завел себе трехколесный велосипед. Я как раз приволок его сюда. - Приволокли?! - повторила удивленная Джесси. - На шнурке от ботинка. А часть пути тащил его на спине. Все вдруг замолчали. Джесси не в то горло крошка попала. На лице мистера Хупдрайвера отразились попеременно все стадии недоумения. Потом он догадался: - Произошла авария? - Едва ли это можно назвать аварией. Просто колеса внезапно перестали вертеться. И я оказался в пяти милях отсюда с совершенно неподвижной машиной. - Вот как! - произнес мистер Хупдрайвер с понимающим видом, а Джесси только бросила взгляд на этого безумца. - Оказалось, - продолжал священник, довольный тем впечатлением, какое он произвел, - что мой слуга тщательно промыл подшипники парафином, дал машине высохнуть, а смазать маслом потом забыл. В результате они основательно нагрелись, и колеса перестали вращаться. Уже вначале велосипед шел тяжело и со скрипом, а я приписал это тому, что плохо работаю ногами и просто удвоил усилия. - Жарко вам пришлось, не меньше, чем им, - заметил мистер Хупдрайвер. - Трудно точнее выразиться. Такое уж у меня в жизни правило: что бы я ни делал, стараться изо всех сил. А подшипники, по-моему, раскалились докрасна. В конце концов одно колесо совсем остановилось. Это было боковое колесо, и остановка его неизбежно привела к тому, что вся машина перекувырнулась и я вместе с ней. - Вы хотите сказать, что слетели с нее? - спросил мистер Хупдрайвер, внезапно оживившись. - Вот именно. А так как я не желал признать себя побежденным, то летал не раз. Возможно, вы поймете меня: такой уж у меня характер. Я принялся увещевать велосипед - в шутку, конечно. К счастью, на дороге никого не было. Но под конец заело все оси, и я решил прекратить неравное сражение. Мой трехколесный велосипед стал ничуть не лучше тяжелого кресла без колесиков. Надо было либо тащить его, либо нести. В дверях показалась еда священника. - Целых пять миль, - произнес он. И начал поглощать хлеб с маслом. - К счастью, - сказал он, - у меня хорошее пищеварение, и человек я энергичный - принципиально энергичный. Хорошо было бы, если б все люди были такими. - Самое было бы правильное, - согласился мистер Хупдрайвер. И священник прекратил разговор, отдав предпочтение хлебу с маслом. - Желатин, - произнес вдруг священник, задумчиво помешивая ложечкой чай, - способствует выделению танина из чая и таким образом облегчает его усвоение. - Очень полезные сведения, - заметил мистер Хупдрайвер. - Пожалуйста, пользуйтесь ими, - сказал священник, откусывая большой кусок от двух бутербродов, сложенных вместе. Под вечер наши путешественники не спеша поехали дальше, в направлении Стони-Кросса. Разговор не клеился, поскольку тему Южной Африки лучше было не трогать. Мистер Хупдрайвер молчал, обуреваемый неприятными мыслями. В Рингвуде он разменял последний соверен и осознал это обстоятельство только теперь. Только теперь, когда было уже поздно, задумался он над своими ресурсами. В сберегательной кассе на почте в Путни у него лежало фунтов двадцать, а то и больше, но его книжка была заперта в сундучке в заведении господ Энтробус, иначе этот влюбленный безумец тихонько вынул бы всю сумму, чтобы хоть на несколько дней продлить поездку. А теперь тень конца нависала над его счастьем. Как ни странно, но, несмотря на снедавшую его тревогу и утреннее недомогание, настроение у него было отнюдь не мрачное. Он забыл о своем притворстве и своих выдумках, вообще забыл о себе и все больше восхищался своей спутницей. Единственно, что сейчас его по-настоящему тревожило, - это необходимость обо всем рассказать ей. Долгий подъем в гору утомил их, и, не доехав до Стони-Кросса, они слезли с велосипедов и присели в тени невысокого дуба. Близ вершины дорога делала петлю и, если посмотреть назад, уходила вниз, вправо от них, и снова возвращалась к ним слева. Вокруг все было покрыто буйно разросшимся вереском, а вдоль канавы, окаймлявшей дорогу, стояли дубы; дорога была песчаная, но под откосом она казалась серой, перерезанной тенью от высоких густых деревьев. Мистер Хупдрайвер нашарил сигареты. - Мне нужно кое-что вам сказать, - заявил он, стараясь соблюдать возможно большее спокойствие. - Да? - откликнулась она. - Мне хотелось бы, понимаете ли, поговорить о ваших планах. - Они очень неопределенны, - сказала Джесси. - Вы собираетесь писать книги? - Или заняться журналистикой, или преподавать, или делать что-нибудь в этом роде. - И хотите стать независимой от мачехи? - Да. - Ну и сколько времени вам потребуется, чтобы, так сказать, пристроиться к делу? - Право, не знаю. По-моему, на свете очень много женщин-журналисток, санитарных инспекторов, художниц-графиков. Но, наверно, на это требуется время. Знаете, Джордж Эджертон пишет, что редакторами в большинстве журналов теперь сидят женщины. Мне, наверно, надо связаться с каким-нибудь литературным агентством. - Конечно, это вполне подходящая работа, - сказал Хупдрайвер, - не то, что служить в магазине тканей. - Умственный труд, учтите, тоже не такое легкое дело. - Только не для вас, - любезно сказал мистер Хупдрайвер. - Видите ли, - помолчав, продолжал он, - чертовски неприятно, конечно, говорить о таких вещах, но... у нас осталось очень мало денег. Он почувствовал, как вздрогнула Джесси, хотя и не смотрел на нее. - Я, конечно, рассчитывал, что ваша подруга откликнется и что вы сумеете предпринять сегодня какие-то шаги. - Выражение "предпринять какие-то шаги" он подслушал, когда последний раз менял деньги. - Мало денег, - промолвила Джесси. - Я как-то не думала о деньгах. - Глядите-ка! Вон едет велосипед-тандем! - воскликнул вдруг мистер Хупдрайвер и ткнул вниз сигаретой. Она посмотрела и увидела две фигуры, появившиеся среди деревьев у подножия горы. Велосипедисты согнулись в три погибели и сосредоточенно трудились, героически, но безуспешно пытаясь взять подъем. Машина была явно не приспособлена для езды по горам, а потому задний седок вскоре привстал на педалях и соскочил с велосипеда, предоставив своего товарища его судьбе. Передний седок, видимо, не был знаком с такими машинами и явно не знал, как с них слезают. Он пропетлял несколько ярдов в гору, и хвост машины вилял за ним. Наконец он попытался соскочить, как соскакивают с обычного велосипеда, задел сапогом за заднюю раму и грохнулся боком на землю. Джесси вскочила. - Боже мой! - воскликнула она. - Надеюсь, он не расшибся. Второй седок поспешил на помощь упавшему. Хупдрайвер тоже встал. Длинная неустойчивая машина была поднята и отведена в сторону, затем была оказана помощь упавшему ездоку, который медленно встал на ноги и принялся потирать ушибленное плечо. Никаких серьезных увечий у человека этого, видимо, не было, и пара вскоре занялась велосипедом, лежавшим у дороги. Хупдрайвер заметил, что оба они не в велосипедных костюмах. На одном было нелепое одеяние, за которое косвенную ответственность несут обитатели Ист-Энда, открывшие игру в гольф. Даже на таком расстоянии видна была большая кепка, ярко-рыжие кожаные гетры и клетчатые носки. Второй, тот, что ехал сзади, был человек невысокий, худой, в сером костюме. - Любители, - изрек мистер Хупдрайвер. Джесси внимательно смотрела прямо перед собой и думала о чем-то своем. Она уже не глядела на тех двоих, возившихся теперь у подножия горы с велосипедом. - Сколько у вас денег? - спросила она. Он сунул руку в карман, вытащил шесть монет, пересчитал их левым указательным пальцем и протянул ей. - Тринадцать шиллингов и четыре пенса, - сказал мистер Хупдрайвер. - И больше ни гроша. - У меня есть полсоверена, - сказала она. - Где бы мы ни остановились, наш счет в гостинице... Молчание его было красноречивее всяких слов. - Вот уж никогда не думала, что деньги могут воздвигнуть такое препятствие на нашем пути, - сказала Джесси. - Чертовски неприятно. - Деньги! - воскликнула Джесси. - Неужели?.. Ну конечно же! Условности! Неужели только люди состоятельные могут жить так, как хотят? Как по-новому поворачивается... Пауза. - Смотрите, еще велосипедисты едут, - сказал мистер Хупдрайвер. Двое мужчин все еще возились со своим велосипедом, когда среди деревьев показался массивный тандем марки "Марлборо клуб", на котором ехала стройная дама в сером и плотный мужчина в спортивной куртке. Следом за, ними появилась высокая черная фигура в пегой соломенной шляпе, восседавшая на трехколесном велосипеде допотопного образца, с двумя большими колесами впереди. Человек в сером продолжал стоять, согнувшись над поломанным велосипедом, упершись животом в седло, но его спутник выпрямился и обменялся несколькими словами с ехавшими на велосипеде-тандеме. При этом он вроде бы показал на вершину холма, где стояли рядом мистер Хупдрайвер и его спутница. Вслед за тем произошло нечто еще более удивительное: дама в сером вынула носовой платок, взмахнула ям раз-другой и вроде бы по знаку ее спутника тут же его спрятала. - Да ведь это... - промолвила Джесси, из-под руки всматриваясь вдаль. - Вот уж никогда бы... Велосипед-тандем начал взбираться на гору, усиленно петляя, чтобы облегчить подъем. По тому, как вздымались плечи плотного мужчины и как низко он наклонил голову, видно было, что он старается изо всех сил. Священник на трехколесном велосипеде изогнулся в вопросительный знак. Завершала эту процессию двуколка, в которой сидел мужчина в котелке, правивший экипажем, и дама в темно-зеленом платье. - Похоже, вроде бы экскурсия, - заметил Хупдрайвер. Джесси молчала. Она все еще смотрела вниз из-под руки. - Так и есть, - сказала она. Священник дергался, словно его сводили конвульсии. Трехколесный велосипед, на котором он ехал, вдруг как-то смешно подпрыгнул и круто повернул вбок, а священное лицо не то соскочило, не то просто вывалилось из седла. Однако он тотчас снова повернул машину и принялся карабкаться с ней в гору. Затем с тандема слез плотный джентльмен и галантно помог сойти даме в сером. Они немного поспорили, ибо дама непременно хотела помочь ему и подтолкнуть машину. Наконец дама уступила, и плотный джентльмен принялся собственными силами, без чьей-либо помощи, продвигать машину вверх по склону. Лицо его выделялось ярким пятном среди серых и зеленых тонов у подножия горы. К тому времени двое мужчин, видимо, починили свой велосипед-тандем, и он примкнул к процессии - джентльмены катили его, шагая за двуколкой вместе с дамой в темно-зеленом платье и ее спутником, которые теперь тоже шли пешком. - Мистер Хупдрайвер, - промолвила Джесси. - Эти люди... я почти убеждена... - А, черт! - вырвалось у мистера Хупдрайвера, ибо то, чего она не досказала, он прочел на ее лице, и он кинулся поднимать свой велосипед. Но тут же бросил его и поспешил помочь Джесси сесть в седло. При виде силуэта Джесси, отчетливо обрисовавшегося на гребне горы, компания, поднимавшаяся по склону, вдруг пришла в необычайное волнение, тем самым сразу положив конец сомнениям Джесси. Два носовых платка взлетели в воздух, кто-то крикнул. Джентльмены с велосипедом-тандемом бегом покатили его в гору, обгоняя остальных. Но наши молодые люди не стали дожидаться дальнейшего развития событий. Через минуту они уже скрылись из виду, быстро мчась вниз, под уклон, в направлении Стони-Кросса. На опушке рощи, которая должна была скрыть их от преследователей, Джесси обернулась и увидела появившийся над гребнем тандем, на заднее сиденье которого как раз карабкался один из седоков. - Они нагоняют нас! - воскликнула она и как профессиональная гонщица, пригнулась к рулю. Они с быстротою урагана спустились в долину, перелетели через белый мост и увидели впереди косматых пони, прыгавших по дороге. Оба невольно притормозили. - Кыш! - произнес мистер Хупдрайвер, но пони только насмешливо взбрыкнули копытами. Тогда мистер Хупдрайвер, потеряв над собою власть, ринулся прямо на них и чуть не наехал на одного, зато весь табун пустился наутек и, попрыгав через канаву, скрылся среди папоротников, под деревьями. Путь перед Джесси был таким образом расчищен. Затем дорога не круто, но неуклонно снова пошла в гору, стало тяжело вращать педали, и дыхание с таким свистом вырывалось из груди мистера Хупдрайвера, словно у него была там пила. Когда внизу благодаря героическим усилиям ездоков показался тандем, преследуемые еще не одолели подъема. Наконец - благодарение небесам! - вот и вершина и впереди - большой отрезок дороги с пологими подъемами и спусками, но только совершенно без тени, в которой можно было бы укрыться от нещадного полуденного солнца. Джентльмены, ехавшие на тандеме, очевидно, не выдержали и в гору катили свою машину, ибо очертания их появились на фоне раскаленного синего неба, лишь когда беглецы уже отъехали на добрую милю и достигли небольшой купы деревьев. - Мы уходим от них, - проговорил мистер Хупдрайвер, чувствуя, как пот Ниагарой стекает с его лба на щеку. - Этот подъем... Но то был лишь мираж успеха. Оба находились почти при последнем издыхании. А Хупдрайвер - и вовсе при последнем, и лишь чувство стыда поддерживало его слабые силы. С этой минуты тандем стал неуклонно нагонять их. Когда они добрались до гостиницы "Рыжий камень", тандем был всего в какой-нибудь сотне ярдов от них. Еще одно отчаянное усилие - и беглецы выбрались на дорогу, шедшую под гору среди густого соснового бора. А когда дорога идет под гору, ничто не может сравниться с хорошо смазанным велосипедом-тандемом. Мистер Хупдрайвер машинально поставил ноги на подножки, и Джесси сбавила ход. Через какую-нибудь минуту они услышали позади шуршание толстых резиновых шин, тандем пронесся мимо Хупдрайвера и поравнялся с Джесси. Когда эта гнусная машина проезжала мимо, у Хупдрайвера возникло было безумное желание налететь на нее и устроить крушение. Утешало его только то, что джентльмены были не менее растерзаны, чем он, и с головы до ног покрыты белой пылью. Джесси вдруг остановилась и спрыгнула на землю, и те, кто ехал на тандеме, промчались мимо них под уклон. - Тормозите! - завопил Дангл, ехавший сзади, и приподнялся на педалях. Скорость лишь увеличилась, а потом из-под переднего колеса, прижатого тормозом, взметнулась фонтаном пыль. Правая нога Дэнгла взлетела в воздух, и он упал на дорогу. Тандем завилял из стороны в сторону. - Задержите меня! - крикнул через плечо Фиппс, мчась с горы. - Задержите, не то мне не сойти. Он так нажал на тормоз, что машина остановилась как вкопанная, но, почувствовав, что она потеряла всякую устойчивость, снова заработал педалями. - Да опустите же ногу на землю! - крикнул вслед ему Дэнгл. Таким образом тандем и его седоки укатили на добрую сотню ярдов от своей добычи. Наконец Фиппс понял, что надо делать, приспустил тормоз и, когда машина накренилась, опустил на землю правую ногу. Все еще держа левую ногу на педали и сжимая руками руль, он обернулся и принялся в весьма нелестных выражениях распекать Дэнгла. - Вы только о себе думаете, - заявил раскрасневшийся Фиппс. - А о нас они и забыли, - заметила Джесси, поворачивая свой велосипед. - Там, на вершине горы, была дорога на Линдхерст, - сказал Хупдрайвер, следуя ее примеру. - Это уже не имеет значения. Все равно у нас денег нет. Значит, придется сдаться. Давайте вернемся в гостиницу "Рыжий камень". Я не хочу, чтобы нас привели туда как пленников. И вот на глазах у двух остолбеневших преследователей Джесси и ее спутник сели на свои велосипеды я спокойно поехали обратно в гору. Когда они слезали с велосипедов у входа в гостиницу, тандем догнал их, а вслед за тем показалась и двуколка. Дэнгл спрыгнул на землю. - Мисс Милтон, если не ошибаюсь, - произнес он, с трудом переводя дух, и приподнял промокшую кепку, обнажив спутанные влажные волосы. - Послушайте, - окликнул его Фиппс, не в силах остановиться. - Опять вы за свое, Дэнгл? Помогите сначала человеку! - Одну минутку, - сказал Дэнгл и побежал за своим коллегой. Джесси прислонила велосипед к стене и вошла в гостиницу. Хупдрайвер остался у дверей, еле держась на ногах, но исполненный боевого духа. 25. В "РЫЖЕМ КАМНЕ" Он скрестил на груди руки и стал ждать направлявшихся к нему Дэнгла и Фиппса. Фиппс был совершенно подавлен своей неспособностью сладить с тандемом, который он сейчас вел за руль, но Дэнгл был настроен воинственно. - Это мисс Милтон? - кратко осведомился он. Мистер Хупдрайвер наклонил голову, не меняя позы. - Мисс Милтон там, внутри? - спросил Дэнгл. - И не желает, чтобы ее беспокоили, - заявил мистер Хупдрайвер. - Вы подлец, сэр, - сказал мистер Дэнгл. - К вашим услугам, - сказал мистер Хупдрайвер. - Она ждет свою мачеху, сэр. Мистер Дэнгл заколебался. - Она с минуты на минуту будет здесь, - сказал он. - А вот и ее приятельница, мисс Мергл. Мистер Хупдрайвер медленно рознял руки и с величайшим спокойствием сунул их в карманы брюк. Тут роковая неуверенность в себе заставила его усомниться, не слишком ли вульгарно-вызывающа такая поза, и он вынул обе руки, затем снова сунул одну из них в карман, а другой стал дергать свои жиденькие усики. Мисс Мергл застала его в полной растерянности чувств. - Это и есть тот человек? - спросила она у Дэнгла и тут же возопила: - Да как вы смеете, сэр? Как вы смеете смотреть мне в лицо? Несчастная девушка! - Быть может, вы разрешите мне заметить... - начал было мистер Хупдрайвер, лихо растягивая слова и впервые видя себя в роли романтического злодея. - Фу! - сказала мисс Мергл и вдруг с силой ткнула его под ложечку. Он покачнулся и влетел прямо в вестибюль гостиницы. - Пропустите меня! - кипя от негодования, воскликнула мисс Мергл. - Как вы смеете загораживать мне дорогу! - И, пройдя мимо него, она направилась прямо в столовую, где укрылась Джесси. Пока мистер Хупдрайвер пытался удержаться на ногах, ухватившись за подставку для зонтов, Дэнгл и Фиппс, следуя примеру мисс Мергл, в свою очередь, ворвались в вестибюль, причем Фиппс шел первым. - Как вы смели не пускать эту даму? - спросил Фиппс. Физиономия у мистера Хупдрайвера, по мнению Дэнгла, была упрямая и даже опасная, но он промолчал. В конце коридора появился пышущий здоровьем слуга и стал настороже. - Такие люди, как вы, сэр, - сказал Фиппс, - позорят человеческий род. Мистер Хупдрайвер сунул руки в карманы. - Да кто вы такие, черт вас возьми? - свирепо воскликнул он. - А кто вы такой, сэр? - ответствовал ему Фиппс. - Кто вы такой? Вот в чем вопрос. Что вы собой представляете и чем занимаетесь, странствуя с молоденькой несовершеннолетней девушкой? - Не разговаривайте вы с ним, - сказал Дэнгл. - Я вовсе не намерен раскрывать все свои секреты первому встречному, - сказал Хупдрайвер. - Этого вы от меня не дождетесь. - И со злостью добавил: - Я говорю это вам, сэр. Они с Фиппсом стояли, расставив ноги, и крайне свирепо глядели друг на друга, и одному богу известно, до чего бы тут дошло, если бы в дверях не появился раскрасневшийся, но вполне спокойный, долговязый священник. - Ох уж эта анахроническая юбка, - буркнул долговязый священник в дверях, по-прежнему являя собой жертву предрассудков, требующих, чтобы особа духовного сана ездила только на трехколесном велосипеде и только в черном. С минуту он смотрел на Фиппса и Хупдрайвера, затем протянул руку, несколько раз повел пальцем перед лицом Хупдрайвера и сокрушенно произнес: - Ай-яй-яй!.. - Потом еще сказал: - Фу! - и, фыркнув с отвращением, скрылся в дверях столовой, откуда отчетливо доносился голос мисс Мергл, говорившей, что она просто не может этого понять. Такое крайнее неодобрение сильно подорвало твердость духа мистера Хупдрайвера, а тут еще появился массивный Уиджери, и Хупдрайвер совсем сник. - Это и есть тот человек? - мрачно вопросил Уиджери особо предназначенным для такого случая голосом, исходящим откуда-то изнутри. - Не делайте ему больно! - сжав руки, взмолилась миссис Милтон. - Как бы он с ней ни обошелся... Никакого насилия! - Сколько вас еще там? - вызывающе осведомился Хупдрайвер, притиснутый к подставке для зонтов. - Где же она? Что он с ней сделал? - спросила миссис Милтон. - Не желаю я стоять здесь и слушать, как меня оскорбляют совершенно незнакомые мне люди, - заявил мистер Хупдрайвер. - И не думайте, что я стану это терпеть. Послушать вас, так я съел эту вашу мисс Милтон. - Я здесь, мама, - послышался голос Джесси, внезапно появившейся на пороге столовой. Лицо ее было белым, как мел. Миссис Милтон пробормотала что-то насчет родного ребенка и в порыве чувств бросилась к Джесси. Они, обнявшись, исчезли в столовой. Уиджери хотел было, последовать за ними, но остановился. - Убирайтесь-ка лучше подобру-поздорову, - сказал он, обращаясь к мистеру Хупдрайверу, - а то придется вам отвечать на весьма малоприятные вопросы. - И не подумаю, - сказал мистер Хупдрайвер, и от такой смелости у него даже дух захватило. - Я здесь для того, чтобы защищать эту юную леди. - Думается, вы уже достаточно причинили ей зла, - сказал Уиджери. - Ясное дело! - угрожающе поддакнул Фиппс. - Я выйду в сад и посижу там, - с достоинством заявил мистер Хупдрайвер. - Там я и буду. - Не ссорьтесь вы с ним, - сказал Дэнгл. На пороге столовой показался священник, он вышел, прикрыв за собой дверь. Мистер Хупдрайвер с минуту вызывающе смотрел вокруг, затем направился в сад. Но за этой внешней храбростью таилась буря тревожных опасений. За кого они его приняли? Могут ли они ему что-нибудь сделать? Ведь он же не причинил никакого зла! Не под опекой же она находится! Во всяком случае, он надеялся услышать от ее мачехи благодарность. Реальный мир снова обступил нас, и наше сентиментальное путешествие окончено. Представьте себе перед гостиницей "Рыжий камень" целую выставку различных средств передвижения на колесах, возле которой с важным и внушительным видом стоят Дэнгл и Фиппс, а также владелец изысканной двуколки из Рингвуда. Уиджери и священник маячат в вестибюле гостиницы, видимо, прислушиваясь к приглушенным звукам, доносящимся изнутри. В саду за домом на скамейке в состоянии нервной прострации сидит мистер Хупдрайвер. Сквозь открытое окно одного из номеров доносятся женские голоса, они звучат то громче, то слабее, словно там идет совещание. Время от времени слышится что-то похожее на девичье всхлипывание. - Ума не приложу, где, черт возьми, она могла его подцепить! - с возмущением говорит Фиппс, обращаясь к Дэнглу. - Но кто же этот человек в коричневом костюме? - спрашивает священник, обращаясь к Уиджери. - Что-то я не пойму. И тот же самый вопрос задают в гостинице. Дама в темно-зеленом, да будет вам известно, - это мисс Мергл, школьная учительница Джесси, которая прежде всего разослала во все стороны множество коротких телеграмм и таким образом ускорила поимку беглянки. Священник по счастливому стечению обстоятельств был знаком с мисс Мергл и встретился им, когда они сошли с поезда в Рингвуде. Едва ли нужно добавлять, что гениальная мысль воспользоваться услугами велосипедного магазина родилась в наполеоновском мозгу Дэнгла. Миссис Милтон склонна была закатить чувствительную сцену, однако Джесси мягко, но решительно отклонила изъявление чувств с ее стороны и открыла полемику. - Почему это за мной устроили такую нелепую погоню? - спросила она, когда священник направился к выходу. - А почему ты вела себя так нелепо? - спросила мисс Мергл. - Джесси, - трепетным голосом воззвала к ней миссис Милтон. - Скажи мне... - До чего дойдут нынешние девушки, - перебила ее мисс Мергл, - просто трудно себе представить. И откуда только они набираются таких сумасбродных идей? Все это хорошо в романах... - Скажи, кто этот человек? - продолжала миссис Милтон. - Где ты с ним познакомилась? Почему ты вдруг убежала с ним? - В жизни не видела, чтобы так нелепо и странно переиначивали все, чему я учила, - сказала мисс Мергл. - Просто не представляю себе, какое можно найти оправдание... - Он выглядит таким простым, таким вульгарным... - Разъезжать вот так по всей стране... - Неужели тебе _нечего_ сказать? - Если бы, - сказала Джесси, - вы дали мне хоть слово выговорить... - Говори же! - приказала миссис Милтон. - Это так ужасно! - воскликнула мисс Мергл. - Этот молодой человек, - начала Джесси, - один из самых храбрых, самых бескорыстных, самых деликатных... - Конечно, конечно, - сказала миссис Милтон. - Но где ты все же могла познакомиться с таким человеком? - С этим образцом совершенства? - добавила мисс Мергл. - Он спас меня. - Скажите пожалуйста! - От вашего друга мистера Бичемела! - Тут нервы у Джесси не выдержали, и она расплакалась. - Мистера Бичемела?! - воскликнула миссис Милтон, сразу предположив самое ужасное. - О! - Что такое? - спросила мисс Мергл. - Уж конечно этот ужасный человек... - Мистер Бичемел догадался, что я недовольна была своей жизнью дома. И он уговорил меня... наболтал мне всякой чепухи... - Джесси замялась. - Ну и что же? - Женщины пишут в книгах насчет свободы, и чтобы жить так, как хочется, и тому подобное. Но такой свободы не существует, человек должен работать для того, чтобы жить, если он не хочет жить за счет кого-то Другого. Я обо всем этом не подумала. Мне хотелось чего-то добиться в жизни, стать кем-то, что-то делать - самоотверженное, благородное. - Точка зрения в высшей степени эгоистическая, - прервала ее мисс Мергл, - все о себе, о своих мечтах... - А мистер Бичемел? - с расстановкой повторила миссис Милтон. - Он давал мне читать книги, настраивал меня против праздной жизни, которую я вела, уговаривал уехать с ним. Он говорил, "то поможет мне занять свое место в жизни. Она умолкла. - Ну и что же дальше? - Он хотел заставить меня выйти за него замуж! - Господи помилуй! - воскликнула мисс Мергл. - Как же так? Это же двоеженство! - Продолжай же, - сказала миссис Милтон, теребя носовой платок. - Продолжай. Расскажи нам, что же все-таки _было_... Он бросил тебя? - Мы путешествовали, как брат и сестра. - Так, так! - Но... этот вульгарный молодой человек, как вы его назвали, который сидит сейчас на улице, увидел нас и кое о чем догадался. - Ну и что же? - И когда мне уже казалось, что... я попала в западню, он вмешался. Если бы вы знали, как мужественно, как решительно, как скромно он себя вел!.. Совсем по-рыцарски! - Ну, а мистер Бичемел... - начала было миссис Милтон. - Почему же ты не вернулась домой? Почему он не привез тебя сразу домой, - спросила мисс Мергл, - после того, как избавил от этого... человека? - Наверно, потому, что мне было... очень стыдно. Потому, что мне не хотелось возвращаться домой после поражения. Я как-то всего этого не сознавала. Мне казалось, что я все-таки смогу жить независимо... - Но он-то знал, что это не так, этот твой герой из мастеровых, - возразила мисс Мергл. - Уж он-то, конечно, знал. И не говори мне... - Он изучал меня. - Должно быть, он какой-то удивительно слабовольный молодой человек, если позволил своенравной девчонке, едва достигшей семнадцати лет, таскать себя по всем дорогам... - Ничего не понимаю! - простонала миссис Милтон. - Какая дичь! Какое нелепое поведение! - негодовала мисс Мергл. - Я могу приписать твои действия только духу беспокойства... - Я все сделала, чтобы уберечь тебя, Джесси, - сказала миссис Милтон. - Уберечь меня! Что вы хотите этим сказать? - спросила Джесси. - Я всем говорила, что ты отправилась в гости... к друзьям, которые живут далеко отсюда. Ни одна живая душа в Сэрбитоне... - ...этому духу беспокойства, - продолжала мисс Мергл, - который охватил стольких женщин в наше суетно-праздное время... - Но почему надо лгать? - спросила Джесси. - Почему люди не должны знать правду обо мне и о том, что я сделала? Я не вижу тут ничего такого... - Дорогая моя! - воскликнула миссис Милтон. - Твоя репутация будет _погублена_! - Но _почему_? - Прочти "Сезам и лилии", - посоветовала мисс Мергл. - Почитай Шекспира... или Кристину Росетти. Там по крайней мере ты найдешь возвышенные идеалы... Однако ни мачеха, ни падчерица не обратили ни малейшего внимания на ее слова. - Почему моя репутация будет погублена? И что это значит? - Никто в Сэрбитоне никогда больше не пригласит тебя к себе! - сказала миссис Милтон. - Ты станешь парией. Перед тобой закроются все двери... - Но я же не сделала ничего плохого! - сказала Джесси. - Все это только условности... - А все будут считать, что сделала. - Неужели я должна лгать из-за того, что кто-то может не так подумать? Глупо! И потом, кому нужны люди, которые так думают? - Милое мое дитя, ты просто не понимаешь... А мисс Мергл тем временем, нимало не заботясь, слушают ее или нет, продолжала пространные рассуждения об Идеалах, Истинной Женственности, Необходимости блюсти сословные границы, о Здоровой Литературе и тому подобном. - Простая, здоровая, честная жизнь... - говорила она. - Вот и мисс Мергл скажет тебе то же самое, - воззвала к ее поддержке миссис Милтон, и мисс Мергл тотчас прервала свои излияния и подтвердила, как важно держать в тайне поездку Джесси. - Люди считают, что ты уехала в гости, - сказала мисс Мергл, - и если не возбудить их подозрений, они никогда не станут расспрашивать тебя. Нет ни одного довода за то, чтобы люди это знали, и все за то, чтобы они ничего не знали... - И это значит жить безбоязненно и честно! - Если ты в самом деле хочешь жить безбоязненно и честно, ты не должна так безрассудно поступать, - изрекла мисс Мергл, озаренная блестящим наитием. Тем временем мистер Хупдрайвер с грустным видом сидел в саду на солнышке. Кончилось его чудесное путешествие - во всяком случае, путешествие с ней; познав удар судьбы, разъединивший их, он понял, что значили для него эти дни. Он попытался угадать, каково же ее общественное положение. Конечно, ее вернут в тот мир, к которому она принадлежит, на недоступные ему светские высоты. И она снова станет неприступной Юной Леди. Позволят ли ему проститься с ней? Как необыкновенно все было! Ему вспомнилось, как он впервые увидел ее: она ехала по дороге вдоль реки, освещенная сзади солнцем; вспомнилась ему и чудесная ночь в Богноре, и ему казалось, что все произошло потому, что он этого хотел. Здорово он тогда себя показал. "Какой вы храбрый, какой храбрый!" - сказала она ему. А потом, когда она утром спустилась к нему - такая милая, такая уравновешенная, - она все время была уравновешенная. Но быть может, ему следовало уговорить ее вернуться домой? Он вспомнил, что такое намерение у него было. А теперь эти люди отобрали ее у него, словно он не имеет права жить с ней на одной планете. А ведь и в самом деле! Он чувствовал, что воспользовался ее незнанием жизни, иначе она не путешествовала бы с ним столько дней. Она была так изысканна, так мила, так спокойна. Он стал вспоминать выражение ее лица, блеск ее глаз, поворот головы. К черту! Недостоин он даже того, чтобы идти по одной с ней дороге. И никто недостоин. Предположим, ему позволят проститься с ней. Что он ей скажет? Это? Да, скажет. Но они, конечно, не разрешат ему говорить с ней наедине. Тут будет ее мачеха в качестве - как это называется? - дуэньи. Сколько возможностей он упустил! А ведь ему еще ни разу не довелось признаваться в своих чувствах, да, собственно, только сейчас он начал понимать, что он чувствовал. Любовь! Нет, он никогда не посмеет произнести это слово. Скорее это - обожание. Если бы только ему представился хотя бы еще один случай! И этот случай должен представиться когда-нибудь, где-нибудь. Тогда он сумеет излить перед ней душу и будет красноречив. Он чувствовал, что будет красноречив и сумеет найти слова. Хоть он и пыль под ее ногами... Размышления его были прерваны звуком открываемой двери. Дверь под балконом открылась, и в тени его показалась Джесси. - Пойдемте отсюда, - сказала она Хупдрайверу, поднявшемуся ей навстречу. - Я возвращаюсь с ними домой. Придется нам проститься. Мистер Хупдрайвер открыл было рот, закрыл его и молча последовал за ней. Сначала они шли молча в сторону от гостиницы. Он услышал, как она вздохнула, искоса взглянул на нее и увидел, что губы у нее плотно сжаты, а по щеке катится слеза. Лицо у нее пылало. Она смотрела прямо перед собой. Не в силах придумать, что бы сказать, он засунул руки в карманы и намеренно не смотрел на нее. Через некоторое время заговорила она. Сначала сказала что-то бессвязное насчет пейзажа, потом насчет самообразования. Она взяла его адрес, вернее, адрес компании "Энтробус", и обещала прислать книги. И все же Хупдрайвер чувствовал, что разговор получается какой-то пустой, натянутый, боевой дух Джесси угас. Ему казалось, что она поглощена думами о последнем, проигранном, сражении, и это причиняло ему боль. "Вот и все, - подумал он. - Она покончила с тобой, Хупдрайвер, старина". Они спустились в лощину, затем пошли вверх по покатому, поросшему лесом склону и наконец вышли на высокое открытое место, откуда было видно все вокруг. Там, будто сговорившись, они остановились. Они смотрели на лес, расстилавшийся, словно волнистое море, у их ног, - один лесистый холм за другим терялся в синеватой дымке. Она стояла чуть выше него, и потому, когда она наконец заговорила, ему пришлось смотреть на нее снизу вверх. Она стояла, озаренная солнечным светом, в сером платье, легкая и изящная, заложив за спину руки. Казалось, что она смотрит на него немного свысока. "Так оно и есть, - подумал он, - иначе и быть не может". - Ну вот, - сказала она, - настала пора прощаться. С полминуты он молчал. Затем набрался решимости. Кашлянул. - Я должен сказать вам кое-что. И умолк. - Что же? - удивленно спросила она. - Я ничего не жду. Но... И снова умолк. Взгляды их встретились. - Нет, ничего я не скажу. Ни к чему это. Сейчас это прозвучало бы нелепо. Я ничего не хотел вам сказать. Прощайте. Она смотрела на него, в глазах ее читался испуг. - Нет, - мягко сказала она. - И не забудьте, что надо работать. А также помните, братец Крис, что вы мой друг. Вы будете работать... Кем вы станете... чего может достичь человек за шесть лет? Он упорно смотрел прямо перед собой; что-то в нем шевельнулось, и очертания его слабовольного рта словно бы стали тверже. Он знал: она поняла то, чего он не смог высказать. И эти ее слова насчет шести лет равносильны обещанию. - Я буду работать, - сказал он только. С минуту они стояли рядом. Потом, кивнув головой в направлении гостиницы, он сказал: - Я не вернусь к ним туда. Можно? Вы дойдете одна? Она подумала секунд десять. - Да, - сказала она и, закусив нижнюю губу, протянула ему руку. - До свидания, - прошептала она. Он побелел, повернулся, посмотрел ей в глаза, нерешительно взял ее руку и вдруг, послушный внезапному порыву, поднес ее к губам. Она хотела было вырвать руку, но его пальцы только крепче сжали ее запястье. Она почувствовала прикосновение его губ, но он тотчас выпустил ее руку, отвернулся и зашагал вниз. Шагов через десять нога его попала в заячью нору, он споткнулся и чуть не упал. Ни разу он не оглянулся назад. Она смотрела ему вслед, пока его фигура там, внизу, не стала совсем маленькой, затем, крепко сжав заложенные за спину руки, медленно пошла к Стони-Кроссу. - А я и не знала, - шептали ее побелевшие губы, - не догадывалась. Даже сейчас... Нет, я ничего не понимаю. 26. ПОСЛЕДНИЕ СТРОКИ ПОЭМЫ Итак, рассказу нашему, дорогие читатели, пришел конец. Пусть мистер Хупдрайвер лежит в папоротниках, не будем больше за ним подглядывать и прислушиваться, ровно ли он дышит. А о том, что из всего этого получилось, что произошло по истечении шести лет и дальше, здесь не место рассказывать. Собственно говоря, мы и не можем об этом рассказать, ибо, сопоставив даты, вы быстро убедитесь, что эти годы еще впереди. Но если вы увидели, как простой приказчик, неотесанный малый и к тому же еще дурак, может вдруг дойти до осознания некоторого несовершенства нашей жизни, и в какой-то мере посочувствовали ему, - цель моя достигнута. (Если же мне не удалось ее достигнуть, да простит нам обоим небо!) Не станем мы следовать и за безрассудной юной дамой его сердца в Сэрбитон, где ей предстоит снова сражаться против объединенных усилий Уиджери и миссис Милтон. Ибо, как она вскоре услышит, этот преданный поклонник получил свою награду. Давайте посочувствуем ей тоже. Описание конца этого великого отпуска - а осталось еще пять дней - тоже лежит за пределами нашего повествования. Можете представить себе тощую, одинокую фигуру в пыльном коричневом костюме, пестрых носках и коричневых ботинках, не предназначенных для езды на велосипеде, мчащуюся в направлении Лондона через Хемпшир и Беркшир и Сэррей. Человек этот в дороге экономен по многим основательным причинам. День за днем продвигается он, и с каждым днем чуточку дальше, на северо-восток. У этого человека узкие плечи, загорелый и обветренный нос и смуглые, с покрасневшими суставами руки. Вы заметите, что лицо его хранит задумчивое выражение. Время от времени он беззвучно посвистывает, а порой громко восклицает: "А все-таки чертовски здорово все получилось!", - но порой, по-моему, слишком часто он выглядит раздраженным и отчаявшимся. - Я знаю, - говорит он, - знаю, что все кончено. Куда мне! Разве ты мужчина, Хупдрайвер? Посмотри на свои дурацкие руки! О господи! - И, охваченный внезапной яростью, он какое-то время мчится во весь дух. А потом лицо его снова проясняется. "Даже если я ее не увижу, - думает он, - она ведь обещала прислать мне книги". И мысль эта приносит ему некоторое облегчение. Потом приходит другая мысль: "Книги?! Ну что значат книги?" А иной раз воспоминания о пережитых приключениях оживляют его взор. - А все-таки я сорвал его игру, - произносит он вслух. - Сорвал! В такие минуты его можно даже назвать счастливым. Но бывают у него и минуты сомнений. - А что, если человек будет стараться изо всех сил, что это ему даст? Словом, в уме у этого человека царит полный хаос, и одному небу известно, что из всего этого получится. Слишком много в голове у него теснится всяких дум, а потому он больше не позирует и лишь редко заговаривает с теми, кто встречается ему на пути. Машина его, заметьте, выкрашена серой эмалевой краской и снабжена звучным звонком. Человек этот проезжает через Бейзингсток, Бэгшот, Стейнз, Хэмптон и Ричмонд. И наконец на Главной улице Путни, освещенной последними лучами теплого августовского солнца, в толпе учеников, деловито запирающих лавки, девушек-мастериц, возвращающихся после работы домой, служащих, покидающих свои конторы, среди белых автобусов, везущих запоздалых клерков и дельцов из Сити домой обедать, мы прощаемся с нашим героем. Он вернулся к себе. Завтра надо рано вставать, вытирать пыль, заниматься все той же обыденщиной, начинать все сначала, с той лишь разницей, что теперь появились чудесные воспоминания и еще более чудесные мечты, а на смену противоречивым желаниям пришли честолюбивые планы. На углу Главной улицы он повернул, со вздохом слез с велосипеда и повел машину к воротам фирмы "Энтробус", которые распахнул перед ним ученик в высоком воротничке. Послышались слова приветствия. Вы слышите: "Южное побережье" и "Погода стояла великолепная - просто великолепная". Он вздыхает: "Да, обменял за два соверена. Чертовски хорошая машина. Жаль только, какой-то идиот выкрасил ее..." Ворота за ним с грохотом захлопнулись, и он исчез с наших глаз.