---------------------------------------------------------------
    Перевод с английского Василия Голышева
    Источник: http://ch-bukowski.chat.ru/
---------------------------------------------------------------

      "Скорая  помощь"  была  полна, но мне  нашлось  место  наверху,  и  мы
тронулись.  Меня  взяли с сильными кровавыми рвотами, и я боялся,  что  меня
вырвет  на людей внизу. Мы катили под звуки сирены. Они доносились издалека,
точно  это была не наша, а какая-то посторонняя сирена. Мы ехали в  окружную
больницу,  мы  все. Нищие. Объекты благотворительности.  У  каждого  из  нас
испортилось что-то свое, и для некоторых эта поездка была последней.  Общего
у  нас  было то, что все мы были нищие и всем нам ничего не светило. "Скорую
помощь" набили битком. Я не думал, что она вмещает столько людей.
     - Боже, о Боже милостивый, - услыхал я голос негритянки снизу, - за что
же МНЕ такое? МНЕ-ТО за что такое, Господи?...
      Сам  я  не  удивлялся. Я давно играл со смертью. Не то чтобы  мы  были
хорошими  друзьями, но знакомство водили давно. В этот вечер она подсела  ко
мне  слишком близко и слишком стремительно. Предупреждения были: боль  ножом
втыкалась мне в живот, но я старался ее не замечкать. Я думал, что  меня  не
прошибешь и что боль - разхновидность неудачи; я старался ее не замечать.  Я
заливал  ее  виски и шел работать. Рабоотал я пьянице. Все из-за  виски;  не
надо было переходить с вина на виски.
      Кровь  из  внутренностей не такого ярко-алого цвета, как,  скажем,  на
порезанном пальце. Кровь из внутренностей темная, пурпурная, почти черная, и
она воняет, воняет отвратительно. Эта животворная влага воняла хуже говна.
      Подступило опять. Обычно кажется, что стоит только избавиться от пщии,
и  станет  легче.  Но сейчас это была одна иллюзия: каждый  спазм  приближал
встречу с Мамашей Смертью.
     - О Господи Боже милостивый, за что...
      Кровь  оказалась у меня во рту, но я ее не выплюнул. Я  не  знал,  что
делать. С верхнего яруса я бы порядком испачкал своих друзей внизу. Я держал
кровь  во  рту  и думал, как поступить. "Скорая помощь" повернула,  и  кровь
закапала из углов рта. Что же, человек должен соблюдать приличия, даже  если
он  умирает.  Я  собрался с силами, закрыл глаза и заглотнул кровь  обратно.
Меня  замутило.  Но  задача была решена. Я только  надеялся,  что  мы  скоро
приедем, и мне не прийдется бороться со следующей порцией.
      Я  действительно не думал о смерти; единственной мыслью было: как  это
все неудобно, я совсем не владею ситуацией. Лишили выбора и тащат тебя куда-
то.
     "Скорая помощь" приехала, я оказался на столе, и меня стали спрашивать:
какого  я  вероисповедания? где родился? не задолжал ли округу  каких-нибудь
$$$  с  прошлой  поездки в их больницу? когда я родился? живы  ли  родители?
живут  ли  вместе? и так далее - словом, известно что. Они говорят  с  тобой
так, будто ты в полном порядке; они не хотят замечать, что ты при смерти.  И
особенно не торопятся. Это успокаивает, но у них нет такой задачи, им просто
надоело,  им  безразлично, сдохнешь ты, пернешь или улетишь.  Нет,  пожалуй,
лучше бы ты не пердел.
     Потом я оказался в лифте, потом раскрылись двери и меня вкатили в какой-
то  темный  подвал. Поместили на кровать и оставили одного.  Затем  появился
санитар и протянул мне маленькую белую таблетку.
     - Примите, - сказал он.
     Я проглотил таблетку, он дал мне стакан воды и исчез. Так хорошо ко мне
давно не относились. Я лег и стал разглядывать обстановку. Восемь или десять
кроватей, на каждой по американцу. На тумбочке - посудина с водой и  стакан.
Простыни выглядели чистыми. В палате было очень темно, совсем как в  подвале
большого  дома. Одинокая тусклая лампочка без абажура. Рядом лежал громадный
мужчина, лет пятидесяти пяти, но громадный; в основном это был жир, и тем не
менее  в  нем чувствовалась необычная сила. Он был пристегнут к кровати.  Он
смотрел вверх и говорил с потолком.
      -  ... такой приятный малый, такой приличный малый, искал работу, ищу,
говорит,  работу, а я говорю: "Ты вроде малый ничего, а нам нужен  кто-то  у
плиты,  чтобы  честный и умел готовить, а у тебя честный вид,  парень,  -  я
человека  сразу  вижу,  -  будешь нам с ежной  помогать,  оставайся  сколько
захочешь";  он  говорит:  "Конечно, сэр", так и  говорит,  рад,  видно,  что
получил работу; я говорю: "Ну, Марта, похоже, нашли мы хорошего парня, такой
приличный  парень,  в  кассу лазить не будет, не то что  эти  подонки".  Ну,
поехал  я,  закупил  кур, сколько надо закупил. Марта из курицы  что  хочешь
a$%+  %b  - волшебница. "Полковнику Сандерсу" до нее далеко. Поехал и  купил
два десятка кур на выходные. Что надо получались выходные, куриный день, все
блюда из кур. Два десятка, поехал и купил. Ну, думаю, теперь переманим  всех
клиентов  у  "Полковника Сандерса". За удачные выходные 200 долларов  чистой
прибыли набирается. Парень этот их даже ощипывал и разделывал вместе с нами,
это сверх своей работы. У нас-то с Мартой ждетей нет. Ладно, разделала Марта
этих  кур,  сколько  было, всех разделала... Девятнадцать блюд  приготовили,
курица из ушей полезет. А малого поставили остальное готовить - бутерброды с
котлетами, бифштексы и прочее. Куры уже на огне. Какие были выходные!  Вечер
пятницы,  суббота  и  воскресенье. Приятный малый, и от  работы  не  бегает.
Хороший помощник. Все шутил. Он меня называл "полковник Сандерс", а я его  -
сын.  Полковник  Сандерс и сын - прямо фирма. В субботу  вечером  закрылись,
устали,  но  радуемся.  Съели этих кур подчистую.  Народу  набилось  -  даже
очередь  стояла,  никогда такого не видал. Закрыл я двери,  вытащил  бутылку
виски  получше,  сидим  веселимся, хоть и устали,  выпиваем.  Парень  посуду
помыл,  подмел  пол.  Говорит: "Ну что, полковник Сандерс,  во  сколько  мне
завтра заступать?" Улыбается. Я говорю - в 6.30. Он кепку надел и ушел.  "Ну
до чего замечательный парень!" - говорю и к кассе иду, подсчитать выручку. А
там - НИЧЕГО! Правду говорю - в ней НИЧЕГО! И коробка из-под сигар - там еще
за два дня выручка, - так он и коробку отыскал. Такой пр
      иличный  малый...  не  пойму...  говорил  же  ему,  оставайся  сколько
захочешь,  так  и  сказал... Два десятка... Марта знает толк  в  курах...  А
парень этот, потрох куриный, все деньги прихватил...
      Потом  он закричал. Я не раз слыхал, как кричат люди, но я никогда  не
слышал,  чтобы  кричали так. Он натянул ремни и стал кричать. Казалось,  что
ремни  вот-вот лопнут. Кровать грохотала, стены гудели от крика. Он обезумел
от  боли. Это не был короткий крик. Это был долгий крик, он длился и длился.
Потом  он  замолк.  Мы,  восемь  или дестяь больных  американцев,  лежали  и
наслаждались тишиной.
     Потом он опять заговорил.
      -  Такой  приятный  парень,  сразу мне понравился.  Говорю,  оставайся
сколько  захочешь. И все шутил смешно. Хороший помощник. Я  поехал,  закупил
двадцать  кур.  Двадцать  кур.  За хорошие выодные  можно  целых  две  сотни
заработать. Приготовили двадцать кур. Меня полковником Сандерсом называл...
     Я свесился с кровати; меня снова вырвало кровью.
      На  другой день появилась сестра и помогла мне перебраться на каталку.
Меня по-прежнему рвало кровью, и я очень ослаб. Она закатила меня в лифт.
      Техник встал позади своего аппарата. Они уперлись чем-то острым мне  в
живот и велели стоять. Я был очень слаб.
     - Я ослаб, я не могу стоять.
     - Стойте прямо, - сказал техник.
     - Боюсь, что не смогу, - скзаал я.
     - Не шевелитесь.
     Я почувствовал, что медленно заваливаюсь назад.
     - Я падаю.
     - Не надо падать, - сказал он.
     - Не шевелитесь, - сказал сестра.
      Я  упал  навзничь.  Я  был как резиновый. Даже не  ощутил  удара.  Мне
казалось, что я очень легкий. Вероятно, я и был легкий.
     - Какого черта! - сказал техник.
      Сестра помогла мне подняться. Она поставила меня у машины; в живот мне
уткнулось острие.
      -  Не  могу  стоять, - сказал я. - Кажется, я умираю. Не могу  стоять.
Простите, не могу стоять.
     И почувствовал, что падаю. Я упал навзничь.
     - Простите, - сказал я.
     - Уберите его отсюда, - сказал техник.
      Сестра  помогла  мне встать и уложила на каталку. Певчая  сестра:  она
везла меня к лифту и напевала.
      Из  подвала меня перевели в большую палату, очень большую. Там умирали
человек сорок. Провода от звонков были обрезаны, и толстые деревянные двери,
с  обеих  сторон  обшитые железом, скрывали нас от медсестер  и  врачей.  На
кровати подняли бортики, а меня попросили пользоваться судном; но судно  мне
не  понравилось, особенно блевать в него кровью, и тем более срать  в  него.
Того,  кто  изобретет  удобное судно, врачи и  сестры  будут  проклинать  до
скончания века и после.
      Мне  все  вермя хотелось облегчиться, но не получалось. Оно и понятно,
,-%  давали  только молоко, а в желудке была прореха, и до  очка  ничего  не
доходило. Одна сестра предлагала мне жесткий ростбиф с полусырой морковью  и
картофельным  полупюре,  но я отказался. Я понял,  что  им  надо  освободить
койку.  Но как бы там ни было, а срать все равно хотелось. Странно. Я  лежал
там уже вторую или третью ночь и совсем ослаб. Я кое-как опустил один борт и
слез  с  крвати. Добрался до сортира, сел. Я тужился, сидел там  и  тужился.
Потом  встал.  Ничего.  Только легкий бурунчик крови.  Тут  в  голове  пошла
карусель, я оперся о стену рукой и выблевал еще порцию крви. Я спустил  воду
и вышел. На полдороге к кровати меня вырвало снова. Я упал, и вырвало еще. Я
не думал, что в людях столько крови. Еще раз вырвало.
     - Ты, паразит, - заорал со своей кровати какой-то старик, - утихни, дай
поспать.
     - Извини, друг, - сказал я и потерял сознание.
     Сестра была недовольна.
      -  Поганец, - сказала она, - говорила же тебе не вылезать из  кровати.
Устроили мне ночку, недоумки е...ные!
     - Сиповка, - сообщил я ей, - тебе бы в тихуанском боделе работать.
      Она  подняла  мою  голову за волосы и отвесила  мне  тяжелую  пощечину
справа, затем слева.
     - Извинись! - сказала она. - Извинись!
     - Ты Флоренс Найтингейл, - сказал я, - я тебя люблю.
      Она  отпустила мою голову и вышла из комнаты. В этой даме были истовый
дух  и  огонь; это мне нравилось. Я повернулся, попал в собственную кровь  и
намочил халат. Будет знать.
      Флоренс Найтингейл вернулась с другой садисткой, они посадили меня  на
стули и повезли его к моей кровати через всю комнату.
     - Сколько от вас, чертей, шума! - сказал старик. Он был прав.
     Меня положили обратно на кровать, и Флоренс запахнула борт.
     - Стервец, - сказал она, - лежи тихо, а не то изуродую.
     - Отсоси, - сказал я, - отсоси и ступай.
      Она  нагнулась и посмотрела мне в лицо. У меня очень трагическое лицо.
Некоторых женщин оно привлекает. Ее большие страстные глаза смотрели в  мои.
Я отодвинул простыню и задрал халат. Она плюнула мне в лицо, потом ушла...
     Потом появилась старшая сестра.
      -  Мистер Буковски, - сказал она, - мы не можем перелить вам кровь.  У
вас пустой кредит в банке крови.
     Она улыбнулась. Ее слова означали, что мне дадут умереть.
     - Ладно, - сказал я.
     - Хотите повидать священника?
     - Для чего?
     - В вашей карте написано, что вы католик.
     - Это для простоты.
     - То есть?
      - Когда-то был католиком. Напишешь "неверующий" - начнут приставать  с
вопросами.
     - По нашим данным, вы католик, мистер Буковски.
     - Послушайте, мне тяжело говорить. Я умираю. Хорошо, хорошо, я католик,
пусть будет по-вашему.
     - Мы не можем перелить вам кровь, мистер Буковски.
      -  Вот  что, мой отец служит в этом округе. Кажется, у них  есть  банк
крови. Лос-анджелесский окружной музей. Мистер Генри Буковски. Терпеть  меня
не может.
     - Мы постараемся выяснить.
      Я  лежал  наверху, а внизу они занимались моими документами.  Врач  не
приходил, пока на четвертый день они не выяснили, что отец, который меня  не
переносит,  хороший работящий человек, у которого умирает сын, бездельник  и
пьяница, и что хороший человек был донором; тут они повесили бутылку и стали
ее  в меня вливать. Шесть литров крови и шесть литров глюкозы, без перерыва.
Сестра уже не знала, куда воткнуть иглу.
     Один раз я проснулся, а надо мной стоял священник.
     - Отец, - сказал я, - уйдите, пожалуйста. Я и без этого умру.
     - Ты гонишь меня, сын мой?
     - Да, отец.
     - Ты отрекся от веры?
     - Да, я отрекся от веры.
     - Однажды католик - навеки католик, сын мой.
     - Это вздор, отец.
     Старик сосед сказал:
     - Отец, отец, я хочу поговорить с вами. Поговорите со мной.
      Священник отправился к нему. Я дожидался смерти. Но вы отлично знаете,
что я тогда не умер, а то бы вы этого сейчас не читали...
      Меня  перевели  в  комнату, где был один черный и один  белый.  Белому
каждый  день  приносили  розы. Он выращивал розы  и  продавал  их  цветочным
магазинам.  Непосредственно в эти дни он не выращивал роз. У черного  что-то
лопнуло  внутри  - как у меня. У белого было больное сердце, совсем  больное
сердце. Мы лежали, а белый говорил про разведение роз, и про высадку роз,  и
как  бы  ему хотелось сигарету, и как, ох елки, ему плохо без сигарет.  Меня
перестало   рвать   кровью.  Теперь  я  только  срал  кровью.   Кажется,   я
выкарабкивался. В меня как раз ушло пол-литра крови, и они вытащили иглу.
     - Притащу тебе покурить, Гарри.
     - Вот спасибо, Хэнк.
     Я слез с кровати.
     - Дай денег.
     Гарри дал мне мелочь.
     - Он помрет, если закурит, - сказал Чарли. Чарли был черный.
     - Да брось, Чарли, от пары сигарет еще никому не было вреда.
      Я вышел из комнаты и двинулся по коридору. В вестибюле столя автомат с
сигаретами.  Я  купил пачку и отправился обратно. Потом  Чарли,  Гарри  и  я
лежали  и  курили  сигареты. Это было с утра. Около  полудня  зашел  врач  и
наставил на Гарри машину. Машина отплевалась, пернули и зарычала.
     - Курили, так? - спросил у Гарри варч.
     - Да нет, доктор, честное слово, нет.
     - Кто из вас купил ему сигареты?
     Чарли смотрел в потолок. Я смотрел в потолок.
     - Еще сигареты, и вы умрете, - сказал врач.
     Потом он забрал свою машину и ушел. Как только он вышел, я достал пачку
из-под подушки.
     - Дай затянуться, - сказал Гарри.
     - А что доктор сказал, слышал? - спросил Чарли.
      -  Да,  -  сказал я, выпуская тучу синего дыма, - что  доктор  скзаал,
слышал? "Еще сигарета, и вы умрете".
     - Лучше умереть счастливым, чем жить несчастным, - сказал Гарри.
      -  Не хочу быть причастен к твоей смерти, Гарри, - сказал я, - передаю
сигареты Чарли, а он, если захочет, тебя угостит.
     Я протянул сигареты Чарли, лежавшему между нами.
     - Ну-ка, Чарли, давай сюда, - сказал Гарри.
     Чарли вернул сигареты мне.
     - Слушай, Хэнк, дай покурить.
     - Нет, Гарри.
     - Умоляю, друг, сделай одолжение, один разок, всего разок.
     - О черт! - сказал я.
     Я бросил ему всю пачку. Дрожащими пальцами он вытащил одну штуку.
     - Спичек нет. Есть у кого-нибудь спички?
     - О черт! - сказал я.
     Я бросил ему спички...
     Вошли и заправили в меня еще бутылку. Минут через десять появился отец.
С ним была Вики, пьяная настолько, что едва держалась на ногах.
     - Малыш! - сказала она. - Мой малыш!
     Она налетела на кровать.
     Я поглядел на отца.
     - Кретин, - сказал я, - зачем ты сюда ее притащил, она же пьяная.
     - Не желаешь меня видеть, так? Так, малыш?
     - Я предостерегал тебя от связей с подобными женщинами.
      - Да у нее нет ни гроша. Ты что же, паскуда, купил ей виски, напоил ее
и притащил сюда?
      - Я говорил тебе, Генри, что она тебе не пара. Я говорил тебе, что это
дурная женщина.
     - Разлюбил меня, малыш?
     - Забирай ее отсюда... ЖИВО! - велел я старику.
     - Нет, я хочу, чтобы ты видел, с кем ты связался.
      - Я знаю, с кем я связался. Забирай ее отсюда, а не то, Бог свидетель,
сейчас вытащу эту иглу и расквашу тебе рыло!
     Старик увел ее. Я повалился на подушку.
     - А личико ничего, - сказал Гарри.
     - Ну да, - сказал я, - ну да.
      Я перестал срать кровью и получил перечень вещенй, которые разрешалось
есть.  Мне сказали, что первая же рюмка отправит меня на тот свет.  Еще  мне
объяснили, что надо делать операцию, а не то я умру. У нас вышел жуткий спор
с врачихой-японкой насчет операции и смерти. Я сказал: "Никаких операций", и
она удалилась, гневно тряся задом. Когда я выписывался, Гарри был еще жив  и
все нянчился со своими сигаретами.
      Я  шел  по  солнечной стороне - хотел проверить, как это  будет.  Было
ничего. Мимо ехали машины. Тротуар был как тротуар. Я поразмышлял, сесть  ли
мне  на  городской  автобус или позвонить кому-нибудь, чтобы  меня  забрали.
Зашел позвонить в бар. Но сперва сел и покурил.
     Подошел бармен, и я заказал бутылку пива.
     - Как дела? - спросил он.
       -  Нормально,  -  сказал  я.  Он  отошел.  Я  налил  пиво  в  стакан,
порассматривал его, потом выпил половину. Кто-то кинул монету в  автомат,  и
сделалась  музыка.  Жизнь показалась чуть лучше. Я  докончил  стакан,  налил
другой  и  подулмал, стоит ли у меня теперь. Оглядел бар - женщин  не  было.
Тогда я сделал другую неплохую вещь - взял стакан и выпил.



Популярность: 21, Last-modified: Fri, 25 Mar 2005 17:31:04 GMT