и он отвергал ее по этой же самой причине.
     Еще одним большим достижением, характеризующим диапазон его воображения
и его понимание  человеческой сущности,  было  учреждение  ордена  Почетного
Легиона --  прекрасно просчитанной программы награждения французов кусочками
ленты с целью отвлечения амбициозных людей от подрывной деятельности.
     И ко всему  прочему, Наполеон заинтересовался пропагандой христианства.
Вот его точка зрения на использование Христа в политических целях:
     "Я  желаю  восстановить  институт  зарубежных  миссий;  ибо  зарубежные
миссионеры могут очень пригодиться мне в Азии, Африке и Америке,  потому что
я велю им  заниматься разведывательной  деятельностью во всех посещаемых ими
странах. Неприкосновенность их одеяния не только  послужит  им защитой, но и
поможет  скрыть  их  деятельность по добыванию политической  и  коммерческой
информации.  Глава миссионерского  учреждения будет  теперь  пребывать  не в
Риме, а в Париже".
     Это  были  идеи  скорее  жуликоватого  торговца,  чем  государственного
деятеля. Его  отношение к  образованию демонстрировало такое же  непонимание
возникающих перед ним новых реа-
     лий.  Он почти полностью игнорировал начальное образование, оставив его
на попечение местных властей; его планы предусматривали,  что  учителя будут
оплачиваться за счет гонораров  ученых; он явно не желал, чтобы простые люди
получали образование, ибо не имел  ни  малейшего представления о  том, зачем
оно им  нужно; зато  он был заинтересован  в учреждении технических училищ и
высших учебных заведений, потому что государство нуждалось  в услугах умных,
талантливых и хорошо образованных людей.
     Это был полный отход от важного  образовательного плана,  составленного
для  Республики  маркизом  Кондорсе   в   1792  г.,  который  предусматривал
всеохватывающую систему бесплатного  образования для всей  страны. Медленно,
но неуклонно  проект  Кондорсе воплощается в  жизнь;  великие страны во всем
мире  вынуждены заниматься его реализацией  во все  более  полном  объеме, и
поэтому  нас  не интересуют  ухищрения  Наполеона  в  этой  области.  Что же
касается  образования матерей и  жен  рода  человеческого,  то вот  образчик
наполеоновской мудрости:
     "Я  думаю,  что  мы  не  должны  обременять  себя  какими-либо  планами
относительно  образования молодых  женщин; нет  лучшего воспитания,  чем то,
которое дадут им их матери. Общественное образование им не нужно, потому что
им никогда не придется заниматься общественной деятельностью. Хорошие манеры
-- это все, что им нужно, а замужество -- это все, к чему они стремятся".
     Столь  же  сурово  обошелся  первый  консул с женщинами  и  в  "Кодексе
Наполеона". Жена, например, не имела  права  распоряжаться  принадлежащей ей
собственностью; она всецело зависела от своего мужа. Этот гражданский кодекс
был, в основном, творением Государственного совета.
     В кодексе  было  собрано  воедино,  исправлено  и  разъяснено  обширное
беспорядочное нагромождение законов, старых и новых.  Как и все, что  создал
Наполеон,  его  кодекс   обеспечивал  немедленную  практическую  отдачу,  он
трактовал  явления  и  связи между ними таким образом, чтобы люди  сразу  же
приступали  к работе над  ними  без  всяких  дальнейших  обсуждений.  Однако
немедленная практическая отдача  замедлялась  тем,  что кодекс  часто  давал
неверную  трактовку  вещам  и  связям  между   ними.   Этот  кодекс  обладал
интеллектуальной энергией, но  в нем отсутствовала интеллектуальная глубина.
Существующее положение вещей он трактовал как должное.
     Повсюду вокруг  Наполеона происходил процесс  возрождения  базовых идей
цивилизованного общества и принципов человеческого сотрудничества, но он так
этого  и не  понял.  Он  примирился  с этим  периодом  перемен  и  попытался
сохранить его навсегда. Долгое время  Франция была опутана этой смирительной
рубашкой образца начала XIX в., которую навязал ей Наполеон.
     Он жестко  регламентировал  статус  женщин, статус  трудящихся,  статус
крестьян -- сложно было выбраться из созданной им сети жестких формулировок.
     Так Наполеон --  своим  безжалостным,  трезвым  и  ограниченным умом --
решил  быстро  и эффективно  взять под  контроль  Францию.  И  этот  процесс
установления и ужесточения контроля был лишь частью более  обширных  планов,
занимавших его.
     В 1802 г. Наполеон добился, чтобы его  провозгласили пожизненным первым
консулом   с   правом  назначения   наследника,   а  его   явное  стремление
аннексировать  Голландию  и  Италию,  несмотря  на  содержавшиеся  в  мирном
договоре обязательства не делать этого, привело к  тому, что Амьенский мир с
самого  начала трясло,  как  в  лихорадке.  Поскольку  его  планы  неизбежно
спровоцировали бы  войну с Англией, ему следовало подождать, чего бы это  ни
стоило, пока он не сделает свой флот более сильным, чем английский.
     В распоряжении  Наполеона  были обширные ресурсы  для  кораблестроения,
британское  же  правительство  было  слабым,  и  для  того,  чтобы  изменить
соотношение сил на море,  достаточно было трех или  четырех лет. Но несмотря
на  свой  суровый  опыт  кампании  в  Египте, он так и  не осознал  важности
военно-морского  флота. В  1803  г. оккупация Наполеоном  Швейцарии ускорила
кризис, и  снова разразилась война с Англией.  В Англии главой правительства
вместо слабого Эддингтона стал сильный Питт (1759--1806). Завершающая  часть
истории Наполеона связана с этой войной.
     В   период  Консульства  первый   консул  весьма  активно  содействовал
увеличению состояния своих братьев и сестер. Это было вполне по-человечески,
в корсиканских клановых традициях, и это  помогает нам лучше понять,  как он
относился к своей должности и тем возможностям, которые перед ним открылись.
Существенным  фактором  в появлении Наполеона  как  исторической фигуры было
желание  удивить,  ошеломить  и  подчинить  себе  воображение  членов  семьи
Бонапарта  и  их  соседей.  Он  продвигал  по  службе  своих  братьев  самым
смехотворным образом -- ибо были они людьми весьма  посредственными. Но  был
один хорошо  знавший его  человек, который  не был ни удивлен, ни ошеломлен.
Этим человеком была его мать. Он  посылал ей  деньги  на расходы, чтобы  она
приводила в изумление соседей; он упрашивал ее жить на широкую  ногу, как  и
подобало матери столь удивительного сына, которого боялся весь мир.
     Но  и  в  тридцать  два  года  он  не  смог  ни  изумить,  ни  обмануть
добропорядочную  госпожу,  которая высекла Посланника Судьбы, когда ему было
шестнадцать,  за то,  что  он  строил  гримасы своей бабушке. На него  могла
молиться вся Франция, но его мать не питала никаких иллюзий. Она откладывала
деньги, которые он ей присылал; она, как и раньше, продолжала вести домашнее
хозяйство. "Когда все это закончится,-- говорила она,-- ты будешь рад, что я
скопила немного денег".
     Мы не  будем  подробно  рассказывать  о том, какие действия  предпринял
Наполеон,  чтобы  стать  императором. Его коронация представляла собой самое
необычное возрождение этой традиции, которое только можно себе  представить.
Цезарь  больше не  был примером для подражания -- ведь Наполеон  стал теперь
Карлом  Великим.  Его короновали на  императорство  совсем  не в  Риме, а  в
Париже, в  соборе  Нотр-Дам;  для проведения  церемонии  из  Рима специально
привезли Папу Пия VII; а в кульминационный момент Наполеон I схватил корону,
отстранил  Папу  и  сам  себя  короновал.  Наставление  Карла Великого  сыну
Людовику наконец  дало плоды. В 1806 г. Наполеон возродил  еще  одну славную
античную традицию и,  все  еще следуя  примеру Карла  Великого, увенчал себя
железной короной в Ломбардии в Миланском соборе.
     Теперь  четыре  дочерние   республики   Франции   должны   были   стать
королевствами: в 1806 г. он назначил брата  Луи в Голландию, а  брата Жозефа
-- в Неаполь. Но  история  зависимых королевств, которые он создал в Европе,
слишком сложна и неоднозначна для нашего "Очерка", несмотря на то, что такое
свободное обращение  с границами государств в конечном счете  способствовало
объединению Италии и Германии.
     Пакт  между  новым  Карлом Великим  и  новым Львом  продержался  совсем
недолго.  В 1807  г.  Наполеон начал запугивать Папу Римского  и  в 1811  г.
фактически  сделал  его  пленником  в   Фонтенбло.  В  этом  явно   не  было
необходимости.  Эти   действия  Наполеона  лишь  восстановили   против  него
Католическую церковь и ее прихожан, а его коронация восстановила против него
либеральное  общественное мнение. Он уже  не был представителем как старого,
так  и нового. Новое он  предал; старое  не  смог  завоевать. Он представлял
теперь лишь самого себя.
     Явно  не  было особой необходимости и в такой внешней политике, которая
ввергла  Европу  в   новый  период   войн.   Слишком  рано   поссорившись  с
Великобританией, он  собрал в  Булони (1804 г.) большую армию для завоевания
Англии, несмотря на неблагоприятную военно-морскую ситуацию. Он даже учредил
медаль   и  соорудил  в   Булони  колонну  в  ознаменование  триумфа  своего
запланированного  вторжения. В чисто "наполеоновской"  манере  планировалось
хитростью отвлечь  британский флот, переправить сконцентрированную  в Булони
армию через пролив  на  плотах  и лодках и  захватить  Лондон до  того,  как
британский  флот  успеет вернуться. В  то же  самое  время  его  агрессивные
действия  в  Южной  Германии  неуклонно  подталкивали  Австрию  и  Россию  к
антинаполеоновской коалиции с Британией. В 1805 г.
     британские адмиралы  Колдер  и Нельсон нанесли два смертельных удара по
надеждам на победу,  которые  питал Наполеон. В июле  Колдер  нанес  тяжелое
поражение  французскому  флоту   в  Бискайском  заливе;  в  октябре  Нельсон
уничтожил объединенный флот Франции и Испании в Трафальгарской битве. В этом
победном сражении Нельсон геройски погиб на корабле "Виктория". В результате
Наполеону  пришлось  иметь  дело с безжалостным  противодействием  Британии,
недостижимой и несокрушимой, способной наносить ему удары по всему побережью
Европы.
     В  течение  нескольких  лет всю  правду о смертельной  ране Трафальгара
прятали от  французской  общественности. Говорилось только, что "после того,
как  мы опрометчиво ввязались  в сражение, мы потеряли  в  результате шторма
несколько линейных кораблей". После  победы адмирала Колдера Наполеон быстро
убрал свою армию из Булони, перебросил ее через Европу и сокрушил австрийцев
под Ульмом и Аустерлицем.
     В  этих  неблагоприятных  обстоятельствах Пруссия  вступила в  войну  с
Наполеоном и потерпела полное и окончательное поражение в  Йена-Ауэрштедском
сражении (1806 г.). Австрия и Пруссия  были  сокрушены,  но Россия  все  еще
оставалась участником военных действий, и следующий  год  был посвящен этому
упорному и труднодостижимому противнику.
     Мы не можем во всех подробностях проследить трудности Польской кампании
против России; Наполеону пришлось туго в сражении при  Пултуске, которое  он
объявил блестящей  победой, и снова --  под  Эйлау.  Затем русские потерпели
поражение под  Фридландом (1807 г.). До этих пор Наполеон никогда не  ступал
на  землю  России, русские  были  все  еще  такими  же  непобедимыми, как  и
британцы. И тут  неожиданно  Наполеону крупно повезло.  Сочетая хвастовство,
хитрость  и  лесть,  ему  удалось  уговорить  молодого и  амбициозного  царя
Александра  I  --  тому было  всего  тридцать  лет -- заключить альянс.  Два
императора встретились в Тильзите на плоту посредине реки  Неман и  пришли к
взаимопониманию.
     Во время воспитания при  дворе Екатерины II  Александр сильно  проникся
либеральными идеями и  был всецело за свободу, образование и новый порядок в
мире,-- но только под его владычеством. "Он бы  с радостью всех освободил,--
сказал  один  из  его  первых  соратников,--  при  условии,  что  все  будут
совершенно свободно делать именно то, что он пожелает". Он заявил также, что
отменил бы крепостное право даже ценой своей головы,-- но только при условии
большей цивилизованности. По  его словам,  он объявил войну Франции  потому,
что Наполеон  был тираном, и для того, чтобы  освободить  французский народ.
После Фридланда он увидел Наполеона в ином свете. Эти двое встретились через
одиннадцать дней  после поражения русских -- Александр, несомненно, пребывал
в  состоянии разговорчивой экзальтации,  характерной для  людей  его склада,
когда они внутренне готовы к переменам.
     Для  Наполеона  эта  встреча наверняка  была  исключительно  лестной  и
приятной. Это была  его  первая встреча с другим  императором  на  принципах
равенства. Фантазия обоих высоко  воспарила над плотом в Тильзите. "Что есть
Европа?"  --  спросил  Александр.--  "Мы есть Европа".  В этом же  духе  они
обсуждали ситуацию в Австрии и Пруссии, они мысленно  разделили  между собой
Турцию, они заговорили о завоевании Индии и вообще --  большей части Азии, а
также  о том, что Россия отберет у Швеции  Финляндию.  Они игнорировали  тот
неприятный факт, что большую часть поверхности  Земли составляют моря,  а на
море британский  флот  не  имел себе  равных.  Рядом  была  Польша,  готовая
восстать и превратиться  в  страстного  союзника  Франции,  если  бы  только
Наполеон этого  захотел. Однако он был безразличен к  Польше. Это  был  день
перспектив,  которые не имели перспективы. Но  Наполеон  все же  скрыл  свое
дерзкое  желание жениться однажды  на  русской княжне,  настоящей принцессе.
Это, как он убедился в 1810 г., было желание преждевременное.
     После Тильзита произошло  заметное ухудшение личных качеств  Наполеона:
он стал склонен  к непродуманным действиям, ему все больше стало недоставать
терпения  в  преодолении  преград,  все   чаще  и  чаще  он  вел  себя,  как
ниспосланный судьбой властелин мира, все чаще проявлял нетерпимость ко всем,
кто попадался на его пути.
     В 1808 г. он совершил  очень крупную ошибку. Испания была его преданным
союзником,  полностью  под  его  контролем,  но  он  счел  нужным  низложить
испанского  короля из династии  Бурбонов,  чтобы заменить его  своим  братом
Жозефом, правившим в Сицилии.  Португалию он к  тому времени уже завоевал  и
планировал объединить два  королевства -- Испанию  и Португалию -- в одно. В
результате испанцы восстали  в  порыве патриотического негодования, окружили
французскую  армию  под  Байленом и  вынудили  ее  капитулировать.  Это  был
ошеломляющий сбой в непрерывной череде французских побед.
     Британцы   незамедлительно    воспользовались   возможностью,   которую
предоставило им  это  восстание. Английская  армия  под  командованием  сэра
Артура Уэллесли (впоследствии герцога Веллингтона) высадилась в  Португалии,
разгромила  французов под Вимиеро  и вынудила  их к отступлению из  Испании.
Известия об этих военных провалах вызвали  сильное  возбуждение в Германии и
Австрии,  а русский  царь занял более  неуступчивую позицию по  отношению  к
своему союзнику.
     В Эрфурте состоялась  новая встреча этих  двух  властелинов, на которой
царь  гораздо   меньше,  чем  ранее,   поддавался  обворожительным   уловкам
Наполеона.  Прошло четыре  года  шаткого  французского  "господства",  когда
границы на карте Европы тре-
     петали, словно белье  на ветру. Личная империя Наполеона увеличилась за
счет открытой аннексии Голландии, большей части Западной Германии,  Италии и
восточного  побережья  Адриатики.  Но  теперь, одна  за другой,  французские
колонии  переходили  в  руки  британцев,  а британские  армии  на  испанском
полуострове   вместе   со  своими  испанскими  союзниками  медленно  теснили
французов  на  север.  Наполеон  уже  начал   надоедать   всей  Европе;  его
противниками были теперь не только монархи и министры, но и целые народы.
     Пруссаки, после  катастрофы  под Йеной в 1806  г.,  принялись  наводить
порядок  в  собственной  стране.  Под  руководством  барона  фон Штейна  они
устранили свой  феодализм, отменили привилегии и крепостное  право,  создали
систему   народного   образования   и   способствовали  значительному  росту
патриотизма,  фактически достигнув,  причем без  внутреннего противостояния,
всего того, чего добилась Франция в 1789 г. К 1810 г. уже существовала новая
Пруссия  --  ядро  новой  Германии.  И теперь  Александр, явно вдохновленный
мечтами о мировом господстве, снова предстал как поборник свободы.
     В  1810г. возникли новые трения,  вызванные противодействием Александра
брачным амбициям Наполеона.  Ибо  Бонапарт решил развестись со своей  старой
подругой   Жозефиной   по   причине   ее   бездетности,   дабы    обеспечить
"преемственность" своей "династии". Наполеон, чьи планы расстроила отвергшая
его русская княжна,  а  фактически  --  Александр,  обратил  свой взгляд  на
Австрию и женился  на эрцгерцогине Марии Луизе. Австрийские  государственные
деятели  раскусили Наполеона. С величайшей  готовностью предоставили они ему
свою принцессу. Пойдя на  этот  брак,  Наполеон стал пленником династической
системы. Он мог  стать творцом  нового мира, но  предпочел  стать зятем мира
старого.
     В последующие два года дела шли все хуже и хуже. Он уже не был  лидером
революции и неотъемлемой ее  частью. Он больше не являлся воплощением нового
мира  -- он был  просто еще одним деспотом, причем более  грубого пошиба. Он
оттолкнул  от  себя  всех свободомыслящих  людей,  он  настроил против  себя
Церковь. Когда встал вопрос о его свержении, то короли и якобинцы выступили,
как одно целое.
     Британия  была  его  непримиримым врагом; Испания клокотала  от гнева',
вполне  понятного  ему,  как  корсиканцу:  достаточно  было лишь  разрыва  с
Александром, чтобы эта основанная  на  блефе и  фальшивых декорациях империя
зашаталась и рухнула. И этот  разрыв  произошел.  Александр  всегда  питал к
Наполеону крайне противоречивые чувства: он завидовал ему  как сопернику, но
презирал как выскочку. Более того, в Александре было  нечто вроде смутного и
сентиментального величия. Проникшись  религиозным мистицизмом,  он вынашивал
концепцию  исторической  роли России  и своей  собственной  роли:  сокрушить
Наполеона
     и тем самым принести мир  Европе и всему миру. Однако установление мира
в  Европе  представлялось  ему  вполне совместимым  с  аннексией  Финляндии,
большей части Польши и значительной части Османской империи. И особенно  ему
хотелось  возобновить  торговлю  с  Британией,  против которой его  настроил
Наполеон. Ибо наполеоновская "континентальная  блокада",  призванная удушить
Британию путем  недопущения британских  товаров ни в одну из  стран  Европы,
привела к полной дезорганизации торговли в Германии и озлоблению купеческого
класса.
     Разрыв  отношений  произошел  в  1811  г.,  когда  Александр  вышел  из
континентальной  блокады. В 1812 г. огромная масса армий общей  численностью
до 600 000 человек под верховным  командованием  нового императора двинулась
на  Россию.  Французы  составляли  лишь  около  половины  этой  группировки;
остальную  часть ее составляли  союзники и представители покоренных народов.
Это была армия-конгломерат, наподобие армий Дария или царя Кавада.
     Война  в  Испании все еще  продолжалась  --  Наполеон  и не  пытался ее
прекратить.  В общей сложности на ней  было задействовано четверть  миллиона
людей из Франции. Он пробился через  Польшу и Россию к Москве до наступления
зимы -- русские армии, в основном, избегали сражений,-- и еще  до  того, как
зима  сомкнула  вокруг  него  свое  кольцо, его  положение стало  откровенно
опасным. Он захватил  Москву, надеясь, что это заставит Александра заключить
мир. Александр  заключать мир  не захотел, и  Наполеон  оказался  в  том  же
положении, что и Дарий на землях скифов 2300 лет тому назад.
     Русские, так и не потерпев поражения в решающем сражении, делали набеги
на  его коммуникации,  изматывали его армию --- в этом  им помогали болезни;
еще до захвата Москвы потери Наполеона  составили 150 000  человек. Однако у
него  не  было  мудрости  Дария,  и  он  не  захотел  отступать,  В  течение
длительного времени зима была достаточно теплой --  у него был шанс спастись
бегством. Вместо этого он оставался в Москве  и строил фантастические планы.
Во  всех его прежних азартных играх с судьбой ему чудесным образом везло: он
безнаказанно  сбежал  из Египта,  британские  победы  на море спасли его  от
сокрушительного  поражения  в  Британии. Теперь  он  снова попал  в  опасный
переплет, но на этот раз ему не суждено было  выйти сухим из воды. Может, он
и  перезимовал  бы в Москве, но русские  выкурили  его оттуда: они  подожгли
город, и пожары почти полностью уничтожили его.
     Лишь в конце октября, когда было уже слишком поздно, он решил повернуть
назад.  Он сделал неудачную попытку прорваться и выйти на новый юго-западный
путь  отступления,  однако  ему  и  остаткам  его  "великой  армии" пришлось
возвращаться  теми  же  местами,   которые  он  опустошил  во  время  своего
наступления. От  дружественных  территорий  их отделяли огромные расстояния.
Зима  не  торопилась  с  приходом.  Целую неделю  "великая  армия" с  трудом
пробиралась  через грязь; затем ударили  сильные  морозы,  появились  первые
снежинки, а потом -- снег, снег, снег...
     Постепенно  разлагалась дисциплина.  Голодная армия  рассредоточилась в
поисках провианта,  а затем  вовсе распалась на шайки мародеров.  Крестьяне,
стремясь  защитить себя,  восстали  против них, устраивали на  них засады  и
убивали;  огромная масса легкой  кавалерии  преследовала их, подобно скифам.
Это отступление было одной из величайших трагедий в истории.
     Наконец Наполеон со своим штабом и кучкой охранников и помощников снова
появился в Германии, но уже без  армии, а лишь в сопровождении беспорядочных
и  деморализованных  толп. "Великая армия", отступлением которой  командовал
Мюрат, организованно  дошла  до  Кенигсберга, но ее  численность  составляла
теперь тысячу человек, а не шестьсот тысяч. Из Кенигсберга  Мюрат отступил в
Познань. Прусский контингент сдался русским; австрийцы ушли  домой  на юг. И
повсюду рассеявшиеся беглецы  --  оборванные,  истощенные и  обмороженные --
распространяли весть о катастрофе.
     Магия   Наполеона   почти   улетучилась.  С  крайней   поспешностью  он
возвратился в  Париж. На  обломках своей мировой  империи он  объявил призыв
новобранцев и начал формировать свежие армии.  Против него выступила Австрия
(1813  г.);  вся  Европа  горела желанием восстать против  этого  фальшивого
поборника свободы,  который  оказался обыкновенным  узурпатором.  Он  предал
новый  порядок,  а  порядок старый,  который  он  спас  и  возродил,  теперь
уничтожил    его.    Восстала    Пруссия,    а    в    Германии     началась
национально-освободительная война.
     К его  врагам  присоединились шведы,  а  позже взбунтовалась Голландия.
Мюрат сплотил около 14 000 французов вокруг своего дисциплинированного ядра,
и это войско  продолжило отступать через  Германию.  Это выглядело так,  как
будто  человек  вошел  в  клетку  со  львами, которых  накормили  усыпляющим
снадобьем,  и  обнаружил,  что  действие  этого  снадобья  уже прекращается.
Наполеон, собрав новые силы, принял на себя обязанности главнокомандующего и
выиграл  весной крупное сражение под Дрезденом. Затем на некоторое время он,
казалось, сломался интеллектуально и морально. Безудержная раздражительность
сменялась состоянием пассивности. Он  не сделал ничего  или почти ничего для
того, чтобы развить успех под Дрезденом.
     В  сентябре в окрестностях Лейпцига  состоялась "Битва  народов", после
которой саксонцы, до этого оказывавшие  ему  поддержку, перешли  на  сторону
союзников. Конец года стал свидетелем того, как французов загнали обратно во
Францию.  В  1814 г. кампания вошла в  завершающий этап. Франция подверглась
вторжению с востока  и с  юга.  Шведы, немцы, австрийцы и  русские пересекли
Рейн; британцы и  испанцы перешли через Пиренеи.  И снова  Наполеон сражался
блестяще,  но уже  безрезультатно. Армии,  двигавшиеся с востока, не столько
победили, сколько  протолкнулись мимо него, и  в  марте Париж пал.  Немногим
позже в Фонтенбло император отрекся от престола.
     В  Провансе, когда его увозили  из страны,  его  жизни  угрожала  толпа
роялистов.
     Это был естественный и  неизбежный конец карьеры Наполеона.  Наконец он
был побежден. И если  бы в  организации дел человеческих и правда  была хоть
какая-то  мудрость  и  закономерность, то  нам  пришлось бы  рассказывать  о
концентрации  человеческих  знаний и  воли  для  решения  задачи, реализацию
которой   прервала  его  карьера  --   задачи  создания   всемирной  системы
справедливости и свободы предпринимательства вместо обанкротившегося старого
порядка.
     Но  ни  о чем подобном нам рассказывать не придется. Знания и  мудрость
явно отсутствовали  на большом совете  стран  коалиции. А присутствовал  там
расплывчатый гуманизм  и мечтательное тщеславие царя Александра, потрясенные
Габсбурги из Австрии, обозленные Гогенцоллерны из Пруссии, аристократические
традиции Британии,  все еще  дрожавшей  от страха перед революцией,  на чьей
совести был  рабский труд  детей на  фабриках и  украденное  у простых людей
право голоса.
     Народы  на  этом  Конгрессе  представлены не были, там  были  одни лишь
монархи  и министры иностранных дел.  Едва  Конгресс  успел  собраться,  как
дипломаты принялись  заключать тайные сделки  и  соглашения за  спинами друг
друга. После пышного церемониального визита  правителей-союзников  в  Лондон
ничто не могло сравниться с Венским конгрессом по помпезности и великолепию.
     Социальный  аспект  Конгресса  был  очень сильным:  повсюду  было много
хорошеньких  дам,  звезд  на   униформах  хватило  бы  на  целую  галактику,
проводились  бесконечные ужины  и  балы,  остроумные  речи  и блестящий юмор
лились  широким потоком.  Самой яркой  фигурой  на  этом собрании  был некий
Талейран,  один  из  соратников Наполеона,  человек весьма  талантливый.  До
революции он был духовным  лицом, а после революции предложил насильственную
конфискацию имений Церкви; теперь он способствовал возвращению Бурбонов.
     Союзники растрачивали  бесценное время в препирательствах, вызванных их
все  увеличивавшейся  жадностью;  во  Францию возвратились  Бурбоны.  С ними
пришли   и   все   остальные  эмигранты,  исполненные   желания   мстить   и
восстанавливать  прежний  строй.  На  смену  одному  большому  эгоисту,  уже
свергнутому,  пришла толпа  эгоистов более мелких. Новый  король  был братом
Людовика  XVI;  он взял  титул  Людовика XVIII,  как  только узнал, что  его
маленький племянник (Людовик XVII) умер в Тампле. Он был неуклюж и склонен к
подагре; может, он и  не был злым  человеком,  но  он был  символом  прежней
системы; с его  приходом  над всеми появившимися  во  Франции нововведениями
нависла  угроза  ликвидации.  Это было не освобождение,  а лишь новая  форма
тирании -- тирании угрюмой и скучной вместо тирании деятель ной и блестящей.
     Неужели  у Франции не  было иного будущего? Особую нетерпимость Бурбоны
проявляли  к ветеранам  наполеоновской  армии, а  Франция тогда  была  полна
возвратившимися  военнопленными,  над  которыми  теперь  нависла  опасность.
Наполеон был изолирован  в своей собственной утешительной империи на острове
Эльба. Его  все еще  надлежало  величать  императором,  за ним был  сохранен
определенный статус. На  таком  отношении  к своему  поверженному противнику
настоял царь Александр -- то ли из благородства, то ли из прихоти. Габсбурги
отобрали  у  Наполеона  императрицу  -- она охотно вернулась в Вену --  и он
никогда ее больше не видел.
     Проведя на  Эльбе  двенадцать месяцев, Наполеон решил,  что Франция уже
устала  от  Бурбонов;  он  умудрился избежать  встречи с британскими судами,
патрулировавшими  его остров, и снова  появился во Франции  в Канне, чтобы в
последний раз сыграть в азартную  игру  с судьбой. Его продвижение к  Парижу
представляло собой триумфальное шествие; ему бросали под ноги белые  кокарды
Бурбонов. И  на сто дней,  те самые "Сто дней",  он снова  стал  властелином
Франции.
     Его  возвращение  создало   неловкую  ситуацию  для  каждого   честного
француза. С одной стороны был этот предавший республику авантюрист, с другой
--  угрюмая туша восстановленной власти прежней династии. Союзники и слышать
не хотели о каких-либо дальнейших экспериментах с республикой; вопрос  стоял
так:  либо Бурбоны, либо Наполеон. Стоит ли удивляться  тому, что Франция, в
массе, поддержала  Наполеона?  К тому же  он  возвратился с обещаниями стать
другим   человеком:   больше  не   будет   деспотизма,   он   будет  уважать
конституционный порядок.
     Он  собрал армию, сделал несколько попыток заключить  мир с союзниками;
убедившись в  безрезультатности  этих  попыток,  он  тут  же  нанес удар  по
британцам, голландцам и пруссакам в Бельгии, надеясь нанести им поражение до
того, как на помощь им придут австрийцы и русские. И ему это почти  удалось.
Он  разбил  пруссаков  под  Линьи,  но  не  до  конца;   а  затем   потерпел
сокрушительное  поражение  под  Ватерлоо (1815)  от  упорных  британцев  под
командованием Веллингтона, когда пруссаки  под командованием Блюхера ударили
по  его  правому  флангу  на  исходе  дня.  Битва  при  Ватерлоо  окончилась
разгромом; она  лишила Наполеона какой-либо поддержки и  какой-либо надежды.
Франция снова отвернулась от него.  Все, кто  ранее  присоединились  к нему,
теперь  старались  вовсю,  подвергая  его нападкам,  скорее  исправить  свою
ошибку. Временное правительство  в  Париже  приказало ему покинуть  страну и
дало ему на то двадцать четыре часа.
     Он  попытался  сбежать в Америку,  однако порт  Рошфор,  куда он  успел
добраться, находился под наблюдением британской эс-
     кадры. Франция, уже лишившаяся иллюзий и  так  опасно для него  ставшая
роялистской,  преследовала  его  с  особым  рвением.  Он  поднялся  на  борт
британского фрегата "Беллерофон", требуя принять себя, как беженца, однако с
ним  обошлись как с пленником. Его увезли  в  Плимут, а  из Плимута прямо на
одинокий тропический остров Святой Елены.
     Там он  и  оставался  до  самой  своей смерти  от  рака  в 1821  г.  Он
занимался, в основном, подготовкой своих мемуаров, направленных на то, чтобы
представить  в  выгодном   свете   основные  события  своей  жизни,  а   два
приставленных к нему человека записывали  его высказывания и то впечатление,
которое он на них производил.
     Эти работы  пользовались во Франции  и в  Европе большой популярностью.
Священный союз  монархов  России, Австрии  и Пруссии (к  которому  призывали
присоединиться  и других  монархов) действовал  под обманчивым впечатлением,
что,  сокрушив  Наполеона,  союзники сокрушили и революцию, повернули вспять
колесо истории и навсегда восстановили великую монархию.
     Утверждают,   что   основополагающий  документ  Священного  союза   был
составлен под  влиянием  баронессы фон Крюденер, которая  была  чем-то вроде
духовного  наставника русского императора. Этот документ начинался  словами:
"Во  имя  святейшей и  неделимой  Троицы" -- и  обязывал монархов-участников
договора, "которые для  своих подданных и  своих армий есть  словно отцы для
семейств"  и  "считают друг  друга  соотечественниками",  поддерживать  друг
друга, защищать истинную  веру и понуждать своих  подданных  укрепляться  на
основе  христианских  добродетелей.  Христос,  говорилось в  документе, есть
истинный  король всех  христианских  народов  -- король, как можно заметить,
очень похожий  на меровингского  короля, при котором настоящими властелинами
были его дворцовые управители.
     Британский  король  не   имел  полномочий  подписывать  этот  документ.
Римского I lany и  султана не пригласили; остальные же  европейские монархи,
включая  короля Франции, присоединились. Но король Польши  не подписал  этот
документ, потому  что  в  Польше не было короля:  Александр, явно  в  порыве
отвлеченного  благочестия, аннексировал большую часть  Польши. В  1818 г.  к
Священному союзу присоединилась Франция; в 1822 г. из него вышла Англия.
     В  Европе  начался  период  спокойствия и  застоя.  Многие  люди  в  те
безнадежные дни были склонны даже Наполеона рассматривать с благосклонностью
и  соглашаться  с  его  претензией  на  то,  что  он,  утверждая себя, неким
непостижимым  образом  способствовал утверждению  революции  во Франции. Его
культ, как  культ чего-то  мистического и  героического, заметно вырос после
его смерти.
     На протяжении почти сорока  лет  идея  Священного  союза,  а также  ряд
последующих  конгрессов и конференций способствовали сохранению шаткого мира
в истощенной войной Европе. Два основных фактора помешали тому,  чтобы  этот
мир стал полным и  всеобщим, и подготовили почву для периода войн 1854--1871
гг.  Первым  было  стремление королевских дворов  воссоздать  несправедливую
систему привилегий и подавление свободомыслия в печати и образовании. Вторым
была   порожденная  дипломатами  в  Вене  запутанная  система  границ  между
государствами.
     Стремление  монархии  возвратиться к  прежним условиям наиболее  ярко и
быстро проявилось  в  Испании. Здесь  была восстановлена даже инквизиция. На
противоположном  берегу  Атлантики  испанские  колонии  последовали  примеру
Соединенных  Штатов  и  взбунтовались  против  европейской  системы  великих
держав, когда Наполеон посадил своего брата Жозефа на испанский  трон в 1810
г.
     Вашингтоном Южной  Америки стал генерал Боливар (1783-- 1830).  Испания
была  не  в  состоянии подавить этот  бунт, он  тянулся столько  же, сколько
продолжалась Война за  независимость Соединенных Штатов,  и  наконец Австрия
выступила  с предложением,  в соответствии с  духом  Священного союза, чтобы
европейские монархи помогли Испании в ее борьбе.
     Против  этого  в Европе  выступила  Британия, но быстрые  и решительные
действия  президента  Соединенных  Штатов  Монро  предотвратили  этот проект
монархической реставрации. Он  заявил, что любое распространение европейской
системы в Западном полушарии будет  рассматриваться как враждебный акт.  Так
возникла доктрина Монро, которая держала систему великих держав за пределами
Америки в  течение почти  ста  лет  и  дала  возможность новым  государствам
Латинской  Америки  самим  определять  свои  исторические  судьбы.  Но  если
испанская  монархия и  потеряла  свои колонии,  то в  Европе  она могла,  по
крайней   мере  при  поддержке   Священного  союза,   творить  то,   что  ей
заблагорассудится.  В  1823  г.  народное  восстание в Испании  было жестоко
подавлено   французской  армией,   которая   получила   мандат  Европейского
конгресса, и одновременно Австрия подавила революцию в Неаполе.
     В  1824  г. Людовик ХVIII  умер, и его преемником стал  тот  самый граф
д'Артуа, который,  как мы знаем, пребывал возле границ Франции  в 1789  г. в
качестве эмигранта;  он стал королем Карлом X.  Карл вознамерился уничтожить
свободу  прессы   и  университетов,   а  также  восстановить  абсолютистское
правление; в качестве компенсации дворянам за сожженные дворцы и конфискации
1789 г. была выделена сумма в миллиард франков. В 1830 г. Париж
     восстал  против этого воплощения прежнего режима и  заменил  его на Луи
Филиппа,  сына того самого Филиппа, герцога Орлеанского, который  был казнен
во  время террора.  Другие континентальные монархии,  перед лицом  одобрения
этой  революции Великобританией и сильного либерального движения в Австрии и
Германии,  не  посмели вмешаться  в  эти  события.  В конце  концов  Франция
осталась  монархией.  Луи  Филипп   (1830--1848)  оставался  конституционным
королем Франции в течение восемнадцати лет. Он был свергнут в 1848 г., году,
очень богатом на события в Европе, о которых мы расскажем в следующей главе.
     Таким вот сложным  и противоречивым был европейский мир  после Венского
конгресса.
     Конгресс   уничтожил   Голландскую   республику   и   соединил  воедино
протестантов-голландцев  с   франкоязычными   католиками  прежних  испанских
(австрийских)    Нидерландов    и    основал    Нидерландское   королевство.
Немецкоязычным австрийцам он передал не только старинную республику Венецию,
но и  всю  Северную Италию до самого Милана. Австрийская империя, и без того
представлявшая  собой  взрывоопасную смесь  из таких непохожих друг на друга
народов,  как  немцы,  венгры, чехи, словаки, югославы, румыны, а  теперь  и
итальянцы,  стала  еще  более  взрывоопасной,  чем  в  1772  и  1795  годах.
Франкоязычную Савойю он объединил с  остатками Италии, восстановив тем самым
королевство  Сардинию.  Католический и  республикански настроенный  польский
народ в  основном  перешел  под власть  менее цивилизованного  православного
царя, а некоторые важные районы Польши отошли к протестантской Пруссии.
     Конгресс  также подтвердил власть царя над совершенно  чуждыми финнами.
Очень несхожие норвежцы и шведы были объединены  под властью одного  короля.
Германия была оставлена в особенно опасном состоянии неразберихи.  Пруссия и
Австрия лишь частично входили в Германский союз, включавший в себя множество
мелких государств.  Король  Дании  присоединился к  Германскому союзу в силу
своих  немецкоязычных  владений  в  Гольштейне.  В  этот  же  союз  вошел  и
Люксембург,  хотя его правитель был также королем  Нидерландов,  а многие из
его подданных говорили по-французски.
     В 1830 г. франкоязычная Бельгия, взбудораженная тогдашней революцией во
Франции,   взбунтовалась   против   своего  насильственного  объединения   с
голландцами   в   королевстве   Нидерланды.  Великие   державы,   напуганные
возможностью возникновения республики  или  французской  аннексии, поспешили
разрядить   ситуацию   и   дали    Бельгии   монарха,    Леопольда   I    из
Саксен-Кобург-Готской династии. Кроме того,  в  1830 т. в Италии и  Германии
вспыхнули восстания,  закончившиеся поражением,  а  восстание  в  российской
части Польши обрело серьезный размах. Целый год продержалось республиканское
правительство в Варшаве  в своей  борьбе  против  Николая  I,  который  стал
преемником Александра в 1825  г. Однако в итоге это восстание было подавлено
с  невиданной   жестокостью.  Польский   язык   был   запрещен,   а   вместо
Римско-католической   церкви    было   введено   православие    в   качестве
государственной религии...
     Взрывообразный выход  наружу реальной карты мира,  произошедший в  1821
г.,  получил  в конечном  счете  поддержку Англии,  Франции  и  России. Этим
взрывом было восстание  греков  против турок.  Шесть лет они  вели отчаянную
борьбу, в  то время как  Европа занимала позицию наблюдателя.  Против  такой
бездеятельности  протестовало либеральное общественное  мнение; к повстанцам
присоединялись  добровольцы из  всех европейских стран, и  наконец Британия,
Франция  и  Россия предприняли  совместные  действия.  Французы и  англичане
уничтожили турецкий флот в Наваринском сражении, а царь вторгся в Турцию. По
Адрианопольскому  мирному договору (1829) Греция получила свободу, однако ей
не  позволили  возродить  свои древние республиканские традиции.  Для Греции
нашли немецкого короля, некоего принца Отгона из Баварии,-- его божественное
право было поставлено под сомнение, и он был изгнан в 1862 г. В придунайские
провинции  (ныне  Румыния)  и  Сербию  (часть  Югославского  региона)   были
назначены  христианские  губернаторы.  Это   явилось   частичным  признанием
реальной политической карты, но еще немало крови пролилось, прежде чем турок
окончательно изгнали из этих стран. Немногим позже естественная политическая
карта утвердилась в Италии и Германии.
     Попытка Наполеона возродить Римскую империю очень наглядно отразилась в
архитектуре,  одежде, мебели  и живописи  того периода. Во всех этих  сферах
делались  попытки  возродить  формы  и дух  имперского Рима.  Казалось,  что
женские прически и женская одежда попали на улицы прямо из музеев; колоннады
и триумфальные арки словно пришли, грузно раскачиваясь, из прошлого и заняли
самые видные места в крупных городах.  Париж обрел свою Триумфальную арку, а
Лондон --  в подражание  -- свою Мраморную  арку.  Здания в  стиле барокко и
рококо, как  продолжение  стиля Возрождения  в строительстве, уступили место
более строгим  фасадам.  Выдающимся скульптором того периода  был  итальянец
Какова (1757--1822). Художник Давид (1748--1825) воспевал  обнаженные тела в
героических  ситуациях,  а  художник Энгр  (1780--1867)  увековечил принцесс
Бонапарта  в  виде  римских  матрон  и  богинь. Статуи в общественных местах
Лондона являются изображениями тогдашних  крупных государственных деятелей и
монархов в  виде римских сенаторов и императоров. Когда в Соединенных Штатах
отбирали эскиз для государственной печати, то выбрали, конечно же, орла, а в
когтистые лапы ему вручили молнию Юпитера.


        Глава тридцать седьмая. РЕАЛЬНОСТЬ И ФАНТАЗИИ XIX ВЕКА
     <b>1. Механическая революция. 2. Связь механической революции с революцией
индустриальной. 3. Брожение идей, 1848 г.</b>
     <b>4.  Развитие  идеи  социализма.  5.  Издержки  социализма  как  проекта
организации человеческого общества.</b>
     6. Как дарвинизм повлиял на религиозные
     и политические воззрения. 7. Идея национализма.
     8. Всемирная выставка 1851 г. 9. Карьера Наполеона III.
     <b>10. Линкольн и Гражданская война в Америке. 11. Русско-турецкая война и
Берлинский конгресс.</b>
     12. Вторая схватка за колониальную империю.
     13. Индийский прецедент в Азии. 14. История Японии.
     15. Завершение периода заморской экспансии.
     <b>16. Британская империя в 1914 г. 17. Живопись, скульптура и архитектура
в  XIX в. 18.  Музыка  в XIX в.  19. Роман становится доминирующей  формой в
литературе</b>

        1
     Карьера и личность  Наполеона I явно занимают непропорционально большое
место в  исторической  литературе  XIX в.  Его фигура  имела  незначительное
влияние на  широкое  поступательное  движение  человечества; он  представлял
собой  историческую  паузу  и  явился напоминанием  о  скрытых  пороках, как
бактерия некоего инфекционного заболевания. Даже если рассматривать его  как
разновидность такого  заболевания,  то  и здесь он был посредственностью: он
убил намного  меньше людей, чем эпидемия гриппа в  1918 г., и вызвал гораздо
меньшие политические и социальные потрясения, чем чума во времена Юстиниана.
     Такой  исторической паузе  суждено  было  произойти, как и суждено было
появиться столь пестрой карте Европы после Венского конгресса, потому что не
существовало  продуманной  системы  идей,  на  основании  которых можно было
создавать новый мир.
     Но даже европейский Священный союз нес в  себе  элемент  прогресса.  Он
отверг  наконец   индивидуализм  макиавеллиевских  монархий  и  провозгласил
создание гражданского или по крайней мере  европейского  сообщества. Поделив
мир между королями, он  все-таки  сделал жест  уважения  в  сторону единения
человечества и служения Богу и человеку.
     Насущной  задачей человечества, которую оно  должно решить,  прежде чем
приступить  к созданию  новой  и долговременной  социальной  и  политической
доктрины, задачей, над которой  все еще бьется, с многочисленными перерывами
и посреди многих зол  и беспорядков, ум человеческий,--  была  и есть задача
разработки  и  применения  науки  собственности как  базиса  для  свободы  и
социальной  справедливости; науки  денежного  обращения  для  обеспечения  и
сохранения   эффективной   экономической   среды;   науки   государственного
управления и  коллективных действий, с  помощью  которой в каждом сообществе
люди  смогут  научиться  гармонически отстаивать  свои общие интересы; науки
мировой   политики,   посредством   которой   можно  будет  положить   конец
расточительным и  жестоким войнам между  расами, народами и государствами  и
поставить под общий контроль  общие интересы человечества; всемирной системы
образования  для  стимулирования  воли  и   заинтересованности  людей  в  их
деятельности на общее благо.
     Настоящими  творцами  истории  в XIX в., людьми,  чьи достижения  будут
определять  человеческие  жизни на столетие вперед,  были  те, кто внес свой
вклад  в решение этой  пятиединой творческой задачи.  По  сравнению с такими
людьми  министры  иностранных  дел,  "государственные  деятели"  и  политики
представляются не  более чем кучкой  хулиганистых, а  иногда  и  склонных  к
умышленным поджогам и воровству школьников, которые играют, время от времени
проказничая, посреди скопления  материалов на большой  стройке, цели которой
они не понимают.
     И пока в течение всего XIX  в. раскрепощенные Возрождением умы Западной
цивилизации  бились  над  решением  все еще нерешенной  задачи созидательной
социальной  и политической перестройки,  по миру прокатилась волна  коренных
изменений  в возможностях человека  и  в материальных  условиях  его  жизни,
изменений, появившихся благодаря научным достижениям раскрепощенного разума.
     Предсказания Роджера  Бэкона  стали частью реальности. Знания  и  опыт,
накопленные благодаря непрерывной деятельности людей, которые двигали вперед
науку, наконец начали приносить  понятные простым людям результаты. Наиболее
очевидным из практических научных результатов стал паровой двигатель. Первые
паровые двигатели XVIII в. представляли собой насосы, ис-
     пользовавшиеся для  откачки воды  из недавно открывшихся угольных шахт.
Эти  угольные шахты обеспечивали коксом металлургическую  промышленность,  в
которой прежде использовался древесный уголь.
     А Джеймс  Уатт (1736--1819),  изготовитель  математических  приборов из
Глазго,  усовершенствовал  паровой  двигатель-насос  и  приспособил  его   в
качестве  привода  для различных  механизмов.  Первый  такой  двигатель  был
установлен на хлопкопрядильной фабрике в Ноттингеме в 1785 г.
     В 1804 г. Тревитик приспосбил двигатель Уатта к потребностям транспорта
и создал первый локомотив. В 1825 г. была открыта для движения первая в мире
железная  дорога между  Стоктоном  и  Дарлингтоном. К середине  XIX в.  сеть
железных дорог покрыла всю Европу.
     Произошло  резкое изменение  в том,  что  длительное  время  оставалось
неизменным в жизни человека -- в максимальной скорости наземного транспорта.
После катастрофы в России Наполеон добрался до  Парижа из-под  Вильно за 312
часов.  Это  была  поездка  протяженностью  в  1400  миль.  Во  время  этого
путешествия  ему   оказывали  всевозможное   содействие,   и  он  в  среднем
передвигался со скоростью пять миль в час. Это была та же самая максимальная
скорость передвижения, с которой добирались от Рима до  Галлии в I в.  н. э.
или от Сард до Суз в IV в. до н. э.
     И  тут  произошла  невероятная  перемена.   Железные  дороги  уменьшили
продолжительность поездки  для обычного  пассажира  до менее чем двух суток.
Иными  словами,  они   сократили  расстояния  между  основными  европейскими
городами  примерно  в  десять  раз.  Они  дали  возможность одной и  той  же
администрации охватывать  своей деятельностью территории вдесятеро  большие,
чем ранее. В Америке преимущества железной дороги сказались незамедлительно.
В Соединенных Штатах, которые протянулись от океана до океана, это  означало
возможность постоянного доступа к Вашингтону из любой, даже самой отдаленной
точки континента.  Это означало  единство, поддерживаемое  на таком  уровне,
который в отсутствие железных дорог был бы невозможен.
     Если какое-то изобретение на ранних стадиях и обогнало паровоз,  то это
был пароход. В 1802 г. по каналу, соединяющему реку Клайд (Великобритания) с
Северным морем,  ходил пароход "Шарлотта Дандес"; а  в 1807 г. американец по
имени Фултон пустил по реке Гудзон  севернее Нью-Йорка  коммерческий пароход
"Клермонт"   с  силовыми   установками  британского   производства.   Первый
появившийся на море пароход также был американским. Он назывался  "Феникс" и
курсировал между Нью-Йорком (Хобокеном) и Филадельфией.
     Американским  был  и  первый  пароход (он был также оснащен  парусами),
который  пересек Атлантику.  Назывался  он  "Саванна"  (1819).  Все они были
колесными  судами, а колесные суда  не приспособлены  к плаванью в штормовую
погоду.  Лопасти  колес  довольно  быстро  ломаются,   и  корабль   лишается
возможности двигаться. Винтовой пароход появился не сразу. Много трудностей
     предстояло   преодолеть,  прежде   чем   стало  возможным  практическое
применение  винта. Только в середине  века  водоизмещение морских  пароходов
сравнялось  с  водоизмещением  парусников.  После  этого  развитие  морского
транспорта  пошло быстрыми темпами.  Впервые  у людей появилась  возможность
пересекать  моря и океаны с определенной долей уверенности относительно даты
прибытия.    Трансатлантический    переход,   бывший   ранее    сомнительным
предприятием, длившимся  несколько  недель,  а  то  и  месяцев,  значительно
сократился по времени и в  1910г. был доведен быстроходными судами  до менее
чем пяти дней, причем с почти точным часом прибытия. На всех морях и океанах
время пребывания в пути сократилось, а надежность коммуникаций возросла.
     Одновременно с развитием пародвижимого транспорта на суше и на море еще
одним,  и  очень  впечатляющим, прибавлением  к  возможностям  общения между
людьми стали исследования различных электрических  явлений, осуществлявшиеся
учеными Вольтом, Гальвани и Фарадеем.
     В 1835 г. появился электрический телеграф. В  1851 г. между  Францией и
Англией был проложен  первый подводный кабель. За несколько  лет телеграфная
система распространилась  по  всему цивилизованному миру, и  новости,  ранее
медленно  ехавшие  от  населенного   пункта  к  населенному  пункту,   стали
распространяться практически мгновенно по всей Земле.
     Эти  новые реалии -- первая железная дорога и электрический телеграф --
были для человеческого воображения середины ХГХ в.  наиболее впечатляющими и
революционными  из  открытий, однако они представляли  собой  лишь  наиболее
очевидные,  еще  не совершенные, первые плоды куда более обширного процесса.
Технические знания и технологии развивались необычайно быстро и в необычайно
широких масштабах по сравнению с любой другой эпохой.
     Поначалу  намного менее заметным  в повседневной жизни, но  в  конечном
счете  --  гораздо  более  важным  было  распространение власти  человека на
различные структурные материалы. До середины XVIII в. железо выплавлялось из
руды  с помощью  древесного угля, обрабатывалось мелкими партиями, а затем с
помощью ковки ему придавалась нужная форма. Оно являлось рабочим  материалом
для  искусного умельца.  Качество обработки в  огромной степени зависело  от
опыта и ловкости отдельного железных дел мастера.
     В таких условиях наибольший вес обрабатываемого железа  достигал (в XVI
в.)  самое большее  двух или трех тонн. (Существовал совершенно определенный
верхний предел  --  вес  пушки.) Доменная печь  появилась в  XVIII в. и была
усовершенствована с началом использования кокса.
     Только  в  XVIII  в.  появилось  прокатное  листовое  железо  (1728)  и
прокаточные брусья  и болванки (1783). Паровой молот Несмита появился лишь в
1839 г.
     Из-за своей металлургической отсталости древний мир не мог использовать
пар.  Паровой  двигатель, даже примитивный двигатель-насос, было  невозможно
создать  прежде,  чем  появилось листовое железо. Современному  человеку эти
первые  двигатели  кажутся  жалкими и несовершенными изделиями  из  скобяной
лавки, но они представляли  собой тот  максимум  прогресса, которого  смогла
достичь тогдашняя металлургическая наука.
     Только в 1856 г. появилась бессемеровская технология, а незадолго после
этого  --  мартеновская  технология,  с  помощью которых сталь и любой  сорт
железа можно было  плавить, очищать и  лить  прежде неслыханным образом и  в
невиданных масштабах.  В  наши  дни  в электрической  плавильной  печи можно
видеть тонны расплавленной стали, бурлящей, словно молоко в кастрюле.
     Железные дороги и всевозможные  паровые  двигатели  были  лишь  первыми
успехами  новых  металлургических  методов.  Вскоре  в  гигантских масштабах
появились  суда  из  железа  и  стали,  огромные  мосты   и   новые   методы
строительства с применением стали. Постепенно люди поняли, что проектировали
железные дороги с явно недостаточной шириной колеи и что можно, расширив ее,
обеспечить большую устойчивость и комфорт при поездках.
     Огромный  корабль  или здание  со стальным каркасом  не  есть,  как  им
представляется, всего лишь увеличенными  вариантами  небольшого корабля  или
какого-то  древнего строения;  они  отличаются  своим  внешним видом,  более
экономно  и  надежно  сработаны, в них  используются более  легкие и прочные
материалы, они были созданы не  по прецеденту и не на глаз  -- их  появление
явилось результатом хитроумных и сложных расчетов.
     Мы привели эти конкретные практические примеры прогресса человечества в
сталелитейной  металлургии  в  качестве иллюстрации.  Такую же историю можно
рассказать о  металлургии меди и  олова,  а также многих других металлов (из
них упомянем лишь два -- никель и алюминий),  о существовании которых  стало
известно лишь в XIX веке.
     Именно  в  обеспечении  и  расширении   контроля  над  веществами,  над
различными  видами  стекла, камнями, отделочными материалами и  т.  п.,  над
цветом  и структурой  заключается  огромный  успех  механической  революции.
Многие  из   первоначальных   способов  применения  этих  даров  науки  были
вульгарными,  нелепыми,  глупыми или ужасными. Художники и  оформители  лишь
только  приступили  к  работе  с  бесконечным  множеством появившихся  в  их
распоряжении веществ.
     Параллельно с  расширением механических возможностей возникла и выросла
новая наука -- наука об электричестве. Только в восьмидесятых  годах XIX  в.
эта   отрасль   начала   приносить   результаты,   столь   впечатляющие  для
невежественного ума. Внезапно  появился электрический  свет и  электрическая
тяга;  а  превращение  сил  и  возможность  направлять энергию (которую,  по
усмотрению,  можно преобразовывать в  механическое движение, свет или тепло)
по медному проводу, словно воду  по трубе,  стали понятны и доступны обычным
людям.
     В  этом  великом  распространении  знаний  ведущую роль играли  сначала
британцы  и французы;  однако немцы, при Наполеоне приученные к  покорности,
проявили в научных исследованиях такое рвение и упорство, что вскоре догнали
этих  лидеров.  Английская  наука   создавалась  в  основном  англичанами  и
шотландцами за пределами традиционных центров образования.
     Мы  уже  рассказывали,  как  в  Англии  после  Реформации  университеты
перестали пользоваться популярностью у широкой общественности и превратились
в   образовательные   заповедники   для  крупной   знати  и  мелкопоместного
дворянства,  оплоты официальной  Церкви.  В  них  преобладала  напыщенная  и
бездумная  классическая  претенциозность,  и  они  оказывали  господствующее
влияние на школы для среднего и верхнего слоев общества.
     Единственным допустимым  знанием было некритическое текстуальное знание
подборки  латинских и  греческих авторов, а показателем хорошего стиля  была
насыщенность   цитатами,  ссылками  и   стереотипными  выражениями.  Поэтому
первоначально  развитие  британской  науки  происходило  вопреки  формальной
образовательной  структуре и в  условиях откровенной враждебности со стороны
преподавательского состава и духовенства.
     Над   французским  образованием  тоже  довлела   классическая  традиция
иезуитов;   следовательно,   немцам   было    проще   организовать    группу
исследователей,  весьма небольшую  по  сравнению  с масштабом стоящих задач,
однако  превосходящую   небольшие  коллективы   британских   и   французских
исследователей       и       экспериментаторов.       И       хотя       эта
экспериментально-исследовательская деятельность  делала Британию  и  Францию
наиболее богатыми и могущественными странами в мире, она не делала  богатыми
и  могущественными  тех,  кто  этой  деятельностью  занимался.  В  искреннем
человеке науки всегда  есть нечто  не от мира сего;  он слишком занят своими
исследованиями, чтобы еще и планировать, как на этом заработать деньги.
     Поэтому вполне естественно, что экономическая эксплуатация его открытий
легко становится  добычей людей корыстных.  Мы видим, что каждая новая  фаза
научно-технического  прогресса  создавала  в Великобритании  свое  поколение
богатых людей,
     которые хоть  и не проявляли такого же страстного желания, как схоласты
и клерикалы, преследовать и убить курицу, несущую национальные золотые яйца,
но вполне спокойно  относились к тому, что это  приносящее прибыль  существо
живет впроголодь.
     В этом отношении немцы были несколько умнее.  "Образованные"  немцы  не
проявляли  такой  горячей  ненависти  к  новому  знанию. Они  разрешали  ему
развиваться. Опять же, немецкий деловой человек  и промышленник не испытывал
такого  презрения  к  человеку науки,  как его  британский конкурент.  Немцы
рассматривали знание  как  культурное растение,  которое  дает  тем  больший
урожай, чем  лучше  его  удобрить.  Поэтому  они предоставляли  людям  науки
определенную   свободу  действий;  их   общественные   расходы   на  научные
исследования   были   относительно   большими,   и   эти  расходы  окупались
многократно.
     Ко  второй  половине  XIX  в.  немецкий  язык,  благодаря  деятельности
немецких  ученых,  стал обязательным  для каждого, кто  занимался  наукой  и
стремился идти в ногу с последними достижениями в своей области. В некоторых
отраслях,  особенно  в  химии,  Германия  далеко  опередила  своих  западных
соседей. В  Германии  научные достижения  шестидесятых  и семидесятых начали
сказываться в восьмидесятых  годах  XIX в., и  немцы  обеспечили себе  более
быстрый технический и промышленный рост, чем Британия и Франция.
     Сама же  механическая революция началась с того,  что истощились запасы
леса для  чугунолитейных заводов Англии. Это  привело к  использованию угля,
использование  добываемого  в  шахтах  угля  привело  к  появлению  простого
насосного   двигателя,  усовершенствование  Уаттом  насосного   двигателя  и
приспособление  его для  привода  машин  привело  к появлению  локомотива  и
парохода.
     Это  был  первый  этап  значительной  промышленной  экспансии --  через
использование   пара.   Второй  этап   механической  революции   начался   с
использования  науки об  электричестве  для  решения практических проблем, а
также  развития  электрического освещения, электрической силовой передачи  и
тяги.
     Третий этап начался  в восьмидесятых  годах, когда был создан новый тип
двигателя,  в  котором вместо силы расширения  пара стали  использовать силу
расширения воспламеняющейся смеси. Полученные таким образом легкие двигатели
с высоким коэффициентом полезного действия стали  применяться в автомобилях,
а  затем  были  доведены  до такой  степени  легкости  и эффективности,  что
обеспечили  практическую  реализацию  полета,  о  теоретической  возможности
которого давно было известно.
     В  этой сфере важнейшее  значение  имела  деятельность  братьев  Райт в
Америке. Еше  в  1897 г.  профессор  Лэнгли, из  Смитсоновского института  в
Вашингтоне, создал  летающую  машину  -- однако не  настолько мощную,  чтобы
поднять в воздух человека. Его следующее изобретение -- полномерный аэроплан
-- не про-
     шел первых испытаний, однако после многочисленных доработок был успешно
поднят в воздух пилотом Кертисом через несколько лет. К 1909 г. самолет стал
пригоден для того, чтобы на нем передвигались люди.
     С   доведением  до  совершенства  железнодорожного   и   автомобильного
транспорта  наступила некоторая пауза  в сокращении  времени поездок, однако
самолет предоставил новые возможности для сокращения  времени,  необходимого
для  перемещения из одной  точки  земной поверхности в  другую.  В XVIII  в.
расстояние между Лондоном и Эдинбургом преодолевалось за восемь дней пути; в
1918 г.  британская Комиссия по гражданскому воздушному транспорту объявила,
что поездка из Лондона в  Мельбурн, составляющая половину путешествия вокруг
Земли, будет занимать через несколько лет те же самые восемь дней.
     Эти  достижения представляют собой лишь один аспект процесса углубления
и  расширения человеческих возможностей. Например,  земледельческая  наука и
сельскохозяйственная химия добились в XIX в. столь же  важных  успехов. Люди
научились так удобрять  почву, что стало возможным убирать с одной и  той же
площади  урожай вчетверо  и  впятеро больший,  чем  в  XVIII  в.  Еще  более
впечатляющих успехов  добилась медицинская  наука: средняя продолжительность
жизни   увеличилась,   возросла   ежедневная   работоспособность,  снизилась
смертность, вызванная общим неудовлетворительным состоянием здоровья.
     Все  эти  достижения  обеспечили  столь  разительную перемену  в  жизни
человечества,  что  можно говорить о наступлении  нового  периода в истории.
Механическая революция была  осуществлена всего за столетие с небольшим.  За
это время человек добился больше  успехов  в улучшении материальных  условий
своего  существования,  чем за весь  долгий период между  эпохой палеолита и
эпохой земледелия  или между правлением  фараона Пепи в  Египте и правлением
Георга III.
     Возник новый  гигантский  материальный  каркас человеческих  отношений.
Понятно,   что  он  требует  значительной  реорганизации  наших  социальных,
экономических  и  политических  методов. Но эта реорганизация стала возможна
лишь благодаря  достижениям механической революции, и  процесс реорганизации
находится в своей начальной стадии.
     , Во многих  исторических  работах  проявляется тенденция смешивать два
понятия: то, что  мы охарактеризовали,  как механическую революцию,  которая
была  явлением совершенно новым для человеческого опыта и явилась следствием
прогресса  в  научной сфере,  новым шагом  вперед,  аналогичным  изобретению
земле-
     делия  или  открытию  металлов,  и  то,  что   имеет  совершенно   иное
происхождение,   что  уже  имело  исторический   прецедент  --  промышленную
революцию.
     Эти два процесса  происходили  одновременно, постоянно оказывая друг на
друга влияние, но по происхождению и сути  своей они были разными явлениями.
Даже  если  бы  не  было  угля, пара  и  различных  механизмов, нечто  вроде
промышленной революции все равно  произошло бы; однако  в  этом  случае  это
явление  в  гораздо большей степени напоминало  бы  социальные  и финансовые
процессы в последние годы Римской республики. Снова повторилась бы история с
лишенными земли свободными крестьянами, артельным трудом, крупными имениями,
крупными финансовыми состояниями  и разрушительными для общества финансовыми
процессами.
     Даже фабричный способ производства возник до появления электричества  и
машин.  Фабрики  были  продуктом  не  механизации,   а  "разделения  труда".
Выполнявшие заученные движения  и жестоко эксплуатируемые рабочие занимались
изготовлением  таких вещей, как дамские шляпы, картонные коробки  и  мебель,
раскрашивали географические  карты, книжные  иллюстрации и тому подобное еще
до того, как для промышленных процессов стали применять водяное колесо.
     Фабрики существовали  в  Риме уже  во  времена  Августа.  Например,  на
фабриках, принадлежавших  продавцам книг, новые книги  диктовались  сидевшим
рядами   копировальщикам.   Внимательный   читатель   произведений   Дефо  и
политических памфлетов Филдинга обратит  внимание на то, что в Британии идея
сгонять  в  кучу  неимущих  людей  и  организовывать  предприятия,  где  они
коллективно зарабатывали бы себе на  жизнь,  находилась в  стадии реализации
уже  в конце XVII в. Еще в "Утопии" (1516) Томаса Мора содержатся откровения
по этому поводу. Так  что промышленная революция была явлением социальным, а
не механическим.
     Механическая  революция,  как процесс  научных изобретений  и открытий,
была новым фактором  человеческого опыта и продолжалась независимо от  своих
возможных    социальных,    политических,   экономических   и   промышленных
последствий.  Промышленная  революция, с другой  стороны, как и  большинство
аспектов  человеческой  деятельности, претерпевала  и претерпевает все более
глубокие   изменения,   вызванные   постоянными   переменами    в   условиях
человеческого  существования, являющихся результатом механической революции.
И основное отличие между накоплением богатств, разорением мелких фермеров  и
мелких  бизнесменов, а также эпохой крупных капиталов  в  последние столетия
Римской республики и весьма похожей концентрацией капитала в XVIII и XIX вв.
заключается  в  глубоких   различиях   в   характере  труда,   обусловленных
механической революцией.
     В эпоху ранних цивилизаций значительная часть человечества  была занята
выполнением  нудной, чисто  механической  работы.  На  раннем  этапе  своего
внедрения  механизмы  с  силовым  приводом  не  обещали,  казалось, никакого
избавления  от   отупляющего  физического  труда.   Крупные   партии   людей
использовались при прокладке каналов, строительстве железнодорожных насыпей,
плотин  и  т.  п.  В огромных масштабах  возросла  численность шахтеров.  Но
количество  оборудования и  выпуск товаров увеличились  в  еще более крупных
масштабах. И  по  мере  того  как продолжалось  XIX  столетие,  все  прочнее
утверждалась простая логика новой ситуации.
     Человеческие  существа  как  источник  простой  и  недифференцированной
энергии больше не требовались.  Выполняемая  человеком  механическая  работа
могла  быть  лучше  и   быстрее  выполнена  машиной.  Человеческое  существо
требовалось   теперь   только   там,   где   существовала   необходимость  в
избирательном  и  интеллектуальном подходе. Труженик,  бывший  основой  всех
предыдущих   цивилизаций,  существо,  воплощавшее  послушание,  человек,  ум
которого не  был  востребован, стал  лишним  в  процессе  производства  благ
человечества.
     Это касалось и  таких древних отраслей, как сельское хозяйство и добыча
полезных  ископаемых,  и  совсем  новых  металлургических  технологий.   При
вспашке, посевных работах  и сборе  урожая  проворные  машины заменили собой
труд десятков людей. Здесь Америка обогнала Старый Свет. Римская цивилизация
была   создана  дешевым   трудом   деградировавших   человеческих   существ;
современная цивилизация воссоздается за счет дешевой механической энергии. В
течение ста лет энергия дешевела, а труд дорожал. И если механизмы появились
в шахте  лет через двадцать после своего  изобретения, то это случилось лишь
потому, что в течение этого  времени люди обходились дешевле, чем  машины. В
графствах Нортамберленд и Дарем, на ранней стадии добычи угля в шахтах, труд
людей ценился так  дешево, что никто  обычно не подсчитывал,  сколько  людей
погибало  при  авариях  в  шахтах.  Для  изменения   такого   положения  дел
требовалось профсоюзное движение.
     Однако   общая   тенденция   к   замене   человеческого   труда   более
производительным  машинным  трудом  стала  крайне  важным фактором  в  жизни
человеческого  общества.  Основной  заботой  богачей  и правителей в  старых
цивилизациях было обеспечение нужного количества тружеников. Иного источника
богатства  просто  не  существовало.  По  мере  того  как  продолжалось  XIX
столетие, умные  и деятельные люди все лучше понимали,  что простой  человек
должен теперь стать чем-то большим, чем  просто  "трудягой".  Ему  надо было
дать образование  --  хотя бы для  того, чтобы  обеспечить его "промышленную
эффективность". Он должен был осознать свое предназначение.
     Вторая  половина XIX в.  была  периодом  быстрого  прогресса  народного
образования во всем мире, который разделял ценнос-
     ти  Западной  цивилизации.  В   образовании   высших   слоев   общества
аналогичного  процесса не наблюдалось: какое-то продвижение, конечно,  было,
но  совершенно  несоизмеримое  --  и  поэтому  пропасть,  прежде разделявшая
образованных читателей и неграмотные массы, превратилась в немногим большее,
чем едва уловимая разница в образовательных уровнях.
     В  основе  этого  процесса  лежала  механическая  революция,  явно   не
зависящая  от  социальных  условий,  однако  неумолимо   требующая   полного
устранения неграмотности населения повсюду в мире.
     В данном "Очерке"  мы не забыли рассказать о  постепенном  формировании
класса простых  людей с  собственными  объединяющими устремлениями и идеями.
Пишущий  эти   строки   убежден,  что  массовые  движения  "простых  людей",
охватывающие  значительные пространства,  стали возможны лишь  в  результате
пропагандистского воздействия  религий -- христианства  или ислама --  с  их
настоятельным требованием индивидуального самоуважения.
     Механическая революция не только  требовала  всеобщего образования, она
вела  к   появлению   крупных  капиталов  и  крупномасштабной  реорганизации
промышленности, призванных дать  простым людям новую  и непривычную  систему
идей  вместо обычного,  чреватого  неприятностями  непослушания и  стихийных
бунтов, присущих необразованному простонародью.
     Мы   уже  рассказывали  о  том  расколе,  который  внесла  промышленная
революция в среду класса производителей -- класса, до  этого второстепенного
и пестрого по своему составу. Она расколола его на две части: работодателей,
ставших  достаточно  богатыми,  чтобы слиться  с представителями финансовой,
торговой и землевладельческой элиты, и наемных работников, по своему статусу
все больше  уподоблявшихся участникам  артельного и сельского  труда.  В  то
время как социальное  положение промышленного наемного работника ухудшалось,
социальное  положение  сельского  работника  улучшалось благодаря  появлению
сельскохозяйственной техники и увеличению производительности его труда.
     В середине XIX в.  Карл Маркс  (1818--1883), немецкий еврей, обладавший
обширной  и  разносторонней  эрудицией,  указывал на  то,  что  формирование
рабочего  класса   неуклонно  растущей  группой   собственников-капиталистов
создавало  новую  классовую  структуру  общества,  которая пришла  на  смену
прежней, более сложной классовой системе.
     Собственность, бывшая  эквивалентом власти, сосредоточивалась  в  руках
относительно  немногих, в  руках богатых и влиятельных людей, представителей
класса  капиталистов; одновременно происходило невиданное сплочение рабочих,
обладавших малой собственностью или без таковой вообще, которых он называл
     "экспроприированными"  или  "пролетариатом",--  неверно  используя  это
слово,--  и  которые,  как  он  считал,  неизбежно  должны  были  выработать
"классовое  сознание"  в  результате  конфликта их  интересов  с  интересами
богачей.
     Эти  классы,  поначалу  не связанные  ничем,  кроме  общего  обнищания,
претерпевали теперь  совместное снижение или  повышение уровня  жизни,  были
вынуждены читать одни и те же книги и переносить одни и те же неудобства. Во
всем мире все более  очевидным  становилось чувство солидарности между всеми
малоимущими и нищими людьми, направленное против класса, который накапливает
в своих руках прибыли и богатство.
     Отмирали   прежние   различия   --   различия   между  ремесленником  и
сельскохозяйственным  работником, между рабочим  и  служащим,  между  бедным
представителем духовенства и директором начальной школы, между полицейским и
водителем автобуса.  Все они покупали одну и ту же дешевую мебель и  жили  в
похожих друг на друга дешевых домах; их сыновья и дочери тесно общались друг
с  другом и  создавали общие  семьи;  у рядовых  членов  общества все меньше
оставалось надежд добиться успеха и пробиться в его верхние слои.
     Определение общих закономерностей в развитии  идей, которое происходило
во  время механической и  промышленной  революций  XIX  в.,  является  очень
трудной  задачей. Но  мы  должны  приступить к  ее решению,  если собираемся
определить связь между прошлым и тем, что происходит сейчас.
     Удобства ради разделим сто лет  между годом  1814  и 1914 годом  на два
основных периода.
     Сначала   идет   период  1814--1848  гг.,   когда  значительный  массив
либеральной мысли  и  литературы  существовал лишь в ограниченных кругах, но
когда в  воззрениях общей  массы  людей еще не произошло крупных  перемен. В
течение всего этого периода общество жило, если можно так выразиться, старым
интеллектуальным  капиталом,  оно  строило  свою  жизнь  в  соответствии   с
основными  идеями   революции  и   контрреволюции.  Основными   либеральными
ценностями   были  свобода  и  некий  расплывчатый  эгалитаризм;  ценностями
консервативными были монархия, официальная религия, социальные привилегии  и
послушание.
     До 1848 г. духу  Священного союза,  духу Меттерниха с  трудом удавалось
препятствовать возвращению Европейской революции, которую Наполеон предал  и
приостановил.  С  другой стороны,  в  Америке,  как  Северной, так  и Южной,
революция празд-
     новала победу, и либерализм XIX в. господствовал безраздельно. Британия
была  страной  противоречий  --  ни   полностью  реакционной,  ни  полностью
прогрессивной,  страной  как  Кромвеля,  так  и  "веселого  монарха"  Карла,
антиавстрийской,   антибурбонской,  антипапской,   но   все   же   несколько
репрессивной.  Мы уже рассказывали о ряде первых либеральных  бурь  в Европе
около 1830 года.  В  1832  г.  парламентская  реформа, значительно  расширив
избирательное право и частично восстановив  представительный характер палаты
общин, разрядила ситуацию в Британии.
     Около  1848 года  произошла вторая и  более  серьезная серия восстаний,
свергнувших Орлеанскую монархию и установивших Вторую  республику во Франции
(1848--1852), поднявших  Северную Италию и Венгрию против Австрии, поляков в
Познани  против  немцев  и заставивших  Папу  спасаться  бегством от римских
республиканцев.
     В Праге состоялась весьма интересная Панславянская конференция, ставшая
предвестником многих  территориальных изменений  1919  г. Она была разогнана
после  того, как восстание в  Праге подавили австрийские войска. Восстание в
Венгрии имело более ожесточенный характер и продолжалось в течение двух лет.
Его выдающимся руководителем  был Лайош Кошут; потерпев поражение и пребывая
в изгнании,  он тем не менее продолжал вести  активную пропаганду за свободу
своего народа.
     В конечном  итоге все эти  восстания  потерпели неудачу; существовавшая
система зашаталась,  но выстояла. Несомненно,  что  в  основе этих революций
лежало серьезное социальное недовольство, однако, за исключением восстания в
Париже,  у  них  не было  четкой  формы.  Этот ураган 1848 года  в отношении
остальной  Европы  можно лучше всего охарактеризовать как  бунт естественной
политической  карты  против  искусственных  построений  дипломатов  Венского
конгресса    и   против   системы   подавления,   которую   эти   построения
предусматривали.
     Можно сказать, что история  Европы с  1815 по  1848 г.  явилась в целом
продолжением  истории Европы с года 1789 по  год 1814.  В этой композиции не
было по-настоящему новых мотивов. На первом месте была борьба,  причем часто
борьба безрассудная и неорганизованная, простых людей против системы великих
держав, которая угнетала жизнь человечества и препятствовала его прогрессу.
     Но после  1848 г.,  с 1848 по  1914 г.,  в  то время, как  продолжались
изменения  политической карты,  в  результате  которых возникли объединенная
Италия и объединенная Германия, начался новый этап в  процессе  ментальной и
политической адаптации к  новым знаниям и  новым  материальным  возможностям
человечества. В разум среднего европейца произошло великое вторже-
     ние новых  социальных,  религиозных  и политических идей. В последующих
разделах мы рассмотрим происхождение и природу этого вторжения. Оно заложило
основу нашей современной  политической мысли,  однако в  течение длительного
времени не оказывало существенного  влияния на политику. Политика продолжала
существовать  по старым принципам, но  пользовалась все меньшей поддержкой в
разуме и совести людей.
     Мы уже рассказывали о том, как мощный интеллектуальный процесс подорвал
основы великой монархии во Франции перед  1789 г.  Похожий подрывной процесс
происходил повсюду в Европе  в период  великих  держав с 1848 по 1914 гг. По
всему   социальному   организму   распространились   глубокие   сомнения   в
правильности  этой  системы государственного  правления  и  в  оправданности
неограниченных свобод для многих форм собственности в экономической системе.
     А  затем  разразилась величайшая и  наиболее  опустошительная  война  в
истории, и поэтому  до  сих пор невозможно определить  силу  и размах  новых
идей, накопленных за эти шестьдесят  шесть лет.  Мы пережили катастрофу даже
большую,  чем  наполеоновская катастрофа, и  сейчас,  в 1930 г., находимся в
периоде застоя, который соответствует периоду 1815--1830 гг. Наш 1830 и 1848
гг. еще впереди. Их приход покажет нам, на каком этапе мы находимся.
     Мы  проследили  на страницах этой  истории  постепенное  развитие  идеи
собственности от  первых неограниченных претензий сильного человека на право
владеть всем до  осознания того, что братство людей есть нечто превосходящее
преследование  личных  интересов.  Поначалу  в  общества более крупные,  чем
племенные, людей  загонял  страх перед монархом  или божеством. И  только  в
последние   три,   самое   большее  четыре  тысячи   лет  появились   четкие
свидетельства того, что идея добровольного самоотречения  ради более высокой
цели  стала   приемлемой  для  людей   или  что  подобные   взгляды   кто-то
провозглашал.
     Затем мы видим, как на поверхности общественной жизни, словно солнечные
пятна  на склоне  холма  в ветреный весенний  день,  стали  распространяться
представления о том, что в самоотречении заключается счастье  большее, чем в
любом личном триумфе или достижении, что  жизнь человечества является чем-то
другим,  более  значительным  и  более важным,  чем просто  сумма  отдельных
человеческих жизней.  Мы видим, что в учениях Будды, Лао-цзы  и ярче всего в
учении  Иисуса  из  Назарета  эта  идея превратилась в маяк  и  ослепительно
засверкала, разгоняя мрак.
     Несмотря на все отклонения и искажения, христианство  никогда полностью
не  отказывалось  от  преданности  общему  благу  во  имя  Господа,  которое
заставляет  личную  помпезность  монархов  и  правителей  выглядеть  подобно
наглости  разодетого  слуги,  а  великолепие  богатства  и связанные  с  ним
удовольствия -- как добыча грабителей. Ни один человек, живущий в  обществе,
затронутом такой религией, как  христианство  или ислам, уже не  может  быть
полностью  рабом.   В  этих  религиях  есть  некое   неистребимое  свойство,
понуждающее людей  судить  своих  хозяев и  осознавать  свою ответственность
перед миром.
     По  мере  того как люди ощупью  продвигались  от жестокой эгоистической
жадности и  инстинктивной  агрессивности родовой общины раннего палеолита  к
этому новому состоянию умов, они стремились выразить эту перемену в мыслях и
целях весьма по-разному.  Они вошли  в противоречие  и конфликт  с  прежними
идеями, проявили  естественную тенденцию  к  открытому  противостоянию  этим
идеям и часто бросались из одной крайности в другую.
     Первая  половина XIX в. была  свидетелем  целого ряда  экспериментов по
созданию пробных человеческих обществ нового типа. Одними из наиболее важных
в историческом  смысле  были эксперименты и идеи Роберта Оуэна (1771--1858),
хозяина  прядильной  фабрики  в  Манчестере.  Его обычно  рассматривают  как
родоначальника современного социализма; именно в связи  с его  деятельностью
впервые появилось слово "социализм" (около 1835 г.).
     Роберт  Оуэн,  без сомнения,  был весьма  компетентным бизнесменом:  он
осуществил  ряд  нововведений  в  хлопкопрядильной  промышленности  и еще  в
молодом возрасте  заработал  себе приличное состояние. Его глубоко волновала
бессмысленная растрата  человеческого  потенциала  его  рабочих, и он  решил
улучшить условия их жизни и труда, а также отношения между  работодателем  и
работником. Сначала он попытался  осуществить эти планы на  своей  фабрике в
Манчестере, а  затем  -- в Нью-Ланарке (Шотландия), где  он  был управляющим
предприятия, на котором были заняты около двух тысяч человек.
     В  период  между 1800 и 1828 гг. он добился очень многого: был сокращен
рабочий день, улучшены санитарные условия  труда;  он отказался от приема на
работу совсем  маленьких детей, улучшил  подготовку своих рабочих, обеспечил
выплату пособия по безработице в периоды торговой депрессии, учредил систему
школ и  превратил Нью-Ланарк в образец просвещенного индустриализма, в то же
время сохранив его высокую рентабельность.
     Он занимался активной публицистической  деятельностью, защищая  большую
часть человечества  от  обвинений  в  невоздержанности  и  недальновидности,
которые распространялись для оправдания экономических несправедливостей того
времени. Он утверждал, что люди в основном являются продуктом  воспитывающей
их  среды   --   тезис,   который  сегодня   уже   не  нуждается   в  особых
доказательствах,-- и занимался  активной пропагандой тех  воззрений, которые
нашли свое подтверждение в Нью-Ланарке.
     Он   критиковал   своих  коллег-промышленников   за  их   эгоистическое
безразличие, и в 1819 г., в основном его усилиями, был принят Фабричный  акт
--  первая  попытка  предотвратить  самые  вопиющие  проявления  жадности  и
недальновидности   предпринимателей,  пользовавшихся  тяжелым   материальным
положением  своих  работников.  Некоторые  из  содержащихся  в  этом  законе
ограничений  не могут в наши  дни не вызвать изумления. Кажется невероятным,
что когда-то существовала необходимость защищать маленьких детей  девяти (!)
лет  от фабричного труда или ограничивать номинальный рабочий  день взрослых
до двенадцати часов.
     Люди  чересчур склонны изображать промышленную революцию так, будто она
привела к порабощению  и изнурению бедных  маленьких детей,  которые  до нее
жили  свободно  и счастливо. Это является  искажением истории.  Еще на  заре
цивилизации маленькие дети бедняков вынуждены были выполнять любую посильную
для   них   работу.   Фабричная   система   просто   сконцентрировала   этот
несовершеннолетний   труд   и  придала  ему   систематический,  открытый   и
скандальный характер.
     Фабричная  система  вступила  в  противоречие  с  растущим   пониманием
подобной несправедливости. Британский Фабричный акт 1819 г., каким бы слабым
и  недостаточным он  нам  ни  казался, стал для  детей  своего  рода Великой
хартией вольностей. С его появлением начался  процесс защиты детей  бедняков
сначала от наемного труда, а затем от голода и неграмотности.
     Мы не можем здесь подробно изложить историю жизни и деятельности Оуэна.
Он понимал, что его работа  в  Нью-Ланарке  была  лишь испытанием  небольшой
действующей  модели. То,  что  можно  сделать для одной промышленной общины,
утверждал он, можно сделать и для всех промышленных общин по всей стране. Он
выступал за переселение рабочих  в  небольшие города,  образцом  для которых
служил бы Нью-Ланарк.
     Казалось, на некоторое время он пленил воображение  всего мира. "Тайме"
и "Морнинг Пост" выступали в поддержку его предложений; одним из посетителей
Нью-Ланарка   был  великий  князь  Николай,  который  стал  преемником  царя
Александра I; его  верным другом был герцог Кентский, сын  Георга III и отец
королевы Виктории.
     Но все недоброжелатели  перемен  и все те  (а таких всегда  много), кто
завидовал его  работникам,  а  также те  работодатели, которые  боялись  его
проектов, ждали  удобного  случая,  чтобы нанести  Оуэну  контрудар;  и этот
случай   представился  им  в   его  религиозных  высказываниях,   враждебных
официальному  христианству. Таким  образом, им удалось его дискредитировать.
Однако Оуэн продолжал экспериментировать и воплощать в жизнь свои проекты,
     главным из которых была коммуна "Новая Гармония" в штате Индиана (США),
куда он  вложил большую часть своего капитала. Партнеры  выкупили его долю в
Нью-Ланаркском предприятии в 1828 году.
     Эксперименты и предложения Оуэна охватывали множество  сфер,  их нельзя
свести к какому-то единому  рецепту  переустройства. В нем не было ничего от
доктринера.  Его  Нью-Ланаркский  эксперимент  был  первым  из  целого  ряда
"доброжелательных предприятий" во всем мире.
     Порт  Санлайт лорда Леверхалма.  Борнвилл братьев Кэдбери и предприятия
Форда в  Америке  являются более  современными  примерами и еще  одним шагом
вперед к коммунизму.  Идеи Оуэна  о создании государственных поселений были,
по  сути,  тем,  что  мы  сегодня называем государственным  социализмом. Его
американский опыт  и поздние  писания указывают на формирование у него более
завершенных  социалистических   взглядов   и   более  решительный  отход  от
существовавшего положения дел.
     Загадка  денег  явно  занимала   ум  Оуэна.   Он  понимал,  что  нельзя
рассчитывать на реальную экономическую справедливость, пока за работу платят
деньгами,  ценность которых  колеблется.  Это  было  бы  то  же  самое,  что
рассчитывать на пунктуальность при колеблющейся продолжительности часа.
     Относительно  раннего  социализма  Оуэна  следует   еще  отметить,  что
поначалу  он  совсем  не был  "демократическим".  Демократическая  идея была
привнесена в него позже. В основе его лежала благотворительность, его ранняя
форма  была  патриархальной;  он  был тем, чему рабочих должны  были научить
либерально  настроенные  работодатели  и  лидеры.  Первый  социализм  не был
движением рабочих, это  было движение хозяев. На протяжении всей его истории
идеология социализма в основном  была творением не рабочих, а представителей
других слоев  общества.  Маркса характеризуют как "аристократа", Энгельс был
коммерсантом, Ленин -- членом семьи, владевшей земельной собственностью.
     Одновременно  с  деятельностью Оуэна в  Америке и Британии  имели место
другие и  совершенно независимые явления,  которым в конечном  счете суждено
было сблизиться  с  его  социалистическими  идеями.  В  течение  длительного
времени  английское  законодательство  запрещало  объединения, имевшие целью
ограничение  торговли,  объединения, направленные на искусственное  поднятие
цен  или  зарплаты  посредством  согласованных   действий.  Эти  запреты  не
оказывали  особо негативного влияния до тех пор, пока в XVIII в. изменения в
сельском хозяйстве и  промышленности  не привели к  появлению огромных  масс
рабочих, живущих впроголодь и конкурирующих за частичную занятость.
     В этих новых условиях рабочие многих отраслей промышленности  очутились
в невыносимо тяжелом  положении.  Они были вынуждены противодействовать друг
другу;  каждый  день  и каждый  час никто  не  знал,  на  какие  еще уступки
работодателю мог пойти
     его  товарищ  и  какие дальнейшие снижения зарплаты или повышения  норм
выработки могут за этими уступками последовать.
     Объединение против  попыток  продать свой труд по сниженной  цене стало
для рабочих  жизненной  необходимостью,  хоть оно  и  было тогда незаконным.
Поначалу  подобные соглашения  приходилось осуществлять и  контролировать  с
помощью  тайных  обществ или  же  клубов, учреждаемых для  совершенно других
целей  --  социальных клубов, похоронных  обществ и им подобных,  призванных
замаскировать объединения в защиту заработной платы. То, что эти  ассоциации
были   незаконными,  располагало   их  к  насилию;  они  проявляли   крайнюю
враждебность  к  штрейкбрехерам и "отступникам",  которые  не  желали  к ним
присоединяться, и очень круто обходились с предателями.
     В 1824 г. палата общин осознала необходимость разрядить напряженность в
данной ситуации  и признала за  рабочими  право  создавать  объединения  для
осуществления  "коллективных  соглашений"   с   хозяевами.  Это   обеспечило
профсоюзам  значительную  степень  свободы  в  их развитии.  Поначалу  очень
неповоротливые    и   примитивные   организации   с   весьма   ограниченными
полномочиями,  профессиональные  союзы  постепенно окрепли и превратились  в
настоящее   четвертое   сословие  страны,   разветвленную  систему  органов,
представляющих интересы огромного числа промышленных рабочих.
     Впервые возникнув в Британии и Америке, они, с различными национальными
особенностями и в  условиях различных  законодательств,  распространились на
Францию, Германию и все общества западного типа.
     Поначалу  возникшее  для  поддержания  надлежащего  уровня  зарплаты  и
ограничения невыносимой продолжительности рабочего дня, профсоюзное движение
было  на  своем  раннем  этапе чем-то  совершенно  отличным  от  социализма.
Профсоюзный   деятель    пытался   получить    максимум   из    существующей
капиталистической   системы  и  существующих  условий  найма.  Социалист  же
предлагал изменить саму систему.
     Творческое воображение  Карла  Маркса  и  его  способность  к обобщению
способствовали тому,  что между этими двумя движениями возникла взаимосвязь.
В  этом человеке присутствовало очень сильное ощущение истории;  он одним из
первых понял, что старые общественные  классы,  существовавшие еще со времен
начала цивилизации, находятся в процессе распада и перегруппировки.
     Присущее  Марксу, как еврею, коммерческое  чутье  очень помогло  ему  в
понимании сути антагонизма между трудом и собственностью. А тот факт, что он
родился  и  вырос в Германии  -- где, как мы  уже говорили, тенденция класса
окостеневать и пре-
     вращаться в касту  была более очевидной, чем в любой другой европейской
стране,-- сыграл  важную роль в его предположении  о том, что трудящиеся уже
начали   вырабатывать   классовое   сознание   и  становиться   коллективным
антагонистом   тех   классов,   которые   накапливали   собственность.   Ему
представлялось,  что  профсоюзное  движение  как  раз  и  является  примером
развития классового сознания рабочих.
     Каким, спрашивал он, будет исход "классовой борьбы" между капиталистами
и пролетариатом?  Как он предполагал, дельцы-капиталисты, из-за  присущей им
жадности и агрессивности, будут накапливать власть над капиталом в руках все
меньшего и меньшего  числа людей, пока  наконец не  сконцентрируют  средства
производства,  транспорт и тому подобное  до такой степени и в  такой форме,
что  их   смогут  захватить   рабочие,  классовое   сознание  которых  будет
развиваться адекватно процессу организации и концентрации промышленности.
     Они  завладеют  этим  капиталом  и  станут  использовать  его  в  своих
интересах.  Это   будет   социальной  революцией.  В  результате   ее  будут
восстановлены индивидуальная собственность и свобода, основой для чего будут
общественная собственность на землю и управление обществом как совокупностью
крупных   производственных   сфер,   организованных   и   сконцентрированных
капиталистом-частником. Это будет конец  "капиталистической" системы, но  не
конец  системы капитализма.  На  смену  частнособственническому  капитализму
придет капитализм государственный.
     Последующая  история  социализма   является  переплетением   британской
традиции  Оуэна и немецкой  традиции "классового сознания"  Маркса. Течение,
получившее название "фабианский социализм", то есть интерпретация социализма
английским Фабианским  обществом,  импонировало  здравомыслящим  людям  всех
классов.   "Ревизионизм"  в   немецком  социализме   действовал  в  том   же
направлении.  Но  в  целом,  именно  Маркс  оппонировал  взглядам  Оуэна,  в
результате чего социалисты во  всем мире рассчитывали  в своих планах только
на организацию трудящихся, которая обеспечит ударную силу, способную вырвать
контроль   над   политической  и  экономической  жизнью   общества   из  рук
безответственных частных собственников.
     Таковы основные черты проекта под названием "социализм". Его недостатки
и незавершенность мы обсудим в нашем следующем разделе. Неизбежным, наверно,
было то,  что социализм подвергся значительным  искажениям и  упрощениям под
влиянием сомнений  и  дебатов, а также различных сект  и  школ; они являются
симптомами роста,  словно прыщи на юношеском  лице. В этой работе  мы  можем
бросить  лишь беглый  взгляд на разницу между  государственным  социализмом,
который  управляет  экономикой  страны   через  свою  систему  политического
правления,  и  более  поздними  направлениями  синдикализма   и  отраслевого
социализма,   при   которых   большая  доля   управления   всеми   отраслями
промышленности будет у рабочих каждой профес-
     сии  --  включая  директоров  и управляющих -- в каждой  отрасли. Такой
"профсоюзный социализм" действительно является новым типом капитализма,  при
котором собрание рабочих и служащих в каждой  отрасли промышленности заменит
собой   частных   капиталистов,   владеющих  этой   отраслью.   Коллективным
капиталистом становится промышленный персонал.
        5
     Система марксистских воззрений указывает на  концентрацию революционных
сил в современном мире. Эти силы будут постоянно стремиться к  революции. Но
Маркс  явно  поспешил  с  предположением о  том,  что  революционный импульс
обязательно  приведет к появлению  упорядоченного общества нового и  лучшего
образца.  Революция  может  остановиться  на  полпути  и  привести просто  к
разрушению. Ни одно из социалистических течений пока еще четко не определило
предполагаемый им тип государственного правления.
     Большевики  в  своем   русском  эксперименте  руководствовались  фразой
"диктатура пролетариата", а  Сталин оказался таким же деспотом,  как и столь
же благонамеренный царь Александр 1.
     В своем кратком описании Французской революции мы постарались показать,
что революция не может учредить ничего, что не было бы уже продумано заранее
и  воспринято широкой общественностью. Французская революция, столкнувшись с
неожиданными  трудностями в  экономике,  денежной  системе  и  международных
отношениях,  деградировала  к эготизму  нуворишей Директории,  а в  конечном
итоге -- к эготизму Наполеона.
     Постоянно поддерживаемые  законность и планирование более необходимы во
времена  революционные, чем в обычные  скучные времена, потому что  во время
революции  общество  гораздо быстрее скатывается к  обычной неразберихе  при
господстве людей, склонных к насилию и беспринципности.
     Мы уже  обсуждали взаимосвязь между социальным развитием и ограничением
идеи    собственности.   Существуют   несколько    интеллектуальных    школ,
пропагандирующих ограничение собственности в той или иной степени. Коммунизм
предлагает  отменить собственность вообще или,  иными  словами, все  сделать
общим. С другой стороны, современный социализм,-- которому больше подошло бы
название   "коллективизм",--    делает   четкое   различие    между   личной
собственностью  и собственностью коллективной. Суть  предложений социалистов
заключатся в том, что земля, а также все естественные средства производства,
транспорт и распределение должны находиться в  коллективной собственности. В
этих рамках должны быть обеспечены максимум свободы частной  собственности и
неограниченная свобода личности. При условии
     эффективного  управления вряд  ли  можно сомневаться, что в  наше время
нашлось  бы  много  желающих оспаривать  подобное предложение. Но  социализм
никогда не утруждал себя тщательной проработкой этой необходимой предпосылки
эффективного управления.
     Опять  же,  что  это  за  общество,  в котором  предполагается  наличие
коллективной  собственности,--   государство,  город,   округ,   нация   или
человечество? Социализм не  дает на это четкого  ответа.  Социалисты  весьма
свободно обращаются с термином "национализация", но в данном "Очерке" мы уже
подвергали   идеи  "нации"  и  "национализма"  определенной  критике.   Если
социалисты против того, чтобы  отдельная личность предъявляла права на шахту
или большой участок сельскохозяйственных угодий, как  на свою собственность,
с ограничением или запретом для других людей их  использовать, в том числе и
для  извлечения прибыли,  то почему  они  должны  позволять отдельной  нации
монополизировать  шахты,  торговые  пути  или  природные богатства  на своей
территории в ущерб остальному человечеству?
     В  этом  вопросе  в  социалистической теории  явно  существует  большая
путаница. И  если человеческой жизни  не суждено превратиться  в непрерывный
массовый  митинг  всего  человечества,  то  каким  образом  общество  должно
назначать чиновников для управления своими делами?  В конце концов,  частный
владелец   земли  или   предприятия   является  своего   рода   общественным
распорядителем  в  той степени, в какой его право  собственности  одобрено и
защищено обществом. Вместо зарплаты или гонорара он получает право извлекать
прибыль.
     Единственным веским  основанием  для  лишения его  права  собственности
является  то,  что идущее на  смену частному  собственнику  новое управление
будет  более  эффективным,  прибыльным  и более  удобным  для  общества. Но,
оказавшись не у дел,  он будет в такой же претензии  к обществу,  как  и тот
рабочий,  которого  он когда-то  уволил,  заменив каким-то  новоизобретенным
механизмом.
     Это проблема управления, являясь серьезным и  обоснованным препятствием
для немедленной реализации социализма, порождает еще более сложную  проблему
человеческих  объединений. Как  нам  обеспечить наилучший способ  управления
обществом и максимум добровольного сотрудничества людей в  этом направлении?
Эта  проблема  крайне  сложна  в  психологическом  смысле,  однако  абсурдно
считать,  что   она  является  неразрешимой.  В  подобных   вопросах  должен
существовать  некий оптимальный способ решения. И если эта проблема является
разрешимой, то одинаково абсурдно было  бы предполагать, что она уже решена.
Эта  проблема требует выработки наилучших методов  в следующих сферах  и  их
полного взаимодействия:
     <b>Образование.</b>  Подготовка  индивида  к  пониманию общественной  жизни  и
добровольному участию в ней.
     <b>Информация.</b>  Непрерывное  правдивое освещение  общественных  дел, чтобы
индивид мог вырабатывать  относительно  них собственное суждение  и одобрять
их.  С  этим  непосредственно   связано  формулирование  простых,   ясных  и
приемлемых для всех законов.
     <b>Представительство.</b> Отбор представителей и доверенных лиц для содействия
коллективным  интересам  в  гармонии с  волей  всего общества  и  на  основе
образования и правдивой информации.
     <b>Исполнительная  власть</b>.   Назначение  должностных   лиц  и  обеспечение
средств, которые гарантировали  бы их ответственность  перед обществом, но в
то же время не препятствовали разумным инициативам.
     <b>Научно-исследовательская  деятельность.</b> Систематический  анализ текущих
дел и законодательства с целью обеспечения информации, на основании  которой
люди  могли  бы   делать  правильные  выводы   и  с  их  помощью   постоянно
совершенствовать организацию общества.
     Таковы  пять аспектов этой  обширной проблемы. В окружающем нас мире мы
видим   сиюминутные  средства  во   всех   этих  сферах,   средства,   плохо
скоординированные  друг с другом и сами  по  себе  неудовлетворительные.  Мы
видим,  что  плохо организованная  система образования  финансируется крайне
скупо,  ее работа усложняется  вмешательством  и противостоянием религиозных
организаций;  мы видим, что информация  для  общества  подается  в  основном
продажной  прессой, зависимой от рекламодателей  и спонсоров; мы видим,  что
из-за  фарсовых  избирательных  методов  никого  не представляющие  политики
возвращаются  во власть,  подобно  наследственным  правителям  или случайным
завоевателям; повсюду исполнительная власть в той или иной степени находится
под влиянием или  контролем групп  богатых  авантюристов, а  политическая  и
социальная  наука,  а также  общественная  критика все еще  являются участью
преданных  своему  делу  эксцентричных  индивидуумов,  а  не  официальной  и
почетной функцией в государстве.
     Необходимо проделать огромный  объем интеллектуального труда, дискуссий
и  образовательной  работы в  течение многих  лет, а  может  десятилетий или
столетий -- кто знает?  -- прежде  чем на всей  нашей  земле  появится новый
порядок,  спланированный  так, как  планируются  железные дороги  или  суда,
работающий так же  четко, как почта или телеграф. И  пока новый  по рядок не
объединит  человечество  своей   системой,  жизнь   людей,  как   мы  вскоре
продемонстрируем  на   примере  европейских  войн  после  1854  года,  будет
становиться  все   более   нестабильной,   опасной,  несчастной  и  чреватой
катастрофами,  так как  способы ведения войны  будут становиться  все  более
мощными  и разрушительными  благодаря  достижениям  непрерывной механической
революции.  "Труд,  богатство  и   счастье  человечества"  --  третья  часть
трилогии, включающая  в себя данный  "Очерк"  и  "Науку  жизни",--  является
предварительным обзором наличных условий, из которых должен возникнуть новый
порядок.
     В то  время  как  порожденная  успехами  физической науки  механическая
революция разрушала складывавшееся веками традиционное социальное деление на
классы  и  создавала новые  идеалы  и новые  возможности  для  строительства
справедливого человеческого общества  и  справедливого  миропорядка, в сфере
религиозной мысли  происходили такие же важные и ранее не виданные перемены.
Постоянной  причиной   этих  религиозных  пертурбаций,   как   и   в  случае
механической революции, стал прогресс в области научных знаний.
     Люди узнали о  своем истинном положении в пространстве задолго до того,
как они  определили себя во времени.  Мы уже упоминали о первых астрономах и
рассказали, как Галилея заставили отказаться от утверждения о том, что Земля
вращается вокруг  Солнца. Его вынудила  к  этому Церковь,  а Церкви пришлось
сделать это по той причине, что любое сомнение  в том, что наш  мир является
центром   вселенной,   якобы  наносило  смертельный   удар   по   авторитету
христианства.
     Историческим   фактом  является  то,  что  учение  Иисуса  из  Назарета
содержало в себе  нечто совершенно новое и созидательное. Иисус проповедовал
Царство Небесное  в  сердцах  и  мире  людей.  Насколько  мы  можем судить с
нынешней  исторической  дистанции, в  его учении не было ничего такого,  что
противоречило  бы   какому-либо  открытию  или   факту  в   истории  мира  и
человечества.
     Но историческим  фактом  является  также и  то, что  св.  Павел  и  его
последователи  посредством  различных  дополнений  создали  новую  доктрину,
которая  заменила  собой простое и  глубоко революционное учение Иисуса. Она
содержала в  себе  весьма  сложное  толкование спасения, которого можно было
достичь  главным   образом   через  веру  и  формальности,  без  какого-либо
серьезного изменения привычек и занятий верующего. И в этом учении св. Павла
содержались   весьма  определенные   взгляды  относительно  истории  мира  и
человечества.
     Не  дело историка  --  заниматься  опровержением  или  пояснением  этих
религиозных взглядов; пр