лать с этим вчерашним допуском Финнерти на территорию завода без сопровождающего? - Я и рта не раскрою по этому поводу,- сказал Пол. Шеферд глянул на него снизу вверх с наигранной радостью и удивлением. - О волке помолвка... - Он даже не сделал попытки освободить место Пола.- Скажи-ка,- продолжал он с налетом дружеского участия в голосе;- я думаю, что после вчерашнего у тебя трещит голова, а? Нужно было взять свободный день. Я достаточно хорошо знаю дело и мог бы тебя заменить. - Спасибо. - Не стоит благодарности. Ничего особенного. - Я хотел, чтобы Катарина присмотрела здесь за всем и, если нужно, вызвала меня. - А ты знаешь, что подумал бы об этом Кронер? Не стоит нарываться на неприятности. Пол. - Не скажешь ли ты мне, чего хотел Кронер? - О, конечно, скажу, он хотел, чтобы ты вместо четверга пришел к нему сегодня вечером. Завтра вечером ему нужно быть в Вашингтоне, и он останется там до конца недели. - Ну и чудесно. А какие приятные новости приготовила мне полиция? Шеферд благодушно рассмеялся. - Какая-то белиберда. Они всполошились относительно пистолета, который они нашли у реки. Проверка показала, что согласно номеру на этом пистолете он закреплен за тобой. Я им сказал, чтобы они еще раз проверили,- человек, у которого достаточно ума, чтобы управлять Заводами Айлиум, не так глуп, чтобы швыряться пистолетами. - Здорово ты их, Шеф. Не возражаешь, если я позвоню? Шеферд пододвинул через стол телефон и продолжал ставить подписи: "Лоусон Шеферд за отсутствием П. Протеуса". - Ты ему сказал, что я с похмелья? - Что ты, Пол. Я отлично прикрыл тебя. - А что ты ему сказал? - Нервы. - Грандиозно!- Катарина как раз соединяла кабинет Кронера с Полом. - Доктор Протеус из Айлиума хочет поговорить с доктором Кронером. Он звонит в ответ на звонок дотора Кронера,- сообщила Катарина. Сегодняшний день не годился для правильных оценок. Пол готов был на всякие неприятности с Кронером, Шефердом и полицией и относился ко всему этому с какой-то апатией. А вот сейчас его взбесила церемония, отнимающая массу времени телефонного этикета, взбесила; помпезность и условность, с любовью поддерживаемая занимающими высокие должности сторонниками максимальной эффективности. - Доктор Протеус у телефона?- спросила секретарь Кронера.- Доктор Кронер у себя. - Минуточку,- сказала Катарина.- Доктор Протеус, доктор Кронер у себя и будет разговаривать с вами. - Хорошо. Я у телефона. - Доктор Протеус на линии,- сказала Катарина. - Доктор Кронер, доктор Протеус на линии. - Пусть разговаривает,- сказал Кронер. - Скажите доктору Протеусу, пусть разговаривает,- сказала секретарь Кронера. - Доктор Протеус, разговаривайте, пожалуйста,- сказала Катарина. - Это доктор Протеус, доктор Кронер. Я звоню в ответ на ваш звонок.- Маленький звоночек зазвонил "тинк-тинк-тинк", давая ему знать, что разговор его записывается на пленку. - Шеферд сказал мне, мальчик, что у тебя неважно с нервами. - Это не совсем так. По-видимому, я подхватил какой-то вирус. - Сейчас много летает этой гадости. Ну как, достаточно ли хорошо ты себя чувствуешь, чтобы прийти ко мне сегодня вечером? - С превеликим удовольствием. Нужно ли мне что - нибудь принести с собой - какие-нибудь материалы, которые вы хотели бы со мной обсудить? - Вроде Питсбурга? подсказал Шеферд театральным шепотом.- Нет, это совершенно частный визит, Пол,- просто хорошенько поболтаем, и все. Нам уже давно не удавалось хорошенько поболтать. Мама и я, мы хотим повидать тебя совершенно частным образом. Пол прикинул. Его не приглашали частным образом к Кронеру уже целый год, с того момента, как он получил свое последнее повышение. - Это звучит очень соблазнительно. В котором часу? - В восемь - восемь тридцать. - Анита тоже приглашена?- Это была ошибка. Он брякнул это, не подумав. - Конечно! Надеюсь, ты не наносишь частных визитов без нее, не так ли? - О, конечно, нет,сэр. - Я надеюсь.- Кронер покровительственно рассмеялся.- Ну, до свидания. - Что он сказал?- спросил Шеферд. - Он сказал, что это не твое собачье дело - подписывать за меня эти докладные. Он сказал, чтобы Катарина Финч сразу же сняла твои подписи смывателем для чернил. - Ну-ну, валяй, валяй,- сказал Шеферд, вставая. Пол увидел, что все ящики его стола приоткрыты. В нижнем на самом виду торчало горлышко бутылки изпод виски. Он с грохотом задвинул. один за другим все ящики. Дойдя до нижнего, он вытащил бутылку и протянул ее Шеферду. - Вот, пожалуйста,- хочешь? Это может очень пригодиться. Она сверху донизу в отпечатках моих пальцев. - Ты собираешься меня вышибить - так я должен это понимать?- с готовностью заявил Шеферд.- Ты хочешь поднять вопрос перед Кронером? Ну давай. Я всегда готов. Посмотрим, что у тебя получится. - Отправляйся, откуда пришел. Валяй. Очисти помещение и не появляйся здесь, пока я тебя не позову. Катарина! - Да? - Если доктор Шеферд придет опять в этот кабинет без моего разрешения, стреляйте в него. Шеферд промчался мимо Пола и Катарины и выбежал наружу. - Доктор Протеус, полиция у телефона,- сказала Катарина. Пол крадучись выбрался из кабинета и пошел домой. Сегодня у прислуги был выходной день, и Пол застал Аниту на кухне. "Домашняя идиллия, детишек только не хватает",- подумал он. Кухня, если только можно так выразиться, была единственным детищем Аниты. Анита испытала все муки и, радости созидательного труда, планируя ее,- мучимая сомнениями, проклиная ограниченность средств, одновременно страстно желая и страшно боясь мнения других. Теперь кухня была закончена, ею восхищались, а вердикт всего общества порешил: Анита обладает художественными наклонностями. Это была большая, просторная, просторнее большинства жилых комната. Грубо обтесанные балки, добытые из старого сарая, держались у потолка скрытыми болтами, вделанными в стальные конструкции дома. Стены были обшиты сосновыми досками, отделанными под старину, желтоватый налет на них был нанесен льняным маслом. Огромный очаг и датская печь из дикого камня занимали одну стену. Над ними висело длинное, заряжающееся с дула ружье, рог с порохом и мешочек для пуль. На каминной доске со следами от восковых свечей стояли, кофейная мельница и утюг, а к решетке камина был прикреплен таган со ржавым котелком. Чугунный котел, достаточно вместительный, чтобы в нем можно было сварить миссионера, висел на длинном стержне над очагом, а под ним находился целый выводок маленьких черных горшочков. Деревянная, маслобойка не давала закрытася двери, а пучки кукурузных початков свешивались с полки через очень хорошо рассчитанные интервалы. В углу к стене прислонена была старомодная коса, а два бостонских кресла-качалки стояли на коврике ручной работы перед холодным очагом, на котором оставленный без присмотра котел так никогда и не кипел. Прищурившись, Пол смотрел на эту живописно-колониальную сценку и представил себе, что они с Анитой живут в отдаленном закоулке страны, в глуши, где ближайший сосед находится в двадцати восьми милях от них. Она сама варит дома мыло, делает свечи и вяжет грубые шерстяные вещи в ожидании надвигающейся суровой зимы, а он отливает пули, чтобы застрелить медведя, мясо которого избавит их от голода. Сосредоточив все свое внимание на этой картине, Пол сумел даже вызвать в себе чувство благодарности к Аните за ее присутствие здесь, благодарность богу за женщину, которая находится рядом с ним и помогает в ошеломляющем количестве работы, необходимой для того, чтобы просто выжить. И когда он в своих мечтах притащил Аните добытого медведя, а она разделала и засолила тушу, он почувствовал колоссальный подъем - вот они вдвоем своими мышцами и умом отбили целую гору доброго красного мяса у этого негостеприимного мира. И он отольет еще много пуль, а она наварит мыла и наделает свечей из медвежьего жира, пока, наконец, поздним вечером они не свалятся рядом на вязанку соломы в углу, потные и чертовски усталые, и будут любить друг друга, а потом спать крепким сном до самого холодного рассвета... "Урдл-урдл-урдл,- булькала автоматическая стиральная машина.- Урдл-урдл-ур-далл!!" Пол неохотно окинул взглядом остальную часть комнаты, где в кожаном кресле сидела Анита перед фальшивыми полками вишневого цвета, скрывавшими гладильную доску. Сейчас гладильная доска была выкачена из-за полок, которые снаружи представляли собой целый фасад из ящиков и дверец, напоминающий маленький гараж для гладильного оборудования. Дверцы углового отделения были открыты. За ними находился экран телевизора, на который внимательно смотрела Анита. На экране доктор как раз говорил старой леди, что ее внук будет парализован от пояса и ниже на всю жизнь. "Урдл-урдл-урдл",- продолжала бормотать стиральная машина. Анита не обращала на нее внимания. "Дзз-зз! Тарк!"- зазвенели колокольчики. Но Анита продолжала игнорировать их. "Азззззз! Фрумп!" Верхушка стиральной машины отскочила, и коробка с сухим бельем выскользнула оттуда, как большая хризантема, белая, благоухающая и безукоризненно чистая. - Хелло!- сказал Пол. Анита знаком показала ему, чтобы он молчал, пока не кончится передача, а это означало - и рекламные передачи тоже. - Хорошо,- наконец сказала она и выключила телевизор.- Твой синий костюм лежит на кровати. - Да? А зачем? - То есть как это "зачем"? Для того чтобы идти к Кронерам. - А ты откуда знаешь? - Лоусон Шеферд позвонил и сказал мне. - Чертовски мило с его стороны. - Это мило со стороны любого-сказать мне, что происходит, если ты сам не делаешь этого. - А что еще он сказал? - Он полагает, что вы с Фиинерти отлично провели время, судя по тому, как ужасно ты выглядел сегодня. - По-видимому, он знает об этом больше меня. Анита зажгла сигарету, красиво отшвырнула спичку и покосилась на Пола сквозь выпущенные носом струйки дыма. - Там были девушки, Пол? - Можно сказать, были. Марта и Барбара. Только не спрашивай меня, кто с кем был. - Был? - Сидел. Она сгорбилась в кресле, спокойно поглядела в окно, раскуривая сигарету короткими сильными затяжками, глаза ее увлажнились при драматическом пошмыгивании носа. - Ты и не обязан говорить мне, если тебе не хочется. - Говорить я не буду просто потому, что не помню.- Он усмехнулся.- Одну звали Барбара, а вторую звали Марта, а все остальное, как говорится, покрыто мраком. - Значит, ты не знаешь, что случилось? Я говорю, значит, могло произойти все что угодно. Улыбка сошла с его лица. - Я говорю, что все действительно было покрыто мраком и ничего не могло произойти. Я лежал как тряпка, свернувшись в кабине. - И ты ничего не помнишь? - Я помню человека по имени Элфи, который зарабатывает себе на жизнь при помощи телевизора; человека по имени Люк Люббок, который может быть чем угодно в зависимости от костюма; проповедника, которого тошнит, когда он наблюдает, как весь мир валится ко всем чертям, и... - И Барбару с Мартой. - И Барбару с Мартой. И еще парады - да, боже мой, ведь там еще были и парады. - Тебе стало лучше? - Нет. Но тебе должно стать лучше, потому что Финнерти, кажется, нашел себе новый дом и нового друга. - Слава богу и на этом. Я хочу, чтобы сегодня вечером ты объяснил Кронеру, что Финнерти просто злоупотребил нашим гостеприимством и что мы так же недовольны им, как и все остальные. - Это не совсем соответствует действительности. - Ну что ж, держи тогда это про себя, если уж он так тебе нравится. Она подняла крышку своего бюро, где составляла ежедневные меню и вела запись домашним расходам, сверяв свои записи с поступающими из банка счетами, и вытащила оттуда три листка бумаги. - Я знаю, что ты считаешь меня глупой, но иногда стоит немного побеспокоиться, чтобы все шло по-хорошему, Пол. На бумаге были записаны какие-то, тезисы с основными разделами, пронумерованными римскими цифрами и с под-под-под и подразделами, помеченными маленькими буквами. С полным сознанием, что его головная боль набирает все большую силу, он наугад выбрал раздел III, А, I, а): "Не кури. Кронер пытается бросить курить". - Может быть, имело бы смысл прочесть это вслух,- сказала Анита. - Может быть, будет лучше, если я прочитаю это в одиночестве, когда ничто не будет меня отвлекать. - На это у меня ушел почти весь день. - Еще бы. Это самая обстоятельная работа из всех сделанных тобой. Спасибо, милая, я просто в восторге. - Я люблю тебя, Пол. - Я люблю тебя, Анита. - Милый, а что касается Марты и Барбары... - Даю тебе слово, я и не коснулся их. - Я хотела только спросить, видел ли кто-нибудь тебя с ними? - Полагаю, что видели, но не те люди, которые могли бы причинить мне какой-нибудь вред, Шеферд-то уж конечно, не видел. - Если бы это дошло до Кронера, то я просто не знала бы, что и делать. Он может посмеяться над выпивкой, но что касается женщин... - Я спал с Барбарой,- внезапно сказал Пол. - Я так и думала. Но это твое личное дело. По-видимому, она уже устала от разговора и теперь с нетерпением поглядывала на экран телевизора. - И Шеферд видел, как я спускался из номеров с ней. - Пол! - Шучу. Она приложила руку к сердцу. - Ох, слава богу. - "Любовь летом",- сказал Пол, пытливо приглядываясь к экрану. - Что это? - Оркестр. Они играют "Любовь летом".- И он насвистал несколько тактов. - А как ты узнал, если звук выключен? - А ты попробуй включи. Она неохотно повернула ручку, и мелодия "Любви летом", красивая и неудобоваримая,- как медовый пряник, наполнила комнату. Подпевая оркестру, Пол направился вверх в свою спальню, зачитывая на ходу тезисы: IV, А, I; "Если Кронерспросит тебя, почему ты хочешь в Питсбург", скажи, что ты хочешь принести большую пользу... а) Намекни на больший дом, повышение и престиж". Постепенно Пол начал понимать, что поставил себя в дурацкое положение в глазах обоих берегов реки. Он вспомнил, как он кричал вчера вечером: "Мы должны встретиться посреди моста!", и решил теперь, что он был единственным заинтересованным в этом лицом, и к тому же единственным, кто не совсем уверен, к какому берегу он относится. Если бы его попытка сделаться новым мессией увенчалась успехом и жители северного и южного берегов встретились бы на середине моста и между ними оказался бы Пол, он не имел бы ни малейшего представления, что же делать дальше. Он сознавал всем сердцем что человечество зашло в жуткий тупик, но это был настолько логически обоснованный тупик, и его завели в него настолько умно, что он не видел, куда еще могло бы привести историческое развитие. Пол производил в уме сложнейшие расчеты - его сбережения плюс страховки плюс стоимость дома плюс машины - и прикидывал, достаточно ли у него денег, чтобы попросту уйти с работы, перестать быть инструментом любого набора верований или любого выбрыка истории, которые могли бы превратить в ад чью-либо жизнь. Жить в доме у проселочной дороги... XI В дальнем конце гигантской пещеры шах Братпура, маленький и элегантный, как старинная табакерка, протянул бутылку сумклиша Хашдрахру Миазме. Он чихнул, так как минуту назад расстался с летней жарой наверху, и звук этот задребезжал вдоль стен и замер тихим шепотом в лежбищах летучих мышей в глубинах Карлсбадских пещер. Доктор Юинг Дж. Холъярд совершал свое тридцать седьмое паломничество в подземные джунгли стали, проводов и стекла, заполнявших залу, в которой они сейчас стояли, и еще тридцать более крупных, лежащих за этой. Осмотр этого чуда света был включен в качестве обязательного мероприятия в турне, которые Холъярд проводил с множеством эксцентричных иностранных магнатов. Всех их можно было привести к общему знаменателю в том смысле, что их страны представляли собой великолепные рынки сбыта для товаров могучей промышленности Америки. Электрокар на резиновых колесах остановился у лифта, подле которого стояла группа шаха, и вооруженный пистолетом армейский майор тщательно проверил их документы. - Нельзя ли это немножко ускорить, майор?- сказал Холъярд.- Нам не хочется пропустить церемонию. - Можно бы и ускорить,- сказал майор.- Однако в качестве дежурного офицера я сегодня отвечаю за государственную собственность стоимостью в девять миллиардов долларов, и если с этой собственностью чтолибо произойдет, кое-кто будет недоволен мной. Церемония к тому же отложена, и вы в любом случае ничего не пропустите. Президент еще не показывался. Наконец майор, был удовлетворен, и вся группа уселась в открытую машину. - Сики?- сказал шах. - Это ЭПИКАК XIV,- объяснил Холъярд.- Это электронно-счетная машина, иначе говоря - мозг. Одна только эта зала - самая маленькая из тридцати одной залы - содержит достаточно проводов, чтобы четыре раза покрыть расстояние отсюда до Луны. В одной этой машине электронных ламп больше, чем их было во всем штате Нью-Йорк перед второй, мировой войной.- Он так часто цитировал эти цифры, что у него не было никакой необходимости заглядывать в брошюрку, которую обычно вручали посетителям. Хашдрахр пересказал все это шаху. Шах подумал над этим и застенчиво захихикал, а Хашдрахр присоединился к этому тихому восточному занятию. - Шах сказал,- перевел Хашдрахр,- что мужчины его страны спят с хорошенькими женщинами и производят дешевые и хорошие мозги. Это экономит проволоки столько, что ее хватило бы на тысячу расстояний отсюда до Луны. Холъярд понимающе усмехнулся, поскольку именно за эту улыбку ему и платили жалованье, отер слезы, вызванные очередным приступом язвы, а затем объяснил, что дешевые и легко добываемые мозги как раз и являлись причиной неполадок в тяжелом прошлом и что ЭПИКАК XIV может обдумать и взвесить одновременно сотни, а то и тысячи аспектов данного вопроса и сделать это совершенно объективно, что ЭПИКАК XIV абсолютно свободен от запутывающих решения эмоций, что ЭПИКАК XIV никогда ничего не забывает, что, короче говоря, ЭПИКАК XIV всегда абсолютно прав во всем. И еще Холъярд мысленно добавил, что процедура, описанная шахом, совершалась уже триллион раз и пока что смогла произвести мозг, на который можно положиться только лишь один раз на сотни случаев. Они проходили по самому старому отделению нынешней машины, которая когда-то была целым ЭПИКАК I, а сейчас составляла не более как придаток или довесок к ЭПИКАК XIV. И тем не менее ЭПИКАК I был достаточно умен, достаточно невозмутим и достаточно выгоден, чтобы убедить людей в том, что он лучше их может заниматься планированием войны, которая в то время надвигалась неотвратимо. Древняя фраза, которой пользовались генералы, отчитываясь перед соответствующими комиссиями,- "все учтено"- получила некоторую достоверность, будучи пережеванной ЭПИКАК I, еще большую - ЭПИКАК II и так далее, по мере выпуска новых машин этой серии. ЭПИКАК способен был обсудить преимущество высоковзрывчатых бомб по сравнению с атомным оружием тактического действия, не упуская при этом из виду наличие взрывчатки сравнительно с расщепляемыми элементами, рассредоточение вражеских одиночных окопов, потребность в рабочей силе в соответствующей области промышленности, возможные потери авиации при учете техники противовоздушной обороны врага и так далее и так далее, вплоть до того, что, если появится в этом необходимость, будет исчислено количество сигарет, плиток шоколада и серебряных звезд, потребных для поднятия боевого духа военно-воздушного флота. Пользуясь фактами, порожденные войной серийные выпуски ЭГТИКАК осуществляли столь прекрасно информированное руководство, что вдумчивому, правдивому, блестящему и великолепно обученному ядру американских гениев на это же понадобилось бы просвещенное руководство, неограниченные ресурсы и к тому же еще две тысячи лет. Во время войны и все послевоенные годы, вплоть до настоящего времени, нервная система ЭПИКАК все расширялась, заполняя Карлсбадские пещеры,- разум, приобретаемый ценой футов, фунтов и киловатт. С каждым новым прибавлением рождался новый уникальный индивидуум, и сегодня Холъярд, шах и Хашдрахр прибыли на покрытую знаменами платформу, где президент Соединенных Штатов Америки Джонатан Линн откроет для более счастливого и более производительного будущего ЭПИКАК XIV. Трио расселось на откидных стульях и тихо ждало вместе с остальной выдающейся компанией. ЭПИКАК XIV, хотя официальное открытие его еще не состоялось, был уже занят работой, решая, сколько холодильников, ламп, сколько турбинных генераторов, сколько втулок, обеденных тарелок, дверных ручек, резиновых набоек к каблукам, сколько телевизоров, сколько фишек для карточной игры - сколько всего этого Америка и ее покупатели могут пожелать приобрести и сколько все это будет стоить. И ЭПИКАК XIV единственный будет решать в последующие годы, сколько инженеров, управляющих, исследовательских работников и государственных служащих и в каких именно областях потребуется для того, чтобы производить все эти товары; и какие ПИ и какие показатели их возможностей выделят этих нужных людей из общей массы бесполезных, и сколько сотрудников КРР и солдат можно будет содержать, и с каким денежным окладом, и где, и... - Леди и джентльмены,- сказал диктор телевидения,- перед вами президент Соединенных Штатов. Электрокар подкатил к платформе, и президент Джонатан Линн, урожденный Альфред Планк, встал и, продемонстрировав свои белые зубы и честные серые глаза, расправил свои широкие плечи и провел своими сильными руками по чуть вьющимся волосам. Телевизионные камеры забегали по нему, как по забавному и добродушному динозавру, подавая его изображение во всех возможных ракурсах. Линн был мальчишески строен, высок, красив и обезоруживающе мил, и Холъярд с горечью подумал, что ведь сюда он явился сразу же с трехчасовой телевизионной передачи из Белого дома. - Является ли этот человек духовным вождем американского народа?- спросил Хашдрахр. Холъярд пустился в объяснения того, что церковь отделена от государства, и столкнулся, как он того и ожидал, с обычным недоверием шаха и с намеками на то, что он, Холъярд, вообще не понял заданного ему вопроса. Президент с внушающей любовь юношеской комбинацией наглости и застенчивости и с легчайшим налетом протяжного западного произношения зачитывал речь, которую кто-то написал ему об ЭПИКАК XIV. Он ничуть не скрывал, что он отнюдь не является ученым, что он простой, самый обыкновенный человек, который стоит сейчас здесь, присмиревший перед этим новейшим чудом света, и что он находится здесь именно потому, что простые люди Америки выбрали его затем, чтобы представлять их в случаях, подобных этому, и что, глядя на это современное чудо, он преисполнен чувства глубокого благоговения, смирения и благодарности... Холъярд зевнул, его раздражала мысль о том, что Линн, который как раз сейчас прочел "порядок из хавоса" вместо "порядок из хаоса", получает в три раза больше денег, чем он. Линн (или, как Холъярд предпочитал мысленно называть его, Планк) не окончил даже высшей школы, и Холъярд мог назвать пару ирландских сеттеров, которые были ничуть не глупее его. И все же этого подонка избрали на должность, приносящую ему более сотни тысяч долларов в год! - Вы хотите сказать, что человек этот правит без учета духовных устремлений народа?- прошептал Хашдрахр. - У него нет никаких религиозных обязанностей, за исключением самых общих, чисто символических,- сказал Холъярд и тут же принялся размышлять, в чем же, черт побери, заключаются обязанности этого Линна. ЭПИКАК XIV и Национальное бюро Промышленности, Коммерции, Связи, Продовольствия и Запасов осуществляют все планирование, все, что связано с необходимостью шевелит мозгами. А машины личного состава следят за тем, чтобы все правительственные должности, имеющие хоть какое-либо значение, заполнялись высококвалифицированными гражданскими служащими. Чем больше задумывался Холъярд о получаемой Линном кругленькой сумме, тем больше он приходил в бешенство, ибо все, что требовалось от этого напыщенного болвана, было зачитывать то, что вручалось ему для прочтения по торжественным случаям, быть соответственно благоговейным и почтительным, как он сам сказал, за всех обыкновенных и глупых людей, которые избрали его на эту должность, и вещать мудрость, текущую к нему откуда-то при помощи мощного микрофона, и распространять ее среди остального оболваненного быдла. Холъярду вдруг стало ясно, что подобно тому как столетия назад правительство и религия были отделены друг от друга, так теперь благодаря машинам политика и управление страной живут рядом друг с другом, но почти ни в чем не соприкасаются. Он поглядел на президента Джонатана Линна и вдруг с ужасом представил себе, что было бы со страной, если бы какой-нибудь чисто американский дурень благодаря сегодняшнему положению вещей смог бы стать действительно президентом, но в условиях, когда президенту и в самом деле приходится править страной! Президент Линн объяснял, что сделает ЭПИКАК XIV для миллионов простых людей, и Хашдрахр переводил все это шаху. Линн заявил, что ЭПИКАК XIV, по существу, является величайшей в истории личностью, что самый мудрый из всех когда-либо живших людей является по сравнению с ЭПИКАК XIV тем, чем является червяк по сравнению с самым мудрым из людей. Впервые шах Братпура проявил интерес и даже волнение. Он не очень задумывался над физическими размерами ЭПИКАК XIV, но сравнение червя и человека дошло до него. Он огляделся с таким выражением, будто электронные лампы и счетчики на всех стенах следили за каждым его движением. Речь была закончена, и аплодисменты уже замирали, когда доктор Холъярд представил шаха президенту. Телевизионные камеры уставились на них, передавая сцену. - Сейчас президент обменивается рукопожатием с шахом Братпура,- сказал телекомментатор.- Возможно, шах обменяется с нами свежими впечатлениями гостя из отдаленной части света, где господствует иной жизненный уклад. - Алласан Хабоу пиллан?- неуверенно спросил шах. - Он интересуется, можно ли ему задать вопрос,- сказал Хашдрахр. - Конечно, еще бы,- ободряюще сказал президент.- Если я не буду знать ответа на этот вопрос, мне есть у кого его получить. Неожиданно шах повернулся спиной к президенту и медленно зашагал в одиночестве в опустевшую часть платформы. - Я что-нибудь сделал не так?- спросил Линн. -Шшшш!- яростно прошипел Хашдрахр и стал, как часовой, между шахом и пораженной толпою. Шах опустился на колени и поднял руки над головой. Маленький коричневый человечек, казалось, внезапно заполнил всю пещеру своим таинственным струящимся достоинством, один на пустой платформе, общаясь с кем-то, чьего присутствия не чувствовал никто из находящихся здесь. - Мы, кажется, присутствуем при каком-то религиозном обряде,- сказал телекомментатор. - Не могли бы вы на минутку заткнуть свою луженую глотку?- сказал Холъярд. - Тихо!- сказал Хашдрахр. Шах обратился к мерцающей стенке ЭПИКАК с вакуумными трубками и выкрикнул певучим высоким голосом: Аллакахи баку билла, Моуми а фела нам; Серами ассу тилла, Тоури серин а сам. - Этот придурок разговаривает с машиной,- прошептал Линн. - Шшш!..- сказал Холъярд, странно растроганный происходящим. - Сики?- выкрикнул шах. Он наклонил голову, прислушиваясь.- Сики?- слово отдалось эхом и замерло, одинокое и затерявшееся. - Ммммммммм...- мягко проговорил ЭПИКАК - Дит, дит. Ммммм... Дит. Шах вздохнул и встал. Он грустно покивал головой, донельзя расстроенный. - Нибо,- пробормотал он.- Нибо. - Что он говорит?- спросил президент. - "Нибо"- "ничего". Он задал машине вопрос, и машина не дала ответа,- сказал Холъярд.- Нибо. - В жизни не видывал большего идиотизма,- сказал президент.- Вопросы нужно записать на таких штуковинах, и ответы придут на таких же самых штуках. Ведь с ним нельзя просто говорить.- Тень сомнения промелькнула по его лицу.- Я говорю, с ним нельзя просто разговаривать, не правда ли? - Конечно, нельзя, сэр,- сказал главный инженер проекта.- Как вы правильно заметили, без этих вот самых штуковин с ним не поговоришь. - А что он ему сказал?- спросил Линн, уцепившись за рукав Хашдрахра. - Это древняя загадка,- сказал Хашдрахр, и было ясно, что продолжать он не хочет, что здесь примешано что-то явно святое для него. Но, помимо всего прочего, он был воспитанным человеком, а вопрошающе уставившиеся на него глаза толпы требовали более детального объяснения. - Наш народ верит,- застенчиво сказал он,- что великий, всеведущий бог снизойдет к нам в один прекрасный день и все мы узнаем его потому, что он окажется в состоянии ответить на эту загадку, на которую ЭПИКАК не смог ответить. Когда он придет,- простодушно пояснил Хашдрахр,- на земле больше не будет страданий. - Скажите на милость, всеведущий бог, да?- сказал Линн. Он облизал губы и пригладил опустившийся на лоб непокорный локон.- А что это за загадка? Хашдрахр прочитал: Серебряные колокольчики осветят мой путь, И девять раз по девять дев заполнят мой день, И горные озера исчезнут с глаз моих, И клыки тигра заполнят ночь мою. Президент Линн задумчиво уставился на потолок пещеры. - Ммм... Серебряные колокольчики, говорите вы, да?- Он покачал головой.- А знаете ли, это что-то уж слишком мудрено закручено. Я сдаюсь. - Меня это не удивляет,- сказал Хашдрахр.- Меня это совсем не удивляет. Я так И думал. Холъярд помог шаху, который теперь после такой эмоциональной нагрузки казался сразу постаревшим и усталым, сесть в электрокар. По пути к лифтам шах немножко оправился и ожил. Презрительно скривив губы, он глядел на клубящееся вокруг них электронное оборудование. - Баку!- сказал он. - Это что-то новое для меня,- сказал Холъярд Хашдрахру, испытывая подлинную теплоту к маленькому переводчику, столь блестяще посадившему в лужу Джонатана Линна.- Что это такое- "баку"? - Маленькие фигурки из грязи и соломы, которые делали сурраси, нечестивое племя в стране шаха. - Неужто все это напоминает ему солому и грязь? - Он пользуется этим словом в более широком смысле, я полагаю, в смысле ложного божества. - Угу,- сказал Холъярд.- Ну, а что же сейчас поделывают эти самые сурраси? - Они вымерли от холеры прошлой весной.- И минуту спустя он еще добавил:- Конечно. И пожал плечами, как бы недоумевая, чего, собственно, еще можно было ожидать. - Баку. XII Стоявший на окраине Албани дом Кронера, в викторианском стиле, прекрасно ухоженный, был восстановлен вплоть до филигранных восточных желобов и железных шипов по гребню крыши. Страстный поклонник показухи, Кронер предпочитал его удобным моющимся сооружениям из стекла и стали, в которых жило большинство инженеров и управляющих. Хотя Кронер никогда и никому не объяснял причин покупки этого дома - если не считать его утверждения, что он любит, чтобы было много комнат,- дом этот настолько шел к нему, что никто всерьез не задумывался над этим анахронизмом. Портретист уловил правомочность подобного выбора и отразил его на портрете Кронера. Художник этот делал портреты всех руководителей района. Писал он их с фотографий, поскольку управляющие были слишком заняты - или по крайней мере утверждали, что заняты,- чтобы позировать. Художник усадил Кронера с выставленным напоказ массивным обручальным кольцом в красное плюшевое кресло на фоне тяжелых бархатных складок. Здание было еще одним подтверждением веры Кронера в незыблемость моральных и материальных ценностей. - Входите,- мягко пророкотал Кронер, собственноручно открывая им дверь. Казалось, он заполняет весь дом своей силой и каменным спокойствием. Он был настолько неофициален, насколько неофициальным он становился каждый раз, когда сменял свой двубортный сюртук на однобортный, более светлого оттенка, с зам- шевыми заплатами на локтях. Этот сюртук, пояснял он посетителям, был преподнесен ему его супругой много лет назад, но только недавно он, наконец, осмелился его носить. - С каждым разом, как я вижу ваш дом, я все больше влюбляюсь в него,- сказала Анита. - Вам следовало бы сказать это Джейнис. - Это имя носила миссис Кронер, которая мило улыбалась им из комнаты. Она была заплывшим жиром хранилищем трюизмов, пословиц и проповедей, и молодые инженеры и управляющие, обращаясь к ней, обычно называли ее "мама". Мама, припомнил Пол, никогда не любила этого гадкого мальчика Финнерти, который ни разу не назвал ее мамой и не исповедался ей. Однажды, когда она убеждала его, чтобы он поделился с ней своими заботами и снял с себя их бремя, он довольно неделикатно ответил ей, что уже смылся от одной матери. Пола она любила, потому что Пол зеленым юнцом время от времени исповедовался ей. Теперь он никогда больше не сделал бы этого, но его прежняя покорность заставляла думать, что он не делает этого не из-за охлаждения, а просто потому, что у него этих проблем не возникает. - Хелло, Мама,- сказал Пол. - Хелло, Мама,- сказала Анита. - Ну, детки, вы можете выкладывать здесь все свои беды,- сказала Мама.- Рассказывайте-ка все о себе. - О, мы переделали кухню,- начала Анита. Мама, затрепетав от радости, потребовала подробнейшего отчета. Кронер наклонил свою тяжелую голову, как бы прислушиваясь к веселому щебетанию или, что больше походило на правду, как подумал Пол, отсчитывая секунды, по прошествии которых можно было, не нарушая приличий, разделить по обычаю этого дома мужское и женское общество. Когда Анита приостановилась, чтобы перевести дух, Кронер встал, просиял улыбкой и предложил Полу пойти с ним в кабинет поглядеть на ружья. Это тоже было принято в доме - мужчины должны были идти осматривать ружья. Много лет назад Анита совершила ошибку, заявив, что она тоже интересуется ружьями. Кронер очень вежливо ответил что у него ружья не той системы, которые могут нравиться женщинам. Мама всегда отвечала одинаково: - Ох, эти ружья, я ненавижу их! Никак не могу понять, что мужчины находят приятного, убивая маленьких зверюшек. Честно говоря, Кронер никогда не стрелял из своих ружей. Все его удовольствие, казалось, заключалось в том, что он попросту владел ими. Он пользовался ими также для того, чтобы придать оттенок неофициальности при разговорах с глазу на глаз с мужчинами. Он объявлял о повышениях в должности, о понижениях и снятиях с работы, хвалил или предупреждал всегда как бы между прочим, прочищая стволы шомполом. Пол прошел вслед за ним в отделанный темными панелями кабинет и подождал, пока хозяин выберет ружье из пирамиды, занимающей в кабинете одну из стен. Кронер провел указательным пальцем по коллекции ружей, как палкой по палисаднику. Среди подчиненных Кронера часто обсуждался вопрос, имеет ли выбор ружья определяющее значение для темы предстоящего разговора. Долгое время считалось, что дробовики означают плохие новости, а нарезные ружья - хорошие. Однако утверждение это не выдержало проверки временем. Кронер выбрал, наконец, дробовик десятого калибра, открыл затвор и осмотрел канал ствола, направив его на выходящее на улицу окно. - Я не решился бы выстрелить из этого ружья современным патроном,- сказал Кронер.- Ствол изогнут, вся эта штука разлетелась бы на куски. Но погляди-ка на инкрустации, Пол. - Великолепные, им просто цены нет. - Какой-то человек затратил на это, возможно, целых два года. Время не очень ценилось в те годы. Это были беспросветные для промышленности века, Пол. - Именно, сэр. Кронер выбрал шомпол и выложил на стол масленку, смазку и тряпки. - Приходится следить за стволами, иначе они...- Прищелкнув пальцами, он обмакнул тряпочку в масло и навернул ее на конец шомпола.- Особенно в таком климате. - Да, сэр,- Пол собрался было зажечь сигарету, но вспомнил о написанном Анитой предупреждении. Кронер надавил на шомпол. - Кстати, где сейчас находится Эд Финнерти? - Не знаю, сэр. - Его разыскивает полиция. - Неужели? Не глядя на Пола, Кронер работал шомполом, двигая им вверх и вниз. - Гм. Он сейчас нигде не работает и обязан зарегистрироваться в полиции, а он этого не сделал. - Я расстался с ним в Усадьбе прошлым вечером. - Я это знаю. Я думал, что, может, тебе известно, куда он отправился. У Кронера была привычка говорить, будто он давно знает то, что ему только что сказали. Пол был уверен, что старик на самом деле не знает абсолютно ничего о вчерашнем вечере. - Не имею ни малейшего понятия.- Пол никому не хотел доставлять неприятности. Пусть полиция сама узнает, что Финнерти пребывает сейчас с Лэшером, если уж ей так это нужно. - Угу. Видишь вон ту раковинку?- и Кронер протянул ружейный ствол, держа его всего в нескольких дюймах от лица Пола и указывая на темное пятнышко.- Вот что происходит со стволом, если оставить его без присмотра хотя бы на месяц. Они появляются моментально. - Да, сэр. - Ему, Пол, больше нельзя доверять. Он не совсем в своем уме, и поэтому не стоит рисковать, общаясь с ним, не правда ли? - Не стоит, сэр. Уголком тряпки Кронер старательно протирал раковину. - Я считал, что ты это и сам поймешь. Поэтому я просто диву дался, зачем тебе понадобилось разрешать ему расхаживать по заводу без сопровождающего. Пол покраснел. Он не произносил ни слова. - Или зачем тебе было давать ему свой пистолет. Ты ведь понимаешь, что теперь у него не может быть разрешения на ношение оружия. И все же мне сообщили, что нащли твой пистолет с отпечатками его пальцев. Прежде чем Пол собрался с мыслями, Кронер похлопал его по колену и улыбнулся улыбкой доброго деда-мороза. - Я настолько уверен, что у тебя были достаточные основания, что даже не хочу выслушивать твоих объяснений. Я очень верю в тебя, мой мальчик. И мне не хотелось бы увидеть, что ты впутался в какие-то неприятности. Теперь, когда твой отец оставил нас, я считаю себя в некотором роде обязанным присматривать за тобой. - Это очень любезно с вашей стороны, сэр. Повернувшись спиной к Полу, Кронер взял винтовку наизготовку и прицелился в воображаемую птицу, вылетевшую из-за стола. - Чик-чик-чик,- он выбросил затвором воображаемую гильзу.- Сейчас очень опасное время - намного опаснее, чем кажется, когда судишь по внешним проявлениям. Чик-чик-чик! Но в то же время это Золотой век, не правда ли, Пол? Пол кивнул. Кронер обернулся и поглядел на него. - Я сказал, не правда ли, что это Золотой век? - Да, сэр. Я кивнул. - Трах!- сказал Кронер, подразумевая на этот раз, по- видимому, глиняных голубков.- Трах-трах! Всегда были сомневающиеся предрекатели Судного дня, тормозители прогресса. - Да, сэр. Что же касается Финнерти и этой истории с пистолетом, то я... - Это уже пройденный этап, все уже забыто,- нетерпеливо прервал его Кронер.- С этим покончено. Я хотел только сказать, что ты должен понять, как обстоят дела, потому что люди бодро и смело шагают вперед, несмотря на тех, которые уговаривают их этого не делать. - Да, сэр. - Чик-чик-чик! Некоторые люди пытаются принизить то, что делаем мы, что делали люди, подобные твоему отцу, утверждая, что это все простое трюкачество, да притом еще и сделанное на скорую руку. Но это большое дело, Пол. Пол наклонился вперед, надеясь услышать, в чем же заключается смысл этого большого дела. В течение некоторого времени он уже испытывал такое чувство, что все вокруг него должны просто видеть нечто такое в системе, что ускользает от его внимания. Возможно, это было то, чего ему недоставало, возможно, это было начало того всеобъемлющего пыла, которым был преисполнен его отец. - Нет, это не простое трюкачество, говорю тебе, Пол. - Да, сэр. - Это сила, вера и решимость. Мы призваны распахнуть дверь передовым шеренгам цивилизации. Именно этим и заняты инженеры и управляющие. И нет на земле призвания выше этого. Разочарованный, Пол опять опустился в кресло. Кронер навернул свежую тряпочку на шомпол и снова принялся надраивать ствол. - Пол, место в Питсбурге все еще не занято. Среди кандидатов на него осталось, по существу, всего два человека. Самое поразительное было то, что он произнес это именно так, как предсказывала Анита. Пол попытался припомнить, что же именно, по ее мысли, должен был он ответить. Он ведь так и не дал ей договорить, к тому же он даже не прочитал этого пункта в ее тезисах. - Это прекраснейшая возможность принести настоящую пользу,- сказал он. Он надеялся, что это очень близко к тому, что Анита имела в виду. Пол почувствовал облегчение, воспользовавшись мыслями Аниты из-за недостатка собственного энтузиазма. Ему предлагали работу в Питсбурге, намного больше денег, и, поскольку он продвинется столь высоко в то время, когда большая часть его жизни все еще впереди, можно было почти с уверенностью сказать, что он успеет добраться до самого верха. Когда Пол получал повышения вроде сегодняшнего, обычно происходил отмирающий ритуал удивления и поздравлений, будто бы Пол, подобно его предкам, дошел до столь высокого положения лишь благодаря своим способностям, упорству и божьей воле или недосмотру дьявола. - Очень трудно, Пол, сделать выбор между тобой и Фредом Гартом.- Гарт был значительно старше Пола, почти в возрасте Кронера, и стоял сейчас во главе Заводов Буффало.- Честно говоря, у Гарта нет твоего технического воображения, Пол. В качестве управляющего он великолепен, но если бы не наши подталкивания, Заводы Буффало были бы точно такими, какими они были пять лет назад, когда он их принял. Но он человек твердый и заслуживающий доверия, Пол, и никогда не возникало вопроса о том, является ли он одним из нас и ставит ли он интересы прогресса и системы выше своих собственных. - Гарт прекрасный человек,- сказал Пол. И Гарт действительно был им: честный и неподкупный, он, по- видимому, создал для себя некое антропоморфическое представление о корпорации как о личности. К этому представлению Гарт относился как страстный влюбленный. Пол нередко задумывался над таким именно типом отношения и считал, что проблемой этой следовало бы заняться сексологам. После некоторых размышлений он решил все же, что подобный тип отношений, заключающийся в любви к неведомому, уже имел место: символическое обручение монахинь с Христом. Во всяком случае. Пол наблюдал Гарта на различных стадиях развития этих любовных отношений - как он терял аппетит от нетерпения во время маниакальных взлетов, готовый чуть ли не проливать слезы при одном воспоминании о нежном начале отношений. Короче говоря. Гарт проходил все стадии извечного гадания, вроде "любит, не любит". Приводить в исполнение приказания свыше, что для Пола было неприятной обязанностью, для Гарта было то же, что оказать услугу даме сердца. - Я был бы совсем не прочь увидеть Гарта на этом месте. - Я был бы не прочь увидеть тебя на этом месте, Пол.- Выражение лица Кронера явно указывало на то, что упоминание о Гарте было лишь маскировкой.- У тебя есть воображение, и дух, и способности. - Благодарю вас, сэр. - Дай мне закончить. Воображение, дух, способности, и, насколько мне известно, я могу очень ошибиться, назвав здесь и лояльность. - Лояльность? Кронер отложил в сторону дробовик и пододвинул кресло так, чтобы оказаться лицом к лицу с Полом. Он положил свои большие руки Полу на колени и нахмурил свои широкие брови. Все это напоминало сейчас гипнотический сеанс, в котором Пол играл роль медиума. Опять, как это было в Кантри-Клубе, когда Кронер взял его руку в свою. Пол почувствовал силу И волю, излучаемые стариком. - Пол, я хочу, чтобы ты высказал то, что накопилось у тебя на душе. Руки Кронера сильнее сжали его колени. Пол с неприятным чувством пытался побороть желание раскрыть свое сердце перед этим милосердным, мудрым и мягким отцом. Однако замкнутость его растаяла. Пол начал говорить. Он понял, что расплывчатое недовольство и беспокойство, которые он испытывал неделю назад, теперь приняли ясные очертания. Сырье, послужившее основанием для его недовольства, теперь оказалось в тиглях другого человека. Он говорил теперь о том, что сказал Лэшер прошлым вечером, упомянув о духовном опустении по ту сторону реки, об угрозе революции, о иерархии, которая была кошмаром для большинства. То, как он говорил обо всем этом, звучало не осуждением, а мольбою об опровержении. Кронер, руки которого все еще лежали на коленях у Пола, опускал голову все ниже и ниже. Пол кончил говорить, и Кронер встал и, повернувшись к нему спиной, поглядел в окно. Чары еще не улетучились, и Пол выжидающе глядел на широкую спину, ожидая мудрости. Кронер неожиданно обернулся. - Значит, ты против нас? - Я вовсе не хотел сказать этого. Просто существуют вопросы, на которые следует немедленно дать ответ. - Держись своей стороны реки, Пол! Твоя работа - это управление и инженерное дело. Я не знаю Ответов на вопросы Лэшера. Но зато я знаю, что намного легче задавать вопросы, чем отвечать на них. Я знаю, что вопросы существовали всегда и всегда находились люди, подобные Лэшеру, готовые создавать трудности, поднимая их. - Вы знаете о Лэшере?- Этого имени Пол не называл в разговоре. - Да, я знаю о нем уже довольно давно. И знаю еще и то, о чем вы с Лэшером и Финнерти толковали прошлым вечером.- Лицо его приняло грустное выражение.- В качестве чиновника ведомства промышленной безопасности, отвечающего за целый район, я вынужден знать об очень многом, Пол. И бывают моменты вроде этого, когда мне страшно хотелось бы знать поменьше. - Разве это не снимает вопроса о Питсбурге? - Я все еще думаю, что ты подходишь для этого места. Я собираюсь сделать вид, что я не знаю о том, что ты делал прошлым вечером и что ты не говорил того, что ты сказал только что. Я не верю, что все это идет от чистого сердца. Пол был поражен. По какой-то причуде случая он утвердился на этой должности - после того, как он прибыл сюда со смутным намерением доказать свою непригодность. - Так в общих чертах обстоит дело, Пол. Теперь все зависит от тебя. - Я мог бы исправиться. - Боюсь, что все это не так просто. За очень короткое время ты умудрился накопить довольно объемистое досье в полицейском управлении: пистолет, разрешение Финнерти на прогулку по заводу, неосмотрительное поведение вчерашней ночью - что ж, мне нужно как-то удобоваримо объяснить все эти поступки, чтобы удовле- творить Штаб. Знаешь, ведь ты чуть не угодил в тюрьму? Пол нервно рассмеялся. - Я хочу получить возможность сказать, что ты, Пол, выполнял специальное задание службы безопасности по моему приказу, и хочу сделать это с чистой совестью. - Понимаю,- сказал Пол, хотя он ничего не мог понять. - Ты и сам должен согласиться с тем, что Лэшер и Финнерти опасные люди, потенциальные саботажники, которые должны быть помещены туда, где они не смогут причинить вреда.- Он снова взял из пирамиды дробовик и, морщась, принялся прочищать его выбрасыватель зубочисткой.- И вот я,- продолжал Кронер после минутного молчания,- я хочу, чтобы ты показал, что они пытались втянуть тебя в заговор, направленный на саботаж на Заводах Айлиум. Дверь распахнулась, и в кабинет вошел сияющий Бэйер. - Поздравляю, мой мальчик. Поздравляю. Это великолепно, великолепно, великолепно. - Поздравляете с чем?- спросил Пол. - С Питсбургом, мой мальчик, с Питсбургом. - Это еще не вполне решено,- сказал Кронер. - Но вы же сказали вчера... - Кое-что изменилось со вчерашнего дня,- Кронер подмигнул Полу.- Хотя ведь ничего серьезного, правда, Пол? Маленькая накладочка. - Угу, о, я понимаю, значит, маленькая накладочка, угу, накладочка, да, конечно, накладочка. Пол был смущен и потрясен происходившим, и отсутствие самообладания он пытался прикрыть вымученной улыбкой. Он подумал, не было ли появление Бэйера заранее запланировано. - У Пола имеются кое-какие вопросы,- сказал Кронер. - Вопросы? Вопросы, мой мальчик? - Он хочет знать, не совершаем ли мы чего-нибудь дурного во имя прогресса. Бэйер уселся на стол, пощипывая нитки телефонного шнура. Он очень глубоко задумался, и по выражению его лица Пол понял, что вопрос этот никогда раньше не приходил Бэйеру в голову. Теперь же, когда это, наконец, произошло, он пытался добросовестно его обдумать. - Плох ли прогресс? Гм, недурной вопрос.- Он оставил в покое телефонный шнур.- Не знаю, не знаю... Очень может быть, что прогресс и плох, а? Кронер изумленно поглядел на него. - Послушай-ка, ты ведь сам прекрасно знаешь, что история уже тысячу раз давала ответ на этот вопрос. - Отвечала? Давала, значит, ответ? А знаете, я не стал бы. Тысячу раз давала ответ, не правда ли? Ну что ж, это хорошо, это очень хорошо. Единственное, что я знаю, это что ты должен поступать так, как она хочет, или сдаваться. Не знаю, мальчик, ей-богу, не знаю. Думаю, что должен бы знать, да вот не знаю. Я просто делаю свою дело. Возможно, это и неверно. Теперь наступил черед Кронера испугаться. - Ну, а что вы скажете относительно того, чтобы нам немного освежиться?- бодро спросил он. - Я целиком за что-нибудь прохладительное,- обрадованно сказал Пол. Кронер захихикал. - Ну вот и прекрасно, не слишком ли тебе досталось, а? - Нет, ничего. - Ничего, мой мальчик, выше голову. Когда Бэйер, Пол и Кронер входили в комнату, Мама как раз говорила Аните, что в мире приходится встречаться с самыми различными людьми. - Я просто хотела убедиться в том, понимает ли каждый, что он приехал по собственному приглашению,- сказала Анита.- И мы, Мама, ничего не могли с ним поделать. Кронер потер руки. - Ну как, примете нас в свою компанию? - Отлично, отлично, отлично,- сказал Бэйер. - Ну как, мужчины, вы хорошо развлеклись с этими вашими ужасными ружьями?- осведомилась Мама, сморщив нос. - Шикарно, Мама,- сказал Пол. Анита перехватила взгляд Пола и вопросительно подняла брови. Пол чуть заметно кивнул. Она улыбнулась и откинулась в кресле, усталая и удовлетворенная. Мама раздала маленькие стаканчики с портвейном, пока Кронер возился с проигрывателем. - Где она?- спросил он. - Ну, вот еще, там, где всегда, на вертящемся столике,- сказала Мама. - Ах, верно, вот она. Я подумал было, что кто-нибудь еще заводил, после того как я ими пользовался. - Нет. Никто не подходил к проигрывателю со вчерашнего вечера. Кронер держал головку адаптера над вертящейся пластинкой. - Это специально для тебя, Пол. Когда я говорил о приеме в компанию, я скорее подразумевал именно это, а не вино. Это и есть духовная пища. Это всегда помогает мне избавляться от плохого настроения лучше, чем что бы там ни было. - Я подарила ее ему в прошлом месяце, и я никогда не видела, чтобы он чему-нибудь так радовался,- сказала Мама. Кронер опустил иголку на пластинку, поспешил к креслу и уселся, закрыв глаза, до того как начала звучать музыка. Звук был включен на полную мощность, и внезапно репродуктор завопил: - Оооооо, дайте мне людей, которые тверды сердцем, которые будут сражаться за правое дело, которое они обожают... Пол обвел взглядом комнату. Кронер, притоптывая, подымал и опускал ноги, одновременно покачивая головой из стороны в сторону. Мама тоже качала головой, Бэйер - тоже, а Анита - Анита проделывала это истовее их всех. Пол вздохнул и принялся тоже покачивать головой. - Плечом к плечу, смело, смело, они растут, шагая вперед! Оооооооо... XIII Лежа в постели после вечера у людей с мужественными сердцами в доме Кронера, доктор Пол Протеус, сын преуспевавшего человка, сам человек богатый и имеющий все возможности стать еще богаче, подсчитывал свои богатства. Он обнаружил, что состояние его дает ему возможность позволить себе роскошь быть честным человеком. Он стоит около трех четвертей миллиона долларов, и он мог теперь не работать ни единого дня во всей последующей жизни. Теперь, наконец, его неудовлетворенность жизнью вылилась в совершенно определенные формы. Это была реакция на нанесенное ему оскорбление, ибо именно так это и называют все люди в любой период истории. Ему было приказано стать осведомителем и доносить на своего друга, Эда Финнерти. Это было несомненно, и Пол встретил этот приказ с некоторым даже облегчением, подобным тому, которое испытывали все, когда десятилетия напряженного ожидания разразились, наконец, первыми выстрелами последней войны. Теперь, наконец, он мог, черт возьми, дать себе волю и уйти. Анита спала, полностью удовлетворенная не столько Полом, сколько социальным оргазмом, который наступил после целых лет любовных утех с обществом: ей, наконец, предложили Питсбург. По дороге из Албани домой она произнесла монолог - подобный тому, который с успехом мог быть произнесен Шефердом. Она произвела смотр карьеры Пола с момента их женитьбы и до настоящего момента, и Пол был поражен, узнав, что путь его был устлан телами противников - людей, которые пытались переплюнуть его, но были раздавлены. Картины этой бойни в ее описании были столь жизненны, что на какое-то мгновение ему пришлось оторваться от собственных мыслей, чтобы прикинуть, нет ли во всем, что она говорит, хоть малейшей доли истины. Он мысленно перебрал все те скальпы, которые она называла, один за другим - скальпы людей, которые пытались соперничать с ним,- и нашел, что все они прекрасно продолжают жить и работать, что их не постигло ни финансовое, ни духовное крушение. Однако для Аниты они были мертвы, застрелены в упор, навсегда сброшены со счетов. Пол не сказал Аните, на какие условия ему пришлось бы согласиться, чтобы получить Питсбург. И он ничем не намекнул на то, что он сделает что-либо иное, как с гордостью и радостью примет этот пост. Теперь, лежа рядом с ней, он поздравил себя с тем, что ему удалось сохранить спокойствие и проявить впервые в жизни хитрость. Он еще долгое время собирался не говорить Аните, что намерен бросить работу, до тех пор, пока она не будет подготовлена к этому. Он станет осторожно обучать ее переоценке ценностей и только после этого уйдет. В ином случае шок от того, что она окажется женой ничего не стоящего человека, может при- вести к трагическим последствиям. Ведь единственная позиция, на которой она может встречаться с остальным миром,- это высокий ранг ее мужа. И есть опасность, что, если она будет лишена этого ранга, она вообще утратит соприкосновение с миром или - что еще хуже - она оставит Пола. Полу не хотелось, чтобы произошло что-нибудь подобное. Анита была предоставлена ему судьбой в качестве любимой, и он всеми силами старался ее любить. Он уже слишком хорошо знал ее, и в большинстве случаев ее самодовольное чванство он воспринимал как склонность к патетике. Кроме того, она в значительно большей степени являлась для него источником смелости, чем он признавался себе в этом. И в сексуальном смысле она была гениальна, доставляя ему не сравнимые ни с чем радости жизни. Кроме того, Анита своим внимательным отношением к мелочам делала возможным его рассеянное, иногда снисходительное, а иногда циничное отношение к жизни. Словом, Анита была для него всем. Неясный страх холодком отозвался в его груди, разгоняя дремоту именно в тот момент, когда он больше всего хотел бы заснуть. Он вдруг начал понимать, что и сам он тоже перенесет потрясение. Он почувствовал какую-то странную отрешенность и пустоту человека, который отказался от дальнейшего бытия. Внезапно поняв, что он, как и Анита, достоин был чего-то большего, чем его нынешнее положение в жизни, он охватил руками спящую жену и положил голову на грудь будущего товарища по несчастью. - Мммм...- сказала Анита.- Мммм?.. - Анита... - Мммм?.. - Анита, я люблю тебя.- У него появилось внезапное желание рассказать ей все, смешать свое сознание с ее. Однако как только он на мгновение приподнял свою голову с баюкающего тепла и благоухания ее тела, прохладный свежий воздух с Адирондака омыл его лицо, и мудрость вернулась к нему. Больше он ничего ей не сказал. - Я люблю тебя, Пол,- пробормотала она. XIV У Пола Протеуса был свой секрет. Большую часть времени этот секрет приводил его в веселое расположение духа, и он время от времени чувствовал себя на вершине блаженства из-за этого секрета, особенно когда ему по работе приходилось иметь дело с сослуживцами. В начале и при завершении любой фазы работы он думал: "И черт с тобой!" Сами они могли валить ко всем чертям, и ко всем чертям могло валить все на свете. Эта тайная отрешенность давала ему приятное сознание, будто весь окружающий его мир сцена. И, поджидая то время, когда они с Анитой будут морально готовы, чтобы бросить все, расстаться с работой и начать новую, лучшую жизнь, Пол продолжал играть свою роль управляющего Заводами Айлиум. Внешне, в качестве управляющего, он ни в чем не изменился; однако внутренне он немного пародировал поведение мелких и менее свободных душ, которые всерьез воспринимали эту работу. Он никогда особенно не увлекался чтением художественной литературы, но сейчас у него появился интерес к повестям, в которых герой живет энергичной жизнью, имея дело непосредственно с природой, и зависит от основных своих качеств - ловкости и физической силы, дающих ему возможность выжить. Он теперь любил читать о лесорубах, моряках, скотоводах... Он читал об этих героях, и на губах его играла полуулыбка. Он знал, что его восхищение ими было в известной степени детским, и сомневался в том, что жизнь вообще может быть такой чистой, сердечной и приносить столько удовлетворения, как это изображено в книгах. И все же во всех этих россказнях был идеал, которым он мог вдохновляться. Он хотел иметь дело не с обществом, а просто с землей, с землей в том виде, в каком господь дал ее человеку. - Это хорошая книга, доктор Протеус?- спросила доктор Катарина Финч, его секретарь. Она вошла в кабинет с большой серой картонной коробкой в руках. - О, хелло, Катарина,- он с улыбкой отложил книгу.- Что это не настоящая литература, я могу гарантировать. Просто приятно расслабиться. История людей, плавающих на баржах по старому каналу Эри.- Он похлопал по широкой голой груди героя на обложке..- Теперь таких людей больше не выпускают. А что в этой коробке? Что-нибудь для меня? - Это ваши рубашки. Они только что прибыли по почте. - Рубашки? - Для Лужка. - Ах вот оно что! Откройте-ка их. Какого они цвета? - Синие. Вы в этом году в Команде Синих.- Она выложила рубашки к нему на письменный стол. - О нет,- Пол стоял и, держа на вытянутых руках одну из темно-синих рубашек с короткими рукавами, разглядывал ее. Грудь каждой из рубашек была перечеркнута золотыми буквами, составляющими слово "капитан".- Ох, клянусь господом, Катарина, это уж чересчур. - Это большая честь, не правда ли? - Честь!- он шумно вздохнул и покачал головой.- В течение четырнадцати дней, Катарина, я в качестве ярмарочной королевы или капитана Команды Синих должен буду руководить своими людьми в групновых спевках, маршах, кроссах, волейбольных играх, верховой езде, организовывать травяной хоккей, гольф, бадминтон, стрельбу по тарелкам, захват флага, индейскую борьбу, гандбол и должен буду пытаться столкнуть других капитанов в озеро *. Ox! /* Здесь игра слов. Одновременно предложение значит: "и буду стараться посылать всех других капитанов к черту"./ - Доктор Шеферд был очень, доволен. - Я ему всегда нравился. - Нет, я хотела сказать, что он очень доволен тем, что и он сам капитан. - О? Шеферд-капитан?- Пол поднял брови, и это было частью старого рефлекса, реакция человека, который пробыл в системе уже порядочное количество лет. Быть выбранным капитаном одной из четырех команд и в самом деле было немалой честью, если только человеку охота придавать значение подобным вещам. Именно этим способом высокопоставленные тузы проявляли свое расположение, и в политическом смысле то, что на Шеферда пал выбор, было поразительно. Шеферд в Лужке всегда был ничем и славился всего лишь как нападающий в команде травяного хоккея. И вдруг сейчас его неожиданно назначили капитаном. - В какой команде? - Зеленой. Его рубашки у меня на письменном столе. Зеленые с оранжевыми буквами. Очень мило. - Зеленые, да? Что ж, если человеку охота придавать значение подобным вещам, зеленые стояли в самом низу неофициальной иерархии команд. Это было одно из трех правил, которое прекрасно понимали все, хотя никто по этому поводу не произносил ни слова. Если уж заниматься этими пустяками, то Пол мог бы поздравить себя с назначением на пост капитана синих, которая опять-таки всеми воспринималась как самая достойная команда. Правда, теперь это не составляло для него никакой разницы. Абсолютно никакой. Глупости все это. И пусть оно все катится ко всем чертям. - Да, на рубашки они вам не поскупились,- сказала Катарина, пересчитывая белье.- Девять, десять, одиннадцать, двенадцать. - Этого далеко не достаточно. На протяжении двух недель только и знаешь, что пьешь и потеешь, пьешь и потеешь, пьешь и потеешь, пока не начинаешь чувствовать себя самым настоящим насосом. Там такого количества хватит всего на один день. - Гм. Но, к сожалению, это все, что было в коробке, да еще вот эта книжка. - И она протянула ему томик, похожий на сборник гимнов. - Господи, это "Песенник Лужка",- устало сказал Пол. Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.- Выберите, Катарина, любую из песен и прочтите ее вслух. - Вот песня Команды Зеленых, команды доктора Шеферда. На мотив увертюры к "Вильгельму Теллю". - На мотив целой увертюры? - Здесь так сказано. - Ну что ж, валяйте попробуйте. Она откашлялась, прочищая горло, попыталась тихонько запеть, но передумала и стала просто читать: Зеленые, о Зеленые, о Зеленые, вот это команда! Самая сильная в мире! Красные, Синие и Белые будут визжать, Когда Они увидят великую Зеленую Команду! - Просто волосы на груди становятся дыбом от страха, а, Катарина? - Боже мой, но ведь как здорово там будет! Вы сами прекрасно знаете, что там будет очень здорово. Пол открыл глаза и увидел, что Катарина читает следующую песню, причем глаза ее сияют от волнения и она в такт мелодии раскачивает головой. - А что вы читаете сейчас? - О, как бы я хотела быть мужчиной! Я как раз сейчас читаю вашу песню. - Мою? - Песню Команды Синих. - Ах да, мою песню. Ну что ж, во всяком случае, давайте ее послушаем. Она насвистела несколько ритмов из "Индианы", а потом запела, на этот раз, пожалуй, с выражением: О, Команда Синих, ты испытанная и закаленная команда, И нет команд столь же хороших, как ты! Ты разгромишь Зеленых, а также Команду Красных, А Команду Белых ты раздавишь тоже. Не лучше ли сматывать удочки перед твоей яростью И мчаться в спешке, не раздумывая. Потому что Команда Синих - испытанная и закаленная команда. И нет команд столь же хороших, как ты! - Хмм... - И я уверена, что вы действительно выиграете. Я это знаю,- сказала Катарина. - А вы будете на Материке?- Материком назывался лагерь для жен и детей, а также для служащих женщин, чье продвижение по службе все еще не было завершено. Он был отделен проливом от Лужка - острова, на котором собирались мужчины. - Ближе я попасть не смогу,- сказала Катарина с оттенком зависти. - И поверьте мне, это достаточно близко. Скажите, а Бад Колхаун едет? Она покраснела, и он сразу пожалел, что задал этот вопрос. - У него было приглашение, я знаю,- сказала она,- но это было до того, как...- Она огорченно пожала плечами.- Вы ведь знаете, что сказано в "Установлениях". - Машины больше не в состоянии терпеть его,- мрачно сказал Пол.- Почему бы им не сделать приспособление, которое давало бы человеку бесплатную выпивку, прежде чем его вышибут? Не знаете ли, что с ним сейчас? - Я не разговаривала с ним и не видела его, но я все же позвонила в контору Мэтисона и спросила, что собираются с ним сделать. Они сказали, что он будет контролером проектов для,- тут ее голос дрогнул,- для кррахов,- Здесь чувства ее не выдержали, и она выбежала из кабинета Пола. - Уверен, что он с этим великолепно справится!- крикнул ей вслед Пол.- Готов прозакладывать что угодно, что через год мы не узнаем собственного города, если только он будет придумывать, чем следует заниматься кррахам. На ее столе зазвонил телефон, и она передала Полу, что доктор Эдвард Финнерти стоит у ворот и желает поговорить с ним. - Свяжите его по рукам и по ногам, наденьте ему на голову мешок, и пусть четверо конвойных введут его. С примкнутыми штыками, конечно. И не забудьте описать все это доктору Шеферду. Десять минут спустя вооруженный охранник препроводил Финнерти в кабинет Пола. - Боже мой, вы только поглядите на него!- воскликнул Пол. Волосы Финнерти были аккуратно подстрижены и гладко причесаны, лицо румяное, сияющее и чисто выбритое, а костюм его, хотя и поношенный, был выглажен и тщательно вычищен. Финнерти недоумевающе поглядел на него, как будто не понимая, из-за чего это он поднял такой шум. - Я хотел воспользоваться твоей машиной. - Только торжественно пообещай стереть все отпечатки пальцев, когда закончишь свои дела. - О, ты, наверное, злишься на меня из-за этой истории с пистолетом. Извини, что я выбросил его в речку. - Значит, ты знаешь об этой истории? - Конечно, и как Шеферд написал на тебя докладную о том, что ты пустил меня на завод без сопровождающего. Силен.- Проведя менее недели в Усадьбе, Финнерти успел усвоить грубоватые вульгарные манеры, искусственность которых сразу бросалась в глаза. Казалось, что теперь его просто нельзя заподозрить в дружбе с кем-либо из уважаемых людей. - Откуда ты все это знаешь? - Ты просто поразился бы, если бы знал, кто и о чем знает и каким образом они добывают сведения. Просто обалдеешь, поняв, что творится в этом мире. У меня только сейчас начинают открываться глаза. - Он наклонился к Полу в порыве искренности. - И знаешь, Пол, я нахожу себя. Наконец я начинаю находить себя. - И как же ты выглядишь, Эд? - Эти несчастные простачки по ту сторону реки - вот люди, среди которых мое место. Они настоящие, Пол, настоящие. Пол никогда не сомневался в том, что они настоящие, и поэтому не знал, как ему откликнуться на столь важное сообщение Финнерти. - Ну что ж, я рад, что ты, наконец, после стольких лет нашел себя,- сказал он. Финнерти постоянно находил себя с тех пор, как Пол познакомился с ним. А спустя несколько недель он обычно оставлял этот свой вновь обретенный облик с яростным возмущением к самозванцу и тут же открывал нового.- Это просто великолепно, Эд. - А как насчет ключей от машины?- спросил Финнерти. - Не будет ли бестактностью спросить, зачем? - Она мне нужна. Я хочу взять свои вещи у тебя и отвести их к Лэшеру. - Ты живешь вместе с Лэшером? Финнерти утвердительно кивнул. - Просто поразительно, как здорово мы это наладили с самого начала.- В его тоне чувствовалось неприкрытое презрение к поверхностной жизни Пола.- Ну, так ты дашь ключи? Пол бросил их ему. - Как ты намерен провести остаток своей жизни, Эд? - С людьми. Там мое место. - Ты знаешь, что тебя разыскивают фараоны из-за того, что ты не зарегистрировался? - Это придает жизни особую прелесть. - Тебя же могут засадить в тюрьму! - Ты боишься жить. Пол. И в этом все дело. Ты знаешь Торо и Эмерсона? - Имею очень смутное представление. Примерно такое же, какое было у тебя до того, как Лэшер тебя проконсультировал, готов держать пари. - Во всяком случае, Торо оказался в тюрьме, потому что не платил налогов, которые должны были пойти на финансирование Мексиканской войны. Он был против войны. И Эмерсон пришел к нему в тюрьму на свидание. "Генри,- сказал он,- почему ты здесь?" И Торо ответил: "Ралф, почему ты не здесь?" - По-твоему, мне следовало бы желать попасть в тюрьму?- спросил Пол, пытаясь извлечь для себя какую-нибудь мораль из этого анекдота. - Страх перед тюрьмой не должен мешать тебе делать то, во что ты веришь. - Он и не мешает.- Пол понял, что очень трудно найти то, во что можно было бы по-настоящему верить. - Раз не мешает, значит, не, мешает.- В голосе Финнерти явно слышалось недоверие. По-видимому, друг с северного берега реки со всей его ограниченностью начал его раздражать.- Спасибо за машину. - Всегда в твоем распоряжении.- Пол почувствовал облегчение, когда за новым Финнерти - Финнерти этой недели - захлопнулась дверь. Катарина опять открыла дверь. - Он меня пугает,- сказала она. - Вам совсем не следует пугаться. Он растрачивает всю свою энергию на игры с самим собой. У вас звонит телефон. - Это доктор Кронер,- сказала Катарина.- Да,- сказала она в телефонную трубку.- Доктор Протеус у себя. - Не будете ли вы любезны подозвать его к телефону?- сказала секретарь Кронера. - Доктор Протеус слушает. - Доктор Протеус у телефона,- сказала Катарина. - Одну минуточку. Доктор Кронер хочет с ним говорить. Доктор Кронер, доктор Протеус из Айлиума на линии. - Хелло, Пол. - Как поживаете, сэр? - Пол, я по поводу этой истории с Финнерти и Лэшером...- Его игривый тон как бы говорил о том, что все дело с этими двумя не более как милая шутка.- Я хочу сказать тебе, что я звонил в Вашингтон по этому поводу, чтобы ввести их в курс того, что мы тут собираемся делать, а они сказали, что нам пока что не следует вмешиваться. Они говорят, что все это следует хорошенько спланировать и на более высоком уровне. По-видимому, все значительнее, серьезнее, чем я предполагал.- Голос его упал до шепота.- Вся эта история начинает принимать масштабы общенациональной проблемы, не просто Айлиума. Пол обрадовался, что наступила оттяжка, но причины ее его поразили. - Каким же это образом Финнерти может оказаться проблемой в национальном масштабе или хотя бы айлиумском? Ведь он здесь всего несколько дней. - Незанятые руки выполняют работу дьявола. Пол. Он, по всей вероятности, вращается в дурной компании, а нам нужно заполучить именно эту дурную компанию. Во всяком случае, большое начальство хочет участвовать во всех наших действиях, и они желают встретиться с нами по этому поводу на Лужке. Минуточку, это будет через шестнадцать дней. - Отлично,- сказал Пол и про себя добавил выражение, которым он как бы припечатывал все свои официальные занятия в эти дни. "И валите вы все ко всем чертям". У него не было ни малейшего намерения становиться осведомителем и следить за кем бы то ни было. Ему просто хотелось выждать некоторое время, пока они с Анитой не смогут сказать громко: "Валите ко всем чертям, пусть все проваливает ко всем чертям". - Мы тут очень много о тебе думаем, Пол. - Благодарю вас, сэр. Кронер с минуту помолчал. Потом он неожиданно так заорал в телефон, что у Пола чуть не лопнула барабанная перепонка. - Простите, сэр?- Слова, произнесенные Кронером, прозвучали настолько громко, что причинили только боль, но совершенно невозможно было уловить хоть какой-нибудь смысл. Кронер издал короткий смешок и чуть понизил голос: - Я спросил, кто собирается выиграть, Пол? - Выиграть? - Лужок, Пол, Лужок! Кто собирается выиграть? - О, Лужок,- сказал Пол. Этот разговор походил на бред. Кронер орал что-то страстно и восторженно, а Пол совершенно не представлял себе предмета разговора. - Так какая команда?- спросил Кронер чуть брюзгливо. - О! О! Команда Синих выиграет!- Пол набрал полные легкие воздуха.- Синие!- выкрикнул он. - Можете прозакладывать собственную голову - мы выиграем!- крикнул ему в ответ Кронер.- Синие поддерживают вас, капитан! Следовательно, Кронер тоже входил в состав Команды Синих. И он принялся напевать своим грохочущим басом: О, Команда Синих, ты испытанная и закаленная команда, И нет команд столь же хороших, как ты! Ты разгромишь Зеленых, а также Команду Красных, А Команду Белых ты раз... Песню прервал выкрик: "Выиграют Белые! Вперед, Белые!" Это был Бэйер. - Значит, вы надеетесь, что выиграют Синие, да, не так ли? Выиграют? Думаете, Синие выиграют, а? Так ведь Белые причешут, причешут вас - ха, ха,- они из вас всю пыль вышибут, из Синих. Послышался смех, поддразнивание, возня, и тут Кронер вновь начал песню Команды Синих с того самого места, где его прервали: Не лучше ли сматывать удочки перед твоей яростью И мчаться в спешке, не раздумывая. Потому что... Пронзительный голос Бэйера прорвался сквозь бас Кронера, распевая песню Команды Белых на мотив песни "Звук шагов": Белые, Белые, Белые - вот за кем следите. Синие, Зеленые, Красные слезами зальются Из-за яростного рывка Белых. Они будут вышиблены из... Шум возни стал еще громче, и песни переросли в хохот и пыхтение. В трубке Пола раздался щелчок, чей-то крик, затем еще щелчок и сигнал зуммера. Влажной рукой опустил Пол трубку. "До Лужка не может быть и речи об уходе,- мрачно подумал он.- Никакого перевоспитания Аниты и ухода в эти немногие оставшиеся дни". Придется ему вынести Лужок, и,- что еще хуже, вынести его в качестве капитана Команды Синих. Его взгляд скользнул по загорелой волосатой груди, простым серым глазам и мощным бицепсам человека на книжной обложке, и мысли его легко и благодарно переключились на сказочную, новую и хорошую жизнь, которая ждет его впереди. Где-то, вне общества, было место для мужчины - для мужчины и его жены,- чтобы вести сердечную естественную жизнь, пользуясь плодами рук своих и собственного ума. Пол изучающе оглядел свои длинные изнеженные руки. Единственная мозоль была на большом пальце правой руки. Там, выпачканный в грязно-оранжевый цвет сигаретными окурками, вырос толстый бугорок, защищающий его палец от давления ручки или карандаша. Искусные - вот как назывались руки героев прочитанных им книг. До сего времени руки Пола научились очень немногому, помимо держания ручки, карандаша, зубной щетки, щетки для волос, бритвы, ножа, вилки, ложки, чашки, очков, водопроводного крана, дверной ручки, выключателя, носового платка, полотенца, застежки - "молнии", пуговицы, затвора фотоаппарата, куска мыла, книги, гребня, жены или руля автомобиля. Он вспомнил дни в колледже, и у него возникла уверенность в том, что там он научился некоторым занятиям, достойным мужчины. Он научился делать чертежи. Ведь именно тогда на его пальце начала расти мозоль. А чему же еще? Он научился так запускать мяч, что тот отлетал по нескольку раз от нескольких стен, приводя в замешательство многих из его противников по сквошу*. Пол даже добился участия в четвертьфинале по сквошу два года подряд на соревнованиях на первенство целого района. И добился он этого вот этими самыми своими руками. /* Сквош - игра в мяч вроде тенниса./ А что же еще? Он опять испытал чувство неловкости - страх, что он умеет слишком мало для того, чтобы выйти из системы и жить более или менее удовлетворительно. Он мог бы завести какое-нибудь небольшое дело, заняться чемнибудь как человек, за которого он выдавал себя, когда хотел оставаться неузнанным - например, бакалейной торговлей. Но тогда ему пришлось бы быть тесно связанным с экономической сумятицей и с ее иерархией. Машины вышибут его из этого бизнеса; а если и оставят ему это место, то тут уж будет никак не меньше бессмыслицы и позы. Более того, несмотря на то, что Пол теперь все время посылал ко всем чертям всю систему, он все же сознавал, что не требующее особой квалификации занятие куплей и продажей унижало бы его. Ну его к черту. Единственное стоящее занятие - это полнейшее безделье, что Пол, конечно, мог себе позволить, но это было бы столь же аморально, Сколь аморально само пребывание в системе. Фермерство - вот оно, магическое слово! Как и многие другие слова с налетом сказочного прошлого, слово "фермерство" напоминало о том суровом времени, на смену которому пришло сегодняшнее поколение, и о том, какую суровую жизнь может в случае необходимости вести человек. Слово это почти утратило свое значение в настоящее время. Теперь уже не было больше фермеров, а только агрономы-инженеры. Тысячи поселенцев когда-то находили себе пропитание на тучных землях Ирокезской долины графства Айлиум. Теперь же фермерское хозяйство всего графства находилось в руках доктора Орманда ван Курлера, который справлялся со всей работой при помощи сотни человек и парка сельскохозяйственных машин стоимостью в несколько миллионов долларов. Фермерство. Пульс Пола участился, и он принялся грезить наяву о жизни в одном из многих рассыпанных по всей долине фермерских домиков с осевшим фундаментом. В своих мечтах он избрал для себя именно такой домик, стоящий у самой городской окраины. Внезапно он сообразил, что эта ферма, маленький осколок прошлого, не входила в систему фермерского хозяйства ван Курлера. Он был почти уверен в том, что она не входила. - Катарина,- нетерпеливо позвал он,- позовите мне к телефону управляющего недвижимым имуществом Айлиума. - Контора по продаже недвижимого имущества Айлиума. Говорит доктор Понд.- Доктор Понд говорил в манерном тоне, чуть шепелявя. - Доктор Понд, с вами говорит доктор Протеус с Заводов. - Да? Чем могу быть полезен, доктор Протеус? - Вы знаете фермерский домик на Кинг-стрит у самой городской черты? - Мммм... Одну минуточку.- Пол услышал, как машина с треском перебирала карточки, а затем прозвенел звонок, говорящий о том, что нужная карточка отыскана.- Да, это дом Готтвальда. Карточка у меня перед глазами. - Как обстоят дела с ним? - Хорошенький вопрос! А как им обстоять, хотел бы я знать? Для Готтвальда это было хобби, знаете,- сохранить ферму в том виде, в котором содержались эти старинные фермы. Когда он умер, его наследники хотели продать ее ван Курлеру, однако тот решил, что ему нет смысла возиться с нею. Там всего двести акров, а ему пришлось бы переделывать всю систему заграждений от ветра ради того, чтобы с должной эффективностью пользоваться землей. А потом наследники узнали, что они и в любом случае не могли бы продать ее системе. В завещании указано, что участок этот вместе с домом должен сохраняться в том же старомодном стиле,- он горько рассмеялся.- В общем все, что досталось наследникам от Готтвальда,- так это головная боль. - Сколько? - Вы что - всерьез? Это ведь музейный экспонат, доктор. Я хочу сказать, что почти никакой механизации там нет. Даже если вам удастся обойти ограничения завещания, придется затратить многие тысячи, чтобы навести там хоть какой-нибудь порядок. Восемнадцать тысяч, как указано в карточке.- И прежде чем Пол успел согласиться, Понд добавил: - Однако вы могли бы получить ее за пятнадцать, я уверен. Что бы вы сказали о двенадцати? - Можно ли внести в качестве аванса пятьсот долларов, чтобы быть уверенным, что ее никто не перехватит, пока я осмотрю все на месте? - Не то что перехватывать, а просто взять ее никто не собрался за четырнадцать лет. Если вам так хочется, то можете спокойно пойти туда и осмотреть. Но после того как вы откажетесь, я смогу вам предложить несколько по-настоящему милых вещей.- Машина опять принялась рыскать по картотеке.- Вот, например, очень милый георгианского стиля дом на Гриффинском бульваре. Электронный открыватель дверей, термостатически контролируемые окна, радарная установка, электростатические пылеулавливатели, ультразвуковые стиральные машины, встроенные на кухне, сорокадюймовые телевизионные экраны в хозяйской спальне, в гостиной, в жилой комнате, на кухне и в комнате для гостей, а также двадцатидюймовые в комнатах для прислуги и в детских, а... - Где я могу получить ключи от фермы? - Ах вот в чем дело. Ну что ж, чтобы вы более ясно представили себе, во что вы впутываетесь, скажу вам, что там вообще нет замка. Там имеется щеколда. - Щеколда? - Да, да, именно щеколда. Мне пришлось лично отправиться туда, чтобы поглядеть, что собой представляет эта идиотская штука. На внутренней стороне двери имеется защелка с маленьким рычажком, просунутым сквозь дырочку в двери, так что он проходит наружу. Если вам не хочется, чтобы к вам заходили, вы просто вытаскиваете из двери этот рычажок. Жуть, правда? - Ничего, я как-нибудь переживу это. А сейчас рычажок выставлен наружу? - Там есть человек из кррахов, который присматривает за этим домом. Я позвоню ему и попрошу выставить рычажок. Скажу по секрету, я уверен, что они согласятся и на восемь тысяч. XV Рычажок щеколды в доме Готтвальда был высунут наружу в ожидании прихода доктора Пола Протеуса. Он надавил его, с удовлетворением услышал, как щеколда, звякнув, приподнялась внутри, и вошел. Маленькие, покрытые пылью окна слабо пропускали в комнату свет, да и тот умирал, не отразившись на матовой темной поверхности старинной мебели. Половицы, подобно трамплину, вздымались и проваливались под ногами Пола. - Дом дышит в такт с вами, как хорошее белье,- произнес из темноты шепелявый голос. Пол посмотрел в угол, оттуда донесся голос. Человек затянулся сигаретой, и она красным заревом осветила лунообразное лицо. - Доктор Протеус? - Да. - Я доктор Понд. Если желаете, я включу свет. - Прошу вас, доктор. - А знаете ли - включать-то здесь нечего. Всюду только керосиновые лампы. Желаете помыть руки или просто умыться? - Ну, я... - Потому что если вы действительно хотите, то для этого на заднем дворе есть насос и отхожее место подле курятника. Может быть, вам желательно осмотреть насквозь прогнившие теплицы, свинарник и навозные тачки, а может, нам лучше сразу отправиться к тому георгианскому особняку, что на бульваре Гриффина? - Понд вышел на середину комнаты, где они могли свободно разглядеть друг друга. Доктор Понд был очень молодой полный человек, он производил впечатление честного человека, искренне удрученного окружающей обстановкой. - Нет, я вижу, вы действительно преисполнены решимости продать мне эту недвижимость,- со смехом сказал Пол. Каждая новая несуразность заставляла его с еще большей страстью претендовать именно на эту ферму. Это было полностью изолированное, забытое богом место, отрезанное от всех и вся, от стремительного бега истории, общества и экономики. - На мне лежит вполне определенная ответственность,- осторожно заметил доктор Понд.- Администратор, чьи знания не выходят в известной степени за границы "Инструкции", похож на судно без руля. - Разве?- не слушая его, сказал Пол. Сейчас он глядел в окно на скотный двор, где сквозь открытую дверь сарая он видел плотный крутой бок коровы. - Да,- сказал доктор Понд,- он похож на судно без руля. Взять хотя бы, к примеру, нас с вами: в "Инструкции" об этом не сказано ни слова, но я лично считаю своим долгом всякий раз убедиться, что каждый человек получает дом, соответствующий его положению в обществе. То, в какой обстановке живет человек, может помочь ему в служебном продвижении или, наоборот, помешать, это может повысить или понизить стабильность и престиж в целой системе. - Вы сказали, что всю эту ферму я мог бы приобрести за восемь тысяч? - Простите, доктор, но вы ставите меня в неловкое положение. Сначала, когда вы только позвонили мне, я, конечно, с радостью ухватился за эту возможность, потому что эта ферма сидела во мне как заноза, многие годы. Но потом я все же опомнился, и, понимаете, я просто не могу позволить вам это. - Я покупаю. Скот тоже входит в эту цену? - В эту цену входит абсолютно все. Именно так и сказано в завещании Готтвальда. Все это должно содержаться именно в том виде, в каком оно находится сейчас, и здесь должно вестись фермерское хозяйство. Вы понимаете, насколько это абсурдно? А теперь едемте вместе на бульвар Гриффина, где, как я уже сказал, есть дом, будто специально построенный для управляющего Заводами Айлиум.- Когда он произносил полный титул Пола, голос его звучал подобно фанфаре. - Мне нравится этот дом. - Если вы вынудите меня продать его вам, мне придется уйти с работы.- Доктор Понд покраснел,- Мой классификационный номер позволяет мне вдвое больше вашего, однако и у меня есть свои представления о чести. Слова эти, произнесенные Пондом, показались Полу настолько забавными, что он чуть было не расхохотался. Но затем, обратив внимание на волнение Понда, он понял, что все, о чем тот толковал, действительно было честностью. Этот поросенок на своей поросячьей должности имеет свои поросячьи принципы и ради них готов пожертвовать своей поросячьей жизнью. Полу представилась вся современная цивилизация в виде гигантской и дырявой плотины, вдоль которой тысячи людей, подобных доктору Пойду, растянулись колонной до самого горизонта, причем каждый из них свирепо затыкал пальцем течь. - Конечно же, это будет для меня просто хобби, забавой,- солгал Пол.- Жить-то я буду там же, где я живу сейчас. Доктор Понд со вздохом опустился в кресло. - О! Слава богу! Вы даже не представляете себе, насколько мне теперь легче.- Понд нервно рассмеялся.- Конечно, конечно, конечно. И вы оставите мистера Хэйкокса на его месте? - А кто это - мистер Хэйкокс? - Кррах, который не дает этой ферме прийти в запустение. Он числится за КРР, но его работу, конечно, оплачивают из денег Готтвальда. Вам придется поступать так же. - Я хотел бы с ним познакомиться. - Он ведь тоже осколок старины.- Понд схватился руками за голову.- Ну и местечко же! Знаете, я ведь было подумал, что вы сошли с ума, просто с ума сошли. Но кто платит волынщику, тот заказывает и музыку. - Если только он не ставит под угрозу систему. - Совершенно справедливо! И это настолько здорово, что слова эти можно было бы высечь над камином, но я не уверен, что завещание позволит вам это. - А что вы скажете относительно слов: "После нас хоть потоп?" - поинтересовался Пол. - Хмм?..- доктор Понд попытался уловить смысл цитаты, затем он, по-видимому, решил, что это какое-то архаическое высказывание, нравящееся тем, кто разбирается в поэзии, и улыбнулся.- Тоже очень мило.- Однако слово "потоп", видимо, все же запечатлелось у него в сознании. - Да, я вот еще хотел поговорить с вами относительно здешнего подвала: у него земляной пол, и там-то уже действительно сыро. Понд высунулся в заднюю дверь и, потянув носом сладковатый и душный запах лежащего на солнце навоза, поморщился и крикнул: - Мистер Хэйкокс. Эй, мистер Хэйкокс! Пол отворил заднюю стенку старых часов. "Черт возьми,- произнес он про себя,- да ведь здесь все выточено из дерева". Он сверился со своими часами - антиударным, водо- непроницаемым, антимагнитным, со светящимся циферблатом, самозаводящимся хронометром, который Анита подарила ему на рождество,- и обнаружил, что дедовские часы ушли вперед на двенадцать минут. Поддавшись какому-то атавистическому порыву, он перевел стрелки своих часов по стрелкам музейного экспоната, механизм которого отмерял и отстукивал секунды с грохотом, подобным тому, который издает деревянное судно, подхваченное сильным ветром. Дом этот был, несомненно, одним из самых старых во всей долине. Грубые балки потолочного перекрытия нависали над самой головой Пола, очаг камина совершенно потемнел от копоти, и во всем доме не было ни одного по-настоящему прямого угла. Казалось, что дом, подобно спящей собаке, ворочался и умащивался на своем фундаменте до тех пор, пока, наконец, не нашел самое удобное для себя положение. Но более примечательным было то, что дом соответствовал особым, чтобы не сказать чудаковатым, чаяниям Пола. Вот место, где он сможет трудиться, добывая собственными руками средства к существованию, отвоевывая их непосредственно у самой природы, и где его никто не будет беспокоить, за исключением собственной жены. И не только это - ведь Анита, с ее любовью к образу жизни первых колонистов, будет очарована, даже можно сказать - ошеломлена этим абсолютно подлинным микромиром прошлого. - Ага,- сказал доктор Понд,- вот, наконец, и мистер Хэйкокс. Он даже не считает нужным отозваться, когда его зовут. Просто идет себе не торопясь. Пол следил за медленно шагающим по унавоженной земле скотного двора мистером Хэйкоксом. Смотрителем фермы оказался старик с коротко подстриженными седыми волосами, дубленой загорелой кожей и, подобно Руди Гертцу, с невероятно большими руками. Но в отличие от Руди мистер Хэйкокс был сухощав. У него были мощные закаленные мускулы и здоровый цвет лица. Единственная дань, которую взяло с него время, были, по-видимому, зубы, их у него осталось маловато. Он мог прекрасно играть роль в инсценировке из жизни древних фермеров. На Хэйкоксе были старомодная бумажная одежда, широкополая соломенная шляпа и грубые, тяжелые рабочие ботинки. Как бы для того, чтобы еще больше подчеркнуть в глазах Пола анахронизм мистера Хэйкокса и всей фермы Готтвальда, по ту сторону заграждения от ветра появился один из работников доктора Орманда ван Курлера. Он сидел на тракторе в безупречно белом комбинезоне, красной бейсбольной шапке, легких сандалиях и в белых перчатках, которые, подобно рукам Пола, почти никогда не касались ничего, кроме рулевого колеса, рычагов или выключателей. - Чего нужно?- спросил мистер Хэйкокс.- Чего еще случилось? Голос у него был сильный. В нем совершенно не было той покорной приниженности, которую так часто наблюдал Пол у кррахов. Мистер Хэйкокс держал себя так, как будто именно он был владельцем фермы, и поэтому разговор должен быть кратким и деловым. Чувствовалось: чего бы от него ни потребовали, все это яйца выеденного не стоит по сравнению с тем, чем он занят в данный момент. - Доктор Протеус, это мистер Хэйкокс. - Как поживаете?- сказал Пол. - Здрасьте,- сказал мистер Хэйкокс.- Что это еще за доктор? - Доктор наук,- сказал Пол. На лице мистера Хэйкокса отразилось недоверие и разочарование. - Это я не называю доктором. Есть три доктора! дантист, ветеринар и психиатр. Вы один из них? - К сожалению, нет. - Значит, вы и не доктор. - Нет, он доктор,- добросовестно попытался объяснить доктор Понд.- Он умеет поддерживать здоровье у машин.- Понд попытался вдолбить в голову этого простака уважение к диплому. - Значит, механик,- определил мистер Хэйкокс. - Видите ли,- сказал доктор Понд,- можно пойти учиться в колледж и выучиться там на специалиста по любым предметам, помимо лечения людей или животных. В конечном счете, хочу я сказать... Современное общество остановилось бы в своем развитии, если бы не было людей, достаточно образованных для того, чтобы заставить гладко работать сложнейшие части механизма цивилизации. - Угу,- апатично отозвался мистер Хэйкокс.- Так что, это вы заставляете их работать гладко? Доктор Понд скромно улыбнулся в ответ. - Я провел семь лет в Корнеллиевской высшей школе по управлению недвижимым имуществом,- пояснил он,- и только после этого получил диплом доктора по управлению недвижимостью, а потом и эту мою должность. - И вы тоже называете себя доктором, так, что ли?- спросил мистер Хэйкокс. - Я полагаю, что никакой ошибки не будет, если скажу, что я заслужил эту степень,- холодно ответил доктор Понд.- Моя диссертация была третьей по объему из всех написанных в стране за тот год - восемьсот девяносто шесть страниц, через один интервал и с узкими полями. - Продавец недвижимой собственности,- сказал мистер Хэйкокс. Он переводил взгляд с Пола на доктора Понда и обратно, ожидая, не скажут ли они чего-нибудь такого, что заслуживало бы его внимания. И поскольку они в течение двадцати секунд так и не смогли отозваться на его молчаливый вопрос, он повернулся, собираясь уходить. - В таком случае я тоже доктор коровьего, куриного и свиного навоза,- сказал он.- Когда вы, доктора, наконец решите, чего вам нужно, вы найдете меня на скотном дворе, где я буду ворошить лопатой мою диссертацию. - Мистер Хэйкокс!- яростно рявкнул доктор Понд.- Вы останетесь здесь до тех пор, пока мы не закончим разговора с вами. - Я думал, вы кончили.- Он остановился и застыл совершенно неподвижно. - Доктор Протеус покупает ферму. - Мою ферму?- Мистер Хэйкокс медленно повернулся к ним, теперь в его глазах появился, наконец, интерес. - Ферму, за которой вам поручено присматривать,- сказал доктор Понд. - Ферма моя. - Ферма принадлежит Готтвальду,- сказал доктор Понд. - Разве этот человек жив? - Вы знаете, он умер. - А я человек, и я жив. А если говорить по-человечески, то вот эта ферма больше принадлежит мне, чем кому бы то ни было. Я единственный, кто когда-либо заботился о ней, единственный, кто что-нибудь здесь сделал.- Он простодушно повернулся к Полу.- Вы знаете, в завещании сказано, что вам придется держать ее так, как она есть? - Это входит в мои намерения. - И держать меня на работе,- добавил мистер Хэйкокс. - Я пока что еще в этом не уверен,- сказал Пол. Это было осложнение, которого он никак не мог предвидеть. Ведь по его планам ему предстояло трудиться здесь самому. В этом-то и был весь смысл его затеи. - В завещании этого не сказано.- сказал доктор Понд, радуясь, что, наконец, нашлось что-то такое, что поможет ему приструнить мистера Хэйкокса. - Все равно вам придется держать меня на работе,- сказал мистер Хэйкокс.- Это все сделал я.- Он жестом указал на двор и постройки.- Это все сделано мной. - Готтвальд купил эту ферму у отца мистера Хэйкокса,- пояснил доктор Понд.- И я полагаю, что существовало какое-то джентльменское соглашение относительно того, что мистер Хэйкокс пожизненно будет здесь смотрителем. - Джентльменское, черта с два!- сказал Хэйкокс.- Он пообещал, Готтвальд пообещал. Все это принадлежало нашей семье больше ста лет - намного больше. И я последний в нашем роду, а Готтвальд пообещал, клянусь богом, он пообещал, что это будет все равно что мое, пока не настанет час мне уходить. - Ну что ж, вот этот час и настал,- сказал доктор Понд. - Пока я не отойду, вот что говорил Готтвальд, пока я не умру. Я уже прожил, сынок, вдвое больше, чем ты, да и протяну еще вдвое больше твоего.- Он поближе придвинулся к доктору Понду, как бы пронизывая его взглядом.- За свою жизнь я перетаскал столько тачек с дерьмом, что вышвырнуть за забор такого огарка, как ты, мне будет совсем нипочем. Широко раскрыв глаза, доктор Понд попятился. - Мы еще посмотрим,- едва слышно пробормотал он. - Погодите-ка,- поспешно сказал Пол,- я думаю, что мы сможем это утрясти. Как только я оформлю все документы, вы, мистер Хэйкокс, перейдете работать ко мне. - И здесь все останется точно так, как оно есть сейчас? - Мы с женой будем время от времени приезжать сюда.- Пока что Пол не считал нужным сообщать кому бы то ни было, что они с Анитой будут жить здесь постоянно. Но и такая перспектива, видимо, не слишком обрадовала Хэйкокса. - Когда же? - О, мы вас будем предупреждать заранее. Мистер Хэйкокс мрачно кивнул. А затем совершенно неожиданно улыбнулся милейшей улыбкой. - Наверное, я здорово разошелся и обидел этого доктора по недвижимости?- Понд уже успел смыться.- Ну что ж, я пойду займусь делом. Раз уж вы собираетесь стать хозяином этой фермы, то вы с успехом могли бы наладить помпу. Ей нужна новая обшивка. - Боюсь, я не слишком разбираюсь в этом,- заметил Пол. - Возможно,- сказал, удаляясь, мистер Хэйкокс,- возможно, если бы вас отправили в колледж еще на десять или двадцать лет, то кому-нибудь и пришло бы в голову показать вам, как это делается, доктор. XVI Постоянно сдерживаемое возбуждение Пола Анита ошибочно принимала за предвкушение готовящихся ему на Лужке удовольствий, до которых теперь оставалось не более двух недель. Она не знала, что он сейчас учился быть фермером и закладывал основы для обучения ее образу жизни фермерской жены. Была жаркая суббота, и Пол под предлогом необходимости купить перчатки для игры в крикет отправился на свою ферму - на его с мистером Хэйкоксом ферму. Там мистер Хэйкокс снисходительно и неторопливо поведал ему полуправду о том, как следует управляться с фермой, и вселил смутную надежду на то, что спустя некоторое время Пол все же станет на что-то пригодным. И вот вечером, за ужином, Пол, весь день пытавшийся подражать мистеру Хэйкоксу и весьма удовлетворенный полученными результатами, спросил у жены, знает ли она, что за день будет в следующую среду. Она взглянула на него, оторвавшись от списка вещей, которые ей необходимо будет взять с собой для поездки на Материк и - что еще более важно - для поездки Пола на Лужок. - Не представляю себе. Есть ли у тебя приличные теннисные туфли? - Сойдут и эти. Так вот, к твоему сведению, в следующую среду... - Шеферд берет с собою двенадцать пар носков, и все они зеленого цвета. Ты знаешь, ведь он тоже капитан. - Знаю. - Что ты думаешь по этому поводу? Это ведь довольно неожиданно: не успели тебя назначить капитаном команды, как его тоже сразу же назначают. - Может, он вступил в связь с розенкрейцерами. А с чего это вдруг тебе стало известно, сколько пар носков он берет? - Знаешь, поскольку у него нет жены, которая помогла бы ему со сборами, он пришел сегодня ко мне и попросил составить список всего необходимого. Я и набросала ему список всего, что ему следует взять с собой. Мужчины так беспомощны. - И все же они как-то справляются. А что интересного он рассказывал? Анита отложила список и укоризненно поглядела на него. - Только о полицейском рапорте по поводу твоего пистолета и еще об одном-о том, что ты пребывал в компании людей "дна" в ту ужасную ночь в Усадьбе.- Она скомкала и швырнула театральным жестом салфетку.- Пол, почему ты никогда не говоришь мне о таких вещах? Почему я всегда узнаю о них от посторонних? - Дно!- фыркнул Пол.- О господи! - Шеферд сказал, что за Лэшером и Финнерти следит полиция, как за потенциальными саботажниками. - За всеми следят! И зачем ты только слушаешь эту старую бабу! - А почему ты не рассказываешь мне о том, что происходит? - Потому что это самые обычные вещи. Потому что я боюсь, что ты вообразишь черт-те что и расстроишься, как обычно. Но все уже утрясено. Кронер все уладил. - Шеферд сказал, что ты мог бы получить десять лет только за одну эту историю с пистолетом. - В следующий раз, когда он кончит свои россказни, спроси у него, сколько я получу, если расквашу его длинный нос, который он сует не в свои дела. Мускулы Пола были еще набрякшие после непривычной работы сегодняшнего дня, а запахи скотного двора наполнили его сознанием первозданной силы. И его обещание набить морду Шеферду - эксцентричное заявление обычно миролюбивого человека - являлось как бы завершением его трудового дня. - Да ну его ко всем чертям, этого капитана Зеленых. Словом, я опять тебя спрашиваю, что за день будет в следующую среду? - Ей-богу, не знаю. - Годовщина нашей помолвки. Годовщина эта была связана с беспокойными для обоих воспоминаниями - юбилей, который не упоминался за все время их супружеской жизни. Это был день, когда Анита объявила Полу, что она ожидает ребенка, его ребенка, на что он ответил ей предложением своей руки и т.д. Теперь, когда события того дня были сглажены годами более или менее нормальной супружеской жизни, Пол подумал, что они могли бы превратить этот день именно в то, чем он никогда в действительности не был. Годовщина эта к тому же, если уж честно говорить, была бы идеальным началом его работы по перевоспитанию Аниты. - Я наметил совершенно особую программу для этого вечера,- сказал он,- этот вечер не будет похож ни на один из наших вечеров, дорогая. - Странно, что я совершенно позабыла об этой дате. Неужто в следующую среду?- Она поглядела на него со странным упреком, как будто история их помолвки совершенно стерлась у нее в памяти, и вот теперь он по совершенно пустячному поводу напомнил ей об этом событии.- Ну, это очень мило,- сказала она.- И как это ты только запомнил. Однако теперь, когда поездка на Лужок так близко...- Она была по природе настолько методична, что, если предстояло что-нибудь важное, все остальное для нее как бы совершенно утрачивало свое значение. С ее точки зрения было просто недопустимым обращать внимание на что-либо, помимо эпохальной поездки на Лужок. - Да ну его ко всем чертям, этот Лужок! - Как ты можешь так говорить? - Я говорю, что мы с тобой выберемся в следующую среду... - Что ж, надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Ты капитан. - Правильно, я капитан. XVII Эдгар Р. Б. Хэгстром, тридцати шести лет, крр-131313, андеркотер первого класса, 22-го охранного батальона, 58-го полка технического обслуживания, 110-й дивизии наземных сооружений Корпуса Ремонта и Реконструкции, был назван так в честь любимого писатели его отца, создателя Тарзана - Тарзана, который вдали от копоти и жестоких зим Чикаго, родного города Хэгстрома, водил дружбу со львами, слонами и обезьянами, и перелетал на лианах с одного дерева на другое, и который был сложен словно из кирпича, с квадратными плечами и широкой грудью, и который делал что ему хотелось с красивыми и цивилизованными женщинами в своих шалашах на деревьях, а всю остальную цивилизацию не трогал. Э. Р. Б. Хэгстром любил Тарзана точно так же, как и его отец, и в десять раз больше ненавидел то, что ему приходится быть маленьким человеком и прозябать в Чикаго. И Эдгар как раз читал в спальне про Тарзана, когда его толстая жена Ванда окликнула его со своего обычного места у окна в передней комнате их блочного дома в Парке Протеуса в Чикаго - послевоенного достижения, состоявшего в постройке трех тысяч домов, о которых только можно мечтать, для трех тысяч семей, по- видимому, имеющих одни и те же мечты. - Господи, Эдгар, он едет! - Хорошо, хорошо, хорошо, - сказал Эдгар. - Значит, он уже едет! А я-то что должен делать, брякнуться на брюхо и покрыть поцелуями ноги этого прохвоста?- Пока что он поднялся и даже оправил скомканную постель. Он положил свою книгу раскрытой на ночной столик, чтобы посетители поняли, что он читает книги, и двинулся в другую комнату.- Как он выглядит, Ван? - Ты посмотри только, Эд, он как китайская клетка для птиц или что-то вроде этого, весь в золоте, и вообще. Шах Братпура попросил своего гида, доктора Юинга Дж. Холъярда, показать ему дом типичного "такару", что в свободном переводе с языка одной культуры на язык другой означало "средний человек". Просьба эта была высказана, когда они возвращались из Карлсбадских пещер, и, проезжая Чикаго, Холъярд зашел в чикагскую контору учета личного состава для того, чтобы узнать имя такого вот местного представителя Америки. Машины учета личного состава обработали данный вопрос и выдали карточку Эдгара Р. Б. Хэгстрома, который в статистическом смысле был средним человеком со всех точек зрения, за исключением числа его инициалов: возраст (36), рост (5 футов семь дюймов), вес (148 фунтов), лет супружества (11), показатель интеллекта (83), количество детей (2, мальчик 9 лет и девочка 6 лет), количество комнат (2), марка машины ("шевроле" трехлетней давности, двухдверный "седан"), образование (выпускник средней школы, 117-е место в классе из 233 человек, средние способности), спорт (травяной хоккей, рыбная ловля), военная характеристика (5 лет,