драд, и шерсть ее от нетерпения встала дыбом. - Вы только лишний раз излагаете проблему, но не предлагаете ее решения. - Скорее всего так оно и есть, - согласилась Мерчисон, слишком хорошо знакомая с психикой кельгиан, чтобы обижаться за то, что ее прервали. - Но я пытаюсь подчеркнуть тот факт, что симптомы аллергии появились у пациента в раннем детстве и затем продолжали появляться с некоторыми особенностями и здесь, и на Земле, и в Главном Госпитале Сектора. Это заставляет меня предположить, что данное заболевание аллергического характера может быть у пациента врожденным, и нам, следовательно, стоит покопаться в его генетике. Я не встречала в литературе упоминаний о случаях аллергических реакций на синтезированное питание, которым предпочитают пользоваться поселенцы с других планет, и уж тем более на детское питание. К тому же вопрос об аллергии можно было бы вовсе снять, если бы... Хьюлитт, мать вас вскармливала грудью? - Если и вскармливала, - ответил Хьюлитт, перебрав в уме свои самые ранние воспоминания, - то я был слишком мал, чтобы это запомнить. Мерчисон улыбнулась. - Жаль. Но может быть, это и не так уж важно. Если вы получали грудное вскармливание, а затем были переведены на синтезированное питание, этим может объясняться то, почему впервые аллергия у вас возникла именно на лекарство. Есть и другой вариант. Симптомы были впервые отмечены в базовом госпитале через несколько часов после авиакатастрофы. Вы не получили травм, но вполне резонно предположить, что за время падения с высоты вы на какое-то время потеряли сознание. Безусловно, шоковое состояние, в котором вас нашли спасатели, типично для сотрясения мозга. Но не исключено также, что во время падения вы получили мелкие ссадины и царапины и что в вашу кровеносную систему проник какой-то аллерген, который и спровоцировал впоследствии реакцию на снотворное. Это могло быть что угодно - укус какого-нибудь насекомого или зверька на дереве или на земле, попадание в ссадину какого-либо вещества из листвы дерева. Я предлагаю провести вылазку на место аварии. Если потенциальный антигеноноситель эндемичен для Этлы, он может по-прежнему находиться здесь. И хватит вам скручивать вашу шерсть в узлы, Нэйдрад, - посоветовала патофизиолог медсестре. - Я знаю, что микроорганизмы, патогенные на одной планете, не могут поразить существо, родившееся на другой планете. Кроме того, я знаю, что с физиологической точки зрения уроженцы Этлы и Земли практически идентичны. Идентичны настолько, что в свое время существовали гипотезы насчет доисторических программ колонизации общими предками-звездоплавателями. Однако попытки продолжения рода при заключении по любви нескольких межвидовых браков среди сотрудников базы успехом не увенчались. Но если существует в структуре генов людей и этлан что-то общее, это также нужно исследовать. И если пациент Хьюлитт согласится на проведение тестов, я бы предложила испытать, как на него повлияют местные лекарства - конечно, применять их нужно будет в минимальных дозах с тем, чтобы свести к минимуму возможный риск. При этом мы могли бы найти исключение, подтверждающее правило. - Тесты исключены, друг Мерчисон, - возразил Приликла, опередив Хьюлитта, пожелавшего возразить в более крепких выражениях. - И лекарства исключены тоже, в любых дозах, до тех пор, пока мы не установим, что именно ищем. Вероятно, вы забыли, что пациент Хьюлитт уже пострадал от этланского растения, отведав ядовитый плод перед тем, как упасть с дерева? - Не забыла, - покачала головой Мерчисон. - И не забыла о том, что в детстве Хьюлитт отделался легким испугом после двух падений с большой высоты. Ему невероятно повезло, и об этом нельзя забывать в том смысле, что съеденный мальчиком плод мог иметь какое-то отношение к аллергической реакции, имевшей место после аварии. Отчет о событиях в процессе и после второго падения ребенка содержит объективные клинические данные, в то время как касательно первого падения все выглядит очень неопределенно, субъективно и подтверждается только детскими воспоминаниями, которые могут и не иметь под собой никакой почвы. Например: учитывая то, что пациент тогда был маленьким ребенком, он мог преувеличить высоту дерева, - продолжала доказывать свою точку зрения Мерчисон. - Съеденный им плод, который затем был определен как высокотоксичный, на самом деле мог только внешне напоминать ядовитый фрукт, но при этом быть неядовитым. То, что после удара о землю ребенок потерял сознание, может объясняться самой естественной слабостью после долгих игр. Дети - любители рассказывать длинные истории. Со временем они сами начинают в них верить, но до тех пор, пока мы не получим объективных подтверждений... Пациент Хьюлитт, прошу вас, следите за своим эмоциональным излучением! На самом деле Хьюлитт изо всех сил старался за этим следить и, как мог, сдерживал гнев и разочарование. Он же видел, как сотрясается хрупкое тельце Приликлы под порывами вихря его чувств. Мерчисон, Мерчисон... Единственная женщина-человек на корабле... В то время, когда она не была холодным и жестким патофизиологом, она была добрьм, мягким, внушавшим доверие человеком. Конечно, Хьюлитту она нравилась, и он доверял ей. Ему казалось, что хотя бы она здесь начинает верить ему, а теперь оказалось, что она такая же, как все. - Я вас лжецом не называла, - торопливо добавила Мерчисон. - Просто сейчас мне нужны более веские доказательства того, что вы говорите правду. Хьюлитт уже собрался ответить, когда зазвучал голос из динамика. - Нам сообщили, что автомобиль капитана Стиллмана выехал с базы, - доложил лейтенант Хаслам. - Прибытие капитана к нашему кораблю ожидается через восемнадцать минут. Глава 18 Волнуясь и любопытствуя одновременно, Хьюлитт следил за тем, как приземистый седовласый мужчина, которому отвели роль проводника медицинской экспедиции, вышел из автомобиля и пошел навстречу прибывшим. Стиллман был одет по-местному - короткая куртка, килт и мягкие ботинки, доходившие до щиколотки. Одежда выглядела удобно и отличалась определенной стильностью, хотя в данном случае полам куртки мешало развеваться то, что ее владелец понасовал в карманы всякой всячины. Профессионал Хьюлитт сразу определил, что в одежде Стиллмана - ни грамма синтетики в отличие от той, в которую были облачены он сам, Флетчер и Мерчисон. Хьюлитт подумывал над тем, не включить ли килт в ассортимент одежды, предлагаемой экстравагантным клиентам, но тут вперед, поприветствовать будущего проводника, вылетел Приликла. - Друг Стиллман, - проговорил эмпат, - попрошу прощения за то, что встречаю вас у трапа, а не приглашаю на борт корабля, где вы могли бы удовлетворить свое сильнейшее любопытство, но у меня сложилось такое впечатление, что полковник Шеч-Рар не хочет, чтобы мы отняли у вас слишком много времени. Действительно, несколько минут у Стиллмана уже было отнято: он далеко не сразу совладал с собой при виде первого в его жизни цинрусскийского эмпата, так как раньше все его внимание было занято только привлекательной Мерчисон. - Я... я в отставке, доктор Приликла, - смущенно выдавил Стиллман. - И мое время принадлежит только мне, а не полковнику, поэтому пользуйтесь им, как вашей душе угодно. Вы правы, я много слышал о "Ргабваре" и, конечно, мечтал бы осмотреть корабль. Но если вы не против, я бы предпочел последовать совету полковника и сразу приступить к делу - тогда бы я освободился пораньше и смог бы осмотреть корабль. - Как пожелаете, - отозвался Приликла. - Какие инструкции вам дал полковник? - Первым делом - посетить дом, - ответил ему Стиллман. - Нынешние его хозяева работают на базе, но им разрешили сегодня уйти пораньше, и к нашему приходу они должны быть дома. Если вы хотите встретиться со стоматологом лично, могут возникнуть некоторые сложности. В настоящее время доктор Гамильтон посещает другую базу, на материке Юннет, и не вернется раньше чем через три дня, но если вы согласны не встречаться, а только переговорить с ним, то он выйдет на связь в любое время и вы можете побеседовать с ним как с корабля, так и из дома. Затем вы сможете сколько вам будет угодно времени работать в овраге. "Они тут на редкость любезны, - не без скепсиса подумал Хьюлитт, - вот только энтузиазм настолько бьет через край, что не остается времени ни на раздумья, ни на то, чтобы не сболтнуть лишнего". Дом он узнал сразу - вот только парадный вход был переделан: дверной проем расширили и ступеньки заменили пандусом, по которому было бы легче взбираться жильцам-тралтанам. Те уже заметили гостей и ожидали их у дверей. Стиллман, видимо, знакомый с жильцами дома, представил их как Краджаррона и Суррилтора. Здороваясь, гости обошлись без принятого среди землян рукопожатия. Внутри в доме все было переделано до неузнаваемости. Исчезли почти все перегородки. Тралтаны, существа крупные, предпочитали свободное пустое пространство, поэтому в доме стояло только несколько стульев и еще каких-то сидений для существ других видов. Вспомнив, как выглядела кровать пациента Хоррантора в седьмой палате, Хьюлитт без труда узнал, что собой представляет обширное углубление в углу, выстланное подушками, - то была спальня. Высокие от пола до потолка полки с книгами и кассетами, стены, увешанные картинами и плетеными орнаментами, а также узкими коническими кашпо с ароматическими растениями, представляли собой полную противоположность полу. Пока Хьюлитт соображал, какой бы сказать комплимент по поводу убранства дома, Приликла уже успел извиниться перед хозяевами за причиненное беспокойство и попросил у них прощения за то, что корабль-"неотложка" совершил посадку в их владения без предварительных переговоров. - Не стоит извиняться, доктор Приликла, - сказал Краджаррон и вежливо помахал щупальцем. - Вы - первый цинрусскиец, с которым мы имеем честь и удовольствие познакомиться, и всем вам мы крайне признательны за то, что вы развеяли однообразие нашей будничной жизни. Может быть, вы желаете употребить какие-либо продукты - твердые или жидкие? У нашего пищевого синтезатора имеется много программ, рассчитанных на представителей разных видов. - Как это ни прискорбно, мы ничего не хотим, - признался Приликла. - Мы уже поели. Мерчисон, Стиллман и Хьюлитт глянули на эмпата. Они понимали, что, будь они голодны, эмпат бы это почувствовал. Он не солгал, но при этом и не уточнил, как давно они поели. - Мы пришли к вам, чтобы извиниться за вторжение, - продолжал цинрусскийский врач. - Наш корабль прибыл на Этлу для проведения исследования и выяснения обстоятельств событий, происшедших здесь в то время, когда друг Хьюлитт жил в этом доме ребенком со своими родителями. Пользуясь случаем, друг Хьюлитт хотел побывать в своем прежнем жилище и поинтересоваться судьбой существа, к которому он в детстве был очень привязан. Хьюлитт изумленно обвел взглядом собравшихся. У Стиллмана вид был не менее ошарашенный, чем у него самого. Мерчисон, казалось, вовсе не удивлена. Кошка Хьюлитта наверняка давным-давно умерла от болезни, несчастного случая или просто от старости. С какой стати Приликле взбрело в голову спрашивать о ней? Краджаррон развернул два глаза в сторону Хьюлитта и проговорил: - Вас интересует маленькое пушистое земное существо ограниченной разумности по кличке Снарф? Ее забрали к себе другие земляне, но она не желала жить у них и упорно возвращалась сюда. Когда мы сюда прибыли, мы обнаружили ее здесь. Она бродила по дому и саду. Потом мы выяснили, что она, как и ей подобные зверьки, испытывает привязанность к привычному месту обитания. Она вела себя очень дружелюбно, и с тех пор, как мы уяснили, каковы ее пищевые потребности, она пыталась привлечь к себе наше внимание путем того, что взбиралась вверх по нашим конечностям. Теперь она живет у нас как домашнее животное. Хьюлитт часто заморгал. Он помнил свою любимицу маленьким котенком. Он сам удивился внезапно охватившему его чувству потери и тоски. Краджаррон издал шипящий непереводимый звук. Хьюлитт понял, что тралтан пытается воспроизвести земное "кис-кис", только тогда, когда в дверном проеме возникла Снарф и медленно пошла к нему. Все молчали как завороженные. Кошка остановилась, посмотрела на Хьюлитта и обошла вокруг его ног, принялась тереться о его лодыжки, изящно помахивая пушистым хвостом. Эту форму невербального контакта не стоило переводить. Хьюлитт присел, поднял кошку, прижал к груди, погладил. Кошка подняла хвост трубой и замурлыкала. - Снарф, - пробормотал Хьюлитт. - Вот уж не ожидал тебя встретить снова. Как поживаешь? Приликла подлетел поближе и констатировал: - Эмоциональное излучение животного характерно для старого и очень довольного существа, не страдающего ни умственными, ни физическими расстройствами, которое в данный момент наслаждается тем, что его шерсть гладят. Если бы животное умело разговаривать, оно бы сказало, что поживает прекрасно и попросило бы вас продолжать его гладить. Друг Мерчисон, вы знаете, что вам делать? - Безусловно, - ответила патофизиолог и вытащила из сумки сканер. - Краджаррон, Суррилтор, вы позволите? - И, обратившись к Хьюлитту, она добавила: - Больно не будет, только подержите ее покрепче, пока я буду сканировать. На всякий случай я произведу запись. Снарф, видимо, поняла, что ей предлагают новую игру. Она пару раз прикоснулась к сканеру лапкой, не выпуская когтей, а затем снова стала мурлыкать. - Желаете ли забрать принадлежащего вам зверька, землянин Хьюлитт? - поинтересовался Краджаррон. Оба тралтана смотрели на Хьюлитта во все глаза, и Хьюлитту не понадобилось выяснять, насколько сильно сейчас мандражирует Приликла, - он и так отлично понял, что установившийся межвидовой контакт слабеет на глазах. - Спасибо, не хочу, - ответил он и отпустил Снарф на пол. - Кошке тут явно нравится, и вряд ли ей придется по душе другое место, но я вам очень признателен за эту встречу со старым другом. Напряженность тут же спала. Приликла вновь обрел устойчивость, а Снарф, вспрыгнув на одну из массивных ног тралтана, перенесла свои ласки на Суррилтора. Несколько минут спустя, когда гости и хозяева обменивались вежливыми прощальными словами, дважды нежно прозвенел телефон, сигнализируя о вызове. Это оказался доктор Гамильтон. - Сожалею, что не могу ответить на ваши вопросы лично, доктор Приликла, - извинился он. - Стиллман, наверное, сообщил вам, что я в данное время нахожусь с инспекционной поездкой на Юннете. Возможность путешествовать - одна из прелестей моего пребывания здесь, ведь я единственный стоматолог-универсал. Так чем могу помочь? Приликла принялся объяснять, что ему нужно от доктора Гамильтона, а хозяева-тралтаны, не желая становиться невольными слушателями их беседы, удалились в угол и загородились звукоизолирующим экраном. Хьюлитт не отводил глаз от экрана видеофона, изо всех сил пытаясь вспомнить лицо и голос стоматолога, но вспоминал только его блестящие инструменты и руки, торчавшие из рукавов белого халата. Наверное, ребенком он не слишком долго видел лицо врача, чтобы теперь вспомнить его. - Я не забыл этот случай, - сказал Гамильтон. - Не потому, что это было так уж важно, а потому, что это был первый и единственный раз, когда меня попросили удалить зубы, которые не выпали естественным путем. Тогда я решил, что ребенок страдает избытком воображения, боязлив и боится боли, которая, на его взгляд, может возникнуть в том случае, если он примется выдергивать шатающийся зуб пальцами, ведь именно так поступают большинство детей. Я так понял, что бабушка привела ребенка ко мне именно затем, чтобы решить эту проблему. Процедура предстояла слишком незначительная для того, чтобы применять обезболивание, и потом, как я сейчас припоминаю, в истории болезни ребенка содержалось предупреждение, что в связи с аллергией обезболивающие ему противопоказаны. Причина аллергии тогда установлена не была. - Мы и теперь ее не установили, - вступила в разговор Мерчисон. - А как вы поступили с зубами? - поинтересовалась она. - Сохранили ли вы их? Исследовали после удаления? - Я не видел причин, зачем бы их исследовать, - ответил доктор Гамильтон. - Самые обычные детские молочные зубы, ничего из ряда вон выходящего. Кроме того, ребенок очень просил меня позволить ему забрать зубы с собой - не знаю, знакомы ли вы со сказочкой про зубную фею? Считается, что она дарит детям деньги за молочные зубы. - Помните ли вы еще что-нибудь о том случае, друг Гамильтон? - спросил Приликла. - Что угодно, каким бы пустяком это вам ни показалось в то время. - Простите, но больше ничего, - вздохнул стоматолог. - С тех пор я ни разу не видел этого ребенка, так что склонен предположить, что в дальнейшем его зубы выпадали естественным путем. Последние слова Хьюлитт слушал вполуха: он припомнил кое-что еще насчет своих зубов - то, что совершенно вылетело у него из головы впоследствии, а вот теперь, слушая стоматолога, он вспомнил. Он никому об этом не рассказывал - ни тогда, ни потом, потому что все, как обычно, заявили бы, что у него слишком богатое воображение. А он даже ребенком терпеть не мог, чтобы его обвиняли во лжи. - Друг Хьюлитт, - сказал Приликла, подлетев поближе к нему, - твое эмоциональное излучение, в котором сочетаются небольшое раздражение, напряженное внимание, осторожность и ожидание растерянности, позволяет мне предположить, что вы от нас что-то скрываете. Прошу вас, расскажите. Мы не будем смеяться над вами и не станем вызывать у вас смущение. Любые новые сведения в вашем случае могут оказаться ценными. - Сомневаюсь, - промямлил Хьюлитт. - Но если вам так хочется, пожалуйста... Пока Хьюлитт рассказывал, все молчали и внимательно слушали, только Нэйдрад издала отрывистый непереводимый звук. Тягостное молчание нарушил Приликла. - Доктор Гамильтон об этом не упомянул, - заметил эмпат. - А вы кому-нибудь показали зубы? Разговаривали с кем-нибудь о них? - Он зубы не рассматривал, когда отдавал их мне, - ответил Хьюлитт. - Они были слишком мелкие - три светло-серых зуба, длиной около дюйма каждый. Я держал их в кулаке, пока шел домой, но бабушке не показал, потому что она и так сердилась на меня, считая, что я зря потащил ее к врачу. К тому времени, когда мы вернулись домой, зубы исчезли. То ли они у меня выпали из руки, то ли их сдуло струей воздуха из кондиционера в автомобиле. Я знаю, вы все мне не верите. Мерчисон рассмеялась, покачала головой и сказала: - Простите меня. Но честное слово, так трудно вам верить, когда вы рассказываете такое количество невероятных историй. Ни один из упомянутых вами симптомов не подтвержден, ни с чем не связан. Разве можно нас винить в недоверчивости? Паучьи лапки Приликлы вновь сильно задрожали. - Я пообещал другу Хьюлитту, - напомнил он, - что мы не станем смущать его. Он чувствует, что говорит правду. - Да я знаю, что он думает, что говорит правду, - огрызнулась Мерчисон. - Но зубы не волоски, чтобы их сдуло струей воздуха! На этот раз в роли специалиста по разрешению конфликтов выступил Стиллман - собственно, это была его специальность. Он дипломатично поинтересовался: - Доктор Приликла, не желаете ли спуститься в овраг? Только тогда, когда все они покинули дом, Хьюлитт сказал: - Как только я увидел кошку, я в тот же миг догадался, что это Снарф. И она меня мгновенно узнала. Не могу описать... Удивительно странное чувство. - То чувство, с которым вы узнали вашего маленького зверька, было очень сложным, - согласился Приликла. - Я прежде никогда не ощущал подобной эмоциональной реакции, и я бы не удивился, если бы вы попросили тралтанов вернуть вам зверька. Я очень благодарен вам за то, что вы верно оценили ситуацию... Друг Мерчисон, вы чем-то очень смущены и недовольны, - обратился эмпат к патофизиологу. - В чем дело? - Дело в кошке, - бросила Мерчисон, оглянувшись через плечо на дом. - Мои родители обожали кошек. У нас всегда в доме было не меньше двух, так что с этими животными я знакома не понаслышке. Мне, к примеру, известно, что продолжительность жизни здоровой кошки на Земле - от двенадцати до четырнадцати лет и уж никак не вдвое больше. Поэтому Снарф никак не могла столько прожить. Доктор Стиллман, насколько вы уверены в том, что это земная кошка, а не зверь какого-либо внешне схожего этланского вида? - Совершенно уверен, - ответил хирург-капитан. - Когда на Этлу впервые прибыли специалисты по осуществлению культурных контактов, они, понимая, что прожить им тут придется долго, оказались настолько предусмотрительны, что захватили с собой то, что им было дорого. В одном случае это была домашняя кошка. Через несколько дней после прибытия она произвела на свет шесть котят. Все они были с радостью разобраны. Одним из этих котят была Снарф. - В таком случае объясните мне, - не унималась Мерчисон, - с какой стати обычной земной кошке вздумалось вдвое увеличивать продолжительность своей жизни? Стиллман сделал несколько шагов, прежде чем ответить. - Знаете, мэм, я и сам не раз этому удивлялся. Мое предположение таково: на Этле кошки не подвергаются той уйме кошачьих болезней, от которых страдают на Земле, а как мы знаем, этланские микробы для живых существ инопланетного происхождения безвредны. Итак, здесь кошка была в безопасности от опасных болезней и могла умереть только от старости или несчастного случая, прожив все свои девять жизней. Мерчисон улыбнулась. - Однако нам известно, что Снарф пережила один тяжелый несчастный случай и выжила. Теория у вас замечательная, доктор, но есть ли у нее подтверждение? Что вы можете рассказать об остальных котятах - братиках и сестричках Снарф? - Я боялся, что вы зададите этот вопрос, - вздохнул Стиллман. - Один из котят вступил в спор с лесовозом и проиграл. Остальные пятеро, так же как их мать, умерли естественной смертью. Мать раньше, а котята - лет десять назад. - О, - только и выговорила Мерчисон. Глава 19 Долгое молчание, последовавшее за восклицанием патофизиолога, нарушил Приликла. - Друг Хьюлитт, - прощелкал он, - нам бы хотелось пройтись по той тропе, которой вы прошли в детстве, начиная от отверстия в ограждении сада до дерева, с которого вы упали. Если вы готовы, пожалуйста, ведите нас. Оказавшись за забором, Хьюлитт пошел медленно. Ему приходилось продираться сквозь высокие густые заросли, с виду похожие на земную траву, если, конечно, сильно не приглядываться. В траве сновали мелкие насекомые, которых тоже с первого взгляда можно было принять за земных. Хьюлитт шел, время от времени поглядывая на жаркое синее небо с редкими белыми облачками - все как на Земле. Стиллман шел следом за ним, но помалкивал. Остальные сильно отстали и о чем-то разговаривали, Хьюлитт не слышал. Скорее всего они разговаривали о нем. Хьюлитт злился. "Обсуждают мою последнюю выдумку", - думал он. - Знаете, поначалу я засомневался, доктор Стиллман, - признался Хьюлитт немного погодя, решив немного отвлечься от мрачных мыслей. - Но вас я тоже узнал. Только тогда вы показались мне намного выше ростом, но, наверное, четырехлетним малышам все взрослые кажутся великанами. А так вы не очень изменились. - А я бы вас не узнал, - отозвался Стиллман, улыбнулся и похлопал себя по наметившемуся брюшку. - Вы выросли вверх, а я - вширь. - Как удачно, что вы до сих пор здесь, - продолжал разговор Хьюлитт. - А я думал, что Корпус Мониторов гоняет своих сотрудников по всей Галактике. - Мне очень повезло, что я работаю здесь, - ответил Стиллман. Шагов тридцать они прошли молча. Хьюлитт уже начал гадать, уж не обидел ли он чем Стиллмана, когда тот заговорил: - Тут, на Этле, положение с развитием культурных контактов такое, знаете ли... деликатное, поскольку аборигены настолько похожи на нас. Когда имеешь дело с инопланетянами, на тебя совершенно не похожими, и возникает какой-то конфликт, то на компромисс идут, как правило, обе стороны. Здесь же мы пытаемся и понять, и постепенно переориентировать цивилизацию, пошедшую неверной дорожкой. Вернее, им всякой чепухой забил головы их император - привил народу параноидальную ксенофобию, вот они и начали сражаться с несуществующей угрозой. Нам пришлось долго завоевывать доверие местных жителей и доказывать им - знаете, мы до сих пор им это доказываем, - что другие разумные существа - такие же, как они: не плохие и не хорошие, а просто другие. Еще в то время, когда вы тут жили, у нас на базе уже работали несколько местных сотрудников. - В голосе Стиллмана прозвучали ностальгические нотки. - Нам хотелось развеять этланскую ксенофобию за счет совместной гармоничной работы бок о бок с ними. Время от времени мы отправляли сотрудников-этланцев под тайным прикрытием на всяческие общественные мероприятия. Безусловно, все планировалось самым тщательным образом. Они оказывались зрителями на разных спортивных соревнованиях, ходили на экскурсии по осмотру достопримечательностей. Нам же самым важным представлялись случаи, когда удавалось отправить этланцев в школы, где они могли посмотреть на детей, понаблюдать за ними, поговорить. Сейчас персонал базы и подразделение по Культурным Контактам на три четверти состоит из этланцев и только на одну - из землян и представителей других видов, так что культурная программа осуществляется отлично. Однако проблема осложнена тем, что хотя этлане - чудесный, дружелюбный народ, они жутко гордые. Даже я порой забываю, насколько они отличаются от нас, и могу допустить ошибку. Именно поэтому Шеч-Рар - пусть он от природы лишен обаяния и обходительности - так встревожен тем, что на Этлу явилась гурьба инопланетян с непонятной миссией и будет тут расхаживать, не понимая существующего положения дел. Вы только не принимайте этого на свой счет, - попросил Стиллман. - Просто я вам только что в сжатом виде представил свою лекцию, которую я читаю здесь каждому офицеру Корпуса - новичку. Хьюлитт решил, что сейчас отвечать Стиллману не стоит. Остальные догоняли их - видимо, им было интересно послушать, о чем разговаривают Хьюлитт со Стиллманом. Оба некоторое время шли молча. В конце концов Стиллман рассмеялся и снова заговорил: - Если офицер не без способностей, предан работе и ему удается завоевать расположение и доверие этланцев, начальство заинтересовано в том, чтобы задержать его здесь на возможно более долгий срок, дабы процесс укрепления связей продолжался. Вероятно, я продемонстрировал совершенно необычное рвение в этом смысле: заявил, что желаю жениться на этланке и остаться здесь, когда уйду в отставку. Я вам потому и сказал, что мне повезло. - Понятно, - кивнул Хьюлитт. Видимо, собеседник уловил его смущение. - Вы только не подумайте, что это что-то вроде "седины в бороду и беса в ребро", - заверил Хьюлитта Стиллман. - Мы познакомились, когда я тут только второй год работал. Она тогда была... в общем, у этланцев это называется "Мать-наставница" - так зовутся тут те, кто занимается воспитанием и обучением детишек от четырех до семи лет. Моя будущая жена стала первой этланкой, решившейся поделить свою работу с тралтанской учительницей. Она тогда уже успела понять, что самое лучшее время для борьбы с предрассудками - это то, когда дети еще не успели их понабраться от родителей. Она была вдовой. На ту пору здесь хватало вдов и сирот. У нас своих детей быть не могло, это понятно, поэтому мы усыновили четверых, пока были достаточно молоды для того, чтобы... - Доктор, - догнав их, вмешалась в разговор Мерчисон. - Я знаю, что видовые различия препятствуют размножению, но мы смогли бы получить ответы на многие клинические загадки или обрели бы еще большую загадку, если бы вам было известно исключение из этого правила. Вы знаете хотя бы об одном таком случае? Если это так, то не был ли один из родителей Хьюлитта аборигеном? А может быть, он сам был усыновленным этланским сиротой? Стиллман покачал головой. - Простите, мэм. Я хорошо знал его родителей еще до того, как у них родился мальчик, и присутствовал при родах. - Да, я понимаю, идея совершенно дикая, - извинилась Мерчисон. - Но положение таково, что хватаешься за соломинку. Хьюлитт молчал. Его охватило странное чувство. Трава доходила ему до пояса, как и четырехлетнему Хьюлитту. Деревья и кусты выросли, но и он тоже. Запахи нагретой солнцем земли и растительности, жужжание насекомых - все было точно так же, как тогда. Вот только расстояние как бы сократилось. - Вот это место я очень хорошо помню, - сказал он и указал на одиноко стоявший куст. - Вот тут я играл. - А не помните, вы тут ничего не съели тогда? - ухватилась за очередную соломинку Мерчисон. - Ягоду, травинку? Понимаете, вы могли тогда что-то съесть, и это что-то подействовало как противоядие. - Нет, - мотнул головой Хьюлитт и указал на руины дома. - А потом я забрался вот в эти развалины. Удивительно, что их до сих пор не разобрали и не перестроили. Тут все в таком же запустении, как и раньше. - Это сделано специально, - заметил Стиллман и огляделся по сторонам. - В этих местах проходил бой - последний бой, в результате которого сбросили последнего имперского наместника. В свое время тут селили всех иноземцев. Так было задумано, что эта местность станет и напоминанием о прошлом, и надеждой на лучшее будущее. Похоже, идея оказалась безошибочной. Во время больших праздников сюда приходят на пикники. Тут тихо и спокойно - ну, разве только за исключением тех случаев, когда этланские детишки объединяются с другими ребятами и заводят тут шумные игры. От дома остались только стены. Крыша была сорвана, внутри все заросло травой. На одной стене чернела копоть, но прошло столько лет, что запах гари скорее был иллюзорным, чем настоящим. Среди густой травы сновало и ползало новое поколение зверьков и насекомых. Мерчисон поинтересовалась: не укусил ли Хьюлитта в тот раз кто-нибудь из них. Хьюлитт покачал головой, но патофизиолог все же попросила, чтобы Нэйдрад отловила для нее несколько экземпляров живности, обитавшей в развалинах. - Потом, - сказал Хьюлитт, - я отправился вон к той ржавой военной машине. Вон она стоит. На этот раз первым пошел Флетчер. Он забрался внутрь машины. Оставшиеся снаружи слышали, как он ворчит себе под нос нечто насчет того, что четырехлетнему мальчугану тут, может быть, и было просторно, но уж никак не взрослому мужчине. Наконец его голова и плечи появились над люком. - Это, - сообщил Флетчер, - подвижная артиллерийская установка среднего технического уровня, рассчитанная на экипаж из трех бойцов. Крупное орудие было предназначено для стрельбы разрывными снарядами, меньшее стреляло и заряжалось автоматными лентами. Амуниция, топливо и большая часть приборов отсутствуют. Там не осталось ничего, кроме обломков оборудования и кучи насекомых. Поймать для вас несколько штук, миссис Мерчисон? - Да, пожалуйста, - попросила патофизиолог. - Если можно, таких, каких не было в развалинах дома. - Что до меня, - проворчал Флетчер, - то все эти мерзкие ползучие твари - на одно лицо. - Мэм, если вам нужны сведения о местных насекомых, - вмешался Стиллман, - то это конек моей супруги. Она будет очень рада оказать посильную помощь. Но что именно вас интересует? - Точно мы и сами не знаем, доктор, - призналась Мерчисон. - Вероятно, маленький Хьюлитт в тот злополучный день резвился вовсю и мог забыть, что его кто-нибудь ужалил или укусил, а это могло сказаться на том, что произошло позднее. - Понимаю, - кивнул Стиллман. - То есть мне кажется, что понимаю. Хьюлитт повел экспедицию к следующей боевой машине - той, что валялась на боку, а рядом с ней на траве металлическим ковром расстелилась гусеница, потом сводил к другим машинам, в которых играл в тот день. Все молчали, а Хьюлитт говорил без остановки: он по пути вспоминал все новые и новые подробности своего детского приключения. Наконец все подошли к высокому дереву с корявыми ветвями и желто-зелеными грушевидными плодами, нависавшему над оврагом. - Ветви только с виду крепкие, - предупредил Стиллман, когда стало ясно, что Флетчер собирается залезть на дерево. - Взрослого они не выдержат. - Нет проблем, доктор, - заверил Стиллмана Приликла. Его радужные крылышки заработали быстрее, и вскоре он поднялся ввысь, подобно громадной стрекозе, и оказался рядом с увешанными плодами верхними ветками. - Прошу вас, будьте осторожны, доктор, - взволнованным голосом увещевал Приликлу Стиллман. - В это время года кожура у плодов очень тонкая, а сок смертельно ядовит. Затем хирург-капитан замолчал, хотя всем было ясно, что молчание дается ему с трудом - теперь говорил только Хьюлитт, он рассказывал о том, как сорвал и съел плод, как упал и очнулся на дне оврага, как увидел перед собой молодого Стиллмана. Все время, пока поисковая группа спускалась по крутому склону ко дну оврага, Стиллман шел, крепко сжав губы - так крепко, словно на них наложили швы. - Я чувствую, что вы хотите что-то сказать, друг Стиллман, - прощелкал Приликла. - Что именно? Стиллман осмотрелся. Дно оврага было усеяно камнями и останками военной техники. Окинув взглядом округу, Стиллман поднял глаза к верхушке дерева. В отличие от того раза, когда Хьюлитт тут побывал впервые, сейчас ярко светило солнце и было видно, насколько это опасное место и насколько ему повезло, что он тогда отделался легким испугом. Стиллман прокашлялся и сказал: - На Этле такие деревья редки и, несмотря на то что плоды их ядовиты, относятся к охраняемым видам. Это дерево очень старое, растет медленно и по сравнению с тем, каким оно было в тот день, когда Хьюлитт с него упал, выросло ненамного. Ущелье, как вы сами видите, глубокое и опасное. Если мальчик действительно забрался до самой верхушки и съел хотя бы маленький кусочек плода, он бы погиб - не от одного, так от другого. Не хочу вас обидеть, - продолжал Стиллман, глядя на Хьюлитта в упор. - В тот раз я объяснил случившееся тем, что вы переутомились, проголодались и хотели пить, проведя много часов под палящим солнцем. Вы увидели высоко на дереве плоды и захотели взобраться наверх, но, подумав, вы решили не рисковать и не упали, как утверждаете, с верхушки, а скатились на дно ущелья по склону. Мое предположение подтверждается и состоянием вашей одежды в тот вечер, и тем, что на вас не было ни царапинки. Да, вы пытались забраться на дерево и видели на его верхних ветвях плоды, но на самом деле и то, что вы залезли на дерево, и то, что вы с него упали, вам приснилось, и реальность в вашем сне перемешалась с фантазиями. Простите, - добавил Стиллман. - Вероятно, вы не лгали, но и правду говорить не могли. Медицинская бригада хранила дипломатическое молчание и занималась сбором насекомых и растений для Мерчисон. Хьюлитт привык к вежливой недоверчивости, а Стиллман был всего лишь еще одним врачом, решившим, что всему виной избыток воображения пациента. Злиться бессмысленно. Хьюлиттом владели разочарование и обида. Поэтому он очень удивился, заметив, как вдруг задрожал Приликла - Хьюлитт-то точно знал, что его эмоции тут ни при чем. Еще больше он удивился, когда эмпат ответил на никем не заданный вопрос. - Друг Флетчер, - проговорил Приликла. - Вы излучаете сильное любопытство и волнение. Почему? Капитан стоял на коленях около предмета, похожего на пузатую торпеду, почти целиком утонувшего в траве, намытой дождевыми потоками со склонов. Флетчер открыл сумку и вытащил оттуда прибор, похожий на глубинный сканер. - Похоже на технику нездешнего производства, - сообщил Флетчер. - Эта конструкция гораздо более сложна, чем вся остальная рухлядь. Подробнее смогу сказать, как только внимательнее осмотрю эту штуковину изнутри. - Может быть, это и не имеет значения, - встрял Стиллман, - но в тот вечер Хьюлитта нашли спящим именно около этой машины. Тогда меня больше интересовало состояние мальчика, и в голову не пришло разглядывать очередную ржавую железяку. - Благодарю вас, доктор. - Мерчисон быстро подошла к Флетчеру. - Данальта, Нэйдрад, забудьте о гербарии и жучках, пока мы не установим, что это такое. Продолжая дрожать из-за эмоционального излучения своих подчиненных и от собственного волнения, Приликла спланировал на землю. - Все записывающие устройства включатся, друг Флетчер, как только вы будете готовы. Капитан говорил и действовал неторопливо и описывал вслух все, что видел, думал и делал. Хьюлитту уже начало казаться, что капитан хочет оставить производимую запись в качестве завещания на тот случай, если ржавая машина возьмет, да и взорвется. Приликла, у которого трусость была главным средством выживания, и все остальные разместились так близко к Флетчеру, как только могли, стараясь не мешать ему. Что интересно - Приликла не выказывал никаких признаков волнения. Хьюлитт, набравшись смелости, шагнул к ним поближе. Судя по тому, что рассказывал Флетчер, предмет представлял собой полый цилиндр три метра в длину и полметра в поперечнике. Он был снабжен двумя наборами стабилизаторов, расположенных соответственно посередине и в хвосте. Внешняя поверхность цилиндра облупилась и заржавела, кое-где на ней виднелись пятна гари, свидетельствовавшие о том, что на краткое время цилиндр подвергся воздействию высокой температуры. Капитан Флетчер обнаружил также безвредный уровень радиоактивного излучения - значит, параллельно с перегревом цилиндр пережил и облучение. Передвижение цилиндра обеспечивалось единственным интегральным химическим двигателем, занимавшим три четверти его объема. Судя по анализу запекшейся краски и на основании грубого определения веса снаряда можно было предположить, что дальность его полета составляла от шестидесяти до семидесяти миль, На продольной оси сигарообразного снаряда располагались две небольшие дверцы, они были распахнуты и висели на петлях. Дверцы были расположены на одинаковом расстоянии от центра тяжести цилиндра. Из дверок тянулись обрывки полусгнивших тросов. По всей вероятности, цилиндр должен был совершить мягкую посадку в горизонтальном положении на двух парашютах. От самих парашютов ничего не осталось. Флетчер предположил, что либо они были изготовлены из ткани, предусматривающей их постепенное разложение, либо где-то зацепились за деревья и оторвались. - Первые десять дюймов носовой части снаряда находятся в земле, - пояснил Флетчер. - Вероятно, эта часть отвалилась при посадке, и затем ее покрыли земля и растительность. Помимо крепежных деталей, эта часть, похоже, забита плотным амортизирующим материалом, не подвергнувшимся гниению. Тем же амортизирующим материалом наполнена и вся передняя четверть снаряда, где, по идее, должна бы находиться боеголовка. Этот материал занимает все пространство в передней части снаряда за исключением цилиндрической полости диаметром в пять дюймов и длиной в три четверти метра. Внутри полости находится пластиковый кружок того же диаметра, что и сама полость. Спереди этот кружок надежно уплотнен амортизирующим материалом, а сзади соединен с коротким бруском и... чем-то вроде пистонного механизма, предназначенного для выталкивания какого-то цилиндрического контейнера из полости. Но, видимо, вследствие неполадок, возникших из-за грубого приземления, пистон пролетел только половину положенного расстояния, поэтому контейнер не вытолкнуло целиком, а затем, неизвестно, через какой период времени, он разрушился. Руки Флетчера были затянуты в перчатки, похожие на плотную прозрачную человеческую кожу. Чувствительность при контакте с предметами сочеталась в них с максимальной степенью защиты. Не сводя глаз с дисплея сканера, Флетчер сунул свободную руку в отверстие дверцы. - Внутри множество мелких насекомых, - сообщил капитан. - Они поселились в амортизационном материале. Кроме них, здесь находятся мелкие кусочки какого-то стекловидного вещества. Кстати, такие же кусочки валяются в траве около покрытого землей носа снаряда. Одна их поверхность блестящая, а другая - темно-коричневая, матовая. Вероятно, вам потребуются образцы? Мерчисон опустилась рядом с капитаном на четвереньки и воскликнула: - Да! Хьюлитт не мог припомнить, чтобы кто-нибудь на его памяти произносил это короткое слово с таким волнением и страстью. Флетчер передал Мерчисон один кусочек вещества, про которое только что рассказывал, и патофизиолог поместила его в портативный анализатор. Все ждали, что она скажет. - Наши анализаторы согласны друг с другом, - проговорила Мерчисон пару минут спустя. - Это тонкий, хрупкий стекловидный пластик. Угол изгиба свидетельствует о том, что перед нами фрагмент цилиндрического сосуда. За исключением незначительного количества экскрементов насекомых наружная поверхность чиста и блестяща. Внутренняя матовая поверхность представляет собой засохший слой какого-то жидкого синтетического питательного вещества. Мне понадобится несколько образцов для последующего анализа на корабельном анализаторе. Тогда я смогу сообщить вам, какие существа употребляют в пищу это вещество. Пока скажу лишь одно: в этой машине когда-то находились существа или существо, нуждающиеся в питании для поддержания жизни. Флетчер собрался уже отдать Мерчисон еще один кусочек пластика, но рука его застыла, и он посмотрел на Стиллмана. - Доктор, - спросил он, - а этланцы никогда не применяли химическое или биологическое оружие? Глава 20 Хьюлитт инстинктивно попятился. Его бросило в жар, но виной тому было не полуденное солнце. Остальные остались на своих местах. Им всем что - недоставало воображения, - но это навряд ли. Скорее всего опасности просто не было. Хьюлитт боязливо шагнул вперед. - Насколько нам известно, нет, капитан, - ответил Стиллман. - История умалчивает о том, что когда-либо при ведении войн с другими планетами этлане пользовались такими видами оружия. К тому же здесь и так хватало болезней. Возможно, химическое и биологическое оружие тайно разрабатывалось имперскими учеными. Вероятно, ближе к концу мятежа император отчаялся настолько, что готов был пустить в ход все свои арсеналы, но я бы все же не стал так думать. В перечне заболеваний того времени указаны травмы вследствие взрывов, контузий, огнестрельные ранения, но не болезни как таковые. - Стиллман сделал достаточно долгую паузу, и Флетчер успел передать Мерчисон еще три кусочка пластика. - В любом случае, - продолжал Стиллман, - химическое и биологическое оружие предусматривает взрыв снаряда при контакте с поверхностью планеты или в воздухе над обозначенной целью. Этот снаряд совершил мягкую посадку с помощью парашютов, взрывное устройство не сработало, и взрыв произошел только тогда, когда по снаряду что-то ударило. - Или кто-то, - уточнил Приликла. Один за другим все повернули головы к Хьюлитту. Он и сам был поражен словами эмпата не меньше других. Первым заговорил Стиллман: - Если вы хотите сказать, что малыш Хьюлитт свалился на эту штуковину, стукнулся о нее со страшной силой и раздавил то, что там было внутри, я этого подтвердить не в состоянии. Мальчика нашли рядом с этой сигарой, но было темно, а я был слишком встревожен состоянием ребенка, чтобы смотреть, не валяется ли поблизости разбитое стекло. Кроме того, этланские патогенные микробы не способны принести вред кому-либо, кроме местных жителей. Это нам всем отлично известно. И потом... гм-м-м... вид у Хьюлитта на сегодняшний день таков, будто бы он ни единого дня в своей жизни не хворал. Ножки Приликлы забило мелкой дрожью - он волновался, собираясь сказать Стиллману, что он ошибается. - У друга Хьюлитта, - прощелкал эмпат, - долгий анамнез неспецифических заболеваний, причем все эти заболевания не поддавались лечению. По этой причине у него до сих пор нет точного диагноза. Странная симптоматика с самого начала - скорее всего ошибочно - была сочтена проявлением чисто психологической основы его болезни. Наш предварительный диагноз таков, что пациент страдает гипераллергической реакцией широчайшего спектра на все формы лекарственных препаратов. Мы почти уверены, что это состояние не угрожает жизни, за исключением тех случаев, когда лекарства назначаются для перорального приема, путем подкожных инъекций или наружно, путем массирования кожных покровов. Согласитесь, в клиническом плане картина болезни выглядит обескураживающе. Стиллман покачал головой и ткнул пальцем в загадочную торпеду: - И что, эта пакость каким-то образом может помочь в том, чтобы рассеять вашу обескураженность? Приликла сильно вздрогнул. Казалось, кто-то, а может быть, и сам эмпат, вырабатывает неприятное эмоциональное излучение. Вместо того чтобы ответить на вопрос, цинрусскиец сказал: - Друг Стиллман, я почувствовал, что вы голодны, да и все остальные тоже, еще тогда, когда мы отказались от гостеприимства тралтанов. Отказался я потому, что пищевой синтезатор на "Ргабваре" не так давно был перепрограммирован нашим главным диетологом Гурронсевасом, и думаю, на корабле нам удастся поесть вкуснее. Не хотите ли проследовать вместе с нами на "Ргабвар"? - Да, с удовольствием, - отозвался Стиллман. - Кроме того, я ощущаю недовольство и сильное любопытство одного из членов бригады. Друг Флетчер, есть какие-то сложности? - Все сложности - этот снаряд, совершивший мягкую посадку, - буркнул капитан. - Мне бы хотелось поближе взглянуть на механизм активации взрывателя. Такое впечатление, что для исключительно простой задачи, возложенной на него, он чересчур усложнен. Однако я предпочел бы оставить устройство нетронутым. Хорошо, если бы доктор Данальта преобразился таким образом, чтобы у него появились особые конечности и пальцы, которыми он мог бы отсоединить взрыватель изнутри. Не хотелось бы проявлять несубординацию, доктор, но что касается меня, то вы должны бы почувствовать - любопытство у меня сейчас куда сильнее голода. Приликла, прежде чем заговорить, издал мелодичную невысокую трель. - Хорошо, вы двое останетесь здесь. Друг Мерчисон, хотите присоединиться к добровольным голодающим? Патофизиолог покачала головой. - Мне тут больше делать нечего, - заявила она. - Засохшее вещество на внутренней поверхности бывшего сосуда является синтезированным питанием, предназначенным для многих видов теплокровных кислорододышащих существ. Отмечается некоторое количество неидентифицированных микроорганизмов, которые могут принадлежать как содержимому сосуда, так и являться эндемиками Этлы. С помощью портативного прибора невозможно произвести точный анализ, поэтому придется подождать. Я займусь этим после обеда на корабле. На крылышки Приликлы упал солнечный луч и заиграл на них всеми цветами спектра. Цинрусскиец взлетел и вскоре поднялся выше края ущелья и исчез. Флетчер и Данальта остались, чтобы завершить изучение снаряда, а остальные отправились вверх по склону. "Что это эмпат так заторопился?" - гадал Хьюлитт. Он не ожидал от Приликлы такого невежливого поведения. - Бывает, - признался Стиллман Мерчисон, поднимавшейся по склону рядом с ним, - когда я жалею, что не умею летать. Правда, еще сильнее я мечтаю похудеть. Мерчисон ответила ему вежливой улыбкой, но не проронила ни слова, пока они не выбрались из ущелья. - Хирург-капитан, - сказала она, - можно задать вам вопрос? - Тон у вас очень официальный и серьезный, мэм, - откликнулся Стиллман. - Видимо, вопрос будет не из легких. Отвечу, если сумею. - Спасибо, - поблагодарила его патофизиолог. Сделав три шага по высокой траве, она задумчиво проговорила: - Во времена мятежа тут произошло нечто очень странное. Я знаю, что отчеты о тех событиях и донесения времен войны не относятся к разряду засекреченных материалов, но, когда я пыталась вкратце ознакомиться с этой темой, я обнаружила, что Корпус Мониторов дает допуск к материалам только аккредитованным историкам и ученым, которые, как выяснилось, не торопятся с публикациями. Причина существующего ограничения доступа к материалам по этланскому мятежу объясняется так, - продолжала Мерчисон. - Бывшие владения Этланской империи вошли в Галактическую Федерацию, и процесс их ассимиляции замедлился бы, если бы доступ к информации о мятеже был открыт всякому любопытствующему, а что еще хуже - тем, кто пожелал бы вырвать из материалов наиболее драматические моменты с тем, чтобы представить их в черном цвете на массовых развлекательных каналах. Как я поняла, местные жители Этлы до сих пор переживают из-за военных преступлений, совершенных по отношению к ним их императором, и напоминать им об этом не следует. Но что это были за преступления? - продолжала патофизиолог, размашисто шагая вперед. - Не было ли в их числе разработки химического оружия или биологических экспериментов над разумными существами? Ответ на этот вопрос нам бы очень помог продвинуться в начатом исследовании. Или вам также запрещено разговаривать на эту тему? Стиллман покачал головой: - Нет, мэм. Я могу говорить об этом с теми, кто не воспользуется информацией не по назначению. Тут речь идет о врачебной этике и сохранении медицинской тайны, поскольку и сам император, и представители его ближайшего окружения были очень больными людьми. А другого вопроса у вас нет, мэм? - улыбаясь, поинтересовался Стиллман. - Такого, который бы не потребовал для ответа нескольких часов глубочайшего экскурса в историю? Мерчисон не отвечала, пока они не ступили на верхнюю ступеньку трапа "Ргабвара". - Есть, - буркнула Мерчисон. - Не знаете, Снарф никогда не гуляла по оврагу Хьюлитта? Капитан Флетчер и доктор Данальта, чье любопытство в отношении изучаемого объекта по-прежнему пересиливало чувство голода, слышали этот разговор по коммуникатору, и поэтому, когда Стиллман решился-таки дать ответ на первый вопрос патофизиолога, заинтересовались, что же он скажет, поскольку они, как и Хьюлитт, не присутствовали при единственной крупномасштабной боевой операции - финальном сражении за освобождение Главного Сектора Галактики. - По политическим причинам, - начал Стиллман, немного ослабив ремень на располневшей талии, - Корпус Мониторов не рассматривает этланский конфликт как войну. Стремление империи, в состав которой входило пятьдесят планет, захватить неисследованный сектор Галактики, начав одновременно и необъявленную войну против совершенно неподготовленной Федерации, было по меньшей мере дестабилизирующим, и ему нужно было воспрепятствовать. Имела место только одна межзвездная война, - продолжал Стиллман. - Война между Землей и Орлигией. Ее окончание привело к созданию Галактической Федерации. С тех пор было решено, что военные действия между субъектами Федерации с экономическими или территориальными притязаниями в принципе невозможны. Они слишком дорого обходятся, в то время как существует огромное количество необитаемых планет, которые только и ждут колонизации. Если агрессивная цивилизация или ее правители настолько безумны, чтобы, ведомые одной лишь ненавистью, а не только соображением выгоды, напасть на какую-либо планету, то они чаще всего просто взрывают такую планету или опустошают ее. Но ни одна цивилизация не развивается до стадии разработки космических полетов и уж тем более не может осуществить успешные проекты колонизации, если не усваивает главных уроков цивилизации, а именно: способности понимать других, сотрудничать и жить в мире. Поэтому со временем возникла аксиома: если мы обнаруживали в Галактике цивилизацию, освоившую полеты в космос, то перед нами представали существа с высокой культурой и высокоразвитой техникой. В том, что касалось Этланской империи, - хирург-капитан запнулся, - Корпус Мониторов столкнулся как бы с исключением из правила. Но до тех пор, пока мы не обрели полной уверенности в этом, мы старательно скрывали от этланцев расположение планет Федерации, мы просто изучали местную культуру и делали вид, что никакой опасности не существует. Вот почему мы, являясь исполнительным и законодательным органом Федерации, предпочитаем рассматривать этланское событие как крупномасштабную полицейскую акцию... - Доктор, - прервала Стиллмана Нэйдрад, шерсть которой вздыбилась сердитыми иглами. - Около госпиталя тогда носились сотни боевых кораблей. Торпеды насквозь пробивали обшивку корпуса госпиталя. Это было куда больше похоже на войну, нежели на какой-то там мятеж! Вы там были? - Да, - кивнул Стиллман, и его лицо омрачилось неприятными воспоминаниями. - Я служил младшим медицинским офицером на "Веспасиане", когда корабль столкнулся с этланским транспортным кораблем, и помогал перевозить пострадавших в госпиталь. Когда доктор Конвей, который тогда был Главным реаниматологом, увидел, что я отделался всего несколькими синяками, он сказал мне, что у них жуткая нехватка персонала, и отправил меня работать в палату - какую именно, не упомню. Трансляционный компьютер был отключен, и общаться было... Конечно, было очень похоже на войну, но официально эти события значатся как политическая акция против организованных и хорошо вооруженных нарушителей правопорядка. Наступила пауза. Хьюлитт обвел взглядом сидевших за столом Стиллмана, Мерчисон и Приликлу. Каждый из них по-разному вспоминал о пережитом ужасе. Впервые в жизни Хьюлитт порадовался тому, что тема разговора его не касается, что он здесь - посторонний. Стиллман резко вскинул голову и продолжал: - Беды начались тогда, когда один из ваших бывших пациентов, важная шишка по имени Лонвеллин, обнаружил планету под названием Этла-Больная... - Я знаком с этим случаем, - вмешался Приликла. - Он тогда был пациентом Старшего врача Конвея, и в то время, когда Лонвеллин лежал без сознания, я помогал доктору Конвею тем, что определял характер эмоционального излучения больного... Простите, друг Стиллман. Прошу вас, продолжайте. Судя по тому, что рассказал Стиллман, Лонвеллин после того, как выписался из Главного Госпиталя Сектора, отправился на своем личном звездолете на поиски планетарной системы, находившейся, судя по предварительным данным, где-то в неисследованном секторе Магелланова Облака. До Лонвеллина доходили очень неприятные слухи о планете Этла-Больная. Несмотря на свою физиологическую классификацию - ЭПЛГ, массивное тело и устрашающее природное оружие, Лонвеллин был очень развитым в умственном отношении, на редкость альтруистичным, живучим и крайне независимым существом. Он резко отказался от какой бы то ни было помощи, объяснив всем и каждому, что всю свою жизнь он только тем и занимался, что лечил массовые эпидемии. Изумлению сотрудников Корпуса Мониторов не было предела, когда Лонвеллин вышел с ними на связь, сообщил, что нашел искомую планету, и попросил специализированной помощи. Положение на найденной Лонвеллином планете оказалось сложнейшим с социологической точки зрения, а с медицинской - просто-таки варварским. Прежде чем приступить к эффективному излечению социальных болезней, Лонвеллин решил проконсультироваться в госпитале по медицинским вопросам. Кроме того, он просил, чтобы в целях сбора информации на Этлу прибыли существа с физиологической классификацией ДБДГ, а именно - земляне. Он объяснял, что местное население подпадает под такую же классификацию и крайне враждебно относится к любым существам, внешне на аборигенов не походящим. Этот момент очень мешал Лонвеллину в осуществлении взятой им на себя благородной миссии. Лонвеллин провел много месяцев на орбите планеты, вел наблюдения, ловил своим приемником местные передачи и пришел к выводу, что планета, которую местные жители называли Этлой, представляет собой находящуюся в упадочном состоянии колонию, в бедственном положении которой повинны бесчисленные болезни, поражающие более шестидесяти процентов населения. Между тем на планете имелся небольшой космопорт, продолжавший функционировать. Следовательно, первая задача Лонвеллина, которая чаще всего бывала самой сложной, несколько упрощалась: наличие космопорта свидетельствовало о том, что обитатели планеты уже знакомы с пришельцами и потому скорее проникнутся доверием к чужеземцу. Лонвеллин намеревался сыграть роль астронавта-недотепы, вынужденного совершить на Этле посадку в целях ремонта своего корабля. Для этого он собирался попросить у аборигенов на самом деле совершенно ему не нужные куски металла и пластика и усиленно притворяться, что не может объяснить точно, что ему нужно. В обмен на совершенно ненужную рухлядь Лонвеллин хотел предложить этланам ценнейшие вещи и надеялся на то, что наиболее предприимчивые из них вскоре оценят преимущества такого положения. Лонвеллин допускал, что на начальном этапе контакта он будет в проигрыше, но не сомневался, что со временем ситуация изменится. Он надеялся в дальнейшем вместо ценных предметов предлагать этланам свои услуги, в частности, услуги учителя. Затем он намеревался сообщить этланам, что отремонтировать свой корабль не в состоянии, так как на Этле якобы нет для него нужных деталей, и тогда, как это уже не раз происходило, он станет жителем планеты. Ну а потом... потом он примется улучшать положение дел на планете, положившись на время - уж чем-чем, а временем Лонвеллин располагал в избытке. - Для Лонвеллина, существа высокоразвитого и, что немаловажно, долгожителя, - продолжал свой рассказ Стиллман, - подобная деятельность представлялась чем-то вроде сложной и увлекательной игры, в которую он уже не однажды играл, и притом очень успешно, в прошлом. Игра была поистине замечательная в том смысле, что в ней всегда выигрывало население планет, но и Лонвеллин тоже получал выигрыш - в виде удовлетворения от хорошо проделанной работы. Но в этот раз игра у Лонвеллина пошла из рук вон плохо. С того самого мгновения, как он посадил свой корабль на окраине небольшого городка и заявил о себе, ему долго пришлось думать только о средствах самозащиты. Не имея возможности приступить к осуществлению намеченного плана без того, чтобы не выяснить для начала, почему у народа, имеющего опыт звездоплавания, отмечается такая безудержная ксенофобия, и не будучи в состоянии ответить на этот вопрос самостоятельно, Лонвеллин попросил помощи у землян. Из-за чрезвычайно высокой заболеваемости населения Этлы он также попросил, чтобы на планету прибыл тот Старший врач, который в Главном Госпитале Сектора занимался его лечением. Довольно скоро на Этлу прибыл специалист Корпуса Мониторов по Культурным Контактам в сопровождении доктора Конвея, и они включились в работу. Контакт с этланами начали осуществлять одновременно на двух уровнях. На первом уровне работали несколько опытных лингвистов и медиков, совершивших тайную посадку и спрятавших трансляторы под одеждой. Никакой иной маскировки им не требовалось, ибо люди оказались потрясающе похожими на местных жителей. Сложности типа произношения объясняли дефектами речи, и это было проще простого, поскольку на Этле масса народа страдала разнообразными заболеваниями полости рта. Что касается деятельности на втором уровне, то в космопорте Этлы совершенно открыто совершил посадку большой корабль Корпуса Мониторов. Сотрудники Корпуса откровенно признались в том, что они инопланетяне, и вели переговоры с местным населением через трансляторы, которые и не думали прятать. Легенда у них была такова, что до них дошли вести о бедственном положении этлан и они прибыли для оказания аборигенам медицинской помощи. Этлане довольно доброжелательно отнеслись к этой версии и рассказали, что каждые десять лет к ним прибывают имперские корабли с грузом медикаментов и целителями, но, несмотря на все усилия имперских врачей, состояние здоровья этлан все ухудшается и ухудшается. Этлане заявили, что не против получить помощь от чужеземцев, но сильно сомневались, что у тех что-нибудь получится, если уж империя, в состав которой входило целых пятьдесят планет, не в силах им помочь. Большинство этлан оказались существами дружелюбными и доверчивыми. Они с удовольствием рассказывали о себе и о своей империи. Сотрудники Корпуса Мониторов также держались приветливо, но были менее многословны. Если разговор заходил о странном и пугающем существе по имени Лонвеллин, сотрудники Корпуса делали вид, что знать о нем не знают. Но самые важные сведения поступали от тайных агентов. Эти выяснили: этлане боятся Лонвеллина из-за того, что им вбили в голову мысль, что якобы все чужаки являются переносчиками опасных болезней. Истину, усваиваемую всеми нациями, совершавшими межзвездные перелеты, и состоявшую в том, что патогенные микроорганизмы одной планеты совершенно безвредны для обитателей другой, от них утаили. Утаили намеренно. Страх местных жителей перед новыми инфекциями был понятен, - рассказывал Стиллман. - Болезни на Этле поразили больше половины населения планеты. В то время на ней обитало уже седьмое поколение колонистов. Этла была заселена не слишком плотно, но довольно широко и уже более столетия страдала разнообразными хворями. В то время болело шестьдесят пять процентов мужчин, женщин и детей. Болезней насчитывалось множество, и многие из них превращали местных жителей в инвалидов. По-настоящему угрожали жизни далеко не все заболевания, но в целом картина выглядела просто-таки удручающе. Большую часть инфекционных болезней можно было искоренить посредством изоляции больных и несложного лечения, однако медицина на Этле пребывала в зачаточном состоянии, а о научной базе и говорить не приходилось: медицинская наука была прерогативой империи. Положение складывалось поистине безумное, - продолжал хирург-капитан. - На наш взгляд, ни одного в принципе неизлечимого заболевания на Этле не было. Если бы смогли объявить планету зоной бедствия и развернуть крупномасштабную медицинскую экспедицию, проблему можно было бы решить самое большее за несколько лет. Но мы столкнулись с деликатной ситуацией первого контакта: Этлу населял гордый и независимый народ. Вдобавок, в то время местные жители еще сохраняли верность и благодарность империи за постоянную помощь и поддержку. Прибытие на планету многочисленной медицинской экспедиции могло напугать местное население и, что еще хуже, вызвать совершенно неверную реакцию у наместника империи, который пока избегал любых контактов с представителями Корпуса Мониторов. А в ведении наместника находилось крупное воинское подразделение. Что бы случилось, если бы он счел появление на Этле большого числа медиков инопланетной диверсией? С тем, чтобы заверить этланские власти в благонамеренности действий Федерации и выяснить, почему на страдающую планету так редко отправляют медицинскую помощь, в столицу Этланской империи послали корабль Корпуса Мониторов со старшим офицером-медиком на борту. Не исключался вариант того, что в столице, расположенной так далеко от бедной планеты, периодически забывают о страдающих собратьях. Но как только курьерский корабль, лишенный всякого вооружения, приземлился в столичном космопорте, его тут же окружил отряд вооруженных до зубов имперских гвардейцев. Причину такой внешне враждебной акции объяснили так: простонародье, дескать, может отреагировать на прибытие чужеземцев недружелюбно, а имперские власти не хотели бы подвергать пришельцев опасности. Прибывшим объяснили, что всей команде, за исключением медика, следует оставаться на борту, пока власти не проведут психологическую подготовку населения. Медика очень тепло приняли императорские советники и расспрашивали его - дружелюбно, но очень пытливо - обо всем, что связано с Федерацией, и при этом осыпали почестями, словно какого-нибудь главу иностранного государства. Тем временем датчики курьерского корабля уловили крайне неприятные сведения, распространяемые местными каналами информации о планете, которую тут именовали не иначе как "чумная". На взгляд социолога-аналитика, присутствовавшего на борту, и другие сведения, распространяемые по каналам информации, вполне очевидно, свидетельствовали о вопиющих недостатках в административной и финансовой структуре Этланской империи. Прежде всего было установлено, что Чумная планета не забыта, хотя напоминали о ней очень интересным образом: на каждом перекрестке и через равные промежутки на городских улицах стояли стенды с плакатами, в красках демонстрирующими страдания сограждан, проживающих на Этле-Больной. Плакаты призывали вносить пожертвования для их спасения. Призывы о внесении пожертвований также довольно часто звучали из уст кандидатов на важные политические посты. Эти взносы тут были самым популярным видом благотворительности, и не только на главной планете империи, но буквально повсюду. Взносы поступали непрерывно и бывали очень щедрыми. Однако с трудом верилось, что пожертвований хватает только на загрузку одного корабля раз в десять лет. Последний корабль недавно прибыл, разгрузился и тут же улетел: никто из членов экипажа не пожелал ни секунды дольше, чем нужно, задерживаться на зачумленной планете. Груз переправили в поместье имперского наместника Телтренна - громадную территорию, где вокруг дворца во все стороны раскинулся обширный лесопарк, а весь периметр дворца и казармы охраняли элитарные войска. Наличие такого крупного воинского контингента на планете, населенной мирными колонистами, вынужденными снабжать военных продовольствием и выделять для их обслуживания кое-какой персонал, объясняли тем, что военные нужны для защиты местных жителей от потенциального нападения извне. В течение нескольких месяцев не происходило ничего из ряда вон выходящего. Телтренн периодически наезжал в дальние уголки колонии в целях доставки новой партии медикаментов, сообщал тамошним жителям о страданиях своей администрации и рассказывал новости о том, что на главной имперской планете продолжаются научные изыскания, направленные на усовершенствование медицинской помощи этланским страдальцам. Выходило бы гораздо быстрее и эффективнее, если бы доставка медикаментов в разные районы планеты осуществлялась одновременно, но Телтренн настаивал на том, что он должен делать это лично - дабы иметь возможность рассказывать местным жителям, как о них заботится император, и передавать его наилучшие пожелания. Эта неторопливость пробудила у Конвея и других медиков кое-какие подозрения. Они изучили пики заболеваемости за последние несколько десятилетий и обнаружили, что многие заболевания исчезали как бы сами по себе - вероятно, в связи с тем, что у местных жителей вырабатывался к ним естественный иммунитет. Но на смену старым болезням приходили новые. Как правило, эти болезни вызывали отвратительную сыпь, множественные деформации конечностей или непроизвольные подергивания. Причем вопреки всем медицинским законам болезни эти крайне редко приводили к смертельному исходу. Все это указывало на невероятную, немыслимую, страшную правду: горячо любимый народом и уважаемый имперский наместник Телтренн намеренно и систематически распространял среди местного населения болезни, а вовсе не пытался их лечить. - А за причиной далеко ходить не стоило - финансы! Глава 21 Даже из грошей, жертвуемых сочувствующими бедняками, могла сложиться кругленькая сумма, а этлане были народом добрым, к тому же им непрерывно напоминали о страданиях их братьев на Этле-Больной. Постоянно поступающие пожертвования от населения пятидесяти планет приносили невероятные капиталы. При том, что корабль с медикаментами отправляли не чаще одного раза в десять лет, было ясно, что на Этлу-Больную попадала только ничтожная часть собираемых пожертвований. На самом деле сбор пожертвований представлял собой замаскированное налогообложение. Собранные суммы оказывались в императорской казне и тратились на нужды императора, знатных семейств, на содержание войск, охранявших наместников на разных планетах. Подобное положение дел для Федерации было просто-таки нетерпимо, и когда ее представители задали прямые, беспристрастные вопросы по поводу неправильного расходования пожертвований, Телтренн и император запаниковали. На корабли Корпуса Мониторов были нацелены ракеты с химическими боеголовками - не с ядерными, так как этланам не хотелось разрушать собственные космопорты. Корабли Корпуса Мониторов закрылись противометеоритными экранами и улетели. О том медике, который находился с визитом в столице Этланской империи, с тех пор никто не слышал. На Чумную планету поступило недвусмысленное предупреждение, и все сотрудники Корпуса Мониторов были с Этлы-Больной эвакуированы. Лонвеллин, заверивший всех, что ему ничто не грозит в надежно экранированном корабле, погиб от ядерного взрыва. Император не мог позволить, чтобы правду о его действиях узнали подданные, поэтому он обвинил федералов не только во всем, что произошло на Этле-Больной, но и во всех тех преступлениях, которые он сам творил на протяжении столетия. Он разглагольствовал о том, что в то время, как те сотрудники Корпуса Мониторов, которых видели этлане, внешне напоминают их самих, остальные существа, населяющие Федерацию, представляют собой ужасающих, нищих чудовищ с садистскими наклонностями, еще более страшных из-за своей высокоразвитости. Впервые за долгую историю Этланской империи ей грозило нападение извне, и защитить себя, согласно словам императора, Этла могла только путем нападения. Остальное сделали имперские пропагандисты и ксенофобия, старательно вколачивавшаяся в мозги этлан с пеленок. Вскоре к крестовому походу был подготовлен огромный флот. Но сотрудники Корпуса - не последние олухи, - усмехнулся Стиллман, - и мы не рассказываем каждому первому встречному, где живем, до тех пор пока не убеждаемся в том, что незнакомец станет добрым гостем. Ни на столичной планете, ни здесь, на Этле-Больной, общаться с местными жителями не позволялось никому из тех, кто знаком с координатами миров, входящих в состав Федерации. Такова стандартная процедура первого контакта. Между тем один набор координат все же известен каждому офицеру Корпуса Мониторов, занятому в выездных медицинских операциях, - это координаты Главного Госпиталя Сектора. А к имперским советникам в руки угодил медик из Корпуса Мониторов. Вот почему этланский флот атаковал госпиталь, - объяснил Стиллман. - Этлане хотели захватить заложников и выпытать у них как можно больше координат. Они не ставили перед собой задачу уничтожить госпиталь. Для сохранения тайны координат из госпиталя эвакуировали всех пациентов и сотрудников, располагающих хотя бы минимумом познаний в области астронавигации. В госпитале остались только несколько сотен добровольцев... Острая нехватка персонала привела к тому, что сотрудникам пришлось спасать как "своих", так и "чужих" раненых, поскольку отличить в такой суматохе этлан от людей просто не представлялось возможным. Раненые переполнили уцелевшие палаты и коридоры. В итоге враги оказывались рядом, на соседних кроватях, и этланам приходилось принимать помощь от ужасающих монстров. Противникам пришлось теперь пускать в ход единственное оставшееся в их распоряжении оружие - слова. Шла горькая бескровная битва, во время которой этлане узнавали правду о том, что происходило на их Чумной планете. В итоге два высокопоставленных пациента - по одному с каждой стороны - положили конец кровопролитию. Этланская эскадра разлетелась в разные стороны - чтобы донести правду до каждой планеты, входившей в состав империи, и оказать помощь в свержении императора, его наместников и их гвардий. Это было самое крупное восстание в изученной истории, - задумчиво проговорил Стиллман. - Но этлане - гордый народ, они заявили нам, что все происходящее - их внутреннее дело, и посоветовали держаться подальше ото всех этланских планет, кроме одной, до тех пор пока они сами не разберутся со своими проблемами. Именно здесь, на этом участке поверхности Этлы-Больной, война и началась, и закончилась. Началась она тогда, когда Телтренн отдал приказ выстрелить по кораблю Лонвеллина ядерной ракетой - примерно в десяти милях отсюда к западу находится след от воронки. А конец войне пришел тогда, когда местное население при поддержке ополчения, захватившего несколько боевых машин, развязало последний бой. Войско Телтренна в конце концов запросило пощады. Надо сказать, что местные жители до сих пор стыдятся того, что сделали, хотя у них на то были все причины. Поэтому Шеч-Рар и боится, как бы вы не задели чьих-либо чувств. Взглянув на тонкие лапки Приликлы, повисшие в нескольких дюймах от его макушки, Стиллман добавил: - Но думаю, полковнику не о чем волноваться. - Благодарю вас, друг Стиллман, - отозвался Приликла. Офицер Корпуса Мониторов глубоко удовлетворенно вздохнул и продолжил свой рассказ: - Командор этланского флота, попавший на лечение в Главный Госпиталь Сектора, прежде чем выписаться оттуда, попросил нас вернуться на Этлу-Больную и завершить работу, прерванную войной. Мы так и поступили, и, как вы сами видите, местная ксенофобия улетучилась вместе с другими болезнями, насаждавшимися императором. Теперь это планета как планета, вполне здоровая. Наступила долгая пауза, которую нарушила Мерчисон: - Знаете, я тоже люблю счастливые развязки, и мне не хотелось бы омрачать здешнее благоденствие. Но насколько вы уверены в том, что эта местность с точки зрения экологии вполне благополучна? Да, я знаю, что перекрестная инфекция невозможна, но не могло ли случиться так, что какая-то из болезней, которые создавались искусственно и распространялись насильственно, мутировала до такой стадии, что сумела преодолеть видовой барьер? Или давайте предположим, что Телтренн от злости, страха и отчаяния взял да и выстрелил биологическим оружием по тем, кто прежде был ему верен? Зарядное устройство не сработало, и вреда это оружие никому не принесло, вот только могло инфицировать маленького Хьюлитта... Мерчисон умолкла, так как из динамика донеслось специфическое гудение: на связь вышел капитан Флетчер. - Доктора, - сказал он, - я завершил изучение вашего химического оружия и вынужден признать, что вы все ошибаетесь. У снаряда имеется несколько характеристик, заставляющих предположить, что перед нами - биологическое оружие, но мы произвели реконструкцию элементов курса, заложенных в систему управления, которая, правда, повреждена за счет близости к месту ядерного взрыва, и убедились, что настоящая цель снаряда находилась примерно в шестидесяти милях отсюда к северо-западу - ненаселенная, гористая область, поросшая густыми лесами. Вряд ли бы ее в ближайшие годы заселили. На самом деле, согласитесь - довольно странная цель для биологического оружия. Кроме того, снаряд явно не этланского производства. Он представляет собой устройство, смонтированное в Федерации, хотя и несколько модернизированное. Кое-что еще, - продолжал Флетчер, как бы предвидевший возможные вопросы. - Вещество, подлежавшее распространению, помещалось в тонкостенном пластиковом контейнере, достаточно прочном для того, чтобы сохранить целостность при мягкой посадке на парашютах, но недостаточно - для того, чтобы выдержать сильный удар и давление тяжелого предмета. Патофизиолог Мерчисон уже говорила, что внутренняя поверхность фрагментов контейнера покрыта слоем питательного раствора. Результаты моего исследования, в ходе которого я пытался определить форму, размеры и расположение фрагментов контейнера, указывают на то, что по нему ударило крупное тело, скорее мягкое, нежели твердое - не камень, не кусок метала из тех, что валяются по соседству. Скорее всего удар по контейнеру нанес упавший с дерева ребенок. Все собравшиеся на медицинской палубе как завороженные смотрели на динамик переговорного устройства. Все замерли, только шерсть Нэйдрад шевелилась. Флетчер откашлялся. - Есть еще один интересный факт. Механизм взрывателя, который должен был открыть контейнер, представлял собой точнейшие атомные часы, заведенные на срок более ста лет. Хьюлитт не понимал, что означает то, о чем рассказывает капитан, но одно ему было ясно. Всю жизнь его считали ипохондриком, страдающим избытком воображения, и теперь он не мог более молчать. - Теперь-то уж вам придется мне поверить, - проговорил Хьюлитт и расхохотался. - Сам не знаю, над чем я смеюсь, но ведь теперь ясно, что, когда я был маленький, я тут что-то подхватил, а теперь никто... Он не договорил - Приликла опустился на пол, его тельце и лапки сильно дрожали. Мерчисон бросала на всех поочередно укоряющие взгляды. Хьюлитт вспомнил, что Нэйдрад частенько поговаривала о том, что, когда чьи-то эмоции вот так действуют на начальство, Мерчисон проявляет бурные материнские чувства. - Кому бы ни принадлежали эмоции, - взорвалась Мерчисон, - держите себя в руках! Дрожь Приликлы немного утихла. Он сказал: - Друг Мерчисон, не стоит волноваться. Я сам утратил самообладание. Я думал о Лонвеллине, думал о выпавших зубах друга Хьюлитта и почувствовал себя очень, очень глупо. Но теперь, надеюсь, я обрел власть над собой. Друг Флетчер! - Доктор, - отозвался капитан. - Нам следует немедленно вернуться в Главный Госпиталь Сектора. Энергетический отсек, готовьтесь ко взлету - нам нужно будет взлететь, как только вернутся капитан Флетчер и доктор Данальта. Связист, сообщите в госпиталь о том, что может иметь место многоплановая неспецифическая аллергическая реакция на фоне межвидовой инфекции. Заболеванием могут страдать пациенты Хьюлитт и Морредет. Они нуждаются в дальнейшем клиническом обследовании. Посоветуйте всем медикам и пациентам, вступавшим в физический контакт с поименованными пациентами, приступить к карантину, обеспечиваемому ношением легких защитных оболочек. Сотрудники должны надевать такие оболочки, когда занимаются лечением, а пациенты - тогда, когда их лечат. Если у сотрудников будут зарегистрированы легкие недомогания в виде головной боли или мышечной слабости, им ни в коем случае нельзя получать или самостоятельно принимать какие-либо медикаменты в виде инъекций. Пациентам, проходящим назначенный курс лечения, не следует назначать каких-либо новых препаратов. Дальнейшие указания будут даны тогда, когда будет закончено обследование пациента Хьюлитта. Доктор Стиллман. - Эмпат посмотрел на землянина. - Пока вы возвращались из оврага, я подготовил для вас видеозапись - она отредактирована, и все, что напрямую не относится к нашей миссии, стерто. Это запись консилиума диагностов перед нашим вылетом на Этлу. Просмотрев ее, вы получите ответы на многие вопросы, которых мы до сих пор избегали. В свете изложенных в записи сведений полковник Шеч-Рар и вы вольны предпринять такие действия, какие сочтете необходимыми. Но поскольку, как вы знаете, за двадцать с лишним лет, прошедших со времени контакта Хыолитта с содержимым контейнера, больше ни у кого таких симптомов не наблюдалось, риск для вас невелик. В настоящее время нам на Этле больше делать нечего и нужно безотлагательно улететь. - Друг Нэйдрад, - торопливо проговорил Приликла, - нам предстоит четырехдневный гиперпрыжок до госпиталя. Следовательно, у нас будет достаточно времени для того, чтобы провести полное клиническое обследование и проверить реакцию пациента на весь спектр лекарственных препаратов, применяющихся при лечении ДБДГ, включая и те, что уже применялись, но были отменены из-за аллергической реакции. Если возникнет экстренная ситуация, переходите к непрерывному мониторингу третьего уровня... - Но погодите, я не понимаю! - умоляюще вскричал Стиллман. - Лонвеллин погиб. Его корабль испарился вместе с ним задолго до того, как родился Хьюлитт. - Если вы не хотите совершить незапланированное посещение Главного Госпиталя Сектора, друг Стиллман, - сказал Приликла, услышав, как поднимаются по трапу Данальта и Флетчер, - вам следует незамедлительно покинуть борт "Ргабвара". Сейчас нет времени объяснять, но я непременно вышлю вам и полковнику копии наших отчетов. Прошу вас извинить меня за поспешность и плохое гостеприимство, благодарю вас за помощь, и до свидания. Хьюлитт дождался того момента, когда офицер Корпуса Мониторов исчез за дверью служебного выхода, и воскликнул: - Между прочим, я тоже не понимаю, что тут происходит, черт побери! С какой это стати вы намерены тестировать на мне медикаменты, от которых я когда-то чуть концы не отдал? - Возьмите себя в руки, пациент Хьюлитт, - успокоил его Приликла. - Не думаю, что вам грозит серьезная опасность. Прошу вас, возвращайтесь в постель и не вставайте до тех пор, пока я вам не разрешу. Сейчас мы окружим вашу кровать звукоизоляционным экраном и приступим к совещанию. Излагаемые в ходе совещания мысли и предлагаемые процедуры вас могут разволновать. Глава 22 Хьюлитт не спускал глаз с мерцающей серой тьмы гиперпространства в иллюминаторе и ждал, что с ним случится что-нибудь кошмарное. Он не смотрел ни на кого из медиков, потому что те следили за ним и тоже чего-то ожидали, улыбаясь или выражая ему поддержку иными способами. Вот только количество окружавшей Хьюлитта аппаратуры и число присоединенных к нему датчиков его вовсе не подбадривало. - Вы сказали, что мне нельзя вводить никаких лекарств, - обратился Хьюлитт к Мерчисон, когда та взяла очередной шприц и ввела ему мизерную дозу какого-то вещества. - А теперь, похоже, испытываете на мне все ваши запасы. Почему, проклятие?! Патофизиолог пристально смотрела на Хьюлитта минуты три, после чего ответила: - Мы передумали. Как вы себя чувствуете? - Нормально, - буркнул Хьюлитт. - Все как было, вот только голова немножко кружится. А как я должен себя чувствовать? - А нормально, и голова немножко кружится, - повторила Мерчисон и улыбнулась. - Я вам ввела легкое успокоительное. Оно поможет вам расслабиться. - Вы же помните, что произошло, когда доктор Медалонт попробовал дать мне успокоительное. - Помню, - кивнула Мерчисон. - Но мы уже вводили вам и это успокоительное, и некоторые другие лекарства в микроскопических дозах и не заметили никаких признаков ваших прежних аллергических реакций. Сейчас я испытываю действие другого препарата - нового, которого не было в арсенале врачей на вашей родной планете. Что вы сейчас чувствуете? - Пока ничего особенного, - ответил Хьюлитт и тут же добавил: - Нет, постойте! Место укола онемело. Что происходит? - Ничего такого, о чем вам следовало бы тревожиться, - заверила его патофизиолог, а Приликла подлетел поближе. - На этот раз я испытываю действие местного обезболивающего средства. Судя по показаниям монитора, параметры ваших жизненно важных функций оптимальны. Но не ощущаете ли вы каких-либо еще симптомов? Покалывания кожи, общего недомогания, каких-либо еще явлений - пусть субъективных, которыми ваше подсознание предупреждает вас о возможной беде? - Нет, - честно признался Хьюлитт. Приликла произвел мелодичное непереводимое треньканье и сказал: - Пациент вежлив, он пытается сдержать сильнейшие чувства - любопытство, тревогу, замешательство и раздражение. Вероятно, если мы удовлетворим его любопытство, остальные три чувства пойдут на убыль. У вас есть вопросы, друг Хьюлитт? На некоторые из них я бы мог ответить уже сейчас. "Но не на все", - злорадно подумал Хьюлитт и очень удивился, когда, не дав ему и рта раскрыть, заговорила Мерчисон. - Между прочим, сэр, у нас всех хватает вопросов, - возмутилась патофизиолог, глянув по очереди на Нэйдрад, Данальту и вернувшись взглядом к Приликле. - Что, к примеру, за разговорчики про бывшего пациента, погибшего больше двадцати пяти лет назад? А с какой стати вы рекомендовали принять в госпитале меры карантинной предосторожности в отношении межвидовой инфекции, в то время как нам известно, что такое в принципе невозможно? Зачем потребовалось срочное возвращение в госпиталь и назначение целой батареи тестов пациенту Хьюлитту? - Вот я то же самое хотел спросить, - выдохнул Хьюлитт. Приликла предусмотрительно опустился на пол и сказал: - Между пациентами Лонвеллином и Хьюлиттом отмечается сходство, в особенности в плане первичной негативной и последующей позитивной реакции на назначаемые лекарства. Может быть, я и ошибаюсь и это сходство случайно. Так это или иначе, но я непременно должен это выяснить прежде, чем мы вернемся в госпиталь. Пациент Хьюлитт может быть обследован, а вот пациент Лонвеллин - увы, нет. Мерчисон покачала головой. - Лично - да, не может. Но если вы хотите осуществить сравнение, почему бы вам не запросить из архива его историю болезни? - История болезни Лонвеллина исчезла во время этланской бомбардировки, - ответил Приликла. - Тогда отключился главный компьютер вместе с системой межвидового перевода... - Это я помню, - буркнула Мерчисон - видимо, воспоминания были не из приятных. - Вот только ничего не помню о пациенте по имени Лонвеллин. - ...И единственные записи об этом больном, - продолжал Приликла, - являют собой угасающие воспоминания диагностов Конвея и Торннастора и мои собственные, то есть воспоминания тех, кто был непосредственно занят лечением Лонвеллина. Поскольку он выздоровел и его смерть наступила ни в коем случае не вследствие нашего лечения, мы и не пытались восстанавливать его историю болезни по памяти. Не вините себя в том, что не помните пациента Лонвеллина. В то время вы были практиканткой последнего года обучения, еще не имевшей опыта в патофизиологии разных видов. Кроме того, вы собирались выйти замуж за Старшего врача Конвея, хотя, насколько я помню, ваше эмоциональное излучение, когда вы оказывались рядом по долгу службы, бывало довольно... - Доктор, - проворчала Мерчисон, - мне кажется, наше эмоциональное излучение никого, кроме нас, не касается. - Вряд ли, - возразил Приликла. - Тогда о ваших эмоциях знали все до единого в госпитале. Кстати говоря, всякий мужчина-ДБДГ в вашем присутствии ощущал подобные эмоции. Правда, эти чувства сменились завистью с тех пор, как вы с доктором Конвеем вступили в официальный брак. Думаю, что когда вы с ним оставались наедине, вряд ли вы вели длительные подробные дискуссии о своих пациентах. - Вы правы, - подтвердила Мерчисон. Голос ее прозвучал мягко и нежно - казалось, она куда-то переместилась во времени и пространстве и ей там очень нравится. Приликла немного помолчал, дав Мерчисон возможность насладиться воспоминаниями и вернуться в реальность, после чего продолжал: - Те же сведения, о которых вы спрашиваете меня, я записал для Шеч-Рара и друга Стиллмана, и вы можете в любое время ознакомиться с оригиналом. Однако дилетанту было бы трудно разобраться, о чем шла речь на консилиуме диагностов, поэтому ради друга Хьюлитта я расскажу в упрощенном виде... Лонвеллина обнаружили в полном одиночестве в бессознательном состоянии в неповрежденном корабле после того, как он выбросил аварийный маяк. Сначала версия была такова, что существо, попросившее о помощи, - преступник, повинный в убийстве, а возможно, и в каннибализме, поскольку перевод корабельных переговоров указывал на присутствие на борту еще одного существа - какого-то личного врача. Тот, вероятно, провинился перед своим работодателем. Однако никаких следов этого медика на борту не обнаруживалось. Поэтому до тех пор, пока не узнали правду, лечили пациента, обладавшего весьма внушительными размерами и устрашающим природным оружием, под наблюдением и в присутствии офицера Корпуса Мониторов. Лонвеллин представлял собой теплокровное кислорододышащее существо, относящееся к физиологической классификации ЭПЛГ. Его головной мозг находился под мощной броней - неподвижным костным куполом, в котором через равные промежутки размещались отверстия с органами слуха, зрения и обоняния. Куполообразный череп покоился на грушевидном бугорчатом туловище, а оно, в свою очередь, - на пяти укрепленных на уровне плеч щупальцах, четыре из которых заканчивались пучками ловких пальцев, а пятое - тяжелой костяной булавой, с помощью которой, вероятно, ее обладатель проторил себе путь по древу эволюции. Передвигался он ползком, но не сказать, чтобы медленно, пользуясь для передвижения широким мышечным лоскутом вокруг нижней части туловища. ЭПЛГ поступил в госпиталь с подозрением на обширную запущенную эпителиому, охватившую почти все его тело, хотя рак кожи такого типа обычно не вызывал у пациентов бессознательного состояния. Лонвеллину сделали подкожную инъекцию специфического препарата, подобранного в соответствии с обменом веществ пациента, и первые результаты терапии оказались вполне удовлетворительными. Однако через несколько минут пациент выказал признаки физического беспокойства, и ему каким-то образом удалось нейтрализовать действие лекарства. В итоге состояние пораженной опухолевым процессом кожи вернулось к начальному. Во время этого эпизода биодатчики зарегистрировали, что пациент находится без сознания и, судя по всему, не способен производить никаких движений. Поскольку назначенное пациенту лекарство оказалось неэффективным, приступили к хирургическому удалению пораженной кожи, но и это не дало желаемого результата. После удаления нескольких первых фрагментов опухолевой ткани остальные фрагменты разрослись и поразили внутренние органы, а их удаление было невозможно без угрозы для жизни пациента. В надежде найти объяснение этой с клинической точки зрения невероятной ситуации, и в частности, того факта, что пациент таки реагировал физически на производимые процедуры, хотя и оставался без сознания и был не способен двигаться, Конвей решил изучить его эмоциональное излучение. - Вот тогда-то я и подключился к обследованию Лонвеллина, - рассказывал Приликла. - И мы обнаружили, что внутри Лонвеллина находится еще одно разумное существо - отдельная, пребывающая в полном сознании личность, на которую не оказывали влияния лекарства, назначаемые пациенту, и чье присутствие не регистрировалось диагностической аппаратурой. Друг Конвей, основываясь на интуиции, которая, как известно, является одним из качеств, отличающих потенциального диагноста, предположил, что существо, о котором идет речь, слишком мало, но в то же время присутствует повсеместно в организме больного и именно поэтому не поддается обнаружению обычными методами. Он сформулировал гипотезу на основании данных обследования пациента, сведений, почерпнутых из записей бесед Лонвеллина и корабельного врача, а также на основании типа поведения больного, характерного для престарелых... а Лонвеллин был именно таким больным, хотя его вид и отличается редкостной продолжительностью жизни. С возрастом, как и любое другое стареющее существо, Лонвеллин был подвержен нарастающим физиологическим дегенеративным процессам - процессы происходили, несмотря на все попытки Лонвеллина поддерживать свое физическое и умственное здоровье на оптимальном уровне. Дело в том, что он посвятил свою жизнь осуществлению крупномасштабных социологических миссий. Он, по всей вероятности, предвидел то время, когда на какой-нибудь отсталой планете появится нужда в услугах квалифицированного медика. Лонвеллин отдал всю свою долгую жизнь делу лечения планет, страдавших массовой заболеваемостью населения. Но сравнительно недавно - недавно, поскольку существо было новичком и совершило ряд врачебных ошибок, - Лонвеллин обнаружил, а Конвей догадался, что внутри Лонвеллина находится некий странный целитель. Этот целитель представлял собой разумную, высокоорганизованную колонию вирусов, живущих внутри организма-хозяина и поддерживающих этот организм в состоянии олимпийского здоровья, защищая его от болезнетворных микробов, а также стимулируя природные механизмы заживления физических травм. Однако это разумное существо пребывало внутри хозяина, который находился в бессознательном состоянии и, следовательно, был неспособен мыслить. Эмоциональное излучение целителя не могло спрятаться от такого опытного эмпата, как Приликла. Свою гипотезу Конвей проверил весьма оригинальным способом: предпринял грубую попытку физического воздействия на Лонвеллина - воздействия, которому Лонвеллин не смог бы противостоять средствами защиты, данными ему от природы. В тело пациента в той области, где располагался жизненно важный внутренний орган, была введена металлическая игла. Это спровоцировало вирус на ответные действия: он сконцентрировался в месте прокола и выстлал образовавшийся канал плотной органической пластиной, составленной из его собственного материала и небольшого количества тканей из организма Лонвеллина. Как только этот процесс был завершен, Конвей хирургическим путем извлек вирус-целитель из тела Лонвеллина. Оказалось, что масса вируса в концентрированном состоянии не больше сжатого кулака взрослого человека. Затем Конвей поместил вирус в контейнер для последующего изучения. Лечение Лонвеллина возобновили, и в дальнейшем процессу его выздоровления больше не мешал внутренний целитель. В основе бедственного состояния Лонвеллина оказалась грубая ошибка его личного медика. Вирус, пытаясь поддержать своего клиента в наилучшей форме, старался всеми силами сохранить отваливающиеся кожные чешуйки, которые у Лонвеллина, как и у всех других ЭПЛГ, периодически отмирали, а на их месте образовывались новые. Ошибку вируса-целителя можно было понять и простить, поскольку, несмотря на то, что и он, и его носитель Лонвеллин были существами высокоразвитыми, прямого общения между ними не происходило, а имел место только едва ощутимый обмен эмоциями. Несмотря на допущенную вирусом-целителем ошибку, Лонвеллин простил его и настаивал на том, чтобы того вернули на его законное место внутри его тела. В Главном Госпитале Сектора с огромным удовольствием бы исследовали эту уникальную форму жизни, но фактически вирус-целитель относился к промежуточной категории, то есть являлся одновременно и разумным существом, и заболеванием, поэтому просьбу Лонвеллина удовлетворили. Лонвеллин и его личный врач отправились на Этлу-Больную, где впоследствии Лонвеллин погиб. В то время все думали, что вирус-целитель погиб вместе со своим хозяином-пациентом. Такой точки зрения придерживались диагносты на тот день, когда было принято решение отправить "Ргабвар" на Этлу в надежде найти объяснение тому, что всю жизнь происходило с Хьюлиттом и случилось с Морредет. Но теперь мы знаем - Лонвеллин предвидел возможность собственной гибели. - Приликла по очереди оглядел всех присутствующих. - И он решил сохранить жизнь своему разумному симбионту. Общение Лонвеллина с вирусом-целителем носило ограниченный характер, однако я думаю, что известие о ядерном взрыве побудило Лонвеллина изгнать вирус из своего тела и поместить в спасательный контейнер, который был затем помещен в спасательный снаряд. Контейнер был оборудован реле времени - часами, заведенными на сто лет спустя катастрофы, - наверное, Лонвеллин надеялся, что к этому времени будет покончено и с войной, и с местной ксенофобией. Но, видимо, ядерный взрыв произошел через несколько секунд после старта спасательного снаряда, и снаряд получил повреждение, а вирус был выпущен на волю раньше времени, когда на контейнер упал свалившийся с дерева ребенок. - Так вот что со мной произошло, - ошарашенно вымолвил Хьюлитт. От чувства облегчения, вызванного тем, что наконец-то найдено объяснение его так называемой ипохондрии, он громко рассмеялся. - Так вы хотите сказать, что я заразился не болезнью, а... каким-то треклятым... доктором?! Глава 23 - Я пришел именно к такому выводу, - сказал Приликла, - когда сравнил ваши молочные зубы, не желавшие выпадать, с чешуйками Лонвеллина, пускавшими корешки и не желавшими отслаиваться. И если теперь мы предположим, что все, что вы нам рассказывали, правда, то давайте попробуем уложить имеющиеся факты в нашу новую гипотезу. Вы взобрались на дерево, - продолжал размышлять Приликла, - съели там ядовитый плод, а потом упали на дно ущелья. Вы должны были бы погибнуть как от травмы вследствие падения с большой высоты, так и от количества потребленного вами яда. Однако произошло следующее: при падении вы приземлились на спасательный снаряд, нарушили целостность контейнера, в котором находился вирус-целитель, и тот внедрился в ваше травмированное тело. Обнаружив, что вы можете стать для него подходящим носителем и что вам грозит гибель, вирус принялся за дело - ликвидировал физические повреждения и стимулировал природные механизмы дезинтоксикации в целях нейтрализации яда. Видимо, это вирусу удалось проделать очень быстро, так как в то время масса вашего тела составляла примерно одну двадцатую от массы предыдущего вирусоносителя. Как и почему это было проделано, мы не знаем и не узнаем до тех пор, пока не разработаем метод общения с вирусом-целителем более точный, нежели эмпатия. Лично у меня такое чувство, - чуть подумав, добавил Приликла, - что вирус-целитель не в состоянии долгое время существовать сам по себе, что длительность его существования зависит от размера и продолжительности жизни носителя. Получая необходимые сведения на основании изучения клеточного материала, вирус-целитель способен не только увеличивать продолжительность жизни как своего носителя, так и свою собственную, но одновременно поддерживать прекрасное здоровье своего хозяина. Однако деятельность вируса нельзя назвать непогрешимой. Он не способен понять, что бывают времена, когда организм носителя должен претерпевать изменения. В случае с Лонвеллином это выразилось в том, что у него не желали отваливаться отмирающие чешуйки, а в вашем случае никак не выпадали молочные зубы и вдобавок имели место аллергические реакции на все медицинские препараты. Но есть данные в пользу того, что вирус-целитель находится под частичным контролем со стороны своего носителя, - сказал Приликла и умолк. То ли эмпат специально сделал паузу, дабы послушать, что скажут его коллеги, то ли подыскивал нужные слова, то ли просто дал своему речевому органу отдохнуть. - Например, - вновь защелкал Приликла, так и не дождавшись от коллег ни слова, - возьмем случай с раненой кошкой. Вы испытывали к этому животному сильную эмоциональную привязанность - настолько сильную, что взяли зверька к себе в кровать в надежде, что, приласкав его, сумеете вылечить. Ваше желание вылечить зверька было настолько ярким, что заставило вирус внедриться в котенка, излечить его от множественных травм и за ночь вернуть ему полное здоровье, после чего вирус вернулся к тому носителю, которого посчитал более живучим. Много лет спустя, - продолжал эмпат, - когда вы подружились с пациенткой Морредет и вас поразила