Сэйте Мацумото. Земля-пустыня ----------------------------------------------------------------------- Пер. с япон. - Т.Редько. Сб. "Японский детектив". Владивосток, "Уссури", 1992. OCR & spellcheck by HarryFan, 30 August 2002 ----------------------------------------------------------------------- 1 Сэцуко Асимура сошла с электрички на станции Нисиноке. Прошло немало лет с тех пор, как она приезжала сюда в последний раз. С радостным чувством смотрела она на трехэтажные пагоды храма Якусидзи, которые были видны даже с железнодорожной платформы. Нежаркое осеннее солнце уже заходило за сосны, росшие вокруг пагод. Станцию с храмом соединяла прямая дорога. По пути Сэцуко зашла в закусочную, где заодно торговали старинной утварью. На полках, как и восемь лет назад, лежали образцы старинной черепицы. Небо начали заволакивать тучи, подул пронизывающий холодный ветер, но на душе у Сэцуко было приятно и легко. Давно она не ходила по этой дороге, давно не посещала храм, куда сейчас шла. До Киото она ехала вместе с мужем, которому весь день предстояло провести на заседании научного конгресса. Уже несколько лет они никуда не выезжали вместе и еще в Токио договорились, что Сэцуко съездит в Нару в те часы, когда муж будет занят на конгрессе. Миновав ворота, Сэцуко остановилась перед храмом. Она вспомнила, как была огорчена в прошлый приезд, когда пагоды ремонтировали. Теперь они стояли во всей красе, и это обрадовало Сэцуко. Сегодня, как обычно, посетителей в храме почти не было. Приезжавшие в Нару туристы сюда не добирались. Когда Сэцуко, вдоволь налюбовавшись искусной резьбой в главном храме, вышла наружу, было уже за полдень. Дорога, соединявшая храм Якусидзи с храмом Тоседайдзи, была у Сэцуко одной из самых любимых. Восемь лет назад она приезжала сюда в конце весны, когда ярко светило солнце и за глинобитной оградой, тянувшейся вдоль дороги, цвели магнолии. Сейчас дорога была безлюдна, с полуразрушенной ограды свисали плети дикого плюща. Подойдя к храму Тоседайдзи, Сэцуко заметила, что ворота храма основательно подновлены. В прошлый приезд ей сразу бросилось в глаза, что воротные столбы растрескались, их нижняя часть подгнила, а опирающаяся на столбы крыша ворот, крытая старой черепицей, - поросла мхом и угрожающе накренилась. Еще ей тогда запомнилось удивительное сочетание цветов росшей здесь дикой вишни и блекло-красной краски, сохранившейся на столбах и вызывавшей ощущение чего-то очень древнего. Длинная дорожка, по обе стороны которой росли высокие деревья, привела ее к храму. Она заглянула в маленький киоск у входа в храм, где были разложены цветные открытки и сувениры. В киоске сидел тот же старый привратник, который был здесь и в прошлый ее приезд. Сэцуко остановилась перед храмом и долго любовалась его неповторимой архитектурой. Любовь к древним храмам привил ей покойный дядя, Кэнъитиро Ногами, младший брат матери. Он был дипломатом, во время войны занимал пост первого секретаря в японском представительстве в одной нейтральной стране и перед самым концом войны внезапно там заболел и умер. Сэцуко помнила, что мать страшно горевала и удивлялась, как это могло случиться - ведь Кэнъитиро был такой здоровый мужчина. И теперь, как только она вспоминала дядю, в ее памяти всплывали эти слова матери. В самом деле, Ногами был удивительно здоровым человеком, занимался дзю-до еще в средней школе, а в университете уже имел третий дан. Он выехал из Японии к месту назначения, когда война была в самом разгаре. Сэцуко с матерью приехали проводить его на токийский вокзал. Вокзал был едва освещен: власти ввели правила светомаскировки. В ту пору в Европу можно было попасть только через Сибирь. Америка вела маневренную войну и наносила Японии чувствительные удары. В Европе Германия и Италия терпели одно поражение за другим. Сэцуко думала, что за дядю можно не беспокоиться, только бы добрался до места службы - до нейтральной страны. Но нежданно-негаданно именно там его и настигла смерть. С каждым днем положение Японии, Германии и Италии становилось все более угрожающим, и на своем дипломатическом посту дядя не знал ни сна, ни отдыха. Организм у него ослаб, болезнь поразила легкие и вскоре довела его до могилы. Сэцуко до сих пор помнила сообщение в газете о его смерти: "Находясь в нейтральной стране, в условиях сложной политической обстановки в Европе, Кэнъитиро Ногами отдавал все силы осуществлению японской внешней политики военного времени и скончался на боевом посту". Понимать красоту древних храмов научил ее именно дядя. Еще в студенческие годы он нередко посещал старинные храмы в Наре и продолжал увлекаться этим и после того, как поступил на службу в министерство иностранных дел. Возвращаясь на родину из Тяньцзиня, куда его впервые направили вице-консулом, а затем из различных европейских стран, где он служил впоследствии, Ногами прежде всего отправлялся осматривать древние памятники Японии. Дядя не раз обещал Сэцуко взять ее с собой в такие поездки, но ему так и не удалось выполнить свое обещание. Присылая Сэцуко из-за границы красивые открытки, он никогда не описывал тамошние красоты, а всегда интересовался, ездила ли Сэцуко в Нару, выражал сожаление, что не мог вместе с ней побывать там, и всячески внушал ей любовь к седой старине Японии. Осмотрев храм, Сэцуко направилась к выходу. Она заглянула в киоск с намерением купить что-нибудь в подарок своей двоюродной сестре, Кумико, дочери дяди. Пока старый привратник заворачивал выбранные ею сувениры, Сэцуко обратила внимание на лежавшую на прилавке книгу посетителей, в которой расписывались побывавшие в храме гости. Книга была довольно объемистая. Сэцуко пробежала глазами раскрытую страницу и сразу узнала несколько фамилий известных искусствоведов и профессоров. По-видимому, именно такого рода люди, а не простые туристы посещали этот храм. Она взглянула еще на одну страницу, предыдущую. Страница вся была испещрена неразборчивыми подписями - к сожалению, в последнее время мало кто серьезно занимался каллиграфией. Но одна подпись невольно привлекла к себе внимание Сэцуко: Коити Танака. Фамилия ей была неизвестна, но почерк был удивительно знаком. Где она видела такие иероглифы? - Извините, что заставил вас ждать. - Старик с поклоном передал Сэцуко завернутые в бумаги сувениры и, заметив, что она внимательно разглядывает книгу, сказал: - Не желает ли госпожа занести свое имя? Сэцуко взяла кисточку, расписалась, потом снова стала внимательно разглядывать привлекшую ее внимание фамилию. Нет, не столько фамилию, сколько почерк. Да-да, думала она, очень похоже на почерк покойного дяди. Дядя еще в молодости увлекался каллиграфией и прекрасно писал. Написание иероглифа "ити" в его имени очень походило на "ти" в имени неизвестного, линия, как и у дяди, чуть-чуть поднималась вправо, и утолщение на конце при остановке кисти было удивительно похоже. А дядя учился по образцам знаменитого китайского каллиграфа эпохи Сун - Ми Фэя. Сэцуко решила, что это галлюцинация, и вызвана она пребыванием в храме, где так любил бывать ее дядя. По-видимому, сегодня она слишком много думала о нем. Правда, в этом мире немало найдется людей с одинаковыми почерками, и все же ей было приятно это случайное совпадение: посетила храм, о котором часто рассказывал дядя, и увидела почерк, столь похожий на его. Кто же этот человек, расписавшийся в книге посетителей? Откуда он? На всякий случай Сэцуко спросила у привратника: - Должно быть, этот господин приехал сюда издалека? Старик безразлично взглянул на подпись. - Не могу знать, - ответил он. - Не скажете ли, когда сделаны эти записи? - спросила Сэцуко, указывая на интересующую ее страницу. - Хм-м, - промычал старик, разглядывая фамилии. - Пожалуй, дней десять назад. В таком случае привратник должен был бы помнить внешность посетителя. Ведь сюда не так уж часто заглядывают туристы. Однако в ответ на ее вопрос старик сказал: - В последние дни как раз было много народу, разве всех упомнишь. Сэцуко поблагодарила привратника и прежней дорогой отправилась на станцию. Почему-то именно сегодня мысли о дяде не давали ей покоя. Слов нет, это он привил ей любовь к неповторимой красоте старых храмов, и мысли о нем были вполне естественны, но... А может, это осенний пейзаж навеял на нее грустные воспоминания? Сэцуко договорилась встретиться с мужем в гостинице. Он должен был после конгресса в Киото приехать в Нару к восьми часам вечера. Она пришла на станцию и собиралась уже было вернуться в Нару, но неожиданно переменила свои планы, отказавшись от первоначального намерения пройти по старинной дороге Саходзи. У нее не выходила из головы подпись Коити Танаки, сделанная таким знакомым почерком. Глубоко задумавшись, стояла Сэцуко на платформе. Подошла электричка на Нару, но она ее пропустила. Потом, решительно тряхнув головой, перешла на другую сторону и села в поезд, идущий в противоположном направлении. Она вышла на станции Касиварадзингумаэ и взяла такси. Эти места были ей знакомы. По обе стороны дороги тянулись поля, среди которых то тут, то там виднелись крестьянские домики. Вскоре показалась белая ограда храма Татибанадэра. Сэцуко попросила шофера подождать и стала подниматься к храму по высоким каменным ступеням. Сэцуко нравилось, как звучит название этого небольшого храма. Она сразу подошла к киоску, где привратник продавал открытки и сувениры. Купив несколько открыток, она поискала глазами книгу посетителей, но ее нигде не было видно. - Я бы хотела расписаться в книге посетителей, - набравшись смелости, обратилась Сэцуко к привратнику, который внимательно изучал древние прописи. Привратник мельком взглянул на Сэцуко и подал спрятанную в ящике стола книгу. Сэцуко быстро перелистала последние заполненные страницы, но фамилии Коити Танака не нашла. - Благодарю вас, - сказала она и поспешила к машине. - К храму Ангоин, - бросила она шоферу. Дорога пролегала среди скошенных рисовых полей. Вскоре они въехали в небольшую рощу и остановились перед воротами с надписью "Ангоин". Храм этот славился статуей будды Асука, изваянной, как говорили, мастером Торибуцу. В любой книге по истории искусства Японии можно всегда видеть фотографию этой статуи. На этот раз Сэцуко не спешила замереть в молитвенной позе перед "Улыбающимся буддой". Ее прежде всего интересовала книга посетителей. В привратницкой было пусто, но Сэцуко, должно быть, заметили, потому что вскоре появился пожилой монах в белом одеянии. - Желаете осмотреть храм? - спросил он. Сэцуко покачала головой. Она сразу увидела книгу посетителей, но сначала приобрела несколько сувениров и лишь после этого обратилась к монаху: - Видите ли, я приехала издалека, из Токио, поэтому мне хотелось бы расписаться в книге посетителей. - Пожалуйста, - улыбнулся монах и стал растирать в тушечнице тушь. Пока он этим занимался, Сэцуко быстро перелистала книгу и чуть не вскрикнула: на предпоследней странице стояла фамилия Коити Танака, написанная тем же самым чеканным почерком. Указывая на эту фамилию, Сэцуко, сдерживая волнение, спросила монаха: - Не припомните ли, когда этот господин посетил ваш храм? Монах наклонился, внимательно посмотрел на подпись и, задумчиво покачав головой, ответил: - Точно не припомню. В последнее время было много посетителей. По-видимому, дней десять назад. - Может быть, вы запомнили его внешность? - Нет, не помню, - ответил монах. - А вы что, с ним знакомы? - Да, и очень хорошо, - неожиданно для себя ответила Сэцуко. - Я посмотрела на подпись и вспомнила человека, с которым давно не виделась. - Очень сожалею, но ничем не могу вам помочь. Сэцуко еще раз взглянула на подпись. Невероятно, но почерк прямо-таки дядин. Сэцуко хранила дома несколько образцов его каллиграфии, подаренных ей еще в детстве. Как жаль, что у нее с собой нет ни одного образца - можно было бы сейчас на месте сличить. В Нару Сэцуко возвратилась вечером, когда в городе зажглись огни. Реити - так звали ее мужа - уже принял ванну и дожидался жену в номере. Он сидел, закутавшись в теплый халат, и читал газету. - Извини, что задержалась, - сказала Сэцуко. - Ничего. Ванну примешь? - Попозже. - Тогда давай ужинать. Я зверски проголодался. - Реити по-ребячьи постукал себя ладонью по животу. Сэцуко заказала ужин. - Ты покончил с делами раньше, чем предполагал? - спросила она. - Да, заседание кончилось в первой половине дня. Друзья пригласили отметить это событие в ресторане, но ты же знаешь, к спиртному я равнодушен, да и не хотелось заставлять тебя дожидаться. Поэтому я отказался и сразу выехал в Нару. Сэцуко почувствовала раскаяние. - Еще раз прости, что заставила тебя ждать, - сказала она. - Ничего страшного. Лучше расскажи, как прошло твое паломничество. - Реити несколько иронически относился к увлечению жены. Принесли ужин, и Реити стал поспешно уничтожать одно блюдо за другим. - Ты в самом деле сильно проголодался, - сказала Сэцуко, с улыбкой глядя на мужа. - Днем не удалось даже перекусить, и, пока ехал в Нару, почувствовал такую пустоту в желудке, что решил: еще немного, и отправлюсь от голода к праотцам. - Муж Сэцуко был доцентом на кафедре патологии в университете Т. - Ну так как же, удалось тебе выполнить намеченную программу? - повторил он. - В общем, да, - неопределенно ответила Сэцуко. Ведь она посетила не совсем те места, где намеревалась побывать сначала. - Ну и как Саходзи? Реити спросил именно о Саходзи, поскольку ему нравилось само название старинной дороги. Кроме того, он гордился тем, что наизусть помнил стихотворение из "Манъесю" [древнейшее в Японии собрание стихотворений, конец VIII столетия], посвященное этой дороге: Ты пишешь: С восхищением любуюсь ивами Саходзи. О, как хотелось бы и мне Туда перенестись, Хотя б коснуться их ветвей зеленых. В юности Реити зачитывался литературными памятниками. - Туда я не добралась, - ответила Сэцуко. - Почему? - спросил Реити, удивленно глядя на жену. - Ведь ты мечтала побывать именно там. - Верно. Но по пути планы мои изменились. Зато я посетила Ангоин и Татибанадэра. - В странные места тебя потянуло. Сэцуко решила рассказать мужу все без утайки. - Дело в том, что в книге посетителей храма Тоседайдзи мне бросилась в глаза фамилия, написанная почерком, очень похожим на почерк дяди. И что-то меня толкнуло проверить, нет ли такой же подписи и в других храмах. - Почерк дяди?! - Реити удивленно поднял брови. - Почерк был очень похож на дядин, и мне почему-то взгрустнулось. - Ну, это объяснимо, ведь Ногами был в некотором смысле твоим наставником. Это он привил тебе любовь к старинным храмам, - улыбнулся Реити. - Итак, ты решила взглянуть на книги посетителей в других храмах... Но почему ты выбрала храмы близ Асука? - Дяде они особенно нравились, он часто упоминал о них в письмах, будучи за границей. - Ну и ну? - воскликнул Реити. - Но ты, надеюсь, объездила эти храмы не в поисках самого дяди? - Конечно, нет. Ведь дядя умер семнадцать лет назад. И все же в храме Ангоин я нашла ту же фамилию, написанную тем же почерком. - Н-да, - протянул Реити. - Женская интуиция - страшная штука! А как фамилия того человека, который присвоил себе почерк покойного Ногами? - Коити Танака. Нет, в самом деле, почерк удивительно похож, а ведь почерк у дяди особый, свойственный лишь образцам знаменитого китайского каллиграфа. - Если господин Коити Танака учился по образцам того же каллиграфа, то он, прямо скажем, нехорошо поступил по отношению к тебе: заставил переменить планы и уклониться далеко в сторону, - усмехнулся Реити. - Думаю, своим усердием ты угодила покойному дяде. Отель окутала ночная тишина. По козырьку над окном застучали капли дождя. Хотя Реити и высмеял ее предположения, подпись Коити Танаки так и стояла перед глазами Сэцуко. В тот день, как никогда прежде, ее охватили воспоминания о дяде, умершем в Европе много лет назад. 2 На второй день по возвращении в Токио Сэцуко отправилась в гости к тетке, вдове Ногами. Дом, куда она шла, находился в районе Сугинами, где местами еще сохранились небольшие рощи японского дуба, а соседний особняк, принадлежавший старинной аристократической фамилии, был окружен настоящим лесом. Сэцуко нравилась эта дорога. Правда, в последнее время тут появилось много новых домов и деревьев стало меньше, но по-прежнему вокруг аристократического особняка высились могучие дубы и пихты. Осенью здесь было особенно красиво. Путь пролегал по узкой тропинке, которая причудливо извивалась между живыми бамбуковыми изгородями. Сэцуко остановилась у входа в небольшой дом и позвонила. Дверь сразу же открыли, и на пороге появилась тетушка Такако. - Заходи, рада тебя видеть, - сказала она. - Спасибо за открытку из Нары. Сэцуко вдруг вспомнила день бракосочетания тетки и дяди. Кажется, это было накануне назначения-дяди вице-консулом в Таньцзинь. А спустя год ее мать получила от них первое письмо. Сэцуко и сама получала потом чудесные открытки, написанные красивым почерком тетки, с изображением различных китайских пейзажей. Дядя, который с юношеских лет увлекался каллиграфией, не раз говорил матери Сэцуко: "Презираю женщин, не умеющих писать, и уж если женюсь, то только на девушке, обладающей красивым почерком". Так оно и вышло. - Сколько дней ты провела в Наре? - спросила Такако, наливая племяннице чай. - Один день, - ответила Сэцуко, доставая подарки. - Жаль, что так мало. - У Реити ведь занятия в университете, поэтому побыть там подольше не было возможности. - Ах, так... - Приехали в Нару рано утром, собиралась осмотреть храмы вдоль Саходзи, но по странному стечению обстоятельств отправилась в другую сторону, в Асука. - Почему? - недоуменно спросила тетка. Сэцуко колебалась: стоит ли сейчас рассказывать о сделанном ею открытии? При других обстоятельствах ей нетрудно было бы с улыбкой поведать тетке об этом, но подпись Коити Танаки вдруг снова всплыла у нее перед глазами, и ее предположение показалось настолько реальным, что она испугалась... Нет, она не сумеет в шутливой форме сказать об этом Такако, которая в последние годы уже успокоилась, храня в памяти образ мужа, умершего давно на чужбине. - В храме Тоседайдзи, - вдруг решилась Сэцуко, - я обнаружила в книге посетителей фамилию, написанную почерком, очень похожим на почерк дяди. - Да? - В возгласе Такако не почувствовалось волнения, только в глазах мелькнуло любопытство. - Странно, я думала, что такого почерка, пожалуй, ни у кого теперь нет. - Похож как две капли воды! Я ведь прекрасно помню почерк дяди, и, хотя фамилия была другая, я чуть не вскрикнула от удивления. Такако продолжала спокойно улыбаться. - Тогда я решила отправиться в Асука в надежде отыскать хотя бы еще одну подпись этого Танаки. Дядя часто говорил мне, что ему особенно нравятся древние храмы в Асука. - И что же? - заинтересовалась наконец Такако. - И нашла еще! В книге посетителей храма Ангоин. - Так-так, - усмехнулась Такако. - По-видимому, ты слишком много думала о дяде, вот тебе и показался почерк знакомым. - Может быть, - решила не возражать Сэцуко. - Но когда я глядела на те иероглифы, мне невольно захотелось сравнить их. - Узнаю тебя. - Не смейтесь, тетя. Будь эти храмы поближе, я готова была бы хоть сейчас вновь отправиться туда вместе с вами. - Это невозможно! Да я и не стала бы смотреть. Мой Кэнъитиро давно умер. Вот если бы он был жив... По-видимому, привидение водило рукой человека, что оставил в книгах посетителей свою подпись. - Рейхи говорит то же самое. Когда мы встретились с ним в Наре в гостинице, он сказал: "Тебя целый день водил дух покойного дяди". - Он, безусловно, прав, и давай больше не будем об этом говорить, - отрезала Такако. - Ну, а как поживает Кумико? - переменила разговор Сэцуко. - Здорова ли, как у нее дела на службе? - Спасибо, хорошо, - улыбнулась Такако. - Немало, тетя, вы положили на нее сил. Но теперь все позади. Должно быть, скоро и жених объявится. Сколько ей сейчас? - Двадцать три исполнилось. - Есть кто-либо на примете? - Я как раз хотела с тобой посоветоваться. Понимаешь, у Кумико появился новый знакомый, она его даже раза два приглашала в гости. - Вот как! А что он за человек? - Работает в газете. Мне он показался положительным юношей. Хорошо бы и тебе на него взглянуть. - Обязательно. В следующий раз, когда он придет, пригласите и меня. Ну, а что вы думаете? - Не знаю, что и сказать, - ответила Такако, но по выражению ее лица было видно, что она уже согласна на этот брак. - Как время летит, - задумчиво сказала Сэцуко. - Сколько Кумико было лет, когда умер дядя? - Шесть. - Как бы он радовался, если бы дожил до ее свадьбы. - Сэцуко расчувствовалась. Вот и Кумико стала взрослой, видимо, и замуж скоро выйдет. А ведь совсем недавно... Сэцуко часто вспоминала свою сестренку, когда та была маленькой. Кумико было всего четыре года, когда они вместе однажды отправились в Эносима на морское побережье. Девочка так увлеклась игрой в песочек, что никак не хотела возвращаться Домой. И сейчас, будто все было только вчера, перед глазами Сэцуко стояла крошечная девчушка в красном платьице, присевшая на корточки на песчаном берегу у самой воды. - Муж безумно любил дочь, - тихо сказала Такако, - и в письмах из-за границы только о ней и спрашивал, в последнем письме тоже. Кажется, я тебе его показывала? - Да, но я совсем забыла, что он тогда писал. Хотелось бы взглянуть на письмо еще раз? - сказала Сэцуко. Конечно, ей было приятно снова почитать письмо дяди, но, помимо этого, она хотела воспользоваться случаем и взглянуть на его почерк. Такако с готовностью встала и вышла из комнаты. Воспоминания о муже ее всегда как-то будоражили - она оживлялась и словно сбрасывала с себя груз своих лет. Вскоре она вернулась, прижимая к груди письмо. - Вот оно! - Такако протянула конверт. На конверте была наклеена иностранная марка. На штемпеле можно было разглядеть дату: 3 июня 1944 года. Плотный конверт был изрядно потрепан - по-видимому, его уже много раз держали в руках, Сэцуко вытащила из конверта листок почтовой бумаги, потертый на сгибах. Письмо было отправлено из швейцарской больницы, где лежал заболевший дядя. Сэцуко быстро пробежала глазами письмо: "Вдали от родины сильнее ощущаешь беду, нависшую над ней. Человек чувствительнее воспринимает реальность, когда находится в отдалении и не вовлечен непосредственно в водоворот событий. Точно так же, как свидетели харакири испытывают больший страх, чем человек, его совершающий. Сейчас я нахожусь в Швейцарии, в больнице, и все время думаю и беспокоюсь о вас. Никогда я так сильно не волновался за вашу судьбу. В газетах чуть не ежедневно сообщают о бомбардировках, которым подвергается Япония. Всякий раз, когда я читаю об этом, меня охватывает страшное беспокойство за Кумико, хотя в такой момент, может быть, и нехорошо думать исключительно о своей семье... Надо что-то предпринять, чтобы вернуть Японию к мирной жизни. Я с содроганием думаю о том, что, пока лежу здесь, на больничной койке, каждое мгновение сотни, тысячи жизней уходят в небытие. В окно палаты светит яркое веселое солнце. Должно быть, у вас сейчас такого мирного солнца нет и в помине. Вы, наверно, прячетесь в бомбоубежищах и со страхом ожидаете очередного налета американских бомбардировщиков. Я понимаю, что на тебя, жена, легло тяжкое бремя ответственности за нашу Кумико. Будь же терпелива, и да хранит вас обеих моя любовь. Молюсь о том, чтобы скорее в Японию пришел мир и ничего не случилось с Кумико". Зная о жесткой военной цензуре, надо отдать должное смелости дяди, который написал такое письмо. Должно быть, эту смелость придавала ему любовь к жене и дочери и беспокойство за их судьбу, подумала Сэцуко и принялась разглядывать почерк. Безусловно, иероглифы, написанные пером, отличались от написанных кистью, но и здесь явно прослеживались индивидуальные особенности почерка Ногами. - Прочитала письмо, и сразу захотелось зажечь поминальную палочку, - сказала Сэцуко, возвращая Такако письмо. - Спасибо тебе, - поблагодарила Такако и провела ее в комнату, где находился домашний алтарь. На алтаре стояла фотография Ногами того времени, когда ему присвоили звание первого секретаря. На его губах застыла легкая улыбка, сквозь узкие веки смотрели живые глаза. - Кто доставил останки дяди в Японию? - спросила Сэцуко. - Господин Мурао. Он служил в том же представительстве, что и муж. Теперь он начальник отдела в департаменте стран Европы и Азии. - Вы встречались с ним с тех пор? - По приезде в Японию он дважды заходил, зажигал поминальные палочки. По-видимому, этот Мурао навестил семью своего сослуживца по обязанности, а потом, вероятно, закрутился на работе и забыл о них, подумала Сэцуко. Такако в свое время рассказывала Сэцуко, о чем тогда говорил господин Мурао, передавая ей урну с прахом покойного мужа. В последние месяцы, когда поражение Японии становилось все более очевидным, Ногами, по его словам, развил в нейтральной стране активную дипломатическую деятельность. Одна из стран оси - Италия - уже капитулировала перед армией англичан и американцев, Советский Союз наносил один за другим мощные удары по германской армии. Ситуация складывалась так, что при всем желании нельзя было и предположить, будто у Японии оставались какие-либо шансы на победу. И задача Ногами состояла в том, чтобы действуя через нейтральную страну, постараться добиться выгодных для Японии условий мира. Предполагалось достигнуть этой цели путем переговоров с союзными державами. Однако почти все, с кем вел переговоры Ногами, были на стороне противника и не сочувствовали Японии. Отсюда можно понять, какие трудности испытывал японский дипломат. И он не выдержал. Болезнь поразила легкие, и, когда Ногами поместили в больницу, от этого еще недавно цветущего человека остались лишь кожа да кости. Извещение о его кончине было передано японскому представительству через министерство иностранных дел Швейцарии. Господин Мурао, специально отправился туда за останками Ногами, но шла война, и на дорогу потребовалось немало времени. Когда он прибыл в Швейцарию, Ногами уже кремировали, и Мурао передали только его прах. В больнице Мурао сказали, что умер Ногами спокойно, но в последние дни очень тревожился за судьбу своей страны. Вместе с прахом ему вручили и завещание покойного, адресованное жене. В завещании главным образом говорилось о воспитании Кумико, однако покойный давал в нем совет и жене - выйти замуж вторично. Сама Сэцуко этого завещания не читала, но ее мать, видевшая его, подробно пересказала ей его содержание. Спустя несколько дней после того, как Сэцуко навестила тетку, ей позвонила Кумико. Она поблагодарила за подарки и спросила, правда ли, что Сэцуко видела в книге посетителей фамилию, написанную почерком отца. - Правда, - ответила Сэцуко и улыбнулась: Кумико, должно быть, хочет все узнать из первых рук. - Расскажи мне все подробно, - попросила Кумико. - К моему сожалению, больше того, что я говорила твоей маме, я ничего не знаю, - как можно мягче ответила Сэцуко, боясь разочаровать девушку, безумно любившую отца. - Тогда разреши прийти к тебе завтра, если я, конечно, не помешаю твоему мужу. - Завтра его не будет, у него какие-то дела в университете. - Вот и прекрасно, это даже лучше, что его не будет. Есть одно дело, о котором мне неудобно при нем говорить. - Что-нибудь случилось? - Нет-нет! Просто я хотела зайти вместе со своим другом. Он работает в газете и очень заинтересовался тем, что ты обнаружила в Наре. - Он работает в газете? - Противная! Мама ведь тебе уже все сказала! - воскликнула Кумико. Повесив трубку, Сэцуко встревожилась: почему это газетный репортер вдруг проявил интерес к ее открытию? Когда она вечером поделилась своим беспокойством с Реити, тот, развязывая галстук, недовольно поморщился: - Вот что бывает, когда начинают болтать глупости. Нынешних газетчиков хлебом не корми - только подавай сенсацию. Но Сэцуко не считала, что подобное происшествие может послужить темой для сенсации. - Так-так, значит, у Кумико появился возлюбленный. - Реити заинтересовался именно этой новостью. 3 - Сегодня, кажется, придет Кумико со своим репортером, - вспомнил Реити, собираясь в университет. - Постарайся пораньше вернуться, чтобы их застать, - попросила Сэцуко. - Очень жаль, но как раз сегодня мне придется задержаться. Ты извинись за меня, - сказал Реити и, взяв свой старый портфель, ушел. Соэда оказался совсем не таким, каким Сэцуко рисовала в своем воображении газетного репортера. На первый взгляд он смахивал на обычного служащего какой-нибудь фирмы. Отличали его лишь косматые, небрежно причесанные волосы. Держал он себя учтиво, с достоинством и довольно сдержанно. Соэда подал свою визитную карточку, из которой Сэцуко узнала, что зовут его Сеити и служит он в солидной газете. Одет он был скромно, но со вкусом. Высокий рост и мужественное лицо создавали впечатление определенной надежности. Он вовсе не был похож на тип газетчика, готового погнаться за любой сенсацией. После того как хозяйка и гости перекинулись несколькими словами о погоде и обменялись последними новостями, Кумико заговорила о цели их визита: - Сестрица, я тебе уже говорила, что Соэда заинтересовался тем, что тебя поразило в Наре. Тебе не трудно все это повторить? - А вам мое открытие не показалось странным? - спросила Сэцуко у Соэды. - Нет, просто меня оно очень заинтересовало, - серьезно ответил юноша. Сэцуко взглянула на Соэду, большие глаза юноши излучали доброжелательность. - Кое-что о судьбе господина Ногами мне удалось выяснить, - продолжал Соэда. - Нашел я и официальное сообщение о его кончине, и, полагаю, это сомнения не вызывает. Тем не менее рассказ Кумико о том, что вы обнаружили в нарских храмах, вызвал у меня странное чувство. - Почему? - удивленно спросила Сэцуко. - В общем-то, серьезной причины нет, - спокойно ответил Соэда, - но меня удивило совпадение: фамилия, написанная почерком Ногами, обнаружена именно там, где он любил бывать при жизни. И мне захотелось услышать от вас подробности вашего посещения Нары. Почему этот юный репортер заинтересовался Ногами, соображала Сэцуко. Может, он просто хочет больше узнать об отце своей невесты? Но тогда зачем ему было искать встречи с ней? Обо всем, что он хотел узнать, он мог бы спросить у Кумико и ее матери. - Но все-таки, почему вас это заинтересовало? - спросила Сэцуко. - Для меня важно все, что касается людских судеб, - ответил Соэда. Сэцуко эти слова не показались высокопарными, может потому, что гоноша держался удивительно скромно, а может благодаря серьезному тону, каким они были сказаны. В самом деле, задача газетчика, видимо, в том и состоит, чтобы изучать человеческие судьбы. И Сэцуко показалось, что этот юноша испытывает то же самое странное чувство, какое охватило ее, когда она увидела так поразивший ее почерк. Правда, чувство это, вероятно, возникло у него по другой причине, в результате хладнокровного анализа фактов. И хотя у Сэцуко не было каких-то особых оснований для такого предположения, она поверила в это инстинктивно, приглядываясь к Соэде. В общих чертах Соэда уже кое-что знал со слов Кумико, но только в общих чертах, и Сэцуко ничего не оставалось, как подробно рассказать о своем путешествии в Нару. Соэда слушал внимательно, делая иногда короткие заметки в блокноте. - Любопытно, что фамилия, написанная почерком, столь похожим на почерк господина Ногами, обнаружена в тех храмах, какие он больше всего любил. Я, конечно, не думаю, что отец Кумико жив. И все же у меня возникло желание более подробно узнать о его последних днях, - сказал Соэда, выслушав рассказ Сэцуко. - Дело в том, что я уже давно хочу заняться исследованием деятельности японских дипломатов во время войны и ваш рассказ вновь возбудил профессиональное любопытство репортера к этой теме. Из этих слов Сэцуко сделала вывод, что Соэду в первую очередь интересует не лично Ногами, а связанные с ним проблемы внешней политики того периода. - Пока о работе, которую вели японские дипломаты в нейтральных странах, еще ничего не написано, - продолжал Соэда. - После окончания войны прошло уже шестнадцать лет, и было бы интересно послушать тех, кто еще жив, а затем написать об этом. - Прекрасная мысль, - сказала Сэцуко, - и вам, несомненно, удастся написать увлекательную книгу. - Это не так просто, - покачал головой Соэда. - Нет-нет, я уверена, у вас получится замечательная книга! - горячо воскликнула Сэцуко. - Я решил начать с господина Мурао из министерства иностранных дел, - сказал Соэда. - По словам мамы Кумико, он больше чем кто-либо осведомлен о последних днях господина Ногами. Ведь они работали вместе, и именно Мурао привез его прах в Японию. Жаль, конечно, что только прах. Уж если господину Ногами было суждено умереть, то лучше, чтобы это произошло в Японии, а не на чужбине. Соэда как будто подслушал мысли Сэцуко. Ведь и она часто так думала. Кумико не вмешивалась в разговор сестры с Соэдой, она только слушала, печально опустив голову. Было уже три часа, когда Соэда и Кумико простились с хозяйкой дома. Освещенные осенним солнцем деревья отбрасывали длинные тени. Сэцуко долго глядела юноше и девушке вслед, пока они не скрылись за поворотом изгороди, увитой красным амарантусом... На следующий день Соэда попытался добиться приема у господина Мурао. К телефону подошел секретарь и спросил, по какому делу ему нужен Мурао. Соэда ответил, что хотел бы встретиться по личному вопросу. - Господин Мурао сейчас очень занят, поэтому прошу изложить суть дела мне. Тогда я смогу выяснить, когда он сможет вас принять, - настаивал секретарь. - О цели встречи я хотел бы сообщить самому господину Мурао, - упорствовал Соэда. Секретарь, по-видимому, переключил аппарат, потому что в трубке раздался другой голос: - Мурао слушает. По какому делу вы хотите со мной встретиться? - Я хотел бы получить у вас кое-какую информацию, - сказал Соэда, назвав себя и газету, которую он представлял. - Навряд ли я смогу быть вам полезен. По сложным вопросам внешней политики вам лучше обратиться к более высокому начальству. - На мой вопрос можете ответить только вы, - настаивал Соэда. - Что же это за вопрос? - Голос Мурао звучал не слишком дружелюбно, таким тоном говорят обычно чиновники - вежливо, но холодно. - Я собираю, - заторопился Соэда, - материалы для книги о дипломатах военных лет. Вы, господин Мурао, в те годы тоже были на дипломатической работе в нейтральной стране. - Был. - По этому делу мне и хотелось бы с вами встретиться. - Н-да, - протянул Мурао, должно быть обдумывая ответ. - Не уверен, что сумею сообщить вам что-либо интересное. - Тон его несколько смягчился. - Но если вы настаиваете, прошу вас зайти сегодня в три. К сожалению, могу уделить вам не более десяти минут, - сказал он после паузы, потребовавшейся, наверно, чтобы взглянуть на расписание дня. - Благодарю, - ответил Соэда и повесил трубку. В условленное время Соэда вошел в здание министерства иностранных дел. И в лифте, и в коридорах четвертого этажа, куда он поднялся, было много иностранцев. Несколько человек, пришедших с какой-то петицией, слонялись по коридору. Девушка провела его в приемную и попросила подождать. Соэда подошел к окну и поглядел вниз. По улице нескончаемым потоком мчались машины. Красиво выделялись резные листья каштанов в лучах осеннего солнца. Вскоре послышались торопливые шаги и в приемную вошел довольно полный мужчина в отлично сшитом костюме. У него был холеный вид, редкие волосы были аккуратно зачесаны. - Мурао, - представился он, принимая от Соэды визитную карточку. - Прошу. - Извините за беспокойство, - сказал Соэда, усаживаясь напротив Мурао. Бесшумно вошла девушка, поставила чашечки с чаем и так же бесшумно удалилась. - Итак, что вас интересует? - Вы, кажется, находились в нейтральной стране до конца войны? - Да, - подтвердил Мурао. - Как раз в то время посланник вернулся в Японию и его функции были возложены на первого секретаря представительства Кэньитиро Ногами? - Совершенно верно. - Господин Ногами скончался за границей? - Да, к сожалению, - тихо произнес Мурао. - Ему приходилось много работать? - Очень. - Мурао закурил сигарету. - Именно непосильная работа сократила ему жизнь. Я в ту пору служил под его началом, и нам пришлось потратить немало сил на осуществление целей дипломатии военного времени. - Кажется, именно вы привезли прах господина Ногами на родину? - Вы, я вижу, прекрасно осведомлены. - Мурао пристально посмотрел на Соэду, и взгляд его стал жестче. - Об этом сообщалось в свое время в газетах. - Да, это верно, - согласился Мурао. - Господин Ногами еще в студенческие годы увлекался спортом, особенно дзю-до... - Да, у него был даже третий дан. - Я слышал, он обладал весьма крепким здоровьем. - Чрезмерное увлечение спортом в юности сказывается впоследствии на легких. - Значит, Ногами умер от туберкулеза? - Да. В сорок четвертом году. Ногами серьезно заболел. Врачи обнаружили у него туберкулез и предложили сменить климат. При такой болезни работать на износ, как работал он, было нельзя. Это угрожало уже самой жизни. Однако Ногами упорствовал. Тогда мы все, чуть не насильно, отправили его в Швейцарию. Мурао говорил медленно, прикрыв глаза, словно припоминал подробности тех давних дней. - И там, в Швейцарии, Ногами скончался? - Да. Когда нас известили об этом, я поехал за его останками. В ту пору добраться до Женевы стоило большого труда. - Вам удалось встретиться с врачами и узнать подробности? На мгновение с лица Мурао исчезла улыбка и доброжелательное выражение сменилось почти враждебным. Но он постарался сразу же взять себя в руки, понимая, что Соэда внимательно за ним наблюдает. - Безусловно, я расспросил их, - сказал Мурао после довольно длительной паузы. - Ногами пролежал в больнице три месяца. Как ни печально, но отправлять его в Японию в том состоянии не представлялось возможным. Тем более что у нас не нашлось бы даже необходимых лекарств, а в Швейцарии их было больше чем достаточно, - добавил Мурао, опустив глаза. - Вы прибыли в больницу уже после кремации? - Да, Ногами скончался за две недели до моего приезда, и его, естественно, кремировали. Прах передал мне главный врач больницы. Имени его сейчас не припомню. Наступила пауза. Соэда некоторое время разглядывал висевшую на стене картину с изображением Фудзиямы. - Как чувствовал себя Ногами в последние дни? - спросил он, оторвав взгляд от картины и внимательно наблюдая за Мурао. - Мне сказали, что он был спокоен и лишь сожалел, что выбыл из строя в столь ответственный момент. Оно и понятно - Япония находилась на грани катастрофы. - В сообщении, опубликованном в газетах, говорилось, что господин Ногами, замещая посланника, отдавал все силы осуществлению целей японской дипломатии военного времени в условиях сложной политической ситуации на Европейском континенте. Не можете ли вы более конкретно рассказать, в чем заключалась его работа? - Н-да, - произнес Мурао, и на его лице появилась та неопределенная улыбка, какая бывает, когда человеку не хочется отвечать на вопрос. - О его конкретной работе мне, собственно, ничего не известно. - Но ведь вы работали вместе! - Это верно, но Ногами действовал самостоятельно, не посвящая меня в свои дела. Учтите, тогда работа отличалась от дипломатии мирных дней. Связь с Японией из-за препятствий, чинимых противником, была нерегулярной, и Ногами, как, впрочем, и всем остальным сотрудникам, приходилось подчас действовать на свой страх и риск, полагаясь исключительно на собственное разумение. - И все же, - упорствовал Соэда, - вы работали под непосредственным руководством Ногами и в целом должны были представлять, в чем заключалась его дипломатическая деятельность. Я не спрашиваю вас о подробностях, скажите хотя бы в общих чертах. - Затрудняюсь вам что-либо ответить, - на этот раз без обиняков сказал Мурао. - Еще не время раскрывать перед всеми нашу деятельность. - Но ведь речь идет о событиях шестнадцатилетней давности. - И все же не время. Ведь еще живы участники тех событий, и мы поставили бы их в крайне затруднительное положение. - Мурао вдруг прикусил язык, сообразив, что сказал лишнее. Улыбка мгновенно исчезла с его лица. - Есть люди, которые оказались бы в затруднительном положении? - ухватился за эти слова Соэда. Возникла та самая ситуация, когда один старается поскорее захлопнуть дверь, а другой, просунув в щель ногу, не дает этого сделать. - Что это за люди? Разве им теперь еще что-то грозит? Или до сих пор существуют какие-то тайны? Мурао вроде бы и не рассердился. Он просто поднялся с кресла, давая понять, что аудиенция окончена. Как раз в этот момент вошла секретарша. - Время истекло, извините, - сказал Мурао, демонстративно глядя на часы. - Господин Мурао, - остановил его Соэда. - И все же кого конкретно поставила бы в затруднительное положение публикация материалов о дипломатической деятельности, которую в то время вел Ногами? - Если я назову имя человека, вы ведь сразу же отправитесь к нему? - насмешливо улыбаясь, спросил Мурао. - Конечно. Если обстоятельства позволят. - В таком случае назову, а уж вы постарайтесь сами взять у него интервью, если он, конечно, согласится. - Постараюсь. - Тогда обратитесь к Уинстону Черчиллю. Соэда ошалело глядел вслед Мурао, пока тот не скрылся за дверью. Перед его глазами все еще стояла презрительная ухмылка, искривившая тонкие губы чиновника. 4 Соэда покидал здание министерства иностранных дел, не на шутку разозлившись. "Каков нахал, - возмущался он. - "Обратитесь к Уинстону Черчиллю"! За дурака меня, что ли, считает! И еще эта чиновничья ухмылка". Соэда завернул за угол. К нему подъехала Машина с флажком его газеты. - Куда поедем? - спросил шофер. - К парку Уэно, - на минуту задумавшись, ответил Соэда. В газету возвращаться не хотелось. Возникло желание пройтись, побыть в одиночестве, но шоферу он об этом не сказал: в транспортном отделе машин не хватало. - Высадите меня у Библиотечной улицы и возвращайтесь, - сказал Соэда. Он задумчиво постоял у входа в библиотеку. Собственно, в библиотеке у него никаких дел не было. Он просто решил пройтись по этой, знакомой еще со студенческих лет улице, освободиться от неприятного чувства, которое оставила встреча с Мурао. Соэда собирался уже было двинуться вдоль улицы, как вдруг неожиданная мысль заставила его изменить свое намерение, и он вошел в библиотеку. Получив разовый пропуск, он направился в отдел каталогов, перебрал несколько карточек, заказал список государственных служащих за тысяча девятьсот сорок четвертый год и пошел в читальный зал. Вскоре ему принесли нужную книгу. Полистав довольно увесистый том, он нашел список сотрудников представительства Японии в нейтральной стране, где служил Кэньитиро Ногами. В ту пору Япония имела свои представительства в Европе всего лишь в пяти странах. В интересовавшем его представительстве тогда работало только пять человек. Соэда аккуратно переписал фамилии себе в блокнот: Посланник: Ясумаса Тэрадзима. Первый секретарь: Кэнъитиро Ногами. Помощник секретаря: Есио Мурао. Стажер: Гэньитиро Кадота, Военный атташе: подполковник Тадасукэ Ито. Из перечисленных лиц Тэрадзима и Ногами умерли, у Мурао он был, значит, только Кадота и Ито могли пролить свет на интересовавшие его события. "Обратитесь к Уинстону Черчиллю" - эти насмешливо брошенные слова не только разозлили Соэду, но и подстегнули его в стремлении докопаться до истины. Выйдя из полутемного зала библиотеки, Соэда невольно зажмурился. Постояв немного, он пошел вдоль длинной, кое-где обвалившейся ограды. Постепенно он успокоился и стал обдумывать, что следует предпринять дальше. Отыскать Кадоту он сумеет через министерство иностранных дел, а вот найти бывшего военного атташе Ито явно будет нелегко. На следующий день Соэда выяснил, что бывшего стажера Кадоты уже нет в живых. - Кадота умер. После окончания войны он вернулся в Японию и вскоре скончался у себя на родине, в городе Сага, - сообщил Соэде сотрудник министерства иностранных дел. Оставался военный атташе Ито, но пока что-нибудь определенное узнать о нем не удалось. Было даже неизвестно, жив ли он. Кстати, оказалось вообще не просто получить какие-либо сведения о судьбе бывших военных. Соэда выяснил только, что Ито - выходец из города Фусэ Осакской префектуры. Он связался с осакским отделением газеты и попросил навести справки в муниципалитете города Фусэ. Оттуда ответили, что никаких сведений об Ито у них нет и, где он находится в настоящее время, неизвестно. Розыски Соэды зашли в тупик; Мурао не хотел внести ясность в обстоятельства смерти Ногами; военный атташе Ито - последняя надежда - исчез в неизвестном направлении; безрезультатно окончилась и попытка навести справки через знакомого корреспондента, у которого были обширные связи среди бывших военных. Однажды приятель Соэды обратил внимание на его озабоченный вид. - Что с тобой? - спросил он. - Чем это ты так озабочен? Приятель был надежный, и Соэда поведал ему обо всем, не упомянув только фамилии Ногами. - Послушай, у меня есть идея, - сказал он. - Ты все время ограничиваешься розысками среди служащих представительства. А не попробовать ли найти кого-либо из японцев, находившихся в то время в нейтральной стране? Однако Соэда отверг эту мысль: навряд ли с деятельностью такого правительственного органа, как дипломатическое представительство, знакомили японцев, проживавших тогда в этой стране. Тем более они ничего не могли знать о Ногами. - Вот если бы можно было отыскать человека, близко стоявшего к представительству, - сказал Соэда. - Есть такой человек! - воскликнул находчивый приятель. - Кто же это? - Корреспондент. Хотя корреспондент и не дипломатический работник, он по своей должности обязан часто бывать в представительстве, получать там информацию. Такой человек, безусловно, должен быть в курсе дела. Разве газеты имели своих спецкоров в Европе в сорок четвертом году? - выразил сомнение Соэда. - Был такой. И довольно известная личность. - Кто же? - Господин Таки. Ресей Таки. - Неужели? - удивился Соэда. Таки в свое время занимал пост главного редактора газеты, в которой работал Соэда. Пять лет назад он ушел в отставку и занял пост директора-распорядителя Ассоциации по культурным связям с зарубежными странами. - Пожалуй, Таки располагает нужной информацией и тебе не откажет - все же вы в некотором роде бывшие сослуживцы. - Ты подал мне хорошую мысль, - сказал Соэда. - Постараюсь как можно скорее с ним встретиться. Соэда лично не был знаком с Таки. К тому же он был обыкновенным репортером, а Таки в те времена - газетным асом, главным редактором! Поэтому он счел не лишним запастись подходящей рекомендацией и обратился за ней к заведующему справочным отделом, который прежде работал в непосредственном контакте с Таки. Тот написал рекомендательное письмо прямо на обороте своей визитной карточки и посоветовал пойти к Таки на службу - в Дом зарубежной культуры, где Таки бывал ежедневно. Дом зарубежной культуры находился в тихом районе Токио, поблизости от посольств и консульств иностранных государств. Вымощенная камнем дорога, повторяя мягкие очертания холмов, постепенно поднималась вверх. Большие участки были обнесены увитыми вьющимися растениями оградами, за которыми среди деревьев виднелись европейского типа дома с развевающимися на них иностранными флагами. Экзотическое зрелище! Дом зарубежной культуры был обставлен тоже на европейский лад. Сюда приезжали в основном иностранцы, причем, как правило, высокопоставленные. Прежде это здание принадлежало одному из старых концернов дзайбацу [финансовая клика в довоенной Японии]. Соэда толкнул вертящуюся дверь и вошел в приемную, полную посетителей. Ему пришлось подождать, пока один из служащих наконец подошел к нему. - Чем могу быть вам полезен? - спросил он. - Мне хотелось бы встретиться с господином Таки, - сказал Соэда, протягивая ему визитные карточки - свою и начальника справочного отдела. - Прошу вас пройти в холл, наверх, - сказал служащий, предварительно позвонив куда-то по телефону. Соэда поднялся на второй этаж. Внизу за окном виднелся ухоженный японский сад с большими, удивительной красоты декоративными камнями. По-видимому, прежний владелец дома приобрел их за большие деньги. В холле находились одни иностранцы. Таки заставил себя ждать не менее получаса. Он появился, когда у Соэды от нечего делать возникло странное желание поскользить по гладкому мраморному полу холла. Таки был высокого роста и крепкого телосложения. Его лицо прорезали глубокие морщины, волосы с проседью были аккуратно зачесаны. Весь его облик, дополненный очками без оправы, напоминал скорее иностранца, нежели японца. В общем, внешность господина Таки была столь внушительной, что смутила Соэду. Он держится с таким достоинством, что, пожалуй, ни в чем не уступит иностранцам, среди которых вращается, подумал Соэда. - Таки, - представился директор-распорядитель, беря визитную карточку Соэды. - Прошу вас. - Он указал на кресло исполненным достоинства жестом. - Чем могу быть вам полезен? - спросил он, минуя всякие церемонии. Кстати, в этом тоже проявился подход к делу, характерный для иностранцев. - Хотел бы спросить вас о некоторых событиях, имевших место в пору вашего пребывания в Женеве, - сказал Соэда, глядя Таки прямо в глаза. - Неужели вас интересует такая давняя история? - Вокруг глаз Таки за сверкающими стеклами очков собрались добродушные морщинки. - Меня интересует первый секретарь представительства Кэнъитиро Ногами, который, как известно всем, в сорок четвертом году скончался в женевской больнице. Соэде показалось, что глаза Таки за очками без оправы холодно блеснули - холодно и настороженно. Он не спешил с ответом. Его рука медленно потянулась к карману, из которого он вынул сигару. - Вы ведь находились в то время там и были знакомы с Ногами? Таки слегка наклонил голову и, щелкнув зажигалкой, закурил. - Фамилию Ногами слышал, но непосредственно с ним знаком не был, - сказал он наконец, выпустив струйку дыма. - Но вы, вероятно, знали о том, что Ногами скончался в швейцарской больнице? - Да, я слышал об этом. - Что вы можете сказать о последних днях Ногами? Он, кажется, очень много работал и заболел от переутомления? - Видимо, так. - Будучи специальным корреспондентом, вы были достаточно информированы о внешней политике Японии в то время. Ногами, который вынужден был замещать уехавшего по болезни в Японию посланника, приходилось нелегко. Ведь он должен был проводить внешнюю политику Японии, находясь между двумя лагерями: союзными державами и странами оси. - Совершенно верно. Он умер как раз в самое тяжелое время - за год до окончания войны. - В голосе Таки звучало едва скрываемое безразличие. - Чем занимался господин Ногами в последние дни перед своей кончиной? - Не знаю, - поспешно ответил Таки, - да и не должен был знать. Я был спецкором, в мои обязанности входила исключительно информация о ходе войны, которую я передавал газете через нейтральную страну. Меня абсолютно не интересовали последние дни одного из дипломатов, да и в представительстве никто меня не информировал об этом. Соэда понял, что здесь, как и при встрече с Мурао, он натолкнулся на глухую стену, от которой все его вопросы отскакивают, словно горошины. Таки сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и глядел на Соэду так, будто едва удостаивал его своим присутствием. С первой минуты встречи Соэде стало ясно, что все его надежды развеялись в прах. А он-то думал, что бывший сослуживец, старший по положению, с пониманием отнесется к корреспонденту той же газеты, где работал и он. На деле же Таки отнесся к нему, мягко говоря, безразлично. Мало того, Таки не проявил никакого желания хоть в чем-то ему помочь. Теперь Соэда даже сожалел, что пошел на свидание с этим человеком, и сунул вытащенный было блокнот в карман. - Извините за беспокойство, - сказал он таким тоном, каким корреспондент обычно благодарит за официальное интервью. - Послушай, - вдруг обратился к нему Таки, вставая, - для чего тебе это нужно? Затеял статью написать? - В голосе Таки появились мягкие нотки. Соэда хотел ответить, что это его не касается, но потом решил повести себя, как Таки: по-чиновничьи - вежливо, но холодно. - Хочу собрать и исследовать материал, а если он окажется интересным - опубликовать. - Но что именно? - спросил Таки, внимательно глядя на Соэду. - Что-нибудь вроде ретроспективного взгляда на внешнюю политику Японии военных лет. Таки сжал сигару зубами и закрыл глаза. На короткий момент Соэде показалось, что он увидел перед собой своего главного редактора газеты. - Извини, но это пустая затея. - Почему? - Во-первых, неинтересно. Во-вторых, в наши дни не имеет значения. Получится никому не нужный, покрытый плесенью опус. Соэда не на шутку рассердился. Если бы перед ним сидел не Таки, не старший по возрасту коллега, он, пожалуй, полез бы на него с кулаками. - Ваше мнение я приму во внимание, - холодно сказал Соэда и резко поднялся. Осторожно ступая по начищенному до блеска полу, Соэда вышел на улицу и сел в ожидавшую его машину. Он едва сдерживал охватившее его негодование. Таки вел себя благопристойно, но отчужденно. Именно такой благопристойностью и отчужденностью веяло от особняков иностранных посольств, мимо которых Соэда сейчас проезжал. Даже не верилось, что Таки когда-то был главным редактором их газеты. Если бы Соэда заранее знал, что встретиться с холодным чиновником, он отнесся бы к этому спокойнее. Но ведь он рассчитывал на понимание. И так ошибся! В машине Соэде вдруг пришло в голову, что и Мурао, и Таки, словно сговорившись, ничего не хотели рассказывать о смерти Ногами. Мурао отделался шуткой, так больно уколовшей Соэду, а Таки, по существу, отказался с ним разговаривать, причем сделал это с ледяной вежливостью. Почему они оба так старательно избегают разговора о смерти Ногами? Соэда вдруг с особой силой почувствовал необходимость докопаться по истины. 5 Соэда позвонил Кумико. Трубку взяла ее мать. - Что-то вы давно у нас не появлялись, - сказала она. - Я уже начала беспокоиться, не случилось ли чего. - Много работы в газете. А Кумико дома? - К сожалению, нет. Ее пригласили в гости. Сказала, что вернется не поздно. У вас к ней что-нибудь срочное? - Нет, просто хотел узнать, как у нее дела. - Может быть, заглянете к нам вечером? К тому времени и Кумико возвратится. - Спасибо, - поблагодарил Соэда. Он действительно рад был бы повидать Кумико. Теперь, когда он окончательно решил узнать все связанное со смертью ее отца, ему особенно хотелось почаще с ней встречаться, хотя он и понимал, что ничего нового она об отце не скажет. Когда он подъехал к дому Ногами, уже было темно. У дверей его встретила Такако. - Входите, я вас давно поджидаю, - приветливо сказала она, провожая его в дом. Соэда снял ботинки и вошел в гостиную. - К сожалению, Кумико еще не пришла, - сказала Такако, ставя на столик чайные чашки. Соэда уже бывал в этом доме, но вечером пришел впервые, и, поскольку Кумико все еще не было, чувствовал себя неловко. - Располагайтесь поудобней, думаю, она скоро придет, - сказала Такако, догадавшись о его состоянии. - Откровенно говоря, я сегодня нарушил ваш покой не только из-за Кумико. У меня и к вам есть дело, - сказал Соэда, отхлебнув из чашки. - Интересно, что это за дело? - улыбаясь, спросила Такако, ставя чашку перед собой. - Может быть, моя просьба покажется вам странной, но мне хотелось бы взглянуть на почерк вашего мужа. С тех пор как я узнал об открытии Сэцуко в Наре, мне это не дает покоя... - Пожалуйста, - с готовностью сказала Такако. - Муж любил писать кистью. Обычно он клал красный коврик, расстилал на нем бумагу и писал, а я растирала тушь. Она вышла из гостиной и вскоре вернулась, неся свернутую в трубку бумагу. - Вот, это написано еще не так красиво, но тоже выразительно, - сказала она, осторожно расстилая перед Соэдой полоски бумаги. Тщательность и осторожность, с которой она это делала, свидетельствовали о почтительных чувствах, какие она испытывала к покойному мужу. Она радовалась лишней возможности прикоснуться к тому, что составляло частичку ее воспоминаний о дорогом человеке. Соэда взглянул на исписанные листки. В самом деле, своеобразный почерк, ни с каким другим не спутаешь, подумал он. Каллиграфия была любимым увлечением мужа, - сказала Такако. - Вам, кажется, не понравилось? - Нет, что вы! Просто необычна форма иероглифов. Чем-то они привлекают, но в то же время не вызывают чувства сопереживания, что ли, - уж слишком четко они выведены. - Вины мужа здесь нет. Просто он следовал образцам китайского каллиграфа. Муж не раз говорил, что ему нравится подражать этому каллиграфу, в его иероглифах, мол, отражается суть религии дзэн. Я же, сколько ни глядела, ничего такого в них не находила, за что меня муж даже поругивал... Но объясните все же, господин Соэда, почему вы принимаете близко к сердцу все, что касается моего мужа? - спросила Такако. - В конце войны ему пришлось усиленно работать на дипломатическом поприще в нейтральной стране. А меня это интересует. Если бы он в полном здравии вернулся на родину, представляете, как много интересного он мог бы рассказать. - Верно. А знаете, муж очень любил посещать древние наши храмы. Да и к литературе у него было влечение. Он рассказывал, что в юности принимал участие в издании студенческого журнала. Как видите, и перо и кисть были ему не чужды, и если бы он вернулся в Японию, возможно, и описал бы свою жизнь за границей. - Уверен, что была бы интереснейшая книга. И очень нужная! - подхватил Соэда. В самом деле, до сих пор не опубликовано ни одной книги о деятельности японских дипломатов накануне поражения, которую написал бы очевидец, находившийся в тот период в нейтральной стране, подумал Соэда. - Судьба вашего мужа, - продолжал он, - натолкнула меня на мысль попытаться изучить деятельность японских дипломатов в конце войны. Мне кажется, что их работа заслуживает внимания. Отчего же и Мурао, и Таки всячески старались избегать разговора о деятельности Ногами, думал Соэда. Стоило мне завести о нем разговор, как лица их каменели. Вот передо мной сидит его вдова, мы говорим о ее муже, но лицо у нее какое-то просветленное. Наверно, это различие в выражении лиц проистекает из того, что те двое знают всю правду о смерти Ногами, а Такако остается в неведении. - Странно, Кумико все еще нет - забеспокоилась Такако, глядя на часы. - Вы уж извините нас, ведь вы специально приехали с ней повидаться. - Ничего страшного - сказал Соэда. - С Кумико я смогу встретиться в другой раз, а вас позвольте поблагодарить за доставленное удовольствие увидеть каллиграфию вашего мужа. Когда-нибудь я обязательно доберусь до истины, думал Соэда, но об этом пока ничего не надо говорить Такако. Что-то со смертью Ногами не так, что-то не так... - Конечно, у вас с Кумико будет еще немало возможностей повидаться. Кстати, господин Соэда, любите ли вы театр? - Какой? - Например, Кабуки. Нам прислали два билета. Может быть, пойдете с Кумико послезавтра вечером? Мать проявляет естественную заботу о дочери, решил Соэда. Такако и впрямь, думая о будущем дочери, была довольна таким женихом, как Соэда. - Дня два назад эти билеты неожиданно прислали из министерства иностранных дел. До сих пор ничего подобного не случалось, и я очень удивилась, получив билеты. А Кумико обрадовалась и настаивает, чтобы я пошла. Но я не особенно люблю Кабуки и хотела бы предложить вам пойти с Кумико. - Благодарю вас, - ответил Соэда и, слегка помедлив, спросил: - Вы сказали, что билеты в театр вам прислали впервые? - Да. - А не помните ли фамилию того, кто послал вам эти билеты? - На конверте стояла фамилия, но человек этот мне незнаком. По-видимому, кто-то из бывших подчиненных мужа. Время от времени какие-то люди вдруг оказывают нам знаки внимания. Когда я интересуюсь, кто они такие, мне отвечают, что, мол, мой муж в свое время оказал им услугу. Вот я и думаю, что все они бывшие сослуживцы мужа. - Извините за нескромный вопрос: как зовут господина, приславшего вам билеты? - Одну минуту. - Такако вышла в другую комнату и вскоре вернулась с конвертом. - Вот. - Она протянула конверт Соэде. Соэда взглянул на конверт. На нем красивым почерком было выведено: "Министерство иностранных дел. Сабуро Иноуэ". - А письма не было? - спросил Соэда. - Нет, в конверте были только билеты. - Странно, в таких случаях полагается написать хотя бы несколько слов. - А то вдруг кто-то присылает ценный подарок и даже обратного адреса не пишет. По-видимому, и имени и адреса не сообщают из скромности, а может, не хотят обременять меня необходимостью писать благодарственные письма. Довольно странный способ дарить подарки, подумал Соэда. Не исключено, конечно, что это делают бывшие Подчиненные Ногами, кому последний в свое время оказывал услуги, но вряд ли можно усматривать скромность в нежелании написать хотя бы короткое письмо при этом. Впрочем, всякое бывает. Тем не менее эти два билета в театр заинтересовали Соэду. - Благодарю вас за приглашение, но позвольте мне им не воспользоваться. - Почему же? - Такако удивленно взглянула на Соэду. - Думаю, приславший вам билеты надеется, что именно вы и Кумико пойдете в театр. Это будет воспринято им как благодарность за оказанный вам знак внимания. - Может быть, вы правы, - сказала Такако после некоторого раздумья. - Пожалуй, я схожу в театр с Кумико. - Вот и прекрасно, а я в любое время смогу достать себе билет, если понадобиться вас сопровождать. Разрешите взглянуть на билеты. Так, партер, сектор пятый, места двадцать четвертое и двадцать пятое... Хорошие места, почти в самой середине. - Что же это случилось с Кумико, почему ее до сих пор нет? - снова забеспокоилась Такако. Она виновато поглядела на Соэду, словно извиняясь за то, что заставила его напрасно дожидаться дочь. Как раз в этот момент раздался телефонный звонок. Звонила Кумико. - Откуда ты? - спросила Такако. - От Сэцуко? Но ты могла бы пораньше сообщить об этом. У нас в гостях Соэда, он тебя весь вечер ждет... Хорошо, хорошо, сейчас передам трубку. - Извините, господин Соэда, - послышался приглушенный голос Кумико. - Меня пригласил на ужин муж Сэцуко. - Ничего страшного. Я ведь пришел к вам без предупреждения. Да и время позднее, мне пора уходить. Передайте сердечный привет госпоже Сэцуко. - Обязательно, до свидания. В тот вечер Соэда пораньше закончил работу в газете и отправился в театр. Ему с трудом удалось достать билет в последнем ряду поблизости от бокового выхода. Но зато отсюда хорошо были видны места, на которых сидели Такако и Кумико. На Кумико был элегантный красный костюм, который очень ей шел. Такако была одета в темной расцветки хаори [накидка японского покроя, принадлежность парадного, выходного или форменного платья]. Он лишь жалел, что в этот вечер не может к ним подойти и, напротив, будет вынужден всячески избегать встреч с ними. Со своего места Соэда мог видеть всех зрителей первого яруса. Когда занавес поднялся, все, естественно, повернули головы к сцене. Со своего наблюдательного пункта Соэда рассчитывал заметить, что кто-то из зрителей вместо сцены станет глядеть на Кумико и Такако. Накануне он потратил целый день на изучение списка сотрудников министерства иностранных дел, но не обнаружил в нем никого по имени Сабуро Иноуэ. Поинтересовался о нем и у знакомых корреспондентов, связанных с министерством, но никто из них тоже не знал такого. Соэду это нисколько не удивило, этого он и ожидал. Он рассчитывал, что кто-нибудь наверняка будет наблюдать за Кумико и Такако, и даже не исключено, что заговорит с ними. Поэтому он должен быть начеку и смотреть в оба. Однако пока никто в их сторону не глядел. Правда, со своего места Соэда не видел всех зрителей, особенно сидевших в задних рядах и над ним. Первое действие окончилось без происшествий. Кумико и Такако с увлечением следили за развитием сюжета, время от времени заглядывая в программу и о чем-то перешептываясь. Пьеса, по-видимому, им нравилась. Последовал десятиминутный перерыв. Большая часть зрителей покинула свои места и вышла в фойе. Кумико и Такако тоже встали и направились к боковому выходу, где сидел Соэда. Он поспешно поднялся с места и юркнул в дверь. Такако и Кумико уселись в фойе на диван и весь перерыв просидели там. Соэда следил за ними издали, но никто из проходивших мимо к ним не подходил и не заговаривал с ними. Соэда равнодушно разглядывал публику. Посетители театра Кабуки всегда создают в нем своеобразный колорит. Вот прошла группа девушек в ярких кимоно с длинными рукавами, вот вслед за ними идут какие-то важные гости в сопровождении изысканно одетых гейш. Некоторые пришли в театр всей семьей, в отделении стояла группа людей с красивыми лентами через плечо - должно быть, служащие фирм, получившие от начальства билеты в благодарность за службу... Прозвенел звонок, перерыв кончился, и все вновь заняли свои места в зале. Подходило к концу второе действие. Соэда то обводил взглядом ярусы, то снова смотрел на красный костюм Кумико и темное хаори Такако, и, разумеется, у него не хватало времени на то, чтобы следить за развитием событий на сцене. Но может быть, человек которого он ищет, сидит как раз над ним, во втором или третьем ярусе? Соэда тут же хотел вскочить и мчаться наверх, но спохватился: во время действия его бы туда все равно не пустили. Окончилось второе действие, а Соэде так ничего и не удалось заметить. Ему вновь пришлось спрятаться, чтоб Такако и Кумико его не заметили. На этот раз мать и дочь пошли в буфет выпить чаю. Соэда с удовольствием последовал бы за ними, но подавил в себе это желание и, остановившись у входа в буфет, наблюдал за ними издали. Фойе снова заполнилось разодетыми женщинами, напыщенными франтоватыми мужчинами, служащими, пришедшими коллективно смотреть спектакль. Соэда закурил и присел на диван, откуда можно было наблюдать за буфетом. Спустя минут пять в дверях появилась Кумико, и Соэда едва успел спрятаться. - Вот так встреча, - неожиданно услышал он чей-то голос за спиной. Соэда обернулся. Рядом стоял знакомый сотрудник, и ему ничего не оставалось, как ответить на приветствие сослуживца. К несчастью, знакомый был из болтливых. Соэда часто отвечал ему невпопад, так как одновременно старался не упустить из виду красный костюм Кумико и хаори ее матери. Внезапно они куда-то исчезли. Торопливо простившись со знакомым, Соэда кинулся их разыскивать, но женщины как сквозь землю провалились. В смятении он поспешил в зал, но их места были свободны. Не было их и среди публики в фойе. Соэда прошел в коридор и вдруг остановился как вкопанный: в конце коридора стояла Кумико, рядом с ней - Такако, но был с ними еще кто-то третий, с кем они беседовали. Соэда вгляделся... и узнал Мурао. Соэда переменил позицию и спрятался за большой красной колонной. Мурао был оживлен, он, видимо, рассказывал женщинам что-то веселое. Куда девалась его холодная усмешка, которая не сходила с его лица во время встречи с Соэдой! А собственно, как же иначе он мог себя вести с близкими Ногами, у которого он некогда был в подчинении и чей прах привез в Японию. Вероятно, Мурао один пришел в театр. А может быть, не один. Такако однажды сказала Соэде, что давно не виделась с Мурао. Выходит, они встретились впервые за последние годы. Насколько Соэда мог заключить, Такако была рада этой неожиданной встрече. Кумико скромно стояла рядом с матерью и с приветливой улыбкой слушала Мурао. Прозвенел звонок, и Мурао вежливо поклонился женщинам. Коридор быстро пустел, и Соэда поспешил ретироваться: женщины, простившись с Мурао, шли в его сторону. На их лицах еще не угасли улыбки от радостной встречи со старым другом отца и мужа. Началось последнее действие. Соэда продолжал то внимательно глядеть в сторону Кумико, то обводить взглядом зал, однако его ожидания были напрасны - ничего не произошло. Случайно ли Мурао оказался в театре, думал Соэда, и не он ли прислал билеты, подписавшись другим именем? Навряд ли. Уж кто-кто, а Мурао поставил бы свою подпись. И связывать эти билеты с его появлением в театре было бы несколько опрометчиво. Кстати, его нигде не было видно. Наверно, он сидел все-таки где-то наверху. Соэда осторожно встал и, хотя во время действия хождение запрещалось, вышел, затем поднялся на второй ярус и потихоньку отворил дверь центрального входа. Отсюда прекрасно просматривался весь ярус. Соэда прислонился к двери и обвел взглядом зал. Все зрители, увлеченные пьесой, смотрели только на сцену. Наконец он нашел Мурао, занимавшего место в первом ряду. Слева от него сидела молодая женщина, которая время от времени переговаривалась с соседом, невидимому с мужем, справа сидела гейша, держа за руку своего спутника. Они, несомненно, никакого отношения к Мурао не имели. Значит, в театр он пришел один. К Соэде подошла женщина в униформе и попросила его сесть. - Я разыскиваю одного человека, разрешите побыть здесь еще немного, - извинился Соэда. Женщина посветила фонариком и сказала: - Простите, но во время действия вставать со своих мест запрещается. Соэде пришлось покинуть свой наблюдательный пункт. Возвращаться в зал не хотелось, и он спустился в фойе. Спектакль должен был окончиться минут через десять-пятнадцать, тогда ему некоторое время еще придется понаблюдать за Кумико и ее матерью, а пока он решил отдохнуть. Соэда закурил, разглядывая висевшие на стене фотографии известных актеров. 6 Хотя население Токио возросло и город раздался вширь, в этой части района Сэтагая кое-где еще сохранились сады и небольшие поля, а в одном месте темнела густая роща, рядом с которой пролегало шоссе, соединявшее Рокакоэн и Сосигаяокура - две станции, расположенные на разных железнодорожных линиях. Тринадцатого октября около восьми часов утра местный крестьянин обнаружил здесь труп мужчины. Труп лежал ничком на тропинке, примерно в пятистах метрах от шоссейной дороги. На нем было черное недорогое пальто. В коротко постриженных волосах проглядывала седина. Смерть наступила от удушения. По-видимому, его задушили пеньковым шнурком, оставившим на шее довольно глубокий след. Сотрудники следственного отдела полицейского управления, обследовав труп, пришли к выводу, что смерть наступила часов десять назад, то есть между девятью и десятью вечера двенадцатого октября. Убитому на вид было лет пятьдесят. Роста он был выше среднего, одежда на нем выглядела довольно поношенной, сорочка несвежая, галстук залоснившийся. Судя по всему, человек этот не имел особого достатка. Во внутреннем кармане пиджака у него нашли бумажник с тринадцатью тысячами иен. Значит, версия об убийстве с целью ограбления отпадала. Было выдвинуто предположение, что его убили из мести. Тщательный осмотр одежды для того, чтобы установить имя убитого, ничего не дал; по всей вероятности, она была сшита не на заказ, а куплена в магазине готового платья, причем, судя по устаревшему покрою, лет десять назад. У убитого не нашли ни визитных карточек, ни каких-либо других документов. Вскрытие подтвердило предварительное заключение: убийство произошло за десять-одиннадцать часов до обнаружения трупа. В полицейском управлении была создана группа розыска, которая сразу же приступила к делу. Место, где нашли труп, окружали небольшие поля и мелколесье. Тут было безлюдно и в вечернее время редко встречались прохожие. По шоссе, правда, непрерывно проезжали машины, но тропинка на меже, где лежал убитый, находилась от шоссе на значительном расстоянии, кроме того, поле зрения резко ограничивали заросли мелкого леса. Отсюда можно было предположить, что очевидцев убийства быть не могло. Группа розыска прежде всего приступила к выяснению личности убитого. С этой целью полицейское управление обратилось за помощью к органам информации. Бывает, правда, что газеты в погоне за сенсацией становятся помехой для расследования, но иногда, как это произошло в данном случае, они оказывают существенную помощь. Сообщение было помещено в вечерних выпусках, и на следующее утро это уже дало результаты. Владелец небольшой гостиницы у станции Синагава, Кэндзабуро Цуцуй, сообщил полиции, что описание убитого, опубликованное в газетах, совпадает с внешностью постояльца его гостиницы. Цуцуи пригласили в морг, где он опознал убитого. По словам Цуцуи, убитый снял комнату в гостинице за день до убийства, то есть одиннадцатого октября, и провел там одну ночь. Был сразу же проверен регистрационный бланк, заполненный самим постояльцем. Там значилось: "Префектура Нара, город Корияма, владелец галантерейного магазина Тадасукэ Ито, 51 год". Итак, личность убитого была установлена. Окрыленная первым успехом, группа розыска немедленно связалась с полицейским отделением города Корияма. Спустя час оттуда сообщили, что в Корияме действительно проживает владелец галантерейного магазина Тадасукэ Ито, пятидесяти одного года, вдовец. Вместе с ним живут его приемный сын с женой. Они заявили, что Тадасукэ Ито вечером десятого октября неожиданно выехал в Токио, сказав, что ему "надо повидаться в Токио с одним человеком". Затем группа розыска попросила отделение в Корияме выяснить личность приемного сына и его жены, а также опросить друзей и знакомых убитого, если такие найдутся. На следующий день газеты напечатали сообщение полиции, что личность убитого установлена. В тот день Соэда проснулся позже обычного и еще в постели начал просматривать, утренние газеты. Вечер накануне он провел в театре. Посещение театра его разочаровало, но, с другой стороны, успокоило. И все же остался неприятный осадок: нехорошо, что он действовал втайне от Кумико и ее матери. Потом он хотел было рассказать им, ради чего приходил в театр, но так и не решился. Он принялся за газету, и прежде всего за политические статьи. Потом стал просматривать другие колонки и наткнулся на заголовок: "Личность убитого в Сэтагая установлена". Сообщение об убийстве он прочитал еще вчера вечером, но оно не привлекло его внимания, и сейчас он лишь подумал: ага, значит, личность убитого установлена. Он собрался уже было встать с постели, как вдруг подумал, что где-то уже встречал имя убитого: "Тадасукэ Ито", - повторил он про себя. По работе Соэде приходилось встречаться с множеством людей, и вряд ли стойло запоминать их имена. Должно быть, это имя ему встретилось на какой-либо визитной карточке, решил Соэда и отправился в ванную. Однако почему оно продолжает вертеться у него в голове? Это начинало его уже злить. Соэда умылся и, вытирая лицо, вдруг вспомнил. Ну конечно же! Тадасукэ Ито - подполковник, бывший военный атташе в той стране, где первым секретарем был Ногами! Он чуть не вскрикнул, обрадовавшись своей находке. Соэда выехал к месту преступления на машине. Был ясный осенний день. Белая лента шоссе пересекла участок, заросший мелколесьем, чуть поодаль остались небольшие поля и отдельные крестьянские домики. Соэде сразу же показали место, где произошло убийство. Это было в полукилометре от дороги, поблизости от парка Рока. Начиналась золотая осень, и листья на деревьях кое-где уже отливали багрянцем. Соэда задумался. С какой стороны сюда явился Тадасукэ Ито? Он мог либо выйти на станции Рокакоэн и сесть в автобус, либо добраться сюда пешком с противоположной стороны, от станции Сосигаяокура. Это в том случае, если он пользовался электричкой. Но ведь он мог приехать и на машине. Далее вставал вопрос: почему его убили именно тут? То ли это было задумано заранее, то ли произошло случайно в этом безлюдном месте? Если он приехал сюда специально, значит, хотел кого-то навестить. Не исключено, что и преступник жил здесь поблизости. Преступление было совершено вечером. Соэда остановился и попытался представить себе место преступления в вечерние часы: темно и безлюдно... Едва ли Ито по своей воле согласился бы прийти в это мрачное место вместе с преступником. Трудно также поверить, что его завлекли сюда силой. Остается одно: как убийцу, так и Ито привели сюда какие-то их общие связи. Не исключена и другая версия: Ито убили не здесь, а сюда труп привезли на машине и тащили его от шоссе на руках, так как тропинка, идущая от шоссе, не проезжая. Соэда склонялся к второй версии: ведь ночью тут можно было совершенно незаметно бросить труп. Соэда вернулся на шоссе, к машине. - Куда теперь? - спросил шофер. - В Синагаву, - ответил Соэда. Глядя в окно на дорогу, Соэда невольно подумал о том, что, может быть, именно этим путем ехал сюда Тадасукэ Ито. "Цуцуия" оказалась небольшой дешевой гостиницей, стояла она неподалеку от станции, в глухом, мало приметном переулке. Владелец гостиницы - худощавый мужчина лет пятидесяти в дешевом джемпере - вежливо поздоровался с Соэдой. В гостинице неожиданно оказался довольно большой холл, куда хозяин и провел Соэду. Полная служанка принесла чай и тут же вышла. Хозяин выслушал просьбу Соэды. - Ко мне уже несколько раз приходили из полиции, расспрашивали о постояльце, - натянуто улыбаясь, сказал он. - Сколько дней жил у вас господин Ито? - спросил Соэда. - Два дня. - А вы не заметили чего-нибудь необычного в его поведении? - Нет. Он лишь часто повторял, что ему надо повидать в Токио одного человека. Для этого, мол, он и приехал сюда. Накануне ушел из гостиницы утром и возвратился только к вечеру. - Вы не знаете, кого он разыскивал? - Нет, у нас не принято расспрашивать постояльцев. Да мы его почти и не видели. В первый день он вернулся в гостиницу около десяти вечера. Вид у него был очень усталый. - А куда он ездил? - Говорил, что был в Аояме. - В Аояме? - Соэда сделал пометку в блокноте. - Только там? Ведь его не было до позднего вечера. - В первый вечер он вернулся расстроенный, сказал, что завтра выйдет пораньше, иначе нужный ему человек уйдет на службу. Это была новая деталь. Значит, тот, кого хотел повидать Ито, где-то служит. - Вы случайно не поинтересовались, где он живет? - спросил Соэда. - Нет. Правда, господин Ито спрашивал прислугу, как лучше доехать до Дэнэнтефу, но это ведь не значит, что тот человек обязательно живет в этом районе. Итак, Аояма и Дэнэнтефу! Кто же интересовал Ито в Аояме и Дэнэнтефу? Кто тот служащий? Было над чем поломать голову. Соэда взял двухдневный отпуск. Экспресс отправлялся из Токио в Осаку в двадцать два часа. Перед отъездом Соэда вновь посетил место происшествия в Сэтагая. Было семь часов вечера. Он специально приехал вечером, чтобы посмотреть, как выглядит это место в часы, когда примерно было совершено убийство. Соэда оставил машину на шоссе и пошел по узкой тропинке к роще. Как он и предполагал, все здесь казалось иным, чем в дневное время: роща черной полосой нависала над равниной, вокруг были поля, и лишь кое-где вдалеке мерцали огоньки. Вечером расстояние до ближайших домов казалось значительно большим. Вряд ли кто решился бы в одиночку идти по этой тропинке в темноте. Тем более сомнительно, что Ито, приехавший в чужой город, сам пришел сюда в такие часы. Место было безлюдное, а в крестьянских домах, где рано закрывают ставни, едва ли кто-нибудь услышал бы даже громкие крики о помощи. Да, без особой причины Ито никогда не пришел бы сюда по своей воле, подумал Соэда. Экспресс прибыл в Осаку чуть раньше девяти, и Соэда сразу же пересел на электричку, идущую в Нару. Он давно не был в западной части Японии и с удовольствием глядел на поля со снопами сжатого риса. Осень уже вступила в свои права. Во всей красе стояли багряные клены. Соэда сделал пересадку на станции Сайдайдзи и вскоре прибыл в Корияму. Со станции он пошел к торговым рядам. Мимо промчались на Нару несколько экскурсионных автобусов. Как хорошо было бы отправиться с ними, подумал Соэда, представив себе это путешествие. Дом с вывеской "Магазин Ито" представлял собой небольшую галантерейную лавку, которую, судя по всему, покупатели не особенно жаловали своим посещением. У окна сидела молодая женщина лет тридцати, с бледным, нездоровым лицом и бездумно глядела на дорогу. Соэда сразу догадался, что это жена приемного сына Ито. Когда он вручил ей свою визитную карточку и изложил цель визита, у женщины от удивления округлились глаза. - Неужто из самого Токио приехали? Она никак не могла поверить, что корреспондент газеты специально прибыл из столицы сюда, в захолустный городишко, только для того, чтобы с ней побеседовать. - Навряд ли я смогу рассказать что-нибудь интересующее вас. Лучше бы вам поговорить с мужем, но он сразу же выехал в Токио, как только его известили о смерти отца, - ответила женщина на вопрос Соэды. - Я уже говорила тем, из полиции, что отец был в тот день чем-то взволнован и очень спешил. Только и сказал, что ему нужно повидаться в Токио с одним человеком. Мы спросили: кто этот человек? Он ответил, что один его знакомый, больше, сказал, ничего пока не могу говорить. Вот вернусь, тогда все узнаете. Отец наш добрый человек, но он ведь бывший военный и потому страшно упрямый. - Он внезапно решил ехать в столицу? - Да, сразу поднялся, словно птица, и полетел. - Не приходит ли вам в голову, что заставило его вдруг отправиться в Токио? Женщина задумалась. - Право, не знаю, что сказать... Дня за два до отъезда он побывал в соседних храмах. - В храмах, говорите? - Да. Отец вообще любил посещать храмы вокруг Нары и время от времени обходил их один за другим. А в последние дни он бывал там особенно часто. Накануне отъезда он вернулся из Нары поздно вечером, заперся у себя в комнате и долго не показывался. Потом вышел и говорит: еду в Токио! - Какие храмы он посещал? - Разные, ему особенно по душе были древние храмы, а какие - точно назвать не могу. - Вы сказали, будто господин Ито был военным. Вы знали, что он служил за границей? - Слышала, но отец не любил рассказывать о своем прошлом. Мы ведь не кровные родственники ему. Мужа он взял в приемыши, а я и вообще десятая вода на киселе. Чего уж ему было говорить нам про свою службу, а нам тоже вроде бы неудобно расспрашивать. - Так-так, понятно, - протянул Соэда, обдумывая слова женщины. На чашке с чаем, к которой он даже не притронулся, отражались тусклые лучи осеннего солнца. - А вы сами не догадываетесь, кто мог совершить это убийство? - Люди из полиции тоже не раз меня об этом спрашивали, - ответила женщина. - Только ничего я сказать не могу. Отец был очень добрый человек, и даже не верится, что к нему могли питать злобу. И смерть его для нас как гром среди ясного неба. Соэда поехал на такси к храму Тоседайдзи. Дорога была пустынной. Безлюдны были и тропинки, уходившие в глубь леса. Соэда вышел из машины. У входа в храм стоял киоск, где можно было приобрести сувениры и цветные открытки. Соэда заглянул в киоск, но там никого не оказалось. Видимо, посетителей было мало, и привратник куда-то отлучился. В поисках привратника Соэда направился к главному храму. В окруженном деревьями внутреннем дворе царила тишина. Красные колонны расположенного рядом храма проповедей мягко отражали лучи осеннего солнца. На каменных ступенях сидел юноша, по-видимому начинающий художник, и делал зарисовки. Соэда в задумчивости обошел весь внутренний двор, тишину которого время от времени нарушал грохот проходящих электричек. Мысли Соэды вернулись к Тадасукэ Ито. К кому он поехал в Токио? Где служит тот, кто живет в районе, названном ему владельцем гостиницы в Синагаве? Ито ничего не сказал своим о причине, побудившей его поехать в столицу. Женщина сообщила, что он поехал в Токио после того, как двумя днями раньше побывал в нарских храмах. Есть ли тут какая-либо связь? Соэде казалось, что есть. Может быть, в Наре Ито кого-то встретил? Не исключено, что с этим человеком он решил встретиться вновь и потому отправился в Токио. Кто бы это мог быть? Соэда вернулся к киоску. Старик привратник был уже там. Соэда приобрел у него несколько цветных открыток. - Простите за нескромность, - сказал Соэда, оглядывая киоск и не видя книги посетителей. - Уж раз я приехал сюда, позвольте мне расписаться в книге посетителей. - Пожалуйста. - Старик вытащил откуда-то из-за спины толстую книгу и подал ее Соэде. Соэда полистал несколько страниц, нашел фамилию Сэцуко Асимуры. Его охватило такое чувство, будто он повидался с ней самой. Сдерживая волнение, Соэда снова стал листать книгу в надежде встретить фамилию Коити Танаки, о которой говорила Сэцуко. Но такой фамилии нигде не было. Тогда, не обращая внимания на удивленный взгляд привратника, Соэда стал внимательно, страницу за страницей, листать книгу. Вдруг он чуть не вскрикнул от удивления. Одна страница была аккуратно вырезана. Судя по едва заметному следу, ее отрезали лезвием бритвы. Сомнений не было: кто-то изъял именно ту страницу, на которой стояла подпись Коити Танаки. Соэда оторвался от книги и бросил взгляд на привратника. Нет, не стоит его расспрашивать. Тем более что, скорее всего, он ничего об этом, и не знает. Вопрос Соэды мог причинить старику излишнее беспокойство. Расписавшись, Соэда поблагодарил привратника и пошел к машине. - Куда теперь? - спросил шофер. Машина помчалась в южном направлении. Шоссе большей частью шло параллельно железной дороге. Миновали храм Хорюдзи, расположенный посреди сосновой рощи. Вскоре машина свернула с главного шоссе и по узкой дороге въехала в деревню, через которую протекала небольшая речушка. Перед зданием сельского управления была прибита доска с надписью: "Деревня Асука". Миновав деревню, машина выехала на дорогу, которая заканчивалась у старых ворот, на крыше которых сквозь черепицу пробивалась трава. От ворот тянулась полуразвалившаяся ограда храма Ангоин. Соэда вернулся в Осаку и ночным экспрессом выехал в Токио. Он занял сидячее место в первом классе и, задумавшись, глядел на убегающие огни Осаки. Результаты осмотра книги посетителей в храме Ангоин его не удивили. Как он и ожидал, страница с фамилией Коити Танаки, как и в храме Тоседайдзи, была аккуратно вырезана. Кто это сделал? - размышлял Соэда. Это сделал, видимо, тот, кого нашли убитым на окраине Сэтагая. Значит, бывший военный атташе, владелец галантерейной лавки Тадасукэ Ито несколько дней назад, во время посещения храма, случайно обнаружил в книге посетителей фамилию Коити Танаки, написанную почерком, удивительно похожим на почерк Ногами. Более того, не исключено, что еще до отъезда в Токио ему где-то удалось повстречаться с человеком, расписавшимся в книге посетителей. По-видимому, какие-то обстоятельства помешали им побеседовать. Во всяком случае, ясно одно: Ито его видел. Далее, у Ито возникло намерение с ним увидеться вновь, причем это настолько было необходимо, что он не поленился отправиться в Токио. По прибытии в Токио Ито сразу же направился туда, где предположительно мог остановиться этот человек. По словам владельца гостиницы, Ито интересовался двумя районами: Аояма и Дэнэнтефу. Кого он там разыскивал? И еще: зачем понадобилось Ито вырезать из книги посетителей именно те страницы, где стояла фамилия Коити Танаки? Очевидно, он взял их с собой. Но с какой целью? Экспресс миновал Киото. За окном промелькнули огни Оцу. Соэда задремал. Он проснулся, когда экспресс подъезжал к Нумадзу. Было чуть больше семи утра. Море, вдоль которого пролегала железная дорога, было затянуто утренней дымкой. Соэда не спеша умылся и закурил сигарету. Через два часа - Токио, подумал он. В половине восьмого экспресс остановился у станции Атами. В утренних лучах сверкали крыши домов. В вагон вошло несколько пассажиров с принадлежностями для игры в гольф. Соэда посмотрел в окно, и тут кто-то сел рядом с ним. Соэда повернул голову. - Вот так встреча! - воскликнул он. Рядом с ним сидел бывший главный редактор его газеты Таки. - Доброе утро, вот уж не ожидал здесь встретить вас, - пробурчал Таки, видимо чувствуя неловкость из-за холодного приема, какой он на днях оказал Соэде. В следующую минуту на его прорезанном глубокими морщинами лице появилась ироническая улыбка. - Извините, что нарушил ваш покой, - сказал он и отвернулся. - Рановато вам пришлось сегодня подняться, - сказал Соэда, глядя на холеное лицо Таки. - Так уж получилось. - В Кавану ездили? - Соэда попытался завязать с Таки разговор в надежде нащупать почву для возможной встречи в будущем. - Да, - коротко ответил Таки и вытащил из кармана сигару. Соэда поспешил щелкнуть зажигалкой. - Благодарю. - Таки нехотя прикурил. - После гольфа по-настоящему и не отдохнешь, коль приходится вставать в такую рань. Но что поделаешь, вы ведь человек занятой, - продолжал Соэда. - Вы правы, - ответил Таки. Он оглянулся в поисках свободного места. Всем своим видом он давал понять, что дальнейший разговор ему неприятен. Однако свободных мест не было, и он, дымя сигарой, демонстративно уткнулся в какую-то иностранную книгу. И все же, чувствуя себя, очевидно, неспокойно рядом с Соэдой, он через несколько минут захлопнул книгу и, коротко извинившись перед Соэдой, направился к своим друзьям, присел на подлокотник крайнего кресла и непринужденно включился в общую беседу. По прибытии в Токио Соэда в тот же день решил навестить Кумико. - Заходите, заходите, - радостно улыбаясь, встретила его девушка. Когда Соэда стал-снимать в прихожей ботинки, вышла Такако. Она прошла с ним в гостиную, а Кумико юркнула на кухню. - Разве сегодня Кумико не была на службе? - спросил Соэда. - Она взяла отгул за воскресную работу, - ответила Такако. Соэда хотел сначала рассказать о своей поездке в Нару, но потом решил, что это было бы преждевременным. Кумико принесла кофе. - А мы с дочерью тогда все же пошли в театр. Помните? Пьеса нам очень понравилась, и места были прекрасные. - Мама, - обратилась к матери Кумико. - Вам так и не удалось узнать, кто прислал билеты? - Нет, - ответила Такако. - Не понимаю, - с недовольной миной сказала Кумико. - Зачем скрывать свое имя? Тем более если это кто-то из старых знакомых отца. - Наверно, кто-то из его знакомых. И все же приятно, когда люди не забывают добра. - А мне неприятно получать подношения от анонимов, - стояла на своем Кумико. В какой-то мере Соэда разделял недовольство Кумико. Но сейчас его занимала другая мысль - знают ли они о смерти Такасукэ Ито, хотя имя это им, конечно, ничего не говорит, даже если они и прочли об убийстве в газетах. - Простите, пожалуйста, за нескромный вопрос; знакомо ли вам имя Тадасукэ Ито? - спросил он. - Тадасукэ Ито? - переспросила Такако. - Да, этот человек был военным атташе в представительстве, где служил ваш муж. - Нет, этого имени я не знаю. Муж в своих письмах никогда не писал ни о работе, ни о сослуживцах. А почему вы меня об этом спрашиваете? - Ничего особенного, просто хотел узнать, были ли вы с ним знакомы. 7 На следующий день из общего отдела принесли список сотрудников газеты на первое октября. Список этот обновлялся ежегодно, и каждый мог из него узнать о различных передвижениях по службе, увольнениях и уходах На пенсию. Соэда рассеянно стал листать список. В конце числились фамилии почетных служащих - это звание присваивалось сотрудникам, ушедшим на пенсию и занимавшим должность не ниже начальника отдела. Там значилась и фамилия Таки. "Ресэй Таки, в настоящее время директор-распорядитель Ассоциации по культурным связям с зарубежными странами. Проживает по адресу: Токио, Ода-ку, Дэнэнтефу, 3-571", - прочитал Соэда. Значит, он живет в районе Дэнэнтефу, подумал Соэда и в следующий момент буквально привскочил на стуле. Да ведь это один из районов, которыми интересовался Тадасукэ Ито! Владелец гостиницы так и сказал: "Господин Ито спрашивал, как проехать в Дэнэнтефу". Было бы, безусловно, преждевременным связывать Таки с Ито, исходя лишь из такого совпадения, но Соэду не оставляла мысль, что Ито по приезде в Токио в первую очередь посетил именно Таки. На это были определенные основания. Оба они - и спецкор газеты, и военный атташе - в конце войны находились в одной и той же нейтральной стране, и их связывало не просто шапочное знакомство. И Соэда в конце концов утвердился в мысли, что Ито на следующий день по приезде в Токио сразу же направился к Таки. Если бы в этом районе проживали его родственники или друзья, он, во-первых, перед отъездом сказал бы об этом приемному сыну, а во-вторых, остановился бы у них, а не снимал номер в гостинице. Напрашивался и следующий вывод: человек, которого Ито посетил в Дэнэнтефу, не настолько был ему близок, чтобы он мог остановиться у него в доме, а дело было настолько важным и не терпящим отлагательства, что по приезде Ито сразу пошел по этому адресу. Обнаружив в книге посетителей подпись Коити Танаки, чей почерк был поразительно похож на почерк Ногами, а может, и столкнувшись случайно с этим человеком, Ито решил, обязательно повидать его в Токио. Но он не знал, где тот мог остановиться, и, вполне естественно, решил навести справки у их общего знакомого - Таки. Этот ход мыслей привел Соэду в сильное возбуждение. Попробуем отыскать еще одно доказательство, подумал он и направился в информационный отдел. - Покажите мне последние должностные списки государственных служащих, - попросил он. Соэда присел в уголке и начал листать довольно объемистый том, который принес ему работник отдела. Отыскав департамент стран Европы и Азии министерства иностранных дел Японии, он прочитал: "Есио Мурао, домашний адрес: Минато-ку, Акасака, квартал Аояма, 6-741". Итак, его догадка подтвердилась - это был второй адрес, где побывал Ито. Значит, после Таки он отправился к Мурао. Мурао был помощником первого секретаря представительства. После отъезда посланника все трое - Мурао, Ито и Таки - работали под руководством Ногами. Значит, можно предположить, что Ито, не получив у Таки нужных сведений, пошел к Мурао. В сильном волнении Соэда покинул информационный отдел. Его буквально подмывало тотчас же встретиться с Таки у Мурао и задать им один и тот же вопрос: "Чем закончилась ваша недавняя встреча с бывшим военным атташе Тадасукэ Ито?" Он представил при этом их физиономии. В то же время он понимал, что желаемого ответа не получит и, следовательно, встреча с Таки и Мурао сейчас преждевременна, она только насторожила бы их! Следует подождать более подходящего момента. Безусловно, и тот и другой прочитали в газетах об убийстве Ито, но, по-видимому, сознательно не захотели помочь группе розыска в выяснении обстоятельств убийства. Итак, факт встречи Ито с Таки и Мурао следует считать доказанным. Затруднительно, конечно, в точности представить себе, о чем они говорили, но именно после этой встречи в районе Сэтагая был обнаружен труп Ито; пока неясно одно - непосредственно ли связана их встреча с последовавшим за ней убийством. Не исключено, что подобная связь существует. Во всяком случае, приезд Ито в Токио привел его к трагической гибели. Соэда зашел в отдел социальных проблем. - Меня интересуют отели, где обычно останавливаются иностранцы. - В Токио их наберется чуть больше десятка. Для чего это вам? - спросил сотрудник отдела. - Хочу отыскать фамилию одного постояльца, а для этого надо просмотреть регистрационные карточки в отелях с десятого по пятнадцатое октября. - Задача не из легких. Ведь владельцы отелей, соблюдая коммерческую тайну, даже корреспондентам газет не показывают регистрационных карточек. - Мне это очень нужно. Подскажите какой-нибудь способ, - попросил Соэда. - Если придете просто с улицы, ничего не добьетесь. Надо действовать через полицию. - Не годится, - нахмурился Соэда. - Тогда через Ассоциацию владельцев отелей. Если заручиться рекомендательным письмом от кого-нибудь из членов правления, все будет в порядке. У вас есть среди них знакомые? - К сожалению, нет, - покачал головой Соэда. - В таком случае лучше всего обратиться к А. в отдел зарубежной информации. Он ведь не пропускает ни одного именитого иностранца, приезжающего в Японию, без того, чтобы не взять у него интервью. Само собой, его должны знать и владельцы отелей, где останавливаются иностранцы. Соэда тут же поднялся на четвертый этаж в отдел зарубежной информации и изложил А. свою просьбу. - Фамилия иностранца вам известна? - спросил тот. - Нет. Знаю только, что это японец, приехавший из за границы. - Каким образом, объясните, вы отыщете в регистрационных карточках фамилию, которую не знаете? - удивился А. - Затрудняюсь сказать, но надеюсь, - отыщу, - ответил Соэда, а сам подумал, что, наверно, интересующий его человек приехал под другой фамилией. - Во всяком случае, советую в первую очередь сходить к господину Ямакаве. - А. дал Соэде свою визитную карточку, на которой написал несколько слов. Похожий на пожилого франта господин Ямакава не заставил себя ждать - должно быть, подействовала визитная карточка сотрудника отдела зарубежной информации. - Мы обычно посторонним не показываем регистрационные карточки, - начал Ямакава. - Во-первых, мы соблюдаем интересы постояльцев, кроме того, это составляет, так сказать, нашу коммерческую тайну. Другое дело, если бы вы назвали фамилию. А отдавать на просмотр все регистрационные карточки... Соэда и сам понимал безнадежность своей затеи, но все же уповал на доброжелательное отношение владельца отеля. - К сожалению, фамилия японца, прибывшего из-за границы, мне неизвестна. Знаю только, что ему лет шестьдесят. - Он прибыл из Америки? - Не знаю, может быть, из Англии, но не исключено, что и из Бельгии... - Так-так, значит, японец шестидесяти лет, прибыл из-за границы, - повторил Ямакава, постукивая пальцами по столу. - Он приехал с семьей? - Точно не знаю. Думаю, что один. - Полагаю, просмотр регистрационных карточек ничего не даст. Попробуем узнать у обслуживающего персонала. Однако и опрос персонала не дал результатов. Соэда обошел все лучшие отели, в которых останавливаются иностранцы, но нужного ему человека нигде не обнаружил, хотя в конце концов и вынужден был назвать обе фамилии: Коити Танаки и Кэнъитиро Ногами. На объезд семи отелей понадобилось больше четырех часов. Когда уставший до изнеможения Соэда сел в машину и направился в редакцию, уже начало смеркаться и на магазинах зажглись неоновые рекламы. Наступил час пик, и машина ползла черепашьим шагом. На перекрестке пришлось довольно долго ожидать зеленый свет. Соэда бездумно глядел