о ты попытаешься бежать из Гарема, но потом решили, что ты этого не сделаешь, да и не сможешь покинуть Гарем, поскольку уже не в силах обходиться без того, что у нас между ног. Наконец мы догадались, что ты наверняка еще в зоопарке и что одна из служительниц наверняка похитила тебя, решив поразвлечься. Она осторожно перевернула Орхана. Он попытался заговорить, но не смог. Попытался встать, но тяжело повалился вперед, уронив голову на массивную грудь Перизады. Она вновь уложила его на солому. Ее массивные груди колыхались над самым его лицом. - Вот видишь, от меня не так-то просто отделаться. Я - судьба твоя. - Перизада, прошу тебя, помоги мне, - произнес он, задыхаясь в своих оковах. - Кажется, я знаю, что придаст тебе бодрости. Твою гадюку наверняка мучит жажда, не правда ли? - заботливо поинтересовалась она, после чего, не дожидаясь ответа, задрала юбку и села на Орхана верхом, опустив ему на лицо свои полные, округлые бедра. И вновь томимая жаждой гадюка вползла внутрь, дабы вдоволь напиться в "Таверне парфюмеров". Потом Перизада поднялась с Орханова лица и принялась искать его халат и ключ от кандалов. Когда Орхан пришел в себя и оделся, она взяла его за руку. - Мы никому не расскажем всей правды о том, что произошло, - даже Анадиль. Императорским наложницам не пристало знать о подобных вещах. Однако тебя необходимо привести в порядок. Пора отправляться в баню. Глава шестая. КОЗНИ ФЕЙ Один великий философ однажды заметил, что связь с хорошенькой наложницей подобна урокам истории. И то, и другое доставляет бесконечное наслаждение, но ни то, ни другое ничему не учит. За дверью ждала Анадиль. Она была в розовом платье и перчатках, а в руке держала зонтик от солнца. Едва Орхан оказался в пределах слышимости, как она заговорила: - Вот и ты наконец! Ты что, резвился с одной из служительниц зоопарка? Все принцы одинаковы. Те тоже были похожи на животных, а когда выходили из Клетки, думали только о том, как бы потереться плотью о плоть. Я полагаю, что мы, девушки Гарема, призваны обучать вас, мужчин, искусству более возвышенной любви. И она протянула ему свою затянутую в перчатку руку для поцелуя. - И не поднимай голову. Не люблю, когда на меня постоянно смотрят. Если мы идем рядом, ты должен говорить о том, какая я привлекательная, а можешь и скромно предлагать мне свои услуги. Идя рядом с Анадиль, Орхан чувствовал, как его окутывает запах ее духов. Она сказала ему, что это "иланг-иланг". Он решил, что духи пахнут смертью - надгробными плитами, толстыми коврами, похоронными песнями и горящими курильницами, - пахнут горько и зловеще. Перизада, шедшая впереди, сказала, что кратчайшая дорога к бане пролегает через конюшни, но Анадиль не послушалась ее совета, заявив, что путь Перизады только заведет их еще дальше в глубь зоопарка. Так что Анадиль показывала дорогу, попутно читая Орхану наставления по поводу тренировки взгляда и о том, как ему продвинуться из мирской сферы секса в священную сферу любви. Слушал Орхан вполуха. Он любовался округлыми бедрами Перизады и ее вихляющей походкой. Свободной ладонью Анадиль похлопала его по руке: - Надеюсь, ты насладился сексом со служительницей зоопарка. Отныне и до самого твоего смертного часа больше никакого секса не будет... А что, та девушка была так же привлекательна, как я? - Нет. - Ответ неправильный. Ты должен указать, в каких именно отношениях она не так привлекательна, как я. Дабы угодить Анадиль, Орхан покорно составил перечень комплиментов, но взгляд его был устремлен на Перизаду, а мысли вновь витали где-то далеко. Что-то из сказанного Рокселаной будило в нем дурные предчувствия, но он не мог вспомнить, что именно. Впрочем, уже все будило в нем дурные предчувствия - духи Анадиль, ее упоминание о его смертном часе, запустение в Гареме. Вдалеке послышалось жутковатое пение евнухов. Но путь, которым они шли, - по узким коридорам, тянувшимся между заброшенными гостиными и чуланами, - был совершенно безлюден. Идя там вместе с Анадиль и Перизадой, Орхан думал о той манере, в которой женщины выставляли перед ним напоказ свои тела, и о неумолимой череде соитий и телесных наказаний... Ему казалось, будто Гарем - всего лишь плод воображения принцев из Клетки. Будто Гарем был создан из чего-то не более материального, нежели сексуальные фантазии мужчин, ставших его узниками. Они дошли до узкого Прохода Карликов, по обе стороны которого стояли домики для придворных карликов, напоминавшие собачьи будки. Анадиль заглянула в несколько будок, чтобы посмотреть, нет ли дома карликов или членов их семей, но комнаты их тоже были безлюдны, да и вокруг не было ни души и некому было показать им дорогу. Хотя Перизада уже когда-то бывала в этом месте, она никак не могла вспомнить, как добраться оттуда до бани. Было уже совершенно очевидно, что они безнадежно заблудились, и Орхан не смог скрыть раздражения. - На твоем месте я бы так не торопилась достичь места своего назначения, - печально молвила Перизада. - Перизада права, - сказала Анадиль.- Дыши воздухом и наслаждайся сменой обстановки. Мы совершаем приятную прогулку. Однако, сделав еще несколько шагов по Проходу, они обнаружили, что путь им преграждает гигантская фигура, возвышающаяся над будками карликов, - черная, в черных халате и тюрбане, с ятаганом в руке. Человек одарил их чудовищной улыбкой: - Анадиль, дорогая! - Мы спасены! - воскликнула она.- Это Эмеральд. - Ты припасла для меня шоколадные конфеты? - спросил Эмеральд. - Не сегодня, Эмеральд. Не будем сейчас об этом. Вот твой новый господин, султан Орхан, а это моя прачка, Перизада. Мы все направляемся в баню, Эмеральд. Ты можешь показать нам дорогу. Он поклонился: - Слушать - значит повиноваться. Но сначала вы, быть может, окажете мне честь, зайдя ко мне выпить кофе? Обстановка в покоях Кисляр Аги, или Старшего Черного Евнуха, радовала глаз. Они сидели на низких, мягких скамейках и пили кофе. Полки у них над головами были уставлены аквариумами с золотыми рыбками. Появился и вскочил к Эмеральду на колени голубовато-серый кот. - Азраил, названный так в честь своего деда, Ангела Смерти. Эмеральд закурил кальян и в ходе беседы то попыхивал им, то пил маленькими глотками кофе. Однако вскоре он отложил мундштук кальяна и, повернувшись к Орхану, задумчиво посмотрел на него. - Я не был рожден евнухом, - сказал он. Орхан дал понять, что он так и предполагал. - Рос я принцем в сердце Африки. Все женщины в нашем племени были моими, стоило лишь захотеть. Только брату моему, царю племени, отдавалось предпочтение передо мной. В частности, была там красавица по имени Рася. Помню, ляжки у нее были не хуже, чем у прекраснейших представительниц нашего рогатого скота. Мучимый завистью к брату, проводившему ночи с Расей, я лежал не смыкая глаз. Но однажды к брату явились старейшины племени и обвинили его в том, что из-за женщины, вскружившей ему голову, он забросил государственные дела. Человек не столь благородный, выслушав подобное наставление от своих советников, мог бы прогневаться, но брат мой был великим монархом. Поэтому он велел рабам позвать Расю. Тогда она поспешно явилась к нему, величавая и прекрасная в своем лучшем наряде, и, представ перед моим братом, устремила на него любящий взгляд. Он попросил старейшин полюбоваться ею, и, один за другим, все признались, что, осчастливь их такая красивая дама в постели, они тоже забросили бы государственные дела. Тогда брат мой, царь, кивнул и попросил Расю приблизиться. Она сделала как было велено, и он тотчас перерезал ей горло своим кинжалом, обагрив себя ее кровью. "Я не только господин племени моего, но и сам себе господин!" - сказал он и с этими словами отпустил старейшин. Разумеется, эта сцена произвела на меня огромное впечатление. Но вскоре место Раси заняла другая очень красивая женщина. Кажется, ее звали Макала. Она оставалась в живых всего несколько месяцев. На сей раз советники даже не успели выразить недовольство, прежде чем брат мой, опасаясь, как бы не попасть в зависимое от нее положение, убил ее. Но потом появилась еще одна женщина... и еще одна. Я удалился поразмышлять. Будучи очень похож на брата, я тоже боялся стать одержимым страстью к женщине - или к женщинам. И это было проблемой не только для нас с братом. Секс приводил в исступление всех мужчин в нашем племени. К тому же привлекательных женщин на всех не хватало. Положение было столь безвыходным, что мужчины нашего племени ходили к реке в надежде на секс с крокодилами. (Это кажется нелепым, но тогда мы все были молоды.) Вам, конечно, известно, что самка крокодила, готовясь к спариванию, переворачивается на спину, дабы самец мог на нее взобраться. Всякий раз, когда мужчины моего племени видели, что это происходит, они выбегали из дома и убивали или по крайней мере прогоняли самца. Самке очень трудно вернуться в нормальное положение, и поэтому, пока она беспомощно металась, мы по очереди на нее взбирались. Я дважды вступал в половую связь с крокодилами. Помню, как нелепо они выглядели, когда я поглаживал их по горлу. Считалось, что такое поглаживание приносит удачу - предвещает блестящее будущее, и в моем случае так и вышло, ибо ныне я - Старший Евнух оттоманского Гарема. Эмеральд сделал глубокий вдох, горделиво посмотрел вокруг и продолжил: - Однако я отвлекся. Речь шла о том, каким образом я сделался евнухом. Я сознавал, что, дабы отбросить эмоции и не оказываться больше жертвой каждой встречной женщины - или самки крокодила, - придется принять более радикальные меры. Мне не хотелось прожить жизнь бездумно. Напротив, я хотел строить свое будущее в соответствии с принципами чистого разума. Я хотел определять свою судьбу с помощью той головы, что у меня на плечах, и не хотел, чтобы головка у меня между ног заставляла меня совершать безрассудные поступки и отменяла решения вышеупомянутой головы. Необходимо было бежать из неволи, в которой я томился благодаря принадлежности к своему полу, и перестать зависеть от взлетов и падений моего члена. Поэтому я заплатил, чтобы меня оскопили. Стоило это недешево, да и без боли не обошлось. Я велел довести дело до конца. Были удалены и член, и яйца, так что теперь я - один из сандали, то есть гладких скопцов. Дабы прижечь рану, меня на три дня по шею зарыли в песок, и все это время мне нечего было пить. Но дело того стоило. Поймите, против женщин я ничего не имел. Мне нравились женщины. И нравятся до сих пор. Я был только против секса - против всех этих нелепых судорожных подергиваний и всех этих грязных жидких субстанций. И все же дело обернулось не совсем так, как я рассчитывал... - Эмеральд! - предостерегающе воскликнула Анадиль. - Ах нет, мне вспомнилось то время, когда появились пери. Тебя тогда еще не было, Анадиль. Это случилось еще в те времена, когда правил Баязит, а нынешняя наша старшая вал ид е не достигла даже положения Попугая. Тогда я как раз начал служить в Гареме, ибо, коль скоро меня кастрировали, вознамерился воспользоваться своим новым состоянием и, рассчитывая добиться успеха в жизни, решил попытаться стать одним из императорских невольников. Судьба мне благоволила, и вскоре один из представителей султана Баязита купил меня в Каире и привез в Стамбул, где я был принят на службу в Гарем. Я был еще молод, но, несмотря на юный возраст, будучи сандали - гладко оскопленным, - завоевал известный статус и уважение в кругу тех евнухов, коим отрезали только яйца. Сразу же, как только я прибыл, мне поручили ведать охраной и велели не допускать мужчин к дамам Гарема - ни одного мужчину, кроме султана, конечно. Однако вскоре я обнаружил, что эта моя должность - не что иное, как синекура, ибо всем мужчинам, достаточно безрассудным, чтобы решиться на попытку тайком пробраться в Гарем, преграждали путь задолго до того, как я успевал почуять неладное. В дальнем внутреннем дворе Дворца, оберегая целомудрие дам Гарема, неустанно и бдительно несли караульную службу стражники-янычары. Правда, в период царствования Баязитова отца парочке молодых людей удавалось несколько раз проникнуть в Гарем, переодевшись портнихами. Но в конце концов обман был раскрыт, и с этим делом было тайно и быстро покончено. То, как именно с ним было покончено, стало известно лишь месяцев пять или шесть спустя, когда один ныряльщик, из тех, что плавают в Босфоре и зарабатывают на жизнь, обчищая затонувшие корабли, прыгал в воду с Дворцового мыса. Место там неглубокое, но вода мутная, и в ней трудно что-либо разглядеть. Однако охотники за корабельным грузом научились преодолевать это препятствие. Перед погружением в воду они набирают в рот оливкового масла. Потом, опускаясь на дно, выплевывают масло и смотрят сквозь него. В темной воде это масло сродни яркой лампе. Короче говоря, ныряльщик выплюнул масло, прыгнув в воду с Дворцового мыса, после чего, глядя сквозь большой, золотистый масляный плевок, который колыхали течения Босфора, увидел лежавшие на песчаном дне утяжеленные мешки, тоже слегка колыхавшиеся под воздействием течений, и, приглядевшись, понял, что очертания груза, заполняющего мешки, являются, или по крайней мере являлись, человеческими. Ныряльщик поднялся на поверхность и посоветовал другим пловцам даже не помышлять о поиске затонувших кораблей на этом участке пролива. То были прекрасные и жестокие времена. Но все это уже было в прошлом. В мое время никому не удавалось прошмыгнуть мимо янычаров - то есть ни одному человеку. Поэтому, совсем недолго прослужив блюстителем нравственности Гарема, я вскоре стал с некоторым самодовольством и даже с ленцой относиться к своим обязанностям. Я был молод, да и девушки были молоды и милы. Через несколько месяцев, однако, я начал замечать на некоторых простынях в спальнях белые пятна. Я пожурил наложниц, на чьих простынях были оставлены столь подозрительные следы. Все наложницы бойко оправдывались и ухмылялись. Да ведь это, отвечали они, всего лишь пятна от яичных белков! Таково было их новое страстное увлечение - есть по ночам сырые яйца в постели. Хоть евнухом я был молодым и неопытным, все же меня терзали сомнения. Почему же, в таком случае, не оставляли пятен желтки? Примерно в то же время я постепенно начал сознавать, что до меня доносится еле слышный звон колокольчиков. При этом у меня по коже бежали мурашки. Такое бывало не всегда, но происходило все чаще и чаще. Я продолжал производить неожиданный осмотр спален, но так ни разу и не застал наложницу в объятиях молодого человека - как, впрочем, и не видел, чтобы кто-нибудь из наложниц ел сырые яйца. Можно было бы обо всем позабыть, кабы не то обстоятельство, что, как я замечал, некоторые девицы выглядели бледными и изможденными. Я входил к ним без предупреждения и обнаруживал, что они без видимой причины, вместе или поодиночке, негромко стонут и корчатся на полу или на матрасе. Как вам известно, Баязит некогда благоволил к сильным, полным жизни молодым женщинам, и мы всячески старались приобретать на невольничьем рынке только самые здоровые экземпляры. Но в тот момент казалось, что его Гарем лишился всех жизненных сил. Девушек перестал интересовать даже прелестный старый "Ковер Веселья", а те, что здоровались со мной во время моих инспекционных обходов, смотрели на меня безумными глазами и потели. Не в лучшем состоянии пребывал и султан. Я заметил, что руки у него стали холодные, влажные на ощупь и слегка дрожат, как листья при слабом дуновении ветра. Потом, в один прекрасный день, ко мне подошли две самые молодые наложницы и пожаловались на то, что стали хуже видеть. Они боялись, что начинают слепнуть. В тот же миг я осознал, что лишь такой глупец, как я, мог не сразу догадаться, в чем дело. Неудивительно, что у наложниц стало ухудшаться зрение! Для пущего эффекта Эмеральд сделал паузу. - В Гареме было полным-полно пери! Анадиль фыркнула, но Эмеральд продолжал: - Полагаю, я - единственный человек в этой комнате, который когда-либо видел пери. А увидеть их отнюдь не просто. Они похожи на джиннов, только поменьше. Джинн зачастую крупнее человека, и порой ему или ей бывает трудновато втиснуться в человеческое тело. Другое дело - пери. Разве пери можно увидеть? Самая крупная - не больше кончика вот этого моего большого пальца. С виду они неуловимы, как сон, но при этом безумнее любого сна. Быстро, словно ртуть, они носятся по поверхности предметов в поисках места для отдыха, но нигде его не находят, то и дело забираются в кувшины, прячутся в бровях, исследуют содержимое бельевых сундуков, танцуют на подушках, качаются на паутине, свертывают молоко, роются в муравейниках, скачут из убежища в убежище, дразнят взгляд того, кто пытается за ними наблюдать. У меня на тыльной стороне ладони могла бы плясать целая толпа пери, и я не замечал бы их до тех пор, пока не начал бы об этом думать, - от топота их ног я испытывал бы лишь слабый кожный зуд. - Я знаю, что в моей семье есть кровь пери, - сказала Перизада.- Вот почему я умею предсказывать будущее. Анадиль улыбнулась, но Эмеральд был мрачен: - Волшебная кровь - не повод для гордости. И он продолжил: - В том, что некоторые наложницы начали слепнуть, не было ничего удивительного. Пери крайне малы, и, чтобы увидеть их, нужно прищуриться, к тому же передвигаются они с быстротой молнии. Я замечал, что иногда они забавы ради ныряют в надушенную каплю пота на теле наложницы и таким образом путешествуют вниз по этому телу со скоростью ртутного шарика. Изумительное зрелище - и почти незаметное для глаза. Человек может быть проворным, как баклан-рыболов, но и он порой промахивается и хватает руками воздух. Вот послушай, - сказал Эмеральд, указывая на Орхана, - я знаю, что на самом деле ты - крупный мужчина ростом почти с ту дверь, в которую ты сюда вошел. Но вот образ твой - это дело другое. Чтобы я мог тебя увидеть, твой образ должен уменьшиться и проникнуть в мое глазное яблоко. Правильно? Значит, я вижу тебя маленьким человечком, не больше моего глаза. Тем не менее, не будучи сумасшедшим, я знаю, что на самом деле ты - крупный мужчина. А вот пери... пери совсем не такие. Их образ не уменьшается и не увеличивается. Образ пери всегда равен по величине ее подлинному телу, а оно меньше глазного яблока, и его трудно разглядеть. Если наложница смотрела на пери, я всегда мог это определить, поскольку зрачки ее расширялись, чтобы вместить образ этого крошечного существа. Когда Эмеральд умолк, чтобы подымить кальяном, Орхану вдруг показалось, что у самого евнуха противоестественно увеличены черные пятна зрачков. Эмеральд пустил несколько колец дыма и продолжил: - Пери были прелестны, как пылинки, застигнутые лучом солнечного света за нестройной пляской, но я был словно одержим, ибо, даже будучи прелестными, они причиняли очень много вреда. Они столь неистово терлись о губы наложниц, что уста у этих дам были обожжены. Они звенели колокольчиками, дергали дам за соски и доили их, точно те были стадом коров. Они оставляли на бархате и парче гаремного гардероба тонкие струйки, похожие на следы улитки. Но самым прискорбным для меня было то, что эти очаровательные девушки, которые некогда приходили ко мне и просили придумать для них новые игры или быть третейским судьей в их мелких раздорах, стали убегать при моем появлении. Когда мне все-таки удавалось загнать наложницу в угол, она оборачивалась и смотрела на меня, так широко раскрыв глаза в своей притворной невинности, как будто я и предположить не мог, на какие ухищрения она готова пойти, общаясь со своими маленькими тайными подружками. Никто из них ни о чем не говорил. Им хотелось лишь собираться в стайки, хихикать да глупо улыбаться. Некоторые девушки намазывали себе грудь вареньем и забавлялись, заманивая пери в эту липкую жижу. Они то и дело просили ключницу принести еще варенья. Помню также, как началось странное повальное увлечение огурцами. Теперь-то я понимаю, что на мысль об огурце их навели муки сказочной похоти, но тогда я был немало озадачен. Вам ни за что не догадаться, в чем там было дело. Тут Эмеральд обвел взглядом комнату, дабы выяснить, не осмелится ли кто-нибудь из слушателей предположить, зачем наложницам понадобились огурцы, но все хранили молчание. Перизада слушала рассказ Эмеральда с расширенными от изумления глазами, но Анадиль то и дело отвлекалась и улыбалась Орхану, как бы желая показать, что не верит ни единому услышанному слову. - Ну что ж, скоро речь зайдет и об этом, - сказал Эмеральд.- Малютки пери владели искусством стрельбы из лука, у них были луки с тетивой из паутины, и упражнялись они на животах наложниц. Потом, когда им надоедало стрелять из лука, там же, на животах наложниц, они устраивали миниатюрные оргии. Пери показывали молодым женщинам сексуальные акробатические этюды, снова и снова повторяя одни и те же непристойные сцены, пока последовательность непотребных актов не запоминалась наизусть. Девицы, на чьих телах пери разыгрывали эти спектакли, задыхались, краснели и сладкозвучно стонали от наслаждения. Поразила эта напасть и султана, хотя и на иной лад. Порой, по ночам, я брался стеречь его сон. И тогда, обычно в сумрачные рассветные часы, я бывал вознагражден за бдение. Сквозь полудрему я слышал предательский слабый звон колокольчиков, а подойдя поближе к кровати и прищурившись, замечал пери, сидевших на султановом члене. Одни пытались обнять сей орган, а другие барабанили по нему своими крошечными кулачками и умоляли его подняться. Потом, когда он начинал вытягиваться и вставать, все пери отчаянно пытались на нем удержаться. Как правило, все они оттуда падали, но изредка одна из них, самая сильная и решительная, взмывала ввысь на головке грозного члена. Тогда остальные, те, кто был сброшен оттуда, принимались резвиться вокруг него, крепко обнимать его у основания и щекотать султановы яйца. Наконец они замирали в ожидании того момента, когда на них прольется белый пенистый ливень, после чего их радостный звон делался громче обычного. Днем эти маленькие феи тоже не давали моему султану покоя. Я не раз видел, как королева пери в миниатюрной зеленой юбочке, высоко задирая ножки, исполняла танец на султановой переносице. Султан, скосив глаза, смотрел на сей пленительный фантом и распускал слюни от вожделения. Член его рос с быстротой гигантской поганки, и, безумно желая совершить невозможное, султан пытался запихнуть его в пери, но подобная любовная связь была нереальна. Ей тоже делалось грустно. Они все печалились. Всем пери хотелось вступать в половую связь с простыми смертными. В конце концов султановы чувства сосредоточивались у него в руке, чем им обоим и приходилось довольствоваться. Глядя на то, как побледневший султан в изнеможении откидывается на подушки, я слышал переливчатое хихиканье пери и думал... Эмеральд снова приложился к кальяну. Его пальцы забегали по мундштуку, как по флейте. В этот момент Анадиль робко подняла руку: - Эмеральд, милейший Эмеральд, нам пора отправляться в баню, ибо перед встречей со старшей валиде и посещением Комнаты Экстаза Орхану необходимы омовение и массаж. - Но я хочу узнать, что случилось с пери! - запричитала Перизада.- Где они теперь? - Слушать - значит повиноваться, - сказал Эмеральд.- Я провожу вас до бани, а по дороге расскажу, чем дело кончилось. Но быть может, сначала султан желает посмотреть, как я справляю малую нужду? - Он захохотал во все горло. Лишь после настойчивых уговоров Орхан согласился войти вслед за евнухом в маленькую комнатку рядом с гостиной. Эмеральд встал над отверстием в полу и извлек из складок тюрбана серебряную трубочку. Потом он откинул полу халата и вставил серебряную трубочку в странной формы приспособление из слоновой кости, которое было, казалось, накрепко вделано ему в пах. Когда он повернул кран из слоновой кости, из серебряной трубочки хлынула струя золотистой жидкости. Заметив удивление Орхана, он рассмеялся. Спустя несколько минут они направились в баню по длинной сводчатой галерее с колоннами в форме лотоса. Помимо Эмеральда, их уже сопровождала пара глухонемых. Время от времени Орхан немного отставал, чтобы сзади полюбоваться Перизадой и посмотреть, как ходит ходуном ее толстая задница. Когда задница шевелилась под залоснившимся облегающим платьем, Орхану казалось, будто он слышит ее неодобрительное шипение. Он вспомнил, как поначалу Перизада не желала покоряться ему в беседке и как крепко она обняла его под конец. Казалось, она не обращает на него никакого внимания. Едва они и их эскорт проделали совсем небольшой путь, как Эмеральд вновь заговорил о прекрасных временах пери. - Помню, они очень любили погреться в бане. Мало того, им нравилось прятаться в уборных. В этих своих предпочтениях они были сродни тараканам, и действительно, я частенько наблюдал, как они отстаивают свою территорию, прогоняя свирепых насекомых с помощью луков и стрел. Пери любили заставать даму в тот момент, когда она приседала помочиться, и тогда они стремглав неслись к ней под бедра, чтобы омыться золотистым дождем. Я часто видел, как они это делают. Их приводили в безграничный восторг самые сокровенные функции женского организма, они любили интимные запахи и часами бражничали в "Таверне парфюмеров". В те времена (это происходило в те дни, когда старшей наложницей была Наргис, еще до того, как твоя матушка, достопочтенная старшая валиде, прислала ей отравленную шапку), в те времена наложницы были страстно увлечены атласными панталонами с кружевными оборочками, а также шелковыми нижними юбками и шелковыми чулками с подвязками. Мода была такая, что каждая наложница, казалось, плыла по воздуху на собственном облаке из розовой или желтой пены. Я полагаю, что к возникновению этой моды были причастны пери, ибо они любили подобного рода фривольно-изящную и замысловатую одежду. Цепляясь за чулки наложниц, пери взбирались на подвязки и, сидя на них, катались. Они пробирались на цыпочках в девичьи панталоны и располагались там, в тепле и уюте... а девушки, разумеется, отнюдь не возражали против их пребывания там, ибо им были приятны легкие щекочущие прикосновения крошечных существ, обитавших у них в нижнем белье. Вошло также в моду изобретение неверных под названием корсаж, благодаря которому грудь стояла торчком и не колыхалась. Каждой наложнице безумно хотелось втиснуть грудь в подобный предмет одежды, а следом за грудью туда проникали пери. Потом, защищенные этими элегантными доспехами, пери отдыхали, удобно расположившись под нежными сосками выбранной ими девушки. Однажды, желая узнать, какого рода удовольствие получают от всего этого наложницы, я отобрал у Наргис пару панталон. Они были розовые и шелковистые, а изнанка кишела резвившимися пери. Сняв панталоны с Наргис, я с трудом натянул их на себя, дабы предложить свои пах и задницу обостренному вниманию пери. Посмотрев в зеркало, я увидел, как они возятся под шелком, покрывая его рябью, а посмотрев на Наргис, увидел, что она тоже их видит. Однако, поскольку я был гладко оскопленным евнухом, пери не за что было ухватиться, а засунув одну пери себе в задний проход, я никакого удовольствия не получил. Короче говоря, поскольку пери не сумели ублажить мой телесный низ, я так и не узнал ничего нового о странных и таинственных отношениях между наложницами и этим сказочным народцем. О, я просто с ума сходил, слушая, как пери тихо шуршат шелковым нижним бельем, коим щеголял весь Гарем! Тогда мы с хранительницей белья стали регулярно устраивать осмотр панталон, и всю одежду, состояние которой я признавал неудовлетворительным, немедленно отправляли в прачечную, ибо пери терпеть не могли мыла. За это наложницы меня возненавидели. Но даже эти меры оказались бесполезными, ибо пери стали ловко прятаться в клиньях и кружевах девичьего белья. В конце концов мне пришлось отдать распоряжение, согласно которому в Гареме запрещалось носить нижнее белье. Ведь, в конечном счете, нижнее белье и в самом деле никому не нужно. Оно лишь приводит к нежелательной потере времени. С того дня и до сей поры в императорском Гареме никто не носит нижнего белья, и всем нам от этого только лучше! - А должность хранительницы белья была упразднена! - воскликнула Перизада.- Я бы от этого титула не отказалась! - Зачем ты рассказываешь нам эту историю? - поинтересовался Орхан. - Зачем? Да без всякой цели, разве что сам получаю удовольствие, нанизывая слова друг на друга и составляя из них истории. Неужели у всего обязательно должна быть цель? И Эмеральд бросил на Орхана взгляд, показавшийся тому многозначительным, хотя и невозможно было отгадать, что именно он означал. Эмеральд продолжал: - Тем не менее беспокойство меня все еще одолевало. Ведь пери не исчезли вместе с бельем, и я обнаружил, что все еще слышу, как звенят их колокольчики под юбками наложниц. О, какое странное, зловещее чувство возникает, когда слышишь звон волшебных колокольчиков под женскими юбками! Продолжив расследование, я обнаружил, что пери все еще забираются под юбки, встречая там теплый, сердечный прием, при этом безрассудные твари имели обыкновение дергать женщин за лобковые волосы и, находясь в своем безопасном убежище, завлекать меня треньканьем своих крошечных колокольчиков. Безумие колокольчиков! Эти колокольчики сводили меня с ума! Я пытался уговаривать девушек поднимать юбки, дабы мне было удобнее чистить им руками внутренние поверхности бедер, но они отказывались наотрез, к тому же этой работы там было столько, что я бы с ней просто не справился. Тогда я отдал распоряжение, согласно которому все наложницы впредь обязаны были сбривать лобковые волосы, и эта традиция тоже сохранилась до сей поры. После этого я впал в еще большую немилость у дам Гарема, что меня опечалило, но сделал я это из любви к ним и их невинности. К тому же учтите, что одна наложница, порезвившись с пери, ослепла! Однако не буду отвлекаться. Несмотря на устранение нижнего белья и лобковых волос, беспокойство продолжало одолевать меня, ибо количество пери не уменьшалось. Мало того, мне казалось, что я замечаю в их шумной толпе новые лица. Я ломал голову, пытаясь понять, как они попадают в Гарем. Потом я подумал о молодых наложницах и их увлечении огурцами, которое, насколько я помнил, началось примерно в то время, когда Гарем стал кишеть пери. Между прочим, огурец мне всегда казался овощем малопривлекательным. Он не очень приятен на вкус. Разве не так? Он бледен, водянист и немного горчит. Вот почему я с подозрением отнесся к страстному увлечению барышень этим с виду непривлекательным овощем - и вновь оказался прав. Эмеральд сделал паузу, дабы убедиться, что к нему приковано все внимание слушателей. - Когда в Гарем доставили новую партию огурцов, я поспешно схватил их, принес домой, туда, где вы только что были, и, разрубив один огурец пополам своим ятаганом, обнаружил, что, как я и предполагал, из него выскоблили всю сердцевину, а там, в углублении, лежит спящая пери. Я вновь занес свой ятаган и изрубил пери вместе с ее овощной опочивальней на мелкие кусочки. Следующий огурец оказался таким же. У всех до одного была искусно выскоблена сердцевина, чтобы они могли служить уютными спальнями для пери, которых таким образом тайно проносили в Гарем. Потом я принялся кромсать своей саблей оставшиеся овощи, и в конце концов весь пол моей маленькой комнаты покрылся кусочками огурцов и разрубленными телами пери. Я отдал распоряжение, согласно которому огурцы впредь разрешалось вносить в Гарем лишь тщательно нарезанными в виде кубиков. Разумеется, потом возникли сложности с... Эмеральд не договорил. Глаза его расширились, и он вытянул руку с дрожащим указующим перстом. - Пери! Я вижу пери! Вон там, в канаве - в той, что завалена листьями. Если поторопитесь, быть может, успеете ее поймать, хотя, по-моему, маленькая тварь застряла в канаве. Анадиль с Перизадой поспешили к канаве. Орхан последовал было за ними, но Эмеральд схватил его за руку: - Зачем я рассказываю тебе историю о своей долгой борьбе с пери? Только ли ради того, чтобы получить удовольствие от собственного рассказа? Думаю, нет. Всем известно, что в любой истории нет ничего важнее, чем наличие возвышающей морали. В истории должна быть главная мысль, и главная мысль моей истории предназначалась исключительно для твоих ушей... ибо я вижу, как покорно ты идешь между этими двумя женщинами и всюду следуешь за Анадиль, точно барашек, которого она водит на поводке. Берегись, не ходи туда, куда хочет привести тебя Анадиль! Это вовсе не обязательно. Историей этой я хотел доказать тебе, что каждый человек может стать хозяином своей судьбы. В молодости я постоянно испытывал муки физического влечения к женщинам. Но я справился с ним и велел отрезать мне член и яйца. Моя проблема была решена. Когда я обнаружил, что Гарем кишит пери, разве я проявил покорность и позволил им сесть мне на шею? Нет! А когда я понял, что нижнее белье осложняет дело, разве позволил я наложницам поступать с этой одеждой по-своему? Нет! Я стащил с них панталоны и разжег огромный костер. Помню, как клочки шелковой ткани поднимались ввысь с языками пламени, а потом опускались на землю черным дождем... А когда я обнаружил, что всех пери тайком проносят в Гарем в огурцах, разве я пропустил туда овощи простым взмахом руки? Как бы не так! Эту проблему я решил с помощью ятагана.- Эмеральд торжествующе поднял палец.- Главная мысль всего, что я тебе рассказал, очевидна. Будь мужчиной! - Я знаю, куда иду, - сказал Орхан. - Надеюсь, - сказал Эмеральд. Возвратились обе женщины. У Перизады был огорченный вид, Анадиль, казалось, одолевали сомнения. - Ничего не нашли? - спросил Эмеральд.- Мои мысли и взгляд, должно быть, где-то блуждали. Должно быть, это была тень листа. Это не могла быть пери, ибо пери в Гареме больше нет. Сейчас расскажу почему. И он продолжил свой рассказ: - Хотя пери больше не попадались мне на глаза, в Гареме оставались еще сотни этих маленьких фей. Что было с ними делать? Я пошел в библиотеку Гарема и справился в "Душистом поле брани", в главе "Сексуальные пристрастия домашних животных". После этого я отправил янычара Агу на Звериный базар, и он возвратился с тремя превосходными персидскими котами. Я приучил этих котов охотиться на пери. Ах, как полюбилась эта работа котам! Я спокойно сидел в своей комнате с котом на коленях, и мне казалось, что кругом не видно и не слышно ни единой пери, но потом я чувствовал и видел, как кот у меня на коленях сжимается, выгнув покрывшуюся рябью спину и навострив уши. Мгновение спустя он спрыгивал с меня и бросался в погоню за невидимой пери. Эти коты были великолепными охотниками, они и тараканов умели ловить. Едва появившись, коты устроили миниатюрную кровавую баню, развязав маленькую победоносную войну в ручейках сточных желобов и на шкафах. Положение пери было безнадежным. На первых порах они пытались очаровывать котов, забавляясь с их половыми органами, а коты лениво позволяли им это делать, после чего столь же лениво пережевывали их и проглатывали - так коты разжирели, питаясь волшебным мясом. По мере того как сокращалось количество пери, поправлялись и наложницы. Они стали лучше спать по ночам, и на щеках у них вновь появился румянец. Полагаю, я был свидетелем гибели последней пери. Королева пери была сильнее и хитрее большинства своих подданных, и до поры ей удавалось ускользать от кровожадных котов. Мы с Азраилом случайно обнаружили ее в одном из цветников, которые тянутся вдоль стен бани. Азраил этот был редким голубым персом и дедом того кота, которого вы видели у меня в комнате, а также лучшим из охотников - настоящим Ангелом Смерти. Сначала я увидел в расширенных зрачках Азраила отражение пери, спрятавшейся под лепестком розы, после чего на самом деле увидел, как она бежит средь кустов, а потом пытается вскарабкаться на стену бани, цепляясь за шероховатую поверхность, как ящерица. На земле Азраил дважды прыгал и промахивался, ибо королева была проворна как ртуть, но лишь только она полезла наверх, ее движения несколько замедлились, что ее и сгубило. Кот сильно ударил ее лапой, схватил и, поиграв с ней немного, съел. Когда пери не стало, я вновь успокоился. Наложницы поначалу немного тосковали по своим пропавшим маленьким подружкам и ненавидели котов, но со временем полюбили их - причем безмерно. Все в Гареме опять шло своим чередом, и казалось, будто миновала некая лихорадка. Но вы же знаете поговорку: "Есть три ненасытные вещи - пустыня, смерть и женская вульва". Вскоре до меня начали доходить странные слухи о молитвенных подушках. Эмеральд остановился у какой-то двери. - Давайте войдем. Я хочу вам кое-что показать. - Эмеральд, мы торопимся в баню. - Это займет не больше минуты, - успокаивающим голосом сказал он.- На это стоит взглянуть. Вслед за евнухом они вошли в чулан, где оказалось множество отслуживших свой срок предметов для развлечения - пара лишенных струн цимбал, несколько колчанов, порвавшихся по швам, кожаный тюфяк, коробки с белыми кристаллами, соломенное чучело женщины. Сначала Орхан надеялся, что евнух привел их туда, дабы показать молитвенную подушку, но нет, Эмеральд подвел их к столу, на котором стоял макет здания - вернее сказать, ансамбля зданий. - Это я конфисковал у наложниц, - сказал Эмеральд. Приглядевшись, Орхан понял, что это миниатюрная точная копия Гарема. Первым делом он нашел Клетку и "Коридор, Где Джинны Держат Совет". Затем, сориентировавшись, обнаружил фарфоровый павильон, спальню с ямой для хранения льда и зоопарк. - Они соорудили это из тысяч зубочисток, чтобы обеспечить жильем своих пери, - заявил Эмеральд. На лице Анадиль отразилось сомнение. - Они намеревались поселить в этих крошечных зданиях своих любимых пери и играть с ними в гарем. Но прежде чем он был достроен до конца, я привел котов.- Эмеральд вздохнул.- Пери некогда повадились ссать мне в глаза, когда я спал, и по утрам я насилу размыкал слипшиеся веки, - я ненавидел пери не меньше, чем они меня. И все-таки мне грустно видеть это прекрасное сооружение таким заброшенным. Я действительно верю, что девушки собирались запереть некоторых пери в этих кукольных домиках и держать их там, дабы они позабыли о существовании внешнего мира. Кажется, они даже хотели с помощью маленьких изящных иголочек превратить кое-кого из пери в евнухов. Я бы с удовольствием на это посмотрел... Когда они вновь вышли в галерею, Орхан услышал, как Анадиль шепчет Перизаде: - Рассказы Эмеральда просто смешны. Тем не менее он прекрасный любовник... правда, немного портит дело эта история с шоколадными конфетами. Приподнятое настроение евнуха уже улетучилось. Весь остаток пути до бани он был их угрюмым, молчаливым провожатым. Глава седьмая. ВОДНЫЕ ЗАБАВЫ Еще несколько шагов, и они подошли к Императорской Прачечной. Перизада зашла туда, чтобы подыскать Орхану чистый халат. Орхан мельком увидел огромные чаны и катки для белья, а также здоровенных женщин, помешивавших в чанах большими деревянными мешалками. Оттуда пахнуло затхлым влажным бельем. Когда Перизада вышла с халатом, Анадиль сказала: - Попрощайся с Перизадой. Ей пора возвращаться на работу. Но Орхан обнял ее: - Не бросай меня, Перизада. Ты мне нужна. И, покраснев, она прошептала в ответ: - Знаю, что я - дама твоего сердца, ибо так написано на складках моей пизденки. Анадиль была в ярости: - Ты должен идти со мной! Тебя ждут дамы Гарема. Возвращайся на работу, Перизада! - И, когда Перизада неохотно вернулась в прачечную, Анадиль продолжила: - Перизада слишком глупа, чтобы постигать наши тайны. Потому она и прачка, а не наложница. Ну что ж, пора привести тебя в порядок. Прачечная и баня располагались по соседству, ибо горячая вода поступала в них из общей сети труб. Вдоль подступов к бане выстроился отряд евнухов с ятаганами. - Пора тебя помыть и надушить. Нельзя допустить, чтобы ты показался на глаза матери в таком виде. Эмеральд с глухонемыми присоединились к остальным караульным, стоявшим у двери бани так, словно зданию суждено было стать для Орхана тюрьмой. Анадиль взяла его за руку, и они вместе спустились в раздевалку. Сначала Анадиль раздела Орхана. Ему было противно смотреть, как встает его член, реагируя на прикосновения ее нежных пальцев, но он уже знал, что питает отвращение к Анадиль. А когда она посмотрела ему в глаза, стало ясно, что ей это тоже известно, но она облизнула губы, повернулась и прижалась боком к его паху, после чего попросила его расстегнуть ей платье. Вошла маленькая чернокожая девочка и подала им вина. Анадиль потянула Орхана за собой на подушки и принялась навязчиво подносить ему чарку за чаркой, сказав, что ему будет легче выдержать предстоящее испытание, если он немного выпьет. - Сначала представится возможность поупражнять Скорбный Взгляд на обыкновенных девушках, - сказала она.- Можешь смотреть, но не трогай, ибо так твое желание только усилится. Нам необходимо усилить твое желание. Выпей еще вина и смотри на меня. Словно развернувшаяся змея, она поднялась с подушек и начала танцевать. Он услышал шлепки ее ног по каменному полу и позвякивание ножных браслетов, но танцевала она, казалось, под музыку, недоступную слуху простых смертных. Орхан с сожалением подумал о Перизаде. Он уже знал, что ненавидит Анадиль, но в то же время, глядя, как Анадиль танцует, сознавал, что она вновь обращает его в рабство. Покачивая бедрами, она приблизилась, прижалась к его лицу животом и заставила мышцы живота ходить ходуном. Отвернувшись, она принялась трясти задом так, что плоть, казалось, заблестела у Орхана перед глазами. Потом она отошла подальше, запрокинула голову, волнообразными движениями выгнула спину и поднялась на цыпочки так, словно стоя занималась любовью с неким существом, сотворенным из воздуха. Она слегка поблескивала от пота, а лицо ее было нежным и задумчивым. Потом, словно вспомнив об Орхане, она вновь плавно, по-змеиному извиваясь, приблизилась к нему и провела руками вверх по своим бедрам и бокам. Орхан подумал, что может сейчас задохнуться в тумане ее горьких духов. - Хочу услышать, что ты боготворишь меня, - сказала она.- Хочу услышать, что ты сделаешь все, о чем я тебя попрошу. Орхан трепетал. Одновременно помешавшись рассудком и будучи в здравом уме, он понимал, что за ее просьбой должно последовать нечто безумное, но в то же время знал, что страстное влечение к ней лишило его последней возможности в чем-либо ей отказать. Он бросился к ней, чтобы поцеловать ей ноги, и, сделав это, услышал свой голос: - Я боготворю тебя, Анадиль! Я - раб твой и сделаю все, что ты прикажешь. Анадиль подбоченилась. Танцевала она так, точно от танца зависела ее жизнь, но тут она с холодным презрением посмотрела на Орхана и ответила: - Однако, помнится, только вчера ты был готов повелеть казнить меня. Теперь ты уже кое-чему научился, не правда ли? Ты так меня хочешь... Стоя здесь, я могла бы на тебя помочиться. Посмел бы ты остановить меня? - Если моей госпоже угодно... - Но дело в том, что я предпочитаю справлять малую нужду в уединении и не привыкла писать на мужчин. Орхан, близится конец наших с тобой отношений. Еще один раз я тебя поцелую, но только мертвого. А сейчас возьми свою одежду и отдай одной из рабынь, что за дверью, - пускай отнесут в прачечную. Пора помыть тебя и надушить, пора сделать тебе массаж. Орхан поступил как было ведено. Потом Анадиль взяла его за руку и повела через ряд тесных помещений с каменными полами и мраморной отделкой. Ноги скользили на влажном полу. Они прошли через более просторное помещение, тепидарий, где на каменных плитах лежали, обливаясь потом в своих полотенцах, две женщины, и прямо оттуда попали в калидарий. Орхан уже потерял способность удивляться. В огромном калидарий пахло серой, а из освинцованных окон в потолке, сквозь поднимавшиеся от воды клубы пара и благовоний, струились лучи солнечного света. Так много воды Орхан еще никогда не видел. В помещении было полным-полно обнаженных женщин, то и дело исчезавших в этих клубах. Некоторые женщины плескались в воде или резвились вокруг расположенного в центре бани фонтана, сооруженного в виде трех переплетенных змей. Еще одна стайка женщин носилась наперегонки по бортику бассейна, и груди их на бегу бешено колыхались. Прочие танцевали в глубине кал ид ария и, танцуя, пели. Эти женщины не обратили на Орхана с Анадиль никакого внимания, но другие, те, что сидели или растянувшись лежали вдоль стен калидария, повернули головы, чтобы взглянуть на вошедших. Некоторые наклонялись над серными курильницами, пили вино или заплетали друг другу косы. В бане там и сям стояли вазы с огурцами и сваренными вкрутую яйцами, и кое-кто из женщин с удовольствием подкреплялся. Две пожилые наложницы курили длинные чубуки. Одна орудовала щеткой для удаления волос. Столько обнаженных тел - бегущих, сидящих, лежащих, ласкающих и поглаживающих друг друга, стоящих и присевших на корточки, наклонившихся, извивающихся, молящих, - так вполне мог бы выглядеть рай, однако, на взгляд Орхана, стремившегося оттуда сбежать, все это больше походило на картину Страшного Суда. Затем, в промежутке между всплесками женского пения, Орхан услышал голос мужчины: - Я бы не сказал, что моя жена уродлива, но... То был визирь. Как и все прочие, обнаженный. Он стоял у края бассейна в окружении молодых наложниц и, жонглируя яйцами и огурцами, продолжал описывать свою жену. - ... но, если сосредоточиться и напрячь воображение, она бывает вполне приемлемой заменой мастурбации. - А визирь что здесь делает? - О, Орхан, не будь таким занудой! Неужели ты до сих пор не догадался? Он же не настоящий визирь. Настоящему визирю никогда бы не позволили переступить порог Гарема. Этот маленький человечек - всего лишь один из гаремных шутов. Мы поручили ему играть роль визиря. Как и почти все то, с чем ты сталкивался, он - лишь часть нашей шарады. Анадиль подозвала темнокожую молодую женщину: - Это Афсана. Она сочиняет истории, которые мы разыгрываем. Распределяет роли и проверяет, как мы выучили текст. Афсана скромно потупила взор. Анадиль продолжала: - Без этого было бы очень скучно просто сидеть в Гареме и дожидаться мужчины. Мы все по очереди играем разные роли. Иначе даже этот маскарад наводил бы скуку. Но время игр уже близится к концу, - с сожалением заключила Анадиль. - Значит, культ Молитвенных Подушек - всего лишь игра, которую вы придумали, чтобы коротать свою жизнь в неволе? Анадиль казалась возмущенной: - Матерь Божья, конечно нет! Нет, все, что касается Молитвенных Подушек, - святая правда. Все наши игры и маскарады являются частью нашей службы в качестве Молитвенных Подушек - частью наших поисков Священного Экстаза и выражением нашего желания служить тебе. Анадиль могла бы продолжить, но тут к Орхану мелкими быстрыми шажками подошли три женщины, которые до этого бегали вокруг бассейна. - Не желаешь ли побегать с нами взапуски? - задыхаясь, спросила первая наложница.- Меня зовут Гюлянар. - А меня - Наджма. - А я - Парвана. Они обступили Орхана. - Если поймаешь одну из нас, сможешь делать ней все, что пожелаешь, - сказала Наджма. - Я и без того могу делать с вами все, что пожелаю, - сказал Орхан. - Нет, сначала ты должен поймать нас, - сказала Парвана и с этими словами дернула его за пенис. В тот же миг Наджма потянула его за нос, а Гюлянар шлепнула по заднице. Потом они повернулись и, точно испуганные лани, бросились бежать. Орхан не раздумывая побежал вслед за ними. Мраморный пол был горячим и скользким, а он был немного пьян. Визг остальных наложниц, которые сидели и наблюдали за бегущими, раскатами эха повторялся в отличавшейся глуховатой акустикой бане. Когда Парвана, бежавшая впереди, задела на бегу визиря, круг, образованный в воздухе огурцами и вареными яйцами, коими последний продолжал жонглировать, рухнул на пол и был растоптан. Гюлянар, бежавшая неуклюже, вскоре отстала от остальных, а оглянувшись, совсем замедлила бег. Орхан уже почти догнал ее и готов был, ринувшись вперед, схватить ее за талию, как вдруг, завизжав от страха, она отскочила в сторону и бросилась в воду. Наджма с Парваной остановились и, дождавшись приближения Орхана, прыгнули вслед за Гюлянар в бассейн. Груди этого трио наложниц, казалось, не тонули в воде, и солнечные лучи покрывали их тела дрожащими узорами. Они принялись брызгать водой на Орхана. - Ты нас еще не поймал! - насмешливо сказала Наджма.- Придется тебе прыгать к нам в воду! - Ну пожалуйста, иди к нам, мы здесь поиграем! - добавила Гюлянар. И тут три девицы затянули странную, бессмысленную приворотную песню: "Вагала Вейя! Вагала, вейяла вейя! Валлала! Валлала! Хейя! Ха-ха!" Не переставая петь, они подплыли к бортику бассейна, где стоял Орхан. - Под водой лучше! - воскликнула Парвана и потянула Орхана за лодыжки, отчего тот плюхнулся в воду. Девушки принялись плавать вокруг него и брызгать водой ему в лицо. Они смеялись над ним, но он стоял в страхе и нерешительности, ибо впервые оказался в бассейне с водой. От движения воды тряслись бедра девушек и их мягкие животы. Орхан устремился к Наджме. Та нырнула, и он, поколебавшись, тоже окунулся. Он обхватил руками ее бедра, но тут одна из двух других наложниц оттащила его, и угреподобная Наджма выскользнула из его объятий. Орхан повернулся лицом к Гюлянар, которая, продолжая соблазнительно извиваться под водой, завлекала его своей грудью. С трудом передвигая ноги, он пошел по направлению к ней и вдруг с головой погрузился в воду. Он почувствовал, как кто-то ущипнул его за бедро с внутренней стороны. Это Нарвана принялась покусывать его за ноги. Он уже готов был наброситься на нее, как вдруг пара ладоней закрыла ему глаза. Ему пришлось вырваться и вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха. Неподалеку стояла Гюлянар: - Сюда, мой возлюбленный! Сюда! Я могу дать тебе то, чего ты желаешь! - Однако, пока он с трудом пробирался к ней, она скрылась под водой и уплыла прочь. - Выбери меня! Я красивее! - крикнула Нарвана, уже оказавшаяся у него за спиной. Так продолжалось довольно долго. Наконец Орхан признал свое поражение, выбрался из бассейна и улегся на бортик, с трудом переводя дух в насыщенном серой воздухе. Вздрогнув, он увидел в воде отражение того, что принял за белое привидение, сгорбившееся у него за спиной, на бортике бассейна. Среди множества обнаженных женщин эта фигура, закутанная во влажное, облегающее белое одеяние, была сродни вести о смерти. Обернувшись, он увидел, что к похожей на привидение фигуре уже подошла Анадиль. - Надеюсь, ты узнаешь Михриму? - спросила Анадиль.- Как бы она ни закутывалась, формы ее выдают. Но, боюсь, ее приход означает, что время, отпущенное на наши игры, близится к концу. Дабы подготовиться к последнему ритуалу, нам остается лишь сделать тебе массаж и надушить тебя. Затем, почувствовав Орхановы опасения и враждебное отношение, она продолжила: - Я знаю, что прошедшие два дня были для тебя нелегкими. Но все твои испытания очень скоро закончатся. Доверься мне. Доверься нам. Сейчас очень важно, чтобы ты расслабился. Потому мы и намерены сделать тебе массаж. И Анадиль с Михримой подвели его к большой каменной плите, уложенной на медные опоры и окруженной курильницами с горящим нардом. Сначала ему велели лечь на живот, и Анадиль принялась ходить взад и вперед по его спине, вонзая при этом ему в спину пальцы ног. Он почувствовал, как его тело сгибается и постепенно размякает у нее под ногами. К тому времени, как она покончила с этим упражнением и спустилась на пол, плиту уже обступили Парвана, Наджма и Гюлянар, и все вчетвером принялись колотить по телу Орхана и массировать его руками. Михрима стояла и наблюдала. Анадиль, продолжая трудиться, то и дело шепотом твердила Орхану о том, как важно, чтобы он полностью расслабился, чтобы почувствовал себя размякшим и обессиленным. - Ибо обольститель всегда обольщает с позиции слабости. Наложницы перевернули Орхана на спину, и пальцы женщин неумолимо двинулись к его паху. Парвана осторожно сжала его яички, а Анадиль смазала ему пенис желтоватой мазью. Ему почудилось, будто он плывет по воздуху и телу его не дают упасть тысячи оказавшихся у него внутри крошечных мотыльков, которые машут и хлопают крылышками. Наконец Михрима подняла руки в широких рукавах, отчего стала похожа на готового взлететь большого белого баклана. То был сигнал, означавший, что дольше продолжать массаж нельзя. - Осталось совсем немного времени, чтобы показать тебе Комнату Экстаза, - сказала Анадиль.- Будет лучше, если ты сначала ее увидишь, ибо неведомое всегда страшит, не правда ли? Но если ты увидишь это место, тебе будет легче представить себе то, что там произойдет. В сопровождении Анадиль и Михримы Орхан нетвердыми шагами вернулся в тепидарии. Там ему вручили простой белый халат из бумажной ткани, и он надел его. Затем, выйдя из тепидария в дверь, которой он прежде не замечал, они оказались в гостиной, откуда, не задерживаясь, все трое вошли в Комнату Экстаза. Стены и сводчатый потолок Комнаты Экстаза покрывала зеркальная мозаика, чьи стеклянные фрагменты обрамлялись замысловатыми завитками серебряных арабесок. В нишах стен ярко горели сотни свечей. Пол был отделан порфиром. Большую часть пола занимал, однако, огромный бассейн со ртутью, на поверхности которой плавал наполненный воздухом матрас, обтянутый шелком и привязанный по углам шелковыми шнурами. Серебристый блеск на серебристом фоне ослепил Орхана, и он не сразу осознал, что у противоположного края ртутного бассейна стоит женщина. На голове у женщины был тюрбан, украшенный плюмажем, а фигуру ее облегало тесное серебристое платье, чей длинный шлейф веером расширялся на порфире. Увидев, что Орхан уставился на нее, женщина торжествующе подняла сжатый кулак. Это была Рокселана. Орхан повернулся к Анадиль. - О Орхан! Ну как ты можешь быть таким глупцом и занудой? - Раздраженная Анадиль надула губы.- Ну конечно, это Рокселана. Просто вышло так, что была ее очередь играть роль служительницы зоопарка. Мы все по очереди играем разные роли. Порой я - та, которая смеется, а порой - та, что проливает слезы. Иначе было бы слишком скучно... хотя Бабур, кажется, и вправду любит Рокселану больше всех. Она, как и все мы, - маска, часть гаремного театра духов. Как Молитвенная Подушка, однако, она находится на более низком уровне, чем Михрима, поэтому, когда бессонной ночью, проведенной с Михримой, ты потерпел неудачу, мы поняли, что ты еще не готов к столь возвышенному сексуальному переживанию, и поручили Рокселане заставить тебя испытать нечто более грубое и плотское. Это моя вина. Я надеялась, что ты уже готов к встрече с Михримой, хотя было ясно, что это не так. Тем не менее Рокселана, вероятно, дала тебе то, в чем ты нуждался... Казалось, она еще многое хочет сказать, но тут за стенами Комнаты Экстаза гобои в сопровождении тарелок нестройно грянули торжественный туш. - Прибыла старшая валиде, - сказала Анадиль, явно предчувствуя недоброе.- Я лишь надеюсь, что мы не будем торопиться с началом последнего ритуала. Глава восьмая. СМЕРТЬ ОТ НАСЛАЖДЕНИЯ Когда Орхан, сидя в Клетке, пытался представить себе жизнь за ее стенами, он и понятия не имел, насколько странной окажется действительность. В сопровождении Анадиль он прошел через наружную гостиную и вновь вышел на солнечный свет. На лужайке, в окружении свиты наложниц и евнухов, стояла и ждала старшая валиде, облаченная в тяжелую черно-красную парчу. Впервые Орхан увидел ее не смеющейся. Она вышла вперед и беспокойным жестом пригладила ему волосы. Потом обняла его, отошла немного назад и, положив руки ему на плечи, обратилась к нему с такими словами: - Возлюбленный сын, сегодня самый счастливый день в жизни твоей матери! Возлюбленный сын, всего через несколько минут ты встретишься со своей суженой и осуществишь брачные отношения, к каковым я столько лет мечтала подвести одного из детей своих. Хотя старшая валиде стояла прямо против Орхана, едва ли она его видела. Взор ее был обращен в прошлое, и этому необычайно пристальному взору открылось, казалось, все, что много лет тому назад бесследно исчезло, вплоть до мельчайших подробностей. - Родилась я в Гареме, - продолжала она.- И прожила в его стенах всю жизнь. Помню, в детстве у меня была игрушка - миниатюрный макет Гарема, точный во всех деталях. Я поселила там своих кукол и играла с ними в гарем, ибо ни о какой иной жизни, разумеется, ничего не знала. В его крошечных комнатках я устраивала куклам свадьбы и свадебные пиры. Но был среди кукол один мальчик, мой любимец, коего я долго не могла женить. Дело в том, что я не могла представить себе невесту, которая была бы настолько знатной, настолько богатой и настолько красивой, чтобы стать женой моего любимого мальчика. Потом, в один прекрасный день, на меня снизошло озарение, и я решила, что он может жениться на Божестве и что ради столь мистического брака можно устроить самый грандиозный из всех свадебных пиров. Она вздохнула, неохотно расставаясь с воспоминаниями. - Это было давно, причем понарошку. И все же то, о чем ребенок мечтал понарошку, сбылось сегодня в действительности. Ибо, Орхан, возлюбленный сын мой, я обручила тебя с Божеством. Сейчас Богиня уже спешит к твоему ложу. Слушай! Прислушавшись, Орхан не услышал ничего, кроме хриплого дыхания матери. - Она уже близко! Очень близко! - настаивала старшая валиде.- Сейчас Она подобна легкому ветерку, повеявшему в верхушках деревьев. Потом, представ пред тобою, Она будет подобна лесному пожару, и наконец, когда увенчаешь ты свою любовь, ты взметнешься ввысь в пламенной буре Ее объятий - а возможно, это тебе почудится. Но кто сможет описать совокупление с Верховным Существом? Вот и я, простая смертная, пытаюсь объяснить тебе словами то, для чего слов найти невозможно. Тут старшая валиде наконец посмотрела на Орхана по-настоящему, и голос ее сделался резким: - По твоим глазам я вижу, что ты испуган. Не надо бояться. Всего день, как ты вышел из Клетки, а уже успел насладиться несколькими женщинами. Однако удовольствие, которое ты с ними испытывал, покажется ничем, когда с тобой возляжет Богиня. Испытав то, что тебе предстоит, ты вспомнишь свои первые неуклюжие попытки постижения секса с женщинами, и при сравнении тебе покажется, будто тогда ты ебал создания не более материальные, нежели тени. Глупцы полагают, будто высшая тайна жизни заключена в душе. Мудрецы знают, что она кроется только в плоти. Богиня, которая сейчас уже начинает раздвигать свои мощные бедра, - это телесное воплощение высшей любви, а все прочие женщины - лишь призрачные, отраженные подобия Ее бесконечно пышного тела. Ее одеяние соткано из закатов и океанов. Но ради тебя Она его сбросит. Разве не нравятся тебе упругие груди молоденьких женщин? У Богини груди больше, чем горы. Я попробую описать безграничное наслаждение от пребывания с ней в постели. Волосы у тебя встанут дыбом, глаза вылезут из орбит, ты прикусишь язык, твой позвоночник треснет в ее объятиях, и это будет только начало. Смерть - это ложе, на котором любовник сливается с Возлюбленной. Однако, уверяю тебя, противиться ты не захочешь, ибо тебе покажется, что Она для тебя дороже жизни, и ты возжаждешь растаять в Ее пламенной страсти. Начав таять от страстного желания, ты испытаешь на себе состояние сжижения, тебе покажется, будто все твое тело тает, превращаясь в сперму, и наконец будешь извергнут из собственного пениса в парадоксе экстаза. Оргазм вспыхивает белой молнией, заполняющей темный небосклон души. Одним легким любовным укусом Богиня поглотит тебя, ты станешь Ею, а Она - тобою, и тогда вдруг окажется, что ты предаешься любви сам с собой. Старшая валиде умолкла, захваченная этим видением, а потом продолжила более спокойным голосом: - Побывав на брачном ложе с Богиней, ты будешь видеть ее во всех прочих женщинах и испытывать с ними безграничный экстаз так часто, как пожелаешь. Именно это и значит стать Золотым Мужчиной, что и будет доказано, когда ты уложишь в постель Михриму, ибо, побывав на брачном ложе с Богиней, ты без промедления сделаешь Михриму своей второй женой и обнимешь ее, после чего с милостивого соизволения Богини, быть может, Михрима забеременеет. Таким образом, я буду приходиться бабушкой ребенку Божества, к чему и стремилась с девичества. - Мама, я еще не готов к такой чести. Думаю, мне нужно больше времени на подготовку. Мне хотелось бы некоторое время поразмышлять о своих обязанностях в качестве жениха. Она ободряюще улыбнулась: - Я лишь жалею, что я не мужчина и не могу уложить Богиню в постель. Сумей я только объяснить, что тебя ждет, ты, безусловно, не стоял бы здесь до сих пор, болтая с такой старухой, как я, а уже сломя голову мчался бы в покои невесты, не желая ни на минуту откладывать встречу с Возлюбленной. Ты молод и здоров, а Анадиль, Михрима и Рокселана - очень хорошие девушки. Их произвели в прислужницы Богини, и они наилучшим образом тебя подготовили. Я знаю, что ты не хочешь разочаровать меня, как сделал это Барак. Богиня сотворила мир для того, чтобы стать им любимой, и потому ты не сможешь не полюбить ее, когда она будет тебя домогаться. Однако мне не следует стоять здесь и беспрерывно лепетать, подобно выжившей из ума старухе. Я велю Михриме в точности описать способ твоих любовных утех с Богиней и то, что ты должен делать, дабы угодить своей невесте. А теперь поспешу-ка я в Фарфоровый Павильон, где мои девушки уже готовят послесвадебный пир. Возлюбленный сын, я буду ждать тебя там и с волнением надеяться на весть о том, что ты вышел из Комнаты Экстаза. С этими словами она неожиданно поцеловала Орхана в лоб и удалилась. Тогда к нему подошли Михрима с Анадиль, и Михрима заговорила тихим, приглушенным голосом: - Как ты уже понял, твоя матушка гордится тем, что именно один из ее сыновей скоро станет Золотым Мужчиной. А теперь мне предстоит объяснить, какой порядок действий следует соблюдать, когда мы вернемся в Комнату Экстаза. Она сделала паузу, дабы убедиться, что он весь внимание, и настойчивым тоном продолжила: - Крайне важно, чтобы ты полностью осознавал то, что тебе предстоит испытать. - Лучше знать, что должно случиться, - вставила Анадиль, - ибо неведомое всегда страшит, не правда ли? И Михрима продолжила свою речь: - Вот как все это произойдет. Нас будет только четверо - ты, я, Анадиль и, разумеется, Рокселана, ибо она одна из самых сильных наложниц. Все вчетвером мы войдем в Комнату Экстаза. Мы разденем тебя, и ты поможешь раздеться мне. Затем, пока ты будешь стоять, созерцая меня в моей блистательной наготе, Анадиль возьмет твой член в рот. Тотчас же - это должно быть сделано очень быстро - Рокселана достанет шелковый шнурок и задушит тебя. Тогда ты извергнешь семя и в порыве исступленного восторга умрешь Смертью Праведника, испытав при этом Священный Экстаз, каковой есть дар Богини. Однако умрешь ты всего на миг, ибо Анадиль соберет у себя во рту все твое семя, в коем будет сосредоточена покинувшая тебя жизненная сила, и тотчас вернет тебе сперму в нежном поцелуе. А мертвец, отведавший семени мертвеца, захлебываясь и содрогаясь, вновь возвращается к жизни. Так ты будешь воскрешен Поцелуем Смерти и пробудишься в состоянии вечного блаженства, поскольку Священный Экстаз будет во веки веков переполнять каждую частицу твоего тела. Ты будешь не таким, как прежде, ибо уже станешь Золотым Мужчиной, а в тело твое вселится Богиня, и вы вдвоем сольетесь в вечном оргазме. Погибнув и возродившись, ты придешь и возляжешь со мной на Ложе Экстаза, которое плавает на поверхности серебристого бассейна, а когда ты обнимешь меня, я тоже воспарю в порыве исступленного восторга и приму семя твое в свое чрево. Все это - страшное и удивительное таинство. Потом, заметив выражение Орханова лица, она продолжила: - Не волнуйся. Мы знаем, что надо делать. Все это есть в "Душистом поле брани", в главе под названием "Как доставить высшее наслаждение вашему мужчине". Тут вмешалась Анадиль: - Правда, с Бараком произошла неприятность, но это случилось потому, что в последний момент он потерял самообладание и стал вырываться, так что я не смогла удержать его член во рту, и вся его сперма пролилась на пол. Однако если ты не станешь сопротивляться, все будет хорошо. К тому же ты выпил довольно много вина. Кажется, я дала тебе выпить как раз столько, чтобы ты смог расслабиться. - Как сказано в "Душистом поле брани", для того чтобы найти себя, надо потеряться, - продолжала Михрима.- Если у прежних наших шарад была какая-то цель, помимо обольщения, так это внушить, что проигравший побеждает, а победивший проигрывает. Так всегда происходит в войне между полами. - Ну, в подобных вопросах я не очень силен, - ответил Орхан.- Но болтовня мне уже надоела, и я понимаю, что для меня закрыты все пути, кроме того, который ведет в Комнату Экстаза. Полагаю, чем скорее я достигну предначертанного мне конца, тем лучше для меня. Услышав это, Михрима подняла руки, и наложницы с евнухами, стоявшие у входа в баню, запели странную песню, которая начиналась такими словами: "Выпил я воды Возлюбленной, а Она испила моих". Эмеральд указал на дверь банк, и Орхан направился к ней. Пока он шел, наложницы одна за другой падали перед ним ниц, и он шагал по спинам Гюлянар, Наджмы, Парваны и прочих, чьих имен не знал. Он ступал по ковру из человеческой плоти. Тем не менее Орхан ни разу не взглянул на спины женщин - он шел по ним, устремив взор в небеса над головой. Миновав прихожую, Орхан первым вошел в Комнату Экстаза. Анадиль с Рокселаной сняли с него белый халат и бросили в бассейн. С минуту халат лежал на пузырящейся поверхности, потом внезапно исчез. От многократных отражений золота и серебра на серебре у Орхана закружилась голова. По другую сторону бассейна Михрима ждала, когда он будет готов помочь ей раздеться. Пальцы его задрожали, когда он принялся слой за слоем снимать с нее одеяние, и ей пришлось сказать ему, чтобы он так не спешил. Приняв это за признак похотливого нетерпения, она насмешливо улыбнулась: - Возжелав моего тела, ты научился любить преходящее, и это полезная, необходимая ступень. Но эту ступень ты должен миновать, ибо, в конце концов, все мимолетное любит лишь Дьявол. Наконец белое платье, чадра и шаль Михримы лежали у ее ног, а она стояла обнаженная и прекрасная. Однако задержаться возле нее Орхану не позволили. Анадиль поманила его обратно, на другую сторону бассейна. Рядом с ней стояла Рокселана, ослепительная в своем серебристом платье. Одной рукой Рокселана придерживала шлейф, в другой держала шелковый шнурок и призывно им помахивала. - Повернись лицом к Михриме, - сказала она, когда Орхан подошел. Он повернулся, и Анадиль, опустившись перед ним на колени, протянула руку к его члену, который от страха съежился и обмяк. - Не волнуйся, - сказала Анадиль.- Он моментально встанет. И она приникла к нему губами. - Смотри на блистательную Михриму, - сказала Рокселана, уже стоявшая у него за спиной. Михрима стояла в глубине комнаты, сияя и упиваясь своей наготой. Орхан скорее почувствовал, чем увидел, как Рокселана тянется вверх, пытаясь поднять шелковый шнурок над его головой. Она начала говорить: - Во имя Священного Экстаза... Когда шнурок оказался у него перед глазами, Орхан ухватился за него и сильно дернул. В тот же миг он нагнулся, отчего Рокселана повалилась ему на спину. Тогда он схватил ее за запястья, бросил через себя на стоявшую на коленях Анадиль, и обе женщины покатились прямо в ртутный бассейн. Заклокотавшая на мгновение ртуть сомкнулась у них над головами, покрывшись переплетенными волнистыми узорами. На поверхности, появились и стали лопаться сверкающие пузыри. Потом Орхан бросился к Михриме. Та, пытаясь спастись, принялась бегать взад и вперед возле дальнего края бассейна, но была не такой проворной, какими оказались до этого Парвана, Наджма и Гюлянар, и Орхан, поймав ее у двери, тотчас обхватил ей руками горло. - Отсюда можно попасть в прачечную? В ответ прозвучал ее хриплый голос: - В прачечную? Да, если ты вернешься в тепидарий. Кажется, оттуда в прачечную есть проход. Рабыни ходят по нему за чистыми полотенцами. - Ты отведешь меня туда. Немногочисленные женщины, лежа отдыхавшие в тепидарии, не обратили на них внимания. Сомкнув пальцы на горле Михримы, Орхан вышел позади нее в коридор, который сквозь несколько дверей привел их из тепидария в прачечную. Они вошли в большое помещение, полное чанов, которые Орхан успел заметить еще по дороге в баню, и работавшие там женщины, завидев вошедших, принялись пронзительно кричать и размахивать руками. Перизада, бывшая, по-видимому, надсмотрщицей прачек, торопливо подошла к Орхану выяснить причину столь странного вторжения. - Перизада, мне нужна твоя помощь. Мне нужна ты. Мы с тобой попытаемся сбежать из Гарема. - Даже мысли о чем-то подобном чреваты смертью, - ответила она. И все же она ни минуты не колебалась. Во-первых, она выпроводила из помещения с чанами всех прачек. Во-вторых, начала рвать белье на длинные узкие полосы, и вдвоем с Орханом они принялись вязать Михриму и вставлять ей кляп. Милосердия по отношению к ней они не проявили, и несмотря на ее мокрые от слез, умоляющие глаза, узлы были крепкими, а белье впивалось глубоко в ее нежную плоть. Они скрутили ее так, что она сидела, уткнувшись лицом в колени, со связанными за спиной руками. Орхан стоял, наклонившись к Михриме и проверяя надежность узлов, как вдруг кто-то сбил его с ног сокрушительным ударом в челюсть. Он перевернулся на спину и поднял взгляд. Это была Рокселана. Глаза ее сверкали, а лицо приобрело странный сероватый оттенок. При каждом движении с ее платья падали крошечные серебристые капли. - Теперь я понимаю, что в прошлый раз была слишком добра, - сказала она.- На сей раз я буду по-настоящему кровожадной. Джинны во мне жаждут твоей крови. Сейчас они всю душу из тебя высосут через задницу! Рокселана подобрала подол платья, чтобы нанести удар ногой, однако движение все равно получилось скованным и пинок вышел слабым. Она тяжело дышала и, казалось, напрягала зрение, пытаясь увидеть Орхана. Тем не менее она набросилась на него и принялась бить его кулаками. Орхан сопротивлялся, но не так решительно, как следовало бы, поскольку чувствовал, что его лишило мужества и почти загипнотизировало это странное свинцово-серое существо - скорее демон, нежели женщина, - которое, нанося ему удары по груди и лицу, что-то напевало на незнакомом языке. Она пыталась убить его, и все же он ощущал пробуждение желания и хотел поцеловать ее даже во время драки. Потом вдруг возникло такое впечатление, будто один из ее джиннов умчался звать на подмогу другого. Взгляд сверкающих глаз сделался ласковым, и она повалилась на Орхана. - Я слишком слаба, чтобы тебе противиться. Хочу, чтобы ты был во мне, - в голосе ее послышались умоляющие нотки. Губы ее искали его рот, и одной рукой она пыталась еще выше задрать подол своего платья. - Ты тоже этого хочешь. Хватит и одного долгого, нежного поцелуйчика... Она крепко прижалась губами к его губам. Конец этому чреватому опасностью обольщению положила Перизада, которая, подойдя сзади, с размаху огрела Рокселану по затылку бельевой мешалкой, после чего сверкающие глаза внезапно потускнели. - Нам нужно ее платье, - сказала Перизада.- Сними с нее платье. Это оказалось делом нелегким, ибо платье было тесное, а Рокселана - тяжелая. Пока они пытались совладать с обмякшим телом и прилипшей к нему тканью, Перизада объяснила, что хотя наложниц держали в Гареме взаперти, их служанкам выходить разрешалось. Последних частенько посылали с поручениями в город. Единственный шанс выбраться из Гарема живым Орхан мог получить, лишь переодевшись в женское платье и будучи в обществе Перизады. Пока Орхан предпринимал отчаянные попытки влезть в платье, Перизада отправилась на поиски шалей, чтобы закутать ему голову и плечи. Орхан уже ухитрился, извиваясь, натянуть на себя платье до середины бедер, как вдруг услышал позади скрипучий голос: - Ты надел мое платье, а я хочу получить его обратно. К нему пошатываясь приближалась Рокселана. Кожа ее уже потемнела до черноты, а глаза, казалось, высохли и сморщились в своих глазницах. - О мой принц! - гортанным голосом продолжала она.- Только один предсмертный поцелуй! Это все, что нам нужно, дабы увенчать нашу любовь. Всего один поцелуйчик. Казалось, она принюхивается, пытаясь отыскать Орхана по запаху. Подойдя, она обняла его и высунула язык. Он был похож на обгоревшую хворостинку. Она закашлялась, и на нижней губе у нее появился ртутный шарик, тотчас скатившийся по подбородку. Потом руки, обнимавшие шею Орхана, ослабли, она медленно осела к его ногам и умерла. Вернулась Перизада с простыми белыми платками. На тело Рокселаны она даже не взглянула. Один платок был наброшен Орхану на плечи, другим он обмотал себе голову и, дабы не открылось лицо, впился в платок зубами. Они вместе вышли из прачечной и миновали старшую валиде, которая беспокойно расхаживала по саду. У выхода из Внутреннего Двора их на некоторое время задержали стражники-янычары. Перизада объяснила одному из караульных, что в печах, обслуживающих баню и прачечную, кончаются дрова и что их отправили с поручением ускорить очередную доставку. Пока они дожидались возвращения молодого янычара, ушедшего совещаться с начальником, Перизада повернулась к Орхану и прошептала: - Почему ты пришел ко мне? - Все сложилось так, как ты предсказывала. Нам суждено быть вместе. Мне суждено любить тебя, и я тебя люблю. Ты нужна мне, - и к тому же моей гадюке необходимо выпить в твоей таверне. Это пагубное пристрастие неизлечимо. - Все эти гадюки и таверны - сущий вздор! - Перизада рассмеялась.- Это просто-напросто гаремный фольклор. Всего лишь сказка, придуманная Афсаной и прочими наложницами. Тебе наверняка просто нравится вкус, только и всего! Янычар вернулся и разрешил им идти дальше. Так из ворот Внутреннего Двора они вышли в Наружный Двор, открытый для простого люда. Реальный мир молодых и старых мужчин и женщин, детей и животных, повозок, скарба, мешковины, досок, тюков, бочек, шкур, бутылей, фонарей и ножей, казалось, вспыхнул перед глазами Орхана. Он навсегда покинул растленную сказочную страну шелка, серебра и порфира. Под вымышленными именами Орхан с Перизадой нашли в городе работу. Дела у них пошли в гору, и всего через несколько лет они открыли собственную прачечную в деревушке Эйюп, за стенами Стамбула, где и продолжали жить припеваючи до тех пор, пока не были застигнуты Смертью - той, что разрывает узы и кладет конец удовольствиям.