у дядюшки приблизился и Бен-Омар. Расставшись с Баррозо, Саук не замедлил подойти поближе, чтобы подслушать разговор. А так как считалось, что он не понимает по-французски, его присутствие никого не тревожило. - Жюэль, - сказал дядюшка Антифер, - слушай внимательно, сейчас наступило время принять решение. Он говорил прерывающимся голосом, как человек, дошедший до крайней степени возбуждения. - В последнем документе сказано, что второй островок расположен в бухте Маюмба, и вот... мы находимся в бухте Маюмба... Это бесспорно? - Совершенно бесспорно, дядя. - Но у нас больше нет ни секстанта, ни хронометра... потому что этот ротозей Трегомен, которому я имел глупость их доверить, умудрился их потерять... - Но, друг мой... - произнес Трегомен. - Я бы скорей утонул, чем потерял их! - резко прервал его Пьер-Серван-Мало. - Я тоже! - добавил банкир Замбуко. - А вы в этом уверены, господин Замбуко? - с негодованием спросил Трегомен. - Одним словом... они потеряны, - продолжал дядюшка Антифер, - и без этих инструментов ты не сможешь, Жюэль, определить точное положение второго островка... - Не смогу, дядя. По-моему, самым разумным решением было бы переправиться на одной из этих лодок в Маюмбу, вернуться оттуда в Лоанго сухим путем и сесть на первый же пакетбот, который сделает остановку... - Никогда! - воскликнул дядюшка Антифер. И банкир Замбуко, как верное эхо, повторил: - Никогда! Бен-Омар переводил взгляд с одного на другого, тряся головой с самым идиотским видом, а Саук жадно ловил каждое слово, притворяясь, будто ничего не понимает. - Да, Жюэль, мы переправимся в Маюмбу... но в Лоанго нам нечего делать... В Маюмбе мы пробудем столько времени, сколько понадобится для того... ты хорошо меня слышишь?.. чтобы осмотреть все островки бухты. Да, все!.. - Что, дядя?! - Их немного... пять или шесть... но будь их сотня, будь их тысяча, я бы все равно осмотрел их один за другим! - Дядя! Это неблагоразумно!.. - Вполне разумно, Жюэль! На одном из них находятся сокровища... Документ указывает даже место, где Камильк-паша зарыл... - Чтоб его черти взяли! - пробормотал Жильдас Трегомен. - При желании и терпении, - продолжал дядюшка Антифер, - мы найдем место, помеченное двойным "К"... - А если мы не найдем этого места? - спросил Жюэль. - Не говори этого, Жюэль! - закричал дядюшка Антифер. - Во имя бога, не говори этого! В припадке неописуемой ярости дядюшка грыз кремневый чубук, перекатывая его между челюстями. Никогда еще он не был так близок к апоплексическому удару. Жюэль понимал, что сопротивляться подобному упрямству нет никакого смысла. На поиски, которые, по его мнению, все равно будут бесполезны, потребуется не более пятнадцати дней. Когда дядюшка Антифер убедится, что надеяться больше не на что, он поневоле должен будет вернуться в Европу. Поэтому Жюэль ответил: - В таком случае, надо сесть на рыбачью лодку, когда она подойдет к берегу... - Но не раньше чем мы осмотрим островок, - ответил дядюшка Антифер, - потому что... в конце концов... а может быть, это и есть тот самый остров? Замечание вполне логичное. Кто знает, а вдруг кладоискатели и в самом деле уже достигли цели и очутились по воле случая там, куда должны были попасть с помощью секстанта и хронометра? Нам возразят на это, что такая удача невозможна? Пожалуй! Но почему бы после стольких препятствий, лишений и невзгод фортуне не повернуться лицом к своим упорным поклонникам? Жюэль не решался возражать дядюшке, да и вообще лучше было не терять времени. Надо было осмотреть весь островок, прежде чем подойдет рыбачья лодка. Когда она уже будет около скал, матросы, конечно, захотят немедленно отчалить, чтобы поскорее попасть в Маюмбе в какую-нибудь факторию, где они смогут поесть досыта и отдохнуть. Разве их заставишь задержаться здесь без объяснения причин? А с другой стороны, нельзя же им открыть тайну Камильк-паши и рассказать о существовании сокровищ! И еще одно соображение. Когда дядюшка Антифер и Замбуко вместе с Жюэлем и Жильдасом Трегоменом, нотариусом и Назимом внезапно покинут лагерь, как отнесется к этому Баррозо и что подумают его люди? Не возникнет ли у них желание последовать за ними?.. Это было серьезное препятствие. Неизвестно еще, как поведет себя экипаж, если сокровища будут найдены и у всех на глазах извлекут из тайника три бочонка с золотом, алмазами и другими драгоценными камнями. Не последуют ли за этим грабеж и насилие? Велик будет соблазн для авантюристов, не стоящих даже веревки, на которой их повесят! Их вдвое больше, они быстро справятся с малуинцем и его спутниками, изобьют их, зарежут! Капитан, конечно, и не подумает их удерживать. Скорее всего, он сам будет их подстрекать, а при дележе заберет себе львиную долю... Но не так-то просто внушить дядюшке Антиферу, что действовать надо крайне осмотрительно; нелегко убедить его, что для пользы дела лучше потерять несколько дней; уговорить его добраться с экипажем "Порталегри" до Маюмбы, устроиться там на ночлег, отделаться от этих людей и уже на следующий день нанять, что называется ad hoc [для данного случая, для данной цели (лат.)], лодку и вернуться на остров... Но дядюшка Антифер не считался ни с какими аргументами. На него не действовали никакие доводы. Пока остров не будет осмотрен, он его не покинет, и никакие уговоры тут не помогут... Само собой разумеется, что Трегомен самым деликатным образом был послан к черту, когда попытался изложить все эти соображения своему упрямому другу. Тот ограничился одним словом: - В путь! - Я прошу тебя... - Оставайся, если хочешь. Обойдусь и без тебя! - Ну будь же благоразумен... - Идем, Жюэль! Ничего не оставалось, как подчиниться. Дядюшка Антифер и Замбуко двинулись вперед. Жильдас Трегомен и Жюэль последовали за ними. Но матросы, по-видимому, и не собирались идти по их следам. Даже Баррозо не поинтересовался, по какой причине его пассажирам вздумалось покинуть лагерь. Чем же объяснить такую сдержанность? Тем, что Саук, подслушавший всю беседу и не желавший задерживать поиски или мешать им, шепнул об этом португальскому капитану. Баррозо вернулся к своему экипажу и дал приказ ожидать прибытия рыбачьих лодок и никуда не удаляться от лагеря. Бен-Омар по знаку Саука поспешил присоединиться к дядюшке Антиферу, которого нисколько не удивило появление нотариуса вместе с его клерком Назимом. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, в которой дядюшка Антифер и банкир Замбуко остаются с длинным носом Было около восьми часов утра. Мы говорим "около", потому что судить о времени наши путешественники могли только по высоте солнца - после кораблекрушения часы у всех остановились. Если матросы капитана Баррозо и не последовали за группой пассажиров, то иначе повели себя обезьяны. Не менее десятка шимпанзе отделилось от стаи с явным намерением конвоировать пришельцев, осмелившихся хозяйничать на острове и осматривать чужие владения. Большая часть стаи осталась возле лагеря. Жильдас Трегомен бросал на ходу косые взгляды на свирепых телохранителей, а те отвечали ему отвратительными гримасами, угрожающими жестами, глухим урчанием. "Несомненно, - думал он, - эти животные как-то объясняются между собой... Как жаль, что я их не понимаю... Интересно было бы с ними побеседовать на их языке!" В самом деле, превосходный случай для филологических наблюдений и для проверки рассказов американского натуралиста Гарнера [американский естествоиспытатель; он отправился изучать на месте обезьяний язык и в течение нескольких месяцев жил в лесах Гвинеи вместе с обезьянами (прим.авт.)], прожившего несколько месяцев в гвинейских лесах и утверждавшего, будто обезьяны выражают разные понятия определенными гортанными звуками. Например, звукосочетание "whouw" обозначает пищу, "cheny" - питье, "iegk" - предостережение от опасности. Если гласные "а" и "о" в обезьяньем языке отсутствуют, звук "и" очень редок, так же как "е" и "е", то зато очень употребительны "у" и "ю". Читатели, конечно, помнят, что в документе, найденном на островке в Оманском заливе, были даны координаты островка в бухте Маюмба и указывалось, где именно нужно искать знак двойного "К", обозначающий местонахождение клада. В первом случае раскопки пришлось производить в южной части острова, что было выполнено согласно указанию, содержавшемуся в письме Камильк-паши к отцу дядюшки Антифера. Относительно второго островка в документе говорилось, что скала с монограммой находится на северной стороне. Так как потерпевшие кораблекрушение высадились в южной части островка, им предстояло пройти приблизительно две мили к северу. И вся компания двинулась в этом направлении: дядюшка Антифер и Замбуко - во главе шествия, Бен-Омар и Назим - в середине, Жильдас Трегомен и Жюэль - в арьергарде. Никого не удивляло, что группу возглавляли оба сонаследника. Они стремительно продвигались к цели, не обмениваясь ни словом, и не разрешили бы никому себя опередить. Время от времени нотариус окидывал Саука беспокойным взглядом. Он был уверен, что тот вместе с португальским капитаном замышляет недоброе. Тревожила его еще и такая мысль: не потеряет ли он свою премию, свой процент, если сокровища ускользнут от малуинца? Он пытался выведать что-нибудь у Саука, еще более мрачного и свирепого, чем обычно, но тот ничего не отвечал, чувствуя, должно быть, что за ним следит Жюэль. Действительно, недоверие Жюэля все возрастало, когда он наблюдал, как обращается Назим с Бен-Омаром. Вряд ли допустимо даже в нотариальных конторах Александрии, чтобы командовал клерк, а подчинялся нотариус; между тем не было никаких сомнений, что взаимоотношения этих двух личностей складывались именно таким образом. Трегомена интересовали сейчас только обезьяны. Иногда на его добром, славном лице отражались ужимки четвероруких - он прищуривал глаз, вздергивал нос, выпячивал губы. Если бы Нанон и Эногат увидели, как он гримасничает, подражая обезьянам, они бы его не узнали. Эногат!.. Бедное дитя! Конечно, она и в эту минуту думала о своем женихе, потому что она думала о нем всегда! Но то, что Жюэль потерпел кораблекрушение и, счастливо избежав гибели, тут же попал под конвой шимпанзе, этого она никогда бы не могла вообразить! "А этим весельчакам, как видно, совсем не жарко. Глядя на них, поневоле захочешь превратиться в обезьяну", - рассуждал про себя Трегомен, наблюдая, как беснуются четверорукие на обоих флангах маленькой экспедиции. А может быть, путешественникам лучше было бы идти в тени деревьев, где они укрылись бы от ливня солнечных лучей? Нет, эти гиганты с густыми ветвями, начинавшимися у самой земли, стояли сплошной стеной. Если бы человек мог превратиться, как того пожелал Трегомен, в обезьяну, то и тогда ему было бы нелегко проложить себе путь сквозь эти заросли. Поэтому дядюшка Антифер и его спутники шли вдоль берега, старательно обходя маленькие бухточки и высокие скалы, торчавшие повсюду, как каменные столбы. Когда невозможно было пройти по песчаному, заливаемому приливом берегу, они пробирались, спотыкаясь, среди невероятного нагромождения камней. Не правда ли, дорога, ведущая к богатству, - тяжелая и неровная!.. Они напрягали свои силы до кровавого пота, и надо согласиться, что, если каждый шаг, приближавший их к цели, будет оплачен по тысяче франков, это не покажется слишком дорогой ценой! За час они прошли только милю, иначе говоря - половину пути. С этого места уже видны были северные пределы острова. Отчетливо обрисовывались три или четыре утеса. Но который из них приведет к заветной цели? Разве что исключительный случай поможет сразу же напасть на след и избавит от мучительных поисков под жгучими лучами тропического солнца! Жильдас Трегомен выбился из сил. - Отдохнем хоть минутку! - взмолился он. - Ни одной секунды! - ответил дядюшка Антифер. - Дядя, - сказал Жюэль, - но господин Трегомен может расплавиться... - Ну что ж, пусть расплавится! - Спасибо, друг мой. И Жильдас Трегомен зашагал дальше, не желая остаться позади. Но если он даже доберется до конечного пункта, то, наверное, в виде потока, струящегося к самым отдаленным скалам островка. Только через полчаса дошли до того места, где виднелись четыре утеса. Дорога становилась все труднее, и могли еще встретиться непреодолимые препятствия. Какой невообразимый хаос громадных валунов, булыжников с заостренными гранями! Стоит только упасть - и неизбежны серьезные ранения! Да, Камильк-паше посчастливилось найти хорошее местечко для своих сокровищ, которым позавидовали бы властители Басры, Багдада и Самарканда! [Самарканд - один из древнейших городов Средней Азии, некогда был столицей могущественной империи монгольских ханов] Но вот уже кончилась лесистая часть островка. И тут стало ясно, что господа шимпанзе не собираются идти дальше. Эти животные неохотно покидают лесные убежища - завывание бури и грохот волн их не привлекают. Надо полагать, что американскому натуралисту Гарнеру не так-то легко было бы найти в их неполном языке тот звук, который обозначает слово "поэзия". Когда конвой из четвероруких остановился на границе леса, обезьяны обнаружили далеко не мирные, скорее, даже враждебные намерения по отношению к этим чужеземцам, стремившимся дойти в своих исследованиях до крайних выступов островка. Какое свирепое рычание издавали обезьяны! С каким остервенением они скребли себе грудь! Одна из них схватила камень и бросила его сильной рукой. А так как пример заразителен, особенно когда имеешь дело с обезьянами, то дядюшка Антифер и его спутники рисковали быть забитыми насмерть. Если бы они неосторожно ответили ударами, то это и произошло бы, так как ни силой, ни числом они не были равны нападающей стороне. - Не бросайте... не бросайте! - закричал Жюэль, видя, что Жильдас Трегомен и Саук начали подбирать камни. - Однако... - произнес Трегомен, с которого была уже сбита шляпа. - Не надо, господин Трегомен, удалимся отсюда поскорее, и мы будем в безопасности! Обезьяны дальше не пойдут. Это было самое умное решение. Они прошли шагов пятьдесят, и камни их уже не достигали. Было около половины одиннадцатого. Как много времени отнял этот двухмильный переход вдоль побережья! На северной оконечности островка скалы вдавались в море на сто пятьдесят - двести метров. Дядюшка Антифер и Замбуко выбрали самую длинную скалу, направленную на северо-запад, и решили ее осмотреть в первую очередь. Какое унылое и безотрадное зрелище являли собой эти нагроможденные друг на друга каменные глыбы! Некоторые прочно вросли своим основанием в песчаную почву, другие были повалены и разбросаны в разные стороны неистовыми ударами волн во время бурь. Никакого следа растительности, даже лишайников, покрывающих влажные скалы бархатистым ковром. Никаких водорослей, которыми изобилуют морские берега умеренного пояса. А потому нечего было опасаться за сохранность монограммы Камильк-паши. Вырезанная тридцать один год назад на одной из скал северной оконечности острова, она должна была сохраниться в полной неприкосновенности. И вот наши исследователи вновь принялись за поиски, подобные тем, какие вели уже на островке в Оманском заливе. Это кажется невероятным, но оба наследника в своем безумном нетерпении, казалось, совершенно не страдали ни от усталости после этого трудного пути, ни от палящего зноя. И Саук, по-видимому, в интересах своего патрона - кто бы мог подумать иначе? - тоже работал с неутомимым рвением. Нотариус, усевшись среди скал, не шевелился и не произносил ни слова. Если будут найдены сокровища, он всегда успеет вовремя вмешаться и потребовать свой процент, причитающийся ему как душеприказчику, раз он присутствовал при вскрытии клада. И аллах свидетель, это не столь уже большое вознаграждение, если принять во внимание перенесенные им муки в течение трех долгих месяцев и опасности, из которых ему удавалось выпутываться с большим трудом! Само собой разумеется, что, по приказанию Пьера-Сервана-Мало, Жюэль, находившийся рядом с ним, начал методически и тщательно обследовать скалы. "Маловероятно, - думал он, - чтобы миллионы были спрятаны здесь, а не в ином месте. Во-первых, они должны быть зарыты именно на этом, а не на каком-нибудь другом островке бухты; во-вторых, именно на этой оконечности островка; в-третьих, среди нагромождения скал нужно найти одну-единственную, помеченную двойным "К"... Но, в конце концов, если бы даже все эти условия так счастливо совпали, если это не злая шутка мерзкого паши и если эту монограмму найду я, а не кто-нибудь другой, не умнее ли всего будет промолчать?.. Тогда дядя поневоле откажется от своей вздорной идеи женить меня на герцогине, а мою дорогую Эногат выдать замуж за герцога... Но нет, дядя не переживет такого удара! Он сойдет с ума... У меня на совести будет преступление... Надо идти до конца!" В то время как Жюэль предавался своим размышлениям, Трегомен, примостившись на обломке скалы и беспомощно свесив руки и вытянув ноги, тяжело дышал, как тюлень, отдыхающий после длительного плавания под водой... Пот с него так и лился ручьями. Поиски между тем продолжались, но без всякого успеха. Дядюшка Антифер, Замбуко, Жюэль и Саук осматривали и ощупывали глыбы, направление и расположение которых казались им наиболее подходящими для драгоценной монограммы. Были потрачены впустую два мучительных часа. Обшарили все скалы, вплоть до самого крайнего выступа, и все напрасно. Ничего! Ничего! И в самом деле, разве мог Камильк-паша выбрать место, со всех сторон открытое ярости волн, натиску прибоя? Нет!.. А после того как кончится обследование этого последнего мыса, неужели поиски возобновятся? Конечно! Завтра же... Если дядюшку Антифера постигнет здесь неудача, он примется за другой остров и, поверьте, не пожалеет своих сил, не пожалеет! Он может поклясться всеми святыми, имена которых даны ему при крещении! Так и не найдя желанного знака, кладоискатели отошли от конца стрелки, внимательно рассматривая обломки скал, разбросанные повсюду на песке. Ничего!.. Теперь оставалось только вернуться, сесть в лодку, которая, наверное, уже подошла к лагерю, добраться до Маюмбы и затем приступить к поискам на другом островке. Когда дядюшка Антифер, банкир Замбуко, Жюэль и Саук поднялись к основанию мыса, они увидели Трегомена и нотариуса на прежнем месте. Дядюшка Антифер и Замбуко, не сказав ни слова, направились к опушке леса, где шимпанзе только и ожидали момента, чтобы возобновить враждебные действия. Жюэль подошел к Трегомену. - Ну что? - спросил тот. - Ни малейшего следа ни двойного, ни простого "К"! - Значит, придется начинать сначала в другом месте? - Да, господин Трегомен. Встаньте, мы идем к лагерю. - Встать? Хорошо, попробую!.. Будь добр, помоги мне, мой мальчик! Жюэль протянул свою сильную руку и помог измученному толстяку подняться на ноги. Бен-Омар стоял уже рядом с Сауком. Дядюшка Антифер и Замбуко опередили остальных шагов на двадцать. От угрожающих криков и жестов обезьяны перешли к действиям. В сторону людей опять полетели камни. Нужно было соблюдать всяческую осторожность. Неужели эти проклятые обезьяны намерены помешать дядюшке Антиферу и его спутникам вернуться к Баррозо и матросам, оставшимся в лагере? Вдруг послышался чей-то крик. Кричал Бен-Омар. Уж не ударило ли его камнем по какому-нибудь чувствительному месту?.. Но нет! То не был крик боли... скорее, крик удивления, даже радости! Все остановились. Нотариус с открытым ртом и застывшим взглядом показывал рукой на Жильдаса Трегомена. - Там... там! - повторял он. - Что это значит? - спросил Жюэль. - Вы сошли с ума, господин Бен-Омар? - Нет... там... "К", двойное "К"! - ответил нотариус, задыхаясь от волнения. При этих словах дядюшка Антифер и Замбуко мгновенно обернулись. - "К"... двойное "К"?.. - вскричали они в один голос. - Да! Да! - Где? И они стали искать взглядом скалу, на которой Бен-Омар увидел монограмму Камильк-паши. Ничего... Они не видят ничего! - Да где же она, осел вы этакий? - спросил малуинец в гневе и тревоге. - Там! - повторил нотариус в последний раз. И он указал на Трегомена, который стоял к нему вполоборота, пожимая плечами. - Смотрите!.. На его спине! - закричал Бен-Омар. Действительно, на куртке Жильдаса Трегомена ясно отпечаталось двойное "К". Несомненно, на скале, к которой он прислонился, была выгравирована монограмма, и очертания ее запечатлелись на спине почтенного лодочника. Дядюшка Антифер подбежал к нему, схватил за руку и заставил вернуться к тому месту, где он сидел. Все последовали за ними и через минуту стояли уже перед скалой с отчетливо проступавшей у ее основания долгожданной монограммой. Жильдас Трегомен не только прислонился к скале, помеченной двойным "К", но, оказывается, еще и сидел на том самом месте, где были зарыты сокровища. Никто не произнес ни слова. Все принялись за дело. Работа предстояла тяжелая, так как не было ни заступа, ни мотыги. Помогут ли простые ножи, если придется прорывать скалистую породу? Да, когда ломают ногти и не жалеют рук, помогают и ножи!.. К счастью, выветрившиеся от времени камни поддавались довольно легко. Час работы - и бочонки будут отрыты... Останется только перенести их в лагерь, потом переправить в Маюмбу... Конечно, транспортировка не обойдется без трудностей. Главное - не возбудить подозрений... Но сейчас не до того. Прежде всего-сокровища! Вырыть сокровища из могилы, где они покоятся уже добрую треть века, а там видно будет... Дядюшка Антифер работал окровавленными руками. Он никому не уступил бы радости первому коснуться обручей на этих драгоценных бочонках! - Наконец-то! - воскликнул он в тот момент, когда его нож ударился о металлическую поверхность. Но какой вслед за тем он издал крик! Боже всемогущий! Это не был крик радости; изумление, оцепенение, ужас отразились на его внезапно побледневшем лице... В яме вместо указанных в завещании Камильк-паши бочонков оказалась всего лишь железная шкатулка, подобная той, какую нашли на первом острове. - Опять! - не удержался от возгласа Жюэль. - Это просто мистификация, и ничего больше! - пробормотал Жильдас Трегомен. Шкатулка была вынута из ямы, и дядюшка Антифер с яростью ее открыл... Там хранился документ - пожелтевший от времени пергамент; Антифер громко прочел начертанные на нем строки: - "Третий остров - на пятнадцати градусах одиннадцати минутах восточной долготы. Сонаследники Антифер и Замбуко должны передать долготу в присутствии нотариуса Бен-Омара эсквайру [одно из низших дворянских званий в Англии] Тиркомелю в Эдинбурге, в Шотландии, которому известна широта третьего острова". Значит, ни на одном из этих островков в бухте Маюмба сокровища не были зарыты!.. Значит, их надо искать в другой точке земного шара, присоединив эту новую долготу к широте, хранящейся у вышеназванного Тиркомеля из Эдинбурга!.. Значит, уже не вдвоем, а втроем они будут делить наследство Камильк-паши! - Кто знает, - воскликнул Жюэль, - не пошлют ли нас с этого третьего островка еще на двадцать других... на сто других?.. Ах, дядя, неужели вы будете таким упрямцем... таким... простаком, что объедете весь свет?.. - Не говоря уж о том, - добавил Жильдас Трегомен, - что если Камильк-паша считал своих наследников сотнями, то стоит ли его наследство таких мытарств? Антифер взглянул исподлобья на друга и племянника, стиснул зубы с такой силой, что сломал чубук, и произнес: - Молчать!.. Это еще не конец! И он прочитал последние строки документа: - "А сейчас в награду за труды и в возмещение убытков каждый сонаследник возьмет себе по алмазу, которые находятся в этом ящике; стоимость этих двух камней ничтожна по сравнению с теми драгоценностями, которые они получат впоследствии". Замбуко бросился к шкатулке и вырвал ее из рук дядюшки Антифера. - Алмазы! - закричал он. И действительно, там было два великолепных кабошона [неграненый драгоценный камень], каждый из которых стоил - а банкир понимал в этом толк - не меньше ста тысяч франков. - Хоть что-нибудь! - сказал банкир, беря один алмаз и оставляя другой своему сонаследнику. - Капля в море! - ответил дядюшка Антифер, засунув камень в жилетный карман, а документ - в карман своей куртки. - Э!.. Э!.. - заметил Трегомен, покачивая головой. - Это серьезнее, чем я думал!.. Посмотрим, посмотрим!.. Жюэль только пожал плечами. А Саук? Тот кусал себе кулаки при мысли, что никогда больше ему не представится такого благоприятного случая! Что же касается Бен-Омара, не получившего на свою долю даже крохотного бриллиантика, хотя это последнее письмо опять возлагало на него посредничество, то он застыл с вытянутым лицом, с опустившимися руками, негнущимися коленями, напоминая наполовину опустошенный мешок, который вот-вот повалится набок. Правда, Саук и он находились теперь в лучших условиях, чем раньше: во-первых, покидая Сен-Мало, они не знали, что едут в Маскат; во-вторых, покидая Маскат, они не знали, что направятся в Лоанго. Дядюшка Антифер, не сдержав на этот раз своего порыва, неосторожно выдал тайну, которую должен был свято хранить. Все слышали новое определение: пятнадцать градусов одиннадцать минут восточной долготы... Все слышали имя эсквайра Тиркомеля, живущего в Эдинбурге, в Шотландии... Можно не сомневаться, что Саук, не полагаясь на Бен-Омара, хорошо запомнил эти цифры и этот адрес, чтобы при первой же возможности записать их в свою книжку. Так что дядюшке Антиферу и банкиру Замбуко теперь уже нельзя терять из виду ни нотариуса, ни его усатого клерка; а то как бы они не опередили сонаследников во второй столице Великобритании! Разумеется, можно было допустить, что Саук, не зная французского языка, ничего не понял, но если даже и так, то Бен-Омар все равно откроет ему тайну. Впрочем, Жюэль успел заметить, что Назим даже не постарался скрыть чувство удовлетворенного любопытства, когда цифры долготы и имя Тиркомеля сорвались так неосторожно с уст дядюшки Антифера. Но, в конце концов, не все ли равно! Не подчиняться же в третий раз посмертным фантазиям Камильк-паши?.. По мнению Жюэля, это было бы по меньшей мере бессмысленно. Теперь нужно было только вернуться в Лоанго и воспользоваться первым проходящим судном, чтобы поскорее попасть в славный город Сен-Мало. Такое разумное и логичное предложение Жюэль и сделал своему дяде. - Никогда! - ответил Антифер. - Паша посылает нас в Шотландию - мы поедем в Шотландию! И если бы я должен был посвятить остаток дней своих поискам... - Моя сестра Талисма так горячо любит вас, что согласится ждать... хоть десять лет! - добавил банкир. "Черт возьми! - подумал Жильдас Трегомен. - К тому времени барышне будет под шестьдесят!" Но дядюшка Антифер не терпел беспредметных разговоров. Он уже принял решение. Он не прекратит погони за сокровищами. А между тем наследство богатого египтянина благодаря появлению господина Тиркомеля делилось теперь не на две, а на три части... На долю каждого сонаследника придется только по одной трети... Ну что ж, Эногат выйдет замуж за графа, а Жюэль женится на графине! ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, в которой дядюшка Антифер и его спутники слушают без всякого удовольствия проповедь преподобного Тиркомеля - Да, братья мои, да, сестры мои, обладание богатством неизбежно ведет к злодеяниям и преступлениям! Богатство - это главная, чтобы не сказать единственная, причина всех зол в нашем бренном мире! Жажда золота влечет за собой потерю душевного равновесия! Вы только представьте себе общество, где не будет ни богатых, ни бедных!.. От скольких несчастий, страданий, неурядиц, бедствий, треволнений, болезней, скорбей, печалей, мучений, разорений, опустошений, крушений, забот, тревог, невзгод, катастроф и всяческих пагуб было бы избавлено человечество! Красноречивый пастор достиг предела красноречия, нагромождая один синоним [слова, разные по звуковой форме, но тождественные или очень близкие по значению] на другой, которых ему все же не хватало, чтобы дать исчерпывающее представление обо всех земных горестях. Он мог бы влить еще немало других синонимов в этот бурный словесный поток, который он низвергал с высоты своей кафедры на головы слушателей. Но надо отдать ему должное - он сумел ограничить свою способность говорить легко и долго. Это происходило вечером 25 июня в церкви Престола Господня, которую позже частично разрушили, чтобы расширить перекресток на Гай-стрит. Преподобный Тиркомель, представитель "свободной шотландской церкви", произносил свою проповедь перед аудиторией, явно подавленной этими тяжеловесными периодами. Можно было подумать, что после такой проповеди все верующие тут же кинутся к своим несгораемым шкафам и бросят все содержащиеся в них ценности в воды залива Ферт-оф-Форт, омывающего северные берега Мидлотиана, того самого знаменитого графства, столицей которого выпала честь служить городу Эдинбургу, по праву называемому Северными Афинами [Афины - город в Древней Греции, прославившийся высоким развитием наук, искусств и ремесел; Эдинбург, культурный центр Шотландии, называли Северными Афинами]. Вот уже битый час, как почтенный пастырь неутомимо наставлял паству своего прихода [определенный участок, обслуживаемый церковью]. Казалось, он не устанет говорить и его не устанут слушать. Благодаря этому проповеди не предвиделось конца. - Братья и сестры, - продолжал преподобный Тиркомель, - евангелие гласит: "Блаженны нищие духом". Вот глубокая аксиома, смысл которой дурные насмешники, столь же неверующие, сколь и невежественные, всячески стараются извратить. Нет! Здесь говорится не о тех, кто "беден умом", то есть не о глупцах, а о тех, кто сами себя делают нищими в душе и презирают мерзкие богатства - главный источник бед и зол в современном обществе. Поэтому евангелие призывает вас относиться к богатству с презрением и пренебрежением, и если, к несчастью, вы обременены благами мира сего, если в ваших сундуках скопились деньги, если к вам пригоршнями прибывает золото, сестры мои... При таком сильном образе женская половина этой внимательной аудитории задрожала под своими мантильями. - ...Если бриллианты, драгоценные камни прилипают к вашим шеям, к вашим рукам и пальцам, как зловредная сыпь, если вы из тех, кого называют счастливицами, то я вам говорю, я, - вы несчастны, и добавлю: вашу болезнь надо лечить самыми сильными средствами, вплоть до огня и железа! Слушатели затрепетали; некоторым уже мерещилось, что проповедник вонзает хирургический нож в их отверстые раны. Единственный оригинальный способ лечения, который преподобный Тиркомель рекомендовал несчастным людям, обремененным состоянием, заключался в том, чтобы избавиться от него физически, то есть уничтожить все богатства. Он не говорил: "Раздайте ваше богатство бедным! Уступите его тем, у кого ничего нет!" Напротив! Он хотел бы начисто истребить золото, алмазы, деньги, акции промышленных и торговых предприятий. Он требовал полного уничтожения богатств, хотя бы для этого их нужно было сжечь или выбросить в море. Чтобы понять непримиримость этой доктрины [учение; научная или философская теория, религиозные принципы и т.п.], надо знать, к какой религиозной секте принадлежал неистовый эсквайр Тиркомель. Шотландия, разделенная на тысячу приходов, объединяется в административном и религиозном отношении церковными сессиями, синодом [учреждение, ведающее церковными делами] и верховным судом. Как и во всем Соединенном Королевстве, в Шотландии существует веротерпимость. Кроме этого внушительного количества приходов, здесь насчитывается еще полторы тысячи церквей, принадлежащих диссидентам [несогласные, инакомыслящие; в Англии так называют сторонников различных вероучений, отступающих от догматов господствующей церкви], каково бы ни было их название: католики, баптисты, методисты и т.д. Из этих полутора тысяч церквей больше половины принадлежит "Свободной шотландской церкви" - "Free Church of Scotland", которая двадцать лет назад [т.е. в 70-х годах XIX века] открыто порвала с пресвитерианской церковью [пресвитерианская церковь (иначе - протестантская) возникла в Англии в XVI веке и заняла господствующее положение; пресвитериане отвергают власть епископа и признают исключительно пресвитера (священника) как служителя культа] Великобритании. По какой причине? Единственно потому, что находила ее недостаточно насыщенной истинно кальвинистским [от слова "кальвинизм", обозначающего одно из протестантских вероучений, основателем которого был Жан Кальвин (1509-1564)] духом, иначе говоря - недостаточно пуританской [пуритане - последователи одной из сект английской протестантской церкви; пуритане выступали против роскоши в быту, запрещали театральные зрелища, призывали к строжайшему соблюдению религиозных обрядов и т.п.; так как вероучение пуритан всегда расходилось с их истинным поведением, пуританами обычно называют людей, отличающихся строгой, но главным образом показной нравственностью]. И вот преподобный Тиркомель как раз и проповедовал от имени самой суровой из этих сект, не допускавшей никаких компромиссов в отношении моральных устоев. Он считал, что бог, доверив ему свои громы небесные, послал его на землю, дабы разить всех богачей или, по крайней мере, их богатства! И преподобный действительно старался преуспеть на этом поприще. Это был человек одержимый, одинаково суровый и к себе и к другим. Лет пятидесяти, высокий, худощавый, с изможденным лицом, лишенным всякой растительности, пламенным взглядом, с видом апостола и проникновенным голосом брата-проповедника - таков был эсквайр Тиркомель. Окружающие считали его подвижником, действующим по наитию свыше. Однако, если верующие и сбегались на его проповеди, если они и слушали его с волнением, все же нет никаких свидетельств в пользу того, что ему удалось привлечь хотя бы небольшое число прозелитов [новые приверженцы какого-нибудь учения], которые решились бы применить его доктрины на практике путем полного отречения от земных благ. А потому преподобный Тиркомель удваивал свое усердие, собирая над головами слушателей заряженные электричеством тучи, из которых низвергались молнии его красноречия. Проповедник продолжал говорить. Тропы, метафоры, антонимы, эпифонемы [термины, принятые в поэтике; тропы - всякие образные выражения; метафоры - образные слова или выражения, употребляемые в переносном смысле; антонимы - противопоставления, слова, противоположные по значению; эпифонемы - обращения, имеющие назидательный смысл], создаваемые его пылким воображением, сыпались как из рога изобилия и нагромождались друг на друга с беспримерной смелостью. Но если головы и склонялись, то карманы, по-видимому, не испытывали никакого желания освободиться от своего содержимого и утопить его в водах залива Ферт-оф-Форт. Несомненно, прихожане, наполнившие церковь Престола Господня, не проронили ни слова из проповеди этого воинствующего фанатика, и если они не спешили сообразовать свои поступки с его доктриной, то происходило это не по причине их непонятливости. Из числа слушателей следует, однако, исключить пятерых людей, не понимавших по-английски. Они остались бы в полном неведении относительно темы проповеди, если бы шестой человек из их группы не перевел им впоследствии на прекрасный французский язык ужасные истины, которые в виде евангелического ливня низвергались с высоты кафедры. Вряд ли стоит прибавлять, что это были дядюшка Антифер и банкир Замбуко, нотариус Бен-Омар и Саук, Жильдас Трегомен и молодой капитан Жюэль. Мы оставили их 28 мая на островке в бухте Маюмба и встретили снова 25 июня в Эдинбурге. Что же произошло между этими двумя датами? В общих чертах вот что. После того как нашли второй документ, оставалось только покинуть обезьяний островок и воспользоваться шлюпкой, которая причалила к берегу, привлеченная сигналами матросов. Тем временем дядюшка Антифер и его спутники подошли к лагерю под конвоем стаи шимпанзе, проявлявших свое враждебное отношение к чужеземцам всеми доступными им средствами: воем, ревом, угрожающими жестами, метанием камней. Все же до лагеря добрались вполне благополучно. Саук в двух словах дал понять Баррозо, что дело сорвалось. Нельзя украсть у людей сокровища, которых у них нет. В шлюпке, приставшей в глубине маленькой бухточки, поместились все потерпевшие кораблекрушение, правда, как сельди в бочке. Но, поскольку преодолеть нужно было каких-либо шесть миль, на это не стоило обращать внимание. Через два часа шлюпка уже подошла к косе, вдоль которой раскинулось маленькое селение Маюмба. Все наши путешественники, независимо от их национальности, были гостеприимно встречены по французской фактории. Тотчас же там занялись поисками транспорта, чтобы помочь им переправиться в Лоанго. Выяснилось, что туда возвращалась группа европейцев, которые охотно приняли их в свою компанию. Теперь можно было не опасаться нападения хищников или дикарей. Но какой мучительный климат, какая несносная жара! Попав уже в Лоанго, Трегомен уверял, как Жюэль ни пытался его переубедить, будто он обратился в скелет. Согласимся с тем, что добрейший человек все же несколько преувеличивал. По счастливой случайности, - а судьба не очень-то баловала дядюшку Антифера, - ни ему, ни его спутникам не пришлось долго засиживаться в Лоанго. Уже через два дня там остановился испанский пароход, следовавший из Сен-Поля-де-Луандо в Марсель. Стоянка, вызванная необходимостью небольшого ремонта машины, продолжалась не более суток. Благодаря тому, что деньги при кораблекрушении удалось спасти, сразу же были куплены билеты. Короче говоря, 15 июня дядюшка Антифер и его спутники покинули наконец воды Западной Африки, где они нашли вместе с двумя ценнейшими алмазами новый документ и где их постигло новое разочарование. Что же касается капитана Баррозо, то Саук обещал вознаградить его впоследствии, после того как приберет к рукам миллионы паши, и португалец должен был довольствоваться этим обещанием. Жюэль даже и не пробовал отвлечь дядюшку от его навязчивой идеи, хотя имел основания думать, что вся эта история кончится какой-нибудь колоссальной мистификацией. Но вот Трегомен - тот придерживался сейчас иного мнения. Два алмаза стоимостью в сто тысяч франков каждый, найденные в шкатулке на втором островке, заставили его не на шутку призадуматься. "Если паша, - думал Трегомен, - подарил нам два таких драгоценных камня, почему бы не найтись и остальным на острове номер три?" Но, когда он заводил об этом разговор, Жюэль только пожимал плечами. - Увидим... Увидим! - повторял молодой капитан. А Пьер-Серван-Мало рассуждал таким образом. Раз третий сонаследник, обладатель широты третьего острова, живет в Эдинбурге, надо ехать в Эдинбург и ни в коем случае не дать опередить себя Замбуко или Бен-Омару. Ведь им известна восточная долгота, которую нужно сообщить господину Тиркомелю, эсквайру! Следовательно, с ними нельзя разлучаться. Все вместе, и чем быстрее, тем лучше, они доедут до столицы Шотландии и в полном составе предстанут перед Тиркомелем. Разумеется, такое решение не устраивало Саука. Теперь, когда секрет для него перестал быть секретом, он предпочел бы действовать самостоятельно, то есть опередить своих спутников, встретиться с глазу на глаз с человеком, упомянутым в документе, определить местоположение нового острова, отправиться туда и вырыть сокровища Камильк-паши. Но уехать одному, не возбуждая ни в ком подозрений, было невозможно, а он чувствовал, что Жюэль внимательно за ним следит. Да и переезд до Марселя нельзя было совершить иначе, как со всеми. А так как дядюшка Антифер на последнем отрезке пути решил воспользоваться железными дорогами Франции и Англии, что значительно экономило время, то у Саука не было надежды приехать раньше его. Ничего не оставалось, как покориться обстоятельствам. Рассчитывать теперь он мог только на выяснение дела с Тиркомелем: задуманный план, потерпевший неудачу в Маскате и Лоанго, быть может, удастся осуществить в Эдинбурге! Переход до Марселя совершился очень быстро, так как португальское судно не останавливалось ни в одном промежуточном порту. Само собой разумеется, что Бен-Омар, верный до конца своим привычкам, из каждых двадцати четырех часов проболел все двадцать четыре и был выгружен в бессознательном состоянии на набережной Жолиэт, как какой-нибудь тюк хлопка. Жюэль написал Эногат длинное письмо. Сообщив ей обо всех происшествиях в Лоанго, он поставил ее в известность, что беспримерное упрямство дядюшки заставило их предпринять новое путешествие, и пока еще неизвестно, какая над ними нависла новая угроза, то есть куда их теперь занесет фантазия паши... Он писал еще, что дядюшка Антифер, вроде Вечного Жида [Вечный Жид, или Агасфер, - персонаж средневековой легенды; был проклят богом за прегрешения и обречен на вечные скитания; легенда об Агасфере положена в основу многих произведений мировой литературы], намерен, по-видимому, скитаться по всему свету и что скитания его, наверное, прекратятся не раньше, чем он окончательно сойдет с ума, а все теперь идет к тому, так как нервное возбуждение, прогрессирующее у него из-за последних неудач, приняло угрожающий характер. Все это было очень печально. И их свадьба, отложенная на неопределенное время... и их счастье... и их любовь... и т.д. Жюэль поторопился закончить свое безутешное послание, чтобы успеть сдать его на почту. Все они ринулись на скорый поезд, идущий из Марселя в Париж, потом - в экспресс из Парижа в Кале, потом - на пароход из Кале в Дувр, на поезд из Дувра в Лондон, из Лондона молниеносно в Эдинбург, - все шестеро, как будто они были прикованы к одной цепи! И вот вечером 25 июня, едва успев занять комнаты в "Королевском отеле", они отправились на поиски господина Тиркомеля! И тут - большая неожиданность! Тиркомель оказался пастором. Поэтому, побывав у него на квартире в доме 17, Норс-Бридж-стрит - адрес был получен легко, так как пламенный отрицатель земных благ был в Эдинбурге довольно популярной личностью, - они явились в церковь Престола Господня в то время, когда его голос гремел с высоты кафедры. Они решили, что подойдут к нему по окончании проповеди, проводят его домой, введут в курс дела, сообщат о последнем документе... Черт возьми!.. Если человеку приносят внушительное количество миллионов, он не станет сетовать, что его некстати потревожили! Однако во всем этом было что-то странное. Какие отношения могли существовать между Камильк-пашой и этим шотландским пастором? Отец Антифера спас жизнь египтянину... понятно. Банкир Замбуко помог ему спасти богатства... понятно. В благодарность за это Камильк-паша сделал обоих своими наследниками. И это понятно. Но неужели преподобный Тиркомель обладал такими же правами на признательность Камильк-паши, как и они? Да, безусловно. И тем не менее сама мысль, что Камильк-паша был чем-то обязан Тиркомелю, казалась невероятной. Однако иначе и быть не могло, раз пастор являлся владельцем третьей широты, необходимой для открытия третьего островка. - На этот раз... последнего! - неизменно повторял дядюшка Антифер, надежды которого или, быть может, иллюзии стал разделять и Трегомен. Но, когда наши кладоискатели увидели на кафедре человека не старше пятидесяти лет, им пришлось придумать другое объяснение. В самом деле, Тиркомелю не могло быть больше двадцати пяти лет, когда Камильк-паша по приказу Мухаммед-Али был заключен в каирскую тюрьму. Было трудно предположить, что Тиркомель мог тогда оказать ему услугу. Может быть, египтянин был обязан отцу, дедушке, наконец, дяде этого Тиркомеля?.. Впрочем, все это неважно. Важно то, что Тиркомель владеет драгоценной широтой - это указывается в документе, найденном в бухте Маюмба, - и сегодня должен выясниться дальнейший план действий. Итак, они находились в церкви, возле самой кафедры. Антифер, Замбуко и Саук пожирали глазами страстного проповедника, не понимая ни слова из того, что он говорил, а Жюэль слушал его, не веря своим ушам. А проповедь продолжалась - все на одну и ту же тему, все с тем же исступленным красноречием. Призыв к королям, чтобы они бросили в море свои цивильные листы [определенная сумма, ежегодно отпускаемая монарху в его личное пользование и на содержание двора из бюджета государства], призыв к королевам, чтобы они вышвырнули бриллианты, украшающие их диадемы, призыв к богачам, чтобы они уничтожили свое богатство! Согласитесь, что нельзя произносить такие неумные речи, упорно желая завоевать новообращенных! Изумленный Жюэль раздумывал: "Вот это действительно осложнение! Решительно моему дядюшке не везет!.. И зачем понадобилось чертову паше посылать нас к этому фанатику!.. У такого полоумного пастора искать содействия? У человека, который, не раздумывая, уничтожит сокровища, как только они попадут ему в руки!.. Да, такого препятствия мы никак уж не ожидали, и на этот раз препятствия непреодолимого! Тут-то и кончатся все наши приключения. Ясное дело, мы натолкнемся на решительный отказ, на окончательный отказ, который создаст преподобному Тиркомелю громадную популярность! Это погубит дядю, он не выдержит такого потрясения! Замбуко с дядюшкой, да, наверное, и этот Назим пойдут на все, чтобы вырвать у Тиркомеля тайну... Они способны подвергнуть его пытке... даже, может быть... Нет, надо поскорее уехать!.. Пусть преподобный хранит про себя свою тайну! Я не знаю, все ли несчастья исходят от миллионов, как он уверяет, но зато я знаю другое: гоняясь вместе с дядюшкой за сокровищами египтянина, я все дальше и дальше откладываю свое собственное счастье... И так как Тиркомель никогда не согласится скрестить свою широту с долготой, доставшейся нам ценою таких мытарств, то нам останется только спокойно вернуться во Францию и..." - Нужно повиноваться воле божьей! - изрекал в эту минуту проповедник. "И я так считаю, - подумал Жюэль, - дядя должен смириться перед неизбежностью". Но проповедь все не кончалась, и трудно было надеяться, что у пастора когда-нибудь иссякнет запас красноречия. Дядюшка Антифер и банкир выказывали явное нетерпение. Саук кусал свои усы. Нотариуса, после того как он сошел с палубы корабля, ничто уже не волновало. Жильдас Трегомен, склонив голову набок, навострив уши и открыв рот, тщетно старался уловить хоть несколько знакомых слов. И все они обращали вопросительные взгляды на молодого капитана, как бы спрашивая его: "О чем может так долго и с таким пылом разглагольствовать этот проклятый пастор?" И в ту минуту, когда им уже казалось, что проповедь подходит к концу, все началось снова. - Это просто невозможно! О чем он говорит, Жюэль? - с досадой воскликнул дядюшка Антифер, вызвав дружное шиканье слушателей. - Я вам скажу потом, дядя. - Если бы этот надоедливый болтун только подозревал, какие я ему принес новости, он бы живо сошел с кафедры, чтобы с нами побеседовать! - Гм!.. Гм!.. - произнес Жюэль таким странным тоном, что дядюшка Антифер грозно нахмурил брови. Однако все на свете кончается, даже проповедь пастора "свободной шотландской церкви". Чувствовалось, что преподобный Тиркомель дошел до заключительной части своей вдохновенной речи. Его дыхание стало более прерывистым, жесты - более беспорядочными, метафоры - более смелыми, предостережения - более грозными. И наконец, как удар дубины, обрушился на аудиторию его последний сокрушительный выпад против обладателей презренного металла, сопровождавшийся категорическим приказом - бросить золото на этом свете в раскаленную печь, дабы самим не угодить в адское пекло на том свете! И затем в порыве крайнего возбуждения, сделав намек на название церкви, под сводами которой гулко перекатывались его громоподобные периоды, он воскликнул: - И, подобно тому как в прежние времена на этом месте было судилище, где пробивали гвоздями уши лукавым нотариусам и другим нечестивцам, так и в день последнего суда вас будут судить без всякого милосердия, и под тяжестью вашего золота чаша весов опустится в бездны ада!.. И, закончив свою проповедь этой страшной угрозой, преподобный Тиркомель сделал прощальный и одновременно благословляющий жест, после чего мгновенно исчез. Дядюшка Антифер, Замбуко и Саук решили ждать его у выхода из церкви, перехватить на ходу и тут же, на месте, получить у него нужные сведения. Да и могли ли они выдержать до утра, прождать еще семь или восемь часов?.. Разве они могут вытерпеть муки любопытства, которые терзали бы их в продолжение всей ночи? Нет, они бросились к центральному выходу на паперть, бесцеремонно расталкивая верующих, возмущенных этой грубостью, особенно неприличной в подобном месте! Жильдас Трегомен, Жюэль и нотариус следовали за ними спокойно и чинно. Но все старания были напрасны. Очевидно, преподобный Тиркомель, желая ускользнуть от неизбежной овации - единственного, впрочем, результата его проповеди о презрении к земным богатствам, - вышел из бокового придела церкви Престола Господня. Тщетно Пьер-Серван-Мало и его спутники ждали Тиркомеля на паперти, искали в толпе прихожан, спрашивали о нем то того, то другого... Проповедник оставил в толпе не больший след, чем оставляет рыба в воде или птица - в воздухе. Все собрались вместе, раздраженные и раздосадованные, - казалось, какой-то злой дух внезапно вырвал у них желанную добычу! - Ну что ж!.. Семнадцать, Норс-Бридж-стрит! - закричал дядюшка Антифер. - Но, дядя... - И, прежде чем он ляжет спать, мы сумеем вырвать у него... - добавил банкир. - Но, господин Замбуко... - Без замечаний, Жюэль! - Хорошо. Одно только замечание, дядя! - По поводу чего? - спросил дядюшка Антифер, задыхаясь от гнева. - По поводу проповеди этого Тиркомеля. - А какое нам до нее дело? - Очень большое, дядя. - Ты что, смеешься, Жюэль? - Напротив, дядя, это очень серьезно и, добавлю, даже очень неприятно для вас! - Для меня? - Да... Слушайте! И Жюэль обрисовал в нескольких словах душевное состояние преподобного Тиркомеля, объяснил, какая мысль проходила через всю его бесконечную проповедь, и, наконец, высказал убеждение, что, если бы только это зависело от Тиркомеля, все миллиарды мира покоились бы уже давно на дне океана! Банкир был сражен, Саук тоже, хотя ему и приходилось притворяться, что он ничего не понимает. Даже Жильдас Трегомен скорчил кислую гримасу. Да, надо сознаться, здоровый кирпич свалился им на голову! Но дядюшка Антифер не обнаружил никакой растерянности. Он ответил Жюэлю довольно ехидным тоном: - Глупец... глупец... глупец!.. Кто проповедует такие вещи, у того нет в кармане ни одного су!.. Покажи ему только тридцать миллионов, которые приходятся на его долю, и ты увидишь, захочет ли он их утопить! Безусловно, этот ответ свидетельствовал о глубоком знании человеческого сердца!.. Но как бы то ни было, решили отказаться от намерения посетить в тот же вечер преподобного Тиркомеля в его доме на Норс-Бридж-стрит. Все шестеро проследовали в обычном порядке в "Королевский отель". ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, из которой видно, что нелегко заставить пастора говорить, если он решил молчать Дом преподобного Тиркомеля был расположен в квартале Кенонгет, на самой известной улице старого города, "Старой коптилки", как его называют в старинных рукописях. Это здание примыкало к дому Джона Нокса [(1505-1572) - шотландский реформатор, основатель пресвитерианской церкви], а окна в доме Нокса в середине XVI века частенько открывались, когда знаменитый шотландский реформатор обращался с воззваниями к толпе. Это близкое соседство очень нравилось преподобному Тиркомелю. Он тоже стремился проводить в жизнь свои реформы. Правда, он произносил проповеди не из окна, но на это была особая причина. Дело в том, что окно его комнаты не выходило на улицу. Оно выходило на северную сторону, на овраг, ныне изборожденный рельсами и превращенный в общественный сад. С фасада это окно было бы на уровне третьего этажа, а со стороны оврага благодаря понижению почвы - на уровне восьмого. А разве можно проповедовать с такой высоты? В общем, это был мрачный и неуютный дом, окруженный узкими, грязными переулками, где самый воздух заражен миазмами. С давних пор эта часть города именуется "Ловушка". Подобные кварталы прилегают к исторической центральной магистрали Кенонгет, которая тянется под разными названиями от замка Холируд до Эдинбургского замка, одной из четырех крепостей Шотландии, которые, по союзному договору, всегда обязаны сохранять готовность к обороне. И вот на следующее утро, то есть 26 июня, как раз в тот момент, когда на соседней церкви раздался последний, восьмой удар колокола, перед дверью упомянутого дома остановились дядюшка Антифер, банкир Замбуко и сопровождавший их Жюэль. Бен-Омар не получил приглашения присоединиться к ним, так как его присутствие при первом свидании не было необходимым, а следовательно и Саук, к его большой досаде, тоже не попал в число визитеров. Если пастор откроет тайну широты, Саук ничего не узнает и не сможет опередить малуинца в поисках третьего островка. Трегомен тоже остался в отеле. Дожидаясь своих спутников, он развлекался созерцанием чудес улицы Принца и вычурного великолепия памятника Вальтеру Скотту [(1771-1832) - великий шотландский писатель, автор знаменитых исторических романов]. Жюэль, конечно, не мог отказаться сопровождать своего дядю, хотя бы потому, что был нужен ему в качестве переводчика. Да, кроме того, ему и самому не терпелось узнать, где находится новый островок и не заставит ли их на этот раз фантазия Камильк-паши прогуляться по морям Нового Света. А Саук, поняв, что его устранили от визита к Тиркомелю, впал в сильнейший гнев и, как обычно, обрушил всю свою ярость на Бен-Омара. После ухода сонаследников он осыпал несчастного нотариуса самыми грубыми ругательствами, самыми страшными угрозами. - Да, это ты виноват! - кричал Саук, опрокидывая стулья. - У меня так и чешутся руки дать тебе палкой по голове за твою глупость... - Ваша светлость, я сделал все, что мог... - Нет, не сделал! Ты должен был заявить этому проклятому матросу, ты должен был внушить ему, что твое присутствие необходимо, неизбежно, обязательно... тогда они хоть взяли бы тебя одного и ты бы узнал и сообщил мне широту этого третьего острова... И, может быть, мне бы удалось добраться до него раньше других!.. Чтоб тебя Магомет задушил! Первый раз мои планы рухнули в Маскате, во второй раз - в Маюмбе, и подумать только, что они могут лопнуть и в третий раз! И все потому, что ты засел на одном месте, как чучело старого ибиса... - Я прошу вас, ваша светлость... - А я клянусь тебе, что, если я потерплю неудачу, ты поплатишься своей шкурой! Эта сцена приняла под конец столь бурный характер, что Трегомен услышал крики и подошел к двери их комнаты, и счастье для Саука, что он изливал гнев на египетском языке. Если бы он ругал Бен-Омара по-французски, Трегомен узнал бы о его гнусных замыслах, узнал бы, что за личность скрывается под именем Назима, и эта личность получила бы по заслугам. И все же, хотя Трегомен и не понял сути дела, его поразило грубое обращение клерка с Бен-Омаром. Подозрения молодого капитана полностью подтверждались. Дядюшка Антифер, Замбуко и Жюэль, переступив порог пасторского дома, стали подниматься по деревянной лестнице, держась за засаленную веревку, висевшую на стене. Ни за что Трегомен, хоть и сильно похудевший за это время, не взобрался бы по такой узкой и темной винтовой лестнице. Посетители дошли до площадки третьего этажа, последнего на этой стороне дома. Маленькая стрельчатая дверь в глубине, на ней - дощечка с именем преподобного Тиркомеля. Дядюшка Антифер испустил глубокий вздох облегчения: "Уф!" Затем он постучал в дверь. Никакого ответа. Неужели пастора нет дома? По какому праву, позвольте вас спросить? Человек, которому приносят миллионы... Антифер постучал еще раз, немного сильнее. На этот раз изнутри послышался легкий шум. Дверь, правда, осталась на запоре, но под дощечкой с именем преподобного Тиркомеля приоткрылось задвижное окошечко. В окошечке показалась уже знакомая им голова пастора. - Что вам угодно? - спросил Тиркомель тоном человека, которому не нравится, когда его тревожат. - Нам хотелось бы поговорить с вами... очень недолго, - ответил по-английски Жюэль. - О чем? - По очень важному делу. - У меня нет никаких дел, ни важных, ни неважных. - Да откроет ли он наконец, этот преподобный? - закричал Антифер, которому надоели церемонии. Услышав это, пастор спросил на чистейшем французском языке, которым владел в совершенстве: - Вы французы? - Французы, - ответил Жюэль. И, считая, что это облегчит им доступ к Тиркомелю, добавил: - Французы, которые присутствовали вчера на вашей проповеди в церкви Престола Господня... - ...и у которых есть желание принять мои доктрины? - живо спросил проповедник. - Может быть, ваше преподобие. - Скорее, он примет наши, - пробурчал дядюшка Антифер. - Впрочем, если он предпочитает уступить нам свою долю... Дверь открылась, и мнимые неофиты [новообращенный в какую-либо веру] очутились перед преподобным Тиркомелем. Они вошли в комнату, освещенную в глубине единственным окном, выходившим на северный овраг. В одном углу стояла железная кровать с соломенным тюфяком и одеялом, в другом - стол с туалетными принадлежностями. Вместо стула - табурет. Вместо мебели - один запертый шкаф, в котором, по-видимому, хранилась одежда. Несколько книг на полке, среди них - традиционная библия в переплете с истрепанными углами, бумаги, перья, чернильница. Никаких занавесок. Голые стены, побеленные известью. На ночном столике - лампа с низко опущенным абажуром. Это была одновременно и спальня и рабочий кабинет; пастор, видимо, ограничивался лишь самым необходимым. Обедал он в соседнем кабачке, и, конечно, это отнюдь не был модный ресторан. Преподобный Тиркомель, весь в черном, затянутый в длинный сюртук, из-под воротничка которого виднелась узкая белая лента галстука, при появлении иностранцев снял цилиндр и если не пригласил их сесть, то исключительно потому, что мог предложить только один табурет. По правде говоря, миллионы нигде бы так не пригодились, как в этой монашеской келье, все содержимое которой едва ли можно было оценить в тридцать шиллингов... Дядюшка Антифер и банкир Замбуко переглянулись. Пора уже открыть огонь. Раз их сонаследник говорит по-французски, они больше не нуждались в посредничестве Жюэля, и молодой капитан превращался в простого зрителя. Такой оборот дела вполне его устраивал, и он не без любопытства готовился присутствовать при этой баталии. Кто будет победителем? Вряд ли он согласился бы держать пари за дядюшку... Вначале Антифер так смутился, что сам бы этому не поверил. Когда ему стали известны взгляды непримиримого проповедника на земные блага, он решил действовать хитро и осторожно и, предварительно позондировав почву, незаметно подготовить преподобного Тиркомеля к тому, что он должен показать имеющееся у него письмо Камильк-паши, в котором, без сомнения, указаны цифры новой и, надо надеяться, последней широты. Такого же мнения придерживался и Замбуко, не устававший поучать своего будущего шурина, как ему нужно действовать. Но хватит ли сил у этого бешеного малуинца сдержать свою ярость, если его нервы все время находятся во взвинченном состоянии, не вспылит ли он при первом же возражении и не начнет ли бить стекла? Между тем первым заговорил не он. Пока три визитера переминались с ноги на ногу, преподобный Тиркомель стал перед ними в позе проповедника. Убежденный, что эти люди явились к нему, горя желанием последовать его доктрине, он думал только о том, как бы красноречивее изложить им свои принципы. - Братья мои, - сказал он, складывая руки в порыве признательности, - я благодарю всевышнего, который даровал мне силу убеждения, давшую мне возможность вселить в ваши души презрение к богатству и отречение от земных благ... Стоило только взглянуть при этом вступлении на лица обоих сонаследников! - Братья мои, - продолжал проповедник, - уничтожая сокровища, которыми вы владеете... "Которыми мы еще не владеем!" - хотелось крикнуть дядюшке Антиферу. - ...вы подадите достойный удивления пример, которому последуют все те, кто способен возвысить свой дух над материальными благами жизни... Дядюшка Антифер резким движением челюсти передвинул чубук с одной стороны на другую, в то время как Замбуко прошептал ему на ухо: - Не объясните ли вы наконец этому болтуну цель нашего посещения? Утвердительно кивнув головой, малуинец подумал про себя: "Нет уж, я не допущу, чтобы он нагнал на меня своей проповедью такую скуку, как вчера!.." Преподобный Тиркомель, открыв свои объятия как бы для того, чтобы принять в них раскаявшихся грешников, сказал умиленным голосом: - Ваши имена, братья мои, чтобы... - Наши имена, господин Тиркомель, - прервал его дядюшка Антифер, - вот наши имена и звания: я, Антифер Пьер-Серван-Мало, капитан каботажного плавания в отставке. Жюэль Антифер, мой племянник, капитан дальнего плавания, господин Замбуко, банкир из Туниса... Тиркомель подошел к столу, чтобы записать эти имена. - И, конечно, - сказал он, - вместе с отречением от земных благ вы принесли ваши тлетворные богатства... может быть, миллионы? - Совершенно верно, господин Тиркомель, речь идет о миллионах, и, когда вы получите свою долю, вы вольны ее уничтожить... Но что касается нас, то мы сами придумаем, как нам поступить... Дядюшка Антифер допустил большую оплошность. Жюэль и Замбуко сразу же это поняли по изменившемуся выражению лица Тиркомеля. Лоб его покрылся морщинами, глаза почти закрылись, руки, раскрытые для объятия, захлопнулись на груди, как захлопывается дверь несгораемого шкафа. - В чем же дело, господа? - спросил он, отступая на шаг. - В чем дело? - повторил дядюшка Антифер. - Послушай, Жюэль, выложи ему все по порядку, потому что я не отвечаю за свои слова! И Жюэль "выложил" без всяких недомолвок. Он рассказал все, что было известно о Камильк-паше, об услуге, оказанной ему Томасом Антифером и банкиром Замбуко, о приезде в Сен-Мало душеприказчика Бен-Омара, нотариуса из Александрии, о путешествии в Оманский залив на поиски первого острова, о дальнейшей поездке в бухту Маюмба, где находился второй остров, о содержании второго документа, отсылавшего двух сонаследников к третьему наследнику, которым является не кто иной, как преподобный Тиркомель, эсквайр из Эдинбурга, и т.д. Пока Жюэль говорил, проповедник даже не шелохнулся; глаза его ни разу не блеснули, ни один мускул лица не дрогнул. Мраморная или бронзовая статуя и та не была бы более неподвижной. И, когда молодой капитан, окончив рассказ, спросил Тиркомеля, имел ли он когда-нибудь какое-нибудь отношение к Камильк-паше, пастор ответил: - Нет. - А ваш отец? - Может быть. - Может быть - не ответ, - заметил Жюэль, стараясь успокоить своего дядю, который вертелся на одном месте, словно его ужалил тарантул. - Это единственный допустимый для меня ответ, - сухо возразил Тиркомель. - Настаивайте, господин Жюэль, настаивайте... - прошептал банкир. - По мере возможности, господин Замбуко, - ответил Жюэль. И, обращаясь к Тиркомелю, который всем своим видом показывал, что будет держаться с предельной замкнутостью, Жюэль спросил: - Разрешите мне задать вам вопрос... единственный? - Да, хотя я могу и не ответить на него. - Известно ли вам, бывал ли когда-нибудь ваш отец в Египте? - Нет. - Но если не в Египте, то, по крайней мере, в Сирии или еще точнее - в Алеппо? Не надо забывать, что в этом городе Камильк-паша провел несколько лет до своего возвращения в Каир. После некоторого колебания преподобный Тиркомель признался, что его отец действительно жил в Алеппо и был связан с Камильк-пашой. Значит, не оставалось никаких сомнений, Камильк-паша был обязан благодарностью отцу Тиркомеля так же, как Томасу Антиферу и банкиру Замбуко. - В таком случае, я спрошу вас еще, - продолжал Жюэль, - не получал ли ваш отец письма от Камильк-паши? - Да. - Письма, в котором говорилось о местоположении островка с зарытыми сокровищами? - Да. - А не была ли в том письме указана широта этого островка? - Да. - А не говорилось ли там, что в один прекрасный день некий Антифер и некий Замбуко придут по этому поводу к вашему отцу? - Да. Эти "да" Тиркомеля падали точно удары молота, все с большей и большей силой. - Ну что ж, - сказал Жюэль, - капитан Антифер и банкир Замбуко перед вами, и, если вы захотите показать письмо паши, им останется только отправиться в путь, чтобы выполнить волю завещателя, по которой вы и они являетесь тремя наследниками. По мере того как Жюэль задавал вопросы, Антифер сдерживал себя с величайшим трудом, багровея, когда кровь бросалась ему в голову, бледнея, когда она отливала к сердцу. Тиркомель помолчал некоторое время, потом сказал, сжав губы: - А когда вы отправитесь в то место, где находятся сокровища, что вы намерены делать?.. - Конечно, вырыть их! - закричал дядюшка Антифер. - А когда вы их выроете? - Разделить на три части! - А как вы собираетесь поступить с вашими частями? - Как нам заблагорассудится, ваше преподобие! Еще одна неудачная выходка малуинца, давшая возможность Тиркомелю сесть на своего конька. - Так. Прекрасно, господа! - воскликнул он, и в глазах его вспыхнуло пламя. - Вы намерены использовать эти богатства для удовлетворения ваших инстинктов, ваших аппетитов, ваших страстей, другими словами - умножать несправедливость на этом свете... - Позвольте, - прервал его Замбуко. - Нет, не позволю! Я требую от вас ответа на следующий вопрос: если эти сокровища попадут вам в руки, вы даете слово их уничтожить? - Каждый может распорядиться своей частью наследства так, как ему будет удобнее, - уклончиво ответил банкир. Пьер-Серван-Мало взорвался. - Дело совсем не в этом! - закричал он. - Догадываетесь ли вы, ваше преподобие, какова стоимость этих сокровищ? - Не все ли мне равно! - Сто миллионов франков!.. Сто миллионов!.. И третья часть - тридцать три миллиона - принадлежит вам... Тиркомель пожал плечами. - Знаете ли вы, ваше преподобие, - продолжал дядюшка Антифер, - что завещание обязывает вас сообщить сведения, которыми вы располагаете? - Неужели? - Знаете ли вы, что вы не имеете права оставлять без движения сто миллионов, точно так же как не имеете права их украсть? - Я с этим не согласен. - Знаете ли вы, что, если вы будете настаивать на вашем отказе, - зарычал дядюшка Антифер, доведенный до последней степени ярости, - мы не остановимся перед тем, чтобы обратиться к правосудию... возбудить против вас дело... объявить вас преступником!.. - Преступником!.. - гневно, но не теряя самообладания, повторил Тиркомель. - Поистине ваша смелость, господа, равна вашей глупости! Неужели вы думаете, что я соглашусь разбросать эти сто миллионов по всей земле и дам возможность людям совершить на сто миллионов больше грехов? Вы полагаете, что я изменю своему учению и дам право верующим свободной шотландской церкви, людям строгой нравственности, непоколебимой честности, бросить мне в лицо эти сто миллионов? Надо сказать, его преподобие был просто великолепен, просто велик в своем взрыве красноречия. Жюэль не мог не восхищаться этим неистовым фанатиком, между тем как Антифер, одержимый припадком бешенства, готов был его задушить. - Да или нет? - закричал он, сжав кулак. - Да или нет? Вы покажете нам письмо паши? - Нет! Дядюшка Антифер дошел до исступления. - Нет? - повторил он с пеной у рта. - Нет! - А! Мошенник!.. Я вырву у тебя это письмо! Жюэль стал между ними, чтобы помешать дяде перейти от слов к действию, но тот резко оттолкнул его. Антифер хотел задушить проповедника, стоявшего перед ним так же холодно и бесстрастно, как раньше. Его разрывало желание обыскать эту комнату, этот шкаф, перерыть бумаги (надо сказать, что обыск был бы недолгим). Его остановили слова преподобного Тиркомеля, произнесенные очень просто, но тоном, не допускающим возражений: - Это письмо бесполезно искать... - Почему? - спросил банкир Замбуко. - Потому что у меня его больше нет. - Что же вы с ним сделали? - Я его сжег. - В огонь... Он его бросил в огонь! - завопил дядюшка Антифер. - Негодяй!.. Письмо, в котором была тайна ста миллионов... тайна, которую нельзя будет больше узнать!.. И эта была истинная правда. Чтобы уберечься от соблазна и ни при каких обстоятельствах не воспользоваться сокровищами, что противоречило бы его убеждениям, преподобный Тиркомель действительно сжег это письмо уже много лет назад. - А теперь уходите, - сказал он, указывая посетителям на дверь. Дядюшка был совершенно убит. Документ уничтожен... Никогда, никогда нельзя будет определить местоположение острова!.. Был потрясен до глубины души и банкир Замбуко. Он плакал, как ребенок, у которого отняли игрушку!.. Жюэль вытолкнул обоих сонаследников сперва на лестницу, затем на улицу, и все трое отправились в "Королевский отель". После их ухода преподобный Тиркомель воздел руки к небу и возблагодарил бога за то, что он помог ему остановить лавину грехов, которую нагромоздили бы эти сто миллионов! ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой исчезает второстепенное действующее лицо, иначе говоря - "злодей" этой трагикомической истории Дядюшка Антифер не смог вынести все эти тревоги, мытарства, потрясения, бесконечную смену разочарований и надежд. Даже у капитана большого каботажа физические и моральные силы имеют свой предел, который нельзя переступать. Как только Антифер добрался до гостиницы, он тут же слег. Его мучила лихорадка, нервная лихорадка с горячечным бредом, грозившая самыми тяжелыми последствиями. В его воспаленном мозгу проносились вереницы обманчивых видений: картины злополучного путешествия, прерванного у самой цели; несметные сокровища, погребенные в неизвестном месте; третий островок, затерянный в каких-то неведомых водах; письмо, брошенное в огонь ужасным проповедником; заветные цифры, которые пастор не выдаст даже под страхом пытки... Да! Были все основания опасаться, что потрясенный рассудок малуинца не выдержит этого последнего удара. Врач, спешно вызванный к больному, подтвердил, что пациент близок к помешательству. Разумеется, дядюшке был обеспечен самый лучший уход. Жильдас Трегомен и Жюэль не покидали его ни на минуту, и если он выздоровел, то только благодаря их заботам. Возвратившись в гостиницу, Жюэль посвятил в курс дела Бен-Омара, который, в свою очередь, рассказал Сауку о решительном отказе преподобного Тиркомеля сообщить широту третьего острова. Легко вообразить, как рассвирепел мнимый Назим! Но на этот раз он не сделал несчастного нотариуса козлом отпущения и внешне никак не проявил своей ярости. Саук замкнулся в себе, обдумывая, по-видимому, каким способом ему выведать тайну, ускользнувшую от Антифера, и использовать ее для себя одного. Надо полагать, что он решил направить все свои усилия для достижения этой цели. Во всяком случае, было замечено, что ни в этот, ни в следующие дни в гостинице он не показывался. Трегомен, узнав от Жюэля, как вел себя проповедник, ограничился таким замечанием: - Я думаю, что теперь на это дело надо поставить крест... А ты как считаешь, мой мальчик? - И мне так кажется, господин Трегомен. Переубедить такого упрямца невозможно... - Какой же все-таки чудак этот проповедник! Ему приносят миллионы, а он от них отказывается! - Приносят миллионы! - сказал молодой капитан с сомнением в голосе. - Ты не веришь в них, Жюэль?.. А не ошибаешься ли ты?.. - Как вы изменились, господин Трегомен! - Еще бы! После того, как были найдены алмазы!.. Разумеется, я не утверждаю, что миллионы находятся именно на третьем острове, но, в конце концов, они могут там быть... К несчастью, мы никогда не узнаем местоположения третьего острова, потому что этот проповедник ни о чем не хочет слышать. - И все-таки, господин Трегомен, даже те два алмаза из Маюмбы не разуверили меня в том, что паша задумал сыграть с нами злую шутку... - Как бы то ни было, это может дорого обойтись твоему бедному дяде, Жюэль. Сейчас самое важное - поставить его поскорее на ноги. Только бы выдержала его голова! Будем выхаживать его, как сестры милосердия, и, когда он встанет с постели и у него хватит сил сесть в вагон, я думаю, он сам захочет вернуться во Францию... Опять зажить спокойной жизнью, как бывало... - Ах, господин Трегомен, почему он уже не на улице От-Салль! - А ты - возле нашей маленькой Эногат, мой мальчик!.. Кстати, ты собираешься ей написать?.. - Я сегодня же ей напишу и на этот раз думаю известить ее о нашем окончательном возвращении! Прошло несколько дней. Состояние больного не ухудшилось. Лихорадка, вначале очень сильная, стала уменьшаться. Но доктор по-прежнему опасался за рассудок бедного дядюшки. Положительно, он был не в своем уме. Правда, он узнавал своего друга Трегомена, своего племянника Жюэля, своего будущего шурина... Шурина?.. Между нами, если некая представительница прекрасного пола и рисковала остаться навсегда в девушках, то это была, конечно, пятидесятилетняя мадемуазель Талисма Замбуко, нетерпеливо ожидавшая обещанного супруга в своей девичьей комнате на Мальте! Увы, сокровищ нет и мужа нет, так как одно являлось дополнением к другому! Ни Трегомен, ни Жюэль не выходили из гостиницы. Больной все время звал их к себе, требовал, чтобы они день и ночь сидели в его комнате, выслушивая бесконечные жалобы, обвинения и угрозы по адресу этого гнусного проповедника. Дядюшка хотел подать на Тиркомеля в суд, пожаловаться на него мировому судье или шерифу, довести дело до верховного уголовного суда, даже до министерства юстиции! Судьи быстро заставят его говорить... Тут уж не позволят молчать, когда достаточно одного слова, чтобы бросить в обращение сто миллионов франков... Должны же существовать наказания за такие преступления, и даже самые суровые и самые страшные, и если виселица не предназначена для подобных преступников, то кто же тогда заслуживает виселицы?! И так далее. Антифер не умолкал с утра до вечера. Жильдас Трегомен и Жюэль по очереди дежурили у его ложа, если какой-нибудь особенно бурный припадок не требовал присутствия обоих. В такие моменты больной порывался встать с кровати, выскочить из комнаты, бежать к преподобному Тиркомелю, прострелить ему голову, и только сильная рука Трегомена приковывала его к месту. А потому, как ни хотелось Трегомену осмотреть этот прекрасный, построенный из камня и мрамора Эдинбург, он вынужден был от этого отказаться. Позднее, когда его друг будет на пути к выздоровлению и немножко успокоится, он наверстает упущенное. Он осмотрит прежде всего дворец Холируд, древнюю резиденцию правителей Шотландии, королевские апартаменты, опочивальню Марии Стюарт [(1542-1587) - шотландская королева; поддерживала реакционную католическую партию английских баронов; была казнена по приказанию английской королевы Елизаветы], сохранившуюся в том виде, в каком она была при жизни несчастной королевы... Он поднимется по Кенонгет до Кэстля, так гордо возвышающегося на базальтовой скале: там еще сохранилась маленькая комната, в которой появился на свет ребенок - будущий Иаков VI Шотландский и Иаков I Английский [Иаков I, он же Иаков VI Шотландский (1566-1625) - английский король; его притязания на абсолютную власть вызвали резкую оппозицию со стороны буржуазии и парламента]. Трегомен поднялся бы и на "Трон Артура", похожий на спящего льва, если смотреть на него с западной стороны; оттуда, с высоты двухсот сорока семи метров над уровнем моря, можно охватить глазом весь город, холмистый, как древняя часть города цезарей [имеется в виду Рим], до Лита [портовый город, в непосредственной близости от Эдинбурга, на берегу залива Ферт-оф-Форт], который является подлинным портом Эдинбурга в заливе Ферт-оф-Форт, до берега графства Файф, до вершин Бен-Ломонд, Бен-Леди, Ламмермур-Хилс, до безграничного морского простора... Сколько красот природы, сколько чудес, созданных руками человека! Трегомен, все еще грустя о сокровищах, потерянных из-за упрямства проповедника, сгорал, однако, от желания насладиться всем этим великолепием, но чувство долга заставляло его сидеть у изголовья деспотического друга. Поэтому добряку ничего не оставалось, как смотреть из открытого окна гостиницы на знаменитый памятник Вальтеру Скотту, готические пилястры [четырехугольная колонна, одной стороной немного вдающаяся в стену] которого вздымаются ввысь почти на двести футов в ожидании, пока все ниши не будут заполнены фигурами пятидесяти шести героев, созданных воображением великого шотландского романиста. Затем Жильдас Трегомен переводил взгляд на длинную перспективу улицы Принца, тянущуюся к Колтон-Хиллу, и за несколько минут до полудня начинал следить за большим золотым шаром на мачте обсерватории, падение которого в точности совпадало с моментом прохождения солнца через меридиан столицы. Между тем в квартале Кенонгет, а затем и по всему городу стали носиться слухи, которые способствовали увеличению и без того уже немалой популярности преподобного Тиркомеля. Рассказывали, что знаменитый проповедник, как подобает человеку, у которого слово не расходится с делом, отказался от совершенно невероятного, почти баснословного наследства. Говорили о нескольких миллионах, даже о нескольких сотнях миллионов, которые он хотел скрыть от человеческой жадности. Может быть, пастор и сам содействовал распространению выгодных для него слухов, так как ему не было никакого смысла делать из этого тайну. Газеты подхватили слухи, печатали и перепечатывали сведения о сокровищах Камильк-паши, зарытых под скалами какого-то таинственного островка. Что же касается его местоположения, то, если верить газетам - а проповедник и не думал давать опровержения, - оно якобы было известно преподобному Тиркомелю, и только он один мог бы дать на этот вопрос точные указания, хотя в действительности нельзя было обойтись без участия двух других сонаследников. Впрочем, подробностей этого дела никто не знал, и имя Антифера ни разу не было упомянуто. Само собой разумеется, что одни газеты одобряли доблестное поведение лучшего из пастырей свободной шотландской церкви, а другие порицали его, так как эти миллионы, вместо того чтобы без всякой пользы лежать в какой-то яме, могли бы облегчить положение многих несчастных бедняков Эдинбурга, если бы были им розданы. Но преподобный Тиркомель не придавал никакого значения ни порицаниям, ни похвалам - и то и другое ему было одинаково безразлично. Легко вообразить, какой успех имела его проповедь, произнесенная в церкви Престола Господня на следующий день после этих сенсационных разоблачений. Вечером 30 июня верующие буквально осаждали церковь. Толпы людей, не поместившихся внутри храма, запрудили близлежащие улицы и перекрестки. Появление на кафедре проповедника было встречено громом аплодисментов. Можно было подумать, что находишься в театре, когда публика устраивает овацию любимому актеру, выходящему на вызовы под восторженные крики "ура". Сто миллионов, двести миллионов, триста миллионов - нет, целый миллиард! - вот что предлагали этому феноменальному Тиркомелю, и вот чем он пренебрег! И он начал свою обычную проповедь фразой, произведшей на всех поистине потрясающее впечатление: - Есть человек, который одним своим словом может исторгнуть из недр сотни миллионов, но этого слова он не произнесет! На этот раз дядюшки Антифера и его спутников, конечно, не было среди присутствующих. Но за одной из колонн притвора притаился странный слушатель-чужеземец, не известный никому из прихожан, лет тридцати - тридцати пяти, смуглый, чернобородый, с грубыми чертами лица и отталкивающей физиономией. Был ли ему знаком язык, на котором говорил преподобный Тиркомель? Мы не знаем этого. Но как бы то ни было, он стоял в полумраке, не сводя с проповедника пылающих глаз! Так, не меняя положения, незнакомец дождался конца проповеди, а когда заключительные слова вызвали новый взрыв аплодисментов, он стал пробираться сквозь толпу поближе к проповеднику. Может быть, он хотел идти следом за ним на улицу Кенонгет? По-видимому, да, так как он очень энергично расталкивал локтями толпу на ступеньках паперти. В этот вечер преподобный Тиркомель возвращался домой не один. Тысячи людей составили триумфальное шествие. Странный чужеземец держался позади, не присоединяя своего голоса к крикам восторженной толпы. Дойдя до дома, популярный оратор поднялся на верхнюю ступеньку крыльца и обратился к своим почитателям с несколькими словами, вызвавшими новые взрывы "ура" и "гип", "гип". Потом он вошел в темные сени, не заметив, что за ним последовал посторонний человек. Толпа медленно расходилась, наполняя улицу шумом и возгласами. Преподобный Тиркомель поднимался по узкой лестнице, ведущей на третий этаж. Незнакомец неслышно шел за ним следом, так тихо, что даже кошка не смогла бы легче касаться ступенек. Проповедник вошел в свою комнату и запер дверь. Неизвестный остановился на площадке, притаившись в темном углу, и стал ждать... Что же произошло?.. На следующий день жильцы дома были поражены тем, что проповедник, который всегда выходил в один и тот же час рано утром, не появился. Не видели его и днем. Несколько человек, пришедших навестить его, тщетно стучались в дверь. Отсутствие пастора показалось настолько подозрительным, что после полудня один из соседей счел нужным заявить об этом в полицейский участок. Констебль и его помощники явились в дом проповедника, поднялись по лестнице, постучали в дверь и, не получив ответа, проникли в комнату, высадив дверь плечом, - особым приемом, известным только полисменам. Какое зрелище! Очевидно, кто-то взломал запор... проник в комнату... перерыл ее сверху донизу... Шкаф был открыт, одежда валялась на полу... Стол опрокинут... Лампа брошена в угол... Книги и бумаги раскиданы по полу... А возле сломанной, переворошенной кровати лежал преподобный Тиркомель, крепко-накрепко связанный, с кляпом во рту... Поспешили оказать ему первую помощь. Он был без сознания и едва дышал... Когда произошло нападение?.. Сколько времени он провел в таком состоянии?.. Только он один сможет это сказать, если удастся вернуть ему сознание... Пастора принялись энергично приводить в чувство, не раздевая, потому что он и так лежал почти голый: рубашка на нем была разорвана, плечи и грудь обнажены. И когда один из полисменов стал по всем правилам растирать его, у констебля вырвался крик изумления. На левом плече преподобного Тиркомеля он увидел буквы и цифры! В самом деле, на белой коже проповедника отчетливо проступала коричневая татуировка, - это была какая-то запись... И вот как она выглядела: 77o19' N Легко догадаться, что это и была искомая широта!.. Очевидно, отец пастора выжег клеймо на плече своего маленького сына (подобно тому как записал бы в памятную книжку), чтобы лучше сохранить драгоценные сведения. Может затеряться записная книжка, но не плечо! Вот почему Тиркомель, хотя он и действительно сжег письмо Камильк-паши, адресованное его отцу, тем не менее остался хранителем столь необычной записи, которую он, впрочем, даже не полюбопытствовал прочесть с помощью зеркала. Но злоумышленник, проникший в комнату во время сна проповедника, несомненно ее прочитал!.. Он захватил врасплох несчастного пастора, обшарил шкаф, рылся в бумагах... Напрасно Тиркомель сопротивлялся... Негодяй связал его, заткнул ему рот и скрылся... Таковы были подробности, сообщенные самим Тиркомелем после того, как спешно вызванный врач привел его в чувство. По мнению пастора, это нападение было совершено с единственной целью - вырвать у него тайну, которую он отказался открыть, - тайну острова, где зарыты миллионы. Преступника он, конечно, хорошо разглядел, так как вынужден был бороться с ним. Он сумел даже точно сообщить все его приметы. Не преминул он рассказать и о визите, который нанесли ему два француза и один мальтиец, прибывшие в Эдинбург, чтобы расспросить его по поводу завещания Камильк-паши. Это послужило для констебля указанием, и он немедленно начал следствие; через два часа полиция уже знала, что иностранцы, о которых шла речь, остановились несколько дней назад в "Королевском отеле". И, право, было большим счастьем для Антифера, банкира Замбуко, Жильдаса Трегомена, Жюэля и Бен-Омара, что им удалось неопровержимо доказать свое алиби [доказательство невиновности, основанное на утверждении, что обвиняемый не мог участвовать в приписываемом ему преступном деянии, так как в момент совершения преступления он находился в другом месте]. Больной малуинец не покидал своей постели, молодой капитан и Трегомен не выходили из его комнаты: банкир Замбуко и нотариус ни на минуту не выходили из гостиницы. К тому же ни один из них не подходил под описание, данное проповедником. Итак, наши кладоискатели не были арестованы, а известно, что тюрьмы Соединенного Королевства неохотно выпускают своих гостей, которым предоставляют даровой кров и пищу! Но был ведь еще Саук... Да, не кто иной, как Саук, совершил преступление... Это он задумал налет, чтобы вырвать тайну у преподобного Тиркомеля... И теперь благодаря цифрам, которые он мог прочесть на плече проповедника, он стал хозяином положения. Ведь ему известна была и долгота, указанная в документе, найденном на островке в бухте Маюмба, следовательно, ему оставалось только заглянуть в географический атлас, чтобы установить местоположение третьего островка. Несчастный Антифер! Тебе не хватало только этого последнего удара! Действительно, по описанию примет преступника, помещенному в газетах, дядюшке Антиферу, Замбуко, Жильдасу Трегомену и Жюэлю сразу же стало ясно, что преподобный Тиркомель имел дело с Назимом, клерком Бен-Омара. И как только они узнали о его исчезновении из гостиницы, они должны были заключить, что, во-первых, он прочитал цифры на плече Тиркомеля и, во-вторых, отправился на новый остров, чтобы завладеть несметными сокровищами. Меньше всех был удивлен Жюэль, давно уже подозревавший Назима, а также Жильдас Трегомен, с которым молодой капитан делился своими подозрениями. Что касается Антифера и Замбуко, впавших в неописуемую ярость, то, к счастью для обоих, они смогли сорвать ее на злополучном нотариусе. Само собой разумеется, что Бен-Омар больше чем кто-либо был уверен в виновности Саука. Да и мог ли он сомневаться, зная его черные замыслы, зная, что этот человек ни перед чем не остановится, даже перед преступлением? Какой скандал пришлось выдержать нотариусу! А на его долю и без того уже выпало немало неприятных сцен... По приказанию Антифера, Жюэль привел Бен-Омара в комнату больного. Больного?! Разве он может сейчас болеть?.. Разве можно быть больным при таких обстоятельствах? К тому же, если Антифер страдал желчной лихорадкой (таков был диагноз врача), то теперь ему представлялся прекрасный случай излить накопившуюся желчь и избавиться от недуга. Мы не в состоянии дать читателю сколько-нибудь полное представление о том, какой прием был оказан бедному Бен-Омару! Прежде всего ему сообщили, что покушение на проповедника и кража... - да, да, презренный Омар!.. - и кража была делом рук Назима... Вот каких клерков выбирает нотариус для своей конторы! Вот какого человека он взял себе в помощники, чтобы тот присутствовал вместе с ним при передаче сокровищ законным наследникам!.. Вот какого негодяя, проходимца, мошенника, каналью он посмел навязать Антиферу и его спутникам!.. А теперь этот мерзкий разбойник... да! разбойник!.. сбежал... Зная местоположение третьего островка, он завладеет миллионами Камильк-паши... и попробуйте теперь его поймать... Погоняйтесь-ка за этим египетским бандитом, которому ничего не стоит вышвырнуть бешеные деньги, чтобы обеспечить себе безопасность и безнаказанность!.. - Ах! Саук!.. Саук!.. - вырвалось у ошеломленного нотариуса. Подозрения Жюэля подтвердились... Назим не был Назимом... Это был Саук, сын Мурада, которого Камильк-паша лишил наследства в пользу сонаследников... - Как, это был Саук? - вскричал Жюэль. Нотариус стал было отнекиваться, уверять, что это имя вырвалось у него случайно... Но его пришибленный вид и выражение ужаса в глазах ясно показывали, что Жюэль не ошибся. - Саук! - повторил Антифер и одним прыжком соскочил с кровати. Он с такой яростью изрыгнул это презренное имя, что его кремневая трубка пулей вылетела изо рта и попала нотариусу в грудь. И если не этот метательный снаряд поверг наземь Бен-Омара, то уж наверняка здоровый пинок пониже поясницы, такой пинок, какого никогда еще, должно быть, не получал ни один нотариус ни в Египте, ни в какой другой стране! И Бен-Омар, распластавшись на полу, лежал ничком, не смея поднять голову! Итак, это был не Назим, а Саук, тот самый Саук, который поклялся во что бы то ни стало завладеть сокровищами и преступного вмешательства которого должен был бояться дядюшка Антифер!.. После того как был излит весь поток всевозможных морских ругательств, имеющихся в репертуаре капитана большого каботажа, Антифер почувствовал истинное облегчение, и, когда затем Бен-Омар, опустив плечи и поджав живот, потихоньку ретировался, чтобы запереться в своей комнате, Антифер чувствовал себя уже значительно лучше. Поспешим добавить, что окончательно поставила его на ноги новость, принесенная несколько дней спустя одной эдинбургской газетой. Известно, на что способны репортеры и интервьюеры! Скажем прямо - на все! В ту эпоху они начали вмешиваться в общественные и частные дела с таким рвением, с такой проницательностью и с такой дерзостью, что сделались как бы агентами новой исполнительной власти. И вот один из репортеров, проявив необычайную ловкость, не только получил сведения о татуировке, которой отец Тиркомеля украсил много лет назад левое плечо будущего проповедника, но и воспроизвел ее точное факсимиле [точное воспроизведение чьего-либо почерка или подписи] в ежедневном листке, причем тираж этого листка поднялся в тот день с десяти до ста тысяч. Вслед за тем вся Шотландия, потом Великобритания, потом Соединенное Королевство, потом Европа и, наконец, весь мир узнали знаменитую широту третьего острова: семьдесят семь градусов, девятнадцать минут к северу от экватора. В сущности, эти цифры не могли удовлетворить любопытства, так как их было недостаточно для решения так называемой "проблемы сокровищ" (это выражение успело войти в обиход). Из двух необходимых элементов недоставало... только одного - долготы... Но Антиферу-то ведь долгота была известна! (Впрочем, она была известна еще и Сауку.) И когда Жюэль принес дяде газету и тот увидел факсимиле, он сбросил одеяло, вскочил с постели и... выздоровел... выздоровел, как не выздоравливал ни один больной, прошедший курс лечения у лучших медиков Эдинбургского университета. Банкир Замбуко, Жильдас Трегомен и молодой капитан тщетно силились удержать дядюшку Антифера. Говорят, что религиозный пыл иногда способствует исцелению... Ну что ж, почему бы и вере в золотого тельца не сотворить подобное чудо?.. - Жюэль! Ты купил атлас? - Да, дядя. - Если не ошибаюсь, третий остров, как сказано в последнем документе, находится на пятнадцати градусах одиннадцати минутах восточной долготы? - Да, дядя. - А татуировка на плече проповедника - семьдесят семь градусов девятнадцать минут северной широты? - Да, дядя. - Ну, так... ищи третий островок! Жюэль взял атлас, развернул карту северных морей, определил циркулем точку пересечения обоих координат и ответил: - Шпицберген, южная оконечность большого острова. Шпицберген?.. Значит, Камильк-паша зарыл свои алмазы, драгоценные камни и золото на островке в этих северных водах! Но последний ли это островок?.. - В путь! - закричал дядюшка Антифер. - И сегодня же, если мы сможем найти пароход, готовый к отплытию! - Дядя! - воскликнул Жюэль. - Нельзя давать этому негодяю Сауку выигрыш во времени! - Ты прав, старина, - сказал Трегомен. - В путь! - повелительно повторил Пьер-Серван-Мало. И затем прибавил: - Надо предупредить этого идиота нотариуса, раз Камильк-паша требует его присутствия при откапывании сокровищ. Оставалось только подчиниться неукротимой воле дядюшки Антифера, которого поддерживал к тому же банкир Замбуко. - Нам еще повезло, - сказал молодой капитан, - что этот шутник паша не послал нас к антиподам! [антиподы - обитатели двух взаимно противоположных пунктов земного шара] ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, в которой дядюшка Антифер находит еще один документ с монограммой Камильк-паши Дядюшке Антиферу и его четырем спутникам, считая и Бен-Омара, ничего не оставалось, как отправиться в Берген, один из главных портов западной Норвегии. Решение было мгновенно принято и тут же приведено в исполнение. Поскольку Назим, он же Саук, опередил их на четыре или пять дней, нельзя было терять ни одного часа. Не успел еще упасть полуденный шар Эдинбургской обсерватории, как трамвай [до появления электроходного трамвая в Англии так называлась конная железная дорога (конка)] доставил наших пятерых путешественников в Лит, где они надеялись найти пароход, отбывающий в Берген - первый этап маршрута, который должен был привести их на Шпицберген. Расстояние от Эдинбурга до этого норвежского порта не превышает четырехсот миль. Отсюда можно легко и быстро добраться до самого северного порта Норвегии - Гаммерфеста. В теплое время года пароход, обслуживающий эту линию, возит туристов до мыса Нордкап [мыс на крайнем севере Европы, в Норвегии; скала около трехсот метров высоты; название в переводе - Северный мыс]. От Бергена до Гаммерфеста считается не более восьмисот миль и около шестисот - из Гаммерфеста до южной оконечности Шпицбергена, точки, которую удалось определить благодаря татуировке на плече преподобного Тиркомеля. На этом последнем этапе придется нанять судно, способное выдержать любую погоду. Правда, пока еще стояло лето, а летом над водами Северного Ледовитого океана не проносятся опустошительные бури. Надо было подумать и о деньгах. Это третье путешествие обойдется, конечно, очень дорого, так как последний отрезок пути - от Гаммерфеста до Шпицбергена - можно будет преодолеть только на специально зафрахтованном судне. Кошелек Жильдаса Трегомена уже заметно истощился со времени отъезда из Сен-Мало. К счастью, подпись банкира Замбуко стоила золота. Есть же на свете такие баловни судьбы, которые могут запускать свои руки во все без исключения кассы Европы! Замбуко принадлежал к их числу. Он предоставил свой кредит в распоряжение сонаследника. Они потом сочтутся, эти два шурина, когда найдут свои сокровища. А пока что разве не достаточно такой гарантии, как алмаз дядюшки Антифера, который поможет ему, на худой конец, расплатиться за все взятое вперед? Поэтому до отъезда из Эдинбурга банкир заглянул на несколько минут в Шотландский банк, где встретил наилучший прием. Снабженные дополнительным балластом, наши путешественники могли теперь отправиться хоть на край света, а кто знает, как еще повернутся события, куда их еще закинет судьба! В Лите, расположенном на берегу залива Ферт-оф-Форт, всегда стоит много кораблей. Не найдется ли среди них одного, готового отплыть к норвежским берегам? Такой нашелся. На этот раз судьба, казалось, была благосклонна к Пьеру-Сервану-Мало. Правда, упомянутое судно отправлялось не в этот же день, а через день. Это был простой торговый пароход "Викен". За хорошую цену капитан согласился доставить пассажиров в Берген. Предстояло ждать тридцать шесть часов. Дядюшка Антифер тем временем грыз свои "удила", пока не раздробил их между зубами. Он даже не позволил Жильдасу Трегомену и Жюэлю побродить по Эдинбургу. Это очень огорчило нашего Трегомена, хотя у него тоже появился вкус к миллионам паши. Наконец утром 7 июля "Викен" покинул рейд, захватив Антифера и его спутников, из которых один свалился при первом же повороте руля-конечно, все догадываются, кто именно... После двухдневного довольно легкого перехода на горизонте показались крутые норвежские берега, и уже в три часа пополудни пароход отдал якорь в порту Бергена. Само собой разумеется, что перед отъездом из Эдинбурга Жюэль позаботился приобрести секстант, хронометр и "Таблицы исчисления времени" взамен книги и инструментов, потерянных во время кораблекрушения "Порталегри" в бухте Маюмба. Конечно, если бы в Лите удалось зафрахтовать судно на Шпицберген, это дало бы значительный выигрыш во времени, но такого случая не представилось. Впрочем, терпение дядюшки Антифера, перед глазами которого неотступно стояла тень Саука, не подверглось слишком тяжелому испытанию. Пакетбот, совершавший рейсы на Нордкап, должен был отойти не позже чем через день. Конечно, дядюшке Антиферу, так же как и банкиру Замбуко, эти новые тридцать шесть часов ожидания показались ужасно долгими! Ни тот, ни другой не захотели покинуть своего номера в гостинице "Скандинавия". К тому же лил дождь, а дождь здесь бывает, кажется, ежедневно. Берген лежит на дне широкой котловины, окруженной горами, - не мудрено, что над ним всегда собираются тучи. Однако дождь не помешал Трегомену и Жюэлю использовать свободное время для прогулок по городу. Дядюшка Антифер, окончательно излечившийся от своей лихорадки, не удерживал их возле себя. Да и к чему? Проклинать негодяя Саука, перебежавшего им дорогу, сонаследники могли и вдвоем. Согласитесь, что, если вам не удалось познакомиться с великолепием Эдинбурга, вы никак не компенсируете себя прогулкой по улицам Бергена, хоть он был одним из значительных городов Ганзейского союза [в XIII-XVII веках объединение купцов северогерманских городов для защиты интересов торговой буржуазии; Ганзейский союз контролировал значительную часть торговых оборотов не только в Германии, но и в других странах Западной Европы; отделения Ганзейского союза имелись и в Норвегии, в частности в Бергене]. Этот город представляет не больший интерес, чем любой, пусть даже и очень большой, рыбный рынок. Правда, Жильдасу Трегомену никогда еще не приходилось видеть столько бочек сельди, такой массы трески, выловленной у Лофотенских островов, такой груды лососины, которую потребляют в Норвегии в огромном количестве. При этом какой характерный запах не только вблизи набережной, у стен кото