лядел на крохотный циферблат, вшитый в кожу предплечья. Пульс, дыхание, гормональный обмен - все было в норме, если не считать небольших отклонений, вызванных испугом; в крови тоже не было никаких чужеродных тел. Что же все-таки с ним происходит? Конвей поспешил закончить обход. Он снова ощущал смятение. Если его собственное сознание выкидывает такие шутки, необходимо предпринять соответствующие меры. Видимо, это как-то связано с тельфианской мнемограммой. О'Мара говорил об этом, но сейчас Конвей никак не мог припомнить, что именно. Но в комнату мнемозаписи он пойдет прямо сейчас, там О'Мара или нет. По пути ему встретились два монитора, оба вооруженные. Конвей почувствовал к ним обычную неприязнь, его также немало шокировало, что они разгуливают по Госпиталю с оружием, и в то же время ему захотелось хлопнуть их по плечу или даже крепко обнять: он отчаянно желал, чтобы вблизи были люди, разговаривали, обменивались идеями и впечатлениями, чтобы не чувствовать себя таким до ужаса одиноким. Когда они с ним поравнялись, Конвей даже выдавил смущенное "привет". Впервые в жизни он первым заговорил с монитором. Один из мониторов слегка улыбнулся, другой кивнул в ответ. Оба, пройдя мимо, удивленно взглянули через плечо: зубы Конвея выбивали отчаянную дробь. Но теперь решение обратиться к психологу почему-то уже не казалось ему таким удачным. Там было холодно и мрачно, а единственным собеседником вполне мог оказаться О'Мара. Конвею же хотелось затеряться в толпе, и чем больше была бы эта толпа, тем лучше. Он вспомнил о столовой неподалеку и свернул к ней. На пересечении коридоров ему попалась на глаза табличка с надписью: "Диетическая столовая, палаты 52 - 68, существа типа ДБДГ, ДБЛФ и ФГЛИ". Тут он вспомнил, что страшно замерз... Диетологи были слишком заняты, чтобы обращать внимание на посетителя. Конвей приглядел хорошо раскалившуюся плиту и улегся на нее, с наслаждением окунувшись в поток ультрафиолетовой антисептической радиации, омывавшей это импровизированное ложе, и совершенно игнорируя запах горелой ткани, издаваемый его легким костюмом. Теперь ему стало теплее, чуточку теплее, но страшное ощущение полнейшего и глубочайшего одиночества по-прежнему не покидало его. Такой одинокий, никем не любимый, никому не нужный... О, лучше бы и вовсе не появляться на свет... Когда несколько минут спустя, наспех натянув тепловой скафандр какого-то диетолога, к нему подбежал один из встреченных им в коридоре мониторов, которые заинтересовались его странным поведением, тот увидел, что по лицу Конвея катятся крупные, тяжелые слезы... - Вы очень везучий и очень глупый юнец, - произнес чей-то хорошо знакомый голос. Приоткрыв глаза, Конвей обнаружил, что лежит в кресле для стирания мнемограмм, а над ним склонились О'Мара и еще какой-то монитор. Спина у Конвея напоминала слегка недожаренный бифштекс, а тело жгло, как от сильного солнечного ожога. Гневно глядя на Конвея, О'Мара снова заговорил: - Везучий, потому что не обожглись всерьез и не ослепли, а глупый - ибо забыли сообщить мне существеннейшую деталь: что впервые в жизни работаете с мнемограммой... Эти слова О'Мара произнес чуть виноватым тоном и пояснил, что, скажи ему Конвей об этом, он, О'Мара, подверг бы Конвея гипнообработке, которая позволила бы доктору отличать свои собственные желания от потребностей тельфиан, совладельцев его мозга. О'Мара лишь тогда сообразил, что Конвей в этом деле новичок, когда заполнял его карточку с отпечатками пальцев, и будь он проклят, если ему скажут, что в таком гигантском заведении можно запомнить, кто тут новичок и кто нет. Но в любом случае, если б Конвей побольше думал о своей работе и поменьше о том, что получает программу от ненавистного монитора, ничего подобного бы не случилось. Конвей, как ядовито продолжал О'Мара, оказался самоуверенным фанатиком и даже не пытался скрыть, что чувствует себя оскверненным, если к нему прикасается такой невежа, как монитор. У него, у О'Мары, просто не укладывается в голове, как может придерживаться подобных взглядов человек, у которого достаточно ума, чтобы получить назначение в этот Госпиталь. Конвей чувствовал, что лицо у него пылает. Как глупо было с его стороны не сказать психологу, что он новичок! О'Маре ничего не стоило обвинить его теперь в пренебрежении личной безопасностью - а в таком многовидовом госпитале это приравнивалось к беспечности по отношению к пациенту, - и тогда Конвея вышвырнут вон. Второй монитор, который и доставил Конвея сюда, глядел сейчас на него с веселой усмешкой. И с этим Конвею даже труднее было примириться, чем с руганью О'Мары. - ...а если вам все еще невдомек, что случилось, - устало продолжал О'Мара, - то, да будет вам известно, что вы - конечно по неопытности - допустили, чтобы личность тельфианина, записанная в программе, временно подавила вашу собственную личность. Тельфианская потребность в жесткой радиации, мощном потоке тепла и света и, наконец, в духовном слиянии, необходимом для группового психоединства, стала вашей собственной потребностью - разумеется, выраженной в соответствующих человеческих чувствах. Вы начали воспринимать все окружающее с позиций тельфианина, а тельфианский индивидуум - если он лишен духовных контактов со своей группой - это поистине существо несчастное! Постепенно О'Мара успокаивался. Теперь его голос звучал почти бесстрастно: - Вы обгорели немного сильнее, чем при солнечном ожоге. Спина ваша еще какое-то время поболит, потом начнет зудеть. Так вам и надо. А теперь убирайтесь. Я не желаю вас видеть до послезавтрашнего дня. Постарайтесь прийти ко мне в девять часов утра. Рассматривайте это как приказ. Нам необходимо кое о чем потолковать, не забыли? Снаружи, в коридоре, наряду с полным опустошением Конвей почувствовал гнев - исключительно паршивое состояние, грозящее перейти в срыв. За все двадцать три года жизни он не мог припомнить, чтобы ему было так плохо в моральном плане. Его заставили почувствовать себя маленьким мальчиком - маленьким, плохим, неприспособленным мальчиком. Это доставляло боль, ибо Конвей всегда был хорошим, воспитанным ребенком. Он не замечал, что его спаситель по-прежнему стоит рядом с ним, до тех пор, пока тот не заговорил. - Пусть вас не беспокоит поведение майора, - доброжелательно посоветовал монитор. - На самом деле он приятный человек, вы сами в этом убедитесь при следующей встрече. Сейчас он просто устал и немного на взводе. Понимаете, только что прибыли три экипажа мониторов и прибудут еще, но в данный момент от них мало проку. У большинства сильнейшее нервное истощение после боевых действий. Майор О'Мара со своим персоналом должны оказать им психологическую первую помощь, прежде чем... - Нервное истощение! - воскликнул Конвей самым язвительным тоном, на какой только был способен. Он до глубины души устал от того, что ему либо устраивают разносы, либо сочувствуют те, кого он считал ниже себя и в моральном и в интеллектуальном отношении. Полагаю, - добавил он, - это значит, что они устали убивать людей? Конвей увидел, как лицо администратора стало жестким и что-то вроде боли и гнева одновременно мелькнуло в его глазах. Монитор застыл на месте. Он открыл было рот наподобие О'Мары, чтобы разразиться обличительной речью, но передумал. - Для человека, который пробыл здесь два месяца, у вас, мягко говоря, весьма превратное мнение о Корпусе мониторов. Я никак не могу понять: вы были слишком заняты, чтобы порасспросить людей, или на то есть еще какие-то причины? - Нет, - холодно ответил Конвей, - но там, откуда я прибыл, мы не осуждали деятелей вашего типа, предпочли более приятные темы. - Полагаю, - сказал монитор, - что всем вашим друзьям - если таковые, конечно, имелись - было приятно лишь похлопывать друг друга по спине. Он развернулся и зашагал прочь. При мысли о том, что что-то тяжелее пера коснется его обожженной, извращенной спины, Конвей невольно поморщился. Но он задумался и о предыдущих словах собеседника. Итак, его мнение о мониторах было превратным? Значит, они хотели, чтобы он простил насилие и убийства и водил дружбу с теми, кто нес ответственность за преступления? Еще он отметил прибытие нескольких экипажей мониторов. Зачем? Для чего? Его до сих пор непоколебимую самоуверенность стало подтачивать беспокойство. Что-то он здесь упустил из виду, что-то весьма важное. Когда он впервые прибыл в Госпиталь, существо, которое давало необходимые инструкции и назначения, провело с ним небольшую ободряющую беседу. Оно сказало, что доктора Конвея рады здесь видеть после успешной сдачи множества тестов и надеются, что он обретет свое счастье в работе. Время испытаний теперь прошло, и никто не будет к нему цепляться, но если по какой-либо причине - от трений с соотечественниками или представителями других рас или еще каких-то проявлений ксенофобии - он будет так мучиться, что не сможет оставаться здесь долее, то с огромным сожалением его отпустят. Конвею так же посоветовали как можно больше расширить круг своего общения с особями различных видов и добиться если не дружбы с ними, что хотя бы взаимопонимания. В конце беседы ему сказали, что если у него по неведению или по какой другой причине возникнут сложности, то достаточно обратиться к одному из двух землян, которых зовут О'Мара и Брайсон - в зависимости от характера неприятностей. Впрочем, при необходимости он мог бы обратиться к любому специалисту любой расы. Сразу после этого он встретился с заведующим хирургическим отделением, в которое его назначили, очень способным землянином по фамилии Маннон. Доктор Маннон еще не стал диагностом, хотя и очень к этому стремился, а посему большую часть времени вел себя вполне по-человечески. Он являлся гордым владельцем маленькой собачки, которая так к нему привязалась, что внеземные посетители были склонны предполагать наличие у них симбиотической связи. Доктор Маннон очень нравился Конвею, но теперь он начинал понимать, что его начальник - единственный из соотечественников, к кому он испытывает дружеские чувства. Наверняка, факт был немного странным. Это заставило Конвея начать копаться в себе. После вышеупомянутого инструктажа он считал, что все идет нормально, особенно после того, когда обнаружил, как легко заводятся знакомства среди внеземных представителей персонала Госпиталя. Он не испытывал теплых чувств к своим земным коллегам - за одним исключением - из-за их склонности к легкомыслию и цинизму по отношению к той весьма важной работе, которую и он и они выполняли. Но мысль о возникновении трений была смехотворной. Однако так было до сегодняшнего дня, пока О'Мара не заставил его почувствовать себя маленьким и глупым, не обвинил в фанатизме и нетерпимости и не разбил его эго на мелкие кусочки. Это вполне определенно указывало на возникновение трений, и Конвей понимал, что, если подобное отношение мониторов не измениться, он будет вынужден покинуть Госпиталь. Он был культурным и порядочным человеком - какое мониторы имеют право его отчитывать? У Конвея это просто не укладывалось в голове. Однако две вещи он знал наверняка: он хотел остаться в Госпитале, а чтобы сделать это, ему была нужна чья-то помощь. Глава 4 Неожиданно в его мыслях всплыла фамилия "Брайсон" - одна из двух, названных ему на случай неприятностей. О'Мара отпадал, а вот этот Брайсон... Конвей никогда не встречал человека с такой фамилией, но, справившись у проходившего мимо тралтанина, выяснил, куда следует идти. Но дошел он только до двери с табличкой "Капитан Брайсон. Корпус мониторов. Капеллан", и рассерженный повернул обратно. Еще один монитор! Теперь оставался лишь один человек, который мог бы ему помочь - доктор Маннон. Сначала стоит испробовать этот вариант. Но когда Конвей нашел своего начальника, тот был запечатан в операционной для ЛСВО, где ассистировал хирургу-диагносту с Тралтана при очень сложной операции. Он поднялся на смотровую галерею и стал ждать, когда освободится Маннон. Существо ЛСВО прибыло с планеты, обладающей плотной атмосферой и ничтожным притяжением. Оно было крылатым и исключительно хрупким, поэтому притяжение в операционной почти полностью отсутствовало, а хирурги были пристегнуты к своим местам вокруг операционного стола. Маленький ОТСБ, живущий в симбиозе со слоноподобным тралтанином, пристегнут не был, но его надежно держало над столом одно из вспомогательных щупалец хозяина. Конвей знал, что ОТСБ не может терять физический контакт со своим партнером более чем на несколько минут, не нанеся при этом тяжелую травму собственной психике. Несмотря на собственные неурядицы, Конвею стало интересно, и он сосредоточился на работе хирургов. Часть пищевого тракта пациента была вскрыта, обнажив прилепившуюся к стенке рыхлую опухоль голубоватого цвета. Без физиологической мнемограммы ЛСВО Конвей не мог определить, было ли состояние пациента серьезным или нет, но технически операция была безусловно сложной. Об этом можно было судить по тому, как Маннон склонился над существом, и по плотно свитым в кольца бездействующим щупальцам тралтанина. Как и обычно, маленький ОТСБ с помощью густых зарослей своих щупалец толщиной с волосок, имеющих глаза и присоски на концах, выполнял исключительно тонкую исследовательскую работу - посылал подробнейшую визуальную информацию об операционном поле своему огромному хозяину, получая в ответ инструкции, основанные на этих данных. Тралтанин и доктор Маннон уже приступили к относительно грубой работе - они что-то зажимали, перевязывали, промокали тампонами. Собственно Маннону оставалось, в основном, только наблюдать, как хозяин управляет сверхчувствительными щупальцами паразита, но Конвей знал, что землянин горд возможностью исполнять даже такую роль. Симбиоты с Тралтана являлись величайшими хирургами, которых знала Галактика. Все хирурги были бы тралтанами, если бы не размеры и особенности организма последних, что исключало лечение ими некоторых разумных форм. Конвей встретил хирургов у выхода из операционной. Одно из щупалец тралтанина скользнуло вперед и резко хлопнуло Маннона по голове - жест, означающий глубокое одобрение, - и тут же из-за входной двери вылетел комок из меха и зубов и набросился на огромное существо, которое явно напало на его хозяина. Конвей наблюдал за этим спектаклем уже не раз, но сцена по-прежнему вызывала смех. Внеземное существо возвышалось и над Манноном и над его собакой. В то время как пес бешено облаивал его вызывая врага на смертельную дуэль, тралтанин подался назад и с притворным испугом прокричал: - Спасите меня от этого страшного зверя! Собачка обогнула гиганта, с лаем набрасываясь на толстый кожистый покров, защищающий шесть массивных ног. Продолжая взывать о помощи и стараясь не раздавить крошечного нападающего слоноподобной ногой, тралтанин поспешно ретировался. Постепенно звуки схватки удалились в конец коридора. Когда шум стих настолько, что Конвея можно было услышать, он произнес: - Доктор, не могли бы вы мне помочь? Я нуждаюсь в совете или хотя бы в информации. Но дело это достаточно деликатное... Конвей увидел, как брови Маннона поползли вверх, а уголки рта изогнулись в улыбке. - Конечно, я буду рад вам помочь, - ответил он, - но боюсь, что в данный момент от любого моего совета будет мало толку. Маннон скорчил противную рожу и повел сверху вниз руками. - Я все еще нахожусь под действием мнемограммы ЛСВО. Вы знаете, как это выглядит: одна моя половина думает, что я - птица, а другая находится по этому поводу в замешательстве. Но что за совет вам необходим? - продолжил он, странно склонив голову на птичий манер. - Если это особая форма помешательства, называемая влюбленностью, или другое психическое отклонение, я советовал бы повидаться с О'Марой. Конвей поспешно покачал головой: кто угодно, только не О'Мара. - Нет, - сказал он. - Скорее это философский вопрос, имеющий отношение к этике, возможно... - И это все?! - воскликнул Маннон. Он собирался сказать что-то еще, но тут его лицо застыло, и он стал внимательно прислушиваться. Неожиданно он дернул рукой, указывая пальцем на ближайший настенный громкоговоритель. - Разрешение ваших тяжких проблем придется отложить, - мягко сказал он, - вас разыскивают. - ...доктор Конвей! - оживленно вещал громкоговоритель. - Вам надлежит пройти в комнату номер восемьдесят семь и проследить за введением стимуляторов... - Но восемьдесят седьмая даже не в нашем секторе, - запротестовал Конвей. - Что тут происходит?.. Неожиданно Маннон помрачнел. - Кажется, я знаю, - сказал он, - и советую вам приберечь пару доз для себя - скоро они вам понадобятся. Он резко повернулся и заспешил прочь, что-то бормоча о необходимости побыстрее стереть мнемограмму, пока его тоже не вызвали. Комната номер 87 оказалась помещением для отдыха персонала отделения скорой помощи. В креслах, на столах и даже на полу - повсюду сидели люди в зеленой форме мониторов. Когда Конвей вошел у некоторых даже не хватило сил повернуть голову в его сторону. Один из мониторов с большим усилием выбрался из кресла и подался к нему. Следом за ним - второй, с нашивками майора на плечах и змеей, обвившей чашу в петлицах. - Максимальную дозу, - сказал он и начал закатывать рукав мундира. - Начнем с меня. Конвей огляделся. В комнате находилось человек сто с явными признаками крайнего переутомления, да и их пепельно-серые лица говорили сами за себя. Конвей по-прежнему не испытывал к мониторам особых симпатий, но эти, вне зависимости от его эмоций, были пациентами, и оказать им помощь было его прямым долгом. - Как врач я вам этого настоятельно не советую, - отчеканил Конвей. - Очевидно, что вы и так уже приняли достаточно стимуляторов, даже более чем достаточно. Что вам необходимо, так это сон... - Сон? - раздался откуда-то голос. - А что это такое? - Успокойся, Тейрнан, - устало откликнулся майор и обернулся к Конвею. - Как врач я понимаю всю степень опасности. Предлагаю: давайте не терять зря время. Быстро и профессионально Конвей сделал уколы. Представшие перед ним люди с усталыми взглядами и непослушными телами уже через пять минут с неестественным блеском в глазах упругим шагом покидали помещение. Не успел он покончить с уколами, как снова услышал свое имя - громкоговоритель приказывал ему прибыть к шестому доку и ждать там дальнейших распоряжений. Конвей знал, что шестой является вспомогательным причалом к сектору экстренной помощи. Торопясь побыстрее добраться до места. Конвей вдруг сообразил, что он устал и проголодался, но продолжения его мыслям не дали громкоговорители, которые объявили общий вызов всем интернам в отделение скорой помощи и приказали эвакуировать прилегающие помещения куда только возможно. Объявления перемежались незнакомой речью, повторяя те же распоряжения на языках, понятных для внеземного персонала. Стало очевидно, что отделение скорой помощи расширяется в аварийном порядке. Но почему и откуда берутся все эти пострадавшие... Мысли Конвея смешались настолько, что он даже забыл поставить знак вопроса. Глава 5 У дока номер шесть диагност с Тралтана что-то горячо обсуждал с двумя мониторами. При виде столь дружелюбных взаимоотношений между высококлассным специалистом и каким-то жалким администратором Конвей испытал чувство неприязни, но тут же признался себе, что больше его уже ничто не удивит. Еще два монитора сидели перед видеопанелью прямого обзора. - Здравствуйте, доктор! - приветливо сказал один из них и кивнул на экран. - Они разгружаются у доков номер восемь, десять и одиннадцать. Теперь хватит работенки на всех. Большая прозрачная панель являла собой внушительное зрелище: Конвей еще никогда не видел такого количества космолетов одновременно. Более тридцати серебристых игл - от десятиместных прогулочных яхт до гулливеровских транспортов Корпуса мониторов - медлительно перемещались по сложным траекториям вокруг друг друга в ожидании разрешения на пристыковку. - Ну и мудреная эта работа, - заметил дежурный монитор. Для того, чтобы надежно защитить корабль от космических тел, противометеоритные экраны устанавливались на расстоянии пяти миль - еще дальше, если корабль был большим. Но космолеты находились буквально в сотне ярдов друг от друга, и единственной их защитой служило искусство пилотов. Для последних это было нелегким испытанием. Не успел Конвей толком осмотреться, как уже прибыли три интерна-землянина. Скоро за ними последовали два покрытых рыжей шерстью ДБДГ и похожий на гусеницу ДБЛФ - все с эмблемами врачей. Раздался лязг металла о металл, и красные сигнальные огни сменились на зеленые, указывая, что очередной корабль пристыковался правильно. Открылись люки, и хлынул поток пациентов. Мониторы вносили на носилках существ двух видов: гуманоидов ДБДГ и гусениц подобных ДБЛФ. Задачей Конвея и остальных врачей было обследовать больных и отправить их в соответствующую палату скорой помощи. Он приступил к работе. Ему ассистировал монитор, представившийся Вильямсоном и оказавшийся опытным медбратом, хотя и без соответствующей эмблемы. Состояние первого пациента привело Конвея в шок, но не потому, что оно было серьезным, а из-за характера повреждений. Вид третьего заставил его остановиться, и монитор вопросительно посмотрел на врача. - Что же это за несчастный случай? - взвился Конвей. - Множественные колотые раны, да еще с обожженными краями. Проникающие ранения, как от осколков взрыва. Каким образом?.. - Мы особо, конечно, не распространялись, - ответил монитор, - но я думал, что слух дошел до всех. Губы монитора поджались, а взгляд приобрел уже знакомое Конвею выражение. - Они решили повоевать, - продолжал Вильямсон, кивнув в сторону пострадавших. - Боюсь, что, прежде чем мы справились с ситуацией, дело зашло довольно далеко. Война!.. - с отвращением подумал Конвей. Разумные существа, у которых так много общего, пытаются убить друг друга. Он слыхал, что эпизодически такое случалось, но никогда по-настоящему не верил, что какое-либо разумное существо может лишиться разума до такой степени. Так много жертв... Он не в такой мере погрузился в мысли о том, как отвратительны и недопустимы столь грязные дела, чтобы не отметить довольно странный факт: выражение лица монитора отражало его собственные чувства. Если Вильямсон испытывает те же чувства, что и он, то, возможно, настало время пересмотреть свои взгляды на Корпус мониторов, в целом. Неожиданно справа от Конвея возникло какое-то движение, привлекшее его внимание. Пациент-гуманоид в оскорбительном тоне категорически отказывался подчиниться интерну ДБЛФ, который пытался его обследовать. Врач был обескуражен и старался ровным тоном переубедить больного. Дело уладил Вильямсон. Он подскочил к громко протестующему раненому и склонился над ним, так что их лица оказались в нескольких дюймах друг от друга. Раздался тихий, почти дружелюбный голос, от которого, тем не менее, по спине Конвея пробежал холодок. - Послушай-ка, приятель, - поинтересовался монитор, - говоришь, ты отказываешься подчиняться ползучим вонючкам, что хотят тебя укокошить? Так вот крепко запомни: эта конкретная вонючка является здесь врачом. К тому же в нашем заведении не бывает войны. Поэтому заткнись, не трепыхайся и веди себя хорошо. Все мы - солдаты одной армии, а ваши мундиры - пижамные куртки. Заруби это все на своем носу - в противном случае я его отстригу. Конвей снова принялся за работу, еще раз отметив необходимость переосмыслить свое отношение к мониторам. Странным образом, в то время как его руки занимались извращенными, покалеченными и обожженными, мысли были заняты совсем другим. Он все еще удивлялся поведению Вильямсона, подтверждавшему, что все говорившееся о мониторах - ложь. Был ли этот неутомимый, спокойный, надежный как гранит человек убийцей и садистом с низким интеллектом и отсутствием морали? В это было трудно поверить. Украдкой поглядывая на монитора, Конвей постепенно принял решение. Выполнить его было трудно. Если он не будет осторожным, у него точно что-нибудь отстригут. Вариант с О'Марой исключался; с Брайсоном и Манноном по разумным причинам - тоже, а вот Вильямсон... - А... э-э, Вильямсон, - неуверенно начал Конвей и закончил скороговоркой, - вы когда-нибудь убивали? Монитор резко выпрямился, губы его слились в одну бескровную линию. - Доктор, - сказал он без всякого выражения, - вам не страшно задавать подобные вопросы монитору? Он заколебался, видимо, его смутило выражение лица врача, отражавшее его переживания, и любопытство явно пересилило гнев. - Что вас гложет, док? - требовательно спросил он. Конвей от всей души жалел, что задал свой дурацкий вопрос, но теперь отступать было уже поздно. Поначалу, запинаясь, он начал рассказывать и о своих идеалах, и о любви к профессии, и о той тревоге и озабоченности, которые возникли, когда он обнаружил, что главный психолог Госпиталя - учреждения, как он считал, которое удовлетворяет всем его высшим помыслам - является монитором, да и другие ответственные посты, возможно, тоже занимают члены их корпуса. Мол, он знает, что не все в корпусе плохо - ну вот они сейчас прислали, например, свои медицинские подразделения, чтобы помочь Госпиталю в чрезвычайной ситуации. И все же - мониторы!.. - Я нанесу вам еще один удар, - сухо заметил Вильямсон, - сообщив о таком общеизвестном факте, что о нем никто уже не вспоминает: доктор Листер, начальник Госпиталя, тоже офицер корпуса. Конечно, он не носит форму, - поспешно добавил Вильямсон, - ибо диагносты забывчивы и не обращают внимания на мелочи. А к неаккуратности Корпус относиться неодобрительно, даже если это касается - как в данном случае - генерал-лейтенанта. Листер - и тот монитор! - Но почему?! - непроизвольно воскликнул Конвей. - Ведь всем известно, кто вы такие. Как вам удалось захватить тут власть? В этом месте? У тех, кто... - Очевидно, никому ничего неизвестно, прервал его Вильямсон, - хотя бы потому, что это неизвестно вам. Глава 6 Когда, покончив с очередным пациентом, они занялись следующим, Конвей понял, что монитор больше не сердится. У него было выражение лица родителя, собирающегося поведать своему отпрыску о не самых хороших сторонах жизни. - В основном, - начал Вильямсон, бережно стягивая полевую форму с раненого ДБЛФ, - все ваши проблемы - да и проблемы всего вашего социума - кроются в том, что вы слишком защищены. - Как-как? - переспросил Конвей. - Вы защищенные существа, - повторил монитор. - Вы защищены от всех жестокостей современной жизни. Из вашего социума - не только с Земли, а и со всех миров Федерации - выходят практически все великие артисты, музыканты и ученые. Большая их часть доживает до конца своих лет в полном неведении, что, начиная с самого детства, их охраняют, что они ограждены от большинства реалий нашей так называемой межзвездной цивилизации. Что их пацифизм и этические нормы - это роскошь, которую большинство из нас просто не могут себе позволить. Вам эта роскошь дана в надежде, что в один прекрасный день на базе этого родится философия, которая позволит каждому существу в Галактике стать действительно цивилизованным и гуманным. - Н-не знаю, - запнулся Конвей. - В-вы... вы заставляете думать меня о нас - я имею в виду о себе - как о таком беспомощном... - Ну, конечно же, вы о многом не знали, - успокаивающе ответил Вильямсон. Конвей был удивлен, что такой молодой человек говорит с ним, как с ребенком. Создавалось впечатление, что он почему-то имеет на это право. - Вероятно, вы были замкнутым, неразговорчивым человеком, отгородившимся от мира своими высокими идеалами. Тут нет ничего плохого, вы же понимаете, просто вы должны допустить, что мир состоит не только из черного и белого. Наша современная культура, - продолжал он, возвращаясь к основной линии обсуждаемого вопроса, - основана на максимальной свободе личности. Человек может делать все, что ему угодно, при условии, что это не вредит окружающим. Только мониторы отказываются от этой свободы. - А как насчет резервации для "обывателей"? - прервал его Конвей. Наконец-то монитор привел утверждение, на которое он мог определенно возразить. - Находиться под надзором мониторов и жить в определенных ограниченных районах, я не назвал бы это свободой. - Если внимательно разобраться, - ответил Вильямсон, - то, думаю, вы поймете, что "обыватели" - то есть группы людей, которые можно найти почти на каждой планете и которые считают, что они-то в отличие от грубых мониторов и бесхребетных эстетов как раз и являются настоящими представителями своего народа - вовсе не ограничены. Напротив, они объединяются в сообщества естественным путем и именно в таких сообществах мониторам приходится быть особенно активными. "Обыватели" обладают всеми свободами, включая и право убивать друг друга, если они этого пожелают. Задача мониторов лишь проследить, чтобы не пострадали те, кто не разделяет подобные взгляды. Кроме того, когда массовое помешательство на таких мирах достигает определенной степени, мы даже разрешаем им воевать на специально отведенных для этого планетах, устраивая все так, чтобы война не была ни долгой, ни слишком кровопролитной. Вильямсон вздохнул. В данном случае мы их недооценили. Война длилась долго, и крови пролилось много, - с ноткой самоосуждения заключил он. От такой постановки вопроса в голове Конвея все смешалось. До прибытия в Госпиталь он не имел прямых контактов с мониторами, да и с какой стати? Земных "обывателей" он считал скорее фантазерами, склонными к самодовольству и хвастовству, но не более. Конечно, большую часть плохого о мониторах он слышал от них. Может быть, они были не так уж объективны и правдивы... - Во все это трудно поверить, - возразил Конвей. - Вы утверждаете, что роль Корпуса мониторов важнее, чем роли "обывателей" и нас, класса специалистов, вместе взятых! - Он возмущенно покачал головой. - Во всяком случае сейчас не лучшее время для философских споров! - Разговор начали вы, - произнес монитор. Возразить тут было нечего. Должно быть, прошло несколько часов, когда Конвей почувствовал прикосновение к плечу. Он распрямился и обнаружил за собой медсестру ДБЛФ, вооруженную шприцем. - Стимулирующий укол, доктор? - спросила она. Конвей как-то сразу ощутил дрожь в ногах и с трудом сфокусировал взгляд. Видимо, его движения настолько замедлились, что сестра подошла в первую очередь к нему. Он кивнул и закатал рукав усталыми пальцами, которые казались ему толстыми сосисками. - Ой-ой! - вскрикнул он от неожиданной боли. - Вы чем там пользуетесь, шестидюймовыми гвоздями. - Простите, - извинилась ДБЛФ, - но перед вами я сделала уколы двум врачам своего вида, а, как вы знаете, наш кожный покров толще, и тверже, чем у вас. Должно быть, не рассчитала. Через несколько секунд усталость сняло как рукой. Несмотря на легкое покалывание в конечностях и заметный другим землистый цвет лица, сам он чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, как если бы только что вышел из-под душа после десятичасового сна. Прежде чем закончить очередной осмотр, Конвей быстро оглянулся вокруг и отметил, что число пациентов, ожидавших помощи, совсем невелико, а количество мониторов уменьшилось больше чем наполовину. Пациентов развозили по палатам, а мониторы сами становились пациентами. Конвей видел, как они после бессонных перелетов на транспортных судах заставляли себя помогать перегруженным медикам Госпиталя, держась исключительно на уколах и на собственном упрямстве и мужестве. Один за другим они в прямом смысле слова валились с ног, истощенные настолько, что мышцы сердца и легких непроизвольно отказывали им. Их поспешно уносили в специальные палаты с аппаратом искусственного сердца и дыхания, где укладывали под капельницы. Конвей слышал, что пока скончался лишь один из них. Воспользовавшись временным затишьем, Конвей и Вильямсон подошли к видеопанели. Казалось, рой кораблей так и не уменьшился - прибывали все новые и новые космолеты. Он не представлял себе, куда они будут размещать всех этих прибывших - даже пригодные для использования коридоры начинали переполняться. Срочно освобождались дополнительные палаты, а пациенты всех видов перегруппировывались. Но это было заботой администрации, и Конвей отдыхал, наблюдая за вьющимися в космосе кораблями. - Тревога! - неожиданно объявил громкоговоритель. - Одиночный корабль с одним существом, вид пока не установлен. Существо нуждается в срочном лечении. Оно может лишь отчасти управлять своим кораблем, связь с которым прервана. Всем находиться возле свободных люков. Конвей подумал, что только этого им сейчас и не хватало. Внутренне он похолодел в предчувствии того, что должно произойти. У Вильямсона даже побелели костяшки пальцев на руках. - Смотрите! - сказал он упавшим голосом. Пришелец приближался к рою ожидавших причала кораблей на сумасшедшей скорости, рыская из стороны в сторону. Черная обрубленная торпеда достигла скопления и вторглась в него раньше, чем Конвей успел что-либо ответить. Корабли беспорядочно рассыпались в стороны, едва избегнув столкновения с нею и между собой. Космолет продолжал нестись вперед. Теперь на его пути оставался лишь один корабль - мониторский транспорт, который получит разрешение на причал и медленно подплывал к Госпиталю. Транспорт был огромным и не предназначался для акробатических номеров, у него не было ни времени, ни возможности уйти с дороги. Столкновение казалось неминуемым. Но нет. В самый последний момент корабль вильнул, и они увидели, что он проскочил мимо транспорта. Торпедообразная форма на экране превратилась в круг, растущий со скоростью, от которой замирало сердце. Теперь корабль летел прямо на них! Конвею хотелось закрыть глаза, но несущаяся огромная масса металла оказывала какое-то завораживающее действие. Ни Вильямсон, ни он сам даже и не пытались одеть скафандры - от катастрофы их отделяли считанные секунды. Корабль почти достиг Госпиталя, когда раненый пилот отчаянно попытался обойти огромное препятствие. Но было слишком поздно, они столкнулись. Вначале монитор и врач ощутили через пол двойной сокрушительный удар - корабль пробил двойную обшивку Госпиталя. Затем раздались менее сильные взрывы из-за повреждения внутренних жизненно важных коммуникаций. Быстро нарастали шквал криков - землян и неземлян, а также свист, шипение и невнятные восклицания покалеченных, захлебнувшихся и задыхающихся существ. В помещение с чистым хлором проникала вода. Через отверстие в стене обычный воздух попал в палату, чьи обитатели не знали ничего, кроме вакуума и холода Трансплутона. Их смерть была страшной - при первом же соприкосновении с газом они просто растворялись. Перемешавшиеся воды, воздух и составляющие других атмосфер образовали исключительно едкую смесь грязно-коричневого цвета, которая, пузырясь и кипя, вылетала в открытый космос. Но задолго до того, как все это произошло, герметичные переборки надежно изолировали страшную пробоину от неповрежденной части Госпиталя. На мгновение показалось, что Госпиталь парализован, но уже через секунду он отреагировал на аварию. Сверху из громкоговорителя обрушился бешеный поток слов. Всем инженерам и эксплуатационникам приказывалось доложить о себе и получить распоряжения. Доктора Листера вежливо просили откликнуться. Краем сознания Конвей отметил эту просьбу в ряду жестких приказов. Неожиданно он услышал сзади собственное имя и резко обернулся. Это был доктор Маннон. Конвей поспешно подошел к монитору и врачу. - Я вижу вы сейчас свободны? У меня есть для вас дело. - Маннон сделал паузу, чтобы получить утвердительный кивок Конвея, и пустился в объяснения. Он сообщил, что корабль остановился почти в самом центре - по сути нервном центре - Госпиталя, секции, откуда осуществлялся контроль за искусственными условиями во всех помещениях. В данный момент было похоже, что кто-то из уцелевших - возможно, пациент, сотрудник или даже пилот злополучного корабля - двигается по секции и по незнанию портит механизмы контроля гравитации. Если это будет продолжаться, то вызовет ужасные разрушения в палатах и даже может привести к смерти пациентов. Маннон хотел, чтобы они туда отправились и вытащили это существо, пока оно, само того не желая, не разрушило весь Госпиталь. - Туда уже двинулся ПВСЖ, - добавил он, - но эти существа очень неловки в скафандрах. Поэтому я и посылаю вас двоих, чтобы ускорить дело. Хорошо? Тогда приступайте. Надев гравитаторы, они покинули Госпиталь недалеко от поврежденной секции и поплыли вдоль наружной обшивки к двадцатифутовой дыре, пробитой кораблем. Гравитаторы обеспечивали достаточную маневренность, и они не ожидали особых сложностей на предстоящем пути. Они также взяли с собой веревки и магнитные якоря, а Вильямсон - как он объяснил, только потому, что это была часть стандартного снаряжения, - прихватил еще и пистолет. У обоих был трехчасовой запас воздуха. Поначалу передвижение было несложным. Корабль пробил сквозь палаты, палубы и даже тяжелое оборудование настоящий туннель. Конвей ясно видел содержимое коридоров, мимо которых они проплывали во время спуска, но каких-либо признаков жизни в них не было. По стенкам были размазаны останки существ, живущих при высоком давлении, которые разрывало даже при земном, не говоря уж о вакууме. В одном из коридоров перед ними предстали свидетельства разыгравшейся здесь трагедии. Медсестра-гуманоид - существо, похожее на медвежат с рыжим мехом, - была практически обезглавлена тяжелой герметической дверью, которую она не успела вовремя проскочить. Почему-то ее вид произвел на Конвея наибольшее впечатление из всего того, с чем он столкнулся за день. Увеличивающееся количество обломков и частей корабля замедлило их спуск. Временами им приходилось расчищать себе путь и руками и ногами. Вильямсон находился ярдах в десяти впереди от Конвея, как вдруг исчез из виду. В наушниках раздался возглас удивления, тут же заглушенный звоном металла о металл. Конвей непроизвольно ухватился покрепче за поручень и сквозь перчатки ощутил, как тот вибрирует. Обломки задвигались! На мгновение его охватила паника, но через некоторое время вибрация стихла и все успокоилось. Тогда Конвей привязал к поручню страховочный трос и отправился на поиски монитора. Конвей обнаружил полузасыпанного обломками Вильямсона на двадцать футов внизу, секцией ниже. Он лежал, свернувшись калачиком и уткнув лицо в руки. Тихое, судорожное дыхание монитора, доносившееся из наушников врача, свидетельствовало о том, что, сообразив прикрыть руками хрупкое стекло шлема, он тем самым спас себе жизнь. Но все зависело от силы притяжения в той секции пола, которая его присосала. Теперь стало очевидно, что несчастный случай произошел из-за гравитационной решетки, которая несмотря на все поломки все еще действовала. Конвей был глубоко благодарен тому факту, что решетка притягивала под углом, иначе они провалились бы оба и с гораздо большей высоты. Конвей, осторожно стравливая трос, приблизился к Вильямсону. Он по-прежнему был без сознания, а Конвею при осмотре показалось, что у того множественные переломы рук. Бережно освободив его из-под обломков, врач вдруг сообразил, что Вильямсон нуждается в немедленном лечении всеми доступными в Госпитале средствами. Монитор принимал слишком много стимуляторов, и, когда он придет в сознание (если это вообще произойдет), его организм может не выдержать шока. Глава 7 Конвей уже собирался вызвать помощь, но в этот момент мимо его шлема пролетел искореженный кусок металла. Он резко обернулся и как раз вовремя, чтобы увернуться от еще одного обломка. Только тут он различил внеземлянина, лежащего в груде металла ярдах в десяти от него. Существо швыряло в него обломки! Оно тут же прекратило бомбардировку, как только увидело, что Конвей его заметил. Врач приблизился к незнакомцу и увидел, что это ПВСЖ, отправившийся на поиски перед ними. Он угодил в ту же ловушку, что и неудачный монитор, но успел использовать гравитатор. Падение было мягким, но его придавило металлическими конструкциями и повредило радио. ПВСЖ - дышащий хлором илленсанин - каким-то чудом остался невредим, но все попытки вытащить его из-под обломков оказались тщетными. Конвей обратил внимание на эмблемы, нашитые на скафандр неземлянина. Чужие символы ничего ему не говорили, а вот земной знак представлял собой... крест! Существо было священником! Теперь у Конвея "на руках" оказались двое неподвижных. Он нажал кнопку передатчика и прочистил горло. Но не успел вымолвить и слова, как в наушниках раздался настойчивый голос доктора Маннона. - Доктор Конвей! Монитор Вильямсон! Кто-нибудь из вас, ответьте на вызов! - Я как раз собирался с вами связаться, - откликнулся Конвей. Он сообщил о своих трудностях и запросил помощь для монитора и священника, но Маннон поспешно его перебил. - Извините, - стал объяснять он, - но помочь вам мы пока не можем. Гравитационные нарушения вывалили сдвиг в вашем туннеле. Ремонтники пытались пробиться, но... - Дайте я с ним поговорю, - вмешался посторонний голос. - Доктор Конвей, говорит доктор Листер. Боюсь, что вашей первоочередной задачей будет найти и остановить существо в помещении управления гравитацией, а потом уже займемся пострадавшими. Если понадобится, дайте ему по башке, только остановите - он разрушает Госпиталь. Конвей сглотнул ком в горле. - Слушаюсь, сэр, - ответил он и приступил к поискам прохода в металлических завалах. Неожиданно он почувствовал, что его куда-то тащат, и понял: где-то ниже сработала гравитационная решетка. Неожиданно сила исчезла, но со стороны ПВСЖ раздался какой-то странный, сдавленный крик. Гравитационный сдвиг не затронул Вильямсона - он остался лежать там, где его оставил Конвей, а вот священник провалился ниже. - С вами все в порядке? - с беспокойством позвал врач. - Думаю, да, - услышал он ответ. - У меня все немного затекло. Конвей осторожно подобрался ко вновь образовавшемуся отверстию и заглянул в него. Внизу находилось очень просторное помещение. Футах в сорока виднелся пол, покрытый густой растительностью темно-синего цвета. Вид помещения озадачил Конвея, пока он, наконец, не сообразил, что это - аквариум для АУГЛов, только без воды, а растения - это водоросли, служившие пациентам пищей. ПВСЖ крупно повезло с приземлением на мягкий ковер. Он освободился от обломков и утверждал, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы отправиться дальше вместе с врачом. Глава 8 Они спустились еще на один уровень. И тут обнаружили первые признаки присутствия того, кого искали. Тела и обломки оборудования находились в неестественном положении. С панелей была сорвана экранировка. Тут же лежали гиперпространственный двигатель и теперь уже не поддающееся классификации тело пилота. За генератором зияла еще одна дыра, пробитая одной из тяжелых частей корабля. Конвей поспешил к отверстию и заглянул в него. - Вот оно! - возбужденно закричал он. Они смотрели на просторное помещение, являвшееся ни чем иным, как центром управления. Не только вдоль стен, но и посреди стояли приборы и аппаратура. Люди появлялись здесь редко. Все было предельно автоматизировано и саморемонтировалось. Так вот на трех шкафах, служивших футлярами для особо точных приборов, разлеглось существо, которое Конвей классифицировал приблизительно как ААЦЛ. Еще девять шкафов, мигающие красными аварийными огнями, были в пределах досягаемости шести питонообразных щупалец. Щупальца достигали по крайней мере двадцати футов в длину, а когти на конце каждого, судя по разрушениям, по крепости не уступали стали. Конвей готов был увидеть раненое, ошалевшее от страха и боли существо. Вместо этого перед ним предстал абсолютно здоровый октопод, который яростно крушил аппаратуру, управляющую гравитацией, с той же скоростью, с какой ее восстанавливали встроенные ремонтные роботы. Конвей выругался и стал настраиваться на радиочастоту существа. Неожиданно в наушниках раздался неприятный тонкий писк. - Поймали, - мрачно констатировал Конвей. Он зафиксировал волну и переключился на ПВСЖ. - Мне кажется, - сказал священник, - что оно сильно испугано и пищит от страха, иначе транслятор выдал был связную речь. То, что, услышав вас, оно перестало пищать и двигаться, обнадеживает. Но надо быть осторожными и действовать постепенно. Похоже, оно атакует все, что движется. - Да, падре, - согласился Конвей. - Мы не знаем, куда оно смотрит, - добавил ПВСЖ, - поэтому предлагаю подходить с разных сторон. Конвей кивнул. Они перенастроили радио и осторожно спустились вниз. Роботы озабоченно устраняли повреждения, нанесенные шестью анакондами, но существо оставалось неподвижным, при этом оно молчало. - Не надо бояться, - уже в двадцатый раз повторял падре. - Если вы ранены, то скажите нам. Мы здесь для того, чтобы вам помочь... Но все оставалось без ответа. Подчиняясь неожиданному импульсу, Конвей вызвал Маннона. - Похоже, что это ААЦЛ, - быстро сообщил он. - Вы можете мне сказать, что он здесь делает, или назвать какую-либо причину, по которой он не хочет или не может нам ответить? - Я справляюсь через приемный покой, - после некоторой паузы ответил Маннон. - Но вы уверены, что это ААЦЛ? У нас не должно бы их быть, вы уверены, что это не крепеллианин?.. - Это не крепеллианский октопод, - перебил его Конвей. - У этого шесть щупалец, сейчас он просто лежит неподвижно и... Конвей резко замолчал, ибо его слова не соответствовали действительности. Существо взвилось под потолок, и врач увидел, как сверху полетели сбитые ААЦЛ приборы. Он слышал крики Маннона о гравитационных флуктуациях в до сих пор стабильных секциях и числе новых жертв. Конвей беспомощно наблюдал, как ААЦЛ готовился к новому прыжку. - ...Мы хотим вам помочь, - продолжал ПВСЖ в то время, как существо приземлилось в четырех ярдах от падре. Пять щупалец крепко вцепились в пол, а шестое единым мощным движением ухватило ПВСЖ и размазало того по стене. И ААЦЛ снова стал издавать писклявые звуки. Конвей пробубнил Маннону о случившемся, услышал, как тот зовет Листера, и, наконец, до него донесся голос директора. - Вы должны убить его, Конвей! - твердо произнес он. - Вы должны убить его! Конвей! Именно эти слова вернули его в нормальное состояние. Как это похоже на монитора, подумал он, решать проблемы с помощью убийства. И просить совершить его врача - человека, оберегающего жизнь. Что бы ни случилось с Госпиталем или с ним самим, он никогда не пойдет на убийство разумного существа, и Листер может орать на него до посинения... С удивлением Конвей сообразил, что Листер и Маннон в два голоса приводят ему контрдоводы - видимо, он непроизвольно повторял свои мысли вслух. С гневом он отключил их волну. Но чей-то усталый, еле слышный голос продолжал повторять то же самое в его наушниках. Через отверстие в потолке медленно вплывал Вильямсон. Как он сюда добрался со сломанными руками, было вообще не понятно - ведь он не мог управлять гравитатором. Монитор так же уговаривал его совершить убийство. И тут Конвея прошиб холодный пот. Он увидел, что Вильямсон, который не мог остановиться самостоятельно, медленно, но неотвратимо опускается прямо на ААЦЛ! Одно из щупалец шевельнулось, изготовившись к смертельному удару. Инстинктивно - времени подумать о собственной смелости или глупости у него не оставалось - Конвей бросился к монитору. Он обхватил его ногами, чтобы руки оставались свободными для управления гравитатором. Казалось, прошли годы, прежде чем Конвей нащупал нужные кнопки, и они направились к отверстию в потолке. Когда они уже почти достигли цели, он увидел, как змееподобное щупальце ринулось в его сторону... Глава 9 Мощнейший удар по спине чуть было не вышиб из него дух. На какое-то мгновение он с ужасом подумал, что с него сбило баллоны, но, сделав панический вдох, Конвей ощутил, как воздух ринулся в легкие. И каким же вкусным он ему показался! Щупальце ААЦЛ нанесло скользящий удар, и единственной потерей оказалось сломанное радио. - Ты в порядке? - прижав свой шлем к шлему Вильямсона обеспокоенно спросил Конвей. Ответа не было несколько минут, затем до него донесся слабый, полный боли шепот. - Руки очень болят. Я устал, - с остановками говорил монитор. - Но когда... они меня отсюда заберут... все будет хорошо... Если, конечно, к тому времени будет кому меня лечить... Если ты не остановишь нашего друга там, внизу... Внезапно Конвея охватил гнев. - Ты когда-нибудь прекратишь, черт побери! - взорвался он. - Запомни, я никогда не убью разумное существо! - Я все еще слышу Маннона и Листера... - Голос монитора слабел. - Там гибнут пациенты. - Заткнись! - закричал Конвей и отодвинул голову. Он увидел, что монитор потерял сознание. У Конвея защипало в глазах. Теперь Конвей понимал, что Корпус мониторов делает больше хорошего, чем плохого. Но он не был монитором и никогда не пойдет на убийство. Однако О'Мара и Листер были еще и врачами. Причем один из них был известен во всей Галактике. Чем ты лучше их? Конвей почувствовал, что очень одинок. С облегчением он заметил, что губы монитора вновь зашевелились, и поспешил приблизить шлем. - ...Для вас это тяжело, доктор, - голос был едва слышен, - но вы должны это сделать. - Но я не могу!.. Конвей почувствовал, что его позиции слабеют. - У меня есть пистолет, - сказал монитор. Доктор не помнил, как доставал оружие из кобуры и снимал его с предохранителя. Оно было у него в руках и направлено в отверстие в полу. Он хотел попробовать лишь обездвижить ААЦЛ. Конвей тщательно прицелился в щупальце, держа пистолет двумя руками, и выстрелил. Когда он опустил его, от существа мало что осталось. Пули оказались разрывными, а пистолет стрелял в автоматическом режиме. Губы Вильямсона снова зашевелились, и Конвей машинально сдвинул шлемы. - Все в порядке, доктор, - произнес монитор. - Там никого нет... - Да, теперь там никого нет, - согласился Конвей. Если бы в пистолете оставалась хотя бы одна пуля! - Мы знаем, вам было трудно, доктор, - произнес майор О'Мара. - Принять такое решение под силу порой лишь самым мудрым и опытным врачам. А вы ребенок-идеалист, который не знал даже, кто такие мониторы. О'Мара улыбнулся. Отеческим жестом он положил руки на плечи Конвея. - Заставив себя сделать то, что вы сделали, - продолжал он, - вы рисковали и карьерой, и собственным разумом. Но теперь это не имеет никакого значения. И не чувствуйте себя виноватым. Все нормально. Конвею хотелось снять шлем и покончить все разом. О'Мара сошел с ума! Что он говорит? Он, Конвей, нарушил первую заповедь врача, он убил разумное существо! - Выслушайте меня, - серьезно сказал О'Мара. - Нашим связистам удалось получить изображение рубки злополучного корабля еще до столкновения. Его пилотом был не ваш ААЦЛ, понимаете? Это был, АМСО, а эти АМСО держат ААЦЛ в качестве домашних животных, которые, конечно же, не обладают разумом. Так что считайте, вы убили взбесившуюся от страха собаку. - О'Мара стал трясти Конвея за плечо так, что у того заклацали зубы. - Ну, что - полегчало? Конвей почувствовал, как снова оживает. Он молча кивнул. - Можете идти, - разрешил майор, - немедленно отправляйтесь спать. А что касается беседы о ваших проблемах, боюсь, у меня сейчас нет времени. Как-нибудь напомните мне об этом, если не отпадет охота. Глава 10 За время четырнадцатичасового сна Конвея поток раненых резко снизился и пришло сообщение, что война закончилась. Инженеры и ремонтники быстро наводили порядок в поврежденных помещениях. Через три недели Госпиталь вернулся к нормальной работе. Кроме наиболее тяжело раненых, все пациенты были переведены в местные планетарные больницы. Повреждения от столкновения с кораблем были полностью устранены. Но если в целом у Госпиталя все было в норме, то лично о Конвее так сказать было нельзя. Неделю спустя Конвея целиком освободили от дежурства в палатах и перевели в смешанную группу стажеров, состоящую из врачей землян и инопланетян. Все они слушали курс лекций "Корабельная спасательная служба". Конвей с удивлением узнавал, как трудно вылавливать спасшихся с потерпевших аварию кораблей, особенно с тех, на которых реакторы продолжали работать. За лекциями последовали чрезвычайно любопытные практические занятия, сравнимые разве что с головоломками, которые он каким-то чудом ухитрился одолеть, а затем - сложнейший курс сравнительной внеземной философии. Параллельно им читали цикл лекций по оказанию срочной помощи при внеземном загрязнении среды. Что предпринять, если в метановой палате образовалась трещина и температура повысилась до минус 41ч? Как поступить, если хлородышащее существо подверглось воздействию кислорода или вододышащее задыхается в воздухе, и наоборот? Конвей со страхом пытался представить себе, как его коллеги по курсу делают ему искусственное дыхание - ведь некоторые из них весили до полутонны! Но, к счастью, практических занятий по этому курсу не было. Все лекторы неизменно подчеркивали, насколько важно быстро и точно определить, к какому классу принадлежит прибывший пациент, потому что чаще всего он не способен сам дать необходимую информацию. В четырехбуквенной системе обозначений, по которой классифицировали обитателей Космоса первая буква указывала на общий характер обмена веществ, вторая - на количество и расположение конечностей и органов чувств, а остальные говорили о требуемой комбинации давления и силы тяжести, что позволяло одновременно ориентироваться в размерах и массе существа и типе его кожного покрова. Если первые буквы были А, Б или В, значит речь шла о вододышащих, Д и Ф обозначали теплокровных кислорододышащих - к этому классу относились наиболее разумные расы. К видам Ж и К относились также кислорододышащие, но насекомоподобные существа, живущие при слабой гравитации. Виды Л и М обитали на планетах со слабым притяжением, но были птицеподобны. А вот классы О и П дышали хлором. Затем шли уже вовсе невообразимые существа, которые питались радиоактивным излучением: они могли иметь ледяную кровь или были целиком кристаллическими, некоторые из них способны были произвольно изменять свой физический облик, а некоторые обладали целым рядом внечувственных способностей. Телепатические разновидности, подобные тельфианам, обозначались первой буквой. В считанные секунды на экране вспыхивало изображение конечности или части кожного покрова неведомого инопланетянина, и, если стажер за это время не успевал правильно классифицировать их владельца, то заслуживал весьма нелестной оценки. Все это было очень любопытно, но при мысли, что на исходе уже шестая неделя, а он ни разу не видел в глаза живого пациента, Конвей не на шутку забеспокоился. Он решил позвонить О'Маре и прощупать почву - разумеется, весьма осторожно. - Я понимаю, вы просто хотите вернуться к вашим больным, - заключил О'Мара, когда Конвей наконец подобрался к сути дела. - И заведующий вашим отделением с удовольствием возьмет вас обратно. Но у меня намечается для вас работа, и я не хотел бы, чтобы вы с кем-нибудь договаривались. И не убеждайте себя, будто вы зря теряете время. Вы познаете весьма полезные вещи, доктор. Надеюсь, конечно, что вы их действительно познаете! Положив трубку интеркома, Конвей подумал, что многое из того, чему его обучали, вполне применимо и к самому О'Маре. Правда, им не читали курса, который позволил бы разобрать по косточкам главного психолога, но такой курс вполне можно было себе вообразить. К тому же не было лекции, где не ощущалось бы незримое присутствие О'Мары. И только теперь Конвей начал понимать, как он был близок к тому, чтобы вылететь из Госпиталя из-за истории с тельфианами. О'Мара носил нашивки всего лишь майора Корпуса мониторов, но Конвей уже знал, что определить, где кончаются его обязанности в Госпитале, было бы весьма затруднительно. Как главный психолог он отвечал не только за душевное здоровье всего персонала, столь разнообразного по видам и типам, но и за то, чтобы между ними не возникало никаких трений. Даже при предельной терпимости и взаимном уважении, которые проявляли в своих взаимодействиях сотрудники, бывали случаи, когда подобные трения возникали. Порой ситуации, таившие в себе такую опасность, возникали по неопытности или по недоразумению, а иногда у кого-нибудь мог проявиться ксенофобный синдром, который нарушал работоспособность или душевное равновесие или то и другое одновременно. Одни из врачей-землян, например, неосознанно боявшийся пауков, не мог заставить себя проявить по отношению к пациенту-илленсанину ту объективность, которая необходима для нормального лечения. Задача О'Мары заключалась в том, чтобы обнаруживать и вовремя устранять подобные неприятности либо - если все другое не помогало - удалять потенциально опасного индивидуума, прежде чем трения перерастут в открытый конфликт. Борьба с нездоровым, ошибочным или нетерпимым отношением к иным существам была его обязанностью, и он исполнял ее с таким рвением, что - Конвей сам слышал - его сравнивали с древним Торквемадой. О'Мара не отвечал за психические отклонения у пациентов, но, поскольку порой непросто отличить, где кончается боль физическая и начинается психосоматическая, с ним часто консультировались и по этим вопросам. Тот факт, что главный психолог отстранил Конвея от работы в палатах, мог означать либо повышение, либо наказание. Но коль скоро заведующий отделением предложил ему вернуться, значит, работа, на которую намекнул О'Мара гораздо важнее. Поэтому Конвей был абсолютно уверен, что со стороны О'Мары осложнений не будет, - и сознавать это ему было весьма приятно. Но зато теперь его снедало любопытство. А на следующее утро он получил приказ явиться в кабинет главного психолога... ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СЛУЧАЙНЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ Глава 1 Хотя Госпиталь располагал огромными медицинскими и техническими возможностями, что выдвинуло его на первое место среди заведений подобного рода в цивилизованной Галактике, случалось, прибывшему туда пациенту уже ничем нельзя было помочь. В данном случае пациент относился у типу СРТТ - такие в Госпитале еще не появлялись. Он напоминал амебу и мог вытягивать конечности, органы чувств или защитные приспособления, что было нужно в зависимости от обстановки, и обладал совершенно фантастической приспособляемостью, так что трудно было представить, как он вообще может заболеть. Больше всего удивило полное отсутствие симптомов заболевания. Не было ни столь обычных для внеземных форм особо беспокоящихся явно видимых органических нарушений, ни намека на присутствие вредных микроорганизмов. Пациент попросту таял - тихо, без волнений и шума, словно кусок льда в теплой комнате. Перепробовали все средства, но ничто не помогало. Диагносты и младшие врачи, следившие за больным, мало-помалу приходили к печальному выводу, что бесконечная вереница медицинских процедур, с унылым однообразием проводимых в Двенадцатом секторе Госпиталя, вскоре будет не нужна. - Полагаю, лучше начать с самого начала, - сказал доктор Конвей, стараясь не смотреть на радужные, не совсем атрофировавшиеся крылья своего нового ассистента. - Начнем с Приемного покоя. И они направились к Приемному покою. Конвей ждал, как ассистент отреагирует на его слова. Он предпочел идти шага на два впереди своего спутника - не из невежливости, а потому что боялся, приблизившись, нанести ассистенту тяжелые физические увечья. Ассистент относился к типу ГЛНО. Он был шестиногим панцирным, похожим на насекомое, обитателем планеты Цинрусс. Сила тяжести на его родной планете была в двенадцать раз меньше земной. Поэтому насекомые там достигли таких размеров и стали господствующей формой жизни. На ассистенте было два антигравитационных пояса - без них его давно бы раздавило. Возможно, ему хватило бы и одного, но Конвей не мог осуждать его за желание подстраховаться. Ассистент был тонким, неловким и на удивление хрупким. Звали его доктор Приликла. Конвей знал, что Приликла не новичок в медицине - у него был опыт работы и на своей планете, и в галактических госпиталях, но масштабы Главного госпиталя, естественно, подавляли его. В обязанности Конвея входило не только руководить Приликлой, но и заботиться о нем, а затем, когда срок работы Конвея в детском отделении истечет, передать его Приликле. Очевидно, директор Госпиталя решил, что существа, выросшие в условиях низкого давления, обладают повышенной чувствительностью и тонкостью ощущений, а потому лучше других способны опекать инопланетных детенышей. И это справедливо, подумал Конвей, метнувшись в сторону, чтобы прикрыть собой Приликлу от протопавшего по коридору на шести слоновьих ногах практиканта-тралтанина. Сможет ли Приликла вообще сотрудничать со своими массивными и неуклюжими коллегами? - Конечно, вы понимаете, - сказал Конвей, подводя Приликлу к Контрольному центру Приемного покоя, - что порой доставка больного в Госпиталь чрезвычайно сложна. С маленькими пациентами все просто, но вот с тралтанами или сорокафутовыми АУГЛами с Чалдерскола... - Конвей прервал себя на полуслове и заключил: - Вот мы и пришли. Сквозь широкую прозрачную стену секции виднелись три контрольных пульта. За одним из них сидел похожий на красного медвежонка нидианин. Индикаторы на пульте показывали, что он установил контакт с приближающимся к Госпиталю кораблем. - Послушайте... - начал Конвей. - Пожалуйста, сообщите, кто вы, - произнес нидианин на своем быстром, лающем языке, который, пройдя сквозь транслятор Конвея, превратился в английский. Приликла услышал эту же фразу на гладком, лишенном эмоций цинрусскинском языке. - Кто вы? Пациент, гость или сотрудник? Ваша физиологическая принадлежность? - Гость, - последовал ответ с корабля. - Человек. После небольшой паузы дежурный, подмигнув стоявшим за прозрачной стеной Конвею и Приликле, произнес: - Будьте любезны сообщить вашу физиологическую характеристику. Все разумные существа называют себя людьми, а нелюдьми считают остальных. Так что ваша информация лишена смысла... Конвей почти не слышал дальнейшего разговора, пытаясь представить, как может выглядеть СРТТ - существо с такой физиологической характеристикой. Двойное Т означало, что его форма и физиологические данные могут изменяться, Р - что оно способно выдерживать высокие температуры и давление, а уж С... Не находись это существо вблизи Госпиталя, Конвей никогда бы не поверил, что оно вообще может существовать. К тому же гость оказался важной персоной - рангом не ниже диагноста. Дежурный поспешно передавал сообщения о его прилете медицинскому персоналу Госпиталя, и Конвею захотелось поглядеть на это в высшей степени необычное существо, однако его остановила мысль, что, поглядывая, он тем самым подает плохой пример Приликле. К тому же Конвей еще недостаточно знал своего ассистента: а если он принадлежит к тем особенно чувствительным существам, которые считают, что, глазея на них ради любопытства, им наносят тяжкое оскорбление? - Если это не станет помехой для более важных дел, - послышался из аппарата ровный голос Приликлы, - я бы хотел посмотреть на нового гостя. Слава Богу, с облегчением подумал Конвей, но сделал вид, что колебался. Наконец он сказал: - В обычных обстоятельствах я бы на это не согласился, но поскольку шлюз, через который СРТТ попадает в Госпиталь, находится неподалеку отсюда и мы имеем немного свободного времени, думаю, что могу удовлетворить ваше любопытство. Прошу вас, доктор, следуйте за мной. Помахав на прощанье мохнатому дежурному, Конвей подумал, как хорошо, что транслятор не сможет передать Приликле иронию его последних слов, иначе ассистент мог догадаться, как кстати пришлось его предложение. И тут Конвея осенило. Он вспомнил, что Приликла является эмпатом. С момента их знакомства он был немногословен, однако все его высказывания удивительным образом соответствовали чувствам Конвея. Нет, Приликла не был телепатом - он не мог читать мыслей, - но он улавливал чувства и эмоции и, конечно же, ощутил любопытство Конвея. Конвей досадовал на себя - как он мог забыть об эмпатических способностях ассистента. Еще неизвестно, кто кого использовал тут в своих интересах, подумал он. Шестой шлюз, через который должен был войти СРТТ, находился в нескольких минутах ходьбы от них, если идти коротким путем - по заполненному водой коридору, мимо операционной АУГЛов и через хирургическое отделение хлородышащих ПВСЖ. Но тогда пришлось бы одевать легкие водолазные костюмы. Для Конвея тут проблем не было, но он весьма сомневался, быстро ли справится с этим многоногий Приликла. Пришлось выбрать кружной путь и поторопиться. Их обогнали тралтанин с золотым шевроном диагноста и инженер с Земли. ФГЛИ катился, словно атакующий танк, и человек торопливо семенил сзади, чтобы не отстать. Конвей с Приликлой прижались к стене, уступая дорогу уважаемому диагносту (а также не рискуя попасть под него), затем продолжили свой путь. Из разговора обогнавших они поняли, что тралтанин с инженером входят в комиссию по встрече СРТТ, а судя по недовольному тону земного инженера, могли заключить, что гость прибыл раньше, чем на то рассчитывали. Повернув за угол, они остановились неподалеку от громадного входного шлюза. Конвей едва сдержал улыбку при виде того, как по всем трем коридорам, сходившимся на этом уровне, как и по коридорам высшего и низшего уровней, соединенным покатыми пандусами, к шлюзовой камере спешили члены комиссии. Кроме тралтанина и человека, которые их обогнали, у люка собрались еще один тралтанин, две гусеницы ДБЛФ и тонкий, покрытый мембранами илленсанин в прозрачном защитном скафандре, только что появившийся из смежного, заполненного хлором коридора в секции ПВСЖ. Все они устремились к открывающемуся люку. Это позабавило Конвея - ему представилось, как все они столкнутся в одной точке... Но пока он улыбнулся собственным мыслям, совершенно неожиданно комедия превратилась в трагедию. Когда люк открылся и гость ступил на площадку, глазам Конвея предстало крокодилообразное существо со щупальцами, на концах которых были роговые наконечники. Ничего подобного Конвею видеть не доводилось. И вдруг существо метнулось на ближайшую из спешащих к нему фигур. Жертвой оказался маленький ПВСЖ. Казалось, все закричали одновременно, так что трансляторы из-за перегрузки издали лишь пронзительный визг. Увидев перед собой зубы и роговые щупальца напавшего гостя, илленсанин ПВСЖ, без сомнения, подумал, о непрочности искусственной оболочки, которая защищала его от воздуха, и бросился к люку, что отделял его от собственной секции. На пути гостя оказался тралтанин, пытавшийся его усмирить, но гость отогнал его и метнулся к тому же люку. Люки между коридорами, как правило, были оборудованы автоматикой: первая дверь раскрывалась в то самое мгновение, когда вторая закрывалась, чтобы не ждать, пока в переходной камере сменится воздух. ПВСЖ, преследуемый взбесившимся гостем, решил, что его скафандр поврежден клыками СРТТ и ему угрожает отравление кислородом. Очевидно, в испуге он не придал значения тому, что гость не успевает войти в первую дверь, как откроется вторая, и тогда первой дверью прибывшего разрежет пополам... В сумятице Конвей не заметил, кто именно догадался нажать запасную кнопку, открывавшую обе двери одновременно, и тем самым спас жизнь гостю. СРТТ был спасен, но сквозь открытые двери вырвались густые желтоватые облака хлора. И, прежде чем Конвей успел что-либо предпринять, датчики атмосферы на стенах коридора включили сигнал тревоги и одновременно задраили все двери вокруг, так что собравшиеся у шлюза оказались в ловушке. В первый миг Конвей едва подавил в себе желание кинуться к герметической двери и колотить по ней кулаками. Однако, одумавшись, решил пробиться сквозь ядовитый туман к межсекционному люку. Но тут он увидел, что туда же устремились инженер и одна из гусениц ДБЛФ. Однако клубы хлора там были столь густыми, что Конвея охватило сомнение, не погибнут ли они, прежде чем успеют надеть скафандры. Удастся ли ему самому добраться до люка, думал Конвей. Там, в переходной камере, согласно правилам находились шлемы с десятиминутным автономным питанием. Но чтобы добраться до шлема, придется на три минуты задержать дыхание и зажмуриться - стоит вдохнуть газ или открыть глаза и потеряешь способность двигаться. Но в то же время как, ничего не видя перед собой, пробраться сквозь шевелящуюся массу тралтанских ног и щупалец, перекрывших коридор? Вдруг он услышал голос Приликлы: - Простите, но атмосфера хлора для меня смертельна. С Приликлой происходило что-то странное. Его длинные многосуставчатые ноги приплясывали и дергались, словно в диком ритуальном танце, а два из четырех манипуляторов (обладание ими и принесло его расе славу хирургов) орудовали предметами, похожими на рулоны прозрачного пластика. Конвей не успел разглядеть, как это случилось, но вдруг его ассистент оказался закутанным в прозрачную оболочку. Из нее высовывались шесть ног и два манипулятора, которые быстро заклеивали отверстия вокруг всех конечностей. Все тело Приликлы вместе с крыльями и двумя другими манипуляторами оказалось в герметичной оболочке, которая раздулась. - Я и не знал, что вы... - начал было Конвей, и тут у него родилась надежда: - Послушайте, - взмолился он, - делайте то, что я вам скажу. Достаньте мне шлем. И побыстрее... Однако прежде чем он успел объяснить все своему ассистенту, надежда его умерла так же внезапно, как и возникла. Конечно, Приликла мог найти шлем, но как ему пробраться к люку через эту массу тел на полу? Случайный удар может оторвать ему ногу или раздавить панцирь. Он не имеет права просить Приликлу - это равносильно убийству. Конвей хотел было уже отказаться от просьбы, сказав Приликле, чтобы тот отошел в сторону и позаботился о своем спасении, как друг ассистент пересек хлора. Только тут Конвей вспомнил, что у многих насекомых имеются присоски на ногах, и к нему вновь вернулась надежда. Теперь он снова обратил внимание на то, что творится вокруг. Динамик поблизости сообщал на весь Госпиталь, что в районе шестого шлюза произошло отравление атмосферы; сигнальное устройство, мигая красным огнем, издавало резкий звенящий звук: в Отделении обслуживания старались узнать, есть ли кто-нибудь в отравленной зоне. Конвей схватил микрофон: - Тише! - крикнул он. - Слушайте! Говорит Конвей, я рядом с шестым шлюзом. Два ФГЛИ, два ДБЛФ, один ДБДГ отравлены хлором, но пока еще живы. Один ПВСЖ в поврежденном скафандре и отравленный кислородом, возможно, ранен, и один... Внезапное жжение и резь в глазах заставили Конвея бросить микрофон. Он отступил назад, пока не уперся спиной в герметичную дверь, глядя, как желтый туман подползает все ближе. Ему не было видно, что происходит в коридоре, и показалось, что прошла вечность, прежде чем на потолке над головой появилась странная фигура Приликлы. Глава 2 Принесенный Приликлой шлем на самом деле был кислородной маской - кислород выделялся, как только маску плотно прижимали к лицу. Кислорода в ней хватало минут на десять, но, надев маску и избавившись от смертельной опасности, Конвей обнаружил, что может мыслить куда трезвее. Прежде всего он проник в открытый люк, что вел в хлорную секцию. ПВСЖ лежал неподвижно у самой двери, и по его телу расползались серые пятна - ранняя стадия рака кожи. Для ПВСЖ кислород был крайне опасен. Конвей осторожно оттащил илленсанина в глубь секции, к ближайшему складскому помещению. Давление здесь было несколько выше, чем в кислородных отсеках, и для ПВСЖ воздух бы достаточно чист. СРТТ нигде не было видно. Прихватив с собой несколько плетеных пластиковых матов, заменявших в этой секции простыни, Конвей вернулся в коридор. Он поделился с Приликлой своим планом действий. Затем пробрался сквозь груду неподвижных или едва шевелящихся тел к шестому шлюзу и открыл его. Внутри, в камере, стояли в ряд баллоны с кислородом. Взяв два из них, он выбрался наружу и тут увидел инженера, которому как-то удалось надеть скафандр. Но инженер был ослеплен и, заходясь в кашле, брел по коридору. На помощь его рассчитывать не приходилось. Приликла уже покрыл пластиковым матом одного из пострадавших. Конвей отвинтил кран баллона с кислородом, сунул его под мат и следил, как пластиковая простыня раздувается пузырем и подрагивает под давлением воздуха. Это была самая примитивная кислородная палатка, но ничего лучше в этот момент он придумать не мог. Конвей отправился за новыми баллонами. В третий раз вернувшись с баллонами, Конвей заметил тревожные признаки. Его бросило в пот, голова раскалывалась, а перед глазами плясали черные точки - запас воздуха в маске подходил к концу. Давно пора было сорвать шлем, сунуть голову под простыню и ждать появления спасателей. Он сделал несколько шагов к покрытой простыней фигуре... и пол метнулся ему навстречу. Сердце оглушительно колотилось в груди, легкие жгло, и не было сил сорвать шлем... Из глубокого обморока Конвея вывела боль: что-то с силой нажимало ему на грудь. Стараясь превозмочь боль, он открыл глаза. - Слезьте с меня, черт возьми! Со мной все в порядке, - выдавил Конвей. Могучий практикант, с энтузиазмом делавший ему искусственное дыхание, поднялся на ноги и сказал: - Когда мы добрались до этого шлюза, ваш кузнечик сказал, что вы уже отдали концы. Я было испугался. То есть... чуть-чуть испугался. - Он усмехнулся и добавил: - Если вы в состоянии двигать ногами и языком, с вами хотел бы поговорить О'Мара. Что-то пробурчав, Конвей поднялся. Вентиляторы и фильтрующие установки в коридоре быстро очищали воздух последних следов хлора, пострадавших эвакуировали - некоторых на носилках, прикрытых кислородными палатками, остальные ушли сами, поддерживаемые спасателями. Конвей потрогал ссадину на лбу - практикант слишком резко сорвал шлем, - а потом несколько раз глубоко втянул свежий воздух, чтобы убедиться, что кошмар позади. - Благодарю, доктор, - прочувствованно сказал он. - Не за что, доктор, - ответил практикант. Они нашили О'Мару в Научном секторе. Главный психолог не стал тратить времени на вступление. Он указал Конвею на стул, Приликле на нечто вроде сюрреалистической корзины для бумаг и рявкнул: - Что там произошло?! В комнате был полумрак, только поблескивали огоньки на пульте и перед О'Марой горела настольная лампа. Конвей видел лишь сильные кисти рук, высовывающиеся из темно-зеленых форменных рукавов, и серые холодные глаза на затененном лице. Кисти рук не шевельнулись, и, пока Конвей говорил, О'Мара ни на миг не отвел глаз от его лица. Когда Конвей кончил, О'Мара вздохнул и несколько секунд молчал. Затем произнес: - У шестого шлюза находились четверо из наших ведущих диагностов. Это куда больше, чем Госпиталь может позволить себе потерять. Решительные действия, предпринятые вами, спасли жизнь по крайней мере троим из них. Так что вас можно считать героями. Однако я не заставлю вас краснеть и не стану останавливаться на этом. Более того, - сухо добавил он, - я не намерен смущать вас вопросом, почему вы там вообще оказались. Конвей кашлянул. - Но что бы мне хотелось знать, - проговорил он, - так это почему взбесился СРТТ? Проще всего предположить, что он перепугался, увидев бегущих навстречу. Но ни одно разумное существо не стало бы так себя вести. Сюда допускаются лишь члены правительств или специалисты - ни тех, ни других не испугаешь внешним видом инопланетных существ. Кстати, почему так много диагностов явилось его встречать? - Они явились потому, - ответил О'Мара, - что им хотелось увидеть, как выглядит СРТТ в тот момент, когда не пытается казаться похожим на что-то другое. Эта информация могла пригодиться им для лечения пациента, которым они сейчас занимаются. Кроме того, сталкиваясь с совершенно неизвестной формой жизни, невозможно предугадать, как именно поступит то или иное существо. И наконец, наш гость не относиться к числу обычных посетителей. Нам пришлось нарушить правила, потому что его родитель находится в Госпитале на излечении. И положение его безнадежно. - Понятно, - тихо сказал Конвей. Лейтенант мониторов, войдя в комнату, поспешил к О'Маре. - Простите, - перебил он. - Мне удалось обнаружить кое-что, что может помочь нам в поисках. Медсестра ДБЛФ сообщила, что видела ПВСЖ, который удаляется от места происшествия как раз во время инцидента. С точки зрения гусениц ДБЛФ, эти ПВСЖ красотой не отличаются, но сестра уверяет, что ей попался на глаза просто урод. Такой урод, что сестра решила, будто он - пациент, страдающий черт знает чем... - Вы проверили, нет ли среди пациентов ПВСЖ, пораженного этой болезнью? - Да. Такого не обнаруживалось. О'Мара внезапно помрачнел. - Хорошо, Карсон, вы знаете, что надо делать. - Он кивнул, отпуская офицера. Во время разговора Конвей с трудом сдержался. Когда лейтенант ушел, он выпалил: - У существа, что вышло из шлюза, были щупальца... и... в любом случае он ничуть не был похож на ПВСЖ. Я знаю, что СРТТ может изменять свою физиологическую структуру, но так радикально и с такой быстротой... О'Мара резко поднялся. - Мы в сущности ничего не знаем об этой форме жизни, - сказал он, - не знаем ни его желаний, ни требований, ни возможностей, ни эмоциональных реакций - и нам предстоит это срочно выяснить. Я намерен сесть на шею Колинсону из Отдела связи. Посмотрим, что он сможет откопать. Надеюсь удастся узнать что-нибудь о его образе жизни, эволюции, культурных, социальных влияниях и так далее. Нельзя же, чтобы наш гость носился по Госпиталю, - он может наделать бед, не ведая, что творит. - Вот чего я хочу от вас двоих, - продолжал О'Мара. - Следите, не появятся ли странные пациенты или детеныши в Детском отделении. Карсон только что отправился в Узел связи, чтобы объявить об этом по интеркому. Если вы найдете кого-нибудь, кто напомнит вам сбежавшего СРТТ, обращайтесь с ним нежно. Приближайтесь к нему осторожно, избегая резких движений, не сбивайте его с толку, не говорите с ним все хором. И немедленно поставьте меня в известность. Выйдя от О'Мары, Конвей решил, что может отложить обход палат еще на час, и отправился с Приликлой в громадное помещение, служившее столовой для теплокровных, кислорододышащих сотрудников Госпиталя. Глава 3 После обеда Конвей пригласил Приликлу в одну из палат, которая была у него под особым наблюдением. По дороге он продолжал вводить ассистента в курс дела. Госпиталь состоял из трехсот восьмидесяти четырех уровней, и в нем были тщательно воссозданы условия жизни шестидесяти восьми различных форм разумной жизни, известных Галактической Федерации. Конвей не стремился подавить Приликлу громадой Госпиталя или хвастать своей работой в столь прославленном учреждении, хотя он был несказанно горд этим. Он не был уверен, что ассистент подготовлен к условиям, в которых ему предстоит работать... Тем временем настенные динамики периодически сообщали о ходе поисков пропавшего СРТТ. Его все еще не нашли, хотя уже неоднократно задерживали ни в чем не повинных прохожих и все чаще кому-нибудь казалось, что он видел гостя. Совсем было забыв о СРТТ, Конвей теперь все больше беспокоился при мысли о том, что беглец может натворить в детском отделении, а также о том, что могут сделать с ним кое-кто из детенышей. Если бы только побольше знать о СРТТ! Конвей решил позвонить О'Маре. - Мы получили информацию, что СРТТ эволюционировали на планете, имеющей эксцентрическую орбиту, - сказал ему главный психолог. - Геологические, климатические и температурные колебания там настолько велики, что ее обитатели выработали невероятную приспособляемость. До возникновения цивилизации основным способом защиты у жителей этой планеты была особого рода мимикрия - способность наводить страх или копировать внешний вид своих врагов. Постепенно мимикрия сделалась настолько привычной, что СРТТ стали менять свой внешний вид бессознательно. Живут они очень долго - вот, пожалуй, все, что удалось выяснить из доклада тех, кто открыл эту планету. Известно еще, что эти существа никогда не болеют. - Понятно, - кивнул Конвей. - Кстати, у них есть обычай: при смерти родителя непременно должен присутствовать не старший, а самый младший по возрасту ребенок, - продолжал О'Мара. - Между родителями и последним из его детей существует весьма сильная эмоциональная связь. Масса и размеры нашего беглеца указывают на то, что он очень молод. Не младенец, но и далеко не взрослая особь. После паузы О'Мара продолжал: - С точки зрения противопоказаний, метановая секция для нашего беглеца слишком холодна, а радиоактивные палаты слишком "горячи". Вряд ли он сунется и в "турецкую баню" на восемнадцатом уровне - там ему пришлось бы дышать перегретым паром. Зная это, вы теперь можете предположить, где он скорее всего может объявиться. - Хорошо бы взглянуть на родителя СРТТ, - сказал Конвей. - Это возможно? О'Мара молчал, потом ответил: - Это нелегко сделать. Пациента окружает столько диагностов и специалистов высокого класса... Заходите ко мне после обхода, я постараюсь что-нибудь сделать. - Спасибо. - Конвей отключил связь. Он все еще ощущал беспокойство, связанное с гостем. Раз не удалось поймать беглеца, значит, СРТТ не настолько молод и глуп, чтобы не знать, как открываются люки между секторами... Стараясь заглушить тревогу, Конвей принялся рассказывать Приликле о пациентах, помещенных в следующей палате и мерах, которые приходится принимать, чтобы с ними управиться. В палате было двадцать восемь детенышей ФРОБов - приземистых, на редкость мощных существ, оболочка которых представляла собой подвижную броню. Взрослые ФРОБы из-за своей массивности двигались медленно и были неуклюжи, но малыши могли передвигаться чрезвычайно быстро. В этой палате требовались скафандры высокой защиты, врачи и сестры входили туда только в случае крайней необходимости. Пациентов для осмотра поднимали с помощью крана под самый потолок, где их анестезировали раньше, чем разжимались захваты. Наркоз вводился длинной и очень крепкой иглой, которую приходилось втыкать в одно из немногих незащищенных мест - между задней ногой и животом. - Боюсь, вы переломаете немало игл, прежде чем приспособитесь колоть ФРОБов, - сказал Конвей. - Но не беспокойтесь об этом и не думайте, что вы тем самым причиняете им боль. У этих крошек такие крепкие нервы, что, взорвись рядом бомба, они и бровью не поведут. Врачи быстро направились к палате ФРОБов. Казалось, тоненькие ножки Приликлы заполняют все помещение, однако он умудрился ни разу не задеть Конвея. Конвей уже избавился от ощущения, будто идет по тонкому льду, и больше не боялся дотронуться до ГЛНО, опасаясь, что ассистент рассыплется, стоит его только коснуться. Приликла уже не раз демонстрировал свое умение избегать нежелательных контактов и столкновений и делал это не без известной грации. Все-таки человек может работать с кем угодно, подумал Конвей. - Вернемся к нашим толстокожим пациентам, - сказал он. - Они крепкие, но в детстве сопротивляемость микроорганизмам и вирусным инфекциям у них невысокая. С возрастом они вырабатывают необходимые антитела, и взрослые ФРОБы, как правило, здоровы, но малыши... - ...с легкостью подхватывают любую болезнь, - вставил Приликла, - и стоит только открыть новую, как они тут же заболевают и ею. Конвей засмеялся. - Я совсем забыл, что вам, наверно, уже приходилось сталкиваться с ФРОБами и вы знаете - болезни у них редко приводят к смертельному исходу, но их лечение представляет собой столь длительный, сложный и неблагодарный процесс, потому что они немедленно заболевают чем-нибудь еще. Здесь нет ни одного тяжелого случая, и мы держим всех тут, а не в обычном госпитале, потому что надеемся создать сыворотку, предохраняющую их от этой инфекции, и выработать у них иммунитет, раньше чем... Стойте! - вдруг прошептал Конвей. Приликла замер, широко расставив длинные ноги, и уставился на существо, которое появилось на перекрестке коридоров. На первый взгляд существо казалось илленсанином. Бесформенное тонкое тело с сухими, шуршащими мембранами, соединяющими нижние и верхние конечности, без сомнения, принадлежало дышащему хлором ПВСЖ. Но при этом у него имелись щупальца, будто пересаженные от ФГЛИ, покрытая мехом грудь, как у ДБЛФ, и, подобно им, он дышал воздухом, насыщенным кислородом. Это мог быть только беглец. Вопреки всем законам физиологии Конвей почувствовал, как его сердце отчаянно забилось в горле, и, вспомнив строгий наказ О'Мары не испугать беглеца, лихорадочно пытался какие-нибудь добрые успокаивающие слова. Но СРТТ, заметив доктора и ассистента, бросился бежать, и Конвею ничего не оставалось, как крикнуть: - Скорей, за ним! Они кинулись к перекрестку и повернули в коридор, где скрылся СРТТ. Приликла бежал по потолку, чтобы не попасться под ноги Конвею. Но, увидев, входной люк в палату ФРОБов, последний, забыв о всех приказах О'Мары, закричал: - Стой, идиот! Не смей туда ходить!.. Беглец подбежал к палате ФРОБов, и преследователи в растерянности смотрели, как он открыл внутреннюю дверь и, подхваченный силой тяжести, вчетверо превышающей земную, пропал из виду. Затем внутренняя дверь автоматически закрылась, и Конвей с Приликлой вошли в шлюзовую камеру, чтобы переодеться. Конвей быстро влез в скафандр высокой защиты, который извлек из шкафа, и переставил указатель на своем антигравитационном поясе. Проверяя клапаны на скафандре и ругаясь на чем свет стоит, Конвей взглянул в окошко внутренней двери и содрогнулся. СРТТ в облике илленсанина лежал распластанный на полу. Он слегка вздрагивал, и один из малышей ФРОБов уже приближался к нему, чтобы исследовать это странное существо. Широкая ступня малыша, должно быть, задела СРТТ, потому что он дернулся и стал быстро и невероятно изменяться. Слабые мембранообразные отростки ПВСЖ превращались в костлявое тело ящерицы, из которого высовывались заостренные щупальца - их Конвей уже видел у шестого шлюза. Очевидно, эта была самая страшная форма, которую только мог принять СРТТ. Однако малыш ФРОБ был по меньшей мере впятеро массивнее чудовища и ничуть не испугался. Наклонив мощную голову, он боднул СРТТ. Тот отлетел футов на двадцать и ударился о бронированную стену. Не иначе, ФРОБ решил поиграть с гостем. Тем временем доктор с ассистентом уже успели выбраться из камеры и забраться на галерею над залом, откуда лучше было наблюдать за происходящим. СРТТ вновь изменялся. При четырех "же" тело ящерицы оказалось неподходящим и не смогло противостоять юному бегемотику, и потому СРТТ попытался изобразить что-нибудь новое. ФРОБ подошел поближе и как зачарованный смотрел на него. Глава 4 - Доктор, вы можете управлять захватами? - спросил Конвей. - Отлично. Идите к пульту... Пока Приликла пробирался к контрольному пульту, Конвей перевел антигравитационный пояс на нуль и крикнул: - Я буду подавать команды снизу! Оказавшись в состоянии невесомости, он оттолкнулся и поплыл к полу. Но маленькие ФРОБы отлично знали Конвея, хотя не любили его, а может, он им просто надоел: ведь он мог играть только в одну игру - колоться большими иголками, пока тебя держат, чтобы ты не вырвался. Поэтому малыш полностью игнорировал все крики и жесты Конвея. А вот остальные обитатели палаты проявили известный интерес, правда, не к Конвею, а к гостю, который продолжал изменяться. - Не смей! - закричал Конвей, увидев, во что превращается СРТТ. - Остановись! Немедленно прекрати!.. Но было поздно. Вся палата с восторженными воплями: "Кукла! Кукла! Какая кукла!" - бросилась к СРТТ. Взлетев повыше, чтобы не попасть под ноги малышам, Конвей взглянул сверху на колышущуюся массу ФРОБов, и его затошнило от мысли, что незадачливый СРТТ теперь явно распростится с жизнью. Но беглец каким-то образом умудрился выскочить из-под топочущих ног и, прижавшись к стенке, уклонился от тянущихся к нему морд. Он выбрался из толпы, помятый, полузадушенный, все еще сохраняя принятую форму. Его едва не погубила мысль, что ФРОБы не нападут на их собственную уменьшенную копию. Конвей крикнул Приликле: - Хватай! Быстрее! Приликла не терял времени. Массивные захваты приемника уже нависли над оглушенным СРТТ; по знаку Конвея они опустились и схватили беглеца. Конвей вцепился в один из тросов и, поднимаясь вместе с грузом, проговорил: - Спокойно. Ты в безопасности. Не волнуйся. Я хочу тебе помочь... В ответе СРТТ забился с такой силой, что едва не раскрыл захваты, и неожиданно превратился в слизистую мягкую массу, которая проскользнула между захватами подъемника и шлепнулась на пол. ФРОБы радостно завопили и снова набросились на беглеца. На этот раз ему не вырваться, с ужасом и жалостью, подумал Конвей. Существо, которое испугалось в момент прибытия в Госпиталь и с тех пор находилось в бегах, обуревала такая паника, что едва ли что могло его спасти. Захваты не оправдали себя, правда, оставалось еще одно. Надо думать, О'Мара заживо сдерет с него за это кожу, но по крайней мере Конвей спасет беглецу жизнь, если даст ему убежать. Напротив входного люка в стене имелась дверь, через которую впускали больных ФРОБов. Это была самая простая дверь, поскольку давление в коридоре было таким же, как и в палате. Конвей перелетел через палату к контрольному щиту и распахнул ее. СРТТ, не настолько потерявший рассудок от страха, чтобы не заметить пути к отступлению, проскользнул туда и исчез. Конвей захлопнул дверь, не дав игривым малышам последовать за жертвой, а затем поднялся к контрольному пульту, чтобы доложить обо всем О'Маре. Ситуация была гораздо хуже, чем они полагали. В противоположном конце палаты Конвей успел заметить то, что неимоверно затрудняло поимку, беглеца. Конвей понял, почему СРТТ не реагировал на его уговоры - транслятор был разбит и приведен в негодность. Конвей уже занес руку, чтобы включить интерком, как вдруг услышал голос Приликлы: - Простите, сэр, но вам не претит моя способность улавливать чувства? Может, вам неприятно, когда я говорю вслух о том, что вас волнует? - Я бы ответил на оба вопроса отрицательно, - сказал Конвей. - Хотя, по поводу второго должен заметить, что мне не доставит удовольствия, если вы станете рассказывать кому-то о ваших наблюдениях. А почему вы спрашиваете? - Я почувствовал, как вы взволнованы тем, что СРТТ может сделать с вашими пациентами, - ответил Приликла. - Мне не хотелось усиливать ваше беспокойство рассказом о силе тех эмоций, что я уловил в мозгу беглеца. Конвей вздохнул. - Валяйте. Все и так обстоит слишком плохо... Но оказалось, что это еще не самое худшее. Когда Приликла кончил рассказ, Конвей как ужаленный отдернул руку от интеркома. - Нельзя говорить об этом по интеркому! - воскликнул он. - Стоит только узнать кому-то еще, будь то пациенты или обслуживающий персонал, как начнется паника. Бежим, мы должны разыскать О'Мару! Главного психолога не оказалось ни в кабинете, ни в секции мнемографии. Но им удалось узнать, где он, и они поспешили на сорок седьмой уровень в лабораторию N_3. Это была большая палата, где температура и давление годились для теплокровных, кислородосодержащих существ. Доктора, лечившие ДБДГ, ДБЛФ и ФГЛИ, исследовали здесь наиболее редкие и экзотические случаи. Если условия в палате не подходили пациенту, то он дожидался своей очереди в одном из больших прозрачных боксов, которые располагались вдоль стен. В Госпитале эту палату прозвали испытательным полигоном, и Конвей увидел здесь медиков самых разных размеров и форм, толпившихся вокруг стеклянного бака посреди палаты. Должно быть, в нем и находился умирающий старый СРТТ. Конвей заметил О'Мару у пульта связи и поспешил к нему. О'Мара выслушал его молча, хотя несколько раз порывался открыть рот, как бы желая перебить, но каждый раз упрямо поджимал губы. Когда же Конвей сказал о сломанном трансляторе, О'Мара жестом остановил его и резко нажал кнопку вызова. - Соедините меня со Скемптоном из Технического управления! - рявкнул он. - Скемптон, наш беглец находится в детском отделении ФРОБов. Но возникло одно осложнение: он лишился транслятора... - Переведя дыхание, О'Мара продолжил: - Я плохо представляю, как вы сможете успокоить его теперь, но продолжайте делать все, что в ваших силах, а я попробую поговорить со связистами. Он отключился, затем снова нажал на кнопку и сказал: - Колинсона, пожалуйста... Это О'Мара. Попрошу вас, свяжитесь с группой, что исследовала планету СРТТ. Пусть они подготовят текст на их языке. Сейчас я дам вам его, чтобы им продиктовать. Нам совершенно необходимо это послание. Я объясню вам почему... СРТТ принадлежат к долгожителям объяснял О'Мара, и воспроизводятся без участия особей другого пола. Дети рождаются у них очень редко, роды крайне мучительны, и потому между родителем и ребенком существуют крепкие родственные узы, но и, что крайне важно в нашем случае, сохраняется особая связь. Кроме того, при всех изменениях внешнего облика у этих существ органы речи и слуха, позволяющие им поддерживать связь с близкими, сохраняются неизменными. Пусть кто-либо из взрослых СРТТ сделает выговор малышу, который плохо ведет себя; если этот текст будет передан в Госпиталь и потом через динамики - беглецу, врожденное послушание старшим поможет успокоить малыша. - Таким образом мы справимся с этим маленьким кризисом. Думаю, на это понадобится несколько часов, - закончил О'Мара и выключи интерком. Но, заметив обеспокоенность Конвея, он тихо спросил: - Что-нибудь еще? - Доктор Приликла эмпат, и он уловил эмоции СРТТ. Психическое состояние беглеца оставляет желать лучшего. Все у него перемешалось: и печаль по умирающему родителю, и испуг, пережитый им у шестого шлюза, когда все на него набросились, и трепка, которую он получил в палате ФРОБов. СРТТ еще молод, неопытен, ну и... - Конвей облизнул пересохшие губы, - кому-нибудь пришло в голову подумать о том, когда СРТТ в последний раз ел? О'Мара сразу понял, как это важно. Он тут же нажал на кнопку связи и схватил микрофон. - Скемптона мне, срочно!.. Скемптон?.. Мне не хотелось бы разыгрывать мелодраму, но будьте любезны включить глушитель вашего аппарата. Возникло еще одно осложнение... Выйдя от О'Мары, Конвей не знал, что делать, - пойти ли взглянуть на умирающего СРТТ или поспешить обратно, в свое отделение. Приликла уловил в мозгу беглеца острый голод, смешанный со страхом и растерянностью, и Конвей, а потом О'Мара и Скемптон поняли, какую опасность для окружающих представляет он теперь. Дети разумных существ обычно эгоистичны, жестоки и отнюдь не разумны. Движимый чувством голода, этот ребенок может напасть на разумное существо. Он сейчас не в состоянии оценить свои действия, но от этого его жертвам легче не будет. К тому же подопечные Конвея такие маленькие, беззащитные и... аппетитные. Оставалась надежда, что при виде старшего СРТТ Конвей поймет, как обуздать детеныша. Он стал осторожно пробираться к баку, стараясь не задеть стоявшего поблизости доктора-землянина, но тот обернулся и спросил раздраженно: - Куда вы лезете, черт возьми?.. А, привет, Конвей. Намерены внести еще одно дикое предложение? Оказалось, что это Маннон. Конвей некогда был у него под началом. Теперь Маннон стал старшим терапевтом и метил в диагносты. Когда Конвей впервые попал в Госпиталь, Маннон пригрел новичка так как, по его словам, всегда жалел заблудившихся щенков, котят и практикантов. Доктору Маннону позволили держать в голове одновременно три мнемограммы - тралтановского эксперта по микрохирургии и двух хирургов для ЛСВО и МСВК, специализировавшихся на операциях при низком давлении. Так что большую часть дня он вел себя как человек. Он посмотрел на обходившего толпу Приликлу. Конвей начал было объяснять, что представляет собой его новый ассистент, но Маннон прервал его: - Хватит, приятель. Ты словно нотариус, читающий завещание. Легкость передвижения и эмпатические способности - великое дело в вашей работе. Но ты умеешь подбирать себе друзей: то летающие шары, то насекомые, то динозавры, то еще кто-нибудь еще более невообразимый на вид. Согласись, все это - престранный народ. За одним исключением: вполне разделяю твое восхищение медсестрой на двадцать третьем уровне. - Скажите, вам удалось как-то продвинуться с лечением взрослого СРТТ? - спросил Конвей, намеренно переходя к главному предмету разговора. Маннон - замечательный человек, лучший в мире, но у него мерзкая привычка шпынять собеседника своими шуточками до тех пор, пока того затошнит. - Ничего положительного, - признался Маннон. - И говоря о диких предложениях, я не шутил. Все мы питаемся здесь догадками. Обычные методы диагностики никуда не годятся. Ты только погляди на него! Маннон чуть отодвинулся, и Конвей ощутил мягкое прикосновение - это Приликла тянулся вперед, чтобы взглянуть на СРТТ. Глава 5 Описать существо, что лежало в баке, было невозможно, очевидно, когда началось растворение, оно пыталось одновременно принять несколько форм. Тут были конечности с суставами и без, куски кожи, шерсть, панцирные пластины покрывали тело; морду перечеркивало подобие рта с жабрами по сторонам. Все было перемешано, словно в кошмаре. При этом ни одна часть тела не имела четких очертаний, это была хлипкая, пораженная болезнью масса, словно что-то слепили из воска и забыли на солнце. Тело больного постоянно выделяло влагу, и уровень жидкости в баке поднялся уже дюймов на шесть. - Зная высокую приспосабливаемость этих существ, - начал Конвей, - то, как легко они переносят физические травмы, и видя, сколь неестественную форму приняло его тело, я склонен предположить, что заболевание вызвано причинами психического характера. Маннон с поддельным ужасом медленно смерил его взглядом, а затем уничижительно произнес: - Так, значит психического?! Глубокая мысль! Ну, а что же еще, скажите на милость, может быть причиной болезни