океана. 14 Напротив Эйльянре, через пролив Гилиан, находилась область Матиоле - место, овеянное особой славой. Самые фантастические и романтические события в сказаниях древнего Пао происходили в Матиоле. К югу от Матиоле раскинулась зеленая равнина Памалистен - с полями и чудесными садами. Здесь неподалеку друг от друга, как бы на вершинах гигантского семиугольника, находились семь городов. В центре этого семиугольника находилось Певческое Поле, где проходили традиционные народные песнопения. Из всех массовых форм народной активности на Пао песнопения в Памалистене считались самыми престижными. Задолго до рассвета на восьмой день восьмой недели восьмого месяца поле начало заполняться народом. Над каждой тысячей человек горел небольшой огонь, вся равнина наполнилась шелестом и шепотом. К рассвету толпы прибыло: в основном это были семьи, оживленные и жизнерадостные, одетые по паонитской моде. Маленькие дети были в чистых белых блузах, дети постарше - в школьной форме с различными эмблемами, взрослые - в платье, цвета и оттенки которого соответствовали их социальному статусу. Встало солнце, и паонитский день засиял всеми своими красками - голубой, белой, желтой. Поле было заполнено толпой, миллионы стояли плечом к плечу, некоторые говорили между собой приглушенным шепотом, но большинство стояло молча, каждая личность сливалась с толпой, отдавая силы своей души всеобщей восторженной мощи. Послышались первые звуки пения: длинные звуки-вздохи, перемежаемые интервалами абсолютной тишины. Звуки становились все громче, интервалы тишины между ними все короче, и вот уже песня зазвучала во всю силу - нет, песней назвать это было нельзя, ибо отсутствовали и мелодия, и тональность. Это была гармония трех миллионов голосов, сливающихся и проникающих друг в друга, определенной эмоциональной окраски. Эмоции сменялись, казалось бы, спонтанно, но на самом деле в строгой последовательности; стоны скорби сменялись звуками торжества, и равнина, казалось, то окутывалась мрачным туманом, то искрилась алмазной россыпью. Летели часы, песнопение набирало силу. Когда солнце прошло две трети пути до зенита, со стороны Эйльянре появился в небе длинный черный летательный аппарат. Он медленно снизился в дальнем конце поля. Тех, кто стоял неподалеку, просто отбросило и швырнуло на землю - многие чудом избежали гибели. Несколько любопытствующих бездельников приникли к иллюминаторам, но сошедший на землю отряд нейтралоидов в ярко-красном и голубом молча оттащил их. Четверо слуг вначале расстелили на земле черно-коричневый ковер, затем вынесли полированное кресло черного дерева, обитое черным. Песнопение приобрело чуть иной характер, что было внятно лишь чуткому паонитскому уху. Бустамонте, вышедший из салона, был паонитом, он услышал - и понял. Пение продолжалось. Оно снова изменило характер, будто бы прибытие Бустамонте было не более чем мимолетным пустяком - оно стало еще более язвительным, в нем переплетались насмешка и ненависть. Перед самым полуднем пение смолкло. Толпа зашевелилась, общий вздох удовлетворения пронесся и замер. Все, кто мог, опустились на землю. Бустамонте схватился за подлокотники кресла, чтобы встать. Толпа сейчас больше чем когда-либо была готова воспринимать его слова. Он включил микрофон у себя на плече и сделал шаг вперед. Общий вздох пронесся по толпе - вздох изумления и восторга. Глаза всех были устремлены на небо - прямо над головой Бустамонте появился огромный четырехугольник из струящегося черного бархата с гербом династии Панасперов. Под ним прямо в воздухе стояла одинокая фигура. На человеке были короткие черные брюки и щегольской черный плащ, наброшенный на одно плечо. Человек заговорил: слова его пробежали как эхо по всему Певческому Полю. - Паониты, я ваш Панарх - я Беран, сын Аэлло, наследник древней династии Панасперов. Много лет я прожил в изгнании, ожидая совершеннолетия. Бустамонте служил при дворе Аюдором. Он совершил ошибку, и вот я пришел, чтобы занять его место. Сейчас я призываю Бустамонте покориться и передать мне власть законным порядком. Бустамонте, говори! Бустамонте уже что-то говорил. Дюжина нейтралоидов с огнеметами ринулась вперед. Они опустились на одно колено, прицелились. Вспышки белого пламени вырвались из стволов и устремились к тому месту, где в воздухе парила маленькая черная фигурка. Она, казалось, взорвалась - по толпе пронесся вздох ужаса. Стволы направились на черный прямоугольник, но тот оказался неуязвимым. Бустамонте важно и свирепо выступил вперед: - Такая судьба ожидает всех идиотов, шарлатанов - и любого, кто покусится на законную власть. Самозванец, как вы видите... Голос Берана, казалось, зазвучал с самого неба: - Ты уничтожил лишь мое изображение, Бустамонте. Ты должен признать меня: я - Беран, Панарх Пао. - Берана не существует! - зарычал Бустамонте. - Он умер! Умер вместе с Аэлло! - Я Беран! Я жив! А сейчас ты и я примем "пилюли правды", и любой, кто захочет, задаст нам вопрос и узнает правду. Ты согласен? Бустамонте колебался. Толпа ревела. Бустамонте повернулся к страже, отрывисто отдавая приказания. Он забыл выключить микрофон, и его слова услышали все три миллиона паонитов. - Вызовите полицейский отряд. Блокируйте территорию. Он должен быть уничтожен! Толпа заговорила и затихла, и когда слова Бустамонте достигли их сознания, снова зашумела. Бустамонте сорвал с плеча микрофон, что-то пролаял одному из министров. Тот замялся и, казалось, возразил. Бустамонте направился обратно в свой корабль. За ним гурьбой последовала его свита. Толпа зароптала и, будто повинуясь единому порыву, хлынула с Певческого Поля. В самом центре, где было больше всего народу, давка была сильнее всего. Началось всеобщее движение. Люди теряли друг друга, зовы и крики вплелись в нарастающий шум. Страх стал словно осязаемым, по полю распространялся едкий запах. Черный четырехугольник исчез, небо было чистым и ясным. Толпа была беззащитной, в толкотне люди затаптывали друг друга - началась паника. Появился отряд полиции. Солдаты сновали там и сям, словно акулы - паника превратилась в безумие, крики слились в непрерывный визг. Но по краю толпа все-таки растекалась, рассеиваясь по полю. Полицейский отряд метался в нерешительности, затем покинул поле. Беран съежился, ушел в себя. Он был мертвенно бледен, в глазах метался ужас. - Почему мы не смогли этого предвидеть? Мы виновны не менее Бустамонте! - Не имеет смысла поддаваться эмоциям, - сказал Палафокс. Беран не отвечал. Он сидел скорчившись, глядя в никуда. Поля южного Мидаманда остались позади. Они пересекли длинный и узкий Змеиный пролив и миновали остров Фреварт с его деревушками цвета белой кости, затем полетели над Великим Южным Морем. Вот уже видны утесы и скалы Сголафа, затем они сделали круг около горы Дрогхэд - и приземлились на пустынном плато. В комнатах Палафокса они выпили пряной настойки. Палафокс сидел за столом на стуле с высокой спинкой, Беран сидел у окна. - Ты должен привыкнуть к подобным событиям, - сказал Палафокс. - Пока мы не достигнем цели, их будет еще немало. - Что проку в достижении цели, если погибнет половина населения Пао? - Все люди смертны. В сущности, чем тысяча смертей хуже, чем одна? Эмоции умножаются лишь качественно, а не количественно. Мы должны думать прежде всего об успехе, - Палафокс умолк, вслушиваясь в голос, звучавший в его ушных раковинах. Он говорил на языке, неизвестном Берану. Палафокс что-то резко ответил, откинулся на спинку и оглядел Берана. - Бустамонте блокировал Пон. Мамароны рыщут по всей планете. Беран спросил удивленно: - Как он узнал, что я здесь? Палафокс пожал плечами: - Тайная полиция Бустамонте действует достаточно эффективно, но сам он совершает поступки, всецело продиктованные собственным упрямством, его тактика никуда не годится. Когда лучшая политика - это компромисс, он идет в атаку. - Компромисс? На основе чего же? - Он может заключить со мной новый контракт - в обмен на тебя. Он мог бы таким образом продлить свое царствование. Беран был поражен до глубины души: - И вы согласитесь на подобную сделку? Палафокс в свою очередь удивился - и не меньше Берана: - Конечно. Как ты мог думать иначе? - А как же ваши обязательства по отношению ко мне? Они ничего не значат? - Обязательства хороши только пока они выгодны. - Это не всегда так, - сказал Беран более уверенно, чем до сих пор. - Человеку, который однажды не сдерживает слова, нет доверия в дальнейшем. - Доверие? Что это такое? Взаимозависимость насекомых в муравейнике, взаимный паразитизм немощных и слабых! - Это такая же слабость, - в гневе отвечал Беран, - пробудить доверие в другом, снискать преданность - и ответить предательством. Палафокс искренне рассмеялся: - Так или иначе, паонитские понятия "доверие", "преданность", "честность" - все это не из моего лексикона. Мы, Магистры Института Брейкнесса - индивидуалисты, люди-крепости. В наших взаимоотношениях не существует ни эмоциональной взаимозависимости, ни сентиментальности - мы не предлагаем ее и не ждем в ответ. Лучше, если ты это накрепко запомнишь. Беран не отвечал. Палафокс взглянул на него с любопытством. Беран оцепенел, совершенно поглощенный своими мыслями. Удивительные перемены происходили в нем. Одно мгновение дурноты, головокружения, какой-то внутренний толчок - это, казалось, продолжалось целую вечность - и вот он уже новый Беран, словно змея, сменившая кожу. Новый Беран медленно обернулся, изучая Палафокса оценивающе-бесстрастно. Сквозь оболочку, по которой нельзя было прочесть возраст, он вдруг увидел невероятно старого человека со всеми сильными и слабыми сторонами, присущими возрасту. - Очень хорошо, - сказал Беран, - я, в свою очередь, построю дальнейшее общение с вами на тех же принципах. - Естественно, - отвечал Палафокс все же с легким оттенком раздражения. Затем его глаза вновь затуманились, он склонил голову, вслушиваясь в неслышное Берану сообщение. Он встал, поманил Берана: - Идем. Бустамонте атакует нас. Они поднялись на площадку на крыше, под самым прозрачным куполом. - Вот он, - Палафокс указал на небо, - беспомощный жест злой воли Бустамонте. Дюжина летательных машин мамаронов черными прямоугольниками парила в сером небе с полосками облаков. В двух милях от дома приземлился транспортный корабль и выпустил из своего чрева отряд облаченных в ярко-красное нейтралоидов. - Хорошо, что это произошло, - сказал Палафокс, - это послужит Бустамонте уроком, чтобы он не повторял подобной дерзости. - Он снова наклонил голову, прислушиваясь к звучащему у него в ушах сообщению. - А сейчас погляди, какую защиту мы предусмотрели против подобных приставаний. Беран почувствовал - или, может быть, услышал - пульсирующий звук такой высоты, что воспринимался он слухом лишь отчасти. Летательные аппараты вдруг стали вести себя как-то странно - ныряя в воздухе, беспорядочно взмывая вверх, сталкиваясь. Они повернули и стали стремительно удаляться. Одновременно в рядах пеших воинов произошло замешательство. Нейтралоиды пришли в смятение - размахивали руками, подпрыгивали, пританцовывали. Пульсирующий звук умолк: мамароны замерли, распростершись на земле. Палафокс слегка улыбался: - Вряд ли они вновь побеспокоят нас. - Бустамонте может попытаться бомбить нас. - Если он мудр, - небрежно сказал Палафокс, - он не предпримет ничего подобного. А уж на это его мудрости безусловно хватит. - Тогда как же он поступит? - О, это будут обычные конвульсии монарха, чувствующего, что он теряет власть. Действительно, шаги, предпринимаемые Бустамонте, были грубы и недальновидны. Новость о появлении Берана облетела все восемь континентов, несмотря на отчаянные усилия Бустамонте опровергнуть слухи. Паониты, с одной стороны, движимые свойственным им уважением к традиции, а с другой - недовольством социальными новациями Бустамонте, реагировали обычным для паонитов образом. Темпы производства снизились, сотрудничество с гражданскими службами почти сошло на нет. Бустамонте применил метод убеждения: сулил золотые горы, амнистии. Равнодушие населения было более оскорбительно, нежели выступления и демонстрации. Остановился весь транспорт, не работала связь... Мамарон из дворцовых слуг обжег как-то раз руки Бустамонте горячим полотенцем - эта случайность вызвала взрыв долго подавляемого и сдерживаемого гнева: - Ну, я им спел! А теперь они запоют в свою очередь! Он выбрал наугад полсотни деревень. Мамароны высадились в них и получили полную свободу действий. Жестокость не вызвала ответного взрыва в массах - в полном соответствии с исторически сложившейся традицией. Беран, узнав о трагедии, испытал всю боль и муки невинных жертв. Он связался с Палафоксом и накинулся на него с бранью. Невозмутимый Палафокс снова повторил, что все люди смертны, что любая боль проходит, и вообще - боль - это результат отсутствия самодисциплины. Чтобы дать наглядный урок, он подержал руку в пламени - плоть горела и съеживалась, а Палафокс невозмутимо наблюдал за этим. - Но у этих людей нет подобной самодисциплины - им больно! - закричал Беран. - Это действительно неприятно, - сказал Палафокс. - Я ни одному созданию не желаю испытать боль, но пока не низложен Бустамонте - или пока он жив, - такие эпизоды будут повторяться. - Но почему вы не остановите этих чудовищ? - зарычал Беран в ярости. - Ведь в вашем распоряжении все средства для этого! - С таким же успехом остановить Бустамонте можешь ты. Беран отвечал гневно и презрительно: - Теперь я понимаю вас. Вы хотите, чтобы я убил его. Может быть, и то, что происходит сейчас - часть ваших планов. Я с радостью убью его! Вооружите меня, укажите его местонахождение - даже если я погибну, то, по крайней мере, всему этому придет конец! - Ну что ж, - сказал Палафокс, - пришло время для следующей модификации. Бустамонте весь сморщился и исхудал. Он расхаживал по черному ковру в фойе, стиснув руки, но пальцы все время вздрагивали, будто он стряхивал невидимые песчинки. Стеклянные двери были закрыты. Заперты. Запечатаны. За ними стояли четыре черных мамарона. Бустамонте поежился. Когда это кончится? Он подошел к окну и выглянул в ночь. Эйльянре белел вокруг, словно город-призрак. На горизонте зловеще-багровым пламенем пылали три точки - там находились три деревни, жители которых испытали на себе всю суровость царственного возмездия. Бустамонте застонал, закусил губу. Его пальцы судорожно подергивались. Он отвернулся от окна и снова принялся ходить. За окном послышался чуть слышный свист, которого ухо Бустамонте не уловило. Затем раздался глухой звук, и Бустамонте ощутил дуновение ветра. Он обернулся и обмер. В оконном проеме стоял молодой человек в черном со сверкающими глазами. - Беран! - каркнул Бустамонте. - Беран! Беран спрыгнул на черный ковер, бесшумно шагнул вперед. Бустамонте сделал попытку скрыться. Но его час пробил: он знал это и не мог шевельнуться. Беран поднял руку. Из его пальца вырвался голубой луч. Дело было кончено. Беран перешагнул через тело, сорвал печати с дверей, распахнул их. Мамароны, озираясь, отпрянули, в изумлении косясь на него. - Я Беран Панаспер, Панарх Пао. 15 На Пао в неистовой радости праздновали восшествие Берана на престол. Везде, кроме валиантских лагерей, побережья Желамбре и Пона, царило такое ликование, которое, казалось, было не свойственно паонитам. Несмотря на то, что он не чувствовал к этому расположения, Беран вынужден был поселиться в Великом Дворце, а также принимать участие в помпезных ритуалах, приличествующих его положению. Первым его порывом было отменить все законодательные акты Бустамонте и сослать всех его министров на Вределтон - остров каторжан на далеком севере. Но Палафокс посоветовал ему воздержаться от столь крутых мер: - Ты действуешь чересчур эмоционально - нет смысла отвергать наряду с плохим и все хорошее. - Покажите мне что-нибудь хорошее, - отвечал Беран, - может быть, тогда я не буду столь непреклонен. Палафокс с минуту размышлял - казалось, он колебался. А чуть погодя сказал: - Ну, к примеру, Министры Правительственной Палаты? - Все - дружки Бустамонте, все подлые, все продажные. Палафокс кивнул: - Это, может быть, правда. Ну, а как они ведут себя сейчас? - Ха! - Беран засмеялся. - Они работают днями и ночами, как осы по осени, убеждая меня таким образом в своей честности и неподкупности. - И поэтому хорошо справляются со своими обязанностями. Ты лишь внесешь сумятицу в течение событий, если избавишься от всего кабинета. Я бы посоветовал тебе действовать постепенно - освободись от слишком уж явных лизоблюдов и приспособленцев, вводи новых людей в состав кабинета лишь тогда, когда представится подходящая возможность. Беран был вынужден признать справедливость замечаний Палафокса. Он откинулся на спинку кресла - они как раз завтракали: ели инжир, запивая его молодым вином, сидя в саду на крыше дворца. Он овладел собой. - Пока мне довольно незначительных изменений. Моя главная забота, мое предназначение - восстановить ритм прежней жизни на Пао. Я планирую рассеять валиантские лагеря по всей территории Пао, на значительном расстоянии друг от друга, и сделать нечто подобное с поселениями текникантов. Все эти люди должны изучить язык Пао, чтобы влиться в общество паонитов. - А когитанты? Беран побарабанил костяшками пальцев по столу: - Я не хочу, чтобы Пао стал вторым Брейкнессом. Да, у нас есть все предпосылки для создания на планете тысячи институтов - но преподавать в них должны паониты, причем паонитские предметы и на паонитском языке. - О, да, - вздохнул Палафокс. - Ну что ж, ничего лучшего я и не ожидал. Вскоре я возвращаюсь на Брейкнесс, а ты можешь вновь отдать Нонаманд пастухам и косарям. Беран с трудом скрыл удивление - покорность Палафокса насторожила его. - Определенно, - сказал он наконец, - у вас на уме совсем другое. Вы помогли мне сесть на Черный Трон только потому, что Бустамонте не желал сотрудничать с вами. Палафокс улыбнулся сам себе, очищая инжир. - Я ничего не планирую. Я лишь наблюдаю и даю советы, если того требует ситуация. Все, что сейчас происходит, - часть плана, очень давно разработанного и действующего. - Может возникнуть необходимость расстроить этот план, - сказал Беран. Палафокс беспечно ел инжир: - Ты, естественно, вправе попытаться. В течение нескольких следующих дней Беран много размышлял. Палафокс, видимо, считает его действия предельно предсказуемыми и уверен в том, что он будет, как автомат, реагировать так, как это благоприятно для Палафокса. Это предположение заставило Берана быть осторожным, и он решил повременить с действиями против трех новых паонитских сообществ. Великолепный гарем Бустамонте он распустил и занялся формированием своего собственного. Это было необходимо: Панарх, не имеющий соответствующих его положению наложниц, воспринимался бы с подозрением. Беран и сам не чувствовал к этому особого нерасположения, а поскольку он был красив, молод и к тому же снискал в народе славу героя, проблема состояла не столько в поиске, сколько в выборе. Но дела государства оставляли слишком мало времени для удовлетворения своих желаний и потворства прихотям. Бустамонте переполнил колонию каторжан на Вределтоне уголовными и политическими преступниками, к тому же смешал их вместе. Беран объявил амнистию - она касалась всех, кроме самых закоренелых злодеев. Бустамонте также в последнее время своего правления очень увеличил налоги, и они уже приближались к изнурительным для народа величинам, как во время Аэлло. К тому же чиновники-взяточники взимали еще и дань в свою пользу. Беран действовал решительно, переведя продажных чиновников на низкоквалифицированные работы с тем, чтобы заработки шли в уплату их долгов. Однажды без всякого предупреждения красно-сине-коричневый корвет посетил Пао. На секторальном мониторе показался привычный сигнал посадки, корвет, будто не замечая его, выбросил длинный, в форме змеиного языка, вымпел и пренебрежительно опустился прямо на крышу Великого Дворца. Эбан Бузбек, Гетман клана Брумбо с Батмарша, сошел на землю со своей свитой. Не обращая внимания на дворцовых распорядителей, они промаршировали в огромный тронный зал, громко призывая по имени Бустамонте. Беран, облаченный в черное церемониальное платье, вошел в зал. К этому времени Эбану Бузбеку уже сообщили о смерти Бустамонте. Он долго и насмешливо глядел на Берана, затем подозвал переводчика: - Узнайте, признает ли новый Панарх меня своим властелином? На робкий вопрос переводчика Беран ответа не дал. Эбан Бузбек пролаял: - Каков ответ нового Панарха? - По правде говоря, - сказал Беран, - у меня нет готового ответа. Я хочу править с миром, тем более, я считаю, что долг Батмаршу давно уплачен. Переводчик перевел. Услыхав ответ, Эбан Бузбек коротко и грубо рассмеялся: - Такой подход слишком далек от реальности. Жизнь - это пирамида, и на ее вершине может стоять только один человек. В данном случае это я. Ступенью ниже стоят другие воины клана Брумбо. Прочие ступени меня не интересуют. Вы должны занять ту ступень, на которую даст вам право ваша доблесть. Я здесь с совершенно определенной миссией - потребовать с паонитов еще денег. Мои расходы растут - сообразно с этим должна увеличиться и дань. Если вы соглашаетесь, мы расстаемся друзьями. Если же нет - мои свирепые вояки посетят вас, и вы будете горько сожалеть о вашем упрямстве. Беран сказал: - У меня нет выбора. Я вынужден уплатить вам дань. Но скажу также, что мы будем полезнее вам в качестве друзей, нежели данников. В языке Батмарша слово "друг" означало лишь "собрат по оружию". Услышав такой ответ Берана, Эбан Бузбек рассмеялся: - Паониты как военные союзники? Это те, которые подставляют задницу под плеть по приказу? Даже Дингалы с Огненной планеты, державшиеся за бабушкин подол, лучшие воины! Нам, Брумбо, нет нужды в таких союзниках! Будучи переведенными на язык Пао, эти слова воспринимались лишь как серия ничем не обоснованных оскорблений. Беран с трудом скрыл ярость: - Вам передадут деньги. Он холодно поклонился и пошел к выходу. Один из воинов клана, сочтя такое поведение Панарха неуважительным, выскочил вперед, чтобы преградить ему путь. Рука Берана взметнулась, палец уже был направлен на противника - но снова он сдержал себя. Вояка спинным мозгом почувствовал, что был на волосок от гибели - и отступил. Беран покинул тронный зал, не потеряв достоинства. Дрожа от злости, он явился к Палафоксу, которого все эти новости не слишком интересовали. - Ты действовал правильно, - сказал он. - Это пустая бравада - бросать вызов таким опытным бойцам. Беран с грустью признал его правоту: - Вопрос совершенно ясен - Пао нуждается в защите от этих головорезов... Тем не менее, мы в состоянии выплачивать дань, и это дешевле, чем содержать большую армию. Палафокс согласился: - Да, уплата дани несравненно экономнее. Беран изучал длинное тощее лицо, ища иронического выражения, но так и не нашел. На следующий день после отбытия Брумбо Панарх приказал подать карту Шрайманда и тщательно изучил расположение валиантских лагерей. Они тянулись вдоль побережья полосой миль десять в ширину и около ста в длину, хотя земли вглубь от побережья еще на десять миль также пустовали в ожидании расширения полосы поселений. Вспоминая время своей службы в Деиромбоне, Беран вновь увидел пылающие глаза молодых мужчин и женщин, их страстные лица, их непреклонное выражение - он вспомнил об их неудержимом стремлении к славе... Беран вздохнул. Такие качества достойны приложения! Он вызвал Палафокса и с жаром начал это ему доказывать, хотя Палафокс ему не возражал. - Теоретически я согласен с необходимостью армии, а наряду с ней и высокоразвитой промышленности. Но методы Бустамонте жестоки, разрушительны и неестественны! Палафокс заговорил серьезно: - Допустим, что каким-то чудом удастся набрать, вымуштровать и внушить необходимые идеи армии паонитов - и что тогда? Откуда возьмется вооружение? Кто обеспечит их военными кораблями? Оборудованием и средствами связи? - Меркантиль - постоянный источник поставок для наших нужд, - медленно произнес Беран. - Может быть, нас будет снабжать техникой какая-нибудь цивилизация даже не из нашей Галактики. - Меркантиль никогда и ни с кем не вступит в сговор против Брумбо, - ответил Палафокс, - а чтобы торговать с миром, находящимся вне Галактики, нужно обеспечить достойный взаимообмен. Чтобы добиться этого, ты должен стать равноправным торговым партнером. Беран поглядел в окно: - Пока у нас нет грузовых кораблей, торговать мы не можем. - Совершенно справедливо, - сказал Палафокс, судя во всему, пребывавший в великолепном настроении. - Пойдем, я покажу тебе кое-что, о чем, вероятно, ты еще не знаешь. На быстроходном черном катере Палафокс и Беран полетели на берег Желамбре. В ответ на расспросы Берана Палафокс отмалчивался. Он привез Берана в закрытую зону на перешейке полуострова Местгелаи, где стояла группа зданий, мертвых и безобразных. Палафокс ввел Берана в самое большое из них. Они остановились перед длинным цилиндром. Палафокс сказал: - Это секретная разработка группы лучших студентов. Как ты понимаешь, это маленький космический корабль. Первый, я надеюсь, построенный на Пао. Беран молча оглядел устройство. Понятно было, что Палафокс играет с ним, как кошка с мышкой. Он подошел ближе к кораблю. Поверхность была шершавой, отдельные детали весьма грубо обработаны - общее впечатление можно было выразить словами "неладно скроено, да крепко сшито". - Он взлетит? - спросил Беран. - Не сейчас. Но когда-нибудь - без сомнения, примерно через четыре-пять месяцев. Некоторые узлы особой сложности заказаны на Брейкнессе. Но, за исключением их, - это целиком паонитская разработка. С флотом таких кораблей ты можешь добиться независимости Пао от Меркантиля. И я не сомневаюсь, что вы с легкостью найдете торговых партнеров, потому что меркантилийцев слишком заботит собственная выгода. - Естественно, я благодарен, - сказал Беран неохотно. - Но почему эти работы держали от меня в секрете? Палафокс поднял руку и заговорил успокаивающим тоном: - От тебя ничего не хотели утаить. Это лишь один проект из множества. Молодые юноши и девушки с жаром бросаются разрешать все проблемы, создавать то, чего недостает на Пао. Каждый день они предпринимают что-нибудь новое. Беран скептически проворчал: - Как можно скорее все эти изолированные группировки должны влиться в общую массу населения! Палафокс запротестовал: - Я считаю, что время - не средство для ослабления энтузиазма текникантов. Конечно, приходится признать, что перемещенное население пострадало, но ведь результаты того стоят. Беран не ответил. Палафокс сделал знак молча наблюдавшей за ними группе текникантов. Они подошли ближе, были представлены и слегка удивлены, когда Беран заговорил с ними на их языке. Потом Панарха проводили внутрь корабля. Интерьер лишь усилил первоначальное впечатление - грубая работа, но высокая степень эксплуатационной надежности. И когда Беран возвратился в Великий Дворец, его терзали новые сомнения. Может ли это быть: Бустамонте был прав, а он, Беран, ошибался? 16 Пролетел год. Опытный образец космического корабля текникантов был испытан и введен в эксплуатацию в качестве тренировочного. По прошению координационного совета текникантов началось форсирование крупномасштабной программы по строительству космического флота. Активность валиантов все возрастала. Много раз решал Беран резко сократить количество лагерей - и всякий раз лицо Эбана Бузбека появлялось перед его внутренним взором, и вся решительность улетучивалась. Этот год был годом процветания Пао. Никогда прежде люди не жили так хорошо. Гражданские службы держались как бы в тени, чиновники были честны, налоги были необременительными, исчезла всякая тень страха и подозрительности, столь свойственных времени правления Бустамонте. В народе витало чувство совершенно непаонитского довольства жизнью. Новоязычные поселения, словно опухоль, не доброкачественная, но и не злокачественная, не были забыты - но их терпеливо переносили как нечто неизбежное. Беран не нанес визита в Институт Когитантов в Поне - тем не менее, он знал, что институт очень расширяется, что поднимаются новые здания, возводятся новые общежития, лаборатории, мастерские, что количество учащихся растет день ото дня - за счет брейкнесских юношей, которые все без исключения походили на Палафокса, и за счет других, гораздо моложе, вышедших из детских садов при Институте - детей Палафокса и детей его детей... Прошел еще год, и из космоса вновь спустился размалеванный корвет Эбана Бузбека. Как и прежде, он проигнорировал сигнал на посадочной площадке и опустился на площадку крыши Великого Дворца. Как и прежде Эбан Бузбек со своей чванливой и разряженной свитой промаршировал в огромный зал, куда и потребовал Берана. Последовала десятиминутная пауза, в течение которой воины нетерпеливо переминались с ноги на ногу, бряцая оружием. Беран вошел в зал и остановился, оглядывая воинов клана, повернувших к нему свои холодные лица. Беран выступил вперед. Он и не думал изображать приветливость: - Зачем вы пожаловали на Пао на этот раз? Как и прежде, его слова перевели на язык Батмарша. Эбан Бузбек опустился в кресло, поманил Берана, указывая ему на другое, стоящее рядом. Беран молча сел. - До нас дошли неприятные вести, - сказал Эбан Бузбек, вытягивая ноги. - Наши союзники и поставщики, промышленники Меркантиля, доложили нам, что вы недавно послали в космос флот грузовых кораблей, что вы совершаете торговые и бартерные сделки, результатом чего является огромное количество технического оборудования, которое вы доставляете на Пао. - Воины Батмарша встали за спиной Берана, возвышаясь над его креслом. Панарх взглянул через плечо, затем снова повернулся к Эбану Бузбеку. - Я не понимаю вашего волнения. Почему мы не имеем права торговать, где и с кем пожелаем? - Достаточно того, что это противоречит желанию Эбана Бузбека, вашего Сеньора. Беран заговорил примирительным голосом: - Но вы должны помнить, что Пао - густонаселенный мир. Мы имеем естественные стремления... Эбан Бузбек качнулся вперед - его рука ударила Берана по щеке. Беран откинулся на спинку кресла - ошеломленный, с белым лицом, на котором алел след удара. Это был первый удар, который он получил в жизни, его первое столкновение с насилием. Эффект был поразительным - вначале шок, а затем словно открылась дверь в какую-то забытую потайную комнату... Он почти не слышал голоса Эбана Бузбека: - ...о любых ваших стремлениях прежде всего вы обязаны доложить клану Брумбо! - Немного нужно, чтобы убедить этих! - раздался голос одного из воинов свиты. Глаза Берана вновь сосредоточились на широком красном лице Эбана Бузбека. Он выпрямился в кресле: - Я рад, что ты здесь, Эбан Бузбек. Лучше нам поговорить с глазу на глаз. Пришло время - Пао больше не будет платить вам дань! Рот Эбана Бузбека открылся, потом скривился в гримасу комического удивления. Беран продолжал: - Более того, наши корабли будут продолжать рейсы к другим мирам. Я надеюсь, вы примете это без злобы и вернетесь домой с миром в сердце. Эбан Бузбек пружинисто подскочил: - Я вернусь с твоими ушами, чтобы вывесить их на стене в нашем Оружейном Зале! Беран встал, отвернулся от воинов - те с усмешкой поддались вперед. Эбан Бузбек выхватил лезвие из ножен у пояса: - Сюда негодяя! Беран поднял руку, подавая сигнал. Все двери распахнулись: в них показались взводы мамаронов с глазами, словно прорези маски. В руках они держали алебарды с изогнутыми лезвиями в ярд длиной, с огненными серпами на концах. - Что сделать с этими шакалами? - прорычал сержант. - Утопить! В океан! - приказал Беран. Эбан Бузбек потребовал перевода. Услыхав его, он заговорил, брызгая слюной: - Это безрассудство! Пао будет разорен! Мои рыцари не оставят в Эйльянре ни единой живой души! Мы усеем ваши поля костями и пеплом! - Тогда вы сейчас отправитесь домой с миром и не будете нас больше беспокоить. Делайте выбор. Мир - или смерть. Эбан Бузбек огляделся: его воины сгрудились, оценивая своих черных противников. Бузбек решительно спрятал меч в ножны. Меч щелкнул. Он что-то сказал своим людям. - Мы уходим, - ответил он Берану. - Вы выбираете мир? Усы Эбана Бузбека встопорщились от гнева: - Я выбираю мир. - Тогда бросьте оружие на землю, оставьте Пао и больше никогда не возвращайтесь. Эбан Бузбек, с лицом, словно вырезанным из дерева, снял с себя оружие. Воины последовали его примеру. Под конвоем нейтралоидов они покинули зал. Вскоре корвет поднялся в воздух и стал стремительно удаляться. Прошло несколько минут, затем Берана вызвали к телеэкрану. Лицо Эбана Бузбека пылало гневом и ненавистью: - Я ушел с миром, молодой Панарх, и мир будет - ровно столько времени, сколько потребуется на то, чтобы люди клана прибыли на Пао. Среди наших трофеев будут не только твои уши но и голова! - Рискните! - отвечал Беран. Тремя месяцами позже воины Брумбо атаковали Пао. Флот из двадцати восьми военных кораблей, включающий шесть огромных бочкообразных транспортов, появился в небе. Защитные устройства не отреагировали на них, и корабли беспрепятственно вошли в атмосферу. Здесь они были атакованы баллистическими ракетами, но противоракетные установки противника взорвали их в воздухе. Тесным строем корабли снизились над Северным Минамандом и приземлились в двух десятках миль от Эйльянре. Из транспортных кораблей вышло множество воинов клана, село на летающих коней. Они взмыли высоко в воздух стремительно мчась, кувыркаясь, кружась в восторге от собственной силы и ловкости. Строй ракет был выпущен им навстречу, но защитные устройства кораблей были настороже, и залп захлебнулся. Но этой угрозы оказалось достаточно, чтобы всадники держались ближе к флотилии. Настал вечер, затем ночь. Всадники при помощи золотистого газа начертали на небе воинственные девизы, затем скрылись в кораблях и более никаких действий пока не предприняли. Иные события происходили тем временем на Батмарше. Как только флотилия из двадцати восьми кораблей устремилась к Пао, другой корабль, цилиндрической формы и очень мощный, по всем признакам принадлежащий к торговому флоту Пао, приземлился в сырых, поросших лесом горах в южной оконечности провинции Брумбо. Из него высадилась сотня молодых воинов. На них были надеты простые, скроенные из сегментов прозрачные плащи, которые превращались в обтекаемые панцири, стоило воину развести руки в стороны. Антигравитационная сетка делала воинов невесомыми, реактивные двигатели позволяли им двигаться с огромной скоростью. Корабли летели низко над черными деревьями, над дикими равнинами. Впереди мерцало озеро Чагас, в котором отражались созвездия. На противоположном берегу виднелась крепость из булыжников и бревен - город Слаго, над низкими постройками которого возвышалась башня с Залом Славы. Летучие воины, словно соколы, опустились на землю. Четверо из них подбежали к священному огню, разметали по камушку древний очаг, потушили пламя - лишь один тлеющий уголек они поместили в металлический контейнер. Остальные преодолели последние десять ступеней из камня, оглушили стоящих на страже жриц огня и ворвались в высокий закопченный зал. Со стены свешивалось знамя клана, сотканное из волосков с головы каждого из воинов клана Брумбо. Трофеи как попало сбрасывались в ранцы и сумки: священные реликвии, древнее оружие, сотня изодранных знамен, свитки и манускрипты, осколки скал, костей, стали и древесного угля, склянки высохшей коричневой крови, собранной в память о битвах и мужестве Брумбо. Когда в Слаго, наконец, поняли, что происходит, корабль паонитов был уже в космосе, на пути к Пао. Женщины, юноши, старики бежали в священный парк, плача и крича. Но захватчики уже покинули город, унося с собой душу клана - самые драгоценные сокровища. На рассвете следующего дня воины Брумбо вывели боевые машины и образовали восемь платформ, поднимаемых в воздух антигравитационными генераторами, привели в боевую готовность противоракетные установки, динамические жала, звуковые бластеры. Другие головорезы Брумбо поднялись на своих конях в воздух, но сейчас они уже двигались стройными рядами. Боевые платформы поднялись в воздух - и взорвались. Механические кроты, проделав туннели в грунте, подложили мины под основание каждой из платформ. Воздушная кавалерия сбилась в кучу от ужаса. Лишившись защиты, она становилась идеальной целью для ракет, по понятиям Брумбо, оружием трусов. Мирмидоны-валианты также не любили ракет. Беран настаивал на минимальном кровопролитии, но когда были разрушены боевые платформы, он уже не смог сдерживать мирмидонов. В своих прозрачных панцирях они взмыли в небо и кинулись оттуда на кавалерию Брумбо. Над мирными полями закипел страшный бой. Предрешить исход было невозможно. Мирмидоны и воздушные кавалеристы Брумбо погибали в равных количествах, но через двадцать минут кавалеристы вдруг неожиданно вышли из боя и опустились на землю, оставив мирмидонов под огнем ракет. Однако мирмидоны не были захвачены врасплох и тоже нырнули вниз, к земле. Лишь несколько самых медлительных - общим числом около двадцати - были расстреляны. Всадники скрылись под защиту своих кораблей. Мирмидоны отступили. Их было меньше, чем Брумбо - тем не менее вояки клана дали им уйти, озадаченные и испуганные столь неожиданным и свирепым сопротивлением. Остаток дня прошел тихо. Весь следующий день все также было спокойно - в это время Брумбо проводили ультразвуковое зондирование почвы под корпусами своих кораблей, отыскивая и обезвреживая мины. Покончив с этим, флот поднялся в воздух, тяжело перелетел через Гилиантское море. Корабли пересекли перешеек к югу от Эйльянре и приземлились на берегу - на таком расстоянии от Великого Дворца, что их можно было видеть невооруженным глазом. На следующий день Брумбо выступили пешим строем в шесть тысяч человек, защищенных противоракетными установками и вооруженных четырьмя огнеметами. Они осторожно продвигались вперед, прямо к Великому Дворцу. Но мирмидоны не показывались, и никто не оказывал сопротивления. Брумбо подошли уже под самые стены Великого Дворца, как вдруг со стены спустился вниз четырехугольник из черной, коричневой и желтой ткани. Брумбо замерли, вглядываясь. Усиленный динамиками голос зазвучал из Дворца: - Эбан Бузбек, выйди вперед. Приди поглядеть на добычу, привезенную нами из твоего Зала Славы. Выйди вперед, Эбан Бузбек. Тебе не причинят зла. Эбан Бузбек выступил вперед, заговорил в усилитель: - Что за новый обман, что вы еще выдумали? Что еще за новый паонитский трюк? - У нас все сокровища вашего клана, Эбан Бузбек: это знамя, последний уголек вашего Вечного Огня, все ваши геральдические реликвии. Хочешь выкупить их? Эбан Бузбек стоял шатаясь - казалось, он вот-вот потеряет сознание. Он повернулся и неверным шагом пошел назад, на корабль. Прошел час. Эбан Бузбек и группа знати вышла вперед: - Мы требуем перемирия, чтобы осмотреть все то, что, как вы утверждаете, попало вам в руки. - Приходи, Эбан Бузбек, осматривай сколько твоей душе угодно. Эбан Бузбек и его свита осмотрели все реликвии. Они не проронили ни слова - молчали и сопровождавшие их паониты. Люди Брумбо в молчании вернулись на свои корабли. Вдруг раздался клич: - Пробил ваш час! Паонитские трусы! Приготовьтесь к смерти! Воины клана ринулись в наступление, движимые бешеными чувствами. Но на полпути они встретились с мирмидонами и вступили в рукопашную схватку - оружием были лишь мечи, пистолеты да просто руки. Брумбо были смяты: впервые воины клана встретили силу, явно их превосходящую. Они были отброшены, отступили. Они узнали страх. Из Великого Дворца снова зазвучал голос: - Ты не можешь победить, Эбан Бузбек, ты не можешь ускользнуть. В наших руках ваши жизни, ваши священные реликвии. Сдавайтесь, иначе мы уничтожим и то, и другое. Эбан Бузбек сдался. Он опустил голову до земли перед Бераном и капитаном мирмидонов, он признал за Пао право полной свободы и отказался от своих прав властелина. Преклонив колени перед священным знаменем Брумбо, он поклялся никогда более не вторгаться на Пао и не замышлять против него ничего плохого. Ему было разрешено по-лучить назад сокровища клана, которые мрачные воины торжественно внесли на борт корабля. Флотилия отчалила. А Пао все оборачивался по своей орбите вокруг Ауриола; прошло еще пять лет, сложных и богатых событиями. Для Пао в целом это были хорошие годы. Никогда еще жизнь не была столь легка, а голод - столь редким явлением. К обычным товарам, производимым на планете, прибавилось множество других, импортируемых из далеких миров. Корабли текникантов достигали самых отдаленных уголков Галактики, происходила настоящая коммерческая конкуренция между текникантами и Меркантилем. В результате оба производства расширялись, и те и другие искали новых рынков сбыта. Число валиантов также возросло, но по другому принципу. Рекрутирования больше не проводились - только дитя отца и матери-валиантов становилось полноправным членом касты. В Поне росло число когитантов, но не столь быстро. В туманных горах было открыто три новых института, а высоко, на самом дальнем утесе, Палафокс выстроил мрачный и угрюмый дворец. Теперь корпус переводчиков отделился от когитантов: переводчики фактически являлись оперативным отрядом касты. Как и прочие группы, переводчики увеличились количественно и очень повысили квалификацию. Несмотря на свою обособленность от трех новоязычных групп и всего населения Пао, они были весьма необходимы. Когда рядом не было переводчика, любая сделка совершалась на Пастиче, который по причине его универсальности понимали очень многие. Но когда обсуждался какой-нибудь специальный вопрос, без переводчика обойтись было нельзя. Прошли годы - и все планы, задуманные Палафоксом, претворяемые в жизнь Бустамонте и неохотно поддерживаемые его племянником, приносили свои плоды. Четырнадцатый год правления Берана принес процветание и благополучие. Беран давно относился скептически к обычаю иметь гаремы, который ненавязчиво, но весьма крепко укоренился во многих Институтах Когитантов. Изначально в девушках не было недостатка - многие были согласны на выгодные брачные контракты, и все сыновья и внуки Палафокса, не говоря уж о нем самом, содержали колоссальные гаремы неподалеку от Пона. Но когда на Пао снизошло благоденствие, количество молодых женщин, согласных на подобные условия, резко уменьшилось, и поползли странные слухи. Поговаривали о снадобьях, гипнозе, даже черной магии... Беран приказал расследовать, какими методами добиваются когитанты согласия женщин на подобные контракты. Он понимал, что вторгается в деликатную область, но не ожидал столь незамедлительной реакции. Лорд Палафокс лично прибыл в Эйльянре. Однажды утром он появился на террасе Дворца, где Беран сидел, созерцая море. При виде высокой тощей фигуры и резких черт Беран вдруг осознал, сколь мало этот Палафокс отличался от того, увиденного им впервые много лет назад. Даже одежда из тяжелой коричневой ткани, серые брюки и шапочка с острым козырьком были все такими же. Сколько же Палафоксу лет? Палафокс пренебрег обычной церемониальной болтовней. - Панарх Беран, налицо досадная неприятность. Вы должны принять меры. Беран медленно наклонил голову: - И что это за досадная неприятность? - Вторжение в мои сугубо личные дела. Шайка грубых ищеек ходит по моим следам, беспокоит моих женщин бесцеремонной слежкой. Я прошу, чтобы вы нашли того, кто отдал это распоряжение и примерно наказали виновных. Беран встал: - Лорд Палафокс, довожу до вашего сведения, что приказ о расследовании отдал я сам. - В самом деле? Вы поражаете меня, Панарх Беран! И что вы надеетесь узнать? - Я не хочу ничего узнавать. Я полагал, что вы расцените этот акт как предупреждение и перемените свое поведение ровно настолько, насколько необходимо. Вместо этого вы предпочли противиться, что создает лишние сложности. - Я Магистр Брейкнесса. Я действую напрямик, без околичностей, - голос Палафокса был стальным, но само заявление на первый взгляд казалось безобидным. Беран, в прошлом изучавший искусство полемики, попробовал извлечь из этого выгоду. - Вы всегда были ценным союзником, Лорд Палафокс. Взамен вы получили право полного контроля над событиями на Нонаманде. Но все должно быть в рамках законности. Заключение контрактов с женщинами по их добровольному согласию хоть и социально оскорбительно, но само по себе не является преступлением. Но без их согласия... - А какие основания у вас есть для подобных заявлений? - Слухи в народе. Палафокс слегка улыбнулся: - А если вдруг вам удастся в этом удостовериться? Что тогда? Беран заставил себя взглянуть в темные мерцающие глаза: - Ваш вопрос лишен смысла. Все это уже в прошлом. - Ваши слова невразумительны. - Способ пресечь слухи - это пролить свет на действительное положение дел. Отныне и впредь женщины, желающие заключить брачные контракты, должны являться в общественное учреждение - сюда, в Эйльянре. Все контракты будут заключаться только в этом учреждении, все прочие будут юридически приравнены к похищению. Палафокс помолчал несколько секунд. Затем мягко спросил: - Как вы собираетесь обеспечить соблюдение этого закона? - Обеспечить соблюдение закона? - Беран был удивлен. - На Пао нет необходимости обеспечивать выполнение народом правительственных постановлений. Палафокс отрывисто кивнул: - Ситуация, как вы сказали, прояснилась. И я верю, что ни у кого из нас не будет повода для жалоб. С этими словами он удалился. Беран глубоко вздохнул, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Он одержал победу - в определенной степени, конечно. Он отстоял авторитет государства и вырвал молчаливое признание этого авторитета у Палафокса. Беран был достаточно умен - он понимал, что радоваться еще рано. Он знал, что Палафокс, непоколебимый в своем идеализме - в его высшей форме - вероятнее всего не ощутил эмоциональной окраски происшедшего и посчитал свое видимое поражение не более чем минутной неприятностью. А теперь следовало обдумать два важных вопроса. Первый: что-то в манере Палафокса говорило, что, несмотря на гнев, он был подготовлен к хотя бы временному компромиссу. "Временный" - вот ключевое слово, вот зацепка! Палафокс был человеком, высоко ценящим свое время. Второй вопрос: построение последней фразы Палафокса. "Я верю, что ни у кого из нас не будет повода для жалоб". Подразумевалось признание равенства статусов - равной власти, равной силы, и в то же время явно присутствовало чувство уязвленного честолюбия. Беран не помнил, чтобы Палафокс когда-либо прежде говорил подобным образом. Он строго выдерживал позу Магистра Брейкнесса, находящегося на Пао лишь временно - в качестве советника. Сейчас казалось, что он выступал с позиций постоянного жителя планеты, обладающего правами собственника, к коим и требовал уважения. Беран тщательно припоминал события, приведшие к нынешнему положению дел. Пять тысяч лет на Пао состав населения был однороден, свято чтились традиции, корни которых терялись в глубине веков. Панархи сменяли друг друга, династии приходили и уходили, но вечны были зеленые поля и голубые океаны. Пао тех времен был легкой добычей корсаров и захватчиков, и нередко выдавались периоды, очень тяжелые для жителей планеты. Идеи Лорда Палафокса, безжалостный диктат Бустамонте в течение одного поколения изменили все. Сейчас Пао процветал, и его торговый флот бороздил просторы Галактики. Торговцы Пао превзошли меркантилийцев, воины Пао победили вояк с Батмарша, паонитские интеллектуалы даже выигрывали в сравнении с так называемыми Магами Брейкнесса. Но ведь эти люди, которые превзошли всех - лучше всех торговали, лучше всех воевали, лучше всех мыслили, в сравнении с их соседями с ближайших планет были ближе к тем, чьим отцом или праотцом является Палафокс, чем к истинным паонитам. Палафоксианцы - вот более подходящее название для этих людей. Валианты и текниканты - кто они? По крови они паониты, но их образ жизни так далек от традиций Пао! Они чужие - как и Брумбо с Батмарша или меркантилийцы! Беран вскочил. Как мог он быть так слеп, так беспечен! Эти люди - не паониты, как бы хорошо они не служили Пао, они оставались чужаками, и еще вопрос, кому на самом деле они верны. Различия между валиантами, текникантами и паонитами стали слишком велики. Этот процесс необходимо затормозить и повернуть вспять - новые группы должны ассимилироваться! Теперь, когда он ясно видел свою цель, было необходимо тщательно обдумать средства ее достижения. Проблема была сложна - действовать следовало весьма осторожно. В первую очередь, создать агентство, где женщины могли бы заключать добровольные брачные соглашения. Он не даст Палафоксу "повода для жалоб". 17 В восточных окрестностях Эйльянре, на противоположном берегу старого канала Ровенон, раскинулись широкие неогороженные общинные земли, в последнее время используемые в основном для запускания воздушных змеев или праздничных танцев. Там по приказу Берана был возведен большой павильон, где женщины, желающие заключить брачные контракты с когитантами, могли продемонстрировать свои достоинства. О новом агентстве было широко объявлено, а также и о том, что любые частные контракты с когитантами будут признаны незаконными. Настал день открытия. В полдень Беран явился, чтобы осмотреть павильон. На скамьях внутри сидели женщины весьма жалкой наружности: некрасивые, изможденные, осунувшиеся - их было не более тридцати. Беран смотрел на них в изумлении. - И это все? - Все, Панарх! Беран удрученно потер подбородок. Оглядевшись, он заметил человека, которого меньше всего хотел видеть: Палафокса. Беран, сделав небольшое усилие, заговорил первым: - Выбирайте, Лорд Палафокс. Тридцать самых очаровательных женщин Пао к вашим услугам. Палафокс беспечно отвечал: - Если их забить и похоронить, может получиться сносное удобрение. Иного применения им я не вижу. В этом замечании таился вызов: если не удастся распознать ход мыслей Магистра и должным образом ответить, Беран потеряет инициативу. - Оказывается, Лорд Палафокс, брачные контракты с когитантами далеко не столь желанны для женщин Пао, как вы хотели бы. Впрочем, так я и полагал. Поглядите на женщин - красноречивее всего их явные изъяны. Палафокс не произнес ни звука, но шестым чувством Беран ощутил опасность. Краем глаза взглянув на Палафокса, он был поражен: лицо того походило на маску мертвеца. Магистр поднимал руку. Указательный палец Палафокса уже был направлен на него. Беран бросился на пол. Голубой луч прошипел над самой головой Панарха. Тогда Беран в свою очередь вскинул руку: из его пальца вырвался луч, пробежал по руке Палафокса, вошел в область локтя, пронзил кость и вышел из плеча. Палафокс вскинул голову, сжал зубы и закатил глаза, словно бешеный конь. Кровь запенилась и заструилась - рука была искалечена, оплавлена, сломана. Беран вновь направил палец на Палафокса - он понимал, что его нужно уничтожить, он желал этого, это был его долг! Палафокс стоял, но его взгляд перестал быть человеческим - это были глаза существа, ожидающего смерти. Беран заколебался, и секунды оказалось достаточно, чтобы Палафокс снова стал человеком и вскинул теперь левую руку. Беран снова нацелился, голубой лучик вырвался из его пальца вновь, но натолкнулся на препятствие, созданное левой рукой противника. Голубой лучик словно растворился. Беран отступил. Три десятка женщин валялись на полу, трясясь и всхлипывая. Адъютанты Берана стояли вялые и обмякшие. Палафокс попятился к дверям павильона, повернулся и вышел. У Берана не было сил преследовать его. Панарх вернулся во Дворец и заперся в своих апартаментах. Утро плавно перешло в золотой паонитский полдень, день скатился к вечеру. Беран заставил себя встать. Он подошел к гардеробу, облачился в облегающий черный костюм. Затем вооружился ножом, лучеметом, парализатором мысли, проглотил таблетку нейростимулятора. Потом тихо направился на крышу, скользнул в летательный аппарат, взвился высоко в ночь и полетел к югу. Сумрачные скалы Нонаманда поднялись из моря - видна была фосфоресцирующая полоса прибоя у подножья и несколько тусклых огней наверху. Беран держал курс над темными утесами по направлению к Пону. Суровый и напряженный, он правил в полной уверенности, что летит на верную смерть. Вот она, Гора Дрогхэд, а внизу - Институт! Каждое здание, каждая терраса, тропинка, общежитие - каждая постройка знакомы до мельчайших подробностей; годы, проведенные им здесь в качестве переводчика, теперь сослужат ему хорошую службу. Беран посадил машину на утесе с краю плато, затем привел в действие антигравитационную сетку в подошвах ног, взвился в воздух и полетел к Институту. Он парил высоко, купаясь в холодных потоках ночного ветра, оглядывая здания внизу. Вот спальня Палафокса - там пробивается сквозь треугольные стекла огонек. Беран опустился на бледный камень крыши. Ветер словно плакал и посвистывал, больше никаких звуков слышно не было. Беран подбежал к двери. При помощи своего указательного пальца он выжег замок, распахнул двери и спустился в зал. В спальне стояла тишина: ни голоса, ни шороха. Длинными стремительными шагами он поспешил вниз по коридору. В верхнем этаже располагались комнаты для дневных работ - они были пусты. Панарх спустился по лестнице, повернул направо, ища источник света, замеченного им сверху. Перед дверью он замешкался, прислушиваясь. Голосов слышно не было, но он уловил легкий шорох внутри: кто-то пошевелился, сделал несколько почти бесшумных шагов. Беран дотронулся до замка. Дверь была заперта. Беран весь собрался - все должно произойти стремительно, ну! Вспышка пламени, дверь отперта, дверь настежь - рывок вперед! В кресле за столом - человек. Человек поднял голову. Беран резко остановился. Это был не Палафокс это был Финистерл. Финистерл поглядел на направленный на него палец, затем посмотрел в лицо Берана: - Что ты делаешь здесь? Финистерл воскликнул это на Пастиче, и на том же языке Беран задал ему встречный вопрос: - Где Палафокс? Финистерл слабо рассмеялся, откинувшись на спинку: - Кажется, меня чуть было не настиг рок отца! Беран приблизился на шаг: - Где Палафокс? - Ты опоздал. Палафокс отбыл на Брейкнесс. - На Брейкнесс! - Беран вдруг ощутил себя обмякшим и усталым. - Он тяжело ранен, его рука превращена просто в лохмотья. В здешних условиях восстановить ее невозможно, - Финистерл оглядывал Берана с новым чувством осторожного любопытства. - И это скромняга Беран, да ты какой-то черный демон! Беран медленно сел: - Кто же мог сделать такое, кроме меня! - Он вдруг взглянул на Финистерла: - Ты не обманываешь меня? Тот покачал головой: - Почему я должен тебя обманывать? - Ведь он твой отец! Финистерл пожал плечами: - Это ничего не значит - как для отца, так и для сына. Человек, каким бы замечательным и выдающимся он не был, обладает всего лишь ограниченными возможностями. Более не секрет, что Лорд Палафокс в конце концов стал жертвой болезни Магистров Брейкнесса - он Эмеритус. Мир и его собственный мозг больше не существуют для него в отрыве друг от друга, для Палафокса они - единое целое. Беран потер подбородок, нахмурился. Финистерл подался к нему: - Ты знаешь, к чему он стремится? Ты понимаешь причину его пребывания на Пао? - Догадываюсь, но не знаю наверняка. - Несколько недель назад он собрал всех своих сыновей. Он говорил с нами, четко формулируя свои цели. Он заявил, что Пао - его собственный мир, его собственность. При помощи своих сыновей, внуков, да и собственными силами он в конце концов вытеснит коренное население планеты - паонитов - и вот однажды на планете не останется никого, кроме Палафокса и его отпрысков. Беран тяжело поднялся на ноги. - Что ты намерен делать теперь? - спросил Финистерл. - Я паонит, - сказал Беран. - Я был по-паонитски пассивен. Но я учился в Институте Брейкнесса - и сейчас я буду действовать. Если я камня на камне не оставлю от того, на что Палафокс потратил так много времени и сил, может быть, он не вернется на Пао. Панарх оглядел комнату: - Я начну действовать прямо здесь, в Поне. Все вы можете убираться куда хотите, но уйти вы обязаны. Завтра Институт Когитантов будет разрушен. Финистерл вскочил на ноги, отбросив всякую сдержанность: - Завтра? Это фантастика! Это нереально! Мы не можем бросить наши исследования, нашу библиотеку, наше ценное оборудование! Но Беран уже шел к дверям: - Тянуть больше нельзя. Конечно, за вами останется право увезти с собой вашу личную собственность. Но этот монстр - Институт Когитантов - завтра исчезнет! Эстебан Карбоне, Верховный Маршал валиантов, мускулистый молодой человек с открытым приятным лицом, привык вставать с рассветом, чтобы вдоволь наплаваться в волнах прибоя. Этим утром он вернулся в свои покои нагой, мокрый и задыхающийся со своего обычного утреннего купания, и увидел человека в черном, молчаливо ожидающего его. Эстебан Карбоне замер, смущенный: - Панарх, это неожиданность. Прошу простить меня - я оденусь. Он убежал в свою комнату и вскоре возвратился, уже облаченный в яркую форму черно-желтого цвета. - Теперь, Ваше Величество, я жду ваших приказаний. - Они будут кратки, - сказал Беран. - В поход на Пон, к полудню уничтожить Институт Когитантов. Эстебан Карбоне был несказанно изумлен: - Правильно ли я понял вас, Ваше Величество? - Я повторяю: захватите Пон и уничтожьте Институт Когитантов! Его нужно сравнять с землей! Когитанты уже предупреждены, началась эвакуация. Эстебан Карбоне выдержал внушительную паузу перед тем, как ответить: - Давать советы в делах политики Панарху Пао - не мое дело и не мое право, но не слишком ли это жестоко? Я бы спокойно обдумал все еще раз. Беран не обиделся: - Я одобряю ваш совет. Это решение обдумано мной уже много раз. Будьте так добры приступить к выполнению приказа без долгих отлагательств - немедленно! Эстебан Карбоне низко поклонился, коснувшись ладонью лба: - Этого достаточно, Панарх Беран. И заговорил в устройство связи. А ровно в полдень с военного корабля поднялась ракета. Она летела к горстке зданий на плато за горой Дрогхэд. Одна лишь вспышка голубого и белого пламени - и Институт Когитантов прекратил свое существование. Когда до Палафокса дошла эта новость, его лицо потемнело от прихлынувшей темной крови, он заметался. - Ну что ж, вот как он погубил себя! - рычал Магистр сквозь зубы. - Я буду отмщен, но как много мнит о себе этот молодой фат! Когитанты прибыли в Эйльянре и заселили старый квартал Бьюклейр, к югу от Ровенона. За несколько месяцев они очень изменились - их переполняло радостное чувство обретенной свободы. Они перестали быть схоластически сосредоточенными и напряженными и приобрели черты богемной интеллигенции. Повинуясь какому-то таинственному движению души, они почти не говорили между собой на когитанте, в равной степени пренебрегая языком Пао, и общались на Пастиче. 18 Беран Панаспер, Панарх Пао, сидел в круглом зале с куполообразным потолком - в той же самой резиденции в перголаи, в том же самом черном кресле, в котором умер его отец, Аэлло. Остальные места за резным столом из слоновой кости пустовали - поблизости не было никого, кроме двух черных нейтралоидов за дверью. За дверью послышались шаги, мамароны окликнули идущего голосами, звук которых напоминал треск рвущейся ткани. Беран, узнав пришедшего, дал знак впустить его. Финистерл вошел в зал мрачнее тучи, не удостоив вниманием огромных черных стражей, остановился в самом центре и оглядел Берана с головы до ног. Он заговорил на Пастиче, и слова его были язвительны и полны противоречий, как и сам по себе язык: - Ты выглядишь как самый последний бедняга во всей Вселенной. Беран с трудом заставил себя улыбнуться: - Когда сегодняшний день закончится - так или иначе, - я смогу спать спокойно. - Я вообще никому из вас не завидую, - задумчиво пробормотал Финистерл, - и меньше всего тебе. - А я завидую всем, кроме самого себя, - угрюмо ответил Беран. - Я действительно вполне соответствую народному представлению о том, каков должен быть Панарх - человек, облеченный властью, несущий ее как проклятье, принимающий и воплощающий в жизнь решения с такой же легкостью, с какой обычный человек бросает в цель стальное копье... И все же я не изменюсь - ибо я многому научился в Институте Брейкнесса: я верю тому, что никто кроме меня не способен быть справедливым и беспристрастным. - Но ведь эта вера, о которой ты с осуждением говоришь, - может быть, это всего лишь правда? Пробили часы - потом еще и еще раз. - Теперь к делу, - сказал Беран. - В течение следующего часа Пао или будет спасен, или погибнет, - он подо-шел к высокому черному креслу и сел. Финистерл молча опустился на один из стульев около стола. Мамароны распахнули черные резные двери. В зал чинно вошла вереница чиновников - министры, секретари, всего около двух дюжин. Они почтительно склонили головы и заняли места за столом. Вошли служанки, разлили охлажденное искрящееся вино. Снова пробили часы. Мамароны вновь открыли двери. Чеканя шаг, в зал вошел Эстебан Карбоне, Верховный Маршал валиантов, сопровождаемый четырьмя офицерами. Они были облачены в парадную форму и шлемы из светлого металла, которые, войдя, сняли. Офицеры выстроились перед Бераном в шеренгу, поклонились и бесстрастно выпрямились. Беран очень долго ждал этой минуты. Он встал и торжественно приветствовал пришедших. Валианты сели. Все их движения отличала отточенная четкость. - Времена и условия меняются, - проговорил Беран ровным голосом на валианте, - динамические программы развития, прежде имевшие ценность, сейчас становятся опасными - миновала необходимость в них. Такова настоящая ситуация на Пао. Мы лицом к лицу с опасностью утраты нашего единства. Теперь конкретно о том, что касается валиантских лагерей. Они были созданы с целью отражения конкретной угрозы. Этой угрозы больше не существует: противник разбит, настал мир. Валианты, сохранив все свои особенности, должны теперь влиться в основную массу населения Пао. С этой целью отныне военные поселения будут размещены на всех восьми континентах, а также на самых крупных островах. В этих поселениях будут жить валианты, группами по пятьдесят мужчин и женщин. Они будут использовать свои лагеря лишь в качестве организационных центров, а жить они будут в поселках. К их услугам будут прибегать лишь тогда, когда того потребуют обстоятельства. Территории, которые сейчас занимают валианты, будут возвращены их прежним владельцам, и там постепенно восстановятся прежние обычаи, - Панарх сделал паузу, оглядел всех присутствующих. Наблюдавший за ним Финистерл был восхищен: человек, которого он до сих пор считал угрюмым и нерешительным, проявил потрясающую волю. - Есть ли у кого-нибудь вопросы или свои соображения? - спросил Беран. Верховный Маршал сидел словно каменное изваяние. Наконец он поклонился: - Панарх, я выслушал ваши приказы, но нахожу их неразумными. Известно, что Пао требуется мощная армия как для защиты, так и для нападения. Мы, валианты, являемся этой армией. Мы незаменимы! Вашим приказом вы уничтожаете нас. Мы утратим наш боевой дух, наше единство и боеспособность! - Я все это осознаю, - сказал Беран, - и очень сожалею. Но это меньшее из всех возможных зол. Валианты должны составить скелет армии, которая тем не менее будет сформирована из паонитов. - О, Панарх, - заговорил Верховный Маршал резко, - в том-то и состоит главное затруднение! Вас, паонитов, не интересует война, вы... Беран поднял руку: - Нас, паонитов, - произнес он раздельно, - мы все паониты. Верховный Маршал склонил голову: - Я погорячился... Но, Панарх, ведь совершенно очевидно, что рассеяние резко снизит боеспособность армии! Ведь для того, чтобы оставаться силой, мы должны жить единой семьей - вместе упражняться в воинском искусстве, участвовать в церемониях, учебных боях... Беран был готов к протесту со стороны Карбоне: - Проблемы, о которых вы говорите, действительно существуют, но затрагивают лишь организационные стороны вашей деятельности. Я не стремлюсь умалить престиж или боеспособность валиантов. Но на карту поставлено единство государства, и эти группы населения - словно злокачественные опухоли на Пао! Они должны быть уничтожены. Эстебан Карбоне с минуту угрюмо глядел в пол, потом посмотрел на своих спутников, ища поддержки. Лица их были мрачны, они явно упали духом. - Вы не принимаете в расчет один важный фактор, Панарх, - фактор моральный! - тяжело выговорил Карбоне. - Наша боеспособность... Беран резко оборвал его: - Эти проблемы вы как Верховный Маршал должны решать сами. Если вы на это не способны, я назначу на ваше место другого. Дискуссия окончена - основной принцип должен быть принят в таком виде, в каком я его изложил. Детали вы обсудите с Министром Территориального ведомства. Беран поднялся на ноги и кивнул, давая понять, что аудиенция окончена. Валианты поклонились и чеканным шагом вышли из зала. Когда они ушли, в зал вошли люди в простых серых и белых одеждах текникантов. Они получили те же распоряжения, что и валианты, заявили такие же протесты: - Почему сообщества непременно должны быть малы? В ближайшем будущем на Пао должно возникнуть множество промышленных комплексов. Помните, что эффективность нашей работы всецело зависит от концентрации, тесноты общения. Мы просто не сможем работать в таких маленьких колониях! - Но ваши функции несравненно шире, чем просто товаропроизводство. Вы должны образовывать ваших братьев паонитов! Несомненно, на первых порах вам будет нелегко, но со временем новая политика будет работать к нашей обоюдной выгоде. Текниканты покинули дворец столь же огорченные и недовольные, как и валианты. Чуть позднее, в тот же день, Беран гулял вдоль берега с Финистерлом. Если тот говорил, можно было верить в его искренность без скидки на то, приятно это Панарху или нет. Спокойный прибой накатывался на песок, принося с собой сверкающие осколки раковин, кусочки ярко-голубых кораллов, пурпурные нити водорослей. Беран чувствовал себя совершенно изнуренным. Финистерл шел с отрешенным видом и не проронил ни слова, пока Беран напрямую не поинтересовался его точкой зрения на все происходящее. Финистерл был бесстрастен и прям: - Я думаю, ты совершил ошибку, отдавая свои распоряжения здесь, на Перголаи. Валианты и текниканты вернутся в привычную среду. Психологический эффект будет таков, как если бы они возвратились к реальности из небытия. Тем более дикими покажутся им твои приказания. Если бы ты беседовал с ними в Деиромбоне и Клеоптере, приказы воспринимались бы более предметно. - Ты думаешь, мне не подчинятся? - Да, такая вероятность довольно велика. Беран вздохнул: - Я и сам этого опасаюсь. Но допустить неповиновения нельзя. Сейчас мы должны расплатиться за безумие Бустамонте. - И за властолюбивые замыслы моего отца, Лорда Палафокса, - заметил Финистерл. Беран ничего не ответил. Они возвратились в павильон, и Беран немедленно вызвал Министра Гражданских Служб. - Необходимо привести в боевую готовность мамаронов, все войско. Министр тупо уставился на Берана: - Привести в боевую готовность? Где? - В Эйльянре. Немедленно. Беран, Финистерл и небольшая свита прилетели в Деиромбону. Вслед за их машиной, в некотором отдалении, летели шесть грузовых кораблей, в которых находилась вся гвардия мамаронов. Они ворчали и перешептывались. Машина Берана приземлилась. Он и его спутники ступили на землю, пересекли пустынную площадь около Стены Героев и вошли в длинное низкое здание - штаб-квартиру Эстебана Карбоне, знакомую Берану не хуже, чем Великий Дворец в Эйльянре. Не обращая внимания на удивленное выражение лиц и вопросы на отрывистом языке, Панарх решительно вошел в штаб, захлопнув за собой дверь. Верховный Маршал и четверо офицеров вскинули головы в раздражении, быстро сменившемся виноватым изумлением. Беран рванулся вперед, движимый гневом, пересилившим его природную застенчивость. На столе лежал документ, озаглавленный так: "Полевые маневры 262: маневр военных кораблей типа С и вспомогательных торпедных установок". Сверкающий взгляд Берана приковал Карбоне к месту: - Так вот как вы исполняете мой приказ! Карбоне, справившись с изумлением, не испугался. - Прошу снисхождения за задержку, Панарх. Я был уверен, что когда вы еще раз обдумаете, вы поймете, что ваш приказ был ошибочным... - Никакой ошибки нет. И сейчас я приказываю вам: немедленно приступайте к выполнению инструкций, полученных от меня вчера! Они глядели в глаза друг другу, каждый в непоколебимой решимости поступать так, как он считал нужным, и оба не собирались сдаваться. - Вы слишком давите на нас, - сказал Маршал бесстрастным голосом, - здесь, в Деиромбоне, считают, что мы - те, кто держит в руках оружие и обладает реальной силой, - должны пользоваться плодами этой силы. И если вы не хотите рисковать... - Исполняйте приказание! - закричал Беран. - Или я вас убью! - он поднял руку. Позади послышался какой-то звук. Вспыхнули искры голубого пламени. Кто-то хрипло вскрикнул, лязгнул металл. Резко обернувшись, Беран увидел Финистерла, стоящего над распростертым телом валиантского офицера. Финистерл держал в руках дымящийся лучемет. Тяжелый кулак Карбоне ударил Берана в челюсть - тот спиной опрокинулся на стол. Финистерл повернулся, чтобы снова выстрелить, но его руку с оружием перехватили. Раздался клич: - В Эйльянре! Смерть паонитским тиранам! Беран поднялся на ноги, но Маршала уже не было в комнате. Держась за ноющую челюсть, он заговорил в микрофон на плече. Тут же шесть транспортных кораблей, уже висящих над Деиромбоном, опустились на площадь, чудовищные черные мамароны высыпали из них. - Окружайте здание штаба, - приказывал Беран, - никого не впускайте и не выпускайте. Карбоне отдавал свои приказы по радио. Из ближайших казарм послышались торопливые шаги, и на плац высыпали валиантские воины. При виде нейтралоидов они резко остановились. Командиры отделений выступили вперед - сразу же валианты из толпы превратились в четко организованный строй. Некоторое время было тихо, пока мамароны и мирмидоны оценивали силы друг друга. На шеях у командиров отделений запульсировали огоньки. Из устройств послышался голос Верховного Маршала Эстебана Карбоне: - Атакуйте их и уничтожьте! Не щадить никого. Убить всех. Эта битва была самой жестокой в истории Пао. Сражались молча и беспощадно. Мирмидоны числом превосходили мамаронов, но каждый нейтралоид был в три раза сильнее обыкновенного человека. Из штаб-квартиры Беран говорил в микрофон: - Маршал, я умоляю вас - предотвратите кровопролитие. В этом нет необходимости! Ответа не последовало. На площади расстояние между мамаронами и мирмидонами сократилось до сотни футов - они стояли лицом к лицу. Нейтралоиды злобно усмехались, презирая жизнь, презирая страх. Мирмидоны, переполненные нетерпением и энергией, жадно стремились к славе. Нейтралоиды, прикрытые своими щитами и стоящие спинами к стене здания штаб-квартиры, были неуязвимы для легкого вооружения, но стоит им отступить от стены - и откроются спины. Внезапно они опустили щиты: их лучеметы изрыгнули смерть - человек сто из первых рядов мирмидонов упали замертво. Щиты снова поднялись, и ответный залп нимало не повредил нейтралоидам. Бреши в рядах мирмидонов немедленно заполнялись. Рога протрубили воинственную песнь, мирмидоны обнажили кривые сабли и кинулись на черных гигантов. Нейтралоиды снова опустили щиты, их оружие снова изрыгнуло смерть - вновь сотня или две воинов упали. Но двадцать или тридцать наиболее проворных преодолели последние ярды. Нейтралоиды обнажили огромные мечи - блеск стали, шипение, свист, хриплые крики, - и снова мамароны стояли неуязвимые и свободные. Но за то короткое мгновение, пока щиты их были опущены, огненные струи из поредевших рядов мирмидонов попали в цель, и дюжина нейтралоидов упала. Черные ряды бесстрастно сомкнулись. Снова затрубили рога мирмидонов, снова ряды столкнулись и засверкала сталь. День уже клонился к вечеру, низко на западе рваные облака уже обволакивали солнце, но яркий оранжевый луч освещал поле боя, сверкал на великолепных тканях, делал блестящими лоснящиеся черные тела, тускло отражался в лужах крови. В здании штаб-квартиры стоял Беран, осознавая всю горечь происходящего. Сколь самонадеянны эти люди! Сколь они упрямы! Ведь они разрушают тот Пао, который он надеялся построить - и он, властелин над пятнадцатью биллионами, не имел достаточной силы, чтобы укротить несколько тысяч восставших! А на площади тем временем мирмидоны наконец разбили надвое строй нейтралоидов, смяли края, и черные воины сгрудились двумя кучами. Нейтралоиды поняли, что их час пробил, и все их невероятное отвращение к жизни, к людям, ко всему мирозданию закипело и сконденсировалось в сгустке ярости. Один за другим они падали под градом ударов. Несколько последних, оставшихся в живых, поглядели друг на друга и рассмеялись - это был нечеловеческий сиплый рев, леденящий кровь. Вскоре они тоже были мертвы. На площади стало тихо, лишь изредка слышались приглушенные рыдания. Потом около Стелы Героев валиантские женщины запели победную песнь, скорбную и в то же время полную ликования. Уцелевшие в битве и раненые, задыхаясь, подхватили ее. Беран и его небольшая свита уже покинули Деиромбону. В машине Беран сидел безмолвно, окаменев от горя. Все его тело сотрясалось, глаза словно горели в глазницах. Это было поражение. Все его мечты рушились, надвигался хаос. Он вспомнил долговязую фигуру Палафокса, его худое лицо с клинообразным носом и непроницаемо-черными глазами. Образ этот был столь выразителен, что стал вдруг почти дорог Берану, как воспоминание, пронесенное сквозь все страдания, до самого конца, который вскоре настанет для Панарха. Беран вслух рассмеялся. Мог ли он вновь заручиться поддержкой Палафокса? Когда последние лучи солнца таяли на крышах Эйльянре, он вошел во Дворец. В павильоне сидел Палафокс в своем обычном черно-коричневом одеянии, с кривой и грустной улыбкой на губах, с каким-то особенным блеском в глазах. Повсюду Беран видел когитантов, большей частью сыновей Палафокса. Они были подавлены, опечалены и почтительны. Когда вошел Панарх, когитанты опустили глаза. Беран не удостоил их вниманием. Он медленно приблизился к Палафоксу - и вот уже их разделяло всего около десяти футов. Выражение лица Палафокса не изменилось: губы подрагивали в печальной улыбке, опасный огонек вспыхивал в глазах. Берану стало совершенно ясно, что Магистра одолел Брейкнесский синдром. Палафокс стал Эмеритусом. 19 Магистр приветствовал Берана откровенно любезно, но при этом в его чертах не произошло соответствующей перемены. - Мой своенравный юный ученик! Я понимаю, что с вами произошли серьезные перемены. Беран сделал вперед еще шага два. Ему оставалось только поднять руку, прицелиться и стереть с лица земли этого маньяка. Но Палафокс произнес какое-то негромкое слово, и Беран был схвачен четырьмя незнакомцами в одежде людей Брейкнесса. Под мрачноватыми взглядами когитантов эти люди бросили Берана лицом вниз, расстегнули на нем одежду, он почувствовал холодящее прикосновение металла к коже, пронизывающую боль - и вдруг вся спина его как будто онемела. Он слышал позвякивание инструментов, ощущал, что с ним что-то делают, несколько резких рывков - и его отпустили. Бледный, потрясенный, униженный, он встал, оправляя одежду. Палафокс сказал просто: - Ты слишком небрежен с оружием, которым мы тебя снабдили. Теперь оно обезврежено, и мы можем непринужденно побеседовать. Беран не мог найти подходящего ответа. Утробно рыча, он стоял прямо перед Палафоксом. Тот слегка улыбнулся: - И вновь Пао в беде. Кто поможет? Да тот же Лорд Палафокс. - Я ни о чем не прошу, - сухо ответил Беран. Палафокс не обращал внимания на его слова: - Однажды я понадобился Аюдору Бустамонте. Я помог ему, и Пао стал процветающим и могучим. Но тот, кто пожал плоды - Панарх Беран Панаспер, - разорвал контракт. Теперь снова власть на Пао держится на волоске. И только Палафокс может вас спасти. Хорошо понимая, что любое проявление ярости с его стороны лишь развеселило бы Палафокса, Беран с трудом заставил себя говорить спокойно: - Ваша цена, насколько я понимаю, прежняя? Безграничная свобода для вашего неукротимого разврата? Палафокс широко улыбнулся: - Ты резок в выражениях, но по сути прав. Я бы предпочел скромное слово "размножение". Но моя цена действительно такова. Человек в одежде когитанта вошел в зал, приблизился к Палафоксу и что-то сказал ему на языке Брейкнесса. Палафокс поглядел на Берана: - Мирмидоны приближаются. Они похваляются, что сожгут Эйльянре, убьют Берана и отправятся завоевывать Вселенную - как они утверждают, в этом их предназначение. - Как вы планируете с ними справиться? - ядовито спросил Беран. - Очень просто, - ответил Палафокс. - Я имею над ними власть, потому что они боятся меня. Я - наиболее высоко модифицированный человек на Брейкнессе, я сильнее всех, кто когда-либо существовал до меня. Если Эстебан Карбоне не подчинится мне, я его уничтожу. Их космические планы завоеваний меня не интересуют. Пусть разрушат город, пусть разрушат хоть все города - столько, сколько им угодно. Голос Магистра окреп, но волнение с каждой минутой усиливалось. Он продолжал: - Тем проще мне и моим потомкам. Это мой мир, где я буду жить, и миллионы - нет, биллионы сыновей умножат мою славу! Я оплодотворю этот мир - и нигде во Вселенной не будет больше такого мощного потомства! Через пятьдесят лет планета не будет знать иного имени, нежели мое, Лорда Палафокса. Ты увидишь мое лицо в каждом встречном! Мир - это буду я, я стану целым миром! Черные глаза Магистра сверкали, как драгоценные камни, светясь изнутри. Безумие заразило Берана: комната потеряла привычные очертания, эти глаза сверлили его мозг. Палафокс совершенно утратил человеческий облик: он вдруг превращался то в колоссального длинного угря, то в огромный фаллос, то в обугленный столб с пустыми глазницами, то просто в черное ничто... - Демон! - выдохнул Беран. - Демон зла! - он рванулся вперед, перехватил руку Палафокса и с силой швырнул его на пол. Тот издал крик боли, вскочил, держась за руку - за ту самую, однажды уже пораненную Бераном - и выглядел теперь действительно как злой дух. - Теперь тебе конец, надоедливый ты сопляк! - он поднял руку, палец устремился прямо на Берана. Когитанты что-то невнятно зашептали. Палец так и оставался устремленным в цель. Никакого огня не было. Лицо Палафокса исказилось. Он ощупал руку, обследовал палец. Потом он поднял глаза, вновь спокойные, и дал знак сыновьям. - Убейте этого человека. Здесь! Сию минуту! Он не должен ни секунды больше дышать воздухом моей планеты! Повисла мертвая тишина. Никто не пошевелился. Палафокс оглядывал павильон, не веря своим глазам. Оцепеневший Беран тоже озирался. Все отвернулись от них, избегая прямого взгляда на Палафокса и Берана. И Беран вдруг снова обрел голос: - То, о чем вы говорите - безумие! - хрипло вскричал он. Потом обратился к когитантам. Если Палафокс говорил на языке Брейкнесса, то Беран заговорил с ними на Пастиче: - Когитанты! Выбирайте: в каком из миров вы хотите жить? Будет ли это тот Пао, который вы теперь знаете, или мир, который сейчас расписал вам этот переживший свой разум Эмеритус? Это слово задело Палафокса за живое, он вздрогнул, и на языке Брейкнесса, языке интеллектуальной элиты, рявкнул: - Убейте этого человека! На Пастиче, языке переводчиков, языке культурной сферы, Беран воззвал: - Нет! Убейте этого дряхлого маньяка! Палафокс метнулся к четверым с Брейкнесса - тем самым, которые вывели из строя оружие Берана. Его голос был глубоким и звучным: - Я, Палафокс, Великий Отец, приказываю вам - убейте этого человека! Четверо выступили вперед. Когитанты были неподвижны, словно статуи. Вдруг они, будто по сигналу, одновременно шевельнулись. С двадцати направлений ударили струи огня. Пронзенный двадцатью лучами, с выкатившимися из орбит глазами, с волосами, вставшими дыбом, Лорд Палафокс умер. Беран упал в кресло - стоять он не мог. Чуть погодя глубоко вздохнул, поднялся, шатаясь: - Я ничего еще пока не могу вам сказать - кроме того, что я попытаюсь построить такой мир, в котором когитанты смогут жить бок о бок с паонитами и быть довольными жизнью. Финистерл, хмуро стоя в стороне, сказал: - Боюсь, что это обещание, сколь бы заманчивым оно ни было, выполнить не вполне в твоей власти. Беран проследил направление его взгляда, обращенного к высоким окнам. В небе были видны вспышки разноцветных огней, сияющие и расцветающие, как праздничный фейерверк. - Мирмидоны, - сказал Финистерл. - Они идут, чтобы отомстить тебе. Будет лучше, если ты спасешься бегством, пока еще есть немного времени. Они тебя не пощадят. Беран ничего не ответил. Финистерл тронул его за руку: - Здесь ты ничего не добьешься - только погибнешь. Здесь нет даже стражи, мы все в их власти. Беран мягко отстранил Финистерла: - Я останусь здесь. Бежать не стану. - Они убьют тебя! Беран как-то очень по-паонитски пожал плечами: - Все люди смертны. - Но тебе многое еще надо совершить, а если ты погибнешь, ты не добьешься ничего! Покинь город, и очень скоро мирмидоны устанут от новых впечатлений и вернутся к своим игрищам. - Нет, - сказал Беран, - Бустамонте бежал. Брумбо преследовали беглеца и повергли его в прах. Я никуда не собираюсь бежать. Я буду ждать здесь - как подобает властелину. И если они убьют меня - что ж, пусть будет так. Минуты текли медленно. Прошел час. Военные корабли валиантов, снизившись, парили в нескольких ярдах от земли. Флагман эскадры осторожно опустился на площадку дворцовой крыши. В Великом Зале Беран спокойно сидел на Черном Кресле - реликвии династии Панасперов. Лицо его было утомленным, глаза - широко открытыми и потемневшими. Когитанты стояли группами, перешептывались, искоса наблюдали за Бераном. Издалека послышался звук - это было горловое пение. Священная песнь, песнь победы, звучала все громче, в естественном ритме бьющегося сердца, шагающих ног. Двери распахнулись: в Великий Зал вошел Эстебан Карбоне, Верховный Маршал валиантов, сопровождаемый дюжиной молодых фельдмаршалов и простыми офицерами, шедшими чуть позади. Эстебан Карбоне подошел прямо к Черному Креслу и остановился перед Бераном: - Беран! - начал Эстебан Карбоне. - Ты нанес нам неслыханное оскорбление. Ты своими делами доказал, что ты - плохой Панарх, неспособный управлять Пао. Поэтому мы пришли, чтобы свергнуть и уничтожить тебя. Беран задумчиво кивнул - как если бы Карбоне пришел к нему с прошением. Тот продолжал: - К тем, кто располагает силой, в конце концов переходит и власть - такова основная аксиома истории. Вы бессильны, сильны лишь мирмидоны. Теперь мы встанем у кормила власти, и я провозглашаю сейчас то, что отныне станет законом: Верховный Маршал мирмидонов теперь и навеки будет исполнять функции Панарха Пао. Беран не произнес ни слова - действительно, слов тут не требовалось. - Посему, Беран, все, что позволяет тебе сейчас твое потрепанное достоинство, - оставить Черное Кресло и идти навстречу смерти. Вдруг вмешались когитанты. Финистерл сказал зло: - Одну минуту. Вы зашли слишком далеко, да и чересчур поспешили. Эстебан Карбоне резко обернулся к нему: - Что вы сказали? - В принципе ваш тезис верен: править должен тот, в чьих руках сила. Но я возражаю против второго утверждения: что вся сила на Пао сосредоточена в ваших руках. Эстебан Карбоне рассмеялся: - А разве есть кто-нибудь, кто мог бы удержать нас, что бы мы ни собирались сделать? - Дело не совсем в этом. Ни один человек не может править Пао без согласия на то паонитов. Вы этого согласия не получите. - Согласие не имеет значения. Мы не станем вмешиваться в дела паонитов. Они могут управлять собой сами - до тех пор, пока удовлетворяют все наши нужды. - И вы рассчитываете на то, что текниканты будут продолжать снабжать вас оружием и боевой техникой? - А почему бы нет? Им мало дела до того, кто покупает их товары. - Ну, а кто введет их в курс ваших надобностей? Кто отдаст необходимые распоряжения паонитам? - Естественно, мы сами. - А как они поймут вас? Вы не говорите ни на языке текникантов, ни на языке Пао, а они не понимают валианта. Мы, когитанты, отказываемся служить вам. Маршал снова рассмеялся: - Это уже становится интересным. Вы хотите сказать, что когитанты, как люди весьма сведущие в лингвистике, будут править валиантами? - Нет. Я лишь имел в виду, что вы не в состоянии править планетой Пао, ибо не сможете общаться с теми, кого хотите видеть своими вассалами. Эстебан Карбоне пожал плечами: - Это не имеет большого значения. Мы немного владеем Пастичем - достаточно для того, чтобы нас поняли. А скоро мы будем говорить еще лучше и научим наших детей. Беран впервые за все это время заговорил: - Я предлагаю решение, которое, возможно, удовлетворит всех. Давайте условимся, что валианты вправе уничтожить столько паонитов, сколько им угодно - всех тех, кто окажет им активное сопротивление, - и таким образом осуществлять диктат. Вскоре они окажутся перед противоречием: во-первых, в паонитской традиции противиться любого рода принуждению, а во-вторых, они не смогут общаться ни с паонитами, ни с текникантами. Карбоне слушал с непреклонным выражением лица. - Время стушует это противоречие. Помни: мы по природе своей завоеватели. - Согласен, - кивнул Беран устало. - Вы завоеватели. Но все же вам лучше править с минимумом проблем. А пока Пао не заговорит на едином языке, таком как Пастич, вы не можете управлять без крупных массовых беспорядков. - Тогда весь Пао должен заговорить на едином языке! - закричал Маршал. - Это легко поправимо. Что такое язык - просто набор слов. Вот мое первое распоряжение: каждый человек на планете - будь то мужчина, женщина или ребенок - обязаны изучать Пастич. - А пока они его не выучили - что будет? - поинтересовался Финистерл. Эстебан прикусил губу. - Что ж, события должны идти своим чередом, - он поглядел на Берана. - А потом вы признаете мою власть? Беран засмеялся: - Охотно. В соответствии с вашим пожеланием отныне я приказываю, чтобы каждый ребенок - валиант, текникант, когитант и паонит - изучал Пастич, отдавая ему приоритет даже перед языком его родителей. Эстебан Карбоне уставился на него в нерешительности, некоторое время молчал и наконец произнес: - Ты очень ловко вывернулся, Беран. Это правда, что мы, валианты, не хотим обременять себя рутиной правления, и это единственный повод для заключения с тобой соглашения. В этом и будет заключаться твоя единственная польза. И до тех пор, пока ты послушен и полезен нам, ты можешь восседать в Черном Кресле и носить имя Панарха, - он поклонился и строевым шагом вышел из павильона. Беран тяжело опустился в Черное Кресло. Лицо его было бледным и измученным, но спокойным. - Я пошел на компромисс, я унизился, - сказал он Финистерлу. - Но однажды я добьюсь претворения в жизнь всех моих планов. Палафокс мертв, и мы должны взяться за главную задачу моей жизни - объединение Пао. Финистерл протянул Берану один кубок горячего вина, сделал большой глоток из другого: - Эти чванливые петушки - сейчас они маршируют вокруг своей стелы, бьют себя в грудь и в любой момент... - он направил палец на вазу с фруктами. Из пальца вырвалось голубое пламя, ваза разлетелась в осколки. - И все-таки это лучше, чем если бы мы позволили им восторжествовать, - сказал Беран. - В общем, они неплохие люди, хотя и наивные - и более охотно будут сотрудничать с нами в качестве хозяев, нежели подчиненных. А через двадцать лет... Беран встал. Они с Финистерлом подошли к окнам и взглянули на крыши Эйльянре. Панарх продолжал: - Пастич - смесь из языков Брейкнесса, Пао, текниканта, валианта... Пастич - служебный язык. Через двадцать лет все будут говорить на Пастиче. Он обогатит прежний образ мышления, сформирует новый. Каким тогда станет Пао? Беран и Финистерл глядели в ночь, озаренную огнями Эйльянре, и размышляли.