появилась возможность отделить предрассудки от подлинных фактов, навигация оформилась как наука, обеспечивающая хотя бы минимальные гарантии не утонуть судам, отправляющимся в дальние плавания. Купца не интересует теория. Он заинтересован только в том, чтобы обменять что-нибудь, что блестит, на то, что блестит еще ярче. Но занимаясь своим делом, он вынужден, по крупицам собирать факты, которые постепенно сужают сферу непознанного. А затем в один прекрасный день этих крупиц знания оказывается достаточно, чтобы, исходя из предварительных, довольно смутных догадок выстроить рабочую гипотезу. И только после этого какой-нибудь Клейнбохер будущего, действуя в обществе больше уже не подверженном опасности неожиданных умственных расстройств, сможет сформулировать точные законы, исходя из наиболее очевидных и оправдывающихся на практике гипотез. - Похоже на то, что я не ошибался, предчувствуя, что уж если вам удастся вернуться, то не с пустыми руками, Хебстер! Значит, следует пока что задвинуть как можно подальше теоретиков обеих рас, а на авансцену выпустить торговцев. Вот только как нам установить контакт с их торговцами - если таковые вообще среди них водятся? Президент корпорации "Хебстер секьюрити" спрыгнул с койки и начал одеваться. - Они у них есть! Не скажу, что это нечто вроде Совета директоров, но коммерчески настроенные пришельцы имеются. Как только я понял, что поведение "точек в бутылках", в отличие от не потерявших душевного равновесия их коллег-ученых, сродни поведению наших собственных перваков - обладателей высокого коэффициента умственного развития, то сразу же решил, что мне нужна помощь. Мне был нужен кто-нибудь, с кем я смог бы переговорить о волнующих меня проблемах, кто-нибудь такой из пришельцев, для кого было не менее важно, чем для меня, найти решение возникших перед нами общих проблем. Где-то непременно должен был фигурировать пришелец, ведущий учет достижений и потерь той меновой торговли, которую вели пришельцы при посредничестве перваков с такими бизнесменами, как я. Тот, кого должно было интересовать, каким будет выигрыш от затраченных ими времени, сырья, энергии и кадров. Я точно знал, о чем стану с ним говорить - о бизнесе. Подход - элементарнейший. Что у вас есть, необходимое для нас, и какой минимум вы за это хотите из того, что есть у нас. Без каких-либо попыток понять совершенно непостижимое мировоззрение. Среди участников экспедиции обязательно должен был найтись такого рода индивидуум. И вот я закрыл глаза и издал, как я наивно надеялся, телепатический вопль, адресованный именно этому пришельцу. Мне повезло. Разумеется, удача вполне могла от меня отвернуться, если бы он сам не дожидался все это время как раз такого рода телепатического вопля. Он явился в самый последний момент - как отряд кавалеристов США, спасающий в вестернах хороших благородных парней от изуверов-краснокожих, - вернул назад, в подсознание, мой вытекавший сквозь душевные раны внутренний мир и перетащил меня в какой-то совершенно недоступный моему воображению корабль. В этом межзвездном варианте гроба Мухаммеда, подвешенном между Небом и Землей, я пробыл трое суток, в течение которых он попеременно то торговался со мною, то консультировался со своим начальством, оставшимся в головной конторе, по вопросам, связанным с нашими переговорами. Мы с ним торговались точно так же, как я это делаю с перваками - просматривая перечень того, что каждый из них мог бы предложить, и сравнивая его с тем, в чем мы испытываем потребность. Каждый из нас старался получить чуть больше, чем отдавал другой стороне - разумеется, исходя из своих собственных понятий о выгоде. Купля-продажа - по сути, крайне простой процесс. Как я себе представляю, то, что происходило между мной и пришельцем, практически ничем не отличалось от аналогичных переговоров между финикийским моряком и раскрашенным синей глиной кельтом-обитателем древней Британии. - И этот... этот пришелец-бизнесмен ни разу даже не заикнулся о возможности взять силой то, что им нужно... - Силой? Нет, Браганца, ни разу. Пришельцы, возможно, слишком цивилизованны для этого. Но - это личное мое мнение - главная причина такого благородства заключается в том, что они не имеют ни малейшего понятия, что именно им на самом деле от нас нужно. Мы для них являемся совершенно неразрешимой загадкой - для них мы существа, которые используют материю для изменения материи, производя при этом предметы, которые, хотя и предназначены для выполнения примерно одинаковых функций, чрезвычайно друг от друга отличаются. Об этом вот что можно сказать: мы задаем вопрос "как?", когда интересуемся тем, что они делают, они же хотят знать "зачем?" мы занимаемся тем или иным делом. Их исследователи испытывают куда большее недоумение, чем наши. Насколько я разобрался, до сих пор они встречались только с доступными их пониманию разумными существами, поскольку развивались примерно по тому же самому эволюционному пути. Всякий раз, когда кто-либо из их исследователей всерьез начинал изучать вопрос, почему наши одежды отличаются таким разнообразием красок даже в тех климатических зонах, где вообще можно обходиться без одежды, он так стремительно соскальзывал в пучину непонимания, что только брызги летели во все стороны. Разумеется именно поэтому мой коллега все это время испытывал крайнее беспокойство. Мне не известен его официальный статус - он может оказаться кем угодно: от бухгалтера до коммерческого директора экспедиции - но именно он отвечал, так сказать, горлышком своей бутылки за экономическую оправданность экспедиции. И еще я пришел к заключению, что занимаемое им положение обязывает его остерегаться опасностей, которые таит в себе стремление познать непознаваемое, зачастую приводящее его психологически нестабильных соплеменников в приюты для умственно неполноценных, которые как раз он и насооружал в наших пустынях. Между тем, те пришельцы, которым удается сохранить душевное здоровье, постоянно выказывают презрение к нему. Они, видите ли, возомнили, что именно от их нормального функционирования зависит успех экспедиции, а вот он - не более, как суперкарго [лицо, ведающее грузом на судне заграничного плавания; обычно - второй помощник капитана]. Вы думаете, их хоть сколько-нибудь беспокоит, - тут Хебстер возмущенно фыркнул - что ему еще нужно подготовить всю отчетную документацию, показать, каково положение всей экспедиции на языке балансовых ведомостей... - Ну что ж, вам хоть в этом удалось найти с ним общий язык, - ухмыльнулся Браганца. - Возможно, что как раз торговцы, выработавшие простой и серьезный подход к проблеме установления контактов - подход на чисто коммерческой основе, и дадут нам ключ к решению всей проблемы в целом. Вы, безусловно, предоставили в наше распоряжение гораздо больше данных, имеющих принципиальное значение, чем удалось раздобыть за несколько лет щедро субсидируемых изысканий. Хебстер, я хочу, чтобы вы вышли в эфир с рассказом, которым поделились со мною, и показали телезрителям парочку перваков из числа пришельцев. - Ха-ха. Вот сами и расскажите! Пока ваша контора еще не растеряла весь былой престиж. Я же со своей стороны передам мысленное послание своему дружку из пришельцев по особому персональному каналу связи, который он оставил свободным специально для меня, и он пришлет вам парочку воспылавших особой любовью к людям "точек в бутылках" для показа во время этой вашей телетрансляции. А пока мне необходимо как можно быстрее смотаться в Нью-Йорк и засадить всю мою контору за поистине энциклопедическую работу. - Энциклопедическую? Директор корпорации затянул потуже пояс и потянулся за галстуком. - А как иначе назвать первое издание "Межзвездного каталога Хебстера всех достижений человечества и доступных товаров", с указанием цен по мере поступления заказов? А то, что эти цены подвержены изменениям без особого уведомления, по-моему, понятно всем во Вселенной без каких-либо особых разъяснений.