ен жениться на Лене!.. Сестра посмотрела на меня в ужасе. - Когда? - только спросила она. - Все равно. - Но сейчас ксендз не станет вас венчать, а потом - она будет в Варшаве, а ты в Седлеце... И, наконец, - что скажут отец и графиня?.. - Ну, я вижу, ты не хочешь мне помочь, - ответил я сестре и, не поцеловав ее на прощание, ушел к себе. С этой минуты я уже не помню ничего. Проходили дни и ночи, а я все лежал в постели, и у моего изголовья сидели то сестра, то Войцехова, а иногда и фельдшер. Не знаю, говорил ли кто-нибудь у нас или мне почудилось в жару, что Леня уехала и что пропал Валек. Однажды мне даже примерещилось заплаканное лицо судомойки; склонившись надо мной, она спрашивала сквозь слезы: - Панич, а где вы видели Валека? - Я?.. Валека?.. - Я ничего не понимал. Но потом в бреду я собирал ягоды в лесу, и из-за каждого дерева на меня смотрел Валек. Я зову его - он убегает, бегу за ним, но не могу догнать. Колючие кусты то хватают меня, то отталкивают, ежевика опутывает ноги, деревья кружатся, а между стволами, поросшими мхом, мелькает серая рубашонка мальчика. Порой мне казалось, что я-то и есть Валек или что Валек, Леня и я - это одно лицо. При этом я всегда видел лес или густой кустарник, и всегда кто-то звал меня на помощь, а я не мог двинуться с места. Страшно вспомнить, как я тогда страдал... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Когда я поднялся с постели, каникулы кончились и пора было ехать в школу. Несколько дней еще я просидел дома и лишь накануне отъезда, под вечер, вышел во двор. В господском доме окна были завешены шторами. Значит, они на самом деле уехали?.. Я поплелся к кухне, надеясь увидеть Валека. Валека не было. Я спросил про него у какой-то девушки. - Ох, панич, - ответила она, - нет уже Валека... Я боялся продолжать расспросы. Меня потянуло в парк. Боже, как тут было грустно!.. В унынии я бродил по дорожкам, мокрым от недавнего дождя. Трава пожелтела, пруд совсем зарос, лодка была полна воды. В главной аллее стояли большие лужи, и в них отражались густые сумерки. Земля почернела, стволы почернели, ветви обвисли, увяли листья. Тоска терзала меня, а из глубины души поднималась одна за другой чья-нибудь тень. То Юзика, то Лени, то Валека... Вдруг подул ветер, зашелестели верхушки деревьев, и с колышущихся ветвей стали падать крупные капли, словно слезы. Видит бог, что деревья плакали. Не знаю, надо мной или над моими друзьями, но только - вместе со мной... Уже совсем стемнело, когда я ушел из парка. В кухне ужинали батраки. За кухней, в поле я увидел женскую фигуру. В неверном свете, струившемся из алой полоски облаков, я разглядел судомойку. Обернувшись к лесу, она бормотала: - Валек!.. Валек!.. Да иди же домой... Ох, горе мое, что ж ты наделал со мной! Негодник ты, негодник... Я бросился бежать домой, чувствуя, что у меня разрывается сердце. ПРИМЕЧАНИЯ ГРЕХИ ДЕТСТВА Повесть впервые опубликована в 1883 году в газете "Курьер варшавски". Книжное издание - 1885 год (в сборнике "Эскизы и картинки"). Стр. 26. Корец - старинная мера веса, приблизительно 129 килограммов.