. мы могли говорить о чем-нибудь таком, что другим нельзя было слушать! - Это точно, - подтвердила худларианка. - Но медсестра Летвичи привыкла к оскорбительным замечаниям в свой адрес. Ваш монитор способен улавливать вашу речь - это нужно на тот случай, если вы почувствуете себя плохо и скажете об этом еще до того, как ухудшение вашего состояния зарегистрируют датчики. Лиорен сказал, что игра в скремман с новичком отвлечет пациентку Морредет от мыслей от болезни и поможет ей больше, чем любые его слова, и что Морредет он навестит завтра. Не дав Хьюлитту вставить и слова, медсестра продолжала: - Курс лечения Морредет предусматривает назначение ей на ночь снотворного, доза которого постепенно снижается, но до сих пор была очень высокой. Следовательно, теперь у нее будет больше времени на раздумья. Медалонт и Лиорен надеются, что со временем Морредет смирится со своей бедой. Вы, вероятно, заметили, что днем она старательно избегает оставаться одна. Что касается сегодняшней ночи, то я получила инструкции не говорить с ней долго, если только для этого не будет явной необходимости. У вас, землян, есть пословица, которая очень точно описывает создавшееся положение, но у меня такое чувство, что врач никогда не может быть жестоким для того, чтобы творить добро, а особенно - в отношении пациентки, которой может помочь дружеская беседа. Поэтому-то я и не согласна с назначенным курсом лечения. Речевая мембрана худларианки снова едва заметно дрогнула. Хьюлитт накрыл монитор ладонью в надежде, что тем самым не даст звуковому датчику уловить его слова. Ему не хотелось, чтобы откровения медсестры стали достоянием ушей кого-нибудь из старших медиков, которым взбредет в голову прослушать их разговор. - Вы спросили меня, как вам поступить, чтобы исправить свою ошибку, - добавила худларианка, собираясь уходить. - Если поймете, что она не спит, как оно скорее всего и есть, думаю, ничего дурного не будет, если вы перед ней извинитесь и поговорите с ней. Хьюлитт проводил взглядом сестру, удалившуюся от его кровати по тускло освещенной палате. Худларианка передвигалась совершенно бесшумно, невзирая на свой огромный вес. Он думал о том, что у этого создания со шкурой не тоньше стальной брони очень доброе сердце. "Мне не нужно быть эмпатом, - решил Хьюлитт, - чтобы понять, чего она от меня хочет". Сестре было запрещено разговаривать с Морредет. Причина запрета казалась ей недостаточно веской. Она сочла, что не нарушит указаний старших сотрудников, если за нее с Морредет поговорит кто-то еще. Глава 13 Хьюлитт лежал, положив подбородок на руку, согнутую в локте. Так ему была видна кровать Морредет. Палату оглашали негромкие звуки, издаваемые пациентами во сне. Он гадал, как скоро ему можно будет подойти к кельгианке. Кровать ее была зашторена, на потолке над ней горело пятнышко света, но, судя по его устойчивости, то светила лампа-ночник, а не экран видео. Вероятно, Морредет сейчас читала, а может быть, уже уснула, забыв выключить ночник. Хьюлитту показалось, что он слышит среди прочих звуков кельгианское похрапывание. Если Морредет спит, можно представить, что она скажет балде-землянину, разбудившему ее. Желая соблюсти тактичность, Хьюлитт решил дождаться, пока Морредет не сходит, как обычно, перед сном в ванную, и заговорить с ней потом, когда она вернется в кровать. Но что-то нынешней ночью никто не собирался пользоваться ванной, и Хьюлитту ужасно надоело пялиться на ряды тускло освещенных кроватей с инопланетянами и пятнышко света, упорно горевшее на потолке над кроватью кельгианки. "Уж лучше бы я видео посмотрел", - сокрушенно подумал Хьюлитт и решил, что нужно поскорее извиниться, а уж потом и самому поспать. Он сел, перебросил ноги через край кровати и пошарил ступнями по полу, пока наконец не нащупал шлепанцы. Оказалось, что днем шлепанцы производят куда меньше шума, чем ночью. Это и понятно - ночью в палате стояла тишина по сравнению с дневным гамом. "Если Морредет не спит, - решил Хьюлитт, - она услышит мои шаги, ну а если спит, извинюсь еще и за то, что я ее разбудил". Морредет лежала на здоровом боку, похожая на пушистый вопросительный знак. Она не укрылась одеялом, и единственной, если можно так выразиться, одеждой на ней был кусок серебристого пластыря. "Наверное, ей и так тепло, без одеяла", - решил Хьюлитт. Глаза кельгианки были закрыты, лапки поджаты и почти целиком спрятаны под непрерывно движущейся шерстью. Правда, шерсть двигалась тихо, беспорядочно, но это еще не значило, что Морредет спит. - Морредет, - тихо-тихо проговорил Хьюлитт. - Вы спите? - Да, - буркнула кельгианка, не открывая глаз. - Если вам не спится, - продолжал тем не менее Хьюлитт, - не позволите ли мне немного поговорить с вами? - Нет, - отрезала Морредет и тут же добавила: - Да. - А о чем бы вы хотели поговорить? - Говорите, о чем вздумается, - пробурчала кельгианка, открыв глаза, - кроме меня. "Трудновато будет, - подумал Хьюлитт, - разговаривать с существом, не умеющим врать и всегда говорящим только то, что думает, в особенности когда рядом нет никого, кто бы напоминал о правилах хорошего тона". Нужно было соблюдать предельную осторожность и стараться манерами не походить на кельгианина. Хьюлиттом вдруг овладело сильнейшее желание именно так, по-кельгиански честно, и поговорить с Морредет, но почему - этого он и сам понять не мог. "Почему я так думаю? - спросил он себя уже не впервые. - Это вовсе не похоже на меня". Вслух же он сказал: - Прежде всего я подошел к вам, чтобы извиниться. Мне не стоило в вашем присутствии так подробно рассказывать о своем пушистом зверьке. Я вовсе не намеревался огорчить вас. Теперь, когда я знаю о том, чем грозят вам последствия травмы, я понимаю, что поступил необдуманно, бесчувственно и глупо. Пациентка Морредет, я очень виноват перед вами. Некоторое время кельгианка молчала, реагируя на излияния Хьюлитта только тем, что взволнованно шевелила шерстью. Даже прямоугольник пластыря откликался на волнение кельгианки - он тоже шевелился. Наконец Морредет изрекла: - Ты не имел желания огорчать меня, поэтому сделал это не из глупости, а по неведению. Садись ко мне на кровать. Ну а еще почему ты пришел? Хьюлитт не нашелся, что ответить, и Морредет проворчала: - И почему это некельгиане ищут для ответа так много слов, когда хватило бы и нескольких? Я тебе задала такой простой вопрос. "И получишь простой, истинно кельгианский ответ", - решил Хьюлитт. - Меня интересуете вы и ваша травма. Но вы запретили мне говорить с вами об этом. Мне уйти? - Нет, - ответила Морредет. - А еще о чем-нибудь вы хотели бы поговорить? - О тебе, - коротко отозвалась Морредет. Хьюлитт растерялся, а Морредет продолжала: - У меня хороший слух, и я слышала почти слово в слово все, о чем ты говорил с медиками. Ты здоров, тебе не дают никаких лекарств. Только один раз ты выключился, и к тебе вызывали реаниматоров. Никто не знает толком, что с тобой. Я слыхала, как ты сказал психологу-землянину о том, как пережил отравление и падение, от которого, по идее, должен был разбиться вдребезги. Но в больницы помещают больных и раненых, а не тех, кто уже выздоровел. Ну, так что же с тобой? Или это что-то личное, что-то стыдное, о чем ты не хочешь говорить даже с представительницей другого вида, которой и стыд-то твой непонятен? - Нет-нет, ничего такого, - поспешно возразил Хьюлитт. - Просто, если я возьмусь вам про это рассказывать, уйдет много времени, особенно если я примусь объяснять кое-какие земные традиции и особенности поведения землян. Кроме того, если я стану рассказывать про свои несчастья, я начну вспоминать, как мало смогли для меня сделать земные врачи - ведь они не верили, что я чем-то болен. Словом, тогда я разозлюсь и кончу тем, что буду проклинать судьбу и жаловаться. Шерсть Морредет загуляла новыми, очень красивыми волнами. "Она что, заинтересовалась?" - гадал Хьюлитт. Наконец кельгианка фыркнула: - И ты туда же? Вот я поэтому и не хочу о себе говорить. Тогда бы ты пожаловался на то, что я тебе жалуюсь. - Ну, вам-то хоть жаловаться есть на что, - вздохнул Хьюлитт и тут же умолк, поскольку шерсть Морредет ощетинилась, а мышцы так напряглись, словно их свело судорогой. Хьюлитт торопливо добавил: - Извините, Морредет. Я говорю о вас вместо того, чтобы говорить о себе. О чем вам рассказать для начала? Кельгианка успокоилась, но шерсть ее так и осталась стоять торчком. Она сказала: - Расскажи мне про эпизоды твоей болезни, о которых пока не успел или не хочешь рассказывать Медалонту и другим врачам из-за того, что тебе стыдно или неловко. Может, твой рассказ отвлечет меня от грустных мыслей. Можешь рассказать? - Могу, - кивнул Хьюлитт. - Только не ждите ничего увлекательного и эротичного. В то время я жил на Земле у бабушки и дедушки, где не было пушистого зверька, с которым я мог бы играть. Тогда в моей жизни многое меня шокировало. У кельгиан бывает половое созревание? - Бывает, - буркнула Морредет. - А ты что думал, мы половозрелыми рождаемся? - Во время периода полового созревания многое может шокировать, - продолжал Хьюлитт, сочтя вопрос кельгианки риторическим, - даже совершенно нормальных, здоровых людей. - В таком случае расскажи подробно о том, какой ты испытал шок и как заболел, - сказала Морредет. - Если не можешь рассказать ничего поинтереснее. "Ведь мог же выбрать не такую интимную тему", - мысленно выругал себя Хьюлитт, поражаясь полному отсутствию растерянности. Может быть, дело было в том, что его собеседница принадлежала к другому виду, может быть, в понимании Хьюлитта разговор с пациенткой-кельгианкой ничем не отличался от пересказа симптомов мельфианину Медалонту или медсестре-худларианке. Вот только любопытство Морредет было сильнее и не носило врачебного свойства. Хьюлитт рассказывал кельгианке о том, как он перестал заниматься дома за компьютером и поступил в колледж, где все занимались в группах и, кроме того, поодиночке и командами выступали в спортивных соревнованиях. В спорте дела у него шли хорошо, а это давало преимущества в завоевании сердец девушек, благоволивших к атлетам. Морредет прервала рассказ Хьюлитта. - Что-то я не пойму, - сказала кельгианка, - ты на это жалуешься или этим хвастаешься? - Жалуюсь, - ответил Хьюлитт, и голос его прозвучал громче, в нем зазвенела давно забытая злость. - Потому, что я утратил все преимущества. Ничего не происходило. Ничего не получалось. Даже тогда, когда меня неудержимо влекло к какой-нибудь девушке, а ее, как мне казалось, ко мне, заканчивалось все крайне неудовлетворительно, горько и больно. - Но может быть, тебя сильнее влекло к кому-то или чему-то другому? Может быть, тебя влекло к девушке, которую не влекло к тебе? Или ты воспылал еще более сильными чувствами к одному из этих пушистых зверьков? - Нет! - тихо воскликнул Хьюлитт, оглянулся на тех, кто спал в своих кроватях, и шепотом добавил: - Да за кого вы меня, черт возьми, принимаете? - За очень больного землянина, - без запинки ответила Морредет. - Разве ты не потому здесь? - Да не был я настолько болен, и не в этом смысле, - запротестовал Хьюлитт и против воли рассмеялся. - Судя по тому, что говорили врачи в университете, я был совершенно здоров. Они говорили, что я - в физическом плане - просто совершенство. Они прокрутили меня через тысячу разных, в том числе и довольно гадких, тестов и заявили, что не находят у меня ни анатомических, ни гормональных отклонений, которые могли бы препятствовать процессу семяизвержения. И еще врачи говорили, будто бы я каким-то непонятным им бессознательным или волевым способом в самый критический момент производил сдерживание эякуляции. Резкое прерывание извержения спермы вызывало сильную боль и неприятные ощущения в области половых органов, продолжавшиеся до тех пор, покуда сперма не всасывалась. Врачи тогда решили, что это у меня на почве какой-то глубоко запрятанной детской травмы, которая проявлялась в приступах стеснительности такой силы, что это отражалось на физическом уровне. - А что такое "стеснительность"? - поинтересовалась Морредет. - Мой транслятор не передает кельгианского значения этого слова. Если существо всегда говорило только правду, нечего было и ждать, что оно поймет, что такое стеснительность. Объяснять такому существу, что такое стеснительность, - это все равно что объяснять слепому, что такое цвет, но все же Хьюлитт решил попробовать. - Стеснительность, - сказал он, - это психологическая преграда на пути к социальной активности. Это нематериальная стена, мешающая человеку сказать или сделать то, что ему нестерпимо хочется сказать или сделать. Стеснительность обусловливается эмоциональными причинами, как правило, непонятостью, ранимостью или трусостью. Среди землян стеснительность является обычным явлением в течение всего периода полового созревания - во время первых социальных контактов между противоположными полами. - Вот странно! - удивленно проговорила Морредет. - На Кельгии чувства, испытываемые особью одного пола к особи другого, скрыть невозможно. Если один испытывает очень сильные чувства, но ему не отвечают взаимностью, первый может либо упорствовать в своих попытках до тех пор, пока чувство не станет взаимным, либо может направить свои усилия на другой предмет. Самые упрямые, как правило, становятся самыми лучшими брачными партнерами. А нельзя ли было тебя вылечить психологическими методами, чтобы твоя стеснительность пропала и не мешала тебе успешно совокупляться? - Нет. - Хьюлитт обреченно покачал головой. Вот тут он впервые увидел, как замерла шерсть кельгианки, но только на миг, после чего разволновалась еще сильнее прежнего. Морредет промолвила: - Прости. Наверное, это тебя очень огорчает. - Да, - честно признался Хьюлитт. - Наверное, Старший врач сумеет тебе помочь, - добавила Морредет, пытаясь соединить честность с утешением. - Если Медалонт не сумеет вылечить тебя, для него это будет личное оскорбление. Как бы серьезно ни было заболевание или травма, считается, что в Главном Госпитале Сектора могут вылечить всех. Ну или почти всех. Хьюлитт смотрел на шерсть собеседницы, сейчас напоминавшую лужицу ртути. Он сказал: - У Старшего врача есть моя история болезни, но до сих пор он ни словом не обмолвился о моем недобровольном безбрачии. Может быть, как и университетские психологи, он полагает, что все дело в моей психике. Пусть я и не вступаю в близкий контакт с женщиной, но со мной все в полном порядке. В общем, когда стало ясно, что от психолога никакого толку, - продолжал Хьюлитт, искоса поглядывая на разбушевавшуюся шерсть Морредет, - он решил, что это я упрямлюсь и отказываюсь реагировать на все его старания в области психотерапии. Мне было сказано, что жить без контактов с женщинами, к чему я, вероятно, втайне стремлюсь, трудно, но можно. Так жили в прошлом многие уважаемые люди и при этом внесли богатый вклад в философию и другие науки. Многие писатели и учителя человечества подвергали себя добровольному безбрачию. Некоторые сублимировали сексуальную активность научной деятельностью. Хьюлитт замолчал, потому что шерсть Морредет расходилась не на шутку. Мышцы под покровом шерсти сводило судорогами, из-за чего кельгианка металась по кровати. - Вам плохо? - тревожно спросил Хьюлитт. - Позвать сестру? - Нет! - вскричала кельгианка. - Хватит с меня твоей дурацкой помощи! Хьюлитт лихорадочно соображал, что же делать: поднять шторы, чтобы кровать Морредет стала видна с сестринского поста, но потом вспомнил, что, вероятно, ее и так видно через монитор. Еще раз взглянув на корчащееся тело кельгианки, Хьюлитт прошептал: - Я же только хотел вам помочь! - Зачем ты так жесток? - прошипела Морредет. - Кто тебе велел сделать со мной такое? - Я... я вас... не понимаю, - ошеломленно протянул Хьюлитт. - Что я такого сказал? - Ты - не кельгианин, - проговорила Морредет в промежутке между судорогами. - Поэтому тебе не понять, какую психологическую боль я испытываю! Сначала ты болтал про то, как гладил свою пушистую зверушку, потом начал извиняться за бесчувственность. Теперь ты рассказываешь о себе, о том, что не можешь найти себе партнершу, но ведь каждому ясно, что ты говоришь обо мне, о моих несчастьях. Наверняка тебе велели сделать это! Когда раньше со мной пытался то же самое сделать Лиорен, я просто закрывала глаза. Ну, кто тебе велел так со мной разговаривать? Лиорен? Брейтвейт? Старший врач? И зачем? Первым порывом было все отрицать, но так получилось бы нечестно. Нельзя врать не умеющей врать кельгианке. Нужно либо смолчать, либо сказать правду. - Худларианка-сестра, - ответил Хьюлитт с глубоким вздохом. - Это она попросила меня поговорить с вами. - Но худларианка - не психолог! - горячо возразила Морредет. - Зачем бы ей проявлять такую жестокость? Ей не хватает квалификации! Чтобы какая-то недоучка издевалась над моими чувствами? Я на нее нажалуюсь Старшему врачу! Хьюлитт попытался унять гнев кельгианки и сказал: - Знаете, все, с кем я встречался в жизни, считали, что они хорошие, пусть и непрофессиональные, психологи. "И я тоже", - добавил он про себя. - Точно так же, как каждый считает себя превосходным водителем или думает, что обладает безупречным чувством юмора. Беда в том, что психологи чаще всего не сходятся друг с другом в подходе к лечению. Вы с этим согласны? О, вам больно? - Нет, - буркнула Морредет, - я злюсь. Учитывая то, к какому виду принадлежала Морредет, можно было не сомневаться - она сказала чистую правду. Глядя с возрастающей тревогой на то, как дергается тело и ходит ходуном шерсть кельгианки, Хьюлитт стал гадать, уж не ругается ли та сейчас на языке своей "шерстяной" мимики. - Не сердитесь на сестру-худларианку, - попросил Хьюлитт. - Она только сказала мне, что Лиорен спросил у Старшего врача Медалонта, нельзя ли снизить вам дозу снотворного, на что тот ответил ему согласием. Это сделано для того, чтобы у вас было больше времени на обдумывание того положения, в которое вы попали, чтобы вы, как они надеются, сумели бы с ним смириться. Для того чтобы способствовать этому, ночным дежурным сестрам запрещено с вами разговаривать - им разрешают только обмениваться с вами парой слов при обходе. Худларианка не согласна с таким курсом лечения, но субординация есть субординация. Она беспокоится о вас и, когда узнала, что я хочу перед вами извиниться за эту глупость насчет пушного зверька, попросила меня поговорить с вами. Но она вовсе не просила меня говорить с вами о чем-то конкретно, - продолжал Хьюлитт. - Только сказала, что я мог бы попытаться отвлечь вас от мыслей о ваших бедах. Увы, это мне не удалось, но это моя вина, и худларианка не имеет никакого отношения ни к моей бестактности, ни к вашей злости. - Ладно, не буду на нее жаловаться, - проворчала Морредет. - Но я все равно злюсь. - Понимаю. - Хьюлитт кивнул. - Я ведь тоже поначалу злился, чувствовал отчаяние, разочарование. Знаете, каково это, когда знаешь, что твои приятели хихикают у тебя за спиной и считают тебя сексуальным калекой? - Твоего увечья никто не видел, - огрызнулась Морредет, и от сильнейшей судороги ее тело откатилось к самому краю кровати. - Мои друзья не станут хохотать или свистеть у меня за спиной, нет, они будут ко мне так добры, что станут избегать меня, дабы я не видела, как я им отвратительна. Этого тебе не понять! - Постарайся лежать спокойно, проклятие! - неожиданно для самого себя перешел с кельгианкой на "ты" Хьюлитт. - Свалишься же с кровати, ударишься. Прекрати кататься! - Если тебе неприятно смотреть, убирайся, - буркнула Морредет. - Кельгиане иногда могут сдерживать чувства, но прятать их не умеют. Сильные эмоции связаны с непроизвольными движениями шерсти и тела. Ты этого не знал? "Нет, но теперь знаю", - мысленно проговорил Хьюлитт, а вслух сказал: - Даже земные психологи утверждают, что время от времени давать волю своим чувствам полезнее, чем держать их в себе. Но я не хочу уходить, я хотел поговорить с тобой и отвлечь тебя от мыслей о болезни. Пока это мне не очень-то удается, верно? - Тебе это удается просто ужасно, - фыркнула Морредет. - Но если хочешь - оставайся. Тело кельгианки продолжало дергаться, но уже не так сильно, и Хьюлитт решил рискнуть и сменить тему. - Спасибо, - поблагодарил он Морредет. - Да, ты права. Твое положение хуже моего, потому что твое увечье бросается в глаза. Но это вовсе не значит, что я не способен понять твои чувства - ведь много лет я мучился от той же беды, только не так сильно, как мучаешься ты. Также я не думаю, что эмоциональные травмы, пережитые мной - необходимость жить и работать в одиночку и избегать контактов с женщинами, - что все эти раны когда-нибудь затянутся окончательно. Я понимаю, что ты можешь чувствовать, но еще я знаю: ты не всегда будешь чувствовать себя так плохо. Тебе никогда не приходило в голову, что Лиорен может быть прав, а сестра-худларианка ошибается? - продолжал Хьюлитт. - Что лучше хотя бы время от времени смотреть правде в глаза, что лучше понять это здесь, в госпитале, где тебе оказывают помощь, а не дома, где, как ты говоришь, тебе придется так одиноко? Не думала ли ты о том, что не всегда тебе будет так плохо? Люди, да наверное, и кельгиане привыкают абсолютно ко всему... - Ты и говоришь, как Лиорен, - начала было Морредет, но тут случилось ужасное. Шерсть ее волновалась не сильнее, чем прежде, непроизвольные подергивания утихали, поэтому Хьюлитт никак не ожидал новой судороги, из-за которой тело Морредет вытянулось в длинный пушистый цилиндр и скатилось с кровати. Не тратя времени на раздумья, Хьюлитт бросился к кельгианке, подхватил ее и уложил обратно на кровать. Пальцы Хьюлитта сомкнулись как раз на прямоугольнике пластыря, и под их давлением ткань пластыря съехала с перевязанной раны. Кельгианка жалобно застонала, и стон ее был похож на звук фальцета сирены, потом ее тело снова дернулось и перекатилось к другому краю кровати - туда, где теперь стоял Хьюлитт. Хьюлитт покачнулся и упал на пол. Морредет накрыла его собой. - Сестра! - закричал землянин. - Я здесь, - спокойно проговорила худларианка, уже проникшая за ширму и наклонившаяся над Морредет и Хьюлиттом. - Вы ранены, пациент Хьюлитт? - Н-нет, - пробормотал Хьюлитт. - Пока - нет. - Это хорошо, - сказала сестра. - ДБЛФ никогда не используют свои лапки в драке, поэтому скорее всего вам ничего не грозит. Мне нужна помощь, но я не хотела бы звать вторую сестру и терять время. Поможете мне? "Помогу ли я вам?" - изумился про себя Хьюлитт. Он издал звук, который и сам вряд ли бы смог перевести, но сестра-худларианка почему-то сочла этот звук знаком согласия. - Ваше теперешнее положение на полу идеально для выполнения моего плана, - продолжала медсестра. - Вы должны крепко держать пациентку Морредет. Прошу вас, обхватите ее руками и покрепче ухватите за шерсть на спине. К сожалению, четыре конечности нужны мне для удержания тела в равновесии, так что у меня остается одна, чтобы помочь вам держать больную, и вторая - чтобы ввести ей седативное средство. Прошу вас, держите ее покрепче, но не делайте ей больно. Вот так, хорошо. Совместными усилиями им удалось удержать кельгианку, которая продолжала издавать писклявые стоны, при этом изо всех сил стараясь вырваться из объятий Хьюлитта, разгуливая по его груди, животу и лицу всеми двадцатью лапками. К счастью, лапки у нее были короткие, тонкие и слабые и не имели когтей. Подушечки на лапках напоминали затвердевшие губки. У Хьюлитта было такое ощущение, будто по нему колотят барабанными палочками. Это скорее удручало, чем приносило боль. Видимо, из-за непрерывных телодвижений Морредет вспотела - в ноздри Хьюлитта ударил запах, смутно напоминавший аромат перечной мяты. На него вдруг навалилась слабость, показалось, будто бы силы покидают его, ладони вдруг стало покалывать, предплечья загорелись в тех местах, где прикасались к шерсти Морредет. Это чувство было незнакомо Хьюлитту, и ему вдруг стало так щекотно, что он с трудом сдерживал смех. Внезапно Морредет выгнула спину дугой и попыталась вырваться. Хьюлитт еле удержал ее. - Простите, у меня руки вспотели, - извинился он перед медсестрой. - Она чуть не выскользнула. - Вы молодчина, пациент Хьюлитт, - похвалила его сестра, убирая шприц в бокс. - Еще несколько секунд - и я закончу. Вы на время утратили хватку из-за того, что перемазались в мази, которой пропитана повязка, и в поту пациентки. Кроме того, мне известно, что увлажнение кожи внутренней поверхности рук у землян происходит иногда в отсутствие повышенной физической активности и не всегда связано с повышением температуры тела. Это явление может служить признаком сильной эмоциональной реакции на стрессовую ситуацию... - Но у меня не только ладони вспотели, - вяло запротестовал Хьюлитт, - а руки до локтя. - В любом случае, - невозмутимо отозвалась медсестра, - вам ничто не угрожает. Кельгианские патогенные микроорганизмы не смогут преодолеть межвидовой барьер, и... О, похоже, пациентка Морредет уснула. Кельгианка действительно перестала сучить лапками, и ее тело всем весом надавило на грудную клетку Хьюлитта. У сестры теперь были свободны два щупальца, и она подхватила ими Морредет где-то в районе центра тяжести, подняла и уложила на постель. К тому времени, когда Хьюлитт поднялся с пола, Морредет уже лежала на кровати в форме буквы "S" - видимо, отдыхая, кельгиане предпочитали принимать именно такую форму. Медсестра меняла повязку на ране кельгианки, и Хьюлитт успел поймать взглядом участок оголенной кожи и бледной, безжизненной шерсти. - Пациент Хьюлитт, - посоветовала землянину сестра, - пожалуйста, сотрите с рук мазь. Вам она не повредит, но запах может не понравиться. А потом возвращайтесь к своей кровати и постарайтесь уснуть. Попозже я подойду к вам и проверю, нет ли у вас мелких царапин, которые вы могли не заметить из-за испуга и волнения. Кстати, пока вы не ушли, - продолжала сестра, - прошу извинить меня за то, что я не сразу поспела. Ваш медицинский монитор оборудован микрофоном и записывающим устройством - для того, чтобы впоследствии можно было прослушать записанные материалы. Судя по тому, как протекала ваша беседа с пациенткой Морредет, было ясно, что ей вот-вот понадобится успокоительное средство, но средство это новое, и если на месте нет Старшего врача, я вынуждена перед тем, как ввести его пациенту, консультироваться с Отделением Патофизиологии. Только поэтому я и не явилась на ваш зов сразу. Хьюлитт рассмеялся: - А я-то еще думал, что вы быстро прибежали! Но если наш разговор с Морредет записывался, это же значит, что вам грозят неприятности из-за того, что вы сказали, - вернее, из-за того, что я сказал, что вы сказали насчет вашего несогласия с распоряжениями о снижении Морредет дозы снотворного и запрета разговаривать с пациенткой? Да, а как она сейчас? - спросил Хьюлитт. - Вы уверены, что с ней все будет хорошо? Трудно было сказать, о чем думает худларианка, но Хьюлитту показалось, что она встревожена. - Запись с вашего монитора прослушают несколько сотрудников, включая Медалонта, Летвичи и Лиорена. В мой адрес будет высказано много критических замечаний. Но вы уже заметили, наверное, что у худлариан кожа толще, чем у любых других существ. Спасибо вам за заботу, пациент Хьюлитт, а теперь, прошу вас, возвращайтесь к себе. Морредет чувствует себя хорошо и мирно спит... Худларианка запнулась. Спокойная рябь на шерсти Морредет вдруг резко затихла. Кончик щупальца медсестры быстро скользнул к основанию черепа Морредет - вероятно, она решила пощупать пульс. Затем худларианка достала из сумки с инструментом сканер и подвесила его к груди пациентки в двух местах. Второе щупальце сестры нажало клавишу на коммуникаторе, и на потолке над кроватью кельгианки быстро замигало пятнышко красного света. - Реанимационная бригада, - медсестра почти кричала, - седьмая палата, двенадцатая кровать, кельгианка-ДБЛФ. Пять секунд после останови! обоих сердец... Пациент Хьюлитт, быстро ложитесь. Скорее! Хьюлитт отвернулся от кровати кельгианки, не в силах смотреть на неподвижное тело Морредет и на ее замершую шерсть. Он вышел за ширму, но к своей кровати не пошел. Он ждал около ширмы, пока минуту спустя не появилась реанимационная бригада. Красное пятнышко на потолке погасло. Все звуки, исходившие от постели Морредет, стихли - реаниматоры установили звукоизоляционное поле. Вероятно, это было сделано, чтобы не беспокоить других пациентов, а не только для того, чтобы Хьюлитт не слышал, что там, за ширмой, происходит. Он не знал, сколько простоял в темноте, глядя на темные силуэты, скользившие по полотнищам ширмы. Он изо всех сил прислушивался, но так ничего и не услышал. Наконец из-за ширмы вышли реаниматоры. Но они покинули палату, не сказав ни слова, и любопытство Хьюлитта так и осталось неудовлетворенным. Медсестра-худларианка, судя по ее тени, неподвижно стояла около кровати Морредет. Хьюлитт ждал, как ему показалось, немыслимо долго, но худларианка так и не вышла к нему. Тоскливо, виновато и разочарованно Хьюлитт развернулся и побрел в ванную, чтобы смыть с рук остатки кельгианской мази. Потом он лег в постель и закрыл глаза. Дважды среди ночи он слышал, как тихо ходит по палате медсестра. Все пациенты спали, кроме него, - а он притворялся, будто спит. Но сестре не надо было ни о чем его спрашивать - за него говорил монитор. Вероятно, сестра чувствовала себя виноватой в случившемся - ведь это она попросила Хьюлитта поговорить с Морредет. Но и Хьюлитт чувствовал себя виноватым и боялся о чем-либо спрашивать сестру. Он лежал тихо-тихо и в отчаянии гадал: неужели он мог кого-то убить только тем, что поговорил с этим существом? Хуже он себя в жизни не чувствовал - ни физически, ни морально. Он так и не уснул. Вспыхнули потолочные лампы. На дежурство вышла утренняя смена. Глава 14 Утренний обход получился каким-то скомканным. Старшего врача Медалонта сопровождала вместо вереницы практикантов только Старшая сестра Летвичи. Подходили они исключительно к самым тяжелым больным и большую часть времени провели у постели Морредет, по-прежнему загороженной ширмой и звукоизоляционным полем. Медики все еще находились там, когда около кровати Хьюлитта остановились по пути в ванную Хоррантор и Бовэб. Первым заговорил дутанин. - Пожалуй, в скремман сегодня играть не придется, - проворчал Бовэб. - Похоже, никто не знает, что стряслось с Морредет. Я попробовал выспросить у сестры-кельгианки, но ты же знаешь этих кельгиан - они или выкладывают всю правду, или вообще помалкивают. А ты что-нибудь знаешь? Хьюлитт все еще чувствовал себя виноватым в случившемся, и говорить об этом ему не хотелось. Но эти двое были друзьями Морредет - ну, пусть не друзьями, но хотя бы хорошими знакомыми, и они имели право знать правду. Лгать им Хьюлитт не собирался, но он не был и кельгианином, поэтому мог слегка и приврать. - У нее был приступ, - объяснил он. - Медсестра вызвала бригаду реаниматоров и сказала им, что у Морредет остановились сердца. Когда они прибыли, они закрыли кровать звукоизоляционным полем. Что там происходило потом - я не знаю. - Мы, наверное, все проспали, - вздохнул Хоррантор. - Но худларианка добрая и поговорить любит. Может, она нам все расскажет, когда вечером сменит кельгианку. - Хоррантор запнулся и указал в сторону сестринского поста. - Вы поглядите, кто идет по палате вместе с падре Лиореном. Торннастор! Что он тут делает? Существо, о котором шла речь, принадлежало к тому же виду, что и Хоррантор, но было гораздо крупнее. Его шкура была испещрена морщинами, ну и конечно, оно шагало на всех шести ногах. Ответ на вопрос Хоррантора поступил как бы сам собой. Лиорен и Торннастор остановились около кровати Морредет и исчезли за ширмой. Следом за ними там же исчезла сестра-кельгианка с антигравитационной каталкой. - Да уж, там теперь небось тесновато, - отметил Хоррантор. Никто ему не ответил. Молчание затянулось. Хьюлитта все время преследовал образ Морредет, неподвижно лежавшей на кровати, и, чтобы немного отвлечься, он спросил: - А кто такой Торннастор? - Я его раньше никогда не видел, - ответил ему Хоррантор. - Но это наверняка Торннастор, потому что в госпитале, кроме меня, есть только один тралтан, и он диагност. Торннастор - Главный патофизиолог госпиталя. Говорят, он редко выходит из лаборатории и пациентов видит только мертвых или разрезанных на куски. - Хоррантор! - оборвал друга Бовэб. - Деликатности у тебя - как у пьяного кельгианина. - Ой, простите, - извинился тралтан. - Что-то я не то сказал, правда... Смотрите, они выходят. Первой из-за ширмы появилась кельгианка. Она толкала перед собой каталку, колпак которой теперь был закрыт. За ней следом вышли Торннастор, Медалонт и Летвичи. Шторы убрались в щели на потолке, и около пустой кровати остался только Лиорен. Тарланин несколько секунд постоял, уставившись всеми четырьмя глазами в пустоту, а затем тронулся с места, но за другими не пошел. - Сюда идет, - прорычал дутанин - это он так шептал. - Хьюлитт, и вроде бы на тебя смотрит. И действительно, Лиорен, глядя на Хьюлитта двумя глазами, шел к кровати землянина. Остальные два глаза он соответственно направил на Хоррантора и Бовэба. Приблизившись, он сказал: - Прошу простить, что прервал ваш разговор, друзья, но мне нужно поговорить с пациентом Хьюлиттом наедине. - Конечно, падре, - ответил Хоррантор, а Бовэб добавил: - Мы как раз собирались уходить. Дождавшись, когда тралтан и дутанин отойдут подальше, тарланин уточнил: - Надеюсь, вам сейчас удобно со мной поговорить? Уделите мне некоторое время? Хьюлитт ответил не сразу. Он впервые видел падре так близко. Он, правда, смотрел библиотечные записи о тарланах, но к личной встрече оказался не готов. Код физиологической классификации тарлан был БРЛГ, и они представляли собой существа на четырех коротких ножках, с телом в форме конуса. У тарлан имелось по четыре срединных конечности на уровне пояса - эти конечности были длинными, суставчатыми и мускулистыми и служили для поднятия тяжестей. Еще четыре конечности, предназначенные для выполнения более тонкой работы, росли на уровне шеи. На одинаковых расстояниях друг от друга по окружности головы на стебельках располагались четыре глаза, способные двигаться независимо друг от друга. Рост взрослого тарланина, как утверждал библиотечный компьютер, равнялся восьми футам, но Лиорен превышал средние показатели как ростом, так и массой тела. Созерцание тарланина в непосредственной близости вовсе не порадовало Хьюлитта. Учитывая события прошедшей ночи, он не рассчитывал услышать ничего хорошего. Вместо того чтобы ответить на вопрос священника, он сам спросил его о том, что мучило его последние шесть часов: - Что случилось с Морредет? Выражение странного, искривленного лица тарланина оказалось прочесть еще сложнее, чем худларианское. Лиорен ответил: - Мы не знаем, что случилось с Морредет, но сейчас она чувствует себя хорошо, с ней все в порядке. Учитывая профессию Лиорена и не забывая о том, что кровать Морредет опустела, Хьюлитт решил, что слова падре не что иное, как утешение осиротевшему другу. Но Хьюлитт мечтал услышать не это. Неожиданно звуки, оглашавшие палату, стихли - срединной рукой Лиорен нажал клавишу включения звукоизоляционного поля. Хьюлитт пока не понял, каким из отверстий на лице тарланин разговаривает но голос Лиорена звучал спокойно и мягко. - Похоже, за случившееся ответственны трое. Сестра-худларианка, я и вы. Мне бы хотелось начать с вашего вклада в происшедшее. Не дав Хьюлитту и рта раскрыть, тарланин продолжал: - Худларианка уже сказала мне, что ваш ночной разговор был записан монитором и внесен в историю болезни в целях последующего изучения. Предыдущие разговоры были записаны без вашего ведома и разрешения в связи с необычностью вашего заболевания. Медалонту показалось, что, будучи в неведении на предмет записи, вы поведете себя более раскрепощенно, а то, что вы скажете, окажется во много раз ценнее всех ваших бесед с врачами, хотя большая часть записей никакого клинического значения иметь не будет. Теперь вы знаете, что все сказанное вами записывается, но больше ваших слов меня интересует ваша эмоциональная реакция на травму пациентки Морредет. Родились ли у вас какие-либо сильные чувства в отношении ее увечья и хотите ли вы поговорить о них? Хьюлитт немного успокоился. Он ожидал от Лиорена выговора, но теперь понял, что больничный священник не собирается его ругать. - Хочу, - кивнул Хьюлитт. - Но многого от меня не ждите, падре. Никаких особо сильных чувств по поводу травмы пациентки Морредет я не испытываю, кроме обыкновенного сочувствия к беде существа, не являющегося моим близким другом. Когда я узнал, как много для нее значит повреждение шерсти, я попытался помочь ей разговором о том, что пережил в период с десяти до двадцати лет. Вероятно, я ляпнул что-то лишнее. - Я бы так не сказал, - возразил Лиорен. - Вы пытались найти верные слова в очень непростой с эмоциональной точки зрения ситуации. Кое-что из сказанного вами... Скажите, та проблема, о которой вы говорили с пациенткой Морредет, разрешена или нет? В вашей истории болезни говорится о том, что вы не женаты и не имели даже кратких связей с лицами противоположного пола. Удивившись тому, что разговор о Морредет так резко перескочил на него, Хьюлитт ответил: - Нет, проблема не разрешилась. Я чувствую себя неловко в женском обществе, невзирая на то что у меня сохранилась нормальная физическая реакция на женщин, да и сам я по-прежнему привлекателен для них. Я страшусь возврата стресса, я страшусь за себя и за свою потенциальную партнершу. Я страшусь той боли, которая заменяет мне наслаждение. Мне бы не хотелось, чтобы это повторилось... Но почему вы спрашиваете об этом? Вы осуждаете мое поведение? Вы полагаете, что это скорее вопрос морали, нежели медицины? - Нет, это медицинский вопрос, - не задумываясь отозвался Лиорен. - Но если эта тема волнует вас так, что вы чувствуете - вам необходим духовный совет или руководство, прошу вас, скажите мне об этом. Я располагаю обширными знаниями о многочисленных табу и верованиях Федерации и смогу вам помочь. Меня очень интересуют и ваши верования, если они у вас есть. Если вы неверующий, не волнуйтесь. Я не собираюсь ни проповедовать, ни вовлекать вас в веру. Одна из причин, по которой я задал вам этот вопрос, - продолжал падре, - состоит в том, что я больше не занимаюсь врачеванием. Но когда-то я был опытным медиком, и порой мне интересно переигрывать моих бывших коллег. Частенько их это обижает, бьет по их профессиональной гордости. Да и кто я такой, чтобы осуждать другого, избравшего безбрачие? - Простите, падре, - выдавил Хьюлитт. - Что-то я нынче не слишком расположен к общению. Скажите конкретно, что бы вам хотелось узнать? Лиорен издал долгий булькающий звук, который транслятор переводить не стал, и сказал: - Все, что вам хотелось бы мне рассказать. Но прежде всего мне кажется, что вас по-прежнему удручает ваша затянувшая девственность, но об этом вы так подробно поведали в разговоре с Морредет, что теперь говорить об этом не стоит. А мне бы хотелось узнать, не было ли в вашей жизни других эпизодов - физических, психологических, религиозных, которые бы вас беспокоили, а медикам казались пустяками, не имеющими значения, и потому они не отразили эти эпизоды в вашей истории болезни. Помните ли вы что-либо в таком роде? - Ну, если этого нет в моей истории болезни, - вздохнул Хьюлитт, - наверное, я и сам позабыл об этом. Стоило мне почувствовать, что со мной что-то не так, я непременно об этом рассказывал. Жаловаться вошло у меня в привычку. Мгновение Лиорен молчал. Когда он заговорил вновь, Хьюлитту показалось, что падре смущен и взволнован. Тарланин устремил на землянина все четыре глаза. - Случай у вас на редкость необычный, пациент Хьюлитт, - сказал священник. - Мы изучали ваши разговоры с Медалонтом, Брейтвейтом и худларианской сестрой, а также с тремя вашими партнерами по карточной игре, слушали беседу с Морредет, в которой вы выказали редкую деликатность и чувствительность. На основании всего этого мы заключили, что у вас немного неладно с психикой. Учитывая, что вы всю жизнь воюете с медиками, таких отклонений можно ожидать, но при этом личность ваша сохранила устойчивость и организованность. Если в вашем заболевании присутствует психологический компонент, в чем мы уже начали сомневаться, то он упрятан так глубоко, что пока не видно даже его следов. - Я же всем и каждому тут твердил, что дело вовсе не в моем воображении, - возмутился Хьюлитт. Лиорен, не обращая внимания на его возмущение, продолжал: - Объективно вы являете собой совершенно здорового землянина-ДБДГ. Помимо необъяснимого сердечного приступа, имевшего место в день вашего поступления в госпиталь, ваш монитор постоянно регистрирует оптимальные параметры всех жизненно важных показателей. Правда, в настоящее время параметры немного понижены, но это можно отнести на счет бессонной ночи. Не сомневаюсь, вы волновались за Морредет. - Итак, у меня все в порядке с головой и тело супермена, - не пытаясь скрыть злость, съязвил Хьюлитт. Наверняка его собираются выписать из госпиталя как симулянта. - Спасибо, что еще раз напомнили мне об этом, падре. Что мне вам еще рассказать? Тарланин склонился к Хьюлитту и открыл рот. Впервые землянин увидел, какие у Лиорена острые и большие зубы. Хьюлитт поздравил себя с тем, что смог удержаться и не вскочить с кровати, рванув по палате куда глаза глядят. Поистине, тут можно было привыкнуть ко всему. - Не знаю, - отвечал падре. - Что угодно. Что-нибудь такое, что, как вы, земляне, говорите, позволило бы мне "запустить зубы" в вашу проблему. - З-зубы? - выдавил Хьюлитт, не отрывая глаз от открытого рта собеседника. Заставив себя хохотнуть, он проговорил: - А знаете, у меня с зубами никаких проблем. Было кое-что, когда я был маленький, на Этле, но это пустяки. Мне было семь лет, и у меня начали прорезываться два коренных зуба, а молочные все не желали выпадать. Десны у меня болели, но я гораздо больше боялся, что зубная фея не положит мне под подушку денег за выпавшие зубы. Вы знаете про зубную фею? Ну, это я потом как-нибудь расскажу. Когда стал прорезываться третий коренной зуб, а молочный отказывался выпадать, наш стоматолог утратил всякое терпение и удалил мне все три молочных зуба. Затем мои зубы вели себя образцово, и всякий раз на подушке меня ждали деньги от зубной феи. Но наверное, это глупо - рассказывать вам про зубы. - Кто знает, что в вашем случае глупо, а что нет, - задумчиво проговорил священник. - Но, пожалуй, я с вами согласен. Можете припомнить еще какие-нибудь не внесенные в историю болезни важные случаи? Хьюлитт стал рассказывать, и чем дальше, тем больше вспоминал разных случаев. К его удивлению, в истории болезни фигурировали даже самые пустяковые эпизоды. Последовал нудный перечень обычных для мальчишки ушибов и порезов. Порезы и ссадины у него всегда заживали очень быстро, хотя некоторые из них поначалу казались такими глубокими, что их следовало бы зашить. - В детстве и юности я не любил докторов, - сказал Хьюлитт. - Потому что они упорно прописывали мне лекарства, думая, что от них станет лучше, а все выходило с точностью до наоборот. Сначала мне показалось, что и Медалонт - не исключение, но он отменил все лекарства, и пока со мной ничего страшного не произошло, кроме сердечного приступа в первую ночь. Мне продолжать, падре? Вам такие сведения от меня нужны? - Сам не знаю, какие сведения мне нужны, - признался Лиорен. - Да и услышь я от вас нужные мне сведения, вряд ли бы я понял, что это именно то, чего я жду. Но если все, что вы и множество лечивших вас докторов говорите, правда, и учитывая два имевших место необычных клинических явления, остается одно вероятное объяснение. Для меня оно более очевидно, чем для вас, хотя я и неохотно с ним соглашаюсь. Тарланин еще ближе наклонился к Хьюлитту, и землянин заволновался: не упадет ли на него тяжеленный священник. Хьюлитт почти физически ощутил волнение падре. - Пациент Хьюлитт, - спросил Лиорен, - являетесь ли вы членом религиозной секты? - Н-нет! - вырвалось у Хьюлитта. - До своей гибели при авиакатастрофе, - продолжал священник, - являлись ли ваши родители членами какой-либо секты? А ваши бабушка и дедушка? Вероятно, эта секта была крайне малочисленной, поскольку не могла расширить ряды своих последователей, существуя в окружении материалистов. Наверняка приверженцы этой секты придерживались высоких правил морали, были преданы своим верованиям и отличались непоколебимой верой. Вы тогда были очень маленьким, но, может быть, ваши родители все же наставляли вас в вере? - Нет, - снова ответил Хьюлитт. - Вы достаточно хорошо подумали? - возразил падре. - Подумайте как следует. Он отклонился назад. Хьюлитт не понял, что это означает - успокоение или же разочарование. - Простите, падре, - сказал он. - Вы ранее спросили меня насчет моего отношения к религии, и я отказался от вашей помощи. Я думал, вы сразу поняли, что я - человек неверующий. Так зачем же вы задаете мне столько вопросов на тему религии? Повторяю: я никогда не был верующим. Хьюлитт ужасно обрадовался тому, что кровать загорожена звукоизоляционным полем - падре Лиорен заговорил настолько громко, что в противном случае его было бы слышно на другом конце палаты. - Я задаю эти вопросы потому, что вынужден их задавать. Религиозные воззрения порой в значительной мере сказываются на психике пациентов. А в особенности я их задаю из-за того, что произошло сегодня ночью. После вашего разговора с пациенткой Морредет, - взволнованно продолжал Лиорен, - пациентка, состояние которой до тех пор не внушало опасений, сильно разнервничалась, что в итоге привело к тяжелейшим спазмам. Вы помогали дежурной сестре удерживать пациентку, когда худларианка делала ей укол успокоительного. Затем у нее остановились оба сердца. Можно было бы как-то по-другому назвать ваши действия, но факт остается фактом - то, что вы сделали, называется не иначе как "наложение рук". Когда прибыла реанимационная бригада, - чуть спокойнее проговорил падре, - реаниматоры пришли в ярость - второй раз за два дня их вызвали в эту палату, и оба вызова в итоге оказались ложными. Торннастор в полном изумлении, что редкое явление для главы Отделения Патофизиологии. Он попросил перевезти Морредет в его лабораторию для более тщательного обследования. Произошло невероятное. А пациентка Морредет счастлива безмерно, потому что на месте ранения у нее выросла новая прекрасная шерсть. Лиорен немного помолчал, потом добавил почти извиняющимся тоном: - Наш госпиталь славится тем, что тут непрерывно творят медицинские чудеса, но то, что случилось с Морредет, - поистине чудо. Даже я в недоумении. А как вы все это объясните, пациент Хьюлитт? Глава 15 Прошла неделя после перевода Морредет в Отделение Патофизиологии, и Хьюлитт заметил, как изменилось к нему отношение - но не в худшую сторону, так что жаловаться было нечего. Старший врач Медалонт одаривал его считанными словами. Он явно ничем не мог помочь Хьюлитту. Старшая сестра Летвичи вела себя почти что обходительно, сестра-худларианка не утратила дружелюбия, однако стала куда менее разговорчива. Когда Хьюлитт, Хоррантор и Бовэб попробовали сыграть в скремман втроем, землянину показалось, что его партнеры словно языки проглотили - если они, конечно, у них имелись. Все вокруг него, как любила говорить бабушка Хьюлитта, ходили на цыпочках. Единственным, кто был готов подолгу разговаривать с Хьюлиттом, оставался Лиорен, чьи визиты почти всегда заканчивались горячими религиозными спорами, которые Хьюлитт, убежденный атеист, предпочитал именовать философскими диспутами. Что бы эти споры собой ни представляли, они помогали Хьюлитту скоротать время днем и давали почву для ночных раздумий. За это землянин был несказанно благодарен падре. Правда, когда Лиорен, как, например, сегодня, возвращался к разговору о том, что случилось с шерстью Морредет, Хьюлитт предпочел бы беседовать с кем-нибудь другим. - Сегодня, до того, как я пришел к вам, я побеседовал с Морредет, - сообщил тарланин. - И она сказала мне, что в Отделении Патофизиологии у нее не находят никаких отклонений от нормы. Отросшая шерсть выглядит великолепно, не собирается выпадать, и Торннастор уже не видит причин задерживать Морредет в госпитале и, наверное, скоро выпишет ее. На тот случай, если ей не удастся до отъезда повидаться с вами, она просила передать вам свои наилучшие пожелания и благодарность за то, что вы для нее сделали... за то, что вылечили ее. - Но я ничего не сделал! - запротестовал Хьюлитт. - Я только дрался с ней, вот и все! Между прочим, я просил вас передать это Морредет. - Я передал, - кивнул Лиорен. - Но она сказала, что на всякий случай благодарит вас - а вдруг вы все-таки что-то сделали. Знаете, она тоже не слишком сильно верит в чудеса. - Чудес не бывает, - проворчал Хьюлитт - в последние дни он часто произносил эту фразу. - Бывают какие-то природные явления, которые нам пока непонятны или просто нами не изучены. А когда мы начинаем понимать, как происходит то или иное чудо, мы совершаем его по несколько раз в день и даже не задумываемся об этом, верно? Хьюлитт включил свой прикроватный компьютер и запросил библиотечное "меню" в надежде, что Лиорен поймет намек и уберется. Хьюлитт уже поступал так прежде, и падре не обманывал его ожиданий. - Вы правы, несколько веков назад передача изображения на расстояние была бы сочтена чудом, - по-своему понял намек Хьюлитта тарланин. - Морредет очень рада и горда тем, как теперь выглядит ее шерсть. Она упросила меня провести рукой по ее бокам и убедиться в том, что шерсть пушиста и подвижна. Она утверждает, что еще никогда в жизни не чувствовала себя настолько хорошо. На Тарле к подобным прикосновениям прибегают только при интимной близости и эмоциональном подъеме, но Морредет так просила меня потрогать ее шерсть... Знаете, в такие моменты я становлюсь настоящим трусом. Ощущения у меня были удивительные, совершенно неожиданные, их очень трудно описать. Я чувствовал себя... - Глупо? - подхватил Хьюлитт. - Вот и я себя идиотски чувствовал, когда то же самое произошло с Хоррантором. Медалонт попросил меня - в порядке эксперимента - возложить руки на поврежденную ногу тралтана. Как утверждает наш Старший врач, выздоровлению Хоррантора мешают какие-то осложнения. Рядом стояли сам Медалонт, Летвичи, еще две медсестры-орлигианки и реанимационная бригада - на случай, если произойдет нечто из ряда вон выходящее. Думаю, все они, даже сам Хоррантор, очень обрадовались, когда не произошло ровным счетом ничего. Во второй раз чуда не получилось. Вы уж простите. - Не надо извиняться, - возразил Лиорен. - Я вас понимаю, как никто другой. Из-за чудес я начинаю сомневаться в том, во что верю и не верю, и мне гораздо больше по душе, когда кто-то доказывает, что чудес не бывает. - Не бывает, падре, - заверил священника Хьюлитт. - Может, поговорим о чем-нибудь другом? - Мне бы вашу уверенность, - сказал Лиорен, сложив срединные конечности в каком-то жесте, который, наверное, был бы понятен другому тарланину. - Но неужели во всем необозримом пространстве и бесконечном времени, неужели посреди законов причины и следствия, неужели при совершенном равновесии сил Творения нет места для чуда - хоть иногда? Если нет - почему же оно все-таки произошло здесь? Хьюлитт обреченно покачал головой, чувствуя, что ему никуда не деться от осточертевших разговоров о шерсти Морредет, разговоров, которые неизбежно уводили их с Лиореном в религиозные дебри, и сказал: - И здесь оно не произошло, падре. Чудеса невозможны. Если бы они происходили в необъятной, сложнейшей, великолепно упорядоченной Вселенной - или внутри того, что вы зовете Творением, они были бы исключением из правил, отклонениями от Совершенного Порядка Вещей. В вашей Вселенной для чудес места нет. - Интересная философская мысль, - отметил Лиорен. - Из нее можно вывести заключение об ошибочности Творения, в рамках которого имеют место сверхъестественные явления. Если учесть все предполагаемые качества Творца, резонен вопрос: почему Он, Она или Оно создали какие бы то ни было несовершенства? - Не знаю, - покачал головой Хьюлитт. - Я в этой области не компетентен. Но ведь можно предположить, что наша Вселенная была создана как прототип, как экспериментальная модель, время от времени нуждающаяся в доработке и тонкой настройке. И то, что частенько мы сталкиваемся со сверхъестественными явлениями во Вселенной, существующей по законам природы, как раз и может служить подтверждением этой настройки и доработки. Слава Богу... ой, это всего лишь оборот речи, падре... хорошо, что это происходит не слишком часто. - Если вы верите, что... - начал было Лиорен. - Я ни во что не верю, падре. Я просто рассуждаю. Тарланин, немного помолчав, сказал: - Если наша Вселенная несовершенна, можно предположить при том, что она бесконечна и вечна, что некогда существовала или будет существовать совершенная Вселенная. Не хотелось бы вам... гм-м... немного поговорить об этом? - Я ведь никогда об этом толком не думал, - улыбнулся Хьюлитт. - Так что могу развить эту мысль в процессе разговора. В такой Вселенной все будет совершенно. Законов природы не будет, потому что существуй они - это бы означало, что и в такой Вселенной есть просчеты и она тоже нуждается в доработке. Там не будет ни времени, ни пространства, никаких физических и моральных ограничений, и поэтому, что бы там ни происходило, все будет чудом. Думаю, вы и другие верующие, живущие в нашем несовершенном мире, назвали бы такую Вселенную раем. - Продолжайте, - попросил Хьюлитта Лиорен. - Что же касается моего отношения к религии, да и не только моего, то вся беда в том, что ни одна религия не дает ответа на вопрос: откуда в мире столько зла, а точнее говоря, трагических случаев, природных катастроф, болезней, ужасных поступков отдельных людей или целых народов по отношению к другим - иными словами, откуда так много страданий? Живущим в несовершенной Вселенной еще долго придется объяснять, почему такое происходит, в особенности тогда, когда они ожидают, что после смерти перенесутся в совершенный мир. Теория совершенно еретическая, - заключил свое высказывание Хьюлитт. - Надеюсь, мое богохульство не оскорбило вас, падре? - Согласен, - сказал Лиорен. - Рассуждения ваши действительно еретические, однако они для меня не новы. Для того, чтобы работать здесь, я должен много знать о религиозных воззрениях и ритуалах на многих планетах, а зачастую я должен быть знаком сразу с несколькими религиями, исповедуемыми на одной и той же планете. Вы мне напомнили о писаниях одного земного богослова по имени Августин <Блаженный Августин (351 - 430), христианский богослов и писатель, епископ африканского города Гиппона Автор учения о церкви как о "Божием граде" Один из отцов-основателей христианской церкви>. У него было в привычке задавать Богу вежливые, но странноватые вопросы, например: "Боже, а что ты делал до того, как создал Вселенную?" Свидетельств того, что святой Августин когда-либо получил ответ на этот вопрос, не сохранилось - по крайней мере он не получил ответа за время своей жизни на земле. Но вы выразили его мысль, вы предположили, что Создатель сотворил прототип совершенного мира и что мы живем в этом прототипе. Я не обижен и даже не удивлен, пациент Хьюлитт, - продолжал Лиорен. - Когда речь заходит о религиозных верованиях разных существ, меня ничто уже не удивляет. Единственные, кому удалось-таки меня удивить, - телфиане-ВТХМ. Одного из них я навещал в последние дни. Телфиане придерживаются убеждения о том, что они созданы по образу и подобию Божьему, но при этом их всезнающий и всемогущий Создатель состоит из бесконечного множества крошечных, слабых и невежественных (каждого по отдельности) существ типа их самих. Вместе же эти слабые, глупые и маленькие существа составляют Сверхсущество, к которому телфиане в один прекрасный день мечтают присоединиться. Телфиане, - чуть подумав, пояснил тарланин, - представляют вид, у которого разум и цивилизация развились в результате объединения индивидуумов в существо коллективное, и поэтому понятно, почему их верования именно таковы. Но поначалу мне было очень трудно это понять и очень трудно было разговаривать о бесконечном числе существ, из которых состоит телфианский Бог. Трудно мне было найти и слова духовного утешения, в которых нуждался телфианин. Конечно, есть много религий, последователи которых верят в то, что в каждом существе есть искра Божия... Кстати, вы что-нибудь знаете о телфианах? - Не слишком много, - признался Хьюлитт, обрадовавшись тому, что представился случай сменить тему и уйти от богословия и чудес. - Кое-что о них я прочел в каталоге обитателей Федерации. Они живут большими группами и практикуют контактную телепатию для объединения умственных и физических усилий. Жизненный цикл телфиан обеспечивается жестким излучением различной интенсивности, характерным для их родной планеты, орбита которой пролегает очень близко к телфианскому солнцу. Для того, чтобы телфиане могли совершать космические полеты, внутри их кораблей должна воспроизводиться радиационная атмосфера родной планеты. Порой система поддержания искусственного климата отказывает, и тогда, если телфианам повезет, они попадают сюда. Поскольку они питаются радиацией, ни одно живое существо не может приблизиться к ним, поговорить и после этого надеяться остаться в живых. А вы как с телфианином общались? С помощью переговорного устройства? Или защитный скафандр надевали? - Я ведь не супермен, - отшутился тарланин и издал какой-то непереводимый звук. - Но между тем на оба ваши вопроса я отвечу "нет". У медиков развилось предубеждение в отношении телфиан. Врачи большей частью считают, что к ВТХМ опасно приближаться и прикасаться, разве что с помощью дистанционных манипуляторов. Действительно, для того, чтобы жить, телфиане должны потреблять радиацию, в нормальных условиях поставляемую им естественной средой обитания. Но когда по каким-либо медицинским соображениям на несколько дней телфиан лишают радиации и они слабнут от радиационного голода, излучаемая ими радиация падает до безопасного уровня. И когда одного из них вынули из лечебного бокса для того, чтобы я мог с ним побеседовать, я находился достаточно близко от него и прикоснулся к нему. А этому больному, - с тоской добавил Лиорен, - действительно нужно чудо. Видно было, что падре жаль телфианина, да и Хьюлитт ему сочувствовал, но разговор, увы, опять зашел о чудесах. Хьюлитт решил затронуть тему щепетильную, но при этом по возможности обидеть падре как можно меньше. - Если вы клоните к тому, чтобы я возложил руки на этого пациента, забудьте об этом. Если уж вы хотите чуда, то самое лучшее - чтобы вы или сам пациент молились об этом чуде. Чудо считается явлением сверхъестественным, а не чем-то таким, что зависит от действий неверующего посредника. Если вы не верите в это, падре, то во что же вы верите? - Я не могу рассказать вам о том, во что верю, - ответил Лиорен. - Соблюдая интересы пациентов, которые могли бы безотчетно попасть под мое влияние, говори я с ними о своих верованиях, я призван молчать об этом. - Но почему? - удивился Хьюлитт. - Как могут ваши воззрения повлиять на взгляды неверующего? - Сам не знаю, - отозвался Лиорен. - В том-то все и дело. Я в подробностях знаком с более чем двумястами религиями, исповедуемыми - а чаще неисповедуемыми - в Федерации. Моя работа в госпитале заключается в том, чтобы я с сочувствием выслушивал пациентов, утешал их, подбадривал, выказывал сострадание и успокоение смертельно больным или сильно волнующимся пациентам. Вы наверняка знаете о моем прошлом - просто вы, видимо, слишком хорошо воспитаны и потому не говорите об этом. В нашем госпитале всегда находится несколько пациентов, которые нуждаются не только в утешении, но и в религиозной поддержке. Из-за отчаянности своего положения такие пациенты проникаются ко мне уважением и доверием, ошибочно полагая, что я всеведущ. Они думают, что я, располагая обширными знаниями и опытом в решении подобных проблем, могу дать им таковую поддержку. Но я на это не способен, ибо не имею права, пользуясь безнадежностью положения пациентов, сравнивать религии между собой и высказываться о том, какая из них, по моему мнению, самая истинная. Как бы ни были дики и невероятны кое-какие из верований, я бы ни за что не решился поколебать убеждения своего пациента, склонить его к переходу в другую веру. Я только однажды в своей жизни сыграл роль божества и больше этого делать не собираюсь. Падре снова издал непереводимый звук и добавил: - Особую осторожность я проявляю при общении с атеистами. Было бы поистине ужасно, если бы в будущем какие-то из произнесенных мною слов обратили вас в веру. - Ну, это, - усмехнулся Хьюлитт, - стало бы настоящим чудом. Он не расслышал, что ему ответил Лиорен, поскольку появилась Летвичи. Она указала на дверь и заметила: - Пациент Хьюлитт, к вам посетители, приготовьтесь встретить их. Диагносты Торннастор и Конвей, Старшие врачи Медалонт и Приликла, патофизиолог Мерчисон пришли навестить вас. К вам явилось такое количество медицинских светил, что я уверена - надолго вы тут в качестве пациента не задержитесь. Падре Лиорен, Приликла просит прощения за то, что прерывает вашу беседу с пациентом Хьюлиттом, и просит вас немного отойти от кровати и встать поодаль, дабы не мешать обследованию. - Конечно, - мирно согласился Лиорен. Хьюлитт не без волнения смотрел, как к его постели приближается разномастная процессия. На Медалонта и диагностов - тралтана и землянина - Хьюлитт внимания не обратил. Его захватило зрелище порхающего метрах в тридцати позади них немыслимо хрупкого насекомого. У насекомого было три пары радужных крыльев, и оно, едва заметно вздымая их, летело к кровати Хьюлитта. Как только оно повисло в воздухе над его кроватью, Хьюлитт сразу же вспомнил, что прежде недолюбливал насекомых и чем они бывали крупнее, тем сильнее ему хотелось их прихлопнуть. Но такого изящного и красивого создания ему никогда раньше видеть не доводилось. У него от изумления даже язык отнялся. - Спасибо вам, друг Хьюлитт, - проговорило насекомое, аккомпанируя переводу своих слов музыкальными пощелкиваниями и трелями. - Ваше эмоциональное излучение приятно и похоже на комплимент. Меня зовут Приликла. - Но что... - охрипшим голосом выговорил Хьюлитт, страшно волнуясь, - что вы собираетесь со мной делать? - То, что я собирался сделать, я уже сделал, - заверил землянина цинрусскиец. - Так что волноваться не стоит. Вероятно, остальные услышали Приликлу, поскольку тут же подошли к Хьюлитту поближе. Как только все выстроились около кровати, Приликла изрек: - В настоящее время я не нахожу в сознании пациента Хьюлитта каких-либо отклонений. Не нашел я и никаких аномалий в состоянии пациентки Морредет, обследованной мной ранее. Полагаю, ее можно безотлагательно выписать. Я чувствую, что все вы разочарованы, и мне очень жаль. Что касается меня, то я никакого заболевания у этого пациента не нахожу. Друг Хьюлитт, - обратился эмпат к землянину, - как вы смотрите на то, чтобы прокатиться на корабле-неотложке? Хьюлитт увидел, как задрожало тельце Приликлы, и понял, что крошка-эмпат разделяет охватившие его чувства - злобу и разочарование, от которых Хьюлитт столько страдал прежде. - Нечего надо мной подшучивать, черт бы вас побрал! - выкрикнул Хьюлитт. - Вы решили, что я здоров как бык и меня нужно отправить домой! - Ну, не совсем так, - возразил Приликла. - На этот раз вы ошиблись: корабль-неотложка доставит вас из госпиталя на место происшествия. Глава 16 Несмотря на то, что за время пребывания в седьмой палате Хьюлитт почти полностью избавился от ксенофобии, он все равно очень порадовался тому, что экипаж неотложки был в большинстве своем укомплектован ДБДГ - то есть людьми. Во всем, что не относилось к чисто медицинской деятельности, кораблем-"неотложкой" "Ргабвар" командовал на редкость серьезный молодой офицер - майор Флетчер. Три офицера Корпуса Мониторов - лейтенанты Хаслам, Чен и Доддс отвечали соответственно за связь, безопасность и навигацию. Поскольку Хьюлитту не разрешалось покидать медицинскую палубу, с офицерами он мог видеться крайне редко. Да и офицеры нечасто общались с медицинским персоналом корабля. Это происходило только в тех случаях, когда "Ргабвар" получал срочный вызов и медикам требовалась помощь офицеров. Если такое происходило, то командование переходило к старшему из медиков, и в данном случае это был цинрусскийский эмпат-ГЛНО Приликла. Хьюлитт очень удивился тому, что главной помощницей Приликлы оказалась патофизиолог Мерчисон. Но когда он поближе познакомился с землянкой, то на смену удивлению пришла радость. Кроме цинрусскийца и женщины-землянки на "неотложке" находилась медсестра Нэйдрад, кельгианка, специалистка по оказанию помощи при тяжелых катастрофах, и доктор Данальта, физиологическая классификация которого звучала как ТОБС. Это существо порой было самым чужим для Хьюлитта, а порой, наоборот, самым знакомым. Данальта представлял собой полиморфное существо, способное принимать какие угодно формы и, следовательно, способное превращаться во что и в кого угодно. Кстати говоря, он очень любил этим заниматься. Но когда Данальта заступал на дежурство около Хьюлитта, он усаживался на пол рядом с кроватью и становился похожим на большую зеленую грушу, на поверхности которой выделялся только один огромный глаз да время от времени, если нужно было к чему-то прислушаться, вырастало внушительное ухо. Режим у Хьюлитта был амбулаторный, и в кровать он ложился только поспать. В первый же день, как только он попал на борт межзвездной "неотложки", Хьюлитта самым старательным образом обследовали, для чего взяли на анализы ткани и кровь. Все это время медицинская бригада не спускала с Хьюлитта глаз - на тот случай, если ему вздумается как-то ужасно среагировать на простейшие и безобиднейшие процедуры. После того обследования с ним ровным счетом ничего не делали, и поскольку во время взятия анализов ничего ужасного не произошло, в последующие дни Хьюлитта только мучили бесконечными вопросами, при этом старательно избегая отвечать на его собственные. Патофизиолог Мерчисон вела себя с Хьюлиттом дружелюбно и очень импонировала ему как человек. Что касается внешности Мерчисон, то именно таким Хьюлитт представлял себе медицинского ангела-хранителя. Хьюлитт намеревался во время очередного дежурства Мерчисон попробовать втянуть ее в вежливый спор - в надежде, что она проговорится и скажет ему: что же все-таки с ним намерены сделать. Хьюлитт знал, что скрывать раздражение не обязательно, так как Приликла находился на отдыхе, у себя в каюте, за пределами эмоционального излучения. - Похоже, - начал Хьюлитт издалека, - все мне задают одни и те же вопросы. И Медалонт, и прежние доктора. А ведь я все время отвечаю одно и то же. Мне бы очень хотелось вам помочь, но как, я не знаю. Вы же не отвечаете на мои вопросы и ничего мне не рассказываете о моей болезни. Как вы думаете, что со мной, и каковы ваши планы? Патофизиолог сидела на вертящемся стуле около диагностического стола. Она развернулась от большого экрана, на котором рассматривала один за другим снимки, напоминавшие поверхность бело-розового мрамора, но на самом деле это, конечно, были образцы тканей каких-то существ, страдающих жуткими болезнями. "Наверное, она рассчитывает на то, - подумал Хьюлитт, - что, глядя на эти картинки, я скорее усну". Мерчисон глубоко вздохнула и ответила: - Мы собирались посвятить вас в суть дела завтра после посадки, но, как я вижу, за последние три дня в вашем общем состоянии не произошло никаких изменений, поэтому считаю, что нет причин держать вас в неведении до завтра. Ответы, которые вы от меня получите, вам не понравятся, потому что... - Что, все плохо? - взволнованно прервал ее Хьюлитт. - По-моему, уж лучше знать горькую правду. - Если хотите получить ответы, не прерывайте меня. Я и так в замешательстве. "Она в замешательстве, - подумал Хьюлитт. - Что тогда говорить про меня?" - Простите, продолжайте, пожалуйста, - попросил он патофизиолога. Она кивнула и приступила к рассказу: - Новости не то чтобы хорошие, и не то чтобы плохие. Во-первых, одни и те же вопросы мы вам задаем в надежде на то, что вы вдруг расскажете нам что-нибудь новое, то, о чем забыли рассказать Медалонту и другим врачам, занимавшимся с вами прежде, - нечто такое, во что бы мы поверили, за что смогли бы уцепиться. Судя по отзывам Приликлы, ваше эмоциональное излучение говорит о том, что вы нам не лжете, однако в той правде, которую вы нам сообщаете, пользы для нас мало. Что касается вашего второго вопроса - о том, что с вами... Что ж... насколько мы можем судить на сегодняшний день, вы не только совершенно здоровы, но вы являетесь поистине совершенным образцом мужчины-землянина, ДБДГ. Так что ответ таков: вы здоровы. Мерчисон снова глубоко вздохнула, из-за чего ее красивая грудь под облегающим белым халатом приподнялась и лишний раз напомнила Хьюлитту о том, что он - совершенно здоровый мужчина. - А раз дело обстоит именно так, пациент Хьюлитт, - продолжила Мерчисон, - мы должны признать вас совершенно здоровым ипохондриком, у которого имеются кое-какие психологические проблемы, посоветовать вам отправиться домой и перестать тратить попусту наше время, как уже и советовали вам многие медики в прошлом... - Мерчисон предостерегающе подняла маленькую изящную руку и попросила: - Нет, не волнуйтесь и не повышайте свое артериальное давление: мы так не поступим. По крайней мере не поступим до тех пор, пока не найдем объяснения вашему странному анамнезу, не поймем, как вы повлияли на шерсть Морредет, почему шерсть так внезапно регенерировала. Мы надеемся отыскать какие-нибудь объяснения на Этле. Именно там с вами начали происходить странные события. Во время исследования, которое мы намерены там осуществить, ваша помощь, ваши советы и воспоминания будут для нас просто бесценны. Так что ответ на ваш третий вопрос таков, - улыбаясь заключила Мерчисон, - мы не знаем, что с вами делать. - Я бы рад вам помочь, - Хьюлитт тяжело вздохнул и пожал плечами, - но вряд ли вам пригодятся мои детские воспоминания. Вы об этом думали? - Судя по заключению сотрудников Отделения Психологии, - заметила Мерчисон, - память у вас, как и все прочее, в полном порядке. Ну а теперь, пациент Хьюлитт, будьте так добры, засыпайте, а мне надо работать. - Постараюсь уснуть, - пообещал Хьюлитт. - А что вы делаете? Женщина внимательно посмотрела на него и ответила: - Помимо прочего, я занимаюсь сравнением ряда сканов тканей мозга ДБДГ и существ других видов. Кстати, ткани вашего мозга тут тоже представлены. Пытаюсь обнаружить какие-нибудь изменения в структуре вашего мозга, способные объяснить хотя бы некоторые из ваших способностей - в том случае, если ответственны за них вы, а не кто-то и не что-то еще. Но, конечно, я не ожидаю, что обнаружу свидетельства в пользу наличия у вас дара чудотворца, но попытаться обязана. А теперь спите. Однако несколько минут спустя Мерчисон заговорила вновь: - Вы уверены, что рассказали нам все? А может быть, были какие-то случаи, которые вы сочли мелкими и незначительными, а потому недостойными нашего внимания - ну, например, вроде истории с вашими зубами? Что вы помните о контактах с больными людьми дома и на работе? Почему-то в вашей истории болезни ни слова не сказано о вашей профессии и роде деятельности. Были ли у вас контакты с животными, кроме котенка? Может быть, эти животные болели, а потом поправились, или были еще какие-нибудь... - Вы имеете в виду кого-нибудь вроде овцы? - уточнил Хьюлитт. - Не исключено, - кивнула Мерчисон. - Расскажите мне о ней. - Вы хотели сказать "о них", - поправил Мерчисон Хьюлитт. - Так вы - пастух? - изумилась Мерчисон. - Не знала, что пастухи до сих пор существуют. Ну, рассказывайте. - Я не пастух, но пастухи действительно существуют и по сей день, - сказал Хьюлитт, - Это редкая, тонкая и очень щедро оплачиваемая работа, особенно же хорошо я плачу своим пастухам. Я унаследовал семейный бизнес от своих бабушки и дедушки. Мой отец был их единственным сыном и предпочел карьеру в Корпусе Мониторов. Когда он погиб в авиакатастрофе, я стал... в общем, я стал последним в роду Хьюлиттов. А о моей работе ничего не сказано в истории болезни, потому что на Земле почти все до одного знали, кто я такой и чем занимаюсь. Я возглавляю фирму "Торговец Хьюлитт". - Кажется, я должна прийти в восторг? - спросила Мерчисон. - Простите, но я родилась не на Земле. - На Земле не родилось девяносто с лишним процентов граждан Федерации, - заметил Хьюлитт, - так что я не обижаюсь. Я возглавляю небольшую, но одну из немногих компаний, которая могла бы владеть огромными капиталами. Мы занимаемся изготовлением традиционной одежды, сшитой вручную или связанной из шерсти овец. В наши дни, когда рынок наводнен дешевой одеждой из синтетических материалов, находятся люди, согласные переплатить, но приобрести одежду из натуральных волокон. Некоторые даже пытаются всучить нам взятку, только бы заключить с нами контракт. Однако вопреки всему прибыль у нас вовсе не бешеная. Мы много тратим на содержание не только овец, но и других животных, дающих шерсть и считающихся охраняемыми видами. Периодически животных приходится подвергать стрижке - именно так мы получаем шерсть для прядильных фабрик. Но вы просто представить себе не можете, во что обходится забота о здоровье животных. Моя работа заключается в том, что я периодически инспектирую наши стада, - пояснил Хьюлитт. - В частности, проверяю качество шерсти перед стрижкой. Но, нашим животным нельзя болеть, мы всячески их от этого оберегаем. Так что мне очень жаль. Вероятно, эти сведения для вас не слишком полезны? - Может быть, и не слишком, - согласилась Мерчисон. - Но все же это довольно интересно. Надо будет обдумать. - Еще я занимаюсь торговыми операциями, - добавил Хьюлитт. - Я - глава компании, подтянутый, безупречно одетый... когда на мне - не больничная пижама. Мерчисон улыбнулась и кивнула. - А мы-то все удивлялись: почему такого пациента, не нуждающегося в срочном лечении, направили в Главный Госпиталь Сектора. Вероятно, поспособствовал кто-нибудь из ваших высокопоставленных клиентов? Наверное, какой-нибудь выдающийся медик, мечтающий поскорее приобрести товары вашей фирмы? - Не думаю, чтобы этот клиент был так уж влиятелен, - возразил Хьюлитт, - чтобы ради меня в экспедицию снарядили "Ргабвар". Но все же почему ко мне такое внимание? Лицо Мерчисон мгновенно стало непроницаемым, и Хьюлитт понял - отвечать она не будет. Патофизиолог нервно улыбнулась и решительно проговорила: - Хватит вопросов, пациент Хьюлитт. Если хотите, можете мысленно посчитать овец, но вам надо спать. Она смотрела на Хьюлитта до тех пор, пока он не закрыл глаза, а потом принялась за работу. Хьюлитт слышал, как негромко пощелкивают кнопки клавиатуры. Тишину гиперпространственного полета нарушали еле слышные голоса членов экипажа и какие-то тихие скрипы и стуки. Днем Хьюлитт на эти звуки не обратил бы никакого внимания. Пролежав с закрытыми глазами, как ему показалось, целую вечность, он решился подать голос. - Я не сплю, - сообщил он. - Именно это мне говорит ваш монитор в течение последних двух часов, - отозвалась Мерчисон, стараясь спрятать раздражение за улыбкой. - Но всегда так приятно получить словесное подтверждение. Ну, что прикажете с вами делать? В риторических вопросах Хьюлитт разбирался неплохо, поэтому промолчал. - Вам противопоказаны любые лекарства, стало быть, и снотворные средства тоже. Развлекательного канала, который мог бы вам наскучить и усыпить вас, на "Ргабваре" нет, поскольку чаще всего перевозимые нами пациенты не в состоянии развлекаться. Данальта сменит меня через час. Если вы не желаете провести остаток ночи, наблюдая за тем, как доктор Данальта меняет форму своего тела, что, на мой взгляд, не слишком успокаивающее зрелище, мне остается предложить вам полюбоваться таким увлекательным материалом, как наши записи в медицинском вахтенном журнале корабля. Если хотите, я пущу эти записи на главный экран, и смотрите, если вам будет интересно. Думаю, кое-что поможет вам подготовиться к брифингу после посадки. - А усыпить меня это сможет? - поинтересовался Хьюлитт. - Очень сомневаюсь, - ответила Мерчисон. - Нажмите рычаг и поднимайте изголовье до тех пор, пока не увидите весь экран. Только смотрите не сломайте шею. Получилось? Ну, начнем... Еще в госпитале у Хьюлитта была возможность запросить через библиотечный компьютер сведения о "Ргабваре", так что он знал, что находится на специализированном судне-"неотложке", предназначенном для выполнения спасательных операций в глубоком космосе, транспортировки и оказания первой помощи пострадавшим, чья физиологическая классификация до сих пор была неизвестна медикам Федерации. В тех случаях, когда срочный вызов поступал с корабля Федерации, чей маршрут и родная планета были известны, представлялось более разумным высылать туда корабль-"неотложку" с родины, обслуживаемый представителями того же вида, что пострадавшие. Но когда на место происшествия вылетал "Ргабвар", все происходило иначе и было сопряжено с потенциальной опасностью. Несмотря на то, что корабль прибывал к больным, травмированным существам, восприятие которых по всем статьям чаще всего бывало притуплено, пациенты все же могли сильно испугаться существ, пришедших им на помощь. Вот почему в состав экипажа "Ргабвара", помимо медиков, входили инженеры-универсалы и специалисты по осуществлению процедуры первого контакта. В то время, когда корабль не бывал занят своими прямыми обязанностями, его привлекали к осуществлению операций более общего характера - от оказания помощи при авариях на строительстве космических объектов до координации спасательных работ в случае катастроф на поверхности планет. Однако большей частью "Ргабвару" приходилось заниматься делами интересными (ну просто волосы дыбом!) и, как говорилось в вахтенном журнале, всегда требовавшими неординарных решений. Хьюлитт слышал, как Мерчисон говорила Нэйдрад о том, что нынешнее задание, судя по всему, будет самым диким и самым безопасным изо всех, которые доводилось выполнять экипажу "Ргабвара". Надо сказать, Хьюлитт вообще на слух не жаловался, поэтому он слышал и то, как медики туманно намекали на предыдущие операции и проблемы, с которыми столкнулись при спасении существ, которых звали Деватти, гоглесканка Коун, Слепыши и младенцы, которых охраняли ужасно свирепые Защитники Нерожденных. Теперь, когда экран заполонили кадры разбитых кораблей, внутри которых летали поломанные приборы вперемешку с мертвыми или умирающими космолетчиками всех видов и мастей, теперь, когда Хьюлитт смог вдоволь насладиться изображением медицинской палубы, вдоль и поперек заставленной койками с больными и ранеными, теперь намеки медиков уже больше не казались ему такими туманными. Мерчисон была права. От таких кадров в сон никак не клонило. К тому же Хьюлитт старался ничего не упустить и глаза закрывал только для того, чтобы моргнуть. Он не заметил, как появился Данальта, как ушла патофизиолог, и о том, что происходит за пределами экрана, догадался только тогда, когда вспыхнул свет, экран погас и воздух над его кроватью заколыхался от биения крылышек доктора Приликлы. - Доброе утро, друг Хьюлитт, - поприветствовал землянина эмпат. - Мы вышли из гиперпространства и через пять часов совершим посадку. Ваше эмоциональное излучение указывает на сильную слабость. Вряд ли будет хорошо, если во время брифинга вы будете зевать, поэтому успокойтесь, расслабьтесь, ни о чем не думайте, закройте глаза на десять секунд, и вы уснете. Поверьте мне. Глава 17 Как и скоростные крейсеры Корпуса Мониторов, "Ргабвар" имел конфигурацию "дельта-крыло" и те же полетные характеристики, но был лишен вооружения. "Ргабвар" принадлежал к классу самых крупных вспомогательных кораблей, способных к аэродинамическому маневрированию в атмосфере и посадке на поверхность планет с минимальным отрицательным воздействием на окружающую среду. В данном случае последнее качество корабля большого значения не имело: на взгляд Хьюлитта, местность, где он когда-то играл и бродил в детстве, почти не изменилась и осталась все той же усыпанной обломками древней военной техники и заросшей дикой растительностью пустошью. Корабль плавно опускался на более или менее чистый участок местности между бывшим домом семейства Хьюлиттов и зарослями высоких деревьев на краю обрыва. Хьюлитт смог бы и теперь, водя пальцем по главному экрану, провести линию своего пути от дома до рокового дерева. На брифинг, состоявшийся на медицинской палубе "Ргабвара" - самом просторном помещении на корабле, - собрались все медики, капитан Флетчер, сам Хьюлитт и заросший косматой серой шерстью полковник Шеч-Рар, командующий местной базой Корпуса Мониторов. Точнее говоря, его изображение красовалось на экране. Не дав Приликле произнести до конца неформальное дружественное приветствие, нетерпеливый орлигианин перебил его: - Вполне достаточно ваших имен и репутации "Ргабвара", доктор. Давайте не будем тратить время зря. Главный Госпиталь Сектора попросил меня оказать вам всемерное содействие во время вашего пребывания на Этле. Что у вас за задание, как долго вы намерены оставаться на планете и какая помощь вам потребуется? Хьюлитт, которого представили в качестве "консультанта по немедицинским вопросам", гадал, как складывалась карьера орлигианина. Вероятно, тот служил в окружении слишком большого числа кельгиан или слишком малого - цинрусскийцев. А может быть, его дурные манеры имели врожденный характер? - К сожалению, полковник, - ответствовал Приликла, почти не отступив от обычной дружелюбной манеры, - я не волен подробно разглашать детали нашей миссии. Могу лишь сказать, что она связана с расследованием событий, происшедших здесь более двадцати лет назад. От этого расследования зависит осуществление нашего медицинского проекта. Проект не имеет никакого отношения к безопасности Федерации, сохранению государственной тайны и вообще к чему бы то ни было важному. В настоящее время распространение сведений о проекте ограничено исключительно в целях сохранения медицинской тайны. Как только исследование будет завершено и его результаты подвергнутся оценке, без сомнения, вы будете с этими результатами ознакомлены. - Есть ли вероятность того, что проводимое вами исследование будет иметь риск для здоровья персонала вверенной мне базы или местного населения? - поинтересовался Шеч-Рар. - Если вы помните, некогда эта планета именовалась Этла-Больная. Много лет тому назад нам удалось ликвидировать здесь все тяжелые болезни, и если местным жителям ваше исследование напомнит о мрачном прошлом, это никак не поспособствует укреплению культурных контактов. Так что не стоит пытаться прикрыть вашу цель медицинскими прикрасами, доктор. Можете вы меня заверить в том, что никакого риска нет? - Могу, - отвечал Приликла. Шеч-Рар осклабился, но была то улыбка или злобный оскал - Хьюлитт не понял. - Ясный односложный ответ. Отлично. И все же резонно полюбопытствовать о причинах прибытия такого корабля, как "Ргабвар", с миссией конфиденциальной, но при этом не имеющей, как вы говорите, важности. Ладно, доктор. Чем я могу вам помочь? Приликле потребовалось всего несколько минут, чтобы изложить нужды экспедиции. Когда Шеч-Рар снова заговорил, стало видно - его нетерпение сменилось мрачной подозрительностью. - Свою службу на Этле, - процедил он, - я начал спустя пять лет после упоминаемых вами событий, так что я за это и не отвечаю. Что касается авиакатастрофы, в которой погибли родители вашего пациента, то она была полностью расследована. Причиной ее стали неблагоприятные погодные условия в сочетании с неисправностью энергосистемы и ошибки в управлении самолетом. Ошибка заключалась в том, что пилот не дождался окончания грозы. Вам будет представлена копия отчета комиссии по расследованию причин аварии. И почему только такие молодые люди, у которых впереди была долгая жизнь, стали рисковать в ситуации, где даже старики, которым жить осталось совсем немного, рисковать бы не решились? Полковник издал непереводимый звук - казалось, он сам себя выругал за то, что сбился на философствования, - и продолжал: - Невзирая на то, что вы мне тут наговорили, я не могу согласиться с тем, что прибытие на Этлу экспедиции на "Ргабваре" - рядовое событие. Между тем, если ваше расследование предполагает выявить какую-либо допущенную халатность со стороны кого-либо из моих нынешних подчиненных, я не позволю вам допрашивать их, покуда вы не представите мне санкций Корпуса. Надеюсь, я выражаюсь достаточно ясно, доктор? Хрупкое тельце эмпата и его суставчатые ножки дрогнули, словно он сумел уловить эмоциональное излучение Шеч-Рара даже на таком большом расстоянии. Цинрусскиец торопливо проговорил: - Уверяю вас, полковник, речь идет вовсе не о такого рода расследовании. Нам нужно разрешение на обследование местности, где произошли упомянутые мной случаи, и на беседу с теми существами, которые были свидетелями событий, если они еще живы и проживают на Этле. Нас интересуют только их воспоминания о происшедшем. Нам известно приблизительное время событий, но нужна ваша помощь в поиске тех, о ком рассказывает наш пациент. В настоящее время нам даже их имена неизвестны. - Эти сведения почти наверняка содержатся в файле моего предшественника, - буркнул Шеч-Рар. - Подождите. Связь не прервалась, но на экране возник символ Корпуса Мониторов. Это означало, что ожидание будет недолгим. На "Ргабваре" все молчали - не было смысла начинать разговор, который мог быть прерван в любую секунду. Хьюлитт смотрел на экран - наконец там снова возник шерстистый полковник. - Имена тех, о ком идет речь, - Стиллман, Гамильтон и Тельфорд, - объявил полковник безо всякой преамбулы. - Майор Стиллман, который в то время был хирургом-лейтенантом, в настоящее время в отставке, но продолжает работать на базе в качестве консультанта по культурным контактам с этланами, как и доктор Гамильтон, гражданский врач-стоматолог. Если вам желательно побеседовать с хирургом-капитаном Тельфордом, который в то время занимал пост старшего медика базы, то он уже три года служит на Дуте. Его нынешний преемник хирург-лейтенант Крак-Яр может предоставить вам больничные записи и при желании обсудит их с вами. - Дело не настолько важное, чтобы отправляться на Дугу, - отозвался Приликла. - В отсутствие медика вполне достаточно записей и отчета о расследовании причин аварии флайера. Как скоро можно было бы получить эти документы, полковник? Шеч-Рар посмотрел на кого-то, кого на экране видно не было, и кивнул. - Через пятнадцать минут. Устроит? - Вы и вправду не любите терять зря время, полковник, - воскликнул Приликла. - Благодарю вас, нас это очень устроит. - А вместо того, чтобы вам самим выяснять, кто, где, когда, и возиться с картами, - добавил Шеч-Рар, - я вам помогу сэкономить время и отправлю вам в помощники майора Стиллмана. Он будет вашим проводником и советником. Он проводит вас по окрестностям и познакомит с очевидцами. Может быть, ему также удастся посвятить меня в то, чем вы тут на самом деле будете заниматься. "Определенно, - подумал Хьюлитт, - полковник долгое время жил среди кельгиан". - Упоминаемое вами жилище, - продолжал орлигианин, - в настоящее время землянами не населено. Вы тем не менее желаете его посетить? На мгновение полет цинрусскийца стал неустойчивым. Оправившись от потрясения, Приликла ответил: - Да, полковник. Хотя бы ради того, чтобы принести хозяевам дома извинения за то, что "Ргабвар" без разрешения совершил посадку в их владениях. Чувствительный к чужим эмоциям Приликла всегда старался избегать говорить что-либо такое, что могло бы вызвать у других неприятные чувства, поскольку тогда эмпату пришлось бы ощутить эти чувства на себе. И хотя полковник находился далеко за пределами эмоционального диапазона Приликлы, привычка подбирать верные слова сработала. Однако Хьюлитт начал понимать, что бывали случаи, когда, говоря правду, маленький эмпат бывал весьма лапидарен. Похоже, сейчас был именно такой случай. - Майор Стиллман встретит вас через три часа около вашего входного люка, - проворчал полковник. - Что-нибудь еще вам от меня нужно, доктор? Но прежде чем Приликла успел ответить, изображение Шеч-Рара померкло и связь прервалась. - Я и без помощи Стиллмана мог отвести вас и к дому, и к дереву, - заметил Хьюлитт. - А, кстати, почему вы не хотите зайти в дом? Ну, то есть какова настоящая причина, а не та, о которой вы упомянули, отвечая на вопрос полковника, - из вежливости, дескать? - Если бы мы отказались от помощи местной базы Корпуса Мониторов, друг Хьюлитт, - объяснил Приликла, - полковник бы заподозрил нас в желании что-то скрыть от него. Но мы ничего не скрываем, потому что сами не знаем, что нам скрывать - помимо, пожалуй, ожидающего нас разочарования. Особых причин посетить ваш бывший дом у меня нет, - продолжал цинрусскиец, - кроме как побывать там в надежде, что в доме нам или вам может прийти в голову какая-либо ценная мысль. Я чувствую, что вы излучаете недоверие в сочетании с разочарованием. Вероятно, вы ожидали, что я сообщу вам о более веской причине. Однако правда такова: мы сами не знаем, что можем там обнаружить. А теперь перейдем непосредственно к брифингу... "Может, они и не знают, что ищут, - подумал Хьюлитт, - но между тем капитан Флетчер и вся медицинская бригада отправляется на поиски, экипированная на все случаи жизни". Транслятор Хьюлитта был исправен, но экипаж и медики беседовали на языке, изобиловавшем таким количеством специальных терминов, что он почти ничего не понимал и включиться в разговор не мог, поэтому молча слушал их тарабарщину до тех пор, пока вдруг беседа не была прервана голосом из настенного динамика: - Докладывает инженер-связист. Поступили материалы, обещанные полковником Шеч-Раром. Какие будут распоряжения? - Выведите материалы на дублирующий экран, друг Хаслам, - в первую очередь те, которые касаются аварии, - попросил Приликла. Он подлетел так близко к Хьюлитту, что легкий ветерок, вызванный биением крыльев цинрусскийца, пошевелил волосы землянина. - Вы можете остаться, пациент Хьюлитт, но как только почувствуете, что сам материал или наши разговоры расстраивают вас, возвращайтесь в постель и закройтесь защитным экраном. - Это случилось так давно, - возразил Хьюлитт. - Тогда я был слишком мал и мне не рассказали о подробностях аварии. Теперь я хочу их знать. Спасибо, но думаю, что я сумею справиться с собой. - Я это почувствую, - заверил его Приликла. - Приступайте, друг Хаслам. Отчет начинался с показа фотопортретов родителей Хьюлитта. Они поразили его тем, что изображенные на них люди выглядели не старше его теперешнего, а ведь в памяти Хьюлитта они навсегда остались такими большими и намного старше его самого. Снимки были сделаны для удостоверений Корпуса Мониторов, и родители выглядели на них чересчур серьезными. "Наверное, - думал Хьюлитт, пока на экране прокручивались сведения о родителях, - только в момент фотосъемки они мне и не улыбались". Воспоминания захлестнули его, стали ясными, острыми и во всех самых мельчайших подробностях совпали с описанием катастрофы в воспроизведении тех, кто ее расследовал. Отец пытался справиться с управлением и не имел возможности даже взглянуть на сына, а мать улыбалась и уговаривала его не бояться. Она перебралась на заднее сиденье и обняла Хьюлитта одной рукой, а другой покрепче пристегнула привязные ремни. Небо и поросшие лесом горы бешено вращались за стеклом кабины. Деревья были так близко, что Хьюлитт различал отдельные ветки. А потом мать наклонила его голову вперед, сжала его двумя руками, крепко прижала к груди. От резкого удара их швырнуло в стороны, послышался громкий треск. Хьюлитт ощутил на лице влагу дождя. Он падал и чувствовал, как холоден воздух. Он помнил, какая резкая, сильная боль охватила его в то мгновение, когда он ударился о землю, а потом - провал в памяти, вплоть до появления спасательного отряда. Отряд примчался на место аварии по сигналу аварийного маяка, выброшенного флайером автоматически. Один из спасателей спросил Хьюлитта, где у него болит. Судя по данным отчета, колпак кабины флайера сорвало верхушкой дерева - он был найден повисшим на одной из верхних ветвей. Затем флайер ударился о землю и прокатился по склону горы на сорок пять метров, после чего развалился и загорелся. Поскольку до этого в течение нескольких дней шли дожди, огонь не добрался по сырой траве и промокшей листве до того места, где лежал единственный оставшийся в живых пассажир флайера - маленький Хьюлитт, четырехлетний мальчик. Отчет продолжался скрупулезнейшим изложением технических данных, которые Приликла порекомендовал затем изучить капитану Флетчеру, а заканчивался кратким описанием результатов вскрытия и захоронения погибших. Родители Хьюлитта получили тяжелейшие травмы, и к тому времени, когда разбитый флайер вспыхнул, они уже были мертвы. Когда нашли Хьюлитта, он был в шоковом состоянии, но в остальном цел и невредим. На его одежде обнаружили следы крови, но оказалось, что это кровь матери Хьюлитта. Несмотря на отсутствие травм, Хьюлитта продержали в больнице под наблюдением врачей девять дней - именно столько времени добиралась до Этлы его ближайшая родственница, бабушка. Прибыв на Этлу, она забрала мальчика из больницы и занялась подготовкой похорон его родителей. Бабушка не позволила Хьюлитту смотреть на тела родителей - теперь он понял почему. Кремация только завершила дело, начатое огнем. На мгновение в груди у него воцарилась безвоздушная, черная пустота утраты - старая, но не утихшая боль. Хьюлитт изо всех сил старался держать себя в руках - за ним пристально наблюдал Приликла, и полет эмпата уже сильно страдал. Хьюлитт прогнал воспоминания о пережитом горе и постарался сосредоточиться на следующем фрагменте отчета. - Благодарю вас, друг Хьюлитт, - сказал эмпат и продолжил свои комментарии. - Как мы видим, эта часть отчета касается общего состояния, лечения и поведения пациента в течение его девятидневного пребывания в больнице. Уже тогда малыш Хьюлитт сумел озадачить своего лечащего врача. Проблемы возникли тогда, - крылья цинрусскийца задрожали, - когда главный медик базы хирург-капитан Тельфорд прописал мальчику пероральное успокоительное средство. Несмотря на отсутствие травм, пациент страдал эмоционально из-за потери родителей, был физически истощен и не мог уснуть. В результате приема успокоительного препарата имела место ярко выраженная неспецифическая реакция, заключавшаяся в тошноте, затруднении дыхания и сыпи, выступившей на груди и спине. Симптомы исчезли сами по себе, и хирург-капитан не успел в них толком разобраться. Он назначил мальчику другое успокоительное, и на этот раз в целях предосторожности ему дали минимальную первичную дозу препарата. В результате произошла остановка сердца, продолжавшаяся две минуты и шесть секунд, в сочетании с рецидивом дыхательной недостаточности. Реакция исчезла, не оставив никаких последствий. Как видите, - заметил Приликла, указав на краткое изложение курса лечения, - доктор Тельфорд диагностировал аллергическую реакцию неизвестного генеза и отменил на будущее все лекарства. Эмоциональные проблемы пытались в дальнейшем устранять путем успокоительных бесед и эмоциональной поддержки. Этим занималась медсестра-землянка пожилого возраста. Она позволяла ребенку, который в целом был совершенно здоров, ходить по больнице и беседовать с другими пациентами, считая, что так он приобретет здоровую физическую усталость и отвлечется от своего горя. В больнице в то время лежало много космолетчиков, которые могли позабавить мальчика занимательными рассказами... - Та сестра была так добра ко мне, - вмешался Хьюлитт, и грудь его стеснила грусть, которую он не ощущал уже много лет. - И теперь я понимаю, что многие из тех историй были далеки от правды. Однако лечение мне помогло и... простите, что прервал вас, доктор. Не стоило мне вспоминать об этом вслух. - Зря вы просите прощения, друг Хьюлитт. Ваши воспоминания о тех временах для нас очень ценны, - возразил Приликла. Мгновение спустя он продолжил комментировать отчет: - Вот здесь есть запись, свидетельствующая о том, что хирурга-лейтенанта Тельфорда просто заинтриговала ваша атипичная реакция на два простых и давно апробированных успокоительных препарата. Но он не сумел найти, идентифицировать и перечислить потенциальные аллергены к тому времени, как вас увезли на Землю. А только для удовлетворения профессионального любопытства доктор Тельфорд не имел права держать в больнице совершенно здорового ребенка. А теперь, - заключил Приликла, - кто-нибудь желает высказаться? Хьюлитту очень хотелось высказаться, но он понял, что вопрос был адресован не ему. Первой взяла слово патофизиолог Мерчисон: - Хотя реакция действительно носила нетипичный характер в том смысле, что симптомы возникли и исчезли с необычной быстротой, в возникших обстоятельствах диагноз, поставленный доктором Тельфордом, представляется мне вполне разумным. Он решил, что имеет дело с аллергией, и поэтому отменил все препараты до тех пор, пока бы не понял, что происходит. В принципе тем же самым потом занимались медики на Земле и в Главном Госпитале Сектора. Короче говоря - ничем. - Патофизиолог, - вмешалась Нэй