Джек Венс. Языки Пао 1 В самом сердце галактики Полимарк вокруг желтой звезды Ауриол вращается планета Пао. Ее характеристики (в стандартных единицах): Масса: 1,73 Диаметр: 1,39 Гравитация на поверхности: 1,04 Плоскость дневного обращения Пао совпадает с планетарной плоскостью, поэтому на планете отсутствует смена времен года и климат всегда мягкий. Восемь континентов расположены вдоль экватора и равноудалены друг от друга. Это Айманд, Шрайманд, Видаманд, Минаманд, Нонаманд, Дронаманд, Хиванд и Импланд. Названия их соответствуют паонитским числительным. Айманд - самый большой, в четыре раза больше Нонаманда, наименьшего. Этот последний расположен в высоких южных широтах, и климат там хуже. Скрупулезная перепись населения на Пао никогда не проводилась, но известно, что огромное число жителей планеты - около пятнадцати миллиардов человек - обосновалось в поселках. Паониты однородны в расовом отношении - среднего роста, светлокожие, с цветом волос от рыжевато-коричневого до почти черного. Разница в психическом складе и особенностях характера незначительна. История Пао до воцарения Панарха Аэлло Панаспера небогата событиями. Первые поселенцы нашли планету гостеприимной, и потомство их увеличивалось столь стремительно, что вскоре плотность населения на Пао выросла до невероятных размеров. Их образ жизни свел к минимуму социальные трения, и планета не знала крупных войн, эпидемий, катаклизмов. Периодический голод жители Пао переносили с мужеством. Паониты - простые бесхитростные люди, не исповедующие никакой религии, вообще не имеющие культа. Немного надо им от жизни - лишь кастовым передвижениям придают они значение. Они не знают спортивных состязаний, любят лишь, собравшись в огромные скопища по десять-двадцать миллионов, распевать древние заунывные гимны. Каков же типичный паонит? Он владеет небольшим участком земли, живет за счет доходов от домашних ремесел и примитивной торговли, не слишком интересуется политикой. Наследный правитель, Панарх, обладает абсолютной личной властью, осуществляемой через обширную сеть государственных учреждений, которые имеются в самой отдаленной деревушке. Слово "карьера" на языке Пао - синоним занятия государственной службой. В общем, правление осуществляется весьма успешно. Язык Пао сформировался на основе вайдальского, но видоизменился, превратившись в своеобразный диалект. Предложение на паонитском языке не столько выражает какое-либо действие, сколько обрисовывает картину или ситуацию. В языке нет ни глаголов, ни степеней сравнения (хороший, лучше, лучший). Типичный паонит воспринимает себя как поплавок в океане - бросаемый, гонимый неведомыми силами, - если вообще он мыслит себя как отдельного индивидуума. В священном страхе перед правителем он беспрекословно повинуется ему, взамен желая лишь одного - продолжения династии. На Пао ничего не должно меняться. Но Панарх, казалось бы, абсолютный властелин, также принужден подчиняться правилам. В том-то и заключался парадокс: единственный независимый человек на Пао, имевший право на пороки, немыслимые для простого смертного, начисто лишался права на веселье и фривольность; он обязан был уклоняться от дружбы, редко появляться в обществе. И самое главное: он не должен был казаться нерешительным или неуверенным - иначе разрушится архетип. 2 Перголаи, островок в Желианском море, в проливе между Минамандом и Дронамандом, был превращен в идиллический уголок Панархом Аэлло Панаспером. На краю луга, окруженного паонитским бамбуком и высокими мирровыми деревьями, стояла резиденция Аэлло - воздушное сооружение из белого стекла, резного камня и полированного дерева. Планировка была изысканно-проста: башня резиденции, крыло для прислуги и восьмиугольный павильон с розовым мраморным куполом. Шел час дневной трапезы. В павильоне, за резным столом из кости, сидел Аэлло, одетый во все черное, как требовало достоинство Панарха. Это был крупный человек, но стройный и хорошо сложенный. Его серебряная седина блестела как волосы ребенка, у него были по-детски гладкая кожа и немигающий взгляд широко распахнутых глаз. Опущенные углы рта, высокий изгиб бровей - все создавало впечатление застывшей маски сардонического скептика. Справа восседал его брат Бустамонте, носивший титул Аюдора - ростом меньше Аэлло, с копной жестких темных волос, быстрыми черными глазами, желваками мускулов на скулах. Бустамонте был куда энергичнее, чем средний паонит. Он посетил два или три близлежащих населенных мира, и всякий раз возвращался оттуда переполненный чужеземным энтузиазмом, что стяжало ему нелюбовь и недоверие народа Пао. Слева от Аэлло сидел его сын, Беран Панаспер - наследник Трона. Это был стройный худенький мальчик, неуверенный и застенчивый, с нежными чертами и длинными черными волосами, похожий на Аэлло лишь чистотой гладкой кожи и широко распахнутыми глазами. За столом напротив правителя сидело десятка два других людей: правительственные функционеры, просители, три торговых представителя с Меркантиля и еще один человек - с лицом хищной птицы, в коричнево-серых одеждах, который не разговаривал ни с кем. Аэлло прислуживали девушки в длинных туниках с черно-золотыми полосами. Каждое подаваемое ему блюдо вначале отведывал Бустамонте - обычай, сохранившийся с времен, когда политические убийства были скорее правилом, нежели исключением. Другая мера предосторожности, имеющая столь же глубокие корни, - три неусыпных стража-мамарона за спиной Аэлло. Это были огромные существа-нейтралоиды, черные как ночь. На них были облегающие светло-вишневые и зеленые панталоны, нагрудные знаки из белого шелка и серебра, их головы украшали громадные тюрбаны цвета одежды. Стражи держали рефраксовые щиты, чтобы в случае опасности сомкнуть их перед Аэлло. Панарх мрачно обедал, едва касаясь каждого блюда, пока наконец не почувствовал себя в состоянии перейти к делам дня. Вилнис Теробон, в одеянии цвета пурпура и охры, обычном для службы Социального Благополучия, поднялся и предстал перед Панархом. Он кратко изложил свое дело: фермеры-хлеборобы из саванн Южного Импланда страдают от засухи. Со своей стороны он, Теробон, хотел распорядиться провести воду из центральных областей континента, где располагалось водохранилище, но не достиг соглашения с Министром Ирригации. Аэлло выслушал, задал пару вопросов, затем очень кратко постановил, что водопроводное сооружение на перешейке Корои-Шерифт может брать воду, где это представляется необходимым. Следующим выступил Министр Здравоохранения. Его дело состояло в следующем: население центральной равнины Дронаманда выросло настолько, что стало не хватать жилищ. Строить новые - значит вторгнуться в земли, предназначенные для выращивания полезных культур, что ускорит наступление и так уже грозящего голода. Аэлло, жуя ломтик маринованной дыни, санкционировал перемещение миллиона человек еженедельно на Нонаманд, суровый южный континент. Вдобавок все младенцы, рождающиеся в семьях, где уже более двух детей, подлежали утоплению. Это были проверенные меры контроля за ростом народонаселения, и подчиняться им следовало безоговорочно. Молодой Беран следил за церемонией с восторгом, охваченный благоговейным трепетом перед безграничной властью отца. Прежде его редко допускали наблюдать за государственными делами - Аэлло не любил детей и проявлял мало заботы о воспитании сына. Но с недавних пор Аюдор Бустамонте заинтересовался Бераном, беседовал с ним часами, пока у мальчика не тяжелела голова и не начинали слипаться глаза. Они играли в странные игры, сбивавшие мальчика с толку и оставлявшие после себя чувство неловкости. К тому же в последнее время у него появились провалы в памяти... И вот Беран сидел за резным костяным столом в павильоне и держал в руках маленький незнакомый ему предмет. Он не мог вспомнить, где нашел его, но ему казалось, что он должен что-то сделать... Он посмотрел на отца - и волна ужаса обожгла его. Бустамонте глядел на него, неодобрительно насупясь. Беран почувствовал себя неловко и выпрямился на своем стуле. Он должен наблюдать и слушать - так учил его Бустамонте. Украдкой он рассматривал предмет, который сжимал в руке. Вещь была одновременно знакомая и странная. Как бы вспоминая давний сон, Беран догадывался о назначении этой вещи. И вдруг снова волна ужаса... Мальчик отведал хвостик жареной рыбки - как всегда, без аппетита. Кто-то следил за ним - Беран почувствовал на себе взгляд. Повернувшись, он встретился глазами с незнакомцем в серо-коричневом платье. Лицо его привлекало внимание - длинное и худое, с высоким лбом, кустиком усов и острым носом. Черные волосы, густые и короткие, блестели словно звериный мех. Глаза глубоко посажены, взгляд, мрачный и притягивающий, усиливал неловкость Берана. Предмет, зажатый в руке юноши, был тяжел и горяч, Беран хотел уронить его на пол, но не мог. Последним из обращавшихся к Панарху был Сигил Панич, представитель деловых кругов Меркантиля, планеты ближайшего солнца. Панич был худощавым человеком, быстрым и умным, с кожей цвета меди; волосы он носил скрученными в пучки и скрепленными бирюзовыми шпильками. Это был типичный меркантилиец, моряк и торговец, горожанин до мозга костей, в противовес паонитам - детям пашен и моря. Его мир торговал со всеми близлежащими планетами галактики; космобаржи Меркантиля сновали повсюду, везя технику, автотранспорт, летательные аппараты, средства связи, инструменты, оружие, энергогенераторы, - и возвращались на Меркантиль, груженые продовольствием, предметами роскоши ручной работы и всевозможными сырьем, которое было дешевле импортировать, чем производить самим. Бустамонте что-то зашептал на ухо Аэлло. Тот покачал головой - Бустамонте зашептал решительнее. Аэлло ответил жгучим взглядом - Бустамонте угрюмо сел на свое место. По знаку Аэлло капитан мамаронской стражи обратился к присутствующим тихим скрипучим голосом: - По приказу Панарха все завершившие свои дела должны удалиться. За столом напротив остались лишь Сигил Панич, два его адъютанта и незнакомец в серо-коричневом. Меркантилиец опустился в кресло напротив Аэлло, кивнул, уселся поудобнее. Адъютанты встали у него за спиной. Панарх Аэлло не слишком церемонно приветствовал его, меркантилиец отвечал на ломаном паонитском. Аэлло поигрывал вазочкой с фруктами в бренди, оценивающе глядя на собеседника. - Пао и Меркантиль торгуют вот уже много веков, Сигил Панич. Меркантилиец кивнул: - Мы выполняем все пункты наших контрактов до единого - вот наш девиз. Аэлло коротко усмехнулся: - Торговля с Пао сделала вас богачом. - Мы торгуем с двадцатью восемью цивилизациями, Ваше Величество. Аэлло откинулся на спинку кресла: - Я хочу обсудить с вами два вопроса. Вы только что слышали, что Импланд нуждается в воде. Нам требуется установка для опреснения необходимого количества океанской воды. Можете передать этот заказ вашим инженерам. - К вашим услугам, сэр [языки Пао и Меркантиля разнятся, как и два образа жизни; Панарх, говоря: "Я хочу обсудить с вами два вопроса", сказал буквально следующее: "Важное заявление (по-паонитски - одно слово), в состоянии готовности (два слова); ухо - меркантилийца - в состоянии готовности; рот - говорящего - в состоянии волевого акта"; выделенные слова имеют суффиксы условия; меркантилийцы выражают свои мысли четкими и ясными сгустками точной информации: "я к вашим услугам, сэр" - литературный перевод: "я - посол - здесь - сейчас - радостно - подчиняюсь - только что высказанным вами приказам - Ваше Королевское Величество - здесь - сейчас - слышанным и понятым" (прим.авт.)]. Аэлло говорил без эмоций, без интонаций - почти небрежно: - Мы заказали, а вы доставили нам много военной техники. Сигил Панич кивнул, соглашаясь. Без внешнего повода он вдруг обнаружил неловкость: - Мы в точности выполнили ваш заказ. - Не могу с вами согласиться, - ответил Аэлло. Сигил Панич напрягся, его слова звучали еще официальнее, чем прежде: - Уверяю, Ваше Величество, я лично контролировал доставку. Оборудование в точности соответствует описанию в заказе и счетах. Аэлло перешел на самый холодный тон: - Вы доставили шестьдесят четыре [на Пао принята восьмеричная система исчисления; так, паонитская сотня - это шестьдесят четыре; тысяча - пятьсот двенадцать, и т.д. (прим.авт.)] монитора для устройств слежения, пятьсот двенадцать пультов управления для реактивных установок, пятьсот двенадцать патрульных летательных аппаратов, множество составных резонаторов, энергетических устройств, дротики и прочее ручное вооружение. Это совпадает с заказом. - Естественно, сэр. - Однако вы знали, что за цель стоит за этим заказом. Сигил Панич кивнул сияющей медной головой: - Вы имеете в виду обстановку на планете Батмарш? - Совершенно верно. Династия Долберг свергнута. Династия Брумбо захватила власть. Новые правители по привычке ведут смелые военные действия. - Такова традиция, - согласился меркантилиец. - Вы снабжали оружием этих авантюристов. Сигил Панич снова согласился. - Мы продаем всем, кто покупает. И поступаем так уже много лет - вы не должны нас за это упрекать. Аэлло поднял брови. - Нет, дело не в этом. Я упрекаю вас в том, что вы продаете нам стандартные модели, тогда как клану Брумбо вы предлагаете такое вооружение, что против него мы гарантированно бессильны. Сигил Панич моргнул: - Каков источник вашей информации? - Я должен раскрыть все свои тайны? - Нет, нет, - воскликнул Панич. - Ваши утверждения ошибочны. Абсолютный нейтралитет - вот наша политика. - Тем не менее, вы можете наживаться и на двойной игре. Сигил Панич выпрямился: - Ваше Величество, я официальный представитель Меркантиля на Пао. Поэтому ваши утверждения могут быть расценены как официальное оскорбление. Аэлло казался слегка удивленным. - Оскорбить меркантилийца? Нелепица! Медная кожа Сигила Панича вспыхнула пунцовым румянцем. Бустамонте зашептал что-то на ухо Аэлло. Аэлло пожал плечами, повернулся к меркантилийцу. Голос его был холоден, слова тщательно взвешены. - По причинам, которые я уже назвал, заявляю, что вы не выполнили контракт. Сделка потеряла смысл. Платить мы не станем. - Доставленные грузы удовлетворяют всем требованиям, упомянутым в контракте, - настаивал Сигил Панич. По его представлениям, более ничего говорить не требовалось. - Но они непригодны для наших целей, и об этом известно на Меркантиле. Глаза Сигила Панича вспыхнули: - Не сомневаюсь, что вы, Ваше Величество, оценили все далеко идущие последствия такого решения. Бустамонте не удержался от дерзости: - Лучше было бы, чтобы на Меркантиле оценили все далеко идущие последствия двойной игры. Аэлло жестом выказал раздражение, и Бустамонте сел на место. Сигил Панич через плечо взглянул на адъютантов - они выразительно перешептывались. Тогда Панич спросил: - Могу ли я поинтересоваться, что имел в виду Аюдор под "далеко идущими последствиями"? Аэлло кивнул: - Позвольте привлечь ваше внимание к джентльмену, находящемуся слева от вас. Взгляды всех устремились на человека в серо-коричневом. - Кто этот человек? - спросил отрывисто Сигил Панич. - Я не знаю такой одежды. Одна из девушек в черно-золотой тунике подала Аэлло кубок с густой зеленой жидкостью. Бустамонте почтительно проглотил ложечку содержимого. Аэлло пододвинул к себе кубок, пригубил. - Это Лорд Палафокс. Он здесь, чтобы помочь нам советом. Аэлло сделал еще один глоток из кубка и резким движением отодвинул его. Девушка-служанка незамедлительно убрала питье. Сигил Панич изучал незнакомца холодно-враждебно. Его адъютанты что-то бормотали друг другу. Беран сидел, утонув в кресле. - В конце концов, - сказал Аэлло, - если мы не можем положиться на Меркантиль в поисках средств защиты, мы вынуждены искать их в другом месте. Сигил Панич снова повернулся к шепчущимся советникам. Они приглушенно спорили. Панич нетерпеливо прищелкнул пальцами - советники поклонились и умолкли. Панич снова повернулся к Аэлло: - Ваше Величество, естественно, поступит так, как считает нужным. Я лишь хочу заметить, что продукция Меркантиля - непревзойденная. Аэлло взглянул на человека в серо-коричневом. - Я не расположен обсуждать этот вопрос. Может быть, Лорд Палафокс имеет что-нибудь сказать? Лорд Палафокс покачал головой. Панич придвинулся в одному из советников, тот неохотно выступил вперед. - Разрешите представить вам одну из наших последних разработок. Советник вручил ему футляр, из которого Панич извлек пару маленьких прозрачных полусфер. Стражники-нейтралоиды при виде футляра сомкнули перед Аэлло рефраксовые щиты. На лице Сигила Панича появилась болезненная гримаса: - Не тревожьтесь - никакой опасности нет. Он показал полусферы Аэлло, затем надел их на глаза. - Наши новые оптидины! Они функционируют и как микроскоп, и как телескоп. Границы их возможностей невероятно широки, а регулируются они только мышцами глаз и век. Поистине великолепно! Например, - он выглянул из окна павильона, - я вижу кристаллы кварца в булыжниках дамбы. Серый зверек прячется за кустом фунеллы. - Он перевел взгляд на рукав. - Я вижу нити, волокна, из которых состоит нить, структуру волокон. - Панич взглянул на Бустамонте. - Я замечаю поры на досточтимом носу Аюдора. Я наблюдаю также несколько волосинок в его ноздре. - Он перевел прибор на наследника, тщательно избегая смотреть на Аэлло. - Храбрый мальчик взволнован. Я считаю его пульс - раз, два, три... четыре, шесть, семь, восемь... одиннадцать, двенадцать, тринадцать... В его пальцах маленький предмет - не больше пилюли. - Меркантилиец оглядел человека в серо-коричневом. - Я вижу... - Панич запнулся, затем резким движением сдернул оптидины с глаз. - Что вы увидели? - поинтересовался Бустамонте. Меркантилиец смотрел на высокого человека в страхе и смятении. - Я увидел знак. Татуировка Брейкнесского Мага! - Вы правы, - ответил Аюдор. - Это Лорд Палафокс, Магистр Института Брейкнесса. Сигил Панич с холодной учтивостью поклонился: - Ваше Величество простит мне один вопрос? - Спрашивайте что хотите. - Что Лорд Палафокс делает на Пао? Аэлло мягко сказал: - Он прибыл по моему повелению. Мне нужен высококвалифицированный советчик. Мнение одного из моих доверенных лиц, - он презрительно взглянул на Бустамонте, - таково: мы можем перекупить сотрудничество Меркантиля. Он считает, что если вам хорошо заплатить, вы предадите Брумбо с Батмарша, как уже предали нас. Сигил Панич проговорил срывающимся голосом: - Мы вступаем во все виды сделок. Можем участвовать и в специальных исследованиях. Розовые губы Аэлло скривились в гримасе отвращения: - Я охотнее буду иметь дело с Лордом Палафоксом. - Почему вы говорите мне все это? - Не хочу, чтобы официальные лица на Меркантиле считали, что ваше вероломство прошло незамеченным. Сигил Панич сделал над собой величайшее усилие: - Я должен убедить вас переменить ваше решение. Мы никоим образом не мошенничали. Мы доставили именно то, что было заказано. Меркантиль верно служил вам до сих пор - мы надеемся быть полезными и в дальнейшем. Если вы сотрудничаете с Брейкнессом, подумайте, к чему приведет этот союз! - С Лордом Палафоксом у меня нет никаких союзов! - Аэлло быстро взглянул на человека в серо-коричневом. - Ах, но это впереди - и да позволено мне будет сказать откровенно... - Говорите. - ...хоть вы, возможно, испугаетесь, - он ободрился, - никогда не забывайте, Ваше Величество, они не создают никакого оружия у себя на Брейкнессе. Они не используют таким образом свою науку. Он взглянул на Палафокса: - Может быть, это неправда? - Не вполне, - ответил Палафокс. - Магистр Брейкнесса никогда не бывает безоружен. - И Брейкнесс выпускает оружие на экспорт? - Нет, - ответил с легкой усмешкой Палафокс. - Предмет нашего производства - лишь знания и люди. Сигил Панич повернулся к Аэлло. - Лишь оружие может уберечь вас от ярости Брумбо. Почему бы, по крайней мере, не испытать кое-что из нашей новой продукции? - Это не повредит, - убеждал Бустамонте, - и может быть, Палафокс нам после этого вовсе не понадобится. Аэлло ответил раздраженным взглядом, но Сигил Панич уже демонстрировал проекционный аппарат в форме глобуса с рукояткой. - Это одно из наших наиболее оригинальных достижений. Наследник Беран, захваченный зрелищем, внезапно почувствовал дрожь, приступ неописуемой тревоги. Что происходит? Почему? Он должен выйти из павильона, должен! Но Беран не в силах был сдвинуться с места. А Панич уже направлял свой инструмент прямо в розовый мраморный купол. - Извольте взглянуть. Верхняя половина зала стала черной, будто отсеченная непроницаемой заслонкой - она словно исчезла. - Устройство притягивает и концентрирует энергию видимой фазы, - объяснял меркантилиец. - Оно незаменимо в случае, когда нужно смутить неприятеля. Беран беспомощно глядел на Бустамонте. - Теперь обратите внимание! - крикнул Сигил Панич. - Я поворачиваю эту ручку, и... - комнату окутала тьма. Слышен был только кашель Бустамонте. Затем раздался странный свист, шорох, и звук - будто кто-то задыхается. Павильон снова осветился, и раздался общий вздох ужаса, все глаза обратились на Панарха: он лежал навзничь на розовом шелковом диване, нога его дернулась, с грохотом сметая тарелки и графины со стола. - Помогите, врача! - вскричал Бустамонте. - Панарх! Кулаки Аэлло беспорядочно молотили по столу, затем глаза затуманились и голова бессильно повисла в полной неподвижности смерти. 3 Врачи осторожно осмотрели Аэлло - он лежал навзничь, его огромное тело лишилось всякого изящества, руки и ноги были распростерты в разные стороны. Беран, новый Панарх, Божественное Дыхание Пао, Безраздельный Властелин Восьми Континентов, Владыка Океана, Сюзерен Системы Ауриола и Властитель Вселенной (некоторые из его высоких титулов) сидел беспокойно в кресле, но не обнаруживал ни понимания случившегося, ни горя. Меркантилийцы шептались, сбившись в кучку. Палафокс, который за все это время не пошевелился, без особого интереса наблюдал за происходящим. Бустамонте, отныне старший Аюдор, не терял времени. Он уже пользовался властью, которую давала ему должность Регента при новом Панархе. Бустамонте взмахнул рукой, и рота мамаронов блокировала все выходы из павильона. - Никто не покинет павильона, - объявил Регент, - пока не прояснятся все обстоятельства трагедии. Он повернулся к врачам: - Вы уже определили причину смерти? Старший из троих лекарей кивнул: - Панарх умер от яда. Удар был нанесен жалом дротика, вонзившимся в шею. Яд... - он сверился с графиками и цветными диаграммами на анализаторе, в который его коллегами были введены образцы крови Аэлло, - яд - производное мепотанакса, скорее всего, экстин. - В таком случае, - взгляд Бустамонте скользнул от толпы меркантилийцев к внушительной фигуре Лорда Палафокса, - преступление совершено кем-то из присутствующих здесь. Сигил Панич робко приблизился к телу. - Позвольте взглянуть на дротик... Старший врач указал на металлическую тарелочку. На ней лежал черный дротик с маленькой белой круглой кнопкой вроде пуговки. Лицо Сигила Панича окаменело. - Этот предмет я заметил в руке Наследника всего несколько минут назад. Тут Бустамонте дал волю ярости. Его скулы вспыхнули румянцем, глаза метали молнии. - Вы, меркантилийский мошенник! Вы обвиняете мальчика в отцеубийстве?! Беран начал хныкать, поскуливая; голова его моталась из стороны в сторону. - Спокойно, - прошипел Бустамонте. - Причина смерти ясна. Источник - тоже. - Нет, нет! - запротестовал Сигил Панич. Меркантилийцы стояли бледные и беспомощные. - Нет и тени сомнения, - неумолимо продолжал Бустамонте, - что вы прибыли на Перголаи, уже зная, что ваша двойная игра раскрыта. Вы решили ускользнуть от возмездия. - Это абсурд! - закричал меркантилиец. - Да задумать такой идиотский акт... Бустамонте не обращал внимания на протесты. Громовым голосом он продолжил: - Панарх неумолим. Вы воспользовались темнотой и убили великого вождя паонитов! - Нет! Нет! - Но выгоды из своего преступления вы не извлечете! Я, Бустамонте, не так благодушен, как Аэлло. И вот мой первый приказ: вы приговорены к смерти! Бустамонте поднял руку вверх ладонью, зажав большой палец остальными - традиционный паонитский сигнал - и подозвал командира мамаронов. - Утопить этих негодяев! - он взглянул на небо: солнце уже склонилось к горизонту. - Торопитесь! Надо успеть до заката. Поспешно, ибо паонитское суеверие запрещало убивать в темные часы суток, мамароны отволокли торговцев на скалу, обрывающуюся над могучим океаном. К ногам несчастных привязали груз и столкнули вниз... Через мгновение меркантилийцы почти без всплеска погрузились в воду - и вот уже гладь океана спокойна, как прежде. Через двадцать минут по приказу Бустамонте тело Панарха последовало за меркантилийцами. Снова на воде мелькнул белый венчик пены, и вновь океан покатил свои волны, спокойные и голубые... Солнце село. Бустамонте, старший Аюдор Пао, мерил террасу нервными энергичными шагами. Лорд Палафокс сидел тут же. В каждом из углов террасы стоял мамарон с оружием, направленным на Палафокса - дабы предупредить любой возможный акт насилия. Бустамонте резко остановился перед Палафоксом. - Решение мое, без сомнения, было мудрым. - Что за решение вы имеете в виду? - Касательно меркантилийцев. - Теперь, возможно, торговля с Меркантилем станет более проблематичной, - осторожно предположил Палафокс. - Ха! Да им плевать на какие-то жалкие три жизни там, где речь идет о доходах и выгоде! - Да, несомненно, большого значения это для них не имеет. - Эти мошенники и обманщики всего лишь получили по заслугам. - Вдобавок, - отметил Палафокс, - вслед за преступлением последовало соответствующее оному наказание - притом незамедлительно, что не успело взбудоражить людей. - Восторжествовала справедливость, - жестко сказал Бустамонте. Палафокс кивнул: - Конечная цель справедливости состоит в том, чтобы убедить кого бы то ни было не повторять преступлений. Способ убеждения - суть наказание. Бустамонте повернулся на каблуках и вновь принялся ходить взад-вперед по террасе. - Это правда, я действовал, отчасти сообразуясь с требованиями момента. Палафокс не отвечал. - Скажу искренне, - продолжал Бустамонте, - есть доказательства того, что преступление совершила другая рука. И вообще, в этом деле больше неясностей, нежели очевидностей. - И в чем состоят неясности? - Как мне поступить с юным Бераном. Палафокс потер тощий подбородок. - Очевидно, что это дело еще далеко не окончено... - Не могу понять вас. - Мы должны задать себе один вопрос: действительно ли Беран убил Панарха? Вытянув губы и выпучив глаза от удивления, Бустамонте стал похож на некий невиданный доселе гибрид мартышки и лягушки. - Несомненно! - Зачем ему это понадобилось? Бустамонте пожал плечами. - Аэлло не питал к Берану любви. И есть серьезные сомнения в том, что этот ребенок - действительно сын Аэлло. - В самом деле? - задумался Лорд Палафокс. - И как вы предполагаете, кто настоящий отец мальчика? Бустамонте снова пожал плечами: - Божественная Петрайя была не вполне разборчива, да к тому же весьма опрометчива, но мы никогда не узнаем правды, ибо год назад Аэлло приказал утопить ее. Беран был убит горем - может быть, причина преступления в этом? - Не принимаете ли вы меня за дурака? - Палафокс улыбался своей особенной улыбкой. Бустамонте взглянул на него в изумлении. - А в чем дело? - Замысел исполнен слишком четко. Ребенок скорее всего действовал под гипнотическим принуждением. Его рукой двигал другой мозг. - Вы думаете? - нахмурился Бустамонте. - И кто бы мог быть этим "другим"? - Почему бы не Старший Аюдор? Бустамонте словно споткнулся, затем коротко рассмеялся. - Вот это уж действительно плод больной фантазии! А почему бы не предположить, что это были вы? - Я ничего не выиграл от смерти Аэлло, - сказал Палафокс. - Он пригласил меня сюда с особой целью. Теперь он мертв, а ваша политика будет иной. Во мне нет более необходимости. Бустамонте поднял руку. - Не спешите. Сегодня - это не вчера. С меркантилийцами, как вы сами заметили, теперь труднее будет общаться. Может быть, вы послужите мне так, как послужили бы Аэлло? Палафокс встал. Солнце опускалось за океан, становилось оранжевым и как бы растворялось в вечернем воздухе. Бриз звенел стеклянными колокольчиками на террасе и извлекал печальные звуки, похожие на пение флейт, из эоловой арфы. Цикады, будто жалуясь, вздыхали и шелестели. Нижний край светила стал плоским, вот уже лишь половина его над горизонтом, четверть... - Теперь смотрите! - сказал Палафокс. - Сейчас будет зеленый луч! Последняя огненная точка исчезла за горизонтом, и вдруг - яркая вспышка зеленого света, почти сразу же ставшая голубой. И вот уже солнце исчезло. Бустамонте сказал властно: - Беран должен умереть. Факт отцеубийства налицо. - Вы форсируете события, - мягко заметил Палафокс. - Ваше лекарство слишком сильнодействующее. - Я действую так, как считаю необходимым, - раздраженно отрезал Бустамонте. - Я избавлю вас от мальчика, - сказал Палафокс. - Он может вместе со мной вернуться на Брейкнесс. Бустамонте с деланным изумлением изучал Палафокса: - Ну и на что вам молодой Беран? Я готов предложить вам взамен множество женщин, что увеличит ваш престиж, Бераном же сейчас распоряжаюсь я. Палафокс с улыбкой глядел в темноту: - Вы боитесь, что Беран станет оружием против вас. Вы не хотите, чтобы существовал еще один претендент на престол. - Было бы банальной глупостью отрицать это. Палафокс уставился в небо: - Вам нет нужды его бояться. Он ничего не будет помнить. - А какая у вас в нем нужда? - настаивал Бустамонте. - Считайте это моей причудой. Бустамонте был резок: - Я вынужден поступить с вами неучтиво. - Со мной лучше дружить, нежели враждовать, - мягко сказал Палафокс. Бустамонте снова остановился, будто споткнувшись, и кивнул вдруг неожиданно дружелюбно: - Может быть, я и переменю свое решение. В конце концов, вряд ли ребенок может стать причиной больших неприятностей. Пойдемте, я проведу вас к Берану - посмотрим, как он отнесется к вашей идее. Бустамонте направился к дверям, покачиваясь на коротких ногах. Палафокс с улыбкой последовал за ним. У дверной арки Бустамонте замешкался, говоря что-то капитану мамаронов. Идущий следом Палафокс остановился около высокого черного нейтралоида и заговорил, склонив голову так, чтобы Бустамонте его не слышал. - Если я снова сделаю тебя обычным человеком, мужчиной, чем ты отплатишь мне? Глаза черного стража сверкнули, под кожей напряглись мускулы. Неожиданно мягким голосом нейтралоид ответил: - Чем я отплачу тебе? Я уничтожу тебя, размозжу тебе череп. Я - больше чем человек, я сильнее четверых - к чему мне хотеть возврата прежних слабостей? - Ах! - восхитился Палафокс. - Так вы не склонны к слабостям? - Да, верно, - кивнул нейтралоид. - У меня есть изъян, - он показал зубы в устрашающей ухмылке. - Я нахожу сверхъестественную радость в убийстве. Ничто не доставляет мне такого удовольствия, как хруст шейных позвонков маленьких, бледных и немощных человечишек в моих пальцах. Палафокс отвернулся, вошел в павильон. Двери закрылись. Он обернулся - капитан глядел на него сквозь прозрачную панель. Палафокс поглядел на другие выходы: повсюду стояли мамароны. Бустамонте сел в одно из мягких черных кресел Аэлло. Он набросил на плечи мантию того непроницаемо-черного цвета, что приличествовал достоинству Панарха. - Я восхищаюсь вами, людьми Брейкнесса, - сказал Бустамонте. - Ваша смелость восхитительна. Так бесстрашно вы кидаетесь в пучину опасности! Палафокс грустно улыбнулся: - Мы не столь опрометчивы, как вам кажется. Ни один из Магистров не покидает пределов планеты без средств личной защиты. - Вы имеете в виду вашу прославленную магию? Палафокс отрицательно покачал головой: - Мы не волшебники. Но в нашем распоряжении поистине удивительное оружие. Бустамонте внимательно осмотрел его серо-коричневый костюм, под которым ничего нельзя было скрыть. - Что бы это ни было за оружие - сейчас его при вас нет. Бустамонте набросил черный плащ на колени. - Давайте отбросим двусмысленности. - С радостью. - Я представляю власть на Пао. Посему называюсь Панархом. Что вы на это скажете? - Скажу, что вы рассуждаете логично. Если вы сейчас приведете ко мне Берана, мы исчезнем с ним вдвоем и оставим вас наслаждаться вашей безграничной властью. Бустамонте покачал головой: - Это невозможно. - Невозможно? Ну, не совсем... - Это невозможно, если принимать во внимание мои цели. Традиция династического правления на Пао всесильна. Воля народа - чтобы власть наследовал Беран. Он должен умереть, пока весть о смерти Аэлло не вышла за пределы дворца. Палафокс задумчиво потрогал черную щеточку усов: - В таком случае, уже поздно. Бустамонте замер: - Что вы сказали? - Вы еще не слышали радиосообщений из Эйльянре? Сейчас как раз звучит объявление. - Откуда вы это знаете? - требовательно спросил Бустамонте. - Вот лучшее доказательство моей правоты, - сказал Палафокс, указывая на приемник, вмонтированный в ручку кресла Бустамонте. Тот дотронулся до рычажка. Из встроенного в стену динамика раздался голос, полный ненатуральной скорби: "Горе Пао! Пао, плачь! Пао, облекись в траур! Великий Аэлло, наш благородный Панарх, умер! Горе, горе, горе! Растерянные и смущенные, глядим мы в печальное небо, и наша надежда, единственная надежда в этот трагический час - это Беран, новый славный Панарх из династии Панасперов! И пусть его царствование будет таким же славным и прочным, как правление великого Аэлло!" Бустамонте ринулся на Палафокса словно маленький черненький бычок: - Как просочилась эта весть? - Я сам передал ее, - отвечал Палафокс легко и беззаботно. Глаза Бустамонте вспыхнули: - Когда же вы это сделали? С вас не спускали глаз! - Мы, Магистры Брейкнесса, умеем прибегать к уловкам. Голос из динамика гудел монотонно: "Действуя по приказу Панарха Берана, мамароны незамедлительно утопили злодеев. Аюдор Бустамонте служит Берану с чистосердечной преданностью и поможет юному Панарху на первых порах его правления". Гнев Бустамонте, доселе сдерживаемый, вырвался наружу. - Думаете, что меня можно остановить таким простеньким фокусом? - Он дал знак мамаронам. - Вы хотели быть вместе с Бераном. И вы будете с ним в жизни, а завтра, с первым лучом солнца - и в смерти. Стража встала за спиной Палафокса. - Обыщите этого человека! - закричал Бустамонте. - Осмотрите его хорошенько! Стражи с минуту обыскивали Палафокса. Они буквально обнюхали каждую складку одежды, обхлопывали и прощупывали Мага, без всякого уважения к его достоинству. Но ничего не было обнаружено - ни инструмента, ни оружия, ни вообще какого бы то ни было приспособления. Бустамонте наблюдал за этой сценой с бесстыдным наслаждением, и, казалось, огорчился, когда обыск не дал результата. - Как же так? - спросил он подозрительно. - Вы, Брейкнесский Маг! Где же ваши волшебные чудо-приспособления, таинственные и безотказные? Палафокс, безропотно и равнодушно позволявший обыскивать себя, ответил любезно: - Увы, Бустамонте, я не уполномочен отвечать на ваши вопросы. Бустамонте грубо рассмеялся, повернулся к стражникам: - Препроводите его в тюрьму. Нейтралоиды скрутили Палафоксу руки. - Еще только одно слово, - сказал Палафокс. - Поскольку на Пао вы меня больше не увидите. - Уж в этом-то я уверен, - согласился Бустамонте. - Я прибыл сюда по воле Аэлло, дабы обсудить возможную сделку. - Подлая миссия! - вскричал Бустамонте. - О, лишь обмен излишками к обоюдной выгоде, - сказал Палафокс. - Моя мудрость - ваши люди. - Не темните, у меня нет времени! - Бустамонте нетерпеливо махнул стражникам, те подтолкнули Палафокса к дверям. Палафокс сделал неуловимое резкое движение. Стражники вскрикнули и отпрянули. - Что такое! - вскричал Бустамонте. - Он горит! Он испускает пламя! Палафокс продолжал своим спокойным голосом: - Как я уже сказал, мы никогда больше не повстречаемся с вами на Пао. Но я еще понадоблюсь вам, и предложение Аэлло покажется вам вполне разумным. Тогда вы сами прибудете на Брейкнесс. Он отвесил Бустамонте поклон, повернулся к стражникам: - Ну, а теперь пойдем. 4 Беран сидел, уперев подбородок в подоконник, и глядел в ночь. Видна была лишь фосфоресцирующая полоса прибоя да ледяные сгустки мерцающих звезд - больше ничего. Комната располагалась высоко в башне, она была очень мрачна и уныла. Стены голые и неприятные на ощупь, окно забрано тяжелой решеткой, дверь настолько плотно пригнана к проему, что не оставлено даже маленькой щелочки. Беран знал, что это - тюремная камера. Снизу послышался слабый звук - приглушенный и сиплый смешок нейтралоида. Беран был уверен, что смеются над ним, над злосчастным концом его земного существования. Слезы подступили к глазам, но, как и все паонитские дети, он более никаких эмоций не обнаружил. Теперь звук послышался уже у самых дверей. Щелкнул замок, дверь раздвинулась. В проеме стояли Лорд Палафокс и два нейтралоида. Беран с надеждой шагнул вперед, но что-то насторожило его, приковало к месту. Нейтралоиды втолкнули Палафокса в комнату. Дверь скрипнула, закрываясь. Беран остался стоять посреди камеры, совершенно упав духом. Палафокс оглядел темницу, словно оценивая ситуацию. Он приложил ухо к двери, прислушался, затем тремя быстрыми, кошачьими прыжками приблизился к окну и выглянул. Ничего не было видно - лишь звезды да прибой. Маг прикоснулся языком к внутренней стороне щеки, и в самом ухе у него зазвучал голос, читающий объявления в Эйльянре. Голос говорил взволнованно: "Получены известия от Аюдора Перголаи Бустамонте. Во время предательского нападения на Панарха Аэлло также ранен и Наследник. Маловероятно, что он выживет. Но самые опытные врачи Пао неустанно при нем. Аюдор Бустамонте просит всех объединиться в едином порыве надежды на благополучный исход". Вторым касанием языка Палафокс выключил звук. Он поманил Берана - тот сделал шаг навстречу Палафоксу. Маг наклонился к уху мальчика и зашептал: - Мы в опасности. И нас подслушивают - каждое наше слово. Не разговаривай - лишь следи за мной и действуй быстро по моему сигналу. Беран кивнул. Палафокс осмотрел комнату уже более внимательно. В то время как он осматривался, одна из секций двери стала прозрачной: сквозь нее глядел глаз. В приступе внезапного раздражения Палафокс поднял руку, но сдержался. Через минуту глаз исчез и дверь снова стала непроницаемой. Палафокс метнулся к окну, вытянул палец. Раскаленная игла пламени вырвалась из него, с шипением разрезая решетку. Она распахнулась и, прежде чем Палафокс успел схватить ее, вывалилась в темноту. Палафокс зашептал: - Быстрее вон отсюда! Беран в нерешительности мешкал. - Скорее! - шепнул Палафокс. - Ты хочешь жить? Тогда мне на спину, живо! Снизу уже слышался топот шагов, приближающиеся голоса. Через мгновение двери распахнулись - в проеме появились три мамарона. Они остолбенели, оглядели камеру и бросились к открытому окну. - Быстро вниз! - повернулся к стражникам капитан. - Всех утоплю, если они ускользнут! Обыскали сад, но не обнаружили и следов Палафокса и Берана. Стоя в свете звезд, сами темнее ночи, мамароны некоторое время переговаривались своими мягкими голосами и вскоре пришли к соглашению. Голоса стихли: стражи сами исчезли в ночи. 5 Любое человеческое сообщество, независимо от его многочисленности, однородности и твердости следования всеобщей доктрине, очень скоро обнаружит в своем составе более мелкие группы, придерживающиеся вариантных версий общепринятых убеждений; в этих группах выделятся подгруппы, и так далее, до уровня отдельного индивида, но даже в психологии отдельно взятого индивида будут проявляться конфликтующие тенденции. Адам Оствальд. "Человеческое общество". Паониты, несмотря на то, что их было пятнадцать миллиардов, представляли собой монолитный конгломерат, подобный которому вряд ли можно было отыскать во всей Вселенной, населенной разумными существами. Сами же паониты черты сходства между собой воспринимали как норму, и лишь различия, сколь бы ничтожны они не были, привлекали всеобщее внимание. Люди Минаманда, и особенно жители столичного города Эйльянре, считались "городскими" - слегка легкомысленными. Жителей Хиванда, самого равнинного из континентов Пао, отличала буколическая наивность. Люди Нонаманда, холодного южного материка, стяжали славу суровых, трудолюбивых и мужественных, тогда как обитатели Видаманда, занимающиеся выращиванием винограда и фруктов и изготавливающие почти все вина Пао, считались чистосердечными и экспансивными. Много лет потратил Бустамонте на создание сети тайных агентов, охватывающей все восемь материков. Ранним утром, расхаживая по открытой галерее в Перголаи, он был вне себя от волнения. События развивались далеко не лучшим образом. Только три из восьми континентов признали его Панархом - Видаманд, Минаманд и Дронаманд. Агенты же из Айманда, Шрайманда, Нонаманда, Хиванда и Импланда рапортовали о растущей волне непокорности. Не было, разумеется, активных проявлений недовольства - ни митингов, ни демонстраций. Недовольство паонитов выражалось лишь в общей угрюмости, падении темпа производства на фабриках, нарушении связей с государственными службами. Подобное положение дел в прошлом приводило к развалу экономики и, в конечном счете, к падению династии. Бустамонте, оценивая свое положение, нервно хрустел пальцами. Сейчас ему необходимо действовать быстро. Наследник должен умереть, и Брейкнесский Маг тоже. Наступил день - теперь законы Пао разрешали казнь. Он спустился с галереи и подозвал одного из мамаронов. - Капитана Морнуна ко мне. Через несколько минут нейтралоид возвратился. - Где Морнун? - грозно спросил Бустамонте. - Капитан Морнун и двое его людей покинули Перголаи. - Покинули Перголаи? - Бустамонте обернулся, ошеломленный. - Да, такой информацией я располагаю. Бустамонте поглядел на стражника, затем на башню: - Пошли! На скоростном лифте они вдвоем взлетели в башню. Бустамонте тяжелыми шагами приблизился к камере. Он поглядел в глазок, затем с силой распахнул двери, подошел к окну. - Теперь понятно, - громко и важно проговорил он. - Беран исчез, Магистр исчез. Оба полетели в Эйльянре. Там будут неприятности. Он стоял у окна, глядя вдаль, затем повернулся к мамарону. - Твое имя Андрад? - Хессенден Андрад. - Теперь ты капитан, Андрад, вместо Морнуна. - Очень хорошо. - Мы возвращаемся в Эйльянре. Отдайте все необходимые распоряжения. Бустамонте спустился на террасу и сел, задумавшись, над бокалом бренди. Палафокс явно хочет сделать Берана Панархом. Паониты же любят молодого Наследника и требуют продолжения династии Панасперов - все остальное идет вразрез с их стремлениями к непрерывности и плавности течения событий. И стоит Берану появиться в Эйльянре, как он будет с триумфом препровожден в Великий Дворец и облачен в Черную Мантию Панарха. Бустамонте отпил большой глоток бренди. Ну хорошо, он проиграл. Аэлло мертв. Бустамонте никогда не докажет, что именно рука Берана послала в цель смертоносный дротик. В самом деле, не были ли обвинены в этом преступлении и казнены три меркантилийских торговца? Что делать? Действительно, остается лишь проследовать в Эйльянре, чтобы предстать там в качестве Старшего Аюдора, Регента при Беране. А если под чутким руководством Лорда Палафокса Беран задумается, за что он был заточен в темницу, и если Палафокс будет бескомпромиссен в делах политики, то неизвестно еще, как поступят с ним, с Бустамонте. Регент поднялся. Ну что ж, назад, в Эйльянре, чтобы получить свой скромный кусочек пирога. Он много лет разыгрывал лизоблюда перед Аэлло; приобретенный опыт теперь очень пригодится. Но в ближайшие дни и часы Бустамонте столкнулся с тремя чрезвычайно важными сюрпризами. Первый: обнаружилось, что ни Палафокс, ни Беран не появились в Эйльянре, и вообще не объявились нигде на Пао. Бустамонте доселе вел себя осторожно, словно ощупывал почву под ногами. Но тут он стал дышать свободнее. Может быть, эта парочка попала в непредвиденный переплет? А вдруг Палафокс по каким-то своим личным мотивам похитил Наследника? Но на данном этапе загадка оставалась неразрешимой. И пока он не удостоверится, что Беран мертв, он не сможет насладиться вполне всеми привилегиями, которые дает титул Панарха. Сомнения и неуверенность охватили все население Пао. День ото дня народное недовольство росло. Доносчики информировали Бустамонте, что его прозвали в народе Бустамонте-Берегло. "Берегло" - типично паонитское словечко; так называют неумелого рабочего на скотобойне, или существо, мучающее и истязающее свою жертву. Бустамонте внутри весь кипел, но успокаивал себя сознанием формальной правоты. Он надеялся, что либо население в конце концов признает его в качестве Панарха, либо Беран объявится, и можно будет устранить последнее препятствие. Вот еще одна неразрешимая задача: полномочный посол Меркантиля передал Бустамонте официальное заявление, в котором правителю Пао предъявлялось суровое обвинение в казни трех торговых атташе, а также уведомлялось, что Меркантиль разрывает все дипломатические отношения с Пао до тех пор, пока не будет выплачена компенсация, причем требуемая сумма казалась правителю Пао несообразно большой - ведь ему приходилось ежедневно выносить смертный приговор сотням тысяч человек. Бустамонте надеялся заключить новый контракт на поставку вооружения. Как он прежде советовал Аэлло, он предложил поставщикам дополнительную плату за право единоличного пользования наиболее технически совершенными видами оружия. Нота полномочного посла Меркантиля не оставляла надежды на новое соглашение. Третий удар был самым сокрушительным, и в сравнении с ним два других казались мелкими неприятностями. Клан Брумбо с планеты Батмарш, дорвавшийся до власти и промаршировавший по костям всех своих беспокойных конкурентов, планировал стяжать себе славу какой-нибудь военной вылазкой, дабы упрочить свое положение. Эбан Бузбек, Гетман клана Брумбо, с этой целью собрал сотню военных кораблей, до отказа наполненных солдатами, и устремился к великому Пао. Может быть, он планировал лишь обычный для Брумбо набег: посадка, стремительный и лихой налет, быстрый сбор трофеев и немедленный отлет - ведь, проходя кольцо защитных спутников, армия встретит лишь символическое сопротивление, и приземлиться на Видаманд, где сильнее всего проявляется недовольство народа, ничего не стоит. Страшно подумать, что может за этим последовать... Эбан Бузбек с десятью тысячами вояк вторгся в Донаспару, крупнейший город Шрайманда - никто не противостоял ему. Паониты мрачно наблюдали за ним и его славной армией и не оказывали сопротивления даже тогда, когда их грабили или насиловали их женщин. Любая борьба - даже партизанская, даже тактика булавочных уколов - была не в характере паонитов. 6 Беран, Наследник и сын Панарха Аэлло, вел на Пао жизнь, небогатую событиями. Его диета была скрупулезно составлена и тщательно соблюдалась: он никогда не ощущал голода и никогда не наслаждался пищей. За его играми наблюдало несколько превосходных гимнастов - посему они именовались "упражнениями". В результате у него не было склонности к игре. Камердинеры тщательно ухаживали за наследником, любое препятствие тут же устранялось с его пути, он никогда не сталкивался с соперничеством и никогда не знал триумфа. Сидя на плечах Палафокса, ринувшегося в ночную тьму из открытого окна тюремной камеры, Беран ощущал себя словно в кошмарном сне. Внезапно он потерял вес - они падали! Мальчик почувствовал спазм в желудке и стал задыхаться. Он скорчился и вскрикнул от страха. Они все падали, падали, падали - когда же удар? - Спокойно, - коротко сказал Палафокс. Беран пригляделся и зажмурился: перед его глазами проплыло освещенное окно - проплыло вниз. Они не падали - они поднимались! Они были уже над башней, над павильоном! Они летели все выше, в самую ночь, легкие как пузырьки воздуха - все выше, выше, в озаренное звездным сиянием небо. Через минуту Беран уже окончательно убедился, что не грезит - это по волшебству Брейкнесского Мага они скользили по воздуху легче пушинок. По мере того, как росло изумление, слабел страх, и мальчик заглянул в лицо Палафокса. - Куда мы направляемся? - Наверху нас ждет мой корабль. Беран с мечтательным сожалением поглядел вниз. Словно актиния, павильон переливался всеми цветами радуги. Наследник не ощущал желания возвратиться - только легкое сожаление. Вверх - все время вверх, еще минут пятнадцать - и вот павильон превратился уже в крошечное цветное пятнышко далеко внизу. Палафокс вытянул левую руку - импульсы в радарной сетке на его ладони отражались от поверхности земли, преобразуясь в раздражение, достаточно сильное. Он прикоснулся языком к одной из пластинок на внутренней стороне щеки и произнес какой-то резкий слог. Минуты текли: Беран и Палафокс летели словно призраки. И вот небо перечеркнула длинная тень. Палафокс, протянув руку, схватился за перила и втянул себя вместе с Бераном во входной люк. Он втолкнул мальчика в кессонную камеру, вошел следом и захлопнул люк. Ярко загорелись внутренние огни. Беран, слишком изумленный, чтобы всерьез интересоваться происходящим, мешком упал на скамью. Он смотрел, как Палафокс поднялся на верхнюю палубу и щелкнул парой переключателей. Небо потускнело, и Беран всем телом ощутил пульсацию - корабль двигался. Палафокс спустился, изучил Берана оценивающе-бесстрастно. Мальчик не смог вынести его взгляда. - Куда мы направляемся? - спросил Беран скорее не потому, что это его интересовало, просто ничего лучшего он придумать не мог. - На Брейкнесс. Сердце Берана гулко стукнуло: - Почему я должен лететь туда? - Потому что теперь ты Панарх. Если бы ты остался на Пао, Бустамонте убил бы тебя. Беран вынужден был признать справедливость слов Палафокса. Он исподтишка взглянул на Палафокса - тот уже совершенно не походил на тихого незнакомца, что сидел за столом Аэлло. Новый Палафокс был высок как демон огня, он весь светился изнутри сдерживаемой энергией - он был великолепен! Маг, Брейкнесский Маг! Палафокс сверху вниз взглянул на Берана: - Сколько тебе лет, мальчик? - Девять. Палафокс потер свой длинный подбородок: - Лучше тебе знать, чего от тебя ожидают. В сущности, программа несложна. Ты будешь жить на Брейкнессе, будешь учиться в Институте, будешь моим подопечным, и придет время, когда ты послужишь мне, как один из моих собственных сыновей. - А ваши сыновья - мои ровесники? - с надеждой спросил Беран. - У меня много сыновей! - с мрачной гордостью отвечал Палафокс. - Их сотни! - увидев, насколько ошеломлен Беран, он сухо рассмеялся. - Здесь много непонятного для тебя. Чем ты так удивлен? Беран сказал извиняющимся голосом: - Если у вас так много детей, вы, должно быть, стары - гораздо старше, чем выглядите. Лицо Палафокса странно изменилось. Щеки вспыхнули румянцем, глаза засверкали словно кусочки стекла. Он говорил медленно, ледяным голосом: - Я не стар. Никогда впредь не говори ничего подобного. Так не разговаривают с Магистром Брейкнесса! - Я сожалею... - Беран задрожал, - я подумал... - Неважно. Пойдем, ты устал, тебе нужно поспать. ...Беран был озадачен, проснувшись не в своей черно-розовой постели. Хорошенько оценив ситуацию, мальчик чувствовал себя относительно неплохо. Будущее обещало много интересного, и когда он возвратится на Пао, он будет владеть всеми тайными знаниями Брейкнесса. Наследник поднялся, позавтракал с Палафоксом, который, казалось, был в хорошем расположении духа. Беран набрался мужества и задал еще несколько вопросов. - Вы действительно Маг? - Творить чудеса я не могу, - ответил Палафокс, - разве только чудеса разума. - Но вы летаете по воздуху! Вы испускаете пламя из пальца! - То же самое может любой Брейкнесский Маг. Беран изумленно глядел на длинное острое лицо: - Тогда вы все маги? - Ха! - воскликнул Палафокс. - Эти способности являются результатом модификации тела. Я весьма хорошо модифицирован. Благоговейный страх Берана сменился сомнением: - Мамароны тоже модифицированы, но... Палафокс по-волчьи оскалился: - Вот уж наименее уместное сравнение! Могут нейтралоиды летать по воздуху? - Нет. - Мы отнюдь не нейтралоиды, - сказал Палафокс решительно. - Наши модификации увеличивают, а не уменьшают нашу мощь. Антигравитационная ткань вживлена в кожу стоп. Радары находятся в левой руке, сзади на шее, на лбу - они обеспечивают меня шестым чувством. Я вижу на три порядка ниже инфракрасного и на четыре выше ультрафиолетового излучения. Я могу слышать радиоволны. Я могу передвигаться под водой. Я могу летать в безвоздушном пространстве - в космосе. Вместо кости в моем указательном пальце находится приспособление типа лазера. У меня еще множество других возможностей. Источник энергии - энергоблок, расположенный в грудной клетке. Беран с минуту молчал, потом робко спросил: - А когда мы прибудем на Брейкнесс, вы меня тоже модифицируете? Палафокс оценивающе рассматривал Берана - как бы в свете этой новой идеи. - Если ты в точности будешь выполнять все мои указания, то, должно быть, да. - Что я должен делать? - Пока тебе не следует об этом беспокоиться. Беран подошел к левому борту и выглянул в иллюминатор, но не увидел ничего, кроме стремительно бегущих серых и черных полос. - Скоро мы достигнем Брейкнесса? - Уже недолго осталось. Отойди от иллюминатора. Глядеть в подпространство вредно - это повредит восприимчивому мозгу. Индикаторы на контрольной панели вибрировали и вспыхивали - и вот корабль дал резкий крен. Палафокс поднялся наверх и поглядел сквозь смотровой купол. - Вот мы и на Брейкнессе! Беран, приподнявшись на цыпочки, увидел серый безотрадный пейзаж, освещенный маленьким белым солнцем. Корабль скользнул в нижние слои атмосферы - и мир приобрел более ясные очертания. Беран увидел невообразимо огромные горы, скальные когти высотой миль в сорок, покрытые льдом и снегом, вершины которых были окутаны испарениями. Корабль скользнул над серо-зеленым океаном, усеянным островками плавающих водорослей, затем снова полетел над скалами. Сейчас они медленно спускались в долину со скальными склонами, дно которой было скрыто мраком и туманом. Скалистый уклон перед ними был покрыт какой-то серо-белой коркой. Корабль снизился, и корка оказалась небольшим городом, лепящимся к подножью горы. Постройки были низенькие, сплошь из лавовых пород вроде туфа, с коричнево-красными кровлями, некоторые из них соединялись между собой и свисали с утесов, словно цепочки. Все выглядело уныло и не слишком впечатляюще. - И это Брейкнесс? - спросил Беран. - Это Брейкнесский Институт, - сказал Палафокс. Беран был порядком разочарован: - Я ожидал другого... - Мы не любим претенциозности, - заметил Палафокс, - и, в конце концов, Магистров совсем немного и мы очень редко видимся. Беран заговорил было, но смутился, чувствуя, что он затронул чувствительную струнку. Он спросил осторожно: - Ваши сыновья живут с вами? - Нет, - коротко ответил Палафокс, - но, естественно, они посещают Институт. Лодка медленно снизилась. Индикаторы на контрольной панели мигали и прыгали как живые. Беран оглядел глубокое ущелье, вспомнил зеленые поля и голубые океаны родины - и вздрогнул. - Когда я вернусь на Пао? - спросил он в волнении. Палафокс явно думал совсем о другом и ответил небрежно: - Когда позволят обстоятельства. - Но скоро ли это будет? Палафокс глянул на мальчика сверху вниз: - Ты хочешь быть Панархом Пао? - Да, - решительно сказал Беран, - если меня модифицируют. - Может быть, твои желания исполнятся. Но ты должен помнить, что тот, кто берет, должен отдавать. - Что я должен отдать? - Это мы обсудим позже. - Бустамонте не будет мне рад, - грустно сказал Беран. - Я думаю, что он тоже хочет быть Панархом. Палафокс засмеялся: - У Бустамонте крупные неприятности. Радуйся, что ему, а не тебе приходится расхлебывать эту кашу. 7 Да, у Бустамонте были большие неприятности. Его мечты о величии лопнули, как мыльный пузырь. Вместо того, чтобы править восемью континентами Пао и двором в Эйльянре, он оказался господином лишь дюжины мамаронов, трех наименее любимых наложниц и дюжины недовольных чиновников судейского звания. Его королевством стала отдаленная деревушка, ютящаяся на размытых дождем болотах Нонаманда, дворцом - таверна. Бустамонте пользовался этими привилегиями лишь с молчаливого согласия Брумбо, которые, наслаждаясь плодами своей победы, не ощущали пока желания найти Бустамонте и уничтожить его. Прошел месяц. Раздражение Бустамонте усиливалось. Он колотил наложниц, поносил своих спутников. Пастухи стали избегать этой деревни; владелец ночлежки и деревенские жители день ото дня становились все молчаливее, пока однажды утром Бустамонте, проснувшись, не обнаружил деревню покинутой. Даже стада ушли с вересковых лугов. Бустамонте снарядил половину своей стражи в поход за пищей, но они так и не возвратились. Министры в открытую строили планы возвращения в более гостеприимные условия. Бустамонте спорил и обещал, но мозг паонитов плохо поддавался такого рода убеждениям. И вот однажды хмурым утром удрали последние нейтралоиды. Наложницы не дали уговорить себя на побег, и сидели, сбившись в кучку, сопя и хлюпая носами от холода. Все утро до полудня моросил противный дождик, таверна насквозь отсырела. Бустамонте приказал Эсту Коэлло, Министру Трансконтинентального Транспорта, развести в камине огонь, но Коэлло был не в настроении - ему надоело раболепствовать перед Бустамонте. Страсти закипели, чувства вырвались наружу, и вот уже вся группа министров гуськом вышла под дождь и направилась на побережье в порт Спирианте. Три женщины шевельнулись, поглядели вслед ушедшим, затем, как некое трехголовое существо, разом повернули головы и хитро взглянули на Бустамонте. Он был настороже. Увидев выражение его лица, они вздохнули и разрыдались. Бранясь и тяжко дыша, Бустамонте разломал всю мебель и вскоре в камине заревело пламя. Снаружи послышался звук - отдаленные вопли, дикое "рип-рип-рип". Сердце Бустамонте ушло в пятки, челюсть отвисла. Это был охотничий клич клана Брумбо. "Рип-рип-рип" приближалось и, наконец, зазвучало уже на единственной улочке деревеньки. Бустамонте обернул плащом свое коренастое тело, распахнул двери и выступил наружу, на мокрый грубый булыжник мостовой. По дороге со стороны вересковых болот шли его министры - шли как-то странно, скачками. Сверху по воздуху на летающих конях мчались воины клана Брумбо, вопя, крича и погоняя министров, словно овец. При виде Бустамонте они издали воинственный клич и кинулись к нему, словно соревнуясь, кто же первый схватит Бустамонте. Бустамонте попятился к двери, решив погибнуть, но не потерять достоинства. Он извлек свой дротик и пролилась бы кровь, если бы вояки с Батмарша уже не стояли позади. С небес спускался сам Эбан Бузбек - небольшой жилистый человечек с острыми ушками. Его светлые волосы были заплетены в косу длиной около фута. Воздушный конь зацокал по булыжникам, дюзы вздохнули и зафыркали. Бузбек протолкался сквозь кучку всхлипывающих министров, схватил Бустамонте за загривок и рывком заставил его встать на колени. Неудавшийся правитель задом попятился к двери и нащупал дротик, но воины Брумбо оказались проворнее: их шоковые пистолеты рявкнули, и Бустамонте отбросило к стене. Эбан Бузбек схватил его за глотку и швырнул в уличную грязь. Бустамонте медленно поднялся и стоял, дрожа от ярости. Эбан Бузбек взмахнул рукой - Бустамонте связали ремнями и опутали сетью. Без лишних хлопот вояки Брумбо вскарабкались в седла и взвились в небо - Бустамонте болтался между ними как свинья, которую везут на базар. В Спирианте кавалькада погрузилась в бочкообразный неуклюжий корабль. Бустамонте, ослепший от воющего ветра, полумертвый от холода, шлепнулся на палубу и лишился чувств на все время, пока корабль летел в Эйльянре. Корабль приземлился около самого Великого Дворца. Бустамонте протащили через анфиладу разоренных залов и заперли в спальне. Ранним утром две служанки подняли его. Они смыли с него грязь и глубоко въевшуюся пыль, надели все чистое, принесли еду и напитки. Часом позже двери отворились, воин клана подал сигнал: Бустамонте вышел, мертвенно-бледный, нервный, но все еще несломленный. Его отвели в комнату для утренних церемоний, как раз напротив знаменитого дворцового цветника. Здесь его ждал Эбан Бузбек в сопровождении воинов клана и меркантилийского переводчика. Казалось, Бузбек был в прекрасном настроении и весело кивнул Бустамонте. Он сказал несколько слов на отрывистом языке Батмарша - меркантилиец перевел. - Эбан Бузбек выражает надежду, что вы хорошо отдохнули этой ночью. - Чего он от меня хочет? - прорычал Бустамонте. Вопрос был переведен. Ответ Эбана Бузбека оказался достаточно пространным. Меркантилиец внимательно выслушал его, затем повернулся к Бустамонте. - Эбан Бузбек возвращается на Батмарш. Он говорит, что паониты мрачны и упрямы, что они отказываются вести себя как надлежит побежденным. Бустамонте это ничуть не удивило. - Эбан Бузбек разочаровался в Пао. Он говорит, что ваши люди - словно черепахи: не сопротивляются и не подчиняются. Он не получает удовлетворения от победы. Бустамонте сердито покосился на человечка с косой, развалившегося в черном кресле. - Эбан Бузбек отправляется домой, а вы остаетесь на Пао в качестве Панарха. В его пользу вы должны выплачивать по миллиону марок ежемесячно в течение всего вашего правления. Вы согласны? Бустамонте глядел на лица, окружавшие его. Никто не смотрел ему в глаза, лица были лишены всякого выражения. Тем не менее каждый воин казался напряженным, словно бегун на линии старта. - Вы согласны на это условие? - повторил меркантилиец. - Да, - пробормотал Бустамонте. Меркантилиец перевел. Эбан Бузбек жестом выразил согласие, поднялся на ноги. Горнист сыграл короткий марш. Эбан Бузбек и его вояки покинули зал, не удостоив Бустамонте взглядом. Часом позже черно-красный корвет Бузбека, словно нож, вонзился в небесную синь - и до заката ни одного воина Брумбо не осталось на планете. Невероятное усилие потребовалось от Бустамонте, чтобы вновь сосредоточить в своих руках власть на Пао. Его пятнадцать миллиардов подданных, взбаламученные вторжением Брумбо, больше не демонстрировали непокорности - таким образом Бустамонте остался в выигрыше. 8 Первые недели пребывания Берана на Брейкнессе протекли безрадостно. Ничего не менялось - ни снаружи, ни внутри. Все вокруг было цвета скал - слегка разнились лишь тона и яркость. Непрерывно дул ветер, но атмосфера была разрежена, и Беран при дыхании постоянно ощущал в горле острое жжение. Словно маленький бледный домовой, слонялся он по холодным коридорам большого особняка Палафокса, ища разнообразия и не находя его. Типичная резиденция Магистра Брейкнесса - дом Палафокса - тянулась вниз по склону вдоль стержня эскалатора. Наверху располагались рабочие кабинеты, куда Берана не допускали, но где он мельком успел заметить невероятно замысловатые механизмы. Ниже находились комнаты общего пользования, отделанные панелями из темных досок, с полом из коричневого туфа, обычно пустовавшие - там находился лишь один Беран. В самом низу, отделенная от главной цепи комнат, находилась большая сферическая конструкция, которая, как случайно обнаружил мальчик, была личной спальней Палафокса. Дом был холоден и строг, без каких-либо приспособлений для развлечений, даже без украшений. Никто не присматривал за Бераном - казалось, о его существовании вообще забыли. Он брал еду из буфета в центральном холле, спал где хотел и когда хотел. Он научился узнавать с десяток человек, для которых дом Палафокса был чем-то вроде штаб-квартиры. Один или два раза в нижней части дома он заметил женщину. Никто не говорил с ним, кроме Палафокса, но видел его Беран очень редко. На Пао одежда женщин и мужчин разнилась незначительно - и те, и другие носили похожие костюмы, пользовались одинаковыми привилегиями. Здесь же различия подчеркивались. Мужчины носили одежды из темных тканей, плотно облегающие тело, и черные спортивные шапочки с острыми козырьками. Те женщины, которых Беран успел заметить, носили юбки с оборками веселых расцветок, плотно облегающие жилеты, оставлявшие обнаженными руки и ключицы, туфельки, позвякивающие бубенчиками. Головы их были непокрыты, волосы тщательно и искусно причесаны. Все женщины были молоды и привлекательны. Когда дом стал для него невыносим, Беран тепло оделся и пошел бродить по горам. Он склонил голову под напором ветра и так, согнувшись, шел на восток, пока не достиг края поселка, где Река Ветров чуть замедляла свое течение. Милей ниже по склону он увидел с полдюжины больших построек - автоматическая фабрика. И над всем этим поднимался невообразимо высоко в небо скальный коготь, словно стремясь дотянуться туда, где маленькое белое солнце трепетало как жестяная тарелка на ветру. Беран возвратился назад. Неделей позже мальчик снова предпринял попытку обследовать окрестности, но в этот раз повернул на запад, к ветру спиной. Улочка петляла и извивалась между длинными домами - такими же, как и дом Палафокса. Другие улочки разбегались веером - и вскоре Беран стал бояться, что он вот-вот заблудится. Он остановился, когда увидел Институт Брейкнесса - группу невыразительных зданий, сбегающих вниз по склону. Каждое из них было высотой в несколько этажей, выше прочих домов, и ветер обрушивался на них всей своей мощью. Грязно-серые и черно-зеленые полосы бежали по серым панелям - там, где годами непрекращающиеся изморось и снегопад оставили отметины. Беран заметил группу мальчиков всего несколькими годами старше него, они поднимались по идущей от Института извилистой горной тропе, серьезно и торжественно, держа путь в космопорт. Удивительно, - подумал Беран. Какие они неулыбчивые и тихие. Паонитские мальчишки прыгали бы и насвистывали... Он пошел назад, в дом Палафокса, озадаченный тем, сколь затруднено на Брейкнессе человеческое общение. Острота впечатлений стерлась, приступы тоски по дому то и дело сжимали сердце. Он сидел на скамеечке в зале, бесцельно завязывая узлы на куске бечевки. Послышались шаги, Беран поднял глаза. Палафокс, войдя в зал, хотел выйти в другую дверь, но остановился. - Ну, молодой Панарх Пао, почему вы сидите так тихо? - Мне нечего делать. Палафокс кивнул. Паониты были не из тех, кто просто так, ни с того, ни с сего способен совершать значительные интеллектуальные усилия, и в намерения Палафокса входило, чтобы Беран изнывал от безделья некоторое время - тем самым создавался побудительный мотив для занятий. - Нечего делать? - спросил Палафокс с деланным изумлением. - Тогда мы должны найти от этого средство. - Казалось, он что-то весьма серьезно обдумывал. - Если ты собираешься обучаться в Институте, ты должен выучить язык Брейкнесса. Беран неожиданно обиделся: - Когда я вернусь на Пао? Палафокс серьезно покачал головой: - Сомневаюсь, что ты захотел бы этого именно сейчас. - Но я хочу! Палафокс присел рядом с мальчиком: - Ты слышал о Брумбо с Батмарша? - Батмарш - маленькая планета третьей соседней звезды, населенная воинственными гуманоидами. - Верно. Люди Батмарша разделены на двадцать три клана, постоянно состязающиеся между собой. Брумбо, один из кланов с Батмарша, вторгся на Пао. Беран не совсем понял, в чем дело: - Вы имеете в виду... - И теперь Пао - вотчина Эбана Бузбека, Гетмана клана Брумбо. Десять тысяч человек в нескольких размалеванных военных кораблях завоевали всю планету, и твой дядя Бустамонте находится сейчас в весьма сложном положении. - Что же теперь будет? Палафокс коротко усмехнулся: - Кто знает... Но тебе лучше оставаться на Брейкнессе. На Пао за твою жизнь не дадут и ломаного гроша. - Я не хочу оставаться здесь. Мне не нравится Брейкнесс. - Да? - Палафокс изобразил удивление. - Почему же? - Он совсем не похож на Пао. Здесь нет ни моря, ни деревьев, ни... - Естественно! - воскликнул Палафокс. - У нас нет деревьев, но есть Институт Брейкнесса. Ты начнешь учиться и очень скоро найдешь Брейкнесс более интересным. Итак, в первую очередь, язык Брейкнесса. Мы начинаем тотчас же. Пошли! Интерес Берана к языку Брейкнесса был весьма невелик, но сейчас он обрадовался бы любой деятельности, - как и предвидел Палафокс. Магистр подошел к эскалатору, Беран последовал за ним. Они поднялись на самый верх дома, в комнаты, до сих пор запертые для мальчика, и вошли в просторную мастерскую, где сквозь стеклянный потолок просвечивало бело-серое небо. Молодой человек в плотно облегающей коричневой одежде, один из множества сыновей Палафокса, поднял глаза от своей работы. Он был тонким и гибким, с резкими и отточенными чертами лица. До некоторой степени он походил на Палафокса - даже посадкой головы и манерой жестикулировать. Палафокс по праву мог гордиться таким неопровержимым доказательством своей генетической мощи, которая делала всех его сыновей столь похожими на него. На Брейкнессе престиж основывался именно на этом - на том, сколь мощно отпечатывается "я" человека на его потомстве. Между Палафоксом и Фанчиэлем - молодым человеком в темно-коричневом - нельзя было заметить и тени симпатии или враждебности. На самом же деле эмоции настолько пронизывали все здание, общежития и залы Института Брейкнесса, что воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Фанчиэль паял маленькую деталь некоего механизма, зажатую в тиски. Одновременно он глядел на экран, расположенный на уровне глаз, где высвечивалось увеличенное трехмерное изображение этого устройства. На руках мастера были перчатки со встроенными микроинструментами, и он запросто манипулировал деталями, невидимыми для невооруженного глаза. Завидев отца, Фанчиэль оторвался от работы, тем самым выказывая почтение своему родителю. Они несколько минут проговорили на языке Брейкнесса. Беран уже начинал надеяться, что о нем забыли, как вдруг Палафокс прищелкнул пальцами. - Это Фанчиэль, мой тридцать третий сын. У него ты научишься многим полезным вещам. Желаю тебе трудолюбия, энтузиазма и прилежания - я хочу, чтобы ты учился не так, как это принято у вас, на Пао, а как настоящий студент Института Брейкнесса, которым, я надеюсь, ты станешь. - С этими словами он удалился. Фанчиэль неохотно оставил свою работу. - Пойдем, - сказал он по-паонитски и повел мальчика в смежную комнату. - Сначала - вступительная беседа, - он указал на стол из серого металла с черным резиновым покрытием. - Будь так добр, сядь сюда. Беран повиновался. Фанчиэль пристально рассматривал мальчика, не щадя его застенчивости. Затем, чуть заметно пожав плечами, опустился на стул. - Наша первоочередная задача - это язык Брейкнесса. Долго сдерживаемая обида вдруг всколыхнула все существо Берана: пренебрежительное отношение к нему, скука, тоска по дому, а теперь это высокомерное игнорирование его личности! - Я не желаю учить ваш язык! Я хочу возвратиться на Пао! Фанчиэля это нимало не озадачило. - В свое время ты непременно вернешься на Пао - и возможно, в качестве Панарха. Если ты вернешься туда сейчас, ты будешь убит. Слезы горя и одиночества жгли глаза Берана. - Когда я вернусь? - Я не знаю, - сказал Фанчиэль. - Лорд Палафокс предпринимает в отношении Пао некий грандиозный план - ты несомненно вернешься, когда он сочтет нужным. А пока не пришло время, постарайся воспользоваться всеми теми преимуществами, которые предлагает тебе Брейкнесс. Рассудок Берана и природное послушание боролись с упрямством, присущим его расе: - Почему я должен учиться в Институте? Фанчиэль отвечал с чистосердечной искренностью и прямотой: - Лорд Палафокс несомненно надеется, что ты сроднишься с Брейкнессом и отнесешься с пониманием к его целям в будущем. Беран не мог вполне понять Фанчиэля, но сама его манера изъясняться произвела на мальчика впечатление. - А чему я научусь в Институте? - О, множеству вещей - обо всем я не смогу тебе рассказать. В Колледже Сравнительных Культур - там, где преподает Магистр Палафокс - ты изучишь все расы Вселенной, их сходства и различия, их языки и основные устремления, и узнаешь особые средства, с помощью которых на них можно влиять. В Математическом Колледже ты научишься манипулировать абстрактными идеями, различными рациональными системами - в итоге научишься производить в уме сложнейшие вычисления. В Анатомическом Колледже ты изучишь гериатрию и геронтологию - науку о предотвращении смерти, технику телесных модификаций, и, возможно, сам подвергнешься двум-трем. Воображение Берана заработало: - А смогу я быть как Палафокс? - Ха-ха! - воскликнул Фанчиэль. - Забавная идея! Да осознаешь ли ты, что Лорд Палафокс - один из самых могущественных и совершенных людей на Брейкнессе. Он обладает девятью чувствами, четырьмя энергиями, тремя проекциями, тремя видами смертоносного излучения - и это не считая таких способностей, как внушение мыслей на расстоянии, способность существовать в бескислородной среде, железы, выделяющие вещество, снимающее утомление, подключичная кровяная камера, нейтрализующая действие любого принятого им яда. Нет, мой честолюбивый юный друг! - Но вдруг резкие черты Фанчиэля смягчились, он повеселел. - Но если ты станешь Панархом, то в твоем распоряжении будет множество плодовитых женщин, и таким образом тебе будет подвластна любая модификация, известная хирургам и анатомам Института Брейкнесса. Беран непонимающе глядел на Фанчиэля. Модификации, даже на таких сомнительных условиях, казались делом слишком далекого будущего. - Теперь, - оживленно начал Фанчиэль, - перейдем к языку Брейкнесса. Беран смирился с тем, что перспектива модификации отодвигается в далекое будущее, но в вопросе о языке снова заупрямился: - Почему мы не можем разговаривать на паонитском? Фанчиэль спокойно объяснил: - Тебе необходимо будет изучить много такого, чего ты просто не поймешь, если я буду говорить на паонитском. - Но ведь сейчас я понимаю тебя, - пробормотал Беран. - Лишь потому, что мы обсуждаем наиболее общие места. Любой язык - это особый инструмент, обладающий ограниченными возможностями. Это нечто большее, нежели средство общения - это образ мысли. Ты понимаешь, о чем я? Но ответ можно было прочесть по лицу мальчика. - Представим себе язык как русло реки, прекращающей свое течение в определенных направлениях и пробивающей себе новые русла. Язык определяет твой образ мысли. Когда люди говорят на разных языках, они думают и действуют по-разному. К примеру, ты знаешь планету Вэйл? - Да. Мир, где все сумасшедшие. - Правильнее было бы сказать, что их действия оставляют впечатление полного безумия. В действительности они абсолютные анархисты. А теперь, если мы исследуем вэйлианский язык, мы найдем если не причину такого их поведения, то по крайней мере явное сходство. Язык Вэйла - это сплошь импровизация, с минимумом правил. Там любой выбирает себе язык, как ты или я - цвет одежды. Беран нахмурился: - На Пао мы не заботимся о подобных мелочах. Наше платье мы не выбираем - никто не наденет костюма, приличествующего представителю другой социальной прослойки - иначе его просто не поймут. Улыбка осветила строгое лицо Фанчиэля: - Правда, я забыл. Не в привычке паонитов надевать привлекающее внимание платье. Может быть, отчасти вследствие этого психическая ненормальность - очень редкое явление. И практически все пятнадцать миллиардов паонитов нормальны. То ли дело на Вэйле! Там живут совершенно стихийно - и в языке, и в манере одеваться отсутствуют какие бы то ни было законы. Возникает вопрос: является ли язык первопричиной или лишь зеркальным отражением этих странностей? Что первично: язык или поведение? Беран был в явном замешательстве. - В любом случае, - продолжал Фанчиэль, - когда ты увидишь связь между языком и поведением людей, ты, наверное, захочешь выучить язык Брейкнесса. Берана одолевали сомнения: - И тогда я начну вас любить? Фанчиэль сердито спросил: - Ты хочешь любым способом этого избежать? Могу успокоить тебя. Все мы меняемся в процессе обучения, но ты никогда не станешь настоящим человеком Брейкнесса. Ты родился паонитом - им ты и останешься. Но говоря на нашем языке, ты поймешь нас, и если ты будешь думать так же, как твой собеседник, ты не сможешь его ненавидеть. Теперь, если ты готов, начнем. 9 На Пао царили мир и благоденствие. Паониты обрабатывали поля, рыбачили в океанах, а в некоторых районах добывали из воздуха путем фильтрации цветочную пыльцу - для изготовления пирогов с приятным медовым вкусом. Каждый восьмой день был базар, каждый шестьдесят четвертый день люди собирались на певческих полях и распевали гимны, каждый пятьсот двенадцатый день проходили общеконтинентальные ярмарки. Люди перестали противиться власти Бустамонте. Вторжение Брумбо было забыто. Налоги Бустамонте были не такими изнурительными, как во время правления Аэлло, да и правил он с минимумом помпезности, что, впрочем, приличествовало его двусмысленному праву на Черном Троне. Но Бустамонте не был полностью удовлетворен. Он не боялся, но идея личной безопасности стала навязчивой. Дюжина обыкновенных просителей, однажды позволившая себе просто слишком резкое движение, была испепелена огнеметами мамаронов. Бустамонте также вдруг вообразил, что является объектом унизительных насмешек, и другие поплатились жизнью за слишком веселое выражение лиц в тот момент, когда Панарх глядел на них. Но самой горькой пилюлей, отравлявшей всю жизнь Бустамонте, стала дань, которую он обязался выплачивать Эбану Бузбеку, Гетману Брумбо. Каждый месяц Бустамонте набирался мужества отказаться от уплаты, но всякий раз побеждала осторожность, и Регент в бессильной ярости выплачивал положенный миллион марок. Прошло четыре года, и вот однажды утром в космопорту Эйльянре приземлился яркий красно-желто-черный корабль, на борту которого находился Корморан Бенбарт, отпрыск молодой ветви Бузбеков. Он появился в Великом Дворце с видом отлучавшегося на время лендлорда, наносившего визит на ближайшую ферму. Корморан Бенбарт приветствовал Бустамонте с небрежной благосклонностью. Бустамонте, облаченный в Черные Одежды, с величайшим трудом сохранял бесстрастное выражение лица. Как того требовала церемония, он поинтересовался: - Каким счастливым ветром занесло тебя на наш берег? Корморан Бенбарт, высокий молодой головорез со светлой косой и потрясающими ржаными усами, изучал Бустамонте глазами синими, как васильки, широко распахнутыми и невинными, как небеса Пао. - Моя миссия проста, - сказал он. - Я получил титул барона в Северном Фейдене, который - может быть, вы знаете - воюет с южными провинциями клана Гриффин. Я нуждаюсь в средствах для строительства фортификационных сооружений и вербовки рекрутов. - А, - сказал Бустамонте. Корморан Бенбарт подергал себя за кончики висящих усов и продолжал: - Эбан Бузбек считает, что вы вполне можете выделить от щедрот миллион марок, за что я был бы вам весьма благодарен. Бустамонте сидел словно каменное изваяние. Секунд тридцать он глядел в невинные синие глаза, и мысль его бешено работала. Было совершенно ясно, что это не что иное, как вымогательство, подкрепленное скрытой угрозой насилия, которому он ничего противопоставить не мог. С чувством безысходности Бустамонте приказал доставить требуемую сумму и принимал благодарности Бенбарта в мрачном молчании. Бенбарт вернулся на Батмарш с чувством, напоминающим признательность, а Бустамонте клокотал от гнева. Только сейчас он понял, что должен спрятать в карман свою гордость и обратиться за помощью к тем, кого однажды отверг: к Магистрам Института Брейкнесса. И вот под видом странствующего инженера Бустамонте направился на планету Джорнел, где был принят на борт почтово-пассажирского корабля. Вскоре он прибыл на Брейкнесс. Лихтер подлетел к кораблю. Бустамонте благодарно покинул тесное судно и был препровожден вниз, к Институту. В космопорте он не столкнулся с формальностями, столь обычными на Пао. В сущности, на него вообще никто не обращал внимания. Бустамонте был раздосадован. Он подошел к выходу и поглядел вниз, на город. Слева располагались заводы и фабрики, справа виднелась темная масса Института, а между ними - дома, резиденции и усадьбы, каждая со своим отдельным спальным корпусом. Молодой человек с суровым лицом - очень юный, почти мальчик - легонько похлопал Бустамонте по руке, и знаком попросил его посторониться. Бустамонте отступил - вереница молодых женщин, около двадцати, с волосами цвета сливок, прошла мимо него. Они вошли в машину, похожую на жука, которая поехала вниз по склону. Больше никакого транспорта не было видно - космопорт был совершенно пуст. Бустамонте, белый от ярости, с пляшущими на скулах желваками, в конце концов удостоверился, что либо его здесь никто не ждал, либо никто и не собирался его встречать. Это было невыносимо! Он должен привлечь внимание к своей персоне! Правитель Пао зашагал к самому центру космопорта и начал энергично жестикулировать. Двое проходивших мимо замешкались, но когда он по-паонитски велел им позвать кого-нибудь из служащих, поглядели на него безучастно и пошли своей дорогой. Бустамонте понял тщетность своих усилий - вокзал был пуст. Он выругался по-паонитски и снова подошел к выходу. Показался поселок, ближайший дом находился примерно в полумиле. Бустамонте в тревоге поглядел в небо. Маленькое белое солнце уже скрывалось за скалами, мрачный туман клубился над Рекой Ветров, селение окутывала темнота. Бустамонте глубоко вздохнул. Делать было нечего: Панарх Пао должен на своих двоих шагать в поисках крова, как какой-нибудь бродяга. Он с мрачной решимостью распахнул двери и вышел. Ветер подхватил его, толкая в спину, заползая под его тонкие паонитские одежды. На своих толстых коротких ногах Бустамонте побежал вниз по улице. Продрогший до костей, с болью в легких, он подошел к ближайшему дому. Туфовые стены возвышались над ним, но не было видно ни одного окна. Он обошел весь фасад, но не нашел входа. Вскрикивая от ярости и боли, снова побрел по дороге. Небо было темным, крошечные крупинки мокрого снега начинали колоть затылок. Панарх подбежал к другому дому и на сей раз отыскал дверь, но на его стук никто не ответил. Он сдался, корчась и дрожа, с окоченевшими ногами и разбитыми в кровь пальцами. Тьма сгустилась настолько, что он почти не разбирал дороги. В третьем доме окна были освещены, но и там никто не ответил на отчаянный стук в дверь. В ярости Бустамонте схватил камень и запустил им в ближайшее окно. Стекло зазвенело - о, какой приятный звук! Двери отворились - Бустамонте, вконец окоченевший, упал на пороге, как срубленное дерево. Молодой человек подхватил его, дотащил до кресла. Бустамонте сидел неподвижно, расставив ноги, выпучив глаза, дыхание хрипло вырывалось из его груди, словно рыдания. Молодой человек заговорил, но Бустамонте не понимал его. - Я Бустамонте, Панарх Пао, - слова его трудно было разобрать, губы не слушались. - Это плохой прием - кто-то дорого за это заплатит! Молодой человек, сын Магистра, хозяина резиденции, о Пао ничего не знал. Он покачал головой - казалось, все это ему надоело. Он покосился на дверь, словно собираясь выставить непрошенного гостя. - Я Панарх Пао! - закричал Бустамонте. - Отведите меня к Лорду Палафоксу, Палафоксу! Вы слышите - к Палафоксу! В ответ на это имя последовала немедленная реакция. Молодой человек жестом приказал Бустамонте оставаться на месте и скрылся в другой комнате. Через десять минут двери открылись и появился Палафокс. Он коротко кивнул: - Аюдор Бустамонте, рад видеть вас. Я не смог встретить вас в космопорту, но вижу, что вы обошлись без моей помощи. До моего дома отсюда рукой подать и мне будет приятно оказать вам гостеприимство. Вы готовы? На другое утро Бустамонте обуздал свой гнев. Негодованием и яростью ничего не добьешься - это может только испортить отношения с хозяином, сделав их натянутыми. Он высокомерно оглядел комнату - о, жалкое гостеприимство! Отчего все постройки этих мудрецов столь аскетичны и лишены какой бы то ни было роскоши? И кстати, почему они обитают на такой ужасной планете? Появился Палафокс, и они сели за стол, на котором стоял графин перечной настойки. Палафокс ограничивался вежливыми банальностями - казалось, он напрочь забыл об их последней встрече на Пао и не выказывал ровным счетом никакого интереса к причине появления Бустамонте на Брейкнессе. В конце концов Бустамонте заставил себя первым заговорить о деле: - Покойный Панарх Аэлло в свое время искал вашей помощи. Он действовал, как я понимаю теперь, дальновидно и мудро. Поэтому я прибыл на Брейкнесс инкогнито, чтобы заключить с вами новый контракт. Палафокс кивнул, молчаливо отхлебнул настойки. - Вот какая сложилась ситуация, - стал объяснять Бустамонте. - Проклятые Брумбо взимают с меня ежемесячную дань. Приходится платить, но тем не менее я вовсе не жалуюсь на судьбу, так как это обходится мне дешевле, чем строительство разнообразных оборонительных сооружений. - Похоже, в проигрыше один Меркантиль, - заключил Палафокс. - Вот именно! - сказал Бустамонте. - Тем не менее недавно началось беззастенчивое вымогательство - и, как я думаю, оно не будет последним. - Бустамонте описал визит молодого Корморана Бенбарта. - Моя казна подвергнется бесконечным налетам - я стану просто денежным мешком для всех головорезов Батмарша. Я отказываюсь от такой подлой миссии! Я освобожу Пао - вот моя задача! Поэтому я прибыл к вам - за советом и помощью. Палафокс аккуратно поставил бокал на стол. - Советы - предмет нашего экспорта. Они ваши - естественно, за определенную цену. - И какова же цена? - спросил Бустамонте, хотя хорошо знал это. Палафокс поудобнее устроился в кресле: - Как вы знаете, наш мир - это мир мужчин, и так всегда было - со дня основания Института. Но ввиду необходимости мы продолжаем род, мы производим отпрысков, мы воспитываем наших сыновей - тех, от кого мы предполагаем в дальнейшем получить пользу. Счастлив тот ребенок, которому разрешается посещать Институт Брейкнесса. Но такой лишь один из двадцати. Остальные покидают планету вместе со своими матерями, когда истекает срок контракта. - Короче, - сказал Бустамонте резко, - вы хотите женщин. Палафокс кивнул: - Мы хотим женщин - здоровых молодых женщин, умных и красивых. Это единственное, что мы, Брейкнесские Маги, не можем производить самостоятельно, да и не хотим. - А как же ваши собственные дочери? - удивился Бустамонте. - Неужели у вас не рождаются дочери - так же, как сыновья? Эти слова не произвели на Палафокса никакого впечатления - казалось, он пропустил их мимо ушей. - Брейкнесс - мир мужчин, - сказал он. - Мы - Магистры Института. Бустамонте погрузился в безрадостные раздумья, не зная, что для человека Брейкнесса дочь едва ли более желанна, чем двухголовый монголоид. Магистры Брейкнесса, истинные аскеты, жили лишь сегодняшним днем - прошлое уже стало историей, будущее - еще было чем-то аморфным, пока не оформившимся. Он, Бустамонте, мог строить планы на сотни лет вперед, тогда как Маги Брейкнесса, на словах признавая неизбежность смерти, не испытывали по этому поводу никаких отрицательных эмоций. Они были убеждены, что, умножая число своих сыновей, они сливаются с будущим. Бустамонте, невежественный в вопросах психологии людей Брейкнесса, пришел к выводу, что Палафокс слегка помешан. Он сказал неохотно: - Мы можем прийти к обоюдовыгодному соглашению. Вы объединяетесь с нами, чтобы сокрушить Брумбо, и мы должны быть уверены, что никогда впредь... Палафокс с улыбкой покачал головой: - Мы не воины. Мы продаем плоды нашего разума - не более. Как можем мы решиться на что-то другое? Ведь Брейкнесс уязвим. Одна-единственная ракета может разрушить Институт. Вы заключаете контракт со мною одним. Если завтра сюда прибудет Эбан Бузбек, он сможет купить сотрудничество другого Магистра, и, в сущности, это превратится в состязание между нами двумя. - Хм-м-м... - протянул Бустамонте. - А какие у нас есть гарантии, что он тут не объявится? - Никаких. Мы всегда придерживаемся полного и абсолютного нейтралитета, тем не менее, отдельные Магистры могут работать, где пожелают, и таким образом увеличить число женщин в своих спальнях. Бустамонте раздраженно забарабанил пальцами по столу: - А если вы не защитите меня от Брумбо, чем же еще можете вы помочь мне? Палафокс сидел в задумчивости, полуприкрыв глаза, затем сказал: - Есть множество средств, чтобы достичь поставленной вами цели. Я могу нанять солдат с Хэлоумеда, или Полензиса, или с Земли. Я могу, допустим, сделать так, что все кланы Батмарша объединяться против Брумбо. Мы можем так девальвировать деньги на Пао, что дань просто потеряет цену. Бустамонте нахмурился: - Я предпочитаю меры более радикальные. Я хочу, чтобы вы снабдили нас оружием для ведения войны. Тогда мы сможем защищаться и не будем ни в чьей власти. Палафокс поднял свои изогнутые черные брови: - Странно слышать столь воинственные речи от паонита. - Почему бы нет? - обиделся Бустамонте. - Мы не трусы! В голосе Палафокса прозвучал оттенок нетерпения: - Десять тысяч Брумбо победили пятнадцать миллиардов паонитов. У ваших людей есть оружие. Но никто и не подумал оказать сопротивление. Они покорились безропотно, словно птенчики. Бустамонте упрямо помотал головой: - Мы люди как люди. Все, чего нам не достает - это тренировки. - Никакая тренировка не даст вам необходимого боевого духа. Бустамонте сердито глянул на него: - Тогда боевой дух должен прийти извне! Палафокс обнажил в улыбке зубы. Он выпрямился в своем кресле: - Наконец-то мы перешли к сути дела! Бустамонте был озадачен внезапной переменой в собеседнике. Палафокс продолжал: - Мы должны каким-то образом сделать сговорчивых паонитов настоящими воинами. Как мы можем этого добиться? Очевидно, изменив их природу. Они должны утратить пассивность и легкость приспособляемости к трудностям и невзгодам. Они должны обрести свирепость, гордость и дух противоборства. Вы согласны? Бустамонте помешкал: - Возможно, вы правы. - Но это потребует не одного дня, вы сами понимаете. Изменения в психологии расы - сложнейший процесс. Бустамонте почувствовал укол подозрительности. В голосе Палафокса слышалась натянутость - усилие казаться небрежным. - Если вы хотите истинной военной мощи, - сказал Палафокс, - более легкой дороги нет. Это единственное средство. Бустамонте выглянул из окна, оглядел Реку Ветров. - И вы думаете, что эту боевую мощь можно создать? - Несомненно. - И сколько времени может на это потребоваться? - Двадцать лет, чуть больше или чуть меньше. - Двадцать лет! Бустамонте молчал несколько минут. - Я должен это обдумать. - Он вскочил на ноги и заходил взад-вперед по комнате, встряхивая руками, будто бы они были мокрыми. Палафокс сказал резко: - А как может быть иначе? Если вы хотите военной мощи, вы должны создать вначале боевой дух! Это - историко-культурная черта характера нации, и она не может появиться за одну ночь! - Да-да, - пробормотал Бустамонте, - я вижу, что вы правы, но я должен обдумать... - Подумайте и вот еще о чем, - продолжал Палафокс. - Пао обширна и весьма плотно заселена. Это дает возможности для создания не только высокоэффективной армии, но и для гигантского промышленного комплекса. Зачем покупать товары на Меркантиле, если вы сможете производить их сами? - Но как всего этого можно добиться? Палафокс засмеялся: - В этой области можете рассчитывать на меня - на мои специальные знания. Я Магистр Сравнительных Культур Института Брейкнесса. - И тем не менее, - упрямился Бустамонте, - я должен знать, как вы планируете настолько все изменить - не забывайте, что паониты страшатся перемен больше, чем смерти. - Естественно, - отвечал Палафокс. - Мы должны изменить менталитет паонитов - во всяком случае, значительного их числа, что наиболее легко достигается сменой языка. Бустамонте покачал головой: - Все это представляется мне настолько сомнительным и ненадежным... Я надеялся... Палафокс резко прервал его: - Слова - это инструменты. Язык - это некий образец, определяющий способ употребления слов-инструментов. Бустамонте краем глаза изучал Палафокса. - Но как эта теория применима на практике? У вас есть детальный план? Палафокс оглядел Бустамонте с веселой пренебрежительностью: - Для дела такой важности? Да вы ожидаете чуда, которое не в состоянии совершить даже Брейкнесский Маг! Но, может быть, вы предпочтете продолжать платить дань Эбану Бузбеку? Бустамонте молчал. - Я разрабатываю основные принципы, - сказал Палафокс чуть погодя. - Я прилагаю эти абстракции к практической ситуации. Это скелет операции, потом обрастающий деталями как плотью. Бустамонте все молчал. - Одно замечание я должен все-таки сделать, - сказал Палафокс. - Такая операция может быть проведена лишь правителем, обладающим величайшей властью, которого не могут поколебать всяческие сантименты. - Я обладаю такой властью, - заверил Бустамонте, - и я настолько жесток, насколько того требуют обстоятельства. - Так вот что нужно сделать. Один из континентов Пао или любая зона по вашему выбору должны быть отведена для наших с вами целей. Людям, населяющим эту зону, должно быть предписано говорить на новом языке. Вот общий абрис задачи. Вскоре эти люди начнут плодить воинов в изобилии. Бустамонте скептически пожал плечами: - Почему бы не разработать программу обучения и тренировок в регулярных войсках? Изменение языка - слишком долгое дело. - Вы не уловили сути, - сказал Палафокс. - Паонитский язык пассивен и бесстрастен. Он может обрисовать лишь двухмерный, плоский мир, без контрастов и напряженностей. Люди, говорящие по-паонитски, теоретически должны быть покорными, пассивными, без значительных личностных различий - и действительно, они на самом деле таковы. Новый язык будет весь построен на контрастах и сравнении сил, с грамматикой простой и энергичной. Вот вам иллюстрация. Представьте себе предложение: "Фермер рубит дерево". Если дословно перевести его с паонитского, оно будет звучать так: "Фермер - в состоянии напряжения - топор - средство - дерево - в состоянии подверженности атаке". На новом же языке предложение приобретет следующий вид: "Фермер преодолевает инерцию топора, топор сокрушает сопротивление дерева". Или вот еще как может быть: "Фермер побеждает дерево, избрав оружием инструмент под названием топор". - А-а... - одобрительно сказал Бустамонте. - Слоговая азбука будет богата гортанными звуками и резкими гласными. Некоторое количество ключевых идей будут синонимичны, такие как: "удовольствие - преодоление сопротивления - приятное расслабление" и "стыд - чужестранец и соперник". Даже воинственность вояк Батмарша покажется шуткой по сравнению с боевым духом будущих паонитов. - Да-да, - вздохнул Бустамонте, - начинаю понимать... - Еще одна область должна быть отведена для другого поселения, где говорить будут уже на ином языке, - сказал мимоходом Палафокс. - С этой целью необходима грамматика чрезвычайно сложная, но вместе с тем последовательная и логичная. Вокабулы должны быть обособлены, но объединены жесткими правилами соподчинения. И что в результате? Когда сообщество людей, в сознании которых при помощи языка заложены подобные представления, снабжается соответствующими приспособлениями, технический прогресс становится просто неизбежным. А в случае, если вы вознамеритесь искать внепланетные рынки сбыта, то возникает надобность в отряде пилотов и торговцев. Необходим третий язык, с упором на систему числительных, с изощренными выражениями почтения, дабы обучиться льстить, со словарем, богатым омофонами [слова, одинаковые по звучанию, но разные по значению], которые сделают возможными языковые двусмысленности, и с чередованием звуков в морфемах, подчеркивающим похожее чередование событий в человеческом обществе. Во всех этих языках семантика будет формировать человеческие характеры. Для касты военных словосочетание "удачливый человек" будет синонимично другому: "победитель в жестоком бою". Для представителей клана производственников оно же будет означать "успешный производитель". Для торговцев эквивалентом этого словосочетания будет "человек, трудно поддающийся уговорам". И такие влияния будут пронизывать любой язык. Естественно, они не смогут с одинаковой силой воздействовать на сознание любого индивидуума, но на массу в целом - бесспорно. - Великолепно! - воскликнул Бустамонте, совершенно захваченный идеей Пала