ать, смотрят сквозь тебя и даже не замечают. А человеку ведь хочется знать, что кто-то смотрит на него. Юный инженер _(горячо)._ Ваша честь! Старик _(строго)._ Я не потерплю больше вашего вмешательства. Дело обстоит намного хуже, чем мне раньше думалось. _(Обращаясь к Радикалу.)_ Продолжайте, прошу вас. Радикал. Продолжай, Джон. Джон. Так вот, сэр, об этом я и толкую. Если говорить по чести, получается так, что в наши дни все эти инженеры, управляющие и прочие стали всем на свете, а простой человек для них ничто. Радикал _(он якобы вне себя от трагичности показаний Джона. Работая на публику, он секунд тридцать как будто подыскивает слова, и пытается взять себя в руки, и, наконец, начинает говорить прерывающимся от гнева голосом)._ Звезда мечты, могущественная звезда, звезда, сияющая столь прекрасным светом. Сорвите ее. _(Потрясая сжатым кулаком.)_ Сорвите ее! _(Указывая на Джона.)_ Мы слышали здесь глас народа - да, народа. "Сорвите ее!" - так говорит народ. А кто же тот, кто говорит: "Оставьте ее"? Кто он? Это не Джон и не народ. Кто же это? _Драматическим жестом он вынимает брошюру из нагрудного кармана._ Ваша честь, леди и джентльмены на скамье присяжных. _(Зачитывает брошюру.)_ "К началу войны средний доход инженеров и управляющих этой великой страны составлял 8449 долларов 27 центов". А сейчас в этой отравленной ночи, когда эта черная звезда дошла до зенита, восемьдесят процентов заработка Джона Простака отобраны у него. А каков же теперь средний доход инженеров и управляющих, спросите вы меня. _Он снова зачитывает брошюру, яростно подчеркивая каждый слог._ "Пятьдесят семь тысяч восемьсот девяносто шесть долларов и сорок один цент!" _(Яростно.)_ Я кончил. Можете допрашивать вы! _Радикал крадучись забирается в дальний угол и. притаившись там, презрительно наблюдает за происходящим._ Юный инженер _(мягко, ласково)._ Джон. Джон _(подозрительно)._ Да, сэр? Юный инженер. Скажи мне, Джон, до того, как взошла эта звезда и когда у тебя был высокий заработок, случалось ли тебе иметь телевизор с экраном шириной в двадцать восемь дюймов? Джон _(озадаченно)._ Нет, сэр. Юный инженер. А прачечный агрегат или кухонную печь с дистанционным управлением или электронный пылеулавливатель? Джон. Нет, сэр, ничего этого у меня не было. Такие вещи могли себе позволить только люди богатые. Юный инженер. А теперь скажи мне, Джон, в то время, когда у тебя были такие большие деньги, мог ли ты себе позволить страховку, по которой оплачивались бы все твои счета по лечению, все твои счета от дантиста, и обеспечивалась ли тебе пища, жилье, одежда и деньги на карманные расходы? Джон. Нет, сэр. Тогда таких вещей не могло быть. Юный инженер. Но ведь теперь это все у тебя есть, теперь _(саркастически),_ когда взошла эта черная звезда, не правда ли? Джон. Да, сэр, это верно, все это у меня есть. Но... Юный инженер. Слышал ли ты когда-нибудь, Джон, о Юлии Цезаре? Слышал? Вот и прекрасно. Так как ты полагаешь, Джон, мог ли этот Цезарь со всем его богатством и могуществом, когда весь мир лежал у его ног, мог ли он иметь тогда то, чем владеешь сегодня ты, мистер Простак? Джон _(пораженный)._ А ведь подумать только, и в самом деле не мог. Ха! Ну что вы скажете! Радикал _(яростно)._ Я протестую! Какое отношение может иметь Цезарь к нашему делу? Юный инженер. Ваша честь, я пытался показать, что Джон, стоящий сейчас здесь перед нами, с восходом звезды, чью судьбу мы сейчас решаем, стал богаче, чем могли себе представить Цезарь, Наполеон или Генрих VIII в самых смелых своих мечтах! Богаче любого императора в истории! Тридцать долларов, Джон,- да, именно столько тебе платят. Но ведь со всем своим золотом и со всей своей армией разве мог Карл Великий добыть хоть одну электрическую или электронную лампу? Он все бы отдал за страховку и обеспечение в старости, которые имеешь ты, Джон. Но разве он мог бы их получить? Нет! Джон. Все это так, клянусь богом, но... Юный инженер _(предупреждая возражение Джона)._ Но инженеры и управляющие забыли о мистере Простаке? Джон. Да, сэр, именно это я и хотел сказать. Юный инженер. А знаешь ли ты, Джон, что ни один инженер и ни один управляющий не может получить никакой работы, которая не делалась бы только ради тебя? Да и как мы можем забыть тебя хотя бы на мгновение, если каждая минута кашей жизни посвящена тому, чтобы обеспечить тебя всем, что тебе необходимо? Знаешь ли ты, Джон, кто является моим хозяином? Джон. Не думаю, сэр, чтобы мне приходилось встречаться с этим джентльменом. Юный инженер _(улыбаясь)._ О, а я как раз полагаю, что это вполне возможно. Ведь это ты, Джон! Если я не смогу обеспечить тебя всем, что тебе нужно, со мной все кончено. Кончено с нами всеми, тогда-то вот и закатится эта звезда. Джон _(вспыхивая от радости)._ Господи, а ведь раньше я никогда не смотрел на это с такой стороны, сэр. _(Скромно усмехается.)_ Но я думаю, что это именно так, не правда ли? Ну, что вы скажете? Но... Юный инженер. Но я получаю слишком много денег? Пятьдесят семь тысяч долларов? Это тебя волнует? Джон. Да, сэр, это очень большие деньги. Юный инженер. Джон, до того, как взошла эта звезда, за производство всего того, что я делаю для тебя, для моего хозяина, мистера Простака, платили больше пятидесяти семи тысяч в неделю. Не за год, понимаешь, а в неделю! И мне кажется, Джон, что именно ты, потребитель, выиграл на этом значительно больше, чем я. Джон _(тихонько присвистнув)._ А ведь это и в самом деле так! _Внезапно он указывает на Радикала, который странно встревожен._ Но ведь он говорил... Юный инженер. Мы с тобой нашли ответ на все его слова, Джон. И мне хотелось бы добавить еще одно маленькое соображение. Он хотел воспользоваться твоим добродушием. Ему хочется власти, и он ни о чем больше не заботится. Ему хотелось бы, чтобы ты проглотил его полуправды, Джон, и помог ему снять с неба эту звезду, а его привел бы к власти и заодно весь мир вторгнул бы обратно в мрак средневековья! Джон _(зло)._ Этого ему хочется, да? _Радикал сначала выглядит обеспокоенным, потом испуганным и огорченным и, наконец, внезапно бросается к люку на сцене. Джон преследует его по пятам, и люк за ними захлопывается. Свет на сцене постепенно угасает, и загорается синий прожектор, который направлен на Юного инженера. Юный инженер выходит и становится в центре сцены. Оркестр тихо, едва уловимо начинает играть "Боевой гимн Республики"._ Юный инженер _(задумчиво, спокойно, как бы размышляя вслух)._ Да, находятся еще такие, что громко клевещут на нашу звезду, и коекто начинает подумывать, не потускнела ли она и в самом деле. И если звезде этой суждено будет закатиться, то в этом частично и наша вина. Да, наша! Каждую минуту мы должны демонстрировать, до чего она прекрасна и почему она прекрасна. Слишком уж мирно мы настроены. _Он указывает на звезду. Инфракрасные лучи попадают на нее, и она загорается чудесными красками._ Под этой звездой мы превзошли самые смелые мечтания прошлого! Цивилизация никогда раньше не достигала столь головокружительной высоты. _Музыка начинает играть громче._ У нас в тридцать один и семь десятых раза больше телевизоров, чем у всего остального населения земного шара, вместе взятого! _Музыка играет еще громче._ Девяносто три процента мирового потребления электростатических пылеулавливателей! Семьдесят семь процентов мирового автомобильного парка! Девяносто восемь процентов мирового количества вертолетов! Восемьдесят один и девять десятых процента холодильников! _Музыка усиливается, нарастает._ Семьдесят один и три десятых процента производства электроэнергии! Восемьдесят пять процентов производства электронных ламп! Шестьдесят девять процентов производственных мощностей в лошадиных силах! Девяносто восемь и три десятых процента... _Слова его заглушаются мощным потоком музыки._ _Прожектор гаснет. Ракета взмывает над берегом. Створки стального полушария закрываются, створки стального полушария открываются._ _Юного инженера больше нет на сцене, нет там также и всех судейских аксессуаров. Старик стоит на вершине стремянки, наедине со своими звездами, как это было вначале. В вытянутой руке он держит звезду с изображением Дуба, улыбается, вешает ее на проволоку, подтягивает ее вверх, и она начинает сиять в инфракрасных лучах._ Старик. И вот опять ты засияла ярче всех остальных. _Сунув руку под тогу, он достает оттуда сильный электрический фонарик, луч которого он направляет прямо вверх._ И когда я приду сюда проверить блеск через сто лет, будет ли она сиять все так же ярко, как сейчас? Или? _Он со значением глядит на подножье лестницы._ Что ж, от кого будет зависеть, окажется ли она померкнувшей или нет? _Он оглядывает публику._ Это зависит от тебя! И тебя! И тебя!.. _Неожиданно он опускает фонарь и начинает его лучом освещать лица зрителей, выхватывая из темноты то одно, то другое._ Взмывают ракеты. Гремит "Звезды, и Полосы". Створки стального полушария закрываются. Вспыхивает свет в амфитеатре. Рука Кронера с размаху опустилась на колено Пола. - Уфф! Лучшая из всех программных пьес! Только подумать, Пол, вся история, вся история тут перед тобой как на ладони! "Наверное, вам интересно будет узнать,- сказал громкоговоритель, перекрывая аплодисменты.- Интересное сообщение: в прошлом авторами программных пьес обычно бывали профессиональные писатели, которые работали по нашим указаниям. Пьесу же, которую вы только что увидели, верьте этому или нет, написал инженер и управляющий из нашей организации. Билл Холдермен, встаньте! Встаньте! Встаньте! Билл!" Аудитория обезумела. - Я так и знал!- выкрикнул Кронер.- Здесь не было ни капельки фальши! Она доходит прямо до сердца. Это, конечно, должен был быть кто-нибудь из наших! Холдермен, косматое и усталое ничтожество с Заводов Индианаполиса, сидевший в нескольких рядах впереди Пола, поднялся, раскрасневшийся, улыбающийся и со слезами на глазах. На закате жизни он, наконец, дождался своего часа. Возможно, что приглушенный отзвук аплодисментов, преодолев пролив и достигнув Материка, докатился и до его жены, женщины, которая верила в него и тогда, когда никто в него не верил. "Костер через пять минут,- сказал громкоговоритель.- Пять минут на завязывание новых знакомств, а потом костер". Шеферд, работая плечами, протолкался сквозь толпу и отвлек внимание Кронера от Пола. - "Со всем своим золотом и со всей своей армией,- цитировал он пьесу.- Со всем своим золотом и со всей своей армией разве мог Карл Великий добыть хоть одну электрическую или электронную лампу!"- Шеферд мечтательно и восхищенно покачал головой.- Нет, не говорите мне, что искусство отмирает. "Искусство чего?"- сказал про себя Пол и зашагал от них в полумрак за гирлянды иллюминации. Остальная толпа поплыла тесно сбитой массой к берегу, где Люк Люббок, Элфи и остальные лица обслуживающего персонала обливали керосином кучу сосновых бревен. Пьеса, по существу, была точно такой же, какими открывались сезоны на Лужке даже еще ив довоенное время, когда остров принадлежал одной из стальных компаний. Двадцать лет назад отец Пола привел его сюда, и сюжет пьесы уже и тогда был в точности такой же: простой человек никак не хотел проявлять того чувства благодарности, которое он, несомненно, должен был бы испытывать по отношению к инженерам и управляющим за все те блага, которыми они осыпали его, и причиной этой черной неблагодарности являлись радикалы. Когда Пол подростком впервые увидел эту аллегорию, она произвела на него глубокое впечатление. Он был просто ошеломлен ее величественной ясностью и простотой. Вся история была как на ладони, и героическая борьба против неблагодарности стала настолько очевидной для его юного ума, что он даже начал на некоторое время преклоняться перед своим отцом, как перед борцом, эдаким Ричардом Львиное Сердце наших дней. - Ну,- сказал ему отец после этой первой пьесы много лет назад,- о чем ты сейчас думаешь, Пол? - Я не представлял себе - совершенно не представлял себе, что так обстоят дела. - Это и есть история,- грустно сказал его отец.- Вся история. Именно так и обстоят дела. - Да, сэр.- Глаза их встретились, и невыразимо мягкое понимание извечной трагедии установилось между ними, между их поколениями - наследственное чувство мировой скорби, столь же древнее, как и сам мир. Теперь же Пол стоял в одиночестве на темной дорожке, обеспокоенный обликом тех, кого Кроиер называл первой шеренгой в процессии цивилизации, открывателями дверей в новые невиданные миры. Эта глупая постановочка, казалось, полностью удовлетворяла их как отражение всего, что они делали, их целей, их противников, и объясняла, почему некоторые люди выступают против них. Это была соблазнительно упрощенная картина, и она удовлетворяла этих лидеров процессии. А ведь это походило на то, как если бы мореплаватель, желая избавиться от всех тревог и забот, стер бы со своей карты все рифы. Неожиданно в глаза Полу ударил свет, правда не столь ослепительный, как у Управляющего Небом. Пол стоял сейчас перед собственным изображением в зеркале, освещенном флуоресцентными лампами. Поперек зеркала шла надпись: "Лучший в мире человек для лучшей в мире работы". Остров был полон подобных неожиданностей. Лампы вокруг этого зеркала были уже старые и испускали какой-то зелено-пурпурный свет. Отраженное лицо Пола было цвета позеленевшей меди, а губы и глаза фиолетовые. Пол убедился, что не страшно увидеть себя в качестве трупа. Проснувшееся самосознание, не сопровождающееся вновь обретенной мудростью, сделало его жизнь поразительно одинокой. и Пол решил, что его не очень бы огорчило, если бы он вдруг умер. Благотворное действие коктейлей уже улетучивалось. Огонек, появившийся в восточной части неба, отвлек его внимание - возможно, это был гидроплан с бесценными двумястами пятьюдесятью фунтами живого веса доктора Фрэнсиса Элдгрина Гелхорна и с его мозговым штабом. Пол сделал шаг вниз по дорожке, и это выключило лампы, а потом пошел в обратном направлении к костру, который на сотни футов выбрасывал вверх сполохи пламени и окрашивал лица сидящих вокруг него людей в красный цвет. Профессиональный актер, покрытый гримом бронзового цвета, в боевом головном уборе из орлиных перьев и ожерелье из бус, стоял, подняв руки вверх и гордо откинув голову. Толпа затихла. - И вот!- Актер важно переводил взгляд с одного лица на другое.- И вот много лун назад народ мой сделал этот остров своим домом. Теперь гидроплан, теряя высоту, разворачивался уже над островом. - Это наверняка Старик,- прошептал Кронер Полу.- Нехорошо все же получится, если мы покинем церемонию. Придется проторчать здесь до конца. - Мой народ был смелым народом,- сказал индеец.- Мой народ был гордым и честным народом. Мой народ тяжко трудился, играл, вел трудную борьбу, пока не пришел ему срок уйти в Страну счастливой охоты. Играть индейца нанимали все время одного и того же актера с тех пор, как Пол впервые прибыл на Лужок. Вначале его наняли на эту роль за глубокий голос и великолепные мускулы. Сейчас же Пол видел, что из-под его ожерелий выдается брюшко, на левой икре бугрятся вздутые от склероза вены, а боевая окраска не может скрыть серых мешков у него под глазами. Он стал настолько обычным на Лужке, получил столь символическое значение (по важности осуществляемых функций его превосходили только доктор Гелхорн и Дуб), что он совершенно особняком стоял среди осталь- ных наемных лиц, был накоротке со всеми высокопоставленными лицами и пользовался в отношении спиртных напитков равными правами с приглашенными. - Теперь наши храбрецы ушли, наши сильные юноши покинули этот остров, который принадлежал нашему народу - о! - столько лун тому назад,- сказал индеец.- И пришли новые юноши. Но дух моего народа жив, жив дух Лужка. Он во всем: в ветре, шумящем в соснах, в плеске большой синей воды, в шелесте орлиного крыла, в громе летней грозы. Ни один человек не может назвать этот остров своим, ни один человек не может быть счастлив здесь, если он не приобщится Духа, если он не принесет Клятвы Духа. Послышалось щелканье включающегося громкоговорителя. "Храбрые юноши, впервые попавшие на Лужок, шаг вперед",- произнес властный голос, не похожий на голос обычного диктора. - Подымите ваши правые руки,- сказал индеец.- Повторяйте за мной Клятву Духа Лужка: "Я торжественно клянусь голосом в соснах!.." - "...голосом в соснах!.."- повторили неофиты. - "Плеском большой синей воды, шелестом орлиного крыла..." Гидроплан Старика проскользил по водной поверхности у противоположного берега острова, и сейчас же его машины взревели, подымая его по отлогому спуску на берег. - "Громом летней грозы",- сказал индеец. - "Громом летней грозы". - "Что буду поддерживать Дух Лужка,- сказал индеец.- Буду выполнять на благо народа мудрые приказы моих вождей. Я буду трудиться и сражаться за лучший мир, не зная ни страха, ни усталости. Я никогда не скажу, что работа закончена. Я буду всегда поддерживать честь моей профессии и организации, которую я представляю. Я буду выискивать врагов народа, врагов лучшего мира для будущего всех детей и стану безжалостен к ним". - "...безжалостен!"- прочувствованно произнес кто-то в толпе рядом с Полом. Он обернулся и увидел, что Люк Люббок снова поддался общему настроению и плыл по течению - он, подняв высоко вверх руку, давал клятву всему, о чем здесь говорилось. В левой руке Люка был огнетушитель, заготовленный на случай, если огонь начнет распространяться. Когда клятва была принесена, индеец поглядел и убедился, что принята она благосклонно. - Дух Лужка доволен,- сказал он.- Лужок принадлежит этим храбрецам с мужественными сердцами, и он продолжает быть гордым и счастливым местом, каким он был - о! - столько лун назад. Дымовая шашка, взорванная впереди него, закрыла его на несколько секунд, и он исчез. "Салун открыт,- сказал громкоговоритель.- Салун открыт для желающих и будет открыт до полуночи". Пол заметил, что шагает рядом с приятным молодым человеком, с которым он познакомился на ленче - с доктором Эдмундом Гаррисоном с Заводов Итака. Шеферд и Беррингер оказались за его спиной, они насмерть замучили Кронера своими комплиментами. - Ну, а как вам все это понравилось, Эд? - спросил Пол. Гаррисон испытующе посмотрел на него, попытался было улыбнуться, но, по-видимому, счел это неуместным. - Очень хорошо сделано.- осторожно сказал он.- Очень профессионально. - Боже ж ты мой,- говорил сзади Беррингер.- боже мой, что за пьеса. Понимаешь, с одной стороны, это будто бы и развлечение, а с другой - как много дает тебе. Боже мой! А уж если развлечение совмещается с знаниями, это и есть, понимаешь, искусство. И боже ты мой, поставить все это тоже стало в копеечку, готов голову прозакладывать. Эд Гаррисон из Итаки приостановился и поднял каменный осколок, лежавший на краю тропинки. - Не сойти мне с этого места,- сказал он,- да ведь это же наконечник стрелы! - И притом отлично сохранившийся,- сказал Под, любуясь древней вещицей. - Значит, на этом острове и в самом деле были когда-то индейцы,- сказал Гаррисон. - Нет, вы только полюбуйтесь, ради всего святого, на этого ублюдка,- вмешался Беррингер.- Послушай-ка, ты что - ослеп, оглох и онемел, что ли? Неужто ты так и не понял всего, что тебе пытались втолковать за эти последние полчаса? XXII Встреча доктора Пола Протеуса, Энтони Кронера, Лу Макклири, заместителя управляющего безопасности страны в области промышленности, Фрэнсиса Элдгрина Гелхорна, директора Национальной Промышленности. Торговли, Средств Связи, Продовольственных товаров и Ресурсов Страны, должна была состояться на Лужке в так называемом Доме заседаний Совета. Дом для Заседаний Совета, выстроенный из бревен, стоял вдалеке от остальных и использовался в старые, менее цивилизованные дни в качестве вытрезвителя. После войны пьянство на Лужке совершалось более осторожно - более зрело, как выразился бы Кронер,- поэтому вытрезвитель бездействовал и в конце концов был преобразован в место встречи высокого начальства. Все, за исключением доктора Гелхорна, сидели сейчас вокруг стола, задумчиво глядя на кресло, которое в любую минуту мог занять Гелхорн. В таких случаях подобало соблюдать молчание. Выпивка, завязывание новых знакомств и завивание горя веревочкой в салуне по другую сторону острова шло довольно шумно. Здесь, в Доме заседаний Совета, было не место для шумного веселья, здесь царили присущий летним сельским резиденциям запах плесени и подгнившего дерева и мрачная уверенность каждого из троих присутствующих, что они-то и являются хозяевами мира. Выкрики и пение, которые через зеленые насаждения доносились из салуна, как заметил Пол, были довольно писклявыми. В них не было той неподражаемой хрипоты по-честному пьяных голосов. Невозможно было представить себе хотя бы одного человека в салуне, который не держал бы в руке стакана, однако непохоже было и на то, чтоб многие из них осмелились более чем два раза наполнить этот стакан. Теперь на Лужке уже не пьют так, как в старые добрые деньки, когда Финнерти, Шеферд и Пол вступили в организацию. Тогда они в самом деле приезжали на Лужок, чтобы отдохнуть и встряхнуться после невыносимо трудной работы в военной промышленности. Теперь же вся штука заключалась в том, чтобы, оставаясь трезвым, прикидываться пьяным и нарушать только определенные запреты и ограничения. Пол понимал, что здесь обязательно окажется пара человек, которые не поймут происходящего и которые честно попытаются напиться до того состояния, до которого, как они решат про себя, уже дошли любой и каждый. Они будут ужасно одиноки и потеряны, когда закончится вечер. Будет здесь еще пара пьяниц, привыкших пить в одиночестве и которым все равно нечего терять, людей, которые тем или иным образом впали в немилость и которые знают, что сейчас они получили последнее приглашение. Выпивка здесь дармовая, а все остальное пусть катится ко всем чертям. На крыльце Дома заседаний Совета послышался чей-то голос. Доктор Гелхорн был по другую сторону двери и произносил последние слова для внешнего мира. - Вы поглядите только на этих юнцов,- услышал Пол слова Старика,- и попробуйте сказать мне, что на небе нет бога. Пока поворачивалась дверная ручка, Пол продолжал размышлять над тривиальностью его слов, как бы специально для того, чтобы развеять основы и непреложные истины единственного известного ему до сих пор образа жизни - жизни легкой и удобной, в которой всегда имеются простые ответы на любые сомнения. И вот Пол расстается с этой жизнью. Именно сейчас наступает время осуществить колоссальную идею, заглушающую в нем все остальные чувства и мысли, идею, в которой сам он, однако, едва ли разобрался до конца. В основном это проявлялось в чувстве, сходном с чувством избавления от телесной оболочки, а иногда с ощущением того, что он оказался вдруг на сквозняке. Возможно, что самое подходящее время для ухода наступит сейчас, а может, через несколько месяцев. Не нужно только торопиться, спешка сейчас ни к чему. Дверь отворилась. Трое ожидающих поднялись. В комнату вошел доктор Фрэнсис Элдгрин Гелхорн, директор Промышленности, Торговли, Средств Связи, Пищевых продуктов и Ресурсов Страны. Его шарообразное тело было упрятано в двубортный темно-синий костюм. Его единственной уступкой традиционной неофициальности Лужка был расстегнутый воротничок сорочки да еще узел его галстука был сдвинут на какую-то долю дюйма ниже, чем следовало. Хотя Гелхорну уже и стукнуло семьдесят лет, волосы его были такие же густые и черные, как у двадцатилетнего мексиканца. Его полнота, вместо того чтобы казаться смешной, была скорее впечатляющей из-за постоянно брезгливого выражения лица. Он казался венцом творения человеческой породы, как, подумал Пол, ими кажутся довольно многие лидеры. Трудно было поверить, что, если Гелхорн отойдет в иной мир, найдется еще хоть один человек, столь же величественно пожилой, суровый и бесстрашный, как он. Вошедший откашлялся, прочищая горло. - Мы собрались здесь потому, что кто-то хочет убить нас, разрушить заводы и захватить власть в стране. Вам достаточно ясно? Все кивнули. - Общество Заколдованных Рубашек,- сказал доктор Лу Макклири, заместитель начальника управления безопасности промышленности страны. - Общество Заколдованных Рубашек,- с насмешкой произнес доктор Гелхорн.- Стоит вам назвать что-либо по имени, и вам уже кажется, что вы наложили на это руку. Но вы не наложили на это руку. Пока вам удалось зацапать всего лишь только название. По- этому-то мы и находимся здесь. - Да, сэр,- сказал Лу.- Общество Заколдованных Рубашек. И мы полагаем, что штаб его находится в Айлиуме. - Мы полагаем,- повторил доктор Гелхорн.- Мы ничего не знаем наверняка. - Так точно, сэр,- сказал Лу. Некоторое время Гелхорн беспокойно ерзал на стуле, потом обвел взглядом комнату. Его глаза остановились на Поле. - Как поживаете, доктор Протеус? - Отлично, благодарю вас, сэр. - Угу. Хорошо, это хорошо,- он обернулся к Лу Макклири.- Давайте поглядим на этот ваш доклад, в котором перечислено все, чего мы не знаем об Обществе Заколдованных Рубашек. Макклири подал ему толстую кипу отпечатанных на машинке листов. Губы у Гелхорна шевелились, когда он, морщась, листал поданные ему бумаги. Никто не заговаривал и не переглядывался с другими. Пол еще раз вернулся к своей мысли о том, что доктор Гелхорн кажется венцом творения, созданного человеческой породой, и решил, что это и на самом деле так. Гелхорн достиг вершины окольными путями, чего сейчас ведающие личным составом машины не допустили бы ни в коем случае. Если бы в то время, когда Гелхорн начал свое восхождение, машинам дано было бы осуществлять контроль за продвижением личного состава, его классификационная карточка сразу же, как из пушки, вылетела бы вон. У него не было диплома об окончании учебного заведения, если не считать целой охапки почетных докторских званий, которые посыпались на него, когда ему было уже далеко за пятьдесят. До тридцати лет Гелхорн вообще не имел ничего общего с промышленностью. До этого он спас от банкротства предприятие по отправке почтой заказов на чучела, продал свой пай и купил грузовик с прицепом. Свою флотилию он расширил до пяти грузовиков и, по весьма своевременной подсказке продав дело, выгодно поместил вырученную сумму и утроил свой капитал. При помощи этого чрезвычайно удачного трюка он купил самый крупный завод по производству мороженого в Индианаполисе и быстро за какой-нибудь год поправил дела, начав развозить в тележках мороженое по заводам Индианаполиса во время ленча. На следующий год автофургоны его фирмы развозили уже по заводам вместе с мороженым сандвичи и кофе. А еще через год в его руках оказались все кафетерии города, а гелхорновское предприятие по про- изводству мороженого отошло на задний план. Ему удалось обнаружить, что многие производственные фирмы находятся в руках у наследников третьего и четвертого поколений, которые по какому-то закону вырождения не имеют ни интересов, ни способностей основателей этих фирм. Гелхорн сначала в шутливой форме принялся подавать советы этим наследникам и выяснил, что они с поразительной легкостью стремятся переложить ответственность на чужие плечи. Часть акций он приобрел, а поглубже войдя в дело, сделал для себя открытие, что железные нервы ничуть не менее ценный капитал, чем специальные познания, и стал управляющим и совладельцем целой дюжины мелких заводов. Когда исчезли всякие сомнения относительно того, что ближайшем будущем разразится война, самые крупные корпорации начали подумывать о расширении своей производственной базы, тогда-то Гелхорн и предоставил свои процветающие мелкие заводики Дженерал Стил и сделался значительным лицом в этой корпорации. Очень тесные отношения, которые ему удалось завязать в различных видах производства, возглавляя самые различные предприятия, оказались более широкими, чем у кого-либо из крупных чинов в Дженерал Стил, и Гелхорн очень скоро стал проводить все время подле задерганного военными потребностями директора корпорации. Тут-то и обратил на него внимание отец Пола в Вашингтоне, и отец Пола сделал Гелхорна своим заместителем, когда произошло слияние всей экономики под единым началом. Когда отец Пола умер, Гелхорн занял его место. Теперь такое уже не могло бы повториться. Машины никогда не допустили бы ничего подобного. Полу припомнился уик-энд много лет назад, когда он еще был длинным, тощим, вежливым и очень легко смущающимся юношей, а Гелхорн пришел к ним с визитом. Гелхорн неожиданно ухватил Пола за руку, когда тот проходил мимо его кресла. - Пол, мой мальчик. - Да, сэр? - Пол, твой отец сказал мне, что ты по-настоящему способный парень. Пол смущенно кивнул. - Это очень хорошо, Пол, но этого недостаточно, - Понимаю, сэр. - Не дай себе пустить пыль в глаза. - Слушаюсь, сэр, не дам. - Все только и делают, что пытаются выскочить из собственных сапог, так что не давай себе пускать пыль в глаза. - Понимаю, сэр. - Какое там, к черту, образование! Запомни, нет никого, кто был бы уж такой образованный, чтобы нельзя было за шесть недель узнать девяноста процентов всего, что он знает. А остальные десять процентов - простая декорация. - Понимаю, сэр. - Приведи ко мне специалиста, и я докажу тебе, что это всего- навсего человек, у которого хватило ума на то, чтобы отрыть себе норку, в которую он может прятаться. - Понимаю, сэр. - Почти никто, Пол, ни в чем не разбирается. Просто плакать хочется, когда посмотришь, насколько не подходит большинство людей к своей специальности. Если ты хоть немного научишься что- то делать, ты уже будешь одноглазым в царстве слепых. - Понимаю, сэр. - Ты хочешь быть богатым, Пол? - Да, сэр, я полагаю, что да, сэр. - Вот и отлично. Я стал богатым, и вот я уже рассказал тебе девяносто процентов из того, что я об этом знаю. А все остальное просто декорация. Понял? - Да, сэр. И вот теперь спустя так много лет Пол и доктор Фрэнсис Элдгрин Гелхорн смотрели друг на друга через длинный стол в Доме заседаний Совета на Лужке. Они никогда не были близки, и в отношении Гелхорна к Полу отсутствовал даже налет того отеческого отношения, которое всегда проступало у Кронера. У Гелхорна это был бизнес. - В этом докладе я не нахожу ничего нового об обществе,- сказал Гелхорн. - Вот разве только рапорт относительно Финнерти,- сказал Лу Макклири.- Такие дела делаются медленно. - Да уж куда медленнее,- сказал доктор Гелхорн.- Так вот, доктор Протеус и доктор Кронер, все дело в том, что эта белиберда с Заколдованными Рубашками может вылиться во что-то довольно крупное. А вот сидящий перед вами Лу не может подсунуть к ним агента, чтобы выяснить, к чему они стремятся и кто всем этим заворачивает. - Это очень хитрая шайка,- сказал Лу.- Уж очень они разборчиво подходят к тем, кого допускают к себе. - Но мы полагаем, что нам известно, как заслать к ним человека,- сказал Гелхорн.- Мы полагаем, что они обязательно клюнут на утратившего доверие управляющего и инженера. Мы считаем, что по крайней мере один такой человек у нас есть. - Кстати о Финнерти,- с нажимом сказал Кронер.- Он, между прочим, наконец зарегистрировался в полиции. - О?- сказал Макклири.- И что же он сообщил относительно того, как он сейчас проводит время? - Он говорит, что занимается подборкой брайлевских порнографических изданий. - Слишком хитер стал он за последнее время,- сказал Гелхорн,- но я считаю, что в конце концов мы ему прижмем хвост. Но это дело второстепенное. Мы собрались здесь потому. Пол, что я считаю, они обязательно примут вас в Общество Заколдованных Рубашек при определенных условиях. - Условиях, сэр? - Если мы тебя вышибем. К настоящему моменту для всех, кто не находится сейчас в этой комнате, ты человек пропащий. Слушок уже пущен по салуну, не так ли, Лу? - Да, сэр. Я будто проболтался во время обеда прямо перед носом у Шеферда. - Хороший он парень,- сказал Гелхорн.- Кстати, он теперь примет Айлиум. - Сэр, относительно Питсбурга...- озабоченно вмешался Кронер.- Я пообещал Полу, что эта должность останется за ним, когда он закончит данное расследование. - Правильно. А пока что заводами там будет управлять Гарт.- Гелхорн решительно встал.- Значит, все в порядке. Пол? Все ясно? Этой же ночью ты покинешь остров и направишься обратно в Айлиум.- Он улыбнулся.- Ей-богу, Пол, тебе повезло. Это дает тебе возможность очиститься от обвинений. - Обвинений, сэр?- События развивались настолько стремительно, что Пол мог только выхватить какое-то отдельное слово и повторить его с вопросительной интонацией, просто для того, чтобы как-то поддержать разговор. - Это дело с допуском Финнерти на заводы без сопровождающего и эта история с пистолетом. - История с пистолетом...- сказал Пол.- Можно мне сказать обо всем этом жене? - Боюсь, что нет,- сказал Лу.- Ведь план наш как раз в том и состоит, что никто, вне пределов этой комнаты, не должен ничего знать. - Я знаю, тебе будет тяжело,- сочувственно заметил Гелхорн.- Но именно сейчас мне вспомнился молоденький мальчишка, который в ту пору сказал мне, что когда он вырастет, то будет не инженером, а солдатом. И знаешь, кто был этот мальчик, Пол? - Я?- мрачно осведомился Пол. - Ты. И вот ты теперь на линии огня, и мы гордимся тобой. - Твой отец гордился бы тобой, Пол,- сказал Кронер. - Да, полагаю, он бы гордился. Действительно, почему бы и нет,- сказал Пол. Он с радостью почувствовал, как его охватывает горячая волна ярости.- Сэр, доктор Гелхорн, можно, ли мне сказать еще одну вещь, перед тем как вы уйдете? Кронер открыл и придержал дверь перед Стариком. - Конечно же, говори. - Я ухожу. Гелхорн, Кронер и Макклири рассмеялись. - Великолепно!- сказал Старик.- Продолжай в этом же духе, и ты одурачишь их всех к чертовой матери. - Это на самом деле! Меня мутит уже от всей этой ребяческой, дурацкой операции слепых. - Ох, и парень,- поощряюще произнес Кронер. - Дай нам две минуты, чтобы дойти до салуна, прежде чем ты выйдешь отсюда,- сказал Макклири.- Будет неудобно, если нас теперь увидят вместе. И не волнуйся насчет упаковки своих вещей. Твои вещи уже сейчас упаковываются и прибудут на пристань к отходу последнего судна. Он захлопнул дверь за собой, Гелхорном и Кронером. Пол тяжело опустился в кресло. - Я ухожу, я ухожу, я ухожу,- сказал он.- Вы слышите меня? Я ухожу! - Ах, что за ночь!- расслышал он слова Лу на крыльце. - Господь бог улыбается Лужку,- сказал доктор Гелхорн. - Поглядите!- сказал Кронер. - Луна?- спросил Лу.- Да, она великолепна. - Луна - это само собой, но вы поглядите на Дуб. - О, и человек,- сказал доктор Гелхорн.- Что нам дано знать об этом! - Человек, стоящий наедине с Дубом, с господом и Дубом,- произнес Кронер. - Нет ли поблизости фотографа?- спросил Лу. - Слишком поздно - он уже уходит,- отозвался Кронер. - Кто это был?- спросил доктор Гелхорн. - Этого мы так никогда и не узнаем,- сказал Лу. - А я и не хочу знать,- сказал Кронер.- Я хочу только запомнить эту сцену и думать о нем как о человеке, в котором есть немножко от каждого из нас. - То, что вы говорите,- поэзия,- заметил Старик.- Это хорошо, это очень хорошо. Сидя в одиночестве внутри Дома заседаний, Пол слишком сильно вдохнул дым и закашлялся. Люди на крыльце о чем-то зашептались. - Ну, джентльмены,- услышал он голос доктора Гелхорна,- пойдемте? XXIII Если бы доктор Пол Протеус, бывший управляющий Заводами Айлиум, не счел окружающую его действительность удручающей с любых точек зрения, он так и не показался бы в салуне перед тем, как подняться на борт последнего судна, отправляющегося на Материк. Пока он шагал по усыпанной гравием дорожке к шуму и свету салуна, его внутреннее поле зрения сузилось до размеров булавочной головки, да и это поле полностью заполнял стакан с чем-то крепким. Когда Пол вошел в салун, толпа умолкла, а затем от избытка радостных эмоций сразу зашумела еще сильнее. Пол торопливо окинул взглядом зал и не заметил ни одного человека, который смотрел бы на него, да и сам он от волнения никого не узнавал. - Бурбон с водой,- заказал он бармену. - Простите, сэр. - Что я должен вам простить? - Я не могу вас обслужить. - Почему? - Мне было сказано, что вы больше не являетесь гостем на Лужке, сэр. - В голосе бармена звучало явное злорадство. Много людей наблюдало за происходящим, и среди них Кронер, но ни один из них не попытался поправить бармена. Момент был довольно трудный, и, поддавшись именно этой лихорадочной атмосфере, Пол, обложив бармена крепким словцом, повернулся, чтобы уйти, сохраняя собственное достоинство. Однако ему предстояло еще узнать, что, лишенный своего высокого ранга и гостевых привилегий, он будет вынужден существовать на довольно примитивном социальном уровне. И тем более Пол совсем не был подготовлен к тому, что бармен, обежав стойку, резким рывком повернет его лицом к себе. - Таких слов, сынок, я никому не спускаю,- сказал бармен. - Да кто вы такой, черт побери?- сказал Пол. - Уж во всяком случае не паршивый саботажник!- с вызовом выкрикнул бармен. Все слышали, как было произнесено это слово - самое оскорбительное во всем словаре слово, которого не возьмешь назад ни бормотанием извинений, ни дружеским рукопожатием, ни полным забвением. "Ублюдка" еще, пожалуй, можно загладить улыбкой, но уж никак не "саботажника". Каким-то непостижимым образом первоначальное значение слова - разрушитель машин - отошло на задний план. Подобно подводной части айсберга, несравненно большая его часть, та часть, которая и вызывала столь враждебные чувства, таила под поверхностью целый комплекс извращенности, непристойности, патологии и кучу черт характера такого рода, что наличие хотя бы одной из них в человеке, безусловно, делало его отщепенцем. Под саботажниками разумелись отнюдь не разрушители машин, а особая порода людей, о которых каждый может с гордостью думать, что он на них не похож. Саботажник - это человек, смерть которого может принести миру только облегчение. - Хочешь, чтобы я повторил?- спросил бармен.- Саботажник! Вонючий саботажник. Ситуация была крайне напряженной и в то же время очень простой. Один взрослый человек нанес другому взрослому человеку совершенно недвусмысленное оскорбление. И непохоже было, чтобы кто-либо из них стремился разрядить обстановку или хотя бы думал о такой возможности. С того самого момента, когда господь бог придумал трагедию, зрителям остается только смотреть и наблюдать процесс, сходный с тем, что молотилка делает с человеком, когда его затягивает внутрь. Со второго курса университета Полу ни разу не случалось ударить человека. И в нем не было того запала, который инструкторы штыкового боя пытаются привить своим подопечным,- желания схватиться с врагом вплотную. Пол даже сознавал, что подобные желания не предвещают ничего хорошего. И тем не менее, подчиняясь какой-то системе не зависящих от него нервов и желез, руки его сжались в кулаки, а ноги сами заняли позицию, чрезвычайно удобную для нанесения удара. Точно так, как после "Увертюры 1812" не принято исполнять на "бис" что-либо иное, кроме "Звезд и Полос", у Пола не было другого ответа на брошенное ему в лицо обвинение. - Сам ты саботажник,- ответил он и свингом ударил бармена по носу. И уж совершенно неожиданно бармен повалился, пыхтя и фыркая. Пол вышел в ночь, подобно Дикому Биллу Хайкоку, Даниелу Буну или матросу с баржи, отпущенному на берег, или как... Но тут его совершенно неожиданно снова схватили за плечо. В какую-то долю секунды ему удалось разглядеть красный нос бармена, его белое лицо, белый фартук и белый кулак. Бриллиантовая вспышка изнутри осветила череп Пола, а потом наступил мрак... - Доктор Протеус, Пол... Пол открыл глаза и обнаружил, что смотрит на созвездие Большой Медведицы. Прохладный бриз овевал его разламывающуюся от боли голову, и он никак не мог понять, откуда доносится к нему голос и кто это уложил его на цементную скамейку, которая тянулась во всю длину пристани. - Доктор Протеус... Пол сел. Его нижняя губа была расквашена и распухла, во рту ощущался вкус крови. - Пол, сэр... Ему показалось, что голос доносится из-за кустов таволги - живой изгороди вокруг пристани. - Кто это? Юный доктор Эдмунд Гаррисон, крадучись, показался из-за живой изгороди со стаканом виски в руке. - Я подумал, что вам захочется выпить. - Это истинно христианский поступок с вашей стороны, доктор Гаррисон. Думаю, я уже настолько оправился, что могу сесть и сидя принимать пищу. - Я очень хотел бы, чтобы идея эта пришла в голову именно мне. Но это была идея Кронера. - О? Он велел передать еще что-нибудь? - Да, но только, я полагаю, вам это ни к чему. Я не обратил бы на это внимания, будь я на вашем месте. - Ну-ка, валяйте. - Он велел сказать вам, что перед рассветом тьма всегда сгущается и что у каждой тучки есть серебряная подкладка. - Угу. - Но вы только поглядели бы на бармена,- радостно сообщил Гаррисон. - Ааа... Ну-ка, расскажите. - У него кровотечение из носу, которое никак не могут остановить, потому что он никак не может перестать чихать из-за этого кровотечения. Похоже, что круг замкнулся и это может тянуться годами. - Отлично,- Пол сразу почувствовал облегчение.- Думаю, что вам самая пора смываться, пока вам все еще сопутствует удача и никто вас не видел со мною. - А не скажете ли вы мне, что вы такое натворили? - Это длинная и скучная история. - Я и сам догадываюсь. Господи! Сегодня ты царь, а завтра тебя вышвыривают пинком в зад. Что же вы теперь собираетесь делать? Ведя эту беседу в темноте вполголоса. Пол начал понимать, какого чудесного молодого человека выбрал он себе в товарищи по столу в первый же день - вот этого Эда Гаррисона. По всей вероятности. Пол ему тогда понравился, а теперь, не имея никаких личных причин выступать против Пола, он продолжает относиться к нему по-дружески. Это объяснялось, конечно, чистотой натуры, и притом очень редкой разновидностью этой чистоты, ибо хранить верность дружбе в подобной ситуации могло означать конец карьеры. - Что я собираюсь делать? Может, займусь фермерством. У меня есть очень милая небольшая ферма. - Ферма, да?- Гаррисон восхищенно прищелкнул языком.- Ферма. Звучит очень соблазнительно. Я уже подумывал об этом: вставать утром вместе с солнцем, обрабатывать землю собственными руками, только ты и природа. Иногда мне кажется, что, будь у меня деньги, я, возможно, бросил бы все и... - Хотите выслушать совет старого и усталого человека? - Все зависит от того, кто этот старый и усталый человек. Вы? - Я. Нельзя стоять одной ногой в действительности, а другой в мечтах, Эд. Делайте что вам заблагорассудится, но либо бросайте работу, либо уж приспосабливайтесь к этой жизни. Иначе для судьбы слишком велик будет соблазн разорвать вас пополам, прежде чем вы решите, какой путь вам избрать. - Именно это и произошло с вами? - Что-то вроде этого.- Пол отдал Гаррисону пустой стакан.- Спасибо, и лучше сматывайтесь. Передайте доктору Кронеру, что из тучи всегда проливается то, что в ней содержится. "Дух Лужка" занял свое место у причала, и Пол поднялся на борт. Несколько минут спустя подошел и оркестр со своими инструментами. Громкоговорители передали сигнал отбоя. Свет в салуне погас, и группки явно трезвых гуляк расходились по своим палаткам, пересекая площадь для парадов. Послышалось щелканье, шипение иголки по пластинке, и в последний раз за этот вечер раздалась песня: Прощайте, ибо я должен оставить вас. Прошу вас, не огорчайтесь из-за этой разлуки. Прощайте, настало время сказать- до свидания, Адью, адью, добрые друзья, адью, да, адью!.. Пол устало и безразлично помахал рукой. Это было прощание с той жизнью, которую он знал до сих пор, со всем тем, что составляло сущность жизни его отца. Он так и не получил удовлетворения от того, что сказал кому-то, что уходит, притом ему не удалось сказать это так, чтобы его словам поверили; однако он все-таки уходит. Прощай все. Прошлое уже не будет иметь с ним ничего общего. Лучше быть просто ничем, чем слепым швейцаром во главе парада цивилизации. Пока Пол говорил себе эти слова, их накрыла волна грусти и размыла совершенно так, будто они были начертаны на песке. Теперь Пол уже понимал, что ни один человек не в состоянии жить без корней - корней в крохотном оазисе среди пустыни, в красной глиняной земле, на горном скате, на каменистом берегу, на городской улице. В черный суглинок, в болото, в песок, в камень, в асфальт или в ковер каждый человек глубоко пускает корни для того, чтобы называть это место своим домом. Комок подкатил к его горлу, и Пол так ничего и не мог с этим поделать. Доктор Пол Протеус прощался со своим домом навсегда. - Прощай,- сказал он. А потом вдруг совершенно неожиданно для самого себя добавил:- Прощай, банда. Группа неуклюжих и, по-видимому, действительно пьяных людей выходила из салуна. Они распевали невероятно сентиментальную песню "Тост за Дуб". Все они неуклюже топали в сторону великого дерева, положив друг другу руки на плечи. Их голоса очень ясно доносились до Пола через плоские зеленые газоны: Выросший из маленького желудя, Ты стал теперь гигантом. Пусть никогда не остановится твой рост. Вздымайся к звездам, Гордый символ Наааааш. Затем наступила благоговейная пауза, которую тут же прервало восклицание: "Господи!" Это был голос Беррингера и любимое его словечко. - ...случилось? - Посмотрите на дерево - вокруг комля. - Боже мой! - Кто-то снял полосу коры вокруг всего ствола,- глухо сказал Беррингер. - Кто же? - А кто вы думаете?- заявил Беррингер.- Этот вонючий саботажник. Где он? "Дух Лужка" с грохотом включил свои машины и вышел на открытую воду. - Эй!- закричал одинокий перепуганный голос в ночи.- Эй! Кто- то убил Дуб. - Убил Дуб,- эхом отдалось на берегу. Громкоговорители снова щелкнули, и пронзительный боевой клич заполнил воздух. - Берегись Заколдованной Рубашки!- завопил страшный голос. - Заколдованной Рубашки,- отозвался берег, и все опять замерло. XXIV Отправляясь воздушным путем из Майами Бич в Итаку, штат Нью- Йорк, резиденцию Корнгллиевского университета, шах Братпура изрядно простыл. Когда семь прахул сумклиша (прахула - это мера жидкости, помещающейся в мех, сделанный из шкуры братпурского сурка) здорово подняли дух шаха, но никоим образом не повлияли на его дыхательные пути, было решено, что самолет сделает посадку в Гаррисбурге, штат Пенсильвания, где шах отдохнет и испытает на себе магическое действие американской медицины. Пропустив за воротник семь прахул сумклиша, шах по пути к врачебному кабинету принялся выкрикивать игривые предложения привлекательным такару женского пола. - Питти фит-фит, сиби такару? Ники фит-фит. Акка Сахн нибо фит-фит, сиби такару? Хашдрахр, который не испытал на себе благотворного действия сумклиша, был очень озабочен. - Шах говорит, что сейчас отличный день,- горестно объяснил он. - Фит-фит, пу сиби бонанза?- выкрикнул шах маленькой блондинке, руки которой были сунуты в уличный маникюрный автомат. Она вспыхнула, выдернула руки из машины и, гордо выпрямившись, зашагала прочь. Автомат продолжал тем временем обрабатывать пустоту. Уличный мальчишка, воспользовавшись незавершенной операцией, сунул свои грязные лапы в машину и вытащил их оттуда с сияющими, покрытыми красным лаком ногтями. - Я рад, что он доволен погодой,- мрачно отозвался Холъярд. Уже много недель они путешествовали, так и не затрагивая этой темы, и Холъярд уже с надеждой говорил себе, что шах и в самом деле отличается в этом отношении от остальных гостей, от французов, боливийцев, чехов, японцев, панамцев и... Так нет же. Шах тоже начал проявлять интерес к американскому типу женщин. Холъярд со страшным ущербом для своего достоинства вынужден был опять готовиться к роли исключительного во всех отношениях хозяина - другими словами, сводника. - Фит-фит?- выкрикнул шах, когда они подкатили к светофору. - Послушайте,- огорченно сказал Холъярд Хашдрахру,- скажите ему, что он не может просто подойти к первой попавшейся американской девушке и пригласить ее с ним переспать. Я подумаю, что можно сделать в этом смысле, но это вещь нелегкая. Хашдрахр перевел все это шаху, но тот в ответ просто отстранил его. Прежде чем кто-нибудь успел его остановить, шах выбрался на тротуар, самоуверенно преграждая путь изумительно красивой смуглокожей брюнетке. - Фит-фит, сиби такару? - Прошу вас,- сказал ей Холъярд,- прошу вас извинить моего друга. Он немножечко под газом. Она ухватила шаха под руку, и они вместе протиснулись обратно в лимузин. - Боюсь, что здесь произошло ужасное недоразумение, юная леди,- сказал Холъярд.- Я просто не знаю, как вам все это объяснить. Я, кхм, кхм, дело в том... Я хочу сказать, что он, пожалуй, не просто предлагает вам прокатиться. - Он меня попросил кое о чем, не так ли? - Да. - Значит, здесь нет никакого недоразумения. - Фит-фит,- сказал шах. - Вот именно,- сказал Холъярд. Хашдрахр с усиленным интересом принялся рассматривать улицу за окном - дикарь, что с него спрашивать,- а Холъярд с трудом держал себя в рамках. - Вот мы и приехали,- объявил шофер.- Здесь находится кабинет доктора Пепковитца. - Ну что ж, юная леди, вам придется подождать нас в машине,- сказал Холъярд,- пока шах войдет в здание, где его будут лечить от простуды. Шах улыбался, быстро вдыхая и выдыхая воздух. - У него прошел насморк,- изумленно сказал Хашдрахр. - Поехали дальше,- распорядился Холъярд. У него уже был случай наблюдать столь же чудесное исцеление эквадорского бригадного генерала от ангины. Девушка выглядела очень озабоченной и довольно несчастной. "Она совершенно не подходит к своей роли",- подумал Холъярд. Она постоянно улыбалась, причем очень неуверенно, и явно стремилась, чтобы все уже оказалось позади. Холъярд никак не мог поверить, что она в самом деле понимает что к чему. - Куда мы сейчас едем?- спросила она с мрачной бодростью.- Я полагаю, в отель? - Да,- безразлично ответил Холъярд. - Хорошо.- Она похлопала шаха по плечу и вдруг разразилась слезами. Шах был огорчен и неловко попытался ее успокоить. - Ох, нибо соури, сиби такару. Акка сахн соури? Оххх. Типи такару. Аххх. - Ну вот,- сказал Холъярд.- Ну, что же вы? - Не каждый день я делаю это,- сказала она, сморкаясь.- Простите меня, пожалуйста. Я попытаюсь исправиться. - Конечно. Мы понимаем,- сказал Холъярд.- Вся эта история - ужасная ошибка. Где вы желаете, чтобы вас высадили? - О нет, я собираюсь пойти на это,- печально возразила она. - Прошу вас...- сказал Холъярд.- Но, возможно, будет лучше для всех заинтересованных сторон, если... - Если я погублю своего мужа? Будет лучше, если он застрелится или заморит себя голодом? - Конечно же, нет! С какой стати должны произойти все эти ужасные вещи, если вы откажетесь... Я хочу сказать... - Это очень длинная история.- Она вытерла слезы.- Мой муж, Эд,- писатель. - Какой его классификационный номер?- осведомился Холъярд. - Вот в том-то и дело. У него нет никакого номера. - Тогда как же вы можете называть его писателем?- спросил Холъярд. - Потому что он пишет,- сказала она. - Дорогая моя девочка,- отечески пожурил ее Холъярд,- если судить только по этому, тогда мы все писатели. - Два дня назад у него был номер - У-441. - Фантастические рассказы, начинающий,- пояснил Холъярд Хашдрахру. - Да, - сказала она,- и этот номер должен был сохраняться за ним, пока он не закончит своей повести. После этого он должен был получить либо У-440... - Квалифицированный работник в фантастике,- сказал Холъярд. - Или У-225. - Общественная информация,- сказал Холъярд. - Простите, что такое "общественная информация"?- спросил Хашдрахр. - Это профессия,- сказал Холъярд, на память цитируя "Уложение",- это профессия, специализирующаяся в прививке массовому читателю путем психологического воздействия благоприятного общественного мнения в противоречивых вопросах, без ущемления интересов каких-либо выдающихся личностей, причем основной задачей в данной деятельности является постоянная стабилизация экономики и общества. - О, понимаю, не обращайте на меня внимания,- сказал Хашдрахр.- Пожалуйста, продолжайте ваш рассказ, сиби такару. - Два месяца назад он передал свою законченную рукопись в Национальный Совет Искусства и Литературы для получения критических замечаний и прикрепления его к одному из книжных клубов. - Имеется двенадцать таких клубов,- вмешался Холъярд.- Каждый из них отбирает книги для определенного типа читателей. - Значит, имеется двенадцать типов читателей?- спросил Хашдрахр. - Сейчас уже поговаривают о тринадцатом и даже о четырнадцатом,- сказал Холъярд.- Конечно, исходя из интересов экономики, где-то следует подвести черту. В целях самоокупаемости книжный клуб должен насчитывать по меньшей мере полмиллиона членов, иначе не окупится установка машин - электронных учетчиков заказов, электронных наклейщиков адресов, электронных упаковщиков, электронных прессовальщиков и электронных счетчиков дивидендов. - И электронных писателей,- с горечью добавила девушка. - Это тоже придет, это придет,- пообещал Холъярд.- Но, ей- богу, добыть хорошую рукопись - сейчас не штука. Это уж никак не назовешь проблемой. Все дело в оборудовании. Один маленький клуб, например, занимает четыре городских квартала. Хашдрахр и шах медленно покачали головами, прищелкнув языками. - Четыре городских квартала,- как эхо, глухо повторил Хашдрахр. - Ну вот, полностью автоматизированное оборудование, подобное этому, делает культуру очень дешевой. Книжка стоит меньше, чем семь пакетиков жевательной резинки. А есть еще и картинные клубы. Они по удивительно дешевым ценам выпускают картины, которые вы можете спокойно вешать на стены. Кстати, говорят, что культура сейчас настолько недорого обходится, что утеплить дом книгами и картинами намного дешевле, чем стекловатой. Не думаю, что все обстоит именно так, но здесь есть значительная толика истины. - И художники, работающие в этих клубах, хорошо оплачиваются?- спросил Хашдрахр. - Оплачиваются, еще бы!- ответил Холъярд.- Сейчас просто золотой век искусства, ведь миллионы долларов тратятся ежегодно на репродукции Рембрандтов, Уистлеров, Гойев, Ренуаров, Эль Греко, Дега, Да Винчи, Микеланджело... - А члены этих клубов могут, получить любую книгу и любую картину?- спросил Хашдрахр. - Нет, этого бы я не сказал! Проводится большая исследовательская работа по выяснению, что сошло со сцены, уж вы поверьте. Производится обследование читательских вкусов, испытание обсуждаемых книг на читабельность и доходчивость. Господи, да ведь выпустить непопулярную книжку для подобного клуба означало бы просто крушение!- Холъярд выразительно прищелкнул пальцами.- Единственный путь удержать культуру на столь дешевом уровне - это знать заранее, что и в каком количестве желает публика. И они узнают это, узнают все, вплоть до цвета обложки. Гутенберг пришел бы в изумление. - Гутенберг?- переспросил Хашдрахр. - Ну да - человек, который изобрел печатный станок. Первый человек, который приступил к массовому выпуску Библии. - Алла сутта такки?- спросил шах. - Мм?..- отозвался Холъярд. - Шах хочет знать, проводил ли Гутенберг предварительный опрос. - Во всяком случае,- сказала девушка,- книга моего мужа была отвергнута Советом. - Плохо написана,- холодно заявил Холъярд.- Стандарты очень высоки. - Великолепно написана,- терпеливо сказала девушка.- Но она на двадцать семь страниц превышала максимально допустимый объем; коэффициент ее читабельности составил 26,3 и... - Ни один из клубов и не возьмет чего-либо при КЧ свыше 17,- объяснил Холъярд. - И кроме того,- продолжала девушка,- она была посвящена антимеханической теме. У Холъярда брови поднялись высокими дугами. - Ну, знаете ли, с чего бы тогда они вдруг стали ее печатать! И что это он о себе возомнил? Господи, да вы просто должны благодарить судьбу за то, что он сейчас не за решеткой как защитник и пособник саботажа. Неужели он и в самом деле считал, что найдется кто-нибудь, кто все это напечатает? - А он не думал об этом. Он чувствовал потребность писать и писал. - Почему бы тогда ему не писать о клиперах или о чем-нибудь подобном? Или книжку о старом добром времени на канале Эри? Человек, который пишет о таких вещах, работает наверняка. Очень большой спрос на эти темы. Она беспомощно пожала плечами. - Я думаю, что его никогда по-настоящему не волновали клиперы и канал Эри. - Он у вас какой-то неприспособленный,- брезгливо сказал Холъярд.- Если бы вы спросили моего совета, дорогая, я сказал бы, что ему нужно обратиться к знающему психиатру. Сейчас психиатрия просто чудеса творит. Берутся за совершенно безнадежные случаи и превращают больных в граждан категории А. Неужели он не верит в психиатрию? - В том-то и дело. Он наблюдал своего брата, когда тот умиротворялся при помощи психиатра. Потому-то он и не хочет иметь с ними ничего общего. - Не понимаю. Неужели его брат несчастлив? - В том-то и дело, что слишком счастлив А мой муж говорит, что кто-то просто обязан быть неприспособленным; что кто-то просто должен испытывать чувство неловкости для того, чтобы задуматься над тем, куда зашло человечество, куда оно идет и почему оно идет туда. Отсюда-то и все неприятности с его книгой. Она подымала все эти вопросы и вот была отклонена. Тогда ему было приказано заняться общественной информацией. - Значит, в конце концов вся эта история закончилась благополучно?- спросил Холъярд. - Нет, едва ли. Он отказался. - Господи, вот тебе и на! - Да. Его уведомили, что если ко вчерашнему дню он не приступит к выполнению своих обязанностей в области общественных отношений, его питание, его разрешение на квартиру, его страховка жизни и здоровья - в общем, все на свете будет аннулировано. И вот сегодня, когда вы проезжали, я как раз бродила по городу, раздумывая над тем, что может в наши дни сделать женщина, чтобы раздобыть несколько долларов. А выбор тут невелик. - Значит, этот ваш муж, он скорее предпочел бы, чтобы его жена...- Холъярд прокашлялся,- чем работать в области общественной информации? - Я горжусь тем, что могу с уверенностью заявить,- сказала девушка,- что муж мой - один из тех немногих,- у кого остались еще некоторые представления об уважении к себе. Хашдрзхр перевел это ее последнее высказывание, и шах печально покачал головой. Он снял рубиновое кольцо и насильно вложил его в руку девушки. - Ти, сиби такару. Дибо. Брахоус брахоуна, хоуна саки. Импи гоура Брахоуна та типпо а имсмит.- Он открыл ей дверцу лимузина. - Что сказал этот джентльмен?- спросила она. - Он сказал, чтобы ты взяла кольцо, маленькая красивая гражданка,- ласково ответил Хашдрахр.- Он сказал тебе до свидания и пожелал тебе удачи и что многие из величайших пророков оказывались на поверку не умнее клопов. - Благодарю вас, сэр,- сказала она, выбираясь из машины и снова принимаясь плакать.- Да благословит вас господь. Лимузин отъехал от нее. Шах проникновенно помахал ей рукой. - Дибо, сиби такару,- сказал он и тут же принялся яростно чихать. Он высморкался. - Сумклиш! Хашдрахр подал ему священную флягу. XXV Когда "Дух Лужка" причалил к пристани у Материка, по местной радиотрансляционной сети приглушенно передавали "Доброй ночи, любимая" - легкий призрак музыки, шепот па фоне плеска голубой воды, шелеста орлиного крыла, шороха ветвей. В домах, отведенных женщинам и детям, света не было. В Центральном Административном Здании светился один лишь квадрат окна, а на фоне его темнел силуэт спящего клерка. Когда Пол направился туда, чтобы узнать, как отыскать Аниту, свет ударил в его уже привыкшие к ночной темноте глаза. Когда же его зрачки приспособились к яркому свету, оказалось, что он стоит и опять смотрит на свое собственное отражение в зеркале с надписью: "Лучшая жена для Лучшего человека, для Лучшей работы в мире". Он заторопился пройти мимо зеркала, раздумывая над тем, сколько раз Анита любовалась своим отражением и этой надписью, а также над тем, как она воспримет новость о том, что ее Лучший мужчина стал просто мужчиной, да к тому же еще и безо всякой работы. Пол разбудил клерка, а тот позвонил экономке, ответственной за помещение, в котором ночевала Анита: - Что там произошло на вечере?- спросил клерк сонно, дожидаясь, пока женщина ответит на сто звонок.- Вы уже десятый по счету приезжаете сюда этой ночью. Обычно не едут раньше четвертого дня. Да что это там стряслось с этой экономкой, в конце концов? Телефон ведь стоит прямо рядом с ее постелью.- Он взглянул на часы.- А знаете, который сейчас час? У вас ведь ни на что не останется времени. Последнее судно на остров отходит через три минуты. - Продолжайте звонить. Я не собираюсь возвращаться. - Если вы собираетесь провести здесь ночь, то лучше и не заикайтесь об этом. Двадцать семь правил запрещают это. Пол сунул ему десятидолларовую бумажку. - Продолжайте звонить. - О, за такие деньги вы можете прожить здесь невидимкой целую неделю. Какие вам нравятся? Блондинки, брюнетки, рыжие? Ага! Наконец она отозвалась. Где это вас черти носят?- спросил он у женщины.- Миссис Пол Протеус у себя?- Он кивнул.- Угу, угу. Ладно. Оставьте ей записку на постели, хорошо?- Он повернулся к Полу.- Она вышла, доктор. - Вышла? - Наверное, прогуляться при лунном свете. Экономка говорит, что она страшно любит гулять. То, что Анита стала любительницей прогулок, было для Пола откровением. Он видел, как она гоняла машину, если ей нужно было добраться до дома на другой стороне улицы, она опровергала все законы физической культуры, оставаясь юной и грациозной, наедаясь, как работница на ферме, и накапливая силы подобно принцессе. Спеленатые ноги и шестидюймовые ногти не стали бы помехой в ее деятельности. Пол уселся в кресло-качалку в прохладной синей тени крыльца Административного Здания, положив ноги на неошкуренное бревно перил, и приготовился ждать. Огоньки, развешанные вдоль дорожек, начали зажигаться и гаснуть - безмолвный сигнал, что последнее судно собирается уходить на остров. Послышались смех и хруст быстрых шагов по гравию - из-за деревьев появилась пара, бегущая к пристани. Они обнимали друг друга за талию, и их упорное нежелание разомкнуть объятия делало их передвижение столь же лишенным грации, как бег в мешках. Полу, имеющему длительный опыт, преподанный ему искусной Анитой, и понимающему, что все это должно походить на чудесный танец, если только вести себя надлежащим образом, больно было следить за этим неуклюжим ухаживанием. Оно раздражало Пола. И вот она заставила его замедлить шаг, и их силуэты стали более четкими на фоне деревьев в лунном свете. Пол был уверен, что прощальный поцелуй будет смазан, но благодаря ее сноровке они остановились и сделали все как следует. Молодцы. Пол следил за ними и все больше отождествлял себя с этим мужчиной. Пол всегда любил следить за подобными моментами у других, и его стремление к этому в данный момент было особенно острым. Поскольку вся его прошлая жизнь отошла в прошлое, а новая, какой бы она ни была, еще не началась, он с жадностью жаждал любви - любви Аниты, живо представляя себе эту любовь, искупляющую - любую любовь, которая может быть доступна ему сейчас же, немедленно. Теперь она тихо шла обратно, задумчивая, удовлетворенная. Великолепно. Лампы зеркала-ловушки вспыхнули. Женщина разгладила брюки на бедрах и поправила прядь волос. Она надолго замешкалась перед зеркалом, поворачиваясь то так, то эдак, явно довольная тем, какою она может быть, формой своих грудей, несправедливо упрятанных под глухой зеленой рубашкой с надписью "Капитан", вышитой наискосок сверху вниз. - Анита! Вздрогнув, она машинально защитным жестом скрестила на животе руки. Потом руки ее очень медленно опустились, она выпрямилась с видом женщины, которой нечего скрывать вообще, а уж менее всего зеленую рубашку Шеферда. - Привет, Пол.- Она поднялась на веранду, где он сидел, и, царственная, холодная, уселась рядом с ним.- Ну? Так как он ничего ей не ответил, ее царственность несколько сдала, и Анита принялась пощипывать перила, отрывая крохотные щепочки и бросая их в ночь. - Ну, выкладывай,- произнесла она наконец. - Кто, я должен выкладывать?- спросил Пол. - А разве ты не считаешь, что нам следует объясниться? - Это уж точно. - Тебя все-таки вышибли, не так ли? - Да, но не за нарушение заповеди. - Неужто надеть рубашку другого мужчины является в твоем понимании нарушением супружеской верности?- В ней под спокойной личиной чувствовалось явное смущение. Пол был доволен. Теперь он бшл уверен, что, запугав Аниту, сможет забрать ее с собой. Несомненно, что она воспользовалась надоедливым, претенциозным и самодовольным Шефердом в качестве "подначки" для Пола, однако это да еще плюс ее сознание вины могут сыграть ему на руку. - А ты не считаешь, что рубашка эта довольно симптоматична, если к ней добавить еще прелюбодеяние в зарослях? - спросил он. - Если ты намекаешь на то, что я его люблю, то ты прав. Пол спокойно рассмеялся. - Я рада, что ты это так просто воспринимаешь, - сказала она чопорно.- Я считаю, что это только доказывает, что я всегда была права в своих догадках. - И о чем же ты догадывалась?.. Неожиданно она разразилась слезами. - Что я никогда не была нужна тебе. Финнерти был прав,- всхлипнула она.- Все, что тебе было нужно, это нечто из нержавеющей стали, чему придана форма женщины, покрытое губчатой резиной и нагретое до температуры тела. Теперь наступила очередь Пола смутиться. - Анита, дорогая, послушай... - И если тебе она не нужна в данный момент, ты с удовольствием одолжишь ее, первому встречному. - Черт побери, так ведь я... - Меня уже тошнит от того, что со мной обращаются как с машиной! Ты вечно ходишь и болтаешь о том, что управляющие и инженеры сделали со всеми остальными бедненькими тупицами. Так вот, полюбуйся, что инженер и управляющий сделали со мной! - Ради всего святого, любимая, я... - Ты все толкуешь о том, как нехорошо, что пробивные люди подмяли под себя тех, кто не имеет таких пробивных способностей, а потом расхаживаешь по дому, выставляя напоказ свой высокий ПИ, точно это рисунок на рождественском пироге. Ну и ладно, пусть я буду глупой. - Да никакая ты не глупая, ангел- мой. Послушай, я... - Саботажник! Пол откинулся в кресле и вертел головой, как бы пытаясь уклониться от сыпавшихся на него ударов. - Ради всего святого, выслушай меня, хорошо?- взмолился он. - Ну?- Теперь, вне всяких сомнений, хозяйкой положения была она. - Дорогая, возможно, что все сказанное тобой и справедливо. Не знаю. Но прошу тебя, жена моя, моя любимая, ты мне нужна сейчас так, как никто и никогда в моей жизни. - На это хватит и десяти минут. Прямо здесь, на свежем воздухе?- добавила она насмешливо. - "В богатстве и в бедности, во здравии и в недуге",- процитировал Пол.- Ты это помнишь, Анита? Ты помнишь? - Ты все еще богат и ни капельки не болен.- Она посмотрела на него с интересом.- Ты не болен, а? - Болезнь у меня в сердце. - Привыкнешь. Я вот привыкла. - Прости меня, Анита, я никогда не думал, что все это было настолько плохо. Теперь я понимаю, что, наверное, так оно и было. - В следующий раз я выйду замуж по любви. - За Шеферда? - Он нуждается во мне, уважает меня, верит в то же, во что верю и я. - Надеюсь, вы будете счастливы вдвоем,- сказал Пол, вставая. Губы у нее задрожали, и она опять залилась слезами. - Пол, Пол, Пол. - Ммммм?.. - Ты мне нравишься. Никогда не забывай об этом. - Ты мне тоже нравишься, Анита. - Доктор Протеус!- окликнул клерк, высовываясь в окно. - Да? - Доктор Кронер позвонил и сказал, что вас следует доставить на железнодорожную станцию сегодня же ночью. "Джип" ждет вас по другую сторону здания. У вас остается в запасе полчаса, чтобы поспеть на 12.52. - Иду. - Поцелуй меня,- сказала Анита. Это был ошеломляющий поцелуй, и, начиная приходить в себя после томительного полузабытья. Пол понял, что Анита не придает поцелую абсолютно никакого значения, что она поцеловала его, как это ни удивительно звучит, просто по доброте душевной. - Едем со мной, Анита,- прошептал он. - Я не так глупа, как ты думаешь.- Она решительно оттолкнула его от себя.- До свидания. XXVI Доктор Пол Протеус, человек неопределенных занятий, сел на поезд в 12.52. На его долю выпал допотопный вагон, похожий не то на плевательницу, не то на табакерку, набитый шестьюдесятью солдатами-отпускниками из Кэмп Драм. "Грейт Бенд. Станция Грейт Бенд",- произнес записанный на пленку голос громкоговорителя, помещенного над самой головой Пола. Механик-проводник, сидящий в своей кабинке, на каждой из станций нажимал кнопку, и тогда опускались ступеньки и звучал голос: "Следующая станция Картедж. Следующая станция Картедж". Щелк! "Посадка закончена!"- взвыл голос другого репродуктора, расположенного снаружи вагона. Старик, который в это время целовал на прощание свою жену, стоя на прогнивших досках перрона в Грейт Бенде, умоляюще поглядел на этот торопивший его репродуктор, как бы упрашивая человека подождать хотя бы еще одну секундочку, чтобы он успел сказать последнее слово. "...закончена!"- механизмы заскрипели, и складывающиеся гармошкой ступеньки, накладываясь одна на другую, начали подыматься и исчезли в своей нише. - Иду! Иду! - закричал старик и огорченно затрусил к трогающемуся поезду со всей возможной скоростью, на которую были способны его плохо слушающиеся ноги. Он ухватился за поручни, вскарабкался на подножку и остановился, задыхаясь, в тамбуре. Он нащупал свой билет и сунул его в механизм на двери. Механизм проверил билет, установил, что все в порядке, отодвинул задвижку на двери и впустил старика в полный табачного дыма вагон- табакерку, сделанную из штампованного железа и обивочных тканей. Совершенно обессиленный, он опустился на сиденье рядом с Полом. - Этот подонок и секундочки не станет дожидаться старого человека,- обиженно сказал он. - Так ведь это же машина,- сказал Пол.- Полная автоматизация. - Все равно подонок. Не желая спорить. Пол кивнул. - Я был кондуктором на этой линии. - О? У старика был напыщенный и важный вид человека особо скучной породы, и Полу было неинтересно его выслушивать. - Да, сорок один год,- сказал старик.- Со-рок оди-ин год! - Угу! - Со-рок оди-ин. Два раза по двадцать лет да плюс еще год. И хотел бы я увидеть, чтобы хоть одна из этих машин приняла бы когда-нибудь роды. - Угу. Так, значит, вы принимали роды, да? - Да. Мальчика. И по стечению обстоятельств мне пришлось это делать в мужской комнате.- Он протяжно рассмеялся.- Сорок оди-ин год! -Угу. - И никогда я не видел, чтобы машина присматривала за маленькой трехлетней девочкой на всем пути от Сен-Луи до Пукипси. - Да. Я тоже.- Это замечание Пол решил приберечь до своей следующей встречи с Бадом Колхауном. Сейчас перед его мысленным взором уже возникло это приспособление, нечто вроде Железной Девы, конечно, без шипов и, конечно же, электронное, которое подхватит в свои объятия маленькую девчушку в Сен-Луи и отдаст ее в руки родственников в Пукипси. - Со-рок оди-ин год! Машины дают количество, но не качество. Понимаете, что я хочу сказать? - Угу,- сказал Пол. "Картедж,-объявила лента в громкоговорителе.- Станция Картедж. Следующая станция Дир Ривер". Пол оперся спиной о жесткую спинку дивана и со вздохом облегчения прикрыл глаза, делая вид,что спит. - Сорок оди-ин год! Эти машины никогда не помогут пожилой леди спуститься по ступенькам. К этому времени старый кондуктор израсходовал весь свой запас примеров превосходства человека над машинами и начал придираться к записям на пленке, объявляющим станции. Он проделывал это презрительным тоном, небрежно, как будто уж это может делать и любой дурак: "Дир Ривер. Станция Дир Ривер. Следующая станция Касторлэнд". "Дир Ривер. Станция Дир Ривер,- произнес запи-. санный на пленку голос.- Следующая станция Касторлэнд". - Ха! Ну, что я вам говорил? Пол забылся тревожным сном, и потом уже, наконец, в Констебльвилле он увидел, как его попутчик сунул свой билет в отверстие автоматического контролера и был выпущен из вагона. Пол проверил, на месте ли его билет, не смят ли он и не порван ли, так как именно этим билетом ему и предстояло открыть себе двери в Айлиуме. Ему приходилось слышать рассказы о глуповатых старых леди, которые оставались взаперти в вагонах по нескольку дней из-за того, что они куда-то засунули свой билет или пропустили свою станцию. Почти ни одна газета не обходилась без увлекательной истории о том, как уборщики-кррахи освободили кого-нибудь из вагона. Старый, утративший свой пост кондуктор растаял в ночи Констебльвилля, а Пол продолжал изумляться тому, насколько горячими сторонниками механизации являются американцы, Даже если эта механизация разбивает им жизнь. Жалобы кондуктора, так же как и вопли многих остальных, раздавались не потому, что у них отобрали работу и передали ее машинам - вещь, несомненно, несправедливая, - а потому что машины недостаточно совершенны. "Констебльвилль. Станция Констебльвилль. Следующая станция Ремсен". В соседнем с Полом купе продолжалась игра в покер, и вышедший в отставку по старости сержант, пестрый как зебра из-за нашивок за выслугу лет, за пролитую кровь, за оторванность от дома, рассказывал истории о последней войне. - Господи,- говорил он, блуждая отсутствующим взглядом по вагону, будто мысли его были за тысячи миль отсюда,- вот тут мы, а вот там они. Вот, представьте себе, там, где мужская комната, проходит гребень, а эти гады глубоко закопались на противополож- ном склоне.- Новобранцы поглядели в сторону мужской комнаты, их глаза сузились, точно они были уже в боевой обстановке. А сержант еще немного потасовал карты.- А в предыдущую ночь им удалось прямым попаданием вывести из строя наш генератор. - Подумать только!- воскликнул кто-то из новичков. - Это уж точно,- сказал сержант.- Хотя, в конце концов, ничего особенного, обычная вещь: вот мы сидели так, как птенчики, восемнадцать против пяти сотен. Микроволновые часовые, минные поля, проволочные заграждения с электротоком, система управления огнем, дистанционное управление пулеметным огнем - все пошло к чертям! Сидим без тока... дама, туз, туз, и сдающий накрылся. Вот бы еще туза! Ну ладно, ребята, добавляю десять центов, кто еще? Ставлю десять центов, просто чтобы немного интереснее было играть. Так вот, ребята, тут-то и началась потеха. В семь ноль-ноль они пустили на нас сотню человек, чтобы разобраться, что у нас есть. А у нас-то ведь ничегошеньки! Да и связь тоже полетела к чертям собачьим, и мы даже не могли позвать кого-нибудь на помощь. Наши танки-роботы ушли на поддержку 106-му, и мы тут сидели совершенно одни. Влипли, одним словом. Вот я и послал капрала Мерганхолера обратно в батальон за помощью. Две дамы, маловато, да еще два туза, и сдающий снова пролетел. Нет ничего лучше тузов. И вот поперли на нас эти гады, а у нас ничего, кроме паршивых винтовок и штыков. Просто как волна на нас покатилась. Тоже два туза, ну тут уж ничего не поделаешь, плакали мои десять центов. И вдруг появляется Мерганхолер с машиной, на которой стоит генератор, он спер его у 57-го. Мы подключили его к нашей сети, и вы бы только посмотрели на этих гадов! Они позастревали на электрических проводах, мины с минных полей начали рваться прямо под ними, а микроволновые часовые открыли по ним огонь одновременно с дистанционно-управляемыми пулеметными точками, система управления огнем грохнула по ним артогнем и огнеметами по всему, что шевелилось еще в радиусе мили. Вот так-то я и получил Серебряную Звезду. Пол едва заметно покачал головой в ответ на дикую историю сержанта. Значит, такова была война, на которую он так когда-то стремился,- возможность проявить себя для настоящих, горячих, сильных героев, возможность, которую он упустил и так сожалел об этом. Смертей, конечно, было много, много было нервного напряжения и стоицизма. Но люди здесь играли роль придатков машин - страшных механизмов, которые вели борьбу с себе подобными за право вцепиться в горло людям. Горацио на мосту превратился в радиоуправляемую ракету с атомной боевой головкой; Ролланд и Оливье обернулись парой счетных машин, установленных на реактивных самолетах, и мчашихся навстречу друг другу со скоростью, намного превышающей предсмертный вопль. Высокая традиция американского пехотинца сохранилась только чисто символически в виде ружейных залпов, выпущенных в небо над павшими на тысячах военных кладбищ. Лежащие в могилах, погибшие на фронтах в свое время были наследниками еще одной американской традиции, столь же старой, как и пехотная, но традиции мирной - умения мастерить что-нибудь. - Господи! Сержант, а почему вы никогда не требовали повышения? - Да чтобы я в моем возрасте пошел опять в колледж? Нет, сынок, все эти школы не для меня. Не-е-ет! С меня хватит и бронзовой медали. А потом - чтобы два года дожидаться пары. вшивых золотых нашивок. Черта с два! Еще одна дама, и тут уж ваши никак не пляшут, подумать только, пришла она все-таки ко мне. Похоже, что сегодня мне так повезло уже в последний раз, ребята. "Миддлвилль. Станция Миддлвилль. Следующая станция Херкимер". - Сержант, а расскажите-ка нам о своих нашивках за ранения. - Ммм?.. Почему не рассказать. Эта вот - за дозу облучения гамма-лучами в Киукьянге. Эта - погодите - ка-за радиоактивную пыль в бронхах в Афион Карагисаре. А вот эту малютку - за ревматизм после пребывания в сырых окопах в Красиставе. - Сержант, а какая девчонка была лучшая из всех? - Маленькая и рыжая, наполовину шведка, наполовину египтянка в Фарафангане,- сказал сержант не задумываясь. - Эх, ребята! Вот бы нас туда послали. "Вот и все, что осталось от старых добрых американских военных традиций.- думал Пол,- уж этой традиции ничто не грозит: "Пошлите меня туда, где можно пошкодничать!" "Херкимер. Станция Херкимер. Следующая станция Литтл Фолз". - Скажите, сержант, а это поезд пригородный? - Можно сказать, что да. А как вы насчет того, чтобы сыграть еще партийку, просто чтобы разогреться и разогнать скуку? - Я с удовольствием. Мне бы паршивенькую тройку. Даму- Чарли. Восьмерочку- Лу. И провалиться мне на этом месте, если сержант не заберет все. - Скажите, сержант, я слышал, Элмо Хэккетс отплывает за море? - Верно. Он просится за море с самого призыва. _Парочку троек Эду, Чарли без прикупа, валетик- Лу, и все, черт побери!_ - Туз! "Литтл Фолз. Станция Литтл Фолз. Следующая станция Джонсонвилль". - _Ну вот, пожалуйста..._ Что вы знаете обо всем этом,- сказал сержант.- _У Эда уже были три тройки подряд._ Да, жалко Хэккетса. Через пару лет он смог бы стать и знаменосцем. Но раз он решил бросить все, это его дело. _Чарли без прикупа, Лу берет моего туза. А берет-то ведь троечка всего._ - А куда едет Хэккетс? Вы знаете? - _Без Прикупа, ребята, без прикупа, без прикупа!_- тараторил сержант.- _Да, сегодня на него пришел приказ. Ну, еще последццй кружок, ребята. Без прикупа, без прикупа, без прикупа и..._ - Господи! - _Ты уж не обижайся, Эд, на этого третьего туза. Выходит, что и на этот раз моя взяла._ Да, конечно, Хэккетс поедет за море, это уж точно. Завтра утром он отплывает в Таманрассет. - Таманрассет? - В Сахарскую пустыню, болван. Неужто тебя не учили географии?- Сержант злобно усмехнулся.- Как насчет еще одного кружка, просто так, для смеха? Пол вздохнул о судьбе Хэккетса, который, родившись в духовной пустыне, теперь отправляется в те места, где и земля бесплодна. "Джонсонвилль... Сен--Плейн... Фонда... Форт Джонсон... Амстердам... Скенектеди... Когой... Уотерлет... Албани... Ренсселар... Айлиум, станция Айлиум". Со слипающимися со сна глазами Пол бросился к двери, сунул в прорезь билет и вышел на станционную платформу в Айлиуме. Дверь багажного отделения открылась, из нее на поджидающий транспортер выскользнул гроб, и транспортер тут же поехал в холодильник при станционной камере хранения. Ни одно из такси не потрудилось встретить этот малоперспективный поезд. Пол попытался позвонить в таксомоторный парк, но никто не отозвался на его звонок. Он беспомощно поглядел на автомат по продаже билетов, автомат по продаже нейлоновых чулок, автоматическую кофеварку, автомат по продаже жевательной резинки, автомат по продаже книг, автомат по продаже газет, автоматическую установку для чистки зубов, автомат по продаже презервативов, автоматическую машину для чистки обуви, автоматическое фотоателье и вышел на пустынные улицы Усадьбы. Ему нужно было сделать восемь миль через всю Усадьбу, а потом по мосту через реку, чтобы попасть к дому. Не домой, подумал Пол, а в дом, где находится его постель. Внутри он ощущал пустоту и вялость и в то же время какое-то лихорадочное беспокойство.- он был сонный и в то же время понимал, что сейчас ему не заснуть, был обуреваем мыслями и в то же время шагал без единой мысли в голове. Шаги его эхом отдавались среди пустых фасадов Усадьбы, безжизненных неоновых трубок, рекламирующих то одну, то другую вещь, абсолютно ненужную в эти часы, правда, сейчас они были просто бессмысленным холодным стеклом из-за отсутствия живительного бега электронов сквозь заполняющий их инертный газ. - Невесело одному? - Ммм?.. Молодая женщина, груди которой колыхались, как воздушные шары на ветру, глядела на него из окна второго этажа. - Я говорю, невесело одному? - Невесело,- просто сказал Пол. - Тогда подымайся. - Ладно,- вдруг услышал Пол свой собственный голос,- ладно, сейчас подымусь. - Дверь рядом с Автоматическим базаром. Он поднялся по длинной темной лестнице, на каждом марше которой доктор Гарри Фридман сообщал, что он не причиняющий боли дантист, дипломированный Национальным Советом здравоохранения. "Зачем,- риторически вопрошал Фридман,- обращаться к человеку с классификационным номером менее Д-006?" Дверь на лестничной площадке, соседняя с дверью доктора Фридмана, была открыта, и подле нее стояла женщина, поджидая Пола - Как тебя зовут, милый? - Протеус. - Родственник этой большой шишки с того берега? - Это мой двоюродный брат. - Значит, ты черная овца в домашнем стаде? - Угу. - Ну и черт с ним, твоим братом. - Конечно,- сказал Пол. Он только раз проснулся на исходе ночи, проведенной с ней, проснулся из-за того, что ему приснилось, будто отец его стоит в ногах кровати и вглядывается в него. Она что-то пробормотала во сне. Засыпая снова, Пол совершенно машинально пробормотал в ответ: - И я тебя люблю, Анита. XXVII Доктор Пол Протеус на протяжении целой недели был полностью предоставлен самому себе в собственном доме. Он ожидал, что поступят какие-нибудь известия от Аниты, но письма не было. Говорить им, неожиданно понял он, больше не о чем. Она, наверное, все еще была на Материке. Сбор на Лужке продлится еще неделю. После этого пойдет суматоха раздела, а потом развод. Он в уме перебирал основания, которые она выдвинет в качестве повода для развода. Его поражала в ней такая жестокость, но он понимал, что это весьма закономерно. Любое отклонение от общепринятых норм причиняло ей сильную боль. Ей придется теперь покинуть штат Нью-Йорк, поскольку единственное возможное основание для развода - обвинение в супружеской неверности или подстрекательство к содействию в саботаже. Дело может быть выиграно при любом из них, но с ущербом для ее чувства собственного достоинства. Один раз Пол посетил свою ферму и подобно человеку, решившему посвятить свою жизнь богу, попросил мистера Хэйкокса приобщить его к работе, направляющей руку природы. Рука, за которую он с такой готовностью ухватился очень скоро оказалась довольно гру- бой и медлительной, горячей, влажной и дурно пахнущей. И очаровательный маленький домик, который он воспринимал как символ простой и здоровой жизни, оказался настолько же неуместным, как статуя Венеры у ворот зернохранилища. Больше он на ферму не заходил. Один раз Пол побывал на заводе. Цеха с их машинами не работали во время празднеств на Лужке, и на своих постах оставались только охранники. Четверо из них теперь они держались официально и презрительно - позвонили на Лужок к Кронеру за инструкциями. Затем они препроводили Пола в то помещение, которое когда-то было его собственным кабинетом, и он отобрал свои личные вещи. Охранники составили список всего, что он взял, и проявляли сомнения по поводу его претензий на каждую из перечисленных в описи вещей. Затем они под конвоем выпроводили его обратно во внешний мир, а потом раз и навсегда захлопнули за ним ворота. Сейчас Пол сидел на кухне перед стиральным агрегатом и глядел телевизор. Был поздний вечер, и пропади оно все пропадом, ему приходилось самостоятельно заниматься стиркой. "Урдл-урдл-урдл,- шумела машина.- Урдл-урдлурдалл! Дзз! Взз- оп!- зазвенели колокольчики.- Азззззз. Фромп!" И появилась продукция: три пары носков, три пары шортов и голубые тенниски с Лужка, которыми он сейчас пользовался вместо пижамы. На экране телевизора женщина средних лет разговаривала со своим сыном-подростком. Волосы и одежда мальчика были в страшном беспорядке и перепачканы. - Дракой ничего не докажешь, Джимми,- грустно говорила она.- Ей-богу, еще никто не улучшил мир тем, что разбил кому-то нос или же дал разбить свой собственный... - Я знаю, но он сказал, что мой ПИ всего пятьдесят девять, мама!- Мальчик готов был расплакаться в любую секунду, он был вне себя от обиды и ярости.- А у папы, сказал, он, пятьдесят три! - Ну, ну, мой милый, это все детская болтовня! Не обращай на это внимания, Джимми. - Но ведь это правда,- совсем убито проговорил мальчик.- Ведь это правда, мама. Я пошел в полицейский участок и сам проверил. Пятьдесят девять. Мама! А у папы - пятьдесят три.- Он отвернулся и закончил уже совсем умирающим шепотом:- А у тебя, мама, сорок семь. Всего сорок семь. Сначала она закусила губу и выглядела тоже огорченной до глубины души, но затем, как бы набравшись каким-то таинственным образом где-то выше уровня своих глаз сил, ухватилась за кухонный стол. - Ну-ка, Джимми, взгляни на меня, на свою мать. Он медленно повернулся к ней. - Так вот, Джимми, ПИ-это еще не все. Самыми несчастными людьми в этом мире чаще всего бывают как раз самые умные. С начала этой недели полнейшего безделья Пол обнаружил, что эта тема в различных вариантах является основной проблемой вечерних драматических постановок, приносящих, помимо решения ее, еще и раздражение слуховых и зрительных нервов. Одна из программ постоянно черпала вдохновение, разрешая проблему: может ли женщина с низким ПИ удачно выйти замуж за мужчину с высоким ПИ? Ответ, кажется давался неопределенный - и да и нет. - Джимми, сынок мой, ПИ не сделает тебя счастливым, и Святой Петр не устроит тебе испытания на ПИ, прежде чем пропустить тебя в ворота царства божьего. Говорю тебе, люди с высоким ПИ чаще всего оказываются и самыми разнесчастными. На лице Джимми сначала отразилось недоверие, затем изумление, а в конце концов страстное желание получить подтверждение услышанному. - Значит, ты хочешь сказать, что простые люди, вроде меня или другого кого-то, вроде нас... Ты, мама, хочешь сказать, что мы не хуже такого человека, как... как... ну, как доктор Гансон, управляющий заводами? - Не хуже доктора Гансона, с его ПИ-169? С его докторскими, магистерскими и бог его знает еще какими степенями? Да? - Да, мама, его. - Не хуже его? Доктора Гансона? Джимми, сынок, видел ли ты когда-нибудь мешки у него под глазами, мой мальчик? А морщины на его лице? Да ведь ему приходится тащить целый мир у себя на плечах. Вот что дал ему высокий ПИ, этому несчастному доктору Гансону. Знаешь, сколько ему лет? - Он ужасно старый, мама. - Он на десять лет моложе твоего папы, Джимми. Вот какую шутку сыграли с ним его мозги. В этот самый момент появился и папаша, на рукаве у него была эмблема КРР, управление по поддерживанию асфальтовых работ, чернорабочий первого класса. Веселый, добрый, жизнерадостный человек, так и пышущий здоровьем. - Привет, родственнички,- сказал он.- Все ли идет как по маслу в нашем домике? Джимми обменялся взглядом со своей матерью и загадочно улыбнулся. - Да, сэр, все идет как по маслу. Я полагаю, сэр, что вы это очень здорово подметили! Затем ворвалась органная музыка, и диктор принялся восхвалять невидимый и не требующий дополнительной смывки порошок для чистки чего-то. Пол выключил телевизор. Звонок у кухонной двери звенел, и Пол прикинул, сколько же времени пришлось кому-то простоять за дверью. Он спокойно мог бы выключить телевизор и поглядеть, стоит ли открывать дверь посетителю, но Пол уже соскучился по любому обществу - просто хотелось поговорить с живым человеком, и он с радостным и бла- годарным чувством отправился открывать дверь. На него холодно уставился полицейский. - Доктор Протеус? - Да. - Я из полиции. - Вижу. - Вы не зарегистрировались. - О,- улыбнулся Пол.- О, я как раз собирался это сделать.- И он действительно уже несколько раз подумывал сходить в полицейское управление. Полицейский не улыбнулся в ответ.. - Тогда почему же вы не являлись? - Да, так, как-то не нашел времени. - Так вот, док, постарайтесь, чтобы оно нашлось у вас немедленно. Пола раздражал этот наглый юнец, и ему захотелось поставить его на место, как ранее бармена на Лужке. Но на этот раз он проявил большую осмотрительность. - Хорошо. Завтра утром я приду и зарегистрируюсь. - Вы сходите и зарегистрируетесь сегодня, док, и не позже чем через час. Почетное обращение "доктор", как теперь стало ясно Полу, может быть произнесено тоном, заставляющим человека молить бога, чтобы тот не допускал его и за десять миль к университету. - Хорошо, сделаю, как вы скажете. - И вашу промышленную идентификационную карточку - она у вас до сих пор не сдана. - Принесу, простите. - И ваше разрешение на ношение оружия и получение патронов. - Принесу. - И членский билет клуба. - Я разыщу его. - И льготное свидетельство для авиалиний. - Хорошо. - И ваши льготные страховки жизни и здоровья. Теперь у вас будут обычные. - Как скажете. - Полагаю, это все. Если понадобится еще что-нибудь, я дам вам знать. - Конечно. Внезапно выражение лица молодого полицейского смягчилось, и он покачал головой. - И подумать только, как может свалиться сильный человек, а, док? - Да, в самом деле над этим стоит задуматься,- сказал Пол. Ровно час спустя Пол явился в полицию, притащив целую коробку из-под обуви своих отмененных привилегий. Пока он дожидался, когда кто-нибудь обратит на него внимание, его заинтересовал стоявший под стеклом в одном из углов радиофотоаппарат, который как раз воссоздавал портрет разыскиваемого полицией человека и одновременно давал его краткую биографию. Портрет постепенно выползал из искровой щели машины - одна деталь за другой - сначала волосы, потом брови и одновременно слово: "РАЗЫСКИВАЕТСЯ", а затем снова большие карие глаза и имя: Эдгар Райе Бурроуз Хэгстром КРР-131313. Печальная история Хэгстрома появилась на уровне его носа: "Хэгстром паяльной лампой развалил на куски свой дом модели М-17 в Чикаго, а затем в голом виде направился к дому миссис Марион Фраскати, вдовы его старого друга, и потребовал, чтобы та вместе с ним ушла жить в леса. Миссис Фраскати отказалась, и он скрылся в птичьем заповеднике, расположенном рядом с жилым кварталом. Здесь ему удалось запутать следы и скрыться от полиции. Полагают, что он удрал, спрыгнув с дерева на проезжающий грузовик..." - Эй!- сказал сидящий за столом сержант.- Протеус! Регистрация заключалась в заполнении длинной и раздражающе запутанной и сложной анкеты, которая начиналась с его имени и с самого высокого из его классификационных номеров,обследовала причины, по которым он впал в немилость, требовала назвать имена его ближайших друзей и родственников, а завершалась присягой хранить верность Соединенным Штатам Америки. Пол подписал этот документ в присутствии двух свидетелей, а потом наблюдал за тем, как клерк-кодировщик переводит все им изложенное на язык перфорационной карточки, доступный пониманию машины. Потом появилась карточка с его свежей краской и печатями. - Вот и все пока, - сказал полицейский с погонами сержанта. Он сунул карточку в прорезь, и она проделала сложный путь, пока не попала в толстую стопку аналогичных карточек. - А что это все означает?- спросил Пол. Сержант без особого интереса окинул взглядом стопку карточек. - Потенциальные саботажники. - Погодите-ка, что это здесь происходит? Кто вам сказал, что я отношусь к саботажникам? - Да это никакого отношения лично к вам не имеет,- терпеливо пояснил сержант.- Никто о вас этого и не говорит. Все автоматизировано. Все делают машины. - Так какое же у них право говорить обо мне такие вещи? - Они знают, уж они-то точно знают,- сказал сержант.- Они ведут очень строгий учет. Они это делают со всеми, кто хотя бы четыре года провел в колледже и сидит без работы.- Он окинул Пола изучающим взглядом прищуренных глаз.- И вы очень удивились бы, доктор, насколько они правы в этом. В помещение вошел детектив, весь потный и обескураженный. - Есть что-нибудь новенькое по делу Фридмана, Сид?- спросил сержант, сразу же утратив интерес к Полу. - Ничего. Все подозреваемые прошли детектор лжи без сучка и без задоринки. - А ты проверял лампы? - Ну конечно. Мы взяли совершенно новую установку и проверили все контакты. То же самое. Все эти паршивцы, хотя любой из них с удовольствием прихлопнул бы Фридмана, оказались абсолютно невинными.- Детектив пожал плечами.- Ну что ж, придется опять побегать. У нас есть одна зацепка: сестра его сказала, что видела постороннего человека подле дома Фридмана за полчаса до того, как это случилось. - Есть описание? - Частичное.- Он повернулся к клерку-кодировщику.- Готов, Мак? - Все готово. Валяй. - Средний рост. Черные ботинки, синий костюм. Без галстука. Обручальное кольцо. Черные волосы, зачесанные прямо назад. Бритый. Бородавки на руках и на затылке. Чуть прихрамывает. Пока детектив говорил, клерк, не изменяя выражения лица, нажимал на клавиши. "Динга-динга-динга-динг!"- защелкала машина, и появилась карточка. - Герберт Дж. ван Антверп,- сказал Мак.- Бульвар Коллестера, сорок девять, пятьдесят шесть. - Отлично сработано,- заметил сержант. Он взял со стола микрофон.- Машина 57, машина 57, отправляйтесь... Когда Пол вышел на залитую солнцем улицу, черная полицейская машина с выключенной сиреной пропела новыми резиновыми покрышками по асфальту и свернула в аллею, ведущую за здание полицейского участка. Пол с любопытством уставился на нее, когда она остановилась перед запертой дверью. Из задней дверцы сияющей черным лаком машины выскочил полицейский и направил на Пола автомат. - Ладно, ладно, нечего тут околачиваться. Пол замешкался на секунду дольше, чем следовало, чтобы успеть мельком взглянуть на арестованного, который сидел в темной глубине машины между двумя полицейскими, тоже вооруженными автоматами. - Иди, иди, проваливай! - снова крикнул полицейский Полу. Полу не верилось, что полицейский настолько успеет выйти из себя, чтобы выстрелить просто в праздношатающегося, и задержался еще на минутку. Его страх перед автоматом, уставившимся на него черным глазком, несколько уравновешивался страстным желанием увидеть человека, чье презрение к проторенным дорожкам в этом обществе было еще сильнее, чем у него. Железная дверь участка с лязгом распахнулась, и три новых полисмена с оружием в руках появились в ожидании преступника. То, что преступник этот проведет несколько секунд в свободном пространстве аллеи, было, по-видимому, делом настолько опасным, что полицейский, который пытался прогнать Пола, сейчас все свое внимание обратил на те восемь или десять квадратных футов, которые заключенному за какое-то мгновение предстоит пересечь. Пол заметил, что большой палец полицейского снял предохранитель автомата. - И гляди, без всяких штучек, слышишь?- произнес нервный голос внутри машины.- Выходи-ка! И в следующую же секунду на свет божий вышел доктор Фред Гарт в изорванной рубашке Команды Синих, небритый, с расширившимися глазами, в наручниках и насмешливо улыбающийся. Не успел Пол поверить собственным глазам, наблюдая эту бессмысленную сценку, как его старый товарищ по команде и по палатке, его дружок, человек, который был первым после него претендентом на Питсбург, оказался уже внутри участка. Пол заторопился к фасаду знания и вбежал обратно в служебное помещение, где он только что заполнял анкеты и сдавал свои документы. Сержант величественно глянул на него. - Ну, чего там еще? - Доктор Гарт - что он здесь делает? - Гарт? Никакого Гарта у нас здесь нет. - Я только что видел, как его подвезли к задней двери. - Не-е-ет.- Сержант снова принялся за чтение. - Послушайте, он один из моих лучших друзей. - Видимо, такой же сукин сын, как и ты,- сказал сержант, не отрывая глаз от книги.- Проваливай. Совершенно растерянный, Пол вышел на улицу и, оставив свой старый автомобиль у полицейского участка, зашагал вверх по направлению к главной улице Усадьбы, к салуну у въезда на мост. Часы на башне городского управления пробили четыре. С таким же успехом они могли пробить полночь, семь часов, час, для Пола это не имело никакого значения. Больше ему не нужно быть где-то и в какое-то время - никогда больше, надеялся он. Он сам придумывал себе цель, чтобы отправиться куда-то, но шагал вообще бесцельно. Ни у кого нет к нему никакого дела; где бы то ни было. Экономика больше им не занималась. Его учетная карточка представляла теперь интерес только для полицейских машин, которые, как только его карточка попала к ним, отнеслись к нему с инстинктивным недоверием. Пожарная помпа работала как обычно, и Пол присоединился к толпе. Вид быстро текущей воды несколько успокоил его. Он с интересом наблюдал за тем, как маленький мальчик делал бумажный кораблик, а потом за рискованным рейсом этого кораблика к неизбежной гибели в темном провале канализационного люка; - Что, интересно, доктор? Пол обернулся и увидел у своего локтя Элфи, телевизионную акулу. - Вот здорово! А я думал, что вы на Лужке. - А я полагал, что вы там. Как ваша губа? - Подживает. Но дает себя знать. - Если это может доставить вам хоть малое утешение, док, могу вам сказать, что бармен все еще продолжает чихать. - Да что вы? Это просто великолепно. А вас выставили? - А вы разве не знали? Вышибли всех, весь обслуживающий персонал, после этой истории с деревом.- Элфи рассмеялся.- Они сами готовят себе пищу, сами стелют постели, готовят площадки для гольфа и все остальное, каждый из них. - Неужто каждый? - Каждый, кто ниже управляющего заводами. - А уборные они тоже чистят самостоятельно? - О, только наиболее тупые из них, с ПИ ниже 140. - Вот это да! И все равно продолжают игры, не так ли? , - Точно. В последнюю минуту я слышал, что Синие далеко оторвались от всех. - Да неужто! - Точно, они были настолько опозорены из-за вас, что готовы просто костьми лечь, но выиграть. - А Зеленые? - Зеленым крышка. - Даже несмотря на Шеферда? - Этого Джима Торпа? Да что там, он ведь вмешивается абсолютно во все и пытается самостоятельно завоевать каждое очко. - Ну, и... - Поэтому-то никто и не может заработать ни единого очка. Последнее, что я слышал,- это команда Шеферда пыталась убедить его, что у него какое-то вирусное заболевание и что ему следует провести пару дней в изоляторе. Нет, у него действительно что-то есть, это уж точно.- Элфи поглядел на часы.- Послушайте-ка, сейчас должна быть какая-то камерная музыка по седьмому каналу. Не хотите ли сыграть? - Только не с вами. - Нет, просто так, на фукса. Без денег. Я пытаюсь натаскивать себя на камерную музыку. Совершенно новая область. Пойдемте, доктор, попытаемся угадывать вместе. Вы будете следить за виолончелью и басом, а я за альтами и скрипками. Идет? Затем мы сравним наши наблюдения и объединим наши знания. - Я поставлю пиво. Как вы насчет этого? - Это будет здорово, очень здорово. В сыром полумраке бара Пол разглядел парнишку, почти подростка, который с надеждой глядел на него из кабины. Перед пареньком на столе были разложены три ряда спичек: три в первом ряду, пять во второму семь в третьем. - Хелло,- приветствовал их парнишка со смущением и надеждой в голосе.- Это очень интересная игра. Игра заключается в том, чтобы заставить противника взять последнюю спичку. Вы можете брать сколько хотите спичек из любого ряда при каждом ходе. - Ну что ж...- сказал Пол. - Начинайте,- сказал Элфи. - На два доллара?- нервно спросил юнец. - Пусть будет на два.- И Пол взял одну спичку из самого длинного ряда. Парнишка обеснокоенно поморщился и сделал ход. Спустя три хода Пол оставил его уставившимся на последнюю спичку. - Ну его, это дело, Элфи, ко всем чертям,- убито сказал он,- ты только погляди: я проиграл. - Это твой первый день!- резко оборвал его Элфи.- Не теряй бодрости. Проиграл, и ладно. Ведь ты только начинаешь.- Элфи потрепал парнишку по плечу. Док, это мой младший братишка, Джой. Он только начинает. Армия и кррахи уже зарятся на него, но я пы- таюсь приобщить Джоя к делу. Посмотрим, что получится из этих спичек, а если это у него не пойдет, подумаем о чем-нибудь другом. - Я часто играл в эту игру в колледже,- сказал Пол извиняющимся тоном.- Поэтому у меня очень большой опыт. - Колледж!- благоговейно протянул Джой; а затем радостно улыбнулся, как будто у него с плеч свалился тяжелый груз.- Господи, тогда все понятно.- Однако он вздохнул и снова уселся с мрачным видом.- Только не знаю, Элфи, я уже готов махнуть на все рукой и сдаться. Давай будем смотреть правде в глаза - мозгов у меня маловато.- Он опять разложил ряды спичек и начал выбирать их, играя сам с собой.- Я все время работаю с ними и просто не вижу никакого улучшения. - Конечно, ты работаешь!- сказал Элфи.- Все над чем-нибудь работают. Встают с постели - это тоже работа! Брать еду с тарелки и отправлять ее в рот - тоже работа! Но есть два вида работы - работа и упорная работа. Если ты за