всей честью, всей любовью - Секиру восприми! Верни права сословью! Люцифер Сыны, присяга чья испытана не раз, Что повелел Господь - то благостно для нас. Иного права нет, все - Господу подсудно, Ваш созерцать раздор мне, верьте, многотрудно. Сей скипетр, коим я вершу над вами власть, Кто, как не Сам Господь мне дал в десную пясть, Тем самым положив, что нас в любимцы прочит. Когда ж Адама он вознесть всех выше хочет, 1220 Первоначальный план тем самым измени, Затмив не только вас, но также и меня, Как можем возражать хотя малейшим жестом? Кто восколеблется? Кто выступит с протестом? Какую помощь вам, скажите, я подам, Коль выше Ангелов теперь взнесен Адам, А Духи лишены природы благородной? Лишь можно пребывать во ярости бесплодной, Проклятья посылать позорному ярму. Но в ненависть впадать не должно никому, 1230 Чтоб в Небе не кипеть богопротивным битвам, - Надеюсь, ненависть Господь сию простит вам. Люцифористы Воспрянь, о Люцифер, с секирой боевой. В защиту прав святых {51} - повстанцам стань главой, И первым ринься в бой - мы выступим по следу: Мы или пасть хотим, иль обрести победу. Люцифер Присяге выступать позорно вперокор. Люциферисты Над Господом - Адам: иль это не позор? Люцифер О чести Божией радеть - во Божьей воле. Люциферисты Мы о твоем радеть хотели бы престоле, 1240 Чтоб, восторжествовав, ты твердо произрек: Да не возносится над Духом человек! Люцифер Архангел Михаил, воитель сноровистый, Уже готовит рать, - пред ней попробуй выстой. Ужасно - бранный строй лицом к лицу узреть. Люциферисты Ты зришь перед собой небесных ратей треть, Мы только ждем, что нас возглавить соизволишь. Люцифер Мы возвратим права - утратим же всего лишь Благополучие. Люциферисты Дерзание и честь, Обида и порыв, отчаянье и месть - 1250 Другого нет пути, но сей - благой и спорый, Коль скоро станешь ты главою и опорой. Вельзевул Пред нами воссиял борьбы священный свет. Оружьем утвердим все, что решил совет. Нетвердых - укрепим, концы умело спрятав. Тем больше пользы нам, чем более дебатов. Люцифер На силу - силой наш ответит ратный строй. Вельзевул Теперь займи свой трон, о доблестный герой, Чтоб воинство тебе на верность присягнуло. Люцифер В свидетели зову я князя Вельзевула, 1260 Признай, князь Велиал, признай, Аполлион, Что против воли я к сей роли принужден, Чтоб Небеса спасти от торжества порока. Вельзевул Штандарт с Денницею взнесем пред Божье око: На должный присягнем хоругви сей манер. Люциферисты Равно клянемся вам, Господь и Люцифер {52}. Вельзевул Зажгите же теперь сосуды фимиама Пред Люцифером, вы, кто не ушли из храма, Сверканьем факелов мы почесть воздадим Тому, кто должен стать вовек непобедим, 1270 Неоспоримым быть владыкою над миром. Теперь - черед звучать фанфарам и стихирам: Возвышенный псалом Герою пропоем. Люциферисты Встаньте, все ряды люциферистов, К полку - полк. Каждый пусть блюдет, в бою неистов, Ратный долг: Посредством боевого мастерства Да отстоим свои права. 1280 Божье войско пусть выходит строем - Не беда. Для Адама дверь Небес закроем Навсегда. Нас ожидают ратные труды Во славу Утренней Звезды. Озаряет нашу цель Денница - Сила, власть. Михаилу суждено склониться, В бездну пасть, 1290 Чтоб фимиамом наслаждаться мог Наш Люцифер, великий Бог! Хор Ангелов. Песнь: О, для чего так злобно Разросся грозный ков: И тысячи полков Войною межусобной Повергнуты во тьму; К чему мечи подъемлют, И долгу своему Они зачем не внемлют? 1300 Какой они успех Снискать мечтают бранью? И знают ли, что всех Присудит Бог к изгнанью? Безжалостно жесток К сим отщепенцам рок. Ответная песнь: Увы! Зачем в расколе Решать подобный спор? К чему они раздор Чинят по доброй воле? 1310 Чему идут вразрез, Остря для боя жало? Роскошество Небес Для них чрезмерно стало: Неужто не дано Войти потоку в русло? Не завистью ль хмельно Сего разброда сусло? О верные сыны. Как избежим войны? Заключительная песнь: 1320 Если пламя не потушит Беспощадная рука, В мире все наверняка Властолюбие порушит {53}. Сгинут, пламенем горя, Небо, земли и моря. Бич властолюбивой страсти Прочит гибель для всего. Неизвестны жажде власти Ни законы, ни родство. ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Гавриил, Михаил. Гавриил 1330 Весь небо свод огнем безжалостным объят, Изменой и войной. Я, Господа легат, В сей грозный час тебе повелеваю внятно: Железом и огнем сотри позорны пятна И славы Божией яви апофеоз: Князь Люцифер восстал и свой штандарт вознес. Михаил Ужели изменил он долгу и законам? Гавриил Треть воинства Небес ушла к его знаменам. Сейчас изменник сей ярит в себе кураж: Он обоняет дым из фимиамных чаш, 1340 Бряцает в честь его безбожная музыка, Его сообщники разнузданно и дико Пытаются взломать ворота в арсенал И в них тараном бьют. Неистовствует шквал, Дрожа, колеблются небесны окоемы, Безумствует гроза. То молнии, то громы Клокочут яростью, что всюду верх взяла, И серафимская немотствует хвала. Во мгле, низлившейся на Божий просторы, То ляжет тишина, то вдруг восплачут хоры, 1350 Во сострадании моля смиренно за Собратий, мраком чьи заволоклись глаза, В безумстве кто отпал от Ангельского рода. Так обнажи свой меч, Господень воевода, На грани молнии {54} принесена тобой Присяга Господу. Гряди! Михаил К чему сей бой Наместнику Небес? К чему он долг отринул, Встал бунта во главе и меч из ножен вынул? Гавриил Лишь Богу ведомо, сколь мне ужасно несть Известья горькие. Заслуженная месть 1360 Сих отщепенцев ждет. Помочь уже не можно Слепцам злосчастным сим, что возгордились ложно, Презрели долг, в себе копя злотворный пыл. Я радость Божию объяту скорбью зрил. Поскольку, прежде чем обречь неверных карам, Ответив на удар решительным ударом И высшей силою остановить раздор, Меж Милосердием и Правосудьем спор, Я слышал, в вышних шел; повсюду были зримы Склонившиеся ниц благие Херувимы, 1370 Его молившие: безумцев пощади, Виновных не карай! Казалось, позади Раздор, Господь простит мятущихся упрямо; Однако внятен стал дымок от фимиама, Хвала безбожная, бряцание музык Перед наместником. И Бог сокрыл Свой лик От неразумных, тех, кем сей воздвигнут идол, И головою их тебе, Архангел, выдал. Нет милосердия. Да совершится суд Для тех, что на Творца в безумстве восстают, 1380 Да уготовят казнь твои войска, воспрянув, Для Бегемотов сих, для сих Левиафанов. Михаил Где молния моя? Да вострепещет враг! Мой верный Уриил, неси Господень стяг, Подай кирасу, щит и шлем. От сей напасти Очистим небосвод! Престолы, Силы, Власти - Смелей к оружию - и, верные, вперед! По зову Неба, зрю, за рядом ряд встает. Чу! Слышен барабан! Пусть вражья рать бессчетна - Диаволов к суду востребую поротно 1390 Вооруженными, чтоб казни их обречь. На Божью честь борясь, я обнажаю меч. Гавриил Дождался Божий стяг решительного часа. Непробиваема твоя да будь кираса, Ты солнцем осиян, - тебе, я вижу, шлют Десятки тысяцких свой боевой салют, - Под Божьим знаменем стоят бойцы геройски, Смелей, князь Михаил, ты - первый в Божьем войске! Михаил Итак, бойцы, вперед за боевой трубой! Гавриил Молитвою тебя мы провожаем в бой. Люцифер, Вельзевул, Люциферисты. Люцифер 1400 Несколько велика готовность боевая? Вельзевул На мудрость гордого владыки уповая, Войска сигнала ждут: настал великий час. Люциферисты Едва лишь Люцифер нам ниспошлет приказ, Мы, развернув крыла, рвануться в бой готовы, Чтоб окружить враги и заковать и оковы, Как только дрогнет он, как только он падет. Люцифер Надеюсь, наших войск произведен подсчет? Вельзевул Они бесчисленны: подобно грозной лаве Стекаются бойцы к твоей, владыка, славе. 1410 Считай, что третья часть примкнула к нам бойцов {65}, Всех, что на небе суть, - и, мню, в конце концов Нас будет поровну: из армий Михаила Уходит, что ни миг, воительская сила; Из Иерархий всех, из Горних Орденов Нам лучших отдают они своих сынов: К нам Херувимы мчат, Архангелы, Господства; Штандарты множатся: небесный сад в сиротство Впадает, зелень в нем утрачивает цвет, Повсюду знаменья неотвратимых бед, 1420 Все ярче молнии, все тяжелее тучи - Предуказание победы неминучей. Венец Небес готов твое чело облечь. Люцифер Весть эта радостней, чем Гавриила речь. Я говорю сейчас и воинству, и свите: Внемлите, рыцари, полковники, внемлите. Задачи главные я кратко изложу: К последнему пришли мы ныне рубежу, Ждет проигравшего жестокая расплата - Война объявлена, и к миру нот возврата; 1430 Раздора нашего уже не смыть пятно, Пощады никому найти не суждено; Должна законом стать преступность ретирады, Недопустимыми - потупленные взгляды; В едином отстоять вы призваны ряду Державу Ангелов и с ней - мою звезду. Согласно плану все идет, - внемлите, братья: Не должно допускать преступного отъятья Того, что отдано нам раз и навсегда. Когда рука твоя останется тверда, 1440 И вражеского ты щадить не станешь стана, То укротится власть небесного тирана, Не повелит Адам потомству своему Вас, Духов, подчинить позорному ярму, Он свите никогда не повелит победной Вас обратить в рабов, сковать колодкой медной, И кнут не занесет над вами страшный свой. Свободных войск меня кто признает главой, Кто верен моему блистательному стягу, Тот Утренней Звезде да повторит присягу, 1450 Чтоб ни один не смел отречься маловер. Люцифористы Равно клянемся вам, Господь и Люцифер. Вельзевул Смотри! Гонца Небес вдали я прозреваю! То Рафаил спешит, божественную вайю В деснице зрю его: он мир тебе несет. Рафаил, Люцифер. Рафаил Наместник, ты, кому доверен небосвод, К чему изменою ты наше сердце ранишь? Ужель создателю противиться ты станешь? Ужель неверностью ты осквернишь себя? Надеюсь, что не так. Спешу к тебе, скорбя, 1460 Об участи твоей гнетет меня досада. Люцифер О честный Рафаил!.. Рафаил Мой друг, моя отрада. Молю тебя, внемли. Люцифер Поведай скорбь твою. Рафаил Пощады, Люцифер! Не уповай в бою Сразить меня, того, кто не таит коварства, Того, кто принести тебе спешит лекарство, Бальзам, почерпнутый из лона Божества, Была первичная Чья воля такова: Над тысячью Господств незыблемо поставить Тебя, чтоб ими стал ты, как наместник, правит 1470 Что за безумие - сей странный спор начать? Зрю на челе твоем Создателя печать, Ты не был обделен, властитель яснолицый, Решительно ничем: тебя Своей десницей Создатель в высшее достоинство вознес; Ты лучшей воссиял среди Господних роз {56}, Ты облачением отличен многочудным, Сафирным, лаловым, алмазным, изумрудным, Жестка фелонь твоя, вся - злато и жемчуг. Дал главный скиптр Господь главнейшему из слуг; 1480 В мгновенье твоего средь Неба появленья Дрожали, трепеща, созвездья и каменья, - К чему сей хочешь трон ты у себя отнять И благости Небес вовек не обонять? Неужто прежний блеск, отраду наших взглядов, Обличью предпочтешь всемерзостнейших гадов, Ужели в будущем не чаешь ты, увы, Трифоновых когтей, драконьей головы, Что прирастут к тебе? Небесну должно ль хору Свидетелем служить бесславью и позору 1490 Того, кто нам сиял в наместничьем венце? Знай: отвратит Господь от падшего лице, Что зримо только нам, кто святы семикраты. Не постигаешь ты размеров сей утраты: Не повелит Господь сиянью Своему Навек пожравшую тебя рассеять тьму. Постигни сердцем, ты, о господин наместник, Я - Сострадания благого провозвестник; Сними свой гордый шлем, секиру отшвырни, Вовеки более не одевай брони: 1500 Безмерна пагуба воинственных усилий Для оперения блистательных воскрылий Твоих, - склони чело и усмири войска, С престола Бог тебя не сверг еще пока И не смешал тебя ни с прахом, ни с известкой, Под корень не извел своей рукою жесткой, Из памяти Небес пока не сгинул ты, Не впал во пропасти скорбей и нищеты, Червя бессонного, отчаянья, распада, Зубовна скрежета и ненасытна глада. 1510 Смирись! Восстанови свою былую честь! Ветвь мира восприми, покуда время есть. Люцифер Любезный Рафаил, прошу, прими на веру: Клялись мои войска но только Люциферу, Но также Господу - Он это знает Сам. Мы в бой хотим идти во благо Небесам, В защиту Ангельства, в защиту Божьих хартий: Присягу Небесам зря на моем штандарте, Я охраняю их незыблемый покой, - Да не восцарствует над Небом род людской, 1520 На выи ангелам не возложит ярема - Иль солнце не взойдет над кущами Эдема; Владыкой Ангелов не станет супостат. Пусть бросит Небо нас в пучину жарких блат, Туда же с нами пасть и скиптрам, и коронам, Что Божьим навсегда дарованы законом И неотъемлемы. Прияв судьбу сию, В защиту вечных прав я ныне восстаю; Будь даже я смирен, - восстать мне надлежало б, Вняв плачу скорбному и сотням тысяч жалоб. 1530 Речь доведи мою до сведенья Отца, Слугой которому я буду до конца. Рафаил Словами действия прикрашивать не стоит. Их истинную суть Творец ли не откроет? От взоров Господа укрыться ли алчбе И властолюбию, гнездящимся в тебе, Сим порождениям недоброго рассудка. Лишь их воображу - как страшно мне, как жутко! Денница блудная, смири в себе порок! Ты Господу грозишь - сие тебе не впрок. Люцифер 1540 Как - властолюбие? Я ль не слуга владыке? Рафаил К себе прислушайся - твои слова двулики. Что в сердце ты речешь {67}? Превыше всех взойду, Превыше Божьих звезд свою взнесу звезду, Подобно Господу, от края и до края Стопами Небеса жестоко попирая, Не зная жалости и каждого казня, Кто скипетр получить посмел не от меня. Склони свое лицо, разгладь воскрылий перья, Безумством не скверни Господнего доверья. Люцифер 1550 Я так и делаю - иль не наместник я? Рафаил На Небе - первый ты, лишь Бог тебе судья, Он именно тебя облек подобной властью. Люцифер Увы, надолго ли? Для Ангельства к несчастью, Стать равным Господу назначен князь Адам: Но как бестрепетно мой скиптр ему отдам? Рафаил Монарх решает сам, кого приблизить к трону. И даже высшую Адаму дать корону Он волен, восхотев: Его решает власть, Кто - должен вознестись, а кто - обязан пасть. 1560 Все то, что Бог дает, прими, наместник, с миром. Люцифер Точило боевым даруется секирам! Рафаил Для шеи ты своей готовишь острие! Позволить может ли Господне бытие На Небе зависти цвести высокомерной? Да будет краток суд над сей постыдной скверной! В притворстве пользы нет. Ты встал на страшный путь. Зеницу Вещую возможно ль обмануть? Поведай, где твой блеск? О, как ты пал, Денница! Люцифер Мой блеск приял Адам, и ныне им гордится. 1570 Мой упразднила сан божественная высь. Я Господу чужой. Рафаил Князь Люцифер, смирись, Себя остерегись постыдно обесславить; Благоволи со мной известие направить К престолу Господа - об утишенье толп; Молю тебя, Небес краса и гордый столп, Во имя Божие, не обещай защиту Строптивцам, что к тебе влекутся, как к магниту. Неужто, сих Небес отринув этикет, Где до сих пор сиял лишь изначальный свет, 1580 Ты двинешь армию, грозя насильем грубым, Штандарты вознесешь, греметь прикажешь трубам Противу Господа: борец ли есть сильней? Люцифер Пусть распря начата - мы не виновны в ней. Превознесение Адамова потомства - Непостижимое для Духов вероломство; Пожары множатся везде, куда ни глянь, - Позорно Ангелам платить Адаму дань: Коль скоро мы пришли к подобному итогу - Ну, что ж, приходится не подчиниться Богу. 1590 Уж если Он, идя в обход своих же вех, Унизил тех, кого поставил выше всех; Тот, кто доселе был на царствие помазан. В угоду низшему безжалостно наказан, Лишен владычества; Небесному Царю Угодно развенчать рассветную зарю, Денницу низложить и свергнуть в бездны мрака, В безвидное Ничто преобразить, - однако Ничто - почтеннее, чем рабства горький срам. Рафаил Власть можно ль причислять к пожизненным дарам? Люцифер 1600 Дар, выданный взаймы, не нужен мне задаром! Рафаил Наместника ли сан блюдешь ты ныне с жаром? Он дан тебе затем, чтоб твердою рукой В обители Небес ты утверждал покой, - Как против Бога ты посмел одеть кирасу? Иль внять разумному уже не в силах гласу? Люцифер Нам по нужде пришлось облечься в сталь кирас: Столь незначителен был спор сперва меж нас! Пусть разум не велит вставать на бой с оружьем, - Прав наших торжество иначе как заслужим? Рафаил 1610 Во межусобице - грош торжеству цена, Коль армия сама собой побеждена, Коль полегли в бою, заведомо неправом, Те, кто объединен единым был уставом. Люцифер Прозри возмездие карающей руки, Наместник, усмири восставшие полни, В них нрав установи почтительный ц кроткий. Ужасно слышать мне, как тяжкие колодки Готовятся тебе, чтоб, к вящему стыду, Ты был закован в них у Сонмов на виду. 1620 Уже Архистратиг свой строй расставил грозно - Молю, остановись, пока еще не поздно! Люцифер Войска к сражению готовы с двух сторон, На мир надежды нет. Рафаил Смирись - и ты прощен, Посредником считай меня и аманатом. Люцифер Порабощенну быть своим врагом заклятым? Швырнуть звезду во мрак? Склонить, смирясь, чело? Рафаил О Люцифер, кипит разверстое жерло Болота серного, где ты пребудешь, пленный. Ужель тебе, кто был всех краше во Вселенной, 1630 Назначена судьба в пучину пекла пасть, Ненасытимую сию насытить пасть? Бог милосерд к тебе; не медли нарочито, И, ветвь прияв сию, считай, что все забыто. Люцифер Злосчастьем равный мне - найдется ли в мирах? Надежда теплится, но кое же тлеет страх, Лишь поражения мы ждать, однако, можем, В сомнениях идя сражаться с войском Божьим. Противу Божьего взнести военный стяг? Признать, что Ангельству Господь отныне враг? 1640 Войска, взроптавшие на Господа, возглавить И против Божьего закона - свой восставить? Неблагодарственно подстроить гнусный ков Тому, кто в милости неслыханной таков, Что всех готов простить, отпавших от присяги, Кто до сих пор готов радеть о нашем благе? Что ж, надо отвечать - по собственной вине. Днесь от Создателя отречься должно мне! Надменность, клевету - под маской ли укрою? Нет отступления воинственному строю. 1650 Где выход? Кто подаст спасительный совет? На размышления уж ни мгновенья нет, Коль малый сей зазор могу мгновеньем звать я Меж вечной радостью и вечностью проклятья. Достойной кары нет неверному рабу. Чу! Слышен Божий глас - внемлю Его трубу. Аполлион, Люцифер, Рафаил. Аполлион Наместник доблестный, не можно медлить боле. Расставил Михаил полки в небесном поле И посылает нам надменный вызов свой. Построй скорее нас в порядок боевой. 1660 Мы зрим уже сейчас - за нами поле брани. Люцифер Уже? Иль повод есть, чтоб ликовать заране? Возможно множество в сраженье перемен. Аполлион Я видел - Михаил и мрачен, и смятен, А воины его решимостью нетверды. Мы уничтожим их, мы сломим эти орды! Со стягами сюда полковники идут. Люцифер Трубою дан сигнал - бойцы на ратный труд Готовы ринуться по первому же знаку. Аполлион Ты лишь его подай. Люцифер Ну что ж, тогда - в атаку! Рафаил 1670 Увы, сомнением он был уже объят, Но впал в безумие. Сколь горек сей разлад! Твоя, Архангел, рать погибнет от гордыни {58}! Путь в Небеса тебе закроется отныне, На смену жалости должна придти вражда. О хоры Ангелов, придите же сюда, Быть может, помешать сумеем хоть мольбою Сему жестокому и пагубному бою! Хор Ангелов, Рафаил. Хор Отец, чей слух давно устал От прославлений и похвал, 1680 Тебе никто не ценен боле, Чем сын смиренномудрый тот, Кто видит радость и оплот Во исполненьи Божьей воли; Ты зришь, о Всех Отстволий Ствол, Как впал в преступный произвол Светлейший властелин Денницы, Как обезумел сей смутьян, Как, властолюбьем обуян, Он шлет угрозы с колесницы. 1690 Противоборствуй этой лжи! Собратий наших удержи От действий, гибелью чреватых! Их усмири и не брани, Обманом созваны, они Стоят сейчас в блестящих латах, Рафаил Прости того, кто рвется в бой, Кто алчет восседать с Тобой На одинаковых престолах Владыкой Неба и Земли, - 1700 Прости его и обели От преступлений сих тяжелых! Хор Спасти Архангелу в бою Дай душу падшую свою, - Твое да не постигнет мщенье Неблагодарного сего: Пусть милосердья торжество Пошлет безумному прощенье! ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ Рафаил, Уриил. Рафаил Ликуют Небеса: настал великий миг, В победную трубу трубит Архистратиг, 1710 Да возвещает нам о битве, об успехе; Сверканием слепят хоругви и доспехи Врага повергнувших, Господних Бранных Сил; Я зрю, сюда идет могучий Уриил, Оружничий, кто в сем бою благополучном Отваги чудеса творил мечом двуручным, На щит алмазный чей наложен Божий герб, Кто все, чем угрожал коварный лунный серп {59}, Громил безжалостно, не ведая боязни. Кому доверено Всевышним право казни 1720 Предерзких бунтарей, - кто, сей приявши дар, Нанес неправоте решительный удар. Блаженны воины победного отряда, Оборонившие честь Ангельского града, И все, что Небела хранили искони. Повествование пред нами разверни О битве славной сой, - рассказ заране сладок. Уриил Повествовательный легко ли дать порядок Тому, как Хаос нас пытался обороть? Но счастливы бойцы, с которыми - Господь. 1730 Архангел Михаил, который в ратном стане Посланником Небес был упрежден заране, Что битва предстоит, поскольку Люцифер Дерзнул противостать приказу высших сфер, - Что предстоит урок подать глупцам упрямым, Почтившим ложного владыку фимиамом. - По настоянию Глашатая Небес В наборном панцире, с копьем наперевес Возглавил армии, - приказом воеводским Велел построиться и тысяцким, и сотским, 1740 От мерзкой накипи очистить Небосвод И в бездну сошвырнуть клятвопреступный сброд, Смести сих призраков безжалостно, покуда Внезапный их порыв нам не содеял худа. Как стрелы вержутся послушной тетивой - Поспешно так спешил в порядок боевой Уже с оружьем стать Господень каждый воин; Был треугольником наш грозный сонм построен {60}: На лицах можно зрить подобное у нас - Троесогласие сверкает, как алмаз, 1750 Втройне огранкою небесной превосходен. Вершиной войска был Архистратиг Господен, Хоругви Божией он одесную встал, Воздетой молнией преяростно блистал - Затем, что ставшему главой над ратным строем Уместно смелость всю собрать в себе пред боем. Рафаил Как выстроились те, что начали войну? Уриил Они, у дерзости завистливой в плену, Собрались ринуться на нас, забыв о чести, Одной ведомые злотворной жаждой мести. 1760 Как месяц молодой, взрастала рать врага, Наставя по бокам на нас свои рога, - Рога златые так Телец небесный в яри И все подобные чудовищные твари Встопорщить норовят. На правой стороне Князь Вельзевул стоял в сверкающей броне, Князь Велиал стоял меж тем на фланге левом И смелость горячил в себе неправым гневом. Наместник - в центре встал, в зените торжества, Богопротивных войск фельдмаршал и глава 1770 Над армией, - держа всечасно под надзором Штандарт, рассветная Денница на котором Кичливо реяла, - со стягом сим древко Вздымал Аполлион настолько высоко, Насколько мог взнести, предерзостно и круто. Рафаил Архангел, о, зачем тебе вся эта смута? Будь я усерднее - не статься бы войне!.. Первоначальную картину битвы мне Ты все же нарисуй подробней и скорее. Уриил Подручные Врага, в зеленые ливреи 1780 Одеты, вкруг него содвинулись. Потом Он выступил вперед в мундире золотом, На колесницу встал, вконец осумасбродев, Блеснуло золото и яхонты ободьев; Он ринулся вперед, разгорячив сперва Дракона злобного и дерзостного Льва, Что были впряжены перед его повозкой, Сверкая сбруею, от маргарита жесткой. Он мчал с копьем в руке, а также при щите, Звездою Утренней сверкавшем на локте 1790 Врага, что попытать в бою дерзнул удачи. Рафаил Гордыню, Люцифер, оплачешь наипаче! Ты фениксом сиял с небесной высоты, Летя пред армией, как был прекрасен ты, Сколь красили тебя одетые впервые Великолепные доспехи боевые! Прости, оружничий: я мыслью вновь с тобой. Уриил Застыла армия пред тем, как вспыхнул бой, Мятежные полки стояли ряд за рядом, Военачальники окидывали взглядом 1800 Расположонье войск, - труба и барабан Взгремели бешено; сигнал к сраженью дан; В просторы вечные возреял огнь могучий, Запели тетивы и стрелы взмыли тучей, В потоках пламени весь окоем исчез, Дрожат, колеблются столпы дворца Небес, Светилам несть числа, с дороги вечной сбитым, По неизведанным они скользят орбитам, Не знает ни одно, куда полет стремит: На запад, на восток, в надир или в зенит. 1810 Видны лишь молнии, слышны одни лишь громы, Основы сущего непрочны, невесомы. Лишь замер в воздухе атаки первой рев, Настала очередь двуострых топоров, Взблеснули палицы, кинжалы, протазаны, Мечи и палаши - все, что наносит раны, Свой страшный труд вершит в безумстве толчеи, Никто не знает, где чужие, где свои, И рати собственной - не отличить от вражьей. Мелькают тысячи истерзанных плюмажей, 1820 Сверкают в молниях губительной грозы Обрывки жемчугов, обломки бирюзы, Шишак за шишаком. кольчуга за кольчугой, И крылья, стрелами пробитые, с натугой Взмыть порываются. Еще грозит порой Нам кличем яростным ливрей зеленый строй, Но вот уже бегут, мы видим, супостаты. Безумный Люцифер в атаку шел трикраты, Противоборствуя бессилию полков Своих, - морских стихий бесплодный гнев таков, 1830 Когда громаду волн крушит гранит прибрежный. Рафаил То был последний знак ему: смирись, мятежный. Уриил Архистратиг трубить велел: Господь за нас. Бойцы отозвались на оный славный глас, Воскрылья мощные нас вознесли в просторы, Чтоб вражьим армиям не дать малейшей форы. Теперь построились мятежные войска Оборонительно. Так сокол в облака Легко возносится, сверкая опереньем, Пока узнать его сумеют слабым зреньем 1840 Коростели в полях и цапли на лугу - Не им противостать подобному врагу! Пусть цапли жалкие, собравши войско птичье, Ждут битвы клювом в клюв, - но сверху вниз к добыче Летит победный враг, как камень из пращи. Рафаил Спасенья, Люцифер, ты боле не ищи. Сопротивление отныне бесполезно, Нет пристани тебе: дымящаяся бездна Трясиной жадною зияет пред тобой. Уриил Под нами вражий строй округлою скобой 1850 Иль полумесяцем лежал, остря оружье; Все было зримо нам сие полуокружье, Прегордо реяли над коим знамена: Враг был величествен, как некая стена, В броню отдетая, - открытый нашим взорам, Вися над воздухом, невидимым упором, - Сияли шишаки, кирасы и мечи; Враг был как облако, в которое лучи, Рождая радугу, вонзаются светилом. Господень строй летит орлом золотокрылым 1860 Над лютым ястребом, - орлу недорога Честь истребления надменного врага, Который жмется вниз в безумной обороне, - Орла ярит мечта о горестном уроне, Что когти нанесут его, и верный клюв, Султан с главы врага безжалостно рванув. И вот черед настал - трехгранною горою С высот низринуться божественному строю: Так водопад крушит скалы полночных стран, Чудовищем ревет, отвагой обуян, 1870 В ущелье клокоча кремнистом и глубоком; Каменья и стволы свергаются потоком, Трепещут берега: воистину страшны Несомые водой стволы и валуны Всему недвижному. Наш вождь секирой верной Над полумесяцем взмахнул - и жижей серной Растекся строй врага, кроваво-голубой. Вопль в воздухе повис, и мы рванулись в бой. Все менее основ у вражеской гордыни, Разломлен лунный серп, разрезан посредине; 1880 Он перенапряжен, - столь согнут каждый рог, И будет через миг ему ничто не впрок, Коль помощь не придет в сей схватке рукопашной Прегордый Люцифер на колеснице страшной Старался каждый миг явиться всем, везде, Чтоб утешение подать бойцам в беде. Их убедить, что есть надежда, и большая, Победу одержать. Рубя и сокрушая, Несется он, - грызут поводья, осмолов, И голубой дракон, и беспощадный лев. 1890 Которыми рука бестрепетная движет; Один, рыча, когтит, другой же - ядом брызжет, Язык раздвоенный шлет гибель и чуму, Все там, где он дохнет, скрывается в дыму. Рафаил Уместно б вам тогда удвоить мощь удара. Уриил Господне знамя враг повергнуть хочет яро, Его слепящее сиянием, - оно Господним именем недаром почтено. Сверканью оного завидуя, быть может, Он рубит и крушит, кромсает и ничтожит, 1900 И надо всем висит его ужасный клик. Но на его пути встает Архистратиг, Подобно Божеству, - и слышится над миром: Утишься, Люцифер, штандартам и секирам Пасть предо мной во прах немедля прикажи, Уйми приверженцев богопротивной лжи И дальше ни на шаг зайти уже не пробуй. Однако Архивраг с удвоенною злобой Секирой продолжал греметь в алмаз щита Господнего, не вняв, сколь велика тщета 1910 На Бога восставать, - трикраты шел к бесчестью, Покуда Божией настигнут но был местью. Секира страшная распалась на куски, И прогремел удар карающей руки: Сверкнула молния небесного закала, Слепя мятежника сквозь шлем и сквозь забрало; Его безжалостно разит Господень гнев, Повозка рушится, а с ней - Дракон и Лев, И сам хозяин их с позором в бездну кинут; Мой меч пылающий из ножен тоже вынут, 1920 Чуть видит над собой его Аполлион - Штандарт с Денницею тотчас бросает он; Но адских полчищ тьмы сбегаются по клику, Пытаясь оберечь сраженного владыку; Здесь - грозен Вельзевул, там - страшен Велиал; Хоть сломлен лунный серп, Наместник в бездну пал. Но в том паденье нет мятежникам науки: Берет Аполлион командованье в руки, Встают чудовища когортой боевой: Безбожный Орион {61} изрыгивает вой 1930 Несносный и грозит дубиною, воспрянув; Вокруг него - толпы ужасных великанов, Медведицы Небес, восставши на дыбы, Не собираются сдаваться без борьбы; Во пятьдесят голов зияет Гидра ядом!.. Плодились ужасы в бою со мною рядом Такие, что о них повествовать невмочь. Рафаил Хвалите Господа, величьте день и ночь!.. О как ты страшно пал, злосчастная Денница! Каким тебя узреть мне, может быть, случится? 1940 Где красота твоя, которой ты сиял? Уриил Полярный, мнилось, мрак сиянье дня объял, - Как по велению магического жезла По низвержении - краса Врага исчезла: Он грязью смрадною покрылся в краткий миг, Ужасной мордою стал светозарный лик, Уста ощерились клыкастой пастью зверской, Конечность каждая предстала лапой мерзкой, Щетиной черною вся кожа обросла, Взметнулись жуткий драконовы крыла; 1950 Он тот, кто властвовал столь гордо, столь надменно, Собою семь зверей явил одновременно {62}: Сейчас казался он в обличье таковом Прожорливой свиньей; высокомерным львом; Ослом во лености; драконом в злобе рьяной; Горящей похотью двуснастной обезьяной; Гневливый носорог здесь был, и, наконец, Еще виднелся волк, безжалостный скупец. Былой владыка стал мишенью для проклятий И Бога, и людей, и Ангелов - собратий, 1960 И жуткий лик того, кто падал в пустоту, Был весь в испарине, в дымящемся поту. Рафаил Навек наука тем, в ком нет Господня страха. А что Аполлион? Уриил Он был свидетель краха И в бегство ринулся, как загнанная дичь, - Но всех спасавшихся карал Господень бич. Бежать могли они, но лишь небезвозмездны: Чудовищами став, они летели в бездны, И все быстрее был позорный их полет. О, что творилось там! Какой водоворот 1970 Свергался с вышних сфер! Господних ратей сила Сопротивление мятежников сломила; Круженье, бешенство, и гром, и стон, и гам; Премену внешности свергаемым врагам В себе ужасно зрить: все ревом, лаем, рыком Наполнено вокруг. Каким ужасным ликом Но нас смотрели те, кто с Неба твержен был Во преисподнюю. Могучий Михаил Победу возвестил, - и вот уже несется Песнь Божьих Ангелов во славу Полководца, 1980 Кимвалы грянули - чаруя слух и взор, Качая вайями, задел небесный хор. Хор Ангелов, Михаил. Хор Ангелов Прославлен будь, герой, Сломивший вражий строй, Кто, свою мощь в бою приумножа, Низверг бесовский строй. Сразил того, кто власть Решил бесстыдно скрасть, Глас Небес наотрез кто отринул, От Бога смел отпасть. 1990 Властитель бранных сил, Могучий Михаил, Ты позор властно стер с лика Неба, Огнь битвы укротил. Низринут мерзкий враг, Сверкает Божий стяг, О, какой вновь покой в Эмпирее, Сколь мир наставший благ! В знак пораженья зла Да преклоним чела, - 2000 В честь Творца из дворца сил Небесных Да возлетит хвала! Михаил Хвала Всевышнему, мир в Ангельстве возможен; Повержен Архивраг, его штандарт низложен, И самый знак его, рассветная Звезда, Во чистый прах Небес впечатан навсегда. Все, нами взятое у Духов непокорных, Взнесем трофеями, - и славу на валторнах И трубах возгремим победе над врагом, Что мнил слабейшего найти во Всеблагом 2010 Подателе Всего, - Истоке и Основе, Кто полон к сущему отеческой любови, Не будет более Господен небосклон Неблагодарностью коварной затемнен; Непокорившимся - в глубинах безотрадных Отныне суждено, прияв чудовищ смрадных Обличия, - уйти в первоначальный мрак. С грозящим Господу да будет с каждым так. Хор Да будет с каждым так отныне и вовеки, Кто Божья облика не зрит во человеке [63}. Гавриил, Михаил, Хор. Гавриил 2020 Увы, увы, увы, о чем ликуют здесь? Да смолкнут похвалы: испорчен праздник весь, Уместней бы не петь, а возрыдать от срама. Михаил В чем дело, Гавриил? Гавриил В падении Адама. Сей первый человек, людского рода ствол, Себя во скверну вверг, во грех преступно ввел Потомков собственных. Михаил Сие подобно грому, Рождает эта весть печаль неизрекому. Фельдмаршал угрожал ужели и Земле? Гавриил Он армию собрал, блуждавшую во мгле; 2030 Своих полковников, подав левых глубоко, И стан расположил, страшась Господня Ока, Ко облаке пустом, в пещере жуткой, где Выл взор его незрим, пылавший во стыде. И возопил, совет собравши преисподний, С престола, не смирен победою Господней: Ты, кто не укротил, но лишь осилил нас {64}! Отмщенья нашего приходит грозный час, И отвратить его потуги будут тщетны. Я Небу нанести готов удар ответный, 2040 Их отражение земное оскверни: Сместить Адамов род есть планы у меня С престола, что ему дарован в колыбели, И погубить его: иной не знаю цели. Коль дан ему запрет - уже немудрено Навеки положить на род его пятно, Чтоб, телом и душой загублен и отравлен, От милости Небес, он был навек отставлен, Днесь отнятой у пас, - да мыслимо ужли, Чтоб малочисленный, ничтожный червь Земли 2050 В страданьях и трудах заполучил державу, Что нам принадлежать обязана по праву? Провижу загодя: Адамовы сыны По свету мечутся, блаженства лишены; Природа, не стерпев позорища такого, В безвиднее Ничто вернуться жаждет снова: Адама также зрю: падение вослед, Божественных зениц он утеряет свет, Он, прозябающий в безрадостной юдоли, Подобьем Божиим не сможет зваться доле; 2060 Пусть в лоне матери сегодня зреет плод - Назавтра, знаю, Смерть легко его пожрет, - С престола я тогда сойти велю Тирану: Тогда пропойте мне на Небесах осанну, Мои соратники, друзья и сыновья, - Вам жертвы щедрые сулю в грядущем я; Поскольку на Земле все люди, без изъяты;, Обречены тавру Адамова проклятья, Зло множить новым алом - им участь суждена. Вот моего вецна разбитого цена. Михаил 2070 Хулитель дерзостный в пылу противства жгучем! Уж погоди, тебя от клеветы отучим. Гавриил Так молвит Люцифер, и Велиала шлет {65}, Чтоб спешно совращен был человечий род. Зло - самый лютый зверь меж остальными всеми. Познанья древо змей легко нашел в Эдеме, Стал за людьми следить из веток - чтоб сперва Приманку облачить в приятные слова, И скоро нашептал жене Адама, Еве: О, несравненны сколь плоды на этом древе! 2080 Того не может быть, чтоб уж настолько строг Был прикасаться к ним запрет, который Бог Зачем-то наложил. О сем но вспоминая, Как лаком этот плод, изведай, дщерь земная, Отравы не таит чудесный сок плода: Вкуси его, вкуси - о, как он спел! - тогда Ты знанье обретешь. Не бойся святотатства: Вкусив его, опричь великого приятства, Ты станешь Господу величием равна - И зависть в Нем возжжешь. Вот какова цена 2090 Господней мудрости, - вкуси же то, что манит! Невесту дивную слова такие ранят, Ее влечет плода познанья красота, Глаза пленяются, за ними вслед - уста, Они - возжаждали, желанье движет пястью, Срывает, пробует - к великому несчастью - С Адамом делит плод, - и тотчас же, впервой Зрят наготу свою они, и вот - листвой Сокрыть пытаются срам обнаженных чресел, Взыскуют, чтобы лес их тенью занавесил. 2100 Но от возмездия сокрыться ли в тени! Темнеет Небосвод. Зрят радугу они, Предвестье близкое карающему року. Рыдает Эмпирей. Что в оправданьях проку! Прощенья людям нет и быть не может за Их преслушание. Уже гремит гроза, Повсюду страх и стон царят в пучине мрака; И прочь бегут они, - куда бежать, однако, От вечного червя, от жгучего стыда? Бегут, идут, ползут, не ведая, куда. 2110 Им смерть предвещана. Раскаяньем пылая, Рыдают падшие. Где гордость их былая! Смятенные, стоят, понуривши главы: И шорох ручейка, и легкий шум листвы - Им страшно в мире все; но происходит чудо: Гряда чреватых туч вскрывается, оттуда Им предстает Господь {66}, печалуясь вельми, И глас Его гремит над миром и людьми. Хор Несчастный род, что был столь Господом возлюблен! Всего глоток один - и ты уже погублен. Гавриил 2120 Адам! - гремит Господь, - явись пред Божий зрак. Не смею, Господи, ничтожен есмь и наг. О наготе своей отколе ты проведал? Единственный ты мой запрет ужели предал? Противостать жене мне не достало сил. Она речет; меня змей люто искусил. Проступок на себя никто приять не хочет. Хор Пощады! Что ж Господь за преслушанье прочит? Гавриил Бог покарал жену, что долг презрела свой, Мужепослушествум и болью родовой; 2130 Стал наказанием убогий труд - мужчине, Он землю тощую мотыжит пусть отныне, Волчцы и терние на коей возрастут; Над змеем, наконец, свершился правый суд: Ему, ползучему, прах да пребудет пищей. Но, чтобы род людской, нагой теперь и нищий, Утешен был, Госнодь послал благую весть: От семени людей он обещал возвесть Того, кто голову отсечь Дракону сможет, Когда Землею век еще не будет прожит. 2140 Хотя жестокий Зверь язвит людей в пяту, Триумф Героя ждет, всхожденье в высоту. К вам послан Господом я с вестью сей пречудной. Постройтесь же теперь: вам путь назначен трудный. Михаил К Земле, мой Уриил, твой должен путь пролечь: Яви преслушникам пылающий свой меч, Покинут пусть Эдом: им доле жить невместно Там, где закон она попрали столь бесчестно. Ты в оскверненный рай стеречь поставлен вход, Не то вкусят они со древа жизни плод 2150 И станут вечно жить. Усердствуй, услужап: Небесного не дай расхитить урожая! Отныне райских врат ты - вечный часовой, И да влачит Адам убогий жребий свой, Оплакивая рай, который им утерян. Озия {67}, коему алмазный млат доверен, И звенья тяжкие рубиновых цепей - Во преисподнюю немедленно поспей, Поймай, свяжи, закуй в незыблемые скрепы Исчадий, что досель столь яростно свирепы, 2160 Дракону дерзкому и мерзостному льву Железа наложи на когти, на главу. Авария, тебе доверено ключарство Над бездной жуткою, где сковано коварство: Да будут замкнуты в затворе сем враги. Македа, пламенник приемли и зажги Во глубине земной - болот ужасных серу: Да станет пыткою сей пламень Люциферу, И пыткою другой - неукротимый хлад; Там Ужас, Жажда, Глад и скорбь да воцарят, 2170 Да водворится там Отчаянье отныне Во наказание противству и гордыне; Не будет Божий блеск зрим в страшном том дыму Закованному там вовек ни одному, Пока от семени взрасти черед наступит Тому, в любови кто Адамов грех искупит. Хор Спаситель, будет кем оборон Змей, гряди, Адамов от греха ты род освободи, Потомкам Евы вновь, прощая, не карая, Затворы отомкни потерянного рая; 2180 Мы числим каждый век, и год, и день, и час, Ждем этой милости: гремит Природы глас, Прославленной опять в блаженстве и любови, - Трон, древле Ангельский, да воссияет внове! ПРИМЕЧАНИЯ ОБОСНОВАНИЕ ТЕКСТА Трилогия Йоста ван ден Вондела - "Люцифер" (1654), - "Адам в изгнании" (1664), "Ной" (1667) - впервые соединена в настоящем издании под одной обложкой со своим главным нидерландским (хотя и написанным на латыни) прототипом, драмой Гуго Гроция "Адам изгнанный" (1601). Таким образом, русскому читателю предоставляется возможность не только ознакомиться с текстом трилогии, но и сопоставить ранее изданный на русском языке "Потерянный рай" Джона Мильтона с трагедиями Вондела и Гроция, послужившими главными источниками для поэмы. Перевод трилогии Вондела выполнен по изданию: Joost van den Vondel. Volledige dichtwerken en oorspronkelijk proza. Verzorgd en ingeleid door Albert Verwey. MCMXXXVII, H. J. W. Becht, Amsterdam. Издание это, выпущенное к 350-летию со дня рождения Вондела, по сей день остается наиболее достоверным источником текстов Вондела; оно, однако, практически лишено справочного аппарата. Для контроля при переводе первых двух драм ограниченно привлекалось авторитетное французское издание трагедий Вондела: Joost van den Vondel. Cinq tragedies. Notice biographique et notes traduction vers par vers dans les rythmes originaux par Jean Stals. Didier, Paris, 1969 (Collection Unesco d'oevres representatives, Serie Europeenne).Был просмотрен также прежний перевод "Люцифера" на французский язык: J. van den Vondel. Lucifer. Tr. par Ch. Simond. Paris, 1889; а также известный перевод "Люцифера" на немецкий язык: Joost van den Vondel. Lucifer. Trauerspiel. Leipzig, Brockhaus, 1869. В работе над переводом и справочным аппаратом критически использованы многочисленные работы, начиная с комментариев ван Леннепа в тридцатитомном варианте изданного им "полного Вондела" (Joost van den Vondel. De werken. Uitg. door J. van Lennep. Deel 1-30. Leiden, Sijthoff, 1888-1893) и до наших дней. Следует отметить, что в любом отдельно взятом комментарии к драмам из числа изданных за последнее столетие, в частности, крайне слабо до сих пор прослеживались древнегреческие и византийские корни творчества Вондела, так что во многом комментарий в настоящем издании содержит сведения, на родине поэта почти не известные. Отдельного издания каких бы то ни было произведений Вондела на русском языке до сего дня не существовало. Книга П. А. Корсакова "Йоост фон ден Фондель" (СПб., 1838) давала крайне искаженный портрет "главного" писателя Нидерландов. Свои переводческие усилия Корсаков был склонен направить на то, что казалось ему "переводимым". К его немногочисленным удачам можно отнести переводы стихотворений лучшего ученика Вондела, Иеремиаса де Деккера, которые мы находим на страницах его "Опыта нидерландской антологии" (СПб., 1844). Удачны были и его переводы некоторых басен Якоба Катса, но из Вондела Корсаков перевел только два коротких и незначительных стихотворения. В 1974 г. на страницах тома Библиотеки Всемирной Литературы "Поэзия Возрождения" был опубликован перевод оды Вондела "Рейн", воспроизводящийся в дополнениях к нашей книге. В 1983 г. на страницах антологического издания "Из поэзии Нидерландов XVII века" (Художественная Литература, Ленинград) "Рейн" был переиздан, к нему добавлены пять стихотворений, все они воспроизводятся в нашем издании: "Молитва гезов", "Скребница", "Развратники в курятнике", "Оливковая ветвь Густаву Адольфу" и "Счастливое мореплавание". Переводчик трилогии Вондела пользуется возможностью сердечно поблагодарить проф. Яна-Паула Хинрихса (университет в Лейдене), предоставившего ряд труднодоступных материалов и неизменно консультировавшего все спорные вопросы, возникавшие в процессе работы над переводом, а также проф. Уильяма Федера (университет в Неймегене), любезно предоставившего видеозаписи постановок "Люцифера" и "Адама в изгнании" на сценах современных нидерландских театров, что разрешило ряд сомнений чисто сценического характера. Русский перевод монументальной драматической трилогии Йоста ван ден Вондела переводчик считает долгой посвятить памяти своего учителя, поэта Аркадия Акимовича Штейнберга (1907-1984), чей перевод "Потерянного рая" Джона Мильтона был одной из побудительных причин создания публикуемой ныне первой русской версии "Люцифера" вместе с последующими частями трилогии. ИМЕНА ПЕРСОНАЖЕЙ ТРИЛОГИИ Три драмы Вондела на "космогонические" сюжеты - одновременно вершина и финал его творчества. Представляется необходимым рассмотреть персонажей каждой драмы, разобрать этимологию их имен и проследить эволюцию их образов в процессе сценического действа. ЛЮЦИФЕР. Основные источники легенды о Люцифере приводит сам Вондел в "Обращении ко всем друзьям искусства и сценического действа", предваряющем текст драмы. В действительности число источников неизмеримо больше, и часть из них в настоящее время уже не может быть прослежена. Вондел указывает на трагедию Гуго Греция "Страдающий Христос", но при этом без видимой логики обходит его же "Адама изгнанного"; между тем достаточно сравнить вступительный монолог Сатаны в этой драив (см. с. 335 наст, изд.) со всом происходящим на сцене у Воадела - как в "Люцифере", так и в "Адаме в изгнании", чтобы убедиться в преемственности. Несомненно также то, что на Вондела оказали влияние поэмы "Неделя, или Сотворение мира" (1578) и "Вторая неделя" (1584-1590) французского поэта Гийома дю Бартаса (1544-1590). "Сочинения г-на дю Бартаса в переводе Захариаса Хейнса" вышли в 1621 г. в нидерландском переводе уже четвертым изданием, - по поводу этой книги имеется сонет Вондела (1622), а также подпись под изображение Хейнса. Сам Захериас Хейнс был на 27 лет старше Вондела и принадлежал к "старшему поколению" поэтов нидерландского "Золотого века", которое до истинного расцвета национальной литературы не дожило. На драмы Вондела повлияли многие теологические источники, частью восходящие к древней апокрифической литературе; к примеру, произведения Оригена, изданные в 1536 г. в Базеле Эразмом Роттердамским (об Оригене см. подробнее в примечаниях на с. 528 наст, изд.); возможно, что ому был известен и какой-то пересказ апокрифа "Книга Еноха", полный текст которого был обнаружен лишь в конце XIX в.; Вондел местами цитирует этот апокриф почти дословно. Можно предположить, что Вондел пользовался каким-то греческим источником; он знал греческий язык и переводил греческих классиков, а также изучал труды "восточных" отцов церкви, писавших по-гречески (в отличие от "западных", писавших на латыни), что для Нидерландов было относительной редкостью. По Вонделу, причина отпадения Люцифера от Небес - нежелание признать Человека вторым после Бога в Небесах, - ибо вторым в Небесах Люцифер считал самого себя. Здесь Вондел неожиданно использует концепцию, принятую в исламе, традицию, объясняющую низвержение Иблиса (т. е. опять-таки Люцифера) с Небес наказанием за его нежелание поклониться новосотворенному существу - Адаму; кстати, традиция эта служит доказательством того, что христианский миф о низвержении Люцифера ко времени создания Корана полностью сформировался. Истинная причина водворения на Небеса человека, предвещанного устами Гавриила в I же действии драмы - т. е. грядущее явление Христа в человеческой плоти, воскресение и вознесение - эта причина у Вондела остается непонятной для Люцифера; Гавриил облекает свои слова в I и II действиях в смутную форму пророчеств, понятных зрителю и туманных не только для Люцифера, но и для всех Ангелов на сцене, которые, по Вонделу, лишены и всеведения, и бессмертия. Кажется, непонятной причина "воцарения Человека" остается и для самого Гавриила - во всяком случае, между "верными" и "неверными" Ангелами разница лишь в том, что "неверные" считают возможным обсуждать данный свыше приказ, а "верные" - повинуются, не пытаясь вникнуть в смысл. Здесь - несомненный выпад против Реформации, и - как можно истолковать, если не вникать в частности несколько путаной космогонии Вондела, - довод в защиту Рима и католической церкви, "в лоне" которой Вондел к моменту создания "Люцифера" пребывал уже около пятнадцати лет. Поэтому толкование образа Люцифера как аллюзию к личности статхаудера (нем. штатгальтера) Вильгельма Оранского Молчаливого, которого придерживались русские исследователи творчества Вондела в XIX в., среди них А. И. Кирпичников, не обосновано, ибо предполагало бы сочувствие Вондела к Люциферу и "люциферистам", - если же нечто подобное у Вондела и есть, то это только жалость и "моление за душу врага", подобное тому, какое воссылает Рафаил в конце IV действия. Правда, мотив "сочувствия к люциферистам" сильно подчеркнут в немецком переводе "Люцифера", появившемся в 1869 г. и шедшем на сцене: надо думать, что исследователи этот перевод знали лучше, чем оригинал. Толкование Люцифера как намек на Оливера Кромвеля обосновано еще слабее: хотя известна ненависть Вондела к нему (ср. стихотворение "Протектор Вервольф"), но в момент опубликования "Люцифера" Кромвель был еще жив, и окончательную его судьбу никто с уверенностью предсказать не взялся бы. Несколько обоснованнее точка зрения, что образ Люцифера - намек на статхаудера Маурица Оранского, но еще вероятнее предположить прямую аллюзию к личности Мартина Лютера, вождя и основателя Реформации, - может быть, именно сходное звучание имен "Лютер" и "Люцифер" повлияло на выбор имени для главного падшего Ангела: по различным версиям, он мог бы носить имя Самаил, Шемихазай, Сатанаил и др. Имя "Люцифер" взято Вонделом из "Вульгаты" (латинского перевода Библии, где оно служит эквивалентом "Утренней звезды", или, по-русски, Денницы); им же воспользуется в "Потерянном рае" Джон Мильтон. "Потерянный рай" начинается в том самом месте, где "Люцифер" заканчивается: после низвержения с Небес. Мильтон трактует различно с Вонделом из числа важных вопросов, кажется, только пункт о (сотворении Человека и Эдема. Герой Мильтона везде носит имя "Сатана", но о том, что это не его подлинное имя, есть прямое указание в V книге "Потерянного рая", в рассказе Рафаила: Не спал и Сатана. Отныне так Врага зови: на Небе не слыхать Его былого имени теперь {*}. {* Здесь и далее "Потерянный рай" в переводе Арк. Штейнберга.} О настоящем имени Сатаны Рафаил, рассказывающий у Мильтона Адаму и Еве историю небесной битвы, едва ли не проговаривается: Пройдя все эти области, они Достигли Полночи - а Сатана - Своей твердыни, вдалеке с горы Сиявшей на огромной вышине, Вздымались башни, грани пирамид Из глыб алмазных, золотых кубов; Сие звалось чертогом Люцифера Великого на языке людей. То же подтверждается уже прямо в песни X: ...Столицы горделивой Люцифера (Так Сатану прозвали в честь звезды Блестящей, сходной с ним). Далеко не ясным остается у Вондела вопрос об ангельском чине, каким был наделен Люцифер до отпадения. В I действии драмы, в монологе Гавриила, изложена иерархия "девяти чинов ангельских" в полном согласии с трактатом Псевдо-Дионисия Ареопагита (V-VI вв.), где чин Архангела оказывается предпоследним, восьмым по счету, ниже коего стоят только простые Ангелы, "духи грубые", по Вонделу. Вондел в "Обращении ко всем друзьям искусства и ценителям сценического действа" (предваряющем драму, но написанном несомненно позже нее), а также с конца IV действия и тексте самой драмы называет Люцифера Архангелом, хотя по цитируемому Вонделом тексту из книги пророка Иеэекииля Люцифер мог бы с тем же успехом числиться и Херувимом, т. е. вторым чином из девяти. В то же время Вонделов Люцифер, наместник Небес, "лишь перед Господом склоняющий главу", явно не чувствует над собой никакой другой высшей силы. Вондел вводит на Небесах раздельную "исполнительную" власть, отличную от титулатуры, вероятно, также и от духовной власти и от воинской: небесное воинство возглавляет Михаил, Люциферу явно не подчиненный. Вплоть до конца IV действия Вондел, видимо, сам еще колеблется насчет титула Люцифера, настойчиво именуя его "наместником", "статхаудером", что у читателя и зрителя в Нидерландах немедленно вызывала ассоциацию со своими собственными статхаудерами, последовательно сменявшими друг друга до 1650 г. (и снова возникшими в 1672 г., еще при жизни Вондела, после кровавой расправы над Яном де Виттом), в частности, с глубоко ненавистным Вонделу Маурицем Оранским. С. С. Аверинцев пишет, что "Люцифер Вондела умеет быть импозантным в своем тщеславии и рассуждает о необходимости исправить ошибку Бога на пользу самому Богу". Однако в критике позиций протестантизма Вондел стоит не на позициях ортодоксального католицизма, а скорее на позициях "гроцианства", рассматривающего католическую церковь как наибольшую и поэтому наиболее правомочную христианскую <секту. В первой части трилогии принимают участие, помимо Люцифера, "верные" и "неверные" Ангелы, во второй - те же персонажи с некоторыми переменами, кроме того еще Адам и Ева, чьи имена самоочевидны; в третьей части, помимо перешедших из первых двух драм трилогии Аполлиона и Уриила, фигурируют Ной с сыновьями, ряд безымянных персонажей (нареченных "по должностям"), а также князь Ахиман и княгиня Урания (о них см. ниже). Имена "верных" и "неверных" Ангелов Вондел выбрал относительно произвольно; у Гроция в "Адаме изгнанном" ангелы имен не носят. Гавриил, Рафаил и прочие персонажи данного мифа, как и демонические имена Вельзевула, Аполлиона и т. д., взяты главным образом из апокрифических книг и немногих упоминаний в каноническом тексте Библии. Европейская драматургия знала подобные попытки и до Вондела - скажем, в "Действе о Хананеянке" португальского драматурга Жила Висенте, появившемся на сцене за 120 лет до "Люцифера", Сатана фигурировал у Люцифера в качестве подручного! Однако строгая иерархия, особенно "адская", видимо, попала на сцену у Вондеда впервые. Почти все персонажи перешли впоследствии в "Потерянный рай" к Мильтону, где их количество, впрочем, было еще умножено. У Вондела в драме "Самсон" (1660) также фигурирует еще один демон - "князь бездны Дагон", а также и "Фадиил, ангел-хранитель Самсона". ВЕЛЬЗЕВУЛ: "Баал-Зебуб", буквально - повелитель мух", имя божества Филистимского Аккарона (4 Царств, I, 2). Вельзевул носит титул "князя бесов" еще в синоптических Евангелиях, где эпизодически упоминается в бранном смысле; отсюда и титул "князя", который получил Вельзевул у Вондела. Этот "полковник" ("оверсте") Люциферова воинства, один из важнейших персонажей драмы, постоянно провоцирующий самого Люцифера (которому иной раз свойственно сомневаться в целесообразности и возможном успехе мятежа) - фигурирует как действующее лицо только в первой части трилогии. Вельзевул несомненно занимает у Вондела второе место после Люцифера в иерархии мятежного воинства; в такой же роли появится он позднее в первой главе "Потерянного рая": ...А рядом сверстника, что был вторым По рангу и злодейству, а поздней Был в Палестине чтим, как Вельзевул. Здесь мы находим еще одно из весьма многочисленных подтверждений того факта, что "Люцифер" Вондела - один из главных источников поэмы Мильтона. У Вондела Вельзевул - "серый кардинал" при Люцифере, решительно не желающий самолично возглавлять восстание; в III действии люциферисты с восторгом готовы признать его своим главой, еще и не помышляя, что столь значительный небесный вельможа, как "статхаудер" Люцифер, может возглавить их ряды. Вельзевул несомненно стоит по рангу выше Аполлиона и Велиала, он наименован "великой власти бог" (см. примеч. к ст. 715 "Люцифера"), именно он во многом направляет тактику мятежного воинства, ловко подбрасывая Люциферу идеи, которые тот немедленно и с охотой выдает за свои собственные. У Мильтона подобной трактовки образа Вельзевула нет, это снизило бы монументальность образа Сатаны; у Вондела же эта трактовка служит целям дополнительной драматизации действия. Любопытно, что имя "Вельзевул" вошло в русский язык в восточной традиции: в то время как западноевропейские языки восприняли основную форму имени - "Беель-зебуб", т. е. "бог мух", в русский язык через греческий вошла "оскорбительная форма", придуманная евреями, чтобы еще сильнее унизить аккаронского идола, - "Беель-зевул", т. е. "бог навоза". ВЕЛИАЛ: иначе "Велиар", т. е. "нечестивец", или же "зло, безбожие"; упоминается в книге Иова (XXXIV, 18), в Библии упоминаются также "дети Велиала" (Суд. XIX, 22), а также сын, дочь Велиала; иногда этим словом обозначаются смерть и погибель. В дохристианской литературе это слово - скорее термин, чем имя собственное; в Новом завете оно превращается в имя собственное: "Какое согласив между Христом и Велиалом?" (I Коринф., VI, 15). Именно "нечестивец" Велиал Искушает во второй части трилогии Еву, приняв образ змея, в первой же драме (во II действии) Люцифер дает ему примечательную характеристику: "Сей верный лицемер, снуя меж ратыо Божьей, // Обманет хоть кого лоснящеюся рожей", - предваряя будущие события в "Адаме в изгнании". Нечто очень близкое встречаем мы затем у Мильтона во второй песни "Потерянного рая", где Велиалу дается характеристика: ...сотворен Для высшей славы и достойных дел, Но лжив и пуст, хоть речь его сладка, Подобно манне; ловкий словоблудец За правду выдать мог любую ложь, Мог исказить любой совет благой, Столь мысли низменны его... Велиал у Вондела - именно нечестивец, и образ его соответствует прямому значению имени; из всех появляющихся в трилогии демонов несомненно именно этот - низший по рангу (хотя тоже носит титул "князя"), что продемонстрировано многократно: в "Люцифере" ему поручается наиболее черная работа по совращению колеблющихся Ангелов в Ангельском Совете, во второй части он совращает Еву в образе змея, - однако же с Люцифером он нигде лично не общается, ему лишь передают от статхаудера поручения - Вельзевул в первой части трилогии, Асмодей во второй; в последнем случае Асмодею как раз и достаются все награды за работу Велиала; в начале "Люцифера" у Велиала вообще положение "слуги слуги" - Вельзевул посылает его поглядеть, не возвращается ли из своего путешествия па Землю Аполлион, занимающий в иерархии Духов положение более высокое. Образ Велиала у Вондела - одна из наиболее необычных трактовок библейской темы: вместо ультраразвратного духа, мелкого и злого божка, символизирующего в обычном понимании некую злую пустоту, - мы находим у Вондела трактовку образа Велиала как "адского чернорабочего", по отсутствии персоны более значительной возглавляет он один из флангов строя падших Ангелов во время генерального сражения. АПОЛЛИОН: "Царем над собой имела она ангела бездны, имя ему по-еврейски Аваддон, а по-гречески АПОЛЛИОН" ("Губитель") (Откр., IX, 14). В ветхозаветной традиции АПОЛЛИОН-Аваддон, как и Велиал, еще скорей нарицательное олицетворение пропасти преисподней, чем персонифицированный образ, он - как бы "погибель сама по себе" (в новозаветной традиции, в Откровении, он предстает царем саранчи, выходящей из преисподней). По Вонделу, этот образ занимает в иерархии падших Ангелов третье место, за Люцифером и Вельзевулом, именно его отправляет Люцифер "в разведку" на Землю, в новосозданный мир для составления доклада; именно его призывает Люцифер во II действии для принятия мер по совращению колеблющегося рядового Ангельства, именно он отзывает Люцифера от решающей беседы с Рафаилом в IV действии, имеппо он (см. рассказ Урии-ла в V действии первой драмы) "берет командованье в руки" после низвержения Люцифера; наконец, именно ему - надо думать, из-за того, что Люцифер пребывает в аду прикованным, - остается царствование на Земле в последней части трилогии. То, что Люцифер наличествует как действующее лицо во второй части трилогии, в данном случае не имеет значения, ибо почти весь "Адам в изгнании" - кроме последнего эпизода с появлением Уриила - хронологически размещается у Вондела прежде эпилога "Люцифера". Хотя Аполлион и не фигурирует во второй части трилогии, но в своем монологе в "Ное" вспоминает, как в эдемском саду "... стояли бы биваком", т. е. в совращении человеческой четы он каким-то образом тоже участвовал. Есть основания предполагать, что в "Адаме в изгнании" Аполлион просто носит имя "Асмодей": именно Аполлион, летавший на Землю прежде всех других демонов, в большей степени мог быть для Люцифера "экспертом" по человеческой породе, о возможных заменах имей Ангелов см. примечание к ст. 2155 "Люцифера". Мильтон этого падшего ангела в "Потерянный рай" не допустил (единственного из всех персонажей "Люцифера"), но он встречается в "Мастере и Маргарите" М. А. Булгакова (Абадонна), куда, видимо, попал из сочинений Сведенборга (1688-1782). АСМОДЕЙ: этот демон появляется в Ветхом завете только в неканонической "Книге Товита" в качестве специального противодеятеля браку людей; он не дает совершиться свадьбе иудейской девицы Сарры, последовательно умерщвлял се женихов (см, примеч. к ст. 1422 "Адама в изгнании"). Там же - и только там в Ветхом завете - упоминается и Рафаил, исцеляющий и утешающий Ангел, помогающий Товиту одолеть Асмодея. Именно Асмодея привлекает Люцифер па предмет возможной порчи и совращения человеческого рода; возможно, что этим именем здесь просто назван Аполлион (см. выше), но в данном случае демон специально обозначен тем из имен, в котором содержится намек на его губительную для человеческого брака природу. В поздней еврейской литературе (в Талмуде) Асмодей - похотливый дьявол. ГАВРИИЛ: "сила Божья" (евр.) - один из старших архангелов в христианской мифологии, "его назначение - раскрывать смысл пророческих видений и ход событий" (С. С. Аверинцев). У Вондела Гавриил - официальный Глашатай Божьих Тайн, герольд, сообщающий Ангелам не больше и не меньше того, что им следует знать: он, однако, не возвещает приговоров (тут его функции переходят к Уриилу, см. ниже). В Евангелии Гавриил возвещает Марии будущее рождение Христа. Иные функции Гавриил исполняет сравнительно редко даже в апокрифической литературе: в "Книге Еноха" Гавриил повелевает раем; Ориген ("О началах", кн. 1, гл. 8) предполагает, что Гавриилу доверено "наблюдение за войнами". Вондел берет для этого образа традиционную трактовку. Если противобор Люцифера - Михаил (сам Люцифер предполагает таковым Бога, но это лишь заблуждение его гордыни), то противобор Гавриила - отчасти Вельзевул (именно он все время возвещает зло как таковое), отчасти - Аполлион (ср. описание Эдема в I действии "Люцифера", вложенное в уста Аполлиона, и описание Эдема во II действии "Адама в изгнании", вложенное в уста Гавриила). Один из важнейших персонажей "Люцифера", довольно сухой и жесткий Гавриил в "Адаме в изгнании" выполняет функции уже второстепенного персонажа, на его долю выпадает немногое: от имени Бога совершить формальное венчание Адама и Евы: он присутствует только во II действии и дальше лишь упоминается. В третьей части трилогии от имени Бога говорит уже Ной: налицо несомненное измельчание "добрых" и "злых" персонажей: там, где вначале был Люцифер - в конце лишь ничтожный Ахиман, игрушка в руках своего собственного "Вельзевула" (Урании); там, где вначале Гавриил, вещающий от имени Бога впрямую, там в конце - Ной, к которому слово божие приходит явно через посредника, не то через Архангела (если так, то менее высокопоставленного Уриила), не то через "метатрона" Еноха, что, исходя из текста, более вероятно. Однако сухость возвещаемых Гавриилом и Ноем пророчеств и приказов во многом роднит эти два персонажа. Архангел Гавриил, кстати, появляется на сцене у Вондела еще в ранней драме "Разрушенный Иерусалим" (1620), где он в финале произносит один из самых длинных в Вонделовой драматургии монологов. МИХАИЛ: смысл этого имени не до конца понятен, народная этимология объясняет его "кто как Бог" (евр.): архангел-воитель, за коим христианская традиция стойко закрепила эпитет "архистратиг", широко использованный в данном переводе как смысловой эквивалент нидерландскому "фелдхер". В качестве предводителя небесного воинства неоднократно упоминается в Библии, однако главную основу для образа Михаила в трилогии Вондел берет из Откровения (XII, 7-10): "И произошла в небе война: Михаил и ангелы его воевали против дракона, а дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось для них места на небе". Кроме воеводительства, Михаил несет в христианской традиции также функции "попечителя о молитвах и прошениях со стороны смертных" (см. Ориген, указ, соч.), функции Ангела милосердия, предстоятеля за людей перед Богом, кроме того, он - проводник душ в небесный рай, что недвусмысленно зафиксировано в каноническом тексте заупокойной мессы, принятом согласно постановлениям Тридентского собора (середина XVI в.): "И да представит их святой знаменосец Михаил в обитель горнего света", - обратим внимание, что и здесь Михаил - знаменосец. Все эти функции Вондел отсекает: из людей никто еще не умер, отношений со смертными у Михаила нет. Исходя из таких предпосылок, Вондел создает чрезвычайно выпуклый и необычный для традиции образ: Михаил изъясняется в "Люцифере" и в "Адаме в изгнании" несравненно грубее других ангелов, говорит меньше, делает больше и скорее отдает приказы, чем ведет диспуты (см. III действие "Люцифера"). Чисто текстуально образ Михаила занимает у Вондела сравнительно немного места, но он как руководитель Божьего воинства во время решающей небесной битвы монументальней, чем подобный же образ в "Потерянном рае" у Мильтона: у последнего воительская роль Михаила умалена тем, что во главе небесного воинства становится лично Бог-сын, второе лицо небесной троицы. Михаил, поражающий Люцифера во время небесной битвы, - один из излюбленных сюжетов живописи Рубенса (одноименные картины - в Королевском музее изящных искусств в Брюсселе, в частном собрании в Лугано, Швейцария, и т. д.). Вероятно, эти картины оказали влияние на Вондела в описании битвы в V акте "Люцифера". Михаил Вондела - один из его наиболее оригинальных персонажей, "дух грубый", ангел-солдат. РАФАИЛ: "исцели, Боже!" (евр.) - упоминается в Библии лишь в неканонической "Книге Товита" как ангел-исцелитель, ангел-утешитель, как антипод Асмодея, демона противобрачия; апокрифическая "Книга Еноха" признает его вторым (после Михаила) в небесной иерархии не отпадавших от Бога ангелов, - однако в "Книге Еноха" Рафаил участвует и в военных действиях - в наказании сошедших на Землю и совокупившихся с земными женами ангелов Шемихазая; у Вондела образ Рафаила (принципиально невоенный, как и образ Гавриила) взят целиком из "Книги Товита", именно как образ утешителя - и даже парламентария. Позднее у Мильтона Рафаил станет просветителем Адама и Евы, повествующим им о небесной битве, - надо полагать, подобное построение сюжета у Мильтона - след влияния Вондела, у которого в V акте "Люцифера" Рафаил сам выслушивает рассказ Уриила об этой битве. IV акт "Люцифера", основную часть которого составляет диалог Люцифера и Рафаила, предлагающего уже отпавшему "статхаудеру" прекратить военные действия и получить назад все свои привилегии без какого бы то ни было наказания, - вершина драматической мысли Вондела и одна из вершин европейской драматургии, не имеющая равноценных параллелей во всей литературе нового времени, а хоры IV действия, где Рафаил молится о спасении души Люцифера, - не отклик ли на учение Оригена об Апокатастасисе (конечном всепрощении для всех, включая Сатану), весьма далеко уводящий католика Вондела от ортодоксальной доктрины? Архангел (точней, один из семи верховных Ангелов) Рафаил появляется также в финале главной патриотической драмы Вондела "Гейсбрехт ван Амстед" (1637), См. также примеч. к ст. 2155 "Люцифера". УРИИЛ: "пламя Божие" (евр.) - связующий персонаж всех трех частей трилогии, в первой драме - оруженосец Михаила; в эпилоге Михаил направляет Уриила для изгнания провинившейся четы из Эдема, каковое действие и обретает сценическое воплощение во второй части трилогии (где, правда, Уриилу отчасти достаются реплики, по Библии, а также по "Адаму изгнанному" Гроция долженствующие исходить от самого Бога, но, следуя сценическим законам своего времени, Вондел ни Бога, ни даже Гроциев "Глас Божий" вводить в действие не смеет); во второй и третьей части трилогии Уриил - "Ангел-судия", исполнитель приговоров. Из четырех участвующих в трилогии "главных архангелов" (поименно совпадающих с "главными архангелами" все той же "Книги Еноха", кстати) Уриил, при всей своей монументальности, его образ - это образ "ангела с карающим мечом", - все же наименее высокопоставленный, это своего рода чернорабочий Небес, так же, как Велиал - чернорабочий Ада. Необходимо отметить, что в Библии и даже в неканонических книгах имя "Уриил" отсутствует, оно, помимо упомянутой "Книги Еноха", наличествует в известном апокрифе "Третья книга Ездры". Издатель тридцатитомного Вондела ван Леннеп в середине прошлого века недоумевал в своих примечаниях, откуда Вондел взял это имя, - знание греческого языка открывало автодидакту Вонделу пласты культуры, чуть ли по сей день не известные на его родине. Драматический образ Уриида у Вондела предельно статичен, это именно "Ангел-судия", приводящий в исполнение приговоры, вынесенные свыше, - а больше того ему ничего не ведомо, и споры с нам бесполезны ("больше мне ничего не ведомо" - говорит в конце "Епифанских шлюзов" А. Платонова безымянный дьяк, возвещая смертный приговор инженеру Бертрану). Позднее предание называет Уриила четвертым в числе семи ангелов, предстоящих Богу: отсюда "святы семикраты", несколько раз встречающееся в текстах Вондела выражение; имена других ангелов (Архангелов), Вонделом не использованные, по разным текстам варьируются: Савафиил, Иегудиил, Варахиил, Йеремиил, Анаил и т. д. У Мильтона в "Потерянном рае" Сатана успешно обманывает Уриила, пробираясь в земной рай. АХИМАН: это имя фигурирует в Библии как имя одного из исполинов, сынов Енаковых (Числа, ХТТ, 23): "Ахиман, Сесай и Фалмай, дети Енаковы", - изгнанных из Хеврона во времена Моисея; однако в качестве имени верховного князя живших до потопа Исполинов имя это выбрано Вонделом вполне произвольно. УРАНИЯ: несмотря на утверждение Вондела в письме к Иоахиму Аудану (см. наст, изд., с. 257), что имя это - производное от "ур" (евр. "огонь"), т. е. от того же корня, что и "Уриил", и не имеет ничего общего с греческими корнями, в подобной этимологии есть большие сомнения. Греческая Урания, "Небесная", одна из девяти олимпийских муз, не раз привлекала внимание Вондела (ср., к примеру, ст. 35 публикуемой в нашем издании "Похвалы мореходству"), а также и Джона Мильтона, который начинает седьмую песнь "Потерянного рая" именно с обращения к "Урании"; "Ной" и "Потерянный рай" были опубликованы практически одновременно, но между Англией и Голландией как раз шла война. Подчеркнуто земной, властный и сладострастный образ Урании в "Ное" как раз являет собою полную антитезу "Урании Небесной", т. о. и самое имя ее - кощунство. ЛЮЦИФЕР 1 Praecipitemque immani turbine adegit, - Вергилий, Энеида, VI, ст. 594: "...С колесницы низверг, и спалил его в пламенном вихре (пер. С. А. Ошерова). 2 Фердинанд III (1608-1657) - король Богемии с 1625 г., Венгрии с 1627 г., Германский император Священной Римской Империи - с 1637 г. Omne genus scripti gravitate Tragoedia vincit. - Овидий. Скорбные элегии, II, ст. 381; "Строем и слогом своим трагедия все превосходит" (пер. З. Морозкиной). Верный принятым канонам, Вондел приводит цитаты из античных авторов в своем рифмованном переводе (по большей части александринами) и считает правомерным свой рифмованный перевод помещать прямо под оригиналом. 4 ... в руках наследника, Фердинанда Четвертого... После смерти Фердинанда III (1657) на престол Священной Римской Империи взошел Леопольд I (1640-1705), младший сын Фердинанда III, король Венгрии с 1655 г., император с 1658 г. О судьбе старшего наследника престола (Фердинанда Четвертого) см. в ст. 15 стихотворения Вондела "Чудовища нашего века" (наст. изд., с. 318). 5 Иоахим фон Сандрарт (1606-1688) - немецкий гравер, художник, историк искусства; друг Вондела. 6 Deus nobis haec otia fecit. - Вергилий. Буколики, I, 6: "...Нам бог спокойствие это доставил" (пер. С. В. Шервинского). 7 Внося в тревожный мир спокойствия основы. - При Фердинанде III Вестфальским миром был положен конец Тридцатилетней войне. 8 Салмоней. - Историю Салмонея, царя Элидского, рассказывает Вергилий в VI песни "Энеиды", из которой взят эпиграф к драме. Возгордившись, царь элидского города Сэлмоны Салмоней объявил себя новым Зевсом, стал присваивать жертвы, приносимые богу, всенародно имитировать гром и молнии, бросая в небо зажженные факелы и волоча за колесницей шкуры с полыми медными кувшинами. Зевс покарал Салмонея. История эта, отчасти похожая на историю Люцифера, использована Вонделом тремя годами позднее как сюжет драмы "Салмоней, царь Элидский" (1657). 9 "...в глубины преисподней". - Исайя, XIV, 12-15. Здесь принятый в Нидерландах перевод текста Ветхого завета несколько отличается от русского синодального, вместо "в сонме богов" в нидерландском тексте - как и в английском - упоминается "Гора Союза". Именно здесь единственный раз в Библии упомянут Люцифер ("Денница"). 10 "... в тебе беззакония". - Иезекииль, XXVIII, 12-15. Здесь также нидерландский текст расходится с русским; в нидерландской Библии вместо "искусно усаженное у тебя в гнездышках" стоит: "В день твоего сотворения свирели были искусны". 11 "...с неба, как молнию". - Лука, X, 18. 12 "...на суд великого дня". - Посл. Иуды, 6. Между текстом из Евангелия от Луки и текстом послания Иуды Фаддея (современная традиция приписывает авторство этого послания не Иуде Фаддею, одному из апостолов, а так называемому "Иуде, брату Господню") Вондел позднее вписывает следующее: "Также и Св. Петр говорит: "Бог ангелов согрешивших не пощадил, но, связав узами адского мрака, передал блюсти на суд для наказания"" (Второе Посл. Петра, 4). Таким образом, падение Ангелов для Вондела зафиксировано как Ветхим заветом, так и Новым, но, строго говоря, об отпадении Архангела Люцифера там все-таки нет ни слова. Окончательно легенду о Люцифере формулируют отцы церкви и средневековые теологи, на часть из коих Вондел ссылается ниже. 13 Св. Киприан (ок. 200-258) - собств. Фасций Цецилий, епископ и мученик Карфагенский, один из наиболее знаменитых отцов церкви. Обезглавлен при императоре Валериане. 14 "...проникся злотворной завистью..." - Именно отсюда взят Вонделом последовательно разработанный мотив зависти Люцифера как основной побудительной силы мятежа. 15 Григорий Великий - в данном случае папа римский Григорий I (ок. 540-604 гг., папа с 590 г.). 18 Медоточивый Бернард - Бернард Клервосский (1091-1153), знаменитый деятель католицизма, одновременно известный как гонитель Пьера Абеляра, как покровитель ордена Храмовников (Тамплиеров), в котором, видимо, берет свое начало масонство; в "Божественной комедии" - последний (третий) проводник Данте. 17 Блаженный Августин (354-430) - собств. Аврелий Августин, один из главных отцов церкви. 18 ...бросились в море... - Матф., VIII, 30-32. 19 "...также упоминаемыми Пророками". - Например, в Книге Иова (IX, 9): "... сотворил Медведицу, Орион и Плеяды", а также в гл. XXXVIII. 20 ...третью часть звезд... - Откровение, I, 4: "Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг на землю". 21 ...следующими словами... - Против обычая, Вондел не приводит здесь латинского оригинала Горация, приводит лишь свой, как обычно, рифмованный перевод - двустишие александрийского стиха, притом в эти строки вложено драматическое кредо Вондела в отношении обращения с библейскими и апокрифическими текстами. Соответственное место в "Науке поэзии" у Горация звучит следующим образом: Мне возразят: "Художникам, как и поэтам, Издавна право дано дерзать на все, что угодно!" Знаю и сам я беру и даю эту вольность охотно - Только с умом, а не так, чтоб недоброе путалось с добрым, Чтобы дружили с ягнятами львы, а со змеями пташки. (Наука поэзии, ст. 9-13, пер. М. Л. Гаспарова). Иначе говоря, Вондел по приводит латинского оригинала сознательно, ибо выводит свое "поэтическое кредо" не из собственной речи Горация, а из слов воображаемых "оппонентов". Подобных "передергиваний" у Вондела, впрочем, единичные случаи. 22 ...в роду Авраамовом завещанный. - Здесь Вондел пересказывает первую главу послания к Евреям, которое считает принадлежащим перу апостола Павла, - хотя еще Ориген говорил: "Кто написал это послание - знает только Бог". В этой главе, в частности, сказано, что "сын (Божий) превосходнее ангелов". 23 ...поэт Иезекииль. - Имеется в виду не библейский пророк, а иудеи, согласно одним источникам, шивший ок. 40 г. до н. э., согласно другим - при императорах Траяне и Адриане. Он писал стихи по-гречески; в основном они утрачены. То стихотворение, о котором говорит Вондел, увидело свет в Париже в 1609 г. в переводе Мореля. 24 Григорий Назианзин (ок. 329-390) - патриарх константинопольский, выдающийся византийский писатель, поэт, отец церкви. 25 ...королевским послом Гуго Гроцием... - Хейг де Грот с 1634 г. по 1644 г. был послом Швеции во Франции; здесь имеется в виду его латинская драма "Страдающий Христос" (1608). 26 Ричард Бейкер (1568?-1645) - английский историк, автор широко известной в XVII в. "Хроники английских королей", а также ряда теологических сочинений. 27 Скалигер - в данном случае Жюст-Жозеф Скалигер (1540-1609), филолог и критик, идеолог Реформации (гугенот), с 1593 г. занимал кафедру в Лейдене, где и умер. Ярый противник католицизма. 28 Генезий (ум. 286?) и Ардалион (ум. 309) - актеры, христианские мученики, согласно католическим традициям, святые покровители лицедейского искусства. 29 ...и с игрой десятиструнного псалтериона... - Псалтерион - музыкальный инструмент наподобие арфы, на котором играли с помощью палочки. Название инструмента введено в текст перевода по смыслу, в оригинале просто - "и с игрою десяти струн". 30 ...препоручил сойти с небесных сфер... - Вондел, как до него Данте, а после него Мильтон, последовательно придерживается птолемеевой концепции мироздания. 31 Где твердь удвоена лазурью хрусталя. - Девятое небо, хрустальная сфера по системе Птолемея. 32 ...с ним совокупно - вайю... - Вайя - пальмовая ветвь. 38 Чтоб разом обозреть блаженный край Востока... - "И насадил Господь Бог рай в Эдеме на Востоке, к поместил таи человека, которого создал" (Бытие, II, 8). 34 Струями четырьмя равнины орошая... - Вондел повторяет описание Эдема, данное во II гл. библейской Книги Бытия. Однако названия рек (вторая и третья части трилогии) у Вондела совпадают с Библией лишь частично. 85 ... ониксы и каменные смолы... - "оникс и бдолах" по Библии (Бытие, II, 13); бдолах - камедь. 36 ... настал и свадьбы час... - Здесь разработан мотив плотской любви в Эдеме до грехопадения. 37 Зверь пола женского пленил тебя вполне. - О теме ангелов, пленяющихся смертными женами, см. примеч. к ст. 454 драмы "Ной". 88 ... верней, девятисложен (и далее до ст. 256) - Вондел последовательно пересказывает иерархию "девяти чинов ангельских" в согласии с трактатом Псевдо-Дионисия Ареопагита. 38 Покорствуй, Люцифер... - Характерно, что Гавриил вводит в свою речь специальную инструкцию о покорстве, предназначенную наместнику Люциферу: намек на то, что Богу известно о замыслах Люцифера прежде, нежели сам Люцифер появится на сцене, прежде, нежели самые замыслы непокорства у Люцифера возникнут. 40 Но подлежали бы Адама грозной воле... - Мотив человеческого поведения ангелов - евангельский и восходит к сцене искушения Христа в пустыне (Матф. IV, 6). 41 Небес Небесных цитадель... - По мнению Вондела, Эмпирей и все, что есть на Небесах, сотворено уже после того, как были завершены основные "шесть дней творения" (ср. хоры I действия "Адама в изгнании"), отчего "Небес Небесных цитадель", дворец собственно Бога, и именуется здесь венцом всех деяний, - однако сами ангелы сотворены раньше, и раньше человека - в частности; отсюда их уверенность в первородстве, утрату которого они оплакивают в III действии и дальше. 42 Из серафимова крыла? - Т. е. пером из крыла ангела, принадлежащего к высшему ангельскому чину. Заметим, что как здесь, так и в предшествовавшем рассказе Лполлиопа Вовдел рассматривает ангельские перья очень материально: у них можно опалить маховые перья, их перьями можно даже писать. 43 В конечном нашем бытие... - Вондел дает понять, что Ангелам непостижима природа Бога, они, в отличие от него, не всеведущи и не бессмертны. 44 Над всеми сферами, над звездами вздыму... - Изложение цитаты из Книги пророка Исайи (см. вступительный текст трагедии), главного источника легенды о Люцифере. 45 Да пребывает он внизу, среди зверья... - Возможно, свободная обработка отрывка из "Энеиды" Вергилия (VI, 848 и далее). 46 ... великой власти бог... - Традиция именовать богами иные существа, нежели самого Бога - в частности, Ангелов (отпадающих или нет - в данном случае безразлично) коренится в Ветхом завете, сохранившем множественные следы древнего политеизма: от множественного числа в имени "Элоим" (т. е. "элоимы") - до известного отрывка из 96 псалма: "Поклонитесь перед Ним, все боги", и далее там же: "Ибо Ты, Господи, высок над всею землею, превознесен над всеми богами". Ср. также ст. 1159. 47 Явилась Зависти змея. - Здесь появляется Зависть - первейший и главный мотив восстания Ангелов. Люцифер Вондела - не носитель зла сам по себе, он отчасти как бы даже соблазнен Завистью, почти персонифицированной зде