ругим способом. А  потом...  Может быть, удастся
примкнуть к местным партизанам  и попытаться немного испортить жизнь ящерам.
А может  быть,  и нет В этой части Польши практически не  осталось евреев --
благодаря вам, нацистским ублюдкам.
     Теперь Анелевич говорил совершенно серьезно.
     -- Ну, я и сам мог бы тебе кое-что рассказать, -- ответил Фридрих.
     -- Не сомневаюсь,  -- проворчал Мордехай. -- Оставь при  себе, иначе мы
вцепимся  друг другу в глотки -- вот ящеры  повеселятся! Кроме того, местные
поляки не любят евреев.
     -- Да  уж, -- с угрюмой  уверенностью  согласился  Фридрих,  и Анелевич
понял, что ему совсем не хочется знать подробности.
     --  Но и немцев  они  тоже не  любят, -- закончил  свою мысль Мордехай.
Фридрих  нахмурился, но спорить не стал. -- Лучше всего отправиться в Лодзь.
Это крупный город, чужаки там не так заметны, как в Петркуве. И там осталось
немало евреев.
     -- Давно  мечтал о  встрече  с  ними, -- фыркнул  Фридрих,  но  тут  же
заговорил серьезно. -- Впрочем, вы, еврейские  ублюдки,  знаете про подполье
больше других, не так ли?
     -- А вы,  нацистские ублюдки, вынудили нас уйти в подполье,  не так ли?
-- спросил Анелевич. -- Значит, в Лодзь?
     -- В Лодзь, -- согласился Фридрих.
     * * *
     Капуста,  черный хлеб,  картофель. Для разнообразия  турнепс и  свекла.
Генрих  Ягер  жалел,  что он далеко от линии фронта --  там  хотя бы  давали
мясные  консервы  и  масло.  Конечно,  питаясь  капустой,  черным  хлебом  и
картофелем, с голоду не умрешь, но через некоторое время начинаешь понимать,
что  тебе хочется чего-нибудь  другого. И хотя работа, в которой он принимал
участие,  имела  огромное значение, жизнь в Германии стала холодной, серой и
скучной.
     Он проткнул вилкой последний кусок картошки, подобрал последний кусочек
квашеной капусты на  тарелке,  подобрал хлебом  остатки  соуса -- нельзя  не
признать,  что качество  хлеба сейчас выше, чем в 1917 году. Однако  хорошим
его все равно не назовешь.
     Ягер  встал,  отнес тарелку и столовое серебро к  столику  для  грязной
посуды, за что получил благодарность  судомойки, и вышел из столовой. Открыв
дверь,  он  столкнулся  с высоким человеком  в черной униформе  СС,  обильно
украшенной серебром.
     Полковник СС заключил Генриха в свои могучие объятья.
     -- Ягер, проклятый сукин сын, как поживаешь? -- пророкотал он.
     Несколько физиков,  которые обедали вместе  с Ягером, удивленно и  даже
испуганно смотрели на невероятное явление, посетившее их спокойный уголок.
     Жизнь осталась холодной и серой, но она перестала быть скучной.
     --  Привет,  Скорцени,  --  ответил Ягер.  --  А как  ты? --  Рядом  со
штандартенфюрером  Отто Скорцени  жизнь  могла  внезапно  оборваться, но она
никогда, никогда не бывала скучной.
     Длинный  шрам  на левой щеке  эсэсовца  превратил  его улыбку  в жуткую
гримасу.
     -- В лучшем виде.
     -- У тебя по-другому не бывает, -- ухмыльнулся Ягер.
     Скорцени рассмеялся,  словно Ягер  сказал нечто  остроумное, хотя в его
словах не было ничего, кроме правды.
     --  Тут есть  место, где  мы могли бы  спокойно поговорить?  -- спросил
эсэсовец.
     -- Ты понятия не имеешь о том, что значит говорить спокойно,  -- сказал
Ягер, и Скорцени вновь рассмеялся. -- Пойдем, я отведу тебя в свою комнату.
     --  Мне  не  обойтись  без  хлебных  крошек,  если  я  не   хочу  здесь
заблудиться, -- ворчал Скорцени,  когда Ягер  вел  его  через  средневековый
лабиринт замка Гогентюбинген.
     Оказавшись в комнате Ягера, он плюхнулся в кресло, в которое сам Генрих
садился с большой осторожностью.
     --  Ладно, какой способ самоубийства  ты хочешь  предложить мне на этот
раз? -- спросил Ягер.
     --  Можешь  не  сомневаться,  у меня уйма новых  идей,  --  заверил его
эсэсовец.
     -- И почему меня это не удивляет?
     -- Потому  что ты  не  дурак,  -- ответил  Скорцени. -- Поверь мне,  за
последние годы  я сталкивался  с  огромным  количеством самых  разнообразных
дураков.  Некоторые из  них  носят  военную  форму и воображают,  будто  они
солдаты. Но только не ты -- тут я должен отдать тебе должное.
     -- Большое спасибо, -- проворчал Ягер.
     Относительно  самого Скорцени он  до сих пор не пришел к окончательному
выводу: можно ли назвать Отто дураком  в военной форме? Он безумно рисковал,
но  почти  всегда выходил  сухим  из воды. В чем  тут причина  -- удача  или
ловкость? Полоса удач Скорцени тянулась так долго, что Ягер относился к нему
с уважением.
     -- Каким образом ты намерен накрутить ящерам их обрубленные хвосты?
     -- Только не хвосты -- я  намерен зайти  с другой  стороны. -- Скорцени
ухмыльнулся. Возможно,  он считал, что его улыбка обезоруживает собеседника.
Однако шрам превращал ее в устрашающую гримасу. -- Ты  слышал, что англичане
начали использовать иприт против ящеров?
     -- Да, слышал.
     В  животе у Ягера все сжалось. В Первую мировую он долгие часы провел в
душном  противогазе.  И  еще он помнил своих  товарищей,  которые  не успели
вовремя их надеть. Ягер поморщился.
     -- Не могу их  винить, но это отвратительное оружие. Интересно, с какой
целью они приготовили газ? Неужели собирались использовать  его против  нас,
если бы мы перебрались через Ла-Манш?
     -- Наверное.  --  Скорцени  небрежно махнул  рукой. Его не интересовали
причины; что и как -- вот главное. -- И не возмущайся так. Если бы англичане
использовали  газ против нас, то мы бы им быстро показали, что  иприт -- еще
далеко не самое страшное. У нас есть кое-что получше -- после Первой мировой
мы не сидели сложа руки.
     -- Не сомневаюсь.
     Скорцени говорил очень уверенно. Интересно, откуда его  сведения, и как
проверяли действие  новых газов -- и на ком? Задавать  такие вопросы слишком
опасно.  Ягер  считал,  что  гораздо  опаснее их  _не задавать_,  но  с  ним
соглашались лишь немногие офицеры.
     --  Мы не использовали газ против ящеров, -- продолжал Скорцени, --  по
той же причине, по которой не атаковали  с  его помощью англичан: мы боялись
получить ответ. И хотя наш газ лучше, с ипритом связываться не хочется.
     -- Тут ты совершенно прав, -- искренне согласился Ягер.
     --  Но  когда  ящеры  высадились  на  их  остров, англичане предприняли
решительные  действия.   --  Скорцени  ухмыльнулся.  --  Как  гласит  старая
пословица? "Ничто так  не  концентрирует внимание, как  известие о том,  что
завтра тебя повесят". Что-то в этом роде. Должно быть, англичане решили, что
они проигрывают, и пришли к выводу, что не стоит  оставлять пули в стволе. И
знаешь,  что я  тебе  скажу,  Ягер?  Складывается впечатление, что ящеры  не
пользовались  отравляющими  газами  в  своих  войнах,  поскольку  у  них  не
оказалось подходящей защиты.
     -- Значит, англичанам удалось найти их ахиллесову  пяту? -- И он  вдруг
представил себе,  что люди нашли способ вышвырнуть ящеров  с Земли, хотя  не
имел представления, сколько  потребуется газа и сколько людей уцелеет  после
его применения.
     -- Ну, во всяком случае  слабое место, --  сказал Скорцени. -- Но ящеры
не глупее русских. Сделай что-нибудь против них, и они попытаются придумать,
как тебя остановить. У них мало своих масок -- может быть, даже  совсем нет,
тут  мы  не  знаем наверняка,  --  однако  им  удалось захватить  английские
образцы, к тому же на  них работают  коллаборационисты. На  юге Франции есть
завод, где  они  пытаются  начать производство  противогазов, которые  будут
надеваться на рыла ящеров.
     -- Свет появляется на рассвете, -- сказал Ягер. -- Хочешь заняться этим
заводом?
     -- Ты заслужил сигару!  -- воскликнул Скорцени и из внутреннего кармана
извлек настоящую сигару, которую торжественно протянул Ягеру. Тот схватил ее
с  таким  восторгом, словно ему предложили  святой Грааль.  Улыбка  Скорцени
стала на удивление простодушной. -- Я точно знаю, что  произойдет со зданием
завода.
     -- В самом деле? -- поинтересовался Ягер. -- И какое отношение имею я к
твоим замыслам?
     -- Думай об этом как о поэтическом возмездии, -- заявил Скорцени.
     * * *
     Один  из  солдат  Раиса  Ауэрбаха  снова   и   снова  заводил   "Лидия,
татуированная  леди". Ауэрбаха уже давно тошнило от  этой  песни. Ему ужасно
хотелось приказать кавалеристу  заткнуться, но  он  не мог себя заставить. У
каждого свой способ забыть о страхе перед сражением.
     Именно в  город  Лидия, штат  Канзас,  и направлялись две кавалерийские
роты.  Крошечный городок на шоссе  25,  двухполосный участок щебенки, идущий
параллельно  шоссе 83,  которое проходило через  Канзас  с севера  на  юг  в
нескольких милях к западу от  федеральной дороги,  но заканчивалось  тупиком
задолго до границы со штатом Небраска.
     Лейтенант Бил Магрудер сказал:
     -- Проклятые ящеры, наверное, уже вошли в Лидию.
     -- Надеюсь, -- с чувством ответил Ауэрбах. -- В противном случае многие
из нас погибнут. -- Он покачал головой. -- Впрочем, многие из нас погибнут в
любом случае. Атаковать ящеров  кавалерийским строем --  не самое безопасное
занятие.
     --  Радиоперехват  позволяет  им отслеживать наше местонахождение с тех
самых пор,  как мы вышли из Ламара, -- с нервной улыбкой сказал Магрудер. --
Так что ящеры должны знать, что мы намерены атаковать Лидию всеми силами.
     -- Да, должны. -- Улыбка Ауэрбаха получилась не менее напряженной.
     Ящеры любили свои приборы и верили в их показания. Если они перехватили
два радиосообщения, в которых говорилось,  что две роты двигаются в  сторону
Лидии,  чтобы взять городок под свой контроль, то они постараются  встретить
американцев как следует.
     Однако в сторону Лидии двигались вовсе не две роты, а всего лишь радист
Ауэрбаха  и  полдюжины его товарищей, да  еще  множество лошадей,  в  седлах
которых  сидели обычные чучела. Конечно, с земли такие чучела никого  бы  не
обманули,  но ящеры  вели  наблюдение  с  воздуха.  Люди  знали,  что  ящеры
относятся   к   данным   воздушной  разведки   так   же  серьезно,   как   к
радиоперехватам. И если  показать им то, что они ожидают увидеть, их удастся
обмануть. Они направят свои войска к Лидии, а не в Лакин.
     У  Ауэрбаха  появилась  эта идея, когда  он размышлял о том, что  может
противопоставить девятнадцатый век с его почтовыми голубями веку двадцатому.
И  сумел убедить в своей правоте полковника Норденскольда. Теперь оставалось
осуществить   его   план   на  практике...   И  если  он   ошибся  в  оценке
стратегического мышления ящеров, то их ждут большие разочарования.
     Когда они подъехали к тополиной роще на берегу реки Арканзас, он поднял
руку в кожаной перчатке и остановил отряд.
     --  Здесь оставим лошадей, --  приказал он. -- Отсюда до цели несколько
дальше, чем обычно, но сейчас у нас  слишком  много  лошадей -- ведь в рейде
участвуют  две роты. Ближе к городу нам не найти подходящего места, чтобы их
спрятать. Минометчики, пулеметчики  и расчет  базуки  своих лошадей возьмут.
Если нам повезет,  мы сумеем забрать артиллерию с  собой, когда придет время
отступить.
     -- И  если  удача нам  будет  сопутствовать, мы  сможем некоторое время
удерживать город, -- негромко заметил лейтенант Магрудер.
     Ауэрбах кивнул, довольный  тем, что виргинец не стал громко  предвещать
возможный успех. Если  все пройдет удачно, им  удастся  оттеснить ящеров  на
несколько миль к далекой Миссисипи  и закрепиться на новых позициях. Но  как
часто на войне реализуются прекрасные планы?
     Он  соскочил на землю,  бросил  поводья  одному  из  коноводов, которые
оставались в роще с лошадьми.  Сегодня стеречь лошадей будут только двадцать
человек;  стволы  тополей и низкие ветки  --  удобное  место  для  коновязи.
Ауэрбах хотел взять с собой как можно больше солдат.
     Спешившийся  отряд  и  вьючные  лошади  растянулись  в  цепь,  медленно
продвигаясь к Лакину.  У Ауэрбаха  на спине гимнастерки цвета хаки проступил
пот. Стояла жара, а идти пришлось пешком. К тому же его не оставляла тревога
-- и страх.  Если  ящеров  не  удалось обмануть и они не отвели  часть своих
войск к Лидии, то многие молодые солдаты не вернутся домой в Ламар.
     Слишком много "Л", подумал он. Если сходство названий смутит ящеров, то
они поведут  себя не так,  как  он рассчитывал. В таком  случае обе его роты
будут  уничтожены. Пройдет  еще несколько дней, недель или месяцев, и другой
энергичный капитан  в Ламаре придумает новую  блестящую идею взятия  Лакина.
Может быть, полковник Норденскольд позволит ее осуществить -- если, конечно,
к этому времени ящеры не займут Ламар или Денвер.
     Слева послышался глухой взрыв и чей-то крик.
     --  Проклятье,  -- пробормотал Ауэрбах.  Затем он заговорил громче:  --
Здесь заложены мины, смотрите под ноги, ребята.
     Впрочем,  он  прекрасно  понимал,  что  пользы  от  его  предупреждения
немного.
     Ящеры в Лакине, конечно, не спали. Как только взорвалась  мина,  кто-то
включил  сирену.  Школа  округа Карни  после последнего кавалерийского рейда
выглядела ужасно, но ящеры  по-прежнему  использовали ее в качестве основной
базы.  Ауэрбах  видел, как  маленькие  фигурки разбегаются  по укрытиям.  Он
прикусил губу.  План рушился уже в самом начале -- им не удалось подойти так
близко к городу, как он рассчитывал.
     Однако на войне редко удается полностью реализовать  свои планы. Иногда
результат  получается  прямо противоположный. С одного  из разбитых школьных
зданий застрочил пулемет.  Ауэрбах бросился  на  землю среди зеленых побегов
свеклы и стукнул кулаком по земле.  Крики  его  солдат  говорили о  том, что
отряд несет  потери. Если  следующий час они проведут на животах, потихоньку
подползая к Лакину, ящеры сумеют вернуть отведенные к Лидии войска.
     --  Скажи  Шайлеру,  чтобы минометчики  подавили  пулемет!  -- закричал
Ауэрбах.
     Лежавший слева от него солдат передал приказ по цепочке. Раций у них не
было -- все  участвовали  в  имитации атаки на Лидию.  Ауэрбаху их ужасно не
хватало.  Его прадеды умудрялись командовать  войсками  примерно в таких  же
условиях -- значит, если потребуется, и он сможет.
     К тому же в его команде играли отличные ребята, совсем как  те офицеры,
что носили серую форму конфедератов [<i>Солдат Конфедерации в Гражданской войне
1861-1865 годов</i>]. Задолго до того как приказ добрался до цели, Шайлер -- или
кто-то другой из минометчиков  -- успел открыть огонь. Мина перелетела через
здание,  из  которого стрелял пулемет, затем разорвалась  вторая -- недолет.
Третий  выстрел также оказался неудачным, но  четвертый накрыл цель. Пулемет
замолчал.
     Вдоль  залегшей  цепи  прокатился радостный крик.  Но  когда кто-то  из
солдат попытался  подняться,  ненавистный  пулемет застрочил вновь.  Миномет
послал в прежнем направлении три мины одну за другой. Пулемет смолк и больше
не стрелял, когда солдаты побежали вперед.
     Ауэрбах  издал  боевой  клич  армии южан.  Многие  поддержали его  -- в
кавалерии традиционно служили  южане.  Ящеры встретили нападавших автоматным
огнем из  здания школы. Это было  неприятно,  но  с огневой  мощью  пулемета
автоматы сравниться не могли.
     Одна  за  другой  мины ложились среди позиций  автоматчиков.  Некоторые
огневые  точки замолкали,  другие не успокаивались. В целом огонь ящеров был
не слишком плотным. Ауэрбах немного расслабился.
     --  Ребята, похоже, большинство  из них ушло по направлению к Лидии, --
закричал он.
     Вновь раздался боевой клич  южан. Конечно, преодолеть колючую проволоку
вокруг школы будет совсем непросто, но если получится...
     У  них  получилось.  Ящеров  оказалось  слишком мало,  и  они не  могли
эффективно  держать  оборону.  Они  застрелили  несколько  человек,  которые
проделывали проходы  в колючей проволоке,  но американцы вели слишком мощный
ответный огонь.
     Как только  колючая проволока  была преодолена, американцы  рассыпались
веером и принялись охотиться на ящеров.
     -- Всю жизнь  мечтал взорвать свою школу, -- признался один из  солдат,
швыряя гранату в подозрительный дверной проем.
     Однако никто наружу не выскочил. Ауэрбах осторожно заглянул внутрь.  На
грязном полу валялись перевернутые столы и стулья.  Пыль и паутина покрывали
доску, на которой остались записи от последнего урока --  очевидно, речь шла
об  общественном строе.  Уголки  рта  Ауэрбаха  опустились.  Едва  ли  детям
пригодится то, что они проходили на том уроке.
     Ящеры продолжали отвечать автоматным огнем, схватка еще не закончилась.
Ауэрбах поспешил туда,  откуда  доносилась стрельба.  Ящеры засели в туалете
для девочек.
     -- Сдавайтесь! -- закричал капитан, а затем произвел звук, напоминающий
скрежет  тостера,  закончившего  поджаривать  хлеб, -- так  его  предложение
звучало на языке ящеров.
     Он  не  рассчитывал,  что  из этого  что-нибудь  выйдет, однако  дверь,
ведущая  в  туалет,  отворилась.  Ящер  осторожно  выбросил в  коридор  свой
автомат.
     -- Прекратить огонь! -- приказал Ауэрбах своим людям.
     Он  еще раз воспроизвел  скрежет тостера.  Дверь  приоткрылась  пошире.
Наружу вышел ящер. Он знал, что ему следует  поднять руки.  Он был абсолютно
голым  --  все его снаряжение осталось в туалете. Он повторил слово, которое
проскрежетал Ауэрбах, -- получалось, что капитан произнес его правильно.
     -- Хагерман! Кэлоун! Заберите его,  --  приказал Ауэрбах. -- Начальство
любит,  когда мы приводим пленных ящеров; нас похвалят, если мы доставим его
на базу.
     Макс Хагерман с сомнением посмотрел на ящера.
     -- Как мы посадим его на лошадь, сэр? До Ламара довольно далеко.
     -- Будь  я  проклят, если знаю, но ты что-нибудь придумаешь, --  весело
сказал Ауэрбах,  из чего следовало, что  теперь Хагерман отвечает за  ящера.
Повернувшись к  Джеку Кэлоуну, капитан  продолжал:  -- Зайди внутрь и забери
его снаряжение. Разведка будет довольна.
     На лице кавалериста  появилось сомнение --  он кивнул  на  надпись "Для
девочек".
     -- Иди, не бойся, их там нет.
     -- Наверное,  сэр, -- пробормотал Кэлоун, словно пытался убедить в этом
сам себя.
     Больше  на  территории школы никто не пытался оказывать  сопротивление.
Минометные и пулеметные расчеты уже начали окапываться.
     --  Ребята,  я вам больше не нужен, --  сказал  Ауэрбах. --  Вы сможете
продолжить шоу без меня.
     Солдаты ухмыльнулись  в  ответ.  Минометы принялись  обстреливать  25-е
шоссе, сосредоточив огонь на полотне.
     --  Им придется хорошо  поработать,  чтобы  прорвать  нашу оборону,  --
сказал сержант. -- Каждый миномет будет  пристрелян к определенному  участку
дороги, мы сможем полностью контролировать  шоссе. Ну, а если они приведут в
действие тяжелую артиллерию, мы успеем сменить позицию.
     -- Точно, -- согласился Ауэрбах. -- Теперь остается выяснить,  такие ли
мы умные, как нам казалось.
     Если ящеры пошлют с запада, со стороны Гарден-сити, один или два танка,
вместо того чтобы  гнать обратно из  Лидии  гарнизон,  стоявший в Лакине,  у
кавалеристов будут большие проблемы. Конечно, у них есть реактивный миномет,
который сможет сделать дюжину залпов, но подбить танк ящеров таким  способом
удавалось очень редко. А танк с легкостью расправится с кавалеристами.
     Один из солдат закричал, показывая на север. Ауэрбах вытащил бинокль из
футляра.  Крошечные  точки на  дороге  превратились  в бронированные  машины
ящеров, за ними следовала пара грузовиков. Колонна быстро двигалась на юг.
     --  Приготовьтесь,  ребята,  --  сказал   он,   убирая  бинокль.  --  С
броневиками шутить не приходится.
     Бронетранспортеры ящеров могли  на равных сражаться с танком Ли. Однако
против реактивного  миномета они были бессильны. Он отдал  приказ  остальным
солдатам  рассредоточиться среди разрушенных зданий и найти  себе подходящие
укрытия.  Теперь  ящерам  придется  атаковать  американцев,  которые  успели
неплохо укрепиться. Если не  считать  Чикаго,  подобные  вещи происходили не
слишком часто.
     Сержант зарядил миномет.
     Бум!
     По широкой  дуге  снаряд полетел  навстречу ящерам. Он еще  находился в
полете, когда сержант  выстрелил второй  раз. Миномет успел выплюнуть третий
снаряд, пока первые два еще не разорвались. Наконец земля  и  куски асфальта
взметнулись  над  шоссе,  за  кормой  одного  из броневиков.  Второй  снаряд
разорвался между двумя грузовиками, третий -- рядом с одним из них.
     Однако броневые машины и грузовики  продолжали  двигаться  вперед -- но
теперь они  вошли  в  зону  второго  миномета, который  тут же открыл огонь.
Американцы радостно завопили, когда снаряд угодил в грузовик. Машина сползла
на  обочину  и  загорелась.  Ящеры  бросились  врассыпную.  Некоторые так  и
остались лежать на  дороге. По ним  и по  второму грузовику  начал  стрелять
50-миллиметровый пулемет американцев.
     На  броневиках имелись пулеметы и легкие  пушки, которые открыли мощный
ответный огонь. Ауэрбах бросился на землю возле  рухнувшей стены. Оставалось
надеяться, что она послужит ему достаточной защитой.
     Он  выругался,   когда  50-миллиметровый   пулемет  замолчал.  Минометы
стреляли по дуге,  поэтому оставались  в относительной  безопасности,  а вот
расчет  пулемета  на  такую роскошь  рассчитывать  не  мог, к  тому же яркие
вспышки выстрелов позволяли ящерам  накрыть  его прицельным  огнем.  Ауэрбах
пополз в  сторону пулемета. Как капитан и предполагал, оба пулеметчика  были
выведены из строя -- одному пуля пробила голову, а другой стонал, держась за
простреленное плечо. Быстро перебинтовав рану, Ауэрбах посмотрел на поле боя
через прицел пулемета.
     Второй  грузовик  загорелся  и остановился прямо посреди  дороги. Ящеры
спрыгивали с него по обе стороны  шоссе. Ауэрбах открыл  огонь по ним. Когда
лента закончилась, он наклонился, чтобы сменить ее.
     -- Я позабочусь о ленте, сэр, -- предложил кавалерист. -- Я не раз имел
дело с тридцатимиллиметровым пулеметом, а этот просто побольше.
     -- Хорошо, -- согласился Ауэрбах.
     Он снова нажал на спусковой крючок. Тяжелый  пулемет напоминал отбойный
молоток,  а  уж  шума  от  него  было,  как  от дюжины  молотков, работавших
одновременно. Рансу  приходилось щуриться -- такой яркой была струя пламени,
вырывавшаяся из дула. У его ног росла гора медных гильз.
     Он  вновь  выругался,   когда  увидел,  как  пушка  броневика,  которая
перенесла огонь на другие цели, начала поворачиваться в его сторону.
     -- Ложись! -- крикнул он капралу, подававшему пулеметную ленту.
     Пули  со  свистом  ударяли в  развалины, острые кусочки  гранита больно
врезались в шею.
     Неожиданно  наступила  тишина. Ауэрбах осторожно  поднял голову, ожидая
выстрела  снайпера. Но нет -- над броневиком поднимался дым. Удачный выстрел
из   миномета  повредил   двигатель.   Теперь,   когда   вражеский  броневик
остановился, все минометы  сосредоточились  на нем.  Через несколько  секунд
прямо  на его крышу  упал снаряд.  Броневик  загорелся, затем в  нем  начали
рваться снаряды, напомнив Ауэрбаху фейерверк 4 июля.
     Несколько ящеров, оставшихся в  поле, продолжали стрелять из автоматов.
По  сравнению  с  тем, что  было  раньше,  это походило на  комариные укусы.
Минометы и пулемет  Ауэрбаха теперь стреляли только на поражение. Лишившиеся
пушек ящеры ничего не могли им противопоставить.
     -- Мы их  разбили, --  сказал лейтенант Магрудер, который, казалось, не
верил собственным словам.
     Ауэрбах не винил лейтенанта; он и сам с трудом мог поверить свалившейся
на них удаче.
     -- Да, мы их  остановили,  --  подтвердил он. -- Нужно послать голубя в
Ламар, пусть там узнают о нашей победе. А еще мы отправим на базу пленника с
охраной. Кроме того, нужно привести лошадей в город.
     -- Есть, сэр, -- сказал Магрудер. -- Значит, мы остаемся в Лакине?
     -- До тех пор, пока  я не  получу  приказа об отступлении или ящеры  не
подведут войска из Гарден-сити, -- ответил Ауэрбах. -- Проклятье, почему  бы
и нет? Мы одержали победу. Видит бог, я намерен удерживать Лакин.
     * * *
     Лесли  Гровс,  не веря  своим  глазам, смотрел на  телефон, словно  тот
превратился в змею и только что его укусил.
     --  Прошу прощения, генерал, -- продолжал голос  в трубке, --  но я  не
представляю себе, как мы доставим стволы, взрывчатку и детонаторы.
     -- Тогда вам  нужно проявить инициативу,  мистер, -- прорычал Гровс. --
Вы ведь  в  Миннеаполисе, не  так ли?  И у вас продолжает работать  железная
дорога. Доставьте их через Дакоту или Канаду; северный путь через Форт-Грили
большую часть времени открыт. Только не сидите на месте, вы меня слышите?
     Человек из Миннеаполиса -- Порлок, так его, кажется, звали -- продолжал
ныть.
     -- Не знаю, сможем ли мы  отправить вам новую партию. Мне известно, что
вы имеете самые высокие приоритеты, но мы  несем  такие тяжелые  потери  при
железнодорожных перевозках, что я не готов пойти на  столь  серьезный  риск.
Перевозить грузы при помощи фургонов гораздо надежнее, -- раздраженно заявил
он.
     -- Отлично. Пришлите нам комплект в фургоне, -- сказал Гровс.
     -- Рад, что вам понятны мои проблемы, -- с облегчением ответил Порлок.
     Порлока  следовало бы  назвать  Морлоком, в честь  подземных существ из
"Машины времени".  Потом Гровс  передумал. Морлоки любили  машины; они  бы с
уважением  отнеслись к технологии,  несмотря  на собственные жалкие  попытки
что-нибудь создать.
     -- Я еще не закончил, Порлок, -- прорычал Гровс. -- Мне плевать на ваши
проблемы,  сэр, но если я  говорю, что хочу  получить  ваши утренние тосты и
яичницу, то они должны быть горячими, когда я отправлюсь за ними в аэропорт.
Вот что такое  наивысший приоритет наших заказов. Если вы намерены  прислать
мне  дубликаты, пожалуйста, выбирайте любой удобный для вас  способ.  Однако
то, что  я  вам  заказал,  вы доставите указанным мной  способом и по  моему
расписанию, иначе о вашей деятельности узнает президент Соединенных  Штатов.
Вы хорошо меня поняли, мистер? Для вас будет лучше, если между нами наступит
полная ясность.
     Несколько  раз Порлок пытался его прервать, но  Гровс  использовал свой
мрачный громкий голос так же, как мощное, тучное тело: пробивал себе дорогу,
не обращая внимания на  препятствия.  Когда он  сделал паузу,  чтобы набрать
воздуху, Порлок сказал:
     --  Существуют и  другие проекты, кроме  вашего,  генерал.  Отравляющий
газ...
     --  Имеет  приоритет на  три уровня ниже нашего, -- перебил его  Гровс.
Когда генерал считал нужным прервать своего собеседника, он его прерывал. --
Отравляющий газ -- это всего лишь отвлекающий удар, мистер. Рано или  поздно
ящеры  научатся  делать  противогазы и  сами будут  производить  отравляющие
вещества.  А если у них  не получится, то за  лишний доллар они найдут того,
кто  им поможет. А вот  то,  над  чем  мы здесь работаем...  --  он  не стал
произносить слово "бомба" по телефону; неизвестно, кто может их услышать, --
...такое сильное  оружие, что защититься от него можно только одним способом
-- оказаться подальше от того места, где его применили.
     --  Железнодорожное  сообщение  слишком   ненадежно,  --  запротестовал
Порлок.
     -- Мистер, на случай, если вы не заметили, напоминаю: у нас идет война.
В Соединенных Штатах все и вся подвергается опасности. Мне нужно то, что мне
нужно, и оно  должно оказаться  у меня вовремя. Вы пришлете нам  необходимые
грузы или нет? -- Гровс  произнес вопрос так, что в  нем явственно слышалась
угроза. "Вы сделаете так, как я сказал, иначе..."
     -- Ну да, но...
     -- Вот и договорились, -- сказал Гровс и повесил трубку.
     Он  долго смотрел на телефон. Порой люди, работающие па  твоей стороне,
оказываются хуже ящеров. И хотя Соединенные Штаты  уже полтора года воюют, а
ящеры целый год  находятся  на  территории  Соединенных  Штатов,  кое-кто не
понимает,  что  иногда необходимо  рисковать.  Иначе  следующего раза  может
вообще не быть. Он презрительно фыркнул.  Если судить по инициативе, которую
проявляют некоторые люди, из них получились бы превосходные ящеры.
     Гровс еще  раз фыркнул.  Никто  и никогда  не  сможет  упрекнуть его  в
отсутствии  инициативы.  Возможно,  он слишком  активно  рвется  к цели,  но
промедление ему никогда не было свойственно.
     На  столе  стояла фотография жены. Он смотрел на нее  не так часто, как
следовало бы, поскольку  всякий  раз осознавал, что сильно по ней скучает, и
тогда действовал менее эффективно. А сейчас он не мог себе этого позволить.
     Размышления   о  собственной  жене  заставили  его  вспомнить  о  Йенсе
Ларссене. Парню сильно не повезло. Конечно, трудно пережить, когда твоя жена
уходит к другому. Но Ларссен принял случившееся слишком близко к сердцу, а в
результате никто не хотел с ним  работать. У  него  настоящий талант, но без
команды  он раскрыться не  может,  а для  самостоятельной  работы в качестве
теоретика у него не хватает способностей. Гровс решил, что правильно сделал,
отослав Ларссена. Он надеялся, что в другом месте ученому будет лучше.
     -- Ханфорд, -- с досадой пробормотал Гровс.
     Тогда это казалось ему замечательной  идеей. Река Колумбия -- идеальный
источник охлаждения для атомного реактора, а восточная часть штата Вашингтон
находится достаточно далеко от ящеров.
     Но с того момента,  как Ларссен уселся на свой верный велосипед, многое
изменилось.  Проект  успешно  развивался  здесь,  плутоний  накапливался   в
реакторах грамм за граммом, началось сооружение третьего реактора.
     И дело не только в  этом. Гровс начал сомневаться в том, что им удастся
реализовать столь грандиозный  промышленный проект в  сонном  городке  вроде
Ханфорда,  не  привлекая  внимания  ящеров. Сомнения  стали  грызть  его еще
сильнее после того, как Токио исчез в ослепительной вспышке света и огромной
туче пыли, а  Корделл  Халл вернулся после переговоров с  ящерами и сообщил,
что ящеры поступят с центром американских ядерных исследований точно так же,
если обнаружат, что США продолжают ядерные исследования.
     Поскольку Ханфорд  являлся идеальным местом для  строительства атомного
реактора,  Гровс  опасался,  что ящеры догадаются,  какие работы  ведутся  в
городке.  В таком случае  город будет  стерт  с лица  земли.  Конечно,  если
подобные  опасения  возникнут  относительно  Денвера,  ящеры  без  колебаний
сбросят на него атомную бомбу -- а в Денвере проживает гораздо больше людей,
чем в Ханфорде. Большинство из них -- Гровс очень на это  надеялся -- ничего
не  знают о том, что неподалеку ведется производство атомной бомбы. Все  они
остаются заложниками: если ящеры раскроют тайну, их ждет смерть.
     Кроме  того,  жители города служат маскировкой. Ящеры много  летают над
Денвером, бомбят заводы по производству шин, кирпичей, мебели и оборудования
для   рудников  (некоторые  заводы   в  последнее  время  переключились   на
производство деревянных деталей для самолетов).  Соединенные Штаты нуждаются
во всем, что  они производят. Тем не менее Гровс не слишком переживал, когда
их бомбили. До тех пор пока ящеры  наносят удары по  этим  объектам,  они не
разрушат ничего существенного. И здесь в отличие от Ханфорда постройка новых
цехов не покажется ящерам странной.
     Даже если  Ларссен вернется и скажет,  что в Ханфорде настоящий рай для
проведения   атомных   исследований,  Гровс   решил,   что  Металлургическая
лаборатория останется здесь, к востоку от рая. Сборы и переезд отнимут очень
много  сил  и  времени,  не говоря  уже  о  том, что соблюдение  секретности
превратится  в почти невыполнимую задачу.  Уж лучше мириться с  недостатками
Денвера и пользоваться его достоинствами.
     -- А Ларссен страшно разозлится, -- пробормотал Гровс.
     Если  Ларссен, рискуя жизнью ради проекта  и страны, вернется обратно с
рекомендациями перенести центр исследований в  Ханфорд, вряд ли он  запляшет
от радости, когда узнает, что они решили остаться на прежнем месте.
     -- Будет чертовски плохо, -- сообщил Гровс потолку.
     Что ж,  если ему не понравится  решение генерала, пусть отправляется  в
Ханфорд в одиночку.
     Гровс вернулся  к  изучению  документов, от которых его оторвал Порлок.
Для  охлаждения атомных  реакторов  требовалось много воды  из  Черри-Крик и
Саут-Платт. Для выделения плутония из урана используются химические реакции,
для  которых  необходима   вода.  После  ее  использования  она   становится
радиоактивной.  Радиоактивный след  может привести к  Денверу  -- с  тем  же
успехом можно установить для ящеров плакат: БОМБИТЕ ЗДЕСЬ.
     Воду очищали мощные  фильтры  и справлялись со своей задачей достаточно
успешно;  счетчики  Гейгера,  установленные ниже  по  течению  за Денверским
университетом,  показывали,  что  уровень   радиации   не  превышает  нормы.
Стекловатa, диатомит и другие вещества в фильтре (в отчете следовало длинное
перечисление) через некоторое  время сами  становились радиоактивными. После
замены  их  следовало где-то прятать. Для захоронения  радиоактивных отходов
требовались свинцовые трубы и баки.
     Майор, написавший  отчет, жаловался,  что у него  не хватает свинца для
защиты  труб  и  баков.  Гровс  нацарапал  на нолях:  "В нашей  стране полно
серебряных рудников. А там, где есть серебро, можно найти свинец. Необходимо
решить эту проблему".
     Если  потребуется  реквизировать  свинец вне  города,  один только  бог
знает,  сколько на  это  уйдет  времени. Но если он  сумеет решить  проблему
местными средствами, ему  удастся контролировать процесс от начала до конца.
Он вдруг отчетливо представил  себе,  как жилось феодальным баронам, которым
приходилось производить все необходимое для жизни в своих владениях.
     Гровс улыбнулся.
     -- Удачливые ублюдки, -- проворчал генерал Гровс.


        Глава 9

     Нога Дэвида Гольдфарба, обожженная ипритом,  мучительно пульсировала от
боли. Брюки лишь  на несколько  мгновений приподнялись над носками, когда он
пробирался сквозь  высокую траву возле  воронки от разорвавшегося снаряда  с
ипритом Этого оказалось достаточно.
     Он  задрал  штанину. Несмотря  на вязкую  мазь,  которой санитар смазал
пораженное место, опухоль и краснота не проходили Дэвиду  показалось, что  в
рану попала инфекция. Иприт -- отвратительная штука. Нога теперь будет долго
болеть.  Оставалось радоваться, что он был в противогазе,  когда  неподалеку
разорвался снаряд.  Мысль о том,  что  ему  пришлось бы  дышать  обожженными
легкими, заставила его содрогнуться.
     -- Что с тобой, летун? -- спросил Фред Стейнгейт.
     Он говорил  на  таком  невнятном йоркширском диалекте, что Гольдфарб  с
трудом  его понимал. Стейнгейт был  высоким  светловолосым  парнем и  скорее
походил на  викинга, чем на англичанина. Пулемет системы Стена в  его мощных
руках с толстыми  пальцами  выглядел, как пистолет.  Стейнгейт был настоящим
анахронизмом -- гораздо больше ему подошли бы  боевой топор и кольчуга, а не
грязная солдатская форма
     -- Надеюсь, я выживу, -- ответил Гольдфарб. Стейнгейт засмеялся, словно
Дэвид  сказал  что-то  смешное.  Похоже,  у йоркширцев  весьма  своеобразное
чувство юмора.
     -- Очень странно, что тебя не вернули обратно, -- заявил Стейнгейт.  --
Странно. -- Он повторил это слово, растянув его по слогам
     -- В Брантингторпе вряд ли что-нибудь останется после того, как ящеры с
ним разберутся, -- пожав плечами, сказал Гольдфарб.
     После  первой  атаки ящеров  на  военно-воздушную базу Бэзила Раундбуша
сразу же  посадили в боевой самолет, но приказа о  переводе Гольдфарба так и
не  пришло  Затем  ящеры  начали   бомбардировку  Брантингторпа  при  помощи
беспилотных летательных  аппаратов,  а когда  посреди  ночи бомба  угодила в
офицерские казармы, не осталось никого, кто мог бы отдавать Дэвиду приказы
     Пехотный командир с радостью взял Гольдфарба в свой отряд.
     -- Ты умеешь обращаться с оружием и знаешь, как выполнять команды, -- и
это дает тебе огромное преимущество перед  парнями, которые встали под ружье
совсем недавно.
     Гольдфарб  с  сомнением отнесся  к _такому_  преимуществу,  но не  стал
спорить с майором.  Он хотел только одного: побыстрее  вступить  в схватку с
врагом.
     Дэвид сделал неопределенный жест рукой и сказал:
     -- И  вот  мы приближаемся  к прелестному центру  культурной  и деловой
жизни Маркет-Харборо со всеми его красотами, которые...
     -- С чем? -- это Фред Стейнгейт.
     -- Со всем тем хорошим, что в нем есть, -- пояснил Гольдфарб.
     По  сравнению с Брантингторпом  Маркет-Харборо,  город  с населением  в
пятнадцать тысяч человек, действительно можно было  считать крупным центром,
хотя в нем едва ли нашлось бы что-нибудь интересное. Несколько раз Гольдфарб
приезжал сюда на велосипеде  -- Маркет-Харборо располагался  совсем  рядом с
Брантингторпом.
     -- В "Трех лебедях" даже сейчас подают очень приличное пиво.
     --  О да,  точно Теперь  я  вспомнил. --  На лице Стейнгейта  появилось
блаженное выражение -- А на рынке -- ну, возле школы -- можно купить маслица
на хлеб, если знаешь, к кому обратиться.
     -- В самом деле? -- Гольдфарб  не знал, к кому обращаться,  он даже  не
представлял себе, что такие люди там есть.
     Впрочем,  сейчас  слишком поздно  переживать по этому поводу, даже если
маргарин,  который  он  размазывал  по  хлебу,  по  вкусу  напоминал  смазку
двигателя ржавого грузовика.
     -- Да, так было. -- Фред Стейнгейт вздохнул. -- Интересно, что осталось
от  тех  мест?  --  Он мрачно  покачал головой. --  Могу спорить,  что почти
ничего. Вообще теперь мало что осталось.
     --  Красивые  места,  --  сказал  Гольдфарб,  вновь  показав  рукой  на
раскинувшийся  перед  ними  ландшафт.  Кое-где  на  зеленых  лугах виднелись
воронки  от  разорвавшихся  снарядов,  но   ящеры  до  сих  пор  не  трогали
Маркет-Харборо,  и  людям  еще  не пришлось  сражаться  за каждый  дом. -- Я
представляю себе, как всадники с собаками преследуют лису.
     -- Ну, я всегда  старался поймать  лису за хвост, если ты  понимаешь, о
чем я говорю, когда она принималась охотиться возле моего скотного двора.
     --  Тогда ты знаешь больше меня, --  признался Гольдфарб.  --  Охоту  я
видел только в кино.
     -- Похоже, здесь можно было хорошо порезвиться,  если  у  тебя  хватало
денег на  содержание лошадей, собак и всего прочего, -- сказал Стейнгейт. --
Ну, а я получал пару фунтов в неделю, поэтому мне не приходилось охотиться с
собаками.  --  Он  говорил  без  малейших  следов  злобы  или обиды,  просто
рассказывал  о том, как жил. Потом  Стейнгейт ухмыльнулся.  -- А теперь я  в
армии и  получаю еще  меньше,  чем  пара фунтов в  неделю.  Жизнь -- мерзкая
штука, приятель, не так ли?
     -- Не стану с тобой  спорить. -- Гольдфарб поправил  каску  на голове и
положил указательный палец правой руки на спусковой крючок пулемета Стена.
     Они вошли  в Маркет-Харборо, теперь дома стояли совсем  близко друг  от
друга. Хотя  ящеры не заняли город,  они  бомбили и обстреливали  его. Часть
снарядов могла не разорваться, и  Гольдфарбу совсем не хотелось наступить на
один из них.
     Многие  жители  Маркет-Харборо  бежали. Гольдфарб  не  сомневался,  что
немалая  часть населения  погибла  от  бомбежек  и  обстрелов.  Из  чего  не
следовало, что людей в  городе совсем не осталось. Наоборот, здесь скопилось
множество беженцев из центральных графств -- на юге все еще шли ожесточенные
сражения. Вокруг  старой  начальной  школы стояли  палатки,  другие  беженцы
разложили  одеяла  на земле. Именно здесь  Фред  Стейнгейт  покупал масло до
того, как ящеры вторглись в Великобританию.
     За последние несколько недель Гольдфарб видел много беженцев. На первый
взгляд, эти люди ничем не отличались от мужчин и  женщин, которые уходили на
север: усталые,  бледные, исхудавшие, грязные.  С  опустошенных лиц смотрели
потерявшие надежду  глаза. Впрочем, не все. Медсестры  в белом (у  некоторых
были лишь  красные  кресты  на рукавах) ухаживали за больными  с  ожогами от
иприта,  только  значительно  более  серьезными.  Другие  пытались облегчить
страдания людей с обожженными легкими.
     -- Отравляющие газы -- ужасная штука, -- заметил Гольдфарб.
     -- Да уж! -- энергично закивал Стейнгейт. -- Мой отец воевал во Франции
во время прошлой войны, он говорил, что страшнее ничего не было.
     -- Глядя на беженцев, я готов с ним согласиться.
     Гольдфарба тревожил тот факт, что Англия стала использовать отравляющие
вещества  против  ящеров --  и  не  только  из-за  того,  что  он сам от них
пострадал.  Его кузен  Мойше Русецки  рассказывал  о лагерях в  Польше,  где
нацисты испытывали отравляющие газы на евреях. Как можно после этого считать
газ легальным оружием, Гольдфарб не понимал.
     Но Фред Стейнгейт сказал:
     --  Если  он убивает  проклятых ящеров,  мне плевать на  все остальное.
Навоз -- грязная штука, но он необходим для сада.
     -- Верно, -- признал Гольдфарб.
     Когда в  твою страну вторгается враг, ты  делаешь все,  чтобы заставить
его уйти, а с  последствиями будешь разбираться потом, после  победы. А если
ты   потерпишь  поражение  сейчас,  у   тебя  вообще  не  будет  возможности
тревожиться о морали. После таких рассуждений применение газа уже не кажется
бесчеловечным. Во всяком случае, Черчилль принял именно такое решение.
     -- Ты прав, мы живем в ужасном мире.
     -- Кажется, здесь находились "Три лебедя"? -- спросил Стейнгейт.
     -- Да, здесь, -- грустно ответил Гольдфарб.
     Раньше на  гостинице  красовалась  эффектная вывеска,  выкованная еще в
восемнадцатом веке. Теперь в  канаве валялись ее  куски.  Снаряд  разорвался
возле двери, все стекла были выбиты.
     -- Проклятье!
     -- Однако они продолжают работать, -- заметил Стейнгейт.
     Похоже,  йоркширец  не   ошибся.  Здание  не  производило   впечатление
заброшенного; кто-то повесил одеяла на месте дверей.  Они увидели человека в
кожаном  фартуке бармена, который выскользнул наружу,  чтобы посмотреть,  во
что превратился Маркет-Харборо.
     Увидев грязную форму Гольдфарба и Стейнгейта, он поманил их рукой.
     -- Заходите, парни, я угощу вас пинтой пива.
     Они переглянулись. Конечно, идет война, но пинта есть пинта.
     -- Тогда разрешите мне купить пинту для вас, -- ответил Гольдфарб.
     Владелец бара не стал отказываться и поманил их внутрь.
     В камине уютно потрескивал огонь. Владелец с профессиональной ловкостью
налил три пинты.
     -- Полкроны за мной, -- сказал он.
     Если  учесть положение, в  котором находилась  Англия,  цена  оказалась
вполне  приличной. Гольдфарб засунул руку в карман и выудил два шиллинга. Он
продолжал  искать   шестипенсовик,  когда  Фред  бросил  монету  на  стойку.
Гольдфарб хитро взглянул на него.
     -- Решил сэкономить?
     --  Именно.  --  Приподняв  светлую  бровь,  Стейнгейт  взял  кружку  и
отсалютовал бармену. -- На лучшее я и не рассчитывал. Вы сами его варите?
     --  Приходится,  --  кивнул  хозяин.  -- Не  успел  получить  очередные
поставки перед появлением ящеров, а теперь  -- ну, вы лучше меня знаете, что
происходит теперь.
     Многие  владельцы баров  и гостиниц начали сами варить пиво. Гольдфарбу
приходилось  пробовать домашнее пиво. Иногда оно получалось  превосходным, а
порой больше напоминало лошадиную мочу. А это... Он задумчиво облизнул губы.
Пожалуй, "на лучшее я и не рассчитывал", как сказал Фред Стейнгейт, -- самая
правильная оценка.
     Кто-то  отодвинул  одеяла  и вошел в  "Три  лебедя". Гольдфарб смущенно
сглотнул, увидев майора Смайзерса, офицера, который помог ему начать карьеру
пехотинца.
     Смайзерс,  невысокий, коренастый  человек,  наверняка быстро набрал  бы
лишний вес, если бы питался получше. Он провел рукой  по редеющим, песочного
цвета волосам. Гольдфарб ожидал, что майор рассвирепеет,  обнаружив, что его
солдаты пьют пиво.
     Однако Смайзерс легко приспосабливался к обстоятельствам -- в противном
случае  он гораздо  серьезнее отнесся бы  к  синей  форме  военно-воздушного
флота, которую носил Гольдфарб.
     -- И кружку для  меня, приятель, -- только и сказал майор,  обращаясь к
хозяину. А Гольдфарбу  и Стейнгейту посоветовал: --  Пейте побыстрее, парни.
Мы должны двигаться дальше.
     Дэвид  Гольдфарб  допил  свою  кружку в три  глотка  и  поставил ее  на
потемневшую от сигаретного дыма стойку бара,  испытывая облегчение -- он  не
ожидал от майора такой  терпимости.  Стейнгейт  не слишком торопился, однако
прикончил свое пиво раньше Смайзерса.
     -- Двигаемся дальше -- видит бог, мне это нравится!
     --  В  Нортэмптон, --  удовлетворенно уточнил Смайзерс и слизнул пену с
усов. --  Перед  нами поставлена трудная задача; там находится крупный отряд
ящеров, который защищает город  по периметру, к тому  же имеются  сторожевые
заставы к северу  от  города  -- линия их  обороны  проходит через Спраттон,
Бриксворт и Сколдуэлл. -- Он допил остатки своей пинты, вновь слизнул пену с
усов и покачал головой. --  Несколько забытых богом деревушек,  о которых не
слышал никто, кроме людей, которые там живут. Но  теперь  они  появились  на
карте.
     Майор   не   шутил:   он   достал   карту   из   походной    сумки   --
военно-топографические  съемки  --  и расстелил  ее  на  стойке  бара  перед
Гольдфарбом и Стейнгейтом. Гольдфарб  с  интересом принялся изучать карту --
поражала точность деталей, он сразу представлял себе радарный портрет земли.
Казалось,  на  карте  изображено  все,  кроме  разве  что  коровьих  следов.
Бриксворт располагался вдоль главной  дороги, ведущей от  Маркет-Харборо  до
Нортэмптона; Спраттон и Сколдуэлл -- на флангах.
     -- Мы сделаем вид, что атакуем в районе Спраттона. Но наши главные силы
ударят между Бриксвортом  и Сколдуэллом,  -- сказал майор Смайзерс.  -- Если
нам удастся вышвырнуть ящеров из Нортэмптона, их позиция к северу от Лондона
станет  уязвимой.  -- Он взглянул на  противогазы, болтавшиеся на  поясах  у
солдат. -- Вы сменили фильтры у противогазов?
     -- Да, сэр, -- одновременно ответили Гольдфарб и Стейнгейт.
     Гольдфарб поцокал языком. Из слов майора следовало, что англичане вновь
собирались травить ящеров ипритом.
     -- Сэр, а как обстоят дела к югу от Лондона? -- спросил он.
     --  Насколько  мне  известно, не  слишком хорошо.  --  Смайзерс  сделал
гримасу, словно  у него  появился  неприятный  вкус во  рту. --  Они послали
больше  людей  -- точнее,  ящеров,  -- и  им  удалось  продвинуться  вперед.
Несмотря на газ, они продолжают наступление с юга и с юго-востока. Я слышал,
что они намерены обойти Лондон с запада, чтобы соединить свои силы. Не знаю,
правда это или нет, но для нас будет очень плохо, если они добьются своего.
     -- Из того, что дела идут хорошо в одном месте, еще не следует, что и в
остальных все  в порядке,  -- сказал Фред  Стейнгейт.  Он вздохнул. -- Очень
жаль.
     Майор Смайзерс сложил карту и убрал ее в полевую сумку.
     -- Нам пора, -- сказал он.
     Гольдфарб неохотно последовал за ним.
     Неподалеку от Маркет-Харборо они прошли мимо батареи семнадцатифунтовых
орудий,  которые  вели  огонь  по  ящерам,  засевшим на  юге.  Артиллеристы,
обслуживающие  пушки,  были  голыми  по пояс,  но  никто  из  них не  снимал
противогазов.
     --  Они  стреляют снарядами с отравляющим газом, -- сказал  Гольдфарб и
невольно отошел от орудий подальше.
     Если один из снарядов случайно разорвется, это ему не слишком  поможет,
но он ничего не мог с собой поделать.
     После того  как  орудия дали  три залпа,  артиллеристы  прицепили их  к
грузовикам и быстро сменили позицию. За несколько минут они переместились на
двести ярдов и вновь открыли огонь.
     Майор и его солдаты едва успели отойти от  прежних позиций батареи, как
на нее обрушились вражеские снаряды. Гольдфарб залег  в  воронке.  Стейнгейт
немного опоздал и свалился на Гольдфарба.
     -- Ой! -- простонал Гольдфарб -- Стейнгейт больно ударил его коленом по
почкам.
     --  Извини,  -- проворчал Стейнгейт.  --  Мерзавцы времени  не  теряют,
верно?
     --  К тому  же их точности можно  позавидовать, --  ответил  Гольдфарб,
пытаясь устроиться поудобнее. --  Они  с самого начала стреляли  практически
без промаха. Меня бы не удивило,  если  бы мне  сказали,  что на их  орудиях
имеются радары.
     Он не знал, как решается такая задача, но другого объяснения точности и
быстроте ответного огня не находил.
     Фред Стейнгейт заворочался  рядом с Гольдфарбом,  лучше  его соседу  не
стало.
     -- А что такое радар? -- спросил он.
     -- Не имеет значения. Я слишком много болтаю.
     Вражеские снаряды перестали  падать. Гольдфарб  выбрался из воронки. За
ним  последовал  Стейнгейт  и с любопытством посмотрел на оператора радарной
установки, который почувствовал, что краснеет.
     -- Верь мне, Фред: тебе Лучше Не Знать.
     Стейнгейт распознал заглавные буквы.
     -- Ах, вот оно что. Ладно, тогда я буду помалкивать.
     Мимо  них на юг с  грохотом промчались три дымящих чудовища на железных
гусеницах: два танка "Кромвель" и  один тяжелый, "Черчилль". "Кромвели" были
усовершенствованными "Крестоносцами", которых и вытеснили, -- но значительно
уступали  танкам, которые  начали  производить  нацисты в  последнее  время.
"Черчилль" обладал мощной броней,  но слабым двигателем, да  и пушка  у него
была  так   себе.  Против  танков  ящеров   обе  модели  не  могли   устоять
[<i>Парадоксально,  но  факт:  Британия, родина танков, за годы войны так  и не
смогла   создать   сколько-нибудь  боеспособную  броневую   машину.  Тяжелый
"Черчилль"  нес  броню  до 120 мм,  но имел  пушку  47  мм (!!!) и ползал со
скоростью до  20  км/час. Разве  что легкая "Валентина"  могла сравниться по
боевым качествам с  немецким  Pz-III. -- Прим. ред.</i>].  Однако других  танков
Британия не имела, приходилось довольствоваться тем, что есть.
     Фред  Стейнгейт  помахал  командиру "Кромвеля",  который  выглядывал из
открытого  люка.  Танкист  помахал  в ответ. В  противогазе  он был похож на
инопланетянина -- ничем не хуже ящера.
     --  Я и не думал,  что  у  нас  на руках  осталось столько  козырей, --
признался Стейнгейт.
     -- Если мы не пустим их в дело сейчас, -- ответил Гольдфарб, -- другого
случая может  не  представиться.  Наши уродцы  успешно сражаются  с  пехотой
ящеров. Насколько мне известно, бороться с танками ящеров удается только при
помощи  отравляющего газа -- еще можно, конечно, забраться  наверх и бросить
бутылку с зажигательной смесью в открытый люк, если очень хочется.
     Чем  дальше они продвигались  на  юг, тем больше попадалось воронок  от
разорвавшихся  снарядов.  Они  прошли  мимо  обгоревших  остовов  нескольких
британских  танков,  а также свежих могил, на  которых  лежали каски.  Затем
увидели стоящий посреди поля танк ящеров.
     Если бы не люди в  противогазах, которые вылезали из чудовищной машины,
Гольдфарб умер  бы  на месте  от страха. Танк ящеров оказался  лишь немногим
больше английских, но выглядел впечатляюще. Гладкая броня с изящным наклоном
заставила  Гольдфарба  подумать  о  "машинах  будущего", которые он видел  в
научных журналах. Что же до пушки...
     --  Если  это  не четырех-  или  пятидюймовый  ствол,  то  я  ящер,  --
пробормотал Гольдфарб. -- Выпущенный из такой пушки снаряд просто не заметит
нашего танка, если он попадется ему на пути.
     -- Однако мы его как-то  поймали, -- заметил Стейнгейт. -- И не похоже,
чтобы он горел... Наверное, в их  бутерброды попало слишком много иприта. --
И он рассмеялся собственной шутке.
     --  Мне все  равно, как  его укротили наши  ребята. -- Гольдфарб  надел
противогаз и проверил,  не  нарушена ли  герметичность. --  А теперь, боюсь,
пришло время принарядиться.
     Сквозь   маску  противогаза   собственный  голос  показался  Гольдфарбу
сдавленным и чужим. И все же Фред Стейнгейт его понял.
     -- Похоже, ты прав, -- сказал он  и тоже надел противогаз. --  Ненавижу
эту проклятую штуку, --  проворчал  он  без  особой злобы. Застегнув  маску,
Стейнгейт добавил: --  Но  вонючий  иприт  ненавижу больше,  вот что я  тебе
скажу.
     Обожженная нога Гольдфарба дернулась -- наверное, согласилась с ним.
     На севере вновь заговорила британская артиллерия,  которая обстреливала
позиции ящеров между Бриксвортом и Сколдуэллом.
     --  Смотри-ка, а там они напирают,  -- сказал Гольдфарб, предварительно
убедившись, что майор Смайзерс их не слышит.
     -- Ну, если мы не приветим их хорошей порцией газа, ублюдки устроят нам
фейерверк из своих мерзких пушек, -- ответил Стейнгейт.
     Гольдфарб улыбнулся под противогазом, но его спутник ничего не заметил.
Йоркширский акцент сделал последнюю фразу Фреда очень забавной. Но если речь
Стейнгейта звучала нескладно, то по сути он был совершенно прав.
     Карта   Смайзерса   показывала,   что   проселочная   дорога   идет   с
северо-востока  на  юго-запад,  связывая  Сколдуэлл  и   Бриксворт.  За  ней
находились передовые позиции ящеров.  Точнее, раньше  находились.  Некоторые
ящеры  оставались  на  своих местах  и  продолжали стрелять  по  наступающим
англичанам,  но  основные  силы  отступили,  как  только  окопы  наполнились
ипритом. Ящеры в большинстве получили тяжелые ожоги и отравления.  Гольдфарб
еще не успел по-настоящему испугаться, а  они  уже преодолели полосу колючей
проволоки и оказались во вражеских траншеях.
     --  Клянусь богом, если  и  дальше  так будет,  мы  прорвемся до самого
Нортэмптона, -- воскликнул Фред Стейнгейт.
     Прежде  чем  Гольдфарб  успел ответить, над полем появилась  эскадрилья
истребителей  ящеров.  Летчики могли не опасаться иприта; у них имелся запас
кислорода. На англичан обрушились бомбы, снаряды и  ракеты.  Со всех  сторон
слышались стоны и крики умирающих и раненых. Несколько танков превратились в
пылающие  костры. Пехота ящеров опомнилась  и усилила огонь  из  стрелкового
оружия.
     Гольдфарб быстро вырыл для себя небольшой окопчик.
     -- Похоже, у нас проблемы.
     Окопавшийся рядом Фред лишь грустно кивнул.
     * * *
     Остолоп  Дэниелс,  сжавшись,  сидел  под  сводами  чикагского  Колизея,
ожидая, что ему  на голову рухнет  потолок.  Колизей построили,  использовав
фасад тюрьмы Ричмонда, в которой содержались пленные во время войны  штатов.
Он  не  знал,  как целая  стена из  Ричмонда  могла  попасть  в  Чикаго,  но
сомневаться не приходилось -- он видел ее  своими глазами. Он узнал тюрьму и
вдруг почувствовал себя солдатом армии конфедератов, оказавшимся узником.
     От  фасада  остались  лишь  отдельные  фрагменты; артиллерия  ящеров  и
бомбардировки  с воздуха пробили  дыры не только  в фасаде,  но и  в  крыше.
Разрушение Колизея  не слишком  тревожило Остолопа,  поскольку  разбросанные
повсюду  обломки служили прекрасным укрытием.  Если  удача не отвернется  от
американцев, они нанесут здесь такой же урон ящерам, как и во время сражений
за  чикагские бойни на юго-западе.  Ходили слухи, что  в некоторых местах до
сих  пор сохранились очаги  сопротивления,  откуда снайперы вели  прицельный
огонь, как только ящеры попадали в зону досягаемости.
     --  Как  дела,  лейтенант?  -- спросил  капитан  Стэн  Шимански,  новый
командир Дэниелса.
     Он был почти  вдвое моложе Остолопа  (в последнее время старому тренеру
стало казаться, что все вокруг него вдвое моложе): светловолосый, похожий на
шведа, но коренастый, с круглым лицом  и миндалевидными глазами, почти как у
японца.
     -- Со  мной  полный  порядок, сэр,  -- ответил Остолоп, что  было почти
правдой.  Ему до сих пор не слишком  нравилось  сидеть на пятой точке, но, с
другой  стороны,  такая  возможность  предоставлялась  ему  довольно  редко.
Возможно,  Шимански  интересовало,  как его новый командир  взвода  способен
переносить нагрузки.  -- Капитан, я  сражаюсь с этими гадами с самого начала
войны. И  если до сих пор не развалился на составные  части, то  справлюсь и
дальше.
     --  Ладно, Остолоп, -- кивнул Шимански -- да, он беспокоился  именно об
этом. -- Кстати, а почему тебя называют Остолоп?
     Дэниелс рассмеялся.
     -- Когда я  только начинал играть в бейсбол -- примерно в 1904 или 1905
году, -- я  возил с собой симпатичного щенка.  Всякий, кто на него  смотрел,
тут же говорил:  "Какой остолоп". А потом так  начали называть меня, в честь
собачки. Так что я уже почти сорок лет Остолоп. Если бы не это прозвище, они
бы придумали что-нибудь похуже. Бейсболисты -- вредные ребята.
     -- Понятно. -- Шимански пожал плечами.  -- Ладно, я только спросил.  --
Капитан сообразил, что с прозвищем связана какая-то забавная история.
     -- Сэр, мы сможем удержать ящеров на этих позициях? -- спросил Остолоп.
-- Теперь, когда они прорвались к озеру...
     -- Да,  ситуация  осложнилась, -- глубокомысленно  ответил  капитан. --
Однако они не сумели взять  под  контроль весь Чикаго. Южная сторона все еще
наша.  Если они  пожелают получить  Чикаго  целиком, им  придется  заплатить
немалую цену. К тому моменту, когда наступит время решающих сражений, станет
ясно, что Чикаго того не стоил.
     -- Как я  на это рассчитываю! -- сказал  Дэниелс.  --  Мы  уже потеряли
множество отличных парней.
     --  Да. --  Шимански помрачнел. -- Мой брат  так и остался на одном  из
заводов. Смысл нашей борьбы состоит в том, что здесь, в этих крысиных норах,
нам удается удерживать большие силы  ящеров -- и они не могут перебросить их
на другой фронт.
     -- Я  понимаю,  сэр.  Но  когда  сам сидишь в  крысиной  норе,  а  тебя
постоянно поливают огнем, становится как-то не по себе.
     --  Ну,  с этим лучше обратиться к священнику, -- заметил  Шимански. --
Рано  или  поздно  у  ящеров  кончатся  запасы оружия,  а мы  продолжаем его
производить. И чем больше снарядов мы их вынудим  потратить, тем быстрее они
разорятся.
     Остолоп ничего не ответил. Он уже  много раз слышал такие песни. Иногда
даже верил в них: бывали случаи, когда ящеры явно берегли  солдат и снаряды.
Но ты быстро пополнишь ряды мертвецов, если положишься на то, что враг будет
слишком часто проявлять слабость.
     -- Кроме того, -- продолжал Шимански, -- если к наступлению зимы они не
смогут овладеть центром города, мы хорошенько им врежем, как в прошлом году.
     -- Хорошо бы, -- согласился Остолоп. -- Им не нравится холодная погода.
Впрочем,  мне  она тоже  не нравится. Гораздо больше меня  тревожит  другое.
Ящеры, конечно,  странные, но они совсем  не дураки. Их можно обмануть  один
раз, но попытайся повторить тот же фокус -- и тебе конец.
     Капитан Шимански цокнул языком.
     -- Разумно. Обязательно передам твои  слова полковнику  Карлу, когда  с
ним встречусь, может быть, ему твои идеи пригодятся. А сейчас...
     -- Нам необходимо выжить. Да, я знаю.
     Однако ящеры делали эту  задачу трудновыполнимой.  Вновь заговорили  их
пушки; снаряды начали рваться к западу  от  Колизея.  Посыпались осколки,  и
Остолоп  спрятался  в укрытии.  Когда  обстрел  прекратился,  другие солдаты
принялись стаскивать куски камня и металла, чтобы укрепить свои позиции.
     Остолопу  их  идея понравилась,  он  понял,  что в  его  взводе  немало
ветеранов.  Интересно,  как  обходятся  без  меня  мои  разбойники,  подумал
Дэниелс.  Ему не хватало Дракулы Сабо; никто не мог  сравниться с ним, когда
дело доходило  до поисков всяких  полезных вещей. Наверное, у кого-нибудь из
его нынешних солдат тоже есть такой талант.
     Пролетел  самолет ящеров, и рядом  с Колизеем  упала  очередная  бомба.
Грохот был  такой,  словно  наступил конец  света.  Кое для  кого так оно  и
случилось. Новые куски стены рухнули на землю.
     Еще одна бомба пробила крышу  и обрушилась  на кучи кирпичей и разбитых
стульев. Она приземлилась всего  в двадцати футах от Остолопа. Он видел, как
она падает. Дэниелс прижался  головой  к  стене своего убежища, понимая, что
это ему не поможет.
     Однако взрыв, который должен  был  разорвать  его на куски,  так  и  не
прозвучал. Самолет  ящеров сбросил еще несколько бомб к северу от чикагского
Колизея,  здание  несколько  раз  вздрогнуло,  но  упавшая  рядом  бомба  не
разорвалась.
     -- Фальшивая! -- с облегчением крикнул Остолоп и сделал глоток воздуха,
который  доставил  ему  несказанное удовольствие, хотя  воздух  был наполнен
едким дымом и запахами отхожего места. Потом Дэниелс сообразил, что возможны
и  другие  объяснения. -- Или она  с  часовым механизмом, -- добавил  он уже
потише.
     Капитан Шимански обратился к ротному связному:
     --  Гас, соединись со  штабом  дивизии.  Скажи,  что нам  срочно  нужны
саперы.
     -- Есть,  сэр. -- Довольно крякнув, Гас  снял  с плеч тяжелый рюкзак  с
полевой рацией и  запасными батареями,  быстро  набрал  номер и приступил  к
переговорам.  Через пару минут он доложил Шимански: -- Саперы уже в пути. --
Затем он сложил телефон, вздохнул и закинул его за спину.
     Остолоп поднялся на ноги и  направился к бомбе. Бравада была тут ни при
чем: если дурацкая штука взорвется, ему в любом случае конец.
     -- Не трогай бомбу! -- резко приказал капитан Шимански.
     --  Не трогать?  Капитан, возможно, иногда я и веду себя как болван, но
еще не спятил окончательно. Я хочу лишь посмотреть на нее -- мне показалось,
на ней написано мое имя.
     -- Твое и мое, -- проворчал Шимански. -- Ладно, Остолоп, посмотри.
     Бомба выглядела, как самая обычная бомба: листовой металл, окрашенный в
оливковый цвет, хвостовое  оперение  для улучшения аэродинамических качеств.
Если  бы  не  сложное  устройство,  заменявшее  обычный  запал,  и  провода,
соединяющие устройство с закрылками в  хвостовой части, он бы принял  ее  за
американское оружие.
     -- Проклятье, -- негромко проговорил  Остолоп, обойдя вокруг бомбы.  --
Она не  просто похожа на  нашу  бомбу, она и есть  наша, только сверху надет
обтекаемый взрыватель ящеров.  -- Он заговорил громче. -- Капитан,  я думаю,
вам следует взглянуть на нее.
     Шимански подошел к бомбе; никто не сомневался в его храбрости. Вслед за
Остолопом  он  обошел  вокруг  бомбы, потом  вернулся  на  прежнее  место  и
присвистнул.
     --  Авиационная  пятисотфунтовая  бомба  армии  США --  или  я  Майская
королева. Какого дьявола с ней сделали ящеры?
     -- Черт  их разберет, -- ответил Остолоп.  --  Однако вы  правы,  бомба
американская. Мне  кажется, кто-то  должен разобраться в этой загадке. -- Он
почесал  ухо под шлемом.  -- Надеюсь, саперы сообразят, в чем  тут  дело, --
если, конечно, доберутся сюда живыми.
     Они  добрались. Саперов  было четверо, спокойные, неторопливые мужчины,
производившие впечатление людей с железными нервами. Впрочем, если ты будешь
нервничать,  когда работаешь  с бомбами,  у  тебя  просто  не  будет времени
дернуться больше одного раза.
     Их лейтенант -- на вид сильно за тридцать -- кивнул, увидев бомбу.
     --  Да,  мы  уже  сталкивались  с  такими  штуками,  --  сказал он.  Он
передвинул зубочистку  в  угол рта, возможно, она заменяла  ему сигарету. --
Да, бомба наша, но дополнительные приспособления делают ее  гораздо опаснее.
-- Он показал на хвостовое оперение. -- Каким-то образом -- мы не знаем, как
-- ящеры умудряются направлять бомбы на цель. Вам здорово повезло.
     -- Мы и сами догадались, спасибо, -- сухо ответил капитан  Шимански. --
Вы можете вырвать ей зубы?
     Зубочистка слегка дрогнула.
     -- Сэр, если не сможем, у вас не будет возможности на нас пожаловаться.
-- Лейтенант-сапер повернулся и еще раз внимательно посмотрел на бомбу. Стоя
спиной к Остолопу и Шимански, он добавил: -- Пожалуй, если немного подумать,
то  выходит,  что мы слишком часто с ними сталкиваемся. Сначала я думал, что
ящерам  удалось захватить  наш арсенал, но  теперь я понимаю, что  они  сами
производят бомбы -- или заставляют нас их делать.
     -- Даже думать  об этом не хочется, --  заметил  Остолоп. -- Как  можно
ходить  на  военный  завод  и  целый  день  там  работать,  зная,  что ящеры
используют то, что ты сделаешь,  чтобы взрывать других американцев, а  потом
идти домой спать -- и смотреть на себя в зеркало?
     -- Понятия не имею, -- признался сапер.
     Саперы  принялись  за  работу. Их разговор напомнил  Остолопу  беседы в
операционной из какого-нибудь  фильма, только  саперы просили не скальпели и
зажимы,  а отвертки, плоскогубцы и сверла. Однако  настоящая команда врачей,
за которой Дэниелс наблюдал в госпитале,  была  значительно веселее  --  они
показались ему очень  похожими на бейсболистов. С другой стороны, если врачи
сделают ошибку,  они  не  взлетят на воздух.  Так  что  саперам  приходилось
полностью концентрироваться на своей работе.
     Один из них тихонько крякнул.
     -- Вот оно, сэр, --  сказал  он своему  лейтенанту.  -- Запал  испорчен
намертво. Мы могли бы играть им в футбол -- он бы все равно не взорвался.
     Лейтенант вздохнул.
     --  Ладно,  Доннели.  Мы  уже  не в  первый  раз сталкиваемся с  такими
запалами.  -- Он повернулся к Остолопу и Шимански. Пот градом катился по его
лицу, но лейтенант ничего не  замечал. -- Полагаю, ребята,  которые  сделали
эту бомбу, занимаются саботажем и надеются,  что это сойдет им  с рук. Когда
ящеры сами делают запалы, их бомбы всегда взрываются.
     -- Значит, у них кончились взрыватели? -- спросил Остолоп.
     -- Понятия не  имею, -- ответил сапер, пожимая  плечами.  -- Если бомбы
взрываются, никому не узнать, какие взрыватели на них стояли.
     -- И большинство  бомб все-таки взрываются,  --  резко  сказал  капитан
Шимански.  -- Думаю,  самолет сбрасывал  и другие бомбы,  сделанные  в  США.
Возможно,  часть из  них и имеют  испорченные  взрыватели,  но  саботажникам
удается добраться далеко не до всех.
     -- Разумеется, сэр, --  кивнул лейтенант  саперов.  Его  люди разложили
рядом с бомбой нечто вроде носилок  и осторожно переложили на них  бомбу. --
Спасибо,  что позвали  нас, сэр. С каждой  новой неразорвавшейся  бомбой  мы
приближаемся к решению задачи по созданию аналогичного устройства.
     Сгибаясь под тяжестью бомбы,  саперы унесли  ее  из Колизея.  Остолоп с
тревогой  наблюдал за ними. Да, Доннели сказал, что  бомба  не  представляет
опасности,  но  со  взрывчаткой  лучше не связываться.  Если один из саперов
упадет, плохие парни очень порадуются.
     --  Даже  если им  удается испортить  одну бомбу  из  десяти, -- заявил
Шимански,  -- оставшиеся девять  все  равно  взрываются.  И  это  тоже нужно
принимать во внимание.
     -- Да, сэр, -- согласился Остолоп, -- но даже если они сумели испортить
взрыватель у  одной  бомбы  из сотни,  им легче жить  и  смотреть на себя  в
зеркало. А это много значит.
     -- Наверное, ты прав, -- вздохнул Шимански.
     Остолоп  не мог винить командира за  сомнение, которое прозвучало в его
голосе. Да, жить в мире  с самим  собой  очень важно. Но  еще  важнее -- как
следует лягнуть  ящеров под  задницу. Бомбить  американцев  бомбами, которые
сделали их соотечественники... нет, это уже слишком.
     Впрочем, если у  них  кончаются  собственные бомбы,  то  все не так  уж
плохо.
     * * *
     Бум!
     Снаряд  ударил  в  бронированный  скат  танка  Уссмака.  Зубы  водителя
непроизвольно щелкнули.  Снаряд  не пробил броню.  Танк  продолжал  катиться
дальше, в сторону небольшого поселения, расположенного на холме.
     Бум!
     Еще один  вражеский  снаряд  отскочил  от  брони,  не  причинив  ей  ни
малейшего вреда.
     -- Впереди! -- крикнул Неджас.
     -- Цель опознана, -- ответил Скуб.
     Загудели  механизмы, башня начала  поворачиваться в  сторону  небольшой
пушки,  которая   продолжала  стрелять  в  них.  Сквозь  смотровую   щель  в
сгущающихся  сумерках  Уссмак  видел,  как  тосевиты  бегают  вокруг  пушки,
стараясь  побыстрее сделать  следующий  выстрел. Заговорила  танковая пушка;
тяжелая машина дрогнула от мощной отдачи.
     -- Снаряд пошел! -- воскликнул Скуб.
     Он  не успел  закончить  свой  короткий  доклад,  когда его снайперский
выстрел  опрокинул  пушку  тосевитов.  Вражеские  солдаты  полетели  во  все
стороны, как сломанные куклы.
     -- Попадание! -- закричал Уссмак. -- Хорошая работа, Скуб!
     Даже  теперь  его  время  от  времени охватывало  ощущение  неизбежного
триумфа,  которое  владело  всеми самцами,  когда  война  на Тосев-3  только
начиналась. В  последние месяцы это  ощущение обычно  возникало  лишь  после
употребления имбиря, да и то не каждый раз.
     -- У британцев нет  хороших противотанковых пушек. Когда мы сражались с
дойчевитами, попадание их снарядов обычно не проходило даром.
     -- Верно, -- согласился Уссмак.
     Противотанковые пушки дойчевитов могли пробить броню танка, если снаряд
попадал сбоку или сзади.  У британцев не  было  ничего похожего. Даже ручные
противотанковые   ружья   британцев   оказались   хуже,  чем  ракеты  пехоты
дойчевитов.  К несчастью, от  этого война на забытом Императором острове  не
становилась  легче.  Уссмак содрогнулся,  хотя внутри  танка  поддерживалась
приятная температура.
     -- У британцев нет хороших противотанковых пушек, но у  них есть другие
штуки.
     --  Ты прав, -- согласились  с ним Неджас и  Скуб, а Неджас добавил: --
Проклятый газ...
     Он больше ничего не сказал, но этого и не  требовалось. Экипажам танков
еще  повезло. Их машины  были защищены от поражения  ужасным  газом, который
если и не убивал сразу, то заставлял тебя пожалеть, что ты не умер. Танкисты
поставили самодельные фильтры в местах забора воздуха,  чтобы минимизировать
опасность попадания газа в легкие. Однако танк не имел герметичной оболочки,
и они не могли чувствовать себя в полной безопасности.
     -- Ни за какие деньги я бы не согласился служить пехотинцем в Британии,
-- задумчиво проговорил Скуб.
     -- Верно, -- хором ответили Неджас и Уссмак.
     Пехота  несла  огромные  потери  от  отравляющих  газов.   Командование
перебрасывало танки и бронемашины с одного места в другое. Сейчас  пехотинцы
поднимались  на  холм  в  машинах -- но  когда  они  доберутся до места,  им
придется  выйти  и сражаться. Выходить наружу  всегда опасно. А здесь, когда
Большие Уроды могли в любой момент применить газы, это было опасно вдвойне.
     Пулеметные  пули  застучали  по  броне  танка. По приказу  Неджаса Скуб
несколько раз выстрелил в деревянное здание, где прятался пулеметный расчет.
Оно тут же загорелось.
     --  Мы захватим  это поселение,  --  заявил  Неджас. -- Местные  жители
называют его...  -- Он замолчал, разглядывая карту,  --  Вогрейв или  что-то
вроде того. И тогда займем высоту,  с которой сможем обстреливать оба берега
реки. А завтра мы начнем наступление на... -- он еще раз сверился с  картой,
-- на Темзу.
     -- Недосягаемый  господин, может  быть, нам  следует подумать о  ночном
наступлении?  --  спросил  Скуб.  --  Аппаратура ночного  видения  дает  нам
преимущество.
     -- Нам  приказано остановиться в  Вогрейве,  -- ответил  Неджас.  -- Мы
понесли слишком большие потери, кроме того, у нас осталось мало  снарядов --
здесь оказалось слишком  много Больших Уродов. К тому же они часто применяют
газ, который усугубляет наши трудности.
     Несмотря на прямое  попадание в дом, британцы продолжали вести ответный
огонь. Скуб отстреливался. Броневые машины также  открыли огонь из пулеметов
по Вогрейву, и в вечернее небо начали подниматься  густые клубы дыма. Однако
вспышки показывали, что британцы не желают сдаваться. Уссмак вздохнул.
     -- Похоже, нам придется сражаться здесь до конца.
     Он пожалел, что  не может глотнуть имбиря, и грустно  подумал, что  его
замечание можно отнести ко всей компании против Тосев-3.
     -- Танк, стоп машина, -- приказал Неджас.
     -- Будет исполнено, недосягаемый господин. -- Уссмак нажал  на тормоз и
подумал, что Неджас знает свое дело.
     Он  остановил  танк перед  въездом  на  плотно  застроенную  территорию
Вогрейва,  откуда они могли  эффективно использовать  не только  пушку, но и
пулемет. Огневая мощь имеет большое значение. А  вот оказаться в самом пекле
им совсем ни к чему.
     Уссмаку  приходилось  иметь дело с командирами, которые с удовольствием
направили  бы танк в самый центр Вогрейва и приказали вести шквальный огонь.
Один  из  них  черпал  храбрость во  флаконе с  имбирем; другой  просто  был
идиотом.  Оба самца потом удивлялись  бы, откуда  взялась бутылка с пылающим
углеводородом или граната...  но недолго. Экипаж ждала бы неминуемая смерть.
Неджас не  торопил  события --  а, значит,  водителя Уссмака не ждут никакие
непредвиденные сюрпризы.
     К сожалению, бронированные машины не  могли  оставаться на местах. Если
они  выпускали  пехоту слишком  далеко  от  вражеских  позиций, то с тем  же
успехом могли и вовсе оставаться на базе -- враг быстро уничтожал несчастных
самцов.  Им пришлось остановиться на въезде в Вогрейв. Пехотинцы выскакивали
наружу с  автоматами наготове.  Уссмак  не согласился  бы поменяться  с ними
местами даже за весь имбирь на Тосев-3.
     Один  из  самцов упал, но  продолжал стрелять.  Однако  он  уже  не мог
наступать вместе  со своими товарищами. Затем  британский самец, прятавшийся
среди  развалин, бросил ручную  бомбу в бронированную машину.  Против  танка
такое оружие -- все равно что детская игрушка: оно не в состоянии пробить ни
лобовую, ни боковую броню, иногда даже задняя часть танка выдерживает.
     Однако бронированные машины не имеют такой надежной защиты. Пламя и дым
повалили  из  ее башни, а также из двери, через которую выходила пехота. Тут
же открылись  аварийные люки. Трое самцов экипажа выскочили  наружу. Один из
них  успел добежать до соседней  машины. Остальных двух  пристрелили Большие
Уроды. Через несколько мгновений подожженная машина взорвалась.
     --  Вперед,  водитель, -- приказал Неджас.  --  Нам  придется подъехать
поближе. Остановись перед первыми зданиями. Мы очистим поселение от врага, а
затем продвинемся дальше.
     -- Будет исполнено. -- Танк покатил вперед.
     Застрочил пулемет, гильзы посыпались на пол.
     -- Что такое? -- с тревогой спросил Неджас.
     Смотровая  щель не  давала  Уссмаку  полного  обзора.  Один из  глазных
бугорков невольно повернулся в сторону люка над головой. Если в танк попадет
снаряд, Уссмак надеялся, что успеет выскочить наружу. Однако Неджас успокоил
свой экипаж.
     --  Все  в порядке, самцы. Пара  машин  доставила подкрепление. Упрямые
британцы не хотят признать поражение.
     -- Если нам придется послать в бой  больше самцов, чем мы рассчитывали,
что ж, делать нечего, -- сказал Скуб.  -- Нам необходимо форсировать  реку и
соединиться с самцами на севере.
     "Интересно,  почему  это так  необходимо?"  -- подумал Уссмак.  Простой
ответ  был очевиден: самцы  на севере  попали в  трудное положение  и  могут
погибнуть.   Ни   Неджас,   ни  Скуб  не   заметили  противоречия  в   своих
высказываниях. Они оба были основательными самцами и отличными солдатами, но
не умели посмотреть на проблему со стороны.
     Нижняя челюсть Уссмака слегка приоткрылась в ироническом смехе. С каких
это  пор  он  стал философом и научился рассуждать о  подобных вещах? Только
отчуждение, возникшее в  отношениях с остальными самцами Расы, позволило ему
отвлечься от выполнения  своих  обязанностей  и обратить  внимание  на явные
несоответствия в ведении кампании.
     Когда   самцам  наконец  удалось  уничтожить  или  вытеснить  последних
защитников  Вогрейва,  спустилась  ночь. Но  даже  и  после  этого  британцы
продолжали стрелять  из леса, которым  поросли склоны холма, где  находилось
поселение.
     Агрессивно настроенный  офицер послал бы самцов очистить лес от Больших
Уродов, однако местный командир не стал этого делать. И Уссмак его не винил.
Даже  с  инфракрасными приборами  ночного  видения темные  тосевитские  леса
оставались  одним  из самых  страшных мест для  самцов  Расы. Большие  Уроды
чувствовали  себя   среди  деревьев  и  кустов  как  дома,  умели   бесшумно
передвигаться между ними. Многие самцы нашли свою смерть, пытаясь привыкнуть
к ночному лесу.
     -- Может быть, вылезем наружу, чтобы размять ноги и повертеть обрубками
хвостов? -- осведомился Неджас. -- Один Император знает,  когда у нас  вновь
появится такая возможность.
     Как  и положено, при  упоминании имени  Императора Уссмак опустил глаза
вниз.
     -- Снаружи холодно, -- отозвался Скуб,  -- но я выйду. Лучше уж увидеть
Больших Уродов, чем целый день смотреть в перекрестие прицела.
     -- А ты что будешь делать, водитель? -- спросил Неджас.
     -- Благодарю вас, недосягаемый господин, -- ответил Уссмак. -- С вашего
разрешения я останусь в танке. Я уже нагляделся на города Больших Уродов.
     -- Ты  не хочешь вылупиться из нашего замечательного стального яйца? --
шутливо   спросил  Неджас.  --  Как  пожелаешь.  Не  буду   утверждать,  что
тосевитские  города мне нравятся.  Обычно  они уродливы и до того, как мы их
разрушаем, а уж потом на них и вовсе не хочется смотреть.
     Он  вылез   из  башни.  Скуб  открыл  аварийный  люк  и  последовал  за
командиром. Уссмак дождался, пока оба захлопнут за собой крышки люков. Потом
засунул руку под сиденье и вытащил маленький флакончик с  имбирем. Во  время
боя ему мучительно хотелось глотнуть из  спасительного флакона, но  он сумел
удержаться. Самцы, которые отправлялись в бой под воздействием имбиря, часто
вели себя храбро -- но становились глупее. Плохое сочетание.
     Но  теперь  -- Уссмак вытащил пробку  и  зашипел  от разочарования.  На
ладонь  высыпалась  маленькая  горка  коричневого  порошка  --  и  все.  Его
раздвоенный язык ловко слизнул драгоценное угощение.
     -- Ах! -- пробормотал он.
     Уссмаку сразу же стало хорошо. Страх, одиночество и даже холод исчезли.
Он гордился тем, что является самцом Расы, что несет отсталым тосевитам свет
цивилизации.  Уссмак  решил,  что  способен  в одиночку форсировать  Темзу и
обеспечит!? соединение с самцами Расы, находившимися к северу от Лондона.
     Он с  трудом  заставил себя убрать руки с рычагов  управления, а ногу с
педали газа. Он уже давно принимал имбирь и знал, что его возможности совсем
не так безграничны, как ему кажется.
     Однако он поступил не  слишком разумно,  израсходовав последнюю порцию.
Ему  следовало  выйти  из  танка  вместе  с  остальными  и  найти  знакомого
пехотинца, чтобы пополнить свои запасы. А  теперь он будет  выглядеть глупо,
если полезет  наружу. Более того, он будет выглядеть _подозрительно_. Неджас
и Скуб не  употребляли  имбирь  и думали,  что  Уссмак также не  имеет  этой
пагубной привычки. Если они узнают о его пристрастии, его  тут же  с позором
отправят на базу -- а на его руках появятся зеленые полосы.
     Но  если  он в  ближайшее  время  не найдет  имбиря,  то выдаст  себя с
головой. Его ноздри станут красными, к тому же  он перестанет справляться со
своими  обязанностями. Если  ты  начал употреблять имбирь, он уже никогда не
выпустит тебя из своих когтей.
     Возбуждение  от  наркотика   постепенно  проходило.  Теперь   с  вершин
наслаждения Уссмак рухнул  в бездну страдания. Ему  хотелось  только одного:
сидеть тихо и делать вид,  что мир за пределами танка перестал существовать.
Неджас  правильно выразился: Уссмак использовал  могучую машину  как  яичную
скорлупу,  чтобы  защититься  с  ее  помощью от остального мира,  который не
сможет сюда проникнуть.
     Но он проник в лице Неджаса и Скуба. Командир танка сказал:
     --  Ты оказался мудрее  нас, водитель. Там не на что смотреть и  нечего
взять. Выходить не стоило.
     -- И мы решили спать здесь, несмотря  на тесноту, -- добавил Скуб. -- Я
не хочу оказаться  под открытым небом, когда британцы сбросят на нас газовые
бомбы.
     --  Мы  не  будем спорить,  --  заявил  Неджас, когда  начались  дебаты
относительно сомнительной привилегии провести ночь на полу  рядом с сиденьем
Уссмака. Второму предстояло спать в башне.
     Поскольку Неджас был командиром танка, он и вышел победителем. Впрочем,
победа не принесла ему ничего хорошего, поскольку пол был засыпан стреляными
гильзами.
     Он резко  приподнялся  и зашипел от боли,  ударившись о потолок  узкого
помещения.
     -- Помогите мне убрать эти  отвратительные штуки,  -- проворчал Неджас.
-- Неужели вы думаете, что у меня шкура из армированной стали и керамики?
     Уссмак  открыл  люк  у  себя  над  головой, и они  с Неджасом принялись
выбрасывать  наружу  гильзы,  которые  с  грохотом  покатились  по мостовой.
Закончив, Уссмак сразу  же захлопнул  люк.  Спать под открытым небом,  когда
Большие Уроды могут в любой момент напустить на них  свой ядовитый газ,  ему
совсем не хотелось.
     У Уссмака было самое  удобное место в танке, но он всю  ночь вертелся и
крутился, а один  раз едва не свалился на Неджаса. И хотя он чувствовал себя
совсем  старым,  Уссмак  обрадовался,  когда свет начал  пробиваться  сквозь
смотровую щель. Здесь солнце вставало рано.
     Неджас собрался встать, но вовремя одумался.
     -- Ты уже проснулся, Скуб? -- позвал он стрелка.
     -- Вы  задали  не тот  вопрос,  недосягаемый  господин,  --  послышался
усталый  голос Скуба. -- Правильнее  спросить: "Ты спал, Скуб?" И вот  каким
будет ответ: "Да, но слишком мало".
     -- Ну, ты не одинок,  --  проворчал  Неджас. -- Сбрось пару питательных
плиток.
     -- Будет исполнено.
     Плитки упали на ноги Неджаса. Он изогнулся, чтобы  достать их,  а потом
протянул одну  Уссмаку.  Когда они закончили  свою скудную трапезу, командир
забрался обратно в башню и сказал:
     --  Водитель, подведи машину  к тому месту, откуда  открывается хороший
вид на  реку и город... Хенли-на-Темзе. -- После короткой паузы он  добавил:
-- "На" обозначает нечто вроде "на берегу", на языке местных Больших Уродов.
     Уссмака  язык местных Больших Уродов  интересовал  не больше,  чем  его
яичный зуб, который давным-давно выпал. Он завел двигатель.
     --  Недосягаемый господин, у  нас осталось маловато водорода, -- сказал
он, изучив показания приборов. -- На сегодня должно хватить, но к вечеру нам
потребуется заправка.
     -- Я свяжусь по радио с тылом, -- ответил  Неджас. -- Возможно, они уже
посылали заправщик, но  тосевитские разбойники уничтожили его. Большие Уроды
очень любят устраивать засады.
     Танк двинулся вперед. Уссмак со злобным удовлетворением прислушивался к
тому,  как трещит  и  ломается  под  тяжелыми  гусеницами  мостовая.  Неджас
приказал остановиться, и он нажал на тормоза.
     Наклонившись  вперед,  Уссмак  глянул  наружу  сквозь  смотровую  щель.
Конечно, Неджас видел  гораздо больше,  но водителю не понравилось даже  то,
что  он  сумел  разглядеть. Большие  Уроды провели  прошлую ночь  --  и один
Император знает, сколько дней и ночей до этого, -- укрепляя склон, ведущий к
реке. Повсюду были разложены полосы с шипами,  Большие Уроды использовали их
вместо   колючей  проволоки.   Кроме   того,  они  вырыли  траншеи,  которые
коричневыми  шрамами  выделялись на  зеленой траве. Там наверняка скрывались
тщательно замаскированные мины.
     --  Начинаем обстреливать Хенли-на-Темзе, -- сказал Неджас. -- Стрелок,
заряжай разрывным.
     -- Будет исполнено, -- ответил Скуб, -- но  я  должен напомнить, что  у
нас осталось мало  разрывных снарядов. Мы много израсходовали вчера, а новых
нам не привезли.
     Прежде чем  Скуб  успел  выстрелить, англичане  открыли  артиллерийский
огонь. Белые облачка поднимались над местами разрывов --  они  отличались от
обычных клубов дыма и пыли. Неджас быстро захлопнул крышку смотрового люка.
     --  Это  газ!  --  воскликнул  он, и  Уссмаку показалось, что командиру
изменила его обычная невозмутимость.
     Да  и самого Уссмака  не слишком вдохновляла  перспектива  вести машину
сквозь сгущающуюся пелену жуткой дряни. Он не  забывал, что защитные фильтры
сделаны  на ходу,  и  не  слишком им  доверял. Раса вообще была  не  слишком
высокого мнения  о временных  устройствах.  Слишком уж часто они  подводили.
Только тщательно продуманное  инженерное  решение  неизменно приносит успех.
Рисковать жизнью, рассчитывая на недостаточно проверенную защиту, Уссмаку не
хотелось.
     Но Уссмак,  Неджас и Скуб наслаждались -- если так  можно выразиться --
относительной защитой от ядовитого вещества, которое британцы использовали с
таким энтузиазмом. А несчастные самцы из пехоты не имели практически никакой
защиты. У некоторых из них были маски, вроде тех, которые Раса использовала,
чтобы  защищаться от радиации,  или основанные на моделях Больших Уродов. Но
даже  таких  масок катастрофически  не хватало, не говоря уже  об  ужасающих
ожогах и  волдырях, которые отравляющее вещество оставляло на открытой коже.
Может быть, именно по этой причине тосевиты надевают на себя тряпки.
     Начала  стрелять  пушка танка, Скуб  пытался подавить  огонь британской
артиллерии. Ему на  помощь  пришли  батареи артиллерийского  прикрытия Расы,
которые  использовали  для  наведения  радар.  В  воздух поднялась  авиация,
обрушившая огонь на Хенли-на-Темзе.
     --  Вперед! --  приказал Неджас, и Уссмак убрал ногу  с тормоза. Однако
уже  через несколько  мгновений,  к  удивлению Уссмака, Неджас  закричал: --
Танк, стой! -- Уссмак выполнил  новый  приказ,  а Неджас  добавил: --  Мы не
можем двигаться  вперед  без  поддержки пехоты  --  тосевиты  сразу  же  нас
подобьют, как только нам придется объезжать их препятствия.
     -- А где  же  наша  пехота, недосягаемый господин? --  Уссмак  не видел
самцов Расы, но это еще ни о чем не  говорило,  поскольку его смотровая щель
давала неполный  обзор картины боя.  И  он не собирался открывать люк, чтобы
выглянуть  наружу, -- снаряды  с  газом продолжали  рваться  вокруг.  -- Они
вернулись в бронированные машины?
     --  Только часть  из  них, -- ответил Неджас.  -- От  пехоты здесь мало
толку, бронированным машинам придется притормаживать -- кругом шипы, колючая
проволока  и  траншеи.  Но  некоторые  самцы,  --  в  его  голосе  появилось
негодование, -- обратились в бегство.
     Уссмак внимательно слушал командира, но сначала даже не понял последней
фразы.  Несколько  раз, особенно во время ужасной зимы в северном полушарии,
атаки  тосевитов  вынуждали  Расу отступать.  До него медленно доходило, что
сейчас все иначе. Пехотинцы вовсе не отступали. Они просто отказывались идти
вперед. Неужели подобные вещи возможны в истории Расы?
     -- Может  быть,  мне  следует направить против  них наш  пулемет, чтобы
напомнить им  о долге, недосягаемый  господин?  -- спросил Скуб -- казалось,
стрелок не верит своим глазам.
     Неджас  довольно  долго  молчал.  Уже  одно  это  встревожило  Уссмака;
командир должен знать, что делать в каждой ситуации.
     -- Нет, придержи огонь, -- наконец ответил Неджас. -- С ними разберутся
дисциплинарные части. Мы будем оставаться на месте и ждать новых приказов
     -- Будет исполнено. -- И вновь в голосе Скуба прозвучало сомнение.
     Уссмак тихонько  вздохнул.  Неджас и Скуб всегда понимали друг друга  с
полуслова; то, что стрелок поставил под сомнение приказ командира, -- дурной
знак.
     Им пришлось долго  ждать приказа. Наконец им  сообщили, что они  должны
оставаться на прежних позициях, дожидаясь, пока  будет  подавлена артиллерия
британцев  в Хенли-на-Темзе,  а  также  тяжелые батареи,  которые  находятся
севернее. Авиация  и артиллерия Расы обрушила на город всю мощь своего огня.
Уссмак с удовлетворением наблюдал за  обстрелом. Тем не менее  газовая атака
на Вогрейв не прекращалась.
     К вечеру следующего  дня им наконец доставили топливо для двигателя, но
снаряды  так и не подвезли. Самцы Расы не могли продвигаться вперед. Попытка
пехоты прорвать оборону Больших Уродов была легко отбита.
     Уссмаку не слишком нравилось место,  где  он оказался. Однако попасть в
окружение  на  севере  было бы  еще хуже,  решил он. Там ситуация  постоянно
усложнялась -- кольцо сжималось.
     * * *
     Атвар ходил взад  и вперед по своему кабинету. До некоторой степени это
помогало ему думать. Впрочем, он не спускал взгляда с карты Британии -- один
глаз был постоянно  обращен в  ее  сторону. Он испытывал  мучительную  боль,
словно у него воспалилось сразу несколько зубов. Атвар не выдержал и яростно
зашипел.
     --  Возможно,  вы  были  правы,  капитан,  --  сказал он Кирелу.  -- Не
исключено, что  Страха тоже, хотя его яйцо следовало раздавить  еще до того,
как он вылупился  на свет. Быть  может,  нам следовало сбросить на  Британию
атомную бомбу.
     -- Благородный адмирал, если это доставит  вам  удовольствие, мы  можем
легко исправить свою ошибку, -- заметил Кирел.
     -- Применение  атомного оружия никогда не  доставляет мне удовольствия,
-- ответил Атвар. -- Да и зачем?
     -- Чтобы завершить покорение Британии? -- предложил свой вариант ответа
Кирел.
     --  Проклятый остров так  мал, что на  нем  ничего  не  останется, если
взорвать  пару атомных боеголовок,  -- мрачно ответил Атвар. -- Кроме  того,
наши потери  в Британии так велики, что даже содержание на данной территории
сил  умиротворения обойдется  нам слишком  дорого.  К тому  же...  --  Атвар
замолчал, ему не хотелось продолжать.
     Кирел, надежный помощник, сделал это за него:
     --  К  тому  же теперь,  когда Британия показала, как  эффективен  этот
отвратительный  газ, все  тосевитские империи начнут использовать его против
нас.
     -- Да, -- с ненавистью прошипел Атвар. -- Они  не использовали газ друг
против друга, когда мы появились в этом ужасном ледяном мире. Наш анализ дал
абсолютно однозначные результаты. Однако у всех ведущих империй и не-империй
накопились  огромные запасы  чудовищных  веществ,  готовых  к  употреблению.
Теперь, когда  они знают,  что мы  уязвимы,  их  ничто не  остановит.  Какая
несправедливость!
     -- Вы правы, благородный  адмирал, -- согласился Кирел. -- Нашей группе
исторического анализа удалось найти объяснение этой аномалии.
     --  Мне  представляется, что искать рациональное  объяснение  поведения
Больших Уродов -- занятие  совершенно бесполезное,  -- вздохнул Атвар.  -- И
что же показал анализ?
     -- У Больших Уродов недавно шла большая  война, в которой ядовитые газы
сыграли  важную роль. Очевидно, применение  газов  вызвало у самих тосевитов
такое  отвращение,  что ни одна из  империй  не осмелилась использовать  его
первой, опасаясь ответных ударов.
     -- Редкий  случай логики среди тосевитов, -- с сарказмом заметил Атвар.
-- Однако нежелание применять газы  не помешало им производить их в огромных
количествах.
     -- Совершенно верно, -- сказал Кирел.  --  Ни одна из  империй не могла
доверять своим  соседям, каждая  хотела  иметь возможность отомстить  врагу,
если тот применит газы. Поэтому производство и исследования продолжались.
     --  Исследования!  --  Атвар  произнес  это  слово  как  проклятие.  --
Вещество, которое использовали британцы, оказалось очень сильным, но то, что
придумали дойчевиты, -- ты видел отчет?
     -- Да, благородный адмирал, -- ответил Кирел. Его обрубок хвоста мрачно
поник.  --  Сначала свет перед  глазами самца  меркнет, затем ему становится
трудно  дышать,  и  он  быстро  умирает.  Однако  мне  стало  известно,  что
существует противоядие.
     -- Да,  но если  ты  сделаешь себе инъекцию,  полагая, что вдохнул этот
газ, и ошибешься, то последствия будут практически аналогичными, -- с тоской
заметил  Атвар. --  Превосходная метафора для Тосев-3, не так ли?  Когда  мы
ничего не делаем, Большие Уроды начинают побеждать, но стоит нам предпринять
ответные шаги, как тут же возникают другие, не менее сложные проблемы.
     --  Верно,  -- согласился  Кирел и показал на карту.  -- Кстати, что мы
будем  делать,  чтобы  помочь  нашим силам, попавшим  в окружение в северной
Британии?  Нам  не удалось подавить британскую  артиллерию,  противник может
наносить удары по  любым точкам  окруженной территории. Чем ближе наши самцы
подходят к Лондону, тем чаще  им приходится преодолевать укрепленные  районы
-- мы несем огромные потери как в живой силе, так и в технике.
     -- Но это еще не самое худшее, -- заявил Атвар. -- Летать над Британией
становится все опаснее  для наших транспортных  кораблей.  Британцы каким-то
необъяснимым образом  продолжают поднимать в воздух  свою  авиацию  -- такое
впечатление,  что  она прячется под камнями.  А дойчевиты в северной Франции
научились сбивать  наши  машины,  когда  они возвращаются  после  рейдов  на
Британию. Мы уже потеряли несколько транспортных кораблей, дальнейшие потери
могут оказаться невосполнимыми.
     -- Верно, -- мрачно согласился Кирел.
     --  Если мы  начнем  использовать космические  корабли,  а  враг найдет
способ их сбивать... -- Атвар оборвал предложение.
     Не  вызывало ни малейших сомнений, что в таком случае  война с Большими
Уродами будет безнадежно проиграна.
     -- Так что же мы будем делать с нашими войсками, застрявшими в северной
Британии, благородный адмирал? -- спросил Кирел.
     Атвар вновь зашипел. Как  было  бы хорошо, если окруженные войска вдруг
взяли  и  перестали  существовать.  Впрочем, если Британия  будет продолжать
наносить по ним удары, то очень скоро так и будет. Однако Атвар хотел, чтобы
все закончилось иначе.
     -- Если бы нашим южным силам удалось обойти Лондон  с запада  -- но они
застряли на  береговой линии! -- тогда  мы без  проблем сумели бы их отвести
назад.
     -- Да, благородный адмирал, -- вежливо сказал Кирел.
     И хотя у него имелись все основания, он так  и не сказал, что  подобные
"если" не могут иметь место в стратегическом планировании.
     -- Мы могли бы осуществить отвод войск с севера, -- сказал Атвар, -- но
тяжелые  транспортные  корабли   там  не   посадить   --   даже  истребители
сталкиваются  с  серьезными  проблемами,  --  значит,  придется  оставить  в
Британии много ценного оборудования.
     Только теперь, когда  Атвар  произнес эти слова, он понял,  что уже  не
рассчитывает спасти  окруженные войска. Это  сражение Раса проиграла,  и ему
ничего не оставалось, как попытаться снизить цену поражения.
     Он надеялся, что Кирел будет  возражать. Атвар сформулировал свою мысль
в сослагательном  наклонении; капитан корабля может найти  поводы  для более
оптимистического взгляда на вещи. Однако Кирел ответил:
     -- Благородный адмирал,  если мы ничего  не предпримем,  то потеряем не
только  оборудование, но и самцов.  Нам нужно  сделать  все возможное, чтобы
ценное оборудование  не попало в руки британцев  --  иначе  они  обратят его
против нас.
     -- Верно, --  ответил Атвар.  В некотором смысле признание неизбежности
поражения развязывало руки. С другой стороны, оно вызывало  ужас. -- Если мы
отведем войска  из  северной части Британии, политические последствия  будут
непредсказуемыми и тяжелыми.
     -- Ну, ничего страшного не произойдет,  благородный адмирал,  -- заявил
Кирел, пытавшийся  успокоить своего командира. --  Мы не позволим  британцам
вмешиваться  в  события,  которые  происходят   на  материке,  а   остальные
тосевитские империи едва ли сумеют усилить натиск.
     --  Я имел в виду совсем другие  последствия, -- ответил Атвар. -- Меня
гораздо больше беспокоит настроение наших капитанов кораблей.
     -- Ах, вот вы о чем... Теперь я понял, -- задумчиво ответил Кирел. -- Я
полагаю, что  после побега Страхи никто из них не попытается внести раскол в
наши ряды.  Переход Страхи  на сторону  Больших Уродов пошел вам на  пользу,
поскольку дискредитирует позицию тех, кто выступал против вашего лидерства.
     -- Да, я сделал аналогичный анализ, -- сказал Атвар.
     Он  постарался  не  смотреть  в  сторону Кирела.  Страха  был  основным
соперником  Кирела в борьбе за лидерство  с  остальными капитанами кораблей.
Теперь  у  Кирела  не  осталось  серьезных  соперников.  После  Атвара Кирел
оставался  самым  авторитетным  офицером. Если  Кирел решит, что ему следует
занять место Атвара... Кирел не воспользовался своим шансом, но тогда на его
пути стоял Страха.
     -- Как  я уже говорил, нам удалось  реализовать часть наших целей после
вторжения в  Британию. Нам не следует  стыдиться результатов, достигнутых на
острове.
     --  Ты прав, -- согласился Атвар. Он  слегка приоткрыл  рот в печальном
смехе.  --  В  любом месте  Империи,  кроме  То-сев-3, частичная  реализация
поставленных  целей   считается  позором  и  заслуживает  наказания.  Здесь,
сражаясь против Больших Уродов, мы готовы праздновать любой успех.
     --   Относительным  оказывается   не  только   поведение  объектов  при
приближении  к скорости  света,  --  заметил Кирел. -- В своей среде, или на
Работев-2, или на Халесс-1 мы можем учесть  при планировании значение  почти
всех переменных факторов. Когда имеешь дело с  Большими  Уродами,  почти все
переменные имеют неопределенное значение.
     -- Верно, -- печально согласился Атвар. -- Иногда нам даже не известно,
что Переменная существует, пока она не появляется и  не кусает нас за кончик
хвоста.  К  примеру,  ядовитые  газы: у тосевитов накопились огромные запасы
отравляющих веществ, но они не применяли их друг против  друга.  Даже против
нас  они  решили  пустить их в  ход  только  сейчас.  Не  исключено,  что на
территории, находящейся под нашим  контролем,  находятся немалые запасы этой
дряни -- а мы ничего не знаем.
     -- Хорошая мысль, благородный адмирал, -- отметил Кирел. -- Нам следует
тщательно изучить арсеналы империй, находящихся под нашим контролем. Тогда у
нас появится возможность наносить ответные удары тосевитам.
     --  Проследи  за этим,  --  сказал Атвар. -- У них все  равно останется
преимущество, поскольку их защитные технологии лучше наших, -- он в смущении
сжал  и разжал  пальцы, -- но появление такого оружия в нашем арсенале может
оказаться полезным. Сегодня же начни расследование.
     -- Будет исполнено, -- сказал Кирел.
     -- Найдем мы  запасы ядовитых  газов  или нет, но  мы |  узнали  об  их
существовании  только  после   того,  как  британцы  оказались  в  отчаянном
положении и решились применить газы против нас.
     -- Причем с успехом, -- сказал Кирел.
     -- Да, с ошеломляющим успехом, -- согласился Атвар. -- Большие Уроды не
думают  о  будущем.  Если  они  придумают  способ  решить  свои  сегодняшние
проблемы, то пойдут на все. Меня бы не удивило,  если бы они в  конце концов
уничтожили сами себя. -- Он вздохнул. -- Да, сложное наступило время.
     --  Русские  использовали  атомную  бомбу  с тем же эффектом, -- сказал
Кирел. -- Когда мы начинаем  очень сильно давить на  тосевитов --  во всяком
случае на некоторых из них, -- они способны совершать удивительные поступки.
     --  Да,  удивительные,  --  сухо ответил Атвар.  -- Я  бы  даже  сказал
отвратительные.   Я  не  сомневаюсь,  что  несколько  империй  и  не-империй
продолжают работать над созданием атомного  оружия. И если мы надавим на них
слишком сильно...
     -- Но если  мы не  будем давить, благородный адмирал, как  нам выиграть
войну?
     --  Нашим  планировщикам  и  в  голову  не  приходило,  что  на Тосев-3
возникнут  такие  проблемы, -- сказал Атвар.  -- Клянусь  Императором, я  им
завидую!


        Глава 10

     Людмила Горбунова привыкла летать над бесконечными просторами Украины и
центральной России. Ей практически не приходилось видеть огромных хвойных  и
лиственных лесов, которые произрастали в северных районах страны.
     Вот и Псков окружали густые леса, а не  привычные ей степи. Бесконечные
зеленые  просторы  назывались "Лесной республикой",  и  советские  партизаны
разбивали  здесь свои лагеря и  штабы,  воюя с нацистами,  которые захватили
город. Теперь русские и немцы использовали леса в борьбе против ящеров.
     Впрочем,  ящеры  тоже их использовали. Людмила  сразу  поняла  огромную
разницу между  степями  и открытыми  равнинами  и лесами:  если  на равнине,
несмотря на все старания советских командиров, замаскировать солдат и орудия
было чрезвычайно сложно, в лесу это не составляло никакого труда.
     Только с самолета, который летал низко и  не слишком быстро, такого как
ее биплан  У-2,  можно  было увидеть,  чем занимается  враг.  Людмила уже  в
который  раз пожалела, что ее "кукурузник"  не  умеет летать низко и быстро.
Если ее заметит вражеский  вертолет, ей несдобровать -- он  легко догонит  и
расстреляет маленький самолетик.
     Она  пронеслась над лесной тропинкой и заметила на  ней  два грузовика,
которые направлялись  на север.  Грузовики  были  сделаны людьми --  один  в
Германии, другой, американский, скорее всего, ящеры захватили у  русских, но
место и направление движения без  сомнений указывали на то,  они принадлежат
ящерам.  Более того, если  ей удалось заметить  два, значит, где-то прячется
еще две дюжины плюс бронированные транспортеры и танки.
     Людмила слышала истории о пилотах  Красной Армии, которые спускались на
своих  самолетах  ниже  уровня деревьев и, пролетая над лесными  тропинками,
расстреливали все, что попадалось им на  глаза. За свои подвиги они получали
звание Героя  Советского  Союза. Иногда орден прикреплял на гимнастерку  сам
Сталин. Очень заманчиво, но...
     -- Меня обязательно прикончат, -- заявила Людмила так, словно спорила с
невидимкой, сидевшим рядом с ней в "кукурузнике".
     Она не боялась, что ящеры ее собьют, Людмила рисковала с тех самых пор,
как вступила в ряды Военно-Воздушных Сил. Но она сомневалась, что ей удастся
пролететь  по  недостаточно  широкой   тропинке  --  зацепиться  крылом   за
какое-нибудь  дерево не входило в ее планы. По крайней мере, так ее  учили в
летной школе.
     Оставалось только одно -- она развернулась и полетела в сторону Пскова.
У немцев достаточно артиллерии, чтобы обстрелять эту часть леса и территорию
к  северу от нее. Конечно,  у ящеров потери будут не слишком серьезными,  но
радости такой поворот событий им не доставит.
     И снова  Людмила пожалела о  медлительности  своего "кукурузника".  Чем
быстрее  она  доберется  до Пскова, тем меньшее расстояние пройдут вражеские
машины с  боеприпасами и провиантом по тропе и тем больше шансов нанести  им
значительный урон.
     Появились высокий каменный Кром и луковицы церквей -- значит, город уже
близко.  Старая  крепость  не  слишком сильно  пострадала, но  из  некоторых
церковных  куполов  были  вырваны целые  куски,  а  отдельные  части  здания
наклонялись  под самыми неожиданными углами. Несколько храмов, как, впрочем,
и гражданские здания лежали в руинах.
     Людмила,  верное дитя Октябрьской революции, не слишком беспокоилась за
судьбу церквей.  Если  бы  советское правительство  приказало  снести все до
единой, она бы пережинать не стала. Но тот факт, что их разрушили вторгшиеся
на территорию ее родины инопланетяне, сильно менял дело. Даже нацисты, пусть
и по совсем иным причинам, старались храмы не трогать.
     Вместо  того чтобы направиться  на  аэродром к востоку  от Пскова,  где
Людмила  обычно сажала свой  "кукурузник", она приземлилась  в самом  центре
парка,  как  в  тот первый  раз, когда они прилетели  в  город.  И снова  ей
удалось, ловко маневрируя, не задеть ни людей, ни домашних животных, которые
там паслись. Тут же появились солдаты и быстро утащили маленький самолетик в
укрытие.
     Людмила  же,  выбравшись  из   "кукурузника",  поспешила  в  Кром,  где
находился штаб генерал-лейтенанта Курта Шилла. То,  что  обороной советского
города руководил нацистский генерал, возмущало Людмилу, но с этим она ничего
не могла поделать -- по крайней мере пока. Сражаясь с ящерами, Шилл защищает
не только Псков, но и собственную задницу тоже.
     Вслед ей неслись вопросы, все хотели знать,  что